Ты предназначена мне бесплатное чтение

Алиса Ковалевская

Ты предназначена мне

1

Ева

— Не говори потом, что я тебя не предупреждала, — выплюнула Стэлла, когда я резко отдёрнула руку.

— Не надо меня предупреждать! – голос мой зазвенел.

Обе мы стояли на крыльце возле театра. Несмотря на то, что ночь принесла с собой влажную прохладу, было достаточно тепло. А, может быть, я просто не чувствовала холода.

— Обойдусь без твоих предупреждений! – выкрикнула ещё более раздражённо. – Живи своей жизнью, а я буду жить своей.

— Хорошо! – она тоже повысила голос, но тут же взяла себя в руки и заговорила тише: – Как скажешь. Только когда будешь скулить в подушку, помни, — во всём виновата только ты сама.

Договорив, она сбежала с крыльца и быстро пошла прочь. Её изумрудное платье постепенно сливалось с темнотой, стук каблуков затихал с каждым шагом.

Судорожно выдохнув, я сглотнула. В этот момент я снова ненавидела её. Ненавидела ещё сильнее, чем когда поняла, почему именно Руслан все эти полгода не напоминал о себе. Сильнее, чем когда-либо и в то же время где-то в глубине души чувствовала, что намертво связана с ней. Янтарные крапинки в радужке глаз, чуть различимые хрипловатые нотки голоса в моменты особенного волнения…

— Вам лучше вернуться внутрь, — стоило мне отойти от театра на несколько шагов, обратился ко мне Дамир.

За тот месяц, что я провела в особняке, разговаривали мы с ним всего несколько раз. Немногословный и сдержанный, он был одним из тех, кто отвечал за безопасность.

— Я хочу немного подышать воздухом, — ответила я так же сдержанно, всё ещё пытаясь унять горечь и гнев после нашей короткой и колючей перепалки со Стэллой. Смотрела ей вслед, чувствуя, как быстро течёт по венам кровь, а горло сжимается из-за подступивших слёз.

— Руслан Каримович не давал распоряжений насчёт этого.

Я перевела взгляд на Дамира.

— А какие он давал распоряжения? – не смогла скрыть раздражения.

— Не выпускать вас из вида.

— Так не выпускайте, — как и сестра немного раньше, я сошла вниз по ступеням. Чувствовала, что Дамир, как и ещё несколько сотрудников безопасности, следуют за мной.

Ещё двое, вынырнув из темноты, окружили меня с двух сторон.

— Всего несколько минут, — обратилась к Дамиру уже сама, понимая, что он ни в чём не виноват. Тем более уж в моём отвратительном настроении и гнетущем чувстве, охватившем сердце. – Несколько минут.

— Несколько минут, — согласился он. – Потом вы вернётесь на бал. Так будет для вас лучше.

Я промолчала. Лучше для меня… Опять эти слова. Лучше. Лучше или нет, сейчас мне хотелось несколько минут подышать пропитанным влажной прохладой воздухом и побыть в тишине.

Высаженные по обеим сторонам аллеи деревья негромко перебирали молодой листвой. Вечер был тихим и спокойным. Но в воздухе уже пахло дождём. Снова дождь…

Пройдя немного вперёд, я подобрала юбки платья и присела на край деревянной скамейки. Посмотрела вдаль, на скрывающуюся в темноте дорожку и поёжилась.

— Возьмите, — на плечи мне лёг пиджак.

Подняв голову, я встретилась взглядом с Дамиром. Лицо его скрывала темень. Свет ближайшего фонаря позволял различить черты ровно настолько, чтобы понять, насколько он сосредоточен.

— Спасибо, — я придержала полы. – А как же вы?

— За меня не беспокойтесь, — проговорил он негромко. – Только прошу вас, Ева. Недолго.

Сказав это, он отошёл в сторону. Не далеко, метра на три, так что теперь я могла рассматривать его спину. От пиджака приятно пахло мужским одеколоном. Я вдохнула запах, но не почувствовала ничего, кроме того, что и должна была: кедр, сандал… До ломоты в пальцах захотелось сжать полы другого пиджака, вдохнуть другой запах.

Опустив голову, я свела вместе колени, плотно сжала ноги и задумчиво уставилась на мыски туфель. Услышала треск рации, приглушённый голос Дамира. Остальные люди из службы безопасности стояли тут же, в радиусе нескольких метров, но я старалась представить, что их нет. Как будто бы я одна этой ночью. Я, шелест листьев… И на плечах моих пиджак, почти так же пахнущий кедром и сандалом. Пиджак, принадлежащий совсем другому мужчине.

— Чёрт подери! – отрывистые, глухие слова, прозвучавшие одновременно с пронзившими ночь хлопками, мгновенно выдернули меня из задумчивости, и в то же мгновение стоявший ближе всех ко мне охранник упал на асфальт. Рядом с ним – ещё один.

— Какого… — выхватив из висящей на поясе кобуры пистолет, самый молодой из охранников несколько раз выстрелил в сторону. В ужасе я отпрянула к другому концу скамьи. Пальцы скользнули по холодному дереву, каблук подвернулся в тот момент, когда я, подскочив, бросилась прочь.

— Сюда, Ева, — Дамир не дал мне упасть. Придержал и, отстреливаясь, быстро посмотрел назад. Грязно выругался. Едва я обернулась – поняла почему. Отступать было некуда. Прямо на нас ехал тёмный седан, аллею перегораживали люди в чёрных масках. Судорожно вцепившись в руку Дамира, я всхлипнула.

— Что бы ни случилось, Руслан не оставит вас, — выстрел в темноту. Мимо просвистела пуля, за ней ещё одна.

— Проклятье! – поморщился Дамир. Пистолет в его руке дрогнул, челюсти сжались. – Снова свист пуль…

— Бегите, — Дамир что есть силы толкнул меня к деревьям. – Бегите к дороге!

Ещё одно проклятье сорвалось у него с языка, по рубашке расплылось алое пятно.

Немедля, я кинулась в неизвестность. Дыхание вырывалось из груди толчками, лёгкий шифон цеплялся за кусты и ветки, каблуки увязали во влажной земле.

Когда-то я уже бежала сквозь лес в никуда… Подхватив подол, бросилась в сторону, слыша за спиной становящиеся всё реже хлопки. Сквозь стучащий в висках пульс и шум собственного дыхания до меня донёсся ещё какой-то звук. Хруст или…

— Она у меня, — крепкие пальцы на плече, рывок. – Можем убираться отсюда.

— Пусти! – я забилась, пытаясь вырваться. Без разбору ударила держащего меня локтём. Липкий, первобытный страх сковал всё моё существо. Бежать…

— Отпусти! – прорычала, изо всех сил толкнула схватившего меня локтём, впилась ногтями в его руку.

— Сука, — развернув к себе, он с размаху ударил меня по лицу. Вскрикнув, я упала на землю, но он тут же поднял меня и толкнул вперёд.

Голова кружилась, из разбитой губы текла кровь. Я чувствовала её привкус на языке: солоноватый, дерзкий и пугающий.

— Давай, — голос принадлежал уже другому.

— Нет, — сквозь зубы, едва меня снова толкнули вперёд. – Я не…

Схватив за волосы, человек в маске дёрнул меня и угрожающе просипел прямо в лицо:

— Если ты не заткнёшься, я отрежу тебе язык. Поняла?!

В зазорах блеснули глаза. Даже в темноте я видела этот угрожающий блеск.

Не выпуская моих волос, он бросил первому, что тот может меня отпустить и поволок к аллее. Дверь машины была распахнута. Это всё, что я смогла различить. Это, и ещё тёмные силуэты на асфальте. Тёмные силуэты сопровождавших меня людей Руслана.

— Пошла, — меня буквально втолкнули на заднее сиденье.

Дверца захлопнулась раньше, чем я успела сделать вдох.

— Едем, — бросил оказавшийся с другой стороны сиденья мужчина.

В следующее мгновение машина, взвизгнув колёсами, сорвалась с места. Я снова повалилась на сиденье. Вкус крови во рту стал сильнее.

— Что вам нужно? – выдавила, приподнимаясь, отползая к противоположному от сидящего рядом со мной мужчины краю.

Стянув маску, он швырнул её между нами. Вынул из кармана пачку сигарет и, не торопясь отвечать мне, поджёг спичку. Прикурил и, приспустив окно, швырнул её на асфальт. Сбоку от нас мелькнул подсвеченный множеством ламп театр. Свет, которым он был окутан, проник сквозь окна, упал на покрытое щетиной лицо курившего. Сделав долгую, глубокую затяжку, он подался ко мне и, схватив за подбородок, подтянул ближе. Едкий, терпкий дым проник в лёгкие вместе с его выдохом, щека заболела сильнее.

— Не трогайте! – я отшвырнула его руку. – Когда Руслан найдёт меня…

— Руслан тебя не найдёт, — выговорил он.

По спине побежал холодок, я опять попробовала оттолкнуть его, но он только сильнее сжал пальцы. Слегка повернул мою голову, затянулся снова и провёл большим пальцем по кровоточащей ссадине на губе.

Я поморщилась, дёрнулась, и на этот раз он отпустил меня, толкнув так, что я налетела на дверцу. Машина свернула на проспект и, набирая скорость, понеслась в неизвестность. В это время дороги были почти свободными. Рядом мелькнули и остались позади фары попутной машины.

— Я предупреждал его, — заговорил мужчина снова. – Не раз предупреждал.

— Кто вы такой?! – выпалила я.

От дыма запершило в горле, и я, прижав ладонь ко рту, кашлянула. Судорожно искала хоть какой-нибудь выход, пыталась понять, что делать. Только что я могла? Наощупь нашла позади себя ручку, попыталась дёрнуть дверцу, прекрасно понимая, что, даже если та окажется открытой, выбраться я всё равно не смогу. Дома, деревья и фонари сливались в размытую скоростью линию – никаких шансов остаться в живых.

— Сиди спокойно, — приказал мужчина. – Иначе продолжишь наше путешествие в багажнике.

— Кто вы?! – охваченная паникой, повторила нервно. Сглотнула. – Чего вы хотите от меня?!

— От тебя, — ещё одна затяжка. Опустив стекло ниже, он кинул в темноту сигарету так же, как до этого спичку и закрыл окно, — ничего. Не люблю, когда мои предупреждения не воспринимают всерьёз.

Именно этот человек был замешан в том, что происходило в Грате. Именно его всё это время искал Руслан, именно он устроил взрыв на яхте.

Без особого интереса он посмотрел на мою руку, мазнул взглядом по ногам и вернул его к лицу. В волосах – коротких, тёмных, поблёскивала седина, бровь пересекал старый шрам. Под его взглядом – пристальным, беспристрастным и в то же время не сулящим ничего хорошего, я чувствовала себя загнанной в угол ланью.

Только охотником он не был. Он был убийцей – именно это читалось в его глазах.

— Всё, как обговаривали, Вик? – сидящий за рулём бросил взгляд в зеркало заднего вида.

— Да.

Вик? Мне показалось, где-то я уже слышала это имя. Только где? Как ни пыталась, вспомнить не могла. Ни с кем из троих, что были в машине, я никогда не встречалась. Я бы точно запомнила это. Потому что забыть я могла всё, что угодно, только не объединяющую их жестокость, которая ясно читалась во взглядах. Жестокость, которую они даже не пытались скрыть.

— Куда вы меня везёте? – обратилась я к Вику, стараясь не показывать, насколько напугана.

Вряд ли их интересовал мой страх, но подкармливать им живущих в них падальщиков не хотелось. Моменты устроенной ими бойни так и мелькали перед глазами. Вряд ли когда-нибудь я смогу забыть ночную аллею, наполненную глухими выстрелами. Шелест листвы и звук упавшего у моих ног тела. Только бы хоть кого-то из людей Руслана удалось спасти… Господи. Если бы не моя настойчивость…

— Это не имеет значения, — в руках Вика появился телефон.

Набрав кому-то, он выговорил:

— Будем через двадцать минут… Да… К этому моменту всё должно быть готово… Хорошо.

— Что должно быть готово?! – едва он закончил не продлившийся и минуты разговор, напряжённо спросила я. Голос звучал истерично, слишком резко.  Руки тряслись.

Пиджак, который накинул Дамир мне на плечи, остался где-то в прошлом, на влажной земле. На коже выступили мурашки, живот свело от ужаса. Предчувствие чего-то ещё более недоброго, чем уже случилось, охватило меня, зазвучало внутри воем ветра и тревожными звуками маленьких колокольчиков. Пегас… Под пальцами моими вместо подвески опять оказалась нить жемчуга.

Вик откинулся на спинку сиденья. Слегка повернулся и осмотрел с пренебрежением. Как нечто, не стоящее его внимания, но достаточно дорогое, чтобы всё-таки уделить его.

— Алиеву не стоило выпускать тебя из своей крепости, – вместо того, чтобы ответить, проговорил он. Снова опустил стекло и достал пачку сигарет. Провёл спичкой по боку коробка, и на конце её вспыхнул язычок пламени. В воздухе появился смешанный с так и не выветрившимся дымом запах серы.

Я смотрела за тем, как Вик неспешно, с удовольствием прикуривает. На этот раз закрывать окно он не стал, но дышать было всё так же тяжело. Уже не из-за дыма – из-за зашкаливающего пульса.

— Кстати, тебе понравились цветы? – он вобрал в лёгкие дым. – Лилии? Мне показалось, что лилии тебе подходят.

— Так это были вы… — шёпотом, сильнее сжимая нить жемчуга непослушными пальцами.

Вот почему Руслан тогда так поспешно увёз меня. И открытка… Та открытка предназначалась не мне – ему. И букет тоже был предназначен ему с той лишь разницей, что я значилась получателем. Предупреждение…

— Ты спрашивала, куда мы едем? – он посмотрел сквозь стекло.

Проследив за его взглядом, я поняла, что уже бывала тут. Много раз. Светофор, тёмное сейчас витражное стекло, на котором угадывались очертания парусника…

— Порт? – вырвалось у меня.

— Тебя ждёт ещё одно путешествие, — губы его едва заметно искривились. – На этот раз более долгое, Ева.

— Руслан достанет вас! – вскрикнула я нервно. – Найдёт всех и достанет. Когда я вернусь…

— Ты не вернёшься, — пресёк меня Вик. Резанул вмиг потемневшим беспощадным взглядом и добавил: — Никогда. И Алиев тебе ничем не поможет.

2

Ева

— Всё готово, — перекрикивая шум ветра, обратился к Вику одетый в тёмное мужчина.

Я перевела взгляд с тёмного, почти неразличимого на фоне неба корабля на него. Обхватила себя руками, пытаясь защититься от холода. Небо на горизонте осветилось яркой вспышкой и тут же до нас докатились раскатистые звуки грома.

— Не слишком хорошая ночь для выхода в море, — заметил он, обернувшись к воде. Поморщился. Я различила рыбный скелет – рисунок на повязанной вокруг его головы бандане. Фонарь, освещающий клочок земли, на котором мы стояли, мигнул и снова засветил ровно.

— Другого у нас нет, — сухо отрезал Вик.

— Эту тоже на борт? – мужчина кивнул на меня.

— Да, — Вик крепче сжал моё плечо. Всё это время он не отпускал меня, я чувствовала его голой кожей, чувствовала, что стоит сделать шаг против его воли, церемониться он не станет. Пальцы его впились в тело.

Он толкнул меня вперёд, к кораблю, и я, спотыкаясь, пошла вперёд. Плеск волн о металл корабля доносился до нас предупреждением, угрозой. Поднимаясь по трапу на борт, я всё ещё надеялась, что смогу выбрать момент и метнуться на берег. Мне бы хватило нескольких секунд, чтобы затеряться среди бараков, но этих секунд Вик мне не предоставил. Ни единой.

— Руслан…

— Заткнись и иди вперёд, — стоило мне замедлить шаг, грубо толкнул он меня в плечо.

Ветер рвал юбки платья, трепал мои волосы, безжалостно бил по лицу. Холодный и хлёсткий, он обжигал резкими порывами, влагой и солью врезался в тело. Каблук зацепился за ступеньку трапа, но Вик и не подумал остановиться. Напротив, схватив за локоть, пихнул вперёд.

Вместе с новым порывом ветра я сделала вдох и едва не захлебнулась собственным дыханием. Схватилась за металлический поручень и ощутила, как холод вытесняет остатки надежды. Вслед за нами на палубу поднялось ещё несколько человек, должно быть, из тех, что были этой ночью в сквере рядом с театром.

— Куда вы собираетесь меня отвезти? – спросила я, всё-таки остановившись. Не услышала собственного голоса за плеском воды и прокатившимся над морем раскатом. – Куда вы хотите меня отвезти?! – уже громче, с выкриком.

Платье облепило ноги. Волосы путались, падали на лицо и голую шею.

— Туда, где тебе самое место, — отрезал Вик и бросил одному из до сих пор молчавшим мужчин, поджидавших нас на корабле: — Отведи её к остальным. Проследи, чтобы всё было в порядке. Она у нас уже пользованная, много мы за неё не получим. Но, думаю, я знаю нескольких, кого она могла бы заинтересовать.

Я порывисто вскинула голову. Дёрнулась уже в других руках. Реальность обрушилась на меня быстро – подобно высокой волне, подгоняемой шквалистым ветром.

— Вы в своём уме?! – закричала было, но получилось сипло, сдавленно.

Вик ничего не ответил. Только кивнул в сторону, и его человек, крепко держа, повёл меня по палубе. Несколько раз я попыталась освободиться от его рук, оглядывалась назад в надежде увидеть свет фар въезжающих на пристань машин. Понял ли Руслан, что случилось? Сколько прошло времени с момента, как мы с сестрой вышли из театра? И… что с ней? Я помнила звук её удаляющихся шагов, её изумрудное платье, тускнеющее в ночи…

— Вы же не думаете, что можете так просто взять и…

— Моё дело не думать, — крепкий, мрачный мужчина подвёл меня к лестнице. – Моё дело выполнять приказы.

Словно пушинку он проволок меня по ступенькам. Несколько раз я споткнулась, но ему, судя по всему, было всё равно. Как сильно замёрзла я поняла, только когда он, открыв металлическую дверь, завёл меня в коридор. Тишина, сомкнувшаяся вокруг нас, не была абсолютной. Я различила отдалённые звуки голосов, какой-то лязг. И всё же, после шума ветра и волн, она казалась глухой, гулкой.

Не прошло и пары минут, как мой провожатый отворил ещё одну дверь. Больше я ни о чём не спрашивала и не просила – бесполезно. Он всего лишь выполняет приказ…

— Приятного плаванья, — в комнату он не вошёл. Швырнул меня, как провинившегося щенка и тут же захлопнул дверь. Я беспомощно обернулась.

— Подождите, — дёрнула ручку. В ответ услышала только лязг запираемого замка и какой-то неясный шум, донёсшийся с противоположной стороны. – Позовите Вика! Слышите? Я…

— Бесполезно, — донеслось позади.

Я снова обернулась и на этот раз наткнулась взглядом на сидящую у стены девушку. Тоненькую, совсем маленькую. Глаза её, огромные, цвета василька, были распахнуты, как у ребёнка, длинные волосы собраны в растрёпанную косу. Чуть поодаль от неё, сбившись в кучку, сидели ещё четверо. В другом конце небольшой каюты – трое.

— Василиса… — шепнула я, глядя на ту, что заговорила со мной. Прислонилась спиной к двери. Слишком много встреч за один вечер. – Но ты же… Ты же должна была…

— Уехать, — согласилась она.

Платье, которое было на ней, я помнила ещё с того времени, как мы в последний раз виделись в пансионате. Подол, украшенный белыми вышитыми цветами, аккуратный вырез, который она сама отделала маленькими бусинами. Только теперь поверх платья была надета бесформенная вязанная кофта на несколько размеров больше, чем носила Василиска. Я помнила, как она побледнела, когда ей сказали, что она покидает пансионат. Как, сидя в гостиной, она молча заканчивала вышивку, начатую задолго до этого. Как будто закончить её было единственно важным для неё. А через два дня она просто исчезла…

— Должна была, — повторила она и всё-таки встала.

— Так что же…

— Я сбежала, — она подошла ближе. Уставшая, с потухшим взглядом. И без того худенькая, сейчас она казалась совсем прозрачной. — Анна… Она помогла мне, — на её губах появился намёк на улыбку. Грустную, наполненную сожалением. – Тебе, как понимаю, тоже?

— Ты хочешь сказать… — я опять не договорила. Смотрела на Василису, в её синие глаза и уже знала ответ. – Нет… — качнула головой. Анна…

— Она продала меня, Ева, — вздохнула она. Коснулась моей руки и потянула к ящику, с которого встала. Остальные девушки молча смотрели на нас. Вася не обращала на них внимания. – Если бы я только знала тогда. Если бы только знала…

Присев на край, Василиса дождалась, когда я сделаю то же самое. Проследив за тем, как рука её опустилась на прикрытое подолом колено я заметила, насколько сильно износилось платье. Вышивка оставалась всё такой же аккуратной, но среди шёлковых узоров отчётливо виднелись быстрые, сделанные совершенно неподходящими по цвету нитками стежки.

— Куда нас везут? – с трудом отведя взгляд от её тонких пальцев, спросила я.

— Ты же всё сама поняла, — устало отозвалась она, обводя кончиками пальцев завитки на платье. Голос её, обычно нежный, переливчатый, звучал тихо и безжизненно. Ненадолго она замолчала, потом посмотрела на меня прямо: — Знаешь, Ева, поначалу я чего-то ждала, на что-то надеялась, а сейчас… — качнула головой. – Никто точно не знает куда пойдёт корабль. Несколько месяцев назад девочек отправили в Египет, потом в Арабские Эмираты…

— Так это не первый раз, — ошеломлённая догадкой, я порывисто дотронулась до её руки. Снова обернулась на находящихся с нами в каюте девушек. Помимо нас я насчитала ещё семерых, но Василиса, будто прочитав мои мысли, сказала:

— Это не все. Есть и другие. Я не всех видела, но думаю, нас не меньше пятидесяти.

Высвободив ладонь из-под моей, Василиса сама накрыла мою руку. В глазах её блеснули и тут же угасли гневные искорки.

За дверью раздались тяжёлые шаги, и она напряглась. Настороженно прислушивалась до тех пор, пока они не стихли, потом встала и прошла до другой стены. Корабль легонько качнулся, и вместе с этим толчком сердце моё ударилось в груди так тяжело, как никогда раньше.

Василиса подошла к иллюминатору. Маленькая, она едва доставала до него.

— Синичка, — позвала я, и она, резко обернувшись, посмотрела на меня.

Я тоже встала. Синичка… Несколько лет назад перед Новым Годом кто-то из людей Бориса привёз в пансионат коробки с новой одеждой и открытки. Короткие поздравления для каждой из нас. Мне досталась серебристо-белая, украшенная множеством снежинок, ей – с желтогрудой синичкой на фоне искристого бело-голубого снега. С того Нового Года мы иногда звали её Синичкой, потому что она в самом деле была похожа на маленькую птичку.

— Забудь об этом, Ева, — сказала она тихо, когда я подошла.

Придерживаясь за край иллюминатора, я посмотрела на тёмное море. Всё, что мне удалось различить – очередной расколовший небо зигзаг молнии.

— Мы на верхней палубе, — внезапно поняла я.

— И что? – Василиса перевела взгляд на меня. Мизинцы наши соприкасались, ладони лежали рядом.

Мне было холодно, но она, казалось, замёрзла ещё сильнее, чем я. Лунки ногтей были синеватыми, кожа совсем белой.

— Не знаю… — я действительно не знала. Вспомнила, как меня вели сюда, ведущий вдоль кают коридор. Почему-то до этого момента я была уверена, что мы где-то внизу, под водой. — Анна мертва, — зачем-то сказала я.

Звук громового раската, приглушённый, но всё равно угрожающий, сердитый, донёсся до нас.

— Туда ей и дорога, — в голосе Василисы, как недавно во взгляде, послышался гнев. Пальцы впились в край иллюминатора с такой силой, что, если бы это был хрусталь, он бы треснул.

Что сказать, я не знала. Мне всё ещё до конца не верилось в то, что бедная Анна могла быть причастна к подобному. Всегда внимательная и заботливая, она относилась к нам с пониманием, находила время выслушать и дать совет. Именно она когда-то тайком дала мне шоколадную конфету, именно она учила меня заплетать волосы в сложную косу, именно она помогла сбежать той ночью… Именно она. Той ночью, когда я встретилась с Русланом. Той ночью, когда, поймав, охранники из пансионата не вернули меня обратно, не привезли к Борису, а сдали в питомник.

— У тебя кольцо. – Голос Василисы заставил меня отогнать воспоминания. – Она внимательно смотрела снизу вверх чуть приподняв голову. Ниже она была только на несколько сантиметров, но каблуки добавляли мне роста. — Это обручальное кольцо, — она не спрашивала.

— Обручальное, — подтвердила я очень тихо. Так тихо, что услышать меня могла только она.

— У тебя не забрали ни серёжки, ни кольцо… — посмотрела на ожерелье на моей шее.

— Разве должны были?

— У всех нас забрали то, что было хоть немного ценным, — она показала руку. Я вспомнила, что на запястье у неё всегда был тонкий серебряный браслет – так же, как и я подвеску, она носила его, не снимая. — Если это обручальное кольцо, значит, Борис…

— Борис тут ни при чём, — возразила я раньше, чем она успела закончить. – Это кольцо надел другой мужчина. Он… — я не договорила. Смотрела Василисе в глаза и понимала, что горло опять сжимается, что дышать я почти не могу из-за комка слёз. Синие глаза Василисы потемнели.

— Если я больше никогда не увижу его… — шепнула я, — я умру. Просто умру.

— Мне так жаль, Ева, — она дотронулась до моего локтя. – Так жаль…

Выдохнув, я отвернулась. Завела руку за шею и, расстегнув застёжку на бусах, приподняла рукав Василисиной кофты. На мгновение замерла, увидев на бледной коже багровые следы от верёвок. Не став ничего говорить, несколько раз обмотала вокруг запястья жемчужины и, опять сомкнув замочек, вернула ткань на место.

— Зря ты, — Василиса тоже говорила очень тихо. – Всё равно увидят и отберут.

— Может быть, и не отберут, — я отпустила её руку. – Хочу, чтобы у тебя было что-то… Что-то своё.

Губы её приоткрылись. Но всё, что я услышала – тихий выдох. Мы по-прежнему смотрели друг на друга не говоря ни слова. Судно качнуло ещё раз, ночь за окном осветилась молнией, раскат отдался внутри меня моей собственной бурей.

— Спасибо, — всё-таки ответила Василиса и обернулась к двери.

Шаги… Я тоже слышала их – тяжёлые, приближающиеся.

— Ты чего-то боишься? – спросила я.

— Нет… не знаю, — она продолжала прислушиваться. – Просто одну девочку…

Неожиданно шаги затихли прямо напротив двери. Синичка напряглась сильнее, когда каюту наполнил лязг. На пороге появились двое. Пройдя вперёд, один из них окинул всех нас презрительным, тяжёлым взглядом. Ни на ком конкретно он не останавливался. Товар… Мы просто товар, который можно выгодно продать. Запрещённый, нелегальный и очень дорогой товар. Контрабанда…

— Встань, — бросил второй из вошедших сидящей в самом углу девушке. Та нерешительно повиновалась.

Мужчины подошли ближе к ней. Я перевела взгляд на так и оставшуюся незакрытой дверь. Сердце, до этого стучащее более или менее ровно, заколотилось. Что есть силы я сжала ладонь Василисы. Она проследила за моим взглядом и резко вскинула голову.

— Повернись, — мужчина снова обращался к поднявшейся девушке. Высокая. С раскосыми глазами, она была очень интересной. Только войдя в каюту, я обратила на неё внимание.  – Хорошо, думаю, ты…

— Другого шанса не будет, — почти одними губами. – Пока мы не так далеко от берега...

Новая вспышка, взгляд Василисы.

— Туфли, — так же, одними губами шепнула она.

Туфли. Шпильки… Тихонько, стараясь не привлекать внимание не только мужчин, но и других девочек, я выскользнула из лодочек на шпильке. Живот скручивало страхом. Тошнотой он подкатывал к горлу, от адреналина шумело в ушах.

Василиса медленно попятилась к двери, а в следующий миг мы были уже в узком коридоре.

— Сюда, — бросила я, утягивая Ваську за собой в сторону, где, как я помнила, должна была быть ведущая на палубу лестница.

Секунда, две, три… Брань с другой стороны. Далеко… Пока ещё слишком далеко о нас. Шанс… Только выбраться на палубу. Что потом… Пусть маленький, но шанс.

— Беги, — крикнула я, когда Вася, добравшись до верхней ступени, остановилась, обернулась на меня. – Беги!  Не останавливайся, Синичка!

Она бросилась дальше. Растянутая резинка слетела с её волос, коса расплелась у концов. Шаги её были эхом моих собственных.

— Что с ногой?

Не ответив, я схватилась за поручень и бросилась вверх по крутым узким ступеням. Боль в растянутой лодыжке мешала, но я старалась не замечать её. Всё было неважным. Только выбраться на палубу, а потом… В лицо ударил резкий ветер, принесённые им брызги дождя упали на лицо ещё до того, как закончились ступеньки.

Позади снова раздались голоса, которые я с трудом могла различить сквозь шум собственного дыхания.

— Беги! Беги, Синичка, — выкрикнула я сквозь вой ветра, когда она упрямо потянула меня вперёд.

Лодыжка ныла сильнее и сильнее, от боли на глазах выступили слёзы. Платье, казавшееся совсем невесомым в дорогом убранстве бального зала, здесь, на мокрой палубе, превратилось в груду отяжелевшего, пропитанного водой тряпья. Крупные капли воды били по рукам и плечам дробью.

— Туда, — махнула Василиса в темноту.

Корабль, похожий на величественного, огромного кита, не обращая внимания на непогоду, уходил всё дальше от берега. Огни порта были ещё хорошо различимы, но я понимала, что в такую погоду добраться до берега будет почти невозможно.

Поскользнувшись, я выпустила из рук подол, ухватилась за попавшийся под руку угол ящика. Ладонь чем-то резануло, я поняла, что порезалась, но боли почти не почувствовала. Вытерла руку об платье и, с трудом удерживая равновесие на мокрой, качающейся палубе, подлетела к краю борта.

— У нас нет другого выхода, — закричала, но голос мой среди ветра, шума волн и ставшего сильнее, чем ещё несколько секунд назад стука капель, был почти неразличим. – Это безумие, но…

— Безумие, — крикнула в ответ Василиса.

Силуэт её выхватывал только свет дальней лампы. Внезапно темноту прорезал мощный луч. Вода, чёрная, бурлящая, как будто вспыхнула серебром, чёрные, низкие тучи, которых коснулся луч, казалось, лежат прямо на воде.

— Что это?! – Василиса крепко ухватилась за поручень. Пальцы её коснулись большой круглой пуговицы на кофте. Не теряя ни мгновения, она расстегнула её, потом следующую и скинула кофту под ноги.

— Маяк, — я посмотрела в ту сторону, откуда бил луч, на чёрную бездну под нами. 

Корабль качнулся, рукав Васькиной кофты оказался у меня под ногой. Огни порта становились всё дальше, дождь усиливался. Когда-то я уже побывала за бортом. Холод, высокие волны, не дающие различить ничего, кроме собственного страха… Глупая случайность, которая могла бы стать драмой, если бы не Руслан. Глупая случайность, едва не закончившаяся тем, что в конечном итоге всё равно стало неизбежностью.

Облизав с губ капли дождевой воды, отчего-то приобрётшие солоноватый привкус то ли моря, то ли моих собственных слёз, я устремила взгляд на дающий надежду потерявшимся в буре кораблям. Очертания его были едва различимы. Но видеть мне было не нужно.

— Если я смогу, — шепнула я, прежде, чем поставить ногу на нижнюю перекладину, — я вернусь. Как тогда. Как в первый раз…

— Ева, быстрее, — поторопила меня Василиса.

Я тоже услышала голоса. Металл был холодным, скользким. Корабль раскачивался. Волна ударилась о борт, откатилась и ударила снова.

— Они должны быть тут, — услышала я среди стоящего вокруг хаоса и тут же ещё сильнее вцепилась в металл.

Но стоило мне справиться с качкой и собственной дрожью, рядом с нами мелькнул луч света, за ним ещё один. Пробивающимися сквозь мглу и дождь змеями, они забегали по палубе, по подолу моего платья, по спине Василисы.

— Сюда! – я зажмурилась, когда свет ударил мне прямо в глаза. На этот раз маяк был ни при чём – сплетающиеся и разбегающиеся лучи фонарей были направлены прямо на нас.

Чьи-то пальцы впились в моё мокрое плечо, фонарь упал рядом с нами, но не разбился. Тот, кто схватил меня, дёрнул назад и Ваську.

— Нет! – зарычала я, изо всех сил вырываясь.

— Быстрее! – рявкнул мужчина. – Сука! – толкнул меня к поручням, прижал. Васька вскрикнула, ударившись боком.

— Вот же тварь! – зашипел моряк. – Я вонзила ногти сильнее, заметила, как лучи фонарей замелькали ближе и изо всех сил толкнула его.

Вдвоём нам было не выбраться – мысль мелькнула подобно вспышке.  Рванула ногтями по коже ублюдка, всё ещё держащего нас.

— Чёртова бешеная сука, — он зашипел, на миг ослабил хватку, и я толкнула его, что есть силы.

Васька вывернулась, мельком посмотрела на меня. Я различила в свете катающегося по палубе фонарика её мокрое лицо, распахнутые глаза.

Удар волны, холодный металл, дыхание за спиной, хлёсткие удары дождевых струй по лицу…

Ублюдок сделал выпад в нашу сторону, на помощь ему уже спешили другие.

Вдвоём нам не выбраться…

3

Руслан

— Руслан Каримович, — отвлёк меня от разговора Дмитрий.

Я мгновенно переключился на него. Ночь ещё не закончилась, блёклый рассвет только-только начинал разбавлять мрак. Небо из чёрного постепенно становилось густо-серым, но внутри у меня было всё так же темно, как и в тот момент, когда стало ясно, что случилось.

Начальник порта, выдернутый моими людьми из постели, тоже повернулся к вошедшему. Глаза драло от усталости, от горького кофе на языке остался привкус тревоги и ожидания.

— Есть новости? – только и спросил я.

Вопреки всем существующим законам жизни, до больницы Дамира довезли. Прогнозы врачей, чтоб их… Длившаяся несколько часов операция закончилась буквально десять минут назад. Одну пулю достали из его плеча, ещё две – из груди, четвёртая засела в боку. Живучий сукин сын! Но говорить о том, что дальше, ни один из «Айболитов» не решался. Дамир по-прежнему балансировал на грани, и я понимал это без слов.

— На берегу нашли девушку, — негромко выговорил он, проходя в кабинет.

Я напрягся. После устроенной в сквере бойни, все обязанности по обеспечению безопасности Дмитрию пришлось взять на себя. Безопасность… Какая, к чёрту, безопасность?! Всё, что меня волновало – Ева. Находящийся тут же в кабинете Алекс поднялся с дивана.

— Ева? – спросил я коротко.

Внутренности сжались, кровь превратилась в густую жижу из грязного талого снега и колотого стекла. До меня вдруг дошло, что я боюсь услышать ответ. Не потому, что не хочу его слышать, а потому, что.. Потерять найденного мной дождливой ночью в лесу Зверёныша значило для меня переступить грань.

— Нет.

Я вытолкнул воздух через нос. Отвернулся к окну. Выплеснувшие воду тучи как будто разорвало на клочки, сквозь которые виднелись проблески света.

— У неё нашли это, — Дмитрий подошёл ближе и протянул мне бусы.

Узнал я их мгновенно. Нить жемчуга, которую я сам же выбрал среди множества других. Резко поднял взгляд, одновременно с этим забирая её.

— Что за девушка? – голос прозвучал глуше прежнего. В глотку словно колючая проволока впилась. — Что с ней? Она жива?

— Да, — Дмитрий был немногословен.

Эта ночь была для него не такой бесконечной, как для меня, но тоже далась непросто.

Я зажал в кулаке бусины с такой силой, что они, округлые, всё равно врезались в кожу. Воздух сгустился, голову сдавило. Длившиеся всю ночь поиски толком ни к чему не привели. Прекрасно понимая, чьих рук дело устроенная в аллее расправа и похищение Евы, я всё равно не мог вытянуть нужные концы. Твари хорошо продумали каждый шаг. Ничего удивительно – для того, чтобы устроить то, что устроили буквально под носом у нас с Ренатом портовые крысы, нужно было иметь определённую смелость, чуйку и понимание того, как и что устроено. Это уже не говоря о том, что без помощи из вне вряд ли бы у них вообще что-то сложилось.

— Говори, — приказал я.

— Её нашли на берегу в трёх километрах от порта. Она жива, но без сознания, — голые факты, тогда как я жадно ждал деталей, способных пролить свет на то, где мне искать мою жену. Если бы её хотели убить, сделали бы это ещё там, у театра.

Нет. Хотели они совсем другого. Чего именно? Вариантов у меня было несколько и ни один из них не приходился по душе.

— Продолжай, — потребовал, перебирая пальцами жемчуг. – Где она?

— Её доставили в больницу. Судя по всему, она довольно долго пробыла в воде. Ещё… — он немного замешкался. – Не знаю, важно ли это.

— Говори, — повторил, едва сдерживая желание схватить его и, прижав к стене, вытрясти всё до самых незначительных мелочей.

Моя бы воля, я бы сам прочесал каждый клочок этого проклятого города, всё побережье, но куда больше толка было от меня тут. Сидящий на краю стола Алекс прищурился, в глазах его блестела сталь.  Медленно он поднялся, налил из кофейника чёрного горького эспрессо.

— У неё необычно длинные волосы, — одновременно с тем, как Алекс сделал глоток, ответил старший службы безопасности. – Ниже колен. И платье… истрёпанное, но, судя по всему, достаточно дорогое.

Платье меня не интересовало. А волосы… Совпадение?

— Тебе что-нибудь известно? – обратился я к молчавшему всё это время начальнику порта. – Ты когда-нибудь видел в порту похожую девушку?

Тот отрицательно мотнул головой. Задумчиво, будто пытался отмотать время вспять, что-то вспомнить.

— Учти, Мартин, — вкрадчиво, с вполне ясным предупреждением проговорил я, — если ты мне врёшь… — посмотрел прямо в глаза. – Думаю, ты сам знаешь, что тебя ждёт в этом случае.

— Вся эта чертовщина нравится мне ничуть не больше, чем вам, Руслан Каримович, — говорил он вполне убедительно.

Сомневаться в его верности причин у меня не было, но безоговорочно доверять я мог только нескольким людям. Особенно, в свете этой самой творящейся в Грате чертовщины.

— В моём порту…

— В моём порту, — поправил я его сухо.

Он замолчал. Весь этот город принадлежал моему брату. Моему брату и, что бы кто ни считал, — мне. Сколько угодно я мог повторять себе, что больше не имею к делам Грата отношения, что в аварии, случившейся когда-то в прошлой жизни, сдохли мои обязательства и ответственность за всё, что тут творится. Нихрена! Грат намертво въелся в меня с первым вдохом его отравленного предательством и пропитанного запахом моря воздухом.

— В вашем порту, — исправился Мартин, — я не позволю проворачивать такие дела. И дело не только в законе, Руслан. Моралист из меня так себе, но я готов лично пустить пулю в того, кто организовал у нас под носом торговлю девчонками.

Я ещё несколько секунд не сводил с него взгляда, затем утвердительно кивнул. Если он лжёт мне, отправится туда же, куда отправятся расправившиеся с моими ребятами и увезшие мою женщину ублюдки. Сейчас же самым верным было связаться с Акулевским и понять, не терял ли он в последнее время кого-то из своих воспитанниц. Если наша длинноволосая русалка имеет отношение к пансионату, значит, крысы завелись не только в Грате. А об этом Борис мне ничего не говорил.

Не глядя, я убрал бусы в карман. Вспомнил, как Ева касалась их пальцами, как ладонь её лежала на груди. Как я, чёрт возьми, сам касался её всего несколько часов назад. В висках зашумело, перед глазами заплясали чёрные точки, едва я подумал, что в эти часы с ней могло происходить, что угодно. Что с ней и сейчас может происходить всё, что угодно. Тряхнул головой, выругался сквозь сжатые зубы.

Перехватив тяжёлый, наполненный мрачной решимостью взгляд Алекса, я сделал знак, что всё в порядке и приказал Дмитрию:

— Возьми нескольких парней. Как понимаю, девушка там же, где и Дамир?

— Да. Что касается парней, все готовы. Можем ехать, как прикажите.

— Хорошо, — голову продолжало давить, где-то на краю визг тормозов смешивался с несуществующим щебетом птиц.

Подойдя к окну, я рывком распахнул его, впуская в кабинет холодный утренний воздух и оставшийся после дождя запах сырости. Сделал глубокий вдох. Подошедший Алекс поставил передо мной чашку с кофе, кинул на блюдце рядом несколько кусков сахара. Не благодаря его, я положил один на язык и глотнул горький кофе. Снова тряхнул головой и, стиснув зубы, потёр переносицу.

— Я проверю Стэллу, — проговорил он, когда я немного очухался.

Вместо запаха резины в лёгкие снова проникал сырой воздух, пропитанный терпкостью приготовленного с пряностями кофе. Всю ночь Стэлла провела с нами, но в какой-то момент не выдержала. Скула всё ещё болела от её оказавшегося куда сильнее, чем я мог себе представить, удара.

— Я тебя предупреждала, — её голос до сих пор звучал в ушах отзвуками моих собственных мыслей. – Я тебя просила, Руслан! Просила не приближаться к ней. Ты – разрушение. Ты себя разрушаешь, ты всё вокруг разрушаешь.

В какой-то момент голос её сорвался на хрип, по лицу покатились слёзы, но она так и продолжала бросаться словами. Похожие на дробь, они предназначались не только мне, но и Алексу. Слова, отвечать на которые мне не стоило. Едва я, раздражённый, злой от того, что вынужден медлить, от выкручивающей нервы неизвестности, попытался сделать это, она с размаху ударила меня кулаком так, как ударил бы не каждый мужик. Попытавшемуся усмирить её Алексу досталась пощёчина. А потом… потом силы Стэллы резко кончились – остались только слёзы и короткое, сдавленное, полное мольбы:

— Найдите её. Найдите живой, прошу вас.

— Руслан Каримович, — вновь обратился ко мне Дмитрий.

Я запил кофе ещё один кусок сахара. Горькое и сладкое, чёрное и светлое… Этим стала в моей жизни Ева. О том, что могу потерять не только её, но и жизнь, которую она носит под сердцем, я предпочитал не думать. И так достаточно.

Обернулся. В руках Дмитрий держал телефон.

— Найденная на берегу девушка пришла в сознание, — говорил он всё так же чётко и негромко. – Я отправил с ней двоих парней. Только что один прислал мне сообщение. Она очень слабая. Практически сразу уснула.

— Что они узнали? – понимая, что это не всё, резко спросил я, впиваясь взглядом в его лицо.

— Она видела Еву. Живой.

— Как Дамир? — спросил я, когда навстречу мне вышел оперировавший его заведующий отделением хирургии.

Талантливый в своём деле, он вернул с того света многих. В том числе, из моих ребят. Если кто-то и мог вытащить Дамира, так это он.

— Пока никаких прогнозов, Руслан, — ответил он, глядя на меня беспристрастно.

Как и для всех нас, эта ночь была для него бессонной. Проведший несколько часов у операционного стола, он выглядел вымотанным, но я знал, что в случае необходимости, он проделает свою работу с той же ювелирной точностью, как если бы перед этим провёл восемь часов в собственной постели.

— Ты зря приехал, — снова заговорил он. – Даже если всё пойдёт хорошо, раньше, чем через сутки твой человек в себя не придёт. И это, я повторяю, если всё будет в порядке.

— Всё будет в порядке, — безоговорочно заявил я. Всё, чёрт подери, будет в порядке! — Но приехал я по другому поводу. Слышал про найденную на берегу девушку?

Он немного помолчал. Смотрел мне в лицо, потом перевёл взгляд на остановившихся на некотором расстоянии от меня людей из службы безопасности. Я понял, что о Русалочке ему прекрасно известно, но сказать ничего не успел — в коридоре появился главный врач больницы. Как и заведующий хирургией, выглядел он так себе. Вчерашний день не был для них обоих рабочим, но в больницу их доставили по моему указанию сразу, как только стало известно о бойне. Один выживший на семь трупов. Я надеялся, что расклад будет хотя бы немного другим.

— Где девчонка? – спросил я сразу, без всяких приветствий. – Мне известно, что она приходила в себя.

— Ненадолго, — подтвердил главный врач. – Она в паршивом состоянии. Сомневаюсь, что сейчас она способна на разговоры.

— Мне нужно её увидеть, — жёстко выговорил я, глядя на него. — Способна она на разговоры или нет, от неё, возможно, зависит, найду ли я свою жену живой или нет. Отдохнёт после того, как ответит на мои вопросы.

Не став больше возражать, главврач повёл меня по больничному холлу к лифтам.

Больничный запах вызывал отвращение. Хотелось зарычать, ощетиниться, едва я чувствовал вонь беспомощности. Именно в этих стенах я провёл ни один месяц, пока мир менял ночи и дни, пока мой брат любовался своей балериной, пока Грат жил своими законами. Первые дни после своего возвращения я помнил плохо. Только адскую слабость, постоянный шум и выворачивающую кишки тошноту. Всё, чего мне тогда хотелось, послать и брата, и докторов к дьяволу.

— Руслан, только прошу вас проявить понимание, — когда мы вышли из кабины лифта на четвёртом этаже, вновь заговорил мой провожатый.

На него я не смотрел – внимание моё привлекли дежурившие у одной из дверей в концу коридора. Как и говорил Дмитрий, их было двое. Увидев нас, они поднялись, но от двери не отошли. Главврачу я не ответил.

— Не ждите от неё многого, — продолжил он. – Вполне возможно, некоторые вещи она сейчас просто не способна вспомнить.

— Сделать это ей придётся, — на ходу ответил я.

Шаги наши эхом отдавались от светлых стен и покрытым мрамором полом.

Ренат хорошо растормошил как городскую казну, так и карманы спонсоров, чтобы сделать больницу такой, какой я видел её сейчас. При моём покойном отце она напоминала захолустный сарай с плесневелыми углами и покрытым паутиной трещин потолком. До покушения я как раз начал заниматься вопросами финансирования жизненно важных для города объектов, но…

— Послушайте. Руслан, — начал было врач, но я оборвал его.

— Это вы меня послушайте, — остановился возле дверей палаты и посмотрел в упор. – Этой ночью смертники, похитившие мою жену, расстреляли семерых моих парней. Ещё один тут у вас борется за жизнь. Каждый из этих ребят был лучшим в своём деле и каждый был мне верен. С этим я ещё разберусь. Единственное, что меня волнует сейчас – жизнь Евы. Никто, кроме этой девчонки не знает, где она. Так что ей придётся вспомнить всё, что есть у неё в голове, — сказав это, я направился было к палате, но задержался ещё на секунду. – Я уже отдал распоряжение о том, чтобы она была обеспечена всем необходимым. Так что не стоит думать, что мне плевать на её жизнь и состояние. Не плевать. Но у каждого из нас свои приоритеты. Думаю, мои очевидны.

Взглядом с лежащей на постели девушкой я встретился сразу, как только зашёл в палату. Вопреки словам врача, она не спала. Огромные синие глаза её были единственными красочными пятнами на белом обескровленном лице. Настороженная, она попыталась привстать, но на это сил у неё было действительно недостаточно.

— Лежи, — сказал я спокойно, дав знак своим людям ждать снаружи.

Плотно закрыв дверь, я подошёл ближе. Волосы у девчонки действительно были длинные – я понял это даже несмотря на то, что она лежала.

— Меня зовут Руслан.

Настороженность её не ослабевала. Несмотря на слабость, она сделала ещё одну попытку приподняться. На сей раз это ей удалось.

— Кто вы? – выдавила она. Голос звучал тихо, сипло. Прижав ладонь к губам, она несколько раз кашлянула. Упёрлась ладонью в постель и приподнялась ещё немного. Лицо её обрамляли светлые волосы, кожа казалась болезненно-прозрачной, но даже несмотря на это, девчонка была чертовски хорошенькая.

— Откуда у тебя бусы моей жены? — достав из кармана жемчуг, я подал его ей.

Она застыла. Не прикасаясь, подняла на меня взгляд. Изучающе она рассматривала меня, вглядывалась в лицо так пристально, что в какой-то момент мне захотелось схватить её и повторить вопрос, который она, я не сомневался, поняла с первого раза.

— Она дала мне их перед… — снова закашлялась. Сделала глубокий вдох, как будто собиралась с силами. Я заметил, как дрожит рука, на которую она опирается, как бьется пульсом вена на её шее.

— Перед тем, как что?

— Перед тем, как мы… — новый выдох. – Мы были на корабле, — заговорила она совсем тихо. Рука её подогнулась, и она, не удержавшись, опустилась ниже, на локоть. Волосы упали на подушку. – Я не знаю, что это за корабль. Достаточно большой для того, чтобы… чтобы выйти в море в непогоду, — прикрыла глаза. С каждым словом голос звучал её всё глуше. – Но не очень. Рыболовецкий траулер или вроде того. Меня и других девушек вывезли на нём на продажу. Ева… Её привели перед самым вы… — кашель.

Девчонка опустилась на подушку. Перевела дыхание и снова приподняла веки.

— Еву привели перед тем, как мы вышли в море.

— Куда идёт корабль? – быстрый и, пожалуй, самый важный вопрос.

— Я не знаю, — выдохнула Русалка. – До этого… до этого девочек отправляли в… в Турцию. Ещё куда-то… Куда этот – не знаю.

— Ева на корабле?

— Не знаю, — она облизнула пересохшие губы. Сглотнула, собираясь с силами и снова тяжело выдохнула. – Корабль был уже в море, когда мы… Когда мы попытались сбежать.

— Как ты оказалась за бортом?

— Прыгнула, — коротко ответила она. Голос был уже почти не различим. – Ева должна была прыгнуть со мной. Но… там были люди. Я не знаю…

— Где она?! – не сдержавшись, я схватил девчонку за плечо, дёрнул на себя. Она была совсем лёгкая – невесомая, как пушинка.

Волосы её рассыпались по простыне, плечам, подушке. Спутанные, длинные, почти как… Чёрт!

— Где Ева?! – сдавил тощую руку. — Она прыгнула с тобой?! Она была с тобой в воде?!

— Я не знаю, — шепнула, приоткрыв глаза шире. – Была ночь… Волны. Я не уверена… не знаю…

Я разжал пальцы понимая, что набухшие вены вот-вот лопнут. Девушка повалилась на постель, ладонь её беспомощно легла на подушку.

Сжав бусы, я вложил ей в её маленькую, крохотную руку и, больше ничего не говоря, вышел прочь.

Птичий щебет, визг тормозов, запах соли и жжёной резины, плеск волн о борт. Маячком мелькающая в воде красная куртка, солёная кожа, запах ванили…

— Прочесать весь берег ещё раз, — приказал я, едва оказался в холле. – Каждый чёртов сантиметр. И ещё мне нужен список всех кораблей, которые вечером были в порту. Которые заходили в этот чёртов в порт в последние дни и выходили из него. Куда и с каким грузом на борту. Все рыболовецкие небольшие суда и хоть немного похожие на них. Быстро!

Прорычав это, я тряхнул головой, надавил на переносицу и шумно выдохнул. Найду её. И найду, чёрт подери, живой. Если понадобится, приставлю дуло пистолета к виску самого Нептуна и заставлю его отдать мне моё. Мою женщину. Потому что хрен отдам её ему. Она предназначена мне.

4

Руслан

— Думаю, это именно то судно, — появившийся в кабинете начальника порта Акулевский швырнул на стол несколько листов со значащимися на них координатами и схемами следования одного из рыболовецких судов.

Следом за Акулевским появились двое из его свиты, но он приказал им убраться.

Вряд ли выложивший до этого передо мной бумаги Мартин знал, кто стоит перед ним. Призрак. Борис Акулевский крайне редко появлялся на публике, а если такое случалось, мало кто знал о его родстве с первым человеком страны. Другое дело, что влияние его от этого не становилось меньше. Неугодных или перешедших ему дорогу он ставил на место быстро, так же, как и расправлялся с врагами.

Быстро пробежавшись по листам взглядом, я в упор посмотрел на Бориса. Глаза его блестели едва сдерживаемым гневом. Мрачный, подобранный, он действительно напоминал злого призрака. Не потому, что предпочитал оставаться в тени, а потому что стоило наткнуться на его взгляд, было ясно – когда крысы окажутся в ловушке, пощады не будет никому.

— «Беринг 320»? – судно было ничем непримечательным. Несколько раз я натыкался на него в порту. Обычное рыбацкое корыто, на которое мне даже приходилось подниматься. – Чёрт возьми, — процедил. – Скоро эта посудина выйдет из принадлежащих нам вод.

— Да, — подтвердил Акулевский.

Больше ничего не сказав, он пошёл к выходу. Я с похожей на шквалистый ветер яростью швырнул бумаги на стол. Стиснул зубы и двинулся за ним.

— Едем, — приказал Борис дожидающимся его людям. Одарил меня тяжёлым взглядом. Приглашением это не было – просто так он бы не появился. Проклятая лодка.

Перехватить её в нейтральных водах было уже куда сложнее.

— Какова вероятность, что это не то судно? – коротко спросил я, когда мы вышли на улицу.

Водитель мгновенно открыл перед Акулевским заднюю дверцу внедорожника.

— Я нашёл её, Алиев, — выговорил тот прежде, чем сесть в салон.

Посмотрел на меня пристально.  Я ответил ему тем же.

Каждый раз, когда мне приходилось встречаться с ним, нервы шпарило пониманием, что он хотел моего Зверёныша себе. Чёрная, пережёванная с ревностью ярость превращала кровь в бурлящий коктейль.  Хрен он получит её обратно, даже если захочет.

Так и хотелось оскалиться, потому что я прекрасно знал – его не отпустило. Иначе бы его взгляд сейчас не был отражением моего собственного, как и напряжение, сквозящее в каждом слове.

— Я нашёл Еву, Алиев, — повторил Акулевский и скрылся в салоне.

Обойдя машину, я сам открыл дверцу с противоположной стороны, а как только захлопнул её, внедорожник рванул с места.

— Хочешь сказать, на этом корыте есть вертолётная площадка?

Не сбавляя скорости, внедорожник въехал на небольшое поле частного аэродрома. Я сразу же заметил готовый подняться в воздух вертолёт. Лопасти винта крутились медленно, лениво, как будто он, похожий на большую стрекозу, пригрелся в лучах так и продолжающего бороться с тучами солнца.

— На этой — нет, — бросил Борис. Гонимый винтом ветер и шум уже были отчётливо слышны, и говорить приходилось громче, — есть на другом.

Двое работников аэропорта бросились к нам раньше, чем мы успели остановиться. Лопасти завертелись быстрее в момент, когда я, оказавшись на непросохшем бетоне поля, пригнулся и бегом направился к вертушке. Нескольких секунд хватило, чтобы забраться внутрь и услышать разбавивший шум треск рации. Наши с Акулевским взгляды снова пересеклись, двое его ребят оказались по обе стороны от него, мои парни, ехавшие следом во второй машине – рядом со мной.

— Готовы? – крикнул высокий мужчина в старом растянутом свитере и, получив распоряжение от Акулевского, махнул пилоту. Нас качнуло, винт заработал быстрее.

Вцепившись в поручень, я наблюдал за тем, как взлётная площадка отдаляется от нас, как постепенно превращаются в точки четыре оставшиеся на нём внедорожника.

— Давно не летал на этих штуковинах, — когда мы набрали высоту, бросил я.

Вертолёт накренился, сделал резкий разворот. Пальцы Акулевского, как и мои, сжались на металле.

— Прикончу сукиных щенков, — вдруг прорычал Борис. – Даже сквозь хлопанье лопастей я разобрал его глухой, угрожающе раскатистый голос. Скулы его напряглись, гнев, который он всё ещё сдерживал, стал бесконечным. – Раздавлю, — всё то же рычание сквозь зубы.

— В больнице твоя девчонка? – до сих пор точного ответа я не знал, сейчас же понял – так оно и есть.

Акулевский отвечать не спешил. По скулам его заходили желваки, губы превратились в жёсткую линию.

— Моя, — наконец проговорил он и отвернулся. – Твари. Уничтожу. – Донеслось до меня.

Я проверил висящий на поясе пистолет. Уничтожит, в этом я не сомневался. Но придётся ему встать в очередь, потому что сторонним наблюдателем я быть не собирался, и Акулевский это, конечно же, понимал.

— Мы подойдём к ним как можно ближе, — сказавший это был мне знаком.

Мы стояли на палубе корабля, куда парой минут ранее опустился наш вертолёт, и смотрели на обманчиво спокойное море. Выкатившееся из-за туч солнце было красноватым – предвестник непогоды и ветра. В последнее время море вообще редко было мирным.

Глядя на воду, я вспомнил о найденной на берегу девчонке. Берег постоянно прочёсывали, но больше новостей не приходило, и это было, в сущности, хорошей новостью. Ночью волны накатывали на берег так яростно, что выжить среди них было сродни тому, что родиться заново, да ещё и с выигравшим джекпот лотерейным билетом в зубах.

— Моя команда в вашем распоряжении, — отведя взгляд от воды, хозяин корабля посмотрел на нас.

Лицо его покрывала густая борода, во взгляде читалась твёрдость и уверенность. Деньгам, положению в обществе он предпочёл море и обдувающий лицо северный ветер. Именно про этого морского бродягу я говорил Еве на маяке.

— Не буду говорить, как я тебе признателен, Марат, — ответил ему Акулевский.

Задувающий в открытом море ветер хлопнул полой его пиджака, на мгновение обнажив кобуру с пушкой, подобной той, что была при мне. Для вылазки в море одет Борис был не самым подходящим образом, но его это не волновало, как не волновало никого из нас.

— Скорее всего, вам не удастся перехватить их на нашей территории, — Марат посмотрел вначале на Бориса, потом на меня.

— Это не имеет значения, — Акулевский подошёл ближе к краю палубы. Вгляделся в даль и кивнул нам.

Присмотревшись, я увидел появившуюся точку. Прищурился, пытаясь разглядеть лучше.

— Береговая охрана, — подтвердил Борис, вновь обернувшись к нам. Невесело усмехнулся. – Нагрянем к нашим «рыбакам» с визитом, которого они не ждут. За последние часы мне удалось кое-что выяснить. – Ещё одна невесёлая усмешка, направленная уже вглубь себя. – Василиса… Вот уж не думал, что эта девочка настолько отчаянная. Дикий будет рад, когда узнает, что Синичка, которую я пообещал ему, нашлась.

Рассекая беспокойные синие волны, катер береговой охраны нёс нас к уже показавшемуся вдали «Берингу». Я стёр с лица брызги солёной воды. Именно таким судно мне и запомнилось – способный вместить порядка пятидесяти человек и приличный улов, оно было абсолютно типичным, построенным по образцу таких же рыболовецких лодок, как и его собратья.

Идущий впереди нас катер был уже совсем неподалёку от цели. Я видел, как по палубе «Беринга», дожидаясь его, прошли несколько человек.

— Они хорошо всё просчитали, — зло выговорил человек из береговой охраны, находящийся с нами на катере.

— Суки, — процедил Акулевский. – Ничего удивительного, что им удавалось так долго проворачивать свои дела. – Он смерил нашего попутчика взглядом. – Сколько удалось найти среди ваших?

— Троих, — выплюнул тот с тихим гневом. – Но, думаю, замешано больше. Я лично разберусь с каждым. Сядут они надолго.

Губы мои искривила невесёлая ухмылка. Как я и предполагал, в принадлежащих нам водах «Беринг» задерживаться не стал. Пересёк морскую границу и направился в порт соседнего государства. Судя по всему, партия девушек, находящаяся на его борту, на этот раз предназначена была для отправки в страны Европы. Мразям удалось не только наладить контрабанду, но и прикормить береговую охрану. По крайней мере, её гнилую составляющую.

Мужчина, одетый в плотную брезентовую куртку, выругался. Один из главных над своими парнями, он был, мягко сказать, недоволен вскрывшимся нарывом, о котором он до сегодняшнего дня даже не подозревал.

— Не думай, что это обойдётся без моего контроля, — гаркнул Борис сквозь шум ветра, мотора и плеск за кормой.

Корабль был уже совсем близко. Теперь я мог различить его палубу и находящихся на ней. Два остановившихся возле него катера покачивались на волнах в то время, как между теми, кто был на них и тех, кто относился к команде судна, шёл разговор.

— Там может начаться пекло, — рявкнул я и добавил уже тише, сквозь зубы: — Ад они себе обеспечили.

Занятые «гостями», подоспевшими первыми, на нас внимание на «Беринге-320» обратили не сразу. Часть людей из береговой охраны уже перешли на рыболовецкое судно. Сутулый, похожий на потасканный жизнью моряк что-то бросил с недовольством. Лицо его, обветренное, узкое, исказилось раздражением.

— Ваше судно пересекло морскую границу и находится на территории чужого государства, — взяв рупор, заговорил следовавший с нами. – Оставайтесь на палубе, мы поднимаемся на корабль. Повторяю, — заговорил он снова. – Оставайтесь на палубе, мы поднимаемся на корабль.

На палубе «Беринга» появилось ещё несколько человек. Я высматривал в снующих вдоль борта, ища среди них мразь, так долго избегавшую расправы. Виконт… Чёрт подери! О его причастности к нелегальной торговле живым товаром я стал догадываться несколько недель назад. Первые подозрения появились, когда он на несколько дней исчез из Грата в одно и то же время с тем, как имя моего брата прозвучало при сделке за пределами страны.

— Не лезь на рожон, — как только мы ступили на выдвинутый трап, кинул Акулевский, мельком взглянув на меня. – Сам знаешь, что это за твари.

— Знаю, — отрезал, ускорив шаг.

Теперь нас заметили, и если Акулевский для контрабандистов был не больше, чем несущая в себе угрозу неизвестная, то моё появление давало чёткое представление, что договориться на этот раз не выйдет.

— Где моя жена?! – я схватил за грудки первого попавшегося на пути.

Сбоку раздался резкий окрик, кто-то из команды судна дёрнулся прочь, но вслед ему мгновенно раздался приказ остановиться. Прозвучавшие тут же выстрелы в ответ на неподчинение дали остальным понять – игры закончились.

— Где Ева?! – рявкнул, толкнув сучёныша на металлическую балку борта. Тот стукнулся, поморщился. Опомниться я ему не дал – приложил снова. – Говори, тварь, — процедил, нагибая его над поручнем. – Иначе я тебя не просто на корм рыбам отправлю. Я тебя, суку, в колонию пошлю к пожизненно заключённым. А перед этим яйца отстрелю. Как думаешь, порадуются там девочке?! – ударил о железо с размаху. – Где она?!

Одетый в дорогой свитер, он был явно не одним из матросов, драящих палубу. Скалясь, он перехватил мою руку. Впился пальцами, пытаясь высвободиться.

— Говори! – рявкнул ещё громче.

— Руки на стену, — прозвучало позади. – Всем встать у рубки! Оружие на палубу!

Крысы не сдавались. Тяжёлые шаги по палубе и звуки пальбы смешались с повторившимся приказом. Что-то ударилось, покатилось вслед за хлопком.

Поняв, что ублюдок тянется к пушке, я выхватил свой пистолет и ткнул ему под подбородок. Дуло упёрлось в него чёрной сталью, крик залетевшей слишком далеко в море чайки прозвучал, как ещё одно предупреждение.

Рывком я забрал у крысы ствол и сунул в карман. Вдавил дуло сильнее, рыча, как дикий зверь:

— Где Ева? И не говори, что ты не знаешь, кто это!

— Она… — засипел он. – Она в каюте с другими. Верхняя палуба.

— Номер каюты!

— Восемь, — он поморщился. Вдавливая ствол в его подбородок, я с трудом сдерживался от того, чтобы спустить курок и разнести его башку, как прокисший арбуз.

Палец мой дрогнул. Одна пуля, и ошмётки его черепа украсили бы палубу вместе с багрянцем крови. Слишком, чёрт возьми, легко.

— Восемь, — повторил он, как будто я мог не расслышать. Сглотнул, кадык его прошёлся вверх-вниз.

Смердящий страхом, он походил даже не на крысу – на напуганную тупую шавку. Не уличного пса, а шавку, умеющую разве что таскать объедки из мусорных баков.

— Поверь, — убрав ствол, бросил я напоследок, — ты ещё пожалеешь о том, что я не пустил в тебя пулю прямо сейчас. – Берите его! – кинул своим парням и, схватив за шкирку, подтолкнул ублюдка к ним.

Проходя по палубе, я видел, как, заведя руки двоих за спины, ребята из береговой охраны защёлкивают на их запястьях браслеты наручников. В голове шумело, кровь стучала в висках. Ева.  Всё, что было важно сейчас – найти её и убедиться, что это действительно она. Что она тут, что жива, что ей больше ничего не грозит. Сильнее желания стереть в порошок всех причастных к её похищению и разведённой в Грате грязи было только одно – прижать её к себе и, прикрыв глаза, наполнить лёгкие запахом ванили. Почувствовать её дыхание и позволить себе понять – это реальность, а не игры больного воображения. Она реальна, её жизнь в моих руках реальна.

— Найдите Виконта, — гаркнул я старшему. – Его и его свору.

По лестнице я спустился, почти не касаясь ступенек. Снаружи снова раздались звуки пальбы, голосов. На каком-то из катеров взревела сирена, и вой её отдался у меня в голове напряжением. Третья, четвёртая…

— Чёрт! – дёрнул ручку нужной каюты. Дверь была заперта, и я пустил в замок несколько пуль.

Толкнул, распахивая. Дверь ударилась о стену резко, наполнив царящий внутри каюты полумрак гулким звуком дрогнувшего металла.

— Где Ева? – наткнувшись на испуганные взгляды нескольких девушек, спросил резко. – Брюнетка, которую привели перед выходом в море?!

Всё в комнате было пропитано страхом. Только страх этот был не смердящим – он пробирался под кожу отчаянием.

— Где девушка, которую привели перед выходом в море?! – гаркнул снова, не получив ответа.

Одна из девиц покосилась в сторону. Снова посмотрела на меня. Я быстро глянул в угол и не сразу понял, что вижу. Моё сознание не сразу приняло увиденное.

— Ева! – просипел, ощущая, как внутри всё сворачивается в воронку.

Чёрную ледяную воронку моей собственной преисподней.

5

Руслан

Состояние было двояким. С одной стороны, я чувствовал дикую усталость. Проведённая без сна ночь, адский, предшествующий ей вечер и не многим отличающийся от него сегодняшний день истрепали меня, как шкодливый котёнок рулон бумажных полотенец. Глотку драло от чёрного, приправленного имбирём, мускатным орехом и гвоздикой кофе, пресловутой бодрости от которого я совсем не испытывал. И всё-таки стоя у окна в палате гратской больницы, я продолжал цедить его.

В борьбе света и темени победила, как это зачастую и случается, вторая. Проглотившие беспомощное солнце серые тучи снова клубились над городом, наполняли его сердитыми раскатами грома.

Услышав тихий стон, я воткнул опустевший стаканчик в другой такой же, что стоял рядом на подоконнике, и вернулся к постели.

— Ева, — позвал тихо.

Ответа, само собой не получил и, погладив по узкой бледной кисти пальцами, выдохнул. Выдох получился похожим на глухой рык. Голова была свинцовой, как будто её тоже набили тяжёлые тучи. Сколько ещё часов мне предстояло провести без сна, я не имел понятия. Мог бы устроиться тут же, на стоящем в углу палаты диване, но знал – сна не будет.

В тот момент, когда там, на «Беринге 320», в самом углу пропитанной страхом каюты на брошенной прямо на пол подстилке я увидел свою жену… Платье её было покрыто кровавыми пятнами, волосы размётаны вокруг плеч и лица, бледные губы приоткрыты. Лямка платья была разорвана, лицо…

— Ева! – кинулся к ней и приложил ладонь к груди, попытался найти пульс на шее. Но не мог.

То ли не мог, то ли его просто не было.

Но едва я услышал почти невесомый, перемешанный со стоном выдох Евы, я задышал сам. Чувствовал её прохладную щёку, спутанные волосы под пальцами, отяжелевшее безвольное тело и понимал, что до этого момента между небом и землёй я не болтался. Граница между жизнью и смертью пролегла именно в те секунды, пока тишину не сменил этот её слабый выдох.

Помню, как с её выдохом прикрыл глаза, как, скомкав волосы, шептал какую-то ересь. Как потом поднял взгляд и столкнулся им со взглядом высокой девушки с чуть раскосыми глазами. Подогнув ноги, она сидела в противоположном углу и смотрела на меня, а по щекам её текли слёзы.

— Прости, Зверёныш, — просипел. Поглаживая её ладонь. На предплечье её уродливым пятном выделялся большой синяк. Сколько всего их было на ней, я не имел понятия и, честно говоря, иметь его не хотел.

Слишком много для того, чтобы обойтись без потерь.

Потери… Я мрачно хмыкнул. Курок я всё-таки спустил. В тот момент, когда прибывший с нами на катере береговой охраны врач отдавал указания, заметил одного из подручных Виконта. Должно быть, он остался последним из тех, кого ещё не погрузили для отправки на берег. Последним, кого не погрузили для отправки на берег и первым, в кого я, бессильно рыча, разрядил обойму. Прекрасно понимая, что значат бурые пятна на подоле светлого Евиного платья.

Раздавшиеся из коридора тяжёлые шаги становились всё ближе. На секунду они стихли у самой двери и, одновременно с тем, как она отворилась, я услышал отданный охране приказ Акулевского:

— Ждите снаружи. Да… — ещё секунда промедления. – Я хочу, чтобы у этой палаты постоянно кто-то находился. У этой и у палаты второй девушки.

Сказав это, он вошёл и затворил за собой дверь. 

— Паршивый день, — поднявшись, процедил я.

Акулевский одарил меня тяжёлым взглядом. Мелкие морщинки в уголках его глаз стали заметнее, как и тёмные круги под ними. Всё случившееся за последние недосутки оставило на нём ничуть не меньший отпечаток, чем на мне. На Еву он не смотрел.

— Мне бы следовало вздёрнуть тебя, Алиев, — выговорил он. Холодно, спокойно, как говорил почти всегда, но от меня не укрылись сдавленные, хриплые нотки в его голосе. – Ты видишь, до чего довела твоя грёбаная самоуверенность?! Решил, что ты Бог?! Что рядом с тобой ей ничего не грозит, мать твою?!

Я стиснул зубы. Борис подошёл к постели и всё-таки посмотрел на Еву. Поджал губы. Глаза его стали тёмными, черты лица более резкими. В палате воцарилось молчание. Я стоял, неотрывно наблюдая за ним и в очередной раз чувствовал, как выворачивается нутро. Ожидающая его к ней прикосновений ревность свернулась внутри огненным шипастым клубком. Смешивающаяся с чернотой и горечью, она превратилась в самый настоящий яд, держащий на грани, но не способный при этом прикончить.

— Если ты продолжишь так дальше, — к Еве Акулевский так и не прикоснулся. Резко обернулся на меня, — сам знаешь, чем это может закончиться. Тебе мало?

Я смотрел на него, отчётливо понимая, что этот сукин сын прав. Ребёнка я потерял и, если бы всё зашло немного дальше, мог бы потерять и Зверёныша. Огненный шар ревности сжался, позволив взять бразды правления чёрному гневу и горечи.

— Выследить его не удалось? – ничего не ответив, спросил я.

— Пока нет, — Борис отошёл от постели. Издали посмотрел в окно, мрачная, танцующая с ветром темнота за которым постепенно сгущалась. – Полагаю, его предупредил кто-то с берега. Придётся хорошенько поговорить с правительственной верхушкой наших соседей. Хотят они или нет, им придётся дать нам карт-бланш на своей территории. Раз у них развелись гниды, вывести которых сами они не способны, придётся нам давить их.

— Власти могут отказаться, — заметил я, прекрасно понимая, что мало кому захочется пускать чужаков на свою территорию. Мало ли, что откроется, когда мы начнём копать. Вполне возможно, что рыльце в пушку не только у мелких сошек, но и у рыб покрупнее.

— Не могут, — отрезал Борис так, что мне стало ясно – у него есть весомые аргументы, которые он выдвинет, чтобы добиться своего.

— Ты всё ещё думаешь, что ореол твоего несуществующего божественного сияния распространяется и на неё? – продолжил Акулевский. – Если так, то ты не просто самоуверенный щенок, Руслан. Ты глупец.

— Гарантировать её безопасность не смог бы и ты, если бы она была с тобой.

Сразу Борис не ответил. Только гнев во взгляде стал заметнее, как и его напряжение. Мы смотрели друг на друга точно так же, как и минувшим утром перед тем, как я сел в его машину. Прямо, в упор.

— Возможно, — выговорил он после недолгой паузы. – Но она была не со мной, Руслан. Она была с тобой.

Сказав это, он вышел из палаты, положив перед этим на тумбочку возле постели небольшую, украшенную пышным жемчужно-перламутровым бантом коробочку.

Я не прикоснулся к ней. Вернулся к окну, предварительно поручив принести мне ещё один горький кофе, но на этот раз не с пряностями – с коньяком. Чёртов сукин сын Акулевский. Чёртов сукин сын, будь он проклят, потому что Ева действительно была не с ним. Она была со мной. Со мной, а сейчас она здесь – в этой безликой больничной палате, покрытая синяками и ещё не знающая о том, что под её сердцем больше нет жизни.

6

Ева

Мой собственный выдох был первым, что я услышала одновременно с тем, как действительность начала пробираться в сознание сквозь туман. Только после него облизнула губы и постаралась открыть глаза. Окружающий меня полумрак был мягким, почти приятным, и я пошевелилась в надежде, что руки не окажутся связанными. Связанными они не оказались. Вместо жёсткого пола – удобная свежая постель, вместо платья – что-то лёгкое, свободное, вместо запаха соли…

— Руслан, — только и сумела просипеть я. Голоса не было, короткий выдох иглами прошёлся по горлу, обжёг.

Я тяжело сглотнула. Память подкинула воспоминания о том, как один из тащивших по коридору обратно к каюте, схватил меня за шею и с силой ударил о стену. Как потом он же втолкнул меня в другую комнату. Как вместе с ударившей о борт и заставившей корабль покачнуться волной, он швырнул меня снова.

— Рус… — попробовала позвать я снова. Показалось? Запах кедра и пряностей. Кофе…

Застонала, приподнимаясь и тут же услышала шорох. Ощутила прикосновение к плечам, тёплое дыхание на щеке. Локоть подогнулся, и я, обессиленная, упала в такие нужные мне руки.

— Малышка… — его сдавленный шёпот согрел мою щёку. Губы, жёсткие, нежные, коснулись скулы.

Руслан прижал меня к себе, положил ладонь на плечи и выдохнул так, как будто до этого на минуту задержал дыхание.

Не обращая внимания на боль, я уткнулась в него. Руки не слушались, слабость была такой, что я с трудом могла поднять их. Обхватила его за шею, прильнула ещё ближе и, не выдержав, всхлипнула. Слёз не было – только этот всхлип, царапнувший голо так же, как выдох до него. Ткнулась носом в шею Руса, подняла голову и почувствовала кожей его жёсткую щетину.

— Хорошо, что ты успел, — выдавила, касаясь пальцами его волос. – Я так боялась…

— Успел? – голос был пронизан горечью, злостью, гнетущей неизбежностью.

Мягко взяв за плечи, он отстранил меня от себя, но руки не разжал. Несмотря на полумрак, я видела его лицо, тёмные глаза. То, что тронуло линию его рта, нельзя было назвать ни улыбкой, ни усмешкой, ни даже оскалом. – Нет, не успел. Не успел, чёрт возьми!

Взгляды наши встретились всего на мгновение. Поднявшись, Руслан отвернулся. Я продолжала смотреть ему в спину. Удар о стену в каюте там, на корабле, был таким сильным, что у меня зашумело в голове. Вслед за ним я получила следующий – по рёбрам. Появившийся Виконт закрыл за собой дверь и, закурив, прищурился. То, что я сделала дальше было ошибкой. Глупой, ошибкой. Стоя у стены я, босая, мокрая, прошептала, обращаясь к нему:

— Пожалуйста… Я беременна. Прошу вас…

Он прищурился сильнее. Затянулся. По тому, что появилось в выражении его глаз, лица, я поняла, что мне действительно не следовало этого говорить. Интуиция, подсказывавшая мне это ещё по пути в порт, была моим единственным советчиком. Стоило прислушаться к ней. Стоило. Потому что то, что он сказал дальше, сломало последнюю надежду:

— Беременна, говоришь? Тогда Алиеву тем более не стоило мешаться у меня на пути.

Он кивнул своему человеку. В каюте появились ещё двое. Удар, удар, острая боль внизу живота. Что-то тёплое, побежавшее по бёдрам…

Грязно выругавшись, Рус сжал руку в кулак. Подошёл к окну и резко отдёрнул штору. Темень за стеклом была гуще, чем тут, в палате, и я различила его размытое отражение. Оперевшись обеими ладонями о подоконник, он, обычно сильный, склонил голову и стиснул зубы.

— Ты уже сама поняла, да?

Я бы могла спросить его, что именно, но не стала. Хотелось подняться и, подойдя, обнять его, поцеловать между лопаток. Но сил на это мне не хватило бы. Их было слишком мало даже на то, чтобы просто сидеть.

— Да, — тихо отозвалась я и, когда Рус, обернувшись ко мне, посмотрел загнанным зверем, добавила: — Я сразу поняла. Сразу, как только… — говорить было трудно уже не из-за боли в горле. – Не важно.

Заметив, как он напрягся, я качнула головой и повторила не только ему, но и самой себе:

— Не важно, Руслан, это… — перевела дыхание, борясь со слабостью. – Это случилось.

Коснулась ладонью одеяла в районе живота. Не успевшая толком почувствовать, понять, осмыслить то, что внутри меня зародилось наше с Русланом одно на двоих продолжение, я потеряла его.

Сглотнула, облизнула пересохшие губы и убрала руку. Рус налил в высокий стакан воды из бутылки и подал мне.

— Что случилось в сквере?

— В сквере… — повторила за ним. Сделала несколько жадных глотков. Снова почувствовала боль в горле. Глотать было тяжело, но я отпила ещё немного. – Мы со Стэллой… Мы поругались, — вздохнула и вернула стакан Русу.

Тот поставил его на тумбочку. На постель он не присел – стоял рядом, будто тёмный ангел, лишившийся крыльев, но всё равно способный закрыть меня от бури размахом оставшейся вместо них тени.

—  Она… С ней всё… всё в порядке? – мысль о сестре заставила сердце тяжело удариться в груди. На корабле были и другие девушки, которых я не видела. Что, если…

— Да, — короткий ответ Руса оборвал нарастающую тревогу. Облегчение, которое я испытала, было настолько сильным, что я сама не ожидала. Выдохнув, кивнула. — Я хотела немного

подышать воздухом. И…

— Дамир не должен был позволять тебе этого.

— Я уговорила, — призналась честно. – Ненадолго. Мне действительно было это нужно. А потом… — Удар упавшего на землю возле моих ног тела, звуки выстрелов, прикрывающий меня собой Дамир… Говорить об этом было выше моих возможностей.

Прикрыв рот ладонью, я судорожно выдохнула и мотнула головой.

— Дамир единственный, кто выжил, — теперь Рус всё-таки опустился на постель. Провёл ладонью по моей скрытой одеялом ноге. Откинул его и погладил уже через ткань сорочки.

Я подняла на него взгляд. Продолжения он не требовал. Просто сидел и поглаживал меня. Очертил чашечку коленки, коснулся голени, накрыл лодыжку и опять посмотрел в глаза.

— Врачи дают прогнозы с осторожностью, но если он продержался эти сутки, значит, выкарабкается.

— А остальные? – шепнула, понимая, что остальных уже нет. Больше нет.

Молчание Руса стало тому подтверждением. Я отвела взгляд. Если бы не бал, не моё желание пойти туда… Впрочем, что бы было тогда, неизвестно. Девочки, которые были со мной…

— На корабле были девушки… — мысль о них была такой острой и резкой, что в груди всё сжалось, дыхание перехватило. Голова закружилась, и я едва не повалилась на постель. Руслан подхватил меня. Помог лечь.

— С ними всё в порядке, — тихим бархатным рокотом ответил он и сел ближе.

Ещё одна волна облегчения. Вздохнув, я ненадолго закрыла глаза. Снова хотелось пить, и я прошлась языком по губам. Что было бы с ними, если бы я не оказалась на корабле? Вряд ли их успели бы найти. Тугим узлом во мне переплелось сожаление, чувство вины, потери и то самое облегчение, ударившее второй волной. Губы дрогнули, уголки глаз защипало слезами. Они подступили так неожиданно, что я не сумела сдержать их.

— Всё позади, Ева, — Рус коснулся моих волос. Нажал немного сильнее, так, что я снова ощутила его силу, его уверенность и его тени-крылья.

В нашу первую встречу он показался мне похожим на хищную птицу. Тень от крыльев большой хищной птицы…

Наслаждаясь его прикосновениями, я позволила себе забыться. Ненадолго. Минуту, может быть, две или даже три я лежала не шевелясь и почти не дыша. Сжавшееся внутри комочком сердце отзывалось на простую ласку, как не смогло бы отзываться больше ни на что.

— Как ты нашёл меня? – спросила я, почувствовав себя немного лучше. Несмотря на то, что я только проснулась, меня снова утягивало в сизую дымку дремоты. Но пока я могла бороться с этим.

— Как нашёл этот корабль? – повернулась и, вглядываясь в лицо мужчины, которого в какой-то момент потеряла надежду увидеть снова, потянулась к его опустившейся на одеяло возле моей груди руке. Сжала пальцы. Понимая, насколько они горячие по сравнению с моими, замёрзшими, почти что мёртвыми.

— Ночью на берегу нашли девушку, — Руслан тоже смотрел на меня. Теперь уже мои пальцы утопали в его ладони. Говоря со мной, он оставался задумчивым. Мне показалось, что в нём появилась какая-то отстранённость, которой не было ещё минутой раньше. Как будто он находился рядом, но в то же время думал о чём-то своём. Ощущение это появилось и пропало одновременно с тем, как Руслан сильнее обхватил мою кисть.

— У неё были твои бусы.

— Василиса… — шепнула я. Внутри всё оборвалось, губы не слушались.

Луч маяка пробивал мглу, окружающую нас. В его свете были видны струи дождя и гребни переваливавшихся волн. Судно раскачивалось, холод пробирался внутрь, тогда как в крови бурлил дикий адреналин. Мокрое платье оплелось вокруг моих ног, когда мне оставалось сделать последнее – броситься навстречу свободе. Или смерти. Только одна из нас… За миг до того, как ублюдок схватил Василису, я впилась ногтями в его кисть. Рванула кожу, оставляя новые борозды. Ощутила его хватку, зверем, рыча, принялась отбиваться. Если у кого из нас двоих и были шансы добраться до берега – у Синички, не у меня. Платье. Слишком роскошное для этого судна. Слишком длинное. Я бы могла попробовать, но… Это бы лишило шанса нас обеих.

— Ублюдок, — прорычала я, когда он схватил меня.  Всплеска я не слышала, видела только, как силуэт Васьки, больше похожий на пятно, исчез. Только-только она была рядом со мной, а теперь…

— Сучье отродье! – вместо плеча Васьки он впился в моё. Оттащил от борта, рванул за лямку платья. Вокруг уже собрались остальные. Трое или четверо, перекрикиваясь, стояли у борта. Изловчившись, я впилась зубами в ладонь держащего меня скота, ударила его в грудь. Бессмысленно – этим я могла разве что больше разозлить его. Но всё, что мне осталось – это отчаянное сопротивление и мысленная мольба, чтобы наш один на двоих с Синичкой шанс не был иллюзией. Чтобы всё было не напрасным.

— Тварь! – он сжал меня, скрутил руки.

Он поволок меня по палубе. Платье ещё сильнее обвилось вокруг ног, и я, путаясь в нём, едва могла шевелиться. Голые плечи покрылись мурашками, под босыми стопами хлюпала вода. В последний раз я посмотрела на величественный и спокойный в своём бесстрастии маяк, дающий надежду пробирающимся сквозь шторм кораблям, на беснующее море. Сделай это, Синичка. Только бы не напрасно…

— Она… — задать вопрос я не смогла.

— Не скажу, что она в порядке, — теперь на губах Руса появилось нечто схожее с кривой, едва различимой усмешкой. И опять волна. Третья, разбившая последние границы моей выдержки. – Но могло быть куда хуже.

—  Она… — голос дрожал так сильно, что казался мне совсем чужим. – Она жива? Синичка… она…

С какой силой сжала руку Руса, я поняла не сразу. Только когда пальцы начало сводить, заставила себя отпустить его. На лице его не дрогнул ни один мускул. Он смотрел на меня, как и раньше – прямо, не в глаза – в душу. Крупная капля, прокатившись по щеке. Кляксой упала на наши руки, за ней ещё одна. Василиса…

— Не знаю, как она сделала это, — Рус отпустил мою руку. Поднялся и отошёл к двери. Перестав чувствовать его, я замёрзла. Как будто кожи опять касался только холодный дождь, как будто под ногами была мокрая скользкая палуба, а ветер путался в волосах и отяжелевшем подоле бального платья.

Отворив дверь, Руслан приказал кому-то принести горячий чай и липовый мёд. Немного подумав, сделал свет ярче. До того тускло мерцающий, он заставил меня зажмуриться.

— Выключить? – тут же спросил Рус, но я отрицательно кивнула.

Кое-как подтянула к себе ноги. Мысль о том, что Василиса смогла добраться до берега, подействовала на меня, как доза обезболивающего. И пусть я знала, что это ненадолго, сейчас я чувствовала нечто отдалённо напоминающее счастье. Счастье с привкусом крови и моей собственной потери.

— Когда Дмитрий принёс мне твои бусы… — Руслан шумно выдохнул. – Ева…

Я спустила ноги с постели. Упёрлась рукой в край кровати, борясь с дурнотой, с головокружением. Наткнулась на предупреждающий взгляд Руса. Коснувшись лба, убрала волосы. Как бы ни хотелось мне подняться, сделать этого я всё-таки не решилась.

— Прости, — голос мой звучал тихо. За дверью послышались и снова стихли, погружая нас в тишину, отзвуки чужого разговора. – Прости, Руслан, — не пытаясь скрыть глаз. – Если бы я не вышла из театра…

— Никто не знает, что было бы тогда, — отрезал он. – Ты всего лишь средство достижения цели.

— Из-за меня погибли твои люди, — возразила, хотя и понимала, что в определённой степени он прав.

В этой игре я – орудие, средство достижения цели, оказавшееся более доступным, чем все другие. Марионетка.

— Мои люди погибли потому, что я недооценил врага. Никогда не стоит недооценивать своих врагов, Зверёныш.

— Кто такой Виконт?

— Он начинал с моим отцом. Потом начал своё дело – открыл частное охранное агентство. Мой брат доверял ему, чёрт его возьми! – процедил Рус, мотнув головой. – То, что случилось, Ева, не было спонтанным. Вик всё просчитал и выбрал момент. Двуличная тварь. Я ведь с самого начала предполагал, что он с этим связан, — опять сквозь зубы, короткий взгляд на меня. – Он умён… Н-да… И хорошо знаком с обратной стороной этого города.

— Теперь всё закончилось?

Губы Руслана сжались в линию, темнота глаз наполнилась гневом. Резко он отвернулся от меня и, приблизившись к подоконнику, встал, расставив ноги на ширину плеч.

— Руслан, — неуверенно позвала я, чувствуя, что что-то не так. – Вы… Вы всех взяли? Тот человек… Вик…

Он молчал. Я не сводила с него глаз. Напряжённый, мрачный, он смотрел не в окно – сквозь него. Не на Грат, не на скрытый в ночи сквер перед больницей – в пустоту.

— Руслан, — позвала снова и всё-таки сделала попытку подняться.

Обернувшись, он взглядом заставил меня остановиться.

— Нет, — коротко, тихо, жёстко. – Виконту и нескольким его шакалам удалось уйти.

— Удалось уйти? – ошеломлённая, переспросила я. Приоткрыла губы, но больше ничего сказать не смогла. Только ощутила, как леденящий ужас прошёлся вдоль всего позвоночника. – Но… Руслан… Всё же будет хорошо? Скажи, что вы… что вы знаете, где их искать. Что… что всё будет хорошо.

— Всё будет хорошо, Зверёныш, — так же тихо и жёстко ответил он. Перевёл взгляд на темноту за окном и повторил: — Теперь всё будет хорошо, обещаю.

7

Руслан

— Считаешь, он вернулся в страну? – с задумчивостью посмотрев на меня, Акулевский поднялся с плетёного кресла.

Открытая веранда его особняка выходила на задний двор. Цветущая сирень наполняла воздух сладковатым чувственным ароматом, доносимым до нас мягким, сменившимся вчера с северного на юго-восточный ветром.

Подойдя к оплетённой вьюном деревянной перегородке, Борис окинул сад взглядом. Особняк его находился вблизи Грата и, как я догадывался, был далеко не единственным из принадлежащих ему.

— Более того, я считаю, что он где-то в Грате, — я откинулся на спинку.

Акулевский ещё некоторое время смотрел в сторону облепленных белыми и сиреневыми цветами кустов, потом повернулся ко мне. Слова мои, судя по всему, стали подтверждением его собственных мыслей. За несколько прошедших с момента взятия команды «Беринга-320» дней выйти на след Виконта нам так и не удалось. Создавалось впечатление, что он растворился в воздухе или, повесив себе на шею пару свинцовых гирь, нашёл пристанище на морском дне. Учитывая, чего его ожидало при поимке, с его стороны это было бы весьма предусмотрительно. Только и мне, и Акулевскому было понятно, что ни того, ни другого он не сделал.

— Хочешь спрятаться так, чтобы никто не нашёл, спрячься у всех на виду, — проговорил Борис, не обращаясь ко мне.

На круглый деревянный шарик, венчающий один из столбиков перегородки, опустилась небольшая птичка. Встрепенувшись, она склонила головку и несколько раз громко чирикнула. Акулевский, как и я, наблюдал за ней. Как будто кокетничая, она перепорхнула с шара на поручень и защебетала – звонко, беззаботно. Губы Бориса искривила мрачная улыбка.

За время нашего разговора о Еве мы не обмолвились и словом. В том, что о её состоянии ему докладывают, я не сомневался. Что же до остального…

Вечером её должны были выписать из больницы. Состояние её, несмотря на пережитое, опасений не вызывало. Синяки, ставшие только заметнее, служили напоминанием о бесконечной ночи, пережить которую было куда труднее, чем любую из предыдущих.  Глядя на девчонку, вернувшую мне способность чувствовать, я искал внутри себя что-то, за что мог зацепиться. Найти Виконта. Стальная проволока этой мысли протянулась через каждый мой нерв. Найти и вернуть ему долг. Но прежде нужно было сделать кое-что ещё. То, что стоило сделать раньше. Намного раньше.

— Не помешаю? — вслед за почти неслышным шорохом услышал я похожий на щебет вспорхнувшей птички голос.

Та самая девчонка, что навела нас на след «Беринга», держа в руках поднос, вошла на веранду. — Вы просили принести чай.

Борис кивнул, позволяя ей пройти дальше и выставить на стол чашки, и она подошла ближе.

Больничную сорочку сменило лёгкое платье. Скромное, с маленьким круглым вырезом, оно едва прикрывало её колени, и я мог видеть оставшиеся на ногах царапины. Руки её были покрыты ссадинами, но внимание моё привлекло не это. Тонкое запястье обхватывала нить жемчуга. Обмотанная несколько раз, она не скрывала старого следа от верёвки, скорее подчёркивало его уродливость. Я поднял взгляд к её лицу.

— Чай с чабрецом и душистыми травами, — сказала она, аккуратно выставив всё на стол. Кому были предназначены эти слова, я не понял. Судя по всему, нам обоим. – Сливки, домашнее печенье и бисквиты, — поставила рядом блюдо с выпечкой и молочник.

— Спасибо, Василиса, — дождавшись, пока она, выпрямившись, опустит поднос, выговорил Борис и обратился ко мне: — Василиса замечательно печёт. Советую тебе попробовать её бисквиты. Никогда не был любителем сладкого, но у этой девочки золотые руки.

«Эта девочка» слегка смутилась.

— Глянула на него из-под густых ресниц. Волосы её, теперь доходящие только до поясницы, были распущены и убраны по бокам маленькими, усыпанными камнями заколками.

— Можешь идти, — отпустил её Акулевский.

— Решил оставить её себе? – послушавшись совета, я взял ещё тёплый бисквит.

Голода я не чувствовал вот уже несколько дней. Всё то же животное желание найти того, кто оставил на теле моего Зверёныша уродливые лиловые следы, из-за кого подол её платья обагрила кровь моего ребёнка, гнало вперёд, затмевая всё остальное. Но аромат выпечки был хорош. Слишком хорош для того, чтобы игнорировать его.

— За ней скоро приедут, — Акулевский вернулся за столик.

Взял чашку с налитым чаем, добавил немного сливок. Откусил печенье и, положив его на блюдце рядом с собой, посмотрел на часы. – Дикий должен появиться минут через двадцать. Хотя…  — он хмыкнул и позвал, повернувшись к двери: — Василиса!

Девчонка появилась буквально через пару секунд. Испуганной она не выглядела, хотя была явно напряжена.

— Что-то не так? – осторожно спросила она.

— Всё в порядке. Но, будь добра, принеси ещё одну чашку.

— Улитки с ветчиной и шпинатом уже готовы, — она задержалась на пороге. – Принести их? Вы просили, чтобы они были готовы к одиннадцати.

— Да. Нашего гостя ещё нет, но, думаю, Руслану твои улитки тоже придутся по душе.

— Дикий? – спросил я, откусывая кусок от бисквита. Свежий, он буквально таял во рту. Чёрт подери! Как бы там ни было, а девочек в пансионате Акулевского готовили на славу. Вспомнилось пожаренное Евой на крохотной плите в автодоме мясо, её гренки… Простые, сладкие, пропитанные молоком и запахом ванили, они были, наверное, самым лучшим из того, что я пробовал за всю свою жизнь. Только дело было не в мастерстве. Нет. Дело было совсем в другом.

К моменту, когда Борис, без приглашения заявившись ко мне в особняк, выложил факты о происходящем в порту, я уже и сам стал понимать, что в Грате появились люди, решившие наладить своё дело. Прибыльное и откровенно нелегальное. Акулевский только подтвердил это. Было известно мне уже и то, что именно ему принадлежал пансионат, откуда сбежала Ева.

— Убирайся к чёрту, Акулевский, — выйдя тогда к нему, процедил я. Его сопровождали четверо сотрудников службы безопасности, но на моей территории он был только гостем, причём незваным.

— Вначале послушай, что я тебе скажу, — он остался стоять на месте.

Слушать его у меня не было ни малейшего желания. В то время желаний у меня вообще было не много. Глядя на него, я чувствовал тёмную ярость. Какого дьявола ему потребовалось тут?! Тем более после того, как он решил, что может безнаказанно забирать у меня то, что ему не принадлежит. Это самое «принадлежит» подливало масла в огонь, потому как мысли, что он дотрагивался до Евы, затмевали собой всё разумное.

— Мне нужна твоя помощь, — выговорил он, когда я снова приказал ему убраться из своего дома.

Некоторое время я колебался между тем, чтобы отдать приказ охране выставить его за ворота и чем-то похожим на интерес. Разум подсказывал, что спешить не стоит.

— Хорошо, — пригласил его следовать за собой в дом. Охрана направилась было за ним, но я взглядом дал понять, что говорить мы будем наедине.

Ходить вокруг да около он не стал – сразу выложил всё, что у него было. Как и сегодня – ни слова о Еве. Только дело. За последующие месяцы виделись мы всего несколько раз и в каждый из них я узнавал Акулевского немного лучше. Рассказанное про пансионат Евой было правдой, но… Правдой, обнажённой только наполовину.

— Уверен, что с ней всё будет в порядке? – откусил ещё один кусок.

— Уверен, — спокойно ответил Акулевский и подлил себе чаю. – Я пообещал ему Василису ещё около года назад. Думаю, эта девочка как раз то, что ему нужно.

Я хмыкнул. Дожевал бисквит и, последовав примеру Бориса, добавил чаю. Внимательно посмотрел на Акулевского, раздумывая, стоит ли лезть во всё это глубже. Пансионат, девушки… Однако размышления мои так ни к чему и не привели.

— Ваш гость, — с появившейся на веранде Василисой был мужчина.

Подойдя, он пожал руку вначале хозяину, а потом и мне.

— Давно тебя не видел, Ян, — выговорил я, ответив ему крепким рукопожатием.

— И я тебя, — бросил он, усаживаясь с нами за стол, на котором уже появилось блюдо с ароматными улитками.

Я продолжал смотреть на перехваченное жемчугом тонкое запястье. Чёрные волосы, глаза, наполненный вызовом взгляд. Синяки на нежной коже, кровь на подоле платья… Сколько бы я сейчас отдал за пахнущие ванилью и молоком гренки. Но… у всего в этой жизни есть цена. Порой, слишком большая, чтобы заплатить её.

— Хорошо, — ответил я и, завершив вызов, поставил телефон на беззвучный режим. Убрал в карман и, открыв дверцу внедорожника, вышел на пристань.

Повторное обследование, проведённое Еве утром, подтвердило, что состояние её не вызывает опасений. По крайней мере за то, что касалось внешнего, связанного с физическим. Стереть же из памяти воспоминания могло только время, новые события и люди, находящиеся рядом. Только что врач сказал мне, что я могу забрать её не вечером, а в ближайшие часы.

Поставив авто на сигнализацию, я направился к каменному заграждению, отделяющему набережную от воды. Вместо того, чтобы развернуть внедорожник и рвануть в больницу, снова достал телефон.

— Дмитрий, — услышав голос своего человека, положил ладонь на нагретый солнцем камень ограды, — только что мне позвонил врач Евы. Забери её… Да… Прямо сейчас… Не думаю, что он сунется… Да… Да… Отвези её в особняк и проследи, чтобы всё было в порядке.

Отдав распоряжение, я поджал губы. Вода искрилась в солнечных лучах, приласканное ими море ещё сильнее пахло солью. С час после того, как оставил Акулевского разбираться с Диким, я колесил по пригороду. Мощная машина рычала, когда я выжимал из неё максимум, вырывала колёсами клочья смешанной с травой земли, но ни скорость, ни ощущение подчинения мне тяжёлого внедорожника, удовлетворение не приносили.

Обернувшись на донёсшийся до меня размеренный стук каблуков, я увидел приближающуюся Каролину.

Неспешно она шла со стороны пустой сейчас пристани. Порт, обычно живущий своей собственной жизнью, сегодня был тихим, что случалось нечасто. Одно оставалось неизменным – ни порт, ни его обитателей не интересовали чужие заботы и проблемы.

— Думаешь, наступило лето? – подойдя, Каролина встала рядом.

Я почувствовал запах её духов – дорогих, без слов дающих представление о женщине, носящей их на своём теле, на коже. Каролина тряхнула головой, и солнце заиграло в её каштановых волосах.

— Что ты здесь делаешь? – спросил оставив без внимания её вопрос.

Как и я раньше, она положила ладони на камень. Через шею её был перекинут узкий шёлковый шарф, дополняющий платье, мочки ушей украшали крупные серьги. Возможно, мне стоило найти что-то подобное ей. Кого-то подобного или продолжить то, что было между нами. Возможно…

— Приезжала к Мартину, — она подставила лицо солнцу, немного запрокинула голову, наслаждаясь долгожданным теплом. – Этот засранец решил, что может диктовать мне свои условия.

— Не сомневаюсь, что ты разъяснила ему, что к чему, — я усмехнулся.

— Разъяснила, — отозвалась Каролина и ненадолго замолчала.

Негромкий шум моря переплетался с криками чаек. Разговаривать мне не хотелось и, несмотря на то, что присутствие Каролины не мешало, я предпочёл бы не чувствовать её рядом или хотя бы не чувствовать дорогие женские нотки цветов и жизненного опыта, исходящие от неё.

— Ты-то что тут делаешь, Руслан? – нарушила она тишину через пару минут.

— Да так… — заметив появившуюся на горизонте точку, я вгляделся в неё. Слишком далеко, чтобы различить очертания. Это было и ни к чему – скорее всего, очередной тащащий вино и заморские фрукты корабль, с прибытием которого порт наполнит привычная обыденность.

— Твоя девочка в порядке? – это Каролина сказала уже по-другому. Тихо, спокойно, посмотрев на меня. Именно так, как спросил бы кто-то, кому не всё равно.

От других женщин её отличало многое и это в том числе умение отодвинуть личное. Та самая жизненная мудрость, уловить которую можно было даже в запахе.

— В порядке, — я убрал ладонь с камня. Сжал в кулаке ключ от Хаммера. – Извини, Каролина, мне нужно ехать.

— Езжай, раз нужно, — она опёрлась об ограду локтями и опять подставила лицо солнцу. Точка на горизонте была всё такой же далёкой, едва различимой, и Каролина смотрела на неё без интереса. – Рус, — позвала, когда я было пошёл к машине. – Не беспокойся ни о чём.  Я сама решу дела с погрузками и проверю людей, о которых мы говорили. Встретимся и обсудим всё, когда сможешь.

— Встретимся и обсудим всё, как договаривались, — отрезал я, глядя на неё.

— Хорошо, — после секундной паузы. – И всё же, Руслан… Я понимаю, что меня это не касается, но... Послушай меня, как женщину. Дела делами, но сейчас тебе стоило бы позаботиться о Еве.

— Позабочусь, — полупрозрачное облако прикрыло солнце, отбросив слабую, мгновенно растаявшую тень. – Не беспокойся об этом. Тем более, как ты правильно сказала, это тебя не касается.

— Поставить в гараж? – подошёл ко мне один из следящих за территорией сотрудников охраны.

— Не нужно, — захлопнул дверцу. – Моя жена в доме?

Получив утвердительный ответ, я поднялся по ступенькам на крыльцо. Вышедшая навстречу экономка, спросила, приготовить ли мне кофе. Кофе…

В последние дни его было слишком много, и это вошло в привычку – горький, с нотками имбиря, корицы и гвоздики.

— Руслан Каримович, — замешкалась экономка: веснушчатая девица, достаточно хорошенькая, чтобы не вызывать раздражения и при этом не бросающаяся в глаза. – Может быть, лучше сделать чай?

Уже пошедший было дальше к лестнице, я остановился и обернулся на неё. При том, что присутствие её в доме казалось почти незаметным, взгляд был… Чем-то отдалённо он напомнил мне взгляд Евы в первые дни или даже часы после нашей встречи. Это заставило меня присмотреться к девице внимательнее.

— Я могу приготовить чай с теми же пряностями, — она не оробела. – Или хотя бы не такой крепкий кофе. Вы же наверняка и сами понимаете, что можете загнать своё сердце.

Ничего не сказав, я молча подошёл к ней. Не спеша. Какая, чёрт возьми, ирония! Блёклую экономку беспокоит моё сердце.

Остановившись возле неё, взял за подбородок и посмотрел в глаза.

— Нельзя загнать то, чего уже давно нет, — выговорил тихо. Провёл по коже большим пальцем. – Приготовь крепкий кофе с имбирём, гвоздикой и лимоном. Хороший крепкий кофе, как ты умеешь. Не забывай – ты здесь для того, чтобы выполнять свою работу и не более.

Резко отпустив её, я пошёл наверх. Не знаю, что раздражало сильнее – то, что за последние полчаса мне дважды пытались дать ненужные советы или собственное бессилие. Слишком часто оно напоминало о себе с момента, как ублюдок Виконт уложил моих людей и взял то, к чему я не позволял ему прикасаться.

— Рус… — стоило мне войти в спальню, Ева, до этого перебирающаяся что-то в шкафу, обернулась. Требовательное мяуканье у ног сопроводилось прикосновением.

Подняв голову, Жора мяукнула снова и боднула меня, требуя внимания, потёрлась о штаны.

— Где ты был? – Зверёныш посмотрела на меня с беспокойством. Рукава свободной лёгкой туники скрывали её руки до самых запястий, но ссадина на губе была хорошо видна. Напоминание… Ещё одно проклятое напоминание.

— Хотел освободить вечер, чтобы провести его с тобой, — меня опять выкручивало. Нервы превратились в натянутые жгуты, нутро выворачивало.

— Я думала, ты меня сам заберёшь… — вздох выдал её. Девчонка. Какая же она ещё девчонка!

Подойдя, она дотронулась до моего живота. Прикосновение заставило напрячься. Я перехватил её руку, не давая времени ни себе, ни ей.

— У меня не получилось. – Сжал кисть и выпустил. – Зато теперь у нас есть время, чтобы побыть вдвоём. Возьми свои любимые вещи. То платье… Чёрное, в котором ты была, когда превратила гостиную в сплошной подсвечник. И заколку. Она идёт тебе.

— Зачем? – Ладонь Евы на миг зависла в воздухе.

— Мы едем… — уголок моих губ дёрнулся, – в путешествие. И… — почувствовал, как Жора опять боднула меня. – Попроси у экономки переноску для неё, – указал на хвостатую. – Она едет с нами.

8

Ева

— Я думала, мы возьмём автодом, — когда Руслан, уложив мои вещи, открыл дверцу и бросил на заднее сиденье переноску для Жордонеллы, полувопросительно проговорила я.

Сказать по правде, ехать куда-либо мне не очень то и хотелось. Сейчас этой странной спонтанности я бы предпочла несколько дней спокойствия, однако возражать против поездки не стала. По чувствующемуся в Руслане напряжению и его особенной немногословности было ясно, что проблемы так и не решились. Несколько раз я аккуратно попыталась расспросить его, что и как, но отвечал он неохотно, да и толку от его ответов не было никакого.

— Где кошка? – оставив дверцу открытой, Руслан осмотрелся.

Внедорожник стоял перед домом, на расстоянии нескольких метров от крыльца. Я могла поклясться, что Жордонелла ещё минуту назад сидела на нижней ступеньке, сейчас же её там не было. Она постоянно крутилась рядом с Русланом, а тут…

— Я же сказал тебе, чтобы ты взяла её, — в голосе его зазвучало раздражение. Он опять осмотрелся и громко позвал трёхцветку.

Обычно, стоило ему сделать это, она оказывалась возле его ног едва ли не в ту же секунду, сейчас же даже не появилась.

— Чёртова тварь, — процедил он едва слышно и обошёл Хаммер, но, судя по всему, Жордонеллы не было и там.

Молча я наблюдала за Русом, ещё раз убеждаясь в том, что в Грате снова что-то происходит. Давно я не слышала, чтобы он говорил о трёхцветке с подобным раздражением. Возможно, нужно было потребовать ответы, настоять, но память о вечере возле театра была ещё слишком свежа.

— Думаю, она не пришла в восторг от этой штуки, – махнула на переноску и прохладно осведомилась: — Зачем это вообще? Она и так за тобой по пятам ходит, как привязанная.

— Лишним не будет, — только и ответил Руслан.

Боковым зрением я заметила движение неподалёку и, приглядевшись, увидела сидящую под кустом шиповника кошку. Укрывшись в тени, она наблюдала за нами с, как мне показалось, настороженным видом.

— Жордонелла, — позвала я, сделав к ней пару шагов.

Кошка насторожилась ещё больше.

— Жора, — резкий голос Руса раздался позади. – Иди сюда. – Жора, — уже немного мягче.

Поколебавшись, она всё-таки выбралась из кустов. Прошла чуть больше половины пути и остановилась, подёргивая кончиком хвоста. Как будто сомневалась в том, что нужно делать то, что она делает. Это странное, непонятное поведение вызвало во мне тревожное чувство.

Руслан терял терпение. Было впечатление, что он готов схватить Жордонеллу за шкирку и просто зашвырнуть в машину.

— Ты её пугаешь, — заметила я. – Руслан, что случилось? Это путешествие… Это ведь не просто путешествие?

Я смотрела на него, ожидая ответа и знала, что не дождусь его. Трёхцветка наконец подошла. Стоило ей сделать это, Руслан действительно схватил её – резко, достаточно грубо и, наградив несколькими нелестными словами, отправил на заднее сиденье. Захлопнул дверцу и, открыв передо мной переднюю, помог усесться. Посмотрев в зеркало, я увидела забившуюся в угол трёхцветку. Тревога усилилась, но прислушаться к ней я не успела – Рус уселся за руль. Я всмотрелась в его лицо, в профиль. Мрачный, за эти дни он как будто осунулся. Венка на его виске была хорошо заметна, и я дотянулась до него, коснулась и провела по ней кончиками пальцев.

— Ева, — он достаточно крепко перехватил моё запястье. Посмотрел в глаза. – Не нужно.

— Почему? – тихо, не отводя взгляда. – У тебя проблемы? Скажи, Руслан.

Пальцы его сомкнулись ещё крепче. Ненадолго, на мгновение, и следом рука моя оказалась свободной. Больше коснуться его я не пыталась. Прерывисто выдохнула, когда он в непонятном мне жесте дотронулся до костяшек на моей кисти. Прикосновение показалось мне обезличенным настолько, что стало холодно, хотя солнце светило так ярко, что смотреть на него было почти невозможно.

— Эти дни были трудными, — он завёл двигатель.

Я думала, что больше ничего не услышу, уже отвернулась к окну, но прежде, чем машина тронулась с места, Руслан всё-таки позвал меня. Мне пришлось сделать глубокий вдох, напомнить себе, до чего довели меня мои собственные желания. Пятьдесят три спасённые с корабля девушки, убитые люди Руса и главная потеря… Главная, невосполнимая для меня и для него. В открытую он не говорил этого. Наверное, лучше бы было, если б он пережил нашу потерю легко. И в то же время я надеялась, что ему не всё равно, что внутри него болит так же, как и во мне самой, несмотря на то, что оба мы толком не успели даже осознать, что нас трое.

— Я не буду лезть в твои дела, — пообещала я прежде, чем он успел что-то сказать. – Просто, Руслан… Не держи меня в неведении. Ты же знаешь, что этим делаешь только хуже.

— Не буду, — посмотрев на меня долгим взглядом, всё-таки сказал он и завёл машину.

— Тогда что сейчас происходит? Ты мне что-то хотел сейчас сказать? Рус…

— Мы едем в путешествие, — он опять взял мою руку. Уже не так крепко. Взял и тут же выпустил. – Автодом нам не потребуется.

Я приоткрыла губы. Сама не знала, что хочу сказать или спросить. Черты лица его смягчились, но взгляд оставался жёстким. Он так и держал меня им до тех пор, пока слова не превратились в усталый выдох, сорвавшийся с моих губ. Я высвободила руку и коснулась лица. Тело всё ещё ныло, хотя порой мне казалось, что та ночь на корабле – обугленный обрывок какого-то кошмара, вырванного из дурного сна.

— Отдохни, пока мы едем, – трогая Хаммер с места, посоветовал Рус.

Гравий дорожки зашелестел под колёсами. Сердце в груди неожиданно сжалось, словно перестало биться, дыхание перехватило, а к глазам резко подступили непонятно откуда взявшиеся слёзы. Как будто я опять что-то теряла.

— Ты в порядке? – притормозив возле раздвигающихся перед нами ворот, посмотрел на меня Руслан.

— Да, — шёпот получился глухим, надломленным. Я кашлянула, кое-как собралась и повторила, хотя лучше не стало: — Да, в порядке. Просто… — вздох.

— Отдохни, — сказал он снова.

Я думала, Руслан коснётся меня, но он этого не сделал.

Внедорожник выехал за ворота, горло сдавило сильнее, и я в порыве обернулась на тонущий в глубине территории дом. Руки были холодными, в голове что-то сжалось, как и в груди. Ещё один выдох. Сидящая сзади трёхцветка неожиданно громко мяукнула. Как-то отчаянно, как будто звала кого-то. Посмотрев на неё, я увидела, как она, встав на задние лапы, опирается о дверцу машины передними и смотрит на становящийся всё дальше от нас особняк. И снова это полное безнадёжности «мяу»…

Что задремала, поняла я только, когда машина качнулась. Поморщилась. Спать мне не стоило – голова стала тяжёлой, рёбра, до этого ноющие только слегка, болели так, что казались мне одним сплошным синяком.

— Сколько времени? – сдавленно шепнула я глухим со сна голосом. Кашлянула.

Горло всё ещё болело, временами трудно было даже глотать. Достав из бардачка бутылку с водой, я сделала несколько глотков.

— Господи, я так долго спала… — когда взгляд сам собой упал на дисплей часов, находящихся на приборной панели, шепнула всё так же сипло. – Почему ты не разбудил меня?

— Зачем? – только и спросил Руслан.

За окном было ещё достаточно светло. Летние сумерки ещё даже не начали сгущаться. До момента, пока меня не сморило, с Русом мы обмолвились всего несколькими словами. За окном мелькал пригород Грата, коттеджные посёлки менялись низкими деревенскими домиками – где-то ещё крепкими, а где-то заброшенными, заросшими и никому не нужными, а между нами ничего не менялось. Неловкость, сродни отчуждённости. Прекрасно понимая, что, несмотря на сказанное мне в больнице, Рус зол на меня, я не лезла к нему. И вот опять домики… Прошло больше трёх часов, а чувство было такое, как будто мы всё там же, как будто это всё те же домики, как будто я совсем не закрывала глаза.

— Есть какие-нибудь новости… — я потихоньку кашлянула в кулак. Снова поморщилась и продолжила, повернувшись к нему: — новости о Дамире?

Как-то я спрашивала об этом врача в больнице. Тогда он не сказал мне ничего нового, и это, в сущности, было хорошей новостью. По ночам мне снился пробивающийся сквозь темноту луч, и тут же картинка сменялась другими: тихая аллея парка, ладонь, безжизненно лежащая у мыска моей туфли. Тошнота подкатывала вместе со слезами, ощущение правильности и безысходности случившегося было ужасным. Одни жизни в обмен на другие. Жизни верных людей Руслана на жизни девочек, уже потерявших всякую надежду.

— Пришёл в себя, — не отводя взгляда от дороги, выговорил Руслан.

Всего на мгновение меня как будто сковало. Невидимая липкая рука, сжимающая сердце, разжалась, и с первым ударом по телу прокатился озноб. Поправив ремень безопасности так, чтобы он не давил на синяки, я облизала губы и сделала ещё глоток воды.

— Когда мы вернёмся, — в эти дни сиплые нотки из голоса почти не исчезали, — я схожу к нему. Хочу попросить прощения и… — я замолчала, зная, что он и так понял меня.

— Посмотрим, — снова односложно.

Я рассматривала Руслана, желая расцарапать стену, которой он отгородился от меня. Коснулась кольца на пальце, покрутила и сжала руку в кулак. Понимала, что он знает, что я смотрю на него. Притихшая на заднем сиденье кошка поджала под себя лапы, накуксилась, свесила голову. Всегда любившая пристроиться на сиденье с Русом, она, похоже, так и провела сзади всё время, пока я спала.

— Посмотрим?

— Посмотрим.

Я набрала в лёгкие побольше воздуха. Напомнила себе о том, что это Руслан. Невыносимый, порой непонятный мне Руслан. Мужчина, которого я пыталась забыть и забыть которого так и не смогла. Мужчина, уже дважды спасший меня от участи, представить которую было страшно. Не знаю, что он сделал, сколько приложил сил для того, чтобы вытащить меня с корабля. Он сделал это и, как бы ни злился сейчас… Всё это не имеет значения.

— Хорошо, посмотрим, — согласилась я, уняв начавший просыпаться гнев. Мне вдруг показалось, что место, где мы едем, мне знакомо. Вгляделась в дорогу.

— Руслан, — опять на него. – Где мы? Я прекрасно понимаю, что ты…

— Ты ничего не понимаешь, — оборвал он меня с резкостью, которой я не ожидала.

Не знаю, чем это было: раздражением, злостью, вспышкой. Скорее всего, ничем из этого. Рус бросил на меня быстрый, похожий на блеск тёмного лезвия взгляд. Вена на его виске стала заметнее.

— Что ты понимаешь, Зверёныш? – жёсткая, наполненная яростью усмешка. – Что ты, чёрт возьми, можешь понимать?!

Меня бросило в жар, сразу за этим – в холод. Его чернота, давно уже ставшая частью меня самой, завибрировала в крови, усиливая тревогу, натягивая нервы. Мне стало нехорошо. Физически, до тошноты, и я потянулась к дверце, чтобы опустить стекло. В этот момент сбоку от нас промелькнуло дерево. Разбитое ударом молнии, оно стояло в отдалении от других. Я помнила его… Только тогда оно было целым, ещё не превратившимся в чернеющий безжизненный остов. И ленту реки за ним я тоже помнила. И несколько камней, причудливо лежащих неподалёку от обочины.

— Ты не сделаешь этого, — голос мой прозвучал звучал совсем надтреснуто. – Руслан… — снова выглянула в окно. В один из дней мы были здесь… были с сестрой.

Взяли свежий хлеб, овощи, чай и… Тогда была осень. Поздняя тёплая осень, пропитанная запахами листвы и земли. Всё было мне незнакомо, всё было ново.

— Ты не сделаешь этого, — громче, отчётливо понимая по отразившейся во всём облике Руса мрачной решимости, что сделает. – Руслан! – схватилась за его локоть. – Ты не посмеешь! Ты…

— Ты едешь домой, малышка Маугли. Хватит.

Ещё один взгляд в окно и тут же на него. Дёрнула за руку, замотала головой.

— Останови машину! – зашипела, уже не контролируя гнев, намертво перемешавшийся с безумным страхом. – Руслан! Ты слышишь, что я тебе говорю! Останови машину!

Он не хотел слышать. Вместо того, чтобы сбросить скорость, вжал педаль сильнее. Зелень за окном слилась в сплошную полоску, с заднего сиденья раздалось мяуканье.

Я чувствовала, как бьётся сердце и вместе с этим оно как будто не билось. Кровь застыла. Поворот, дорожный знак… Мы проскочили ведущую в бок дорогу. Что делать, я не понимала. Рус превратился в камень. Нет, сталь. Я разжала пальцы, отдёрнула руку, снова замотала головой.

— Давай поговорим, — выдавила, понимая, что на глаза наворачиваются слёзы. – Руслан! Давай поговорим, чтоб тебя! – истерично, почти истошно и в то же время жалко. Сама понимала, что жалко, но мне было наплевать.

Хаммер резко свернул, я стукнулась плечом о дверь. Теперь я хорошо понимала, где мы. Слишком хорошо. Сколько ещё? Пять минут? Две?

— Это Стэлла? – отстегнулась, коснулась его бедра. Сталь. – Руслан, это моя сестра?! Снова она?! Она тебе сказала?!

— Твоя сестра тут ни при чём, — сквозь зубы, почти зло. Вобрав в лёгкие воздух, он шумно выдохнул.

Машина наконец поехала медленнее, и вместе с этим я почувствовала себя немного лучше. Лучше до тех пор, пока снова не услышала жалобное мяуканье.

— У тебя всё будет, Ева, — на меня Рус не смотрел – на дорогу. На кистях его рук, на запястьях, надулись вены. – Найдёшь себе хорошего парня. И дети у тебя ещё будут.

— Дети, — неверяще переспросила я, усмехаясь сквозь застилающие глаза слёзы. Моргнула, и несколько потекло по лицу к губам. Я с гневом стёрла их. – Какие дети, Руслан?! Какой парень?! Ты себя слышишь?!  Я… — сдавила виски, мотая головой, пытаясь избавиться от этого бреда.

Нет, нет, нет!!! Это сон. Кошмарный, дурацкий сон. Сейчас я проснусь… Сном это не было. Вдали уже показалась кованная ограда, шум листвы стал настолько навязчивым, что захотелось выключить его. Взять пульт и выключить все звуки, запахи.

— Ты всё забудешь, Ева, — Руслан затормозил в нескольких метрах от ворот.  – Обязательно родишь ребёнка, устроишь свою жизнь.

— Мне не нужны дети от какого-то там… — зашипела зло, впиваясь пальцами в его бедро с такой силой, что самой стало больно. – Мне не нужны дети ни от кого, кроме тебя. И жизнь я хочу устраивать только с тобой. Забуду… — опять нервная усмешка. – А ты… ты тоже забудешь?! Так?

— И я забуду, Ева, — крепко сжал мою руку и, задержав всего на мгновение, отшвырнул. Открыл дверь и вышел на улицу, а ещё через несколько секунд я ощутила, как моего мокрого от слёз лица коснулся ветерок.

— Наигрались, — он силой вытащил меня из машины. – Хватит.

9

Ева

— Так всё просто, да?! – я схватила Руса за руку.

Меня колотило. Руслан пошёл было к машине, но я, схватившись за его руку, заставила его остановиться. Дёрнула на себя со всей силы, скомкала в пальцах ткань.

— И всё?! Значит, наигрался?! – крик вырвался вместе со всхлипом.

Руслан смотрел на меня твёрдо, беспристрастно, не давая мне усомниться – именно так. Я сжала зубы, снова рванула его.

— Ты не посмеешь вот так… — замотала головой, пытаясь ухватиться хоть за что-то. За воздух, за мысли, за грани разумного.

Чтобы высвободиться, Рус даже не приложил особых усилий. Сдавил моё запястье, и пальцы, холодные, ослабшие, разжались сами собой. Молча он вытащил мой чемодан и, выдвинув ручку, подвёз его ко мне. Поставил рядом. Я вдруг поняла, что ещё показалось мне странным с самого начала. Вещи. Только мои вещи. Когда он всё решил? В тот момент, когда нашёл своих людей мёртвыми? Когда поднимался на рыболовецкое судно? Когда приходил ко мне в больницу?! Когда?!

— Сделаешь вид, что ничего не было? – я едва сдержала порыв опять вцепиться в него. Последние крупицы гордости дотлевали углями – такими же чёрными, как его зрачки.

Руслан ничего не говорил. Молча, методично он рушил мои мечты, превращал в пепел чувства, которых было столько, что я не могла выразить словами.

Похожий на палача, он рывком отворил заднюю дверцу Хаммера. Сквозь гул моих же собственных мыслей до меня донеслось громкое угрожающее ворчание, шипение.

— Сука! – процедил Руслан.

Стоило ему попытаться ухватить Жордонеллу, она снова зашипела. Я видела, как выгнулась её спина, как она прижала уши. Стоило Руслану коснуться её, она заворчала ещё громче, а в следующую секунду оставила на его руке царапину.

— Вот же тварь! – кое-как Рус ухватил её за загривок и, подобно тому, как до этого выволок из машины меня, справился с кошкой.

Не знаю, откуда в ней было столько сил. Извернувшись, она снова впилась в него когтями, оставляя на коже глубокие царапины, и от этого её отчаяния моё собственное накатило ещё сильнее.

— Она же любит тебя! – закричала я истошно, давясь слезами. – Руслан… Она… Как ты можешь так?! Как ты можешь вот так вот… Она тебе верила! И я… Я тебе тоже верила! – меня всё сильнее захлёстывала истерика.

— Мать твою, — Рус перехватил кошку, но та продолжала вырываться, беспорядочно царапаясь, кусаясь, впиваясь в него когтями. Никогда раньше она не оставляла на нём следов. – Я тебя…

Не помню, как оказалась возле Руслана. Жордонелла всё-таки вырвалась, забилась в машину и продолжала ворчать, сидя где-то на полу. Я ухватилась за рубашку. Сочащаяся из царапин тёплая кровь испачкала мои пальцы.

— Поехали домой, Руслан, — зашептала я. – Пожалуйста. Просто поехали домой.

— Ты дома, — он оттолкнул меня так, что я едва не упала. Ударилась спиной об открытую дверцу и замерла, прижимаясь к ней. Перед глазами всё плыло, солнечные блики смешивались с зеленью листвы, голубое небо перевернулось, опрокинулось, растворилось в тёмной земле. Оглушённая, я слышала ставшее громче мяуканье, видела, как Руслан стиснул зубы, как по скулам его гуляют желваки.

— Это твоё, — закрыв сетчатую дверцу пластиковой клетки, Рус поставил её рядом с чемоданом.

Трёхцветка мяукала, не умолкая. Билась, бросалась на прутья, не боясь показаться глупой или слабой. Я тоже не боялась. Уже нет. Потому что действительно была слабой – слабой без него.

— Я умру без тебя, — прошептала, когда Рус, взяв за локоть, отвёл меня, уже не сопротивляющуюся, к вещам. – Руслан… я прошу тебя…

— Не умрёшь, — отрезал он. Отпустил мою руку. Взгляды наши встретились на какие-то секунды, и я… Я не увидела в его глазах ничего: ни своего отражения, ни сожаления, ни гнева. Одна чернота.

Ветер погнал по дороге пыль, листья зашуршали громче, дверца переноски задрожала от новой попытки трёхцветки освободиться и остаться с тем, кто стал для неё её миром.

Ничего больше не сказав, Руслан в последний раз посмотрел на меня и быстрым шагом пошёл к машине. Оцепеневшая, потерявшаяся, я смотрела на него до тех пор, пока хлопок дверцы не заставил меня опомниться.

— Руслан! – крикнула я, бросившись следом.

Мотор заурчал, вырвавшаяся из-под колёс грязь ударила меня по голым ногам, пальцы коснулись металла. Хаммер тронулся с места, а я бросилась к дверце водителя.

— Руслан! — машина рванулась вперёд. – Ты…

Хаммер проехал мимо. Наверное, я могла бы попытаться догнать его. Наверное… Но я не пыталась. Сделала ещё два шага и остановилась, глядя вслед уезжающей машине. Потому что знала – бесполезно. Разве я могла сделать что-то? Разве я могла изменить что-то, если он решил так? Когда-то он сказал мне, что принимать решения – право, которое принадлежит исключительно ему. Ничего не изменилось. Ничего.

Позади раздался шум, что-то стукнулось. Кошка…

— Ненавижу тебя, — проскулила я. Совершенно обессилив, я опустилась прямо на дорогу и смотрела, как она бежит за белой, всё дальше уезжающей машиной. – Скотина… — процедила сквозь слёзы. – Ненавижу… — заскребла по земле, пачкая руки в пыли. – Я же…

Облизала солёные губы, глуша сдавленные рыдания.

Машина скрылась за поворотом, а я так и сидела, глядя на дорогу. На тёмную точку вдалеке – такого же, как и я зверёныша, сидящего в пыли. Преданного, ставшего ненужным только потому, что хозяин, приручивший его решил, что должно быть так.

— Пойдём.

Я не шелохнулась. Тёмная точка постепенно обретала черты. Слегка прихрамывая, Жордонелла плелась обратно по той же дороге, по которой пыталась догнать того, кому стала не нужна.

Стэлла коснулась моего плеча. Не знаю, сколько она простояла рядом молча. Я слышала, как она подошла, чувствовала её присутствие, но начисто потеряла ощущение времени.

— Пойдём, Ева, — сказала она настойчивее. – Нечего тут сидеть.

На какое-то мгновение я напряглась, готовая накинуться на неё с обвинениями. Напряглась и поняла, что злость и гнев лопнули, как мыльный пузырь. Рвано выдохнула и разжала стиснутый кулак, выпуская из ладони смешанную с песком грязь.

— Только не смей говорить, что ты… — я осеклась. Почувствовала впивающиеся в бедро камни, ноющую боль в боку. Как будто до этой секунды этого не было, как будто все чувства во мне заледенели вместе с дыханием, а теперь ледяная корка начала таять.

Стэлла взяла меня под локоть и помогла встать. Смотреть на неё мне не хотелось, и всё-таки я сделала это.

— Что я предупреждала тебя? – как и я до этого, она посмотрела на Жордонеллу. Отвернулась и, подойдя к моему чемодану, взяла его. Я пошла следом. Поваленная на бок, открытая переноска со сломанным замочком дверцы так и лежала на том месте, где и раньше. Поколебавшись, я всё-таки подняла её и закрыла. Вышедший нам навстречу человек из службы безопасности забрал у сестры чемодан.

— Можете взять и это, — просипела, отдавая ему переноску. Дверца распахнулась, хлопнула. Звук этот отдался внутри меня, только-только высохшие глаза наполнились слезами. – Только не несите в дом. Она не нужна.

— Ваша кошка, — должно быть, он заметил трёхцветку. Я вздёрнула подбородок. Посмотрела охраннику в глаза.

— Моей кошке она не нужна, — повторила уверенно.

Больше не задавая вопросов, мужчина скрылся за воротами. Стэлла оглянулась на меня, задержалась взглядом на лице. В больницу ко мне она не приходила ни разу. Вначале я ждала её, готовая ответить на любые её выпады в сторону Руслана. Готовая отстаивать своё право выбора, в случае, если она начнёт говорить, что я должна была держаться от него подальше. Готовая… Я была готова к чему угодно, вот только сестра не пришла. Небольшой букет бледно-розовых роз, шоколадная фигурка пегаса и открытка, в которой помимо подписи было всего одно слово: «поправляйся». Больше ничего: ни звонков, ни сообщений.

— Собаки не тронут её, — во взгляде сестры не было ни чувства превосходства, которое я боялась увидеть, ни снисхождения. Болотная зелень её глаз казалась спокойной и при этом сгустившейся. Я коснулась цепочки, свисающей с шеи, зажала в грязной руке пегаса. Хотелось казаться стойкой, уверенной в себе, не показывать слёз.

— Да, я знаю, — голос дрогнул. – Алекс… Алекс говорил, что они обучены.

Под подошву тонкой балетки попался камень. Я переступила с ноги на ногу, желая, чтобы Стэлла быстрее пошла к дому. Её молчание было даже хуже возможных слов, хуже этого самого «я же говорила».

— Почему ты молчишь? – выдавила я.

Подошедшая к нам трёхцветка остановилась в тени. Пасть её открылась, как будто она хотела мяукнуть, но ни звука не прозвучало. Она подошла ближе и снова беззвучно мяукнула, как будто спрашивала меня, как это всё могло случиться. Что делать теперь. Нос её был грязным от пыли, хвост опущен.

— Эй, — Стэлла присела и, не пытаясь дотронуться, протянула к ней раскрытую ладонь. – Привет.

— Стэлла… — катящееся за горизонт солнце ещё светило сквозь деревья, бросало лучи на лицо, руки и волосы сестры. Я всё ещё ждала ответа. Жордонелла нерешительно шагнула к Стэлле, остановилась рядом, но погладить себя не дала. – Стэлла, я…

— Разве тебе нужно, чтобы я что-то говорила? – она подняла ко мне взгляд, посмотрела снизу вверх. Опустилась на одно колено и сама дотянулась до кошки. Та не отпрянула. Позволила ей коснуться себя. Стэлла провела по её голове всего один раз, убрала руку и поднялась.

— Не нужно, — ответила она за меня.

— А что же мне, по-твоему, нужно?

— На этот вопрос ты можешь ответить только сама, — проговорила она и пошла наконец к отворённой калитке.

Чувствуя себя так, словно меня вывернули наизнанку, я прошла за ней на территорию. Прошмыгнувшая мимо Жордонелла скрылась в цветущих кустарниках, плечо пронзила боль, когда я взялась за ручку калитки, чтобы прикрыть её за собой.

— М-м… — выдохнула я, поморщившись.

Стэлла отошла уже довольно далеко, но я вдруг почувствовала, что она смотрит на меня. Наши с ней взгляды встретились. За эти секунды в ней как будто произошли перемены: глаза стали тёмными, вся она подобралась. Отвернувшись, она быстро пошла вперёд, в сторону дома. Ни единого слова – только этот взгляд. Словно она искала ответы на какие-то вопросы, хотя и знала их. Знала, но хотела убедиться.

— Я провожу вас, — один из охранников хотел было взять меня за локоть.

Я убрала руку и качнула головой. Стороннее присутствие было последним из того, чего мне хотелось в данный момент. Казалось, что я рассыпалась на атомы, разлетелась на миллиарды частичек, каким-то чудом ещё объединённых в нечто целое, некогда бывшее мной самой.

— Не нужно, — поспешила ответить я и добавила почти шёпотом: — Не нужно. Всё… Всё в порядке.

Большой, стоящий напротив дома фонтан, журчал, наполняя воздух свежестью. Остановившись напротив него, я засмотрелась на воду. Нет, там, на дороге, у ворот, я всё ещё была цельной. И только теперь…

— За что ты так… — всхлипнула и не услышала свой голос. – За что…

И снова я стояла на коленях. Сложив руки на каменном бортике фонтана, уронила на них голову и зарыдала в голос. Солнце грело спину, каждый всхлип отдавался болью в боку, плечо ныло, и боль эта заставляла меня чувствовать себя живой. Слишком живой, чтобы продолжать держаться.

— Ты же сказал… — плечи мои тряслись, голос тонул в шуме. – Ты же говорил…

Мягкое касание заставило меня вздрогнуть. Подняв голову, я опять встретилась взглядом со Стэллой. Она попыталась обнять меня, но я оттолкнула её. Отпрянула. Она удержала и почти силой заключила меня в объятья. До боли в покрытых ссадинами рёбрах.

— Что тебе нужно?! – зарычала я, не переставая всхлипывать. – Отстань от меня. Отстань, Стэлла. Я…

Она дотронулась до моих волос. Я почувствовала её вздох, почувствовала мягкие поглаживания по голове. Успокаивающие, ласковые и в то же время решительные. Дёрнулась в последний раз и сдалась.

— Я же… — завыла, утыкаясь ей в плечо. – Почему так… Почему?!

Она ничего не сказала. Только тяжело вздохнула и опять провела по моим волосам, мягко перебирая их.

— Почему он так, Стэлла?

Ответом мне послужил ещё один её тихий вздох и прикосновение. Нужно ли мне было это? Не знаю. Но другого у меня не осталось. Чужая родная сестра, трёхцветка, смелости и внутренних сил в которой было куда больше, чем во мне самой, и чернота, пробравшаяся в меня с первым вдохом возле Руслана, с первым его взглядом мне в глаза и ставшая частью меня самой. Чернота, воющая сейчас раненым, загнанным зверем. Зверёныш… Прирученная добыча, нашедшая в охотнике своего единственного хозяина. Хозяина своего сердца.

10

Руслан

— Это ведь всё ты… — коньяк обжёг глотку. Поставив полупустую бутылку на каменную скамью, я встал и, подошел к гранитной плите. – Это всё ты, — повторил, глядя на выгравированные даты, по которым бил дождь.

Рассвет утонул в черноте неба. Светившее вчера солнце сдохло, как срезанный одуванчик. Не успел я отъехать от Евы и на сотню километров, всё затянуло, заволокло чернотой за считанные минуты. С неба хлынуло так, что не спасали ни дворники, ни свет фар. Вдавливая педаль, я до самых кладбищенских ворот видел отражённую в зеркале Еву и точку – проклятый комок, который она оставила мне на память в собственной спальне осенью. Чёрные волосы, маяком становящееся дальше и дальше…

Верхняя губа моя дёрнулась. Поверх цифр на плите красовалось изображение отца, ниже – броские буквы имени.

— Хорошо тебе там? – в руке оказался пистолет. Стоило почувствовать его тяжесть, внутри толкнулось нечто схожее с мрачным, гнетущим удовлетворением. – Отправился на тот свет, и дело с концом, — стиснул зубы одновременно с рукоятью.

Вглядываясь в изображение человека, генокод которого нёс в себе, я не чувствовал ничего, кроме презрения и желания, вытащив его из могилы, швырнуть в грязь, которую он развёл.

В голове плыло. Коньяк… Вспомнив, что оставил его на скамье, взял мокрую холодную бутылку и сделал ещё пару глотков. Хороший выдержанный коньяк отдавал осенью и шоколадом. Бельгийским, тем, которым были политы пирожные, что мы с Евой покупали в октябре. Молочным, с привкусом её губ. Шоколад… белый, горький… Она всегда любила шоколад. Девочка… моя дочь наверняка бы тоже любила шоколад. Или сын…

Молния осветила гнущиеся от ветра деревья, кресты. Опустившаяся на край плиты ворона скосилась на меня, раскрыла клюв.

— Пошла отсюда! – махнул я на неё. Она расправила чёрные крылья и пропала. Я вернулся к могиле, на этот раз не забыв прихватить с собой остатки уже изрядно разбавившего мою кровь коньяка.

— Надеюсь, ад всё-таки существует, — процедил, взводя курок.

Коньяк с запахом шоколада, ванили и вкусом осени в глотку. Хотелось забыть всё это – чёртов октябрь, шёлком касающиеся моих пальцев волосы, бархат кожи. Тонкие запястья, которые я легко мог перехватить одной рукой, хрупкие, покрытые лиловыми отметинами рёбра и бурые пятна на светлом шифоне.

— Твоё наследие, продажная мразь! Твоё! – Сжал горлышко бутылки. Плеснул на плиту.  Вокруг загромыхало. Вспышка, летящий в стороны камень… В висках стучало, вспышка. Ещё одна. Раскат…

— Вставай! – выстрел. – Вставай, ублюдок! Или…

Палец на курке, мокрый чёрный ствол, отдача выстрела по руке. Где-то поблизости каркнула и заткнулась ворона.

Коньяк. К запаху шоколада прибавился запах пороха.

— Чтоб тебя черти на куски разорвали! — рявкнул, глядя на покрывшуюся трещинами гравировку. В том месте, где была дата рождения, осталась всего одна цифра, и я, недолго думая, стёр её выстрелом. Кусок отколовшегося камня отлетел к моим ногам, гуляющий между могил ветер взвыл, нашедшие на погосте дом вороны истерично закаркали неподалёку. – Ты развёл в этом городе столько грязи, что он смердит, как помойная яма. Всё ты, сука! Ты!

Пули в обойме закончились слишком быстро. Звук выстрелов звучал в ушах вместе с последним выкриком Евы и истошным мяуканьем её кошки.

— Если с ней хоть что-нибудь случится, я тебя из-под земли достану. Не достану, так сам сдохну и доберусь до тебя. Тебе ад раем покажется.

По раскуроченной плите стекали капли воды, земля под ногами превратилась в грязь. Гротескная роскошь её вызывала во мне ярость и желание закончить начатое собственными руками, но всё, что я сделал — новый глоток. Утро было слишком тошнотворным для того, чтобы вообще наступить. Лучше бы рассеянная, похожая на туманную молочную дымку ночь никогда не заканчивалась.

— Сука! – заорал я, с размаха зарядив стволом по остаткам лицемерно-благочестивого изображения отца. – Надо было мне самому тебя прикончить! Прикончить, сука, а не пытаться исправлять твои дела!

Тяжело дыша, я отшатнулся от камня. Стёр с лица воду и зарычал. Вспышкой в голове мелькнула мысль наплевать на всё, вернуться к дому Алекса и забрать мою малышку Маугли, но я задушил её. Хлебнул коньяка, пытаясь забыть сладость губ. Куда там! Пуль не осталось. Холостые щелчки вызвали во мне вспышку гнева. Дождевые струи стекали по шее под ворот прилипшей рубашки. Не помню, как дошёл до скамьи. Только крепкий коньяк, холод камня и карие глазища с янтарными крапинками…

— Спрятался?! – сжал горлышко. – Думаешь, на том свете спрятался?! Достану… Я вас всех достану. Каждого, — процедил смотря сквозь стену воды на гранит.

Буквы плясали перед глазами, оставшаяся на месте отцовской рожи воронка была как раз тем, что нужно было отпечатать на его могиле с самого начала. Нет… Нужно было отдать его на корм стервятникам. Тем, которых он же сам и развёл вокруг себя. Уверен, эти падальщики быстро перегрызлись бы между собой за то, что можно бы было отхватить после его кончины.

Облепленное низкими тучами кладбище вращалось и покачивалось, под ногами хлюпало, как в сточной канаве.

— Блядь, — я попытался встать, но горизонт наклонился ещё сильнее.

Тряхнул гудящей головой. Запах озона, жжёной резины, ванили…

С силой зажмурился, отгоняя беснующихся демонов. Услышал, как ударилось о скамью стекло, с шумом втянул сквозь стиснутые зубы воздух.

Прямо надо мной что-то громыхало, взвившийся ветер разбрызгивал хлещущий дождь в разные стороны. Нашарив в кармане купленную где-то посреди ночи пачку сигарет, я раскрыл её. Мокрая, она развалилась прямо у меня в руках, табак облепил пальцы.

— Блядь… — швырнул в грязь под ногами и, сплюнув, нашарил прибившийся к ноге коньяк. Вернулся к граниту.

— Всех твоих крыс передавлю, тварь. — Шоколад, ваниль, пряная осень… Стекло ударилось о камень и разлетелось в стороны. Осколок резанул по пальцам.

Я смотрел, как в бледном рассветном мареве кровь смешивается с водой и стекает с пальцев. Капля за каплей, на чёрный гранит. Из нутра вырвался звериный рёв, кулак врезался в камень, как до этого стекло. Похожая на молнию вспышка боли ослепила меня, но этого было мало. Ещё и ещё, до тех пор, пока боль не просочилась в самую глубь.

— Это был мой ребёнок! Ты слышишь, сволочь?! Мой! – последний удар.

Стёр разбитой рукой воду и почувствовал вкус своей же крови. Кровь вместо ванили, вместо губ моей женщины, моего Зверёныша. Чёрная плита, а перед глазами светлое платье и окрасившая его кровь моего ребёнка, которого не стало ещё до того, как я смог сказать Еве, что жду. Что хочу. Что я, чёрт возьми, до хрипоты бездомного и вдруг отбредшего дом пса рад.

— Вставай, чёрт тебя подери. Какого дьявола ты тут устроил?!

Первым, что я увидел, подняв голову, были начищенные до блеска ботинки. Чтоб его! С него всегда всё стекало. Чистенький младший брат, тогда как мне не оставалось ничего, кроме как возиться в дерьме.

— Катись к лешему! – бросил, стоило Ренату попытаться поднять меня со скамейки.

Дождь был уже не таким сильным, небо на горизонте стало светлее ровно настолько, что я смог различить, как Ренат стиснул челюсти. Процедил сквозь зубы пару неподобающих его ботинкам крепких словечек.

— Вставай, мать твою! – неожиданно схватил он меня за грудки свободной рукой и дёрнул на себя.

Меня качнуло, но это не помешало мне схватить его в ответ. Большой чёрный зонт упал в грязь около нас, и порыв ветра потащил его к плите.

— Без тебя разберусь! – рыкнул, сжимая воротник его пиджака. – Что тебе здесь нужно, Ренат?!

— Хорошо ты разбираешься! – он тряхнул меня.

Проклятье! Свинец в мозгах ударился о черепную коробку. Я поморщился, чувствуя, адскую боль в руке. Капли воды потекли по лицу брата, но ему, похоже, не было до этого дела.

— Какого хрена мне звонят посреди ночи и докладывают, что ты устроил тут черти что?! – гневно оттолкнул меня. – Смерил взглядом, посмотрел на придавившую последнее отцовское пристанище плиту и снова на меня.

— Понятия не имею.

— Если ты не пойдёшь сам, я прикажу своим людям увести тебя отсюда.

Губы мои искривились. Вокруг всё шаталось, но холодный дождь не давал туману сомкнуться.

Подняв с земли зонт, я вернулся к брату и всучил его ему. Одна спица сломалась и повисла. На плечо Рената с неё сразу же потекла вода. С непроницаемым видом брат сложил трость и, бросив на скамью, где я провёл хрен знает сколько времени, подошёл к плите.

— Убирайся отсюда, Ренат! – рявкнул, желая одного – чтобы он исчез. Оставил меня с тем, что было внутри меня. С моими собственными, рвущими цепи разума внутренними демонами и мыслями о девчонке, которую я точно такой же дождливой ночью нашёл на петляющей среди гор дороге. Не похожая на других, она с первой минуты пробудила во мне нечто забытое.

— Ты меня слышишь?! – подлетев, я рванул брата за плечо. Толкнул к граниту.

— Это ты меня слышишь?! – он сгрёб мою рубашку. Я зарычал. Жаждущий разрушений, припечатал его снова. В гонимых ветром тучах загрохотало, порыв швырнул в нас водой.  – Мне не нужны няньки, Ренат! Чёрт тебя подери! – его пиджак тоже пропитала вода. – Запах дорогого одеколона, исходящий от брата, не мог вытеснить другой – её, намертво слившийся с моим собственным. Со мной. Он только глушил его. Накалённые до бела нервы, гром, Вик, крысой сбежавший с корабля, звук выстрелов, гарь…

Жёсткий удар спиной привёл меня в чувства. Теперь уже я стоял у плиты. Бровь Рената была рассечена, лицо искажала ярость. Сквозь смешавшееся с настоящим прошлое проступала реальность в которой мы, сцепившись, стояли на могиле отца, глядя друг на друга. Моё собственное плечо ныло, в локте пульсировало. Разжав пальцы, я сдавил переносицу.

— Успокоился, — брат стёр тыльной стороной ладони кровь.

— Решил поиграть в братьев? – я жёстко усмехнулся.

— Решил, что кто-то должен тебя остановить, пока ты не перешёл границы.

Я опёрся ладонью о гранит. Посмотрел на оставшиеся от даты рождения штрихи и, вытащив пистолет, ударил по ним рукоятью, стирая начисто. Закончив, опять посмотрел на брата. Тот сохранял мрачное молчание.

— Не ты точно, — процедил и вернул ствол в кобуру. Сжал и разжал руку, смахнул воду и почувствовал во рту металлический привкус крови. – Я, чёрт возьми, его из преисподней вытащу и заново туда отправлю, если с Евой ещё хоть что-то случится. Ты понятия не имеешь о том, что это была за тварь. Отец… — скривил губы и сплюнул под ноги. – Пока ты получал диплом в своём Оксфорде, я подгребал за ним то, что можно было подгрести. Так что… – не закончив, посмотрел в другой конец участка, на небольшую, украшенную статуэткой ангела белую колонну.

— Знаешь, о чём я думаю, — проговорил задумчиво и снова посмотрел на брата. – Наша мать была не так уж и не права. Трудно сказать, ходила ли смерть у неё в подругах, но… Протяни она ещё с десяток лет, это бы сломало её. В отличие от отца, она видела в окружающих людей, а не шахматные фигуры, которые можно передвигать согласно своим желаниям. И в нас в том числе. Отец… — у меня вырвался сдавленный смешок. – Оте-е-ец… ему нужно было другое. – Смешок резко оборвался. Я прищурился. – Нечего втирать мне про грани, Ренат. Пока ты учился в Оксфорде, я изучил все грани от и до. Думаешь, мне это было нужно?! – рявкнул я, отталкиваясь от плиты. – Думаешь, я хотел этот город?! Да ни черта я не хотел!

В последний раз смерив продолжающего молчать Рената взглядом, я пошёл к ограде. Из-за отца я потерял своего не рождённого ребёнка. Из-за него же лишился женщины, вернувшей мне возможность чувствовать тогда, когда это казалось уже почти невозможным. Из-за него я потерял единственного друга. Митяй… Хоть братом по крови он мне не был, именно с ним я мог бы хлестать коньяк этой ночью сидя тут, на каменной скамье. Если бы только он был на этом грёбаном свете…

— Думаешь, я хотел этот город? – раздалось мне в спину.

Я остановился. Оглянулся на Рената. Тот так и стоял неподалёку от могилы, только теперь смотрел не на плиту, а на меня.

— Не хотел, — брат направился ко мне.

Я ждал, пока он приблизится. Усмехнулся. Ботинки его всё-таки оказались вымазанными, как и брюки. Находясь рядом с отцом, пусть даже с мёртвым, не запачкаться было невозможно. Поднял взгляд к лицу брата.

— Так что же ты всё не послал?

— Ты прекрасно знаешь ответ, — сказал, глядя на меня прямо. – Кроме нас некому. Мы нужны этому городу, Рус, — он замолчал на несколько секунд. Ветер снова швырнул в нас водой, в голове отзвуком раздался окрик Евы, но я заглушил его.

— Мы оба, — короткий взгляд, после которого Ренат открыл кованную калитку. Открыл, но с места не сдвинулся, дожидаясь, пока я выйду первым.

Ничего не ответив. Я шагнул за ограду. Мы оба… Чего нужно было этому городу, мне было всё равно. По крайней мере, сейчас. Но я знал, чего хочу сам – достать сбежавшего с «Беринга-320» крысиного короля. Достать и превратить его в месиво.

11

Ева

— Не нравится? – от долгого молчания голос прозвучал глухо.

Вздохнув, я заставила себя подняться с постели. Подошла к окну и раскрыла его настежь, впуская в комнату свежий воздух. Ворвавшиеся вместе с ним запахи и звуки окружили меня, заполнили собой всё вокруг.

Сделав глубокий вдох, я посмотрела на кошку. Сидя на постели, она с раздражением и усердием вылизывала шерсть в том месте, где я только что касалась её. Как будто желала избавиться от моего запаха или просто-напросто считала меня слишком грязной.

— Ну так и иди к нему, — бросила с досадой. — Иди, — махнула на закрытую дверь.

Перестав вылизываться, Жордонелла села, плотно приставив друг к другу передние лапы. Прикрыла их хвостом и уставилась на меня янтарными глазищами.

— Что?! — повысила я голос. – Что ты на меня смотришь?! Он не придёт за тобой, понимаешь?! Всё. Не придёт! Ни за тобой не придёт, ни за мной. Он тебя бросил, пойми ты это!  Не хочешь, чтобы я тебя трогала – не буду. Только больше у тебя никого нет. И у меня…

Тихонько мяукнув, трёхцветка спрыгнула с постели, подошла и, прижавшись боком к голой ноге, простояла несколько секунд. Прыгнула на подоконник и, пройдясь по нему, встала рядом с моей рукой. Поколебавшись, я коснулась её мягкой шерсти. В отличие от меня, она хотя бы изредка приводила себя в порядок, тогда как я с трудом могла заставить себя шевелиться. Не хотелось ни есть, ни разговаривать, ни вставать с постели.

Провела по волосам, пытаясь вспомнить, когда причёсывалась в последний раз. Кажется, это было вчера. Или позавчера. А может быть, ещё раньше… За всю эту неделю из комнаты я вышла всего один раз и то только затем, чтобы проверить собак. Не успела зайти в вольер, как они окружили меня, виляя обрубками хвостов. Гладя больших, походящих на живое оружие псов, я пыталась вспомнить, что раньше приносило мне ощущение счастья. Пыталась и понимала – ничего не осталось. Руслан забрал с собой всё: мою душу, моё сердце. Без него всё стало блёклым и серым.

— Я знаю, что ты его любишь, — коснулась уха кошки, почесала её. Убрала руку. Пальцы мои легли на край подоконника. Подойдя к самому раскрытому окну, Жордонелла выглянула на улицу, повела ушами. Окна комнаты выходили во двор, и я могла видеть окружённую зеленью каменную беседку, тропку, ведущую к задней калитке, кусты смородины и старую грушу.

Жордонелла снова мяукнула. Уже не так, как раньше – жалобно, как будто бы спрашивала меня о чём-то. Я провела по её спине.

— Я тоже люблю его, — едва слышно. Горечь от того, что вот так откровенно признаться в этом я могу только кошке, сжала сердце, сплелась с ощущением безысходности и гнетущей пустоты. Злость, что я чувствовала все эти дни, вспыхнула и снова погасла. Порой она накатывала на меня, как поднятые ветром волны, порой затихала, и в эти моменты я ненавидела Руслана сильнее всего. Потому что на смену злости приходили безразличие и апатия.

Негромкий стук в дверь заставил меня отойти от окна. Отперев, я встретилась взглядом с сестрой.

— Ты можешь опять отказаться со мной разговаривать, — попытки войти она не сделала, — но вряд ли это тебе поможет. Тем более, — посмотрела мне в ноги, — твоей кошке не мешало бы поесть. Тебе, кстати, тоже.

В руках Стэлла держала бумажный пакет. Что было внутри, я могла только догадываться. Оставленный горничной утром на столике у двери завтрак я так и не тронула. Забрала только чашку с чаем и мясо – не для себя, для сохраняющей между нами дистанцию, но каждую ночь устраивающейся возле меня трёхцветки.

— С моей кошкой всё в порядке, — я всё-таки отошла от двери, пропуская сестру в комнату.

Зайдя, она бросила взгляд на не застеленную кровать и прошла к окну.

— Что за склеп ты тут устроила? – вдобавок к окну, Стэлла распахнула и балконную дверь. Ветерок подул по босым ногам, прохладой обдал кожу. За неделю, что я провела в доме сестры, синяки стали почти незаметными. Только кое-где они ещё выделялись уродливыми поблёкшими пятнами. Вот только если с тела они постепенно сходили, невидимые раны, что остались на месте души и сердца кровоточили, как будто я всё ещё сидела в пыли посреди дороги и смотрела в пустоту.

— Иди сюда, — позвала меня Стэлла, выходя на балкон.

Поджав губы, я вышла вслед за ней. На маленьком стеклянном столике появились два стаканчика с кофе и пирожные. Украшенные квадратиком шоколада и половинками грецких орехов, они пахли свежей выпечкой и… воспоминаниями. Всё вокруг пахло воспоминаниями.

— Ты жива, Ева, — открыв один из стаканчиков, сестра подала его мне. Из второго отпила сама. – Цени это.

— Я ценю, — к кофе я не притронулась. Поставила на столик. – Разве не заметно? – уже не скрывая раздражения.

— Заметно, — Стэлла вспыхнула мгновенно, но быстро взяла себя в руки. – Причешись. Причешись и пойми ты уже – Руслан всегда был таким. Был, есть и будет. Такие мужчины, как он, не меняются.

— Не нужно меня учить.

— Я тебя не учу. Я говорю тебе, как есть.

— Займись лучше своей жизнью, — я поставила стаканчик на столик. – Я же не говорю тебе, любить Алекса или нет. Ты свою жизнь устроила, так что, теперь будешь мою устраивать? Найдёшь мне того, кого посчитаешь нужным. Сосватаешь...

— Замолчи, Ева, — негромко, но жёстко оборвала она меня. Посмотрела пристально. – Съешь пирожное. Поверь, тебе станет лучше.

— От пирожного? – я потихоньку засмеялась. Горько, с сожалением.

— От пирожного.

Она серьёзно?! Судя по взгляду, действительно серьёзно.

Больше ничего не сказав, Стэлла вышла из комнаты. С гневом заперев за ней дверь, я хотела закрыть балкон, но, в последний момент, уже взявшись за ручку, передумала. В одном сестра была права – причесаться мне действительно стоило.

Ласковые лучи солнца грели лицо. Не знаю, что заставило меня, вытащив кусочек шоколадки, положить его на язык. Точно не слова сестры. Но вслед за первым кусочком я вытащила второй, за ним ещё один. Грудь сдавливало, шоколад, казалось, имел привкус моих собственных слёз, а я откусывала кусочек за кусочком. Запивала кофе из принесённого Стэллой стаканчика и смотрела на угол беседки, поглаживая устроившуюся на краю столика кошку.

— Не знаю… — донеслось до меня с улицы. Голос принадлежал Стэлле. – Пусть едет, Алекс. Пусть плывёт, куда его черти несут! Пусть

— Успокойся, — Алекс сказал это весьма резко.

Ветер стих, деревьев было почти не слышно, и я могла разобрать её голос довольно чётко. Должно быть, они с Алексом проходили мимо дома. Дорожка, ведущая к беседке, где они любили сидеть, проходила как раз под окнами.

— Я спокойна. Но… Что ты хочешь? Чтобы я сказала ей? Зачем? Ты же… — дальше разобрать я не смогла. Очередной порыв зашелестел листьями.

Сказать? Что сказать? Я подошла к заграждению балкона. Алекс и Стэлла, переговариваясь, действительно направлялись к беседке. Сказать? Уплывает… Куда? Если они о Руслане… Они о Руслане, это я знала точно.

— Руслан уезжает? – спросила я прямо.

Сестру я нашла возле фонтана. Должно быть, только что она уложила дочь спать и теперь сидела на скамье. Солнце, светящее сквозь листву стоящего рядом каштана, бликами играло на её коже и волосах. Не знаю, чем она была занята. Должно быть, думала о чём-то своём.

— Тебе Алекс сказал?

— Никто мне ничего не говорил, Стэлла, — я опять почувствовала злость.

По тому, как она спросила это, было понятно, что рассказывать мне никто ничего не собирался. Она, так точно. Как будто моя жизнь касалась кого угодно, кроме меня самой и право решать тоже принадлежало не мне.

Она так и сидела, глядя на меня снизу вверх. Пережившая за последние дни слишком многое, чтобы сохранять спокойствие, я готова была сорваться в любую секунду. От её молчания становилось только хуже.

— Садись, — Стэлла подвинулась ближе к краю, хотя места и так было достаточно.

Садиться я не собиралась. Единственное, что мне было нужно – получить ответы на свои вопросы. Ответы, знать которые имела полное право. Поняв, что к долгим разговорам я не расположена, Стэлла поднялась со скамьи.

— Я как раз хотела с тобой поговорить, — она посмотрела на фонтан. Струи воды переливались в свете солнца всеми цветами, искрились, подобно бриллиантам. Прохладная свежесть чувствовалась даже тут. Но к фонтану Стэлла не пошла.  Наоборот, едва уловимым кивком показала мне на ведущую вглубь сада дорожку.

Некоторое время мы продолжали молчать. Шум воды постепенно становился всё тише и наконец смолк окончательно. Единственными звуками, которые нас теперь окружали, было пение птиц и почти неслышный – наших шагов.

— Так о чём ты хотела со мной поговорить? – посчитав, что для моей выдержки достаточно, я остановилась неподалёку от поляны с беседкой. Осенью, в первые дни моего пребывания в доме, Стэлла рассказала, что старая, стоявшая тут, была полностью разрушена. Эту же – точную копию, восстановленную по непонятно где найденным оригинальным чертежам, преподнёс ей Алекс в качестве свадебного подарка. Каким бы сложным ни был муж сестры, он делал её счастливой. У неё было всё, чего никогда не было у меня. И при этом она пыталась чему-то меня учить…

— Мы с Алексом нашли медсестру, которая работала в больнице, где ты наблюдалась после рождения, — остановившись, Стэлла посмотрела на меня. – Ты провела там несколько недель.

Ожидавшая, что мы продолжим разговор о Руслане, я поджала губы. О том, что Алекс пытается связать концы с концами и выяснить, почему никому не было известно о втором ребёнке Эдуарда Белецкого, мне было известно. По крайней мере известно, что он пытался это сделать, но безрезультатно. Видимо, своего он всё-таки добился. Не удивительно – своего он добивался всегда, за проведённые в их со Стэллой доме полгода это я понять успела.

— Ева, — позвала меня сестра, когда я, не ответив, пошла к беседке.

Поднялась по каменным ступеням и, оказавшись в тенистой прохладе, подставила ладонь под бьющий прямо из стены фонтанчик. Вода была холодная. Набрав её в руку, я развела пальцы, и она стекла по ним.

— Ты поняла, что я сказала? – Стэлла взбежала по ступенькам следом за мной. – Ева! Эта женщина…

— Я всё поняла, — резанула её взглядом. – Я всё поняла. Стэлла. Только зачем ты мне это говоришь?! Я спрашивала тебя совсем о другом. Зачем мне нужна какая-то там медсестра?

— Тебе что, не важно знать, что случилось? – с недоумением повысила она голос. – Ты не хочешь узнать о том, кто ты, откуда? Узнать что-то о своём прошлом?

— Не хочу, — резко ответила я. Вытерла влажную ладонь о подол платья. – Зачем мне что-то знать о прошлом, если это всё равно ничего не изменит? Что от этого толку? Разве это что-то мне вернёт? Ничего! Оно прошло, — я сама не заметила, как в голосе появился истеричный надлом. К чему мне всё это в самом деле?! К чему мне знать, что было почти девятнадцать лет назад, если я этого даже не помню?

— Это твоё прошлое!

— Вот именно! Прошлое! – светящее из противоположной стороны мне в спину солнце падало на каменный пол к нашим ногам, играло с бусинами на маленьком сердечке, украшавшем футболку сестры, в бриллиантах её серёжек. Кольцо на её пальце тоже играло гранями камней, как, наверное, и то, что так и не сняла я сама. Только в отличие от меня на своё она имела полное право.

— А что для тебя важно, Ева? – она тоже говорила резко. – Что?! Руслан?

Как будто наотмашь. Всё во мне сжалось. Звук имени отдался внутри миллиардом вспышек.

— Тебе мало?! – продолжила Стэлла, не снижая тона. – Ты не того выбрала! Не того, Ева! И перестань носить это кольцо!

— Перестану, когда ты перестанешь носить своё! Не тебе решать, кого мне выбирать! Не тебе решать, кого мне любить! Может быть, это ты выбрала не того?! Что молчишь?!

Дыхание моё стало быстрым. Я смотрела на сестру и понимала – ничего не изменилось и не изменится. То, что я чувствовала в этот момент, было даже не злостью. Это было… Я сама не знала, что испытываю. Нечто схожее с тем, что испытала, узнав, что она попросила Руса не приближаться ко мне, только ещё более разрушительное и тёмное.

— Не смей, — сделала к ней шаг. — Никогда не смей решать за меня, — ещё ближе, давая волю тому, что уже давно держала в себе. – Не смей говорить, что я выбрала не того. Не смей указывать мне, что правильно, а что нет. Ты понятия не имеешь, что такое, когда всю твою жизнь все только и делают, что решают за тебя. Ты всегда могла выбирать, Стэлла, поэтому… — висящий на цепочке пегас оказался зажатым у меня в кулаке. Поняв это, я отпустила его.

Стэлла смотрела на меня прямо. Зрачки её стали широкими, радужка глаз потемнела. И всё. Меня трясло, а она была спокойна – стояла и снова молчала.

— Не смей, — повторила. – Ты не знаешь, как это, когда за тебя решают. Не знаешь, Стэлла, как это, когда ты не можешь выбирать. Что тебе есть, что носить. Когда… — я вспомнила таящий в руках шоколад. Шоколад, вкус которого почти не знала до нашей с Русланом встречи. Вспомнила кухню в его доме, чувство лёгкости, когда лезвие ножа прошлось по волосам. Темноту, опять вкус шоколада: молочного, горького, белого…

— Ты мне утром сказала, что пирожные… Что шоколад способен подарить хоть крохотное, но ощущение счастья — злость стала совсем горькой. Свернувшаяся, она уже не неслась в крови, а стала почти ручной. – А я… я ведь понятия не имела, что такое шоколад. Что такое конфеты… За всё детство у меня была только одна конфета. Правильная еда, образование, итальянский, японский, французский… Только в восемнадцать я поняла, что такое конфеты, что такое пирожные, — я невесело усмехнулась. – Смешно, правда?

Стэлла продолжала молчать. Отвернулась, отошла к каменному проёму арки и встала в нём полубоком, подставив лицо ветру. Я проглотила ком из слёз. Намочила ладонь холодной водой.

— Часть наследства родителей принадлежит мне, — не отходя от фонтанчика, заговорила снова. – Мне нужны деньги. Я буду тебе благодарна, если ты дашь нужные распоряжения адвокату.

Сказав это, я спустилась вниз по лестнице. Слёзы подступили к глазам. Чувство потери стало сильнее. Солнце по-прежнему светило ярко, дул тёплый ветерок, но мне он показался куда более пронизывающим и злым, чем в ночь на мокрой палубе рыболовецкого судна.

— Ева, — окрикнула меня Стэлла. Поначалу останавливаться я не хотела. Сделала ещё шаг и всё-таки обернулась к ней.

— Руслан собирается на несколько месяцев выйти в море. Как я поняла, на судне, которое принадлежит кому-то из его знакомых. Большего я не знаю. Если хочешь, можешь спросить у Алекса.

Я простояла ещё немного, глядя на неё. До тех пор, пока она сама не скрылась в беседке. Сжала руки в кулаки, борясь со слезами, и быстро пошла к дому. Спрошу. Обязательно спрошу.

12

Ева

В последний раз осмотрев комнату, я выдвинула ручку чемодана и приставила его к стене у двери рядом с тем, что привезла из Грата неделю назад. Его я даже не открывала.

— Учти, — обратилась я к наблюдающей за мной с подоконника Жордонелле, — если будешь показывать мне свой характер, я покажу тебе свой. Оставлю в какой-нибудь придорожной забегаловке. Жди там тогда кого хочешь и сколько хочешь.

Кошка повела ухом. Кончик её хвоста дёрнулся. Если бы я не была уверена, что это невозможно, подумала бы, что даже в выражении морды появилась снисходительность.

— Если думаешь, что я этого не сделаю, — проговорила, глядя на неё, — ты ошибаешься.

Кончик её хвоста снова дёрнулся. Я коснулась чемодана. Кожаный, он был прохладным и как будто пах новой жизнью. Переменами, в жажде которых я была не уверена. Недавняя решительность не пропала, но теперь, когда я смотрела на комнату, в которой из моего осталась только сидящая на подоконнике кошка, прибавилось понимание, что обратного пути нет. Меня и самой как будто не было. Документы, появившиеся у меня буквально через пару дней после того, как стало известно, кто я, лежали в боковом кармашке лежащего у чемоданов рюкзачка. Вот только кто я на самом деле? Кто? Не жена, не сестра, не… не мама…

— Пойдём, — я подняла рюкзак и накинула лямки на плечи. Потянула за собой один из чемоданов.

Повторять дважды Жордонелле не пришлось. Мягко спрыгнув с подоконника, она пошла ко мне. Первая шмыгнула в холл, стоило открыть дверь, и пошла вперёд. Как будто и правда всё знала. Всё. Прежде всего, что мы едем обратно. В город под серым низким небом которого обрели того, кому доверились. Того, кого полюбили. Того, кем оказались преданы.

— Собралась? – поднявшись по лестнице мне навстречу, Алекс посмотрел на мой чемодан.

— В комнате ещё два, — ответила и, убрав ручку, хотела было пойти вниз.

Смотреть в глаза Алексу было сложно. Почему, сказать наверняка я не могла. Наверное потому, что чувство было такое, будто он видит меня насквозь. Он действительно видел. Видел и понимал, особенно после того, как я несколько часов назад вошла к нему в кабинет и напрямую спросила, когда корабль, на котором Руслан должен был выйти в море, отходит из порта. Других вопросов, чтобы понять, что именно я хочу сделать, ему не потребовалось.

— Моя машина в порядке? – на всякий случай спросила я, поднимая чемодан.

Но сделать этого мне не удалось – Алекс забрал его.

— В порядке. – пошёл вниз.

Я последовала за ним. Жордонелла уже сбежала по ступеням и теперь ждала, встав посреди коридора. С каждым днём она становилась всё взрослее. Шерсть, когда-то блёклая, теперь отливала золотисто-каштановым, среди которых можно было различить рыжевато-золотистые и чёрные полосы. Я спустилась вслед за Алексом и, поблагодарив, хотела сказать, что до гаража довезу чемодан сама.

— Поставь у машины. Я схожу за остальными вещами.

— Спасибо, — как бы ни хотелось мне сделать всё самой, возражать я не стала. Боль всё ещё давала о себе знать, да и временами появляющаяся слабость так и не прошла до конца.

Несколько дней назад мою машину переправили из Грата. Ирония. Теперь ей предстояло проделать обратный путь. И мне вместе с ней.

— Надеюсь, все вещи поместятся.

— Поместятся, — взгляд Алекса был жёстким, как и голос, хотя говорил он очень спокойно. – Я сам отвезу тебя, Ева.

Дожидаясь мужа сестры возле чёрного внедорожника с тонированными стёклами, я беспокойно теребила браслет на запястье. Перспектива провести с Алексом порядка пяти часов, отделяющие меня от Грата, мне совсем не нравилась. Но возражать Алексу, когда он говорил в подобном тоне, было бессмысленно, но я всё же попыталась сделать это.

— Либо ты едешь со мной, —  глядя на меня, отрезал он, — либо не едешь вообще. Выбирай.

Выбирать было не из чего. Знала я, так же, что ни крики, ни здравые доводы, ни даже слёзы ни к чему не приведут. Порой мне казалось, что проще сдвинуть с места каменную глыбу, чем достучаться до Алекса, если он решил, что будет так. В этом они с Русланом были схожи.

— Алекс… — начала я, когда он, подойдя, открыл багажник.

— В машину, —  мрачный, он поднял самый большой из чемоданов.

И Стэлла ещё смеет говорить, кто мне нужен, а кто нет?! Больше не пытаясь спорить, я уселась на переднее пассажирское сиденье. Придержала дверь. Жордонелла остановилась возле машины, но запрыгивать внутрь не торопилась.

— Да пошла ты к чёрту! – шикнула я и закрыла дверцу. Настроение и так было хуже некуда.

Понимая, что делаю всё правильно или, по крайней мере так, как чувствую правильным, я не могла отделаться от гнетущего ощущения собственной неприкаянности. Как будто сама по себе я была лишняя абсолютно везде. Каждый хотел видеть во мне то, что нужно было ему, но в сущности я была лишней. Везде лишней.

— Никого не забыла? – открыв дверь со стороны водителя, Алекс сел за руль.

Я услышала громкое требовательное мяуканье. Помедлила. Алекс завёл двигатель, но открывать дверцу я всё ещё не спешила. Давно стоило показать трёхцветке, кто тут главный.

— У тебя три секунды, — Алекс посмотрел на меня. – Либо ты её забираешь, либо нет.

Чувствуя его настроение, проверять действительность слов я не стала. Распахнула машину.

— Жордонелла, — позвала, не увидев кошку. – Жора!

Внутри появилось беспокойство. Чувствуя на себе взгляд Алекса, я нервничала сильнее и сильнее.

— Жордонелла! – позвала громче и уже хотела было отстегнуть ремень, но тут ещё одно громкое «мяу» прозвучало у меня над головой. Хвост мелькнул прямо перед лобовым стеклом, когда трёхцветка спрыгнула с крыши на капот. Секунда, и она юркнула в машину, зацепив мою ногу. Когда эта зараза успела забраться на крышу?!

— Знаешь, — уголок губ Алекса дёрнулся. Мы выехали из гаража, и камни под колёсами потихоньку зашуршали, — она – твоё второе «я».

— Это ещё почему? – спросила нехотя.

— Понаблюдай и поймёшь.

— За ней понаблюдать?

— За собой, — выговорил он и, приспустив стекло, обратился к дежурившему у ворот сотруднику службы безопасности.

Ворота раскрылись, поехали в стороны. Большая чёрная машина тронулась с места и выехала на дорогу, по которой совсем недавно охотник за рулём белого внедорожника увёз моё сердце. Смогу ли я вернуть его? Нет, не сердце – мужчину, в руках которого это самое сердце только и могло биться. Хочу ли я этого?

Зачем возвращаюсь в Грат, я точно не знала. Рана, нанесённая мне Русланом, боль, которую он причинил, просто взяв и отказавшись от всего, что было и ещё могло быть, не шла в сравнение с той, что причинили мне в одну из самых страшных ночей моей жизни. Она была другой. Совсем другой – не ослабевающей ни на миг, субфебрильной, вытягивающей счастье. Радость и умение просто жить.

Так зачем я возвращаюсь в Грат? Ответа на этот вопрос у меня не было. Хочу ли я разговаривать с Русланом? Нужны ли мне какие-то слова? Одно я знала точно – я хочу посмотреть ему в глаза.

— И что ты думаешь делать? – нарушил молчание Алекс, когда мы выехали на трассу и помчались навстречу моей неизвестности.

Дорога была свободна, и я надеялась, что до места мы доберёмся до наступления ночи. Разговаривать мне не хотелось, отвечать на подобные вопросы – подавно. Прежде всего потому, что сперва я хотела побыть наедине с самой собой там, где чувствовала внутреннее спокойствие. Пройтись у кромки прекрасно-холодного моря, вдоль каменной ограды набережной, отделяющей воду от остального мира. Послушать, как перешёптываются волны и ветер, как резко и громко кричат чайки. Зайти в кофейню с нарисованным на витражном стекле парусником и, взяв ореховый капучино с шоколадным пирожным, усесться за столик у окна.

— На несколько дней остановлюсь в гостинице, — всё же ответила нехотя. – А там… Наверное, начну подбирать квартиру.

Алекс глянул на меня мельком. В попытке отвлечься, я отвернулась к окну. Квартира… Мысль об этом пришла не внезапно. Вне зависимости от того, что дальше, мне хотелось иметь что-то своё. Место, которое было бы только моим, где я могла бы вставать утром и, подойдя к окну, раздёргивать в стороны шторы, которые выбрала сама. Где по вечерам, стоя на балконе и любуясь спокойным или, напротив, разъярённым морем, я бы пила какао, а, может быть, горячий глинтвейн. Свой собственный дом, которого у меня никогда не было.

— Не считаешь себя лицемеркой? – прозвучавший с неким пренебрежением вопрос заставил меня, отвлёкшись от рассеянного и бессмысленного рассматривания обочины, повернуться обратно к Алексу.

Сталь его взгляда в очередной раз полоснула так, что меня едва не передёрнуло. Черты его лица оставались жёсткими, линия губ искривилась в уголке. Пренебрежение, с которым он это сказал, отразилось в глазах.

Я вскинула голову. Напряжение стало сильнее.

— Что ты имеешь в виду? – натянуто осведомилась я, неотрывно глядя на него.

Рука его лежала на руле. Он вёл машину спокойно – это спокойствие и уверенность так и сквозили в каждом движении, в каждом слове. Но если Руслана я научилась понимать хоть немного, Алекса понять я даже не пыталась.

— Да так… — на этот раз от дороги даже не отвлёкся. – Надеюсь, третьего ребёнка у Белецких не было, — бросил, как будто даже не мне. – Наследства на всех не напасёшься.

— Так ты из-за наследства переживаешь? – наконец до меня дошло, в чём дело.

Горькое раздражение, притаившееся, утихшее, просочилось в голосе. Карточка, которую я получила от Алекса буквально через час после того, как пришла к нему в кабинет, лежала во внутреннем кармане рюкзака вместе с документами и несколькими купюрами наличных. Сумма, доставшаяся мне от родителей, оказалась не слишком большой, но достаточной для того, чтобы устроить свою жизнь. Главное, что деньги эти позволили мне начать принимать собственные решения.

 — С чего ты взяла, что я переживаю?

— Хорошо, не переживаешь… — пытаясь подобрать правильные слова, я замолчала. – Тебе это не нравится. Не нравится же, так? – теперь напряжение было уже не внутри меня – оно повисло в воздухе.

Алекс снова глянул на меня. На этот раз взгляд его задержался на мне дольше. Я не отвернулась. Смотрела на него с вызовом до тех пор, пока он, похожий на величественного барса, не сделал это первым.

— На самом деле, — заговорил он, — мне всё равно. Но есть вещи, которые я не терплю.

— И какие же?

— Враньё и лицемерие.

— И в чём же выражается моё лицемерие?

Ответил Алекс не сразу. Некоторое время он молча вёл машину, как будто нарочно испытывал моё терпение. Вот только при всём том, что мужчина этот был для меня книгой, из которой я смогла прочесть разве что аннотацию, это было не так. Плевать он хотел на моё терпение.

— О прошлом своём ты знать не хочешь, — заговорил он, когда указатель с названием деревни, мимо которой мы проехали, остался позади. – Но при этом про наследство помнишь отлично. Что это, Ева? Скажешь, не лицемерие?

Я всё ещё сидела натянутая, напряжение, царящее в машине, тоже не исчезло. Неожиданно на сиденье рядом со мной оказалась трёхцветка. Встав на моё бедро передними лапами, она помяла ткань платья, лишь немного выпустив когти.

Внутри меня натянулась до предела и ослабла невидимая струна. Погладив её, я задумчиво провела по её шее. Шерсть под пальцами была мягкая, как будто шёлковая. Перебирая, я чувствовала неожиданное успокоение, а когда Жордонелла потихоньку замурлыкала, привалившись к ноге тёплым боком, негромко заговорила:

— Что толку от того, что я буду что-то знать, Алекс? Что это изменит? – кошка замурлыкала немного громче, и я провела по всей её спине, желая и не желая посмотреть на Алекса одновременно. Всё-таки сделала это. – Я бы хотела другое детство. Хотела бы, чтобы у меня был дом. Знать родителей. А так…. Травить себе душу? Я ведь их даже не помню. Стэлла хотя бы… Она хотя бы знала их, а я…

Алекс повернулся ко мне резко. Так резко, стремительно, что я испугалась. Сталь его взгляда смешалась с чернотой, стала настолько пронзительной, что у меня похолодели руки.

— Ты знаешь, что вашего отца застрелили у Стэллы на глазах? – вдруг жёстко проговорил Алекс.

Я застыла. Смотрела на него, понятия не имея, что сказать в ответ. Этого мне сестра никогда не рассказывала, хотя о том, что случилось с нашей семьёй, я узнала ещё в первые дни по приезду в особняк.

— Ей было пять, — продолжил он. Я заметила, как напряглись сухожилия на его руках, различила нечто, появившееся в его голосе – опасное, наполненное ненавистью и лютой яростью. – В ту ночь шёл дождь. Твоя сестра выскочила на улицу через заднюю дверь и спряталась в лесу. Ты завидуешь тому, что у неё было другое детство? – уголок его рта снова искривился, но не усмешкой, ни ухмылкой это не было. Скорее… направленная куда-то в прошлое, в самую глубь себя и памяти всё та же испещрённая холодной яростью ненависть. — Ты знаешь, чему ты завидуешь?

Стэлла рассказывала мне о себе мало. Я не лезла к ней, как и она ко мне, не пыталась вывести на откровения. Мир вокруг был наполнен жизнью, которой я никогда не знала. Вкусами, запахами… Позволяя ей говорить ровно столько, сколько она хотела, я думала, что больше будет со временем. Да и… Как я могла расспрашивать её, если откровения её подразумевали мои собственные, которые могли оказаться опасными для неё, да и по сути были ненужными? Но сейчас я понимала, что не готова. Не хочу. Потому что взгляд Алекса пугал.

— Она… она попала в приёмную семью, — неуверенно сказала я.

И опять молчание. Молчание и взгляд, заставивший меня похолодеть сильнее прежнего.

— Она попала не в приёмную семью, Ева, — спокойно, сдержанно, негромко. – Она попала к человеку, который обеспечивал себе безбедное существование, выгоняя таких, как твоя сестра, на паперть.

— На паперть? – переспросила я, едва не потеряв дар речи. – Ты хочешь сказать… Она занималась попрошайничеством?

За стеклом со стороны Алекса опять замелькали домики. Вначале крохотные, деревянные, потом немного побольше. Мы поехали немного медленнее. По скулам Алекса заходили желваки, смотрел он вперёд, прямо перед собой. Ещё медленнее…

— Алекс, — позвала я. Внедорожник остановился возле невысокой одноэтажной постройки с висящей над дверью вывеской «продукты».

Ничего не сказав, муж сестры раскрыл дверь и вышел на улицу. Я сглотнула и с шумом выдохнула, когда он, простояв у машины несколько секунд, пошёл внутрь. Услышала тихое мяуканье и погладила поднявшую голову, как будто спрашивающую меня в чём дело Жору, но былого успокоения это не принесло.

Тревога внутри была такая, что меня начало подташнивать, заныл живот, рёбра…

Не прошло и нескольких минут, как Алекс вернулся. Отдал бутылку с прохладной водой, на колени мне упала плитка молочного шоколада и пакет с тёплыми рогаликами. Свинтив крышку со своей бутылки, Алекс уселся за руль и завёл двигатель.

— Так… — к шоколадке я не притронулась, как и к булочкам. На прохладной бутылке выступили капельки. Одна из них, скатившись, упала мне на коленку. – Стэлла…

— Пока твою сестру не посчитали слишком взрослой, она стояла на паперти и ходила с протянутой рукой по электричкам, — внедорожник дёрнулся с места. – А потом тот, кто держал её, решил, что куда больше он сможет заработать на ней, если будет подкладывать под богатых извращенцев. Ей было девять, Ева, — говоря это, Алекс смотрел прямо на меня. – Так что? Хотела бы ты, чтобы у тебя было такое детство?

13

Ева

— Разве здесь есть гостиница? – спросила я, когда мы, проехав мимо набережной, свернули к невысоким, стоящим почти у самого моря домам.

Весь остаток пути до Грата мы почти не разговаривали. Только изредка перебрасывались короткими, отдающимися внутри меня чувством неловкости фразами. Там, у придорожного магазина, Алекс больше ничего мне не сказал. В считанные секунды наш внедорожник разогнался так, что мне стало жутко, но попросить его сбросить скорость я не решилась. Впиваясь в ленту дороги взглядом, он смотрел прямо перед собой, тогда как по скулам его ещё какое-то время ходили желваки. Что-то подсказывало мне, что заговаривать с ним не стоит, пытаться расспросить – тем более. Лежащая на коленях шоколадка начала таять, а я не могла заставить себя даже прикоснуться к ней. Не знаю, чего было во мне больше – отрицания или боязни, что Алекс заговорит снова. Сказанного было достаточно для того, чтобы внутри у меня всё так и замерло, и что-то подсказывало мне, что за воцарившимся вокруг нас безмолвием, скрывается куда больше.

— Нет, — ответил Алекс, сворачивая во двор.

Я посмотрела на него с вопросом. Как бы там ни было, что бы ни скрывало прошлое, здесь и сейчас было настоящее. Моё настоящее, и я не могла просто ждать.

Открыв бардачок, он достал связку ключей. Я продолжала смотреть на него. Сейчас, уже немного пришедшая в себя, я вспомнила наш последний со Стэллой разговор в беседке. Чувствовала ли я себя виноватой за него? Не знаю… Виновата я была в другом – в том, что за всё время, что мы провели вместе с сестрой, так и не узнала её настоящую.

— Ты не будешь жить в гостинице, — пояснил Алекс. – У меня здесь квартира. Поживёшь в ней.

Я поджала губы. Первым желанием было возразить и потребовать отвезти меня в ближайший отель. Внедорожник остановился напротив одного из подъездов прямо возле куста цветущего жасмина. Стекло со стороны водителя было опущено, и воздух тут же наполнился цветочным запахом. Густым, немного дурманящим, сладковатым. Я посмотрела на дом. Кирпичный, с аккуратными балконами и утопающим в зелени двором, он находился буквально в нескольких минутах от порта.

— Решил проконтролировать меня? – с некоторым недовольством спросила я, всё ещё не открывая дверцу.

Возражать Алексу было бессмысленно, это я понимала. Я бы могла поступить проще – дождаться, пока он уедет и перебраться, куда посчитаю нужным. Однако первый порыв быстро прошёл. От того, буду я жить в квартире Алекса или гостинице многое не изменится. Разве что морально я смогу почувствовать себя более независимой, но после того, что я узнала о сестре, бороться с ним за свою независимость мне не очень-то и хотелось.

— Можешь считать и так, — бросил он и вышел из машины, предоставив мне возможность побыть наедине с собственным раздражением.

Я сделала вдох. Жордонелла, первую половину пути пролежавшая возле меня, а потом перебравшаяся на заднее сиденье, прыгнула на место Алекса. Принюхалась и повела ушами, прислушиваясь к чириканью птиц. Я задумчиво смотрела на куст жасмина. Его белые цветы были простыми и прекрасными одновременно, а запах, который они источали, переплетал в себе бесконечное множество оттенков, не все из которых были видны сразу. Как жизнь. Жизнь – простая здесь и сейчас, но скрывающая в прошлом бесконечное множество. Стэлла, Руслан, я сама…

— Надеюсь, ты понимаешь, что гарантировать твою безопасность сейчас никто не сможет? – Алекс поставил последний из моих чемоданов у стены.

Я ожидала, что он покажет мне квартиру, но этого не случилось. Единственное, что он сделал – положил на тумбочку связку ключей и посмотрел мне в глаза. Конечно же, я всё понимала. Другое дело, что я, как сказал сам Руслан, была всего лишь инструментом. Какой толк от инструмента, если с помощью него всё равно уже ничего не добиться?

— Ты здесь только потому, Ева, — продолжил Алекс очень серьёзно, — что Грат, а особенно порт сейчас – самое безопасное место.

Я молча кивнула. Неловкость, загашенная раздражением и ненадолго вспыхнувшим гневом, вернулась. Понимая, что должна сказать что-то насчёт сестры, я не знала, что именно и не знала даже, как начать.

— Корабль, на котором уплывает Руслан, выходит из порта рано утром, — снова заговорил Алекс. – В том, что твоя жизнь принадлежит тебе, ты права. Но запомни, Ева, в момент, когда в ней не останется тех, кому она нужна помимо тебя самой, ты можешь пожалеть об этом.

— Я… — повернув кольцо на пальце, я было хотела ответить, но так и не нашла слов. Нравоучения мне были ни к чему. Того, что сестра полезла не в своё дело изменить её прошлое не могло. – Алекс… то, что ты сказал про Стэллу…

— Я сказал тебе это только потому, что тебя давно следовало спустить на землю. Судя по тому, как ты выглядела, когда мы с тобой первый раз встретились, не так уж ты была обижена жизнью, — смерив меня взглядом, он пошёл к выходу.

Жордонелла, в отличие от меня уже успевшая немного осмотреться, запрыгнула на тумбочку и уселась рядом с ключами. Была ли я обижена жизнью? Может быть и нет, другое дело, что этой самой жизни до недавнего времени я толком и не знала. Но этого говорить я тоже не стала. Наверное, мне действительно нужно было время. Достаточно времени для того, чтобы почувствовать свою самостоятельность и найти саму себя.

— Ты всё ещё не хочешь мне ничего рассказать? – уже у самой двери Алекс снова посмотрел на меня.

Я приоткрыла губы. Строки письма, присланного мне Борисом, были пеплом развеяны над морем, но в памяти моей они отпечатались намертво. Что известно Алексу? Наверняка ведь что-то известно. В то, что он вообще ничего не знает, я не верила. Поняла, что не верю именно сейчас, в этот самый момент.

— Не хочу, — всё-таки ответила я.

Ещё пару секунд он пристально смотрел на меня, а потом открыл дверь.

— Будь осторожна, Ева, — сказал он. – Во всём.

Я взялась за косяк. Слышала отдаляющиеся шаги и смотрела в пустоту до тех пор, пока они не смолкли. Только после этого заперла квартиру и, прислонившись к стене, опустила голову. Тут же задрала, прижалась затылком и протяжно выдохнула, чувствуя, как сдавливающая горло невидимая рука разжимается, а на глаза наворачиваются непонятно откуда взявшиеся слёзы.

Не разбирая вещи, я открыла ведущую на балкон дверь и вышла на свежий воздух.  Сделала вдох, вбирая в себя такой знакомый, уже навсегда ставший частью меня самой запах свежести и соли. Запах свободы, запах вечности и потерь. Запах, наполненный одновременно счастьем и разочарованиями, рождающий ощущение лёгкой светлой грусти и мечтами.

Огромные окна гостиной, как и балкон, на котором я стояла, выходили к морю. Я чувствовала мягкие лучи вечернего солнца, чугун ограды под пальцами был тёплый, кружащие у воды чайки как всегда смешивали свои голоса с шумом волн. Вдали, у пристани, было пришвартовано несколько кораблей. Ещё один – небольшой, похожий на тот, на котором едва не оборвалась моя жизнь, направлялся к берегу со стороны моря, ещё один – огромный, темнел на фоне неба за остальными, как будто этим самым стремился показать их ничтожность по сравнению с собой. Может быть, именно на нём Руслан завтра собирается выйти в море?

— Может быть, — шепнула я и почувствовала мягкое прикосновение к голой ноге.

Вздохнула и, убрав руки с поручня, присела на край стоящего тут же столика.

— Надо тебя покормить, да? – обратилась к тут же занявшей плетёное кресло неподалёку Жордонелле и взяла телефон.

Желание пройтись по набережной неожиданно сменило другое – провести вечер дома. Теперь, оставшись в одиночестве, я могла не бояться собственных чувств и мыслей.

— Будешь мидии? – снова обратилась я к кошке, оформляя заказ на доставку еды. Жордонелла не пошевелилась. На меня она не смотрела – взгляд её был направлен в сторону порта. Как будто, как и я до этого, она пыталась понять, есть ли среди них та самая «Грейша», на палубу которой собирался подняться Рус.

Уже собираясь завершить оформление, я вернулась к списку и добавила в заказ свежую рыбу. Небольшую, выловленную в водах холодного моря. Встала и, оставив телефон на столе, вернулась в гостиную. Взяла бутылку белого вина из бара и налила немного в бокал. Завтра утром… Машину мою должны были доставить уже через несколько часов. Утро… Снова вышла на балкон и встала у поручня. Сделала глоток сухого Шабли. Оно уже совсем скоро, а я так и не знаю, чего жду от мужчины, обручальное кольцо которого блестит на моём безымянном пальце фальшью.

— Вот чёрт… — я поспешно поднялась, не успев толком даже выпустить телефон из пальцев.

Упав, он ударился о мою ногу, но поднять я его даже не подумала. Как получилось, что будильник не прозвонил?! Вечером, ложась спать, я специально проверила, поставила ли его, но… Спрыгнувшая с постели трёхцветка мяукнула, когда я, схватив из всё ещё неразобранного чемодана первое, что попалось под руку, бросилась в ванную. Встающее теперь совсем рано солнце уже наполнило спальню золотом лучей. Начало седьмого… Если бы не разбудившая меня кошка, я бы проспала ещё не меньше часа.

Не расчёсывая волосы, я собрала их в хвост. Плеснула в лицо горсть воды и, наскоро обувшись, взяла ключи от машины.

— Прости, но ты со мной не пойдёшь, — оттолкнула метнувшуюся к двери кошку. Та не отставала. – Нет, Жордонелла! – прикрикнула я, понимая, что не могу справиться с замком, хотя вчера он поддался с первого раза. – Не сегодня. Нет!

Стоило мне отворить-таки дверь, кошка попыталась прошмыгнуть мимо. Как будто чувствовала, куда именно я собираюсь. Я снова оттолкнула её и, едва вставила ключ с обратной стороны, услышала, как она скребётся. Откинула мелькнувшую было мысль всё-таки взять её с собой и бросилась к лестнице. Дожидаться лифта казалось мне слишком долго. Точного времени отправления я не знала – раннее утро. Пригнавший поздно вечером мою машину человек из службы безопасности Алекса передал мне в конверте ключ, к которому была приложена короткая записка с коротким, выведенным твёрдым почерком Алекса: «советую тебе быть в порту не позже шести». Не позже…

На ходу сняв машину с сигнализации, я бросилась к ней и, открыв, уселась за руль. Не позже шести… Короткий взгляд на приборную панель и понимание – раньше половины седьмого к пристани я не приеду.

— Да что же ты… — шикнула, когда, стоило мне сорваться с места, откуда ни возьмись передо мной появился светлый седан.

Медленно, откровенно никуда не торопясь, он ехал к выезду из двора, и мне приходилось тащиться за ним, чувствуя, как время отмеряет секунды.

— Давай быстрее! — ударила я по рулю, и утро прорезал громкий звук гудка. – Шевелись, чтоб тебя! – ещё один гудок.

Машина впереди поехала немного быстрее, но от этого ничего не изменилось. Не в силах ничего сделать, остановить бег минут, я мысленно молилась о том, чтобы присланное Алексом «не позже шести» было не конечной точкой, а всего лишь мерой предосторожности.

— Вам бы… — стоило мне, выехав на дорогу, поравняться с седаном, заговорил было дородный, с тяжёлыми обвислыми щеками мужчина сквозь опущенное окно.

— Да пошёл ты! – выпалила я и что есть силы вдавила педаль, не думая ни о чём кроме того, что должна успеть. Обязательно должна. Зачем? Сейчас это стало уже не так важно. Главное – оказаться в порту до того, как «Грейша» выйдет в море. До того, как всё, что мне останется – взгляд в зеркало, в глаза собственному отражению и переливающееся бриллиантами, ничего не значащее кольцо.

Колёса взвизгнули в момент, когда я, вывернув руль, свернула к пристани. Ауди занесло, сидящие неподалёку чайки с криками поднялись в воздух. Корабль… Огромный, многопалубный, он медленно отходил от причала всё дальше в море. Считанные минуты…

Утреннее солнце тронуло плечи, стоило мне, распахнув дверцу, ступить на бетон. Отражающееся в воде, оно высвечивало буквы на корпусе корабля. «Грейша»…

Я сразу же увидела его. Расставив ноги на ширину плеч, Руслан стоял на палубе и, положив широкие ладони на опоясывающий её металлический борт, смотрел прямо на меня. Рукава его рубашки были подвёрнуты, ворот расстёгнут на несколько пуговиц.

Я сделала шаг к воде. К краю. К краю пристани или к пропасти, в которую сорвалась в тот день, когда впервые встретила его? Ветер трепал подол летнего, совсем лёгкого платья, а я неотрывно смотрела Русу в глаза. Корабль уходил в холодное северное море, абсолютно уверенный в том, что здесь его больше ничего не держит. Следующий своим курсом, он плавно рассекал воду, оставляя позади берег, с каждым мигом увеличивая количество солёной воды между мной и Русланом. Сердце моё билось всё медленнее и медленнее, потому что я знала, если бы он захотел сойти, сделал бы это. Если бы только захотел…

Стоя на пристани, я смотрела на него, ему в глаза, и мне казалось, что даже отсюда я могу различить черноту его зрачков. Беспристрастную и уверенную. Свободный, он получил то, чего хотел – море.

Я сглотнула вставший в горле комок. Вздёрнула подбородок и только в тот момент, когда Руслан, развернувшись, пошёл прочь, почувствовала, как моя собственная свобода осыпается к ногам пеплом моего собственного сердца, которое он оставил умирать под июньским солнцем на пустынной пристани.

14

Ева

Оставив машину на набережной неподалёку от пристани, я прошлась у моря и свернула на боковую улицу, по которой мы не раз проезжали с Русланом. Спешить мне больше было некуда. Медленно идя по тротуару, я всё ещё видела перед собой уходящий в море корабль.

— Доброе утро, — поздоровалась со мной всё та же стоящая за прилавком девушка с щербинкой между передних зубов, когда я, зайдя в кафе, витражное стекло которого украшал нарисованный парусник, подошла к прилавку.

Только вчера Алекс назвал меня лицемеркой. Может быть, в какой-то степени он был и прав.

— Вряд ли доброе, — отозвалась я, не желая, чтобы слова его обрели ещё большую обоснованность, потому что любой другой ответ на её приветствие был бы в самом деле верхом лицемерия.

Улыбка её несколько поблёкла, приобрела оттенок неловкости. Не знаю, ждала ли она от меня ещё чего-то или нет. Продолжать я не собиралась.

— Капучино, — попросила я вместо этого, — и шоколадное пирожное с грецким орехом. Принесите заказ к моему столику, — уже не просьба.

Посмотрела прямо ей в глаза и, больше ничего не сказав, прошла к диванчику у окна. Рассеянно посмотрела на просыпающуюся улицу. Машин и прохожих становилось всё больше. Полчаса назад город был почти пустым, сейчас же он наполнялся жизнью, приходил в движение. Остановившийся напротив «Гавани» мужчина бросил взгляд на наручные часы и, поколебавшись, направился к двери, из припарковавшейся рядом машины появилась женщина в строгой юбке и лёгкой белой блузке, под которой угадывался округлый животик.

— Ваш кофе, — вывела меня из задумчивости девушка. Только сейчас я поняла, что ладонь моя лежит на животе и, бессильно сжав её в кулак, отдёрнула.

— Спасибо, — после того, как она поставила на стол тарелку с украшенным половинкой ореха и квадратиком горького шоколада пирожным, сдержанно поблагодарила я.

Поймала её взгляд, устремлённый к кольцу на безымянном пальце моей правой руки. Неожиданно захотелось снять его и отдать ей с просьбой продать, а на полученные деньги купить что-нибудь себе. Что-нибудь… К примеру, новые балетки вместо её потёртых и, должно быть, совсем старых.

Но я этого не сделала. Присела на диванчик и, коснувшись тёплой чашки, взяла шоколадный квадратик. С хрустом он разломился, когда я откусила от него немного. На языке появилась приятная горечь, перебившая ту, что не покидала меня уже несколько дней. Я знала, что совсем скоро, как только шоколад растворится, подобно моим мечтам, она вернётся. Уже осознанно коснулась живота. Вернётся, но пока…

Только горечь шоколада и кофе с мягкой, похожей на ванильное облако пенкой.

— Покиньте зал, — повторил появившийся в «Гавани» минутой ранее мужчина в чёрном костюме, когда тот самый мужчина, который остановился перед окном, чтобы посмотреть на часы, попробовал было возразить.

Медленно потягивая кофе, я рассматривала трёх других.

— Я никуда…

— Пошёл отсюда, — в руке говорившего появился пистолет. Остальные столики, ещё недавно занимаемые зашедшими выпить перед работой кофе посетителями, были уже пусты.

Не прошло и двадцати секунд с момента, как у кофейни один за другим остановились три чёрных внедорожника, как в зале, помимо меня, щербатой девушки и этого самого, с часами, не осталось больше никого.

Отделив от пирожного немного пропитанного ромом бисквита, я смотрела, как он, замолчав, поспешил убраться. Пиджак его так и остался висеть на спинке стула.

Едва зал опустел, один из вошедших поднёс ко рту рацию.

— Всё чисто, — только и сказал он.

Буквально тут же дверцы стоящего меж двух других внедорожника распахнулись, на улице появилось ещё четверо в чёрном. Отломив ложечкой кусочек бисквита, я смотрела, как двое, подойдя ко входу, остановились по обеим сторонам от двери. Глоток кофе…

Вместе с открывшейся дверью кафе в зал влетел свежий ветер. Мимо стекла на велосипеде проехал курьер из популярной службы доставки, следом за ним – девочка с распущенными волосами на самокате. Я различила звук шагов. Кофейню наполняла музыка. Тихая, она всё равно должна была заглушить их, но нет.

— Американо без сахара, — раздалось от прилавка в момент, когда я, собрав взбитые сливки, сняла их с ложки губами. – И… — говоривший, должно быть, осматривал витрину. – Эклер с кремом. Надеюсь, эклеры у вас свежие?

— Да, конечно, — продавщица была встревожена. Вопросов она не задавала и, наверное, правильно делала. На её месте задавать их я бы тоже не стала. – Привезли утром. Как всегда.

— Хорошо.

— Присаживайтесь, я подам, — до сих пор не смотревшая в их сторону, я подняла взгляд. Заметила, что ещё двое в чёрном стоят по обеим сторонам от двери уже внутри кофейни, ещё двое – у ведущей в подсобные помещения. Девушка за прилавком была немного бледной, но совсем потерянной не выглядела. Странно, но я тоже не чувствовала растерянности. Ни растерянности, ни страха, ни, тем более, паники.

— Я подожду, — отозвался мужчина. На нём, как и на тех, кто сопровождал его, был строгий костюм. Только не чёрный, а тёмно-серый, с графитовым оттенком. Расстёгнутый пиджак, рубашка на несколько тонов светлее…

Кофемашина зашумела и умолкла. В руках его оказалось блюдце с эклером и чашка.

— Я мог бы тебя спросить, будешь ли ты против, если я составлю тебе компанию, — поставив чашку на мой столик, заговорил Борис. – Но не буду. Здравствуй, Ева.

— Здравствуй, — я взяла чашку обеими руками. Поставила локти на столик посмотрела на него. – Знаешь… я не против. Только, как ты помнишь, правила хорошего тона требуют, чтобы ты предложил мне что-нибудь.

— Что, к примеру?

Я допила оставшийся в чашке кофе.

— Я не буду против ещё одного капучино и… — демонстративно собрала с тарелки остатки шоколада. Снова посмотрела – с вызовом. – Шоколадное трюфельное подойдёт, Борис.

В выражении лица Бориса ничего не изменилось.  Возвышаясь над столиком, он смотрел на меня, я – на него. В зале помимо нас были его люди, щербатая девушка в белом фартуке так и стояла за прилавком, но все они служили только декорацией.

— Принесите нам трюфельное пирожное и капучино, — наконец нарушил молчание Борис. От столика он не отошёл, только повернулся в пол-оборота. Снова посмотрел на меня.

— Думаю, — поймав его взгляд, продолжила я, — тебе всё-таки не стоит запрещать девочкам шоколад.

В уголке губ Бориса появилась чуть заметная усмешка. Я пододвинула к себе блюдечко. Взяла ложку и провела по самому краю, где ещё оставалось немного сиропа. Собрала всё до капельки, но ложку так и не облизала.

Присев на стоящий напротив меня диван, Борис неотрывно, внимательно наблюдал за мной. Воцарившееся было снова молчание на этот раз было недолгим.

— Почему ты запретил давать девочкам в пансионате шоколад? – спросила, разрушая его.

— Сладкое – соблазн, — ответил он, помолчав ещё немного. – Излишек, без которого вполне можно обойтись.

Без сомнений, он видел кольцо на моём пальце. Кольцо… В последнее время оно интересовало слишком многих. Однако снять его я и не подумала, напротив, сложила ладони на столе перед собой так, чтобы правая оказалась сверху. На губах сидящего напротив мужчины появился намёк на кривую усмешку.

— К тому же, от сладкого портятся зубы и кожа, — усмешка стала чуть заметнее.

Подошедшая к столику девушка посмотрела на Бориса, и только когда он взглядом указал ей поставить принесённое передо мной, сделала это. Дождавшись, когда она отойдёт, я пальцами взяла с пирожного маленький шоколадный трюфель. Вкус шоколада был восхитителен. С удовольствием сделав глоток кофе, я чуть склонила на бок голову.

— Разве? – ещё один глоток. – А что с кофе? Тоже соблазн?

— Именно, — отозвался Борис, откусывая эклер.

Глядя на него сейчас, я понимала, что больше не чувствую страха. Думала, что вот-вот он, подобно притаившемуся хищнику, вынырнет из убежища и вцепится в меня, но этого не было. Даже мысль об открытке, присланной Борисом осенью была какой-то отстранённой, потерявшей прежние тона. При всём этом я понимала – ничего не изменилось. Передо мной был всё тот же человек, что и прежде. Мужчина, одно слово которого могло навсегда изменить жизнь любого неугодного ему, опасный и имеющий безграничную власть.

— Тебе стоит пересмотреть некоторые правила, Борис, — подвинула к себе тарелочку ближе. Повернула так, что передо мной оказалась розочка из взбитых сливок. Сбоку на тарелке лежало три сердечка – из белого, тёмного и молочного шоколада. Ещё год назад я и представить себе не могла подобного. Не могла представить, что буду сидеть вот так, в пропитанной запахами ванили, шоколада и кофе кофейне и спокойно разговаривать с мужчиной, слово которого в моей прошлой жизни было законом. С мужчиной, который решил, что я буду его. С мужчиной, чьей я так и не стала.

— Шоколад и кофе – совсем не те соблазны, от которых стоит кого-то оберегать, — я положила на ладонь сердечко из белого шоколада. Зажала кулак и почувствовала, как оно, мгновенно нагревшись, начало таять. Разжала и встретилась с Борисом взглядом.

— Я подумаю об этом.

— Подумай, — вздохнула, запив белый шоколад горьковатым кофе. – Ты ведь здесь не для того, чтобы выпить кофе, так?

— Так, — согласился он, и подал мне салфетку.

Я вытерла ладонь и, бросив её на столик, посмотрела на него с ожиданием. Что было известно ему обо мне, о Руслане? О том, что случилось на борту небольшого рыболовецкого судна? Коробочка, которую я нашла на своей тумбочке в больнице, когда пришла в себя, лежала в боковом отделении моего чемодана вместе с украшенной жемчугом заколкой и другими подобными вещицами. Гвоздики с бриллиантами. Простые, лишённые каких-либо намёков и вместе с тем безупречно-совершенные.

—  Но давай всё же сперва выпьем кофе, — он откинулся на спинку дивана и поднёс к губам чашку. – Давно я не был в подобных местах.

— Думаю, это исключительно твоё упущение, — я посмотрела на свой кофе, подняла взгляд. — А если вернуться к теме соблазнов… Кажется, я начинаю понимать. Мы же, как те серёжки, которые ты оставил в моей палате, верно? Безупречны и подходим ко всему.

— Как серёжки? – в голосе Бориса прозвучал интерес. Отразился он и во взгляде.

— Серёжки с бриллиантами, — в том, что он понял меня, я не сомневалась. Пила кофе, наслаждаясь мягким вкусом и чувствовала себя… Нет, не свободной. Повзрослевшей. Как будто за минувшие несколько недель я повзрослела на целую жизнь. – Их можно надеть почти со всем. Так и мы, Борис. Не важно, кому мы были предназначены. Каждая девочка из пансионата этакий бриллиант. Безупречный бриллиант, который можно вставить в любую оправу.

— А ты изменилась, — помолчав ещё немного, ответил он.

Нервно вздохнув, я вернула на стол чашку. Посмотрела в окно. Не так давно я уже слышала нечто подобное. Не так давно…

— Ты не первый, кто мне это говорит, — ответила негромко. Повернулась к нему и взяла с блюдца ещё одно сердечко. Тёмное, горькое. Стоило прижать его зубами, оно разлетелось на кусочки, а после и вовсе растаяло.

— И всё-таки кое-что в тебе осталось прежним, — выговорил он.

— И что же?

— Твоя небезупречность, Ева. Именно поэтому из всех я обратил внимание именно на тебя.

— Только поэтому?

— Не только, — он закончил с эклером.

В его тёмных волосах были заметны серебряные нити, в уголках глаз – маленькие морщинки. Совершенно взрослый, состоявшийся мужчина, он был куда более привлекательным, чем многие. Наверное, я бы могла полюбить его… Наверное, если бы мы встретились при других обстоятельствах, в другой жизни. В этой, увы…

— Расскажешь?

— Возможно, но не сегодня, — слова эти прозвучали двояко. Хотя бы потому, что значили – эта встреча для нас не последняя. – Давай просто выпьем кофе, Ева.

— Ты так и не сказал, зачем всё это было, — когда мы вышли на улицу, остановилась я.

Понимала, что так просто мы не разойдёмся. Что потребовалось от меня Борису? Зачем было это его появление?

На улице стало теплее, но ветер дул сильнее, чем утром. Даже здесь, достаточно далеко от воды, чувствовался гонимый им запах моря.

— Садись в машину, указал он на внедорожник. Человек из его службы безопасности раскрыл заднюю дверцу, но я медлила. Смотрела на Бориса, пытаясь понять, чего он хочет, однако сделать этого не могла.

— Я пройдусь пешком, — обернулась в сторону набережной.

— Садись, Ева, — повторил он уже более настойчиво. Этот тон мне был хорошо известен. Когда он говорил вот так, стоило подчиниться. Вот только безупречным бриллиантом в дорогой оправе я уже не была. Как сам он сказал немногим ранее, не была никогда, а теперь – тем более.

— Зачем? Ты отпустил меня, помнишь?

— Помню, — как и я в кафе, он понял двоякость моих слов. Взгляд его был тяжёлым, сдержанность, с которой прозвучало это «помню» не давала усомниться, что появление его несёт в себе куда больше, чем желание выпить вместе со мной кофе в портовой кофейне. – Ты ведь собиралась домой?

— Решил доставить меня в целости? – я отвернулась, невесело усмехнувшись. Судя по всему, о том, где я остановилась, ему было известно. Стоило ли удивляться этому? — Я лучше пройдусь.

— Садись в машину, Ева, — сказал он снова.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга и, когда Борис молча указал мне на салон, я сдалась. Поджала губы и, больше ничего не говоря, нырнула в прохладу, пахнущую кожей, сандалом и прошлым.

Прошлым, нашедшем меня даже здесь, в новой жизни.

15

Ева

Те несколько минут, что заняла дорога до дома, где находилась квартира Алекса, мы провели в тишине. Заговаривать Борис не спешил, я же, как бы ни хотелось мне узнать, зачем он снова появился в моей жизни, больше ни о чём не спрашивала. Смотрела на виднеющееся через стекло море и вспоминала, как когда-то впервые увидела нечто подобное. Когда-то… В тот день, когда Руслан решил, что хочет взять меня себе. Лучи поднимающегося всё выше солнца играли на воде. Обычно тёмное, оно приобрело бирюзовый оттенок и казалось почти мирным. Почти…

— Сегодня будет жарко, — заметил Борис, и я перевела взгляд на него. Как и в кафе, он наблюдал за мной. Я знала, что делал он это всё время, что мы ехали, но утро было слишком богатым на эмоции, чтобы придавать значение этому.

— Наверное, — ответила я понимая, что говорить мне не хочется.

Размеренное движение машины, вода, чайки… Казалось, я могу провести так вечность. В один из дней, проведённых в доме сестры, я посмотрела старый мультфильм. Сказку о Снежной Королеве. Теперь я и сама себе напоминала её с разницей лишь, что моя вечность была заключена не в куски льда, а в волны и соль.

— Как я понимаю, ты собираешься остаться в Грате?

Море пропало из вида, стоило нам свернуть к домам. Моя машина осталась неподалёку от порта, и позже я собиралась прогуляться, чтобы забрать её. Пока же всё, о чём я могла думать, странное ощущение новой жизни. Такое абсолютное и такое пустое, что мне трудно было понять, как сделать следующий шаг. Сделать и не оступиться.

На смену позолоченной синеве воды пришла обсыпанная белыми цветами зелень. Со вчерашнего вечера кусты жасмина, казалось, распушились ещё больше, и я, не спрашивая, немного опустила стекло, впуская в салон сладковатый запах.

— Да, — ответила одновременно с первым вдохом.

— У меня есть дом в пригороде, — глядя на меня, проговорил Борис. – Он окружён садом, в котором тоже цветёт жасмин. Думаю, тебе бы там понравилось.

— Приглашаешь в гости?

Говорил он всё это не просто так. Я чувствовала, что за словами его скрывается куда больше, как и за молчанием, которое царило между нами до этого. Сколько лет я была знакома с этим мужчиной? Много…  Всю жизнь. Но сейчас, сидя рядом с ним и глядя ему в глаза, я понимала, что никогда толком не знала его. Несколько раз, приезжая, он приказывал накрыть для нас стол в находящейся на территории пансионата беседке, и мы завтракали, разговаривая о книгах и музыке. Он касался меня – моих коленей, моих плеч, но никогда… Никогда я не чувствовала себя равной ему. Он был всем, я – мотыльком, крылья которого можно было оборвать одним лишь движением. Мотыльком, жизнь которого целиком и полностью подчинялась только ему, как и жизни других таких же мотыльков.

— Нет, Ева. – Машина остановилась напротив моего подъезда, однако никто из нас не шелохнулся. – Не в гости.

— Тогда что? – у меня вырвался смешок. Дом, сад, его взгляд…

— Я предлагаю тебе стать моей женой, — проговорил он негромко, по-прежнему смотря мне в лицо.

Сдавленный, сиплый смешок, снова слетевший с моих губ, на смех вовсе не походил. Не походил потому, что слова его походили на какой-то фарс, но при этом фарсом не были. То, как он сказал это, как смотрел на меня, не оставляло сомнений в том, что он не шутит.  И всё-таки мне слабо верилось в то, что всё это происходит на самом деле.

Кивнув своим людям через зеркало заднего вида, Борис опять повернулся ко мне. Я неверяще качнула головой. Покинув машину, его люди открыли дверцы внедорожника, и Борис жестом пригласил меня выйти на улицу.

— Зачем тебе это? – спросила я, когда он обошёл внедорожник и оказался рядом со мной.

Мы стояли возле цветущего куста рядом с домом, в одной из квартир которого меня ждала кошка. Моя кошка, которая, в сущности, моей не была, как и сама квартира.

Ничего не изменилось. Как и в ту ночь, когда мы встретились с Русланом, у меня не было ничего, что бы действительно принадлежало мне. Разве что сама жизнь и вещи, заменить которые можно было так же легко, как если бы их у меня не было. Нет… Ко всему этому прибавились ещё воспоминания. Воспоминания, стереть которые, я знала, уже никогда не получится. Вечер в гостиной у камина, крошечные язычки пламени свечей, ладони Руса, его губы… Выстрелы звук удара о землю. Звук, с которым падает тело. Завывающий в ушах ветер и стук капель о палубу…

— Только не говори, что ты любишь меня, Борис, — продолжила, когда он, не ответив, посмотрел в сторону подъезда, а потом, сорвав белый цветок, подал мне.

— Почему? – отозвался, стоило мне взять его.

— Потому что нам с тобой известно, что это не так. Любовь… — качнула головой. – Это не любовь. Что угодно, но не любовь. Ты бы мог выбрать любую девочку из пансионата.

— Я выбрал тебя.

— Выбрал, — согласилась и повторила сказанное у кафе: — Но ты меня отпустил. И я благодарна тебе за это.

— Благодарна? – едва заметная усмешка. – Считаешь, что это пошло тебе на пользу?

Я покрутила в руках цветок, рассматривая его. Поднесла к лицу и вдохнула аромат, а потом подняла взгляд на Бориса.

— Это было правильно.

— Уверена?

— Какая теперь разница?

— Никакой, — в руке его появился небольшой конверт с тиснением. Точно такой же, как тот, что я сожгла на берегу, точно такой же, как тот, что я видела в автодоме. Он подал мне его так же, как подал до этого цветок.

Раскрыла его. Внутри оказалась карточка с выдавленными на ней чёрно-золотым цифрами. Вскинула голову.

— Что это?

— Позвонишь, когда будешь готова. Мой человек приедет за тобой и привезёт ко мне.

— Буду готова? — переспросила с лёгким раздражением. – Ты считаешь, что я соглашусь?

— Это было бы самым разумным с твоей стороны, девочка, — он высвободил из моих пальцев цветок, который я всё ещё держала. Как и я до этого, поднёс к лицу и вдохнул запах жасмина, а после жёстко смял в кулаке. – Ты похожа на него, — раскрыл ладонь и показал мне то, что осталось. Измятые лепестки…

— Угрожаешь? – раздражение моё стало сильнее.

— Нет, — лепестки посыпались на асфальт. – Показываю тебе, что может сделать с тобой жизнь. – Долгий взгляд мне в глаза в то время, как я, молча, с вызовом смотрела на него.

Раздражение стало сильнее и ослабло, как будто он погасил его, но вместо этого появился гнев. На него? На это утро? На цветок жасмина, оказавшийся таким нежным и хрупким?

— Показываю тебе, что может сделать с тобой жизнь. Ты сильная, Ева. Ты уже пережила то, что смогла бы пережить далеко не каждая. – Слова сменило недолгое молчание. – Ты спрашивала, выбрал ли я тебя только из-за твоей небезупречности. Нет, не только. Я знал твоего отца. Ты похожа на него, Ева. Очень похожа.

Я невольно сильнее стиснула конверт. Борис замолчал и говорить что-либо ещё судя по всему не собирался. В который раз за это утро между нами воцарилось молчание, нарушаемое теперь только лёгким шорохом листьев, подвластных игривому ветерку. Похожа на своего отца? Бумага под пальцами стала тёплой.

— Я подумаю, — спустя долгие секунды ответила я и, резко развернувшись, пошла к подъезду, чувствуя направленный мне в спину тяжёлый взгляд и огненным ободом обжигающее правую руку кольцо. Руку, в пальцах которой был зажат желтоватый конверт с тиснением.

Этот вечер, как и предшествующий ему, я провела на балконе с бокалом белого сухого вина. Немой безжизненный телефон лежал на столике рядом, глядя в небо тёмным дисплеем, тогда как я сама смотрела вдаль, на линию горизонта на катящийся вниз, к воде, покрасневший диск солнца. На фоне его, не уходя далеко в море и не приближаясь к берегу, плавно скользил одинокий парусник.

Сделав глоток Шабли, я посмотрела на сидящую тут же кошку. Кончик её хвоста лежал на раскрытом конверте с выглядывающим из него уголком вложенной карточки.

— Глупо, да? – горький смешок мой был неестественно рваным, сдавленным. Как будто горло всё ещё болело после того, как на нём сжимались грубые пальцы.

Я коснулась шеи. Опустила пальцы ниже, путая их в цепочке и, подтянув её, вытащила из-под тонкой майки пегаса. Сделала ещё один глоток вина. Прохладное, оно оставляло мягкое фруктовое послевкусие и, подобно этому вечеру, располагало к тому, чтобы провести несколько часов в саду у цветущих кустов жасмина, роз или сирени.

— Почему ты так на меня смотришь? – снова обратилась к трёхцветке. – Почему ты на меня всё время так смотришь?! – С лёгким нажимом, будто бы она могла мне ответить.

Этого, конечно же, не случилось. Только кончик хвоста её дёрнулся, ударился о бумагу. Телефон ожил. Беззвучное уведомление отразилось на экране предложением посмотреть новые опубликованные в соцсети фотографии. Ножка бокала скользнула между моих пальцев, прохладное влажное донышко тихонько звякнуло, ударившись о кольцо.

Щёлкнув уведомление, я открыла снимок. Стэлла… Снятая на фоне фонтана, она держала огромный рожок с уже подтаявшим шоколадным мороженым. Сладкое, оно текло по её пальцам. Судя по взгляду Алекса и тому, как он касался её запястья, вечер для них только начинался…

— Ты тоже считаешь меня лицемеркой? – положив телефон дисплеем вниз, спросила я Жордонеллу. – Тоже считаешь, что белое – это белое, а чёрное – чёрное?

Наш немой диалог взглядов прервала опустившаяся на перила чайка. С интересом, совсем не боясь и как будто бы даже дразня, она прошла ближе к столику. Усы Жоры дрогнули, верхняя губа приподнялась, но большим птицу она не удостоила.  Я покачала бокал и опять взяла телефон. Пролистала ленту опубликованных сестрой фотографий назад и нашла ту, где мы были сняты с ней на палубе лайнера возле берегов Португалии. Я, она и маленькая Надия…

Языка моего коснулась прохлада. Вместе с глотком я открыла личные сообщения и почти начала писать. Почти… Но стоило первым буквам появиться в строке, стёрла их. Коснулась живота, вспоминая взгляд Стэллы в момент, когда она, укладывая спать дочь на том самом лайнере у берегов чужой страны. Обернулась ко мне.

— Я ведь не верила, что она у меня будет, — сказала она тогда очень тихо, почти шёпотом.

— Почему? – я подошла к постельке. Племянница была очаровательна. Сложенные бантиком губки, бровки…

Сестра ничего не ответила, а когда я посмотрела на неё с вопросом, молча мотнула головой, как будто бы это было неважным. Тот вечер вдруг вспомнился мне настолько ясно, как будто с него не минуло несколько месяцев. Как будто всё это было только вчера.

Чуть позже мы снова стояли на палубе. И она, оперевшись локтями о бортик, смотрела на линию горизонта, позволяя ветру целовать щёки, перебирать её короткие волосы…

Чего ещё не сказал мне Алекс? Чего я не знаю о Стэлле? А о себе? Что я знаю о себе?

Поднявшись, я встала у края балкона. Встревоженная чайка, шумно хлопнув крыльями, устремилась к воде.

Почему той дождливой ночью на дороге я встретилась именно с Русланом? Что было бы со мной, если бы это оказался другой мужчина?

— Жордонелла, — пришикнула я на спрыгнувшую со столика кошку. Конверт, который она смахнула, оказался около моей ступни, и я, нагнувшись, подняла его. Придерживая бокал, вытащила карточку. Почувствовала мягкое прикосновение к щиколотке. В следующее мгновение Жордонелла заняла кресло, в котором до этого сидела я. Янтарь её глаз был наполнен солнцем, презрительный прищур снова напомнил мне о Русе. Не моя…

— Я даже завидую тебе, — поставив бокал, я налила ещё немного вина.  – Тебе нужен только тот, кого ты любишь. И всё. Тебя никто не назовёт лицемеркой…

Это действительно становилось глупым – пить Шабли стоимостью в несколько тысяч из бокала, украшенного окружённой вензелями буквой «А» и разговаривать с кошкой. Но где сейчас Синичка, я не знала, а Лиана – единственная, кого я могла назвать подругой, несколько дней назад уехала во Францию, чтобы сняться в рекламном ролике элитного парфюмерного бренда, лицом которого недавно стала. Ещё сестра… Сестра, которой я почти написала. Которой всё ещё хотела написать, зная при этом, что не напишу.

— Ты всё ещё думаешь, что он заберёт тебя? – прислонилась спиной к ограждению балкона. Тоже прищурилась, потягивая вино. – Глупая… — усмешка, совсем горькая. – Ты даже глупее меня, Жордонелла.

Пустой конверт полетел на столик. Ветер ласкал голые плечи, играл с волосами, целовал щёки. Ветер… Должно быть, у него это в привычке – целовать тех, чьё прошлое таит в себе то, что не всегда можно показать другим. То, горький привкус чего не стереть ни кофе, ни шоколадом, ни прохладным Шабли.

— Ты был прав, — тихо сказала я, услышав голос мужчины, звонить которому ещё несколькими часами ранее я не собиралась. Встречаться с которым ещё вчера я даже не думала, принимать предложение которого… — Скажи адрес, Борис, я приеду. — Поджала губы. Глядя на кошку, отпила вино – теперь уже большой глоток. До дна. До конца, без права оглядываться или сомневаться. – Он не вернётся за тобой, — одними губами, смотря в янтарные глаза. Качнула головой. – Это обязательно? – со вздохом. – Хорошо. Я буду ждать твоего человека. Хорошо, Борис. Да. Нет, не сегодня… Утром. Завтра утром. До встречи. И не забудь, ты говорил, что у тебя в саду цветёт жасмин.

16

Ева

— Вряд ли это возможно, — мужчина в чёрном настойчиво указал мне на раскрытый внедорожник, когда я, оставив без внимания его приглашение, хотела было пойти к своей машине.

Едва я вышла из подъезда, двое из службы безопасности Бориса, синхронно хлопнув дверьми припаркованного напротив автомобиля, оказались рядом. Высокие, сдержанные и неразговорчивые, они направились было со мной к третьему, учтиво раскрывшему дверцу. Только выполнять указания я не собиралась.

— Вы можете сопровождать меня, — сняла с сигнализации, — но поеду я на своей машине.

Больше не собираясь тратить время в пустую, я пошла к машине. Один из мужчин тенью следовал рядом, другой, очевидно, старший, достал телефон. Я услышала обрывки фраз, но вслушиваться не стала. Достаточно. Достаточно чужих указаний, распоряжений, в конечном итоге не способных уберечь меня. Ни от настоящего, ни от прошлого, ни от, тем более, будущего.

Переноску покупать я не стала, и трёхцветка, предоставленная сама себе, просто шла рядом. Не зная, насколько уезжаю, оставить её дома я не решилась, тем более, что с вечера она, как будто понимая, что нас ждут перемены, не выпускала меня из вида.

— Да… — услышала я, когда она юркнула в салон. – Не думаю… Если прикажете…

Обернулась к говорившему и встретилась с ним взглядом. Мы стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга и, будь оно иначе, мне бы пришлось приподнять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но сейчас этого не потребовалось.

— Можешь передать своему хозяину, — я приблизилась на пару шагов, — что если он прикажет затолкнуть меня в вашего бронебойного коня силой, всё закончится, так и не начавшись. Либо я поеду сама, либо не поеду вообще.

Судя по наступившему молчанию, слова мои передавать Борису было не нужно – он и так расслышал их. Охранник посмотрел на меня внимательнее, по-новому. Как будто до этого момента я была для него лишь заданием, работой, которую он должен был выполнить, а теперь различил во мне нечто большее. Как будто одно то, что я посмела возразить Борису, сделало меня большим, чем «одна из».

— Хорошо, я понял вас, — выговорил он, не сводя с меня взгляда выслушав перед этим, очевидно, новые распоряжения, отданные Борисом. Убрал телефон.

— Вы можете ехать на своей машине, Ева, — обратился уже ко мне.

— Но, — прекрасно понимая, что за этим должно что-то последовать, не спешила заканчивать разговор.

— Но я поеду с вами, — подтверждая мои ожидания, ответил человек Бориса.

Мы всё ещё смотрели друг на друга, когда я почувствовала нечто странное. Как будто бы взгляд был направлен не мне в глаза, а… Как будто кто-то смотрел на меня, стоя поодаль. Наблюдал – пристально, следя за каждым моим движением. Нечто схожее я чувствовала в вечер бала. Схожее… Только тогда внутри так и натягивалось что-то тревожное, царапающее, сейчас же меня будто бы обжигало невидимым огнём.

Резко обернувшись, я осмотрелась, но не заметила ничего, что бы могло показаться мне странным. Ничего и никого.

— Хорошо, — снова посмотрела на охранника.

Кожа будто горела. Пока я шла к машине, ощущение это не исчезло. Напротив, оно стало ещё сильнее.

Не выдержав, я остановилась. Снова осмотрела двор, тянущуюся у подъездов дорожку, балкончики. Нервно выдохнула и ускорила шаг, поправляя на ходу съехавшую лямку рюкзака. Сердце неожиданно стало стучать гулко, внутри всё сжалось. В последний раз обернувшись, я перехватила взгляд сопровождающего меня охранника.

— Всё в порядке, — ответила на его немой вопрос.

Может быть, стоило сказать… Сказать что? Что кожа моя пылает, а чернота, проникшая в меня вместе с первым вдохом возле Руслана вдруг превратилась в ртуть?

Дождавшись, пока я сяду за руль, мой личный провожатый закрыл дверцу. Пока он обходил Ауди, я бросила взгляд в зеркало заднего вида. Тень… Порывисто посмотрела назад. Кошка… Всего лишь кошка. Из груди вырвался тихий выдох.

— Всё точно в порядке? – оказавшись рядом, человек Бориса опять внимательно посмотрел на меня.

Забирая машину из порта ночью, я около часа провела неподалёку от бараков, один из которых принадлежал Русу. Неспешно шла по набережной и сама не заметила, как оказалась там, где нашла его почти два месяца назад. Опрометчиво…

Но если бы кто-то следил за мной, ему бы ничего не стоило обнаружить своё присутствие там, в почти абсолютной, едва подсвеченной фонарями ночи. Единственными, кого я встретила, были бродячие коты и двое рыбаков. Поздоровавшись со мной так, словно им было лучше меня самой известно, кто я, они прошли мимо. Вот и всё…

Тогда почему сейчас этот огонь?

— В абсолютном, — я завела двигатель. Посмотрела в зеркало заднего вида уже затем, чтобы, спустя ещё секунду вывернуть руль и тронуть машину с места.

Всё в порядке. Всё, чёрт подери, в порядке! Только сердце колотится, а кожа… Это не огонь – это прикосновения. Прикосновения мужчины, которому я больше не принадлежу и, по сути, не принадлежала никогда.

— Можешь быть свободен, Константин, — кивнул Борис, когда охранник, выйдя из машины, встал рядом со мной.

Два чёрных внедорожника, неустанно сопровождающих меня весь путь до его загородного дома, стояли тут же – один впереди моей Ауди, другой сзади. Именно так они следовали возле меня на расстоянии нескольких метров. На их фоне моя собственная машина казалась крошечной. Почти такой же крошечной, какой казалась я сама на фоне высоких, поджарых парней из службы безопасности.

— Я была бы благодарна тебе, если бы ты предложил мне чашку кофе, — когда Константин, а вместе с ним и остальные охранники, оказались достаточно далеко, нарушила я молчание.

Борис смотрел на меня так, словно мы не виделись с ним только вчера. За спиной его возвышался не слишком большой, выполненный в довольно строгом, но не лишённом изящества стиле дом. Жасмин… Неподалёку от парадного входа действительно цвело несколько кустов. Бьющие тонкими струйками фонтанчики напомнили мне дом сестры. Дом, который, как и многое в этой жизни, я могла назвать своим, хотя в действительности моим он не был.

— Ты слишком упрямая, Ева, — наконец произнёс он, как и я, обойдясь без приветствий. – Тебе стоит быть с этим осторожнее. Твой отец тоже был упрямым, и до добра его это не довело. И это при том, что помимо упрямства у него был жизненный опыт и мудрость.

— Жизненный опыт и мудрость приходят со временем, — возразила я. – У меня же этого времени до недавнего времени не было, как и возможности получить и то, и другое.

На губах Бориса появилась чуть заметная усмешка. Осмотрев меня с головы до ног, он задержался взглядом на кошке. Всю дорогу она молча сидела сзади, теперь же замерла возле меня в одном ей понятном ожидании.

Губы его слегка искривились то ли в пренебрежении, то ли в смешке, уловить который я не смогла. Мягким жестом Борис указал на дом, как будто приглашая меня.

— Кофе уже ждёт нас на веранде. Думаю, там же найдётся лишнее блюдце под молоко.

Приняв его приглашение, я пошла вперёд по дорожке. Обогнув дом, мы ступили в тень раскинувшихся над нами каштанов.

— Ты так и не ответила мне, — вновь заговорил Борис, отвлекая меня. Пока мы шли, я рассматривала сад. Шиповник, белая и бледно-сиреневая сирень дурманящим ароматом, жасмин…

— Ты о предложении стать твоей женой?

— Да.

Я опять посмотрела на цветы. Проводила взглядом побежавшую по дорожке за птицей кошку.

— Я приехала не за тем, чтобы ответить тебе, — посмотрела ему в лицо. Прямо, с вызовом и решительностью, возможно такой же, какая текла с кровью в венах моего отца.

— А зачем же? – так же мне в глаза.

— Чтобы получить ответы от тебя. Прежде всего за этим.

— А что потом? – ухмылка в уголке рта, едва заметный прищур и лучики мелких морщинок возле глаз, выдающие тот самый опыт и мудрость, которых у меня ещё, увы, не было.

— Потом… Потом, может быть, я скажу да.

— И какие ответы тебе нужны? – он пошёл вперёд, к деревянным ступеням, ведущим на веранду.

— Расскажи мне всё, что ты знаешь обо мне, Борис. Обо мне и о моей семье. Я хочу знать всё о своём прошлом. Хочу знать, кто я и почему всё именно так, как есть. Кто я и откуда.

— Тебе действительно это нужно? – он остановился возле ступеней. Я поднялась наверх и только после, повернувшись к нему, ответила, глядя сверху вниз:

— Да.

— Что это?

На несколько минут Борис оставил меня на веранде одну, теперь же вернулся, держа в руках квадратную книгу в кожаном переплёте. Книгу… Нет, это была не книга. Скорее фотоальбом. В реальной жизни таких я никогда не видела, только в старых фильмах, да и то раза два-три, не больше.

Положив его рядом с моей чашкой, Борис присел напротив. Не спеша отвечать, смотрел на меня, и я снова не до конца понимала, что он пытается высмотреть. Дожидаться каких-либо слов я не стала. Отпила глоток кофе и отодвинула чашку в сторону. Коснулась переплёта. В правом нижнем уголке были выдавлены инициалы, кожа казалась мягкой, почти бархатистой и тёплой.

Мне вдруг стало страшно. Появилось ощущение, что передо мной не альбом со снимками, а ящик Пандоры.

— Если не уверена, что тебе это действительно нужно, не стоит начинать, — заметив мою нерешительность, выговорил Борис.

Он всегда видел людей насквозь. Даже тех, с кем не общался тесно. Помню, как однажды он приехал в пансионат. Было время завтрака, и мы сидели за общим столом, негромко переговариваясь между собой, потому что откровенно болтать во время еды было не позволено. Вошёл Борис неожиданно, коротко поздоровался с воспитательницей и присел на свободное место, распорядившись перед этим, чтобы ему подали то же, что было приготовлено для нас. Овсяная каша, хлеб с ломтиком твёрдого сыра, травяной чай… Воспитательница замешкалась всего на секунду, однако этого было достаточно. Молча он поднялся и приказал проводить его в кухню. Что именно было дальше, точно я не знаю. Но ни двух воспитательниц, отвечающих за порядок на кухне, ни прежнюю повариху я больше в пансионате не видела, только уже на следующий день поданная нам каша пахла свежим молоком, а лежащий на свежем ржаном хлебе кусочек сыра стал чуть ли не в два раза больше.

Только на этот раз Борис ошибся. Моя нерешительность никак не была связана с уверенностью, хочу я знать или нет. Примитивный страх. Страх и… Я боялась не справиться – с чувствами, с тем, что могла узнать, потому что даже справиться с тем, что рассказал мне Алекс о Стэлле, было тяжело. Как бы хорошо ни знал меня Борис, слабой я перед ним быть не хотела. Сейчас, так тем более.

— Уверена, — вскинула я голову перед тем, как перевернуть страницу обложки. Уловила во взгляде Бориса удовлетворение и запоздало поняла, что слова его были ничем иным, как брошенным мне вызовом.

Но всколыхнувшаяся было внутри злость сменилась другим, куда более сильным чувством, когда на первой же странице я увидела снимок. Трое мужчин и одна женщина, запечатлённые на фоне дома…

— Это… — просипела неожиданно севшим голосом.

Даже если бы дом мне был незнаком, я бы всё равно поняла. Узнала бы в одном из смотрящих на меня с фотографии мужчин человека, давшего мне жизнь.

— Да, Ева, — подтвердил он, — это твои родители.

Сглотнув мешающий дышать комок, я опустила голову, рассматривая фотографию. До этого дня я бежала от прошлого, от встречи с ним, пусть даже несколько раз вбивала в поисковой строке браузера имя отца. Но фотографии родителей, которые мне удалось найти, были… Безликими. Я видела схожие со своими черты, но за этим как будто бы ничего не скрывалось. Ни прошлого, ни меня самой.

— Здесь твоему отцу около тридцати, — ворвался в мои мысли негромкий голос Бориса. – Как тебе уже известно, я был знаком с твоими родителями.

Я перевернула страницу. Продолжение истории… Словно ожившие мужчина и женщина, благодаря которым я была и которых я никогда не знала, сидели на ступенях беседки. Не той, которую Алекс подарил Стэлле, а её сестры близняшки, оставшейся жить лишь на страницах альбома. Лето… Бокал вина в тонких пальцах…Тогда как я была похожа на отца, Стэлла взяла многое от матери. Цвет глаз, волосы…

Едва сдерживая подступившие к горлу слёзы, я облизнула пересохшие губы.

— Это было отличное лето, — вновь заговорил Борис. – Помимо остальных достоинств, у твоего отца было одно, делающее его незаменимым в любой компании.

Мрачный, обращённый в прошлое смешок вынудил меня рассеянно посмотреть на мужчину, так неожиданно протянувшего для меня мостик через время, отделяющее настоящее от прошлого.

Я приоткрыла губы, желая что-нибудь сказать, но поняла, что говорить не могу. Слова застряли в горле даже не вопросами – оцепенением. Глаза были сухими, слёзы как будто бы переплелись с невысказанным, и теперь разъедали меня солью изнутри.

— Какое? – всё-таки выдавила я.

— Он отлично жарил шашлыки, — ещё одна усмешка. Взгляд Бориса потемнел, черты лица ожесточились. Он кивком велел мне продолжать, сам же опять заговорил: — Мы познакомились, когда он только начинал свой путь в политике. Амбициозный, честолюбивый чёрт… Он всегда был упрямым, Ева. Упрямым и до предела принципиальным.

— Вы… Вы были друзьями? – мне с трудом верилось, что всё может быть именно так. Смотрела на снимки, видела на них совсем ещё молодого Бориса и не могла поверить, что это та самая реальность, которая когда-то существовала так же, как существовало сейчас это утро.

— Вряд ли это можно назвать дружбой, — взяв чашку с кофе, Борис поднялся. Подошёл к деревянному ограждению, отделяющему веранду от сада. – Есть люди, Ева, повернуться спиной к которым не страшно, будь ты им другом или врагом. Твой отец был именно таким человеком. Друзьями мы не были, скорее хорошими знакомыми. Сложись всё иначе, как знать… — лёгкий кивок головой. – Н-да… Как знать, возможно, мы бы действительно стали друзьями. Но я благодарен судьбе за то, что был знаком с Эдуардом и его женой.

— Мой отец не был лицемером, верно? – вопрос прозвучал глупо и неуместно, в голосе послышались слёзы. Я криво усмехнулась, сама не зная, что означает эта усмешка.

Борис, не отвечая, привалился к ограде и пил кофе. Не был, это я знала и без подтверждений. Перевернула ещё один листок и встретилась взглядом с совсем молоденькой, чем-то напоминающей мне саму девушкой. На руках она держала ребёнка. Кончик одеяльца свисал вниз, ладонь лежала на ткани. Стена за её спиной…

— Кто это? – неожиданно поняв, что снимок сделан в пансионате, я резко повернулась к Борису. Ни разу сестра не говорила мне, что у нас есть ещё какие-то родственники. Но эта девушка…

— Кто это, Борис? – спросила я настойчивее.

— Достань фотографию, — приказал он. Именно приказал, никак не иначе.

С того места, где он стоял, вряд ли можно было видеть альбом, но он точно знал, о каком снимке я говорю. Альбом был не просто ящиком Пандоры. Это был ящик даже не с двойным дном – одно дно сменяло другое, обрушивая на меня мою собственную жизнь, и конца этому видно не было. Я потянула было карточку. Остановилась и потянула снова.

— Переверни, — услышала за своей спиной. На плечо опустилась тяжёлая твёрдая рука. Я покорно перевернула фотографию тыльной стороной и тут же увидела буквы, выведенные ровным, с лёгким наклоном почерком.

— Камилла и Ева… — прочитала, чуть шевеля губами и только услышав собственный шёпот, поняла, что сделала это вслух. Подняла голову, с вопросом глядя на Бориса.

— Эта девушка, можно сказать, выходила тебя. Ты и она… вы стали первыми.

— Первыми где? — вопросов было всё больше.

— В пансионате, Ева. – Он вернулся на своё место. – С вас всё и началось.

— Кто она?  — я попыталась вернуть снимок на место, но сделать этого не смогла.

Уголок фотографии никак не желал попадать под ленту. Раз, другой…

— Это не важно, — сухо ответил Борис.

— Не важно? – карточка полетела на стол поверх раскрытого альбома. Я поднялась, схватилась за спинку стула, на котором сидела и мотнула головой. – Как это может быть не важно?! Она… Она похожа на меня! Или я на неё…

— Сядь, — приказал Борис. Голос его звучал негромко, но куда более твёрдо, чем до этого. Таким же твёрдым, гнетущим был и взгляд. – Сядь на место, Ева, — повторил он.

— Хватит мне приказывать! – разозлилась я ещё сильнее. – Кто эта девушка? Какое она имеет ко мне отношение?

— Никакого, — рявкнул он и тоже поднялся. Поднялся, но не подошёл. В какой-то момент мне показалось, что надвигается буря, однако он быстро взял себя в руки.

Я недоверчиво смотрела на него, с трудом ассоциируя себя со свёртком в одеяле. Убрав фотографию в альбом, Борис с шумом захлопнул его и посмотрел на меня.

— Там же написано её имя. Её зовут Камилла. Но это не важно, Ева. Действительно не важно.

— А что важно? – с силой вцепилась в плетёную спинку. – Как я попала к тебе? Как… — я замотала головой, попятилась. Одна догадка сменяла другую. Пугающие, они мешали мне дышать. Чувство было такое, что я, как в тот день, когда мы с Русланом впервые вышли в море на его яхте, оказалась в холодной воде, только теперь спасти меня было некому. – Ты… — я в ужасе попятилась. – Какое ты имеешь отношение к…

Гнев, мелькнувший в глазах Бориса, обжёг меня. Я не успевала за проносящимися в голове мыслями, за вопросами, тошнотой вставшими поперёк горла, а он всё продолжал молча смотреть на меня. Только что он говорил мне про отца, но что, если…

— Сядь, Ева! – рявкнул он снова. Голос его, глухой, властный, отозвался во мне звоном. Странно, но это немного отрезвило, помогло вытолкнуть из лёгких воздух. Под ладонью моей оказалась ограда веранды, и я тяжело оперлась о неё, облизнула губы.

— Я купил тебя у твоего дяди, — отрезал он.

Тошнота, которую я чувствовала, стала сильнее, в ушах зашумело, голова пошла кругом. Если бы не ограда, я бы просто свалилась, как подкошенная.

— Купил? – словно издали услышала я свой собственный голос. – Ты меня купил?! У… у дяди?

Как Борис подошёл, я не заметила. Увидела только, как мелькнула светлым его рубашка, а после почувствовала жёсткое прикосновение к локтю. Придерживая, он подвёл меня к креслу и буквально толкнул в него. Подал чашку с ещё тёплым кофе. Я сделала большой глоток и уставилась на него снизу вверх. Почувствовала, как губы мои кривятся в подобие усмешки, тут же сошедшей на нет.

— Ты родилась недоношенной, — он говорил спокойно и уверенно. Лишённый лишних эмоций тон обезличивал слова и вместе с тем помогал мне сконцентрироваться. – Это спасло тебе жизнь.

Руки подрагивали, и я обхватила чашку обеими, хотя надобности в этом не было. Кофе остался только знакомым горьковатым привкусом на языке, и я поставила её на колено, цепляясь за дымчатое стекло, как за спасательный круг. Забирать её Борис у меня не стал – взял кофейник и, не спрашивая, наполнил свою. Подвинул ко мне, перед этим добавив немного сливок.

— Спасло? – снова переспросила я, не в состоянии уловить суть.

— Да. – Расставив ноги на ширину плеч, он прищурился, глядя даже не в сад – в прошлое. Я чувствовала окружающую его ауру власти, бескомпромиссности. Его дом, эта веранда и то, как он смотрел через время, выдавало в нём человека, уверенного в своих решениях и не терпящего возражений. – Тебя не оказалось в доме в день смерти Эдуарда и Эллы, — он повернулся ко мне. – Не думаю, что брат твоего отца оставил бы тебя в противном случае в живых. Ты была для него существенной помехой, девочка.

— Так… — что пальцы мои разжались, я поняла только когда чашка, упав, откатилась в сторону. Я посмотрела на неё, пространно отметив, что она, кажется, осталась целой. – Мой дядя? Родителей убил брат отца?

В горле пересохло. Каждое слово кололось и царапалось острыми гранями букв. О том, что у отца был брат, я знала. Наткнулась на несколько статей, когда искала фотографии, но в них не было ничего о том, что это он виноват в их смерти. Только о его собственной…

Налитый Борисом кофе пришёлся кстати. Пытаясь прогнать дурноту, я отпила уже из его чашки и подняла голову. Он задумчиво смотрел на меня и, когда взгляды наши встретились, спросил:

— Разве сестра тебе не говорила?

—  Нет, — тихо, постепенно начиная связывать ниточки в единое целое. Голова кружилась уже не так сильно, шум тоже исчез. Я качнула головой.  – Похоже, сестра вообще мне ничего не говорила.

Борис ненадолго замолчал, продолжая при этом смотреть на меня. По-прежнему мрачно, с какой-то задумчивостью, будто бы уже всё для себя решивший, засомневался в верности этого решения. Будто бы я всё ещё была тем комком в одеяле, который держала на руках зеленоглазая, но при этом похожая на меня девушка.

— Возможно, и мне не стоило, — выговорил он наконец.

— Ты уже начал, — я почувствовала, как ко мне возвращается уверенность. Голос всё ещё звучал сипло, но я заставила себя расправить плечи. Потому что знала этот взгляд. – Я давно выросла, Борис, — поднялась и тут же ощутила, как снова потихоньку закружилась голова, но не показала этого. Сделала несколько шагов к Борису. – Не нужно пытаться беречь меня. Я приехала не за этим.

— За ответами, — не вопрос, утверждение.

— За ответами, — ещё один шаг. – И я хочу получить их, какими бы они ни были.

17

Борис

В этот самый момент она как никогда напоминала мне Эдуарда, с той лишь разницей, что черты её лица были смягчены женственностью. В остальном же… Тот же вызов в тёмных глазах, те же точёные высокие скулы. Даже губы она поджимала так же, как её отец. Она действительно выросла. Только я всё ещё хорошо помнил, как увидел её впервые лежащей в отдельной палате неонатологического отделения частной клиники. В тот день, глядя на неё, опутанную множеством трубочек, я представить себе не мог, что спустя почти девятнадцать лет она будет стоять вот так напротив меня и ждать. Ждать, чёрт возьми, ответы на вопросы, задавать которые ей, возможно, действительно не стоило.

— По большому счёту, — я взял её за руку и повёл к ступенькам, — то, что сейчас происходит в Грате и убийство твоих родителей – звенья одной цепи.

Сути она не уловила, но вряд ли стоило её за это винить. Повзрослевшая, она всё ещё была всего лишь девчонкой. Я помнил себя в восемнадцать – море амбиций и максимализма при совершенном незнании того, как этим пользоваться. Возраст, когда кажется, что ты можешь всё в то время, когда это совсем не так.

— Я не понимаю тебя, — мы сошли со ступеней.

Я хмыкнул. В свои восемнадцать я, вероятно, не сумел бы признаться в этом. Потому что, чтобы признаться в собственном незнании или неумении, нужна определённая смелость и мудрость.

— Как тебе известно, отец твой был видным политиком, — продолжил, ведя её в сад, в тень деревьев, где и сам любил прогуливаться, когда представлялась такая возможность. – Он хотел изменить многое. Вероятно, на тот момент даже больше, чем следовало бы.

— Всё равно не понимаю, — качнула она головой, и солнце заиграло в её густых тёмных волосах.

— Эдуард занимался разработкой законопроекта об ужесточении мер контроля и наказания за вовлечение несовершеннолетних в сферу оказания интимных услуг. Проще говоря, девочка, твой отец хотел пересажать торговцев детством. А ты сама должна понимать, какие это деньги. Это грязный бизнес. Грязный и очень прибыльный.

Она шла рядом молча. Слушала меня, не перебивая, как будто в момент этот её собственные мысли тесно переплетались с моими словами, и она не спешила переходить к самой сути, боясь упустить нечто важное, скрытое между слов. При всей её импульсивности, это всегда было её отличительной чертой – умение слушать тогда, когда это действительно имеет значимость. Нередко воспитательницы из пансионата жаловались мне на то, что она недостаточно усидчива, порой даже легкомысленна в отношении к занятиям. Но я всегда замечал, как, стоило нам заговорить о том, что было ей интересно, она становилась до предела собранной.

— Мой дядя, как понимаю, находился по ту сторону баррикад? – наконец спросила она.

Мы оказались в тенистой прохладе растущих на территории сосен, и нас окружил запах нагретой солнцем хвои. Под ноги мне попалась старая шишка, хруст ветки прозвучал одновременно с начавшей счёт чьей-то жизни кукушки. Ненадолго я задумался над её вопросом.

— Можно сказать и так, — всё-таки проговорил я. – Если кто-то и может сказать тебе это наверняка, то только твоя сестра и её муж. Мне известно только, что у него были серьёзные финансовые трудности. Но в том, что в грязных делах Константин Белецкий тоже был замешан, сомнений у меня нет, — я презрительно поморщился, вспоминая старшего из братьев.

При том, что изначально он имел всё то же, что и его брат, он выбрал другой путь, приведший его в конечном итоге туда, где ему было самое место – на дальний участок кладбища. О том, чтобы похоронить ублюдка рядом с родителями, старшая дочь Белецких не то что не думала, а… Губы мои дрогнули в мрачной усмешке.

— Я поверить не могу, — Ева остановилась. Убрала за ухо прядь волос, нервно отдёрнула руку. – Борис… — ладонь её дёрнулась. На мгновение она прикрыла глаза, мотнула головой и втянула воздух сквозь сжатые зубы. Когда она посмотрела на меня, взгляд её уже не был наполнен вызовом. Скорее тихой ненавистью, яростью и чем-то болезненным. – Это всё так… — снова качнула головой. – Но как я оказалась у тебя? – невесёлая усмешка. – Если ты, как говоришь, ценил знакомство с моим отцом, то…

Не договорив, она умолкла в ожидании продолжения. На стволе за её спиной выступила капля смолы, и я задержался на ней взглядом, мысленно переносясь в прошлое, кажущееся до этого дня практически стёртым. Практически. Потому что, стоило мне заглянуть внутрь себя, оно предстало передо мной, пусть даже довольно поблёкшее, но всё ещё достаточно чёткое, чтобы перенестись в него. Известие об убийстве видного политика и его жены в собственном доме мгновенно попало во все заголовки СМИ. Ворвавшийся в мой кабинет брат, по большому счёту, тогда ещё совсем мальчишка, бросил на стол передо мной газету и выматерился сквозь зубы. На тот момент о произошедшем я уже знал, как знал и о том, что старшая девчонка Эдуарда бесследно исчезла. Хорошенькая кнопка, отчаянно смелая и при этом похожая на мать. Но знал я и ещё кое-что. То, что Эдуард и Элла старались сохранить в тайне, потому что на тот момент уже понимали, насколько вокруг сгустились тучи.

— О беременности твоей матери я узнал совершенно случайно, Ева, — подошёл к дереву и, собрав пальцами смолу, растёр. Поднёс к лицу и вдохнул аромат, а после перевёл взгляд на Еву. – Совершенно случайно мы встретились в небольшом испанском городке. В те времена я ещё не был тем, кем ты меня знаешь.

— А ты думаешь, я тебя знаю? – вставила она, глядя совершенно серьёзно и спокойно. – До недавнего времени я считала тебя… — отрицательно мотнула головой, как и я, коснулась ствола сосны и вдохнула запах смолы, оставшийся на её длинных пальцах. Я заметил, как сверкнуло на солнце бриллиантами кольцо и поджал губы. Ева не обратила на это внимания. – Я чуть ли ни злом вселенским тебя считала, Борис.

— А теперь?

— Теперь… — взгляд в глаза. – Ты ещё ничего толком не сказал, чтобы я могла ответить тебе на этот вопрос.

— Как и на тот, на который я хочу получить ответ, — хмыкнул, не сводя с неё взгляда.

За эти несколько месяцев она не просто повзрослела, не просто изменилась. Если раньше я был уверен, что знаю её, сейчас понимал – нет. Даже в том, как она говорила, как держалась, было нечто новое. Те жизненные уроки, что она успела получить, не сломали её, а сделали ещё более сильной. Она всегда была сильной. С самого рождения, с самого своего первого вдоха. Истинная дочь своих родителей, как и её сестра.

— Как и на него, — согласилась она.

Заметив, как что-то мелькнуло у края тропинки, я посмотрел туда и заметил кошку, которую она притащила с собой. Та будто бы следила за нами, бесшумной тенью следуя рядом. Ева тоже увидела её, но не удивилась, только потихоньку вздохнула.

— Порой куда лучше, если тебя считают злом, девочка.

— На него не так много охотников?

Блеск солнца в её волосах напомнил мне о совсем другой женщине. Когда-то солнце в её волосах блестело точно так же. И смотрела она на меня почти так же. Только цвет глаз…

— Можно сказать и так, — согласился я и указал на уходящую дальше дорожку. – Но сейчас речь не об этом.

— Получается, родители скрывали, что ждут второго ребёнка? – ступив с травы на тропинку, подала голос Ева. — Но почему?

— Ты ведь понимаешь, что задаёшь вопросы, однозначных ответов на которые у меня нет? – поймав мой взгляд, она поджала губы и отвернулась. Немного ускорила шаг и, когда мы миновали залитый солнцем участок, опять пошла медленнее.

На руках её ещё были заметны следы от синяков. Почти сошедшие, они остались только бледными разводами, но и этого было достаточно, чтобы напомнить мне о том, что я собирался сделать как раз перед её приездом. Отдать несколько распоряжений – относительно найденных в каютах рыбацкого судна девушек и доставленных с его же борта шакалов Виконта. Его собственный след терялся на границе, однако интуиция подсказывала мне, что делать резких движений пока не стоит. Сукин сын слишком умён и хитёр для того, чтобы, поджав хвост, пуститься в бега. Вероятно, я всё-таки упустил что-то из вида. Вот об этом нужно было как следует подумать. Взвесить каждый его шаг и понять, в какой норе он мог затаиться. Затаиться и выжидать, издали наблюдая за ходом поисков. Интуиция… Да, именно об этом говорила мне интуиция, а ей я привык доверять.

— Неоднозначные всё-таки лучше, чем ничего, — зазвучал её мелодичный голос. – Не сомневаюсь, что твои предположения мало чем отличаются от правды.

— Я думаю, что твой отец уже тогда понимал, что вам может грозить опасность. Именно поэтому он отправил Эллу и твою сестру подальше.

— Тогда почему он не бросил всё? —  она быстро посмотрела на меня. Черты её бледного лица стали острее, ресницы дрогнули, в потемневших глазах блеснул бессильный гнев. Пытаясь скрыть его, она порывисто отошла от меня на несколько метров, но не выдержала и резко обернулась. – Почему он не бросил этот законодательный проект?! Почему?!

Вспышка эта была наполнена горечью и беспомощностью. Глядя на меня, она ждала чего-то не имеющего смысла и, скорее всего, понимала это. Но её импульсивность требовала свободы.

— Ева… — начал было я, она опять замотала головой, махнула рукой.

— Зачем это всё было нужно?! – в её голосе зазвучали чуть заметные хриплые нотки. – Он бы мог отступить и… — она сглотнула. Разом из неё как будто вышибло дух, а в глазах, только что наполненных гневом, заблестели слёзы. – Всё было бы по-другому. Моя мать была бы жива, а мы с сестрой…

Две слезинки, практически одновременно сорвавшиеся вниз, оставили дорожки на её щеках. Но даже сейчас она не выглядела слабой. Напротив, эти слёзы её только подчёркивали внутреннюю силу и изящество.

— Потому что он не мог сделать этого, — жёстко выговорил я.

Спрашивать почему, она не стала. Облизнула губы и, присев, погладила подошедшую к её ногам кошку. Я смотрел на её узкую ладонь, на так и не снятое ею кольцо, и не мог понять. Не мог, чёрт подери, понять, почему она. Девчонка, ставшая едва ли не моим наваждением, девчонка, которую я так и не смог отпустить, забыть. Забыть её или…

— Твоя мать вернулась в Россию незадолго до родов, — глядя на неё сверху вниз, продолжил я. Ева всё так же гладила кошку, но я знал, что она слушает меня. Плечи её почти незаметно напряглись, пальцы застыли прежде, чем скользнуть по изогнутой дугой спине. – В Испании она попросила меня никому не говорить о нашей встрече.

— Ты не сказал?

— Не сказал, — я поднял её, взяв за плечо. – Ты была желанным ребёнком, Ева. Ты не представляешь, как твой отец любил тебя и твою сестру, — жёстко, глядя ей в глаза и сжимая пальцы на её тонкой руке. – Именно поэтому он и не отказался от этого проклятого проекта. Из-за вас. Он хотел, чтобы в мире, где живут его дочери, не было того дерьма, в котором он погряз. Чтобы в стране, где живут его дочери, не было этого дерьма. Он поставил на кон всё и всё потерял. Но если бы не твой отец и не такие, как он, в этом мире давно бы не осталось ничего путного. Я горжусь твоим отцом, девочка, твоя сестра гордится им и тебе бы стоило.

— Я горжусь, — она вздёрнула подбородок. – Горжусь им, Борис. Но… — слёзы опять выступили у неё на глазах. – Я бы хотела сказать это не тебе, а ему.

Разжав пальцы, я отпустил её руку. Смотрел в её влажные глаза и понимал, что мне нечего возразить ей, да и, если бы было, сделать этого я бы не смог.

— Элла сама вышила твоё имя на одеяльце, — я и сам говорил глухо. – Тебя любили, Ева. Твой отец и твоя мать любили тебя.

Помню, как приехал по делу к Белецкому и застал её сидящей в саду. Несмотря на то, что уже наступила осень, день был тёплым. Увлечённая, она не сразу заметила меня. Подняла голову, только когда я, подойдя, поздоровался, и показала две уже готовых буквы. Ев… О том, что Элла со старшей дочерью вернулись в Россию, так же, как и о её беременности, было практически никому не известно. Когда она поднялась с кресла, платье её складками опало до самой земли, подчёркивая округлый живот. В тот день Эдуард сказал мне, что ждут они девчонку. Младшая дочь. Ева…

— Я… я родилась намного раньше срока? – выдавила она.

— Недели на три. Насколько мне известно, на несколько дней тебя выписали домой, но начались осложнения.

— Я всё равно не понимаю… — устало шепнула она.

— Что ты не понимаешь?

— Как я оказалась у дяди, если никто не знал о том, что мама была беременна?

Очевидно, поймав себя на том, что эти вопросы не имеют смысла, она вздохнула. Пальцы её сомкнулись вокруг висящего на шее пегаса. Сжав его в кулаке, она замолчала.

В тот день, когда я забрал её, совсем крохотную и слабую из больницы, эта подвеска была единственным, что осталось у неё от прошлого. Подвеска и ещё одно одеяльце – не то, буквы на котором вышила её мать, а тёплое, без намёка на что-либо личное.

Всё, что я знал о ней – её имя. Так я и назвал её – Ева. То немногое, чем я мог отдать долг памяти её родителям.

— Скорее всего, Константин следил за домом. Даже если нет, в особняке было полно детских вещей. А найти клинику… — я только качнул головой.

Найти клинику Белецкому-старшему труда не составило, тем более что, помимо вещей, он наверняка нашёл и документы. Хотя… Учитывая, как брат Эдуарда и те, кто за ним стоял, расправились с охраной, прислугой и самими супругами, я всё же склонялся к тому, что о младшей дочери он узнал заранее.

— Почему он предложил купить меня именно тебе? – немного помолчав, спросила она.

Каждая новая фраза, новый вопрос давались ей всё труднее.

— Не он, — выговорил я. – Это сделал я сам.

— Ты?

— Да, Ева. Я сам пришёл к нему и предложил продать тебя мне.

Она ждала, когда я продолжу. Ни на миг во взгляде её не отразилось непонимание – только нетерпение. Но и его она сумела сдержать. События прошлого разворачивались передо мной и, чем глубже я погружался в них, тем ярче и ближе они становились.

— Избавиться от тебя, — заговорил я, всматриваясь в прошлое с расстояния в почти девятнадцать лет, — было для Константина самым простым.

— Как понимаю, сейчас ты говоришь не о том, чтобы отдать меня тебе? – я и не заметил, как пальцы её опять сомкнулись вокруг пегаса.

Внезапно мне захотелось разжать её руку, стянуть с безымянного кольцо и зашвырнуть его в траву. Крепко обхватить запястье и, дёрнув на себя, сказать, что всё это ей ни к чему. Что уже известного ей, вполне достаточно. Что лучше будет ей не копаться в том, что было, потому что от этого за версту несёт предательством, двуличием и самой низкой трусостью.

К чему это ей?! Хотелось прорычать, что настоящее её и прошлое, которое ею осмысленно, намного чище и благополучнее. Таким же благополучным может быть и её будущее, если она не станет валять дурака. Обхватить ещё крепче, чувствуя, как она напрягается под моими ладонями, провести по её спине до шеи и впечатать ей в губы поцелуй. Чтобы забыла обо всём. О своих глупых амбициях, о случившемся на «Беринге» и, главное, об Алиеве. Я помнил, какие у неё сладкие губы, как она пахнет. Проклятье…

— Да, — резко, с трудом заставив себя отвести от неё взгляд.

Её губы, пальцы возле тонких ключиц и собственные мысли резанули по нервам желанием. Я почувствовал, как потяжелело в паху, как кровь понеслась быстрее, и едва не выругался.

— Никто не мог сказать точно, выживешь ли ты. Пневмония у тебя была в тяжёлой форме, и брат твоего отца надеялся, что всё решится само собой. Ты представляла для него опасность, а то, что о беременности Эллы известно никому не было, играло ему на руку. Касательно твоей сестры была хотя бы какая-то видимость поисков, ребёнка же, которого нет, искать никто бы не стал.

— Но ты ведь знал, что я есть, — возразила Ева негромко, настороженно. На секунду повернувшись к ней, я поймал её пристальный взгляд и поморщился.

К старшему из братьев Белецких я приехал через два дня после расправы над родителями Евы. Имеющий свои интересы, я не только чаще обычного контактировал с Эдуардом в последнее время, но и занимался отстранённым наблюдением за другой стороной. Законопроект, разрабатываемый отцом Евы и вышедший в последствии со значительными изменениями, которых он бы не допустил, мог перевернуть существование многих влиятельных людей. В том числе и тех, с которыми имел дело Константин.

Чьих рук дело убийство Эдуарда и Эллы я понял сразу. Но тогда я действительно ещё не был тем, кем стал годы спустя. Призраком, с мнением которого не считаться было сумасбродством. Не так давно один мэр попытался. Пришлось объяснить ему что почём. Жаль только, что единственным действенным рычагом давления оказалась его дочь. Сукин сын Кондратьев… Хитрый старый лис, собравшийся провернуть дела у всех за спиной и остаться при этом героем. Как бы ни так, чёрт подери. Но это сейчас, а тогда…

— Что ты будешь делать с девчонкой? — как только Константин закрыл дверь кабинета, выговорил я.

Слегка прищурившись, он осмотрел меня с головы до ног. Отвернулся и подошёл к столу. Я заметил, как напряглись сухожилия на его руках, как губы сжались в тонкую линию. Сам стиснул зубы, зная, что от хладнокровия сейчас будет куда больше толку, чем если я позволю ярости вырваться наружу.

Поставив на стол два стакана с толстыми стенками, он плеснул в каждый из них понемногу виски. Со стуком опустил бутылку рядом и только потом опять посмотрел на меня. За это время он вернул себе спокойствие, которое поколебали мои слова. Взял один стакан и приглашающим жестом показал мне на второй.

— Что ты будешь делать с девочкой, Белецкий, — ходить вокруг да около я не собирался.  

— Зачем мне с ней что-то делать? — он пригубил виски. — Как ты, наверное, и сам знаешь, она пропала. Как сквозь землю провалилась. Мои люди прочесали всё вокруг особняка, но так и не смогли найти её. Племянница всё же…

По его презрительной ухмылке, появившейся в самом уголке рта на слове «племянница», можно было легко догадаться, зачем именно его люди её искали.

Глядя мне в глаза, он отпил ещё виски. Без сомнений, он понял, что мне всё известно, но говорил так, что зацепиться за его слова было нельзя.

Константин Белецкий был безжалостной лживой тварью, но не был глупцом.

— Я говорю о младшей.

Он прищурился сильнее. Задумчиво глядя на меня, потягивал дорогой виски и не торопился с продолжением. Я тоже не спешил говорить что-либо ещё. Проигнорировав стоящий на столе стакан, взял рамку с фото, где Белецкий был запечатлён с братом и, вынув держатель, достал карточку из-под стекла. Константин ничего не сказал. Ничего не сказал он и тогда, когда я, собрав рамку обратно, убрал снимок в карман пиджака. И только когда взгляды наши встретились снова, процедил:

— Удавлю, как блохастую шавку, — стакан на стол. – Или лучше утоплю.

— Отдай её мне, — выговорил жёстко.

Притворяться больше не было смысла. Отбросив последнюю маску, Белецкий криво хмыкнул, глядя на стекло, под которым больше не было снимка и, дотянувшись, взял рамку в руки. Усмехнулся снова и, швырнув на стол рядом с собой, коротко спросил:

— Что ты с ней будешь делать?

— Придумаю что-нибудь, — так же коротко.

Подлив себе, он присел на край стола. На том, чтобы я составил ему компанию, он не настаивал, только задумчиво щурился, невидящим взглядом смотря в противоположную стену. Тишина сгустилась, стала долгой, тягучей.

— Девчонку в обмен на молчание, — заговорил я первым.

Он вынырнул из размышлений и посмотрел на меня так, как будто в какой-то момент вовсе забыл о моём присутствии, хотя это было не так.

— Ты в любом случае будешь молчать.

— Считаешь?

— Насколько мне известно, твой брат собирается податься в политику, — он сделал многозначительную паузу. – Толковый парень. Он вполне может взлететь высоко. Если, конечно, никто не подрежет ему крылья.

— А вот угрожать мне не стоит, Белецкий, — с предупреждением проговорил я. – За тобой стоят большие люди, но Эдуард был слишком видным политиком, чтобы его смерть можно было так запросто замять. Наверняка найдутся те, кого заинтересуют подробности. Как считаешь?

Он снова замолчал. Поставил стакан на колено, уставился в стену. На этот раз тишина продлилась не так долго.

— Дом, — выговорил он. – Я отдам тебе девчонку Эдуарда. Но за неё я хочу получить не только твоё молчание, но и твой дом в Англии.

— Твои родители были уже мертвы, Ева, — мы дошли до поваленного дерева.

Присев, я кивком указал Еве сесть рядом.

— Изменить этого я не мог. Всё, что мне было под силу, — попытаться спасти тебя. На тот момент у людей, стоящих за твоим дядей, было куда больше возможностей, чем у меня.

— Попытаться? – она опустилась на ствол и повернулась ко мне вполоборота.

— Попытаться, — подтвердил я. – Тебя нельзя было оставлять в больнице. Я забрал тебя в тот же день и, поверь, уверенности в том, что ты выживешь, у меня не было.

— Но я выжила, — её грудь тяжело поднялась и опустилась, с губ слетел выдох.  На сосну между нами запрыгнула кошка и, посмотрев на меня, как мне показалось, с недовольством и презрением, села около Евы, но продолжала смотреть на меня.

— Так кто всё-таки та девушка с фотографии? – после недолгой паузы, спросила она, поглаживая кошку вдоль спины.

— Я тебе уже ответил.

— Ничего ты мне не ответил, — голоса она не подняла, не было в нём и нажима. Только оттенок недовольства. – Где она? Там же, где и Анна?

— Это не твоё дело, Ева, — ещё резче.

Желание смять её рот никуда не делось. Контролировать его, когда она сидела так близко, было достаточно сложно. От неё исходил сладковатый запах ванили, солнце всё так же золотило чёрные волосы и играло в гранях камней, которыми было украшено кольцо.

— А Анна получила по заслугам. Ты сама знаешь, что случилось с Василисой. – Гнев помог мне справиться с соблазном, и, видит Бог, это было к лучшему. – И с тобой. Помимо вас было ещё несколько девочек. Долго же я искал эту тварь… — процедил, глядя на убегающую в сторону, откуда мы пришли, тропинку. – Долго…

Последнее было сказано уже не ей – самому себе. Пуля в голову – слишком лёгкая смерть для суки, решившей заработать на девочках, которых я привозил в пансионат, желая для них совершенно другой участи. Стоило бы отправить её туда, куда не без её участия в конечном итоге попали они. Включая Василису – пятеро. Пять девочек, которые могли бы стать большим, чем бесправное развлечение на ночь.

Пять… Хотя нет, одна из них сейчас рядом со мной, ещё одной всё-таки повезло куда больше других. Три. Слишком много для такой лёгкой смерти.

— Пойдём обратно, – показал на горизонт. – Думаю, скоро натянет дождь.

— Ты и меня хотел убить, — заметила Ева, поднимаясь. Кошка спрыгнула следом, стоило ей сделать шаг. — Ведь действительно хотел, Борис, — с утверждением.

— Хотел, — подтвердил я. Хотел. Только спустить курок…

Неожиданно она протянула руку и коснулась небольшого, оставленного ею же шрама на моей брови. Тут же убрала её.

— И твоё письмо…

— У каждой из девочек своя жизнь, — глядя на неё, ответил я. Поддавшись порыву, взял её за правую руку и, держа, посмотрел на пальцы. — Некоторые из них сейчас замужем за видными людьми, Ева. Никому не нужна правда. Для каждой девушки написана своя биография. О том, откуда они, знают только мужчины, к которым они попадают. Так это и должно оставаться.

Ева поджала губы. Неловко дёрнула головой, но что это означает, понять я не смог. Больше ничего не сказав, она пошла вперёд меня по тропинке в сторону дома. Солнце в чёрных волосах, прямая спина. Так похожа и не похожа на ту, другую, которую я привёл в только-только купленный старый особняк в горах много лет назад. Особняк, три года остававшийся единственной моей собственностью, потому как полученный после отличной партии в старый добрый покер дом в Англии я не колеблясь отдал за жизнь Евы.

18

Ева

— Ева, — Борис окликнул меня, когда я, взяв со стоящего на веранде плетёного кресла рюкзак, пошла обратно к ступенькам.

Остановившись на верхней, обернулась к нему. Ещё несколько часов назад сама точно не знала, чем закончится день. Не знала я это и сейчас. Но после всего, что он рассказал о моём прошлом, о смерти родителей, мне нужно было некоторое время побыть одной хотя бы затем, чтобы до конца всё осмыслить.

Молча взяв со стола фотоальбом в кожаном переплёте, Борис перевернул несколько страниц. Мой личный ящик Пандоры… Дойдя до разворота со снимком, с которого взглядом из прошлого смотрела зеленоглазая, держащая меня на руках девушка, достал его и, отложив, закрыл альбом. Поравнялся со мной и так же, ничего не говоря, сошёл со ступеней. Я последовала за ним.

— Ты получила ответы на свои вопросы, — заговорил он, когда мы прошли несколько десятков метров. – Теперь настала твоя очередь.

Я ждала этого с момента, как мы, поднявшись с поваленного дерева, направились обратно в настоящее. То, что до сих пор оставалось для меня белым листом, наполнилось блёклыми мазками. Помогло ли мне чем-то то, что теперь я знала о своём прошлом больше, чем знала раньше? Стала ли я от этого счастливее? Вряд ли. Но у меня появилась предыстория. У моей жизни появилась предыстория, пусть даже слишком печальная и тёмная для того, чтобы я могла гордиться ею. Ею – нет, но своими родителями — да.

— Дай мне время, — посмотрела на него искоса.

Поджав губы, он смерил меня взглядом до того, как я успела отвернуться. В глазах его мелькнуло мрачное недовольство, однако это не поколебало его спокойствия. Должно быть, как и я его слов, он ожидал чего-то подобного.

Молча мы дошли до моей машины. Небо на горизонте становилось всё темнее, предвещая скорый дождь. Ветер, поднявшийся совершенно внезапно, обдал холодом ноги, прибил к коленям подол.

— Будет гроза, Ева, — когда я открыла дверь Ауди, снова заговорил он. Положил руку поверх моей и развернул меня к себе.

Мы оказались совсем близко. Так близко, как не оказывались ни разу за последние месяцы. В глазах его блеснул огонь, перепутать который с чем-либо было сложно.

Нервно выдохнув, я поспешила отдёрнуть руку и сделала шаг назад. Взгляд его не изменился. Желание. И даже не желание получить то, что изначально должно было принадлежать ему, а самое простое, первобытное. Желание мужчины обладать женщиной.

— Тебе не стоит ехать сейчас.

— Стоит, Борис, — возразила я.

К желанию прибавился гнев. Его слово было законом, неподчинения которому он не терпел. Но я больше не собиралась жить по чужим законам. Ни по его, ни по чьим-либо ещё.

— Стоит, Борис, — опять взялась за ручку, но дверцу не открыла.

— Я мог бы остановить тебя.

С очередным порывом ветра на руках моих выступили мурашки, но виной тому был не холод. Близость Бориса волновала меня. Не так, как волновала близость другого мужчины. Руслана. Это было натянутое, тревожное чувство. Такое, будто бы я шла по шаткому мостику, рискуя в любой момент оступиться. Каждое слово – шаг. Стоит сделать несколько неверных и… Что тогда, я не знала.

— Мог бы, — не стала отрицать я. – Ты и сейчас можешь.

Губы его искривила чуть заметная усмешка, подтверждающая мои слова.

— Хочешь сделать это? – с нажимом, с вызовом глядя на него.

— Если бы хотел, уже давно сделал бы, — он опять тронул мои пальцы. Нажал на ручку и сам открыл машину, не сводя с меня при этом взгляда.

Я напряжённо замерла. Не знаю почему, но сейчас с ним я казалась себе куда взрослее, чем раньше. Как будто он не оставлял мне права на легкомысленность, и это вызывало странное, похожее на грусть и спокойствие ощущение внутри.

— Возьми, — подал мне альбом.

Не ожидавшая этого, я не сразу нашлась, что сказать. Посмотрела на укутанную в кожаный переплёт книгу с отпечатанными кусочками воспоминаний, снова ему в лицо.

— Возьми, Ева, — повторил он после того как я, приподняв руку, убрала и сжала её в кулак.

— Но… — нерешительно обхватила альбом. Он оказался неожиданно тяжёлым, как будто внутри скрывалось то, что недавно звучало словами в пахнущем хвоей воздухе. – Это же…

— Почти на всех снимках тут твои родители и сестра, — когда я, не договорив, прижала альбом к себе, произнёс он. – Есть и несколько твоих. Будет справедливо, если я отдам его тебе.

— Спасибо, — шепнула я, всё ещё смотря на Бориса с подобием вызова и чувствуя за это неловкость.

Вздохнула и, открыв машину шире, положила альбом на соседнее с водительским сиденье. У ног моих мелькнула кошка. Ненадолго я даже забыла о ней, полностью занятая мыслями о том, что рассказал мне Борис, о том, что мне теперь со всем этим делать и том, что мне делать с собственной жизнью. Мой отец… Преданный своему делу, он хотел, чтобы будущее было лучше прошлого. Чтобы мир, страна, где живут его дочери, стали чище и справедливее. Стэлла… С чем именно связана деятельность благотворительных фондов, к которым она имела отношение, я не знала. Отец, сестра… Я же…

— Молодец, — коснулась я мягкой шерсти, когда Жордонелла запрыгнула на сиденье.

Сама хотела было сесть за руль, но Борис удержал меня, взяв за локоть.

— Месяц, — выговорил он, едва я повернулась к нему.

Я чуть заметно кивнула. Что он имеет в виду, было ясно без лишних слов.  Тихо выдохнула и хотела высвободить руку, но Борис не спешил отпускать меня. Посмотрела на него с вопросом.

— Я дам тебе месяц, — повторил он, — но в обмен ты отдашь мне кольцо.

— Кольцо? – с непониманием переспросила я.

Отпустив локоть, он взял мою правую кисть. Только теперь я поняла, что он хочет сделать. В панике попыталась высвободить ладонь, однако пальцы его сомкнулись вокруг запястья с неожиданной жёсткостью, одновременно прозвучавшей в голосе:

— Он бросил тебя, Ева. – Как острым ножом с усеянным зубцами лезвием.

Я снова попыталась убрать руку, однако он не отпустил. Зажав ещё крепче, сам снял обручальное кольцо с бриллиантами. Внутри стало холодно. Ветер, дующий сильнее, как будто бы пробрался в душу и стал забавляться с нею, как с незакреплённым парусом во время бури. Борис продолжал смотреть на меня, а небо позади него было уже совсем низким и тёмным.

— Я закажу платье, — наконец пальцы его разжались. – Ты будешь прекрасна в белом. Этот цвет всегда тебе шёл.

— А что будет, если я скажу нет?

— Ты не скажешь нет, — отрезал он и, убрав кольцо в карман, взялся за дверцу машины. В голосе его не было угрозы. Только уверенность в том, что всё будет именно так.

Вжимая педаль в пол, я гнала автомобиль навстречу смыкающейся впереди темноте. Небо напрочь заволокло тучами, врывающийся сквозь открытое окно ветер обжигал руки, трепал волосы, но поднимать стекло я не спешила.

Перед тем, как я села в машину, Борис спросил, что я собираюсь делать дальше. Что я собиралась делать? Как совсем недавно сказала Алексу, я собиралась нанять агента, купить квартиру. Собиралась начать жить собственной жизнью. Собиралась. Собиралась, чёрт возьми!

Похожий на приближающуюся бурю гнев гнал меня вперёд, на безымянном пальце нетронутой солнцем полоской кожи светлел след от кольца. Деревья по обочинам слились в сплошную полосу зелени, и я, понимая, что надо успокоиться, заставила себя немного сбросить скорость. Порыв ветра принёс с собой свежий запах дождя и озона, деревья беспокойно зашелестели листвой. Месяц… Впереди показалась развилка. Главная дорога вела обратно в город, другая, отходящая в сторону…

— Что тебе? – пришикнула я на решившую напомнить о себе кошку.

Пройдясь по моим коленям, она запрыгнула на приборную панель. Хвост её мелькнул на фоне указателя, и я само собой обратила внимание на значащиеся на нём названия. До Грата оставалось порядка двадцати километров. Двадцать километров до города, где было так много…

Ещё раз прочитав названия на указателе, я вдруг поняла, что они мне знакомы. И дорога, ведущая в сторону, знакома тоже. Только в прошлый раз на развилку эту мы выехали с другой стороны. Пройдясь перед рулём, Жордонелла спрыгнула прямо на фотоальбом и уселась на нём, укрыв передние лапы хвостом. Я посмотрела на неё, затем снова на указатель. Кожаный рюкзак, небольшой чемодан. Трёхцветка…

— Там тоже есть море, — вновь заводя двигатель,  шепнула я то ли обращаясь к кошке, то ли к самой себе.

Да, там, куда я собиралась, тоже было море. Море, спокойствие и потрясающий капучино с ореховым сиропом. В Грате меня больше ничего не держало. Всё, что могло бы, было у меня с собой: верная предавшему нас мужчине трёхцветка и наполненный моим прошлым фотоальбом в кожаном переплёте.

Сквозь подёрнутое пеленой воды лобовое стекло я смотрела на старый кирпичный домик с вывеской над входом, по стенам и крыше которого хлестал дождь. Как доехала сюда, я помнила плохо. Мысли, неразборчивые, пространные, стирали восприятие времени. Посмотрев на мерцающие голубоватым светом часы, я поняла, что прошло куда больше, чем мне казалось.

— Не думаю, что тебе стоит идти со мной, — открыв дверцу, посмотрела на настороженно дёрнувшую ухом кошку.

Шум воды усилился, а вместе с ним и запах свежести. Судя по тому, как Жордонелла замялась, как нервно шевельнулись её усы, мнение моё она на этот раз разделяла полностью. Погода Грата давно приучила меня к тому, что зонт нужно брать с собой даже в те дни, когда с самого утра всё вокруг залито солнцем. Собираясь к Борису, я положила его в чемодан вместе с другими вещами, однако достать даже не подумала. Вместо этого я нырнула в завесу ливня. Холодные струи тут же промочили насквозь платье, волосы прилипли к лицу и шее. Мне нужно было почувствовать себя живой. Почувствовать хоть что-то помимо горечи и пустоты, поселившихся внутри меня в тот миг, когда белый Хаммер с всполохами огня на боковых дверях исчез из вида, а я так и осталась сидеть в придорожной пыли у дома сестры. Над головой прогремел раскат грома, вода натекла в босоножки.

— Ева? – стоило мне броситься к дверям, навстречу, держа над головой раскрытый зонт, вышел Давид. На нём была всё та же рубашка, что и в прошлый раз, только теперь без жилетки. Я вдруг ощутила странное успокоение, как будто бы что-то внутри встало на место. Голос его был почти неслышен за грозой и шелестом воды. – Ты что тут делаешь, девочка? – когда я оказалась рядом, спросил он, с беспокойством вглядываясь в моё лицо.

Я слизала с губ капли. Сладкие. Наконец-то это были сладкие капли свободы, а не солёные – с привкусом безнадёжности и потери. Убрала со лба прилипшие волосы. Дождь барабанил по зонту, стекал по сторонам от нас.

Я обернулась на свою машину и снова посмотрела на Давида.

— Мне тут подумалось… Подумалось, что пора мне взять у вашей жены несколько уроков. Вы обещали, что сможете уговорить её, помните?

Взгляд его стал ещё пристальнее. Ничего не говоря, он всматривался в моё лицо. Я чувствовала исходящий от него запах свежего хлеба, пряностей и домашнего вина, и это только усилило чувство, что именно сейчас я там, где должна быть.

— Простите, что я вот так…

— Должно быть, на это у тебя есть причины, — ответил он спокойно. Усмехнулся уголком губ. В небе над нами опять громыхнуло, и он, витиевато выругавшись, кивнул на дверь. – Чёртово небесное сито, — стёр с лица капли, когда порыв ветра окатил нас водой.

Я несмело улыбнулась. Седой было повёл меня к двери, но я остановила его.

— У меня в машине ещё кое-кто… — тоже вытерла лицо. – Кошка, — ответила на его вопросительный взгляд.

— Кошка, — губы его искривились. – Могла бы привезти кого-нибудь получше.

— Поверьте, она куда лучше любого, кого бы я могла привезти, — потихоньку засмеялась. – Вы не будете против, если мы заберем её? Она не любит оставаться в одиночестве. Тем более гроза.

Ничего мне не сказав, он, держа зонт, повёл меня к машине. Стоило мне открыть дверь, Жора опять дёрнула ухом. Я потянулась к ней, смотрящей на нас с подозрением, и взяла на руки. Моё мокрое платье она не оценила, как и творящееся вокруг. Зашипев, попыталась вырваться, полоснув меня по руке, но Давид ловко перехватил её за шкирку.

— Она же… — запротестовала было я, когда она, поджав хвост, так и повисла в воздухе.

— Норовистая она у тебя больно, как я посмотрю, — приподнял и, повернув к себе мордой, прищурился. – Будь я на месте твоей хозяйки… — выговорил с угрозой, сквозь зубы. Трёхцветка попыталась вывернуться, но он и не подумал разжать пальцы. Сердце у меня ёкнуло.

— Давид… — с языка чуть не сорвалось, что никакая я ей не хозяйка. Будь на моём месте Руслан…

Давид перевёл взгляд на меня, притихшая кошка оказалась у меня в руках. Вырываться больше она и не думала. Стоило прижать её к себе, она прильнула, громко фыркнула и недовольно заурчала.

— Воспитывать таких надо, — отрезал он и показал мне на домик. – Пойдём. Мы с Франческой как раз решили пропустить по стаканчику глинтвейна. Тебе тоже не помешает. Стакан глинтвейна и сухое полотенце.

Я посмотрела на щербатое крылечко. В дверях стояла женщина. Высокая, с убранными в косу чёрными волосами, она наблюдала за нами. Длинная юбка скрывала её ноги до самых щиколоток, выпущенная рубашка была расстёгнута на две последних пуговицы. Я почувствовала волнение, провела ладонью по спине чудесным образом ставшей покорной кошки.

— Это ваша жена?

— Она самая, — губы Седого искривились. – Пойдём, малышка. Глинтвейн хорош, когда тёплый. А греть его второй раз… Дерьмо выйдет, а не глинтвейн.

19

Ева

— И надолго ты? – Давид откинулся на спинку стула.

Франческа, отошедшая, чтобы принести ещё один кувшин с глинтвейном, вернулась к столу и, не спрашивая, вновь наполнила наши стаканы. Я хотела было возразить, но в последний момент передумала. Аромат пряного горячего вина, наполняющий скрытую в глубине дома кухню, был просто потрясающим. Щёки мои пылали, внутри появилось приятное томное тепло

— Пока не знаю, — ответила я, отхлёбывая глинтвейн. – Думаю, примерно на месяц. Дальше пока загадывать не хочу.

Взяв с тарелки кусок сыра, Давид отломил немного и кинул на пол, прямо перед носом крутящейся рядом кошки. Остальное положил на хлеб. Вернувшаяся за стол Франческа присела сбоку. Не знаю почему, но ещё не будучи знакомой с ней я думала, что она старше – ровесница Давида или около того. На деле же ей было всего немного за сорок, хотя в её чёрных волосах уже серебрились несколько седых нитей.

— Не знаете, тут кто-нибудь сдаёт жильё? – обратилась я сразу и к ней, и к Давиду, хотя и понимала, что ждать ответа от Франчески не стоит.

Была ли она немой от рождения или что-то послужило этому причиной, Рус мне не сказал, а спрашивать сейчас было неловко.

Давид хмыкнул, как будто вопрос мой был нелепым. Посмотрел на жену. В уголках её губ появилась снисходительная улыбка.

— Я спросила что-то не то? – отхлебнув ещё вина, поджала под себя ноги.

— В этой дыре никто никогда ничего не сдаёт, крошка, — ответил Давид и, отложив только что сделанный бутерброд, поднялся. – Не сдаёт и, уж тем более, не снимает.

Только он хотел отойти от стола, Франческа остановила его. Показала несколько жестов руками, потом перевела взгляд на меня. Давид опять хмыкнул, и усмешка эта вызвала у меня настороженность, которая, впрочем, быстро развеялась. Наблюдая за ним и его женой, я убрала с коленок влажное полотенце. Франческа снова зажестикулировала. Ладони у неё были крупные, но узкие, с длинными пальцами, складывающимися сейчас в символы и слова, понять которые я не могла, хоть и знала несколько иностранных языков.

— Пожалуй, в этом что-то есть, — «выслушав» её, отозвался Давид. Положил ладонь на её плечо и обратился ко мне:

— Есть тут дом. Хозяин бывает там реже, чем распускаются ландыши в январе, так что… — глянул на запрыгнувшую на его стул кошку и, не церемонясь, спихнул её обратно на пол. – Найдём мы для тебя крышу над головой.

— А он не будет против?

— Не будет, — уверенно проговорил Давид. – Не убудет с этого сукиного сына. Не переживай, девочка. Сегодня организуем тебе переезд, а завтра приступишь к делу. Не особо я представляю тебя официанткой в своей забегаловке, ну да хрен с тобой.

Дом, к которому привёз меня Давид на моей же собственной Ауди уже ближе к вечеру, стоял на самом краю посёлка. Отделённый от остальных каменной оградой и деревьями, он буквально тонул в зелени. Как и большая часть здешних домов, он был небольшим, но даже издали, в сгущающихся сумерках, выглядел добротным и довольно уютным.

— Вы со мной не пойдёте? – спросила я, когда Давид, вручив мне связку ключей, направился по выложенной брусчаткой дорожке к калитке.

Обернувшись, он смерил меня оценивающим взглядом. Присмотрелся, как будто пытался понять, надолго ли меня хватит и какого лешего я вообще тут забыла, однако спрашивать этого не стал. Дождь прекратился, но в небе так и пахло влагой, а вдали слышался гром. В глазах Давида блеснули смешинки, заставившие меня, немного пьяную, ответить ему немым вопросом.

— Ты разве не способна сама справиться с водой и рубильником?

Фраза эта поставила меня в некий тупик. Ещё в машине, пока мы ехали по грязной размытой и раздолбанной дороге от забегаловки, он сказал, что нужно включить свет и воду, но я и представить не могла, что делать это мне придётся самой. Честно говоря, я вообще не очень хорошо представляла, как это делается, но признаться в этом сейчас…

Уловив моё замешательство, Седой пренебрежительно фыркнул и, ничего больше не сказав, пошёл было к дому.

— Справлюсь, — решительно отрезала я, подумав при этом, что на крайний случай смогу найти все нужные мне ответы в интернете, пусть даже это и займёт немного больше времени. Снова поймав оценивающий взгляд Седого, я вскинула голову. На щёку мне упала крупная капля, ещё одна – прямо на нос.

— Проклятое небесное решето, — глянув в даль, Давид вытер доставшуюся и ему каплю. Настаивать на том, чтобы помочь мне, он не собирался. – Завтра жду тебя к десяти, — выдвинул ручку моего чемодана, но к двери подвозить не стал, просто подал её мне и, прежде чем оставить меня наедине со смотрящим тёмными квадратами окнами домом, добавил: — Понятия не имею, какого дьявола ты забыла тут, но если решила сбежать от проблем… — качнул головой. – Проблемы – это нечто вроде кошачьего хвоста. Куда не беги, всё равно тащатся следом.

— Если бы я хотела сбежать, сбежала бы куда-нибудь в другое место. Не сбежать, Давид. Скорее… Подумать.

— Ну что же, — только-только совсем редкий дождь неожиданно стал сильнее, раскаты ближе. Давид снова выругался, поморщился махнул рукой и, больше ничего не сказав, почти побежал к калитке, оставив меня держащейся за ручку чемодана.

Я проводила его взглядом. Калитка хлопнула, и только тогда я сделала было шаг, но не успела пройти и пары метров, ветер задрал подол моего платья до самых ягодиц, а с неба хлынуло так, что я едва не взвизгнула. Бросилась вперёд и остановилась у двери уже совершенно мокрая. Поспешно вставила в скважину ключ и зашла в дом.

— Чёрт, — процедила я, поняв, что у меня нет не только интернета, но и обычной сотовой сети.

Дисплей телефона был единственным источником света, если не считать того блёклого, что проникал с улицы сквозь окно. Ещё совсем девчонкой я слышала про полярное сияние на севере, про белые ночи, но даже представить себе не могла, что это такое до тех пор, пока не оказалась в Грате. Белая молочная дымка, почти не затягивающаяся темнотой. Почти. Потому что сейчас из-за низких туч вокруг стояла самая настоящая темень.

Отбросив бесполезный телефон на стол, я едва ли не наощупь убрала в неработающий холодильник переданные мне с собой Франческой продукты и открыла кран, чтобы сполоснуть руки, и только когда из него не вытекло ни капли, вспомнила, что воду, как и свет, тоже нужно включить.

— И скажи мне, что тут нужно делать, раз такая умная, — язвительно бросила я Жорке, когда та боднула меня под локоть, стоило мне присесть возле открытой дверцы под раковиной.

Покрутила один кран, другой и неожиданно услышала, как кран забулькал. Поднялась, не до конца веря, что смогла что-то сделать и тут же вскрикнула – брызги разлетевшейся воды попали на платье, оказались на моих руках. Фырча и кряхтя, кран плюнулся ещё раз, за ним ещё и наконец выдал мощную струю.

— С ума сойти, — не без опаски покрутила я вентиль, убавляя напор. Вздохнула, вымыла руки, надеясь, что вот-вот ледяная струя станет хотя бы немного теплее. Куда уж…

С пола до меня донеслось мяуканье. То ли вопросительное, то ли сочувственное. Не хватало мне только сочувствия кошки!

— Отстань! – шикнула я на неё, с досадой понимая, что горячей воды, по крайней мере сегодня, не дождусь.

Наплевав на всё, сняла мокрое платье и кинула прямо на стол, а следом за ним такое же мокрое бельё. Терять мне было уже нечего. Дверь я заперла, а в остальном…

— Хочешь пить? – я наполнила первую подвернувшуюся тарелку и поставила на пол, — пей. Воды тебе не хватило?

Искать, где включается свет, я даже не стала. Несколько раз ударила по выключателю, но толку от этого, конечно же, не было никакого.

Выхоложенный каменный дом нуждался в том, чтобы его наполнили теплом так же, как в этом нуждалась я сама. Вспыхнувшая было надежда, едва я наткнулась на камин угасла, стоило понять, что дров ни в нём, ни возле него нет. Единственным толковым, что мне удалось найти в потёмках, была постель. Постель с лежащим на ней мягким и лёгким, пусть даже таким же, как и всё окружающее, прохладным одеялом. Вытащив из чемодана первую попавшуюся одежду, я натянула её и юркнула в кровать. Свернулась клубком. Злая, уставшая, наполненная свалившимся на меня за этот день и одновременно опустошённая, закрыла глаза. Тёплый глинтвейн ещё давал о себе знать. Стук капель о стекло убаюкивал.

— Пришла? – шепнула я, чувствуя, как Жордонелла устраивается возле меня. Снова вздохнула. Да, если бы не глинтвейн, этой ночью мне бы точно было не уснуть, а так…

— Ты что? – не знаю, сколько я проспала. Как уснула, не помнила. Казалось, я лежала, вспоминая рассказ Бориса, снимки в альбоме, а потом… Раз, и меня будто бы выключили.

Жордонелла заворчала, и я попыталась погладить её, чтобы успокоить.

— Это просто гром, — коснулась было её спины, но она напряглась сильнее. Ворчание стало громче, и в ту же секунду я услышала…. Нет, не гром. Непонятный, странный звук, доносящийся со стороны входной двери.

Сердце мгновенно зашлось галопом. Кошка спрыгнула на пол, ворчание раздалось уже оттуда. Прижимая к груди одеяло, я соскользнула с постели. Прислушалась. Нет, перепутать я не могла. Раскат грома прогремел так громко, как если бы дверь была открыта. Открыта… Шаги…

Тяжело, сбивчиво дыша, я стала шарить вокруг. О том, что я здесь, никто не знает. А если хозяина никогда не бывает… Под пальцами у меня оказалось что-то тяжёлое – то ли статуэтка, то ли ещё что-то. Руки дрожали. Сделав шаг, я выпустила кончик одеяла. Упав, оно обдало ноги воздухом, и в то же мгновение глаза резануло ослепившим меня светом.

— Какого дьявола?! – донеслось до меня.

Должно быть, я сошла с ума, потому что этот голос…

То тяжёлое, что я сжимала в пальцах, с показавшимся неестественно громким звуком упало на пол следом за одеялом.

Передо мной действительно стоял Руслан. Стоял и смотрел с неприкрытым гневом.

— Кто сказал тебе, что я тут? – процедил он, в мгновение оказавшись рядом. – Откуда ты, чёрт тебя дери, узнала, где я?!

Он схватил меня за плечо и дёрнул с такой силой, что я буквально впечаталась в него. Почувствовала знакомый запах, упёрлась ладонью ему в грудь и попыталась оттолкнуть.

— Никто мне ничего не говорил! – попыталась высвободиться, вывернуть руку, но пальцы его сжались крепче, в глазах полыхнул гнев.

— Тогда какого дьявола ты тут делаешь?! – прорычал он, снова дёрнув на себя. – Разве я тебе не ясно всё сказал?!

— При чём тут вообще ты?! —  рванулась от него, хотя и понимала – не выйдет, пока он не отпустит сам. – Ты о себе слишком высокого мнения, Руслан. Мир не вертится вокруг тебя!

— Хочешь сказать, что приехала сюда без причины?

— Причины у меня есть, — прошипела ему в лицо. – Но к тебе они никакого отношения не имеют!

Верхняя губа его дёрнулась, взгляд прошёлся по моему лицу, по шее. Всё, что на мне было – трусы и тонкая белая майка. Первое, что попалось мне под руку, когда я открыла мокрый чемодан. Рус посмотрел ещё ниже, и я, чувствуя, как внутри поднимается буря, ударила его в грудь. На сей раз он разжал руку, и я поспешно отступила.

— Как понимаю, это твой дом? – ответа мне не требовалось. Я вспомнила чувство, возникшее у меня в момент, когда Франческа жестами разговаривала с Давидом перед тем, как тот предложил мне поселиться тут, и всё сразу встало на свои места. Ответ Руса мне был уже не нужен, потому что он был очевиден.

— Мой, — донеслось мне в спину, когда я, присев возле чемодана, откинула крышку. Схватила платье и, не глядя, надела его прямо поверх майки. Ничего не говоря, защёлкнула замки.

Руслан смотрел на меня. Этого я не видела – чувствовала. Чувствовала тяжёлый взгляд, оставляющий на коже невидимые ожоги, заставляющий чувствовать меня нагой. Выдвинула ручку, дёрнув так, что та жалобно щёлкнула и пошла к двери.

— Куда собралась? – Рус не дал мне сделать и десятка шагов. Дёрнул назад, разворачивая к себе лицом.

— Подальше от тебя! – выплюнула я, вырвав руку. – Я ни на минуту не останусь с тобой под одной крышей!

Больше не глядя на него, я бросилась в небольшой коридорчик, отделяющий комнату от гостиной, второпях надела мокрые туфли, толкнула входную дверь и замерла, не решаясь ступить под стеной хлещущий ливень.

От холодного ветра моментально побежали мурашки, подол прибило к ногам. В иссиня-чёрном небе мелькнула вспышка, тут же шум воды разрезал раскат, за ним ещё один. Затрещало так, что у меня перехватило дыхание, а сердце испуганно подпрыгнуло в груди. Я ещё и шага не сделала на улицу, а лицо уже было мокрым от дождя.

— Вернись в дом, — Руслан буквально выхватил у меня чемодан и отбросил его назад. Покачнувшись, он повалился посреди коридора. Почти так же он отбросил назад и меня. Я буквально впечаталась спиной в стену. Небо озарила новая вспышка. На фоне клубящихся туч силуэт Руслана в дверном проёме показался чем-то… чем-то, что не принадлежало к этому миру. Он сам на несколько секунд показался мне чем-то потусторонним. Расставленные на ширину плеч ноги, чёрные волосы, темнеющая на скулах отросшая щетина, блеск глаз…

Глядя на то, как он приближается, я не могла заставить себя сойти с места. Сколько мы не виделись? Всего-то немногим больше недели, а чувство было, что в эту неделю уместились годы.

— Я тебя в последний раз спрашиваю, — только я отступила от стены, ударил ладонью возле моей головы, заставив вжаться обратно, — что ты здесь забыла, мать твою?!

— Не твоё дело!

Оскалившись, он выругался. Грубо, крепко. С предупреждением прорычал моё имя, напирая на меня всё сильнее, дыхание его коснулось моей влажной щеки.

Несколько секунд он смотрел на меня сверху вниз, и я опять, чёрт возьми, понимала, что теряю себя. Не знаю, от чего меня колотило сильнее – от гнева или его близости. И если первое было оправданным, второе…

— Пусти, — выдавила и попыталась отойти, но он не дал.

Склонился и шумно втянул носом воздух у моего виска. Прижался бёдрами и положил вторую ладонь мне на талию. Меня тряхнуло сильнее, в горле пересохло, стоило почувствовать ещё один вдох возле уха. Протяжный, словно бы он желал убедиться, что я пахну всё так же.

— Моё, — он вдруг сдавил пальцами мой подбородок. Ещё миг назад я чувствовала его дыхание на коже и не могла пошевелиться, а теперь смотрела в чёрные, с тлеющими на самом дне опасными искорками глаза. – Это моё дело, Ева.

— И почему же? – с вызовом, глядя прямо в черноту.

— Потому что я так решил, — склонился совсем близко, — а в следующий момент…

Я почувствовала его губы на своих. Очередная вспышка. В животе всё свернулось в клубок, кровь наполнилась яростью. Шумно дыша, я попробовала отвернуться, но Руслан с силой обхватил мой затылок и опять припал ртом к моему. Рыча, прихватил губу, терзая меня, заставляя впустить его язык, не давая сделать даже выдоха. Я задыхалась от гнева, от собственных чувств, пьянящих куда сильнее глинтвейна. Жёсткий, голодный, подчиняющий волю поцелуй. Язык его ударился о мой, зубы стукнулись, пальцы его впились в моё тело. Его вкус, его запах…

— Ты… — сипя, я в который раз попробовала вывернуться, но он обхватил мою голову ещё крепче. Из груди его вырывалось шумное, тяжёлое дыхание, глаза блестели безумием.

Нет! Стоило ему опять было податься ко мне, я забилась изо всех сил. Впилась ногтями в его руку.

— Ты же этого добивалась, — рычание из самого нутра. Жар его опалил меня, как пламя костра крылья бабочки. – Этого, Ева, — у самых губ, наматывая волосы на кулак. Я зашипела, скованная, почти что не способная двигаться.

— Ненавижу тебя, — зарычала, но Руслан, не ответив, потянул назад. Мелкие поцелуи-укусы на шее, на скуле, по губам… Шумное дыхание – моё и его, колотящееся в груди сердце и несущаяся по венам кровь.

Нервно я схватила раскрытым ртом глоток воздуха, когда он провёл языком по бешено пульсирующей венке и тут же прикусил. До боли, до предательской сладкой дрожи.

— Отпусти! – сквозь сжатые зубы, уворачиваясь от него. Схватила его за рубашку, рванула.  почувствовала, как щетина его прошлась по моей щеке. – Не трогай меня, — прогоняя наваждение. Ещё немного, и это окажется сильнее. Нет! – Не трогай, понял?!

Стены, потолок, разрезанный зигзагом молнии проём двери: всё смешалось в неразборчивое пятно. Единственным ясным был Руслан. Руслан и моя собственная ярость. Пристань, и он, стоящий на палубе уходящего в море корабля. Зачем он вернулся?

Изловчившись, я ударила его по голени, и тут же оказалась буквально распластанной по стене.

Руслан прижался ко мне, и я почувствовала его напряжение. Его желание было таким красноречивым, что на мгновение я забыла, как дышать. Судорожно вдохнула и не смогла выдохнуть. Он опять схватил меня за волосы, заставил задрать голову и проник языком в рот. Глубоко, настырно, подчиняя своей воле. Грубо толкнул язык глубже, не давая мне даже опомниться, перевести дыхание. До боли, до солоноватого привкуса крови. Хаос, творящийся наружи не шёл ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас внутри меня. Проникший сквозь так и незакрытую дверь ветер гулял по коридору, обжигая ноги, раскаты грома смешивались с биением моего сердца. Сладко и больно. Боже… Изловчившись, я с силой укусила Руса за нижнюю губу.

— Сук… — процедил было он. Окончание потонуло в звуке встретившейся с его щекой ладони.

— Не смей трогать меня! – выкрикнула я, сжимая руку.

Кисть, губы, сердце жгло злым огнём. Меня всю жгло огнём. Каждый нерв был натянут до предела, меня буквально колотило от ярости, от гнева, от непонимания

— Ты мне никто, ясно тебе, Руслан?! Никто.

—  Никто? – губы его искривились. Выпад. Его жёсткая хватка на моём правом запястье. Взгляд его метнулся к пальцам и тут же – мне в лицо. Чернота зрачков буквально поглотила карюю радужку, и без того жёсткие черты закаменели, чернота мигом проникла в самую глубину меня самой.

— Ты мне никто, — повторила я, освобождая руку.

Он отступил. Сделал шаг назад, не сводя с меня тяжёлого взгляда. Он смотрел на меня, я на него. Гордо подняла голову, не собираясь больше уступать ему. Хватит. Достаточно. Нет больше девочки, сидящей в пыли на дороге и, подобно верному зверёнышу, смотрящей вслед уезжающему Хаммеру. Нет. Он убил эту девочку, убил этого зверёныша. Предал.

— Иди спать, Ева, — сипло выговорил он. – Завтра я отвезу тебя в Грат.

Я ответила ему не сразу. Ещё некоторое время стояла молча, а после качнула головой.

— Нет, Руслан. Сейчас я пойду спать, но ни в какой Грат ты завтра меня не повезёшь. Завтра я попрошу Давида найти мне другой дом или хотя бы комнату.

— Завтра я отвезу тебя в Грат, — повторил он жёстче, чем до этого.

Я молча подошла к двери и закрыла её. Подняла чемодан и, обернувшись на всё так же не сводящего с меня мрачного, наполненного гневом и незнакомой мне раньше жёсткостью взгляда Руслана, сказала только одно:

— Нет.

20

Руслан

Резко проведя по коробку, я зажёг длинную каминную спичку. Смотрел, как огонь сжирает дерево, и лишь когда он почти добрался до пальцев, кинул на сложенные поленья. Поджёг ещё одну и отправил следом. Меньше всего я ожидал наткнуться тут на Еву. Да, чёрт возьми, я этого вообще не ожидал!

— Додумался, чтоб тебя, — процедил, мысленно вернувшись к состоявшемуся между нами с Давидом около получаса назад разговору.

И ведь действительно не врала. Ко мне её появление в Сером камне не имело никакого отношения. Да и не от кого ей было узнать, что я поеду именно сюда. Единственным, кто знал об этом, был я сам. Да и то окончательное решение, откуда именно наблюдать за городом, я принял только накануне, до тех же пор колебался, выбирая между ближайшими гратскими окрестностями и квартиркой в самом городе.

— Не подойдёшь? – заметив появившуюся в дверях гостиной трёхцветку, мрачно усмехнулся.

Посмотрел на всученную Давидом бутылку с вином и, оставив её на каминной полке, пошёл к дивану. В глотку ничего не лезло. Вкус губ Евы, вместо обручального кольца на пальце которой теперь красовалась только светлая полоска, в очередной раз вывернул сознание. Не видя её, я ещё мог бороться с ломкой, с похожим на сумасшествие желанием чувствовать её, но теперь… Теперь, чёрт возьми, я сам напоминал себе сорвавшегося наркомана.

— Не хотел я, чтобы всё так вышло, — глядя на отвернувшуюся от меня кошку, выговорил негромко. Кончик уха её дёрнулся. Только и всего. За время, прошедшее с момента, как я вошёл в дом, она не подошла ко мне ни разу. Ни разу, будь она неладна, а считанные дни назад я стискивал зубы, видя в зеркало заднего вида стоящую на дороге Еву и её, безрассудно несущуюся вслед за машиной. Несколько грёбаных дней…

— Жорка, — позвал, однако теперь она не повела даже ухом. – Жордонелла.

Ещё одна невесёлая усмешка.

— Так было нужно, понимаешь?

Она, конечно же, нихрена не понимала. И Зверёныш тоже не понимала нихрена. Не понимала и не понимает до сих пор. Не понимает, чего мне самому стоило убраться от дома её сестры и не развернуться на середине дороги, чтобы затолкать её обратно в машину. И лучше ей не знать этого.

В доме было тихо. Только взбесившийся ветер швырял в окно капли дождя. Давно в Грате и его окрестностях не было такого, как этой весной и не так давно начавшимся летом… Как будто не только я, увидев Еву сегодня, сорвался с цепи.

— И долго ты так будешь сидеть? – встав, я сам подошёл к кошке и присел. Показалось, что со стороны спальни раздался шум, и я прислушался. Ничего. Понятия не имею, спала Ева или нет, но, если бы не вой ветра и треск огня в камине, тихо было бы, как в склепе.

— Вот же… — стоило мне протянуть руку, раздалось ворчание. Отпрянув, трёхцветка зло зашипела, полоснула меня взглядом.

Я стиснул челюсти, чувствуя, как на скулах заходили желваки. И это, проклятье, всего лишь кошка. Посмотрел на дверь. Всего лишь кошка…

Значительный кусок следующего дня я провёл у недовольного, плюющегося в лицо солью моря. С первыми признаками рассвета дождь стал затихать и уже к началу седьмого превратился в водяную пыль.

О том, что я не болтаюсь на «Грейше» посреди волн, знать не должен был никто. Никто, включая Алекса и даже брата. Чем больше проходило времени, тем яснее становилось – выкурить Виконта из норы, где он окопался, будет не так-то просто. А время, то самое, которое шло вперёд, играло ему на руку, давая возможность обдумать положение вещей и спланировать своё бесследное исчезновение. Хотя в том, что планировал сукин сын именно исчезновение, я уверен не был. Нужно было спровоцировать его, дать почувствовать, что петля вокруг глотки стала не такой тугой. Всё шло именно так, как мне было нужно. Как мне было нужно, но только до тех пор, пока стоя на палубе я не увидел ворвавшуюся на пристань Ауди. Ева… Ветер трепал подол её платья, а я в очередной раз был готов послать всё куда подальше. Сдерживала только память: мои парни, лежащие на аллее изрешечённые пулями, рыболовецкое корыто и пропитанный багряной кровью подол нежного платья. Всё, что осталось от моего сына или, может быть, дочери…

— Думал, ты заглянешь раньше, — внимательно посмотрев на меня, выговорил Давид, когда я появился в его забегаловке.

На него я не смотрел. Ева… Я сразу увидел её, стоящую возле ведущей в кухню двери. Первый порыв вернуть её в город сменился пониманием, что здесь, со мной, она будет в куда большей безопасности. Тем более теперь, когда ей было известно, что ни на какой «Грейше» меня нет и в помине. То ли судьба, то ли проклятье…

— С утра у меня были кое-какие дела, — с трудом отвёл от неё взгляд. Никогда не видел, чтобы она так укладывала волосы: то ли рогулинки, то ли аккуратные баранки. Другую бы это сделало похожей на деревенскую матрону, но только не её.

Прекрасно поняв, на кого я засмотрелся, друг тоже глянул на Еву. Потом на меня.

— Понятия не имею, какая кошка между вами пробежала, но догадываюсь, что это было что-то посерьёзнее того комка шерсти, который она притащила с собой.

— Посерьёзнее, — не стал отрицать я и, попросив его, чтобы Франческа постаралась на славу, пошёл к столику, за которым мы с Евой сидели, когда я впервые привёл её сюда. Когда она согласилась стать моей. И если кольцо с пальца она снять могла, этого было уже не изменить.

 — Ваш заказ, — на стол прямо передо мной с грохотом опустилась тарелка. Лежащие на ней колбаски подпрыгнули, одна чуть ли не на половину свесилась с края. Следом за ней громыхнула пивная кружка. – Приятного аппетита.

Ноздри её трепетали, янтарные искорки в карей радужке полыхнули, когда взгляды наши встретились. Выставляя корзиночку с хлебом, Ева наклонилась, и цепочка с подвешенным на ней пегасом выскользнула из разреза не застёгнутой на верхние пуговицы рубашки. В вырезе на миг мелькнуло кружево чёрного белья.

— Застегнись, — процедил я.

Она выпрямилась. Кружева видно больше не было, вырез оставлял открытыми только ключицы, но желание застегнуть надетую на ней рубашку под горло никуда не делось.

— Что, прости? – голос её звенел злостью.

— Застегнись, — повторил, взглядом указав на её грудь. – Или хочешь, чтобы местные парни доплачивали тебе за сладкое?

— За что мне будут доплачивать местные парни, — холодно, глядя в упор на меня, — тебя не касается так же, как и всё остальное. Я уже попросила Давида найти мне что-нибудь. Вечером заберу вещи.

Колокольчик над дверью звякнул раньше, чем я успел сказать ей, что никакие вещи она не заберёт, и искать ей Давид ничего тоже не будет. Хочет жить с этой мыслью до вечера – дело её, дальше же Зверёнышу придётся испытать разочарование. Если она и останется тут, то только в моём доме.

Ввалившиеся в трактир парни с интересом уставились на Еву. Один из них присвистнул, когда она, отойдя от моего столика, направилась к ним.

— У тебя новенькая, Давид? – пробасил самый высокий из них. Местные рыбаки, вернувшиеся, должно быть, после утренней попытки выловить что-то в ещё не до конца пришедших в себя после дождя водах.

— Куда лучше той, что была до неё, — заметил он же.

Давид усмехнулся, ответил им пошлой шуткой

— Чёрт… — капля сока, упавшая с торчащей из тарелки колбаски, оставила жирное пятно на моих штанах.

Ева потихоньку засмеялась, отвечая одному из рыбаков на вопрос, как её зовут, и смех её резанул меня по натянутым нервам.

— Ева, значит, — тот самый высокий приблизился к столику, за которым уже расположились двое других. – Ев у нас тут ещё не было, — ладонь его с хлопком опустилась на её обтянутую джинсами задницу. – Хороша Ева…

Красная пелена заволокла разум, вилка, которую я было взял, со звоном полетела на пол. Гогот загремел в ушах, срывая с предохранителей всё, что ещё не было сорвано. Сам не помню, как я оказался на ногах.

— Я тебя как сардину в банку закатаю, если ещё раз к ней прикоснёшься! – схватив за ворот, пригвоздил к стене посмевшего тронуть моё. Красная пелена, его ладонь на её заднице, её смех, звучащий до этого…

— Полегче, мужик, — тип, которого я держал, ввязываться в мордобой не спешил, хотя клокотавшая во мне ярость требовала выхода. Осклабившись, он смерил меня взглядом. – Твоя, что ли?

Я знал, что у этих парней и особенно здесь, в Сером камне, всё до предельного просто – либо женщина твоя, либо нет. Если нет, отойди в сторону и не вмешивайся в то, что тебя не касается. Исключение – сёстры, племянницы и прочая родня. Загвоздка в том, что никакая мне Ева не родня.

По скулам моим заходили желваки. Спиной я ощущал её взгляд, её гнев. Остальные находящиеся в зале притихли в ожидании продолжения. Хоть какое-то развлечение в этой глухомани.

— Моя, — жёстко, глядя на него так, чтобы дошло – моё предупреждение не пустой звук. – Поэтому учти, если ты ещё раз даже подумаешь прикоснуться к ней, я тебя прикончу. Ты или кто-то из твоих дружков. Можешь так и передать это остальным.

Договорив, я с силой, впечатал его в стену и разжал пальцы.  Судя по тому, как рыбак сузил глаза, слова мои вызвали у него сомнения.

— А сама-то она что думает по этому поводу? – в уголке его рта появилась кривоватая усмешка.

— Она может думать всё, что угодно, — отрезал я, глядя на него и едва сдерживая желание стереть с его лица пренебрежительное выражение кулаком. — Дело тебе придётся иметь не с ней, а со мной.

Переведя взгляд, он мрачно хмыкнул. Я уловил поспешный звук шагов и, даже не видя, понял, кому они принадлежат. Вместе с этим звуком трактир как будто отмер, подошедший Давид сжал моё плечо. Губы его тоже были чуть заметно искривлены, в глазах читалась лёгкая насмешка.

— Спокойно, Руслан, — голос смешался со звоном колокольчика.

— Иди к чёрту, — сбросил его руку и быстро зашагал к двери вслед за выскочившей только что на улицу Евой.

Нагнал её и, схватив за руку, рывком развернул. Глаза её пылали яростью, губы были приоткрыты. Она отдёрнула руку. Отступила ровно настолько, чтобы близость её перестала затуманивать мой разум единственным желанием – сломить любое её сопротивление, увести в дом и закрыть там подальше от оценивающих взглядов местных. Закрыть её и, чёрт возьми, напомнить, чья она.

— Твоя?! –прошипела она гневно. Дующий с моря ветер подхватил запах ванили и бросил его мне в лицо. Желание заставить её заткнуться и, прижав к стене, как этой ночью, почувствовать, как она извивается, прикусить нежную кожу на шее, превратилось в нечто, избавиться от чего мне было уже не под силу. Порывистыми движениями Ева развязала бантик на боку, смяла передник и махнула рукой, в котором его держала.

— Твоя?! – повторила с ещё большей яростью. – Я понятия не имею, почему ты приехал сюда, но учти, Руслан, то, что мы оказались здесь в одно и то же время, не даёт тебе никакого права говорить кому-то, что я твоя.

Ведущая за собой на привязи козу женщина в длинной цветастой юбке остановилась, рассматривая нас, и только это сдержало меня. Если бы не она и её вяло плетущаяся скотина, я бы сгрёб Еву прямо тут, посреди дороги. Вздёрнутый подбородок, наполненные огнём вызова глаза….  Теперь страха в её взгляде не было – только этот самый вызов и янтарь ярости. В пальцах она так и комкала передник, и я отлично понимал – мне нужна только она. Поначалу мне казалось, что она – единственное, что способно вызвать во мне хоть какой-то интерес, выдернуть из эмоционального вакуума, где я пребывал, вернувшись с того света. Теперь же… Больше мне было не нужно, чтобы она заполняла чёрные дыры моей души, не нужно было искать нечто способное заставить меня чувствовать. Ревность, ярость, желание – с ней и так всё было на грани. Никакой фальши. Любовь. В этом тоже не было фальши. Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал мне, что мою жизнь перевернёт женщина, я бы послал его куда подальше.  Теперь же отчётливо понимал – Ева не изменила мою жизнь. Она просто стала этой самой жизнью.

— Ты предназначена мне, Ева, — выговорил я жёстко.

От того, что она сняла кольцо, ничего не изменилось. Она стала моей в тот момент, когда я, держа её за подбородок в кабинете владельца питомника, смотрел ей в глаза. Хотя… она всегда была предназначена мне. Только мне. Предписание, выведенное незримыми буквами кем-то свыше ещё за долго до момента нашей встречи. За долго до того, как она появилась на свет. Моя малышка Маугли, моя невинная добыча, мой Зверёныш. Моя любовь…

— Я была предназначена тебе, — она пыталась говорить спокойно, но в голосе мелькнули сиплые, выдающие надлом нотки. – Хотела остаться твоей. Навсегда. Но ты… — попятилась, когда я сделал шаг к ней.  – Ты сам этого не захотел. Ты предал всех, кто тебя любил.

Несколько секунд я смотрел прямо ей в глаза, а потом повторил ещё жёстче:

— Ты предназначена мне. Только мне, девочка, и никому больше.

— Пошёл ты к дьяволу, Рус! – она ещё сильнее сжала в пальцах ткань. Гнев отражался не только в её глазах – в каждом вдохе и выдохе. С последним словом она направилась обратно к трактиру. Взялась за чугун перил и буквально взлетела вверх по ступенькам.

Я смотрел ей вслед, сам не зная, чего хочу больше – как когда-то советовал мне Алекс, хорошенько её выпороть или почувствовать вкус губ, её кожу под ладонями, снова наполнить лёгкие её запахом. Стоял и смотрел на закрытую дверь, чувствуя, как пульсирует в башке, как колючая ревность вспарывает вены.

— Вот же стерва, — процедил, когда одновременно с тем, как в трактир зашёл ещё один рыбак, услышал отзвук её голоса. Сплюнул себе под ноги и, развернувшись, наткнулся на взгляд бабы с козой.

— Что, дел своих мало? – осведомился холодно, прекрасно понимая, что её тут задержало.

— Иди животину подои.

Баба поджала тонкие губы, дёрнула принявшуюся было щипать траву козу.

— Как подоишь, — я уже почти прошёл мимо, но задержался. Возвращаться в трактир не было никакого желания, — принеси молоко в крайний дом, — достал из кармана несколько мелких купюр и сунул ей. – Молока и домашнего хлеба.

— Твоя-то девица тебя что, не кормит? – подала наконец она голос.

— Молока и хлеба, — отрезал я, и, больше не останавливаясь, свернул с главной улицы на дорогу, ведущую в самый удалённый конец посёлка.

21

Ева

— Глотни холодненького, — когда я, убрав с освободившегося столика грязную посуду, вошла в кухню, подал мне Давид запотевший стакан. Взяв его, я принюхалась и сделала маленький глоток. – Присядь, — выдвинул ближайший стул и развернул ко мне.

Отказываться я не стала. Села и, сделав ещё один большой глоток домашнего клюквенного морса, посмотрела на Давида снизу вверх. Ноги гудели, спина ныла. Не удержавшись, я сняла туфли и пошевелила пальцами. Заметила появившуюся на губах Давида ухмылку.

— Благодаря тебе мы с Франческой запросто можем прикрыть нашу лавочку на недельку другую и заняться тем, до чего руки не доходили.

— Благодаря мне? – не поняла я. Зажала стакан обеими руками и немного встревоженно посмотрела на Давида. Что-то не так?

— Наоборот, — он взял графин и подлил мне ещё морса. – За сегодня ты сделала нам двухнедельный доход, — серёжка в его ухе блеснула, как будто отражая появившийся в самом уголке рта смешок. – Чувство, что у всех тут резко кончились запасы съестного.

Посетителей сегодня действительно было так много, что некоторых приходилось подсаживать за уже занятые столики, а некоторых и вовсе просить немного подождать на улице.  В тот день, когда мы с Русланом завтракали тут, я и представить не могла, что трактир пользуется такой популярностью. Заказы сыпались с такой быстротой, что я едва успевала относить подносы и теперь чувствовала себя так, словно двадцать часов подряд занималась хореографией. Нет, даже не так… До закрытия оставался ещё целый час, а я не представляла, как заставить себя подняться и доработать его. Поначалу полная решимости, сейчас я начала сомневаться, что справлюсь. Плюс был только один – занятая работой, я не успевала думать о Русе, и о том, что происходит. А вот ночью… Ночью я почти не спала. Поначалу лежала, пытаясь не вспоминать вкус его губ, не думать о том, что он совсем близко, в соседней комнате, а потом, поняв, что это невозможно, замоталась в одеяло и, присев на подоконник, прислонилась лбом к холодному стеклу. Смотрела в темноту, а видела его потемневшие глаза, вслушивалась в шум дождя, а слышала его сиплое дыхание.

— А при чём тут я? – я всё ещё не могла взять в толк, какое я имею к этому отношение.

— Ты не поняла, девочка? – я отрицательно качнула головой, и Давид снисходительно добавил: — Они все на тебя пришли посмотреть. Сегодня к нам заглянули даже те, кого здесь отродясь не было, и причина тому далеко не колбаски моей старушки.

Давид посмотрел на дверь. Я тоже обернулась и увидела вошедшую Франческу. Выглядела она уставшей, но довольной. В кухне, где мы сидели, стоял густой запах специй, жареного мяса и сыра. Плита была включена – должно быть, сегодня её вообще не выключали, сквозь прозрачное стекло духового шкафа было видно большой лоток.

— Сюда редко приезжают чужаки, — обменявшись с ней взглядами, снова заговорил он. – А ты…

— Что я?

— У половины здешних трудяг от вида твоей задницы ширинки так и понадувались. Да и бабёнкам здешним интересно посмотреть на городскую штучку.

Я так и вспыхнула. Слова его мгновенно заставили меня вспомнить утреннюю сцену с Русланом и всё, что случилось дальше на улице. За весь день мы с Давидом обмолвились об этом лишь парой ничего не значащих фраз, потому что на большее просто не было времени. Едва придя в трактир, я попросила его найти мне новый дом. Дом, комнату… Что угодно, только бы подальше от Руслана. Предназначена ему… Мысль о его словах, о том, с какой уверенностью он говорил, вызывала во мне бурю гнева и негодования. Ни объяснений, ни попыток попросить прощения – только это самое жёсткое – предназначена. Моя. Как какой-то мячик для пинг-понга…

— Вечером мне надо будет забрать вещи, — в несколько глотков допив морс, я заставила себя надеть туфли и встала. Что-то подсказывало, что новая встреча с Русланом окажется для меня ничуть не легче предыдущих. Для того, чтобы настроиться на неё, времени у меня оставалось совсем мало, а если учесть, что как раз перед тем, как я пошла сюда, в трактир завалилось несколько мужчин, только-только, судя по всему, вернувшихся с моря, его не было вообще.

— Где я могу остановиться? – спросила, когда Давид ничего не сказал на мои предыдущие слова.

Он смотрел на меня задумчиво, уже знакомым мне взглядом, и это заставило меня напрячься. Ни намёка на усмешку, только лучики морщинок в глубине глаз и совершенное спокойствие. Франческа прошла к плите, открыла духовку, выпуская облако жара и аромат печёного картофеля и мяса.

— Давид, — уже требуя ответа. – Где я могу остановиться?

— Там, где остановилась, — выговорил он. – Других домов тут нет.

— Я не буду жить у Руслана! – усталость, нервное напряжение, так и не нашедшее выхода после нашей ночной, а вслед за ней и утренней стычки с Русом, лишили меня всякой выдержки. – В жизни не поверю, что тут больше нет свободных домов. Я готова заплатить сколько нужно. Да даже если и так… — в непроизвольном жесте махнула рукой. – У вас что, нет комнаты? Или подсобки?! Всё, что мне нужно – кровать. Всё.

— Тут нет домов, — всё так же спокойно, твёрдо, глядя мне в глаза. – И комнаты у нас тоже нет, а подсобка забита.

Я знала, что это откровенная ложь. Мало того, Давид отлично понимал, что я знаю это, но продолжал смотреть на меня так, что у меня не было сомнений – ничего не изменится. Какие бы деньги я не предложила, как бы ни пыталась убедить его – бессмысленно. Перевела взгляд на Франческу. Та стояла у плиты, делая вид, что она не только немая, но, к тому же, ещё и абсолютно лишена способности слышать.

— Это он вас попросил, да? – нервно выдохнула, чуть понизив голос. – Он? Вы ведь специально меня в его дом отправили, да? Знали, что он приедет или… Позвонили ему, так?!

— Не так, — во мне всё так и кипело, он же сохранял спокойствие. – Не так, малышка, и утром я тебе уже говорил об этом. О том, что Руслан приедет, я не имел ни малейшего понятия. Этот чёрт появляется здесь раз в пятилетку, а тут… Можешь считать, что кто-то наверху решил, что вы оба слишком упрямы, и вам нужно помочь. Не дури. Тем более, что с Русланом тебе будет куда безопаснее.

— А при чём тут моя безопасность?! – меня опять начинало потряхивать. Весь день я была уверена, что уже вечером переберусь подальше от Руса и наконец смогу выдохнуть. Обратиться к кому-нибудь из местных? За этот день я уже поняла, что Давид и его жена имели тут авторитет. Что моё слово против его и слова Руслана?!

— При том, девочка, — он забрал у жены два горшочка со свежей похлёбкой и выставил на приготовленный поднос. На него же Франческа поставила большую миску с салатом, — что для тебя же лучше, если наши работяги будут считать, что ты занята. Здесь другие законы. Оставь свои городские штучки.

— Какие тут законы?! Говорите так… — я сделала вдох, опять посмотрела на Франческу, на него. – Я могу за себя постоять, если это потребуется.

— Ты чужая здесь, Ева, — теперь он говорил очень жёстко. – Мало того, что чужая, так ещё и не похожа на местных женщин. Местные женщины не носят дорогие украшения, не выглядят так… — губы его искривились, и он качнул головой.

— Как?!

— Как то, что им не по зубам, — опять в глаза. – Ты разве не видишь, как на тебя смотрят?

— Да пусть смотрят, — бросила, беря поднос. Из зала уже послышался басовитый голос. Один из посетителей заждался свою порцию пива, за которым я, собственно, и пришла.

Утренний шлепок по заду был единственным, что вызвало во мне откровенное неприятие, ничего такого же за сегодня больше не было. Взгляды… С этим уж я как-нибудь справлюсь. Посмотрят пару дней и перестанут.

— Они считают тебя девчонкой Руса, — бросил Давид мне в спину, когда я была уже в дверях кухни. – Он правильно сделал, что поставил утром на место того парня. Ника. Смотреть-то на тебя, конечно, будут, и с этим ты справишься, но большего уже никто не позволит.

— Хотите сказать, что если бы не Руслан, моя задница сегодня пользовалась бы большим спросом? — сарказм скрывать я даже не собиралась.

Тяжёлый поднос оттягивал руки. Если бы не уроки, что давали нам в пансионате, я, наверное, давно расплескала бы всё по полу, но нас с детства учили, как подавать кофе и подносить еду. Бесполезная трата времени, как мне тогда казалось, а вот теперь я была благодарна за подобные навыки.

— Весьма вероятно, — Давид взял второй поднос и подошёл. – Пойдём, помогу тебе. Думал, ты сдуешься через час другой, а ты ничего…

— Я не буду жить с Русланом в одном доме, — выговорила я. – Если я остановлюсь у вас с Франческой, уверена, ко мне тоже никто не посмеет подойти. Тем более не посмеет.

— Ты будешь жить там, где живёшь сейчас, — повторил он то, что сказал ранее. – Оставь своё упрямство. У Руслана отличный дом и достаточно места.

— Дело не в месте, дело…

— Ты будешь жить там, где живёшь сейчас, — оборвал он меня и пошёл к посетителям.

По дороге к дому Руслана, я буквально кожей чувствовала на себе взгляды. Каждый встречающийся на пути смотрел на меня, и, если со стороны мужчин было больше интереса, женщины не скрывали подозрительности. Случайно повернувшись к одному из домов, я увидела застывшую возле окна девушку. Другая, чуть постарше, стояла у забора. После слов Давида всё это особенно раздражало меня, и я ускорила шаг. Жить с Русланом в одном доме? Видеть его каждый день?! Сыта по горло!

— Жордонелла, — позвала я, как только вошла в дом. – Жордонелла!

Свежая корюшка, которую я взяла, чтобы побаловать трёхцветку, лежала в пакете. В доме тоже пахло рыбой – жареной. Запах этот я почувствовала, не успев и дверь открыть. Мало того, что за день я пропахла жареным мясом и колбасками, теперь ещё это…

— Жордонелла, — позвала, проходя в кухню и, увидев кошку с жадностью поедающую рыбёшку, швырнула принесённый пакет рядом с раковиной. Одна из рыбёшек уставилась на меня заплывшим выпученным глазом, кошка же и не подумала поднять голову. Это стало последним. Да пошло всё к дьяволу!

— Садись, — выключив конфорку, выговорил Руслан. – Будем ужинать.

— Спасибо, я не голодна, — процедила, посмотрела на него. Это было враньём, потому что поесть сегодня времени у меня просто не было, равно как и желания.

На скулах Руслана выступили желваки.

— Садись за стол, — он был ещё мрачнее, чем утром. – Я ждал тебя к ужину.

— Мог бы не ждать, — вспышка внутри. Я и правда сыта по горло! Ждал к ужину?! Меня?! Он издевается?! – Я тебе сказала, что не собираюсь оставаться с тобой в одном доме? Сказала??! Но нет, чёрт возьми! Тебе же нужно, чтобы было по-твоему! – сорвавшись, закричала я, порывисто вдохнула. – Только не в этот раз!

— Послушай меня, Ева, — он было шагнул ко мне.

— Хватит, наслушалась, — огонь внутри становился всё сильнее. Он даже не собирался отрицать того, что всё это – его рук дело. Не собирался, чтоб его! Но и я не собиралась терпеть его приказы. И оставаться с ним в одном доме я тоже не собиралась.

— Наслушалась, — уже шипящим шёпотом. – Больше не хочу.

Из кухни я буквально вылетела. Ещё утром я сложила все те немногие вещи, что успела достать, обратно в чемодан, уверенная, что после работы переберусь в другой дом.

— Куда собралась? – Руслан загородил собой дверной проём спальни.

Остановиться я и не подумала, только крепче прижала к себе не поместившийся в чемодан фотоальбом. Рус посмотрел на него, потом мне в лицо.

— Дай пройти, — выговорила зло. День был слишком долгим и трудным, чтобы тратить силы на попытки что-то доказать ему. Сколько раз я уже пыталась сделать это?! Сколько?! Но решения принимает он. Так было, есть и будет всегда. Но своё я тоже приняла.

— Дай пройти, Руслан, — повторила, подойдя к нему едва ли не вплотную. – Я уезжаю.

— Вряд ли, — в руке его мелькнул брелок – украшенная камешками серебряная побрякушка в виде рожка мороженого, которую подарила мне сестра, когда мы были в Италии. Ключи от машины. Я попыталась выхватить их, но Руслан зажал их в кулаке.

— Отдай, — потребовала я, из последних сил сдерживая желание ударить его, потому что слов было уже недостаточно. Всё, что могла, сказала я ему ещё давно, теперь же мне хотелось просто взять и отвесить ему пощёчину, как и прошлой ночью. – Отдай мне ключи, Руслан, — процедила, выпустив ручку чемодана.

— Ты никуда не поедешь, — вместо того, чтобы вернуть мне брелок, он убрал ключи в карман. – Твой паспорт и права тоже у меня. Переодевайся и приходи ужинать, Зверёныш.

— Какого… — я попыталась вытащить ключ у него из кармана, но он грубо перехватил мою руку. Разжал пальцы, оттолкнув так, словно… Словно я действительно была предназначена ему, и в тот день, когда мы встретились, он получил на меня полное право, будто я принадлежала ему, и лишь он один мог решать, что и как будет. Злость, гнев, которые я чувствовала, превратились в лютую ярость.

— Отдай мне ключи! – я кинулась на него. Ударила в грудь, толкнула. Тяжёлый альбом выскользнул из рук и упал на пол.  – Ты… — ещё одна попытка дотянуться до его кармана, опять хватка на запястье… — Пусти, — сквозь сжатые зубы. – Пусти меня, Рус!

Он поймал мою вторую руку. Держал оба запястья зажатыми так, что нас разделяли только наши руки, и смотрел на меня сверху вниз. Дыхание вырывалось горячими толчками, ярость не ослабевала.

— Ты действительно считаешь, что тебе можно всё?!

Пальцы его сжимались так, что мне было почти больно. Взгляд, тяжёлый и обжигающий, касался самого сердца. Он дёрнул меня на себя, и я буквально впечаталась в него. Уголок губ едва заметно дёрнулся.  Перехватив обе моих руки одной, он положил руку мне на шею. Стоило его пальцам коснуться голой кожи, я против воли судорожно вдохнула. Он склонился ко мне, с шумом втянул воздух у шеи, как сделал это вчера, пробуждая напряжение, неподвластную дрожь.

Резко убрал руку с шеи, но запястья так и не выпустил.

— Тебе нравится, Ева?  — во взгляде его появилось презрение. Презрение, а может быть и что-то другое. Я никогда не могла разгадать его до конца, сейчас – тем более. – Нравится разносить пиво в забегаловке Давида? Нравится ублажать всех этих парней, воняющих рыбой?

— Ты и сам воняешь рыбой, — тщетно повела руками в попытке освободиться. – Весь дом провонял.

— В отличие от тебя, у меня запах рыбы никогда не вызывал неприязни.

— У меня запах рыбы тоже никогда не вызывал неприязни.

— Разве? – он криво усмехнулся и, разжав пальцы, оттолкнул меня от себя. – Помнится, на маяке ты говорила совсем другое. Что изменилось? Эти парни целыми днями торчат в море. Но тебе, как смотрю, нравится вилять перед ними задом.

— Так всё дело в моём заде?! Ты ревнуешь, Рус?! – я выдавила смешок, злой, иронический. Замолчала пригвождённая чернотой взгляда, и сама одарила его ничуть не менее тяжёлым. – Достаточно с меня этого!

Подняла альбом с пола. Это было единственным, что было важно для меня. Альбом и трёхцветка, но, судя по тому, что она даже не появилась за всё это время, выбор свой она сделала. Хозяин вернулся, остальное же не имело для неё значения.

Дверь была довольно широкой, но мне всё равно пришлось буквально протиснуться мимо Руса, потому что пропустить меня он и не подумал. Оказавшись в коридоре, я повторила ещё раз:

— Отдай ключи и документы, Руслан. У тебя нет никакого права держать меня тут.

— Я тебя не держу, — он привалился к косяку, сложил руки на груди.

Он действительно больше не держал меня. Только смотрел в ожидании, что будет дальше.

— Чёртов сукин сын, — выплюнула я, встретившись с ним взглядом и быстро пошла к двери. Думал, лишит меня машины и всё? Как бы ни так! Главное, добраться до трассы, а там… Денег, которые у меня есть с собой хватит для того, чтобы добраться до Грата, хотя в том, что Руслан не забрал и их, я уверена не была. Ничего. Я вспомнила о лежащих в заднем кармане заработанных за день чаевых. Мелкие купюры и монеты, которым я поначалу не предавала значения. Сейчас же понимание того, что, даже лишённая всего, я могу противостоять ему, добавило мне сил и решимости.

Выйдя за калитку, я остановилась. Всего на несколько секунд, чтобы посмотреть на виднеющееся вдалеке море, на низкое, клубящееся тёмными облаками небо и пошла вперёд.

— Как думаете, будет сегодня дождь? – спросила я у попавшегося мне навстречу старика.

Его загорелое лицо покрывали глубокие морщины, отросшие седые волосы падали на виски и шею. Он посмотрел на меня задумчиво, снисходительно, глянул на горизонт и, достав из кармана жилета табак, принялся скручивать сигарету. Потеряв терпение, я едва сдержалась, чтобы не послать его туда же, куда недавно послала Руса – ко всем чертям. Может быть, я здесь и чужая, но…

— Под утро пойдёт, будь он неладен, — донеслось мне вслед, когда я отошла на несколько метров.

Обернувшись, я уставилась на старика. Тот уже успел подкурить. Глубоко затянулся.

— Ты чья тут такая?

— Ничья, — огрызнулась я.

Старика мой тон ничуть не смутил. В глазах отразилась задумчивость. Он затянулся ещё раз, я же стояла, сама не зная, чего жду.

— Ничья – это плохо, — наконец выговорил он. – Женщина не должна быть ничья.

Я снова едва не послала его. Сдерживало только понимание, что права на это у меня нет.

— Спасибо, — поблагодарила сдержанно. К утру пойдет… До утра я уж точно куда-нибудь доберусь!

— Не ничья ты, девочка, — снова услышала я донёсшееся в спину. – По глазам видно, что не ничья. Себя обманываешь, а вот старика-то не проведёшь. Была бы ничья, так бы не бежала.

— Я никуда не бегу, — резко развернулась. – Я…

— Бежишь, — пыхнул он сигаретой. — Ну беги-беги… К утру натянет, — посмотрел на облака. – Так что пока беги.

Отвечать ему я не стала. Бегу?! Да даже если и так! Подгоняемая гневом, я и сама не заметила, как дошла до крайнего дома. Толстый альбом оттягивал руки, и я перехватила его.

Постепенно ко мне возвращалась подавленная вспышкой гнева усталость, идти становилось всё тяжелее. Дорога была неровная, землистая и, хотя я так и не сменила удобные туфли, в которых пришла сегодня в трактир, я понимала – дойти до оживлённой дороги будет трудно. Наверное, стоило всё же провести эту ночь в доме Руса, а там… Что там?! Что?! Злясь уже на саму себя и на собственную слабость, я обхватила альбом сильнее. Остановилась, чтобы поправить сползшую с плеча лямку рюкзака и в ту же секунду услышала шум. Шум…

Машина…

Поджав губы, я смотрела на приближающийся белый внедорожник. Чего ещё Рус хочет от меня?! Решил удержать меня силой?!

Дожидаться, пока он подъедет, я не собиралась. Чем быстрее доберусь до места, откуда смогу уехать в город, тем лучше. Кажется, километрах в двадцати отсюда была заправка, а неподалёку от неё, какая-то автобусная остановка…

— Решила всё бросить? – спросил Руслан одновременно с тем, как внедорожник поравнялся со мной. – Быстро ты сдалась, малышка Маугли.

Я даже не посмотрела на него. Малышка Маугли… Да пошёл он! Только сильнее сжала зубы и ускорила шаг.

Автомобиль с рёвом рванул вперёд и остановился в нескольких метрах впереди.  Появившийся из него Рус дождался, когда я подойду и преградил мне дорогу. Я молча попыталась обойти его. Заведомо знала, что сделать этого он мне не даст и, когда почувствовала его хватку на локте, выговорила, глядя на него прямо:

— Поиграли и хватит, Руслан. Ты сам так решил. Твои слова, верно?

— Никаких игр, Ева.

— Разве? – с мелькнувшей ухмылкой и следом зло: — Можешь оставить мою машину себе.

— Ты ведь зачем-то сюда приехала, верно? – проигнорировав мои слова, то ли спросил, то ли констатировал он. – Бросишь всё?

Я отвернулась. Могла бы сказать многое, но не хотелось даже начинать.

— Разве ты сюда просто так приехала?

Он заставил меня посмотреть на него.

— Не просто, — нехотя выговорила я, хотя вообще не собиралась говорить с ним.

— Так сделай то, для чего ты сюда притащилась. Места в доме достаточно, мешать мы друг другу не будем. Или ты всю жизнь будешь отступать, если что-то вдруг пойдёт не по-твоему? – взгляд в глаза. Нет, как мог только он – не в глаза, в самоё моё нутро, самую сущность. – Не будет меня, будет ещё что-то… Так и будешь бегать от проблем?

— Я не бегаю от проблем, — огрызнулась. Рус выпустил мою руку. Я ждала, что он скажет ещё что-нибудь, что прикажет сесть в машину, но вместо этого он вернулся к Хаммеру.

— И что дальше? – спросила я, так и стоя на месте. Снова я, умом понимая, что могу идти дальше, стояла и чего-то ждала.

Рус сел за руль. Захлопнул автомобиль и только после этого, положив на опущенное стекло согнутую в локте руку, сказал:

— Хотела решать сама, решай. Бросишь сейчас, бросишь потом… Не говори, что у тебя не было выбора.

— Я не хочу жить с тобой в одном доме, — собственная злость показалась мне бессильной.

Руслан посмотрел на меня, сдал машину назад так, что оказался прямо напротив и повторил:

— Выбор у тебя небольшой, но он есть. Решать тебе.

22

Ева

— Разве у тебя не выходной?

Руслан вошёл на кухню в момент, когда я, уже одетая, налила в чашку молоко из глиняного кувшина, всего несколькими минутами ранее принесённого прямо к калитке соседским мальчишкой. Не спеша отвечать, отрезала горбушку ржаного хлеба и только после этого посмотрела на Руса.

— Выходной, — взяла стакан и, подойдя к открытому окну, присела на подоконник. Сделала глоток парного молока и снова обратилась к Руслану: — А что?

— Как понимаю, ты куда-то собираешься?

— А вот это уже не твоё дело, — сделала ещё глоток и слизнула с губ пенку. Разговаривать с ним мне вообще не очень-то хотелось, а отвечать на вопросы и подавно.

Рус прошёл к холодильнику. Сжатые в жёсткую линию губы выдавали его недовольство, но продолжать он, похоже, не собирался. Было ещё совсем рано – около семи, прохладный утренний ветерок шевелил занавески, приятно обдувал лицо. В воздухе пахло свежескошенной травой. В тот вечер неделю назад я всё-таки села на заднее сиденье его внедорожника.

Руслан был прав – в Серый камень я действительно приехала не просто так. Его слова были вызовом. Но не его вызовом мне, а моим вызовом мне же самой, и вызов этот я приняла. В тот вечер я не только вернулась в его дом, но и поужинала с ним за одним столом ещё не успевшей остыть жареной рыбой, которую он приготовил перед моим приходом. Это был единственный раз, когда мы ужинали вместе. Единственный раз, за всю неделю, когда мы вообще что-то делали вместе. Не знаю, чем он был занят. Сама я уходила очень рано, чтобы помочь Франческе с приготовлением завтраков для выходящих в море с самого утра местных мужчин. Помогала ей и одновременно училась у неё. Потом наступало время обеда, ужина… Непривычная к работе, уставала я так, что по вечерам едва хватало сил принять душ. Но как бы ни было тяжело, удовлетворение, которое я чувствовала, не шло ни в какое сравнение с усталостью. Первый раз в жизни я приняла серьёзное решение и в первый раз в жизни наслаждалась тем, что получала взамен: опытом и осознанием того, что я могу быть куда большим, чем девочкой, которая непременно должна кому-то принадлежать.

— Ты же знаешь, что сегодня свадьба у Януша и Марго, — вздохнув, сказала я спустя несколько минут, глядя в спину Руса. Повернувшись к столу, он нарезал ломтями домашний сыр. На плите стояла турка со свежим кофе, аромат которого приятно щекотал ноздри. – Я буду помогать Франческе готовить.

Сама не знала, зачем говорю ему это. Могла бы и промолчать. Руслан обернулся ко мне. Смерил взглядом. Я спустилась с подоконника и, вымыв стакан, поставила на полку. Руслан так и смотрел на меня.

— Что? – спросила с лёгким нажимом.

— Тебе действительно всё это нравится?

— Что именно?

— Это место, трактир… — в голосе его не было ни насмешки, ни пренебрежения. Казалось, ему действительно интересно. – Тебе нравится такая жизнь?

— Какая, Рус? – подошла и взяла с доски ломтик сыра. Мы оказались слишком близко. Откусила и встретилась с ним взглядом. – Так какая жизнь?

— Простая, — ответил он коротко. Мне вдруг захотелось, чтобы он дотронулся до меня. По своему обыкновению стремительно подошёл, коснулся волос, обхватил затылок. Безотчётное желание…

— Да, — отвернулась, положила в рот остатки сыра и вытерла руки о вафельное полотенце, понимая, что смотреть ему в глаза слишком опасно для меня же самой. Потому что то, что однажды вспыхнуло внутри, темнотой проникло в сердце, всё ещё жило во мне. Белая полоска на пальце стала почти неразличимой, а я всё так же чувствовала ободок из белого золота. – Я тебе уже говорила, — пошла к двери, но задержалась, ещё раз глянула на него, — жизнь вообще очень простая. Поэтому да, мне нравится.

Больше не задерживаясь, я взяла уже приготовленный рюкзак, накинула обе лямки на одно плечо и вышла на улицу. Непогода сменилась солнцем, светящим с перерывами на недолгий сон вот уже третий день подряд. Прошла по дорожке и, увидев сидящую на большом, нагретом первыми лучами камне Жору, подошла. Погладила её по тёплой шерсти.

— Предательница, — улыбнулась, когда та, недовольная, дёрнула кончиком хвоста. Спрыгнув, она пошла к дому. Предательница… Нет, она-то как раз никого не предавала. Преданная тому, кто предал её.

Посмотрев трёхцветке вслед, я отворила калитку и пошла к трактиру.

— Здравствуйте, — смущённо улыбнулась мне девочка лет семи. В руках она держала кувшин с молоком – больше того, который утром я забрала у мальчишки. Её длинное платье сбоку было грубо зашито широкими стежками, но вряд ли чувствовала она себя от этого хоть сколько-то несчастной.

— Здравствуй, Тая, — улыбнулась я в ответ и, сняв рюкзак, достала несколько маленьких леденцов. – Возьми. Тебе и брату.

Смущённая, она сунула конфеты в карман, а я пошла дальше, готовая снова ответить Русу да. Да, мне действительно нравится эта жизнь. Простая и понятная. Жизнь, где брат не стреляет в брата, где за ребёнка отдаст жизнь не только отец, но и любой мужчина в посёлке, где по утрам дети разносят в кувшинах парное молоко и именно за это получают деньги. За это, а не за то, что не имея права выбора, стоят на паперти или…

— Доброе утро, — встретившись с Франческой возле трактира, вздохнула я.

Та посмотрела на меня пристально и жестами, двигая руками очень медленно, спросила, в чём дело. За эту неделю я успела выучить несколько самых простых слов на языке немых. Языки вообще давались мне легко, язык же жестов… Это было сложнее, и всё же Франческа говорила, что получается у меня хорошо.

Я мотнула головой.

— Просто… – поправила рюкзак. – Спасибо. – Она не поняла меня. На её месте я бы тоже не поняла. – Не важно. Просто спасибо, — обхватила её ладонь и сжала. – Пойдёмте, Франческа, — кивнула на трактир. – У нас столько дел сегодня. Боюсь, что к вечеру я упаду, — тихонько засмеялась.

Она похлопала меня по ладони. Посмотрела на дорогу.

Я увидела подходящего к нам Руслана и слегка нахмурилась.

— Для меня найдётся завтрак? – он усмехнулся.

— Разве ты не позавтракал? – слегка язвительно, вспомнив тарелку с сыром, стоявшую на столе, когда я уходила.

— Да что-то… — усмешка в уголке губ. – Подумалось, что капучино с ореховым сиропом пришёлся бы кстати.

Франческа кивнула ему на трактир, я же поджала губы. В момент, когда она пошла вперёд, и мы на секунду остались одни, я спросила сквозь зубы:

— Ты ведь не просто так пришёл, Рус. Что опять задумал?

— Решил попробовать твою стряпню, — отозвался он, глядя на меня с чуть заметной усмешкой. – Раз уж тебе всё это действительно нравится, — сказав это, он пошёл вслед за Франческой, мне пришлось сделать то же самое.

Внутри вдруг появилось ощущение, что день этот будет не просто сложным. Что-то будет. Что-то такое… Только вот что?

— Хорошо, — улыбнулась я Франческе, когда она, указав мне на большое блюдо с запечённым в сливках и посыпанным зелёным луком картофелем, жестами показала, что его нужно вынести к столу.

Столы были накрыты во дворе дома семьи жениха, где и проходили свадебные гуляния. Прямо на лужайке освободили место для танцев, и теперь там под зажигательную, выводимую на аккордеоне мелодию, выплясывало несколько парней, среди которых были и оба брата Януша.

Подойдя к одному из столов, вдоль которого тянулась деревянная скамья, я поставила блюдо. Не знаю точно, сколько собралось на свадьбу народа, но что-то подсказывало мне, что тут был едва ли не весь посёлок. Даже рыбаки, чей черёд сегодня был выходить в море на промысел, устроили себе выходной. Весь минувший вечер и сегодняшнее утро мы с Франческой не уходили с кухни. Холодные закуски, горячее… В воздухе пахло свежей выпечкой, мясом и счастьем.

—  Давай к нам, — махнул мне один из рыбаков, когда я, задержавшись у стола, бросила взгляд в сторону новоиспечённых супругов.

Маргарита, как и положено невесте, была в белом. Платье её, простое и достаточно скромное, не отвлекало внимания от самой невесты, Януш же уже успел скинуть пиджак и теперь, избавившись и от галстука, тянул её к танцующим.

— Горько! – закричал кто-то из гостей. Следом раздался громкий свист, хлопки десятков рук. – Горько! – подхватили остальные. – Горько!

Не медля, жених сгрёб Риту в охапку и под неутихающие выкрики прижал к себе. Губы их соприкоснулись, ладонь его оказалась на её талии. Белая фата полетела на траву к ногам, но их это не остановило.

— Горько! – смех и свист. – Давай, мужик! Горько-горько!

Рядом со мной оказался старший брат Януша. Подал большой бокал с холодным вином.

— Горько! – рявкнул едва ли не над ухом так громко, что я дрогнула.

Музыка не затихала. Наоборот, аккордеон, как будто не отставая, подхлёстывал общие крики.  Смеясь, Маргарита оттолкнула Яна. Немного смущённо посмотрела на гостей. Ян же, довольный собой, протянул ей бокал.

— Совет да любовь! – поднявшись из-за стола, огласил басом сад здоровенный детина, ручища у которого были, должно быть, размером с лопату. – Не давай ей спуска, паренёк!

— Обойдёмся без твоих советов, Даня! – звонко и задорно отозвалась бойкая Ритка.

Бокалы зазвенели, вино – рубиново-красное, янтарно-жёлтое, розовое, заиграло. Я тоже сделала глоток и облизнула губы. Посмотрела на вышедшую из дома Франческу. Хотела было пойти к ней, но она приподняла руку, давай понять, что беспокоиться мне не стоит. Столы действительно ломились от угощений. Оставалось подать только свадебный торт, но до этого было ещё далеко.

— Ты что сегодня такая тихая, — брат Януша так и стоял возле меня.

— Тихая? – повернулась. До этого я тщетно пыталась отыскать среди гостей Руслана. Знала, что он тоже тут, но не видела его уже достаточно давно.

Солнце припекало всё сильнее, вино было крепким. Из местной церквушки, где проходило венчание, молодожёны и гости вернулись около часа назад. Первый бокал мне налил Давид, второй – мать невесты. В церкви я не была: за неделю тут ничего не поменялось. Я всё ещё была чужой, хоть это чувствовалось и не так остро, как в первые дни. Но главное – нужно было подготовить всё к моменту, когда свадебная процессия ввалится во двор.

Разомлевшая после духоты и жара кухни, я немного опьянела и чувствовала себя настолько смелой, что…

— Давай-давай! – закричал поднявшийся с места мужичок, когда старик с аккордеоном начал выводить что-то схожее с кадрилью.

— Пойдём, — брат Януша забрал у меня бокал. Поставил на стол и, схватив за руку, потащил меня к танцующим.

— Эй! – я засмеялась. Не только вино искрилось в бокалах – моя собственная кровь тоже кипела. – Ты что творишь?!

Противиться я и не думала. Чувствовала тепло разгорячённых вином и танцами мужчин и женщин.  Брат Януша выволок меня прямо на середину лужайки, крикнул что-то задорное, и я, смеясь, влилась в общую круговерть. Лента, которую я обвязала вокруг головы перед тем, как заняться готовкой, соскользнула, волосы рассыпались по плечам.

— Ева! – кто-то обхватил меня за талию. – Давай вот так!

Младший брат Януша тоже оказался рядом со мной. Выбрасывая вперёд колени, показал несколько движений, и я повторила за ним.

— Быстро учишься, — ладонь на моей талии.

— Ещё бы! – засмеялась, откидывая волосы и, подхваченная кутерьмой, отдалась танцу.

Меня вдруг охватил такой восторг, которого я не чувствовала уже давно.

Трава щекотала мои щиколотки, солнце опаляло лицо. Не помню, чтобы танцы когда-нибудь приносили мне подобное удовольствие. Кадриль сменилась полькой, за ней ещё какой-то задорной мелодией, которую я никогда не слышала. Прерывистый свист пролетел над поляной, когда к нам присоединилось ещё с десяток человек. Я прерывисто дышала, кожа покрылась влагой, но остановилась я только для того, чтобы уже со всеми прокричать «горько» и, осушив бокал холодного вина, опять броситься в пляс. Подхватив под руку, старший брат Януша крутанул меня, и тут же я перешла к младшему. Засмеялась, зацепившись о его ногу.

— Прости! – крикнула сквозь шум, повалившись буквально ему в объятья. 

— Да мне даже приятно! – ответил он мне усмешкой.

Я выдохнула, подняла голову и тут… Руслан. Привалившись плечом к стене дома, он стоял в тени и смотрел на меня в упор. Удерживая улыбку, я повернулась к парню. Всё было так же, как и мгновение назад, только внутри поселилось ощущение… Я поняла, что чувствовала то же самое утром перед тем, как отправилась к Борису. Тот же взгляд. Руслан.

— Да ты не думай, — должно быть, брат Януша ощутил моё напряжение, — я без всяких. Знаю же…

— Я и не думаю, — поспешно перебила я. Сама потянула его за собой. Засмеялась, как самой показалось, невпопад, неестественно. Всё так же переливчато и озорно звучал аккордеон, всё так же щиколотки щекотала трава, и я, вроде бы, чувствовала себя всё такой же счастливой, лёгкой и слегка пьяной, но…

— Мы уходим, — услышала я пробившийся сквозь общий шум и показавшимся раскатом грома среди ясного неба голос. Одновременно с этим чуть выше запястья на моей руке сомкнулись пальцы.

В первую секунду я даже сообразить ничего не успела. Чувствовала хватку, но яркие краски вокруг продолжали хороводить, унося прочь мысли. Поймала на себе взгляд одной из девушек, заметила парня – одного из тех, с кем несколько минут назад, как и другие девушки, танцевала под весёлую мелодию. Ничего больше не говоря, Руслан, не давая опомниться, буквально выволок меня из толпы.

— Отпусти, — зашипела, упираясь. – Какого дьявола, Рус?! – он молчал. Сдавил руку ещё крепче, до боли.

Я резко дёрнулась. Только тут он обернулся ко мне. До нас донёсся смех, голоса. Совсем рядом кто-то опять закричал «горько», и остальные тут же поддержали заводилу точно такими же выкриками и улюлюканьем. Только мы с Русланом молчали, глядя друг на друга, подобно самым ярым врагам.

— Ты слишком много себе позволяешь, — прочеканил он. Глаза его блестели пугающей чернотой. Окаймляющая зрачки радужка почти не отличалась от них по цвету. Одетый в простую льняную рубашку, он почти не выделялся из местных. Сейчас он напоминал мне того Руса, каким я впервые увидела его. Тогда я приняла его за работягу… Боже! Дура…

— Я много себе позволяю?! – возмутилась, всё ещё пытаясь освободиться. Подалась назад. – Отпусти меня, Руслан! Я хочу танцевать, ясно?!

— Ты не будешь больше танцевать, — жёстко, сквозь зубы, то ли процедил, то ли прорычал. Вместо того, чтобы отпустить, он поволок меня дальше, к углу дома, где никого не было.

— Это ещё почему?! – каждое сказанное им слово злило меня всё сильнее. Я едва поспевала за ним, а он и не думал останавливаться.

Молча он доволок меня до угла, и только когда мы оказались вдали от взглядов, толкнул в тень, к стене.

— Ты ведёшь себя, как шлюха.

До сих пор мне казалось, что гнев и негодование буквально захлёстывают меня, что я почти задыхаюсь ими, теперь же меня действительно накрыло. 

— На шлюху?! – шаг к нему. – Какое ты…

Руку я взметнула быстрее, чем отдала себе в этом отчёт. Но вмазать Русу не успела – он перехватил мою ладонь. Стиснул, заставляя меня поморщиться. Не выпуская, смотрел в глаза. Опять в глаза – он мне, я – ему. И опять меня колотило – от гнева и от его близости. От запаха лета, солнца, от выпитого вина и его черноты. От того, что он, разъярённый, стоял так близко и до боли сжимал мои пальцы.

— У тебя слишком много предрассудков, — выговорила зло. – Я просто танцевала. А если бы и не так… — усмехнулась. – У тебя нет никакого права говорить мне, что делать и как себя вести. И ты знаешь это. Ты мне вообще кто?!  — с вызовом, понимая, что злю его сильнее и где-то внутри себя желая именно этого.

По скулам его заходили желваки, вены надулись, черты лица стали каменными. Я искривила губы. Рука начала неметь, но это давало мне силы бороться. Бороться с его чернотой, с тем, что он будил во мне, с моими чувствами к нему, с моей… Любить его было слишком большой роскошью. Непозволительной роскошью. Не должна. Не должна, чёрт возьми!

— Никто, — ответила за него.  Отдёрнула руку и поморщилась. Инстинктивно прижала к себе. – Ты мне никто, — повторила, глядя ему в глаза, тогда как он по-прежнему молчал, стоя в считанных сантиметрах от меня.

Желания танцевать уже не было, но я знала, что именно это и сделаю. Вернусь, выпью бокал вина и…

— Ты туда не вернёшься, — словно прочитав мои мысли, Рус схватил меня за ворот платья, едва я хотела было уйти. Скомкал и подтянул меня к себе.

— Я буду делать то, что хочу, — впилась в его руку. Он перехватил мою кисть и всё так же молча потащил меня ещё дальше – к находящейся рядом боковой калитке.

— Пусти ты меня! – когда мы были уже возле забора, выкрикнула, уже не контролируя себя. – Я не твоя, понял?! Не твоя, Рус! Я… Я вообще замуж выхожу!

Он резко развернулся ко мне. Снова мы оказались слишком близко. Так близко, что я чувствовала его дыхание. Отступила на полшага и наткнулась на тёплый каменный заборчик.

— Я замуж выхожу, Руслан, — повторила уже сипло.

— И за кого же ты выходишь замуж? – он спросил это без издёвки. Очень серьёзно и очень тихо, с угрозой.

Я сглотнула. Отступила ещё на полшага.

— За Бориса. Знаешь, Рус… В отличие от тебя он не бросается пустыми обещаниями. Он…

— Ты не выйдешь замуж за Бориса, — оборвал он меня. Я приоткрыла губы, собираясь возразить, но этого сделать он мне не дал. Стремительный шаг, ворот платья в его пальцах и тихое, ещё более угрожающее: — Ты не выйдешь замуж за Бориса, Ева, — взгляд его скользнул по моему лицу. – Ты выйдешь замуж только за меня, — сказал и, проведя по моему телу от шеи по груди, по боку, отступил. Посмотрел вдаль.

Едва дыша, я глянула в том же направлении. Церковь. Маленькая церквушка… Именно на неё он и смотрел: как смотрел в последнее время на меня – тяжёлым, наполненным решительностью взглядом.

23

Ева

— И что дальше? – сквозь зубы спросила я, когда мы остановились возле входа в церквушку.

Только что Руслан, не говоря ни слова, протащил меня по всей улице. Если бы не гуляния, внимания мы бы привлекли куда больше, сейчас же на нас таращились разве что козы и дворовые кошки.

После недавно прошедшего венчания всё вокруг было усыпано рисом и цветочными лепестками, вход церкви украшали сплетённые местными девушками венки и небольшие, обвязанные лентами букеты полевых цветов.

— Никто, говоришь? – Руслан был всё так же зол.

Я недоверчиво усмехнулась. Если поначалу мне было даже интересно, как далеко он способен зайти, сейчас стало не по себе. Потому что я вдруг поняла – он не шутит.

— Я не выйду за тебя, — возразила вроде бы уверенно, только внутри всё так и сжималось от странного предчувствия, возникшего ещё утром. Тогда слабое, сейчас оно стремительно нарастало. – Рус…

— Когда я говорил тебе, что ты предназначена мне, Ева, — теперь он говорил негромко, вроде бы спокойно. Однако самой мне спокойствия это не добавляло, а как раз наоборот, — я не шутил.

В висках зашумело, из груди вырвался сдавленный, нервный смешок.  Стоило мне сделать шаг, под ногами я почувствовала рисовые зёрна. Подувший ветер донёс до нас отзвуки музыки и искорки смеха, заливистый птичий щебет показался навязчиво-громким. Тень церкви, в которой мы стояли, падая на лицо Руслана, как будто подчёркивала и без того жёсткие черты.

С каждым мгновением мне становилось всё страшнее. Даже не страшнее… С каждым мгновением понимание необратимости происходящего становилось отчётливее.

— В церкви никого нет, — напомнила я, — все на свадьбе.

— Ничего страшного, — не сводя с меня взгляда, он достал телефон.

— Да с тобой никто разговаривать не станет, — гневно фыркнула, уже не пытаясь освободить руку. – У людей праздник! На твои прихоти им наплевать. Твои желания тут…

Как оказалось, разговаривать ни с кем он и не собирался. Быстро набрав то ли сообщение, то ли ещё чёрт знает что, сунул телефон обратно и посмотрел на меня так, что я замолчала, не договорив. Обернулся в сторону уходящей вниз, к деревьям тропинке, затем, задумчиво щурясь, глянул на дорогу, по которой мы пришли, и сжал мою руку немного сильнее. Я тоже посмотрела на виднеющийся вдалеке дом семьи Януша, и всё-таки слабо потянула кисть.

— Пойдём, — вместо того, чтобы отпустить, отрезал Руслан и повёл меня внутрь церквушки. – Подождём там.

— Руслан…

— Больше у тебя не будет причин говорить мне, что я тебе никто и у меня нет никаких прав. У меня есть все права на тебя, — уже внутри он снова посмотрел на меня. – Даже сейчас. Но… — отпустил мою руку и с таящей опасность нежностью коснулся щеки.

Я смахнула его руку, отпрянула. Стремительное движение, ладонь Руслана на моей шее. Подтянув к себе, пальцы впились в кожу.

Дыхание перехватило, когда он, склонившись, потёрся щетинистой щекой о мою кожу. Поглаживая, тронул скулу языком, добрался укусами-поцелуями до уха и тихо, так тихо, что голос был практически не слышен, проговорил:

— Но раз ты настаиваешь… — губами прихватил мочку, втянул в рот вместе с серёжкой, — с этого дня ты будешь принадлежать мне по всем законам, Ева, — положил ладонь мне на ягодицы. Животом я почувствовала его твёрдость, его возбуждение. Тяжело дыша, упёрлась в грудь, облизнула пересохшие губы. Чёрные глаза… — По всем, — сипло, опустив взгляд к моему рту. Кончиком пальца по нижней губе.

Стоило ему выпустить меня, я хотела было броситься прочь. Ошалевшее сердце стучало в самом горле, тревога превратилась в панику. Но стоило мне развернуться к дверям, в церквушку вошёл священник. Следом за ним – Франческа с каким-то свёртком в руках. Появившийся за ней Давид закрыл массивную дверь и посмотрел на Руса с лёгкой иронической усмешкой. Мне же… Мне стало ясно – бежать больше некуда. Да даже если я попробую – бесполезно. Нужно было раньше, а теперь… поздно.

— Начнём, — прокатился по приходу негромкий голос Руслана.

— Я… — попятилась к двери, смотря по очереди на каждого: на Давида, на Франческу, на раскрасневшегося от солнца и вина батюшку. На Руслана и снова на батюшку: — Я не… не согласна.

— Начнём, — святой отец улыбнулся. – Свадьбы… — качнул головой. – Как же я люблю свадьбы. А две в один день… Франческа, — обратился он к жене Давида. – Помоги невесте подготовиться. А я пока побеседую с женихом.

— Не пойду я за него! – истерично воскликнула я, когда Франческа, заведя меня в маленькую комнатку, подала свёрток.  – Франческа…

Я смотрела на неё в надежде, что хотя бы она сможет помочь мне остановить это безумие. В надежде, что… Да я и сама не знала, чего жду.

— Я не могу, — голос внезапно сел, выдающие волнение хриплые нотки зазвучали отчётливее. – Он…

Неожиданно она приложила палец к губам. Вначале к своим, потом к моим, вынуждая замолчать. Мягко взяла за руку и сжала пальцы.

— Вы же не знаете ничего… — уже почти прошептала.

Жена Давида посмотрела на меня долгим взглядом женщины, за плечами которой была пусть и не целая жизнь, но достаточная для того, чтобы рядом с ней я почувствовала себя совсем девчонкой. Отпустила мою кисть и медленно показала мне несколько жестов. Как ни пыталась, понять её я не могла. Качнула головой.

— Прости, — вздохнула и опустилась на подвернувшийся мне колченогий табурет.

Комнатка, где мы находились, была такой маленькой, что развернуться было буквально негде. Старый шкаф, приземистый деревянный стол со стоящими на нём чашками, у одной из которых недоставало ручки, пара табуреток – вот и всё.

Поставив локти на край стола, я уронила голову на раскрытые ладони и застонала. Почувствовала ласковое прикосновение к спине.

— Он всегда такой, — вымученно глянула на Франческу. – Понимаете? Всё должно быть так, как решил он, а я…

Моя рука снова оказалась в её. Перевернув ладонью вверх, она посмотрела мне в глаза и принялась водить по коже пальцем. Поначалу я не поняла, что это значит, и только когда она посмотрела мне в глаза и беззвучно выговорила два слова, а после опять вывела их на моей руке, мне стало ясно, что она пытается сказать. Верь ему.

— Верить? – растерянно и немного сердито переспросила я. – Как я могу ему верить?!

Франческа вдруг резко зажала мои пальцы, превращая ладонь в кулак и заставила меня поднести руку к груди. Прижала. Во взгляде её появилась жёсткость, даже гнев, которых я не видела ещё ни разу. Крепко она прижала мою руку к груди, а затем так же сжала свою и ударила себя в грудь. Не знаю почему, но именно в этот момент внутри меня будто что-то сломалось. Слёзы, которых не было ещё секунду назад, резко подступили к глазам, к горлу. Я так и сидела, смотря на неё, не смея разжать кулак, внутри которого так и таилось невидимое «верь ему».

— Хорошо, — шепнула я, облизывая губы. Судорожно выдохнула и повторила не ей – самой себе. – Хорошо.

Франческа смотрела на меня ещё некоторое время, словно пыталась в чём-то убедиться. Затем принялась разворачивать лежащий на столе бумажный свёрток, который принесла с собой. Платье…

Белое хлопковое платье с невероятным кружевом тончайшей вышивки.

— Вы хотите, чтобы я надела его? – с придыханием спросила я, когда она подала платье мне. – Это… Это ведь ваше свадебное платье, да?

В уголках её губ появилась улыбка. Она кивнула и знаком показала мне, чтобы я встала. Ещё один взмах рукой в призыве снять сарафан, который был на мне.

Я заколебалась. Понимала, что дороги назад уже не будет. Не было её и сейчас, но…

Франческа снова приложила сжатую в кулак руку к груди, и я кивнула. Развязала бантик под грудью, и через секунду уже стояла в одних только трусиках. Франческа снова улыбнулась и указала на мои ноги. Сандалии… Коричневые, из тонких кожаных ремешков, они совсем не подходили к белому кружевному платью.

Босая, чувствуя, как ног касается тонкая ткань, я вышла в зал в сопровождении Франчески. Перед этим она, оставив меня в комнатке одну на какие-то секунды, ушла, а вернулась уже с букетиком из полевых цветов и веткой маленьких розочек. Теперь эти розочки украшали мои волосы, букетик же я держала в руках. В церквушке было прохладно, солнце, проникающее внутрь сквозь цветные витражные окна под потолком, освещало место возле алтаря и бликами играло на образах. В лучах его можно было различить даже летающие в воздухе пылинки. Всё вокруг казалось пронизанным какой-то тайной, ожиданием.

Но стоило мне увидеть Руслана, солнце, витражные окна, пылинки просто-напросто перестали существовать. Расставив ноги на ширину плеч и сложив руки за спиной, он смотрел на меня через тишину, в которую была погружена церквушка, через время, через пространство. Смотрел, а я, замершая, не могла не то что двинуться с места – сделать вдох.

— Самое красивое платье на женщине, которое только может быть, — нарушил тишину священник, — подвенечное.

Звук его голоса привёл всё в движение. Я сделала несколько шагов, остановилась на расстоянии вытянутой руки от Руса и процедила:

— Я тебе этого никогда не прощу, понял?

— Понял, — уголок его рта дёрнулся. Я крепче сжала цветочные стебли.

— У нас даже колец нет, — звучало это глупо, беспомощно. Проигравшая по всем фронтам, не желавшая поддаваться ему и вынужденная сдаться, я чувствовала себя загнанной, обманутой и вместе с тем понимала – не оставив выбора, он избавил меня от необходимости выбирать. Между тем, что важно, что правильно.  Гнев никуда не делся, но эти пылинки, это платье…

— Кольца есть, — отозвался вместо Руслана священник и тут же принялся читать молитву. Голос его зазвучал неожиданно басовито, заполнил собой всё вокруг.

По рукам побежали мурашки. Руслан взял меня за запястье и заставил подойти ближе. Ждать он не стал – откинул красный бархат, лежащий на алтаре. Кольца…

Я едва не засмеялась – взяв то, что было меньше, он надел мне на палец сплетённое из бусин и толстых ниток кольцо и, как до этого Франческа, собрал пальцы в кулак.

— Потом купим тебе другое, — сказал совсем тихо. – Но учти, снимешь – пожалеешь об этом.

Подал кольцо побольше мне. Во взгляде – предупреждение. Да чтоб тебя, Руслан!

Выхватив кольцо, я буквально насадила ему его на палец. Вскинула голову.

— Это всё равно не считается, — процедила сквозь зубы. – Регистрация…

— С регистрацией всё в порядке. А печати поставим завтра, — усмешка в уголке губ. А ведь паспорт он мне так и не вернул…

Батюшка дочитал одну из молитв, умолк и по очереди посмотрел на нас. Покачал головой.

— Простите, — кашлянул Руслан. – Моя будущая жена… — я посмотрела на него с яростью. Но когда его это останавливало?! — Строптивая она, понимаете?

— Понимаю, — кивнул он, и бородка его качнулась в такт движению. – Но любишь-то ты её от этого не меньше?

— Не меньше, — очень серьёзно выговорил Рус и перевёл взгляд на меня. – Даже больше.

— Тогда будьте добры, молодые, помолчите немного. Не нарушайте таинства венчания. Понимаю, что вам натерпится перейти к главному, и всё-таки…

Подошедшая сзади Франческа подняла у меня над головой венок, такой же поднял Давид над головой Руслана. В солнечных лучах сверкали пылинки, блики освещали серьёзные благородные лики святых, а я поняла – теперь действительно всё. Была ли я предназначена или нет, теперь я его. Навсегда. На всю жизнь. Только его.

Растущая возле дома Руслана старая груша отбрасывала густую тень на крыльцо. Так и не надевшая сандалии, я ступила на прохладный камень и почувствовала Руслана. Его ладонь показалась мне особенно горячей. Медленно проведя по спине вверх, он тронул моё голое плечо, обхватил руку. Молча отпер дверь и завёл меня в дом. Обернулся и посмотрел в глаза.

Внезапно очнувшись, я резко высвободила руку.

— Ты считаешь, что после всего, что было, можешь взять и вот так… — запальчиво, на выдохе. Умолкла, так и не договорив.

Он опять тронул мою руку. Смотрел на меня, то ли не спеша говорить, то ли не собираясь делать этого вовсе.

Немного унявшийся гнев стал усиливаться. Конечно же, он понимал, что делает со мной его близость. Куда более опытный, чем я, он чувствовал моё бессилие перед ним. Но сейчас…

— Ты можешь отпустить их, — выговорил он, когда я подалась назад. Высвободил из моих пальцев ремешки сандалий.

Сандалии… С негромким стуком они упали на деревянный пол, стоило ему отпустить их. Вслед за этим он выпустил и мою руку.

— Мы могли бы вернуться на свадьбу, — как бы между прочим заговорил он, направляясь на кухню, — но не думаю, что стоит отбирать внимание у Януша и Марго. – Дойдя до двери остановился и опять посмотрел на меня. – Боюсь, на твоём фоне невеста будет выглядеть блёкло.

Вряд ли это было чем-то вроде комплимента, но если и так… Он действительно не счёл нужным что-то сказать мне. Скрылся в кухне. Я услышала, как звякнула посуда, услышала мяуканье, появившейся откуда ни возьмись кошки, шелест листьев, донёсшийся с улицы. Я слышала всё, что угодно, кроме того, что действительно хотела бы слышать.

— Руслан! – буквально влетела вслед за ним. Увидела стоящие на столе бокалы и бутылку вина в его руках.

Что-то во мне окончательно треснуло.

— Ты так и будешь делать вид, что всё в порядке?! – подлетела к нему и, выхватив из рук бутылку, отставила на стол. Пошатнувшись, та упала и покатилась, но ни я, ни Рус и не подумали остановить её. – Ты действительно считаешь, что можешь распоряжаться мной, моими чувствами, желаниями… — тихонько усмехнулась, неверяще качнув головой. – Захотел – назвал своей, захотел – послал к чёрту! Ты…

— Послушай, Ева, — он попытался поймать меня за локоть.

— Наслушалась! – поспешно откинула его руку. – Мне надоело это, Рус! Надоело, чувствовать себя переходящим призом! И вот это, — махнула рукой с кольцом из бусин, — ничего не значит. И не значит, в первую очередь для тебя! Стоит тебе что-то там решить, и… — мои слова как будто ударялись о стену, полыхающее внутри пламя сжигало меня. Боль была такой острой, как будто я вернулась в день, когда он оставил меня возле дома сестры. Как будто снова я сидела на той дороге, чувствуя разрывающую сердце боль, разрастающуюся внутри пустоту и… Нет, вкус слёз на губах я действительно чувствовала. Крупные, они вовсю бежали по щекам, хотя я не хотела этого.

— Чёрт тебя подери! – беспристрастность и уверенность его внезапно исчезли. Он схватил меня за плечо, тряхнул так, что голова моя мотнулась. – Чёрт тебя дери, неужели ты думаешь, что для меня всё это было просто?!

— Я понятия не имею, что мне думать! – голос сорвался на крик. – Что мне думать, Рус?!  Ты говоришь одно, обещаешь, а потом… Ты мне платье обещал… — из груди вырвался всхлип. Как же мне не хотелось быть перед ним настолько слабой! Пусть даже он всегда читал меня, как открытую книгу, видел всё, что происходит со мной. Всегда. Только что это меняло?! – Помнишь, Руслан? – на судорожном вдохе. – Обещал… Обещал, что я буду твоей и… — подняла руку с кольцом. – Это все те же обещания, да?! Такие же, как и раньше?! Завтра ты решишь, что ты наигрался, и снова отвезёшь к сестре?! – новый всхлип оттенил горькую, кривую усмешку. – Или не сестре… К Борису. Ты же у нас изобретательный! – пальцы его буквально впились в моё плечо, вена на виске надулась, запульсировала, на напряжённых скулах выступили желваки. Глядя на него, я опять не могла понять, что происходит в нём, в его мыслях. — Хотя нет… — смешок сквозь слёзы. — Я же тебе предназначена, как ты говоришь! Что это значит в твоём понимании, Руслан?! Что?!

В наступившей тишине я слышала звук собственного рваного дыхания, слышала, как вытекшее из бутылки вино каплями стучит о деревянный пол. Чувствовала, как бьётся у горла сердце, как немеет рука, как бегут по лицу слёзы. Эхо собственных слов звучало в голове неразборчивым шумом.

— Так что, Руслан?

Ничего не говоря, он отпустил меня. Взял со стола один из бокалов и, вылив в него остатки вина так, что тот оказался полным до краёв, протянул мне.

— Успокойся, — прочеканил он.

— Успокоиться?!

Я не могла поверить собственным ушам. Со злостью выдернула бокал из его пальцев и что есть силы швырнула на пол.

— Ты говоришь мне, чтобы я успокоилась?! – крикнула и с размаху ударила его в грудь, когда он сделал ко мне шаг. В следующий миг я попыталась стянуть кольцо, но оно не поддавалось. Так легко скользнувшее по моему пальцу в церкви, сейчас оно словно бы вросло в кожу. Слёзы катились уже безостановочно. Рыча, я дёрнула сильнее – ничего. Ещё и ещё раз. Проклятое кольцо. Как будто заколдованное…

— Перестань! – зарычал Рус, схватив меня за обе руки. Опять тряхнул.

Я вывернулась, отошла от него к окну. Кольцо жгло кожу, и я попробовала снять его снова. Оно сдвинулась буквально на несколько миллиметров. Предназначена… Я предназначена ему. Его…

Глухие рыдания мешали дышать. Меня захлестнула истерика, остановить которую я уже не могла. Кольцо, взгляд Руслана, кошка… Как будто чувствуя что-то, она запрыгнула на раковину. Соскочила вниз, подошла ко мне и, встав на задние лапы, оперлась передними о мою ногу. Громко, надрывно мяукнула. Я дёрнула подол платья. Сжала руку с кольцом в кулак.

— Я любила тебя, – бессильно оперлась о подоконник второй ладонью. – Я ведь хотела… Хотела это проклятое платье и… И свадьбу… — прижала сжатую руку к груди, раскрыла ладонь. – И даже без свадьбы, без платья… Я тебя счастливым хотела сделать… — рука соскользнула с подоконника, и я, уже не пытаясь даже казаться сильной, сползла на пол.  – Хотела, чтобы было по-настоящему, — ладонь с опоясывающим безымянный палец бисером опустилась поверх кружева. Глаза жгло, голос стал едва слышным.

— У тебя это получилось, — Руслан, только что стоящий в нескольких метрах от меня чёрной тенью, оказался рядом. Ещё одна полоска бисера, соприкосновение пальцев. – Ты сделала меня счастливым, — тронул мою коленку и провёл вверх по бедру. Губы его искривила усмешка. – Только есть одна проблема, Зверёныш.

Услышав это «зверёныш», прозвучавшее нежно и глухо я начала рыдать сильнее. Руслан обхватил меня, прижал к себе, вдохнул у моего виска и потёрся носом о кожу.

— Н-да… серьёзная проблема, Зверёныш, — сгрёб волосы и тут же разжал пальцы. – Счастливым я чувствую себя, только когда ты рядом. А так… Всё одно дерьмо. Но в одном ты права, — ещё один вдох возле уха, ладонь на моей шее. – Хрен я отвезу тебя к Акулевскому. Ты моя. Никому не отдам, поняла?  — он сипел. Несдержанно дотрагивался до меня, обжигал дыханием. – Появится возле тебя – плевать мне будет, кто он.

— Ты… — не знаю, в какой момент я окончательно сдалась. Он гладил меня по спине, по плечам, а я рыдала в голос, как не рыдала, наверное, никогда в жизни. – Ты сволочь, Рус! Св… сволочь.

— Сволочь, — подтвердил он, поцеловал меня в мокрую щёку, поймал губами слезинку, прихватил кожу зубами. Потёрся щекой, носом. – Счастливая сволочь, — мрачная усмешка. 

Я вдохнула, прижалась к нему, шмыгнула носом, касаясь ворота его рубашки, шеи, волос. Хотела сказать, что ненавижу его, что если он думает, что со мной можно вот так, то он ошибается, но не сказала ничего. Только рвано выдохнула, а потом… потом почувствовала его губы. Солёно-сладкий поцелуй, его волосы под моими пальцами…

— Я не шутил про кольцо, — он сдавил мою ладонь. – Снимешь его – мало не покажется.

— Оно заколдованное, — хотела улыбнуться, а вместо этого снова заплакала, сплетая наши пальцы.

Он собрал мои волосы в кулак. Потянул назад, заставляя поднять голову и посмотрел мне в душу. Нет, окончательно его я стала не в первую нашу встречу, не на маяке и даже не у алтаря в церкви. Окончательно его я стала именно сейчас, когда его темнота и та, что уже давно стала частью меня, слились в одно. Именно в этот момент, когда он, крепко сжимая мои волосы, смотрел мне в душу и держал руку в своей. Больше я не видела в глубине его темноты демонов прошлого – только собственное отражение. Но главным были слова:

— Знаешь, что такое предназначение, Зверёныш? Это предопределённость. Судьба или рок – чёрт разберёшь. Ты – моё предназначение. Ты – моя судьба.

24

Ева

Руслан ли привлёк меня к себе или это я подалась к нему – не знаю. Только снова почувствовала вкус его губ, тепло его кожи и немного отросшие волосы под пальцами.

— Если я твоя судьба, — зашептала прерывисто, отвечая на поцелуй, мгновенно потерявшая себя рядом с ним, -не смей пренебрегать мной, — провела по шее, дёрнула за воротник. – Не смей, Рус, — горячим шёпотом по его губам. – Я думала, умру без тебя. Думала…

— Я бы забрал тебя, — лямка платья соскользнула с плеча, покорная его пальцам.

Он поцеловал меня в шею, в ключицу. Прикосновение языка, мелкие покусывания…

Прикрыв глаза, я откинула голову, подставляя себя его ласкам. Вместо слов у меня вырвался только тихий, протяжный стон. Лицо ещё не высохло от слёз, а меня снова выкручивало, но уже не от боли, не от горького чувства обиды, а от желания здесь и сейчас быть с ним. Касаться его и ощущать его прикосновения.

— Сзади… — прерывисто дыша, цепляясь за пуговицы его рубашке в попытке расстегнуть. – Сзади, Рус…

— Франческа, будь она неладна, — зарычал, схватил меня за локоть и развернул спиной. Я нервно засмеялась и опять застонала. Теперь он целовал мои плечи. Уверенно, даже грубо коснулся лопаток, нашёл первый крючочек и дёрнул его, за ним второй, обнажая мою спину. Пальцами он гладил мои позвонки и тут же касался жадным ртом, заставляя меня задыхаться желанием. Вспыхнувшее маленьким огоньком, оно в считанные секунды разгорелось с такой силой, что охватило меня, превратило в сплошные чувства. Внизу живота всё свернулось спиралью, кровь стала вином.

— Руслан… — застонала, когда он, толкнув, заставил меня упереться ладонью в деревянный пол. Склонила голову, облизнула соль с губ. Он дёрнул вниз вторую лямку, и платье, скользнув по рукам, упало вниз, открыло грудь.

— Да… — ладони его на моём теле, по плечам, по бокам.

Обхватив, он накрыл груди, смял с животным урчанием, впился в мою шею покусывая, лаская. Голова плыла, кружилась. Я сама как будто кружилась – дурная, изнемогающая от любви к нему, от долгожданного понимания того, что он рядом, осатаневшая от осознания, что больше никогда этого уже не будет и теперь словно бы очнувшаяся от страшного сна.

— Руслан… — зашептала, изогнулась и обвила его шею. Нашла губы. Его язык столкнувшийся с моим, глубоко, ещё глубже…

Поцелуй был болезненным, голодным настолько, что дыхания не хватало, что оно кончилось раньше, чем я была готова к этому. Схватила воздух ртом и снова губами по губам. До крови, до безумия.

Обхватив мою голову, он впечатал меня в себя, а уже в следующий миг я оказалась на полу. В его зрачках было не только моё отражение – моё безумие. А, может быть, это его безумие было во мне. Уже всё равно. Не важно…

— Раз предназначена тебе, — принимаясь за остатки пуговиц. Пальцы не слушались, пуговички казались бесконечными. Руслан опять сжал мою грудь, большим пальцем очертил сосок, перехватил руку и поцеловал запястье, прикусил пульсирующую венку. – М-м-м… Раз предназначена – бери. — Хрипло засмеялась, высвободила ладонь и, не выдержав, дёрнула последнюю пуговицу. Распахнула его рубашку и зашептала: — Бери всё, что тебе предназначено, Рус. Бери…

Ладонями прошлась по твёрдым напряжённым мышцам живота, по груди, покрытой тёмными шелковистыми завитками. Уже только одно это прикосновение словно бы питало меня жизнью, делало настолько полной чувствами, что им было тесно внутри.

— Возьму, — упираясь в пол у моей головы, он рванул вниз платье. – Не сомневайся, — ещё ниже.

Мельком я заметила, как оно белым флагом моего поражения взметнулось в воздух и беззвучно упало на пол. Тонкие трусики поддались Руслану с той же лёгкостью. Лёжа перед ним совершенно голая, я чувствовала на себе взгляд, и сама смотрела на него. Секунда, две, три…

Не сговариваясь, он подался ко мне, я — к нему. Новый голодный поцелуй, ладонями по коже. Пряжка ремня царапала мой живот, и я наспех расстегнула её, а за ней и пуговичку на джинсах. Дёрнула молнию и только было сунула руку в разворот ширинки, как Руслан перехватил мою руку. Припечатал к полу, повалив меня навзничь и заглушил протест поцелуем. Сдавил руку, отпустил и сжал подбородок. Грудь его тяжело вздымалась, тёмные волосы падали на лоб.

Распухшие губы саднило. Только теперь я почувствовала металлическо-солоноватый привкус крови на языке. Дотянулась и растёрла алую капельку по его губе. Глядя в глаза, облизнула палец и тут же ощутила, как он отпустил мой подбородок, но только затем, чтобы слегка сдавить шею. Ровно так, чтобы я смогла почувствовать его превосходство.  Облизала пальцы и опять коснулась его рта, очерчивая, лаская. Надавила на крохотную ранку, оставленную мной же самой.

— Чёртова стерва, — он схватил мою руку. Укусил указательный палец, поцеловал и голодно прижался к шее. Я запустила пальцы в его волосы, выгнулась навстречу, провела ногтями по широким плечам, по позвоночнику. Его напряжённые мышцы перекатывались под моей ладонью, возбуждение было почти пугающим. Почти… Если бы моё не было столь же сильным, я бы действительно испугалась. Желая большего, спустила его джинсы, коснулась ягодиц и опять по спине, по уже ставшей немного влажной коже. Выгибалась под ним, перестав соображать, где заканчивается он и начинаюсь я сама.

— Стерва и сволочь, — сиплый смешок. Сжала пальцы в его волосах – с силой, как обычно делал он. – Ещё раз скажешь, что я…

Рус выругался, процедил моё имя и впечатал в пол уже обе руки. Я лежала, распластанная под ним на деревянном полу, чувствовала запах разлитого по полу вина и нагретого сквозь стекло дерева. Чувствовала стук наших сердец, ловила дыхание. Живая…

— Мы с тобой идеальная пара, да? – вызывающим шёпотом, смотря на него сквозь ресницы.

— Идеальная, — подтвердил он, нависая надо мной. Твёрдый, он упирался вниз моего живота, взгляд его пронзал. Я повела бёдрами, и сама развела ноги. Взгляд, дыхание, одно движение…

Он склонился ко мне, коснулся лба, а я только и смогла, что закусить губу, ощущая, как он погружается в меня всё глубже. До предела, до упора, до несдержанного крика, когда мы окончательно слились воедино. Сама не заметила, как оплела его ногами в стремлении вобрать, как принялась целовать. Только ловила ответные движения губ, едва поспевая за ним.

Сколько угодно я могла начинать, но он тут же показывал мне, что будет только так, как хочет он. Только желание было у нас одно на двоих.

Руслан толкнулся в меня, и я вскрикнула снова. В считанные мгновения неспешные и размеренные покачивания превратились в шторм. Быстро, толчок за толчком, он брал меня: тело. Душу он поработил ещё когда смотрел в глаза, а сердце… Предназначена ему. Я предназначена ему, а значит, моё сердце билось, бьётся и будет биться для него.

— Только не отпускай, — прошептала со всхлипом-стоном, ловя пересохшими губами воздух.

Он вонзался в меня, и сознание, без того мутное, опьянённое надеждами, туманилось ещё сильнее. Заскреблась ногтями по полу, запрокинула голову.

— Только не отпускай, Руслан… — взмолилась я.

— Что не отпускать?

Он приближался и отдалялся, врывался в меня. Я сильнее скрестила ноги в лодыжках. Чувство совершенной заполненности им, совершенного удовлетворения и свободы, которой без него у меня никогда не было.

К нему, ближе, ещё ближе.

Опустила ноги и приподняла бёдра, сама насаживаясь на него. Крик с губ – вспомнить, чтобы больше никогда не забывать его. До той сладкой боли, что дарил мне только он один. Новый крик и шёпот:

— Сердце… Не отпускай моё сердце, — как в бреду, поцеловала его колючую скулу, шею, слизала капельку пота. – Не отпускай… — со стоном.

Спираль внутри сжалась, натянулась, он погладил меня по ноге, обхватил ягодицу и, приподняв, вошел с размаха.

— Никогда, — ещё один рывок.

— Рус! А-ах, — стиснула зубы, потихоньку захныкала.

Напряжение было таким, что мне казалось, я разлечусь на миллионы осколков, как тот бокал, что хрустальными брызгами рассыпался на полу. — Господи, Руслан… — выгнулась, понимая, что ещё немного и…

— Никогда! – рык в губы и его тепло внутри. Моя дрожь…

Он обхватил мою шею сзади, как любил делать это. Меня выкручивало, спазмы накатывали раз за разом – слабые, они становились всё сильнее, откликались на его пульсацию. Он качнул бёдрами, сипло застонал, и я отозвалась таким же стоном.

— Открой глаза, — приказал, опалив губы дыханием. – Открой глаза, Зверёныш.

Я послушалась, хотя с трудом понимала, что он говорит. Стопы скользили по полу, спазмы так и не кончались – сладкие, мучительно приятные. Один на двоих полёт в неизбежность…

— Никогда, — просипел, поглаживая шею. Наклонился, подхватил губы. – Повтори, – влажным лбом ко лбу. – Повтори, я сказал.

— Никогда, — тихо, едва способная говорить. Последний спазм оргазма таял, оставляя послевкусия блаженной расслабленности, умиротворения и понимание – если он соврёт, если ещё раз обманет, я действительно умру.

Коснулась его шеи, как и он моей и попросила:

— Повтори.

— Никогда, — в губы, а после глухое: — Без тебя я живой покойник, Ева. Именно ты вернула меня с того света. Ты и то, что я чувствую к тебе.

— Что ты чувствуешь ко мне? – я вдруг поняла, что знаю ответ. Он прозвучал только что – признание, откровеннее которого быть просто не могло. Но Рус всё-таки сказал:

— Я люблю тебя, Ева. Люблю.

Положив голову на грудь Руслана, я смотрела на подсыхающее винное пятно возле стола и медленно водила пальцами, перебирая колечки волос. Почувствовала, как приподнялась и опала грудь Руса, услышала выдох и немного приподнялась. До спальни мы не дошли. Так и лежали на полу возле окна, приласканные солнечными лучами.

Ладонью он провёл вдоль моей спины от ягодиц до лопаток, собрал в горсть волосы и отпустил.

— Почему ты вернулся? – приподнялась ещё немного. Хотела ли я услышать, что из-за меня? Может быть, в глубине души и хотела, но знала, что это не так. – Ты же должен был уйти в море на несколько месяцев.

— Все должны были считать, что я ушёл в море на несколько месяцев, — положил руку на поясницу. – Это разные вещи.

То, что он сказал, было понятным. Другое дело, — как ни старалась, я не могла взять в толк, какой в этом смысл.

— Зачем? – всё-таки спросила я. Подтянулась ближе. Волосы мои падали мне на плечи, касались его груди. Теперь я практически лежала на нём, греясь желанным теплом, наслаждаясь этими мгновениями точно так же, как наслаждалась немного раньше нашим одним на двоих ритмом, его ласками и влагой поцелуев.

— Вик всё ещё на свободе, — коснулся моего лба, убрал волосы. Провёл кончиками пальцев по виску – так нежно, что я забыла, как дышать. Коснулся щёки тыльной стороной согнутых пальцев. – Зря ты приехала, Ева, — выговорил негромко.

Я вскинула голову, встретилась с ним взглядом. Протест, вызванный было его словами, утих, так и не дав мне выговорить и слова. Руслан снова погладил меня по лицу.

— Я бы сам вернулся за тобой, когда пришло время.

— Объясни мне, — попросила, спустя несколько секунд молчания.

Мне казалось, что я начинаю что-то понимать, улавливать, что им двигало, и в то же время чувствовала себя так, словно в темноте, наощупь ступаю по тончайшему льду. Больше не хотелось ни гадать, ни двигаться наугад.

Рус убрал руку от моего лица, погладил по голому плечу. Вторая его ладонь оказалась на моих ягодицах, и я против воли выдохнула чуть резче, чем дышала последние минуты.

— Мне нужно, чтобы Вик высунулся из своей норы.

— Это я поняла, — так же, как он до этого, дотронулась до его лица. – Ты решил, что, если он будет думать, что ты в море, это случится быстрее? С чего ты вообще взял, что он в Грате.

— Он в Грате, — с уверенностью ответил Рус. – Или где-то в его окрестностях. Слишком много у него тут незаконченных дел, а он не из тех, кто отказывается от своего. Ему нужен момент для того, чтобы закончить дела и окончательно отбросить хвост. Я решил ему это время дать.

— Понятно, — я вздохнула. Соскользнула с груди Руслана и, поднявшись, взяла стакан, чтобы налить воды.

— Что тебе понятно? – он встал следом. Подошёл ко мне со спины и коснулся талии.

Как и я, он был совершенно нагим, и близость его вызывала лёгкое волнение. Я и сама до конца не знала, что мне понятно. Понятно, что от Виконта всё ещё исходит опасность, о которой меня предупреждал Алекс, понятно, что моё появление перемешало Руслану все карты. Понятно, что ничего ещё не закончилось, что здесь и сейчас – всего лишь иллюзия беззаботности. Я хорошо помнила вечернюю аллею возле театра, помнила наполненный холодной жестокостью взгляд сидящего рядом со мной в машине мужчины, помнила хлёсткий ветер на палубе. Но отчётливее всего я помнила тёплую кровь на бёдрах.

Воспоминания вызвали лёгкую тошноту, и я поспешила сделать глоток воды. Да, я помнила всё, и мне было понятно: пока с Виконтом не будет покончено, это не уйдёт в прошлое. Не понятно мне было другое.

— Зачем ты так поступил? – я развернулась к Руслану лицом и заглянула в глаза. – Зачем наговорил всё… Всё то, что наговорил, когда отвёз меня к Стэлле? Почему просто не рассказал, Руслан?

В голосе мелькнуло отчаяние. То самое, которое я чувствовала тогда, глядя вслед уезжающему внедорожнику.

Руслан приобнял меня. Забрал стакан и отставил на столешницу. Я мотнула головой, сделала слабую попытку высвободиться, не желая, чтобы вопросы мои снова остались без ответа.

— Ты понимаешь, что я думала, что ты… — Он подавил очередную мою попытку, и я сдалась. Вздохнула. – Я думала, что ты просто наигрался. Что больше ничего не будет. – Глянула на смотрящую за нами с подоконника кошку, на него. – Это было больно, Руслан. Так больно, как… — качнула головой и опять выдохнула, не став договаривать.

— Так было нужно.

— Нужно?! – всё-таки упёрлась ладонями ему в грудь. – Ты понимаешь, что ты мне душу наизнанку вывернул?! Я не понимала, как дальше жить! Я, чёрт тебя подери, с сестрой поругалась из-за тебя!

— Всё сказала? – вдруг спросил он жёстко. Сам отпустил меня и отошёл к окну. Почесал кошку. Я смотрела ему в спину – немного растерянная и снова разгневанная. Увидела тянущуюся от лопатки к шее свежую царапину и поняла, что опять оставила на его коже след от ногтей.

— Руслан! – подошла и рванула за руку.

— Ты – моя слабость, Ева, — так же жёстко. – Один раз Вик уже использовал тебя. Больше я рисковать не мог. Я тебе душу наизнанку вывернул?! – мы вдруг поменялись ролями. Теперь уже он держал меня за локоть и говорил с гневом. – А ты хоть раз подумала о том, что я чувствовал, когда выносил тебя из той каюты «Беринга», где нашёл?! Ты когда-нибудь задумывалась о том, что я почувствовал, когда по моей вине ты потеряла ребёнка?!

— Это была не твоя вина!

— Моя! – прорычал он. – Это была моя вина, Ева! Потому что я не смог уберечь тебя. Потому что Виконту был нужен я, а не ты!

— Ты мог бы просто сказать мне! – выкрикнула в ответ. – Просто объяснить, что я должна пожить у Стэллы!

— Ты думаешь, Вик такой идиот?! – рванул, встряхивая. – Ничерта! А ты не умеешь играть, не умеешь врать! И если бы мне пришлось сделать то же самое, пришлось бы оставить тебя на той проклятой дороге, я бы, чтоб тебя, сделал это! Думаешь, меня не выворачивало наизнанку?! Думаешь, мне не хотелось послать всё к дьяволу?!

Я смотрела в его наполненные гневом глаза и не находила сил ответить. Молчала, хотя ещё недавно хотела столько сказать, столько спросить…

Руслан покачал головой.

Я ошиблась – в его глазах был не гнев. Ярость, но направленная не на меня, а отражающая его темноту – на самого себя и беспощадная, не оставляющая даже лазейки – на того, по вине кого случилось то, что случилось. — Твои слёзы были для меня пыткой, Ева! Мне было бы проще заткнуть себе глотку и перестать дышать, чем оставить тебя. Но речь шла не обо мне. Самым важным для меня было – уберечь тебя. Это всё, что имело значение!

— Прости, — глухо выдавила я. Мягко коснулась его живота и повторила сквозь подступившие слёзы: — Прости.

Он посмотрел мне в лицо, на губы, в глаза. Потянувшись к нему, я коснулась его лица, встала на носочки и прижалась губами к губам. Обхватила лицо ладонями.

— Прости… — шепнула ещё раз.

Зарычав, он обхватил меня. Сгрёб мои волосы и, прижав голову к своему плечу, с шумом, протяжно вдохнул.

— Ты ни в чём не виновата, Зверёныш.

— Я спутала тебе все планы… — приподняла голову, но он опять прижал её к плечу. Закрыла глаза, вздохнула. — Приехала сюда…

— Ничего, — мрачно, поглаживая меня по волосам. – Сейчас это уже не так важно. Он уверен, что я болтаюсь на «Грейше» далеко отсюда. Сейчас у него будут совсем другие дела.

— Ты говоришь, что никто не знает, что ты на суше… — я всё-таки отстранилась. – Но как же Давид? Франческа, да и все здесь… — Я снова не понимала его.

На губах Руса появилась чуть заметная усмешка. Он легонько шлёпнул меня по заду и ещё раз усмехнулся.

— Здесь свои порядки и законы, малышка. Я не имею к ним никакого отношения. Для всех этих людей я никто. Они знают моё имя и знают, что в любой момент могут рассчитывать на меня. Этого им достаточно.

Ладони мои лежали на плечах Руслана, его – на моей пояснице. Мы смотрели друг на друга и… Больше  ничего не осталось. Ни вопросов, ни сомнений. Только он рядом и кольцо из разноцветных бусин.

Ступив назад, я задела осколок ногой, и Рус тут же прижал меня к себе. Посмотрел на пол и, приподняв, усадил на подоконник рядом с пушистым хвостом трёхцветки. Хотел было отойти, но я остановила его, в последний момент поймав руку.

— А если что-то снова случится? – это был последний из вопросов. – Что тогда? Ты снова бросишь меня? Чего мне ждать, Руслан? Что, если снова что-то пойдёт не так? Не сейчас, а через год, пять, десять лет?

Кошка прижалась ко мне, как будто и сама хотела знать ответ. Я тронула её, провела по шерсти. Руслан посмотрел на меня, на трёхцветку и опять на меня.

— Что бы ни случилось, ты должна знать одно – я всегда вернусь за тобой, Ева. Всегда, — губы его слегка искривились, он тоже тронул кошку, провёл вдоль её спины и положил ладонь поверх моей, так и соприкасающейся с мягким боком. – За тобой и за этой наглой тварью.

— Обещаешь? – высвободила руку и обхватила его за шею. Подалась к нему, склонилась к самым губам.

— Обещаю, — смял волосы. – Даже не так – клянусь, — выдох в губы и голодный, не оставляющий мне права усомниться, сметающий прошлое поцелуй.

25

Ева

— Ты уверен? – накинув на плечо лямки рюкзака, я стояла рядом с машиной. – У меня есть ещё две недели. Нам не обязательно ехать сейчас.

Руслан поставил на заднее сиденье корзинку, по обыкновению собранную для нас Франческой. Рядом положил отданный мне Борисом фотоальбом и захлопнул дверцу.

— Уверен, — ответил он, глядя на меня. – Пора уже сказать Акулевскому, что ждать ему нечего, — при упоминании Бориса в голосе Руслана зазвучало раздражение. – Да и мариновать его достаточно. Это не тот человек, с которым стоит играть в подобные игры.

Согласная с каждым его словом, я села в машину. Кожаное сиденье нагрелось от проникающего сквозь лобовое стекло солнца, и мне пришлось потревожить пригревшуюся Жордонеллу. Широко и сладко зевнув, она нехотя отодвинулась на край. Руслан сел за руль с другой стороны. Бросил взгляд в сторону дома и завёл двигатель.

— В город мы, скорее всего, заезжать не будем. – Тронул внедорожник с места.

Я тоже посмотрела на дом: небольшой, но добротный, похожий на те, что я видела на иллюстрациях к историям швейцарских сказочников, потом на Руса. Судя по исходящей от него уверенности, он точно знал, что делает. Меня же не покидало беспокойство, появившееся ещё вчера, когда он сказал, что на несколько дней нам нужно уехать, чтобы решить дела.

— Борис знает, что не вышел в море на «Грейше»?

— Он знает, что я хочу как можно быстрее разделаться с Виком, и что у меня есть на этот счёт определённые мысли.

Машина выехала со двора. Внедорожник качнулся, когда мощные колёса угодили на край дороги, солнце в последний раз мелькнуло в лобовом стекле и оказалось сбоку. Думаю, он понял, что торчать полгода в море в мои планы не входит. В том, чтобы достать Виконта, он заинтересован не меньше меня.

— И всё-таки у меня чувство, что нужно было подождать ещё хотя бы несколько дней, — мы проехали поворот к трактиру.

Мимо машины, весело перекрикиваясь, в сторону моря пронеслась стайка ребятни. Рус повернулся ко мне, и я ощутила не только его уверенность, но и напряжение. Взгляд его был недолгим, однако этого хватило, чтобы я пожалела о сказанном. Со дня нашей свадьбы прошло больше недели. Всё, вроде бы, шло своим чередом: работа в трактире, кулинарные уроки Франчески. Это было днём, а по вечерам… По вечерам мы с Русланом сидели позади дома на нагретой за день каменной приступке. Я прижималась к нему спиной, он гладил меня по бедру, целовал в шею, прикусывал кожу. Сколько я ни говорила ему, чтобы он не делал этого, всё было бесполезно. Он как будто специально оставлял на мне свои метки. Нет, не как будто – специально. Мы пили домашнее вино или чай с облепихой и мёдом, негромко переговаривались или молчали, наслаждаясь окружающими нас тишиной и спокойствием. Вот только… Только даже в эти моменты он был начеку.

—  Помимо всего прочего, мне нужно обсудить с Борисом некоторые дела, не имеющие к тебе никакого отношения.

Теперь он смотрел на дорогу. Сухожилия на запястье лежащей на руле руки были напряжены, вена на виске слегка вздулась. Жесткий тон с металлическими нотками свидетельствовал о том, что решение он принял и обсуждать это бесполезно. То, что происходило в Грате, в порту, было делом, соваться в которое мне не стоило, пусть даже я и стала невольной участницей всего этого. Разборки, женщинам в которых не место. Вот только касались они именно женщин…

Замолчав, я убрала с коленок рюкзак и посадила кошку. На удивление та возражать не стала. Наоборот. Тихонько мяукнула и, сонная, принялась, почти не выпуская когтей, мять лапами подол моего платья. Гладя её, я смотрела на кольцо. Такое же было и у Руслана. Другой мужчина, надев его, мог бы показаться смешным. Другой, но не он. Исподлобья я рассматривала его и в который раз думала, как случилось, что именно он встретился на моём пути? Что, желая или не желая этого, я отдала ему сердце? С юности живущая с пониманием, что единственно возможный в моей жизни мужчина – Борис, могла ли я представить себе что-то такое?

— Ты чего? – спросил Руслан, заметив мой взгляд.

— Ничего, — улыбнулась. – Просто…

Он вопросительно кивнул. Посмотрел на дорогу и снова на меня.

Я мотнула головой. Потихоньку засмеялась. Покрутила на пальце колечко.

— Подумала вдруг, что ты, наверное, тоже был предназначен мне, а не какой-то там… рыжей, — глянула на него искоса. – Руслан… — позвала негромко. – Если ты когда-нибудь меня предашь… по-настоящему предашь, я – улыбка так и не сходила с моих губ, но теперь она стала совсем другой.  Задумчиво я погладила кошку, перебирая шерсть. Опустила взгляд и тут же подняла. – Я действительно умру. – Приложила кулак к груди. Потихоньку ударила и вдруг поняла, что сделала это так же, как Франческа в маленькой комнатке, скрытой в глубине церквушки. Раскрыла ладонь. – Вот тут умру. Потому что тут всё верит тебе. Тут всё твоё.

Не останавливая машину, он взял мою руку и поднёс к своей груди. Прижал. Дорога была узкая, неровная, и мы ехали небыстро, но Рус всё равно посмотрел вперёд. Вперёд, а затем на меня – в глаза.

— А тут всё твоё, Ева. Только твоё.

Где-то на середине дороги я включила музыку. Попробовала поймать радиоволну, но всё, что мне удалось расслышать, только пробившиеся сквозь шум обрывки фраз:

— «На участке… предвар… автомобиль… На месте покушения…» — вздохнув, я выключила радио.

Сообщение из очередной новостной сводки. За время, проведённое вне пансионата, я успела привыкнуть к подобному. Вот снова – то ли авария, то ли покушение…

— В бардачке есть несколько флешек, — как только я выключила магнитолу, бросил Руслан. – Поставь что-нибудь, если хочешь.

Желание слушать что-либо пропало, но я всё равно открыла бардачок. Первым, что попалось мне на глаза, был чёрный пистолет. Стоило мне дотронуться до него, как гнетущее чувство беспокойства усилилось.

— Вряд ли это похоже на флешку, — с кривоватой усмешкой заметил Рус, когда я, коснувшись рукояти, отдёрнула руку.

Захлопнула крышку.

Всю дорогу Руслан думал о чём-то своём, и я старалась не лезть к нему. Стоящая в салоне тишина не была напряжённой, и внезапно я поймала себя на том, что молчать рядом с ним мне куда уютней, чем пытаться выглядеть кем-то большим, чем я есть, рядом с Борисом. В этом молчании я была собой. С Русланом я вообще всегда была собой — право, которое он никогда не пытался у меня отобрать.

— Хочешь перекусить? – спросила, чувствуя, что проголодалась. Ехали мы уже долго и за это время ни разу не останавливались. – Я могу сделать нам бутерброды.

— Это было бы кстати, — отозвался Рус, и я было потянулась, чтобы достать с заднего сиденья корзинку.

Стоило мне привстать, телефон Руслана зазвонил. Я мельком глянула на него. Заметила, как он напрягся, увидев номер звонившего и села обратно.

— Слушаю тебя, Мартин, — резко выговорил он. – Нет… Ты же знаешь, что я в море… — Он умолк, с усилившимся напряжением слушая говорившего. У меня вдруг пересохло в горле. Глаза Руслана становились с каждой секундой темнее, на скулах выступили желваки. – Вот чёрт… — процедил он. – Да… Чёрт возьми! Я свяжусь со своими людьми. Да. Буду держать тебя в курсе. Того же жду от тебя.

Нажав на отбой, он выругался. Внедорожник, и до того мчащийся на приличной скорости, рванул быстрее. Сбоку мелькнул знакомый мне указатель. Развилка.

— Нам в другую сторону, — мы свернули не туда.

Дом Бориса был в другой стороне, мы же…

— Планы поменялись, — отрезал Рус, выкручивая руль и втапливая педаль. Глаза его сверкали чёрной яростью. – К Акулевскому мы наведаемся позже. Сейчас мы едем в Грат.

— В Грат? – с непониманием переспросила я и тут же отругала себя за дурацкую манеру.

— В Грат, Ева. Виконта объявился в порту.

— Так мы едем в порт? – с беспокойством коснулась я бедра Руса и едва не повалилась прямо на него. Низкий седан, оставшийся позади, проводил нас гневным гудком.

— В порт еду я, Ева, — не терпящим возражений тоном отрезал Руслан.

Я поднялась, посмотрела в зеркало заднего вида. Позади осталась ещё одна машина. Обычно пустая дорога была слишком оживлённой для этого времени. Я вспомнила, что среди прорывающихся сквозь шум обрывков слов уловила что-то о перекрытии нескольких дорог на подъезде к городу.

— А куда еду я?

— Отвезу тебя к Ренату. Побудешь там, пока я не вернусь.

— Нет, — отрезала я. – Я поеду с тобой, Руслан.

— Ева, — жёстко, с нажимом и предупреждением.

Понятия не имею, чего он хотел добиться этим приглушённым «Ева», добился он обратного. Отступать от своего я не собиралась, и убедить меня не смогли бы никакие доводы. Я хотела поехать в порт с ним, знала, что должна быть с ним.

— Я поеду с тобой, Руслан, — выговорила с неменьшей жёсткостью.

— Это может быть опасным, ты, чёрт тебя дери, понимаешь?!

— Понимаю. – Я в самом деле понимала. – Понимаю, Рус. И именно поэтому я поеду с тобой. Если ты хотел, чтобы твоя женщина сидела дома и ждала, пока ты наиграешься в мужские игры, тебе стоило жениться на ком-нибудь другом.

Он посмотрел на меня, грязно ругнулся и сжал зубы. Пальцы его на руле тоже сжались. Я же снова коснулась его бедра, глядя в сосредоточенное, мрачное лицо. У меня вдруг появилось ощущение, что если сейчас я отступлю, если позволю ему отвезти меня к брату, ничего как прежде уже не будет. Провела по джинсам, и почувствовала, как Руслан напрягся.

— Если ты поедешь один, — сказала я уже тихо, — я сойду с ума, Руслан. Просто сойду с ума, пока буду ждать тебя.

Он не ответил, только ещё раз быстро посмотрел на меня и выругался. Самым безобидным, что прозвучало в мой адрес, было:

— И дёрнул же меня чёрт отвести тебя в церковь, — за этим прозвучало ещё несколько крепких словечек. – Тебе там нечего делать, ты понимаешь? – наконец выговорил он уже спокойнее, крутанул руль, сворачивая с трассы.

За стеклом замелькали деревья, перемешанные с покосившимися домиками. Позади осталась медленно бредущая вдоль дороги старуха, две возящиеся в пыли обочины псины. Для того, чтобы доехать до Рената, нам нужно было преодолеть по трассе ещё несколько километров, этот же путь был кратчайшим. Кратчайшим путём, но не к особняку Рената и Лианы, а к порту.

— Понимаю, — всё так же негромко, не убирая пальцев с его бедра. — Я и не собираюсь ничего делать.

— Тогда какого лешего, Ева?!

— Я просто буду с тобой, Руслан, — выдохнула и убрала руку.

Посмотрела вперёд и сжала пегаса, точно зная, что поступаю правильно. Так, как должна поступить, так, как подсказывает мне не разум – сердце.

— Пригнись, — приказал Руслан.

Только-только мы пересекли границу области и въехали в Грат. До самого порта было ещё достаточно далеко, и я посмотрела на Руса с вопросом. Его молчание было столь красноречивым, что на этот раз возражать я не стала. Послушно отстегнула ремень и почти демонстративно уселась на коврик возле сиденья. Подтянула к себе согнутые в коленях ноги. На губах Руса мелькнула усмешка, когда я выразительно глянула на него.

— Ты забыл, что стёкла тонированные? – стянула на пол рюкзак, вытащила телефон и, стерев рекламное сообщение, убрала обратно.

— Никто не должен знать, что ты со мной, — больше он не усмехался. – Не вздумай высовываться, поняла?

— А если тебя не будет несколько часов? – я улыбнулась.

Конечно же, я отдавала себе отчёт в том, что он прав. Никто не должен был видеть меня с ним, знать, что я с ним. Я – его слабость. Единственная ли? Сейчас, глядя на него, я подумала, что это может быть действительно так.

— Значит, ты просидишь так все эти несколько часов, — он не шутил. Ни намёка на то, что это шутка. Ни улыбки в уголках губ, ни смешка.

Мне стало не по себе до такой степени, что я ощутила лёгкую тошноту. Желудок скрутило, пальцы похолодели. Если он решил показаться в порту, значит, игра теперь ведётся в открытую.

— Скоро всё закончится? – глупый вопрос, ответа на который у Руслана, конечно же, не было.

— Я надеюсь, — он вывернул руль. Машину слегка качнуло на повороте. Мельком я различила знакомый мне высокий дом, проводила его взглядом и села удобнее. Места было достаточно.

— У меня неплохая компания, да? – обратилась к тут же занявшей моё кресло кошке. Мягко улыбнулась, когда она, принюхавшись к моим пальцем, издала нечто схожее со скрипучим «мяу», больше похожим на курлыканье. Потихоньку засмеялась, тронула за лапку. Несмотря на то, что дороги я не видела, чувствовала, где мы – витражная витрина с парусником, поворот…

— Ева, — позвал меня Рус, когда мы остановились.

Я тут же посмотрела на него. Молча он открыл бардачок и достал пистолет. Я думала, он сунет его за пояс, но вместо этого Руслан протянул его мне.

— Зачем это? – немного растерялась, но всё же взяла. Растерянность тут же сменилась тем самым – гнетущим, тревожным. Всё было слишком серьёзно. Всё. И тяжёлый взгляд Руслана, устремлённый на меня, — тоже.

— На всякий случай, — коротко ответил он.  Коснулся моего виска, щеки. От его взгляда горло сжалось. Долгие секунды тишины… — Что бы ни случилось, не высовывайся, — выговорил он в момент, когда я уже начала думать, что он так и уйдёт, ничего мне больше не сказав. – Сиди тихо и не выходи из машины. Пообещай мне это, Ева.

Я молчала. Сжимала рукоять пистолета и не могла выдавить ни слова.

— Пообещай мне, — почти рыча, сквозь зубы, глядя в глаза.

— Обещаю, — отозвалась шёпотом.

Он кивнул, взялся за ручку дверцы, но я, быстро встав на колени, дотянулась и остановила его. Он развернулся, вопросительно кивнул.

— Ты тоже пообещай, — сжала его руку. – Пообещай, что будешь осторожен.

— Буду, — перехватил пальцы, стиснул и открыл дверь, а после с силой захлопнул, оставив меня в компании Жордонеллы и тяжёлого чёрного пистолета, холодом лежащего в руке.

— И что? – я потрепала Жордонеллу по голове. Она извернулась, слегка ударила меня лапкой. – Что? – повалила её на бок.

Разыгравшаяся, она потихоньку укусила меня за палец и тут же лизнула. Пытаясь отвлечься, я поначалу открыла сайт одного из любимых магазинчиков и почти тут же свернула браузер. Для того, чтобы заниматься подобной ерундой, я была слишком взволнована. Словно почувствовав это, Жора лизнула мои волосы, спрыгнула ко мне на пол и принялась теребить поясок платья. Наверное, только она и была способна хоть сколько-то отвлечь меня.

— Это чей такой носик? – тронула кончиком пальца. – А?

Она махнула лапкой, подтянула мою руку, пытаясь снова укусить, и в тот момент, когда я опрокинула её на спинку, снаружи послышалось шуршание. Жордонелла тоже насторожилась, мигом позабыв об играх. Колёса… Стараясь быть как можно осторожнее, я привстала. Оперлась рукой о сиденье. Один за другим возле здания администрации порта, остановились два чёрных автомобиля. Нос первого оказался в считанных метрах от дверцы с моей стороны. Хлопок…

Я увидела нескольких мужчин, один из которых показался мне смутно знакомым.

— Пошли, — донеслось до меня нетерпеливое, резкое. – Алиев внутри. Покончим с этим живучим сучёнышем, а потом займёмся его братом.

Я увидела троих… четверых… Не обращая внимания на Хаммер, они прошли внутрь. Тот, что шёл последним, ненадолго остановился и обернулся в сторону порта.

— Понимаю, — всё так же негромко, не убирая пальцев с его бедра. — Я и не собираюсь ничего делать.

— Тогда какого лешего, Ева?!

— Я просто буду с тобой, Руслан, — выдохнула и убрала руку.

Посмотрела вперёд и сжала пегаса, точно зная, что поступаю правильно. Так, как должна поступить, так, как подсказывает мне не разум – сердце.

— Пригнись, — приказал Руслан.

Только-только мы пересекли границу области и въехали в Грат. До самого порта было ещё достаточно далеко, и я посмотрела на Руса с вопросом. Его молчание было столь красноречивым, что на этот раз возражать я не стала. Послушно отстегнула ремень и почти демонстративно уселась на коврик возле сиденья. Подтянула к себе согнутые в коленях ноги. На губах Руса мелькнула усмешка, когда я выразительно глянула на него.

— Ты забыл, что стёкла тонированные? – стянула на пол рюкзак, вытащила телефон и, стерев рекламное сообщение, убрала обратно.

— Никто не должен знать, что ты со мной, — больше он не усмехался. – Не вздумай высовываться, поняла?

— А если тебя не будет несколько часов? – я улыбнулась.

Конечно же, я отдавала себе отчёт в том, что он прав. Никто не должен был видеть меня с ним, знать, что я с ним. Я – его слабость. Единственная ли? Сейчас, глядя на него, я подумала, что это может быть действительно так.

— Значит, ты просидишь так все эти несколько часов, — он не шутил. Ни намёка на то, что это шутка. Ни улыбки в уголках губ, ни смешка.

Мне стало не по себе до такой степени, что я ощутила лёгкую тошноту. Желудок скрутило, пальцы похолодели. Если он решил показаться в порту, значит, игра теперь ведётся в открытую.

— Скоро всё закончится? – глупый вопрос, ответа на который у Руслана, конечно же, не было.

— Я надеюсь, — он вывернул руль. Машину слегка качнуло на повороте. Мельком я различила знакомый мне высокий дом, проводила его взглядом и села удобнее. Места было достаточно.

— У меня неплохая компания, да? – обратилась к тут же занявшей моё кресло кошке. Мягко улыбнулась, когда она, принюхавшись к моим пальцем, издала нечто схожее со скрипучим «мяу», больше похожим на курлыканье. Потихоньку засмеялась, тронула за лапку. Несмотря на то, что дороги я не видела, чувствовала, где мы – витражная витрина с парусником, поворот…

— Ева, — позвал меня Рус, когда мы остановились.

Я тут же посмотрела на него. Молча он открыл бардачок и достал пистолет. Я думала, он сунет его за пояс, но вместо этого Руслан протянул его мне.

— Зачем это? – немного растерялась, но всё же взяла. Растерянность тут же сменилась тем самым – гнетущим, тревожным. Всё было слишком серьёзно. Всё. И тяжёлый взгляд Руслана, устремлённый на меня, — тоже.

— На всякий случай, — коротко ответил он.  Коснулся моего виска, щеки. От его взгляда горло сжалось. Долгие секунды тишины… — Что бы ни случилось, не высовывайся, — выговорил он в момент, когда я уже начала думать, что он так и уйдёт, ничего мне больше не сказав. – Сиди тихо и не выходи из машины. Пообещай мне это, Ева.

Я молчала. Сжимала рукоять пистолета и не могла выдавить ни слова.

— Пообещай мне, — почти рыча, сквозь зубы, глядя в глаза.

— Обещаю, — отозвалась шёпотом.

Он кивнул, взялся за ручку дверцы, но я, быстро встав на колени, дотянулась и остановила его. Он развернулся, вопросительно кивнул.

— Ты тоже пообещай, — сжала его руку. – Пообещай, что будешь осторожен.

— Буду, — перехватил пальцы, стиснул и открыл дверь, а после с силой захлопнул, оставив меня в компании Жордонеллы и тяжёлого чёрного пистолета, холодом лежащего в руке.

— И что? – я потрепала Жордонеллу по голове. Она извернулась, слегка ударила меня лапкой. – Что? – повалила её на бок.

Разыгравшаяся, она потихоньку укусила меня за палец и тут же лизнула. Пытаясь отвлечься, я поначалу открыла сайт одного из любимых магазинчиков и почти тут же свернула браузер. Для того, чтобы заниматься подобной ерундой, я была слишком взволнована. Словно почувствовав это, Жора лизнула мои волосы, спрыгнула ко мне на пол и принялась теребить поясок платья. Наверное, только она и была способна хоть сколько-то отвлечь меня.

— Это чей такой носик? – тронула кончиком пальца. – А?

Она махнула лапкой, подтянула мою руку, пытаясь снова укусить, и в тот момент, когда я опрокинула её на спинку, снаружи послышалось шуршание. Жордонелла тоже насторожилась, мигом позабыв об играх. Колёса… Стараясь быть как можно осторожнее, я привстала. Оперлась рукой о сиденье. Один за другим возле здания администрации порта, остановились два чёрных автомобиля. Нос первого оказался в считанных метрах от дверцы с моей стороны. Хлопок…

Я увидела нескольких мужчин, один из которых показался мне смутно знакомым.

— Пошли, — донеслось до меня нетерпеливое, резкое. – Алиев внутри. Покончим с этим живучим сучёнышем, а потом займёмся его братом.

Я увидела троих… четверых… Не обращая внимания на Хаммер, они прошли внутрь. Тот, что шёл последним, ненадолго остановился и обернулся в сторону порта.

26

Руслан

— Ты должен быть в море.

— Можешь считать, что у меня появились неотложные дела на берегу, и я решил высадиться в ближайшем порту.

Мартин усмехнулся уголком рта. О том, что на берег я сошёл в тот же день, как «Грейша» вышла из порта, он и немало удивился моему появлению. Но на вопросы его я отвечать не собирался. По крайней мере до тех пор, пока не решу то, зачем, собственно, всё это и было задумано. Две недели моего отсутствия в порту было спокойно, как в старом склепе. Сукин сын высиживал, наблюдал. Должно быть, подвоха он не исключал и хотел убедиться, что риски для него минимальны.

—  Сколько с ним было людей? – поднялся с потёртого дивана.

Мартин мельком глянул в сторону выхода. Я проследил за его взглядом. Все последние дни я был начеку. Любая оплошность могла обойтись мне дорого, тем более теперь, когда Ева была рядом. Мне бы стоило силой отвезти её к брату, но на подсознанке я понимал, что она действительно не из тех женщин, которые не задают вопросы. В этом она тоже была похожа на свою сестру.

Мартин отошёл от стола, я же ещё некоторое время прислушивался к стоящей за дверью тишине.

— Чёрт его знает, — бросил начальник порта и, подойдя к столику, включил чайник. Тишина наполнилась шумом, и это заставило меня напрячься, снова прислушаться. – Видели двоих, но это ничего не значит.

— Выключи, — резко приказал я, когда чайник зашумел сильнее. Мартин посмотрел на меня с вопросом, я же повторил, чеканя каждое слово: — Выключи его, я сказал!

Мартин заколебался. Всего на несколько секунд, а после потянулся было к чайнику, но этой заминки было достаточно, чтобы я почувствовал нечто вроде удара хлыста по раскалённым нервам. Стремглав я оказался возле него, схватил за грудки и швырнул к стене.

— Вонючая крыса, — процедил, как следует приложив его. – Говори! Говори, сука!

Он поморщился, оскалился, и в то же мгновение я услышал из коридора шум. Резко глянул на дверь, но сделать ничего не успел: та с грохотом ударилась о стену.

Один за другим в комнату вошли шестеро. Медленно я разжал пальцы, выпустил Мартина, прекрасно понимая, что в этом больше нет смысла. Ещё одна тварь, которой я доверял. Хотел выхватить ствол, но едва только дёрнулся, Виконт, последним появившийся в кабинете, направил на меня дуло.

— Не стоит, Алиев, — выговорил он, держа меня на прицеле. Мельком кивнул Мартину. – Вот мы и встретились. Изрядно ты помотал мне нервы. Но ничего. Сейчас мы с этим покончим.

Я стиснул челюсти. Виски сдавило, в башке зашумело, в нос ударил запах жжёной резины. Щелчок закипевшего и выключившегося чайника разбавил эхом донёсшийся из прошлого визг тормозов.

Виконт прошёл по кабинету и встал перед одним из своих псов, глядя на меня с нескрываемой холодной ненавистью и превосходством. Окажись мы с ним один на один, вряд ли бы он был столь уверен в собственных силах. Сейчас же, окружённый его людьми, я находился в ловушке, и мы оба понимали это. В кабинете Мартина я провёл не больше десяти минут. Вполне достаточно, чтобы дать знать Вику о том, что я тут, а тому, в свою очередь, собрать людей. Должно быть, всё это время он скрывался неподалёку от порта.

— И давно ты с ним заодно? – обратился я к Мартину. Посмотрел на него пристально, пытаясь понять, в какой момент я промахнулся. Здесь, внутри здания, доносящиеся с улицы звуки были почти не слышны, и всё же если бы в кабинете стояла тишина, я бы уловил шум подъехавших машин. Взгляд на дверь и заминка с шумящим чайником стали единственным поводом усомниться в нём. Единственным, но достаточным. Остальное было чутьём. Чутьём, подводившим меня крайне редко.

Гул в голове усилился, запах жжёной резины стал острее, но сквозь него пробивался другой, сладковатый — ванили. Как ниточка, протянувшаяся сквозь каждый мой нерв, он звоном отозвался внутри.

Ева.

Ярость – чёрная, острая, гнала кровь, тогда как мысли о Еве держали меня в реальности. Её волосы, её голос… Чёрт! Мысленно я молился, чтобы у неё хватило здравого ума для того, чтобы убраться отсюда. Завести чёртов Хаммер и рвануть прочь. Но знал я так же, что она не сделает этого. Если бы Вик просёк, что она в машине, притащил бы с собой.

— Это не имеет ко всему происходящему отношения, — сказал Мартин.

Верхняя губа моя дёрнулась. Осмелел, тварь.

— Допустим, со мной ты покончишь, Вик, — процедил я. – А что дальше? Думаешь, уйдёшь живым? – Помимо пистолета за поясом, с собой у меня было два ножа. Двоих я бы уложил. Возможно, троих, но Виконт, чёрт подери, хорошо себя обезопасил. — Ты нажил слишком много врагов. Влиятельных врагов.

— Много, — отозвался он сквозь сжатые зубы. – Но ничего… Это решаемо, — в уголке рта появилась нехорошая усмешка. – Этот город живёт своими законами, Алиев. Всегда жил и всегда будет жить, и ни ты, ни твой брат не сможете изменить это. Уж тебе бы стоило это знать. — он взвесил в руке пистолет, хмыкнул. – Я думал ты умнее… Мы бы могли с тобой договориться, Руслан. Я ведь тебя предупреждал… — взвесил пистолет ещё раз. – Твоей девчонке понравились лилии?

Я было дёрнулся, выхватил ствол, но Вик тут же направил свой прямо мне в грудь.

 — Стоять! – рявкнул он. – Говоришь, у меня много врагов? На одного стало меньше. Кое кому сегодня должок я уже вернул. Закончу с тобой, займусь твоим братом. Достаточно. Слишком долго он пытался навязать тут свои порядки.

— У тебя ничего не выйдет, Вик, — прорычал я. – Этот город, этот мир никогда больше не будет жить по твоим законам, как бы сильно тебе ни хотелось этого.

Вик хмыкнул.

Мне нужно было проклятое мгновение, чтобы выстрелить в него. Всего одно проклятое мгновение, но его у меня не было. Живым мне было не уйти, и я понимал это. Инстинкты обострились до предела, нервы были натянуты стальными тросами. В ноздри опять полез запах жжёной резины. Чёрт возьми…

Если суждено сегодня сдохнуть, я сделаю все, чтобы забрать с собой эту тварь.

— Ты всё равно покойник, — процедил и выхватил-таки пистолет.

Прицеливаться времени не было. Проклятье… выпущенная наугад пуля была единственной – в следующий момент выбитый у меня пистолет отлетел к ногам Виконта.

— Покойник тут ты, — рычание Виконта, ещё один выстрел…

— Сука! – он резко схватился за плечо, пистолет выпал из его руки.

Запах ванили… Совсем рядом.

— Одно движение, Виконт, и я прострелю тебе голову, — голос Евы дрожал.

Вик оскалился сильнее, хотел поднять пистолет, но воздух разорвал ещё один выстрел. Стол возле бедра Вика разлетелся на щепки.

— Я не шучу! — крикнула она. — Не шучу, Виконт.

В мгновение сориентировавшись, я выкрутил руку ближайшего стоящего ко мне прихвостня Вика. Выхватил у него пушку и с размаха ударил в голову.

— Не шевелиться! – зазвенел голос Зверёныша. – Назад, я сказала! — Выстрел, звон разбитого стекла. — Назад!

Сквозь хлопок нового выстрела я услышал смешанное с матом шипение. На усеянный осколками пол брызнула кровь. Охранник Виконта скорчился, схватился за бок.

— Надо было прикончить тебя, суку, — сжимая челюсти, выдавил Вик, глядя на Еву. Теперь уже я сам держал его на мушке.

Не глядя, я забрал у Евы пистолет, и в момент, когда руки наши на миг соприкоснулись, почувствовал, что её трясёт. Рукоять была влажной от её пальцев. Виконт смотрел на нас всё так же пренебрежительно, с прищуром, прекрасно понимая, что силы всё ещё на его стороне.

— Вам всё равно не уйти живыми, — просипел он. – На что ты надеешься, Алиев? Ты же щенок, а она… — пренебрежительный взгляд Еву. Даже не смотря на неё, я знал, что глаза её наполнены вызовом. Знал, что в этот момент она смотрит на Виконта прямо, не собираясь уступать. Моя малышка Маугли. Если нам удастся выпутаться из этого…

— А она только что оставила в тебе дырку, — заткнул я его.

Стоило бы сразу прикончить его, но я понимал – пока Виконт у меня на прицеле, никто из его людей не посмеет рыпнуться. Стоит же продырявить ему башку, всё может выйти из-под контроля. Понимал это и сам Вик.

— Ну давай, — кровь сочилась между его пальцев, голос зазвучал глуше. В голове у меня один за одним разворачивались тысячи сценариев, но все они были одинаково дерьмовыми. Движение сбоку…

— Кто следующий? – рявкнул, выстрелив в ногу потянувшегося к кобуре гадёныша.

Вик молчал, но взгляд его мне не нравился. Он явно что-то замышлял.

— Даже не думай, Виконт, — предупредил я его. Пистолет его лежал примерно посередине комнаты, но вряд ли он был у него единственным.

— Тебе говорили, — проигнорировав моё предупреждение, заговорил он с Евой, — что брать в руки оружие – не женское дело? Тебе бы стоило держаться от всего этого подальше. Осталась бы цела, а теперь…

— А теперь время платить по счетам, Вик, — перебила она, и в то же мгновение порт наполнился воем сирен.

Виконт почернел. Теперь всё было точно кончено, и он понял это ещё до того, как я не мешкая выстрелил. Мог бы прикончить его сразу, но на великодушие способен я не был. Хотел видеть, как он захлёбывается, хотел, чтобы он прочувствовал каждую секунду собственной агонии. Мразь! Крыса, позарившаяся на слишком большой кусок сыра и попавшая в собственную же ловушку.

Я почувствовал, как вздрогнула Ева. Вик схватился за шею, засипел, цепляясь за стремительно покидающую его жизнь. Судорожно сжал край стола, навалился на него бедром. Во взгляде его на мгновение отразился страх, тут же сменившийся принятием собственного поражения. Алая кровь стекала вниз по его ладони, тут же темнела, оставаясь на одежде бурыми пятнами.

— Ты ошибся, Вик, — выговорил я, глядя ему в глаза, — законы в этом городе устанавливаю я. И жить он будет именно по ним.

— Нет, Рус, — хрип. – Не ты, и не я. Ни ты… — поморщился и втянул воздух сквозь сжатые зубы. – Даже не Акулевский, если ты его имеешь в виду, — лицо его исказилось. – Хотя старший, если уж так сильно хочет, может устанавливать свои порядки на том свете. Но не суть. Не суть… Законы диктуют другие. Ты ничего не изменишь, щенок. Ничего…

— Ты ошибаешься.

Появившиеся в комнате спецназовцы в считанные секунды скрутили лишённых вожака шакалов, а я так и стоял, глядя на лежащего возле стола Вика. Из раскуроченной артерии продолжала течь кровь, уже образовавшая на полу красную лужицу.

— Прощай, Вик, — просипел я, опуская руку с пистолетом. – Ты бы мог быть достойным врагом, но… — поморщился в отвращении и тут же увидел сжимающего в руке ствол брата. Почувствовал нежное касание к запястью и посмотрел на женщину, благодаря которой всё ещё мог вбирать в лёгкие воняющий запахом предательства, жаждой грязных денег и власти воздух. Благодаря которой научился разбирать среди этого и другие – самый сладкий из них – запах ванили и соли, оставшейся на тёплой коже. Благодаря которой всё ещё был жив.

— Теперь всё? – в голосе её как никогда отчётливо слышались хрипловатые нотки. Пальцы были холодными, глаза как никогда светлыми. Обычно тёмно-карие, с янтарными крапинками, сейчас они были карамельно-золотистыми, тогда как зрачки, наоборот, чернели бездной. Я уловил движение. Вскинул голову.

— Мартин! – прорычал. Тот, оставшийся незамеченным среди остальных, медленно отступал к двери. – Далеко собрался? – стоило ему обернуться, холодно спросил я. На миг наши с ним взгляды встретились. Трусливый шакал, не заслуживший даже пули. И всё же именно её он и получил – единственную, как приговор, который он подписал сам себе.

— Теперь всё, — сказал, чувствуя, как пальцы Евы сжимаются на моей руке.

Губы её почти сливались по цвету с бледным лицом, глаза блестели. Судорожно выдохнув, она приоткрыла рот, но ничего не сказала.

— Увёл бы ты её отсюда, — Ренат убрал пистолет в кобуру. Я сунул свой за пояс. То и дело вокруг звучали резкие выкрики, на запястьях Виконтовых прихвостней уже красовались браслеты наручников. Я кивнул.

— Как ты узнал, что я тут? – только и спросил.

Ренат посмотрел на меня пристальнее, затем перевёл взгляд на Еву.

— Спасибо, — сказал не мне – ей.

Она быстро кивнула. Губы её приоткрылись, и на этот раз я всё-таки услышал негромкое:

— Это не то, за что тебе стоит меня благодарить.

— И всё же спасибо, — повторил брат. Снова посмотрел на меня и выговорил: — Твоя жена позвонила мне и сказала, что ты по уши в дерьме. Я подумал… — усмешка в уголке губ. – Ты же мне брат. Брат за брата… — подал руку, и я, не задумываясь, притянул его к себе. Как следует хлопнул по спине и, отпустив, повторил жёстко, решительно:

— Брат за брата, Рен.

Крепко сжимая руку Евы в своей, я выволок её на улицу. Чем ближе мы подходили к выходу, тем сильнее стучала кровь у меня в висках. Воздух казался особенно свежим и как будто острым, крики чаек разрезали пронизанный солнечными лучами воздух.

— Руслан, — Ева дёрнулась, — мне больно!

Я действительно сдавил её пальцы так, что того и гляди мог сломать. Ветер обдал лицо в момент, когда я рывком развернул её к себе. Она была всё такой же бледной, только губы обрели прежний цвет. Тёмные волосы рассыпались по плечам, обрамлённые густыми ресницами глаза лихорадочно блестели, и я видел отражающееся в них небо. Или мне казалось, что видел – хрен разберёшь. Сейчас мне могло привидеться что угодно!

— Ты какого чёрта полезла туда?! – выдавил, глядя на неё.

Вернёмся домой, надеру ей ремнём задницу, как уже давно советовал Алекс. Если бы что-то случилось снова, если бы… — Какого чёрта, я тебя спрашиваю?! – вместо того, чтобы отпустить, сжал руку ещё крепче. – Я что тебе сказал?!

— Что ты мне сказал?! – гневно выпалила она, пытаясь выдернуть кисть. Ноздри её раздувались, янтарь, которого ещё недавно, я мог бы поклясться, не было, заблестел искрами.

— Я тебе сказал, чтобы ты не высовывалась, мать твою! Чтобы ты сидела в машине, даже если это проклятое небо рухнет на землю! Ты какого…

— Какого?! – крикнула она, не дав мне договорить. Дёрнула руку, и я всё-таки заставил себя выпустить её. — Что я должна была делать, Руслан?! Что?! Сидеть и ждать, пока… — из груди её вырвался выдох. – Ты бы сидел, Рус? Сидел бы и ждал? Или, может быть, поджал хвост и дал дёру? Что бы ты сделал на моём месте?! – голос её вдруг сорвался. – Что, Руслан?! – сдавленно, надтреснуто.

— Речь не обо мне, — рявкнул в ответ. Чем больше она говорила, тем сильнее мне хотелось встряхнуть её. –  Я мужчина, а…

— А я кто?! – она буквально рассвирепела. – Женщина?! Зверёныш?! Кто я, Руслан?! – подойдя, она схватила меня за ворот рубашки и, рванув, зашипела: — Да, Рус, я женщина. И если бы даже ты не оставил мне пистолет, я бы пошла туда, слышишь?! – сгребла рубашку сильнее. – Если бы это дало тебе хотя бы один шанс из миллиона, я бы пошла туда со шпилькой, понятно?!

— Мне всё понятно, — отцепил её пальцы и сжал кулак. – А тебе понятно, что тебя могли прикончить?! Что тебе могли разнести голову?!

— Понятно, Рус! – резко, глядя мне прямо в глаза. – Тогда бы это было почти как в сказке.

— В какой, мать твою, сказке?!

— Да почти в любой, — отдёрнула руку. – …И умерли они в один день.

Она рывком высвободила руку и быстро пошла в сторону моря. Я так и стоял на месте, глядя на неё. Шла она быстро, держа спину прямой, а плечи расправленными. Солнце отливало золотом на её коже, ветер поигрывал с волосами. На фоне тёмно-синего, сливающегося с подёрнутого рваными полупрозрачными облаками неба она казалась такой хрупкой, что сложно было представить её с оружием в руках. Представить, что несколько минут назад она фактически вырвала меня с того света. Второй раз вырвала с того света, чёрт возьми.

Выругавшись, я пошёл было за ней, но тут увидел сидящую в метре кошку. Она смотрела на меня, и я мог поклясться, что в её жёлтых глазах читалось осуждение. Если бы эта тварюга умела говорить, уверен, она назвала бы меня ослом.

— Да чтоб тебя, — подойдя, я закинул её на плечо. Хвостом она мазнула меня по руке, скрипуче мяукнула.

Ева остановилась у самой воды так, что мелкие барашки волн касались мысков её босоножек. Я смотрел на её ноги, на тонкие кожаные ремешки, оплетающие стопу, щиколотки, а внутри вместе со жгучим, первобытным страхом за неё, с ещё не улёгшимся гневом, ярким пламенем цыганского костра на фоне чёрной ночи рвалась в небо любовь.

— Если бы мне дали выбор, — сдавленно и очень тихо заговорила она, — умереть там с тобой или остаться жить без тебя, я бы выбрала смерть, Руслан. Жизнь без тебя не стоит того, чтобы её беречь, — она пошла от меня вдоль берега.  Кошка спрыгнула на серый песок, как будто бы всем своим видом желала показать, что до наших разборок ей нет никакого дела. Да ей и правда дела до них не было.

Я нагнал Еву в один шаг, развернул к себе и увидел стоящие в её глазах слёзы. Все слова, которые я собирался сказать, комом застряли в горле. Ева всхлипнула, и я, не колеблясь, рывком притянул её к себе. Почувствовал, как мелко задрожали её плечи, как её затрясло в моих руках, как она, скомкав в пальцах мою рубашку, выдохнула у моей груди. Прикрыл глаза и погладил её по голове.

— Всё закончилось, Зверёныш, — прошептал, тщетно пытаясь успокоить, а у самого так и сжималось горло. – Всё закончилось, — по узкой спине, по выпирающим лопаткам.

Дьявол! Не помню, когда это было со мной в последний раз! Даже мелким пацаном я не сопливился, а тут… Во рту появился странный вкус, дыхание замерло.

Я собрал её волосы, ткнулся в её макушку и с шумом втянул запах. Запах женщины, ставшей для меня маяком среди бесконечной мглы, ставшей моим спасением в бушующем море, где спасения ждать было неоткуда. Посмотрел поверх её головы на горизонт, на начинающее катиться к закату солнце – слегка красноватое, похожее на спелый южный персик. Всё закончилось. Нет… Закончилось только то, что должно было в конце концов закончиться. А теперь всё только начинается.

— У нас с тобой будет другая сказка, — хрипло выговорил я и, взяв её за подбородок, посмотрел в затянутые слезами глаза. – Эй… — Стёр крупную горячую слезинку.

Ева так и держалась за меня, не переставая дрожать.

— Какая? – шёпот слился со звуком набежавшей и замеревшей на миг у наших ног волны.

— Там будет «жили они долго и счастливо», — уверенно сказал я.

— А как же «умерли в один день»? – всхлип.

Я усмехнулся уголком губ. Присел и медленно расстегнул ремешки её босоножек. Разулся сам и, поднявшись, взял Еву за руку. Переплёл наши пальцы и подвёл к воде. Волна тут же облизала наши стопы. Прохладная, она показалась мне как никогда раньше приятной. Только что мы прошли по краю. Вместе, точно так же вместе, как были сейчас.

— Можно и «умерли в один день», — прижал Еву к себе и убрал мокрые волосы от её лица. – Но только после «жили они долго и счастливо», — губами к губам.

Солёная… Солёная и сладкая. Её руки на моих плечах, тонкое платье под ладонями.

— Я согласна, — шепнула она и приоткрыла рот, позволяя мне целовать её так, как я не целовал ни одну женщину до неё, так, как ни одну не хотел целовать – с осознанием, что она предназначена мне.

— Я тоже, — держа её, снова посмотрел в лицо. Заплаканная, с чуть покрасневшим носом, она была всё так же прекрасна, как и в маленькой сельской церкви, одетая в белое подвенечное платье. Так же прекрасна, как этим утром, когда, нагая, встала с постели, чтобы, накинув халат, забрать у соседского мальчишки кувшин со свежим молоком. Так же прекрасна, как в первую нашу встречу, когда села ко мне в машину насквозь промокшая, с запутавшимися в длинных волосах репейниками. – Только ответь мне на один вопрос. – Ждал, что она, как всегда, спросит меня на какой, но она промолчала. Только смотрела в ожидании. — Стрелять тебя тоже научили в пансионате?

Она немного смутилась. Мотнула головой. На глазах выступили слёзы.

— Нет, — обхватила меня крепче. Прильнула. Оказавшаяся выше других волна намочила джинсы едва ли не по колено, ветер хлестнул подол Евиного платья. Слезинка, скатившаяся по её щеке, сорвалась с подбородка и растворилась в солёной воде такой же солью. – Я… Так… Видела несколько раз в кино.

— В кино? – спросил и понял, что на этот раз мы поменялись ролями. Чёрт возьми, эта малышка только что разнесла половину кабинета с такой уверенностью, будто ходила в тир минимум пару раз в неделю. В кино!..

— Ну да, — пальцы её в моих волосах.

— Всегда знал, что у тебя много талантов, — нагнулся, подхватил её нижнюю губу. Дыхание к дыханию, её тепло, её запах…

— Очень много, — голос всё ещё дрожал, как и она сама.

Я обнял её. Все разговоры потом. Сейчас только я, только она и море. Вдалеке темнел маяк, величественный, сейчас затихший, ждущий бури. Мне повезло куда больше. Потому что моему маяку буря была не нужна. Мой маяк и был моей бурей. Моей бурей, моим штилем, моим морем. Моей свободой и моей жизнью. Моим всем.

27

Ева

— Руслан, — сонно пробормотала я, почувствовав прикосновение к бедру.  Повернулась было к нему, выдохнула, стараясь различить в темноте черты его лица.

Весь вечер он провёл в гостиной вместе с братом и ещё несколькими мужчинами. Стоило нам вернуться домой, Руслан отправил меня наверх. Из окна я видела, как с периодичностью в несколько минут на территории появляются машины, стёкла большинства из которых были тонированными, как и стёкла его собственного внедорожника. К этому моменту я уже знала о произошедшем на Глеба Акулевского покушении.

Теперь всё встало на свои места – машину президента, в которой он ехал вместе со старшим братом и четырьмя охранниками, подкараулили неподалёку от дома Бориса. Та, что следовала первой, взлетела на воздух, по второй открыли огонь… Слушая репортаж за репортажем, я переключала каналы в надежде, что появится хоть какая-то новая информация, но каждый выпуск заканчивался одним и тем же: Глеб Акулевский находится в больнице, состоянию его ничего не угрожает. А вот Борис… Борис бесследно исчез. Бесследно исчез…

— Руслан, — запротестовала, когда он, вместо того чтобы лечь рядом, потянул меня за руку. – Сколько времени? – нахмурилась и, зевнув, всё-таки поддалась ему. Тут же оказалась прижатой к груди и сквозь лёгкую короткую сорочку почувствовала его тепло. – Мы опять куда-то едем?

Немного привыкшая к темноте, я уже могла видеть его достаточно хорошо, чтобы заметить, как чуть искривились его губы.  Раскрытой ладонью он провёл по моей спине, и этот жест всколыхнул во мне желание прильнуть к нему ещё сильнее. Среди прочих в гостиной я видела и ту самую рыжую. Стоя в сопровождении высокого мужчины, она говорила что-то Ренату. Волосы её, наскоро собранные в высокий хвост, открывали лицо и шею, узкая юбка подчёркивала округлые бёдра. Стоя в дверях, я смотрела на неё и понимала, что это больше не волнует меня. Ни ревности, ни злости, только лёгкая неприязнь, которую я сумела подавить достаточно быстро. Словно почувствовав моё присутствие, Каролина оглянулась и посмотрела прямо на меня. Но не как раньше – как на равную себе. Коротко кивнула и продолжила разговор. Мелькнувшая рядом горничная хотела было пройти к столику, на котором уже стояли расставленные чашки, но я забрала у неё кофейник и сделала это сама. Услышала прозвучавшее в разговоре имя Виконта…

— Так Вик остался жив? – спросила, потеревшись щекой о грудь Руса. Ладонь его так и лежала на моей спине.

Там, в гостиной несколько часов назад, прислушиваться я не стала. Знала, что могу остаться, но поднялась наверх, в спальню, из которой уехала в фальшивое путешествие трёхнедельную вечность назад. Свернувшись клубком на половине, где спал Рус, мирно дремала трёхцветка, и я, вздохнув, присела рядом, поглаживая её и задумчиво глядя при этом в окно. Колебалась ли я хотя бы мгновение перед тем, как, сжав рукоять пистолета, открыть дверцу Хаммера? Колебалась ли я перед тем, как первый раз в жизни нажать на курок? Нет. В тот момент и страха я не чувствовала – только один, сильнее которого, теперь я это знала точно, нет ничего на свете – страх навсегда потерять Руслана.

— Да, — ответил Рус довольно сухо. Опустил руку ниже. – Видимо, мне тоже стоит посмотреть пару хороших боевиков, — губы его снова искривились в невесёлой усмешке. Он посмотрел мне прямо в лицо. Я подняла руку и коснулась его щеки.

— Думаю, ты тут ни при чём. Крысы… Они вообще живучие.

— Да, — поймал мою ладонь и сжал. – Но сейчас это даже к лучшему.

— Почему? – я почти заставила себя промолчать. Почти, а потом поняла – не нужно. Не хочу. С Русланом я та, кто есть. Не та, кем он хочет меня видеть, а та, кто есть. С ним я могу смеяться, могу молчать, могу злиться, но… одно неизменно – с ним я могу быть собой. Он словно прочитал мои мысли.  На этот раз на губах его появилась лёгкая улыбка, хоть слова и прозвучали жёстко:

— Так от него куда больше пользы. Ренату уже удалось вытащить из него несколько имён перед тем, как врачи взялись штопать его.

— Ты считаешь, он сдаст тех, с кем имел дела?

— У него нет выбора, — он говорил, не сомневаясь в своих словах. Стоял рядом, уверенный в себе и в том, что делает, а я, такая слабая и сильная рядом с ним, чувствовала, что могу доверить ему не только свою жизнь и сердце. Не только душу – свободу. Свободу принимать решения и вести меня за собой.  – Мы с братом вернём этот город, Ева. Он будет жить по законам, при которых никто не посмеет загонять женщин в трюмы кораблей и продавать, как скот. При которых дети будут оставаться детьми. Когда-нибудь ты родишь мне дочь, — он так и стоял напротив. На улице зажегся слабый свет, и в нём черты его лица стали выделяться особенной решительностью. Я вспомнила отца. Его взгляд со снимков в книге памяти, отданной мне Борисом. Та же решительность и непоколебимость. Та же принципиальность и несгибаемость. – Я обещаю тебе, что наша дочь будет жить в городе куда лучшем, чем достался нам с тобой. Я не могу изменить мир, Зверёныш, но я могу начать хотя бы с этого забытого Богом города.

— А если у нас будет сын? – шёпотом спросила я. – Что тогда?

— Тогда ему придётся помочь мне в этом, — выпустил мою руку и, открыв шкаф, достал кашемировый палантин. Расправил и, вернувшись, накинул мне на плечи.

Я сжала концы палантина на груди. Чувствовала, как глаза наполняются слезами и не могла ничего поделать с этим. Стоило мне моргнуть, и они побежали вниз ручьями. Руслан молча стёр их.

— Не плачь, Зверёныш, — взял меня за руку и повёл к двери. Отворил и кивком указал на коридор.

Прежде, чем выйти, я оглянулась на него с вопросом. Даже если бы в этот момент он позвал меня на край света, я бы пошла, не думая ни секунды. Пошла бы даже туда, где света отродясь не было.

— Я задолжал тебе танец, — проговорил он на мой немой вопрос. – Даже, наверное, не один.

— Танец? – с непониманием. – Ты же не танцуешь… Да и…

— Я задолжал тебе танец, Ева, — мягко взял за подбородок, провёл по нижней губе большим пальцем. – Ты права, я не танцую. Но подумал тут… — хмыкнул. – Подумал, что буду глупцом, если не приглашу на танец женщину, научившуюся стрелять, просто посмотрев несколько фильмов.

— Добрый вечер, — в открывшем перед нами дверь мужчине я, даже несмотря на полумрак, сразу же узнала Дамира.

Так и замерла, глядя на него с чувством щемящей радости и благодарности небесам за то, что он сумел выкарабкаться. Поймав мой взгляд, он указал на дверь.

— У тебя ещё три недели отпуска, забыл? — с неким недовольством выговорил Рус. – Я просил отправить кого-нибудь из парней, а не заниматься этим лично.

Немного осунувшийся и похудевший, Дамир хмыкнул. Месяц назад он, не задумываясь, прикрыл меня собой. И пусть это было его долгом, я прекрасно понимала, что не каждый поступил бы так на его месте. Даже сейчас я ощущала исходящую от него силу и твёрдость, выдающие несгибаемый характер.

— Я не мог доверить это кому-либо, — он говорил сдержанно и, вроде бы, очень серьёзно, но я уловила насмешливые нотки. Рус усмехнулся, Дамир же обратился ко мне: — Я рад, что с вами всё в порядке, Ева.

— Да, спасибо, — улыбнулась ему с лёгкой грустью. В порядке… Почти в порядке. Горечь потерь всё ещё была слишком сильной, чтобы я могла скрыть это. Тем более, от него. Во взгляде его отразилось понимание. Я коснулась его руки и повторила очень тихо: — Спасибо, Дамир.

Он молча кивнул, не став унижать нас обоих пустыми словами о всё том же долге.

Выйдя из дома, я почувствовала прохладу камня под босыми ногами. В тонкой сорочке, с одним лишь накинутым на плечи палантином, я сошла с крыльца вслед за Дамиром и, едва сделала несколько шагов по тропинке, встала, не до конца понимая, реальность ли всё это или продолжение сна.

— Пойдём, — подтолкнул меня вперёд Руслан.

Резко включившиеся фонари выдернули из темени журчащие по обеим сторонам от дорожки тонкими струями фонтанчики и кусты роз. Но главным было не это. Метрах в десяти впереди стояла карета. Самая настоящая карета, запряжённая парой чёрных коней. Чем ближе мы подходили к ней, тем сильнее мне казалось, что всё это не может быть реальностью. Вокруг нас смыкалась ночь, и только на дорожке свет смешивался с тенями.

— Прошу, — Дамир открыл перед нами дверь кареты и склонился в лёгком поклоне.

Я качнула головой. Взяв под локоть, Руслан помог мне ступить на подножку и зашёл следом.

Будто зачарованная, я смотрела, как он садится напротив. Вздрогнула, когда дверца захлопнулась и посмотрела сквозь окошко на дом. Ведущая к нему дорога казалась залитой позолотой, тихий шелест воды тревожил ожиданием. Карета качнулась, до меня донеслось фырканье коня.

— Руслан… — я даже не знала, что сказать. Занявший место кучера Дамир тронул поводья, колёса потихоньку скрипнули, и мы тронулись с места.

Уперевшись локтем в колено, Руслан рассматривал меня, и под взглядом его я чувствовала себя так, будто кожа моя пылает.

— Куда мы? – спросила, когда мы ненадолго остановились перед воротами. Стоило им разъехаться в стороны, мы снова двинулись вперёд. Проплывший в окне силуэтом замка дом остался позади.

— Я же уже сказал тебе, — Рус говорил как бы нехотя. – Я должен тебе танец.

— Только не говори, что мы едем на бал, — у меня вырвался нервный смешок. Руслан не ответил, и сердце заколотилось так, что голова пошла кругом. – Руслан…

Он пересел на сиденье с моей стороны. Взял руку и медленно провёл до локтя, потом по плечу. Скинул палантин на алый бархат рядом с собой и, обхватив ладонью за шею, вдруг резко притянул к себе. Я выдохнула ему в губы, и тут же язык его ворвался в мой рот. Прикрыла глаза, запустила пальцы в его волосы, отдаваясь этому моменту. До боли, до сладкой судороги внизу живота. Поначалу неспешный, наполненный нежностью поцелуй стал голодным в момент, когда языки наши соприкоснулись.

Я обхватила Руса за шею, прижалась ещё сильнее, он сжал лямки моей сорочки. Прихватил нижнюю губу, верхнюю. По телу прошла тёплая, волнующая дрожь. Я почувствовала, как подвластный пальцам Руслана, натянулся на груди отделанный кружевом шёлк. Желание касаться его отозвалось в каждой моей клетке, током побежало по нервам, по венам.

— Руслан, — простонала, подставляя его губам шею. Прижала его голову к себе, провела по плечам. Тихо зарычав, он легонько укусил меня за плечо и разве что не оттолкнул. В глазах его полыхало пламя, и я опять ощутила, что дрожу. Соски были твёрдыми, между ног тянуло. Как из другой реальности до меня донёсся цокот копыт по асфальту, за окошком кареты мелькнул свет проехавшей мимо нас машины…

— О, Боже… — я тронула кончиками пальцев губы.

Руслан ругнулся и швырнул мне палантин.

— Прикройся, иначе я не ручаюсь, что к моменту, когда мы доберёмся до места, то, что на тебе надето, останется целым.

Я послушно прижала кашемир к жаждущей прикосновений и ласк груди. Открыв ящик под своим сиденьем, Рус достал ведёрко, из которого выглядывало горлышко бутылки. Вытащил её, но прежде, чем снять фольгу, присел возле моих ног. Я судорожно выдохнула, когда он, взяв льдинку, коснулся ею моей лодыжки и, глядя в глаза, повёл по ноге вверх.

— Если ты не прекратишь… — скомкала в пальцах палантин. Только-только начавший униматься жар стремительно разгорался снова.

Ничего не сказав, Рус повёл льдинкой выше. Обрисовал коленку и коснулся внутренней стороны бедра. Я судорожно вцепилась в его руку, сдвинула ноги. Демонический огонь в его зрачках вызывал новые и новые волны дрожи во всём теле.

— Не думаю, что этой ночью мы вернёмся домой, — он поднялся и всё той же льдинкой тронул мои губы. Капля талой воды попала на язык, ещё одна покатилась по подбородку. Он очертил нижнюю и слегка надавил. Языком я почувствовала холод льда и тепло его пальцев, застонала и поймала усмешку. Руслан подал мне высокий фужер и принялся разматывать проволоку на горлышке бутылки. Прежде, чем откупорить, слегка тряхнул. Раздавшийся звук напомнил мне звук выстрела, но я быстро отогнала мысли о сегодняшнем дне.

— Ты так и не сказал, куда мы едем, — напомнила, подставив бокал под искрящуюся пузырьками струю шампанского.

Наполнив свой фужер, Руслан вернул бутылку в ведёрко и присел напротив. Я сжимала в пальцах стекло. Он молчал. Потом приподнял фужер, и момент этот вдруг до ломоты в пальцах напомнил мне тот день, когда мы с ним летели на самолёте в Грат.

— За тебя, Ева, — тихо выговорил он.

— За удачную покупку? – попробовала я пошутить, но Рус не улыбнулся. Намёка на улыбку не отразилось даже во взгляде. – За то, что невозможно купить, — выговорил он тихо и коснулся своим бокалом моего. – За свет моего персонального маяка.

Я сделала глоток, понимая, что у меня нет сил ответить ему. Шампанское защекотало нёбо, приятным фруктовым послевкусием осталось на языке. Руслан всё так же смотрел на меня, а потом всё же ответил на вопрос, про который я уже забыла:

— Я обещал тебе сказку. С этим я, пожалуй, погорячился, — невесёлая усмешка тронула уголки его губ. – Но попытаться всё-таки стоит.

Руслан отдёрнул шторку со своей стороны, и я увидела знакомые здания. Пригород Грата остался позади вместе с его роскошными особняками, добротными коттеджами и покосившимися заброшенными домиками. Короткая северная ночь уже начинала светлеть, и на фоне тающей темноты я различила очертания высоток. Цокот копыт стал громче и чаще, карета быстрее покатилась по пустым улицам. Светофор перед нами сменил цвет, но кони так и мчались вперёд. Мимо сонных домов, мимо обочин, мимо витрины с нарисованным парусником…

Карета свернула на набережную. Руслан смотрел на меня, я – на него. В полнейшем молчании он опять наполнил наши фужеры. Протянул мне руку, и я коснулась его пальцев. Самыми кончиками, но от этого прикосновения внутри всё замерло. Замерло только на миг, чтобы в следующий стянуться трепетом, нежностью и заполнившей всё моё существо любовью.

Руслан погладил подушечку моего мизинца, безымянного пальца, среднего и указательного. Сделал глоток шампанского.

— Вот мы и приехали, — сказал он, когда карета замедлила ход.

Цок-цок…  Медленнее и медленнее с каждой секундой до тех пор, пока звук этот и вовсе не затих.

На этот раз Руслан сам открыл дверцу. Я подала ему руку и, как была босая, вышла из кареты. Ветер поприветствовал меня, бросив в лицо запах воды и соли.

— Вперёд, — услышала я окрик Дамира и, обернувшись, увидела, как карета тронулась с места. Хотела спросить, что теперь, но не успела:

Вокруг всё наполнилось музыкой. Скрипка, фортепьяно… Яркий луч маяка ударил вдаль, вырисовывая колышущееся море.

— Можно пригласить вас на вальс, принцесса? – Руслан развернул меня к себе. Положил ладонь мне на талию. Держа, приподнял мою руку. Я увидела множество огоньков… Множество огоньков, на фоне которых для нас играл оркестр. Стоящий к нам спиной дирижёр взмахнул палочкой, и к уже звучащим присоединились остальные инструменты. Музыка катилась над набережной, опутывала нас, а я смотрела на мужчину, держащего мою руку в своей, и не могла пошевелиться.

— Вы заставляете меня ждать, принцесса, — на губах его появилась улыбка.

— О, мой король, — я тоже улыбнулась, — Вам это не повредит. Хоть кто-то же должен научить Вас тому, что не всегда всё бывает только так, как хотите Вы.

Уголок его губ дёрнулся, и он рывком прижал меня к себе. Я охнула, ощутив его так близко. Лежащая на талии ладонь опустилась на ягодицы, и он, не дожидаясь моего позволения, повёл меня в танце.

— Вам не кажется, что такое поведение непозволительно? – выразительно глянула на него.

Луч маяка вырисовывал клубящиеся облака, пронизывал их, низкие, чёрно-синие. Руслан повернулся, и я увидела вдали, на самой границе моря и неба, одинокий корабль. Маяк, величественный и беспристрастный, стоял чуть поодаль от нас, Руслан так и смотрел прямо на меня. Его я не боялась уже давно, теперь же понимала – демонов его души я тоже не боюсь.

— Возможно, — с нажимом он развернул меня в такт музыке. Оркестр зазвучал тише, тонкой трелью мелодия разлилась над водой, позволяя пробиться сквозь неё шуму волн. Всё тише и тише, но только затем, чтобы, почти умолкнув, вихрем нот подхватить прошлое и швырнуть его ветру.

Палантин соскользнул с плеч и упал к ногам. Торжественный и невесомый вальс нёс нас где-то между небом и землёй. Тонкая шёлковая сорочка вдруг стала роскошным платьем, песок под ногами – натёртым до блеска полом бального зала. Руслан уводил меня всё дальше – ближе к воде, и только когда мы оказались у самых волн, остановился. Выпустил мою руку.

— Для человека, который не танцует, Вы прекрасно владеете этим искусством, — нарушила я тишину.

— Не столь прекрасно, как Вы, — ответил он и отвернулся к воде. Вдохнул полной грудью. – Присев, я тронула воду. Растёрла капли по руке и поднялась.

— Почему ты не любишь танцевать?

— Начерта мне это любить? – он смотрел на уходящий всё дальше корабль. Сейчас он стал всего лишь точкой. – Я же тебе не один из тех… — пренебрежительная усмешка. – попрыгунчиков в лосинах.

— В лосинах ты бы смотрелся очень даже… — поймав его предупреждающий взгляд, я засмеялась. Подошла и положила ладони ему на грудь. Он тут же накрыл их своими — большими, горячими.

Оркестр взорвался последним аккордом и затих. — Спасибо тебе, — сказала я тихо. За эту ночь. За… — качнула головой. – За то… За то, что тогда, в горах, я встретила именно тебя.

— Никогда не забуду репейники в твоих волосах, — он пропустил пряди сквозь пальцы. – Кто бы мог подумать… — не договорив, он коснулся моего лица. Усмехнулся. – Если бы кто-то сказал мне, что мою жизнь изменит женщина…

— А я изменила твою жизнь?

— Ты вернула мне жизнь, Ева. – приподнял голову за подбородок. Издали снова зазвучала скрипка. Протяжная, томная, она пела только для нас. О любви, о верности, о предназначении. О роке – судьбе. — Вернула, Зверёныш, а не изменила её.

Отпустив, он обхватил мой затылок. Всё, что я успела сделать прежде, чем он впечатал мне в рот поцелуй – выдохнуть. Рвано, шумно.

Волны облизывали мои ноги, одиночество скрипки разбавил саксофон. Слившись, они как будто бы пели уже не для нас – друг для друга. Такие же незнакомые раньше и вдруг соединившиеся в одно, невозможное друг без друга.

— Ты обещал мне путешествие, Руслан, — я облизнула губы, едва он позволил мне сделать вдох.

— Разве? – в отличие от неба, глаза его оставались тёмными.

Я хотела было отступить, потому что близость была слишком опасной, слишком откровенной, но он не позволил. Скомкал сорочку у меня на спине, как и там, в карете. С кривой полуусмешкой пристально посмотрел в лицо. – Когда я это тебе обещал?

— Перед тем, как отвезти меня к Стэлле, — напомнила я.

Он ждал. Конечно же, он помнил тот день. Не мог не помнить.

— Путешествие, — повторила. – Ты сказал, что мы…

— Я помню, — перебил он.

Прижатая к нему, я молчала, молчал и он. Только во взгляде его отражались воспоминания тех дней. В вырезе его рубашки виднелась цепочка, и я как-то само собой дотронулась до своей.

— Я хочу поехать туда, — очень тихо, коснувшись пегаса. – Туда, где всё началось. В горы.

— Ты хочешь поехать не в горы, — уверенно, даже жёстко. – Ты хочешь поехать в пансионат, Ева, верно?

— Да, — не стала отрицать. Сама до конца не понимала, зачем мне это нужно, но знала – должна. Когда-то я была девочкой без прошлого, теперь всё изменилось. — Столько всего случилось за это время, Руслан. Я должна… — сжала пегаса сильнее.

-Ты никому ничего не должна, — он заставил меня разжать пальцы и сдавил их в своих. – Никому. Но я и правда обещал тебе путешествие.

— Когда? – на выдохе, коротко.

Он задумался. Посмотрел в сторону маяка, на море и опять мне в глаза.

— Завтра. – Кривая усмешка. – Вернее, сегодня. Я же обещал тебе, Зверёныш. А обещания нужно выполнять.

28

Ева

Уверенности в том, что нас пустят на территорию пансионата, у меня не было. Что уж там, я точно даже не знала, как добраться до него, скрытого от посторонних глаз среди деревьев. В ту ночь, когда я, ударив Бориса тяжёлой каменной шкатулкой, бросилась прочь, у меня даже мысли не было, что когда-нибудь я захочу приехать сюда сама. Единственное, что сказал мне Борис в тот день, когда я приехала к нему за ответами – название поместья. Старого поместья, которое он и купил много лет назад, чтобы в конечном итоге сделать из него то, чем оно стало.

— Кто сейчас занимается всем тут? – спросила я, идя в сопровождении одной из воспитательниц по боковой аллейке.

Навстречу нам шла высокая худая девочка-подросток лет тринадцати. Волосы её, вьющиеся крупными каштановыми кольцами, были убраны в небрежный хвост, запястье левой руки украшали плетёные браслеты. Раньше я её тут не видела. Кивнув, она прошла мимо. Я заметила, что в мочке уха у неё блестят три серёжки и с вопросом посмотрела на идущую рядом женщину. Та только вздохнула и отмахнулась, как будто бы не желала говорить о новенькой.

— Борис привёз её несколько месяцев назад, — всё же сказала она. – Хорошая девочка, но сложная. Взрослая слишком.

Взрослым девочкам привыкать к местным порядкам всегда было труднее чем тем, кто попал в пансионат детьми. Прежде я об этом не задумывалась, но теперь хорошо понимала это.

Нашли мы отреставрированную, окружённую высоким забором усадьбу не сразу. Стоило мне увидеть тот самый магазинчик, возле которого остановился Руслан в ночь нашей первой встречи, я ощутила такое волнение, что едва смогла выдохнуть. После этого мы ещё около часа колесили по окрестностям, пока наконец не выехали на поросшую травой дорогу. А после… Ворота нам открыли, едва я назвала своё имя. Никак не ожидавшая этого, я только и смогла покачать головой на пристальный взгляд Руса. И вот теперь, идя по тенистой аллее, я невольно думала о том, сколько труда и сил нужно было вложить, чтобы устроить всё это.

— Так кто теперь занимается пансионатом, Мария? – повторила я. – Вы мне так и не сказали.  О Борисе что-нибудь известно?

Она отрицательно качнула головой.

Вопреки словам Руса, в тот же день мы не уехали. И на следующий тоже. Происходящее в Грате было слишком серьёзным, чтобы так просто оставить всё даже на несколько дней, и я это очень хорошо понимала. Понимала, а потому сама попросила Руса не спешить. В итоге в горы мы отправились только спустя три недели. Три недели, за которые никто так и не смог выяснить, что произошло со старшим братом первого человека страны и жив ли он…

— Деньги на текущие расходы поступают регулярно. — Мы дошли до конца дорожки. Мария остановилась, посмотрела на главное здание поместья и перевела взгляд на меня. – Не так давно пришло несколько коробок с летней одеждой для младших девочек и новыми книгами. Всё так и идёт своим чередом, Ева… — она тяжело вздохнула и пошла дальше, к высокому крыльцу. Я направилась следом за ней.

Холл встретил меня привычными запахами. Казалось, тут ничего не изменилось. Пройдя в общую гостиную, я остановилась возле большого камина и провела пальцами по статуэткам, стоящим на полке. Как всегда – ни пылинки. Чувствовала ли я себя так, словно вернулась домой? Нет. Домом это место мне не было. Не было. Но не было оно мне и чужим.

— Спасибо, что составили мне компанию, — улыбнулась я воспитательнице. Одной из тех, что работала тут уже не первый год.

Появлению моему она обрадовалась так искренне, что я не смогла скрыть выступившие в уголках глаз слёзы. В первую секунду обняла её и вздохнула. Сейчас я тоже вздохнула. Посмотрела сквозь большое панорамное стекло на улицу и увидела стайку совсем ещё маленьких девочек. Летом занятий было меньше, и они резвились на лужайке перед домом. Когда-то порядки тут казались мне слишком жёсткими, а теперь…

— Им тут хорошо, — улыбнулась я.

— Да, — Мария тоже посмотрела в окно.

Подняв с дивана оставленную кем-то самодельную куклу, я показала её Марии.

— Вы не будете против, если я возьму её?

— Бери. Её сделала Евангелина. Та девушка, которую мы встретили на аллее. Талантливая… — опять покачала головой. – Знала бы ты, как она готовит десерты. А уж травяные чаи…  — Она посмотрела на часы. – Кстати, о чае. Время полдника. Сегодня у нас молочный кисель с корицей и свежая клубника. Может быть, отполдничаешь с нами?

— Спасибо, — поправила висящий на плече кожаный рюкзачок. – Меня ждёт муж. Вы полдничайте, а мне пора. Проводите?

Конечно. Только отдам распоряжение на кухне, чтобы накрывали девочкам к полднику.

— Я обязательно приеду ещё, — пообещала, когда мы шли к воротам.

Руслан ждал меня возле припаркованного неподалёку автодома, на котором мы и приехали. Стоило ему предложить это, я согласилась, ни секунды не колеблясь. Пожалуй, теперь не хватало только грозы и ливня…

Разговаривавший с одним из охранников Руслан, заметив меня, повернулся. Охранник тоже посмотрел в мою сторону. Я узнала его: неразговорчивый, с тяжёлым подбородком и глубоко посаженными глазами, он всегда внушал мне страх. Сейчас же на губах его появилась улыбка, мигом сделавшее суровое лицо светлым. И опять странное щемящее чувство…

— Ева! – детский выкрик, раздавшийся позади, заставил меня обернуться. – Ева! – девочка с подрагивающими в такт движениям тёмными косичками подлетела к нам и по-детски перевела дыхание.

— Опять ты носишься, Диана, — упрекнула её воспитательница, но вместо того, чтобы извиниться, Диана возмутилась:

— Ева приехала, а мне никто не сказал!

— Привет, — присев, я приобняла её, и она тут же обвила мою шею руками в ответ. – Рада тебя видеть.

— Ты уже уезжаешь? – выпустив, спросила она.

Кажется, когда она появилась тут, ей не было и двух лет… Бойкая, она чем-то напоминала мне меня саму в детстве. Прошлым летом она залезла на старую яблоню и слетела с неё, содрав при этом руки. Но не расплакалась, только со страхом смотрела на дыру на подоле нового платья. Тогда я помогла ей зашить его. Наверное, так и обретают друзей…

— Да, — я поправила резинку на тугой косичке. – Меня ждут.

Диана с сожалением вздохнула и, сунув руку в кармашек платья, что-то вытащила. Сунула мне.

— Больше нету, — немного расстроенно выговорила она. – Если бы я знала, что ты приедешь, я бы оставила тебе ещё. Ты ведь никогда не…

Договорить ей не дал подошедший к нам охранник. Не тот, с которым разговаривал Рус – один из новых. Как сказала Мария, после моего исчезновения среди сотрудников службы безопасности, обеспечивающих охрану пансионата, Борис провёл чистку. Выспрашивать подробности для того, чтобы понять почему, мне было ни к чему. Слишком хорошо я помнила ночь побега. Слишком. И снова вопрос – что было бы со мной, если бы тогда я не встретила Руслана? Кем бы я была? И была бы вообще?

— Вы ведь Ева? – подойдя, спросил мужчина.

— Да.

— Тогда это для вас, — он отдал мне небольшой свёрток. – Прислали сегодня ночью.

— Для меня? – свёрток оказался совсем лёгким. Широкая золотисто-коричневая лента, завязанная бантом, и ничего больше, что могло бы подсказать, что внутри. – Что это? От кого?

— Простите, — он посмотрел мне в лицо. – Этого я не знаю. Всё, что мне известно – что я должен передать его вам.

— Ты сделала всё, что хотела? – когда мы выехали на поросшую травой дорогу, спросил Руслан. Мельком посмотрел на меня.

Я достала из кармана то, что передал мне сотрудник службы безопасности. На сиденье выпал маленький квадратик в неприметной обёртке. Только сейчас я вспомнила, что, даже не посмотрев, убрала вместе со свёртком в карман и то, что дала мне Диана. Улыбнулась.

— Теперь им дают шоколад, — показала Руслану крохотную плитку. Горький, восемьдесят процентов какао… Хотела положить на приборную панель, но передумала и, развернув, вдохнула запах. Откусила половинку и потянула за ленточку. Внутри оказалась простая синяя коробка из плотного картона. Я подняла крышку и…

— О, Господи… — шепнула. Машина подскочила на выбоине, и лежащее внутри кольцо вывалилось мне на колени. Взяв его, я дрожащими пальцами провела по камням.

— Останови на минуту, — попросила Руса громким шёпотом. – Руслан…

Он нахмурился, посмотрел было на меня с вопросом и тут заметил кольцо у меня на ладони.

— Откуда оно взялось? – спросил резко. Автодом качнулся и замер.

Я мотнула головой. Молча протянула кольцо Русу, вслед за этим – правую руку. На безымянном пальце всё ещё было надето то самое, из бусин. Уже несколько раз Рус говорил, что нужно купить новые, но… Все эти дни было совсем не до того.

Он взял мою кисть, и тепло его пальцев тут же проникло через кожу. Побежало по венам вместе с кровью прямо к сердцу и окутало его.

Лаская, Руслан погладил мои пальцы. В полнейшем молчании снял скрепленные проволокой бусины и посмотрел в глаза. В этот миг притихли, казалось, даже птицы. Так же медленно он надел мне на безымянный палец кольцо, которое подарил ещё когда я была для него… Никем? Игрушкой? Забавной глупой девчонкой, понятия не имеющей, что такое вкус шампанского? А, может быть, уже тогда где-то внутри и он, и я знали, что всё совсем не так.

— Никогда не снимай, — тихо приказал… Нет, попросил он и зажал мою ладонь между своих.

— Не сниму, — пообещала я и, дотянувшись до него, чуть ощутимо, мягко и нежно поцеловала в губы. – Обещаю тебе.

На приборную панель перед нами запрыгнула кошка. Что-то покатилось, зашуршало, и я улыбнулась Руслану в губы.

— Она ревнивая.

— Ты тоже ревнивая, — теперь уже он поцеловал меня. Обхватил голову и втянул носом воздух у моего виска. – А ещё ты пахнешь ванилью. Ванилью и шоколадом.

— Тебе же нравится?

— Ещё как нравится, — колючей щекой по коже. Шумный вдох и глухое, пронизанное хриплыми нотками: — Ещё как нравится, Ева.

Жордонелла, недовольная таким откровенным пренебрежением, принялась шуршать настойчивее. Я посмотрела на неё. Бантик. Возможно, у меня всё-таки будет возможность сказать спасибо мужчине, так и не ставшему мне мужем. Мужчине, которого я не смогла полюбить, как ему бы хотелось. Наставник… Он заменил мне отца, старшего брата, может быть, друга. И, как знать, может быть, чувство благодарности, которое сейчас я испытывала по отношению к нему, было куда большим, чем могло бы быть, сложись всё иначе.

Выпавшая из моих рук половинка маленькой плитки так и лежала на сиденье рядом. Руслан взял её. Хмыкнул и кинул на панель рядом с Жорой.

— Значит, добилась своего? – завёл он двигатель, но трогать машину с места не спешил. – Шоколад для девочек… — Коснулся уголка моего рта и стёр остатки какао.

— Да, — ответила я не без удовлетворения. Получившая новую игрушку Жордонелла принялась за дело, и в тот момент, когда она почти столкнула плитку на пол, я поймала её.

— И что теперь собираешься делать? – лёгкая насмешка в голосе. Рус положил руку на руль, и всё-таки тронул автодом с места.

Я повертела в руках бумажку. Вытащила остатки плитки и откусила ровно половину. Вторую поднесла к губам Руслана и, как только он коснулся ими моих пальцев, ответила:

— Шоколад. Я буду делать шоколад, — поймала его взгляд и добавила: — Шоколад и самый вкусный на свете ореховый капучино.

Руслан ничего мне не ответил. Да я и не ждала от него этого – заметила, как дрогнули уголки его губ в улыбке, и этого мне было достаточно. Сквозь лобовое стекло, пробиваясь меж деревьев, на приборную панель падали рассеянные лучи солнца, и трёхцветка, пригревшись, развалилась прямо перед нами. Вытянулась во всю длину, лениво поигрывая передними лапками с бумажкой.

Сняв босоножки, я с ногами забралась на сиденье и достала из рюкзака самодельную куклу. Одетая в расшитый крупными бусинами сарафан, она напомнила мне о Сером камне с его простыми законами. Несколько месяцев вдали от Грата… Это было ещё одной причиной для того, чтобы взять автодом, а не ехать на внедорожнике. Свадебное, романтическое, а может быть, путешествие в саму жизнь… Жизнь, которую мне, в сущности, только предстояло познать. Руслан пообещал, что покажет мне и заснеженные верхушки гор, и плещущееся у подножья скал тёплое южное море. У каждого моря свой характер… То, по набережным которого мы гуляли с сестрой во время нашей поездки по Европе, тоже было тёплым, но другим.

Стэлла. Вот уже несколько дней я ловила себя на мысли, что безумно хочу увидеть её. Увидеть, рассказать о том, как много случилось за эти недели и открыть вместе с ней заключённую в кожаный переплёт книгу с моментами прошлого. Злости на неё больше не было. Наверное, именно в тот момент, когда я, не чувствуя ничего, кроме страха потерять, нажала на курок, злость ушла. Страх потери… Когда мы вернёмся, я обязательно помирюсь с сестрой. Вместе мы приготовим какао и откроем альбом. Я попробую рассказать ей свою историю и, быть может, она сможет рассказать мне свою. Потому что свою историю ей рассказать будет намного труднее, чем мне, и я понимала это.

— О чём задумалась? – спросил Руслан, вывернув из леса на дорогу. Я посмотрела на него, потом в окно. Та самая дорога…

— Мы же где-то здесь встретились, да?

— Да чёрт его знает, — он оглядел кусты. – Ты помнишь, что творилось в ту ночь? Что я, по-твоему, кусты разглядывал?

Я глянула на него из-под ресниц. Тогда он казался мне похожим на опасную хищную птицу. Вспышки молний отражались в его зрачках, зловеще вырисовывали черты лица. Права ли я была? Да. Опасная хищная птица, в тени крыльев которой я чувствовала себя совершенно спокойно.

— Знаешь, о чём я думала? – только спустя несколько минут я нарушила тишину. Посмотрела на свою руку, на безымянный палец, своё место на котором заняло простое и значащее для меня бесконечно много кольцо с тремя бриллиантами. Обручальное кольцо – символ веры, любви. Символ предназначения.

Руслан, казалось, не удивился. Только почти неуловим подал знак, что слушает.

— Я столько всего узнала за эти месяцы… И столько всего не узнала. Наверное, мне должно быть страшно, — тихонько засмеялась. – Но нет, — качнула головой. – Не страшно. – Посмотрела на него. Теперь он тоже обернулся ко мне, ожидая продолжения. – Не страшно, потому что рядом будешь ты.

Он поймал мою ладонь и сжал на мгновение. Провёл пальцами по пальцам. Отпустил.

— Так с чего начнём? С гор или моря?

Я задумалась. Сбоку мелькнул стёртый покорёженный временем указатель, меж деревьев замаячил просвет. Я тронула Руса за колено и кивнула на заросшую высокой травой дорогу.

— Сворачивай, — ответила уверенно. – Остановимся тут ненадолго. Думаю, нам стоит начать с любви.

Эпилог

Ева

— Ты понравился Диане, — не без осторожности заметила я.

Вдали уже виднелись ворота заснеженного лагеря. Вокруг вообще всё было заметено снегом: деревья, дороги. Лежащий белыми шапками, он искрился в ярких солнечных лучах, словно был создан из несметного множества крохотных драгоценных камней. Пансионат, куда мы заехали перед тем, как отправиться сюда, тоже утопал в сугробах. Прямо на улице стояла украшенная сделанными воспитанницами игрушками пушистая ель. Сколько я себя помнила, мы всегда наряжали её за несколько дней до Нового года, а снимали игрушки ближе к середине января. Около двух часов назад Руслан вместе с несколькими мужчинами из охраны разгрузил наш внедорожник прямо у этой ели. Рождество – пора волшебства…  Поначалу мы вообще не собирались ехать сюда. Ещё пару месяцев назад, во время нашего неожиданно затянувшегося путешествия, Рус предложил мне отпраздновать Рождество в Альпах, и я, не задумываясь, согласилась. Горы покорили меня. А уж когда я первый раз в жизни попробовала прокатиться на снегоходе… Сидящий рядом мужчина, горы и море: моё сердце принадлежало именно им.

— Эта та маленькая чертовка, которая заставила меня признаться в любви к тебе на глазах у всего этого бабского царства? – губы его слегка искривились, а я не смогла сдержать смешок.

— Она самая, — подтвердила, и, повернувшись к нему замолчала, пытаясь понять его настроение.

Мысли о Диане не покидали меня с того летнего дня, когда мы приехали в пансионат. Поначалу показавшиеся мне глупыми, теперь, когда я снова увидела её – совсем ещё малышку, они вдруг обрели совершенно другие тона.

Каждой из девочек я лично вручила большой пакет с подарками: мягкие пижамы, наборы для рукоделия, ароматные крема и, конечно же, шоколадные конфеты ручной работы. Пока они благодарили нас, Диана достала из своего пакета мягкого медвежонка с сердечком, которого я выбрала специально для неё, и неожиданно спросила у Руслана, любит ли он меня. Прямо там, во дворе перед украшенной елью. Его нехотя брошенное «конечно» её не устроило. Стоящие рядом девушки притихли, Диана упрямо ждала. А я… мне было интересно наблюдать за Русом, буквально загнанным в угол этой кнопкой. Говорить о своих чувствах он не любил, а уж вот так, у всех на виду…

— Хотел бы я посмотреть на неё лет через десять, — перед самыми воротами Рус немного сбросил скорость, но, стоило нам оказаться за ними, погнал быстрее прежнего.

Я облизнула губы, потеребила собачку на воротнике тёплой толстовки. Мы проехали мимо домика, показавшегося мне игрушечным. Его крыльцо, крыша, подоконники – всё было украшено снегом. Вокруг – зелёно-белые ели. Не знаю, могли ли быть Альпы столь же прекрасны, как эта зимняя сказка.

Лагерь этот принадлежал пригласившему нас сюда знакомому Руслана, Денису Загорскому. В прошлом боксёр, выигравший не одно золото, среди которых было и олимпийское, он восстановил его совсем недавно. Как объяснил мне Рус, летом здесь проводили каникулы и тренировались занимающиеся спортом дети из малообеспеченных семей, в остальное же время он был открыт, как база отдыха. В остальное время, исключая эти праздничные дни. Сейчас тут не было никого постороннего. Небольшая компания друзей, да и только.

Узнав, что Стэлла тоже будет тут, я попросила Руса отложить поездку. Рождество… Так и не встретившаяся с сестрой, не нашедшая в себе решимости просто так взять и позвонить ей, я чувствовала, что так будет правильно. Альбом лежал на заднем сиденье в ожидании, когда кадры прошлого хотя бы ненадолго станут настоящим, а я сжимала в пальцах подвеску.

— Я бы тоже, — выпустила пегаса. Взгляда с Руслана я так и не сводила. – Я хочу забрать её, Руслан, — сказала наконец.

Он нахмурился, одарил меня тяжёлым взглядом. Снег брызнул из-под колёс так, что ошмётки его облепили заднее стекло.

— Рус, — повторила я настойчивее, — не делай вид, что ты не услышал меня.

— Я тебя услышал, — мы буквально ворвались на одну из дорожек. Я увидела россыпь домиков, припаркованную возле одного из них машину, Деда Мороза в длинной красной шубе.

— И что? — на секунду перевела взгляд на мужа.

— Потом об этом поговорим, — отрезал он.

Я поджала губы. Времени на то, чтобы спорить, не осталось – ещё несколько секунд, и мы резко затормозили. Среди тех, кто был возле домика, я узнала подругу сестры, Милану, и её мужа, ещё одна девушка – яркая брюнетка мне была не знакома, как и блондинка, что стояла на крыльце рядом со Стэллой. Стэлла…

Я вдруг поняла, что действительно соскучилась по ней. Так сильно, что не сразу нашла в себе силы открыть дверцу. Только когда Дед Мороз, вольно размахивая посохом, пошёл нам навстречу, коснулась ручки. Слова, которые я собиралась сказать ей, вдруг забылись. Я ступила на снег и сделала шаг. Сказав что-то блондинке, Стэлла вдруг решительно сбежала с крылечка.

— Предупреждать надо, засранец ты этакий, — посмеиваясь, подошёл к нам исполняющий сегодня, по всей видимости, обязанности главного новогоднего «атрибута» Ренат. Пожал брату руку и, рывком притянув к себе, с размаха ударил по спине. – Мешок-то не резиновый. Придётся покопаться, авось, найдётся что-нибудь и для тебя с твоей зазнобой.

Я улыбнулась Ренату, хотя улыбка получилась совсем блёклой. Посмотрела на братьев и тут же снова на сестру. Та была уже совсем близко. Открыла заднюю дверцу и, больше не медля, взяла альбом. Рядом с ним горой были свалены привезённые нами подарки, но вряд ли хоть что-то из них могло бы быть для нас обеих более ценным, чем хранящиеся внутри снимки.

— Привет, — первой сказала я, когда Стэлла, подойдя, остановилась рядом. Голос неожиданно сел. – Я тут… — сама подошла ближе. – Мне кажется, ты тоже захочешь посмотреть их, — прижала к себе альбом. Тяжёлый, он так и норовил выскользнуть из рук в снег. Зимнее солнце золотило короткие волосы сестры, отражалось в болотной зелени её глаз.

— Привет, — отозвалась она с теми же нежно-хрипловатыми нотками, что звучали в моём голосе. – Что там у тебя?

— Память, — сказала тихо. – Вернее…

— Ева, — тихо позвала сестра.

Я осеклась, умолкла под её взглядом.

— Память может подождать, — она забрала у меня кожаный переплёт с прошлым. Дверь белого внедорожника всё ещё была открыта, и она положила его на сиденье.  Взяла меня за руку и, увидев кольцо, улыбнулась одними только глазами. – Поверь, память может подождать, — шепнула и потянула меня к себе.

Я порывисто обняла её, чувствуя, как к глазам подступили слёзы. Настолько стремительно, что я едва смогла удержать их. Рвано, шумно выдохнула и проглотила горько-солёный комок.

— Я скучала по тебе, — призналась честно, и слова эти были единственными нужными сейчас. Не все те, что я хотела сказать, а именно эти.

— И я по тебе, — она выпустила меня, но снова взяла за руку. – Прости, Ева. Я знаю, что была права не во всём. Но быть старшей сестрой для взрослой младшей… — посмотрела на мужчин. Дед Ренат и Руслан уже стояли вместе с остальными, но это не мешало Русу наблюдать за нами.

— Быть младшей сестрой, когда у тебя никогда не было старшей тоже та ещё задача, — ответила я. – Это я хотела попросить у тебя прощения. Но ты опередила меня. Наверное, потому что ты старшая… — я всё-таки не удержала всхлип и буквально тут же почувствовала, как Стэлла сжала мою руку.

Я смахнула слезинку. Заметила, что глаза сестры тоже подозрительно блестят и засмеялась – тихо, почти беззвучно. На душе вдруг стало легко, хотя до этого я даже не понимала, как сильно мне было нужно сказать и услышать «прости».

Родная по крови, сестра просто держала меня за руку, вокруг белым бриллиантовым блеском переливался снег, от дома доносились весёлые голоса, и я чувствовала себя по-рождественскому счастливой. Такой счастливой, какой никогда не чувствовала себя в этот день будучи даже ребёнком, получившим в подарок от приехавшего в пансионат Бориса своего первого плюшевого мишку.

— Эй, — позвала вышедшая на крыльцо с подносом в руках блондинка, и все, включая нас, посмотрели на неё.

— Пойдём, — Стэлла потянула меня к домику. – Это Аврора, — сестра подвела меня ближе.

Первым стакан с подноса взял один из двух братьев-близнецов. Именно Дэн с женой и открыли этот лагерь. Аврора… Судя по взгляду, которым одарил мужчина блондинку, именно Денис это и был.

— За встречу и за любовь, — громко сказал он.

— За любовь, — Алекс последовал его примеру. Стэлла улыбнулась ему, и он, поймав её за петельку на джинсах, притянул к себе. Обнял, но это не помешало ей взять с подноса два стакана – один для себя, второй для меня.

Запах вина и пряностей… Тёплое, почти горячее вино напомнило мне о лете, о маленькой церквушке и трактире, где подавали самый вкусный капучино с ореховым сиропом. По возвращении в Грат я собиралась заняться поиском хорошего помещения под кафе, а дальше…

— За любовь! – звонко выкрикнула брюнетка и прижалась к другому близнецу, Максу.

— За любовь! – почувствовала горячую ладонь на своей талии и обернулась к приобнявшему меня Русу.

— За любовь, — сказала тихо – не всем, только ему, а потом уже громче, соприкасаясь своим с другими. Стекло мелодично зазвенело. Руслан прижал меня крепче. Я сделала маленький глоток, пробуя, не слишком ли крепкое вино. Самый раз. Всего один бокал. Потому что… За любовь.

— Ты куда? – спросила я сонно, почувствовав, что Рус осторожно убрал мою руку с груди.

Не знаю, во сколько мы разбрелись по домикам и тем более не знаю, сколько было времени, когда Руслан всё-таки дал мне уснуть. Казалось, что я только-только закрыла глаза, но, судя по тому, что за окном уже вовсю светило солнце, несколько часов я всё-таки проспала.

Вчера, немного посидев за уставленным вкусностями столом, мы опять вышли на улицу. Не помню, кому в голову пришла идея слепить снежную бабу – кажется, той самой брюнетке – Марике. Теперь эта самая баба с нахлобученной на голову кастрюлей и огурцом вместо носа, стояла прямо посреди дороги, скалясь выложенным разноцветными леденцами ртом в сторону ворот.

Вдоволь наигравшись в снежки, мы устроились возле большого телевизора и, пока другие спорили, выбирая фильм, мы с сестрой уселись прямо на ковер в углу комнаты. Перелистнули первую страницу альбома… Она прижималась ко мне плечом и молчала, рассматривая фотографии. Страница за страницей, снимок за снимком… В прошлое, чтобы соединить его с настоящим.

— Руслан, — попыталась я удержать мужа. Вздохнула и прижалась к нему, совершенно не желая вылезать из постели.

Поколебавшись, он всё-таки прилёг обратно. Взял прядь моих волос и накрутил на палец.

— Ты куда собрался? – снова спросила я. – Разве уже нужно вставать?

 Маленький домик был целиком предоставлен в наше распоряжение. Небольшая кухня-гостиная и спальня. Жмурясь, я посмотрела на мужа, потом снова в окошко, которое мы так и не задёрнули с ночи.

— Вспомнил, что дело есть, — он выпустил локон. Обхватил мою голову и поцеловал меня – неспешно, но глубоко и напористо, мигом заглушив даже мысль о том, чтобы отобрать у него право на лидерство. Я обхватила было его за шею, прижимаясь, подаваясь ближе, и тут же почувствовала шлепок по ягодицам.

— Ох, — выдохнула резко и захныкала. Достаточно ощутимый, он звоном прокатился по комнате. Руслан погладил место, по которому только что шлёпнул, приласкал пальцами и похлопал уже совсем легонько.

— Через десять минут чтобы была готова, иначе я могу передумать.

— Передумать? – ещё не до конца проснувшаяся, я пыталась взять в толк, о чём он.

Рус откинул одеяло и встал. Я смотрела на него, стоящего в льющемся из окна свете. Тень падала на его лицо, в глазах отражалась решимость. Из лёгких вдруг будто вышибло воздух, и я, мгновенно сбросившая остатки сна, чуть ли не подскочила к нему.

— Ты… — вглядывалась в его лицо, пытаясь найти ответ прежде, чем он что-либо скажет. – Руслан… Ты хочешь сказать…

— У тебя десять минут, — повторил он жёстко и смерил меня взглядом. Задержался на голой груди, на животе…

— Да чёрт возьми! – прорычал, обхватив за талию. Впечатал мне в рот уже совершенно голодный, жёсткий и резкий поцелуй и тут же выпустил. – Ты укатала меня, как Сивку-бурку, а я опять хочу тебя.

Выматерившись, он рывком сдёрнул со спинки стула джинсы и, больше не смотря на меня, скрылся за дверью ванной, напоследок хлопнув ею о косяк так, что я вздрогнула. Услышала, как зашумела вода и, всё так же стоя голая посреди комнаты, порывисто выдохнула. Тронула живот пальцами и облизнула губы. Десять минут… Провела ладонью по груди, по животу, по внутренней стороне бедра и быстро пересекла комнату. Распахнула дверь, за которой только что скрылся Руслан и, только на секунду застыв у прозрачной дверцы душевой, сквозь которую мне открывался шикарный вид, остановилась у раковины.

Снова глянула на душ и перехватила взгляд Руслана.

— Десять минут, — напомнила я с усмешкой и, набрав в ладони прохладную воду, плеснула в лицо, прекрасно понимая, что он не шутил и максимум, на что я могу рассчитывать – в два раза больше.

Стэлла вышла из домика как раз в тот момент, когда я подошла к крылечку. Сама спустилась ко мне.

Как и в наше с Русланом, в их распоряжение был предоставлен дом, стоящий у опушки леса. Судя по стоящему вокруг спокойствию, подниматься ещё никто и не думал. Только снежная баба со съехавшей набекрень кастрюлей, так и сторожила дорогу, предупреждая незваных гостей, что соваться сюда без приглашения не следует. Не до конца уверенная, что стоит будить сестру, молча уезжать я всё же не хотела и теперь была рада, что она уже проснулась.

— Вы уезжаете? – спросила она, быстро спустившись ко мне. Посмотрела на внедорожник у меня за спиной, на Руса и снова на меня.

— У нас появилось одно очень важное дело. — Я поёжилась. Дул лёгкий ветер, а я, кажется, до конца так и не проснулась. Стэлла тоже спрятала руки в рукавах длинного, на пару размеров больше её самой вязанного свитера.

— Я думала, вы пробудете дольше.

— Я тоже так думала, — улыбнулась я уголками губ. Ветер усилился, и я поспешила приобнять сестру боясь, что в одном только свитере она может быстро замёрзнуть. – Но так вышло. Я потом тебе расскажу, — выпустила её и улыбнулась. – Жду тебя в гости. Ты даже не представляешь… Не представляешь, сколько всего за это время случилось.

— Я приеду, — она опять посмотрела на Руслана, на домик и на меня. – Мы приедем. С Надией.

— С Надией, — подтвердила я. – Иди, а то замёрзнешь.

Теперь уже Стэлла приобняла и тут же выпустила меня. Но в домик не ушла. Вместо этого она направилась к белой, с огненными всполохами аэрографии на дверях машине.

Я последовала за ней, к дожидающемуся меня Руслану.

— Вряд ли моё мнение насчёт тебя может так быстро измениться, — обратилась она к моему мужу. – Но это не так важно.

— А что же важно? – в его голосе мелькнуло пренебрежение, на которое сестра никак не отреагировала.

— Важно, чтобы Ева была счастлива, — сказала она спокойно. – Пока это так, всё остальное не важно. Так что ты уж, будь добр, постарайся.

Руслан молчал. Моим первым порывом было вмешаться, но вдруг я поняла – не стоит. Действительно не стоит. Несколько секунд Стэлла смотрела на него, а потом, ещё раз улыбнувшись мне, быстро пошла к домику. Взбежала вверх по ступенькам и, уже в дверях, обернулась. Я увидела в темноте коридора обнажённого по пояс Алекса, услышала, как он что-то сказал ей, но слов не разобрала. Дверь домика захлопнулась, а я, вздохнув, обошла машину и заняла место рядом с Русланом.

— Даже не знаю, — он резко сорвал внедорожник с места. – Хорошо или нет, что ты с ней помирилась.

— Всё ты знаешь, Руслан, — возразила я.

Он хмыкнул. Совсем близко от нас мелькнули заснеженные ели. Боком мы задели лапу одну из них, и белая снежная шапка тут же осыпалась на пышное искрящееся покрывало.

Достав телефон, я нашла среди контактов нужный. В первые месяцы я не раз пыталась позвонить Борису, но безрезультатно. Номер оставался недоступен. Сжала мобильный и задумалась, глядя на приближающиеся ворота лагеря.

Наконец открыла сообщения и написала короткое смс Марии – той самой воспитательнице из пансионата, которая летом приглашала меня отполдничать вместе со всеми. Всего несколько слов: «Я забираю Диану. Передайте это Михаилу. Ева».

— Кто такой Михаил? – спросил Рус, взяв у меня телефон и прочитав отправленное сообщение.

Обычно он подобного не делал, но сейчас понимал, что я слишком задумчива.

— Охранник, который отдал мне кольцо.

Он опять промолчал. Вернул телефон и, проехав мимо ограды, повёл внедорожник вперёд.

— Уверена, что тебе отдадут эту девчонку?

Теперь не ответила я. Только вздохнула. Уверенна ли я была? Да. Но объяснить, почему именно, не смогла бы даже самой себе. И всё-таки маленький червячок сомнения, навязанный здравым смыслом, подтачивал. Теперь, когда всё это стало таким реальным, я боялась собственной уверенности.

Но давить Руслан не стал. В тишине мы проехали несколько километров. Я опять смотрела в окно, думая обо всём и ни о чём одновременно, пока Руслан не нарушил молчание:

— Учти, то, что мы заберём девчонку, не меняет того, что я жду от тебя сына.

— Сына? – переспросила я. – Ты же, вроде бы, хотел дочь.

Он поджал губы, немного нахмурился. Приспустил стекло, впуская в салон свежий зимний воздух.

— Боюсь, такого бабьего засилья я просто не выдержу. Мне тут позвонила горничная… — он поморщился, ещё немного опустил окно и тут же поднял его. – Сегодня твоя хвостатая тварюга привела к нам в гости своего ухажёра. Так что, думаю, хвостов у нас скоро станет больше.

Я так и прыснула. Сама не знаю, что меня насмешило сильнее – то, что он сказал или то, как он сказал это. Руслан дождался, пока я отсмеюсь и свернул. Отсюда до пансионата было не больше часа езды, и я снова почувствовала волнение. Волнение, тревогу и огромное, ставшее почти осязаемым желание обнять шестилетнюю девочку с тугими косичками и сказать, что теперь у неё есть дом. Настоящий дом со своей собственной спальней. И будущее, в котором не нужно ловить шансы, пусть даже сказать наверняка, что будет дальше, не могла ни я, ни кто-либо другой. Даже Руслан.

— Через год, — выговорил он. – Через год ты родишь мне сына, — помолчал и всё же добавил: — Хотя если будет девчонка… Девчонка, так девчонка.

— М-м… — протянула я и прикусила губу. Дотронулась до живота и искоса глянула на Руса. —  Боюсь, что с годом могут возникнуть проблемы. Как насчёт… Месяцев семи? Может быть, семи с половиной…

Машина взвизгнула тормозами, и мы замерли прямо посреди дороги, по обеим сторонам от которой стояли высокие деревья. Руслан смотрел на меня в упор. Немного мрачный, напряжённый.

— Ева… — почти сипло.

Я взяла его за правую руку и положила её на свой живот. Пока ещё совсем плоский.

— Да, Руслан, — подтвердила я. – Я беременна. Хотела сказать тебе, когда мы…

— Зверёныш… — не дав договорить, он сгрёб меня и прижал к себе. Вдохнул у моих волос и прикусил кожу на виске. Тут же прижался губами. Я чувствовала, как гулко бьётся его сердце, слышала шум его дыхания, вдыхала запах и, замершая, боялась пошевелиться.  – Зверёныш… — повторил он, влажными поцелуями опускаясь от моего виска к скуле. Упёрся лбом в мой лоб и погладил затылок, а потом снова порывисто прижал.

— Ты рад? – совершенно глупо спросила я и, уловив его слабую, странно невесёлую усмешку, только убедилась – действительно глупо.

— Вряд ли то, что я чувствую, можно назвать простой радостью, Ева, — ответил он спустя несколько секунд, всё так же продолжая перебирать мои волосы. – Тут все говорили, что Рождество – пора волшебства. Ты знаешь… Я ведь не особо верил в эту чушь.

— А теперь? – подняла на него взгляд. Он опустил свой, посмотрел мне в глаза.

— А теперь верю. И в предназначение, и в Рождество. Но знаешь, во что я теперь верю сильнее всего, Зверёныш?

— Во что? – с замиранием и почему-то шёпотом.

— В любовь. Теперь я верю в любовь.

— Я тоже верю в любовь, Руслан, — откликнулась я и потянулась к его губам. Провела кончиками пальцев по щетинистой щеке, по подбородку. Мягко поцеловала. – Верю и люблю. Тебя. Тебя люблю… — шёпотом, губы в губы.

Так и лежащий на приборной панели телефон коротко звякнул. Ещё раз коснувшись губами губ Руса, я нехотя отстранилась и открыла входящее сообщение. Перечитала и улыбнулась.

— Я постараюсь сына, — порывисто поцеловала снова. – Но говорят, что за это дело отвечает мужчина, так что… — посмотрела многозначительно. – Посмотрим, как хорошо ты старался. А пока… Поехали за дочерью.

Не удержавшись, я коснулась дисплея, и тот опять засветился. На экране мелькнули строчки пришедшего от Марии сообщения: «Приезжай. Она ждёт тебя».

Конец