Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии бесплатное чтение

С момента публикации англоязычного издания «Безумно богатых русских» в 2018 году в жизни моих героев и их окружения изменилось удивительно мало. Они с легкостью пережили кризис, вызванный пандемией коронавируса в 2020 году. Их благополучие почти не затронули и другие потрясения последних полутора десятилетий: кризис 2008 года; западные санкции 2014-го, связанные с украинским кризисом; обвал рубля в декабре того же года. Может быть, именно благодаря этому российские олигархи отличаются поразительным постоянством в мышлении, подходах к жизни и предпочтениях, которые они выработали уже к середине 2000-х годов, когда я начала свои исследования.

Трудно было себе представить хоть что-нибудь, что могло бы сотрясти уклад жизни российских богачей. И все же такое событие произошло 24 февраля 2022 года. Полномасштабный конфликт в Европе, конца которому сейчас, когда я пишу эти строки, не предвидится, уже затронул миллионы человек и затронет еще больше, включая население африканских стран, которым угрожает голод из-за огромных сложностей с поставками зерна из Украины. Российские олигархи явно не относятся к тем, кто пострадал сильнее всех, и тем не менее новое издание книги о богатых русских было бы неполноценным без оценки их текущего положения – и без размышлений о том, как новая ситуация повлияет на их отношения с Западом и что это может означать для будущего российского «денежного класса».

Своей военной операцией Путин явно подставил российских олигархов. Начало боевых действий в Украине стало для них шоком. Но насчет того, насколько именно им навредили текущие события, мнения экспертов сильно различаются.

Одни уверены, что санкции для олигархов – настоящая катастрофа: потеряно все, чего они добились за последние два десятилетия. За это время «безумно богатые русские» сделали все, чтобы получить доступ к западным рынкам и новым технологиям: размещали акции своих предприятий на международных биржах, инвестировали по всему миру, а также вкладывали серьезные деньги в свой имидж, занимаясь благотворительностью и филантропией. А сейчас доступ к активам на Западе в одночасье оказался обрублен. У олигархов нет доступа даже к их банковским счетам. Визы отменили. Яхты отобрали. Цены активов стремительно рухнули. Военный конфликт ударил даже по тем бизнесменам с российским гражданством, кто не попал под санкции напрямую. Их имена стали токсичными, и вести дела как прежде уже не получится.

Другие считают, что дела олигархов не так уж плохи. Газета The Sunday Times 22 апреля 2022 года опубликовала новый список самых богатых людей под заголовком «Почему приятели Путина до сих пор наслаждаются прекрасной жизнью в прачечной „Лондон“». Спустя два месяца после начала военной операции, писал составитель списка Роберт Уоттс, большинство живущих в Великобритании русских богачей продолжали благоденствовать. Индивидуальные санкции оказались для них гораздо менее болезненными, чем можно было бы ожидать. Их многомиллиардные состояния по большей части остаются нетронутыми.

Даже попавшие под санкции активы за пределами офшоров на самом деле не подвергаются большому риску, пишет Уоттс. Эти активы просто заморожены, а не арестованы. Кроме того, значительная часть российского богатства находится в руках доверенных лиц, обычно членов семьи и деловых партнеров, которых большинство западных правительств традиционно не трогает. Россияне из санкционных списков даже не лишились своих вилл и яхт, разговорами о конфискации которых западные СМИ несколько недель развлекали свои аудитории. Конечно, неприятно не иметь доступа к собственной яхте (тем более что купить новую не так-то просто: яхтостроительные компании работают отвратительно медленно, и строительство новой яхты может занять годы), но попавшие под санкции россияне не утратили право собственности на персональные активы. Их просто временно лишили права использовать их. А пока яхты будут содержать те страны, которые их задержали, – на деньги налогоплательщиков.

«Бабий бунт»

На днях я позвонила одному давнему знакомому, который, так сложилось, часто общается с различными олигархами. Я хотела узнать его мнение по поводу нынешней ситуации вокруг олигархов – в последние недели многие из них ему звонили. Моим первым вопросом был следующий: «Прав ли Роберт Уоттс насчет того, что олигархам максимум „неприятно“?» Знакомый ответил: да, все так, но он бы скорее сказал, что им «очень неприятно». «Дети бунтуют, жены бунтуют…»

Разговор перешел на другие, более серьезные темы. Позже я вернулась к бунтующим женам и спросила: «Подожди, а что именно ты имел в виду? Олигархам же обычно пофигу, что там думают их жены?» Он отвечал: «Но ты же прекрасно понимаешь: раньше, когда они надоедали, жен можно было отправить в круиз на своей яхте или на шопинг в Милан. А сейчас [процитировал он своих собеседников], „сейчас она постоянно дома сидит, эта сука!“»

В тот день, когда состоялся разговор, я включила эту деталь в доклад, с которым выступала на конференции социологов, работающих в сфере исследования международных элит и имущественного неравенства. Те, кто не имел опыта взаимодействия с олигархами из России, никак не отреагировали на эту историю, в то время как все мои друзья (и русские, и долгое время работающие в России) тут же поняли, о чем речь. «Да, это то же самое, что все „мои“ нефтяники постоянно мне твердили в последние недели», – выразился со смехом один друг, который три десятилетия работал в нефтяном бизнесе и многие годы провел в Москве. «Даже хуже, – сказал он, – им жутко надоедают все женщины вокруг, „заложниками“ которых они стали: не только жены, но и дочки, мамы, свекрови, а к тому же служанки. Быть запертыми со всеми этими „бабами“ в одном доме полностью выводит нефтяников из себя». «Ну вот, – добавила одна моя русская подруга. – Опять из-за женщин начнется революция. Никто кроме женщин не может поставить олигархов на колени».

Богатые тоже плачут… и мы плачем с ними

«К тому же, олигархам страшно обидно», – говорит другой мой давний знакомый. Еще вчера на Западе с них сдували пылинки, а сегодня признали персонами нон грата. Мало кто до конца понимает, почему именно они оказались в санкционных списках.

Многие сочувствуют русским богачам, когда они рассказывают, что теперь не знают, как платить зарплату уборщицам и водителям. В первые недели конфликта мне казалось, что те люди, которые так сострадают олигархам, просто забывают подумать, прежде чем говорить. Но со временем такое сердечное сочувствие стало массовым явлением. Мне регулярно звонят журналисты и, как и все вокруг, спрашивают, справедливо ли было поместить того или иного олигарха в санкционный список. Другие задаются вопросом, честно ли вообще вводить такие меры. Ведь 1990-е годы остались далеко позади, и раз уж мы пригласили этих русских делать с нами грязный бизнес, несправедливо вдруг делать резкий разворот и отказываться от дружбы с ними.

Я обычно отвечаю этим «сочувствующим» людям так: «Если вам так жаль пострадавших олигархов, проливаете ли вы слезы о судьбе, скажем, бедного крестьянина в Иране, который не особо отвечает за дела нынешнего иранского режима, а все-таки не знает, как прокормить свою семью? А что насчет тех россиян, кто сейчас попал в беду из-за экономических санкций, хотя, может, они не поддерживали Путина и ходили на уличные протесты, рискуя попасть под дубинки омоновцев?»

Санкции как таковые никогда не были справедливым инструментом. По определению они затрагивают и тех, кто вообще не должен был под них попасть. И весь мир об этом совершенно не задумывался, пока речь не зашла об олигархах. Кроме того, горькая ирония состоит в том, что симпатизирующие олигархам люди обычно вспоминают громкие имена, а не менее известных людей, введение санкций против которых как раз может вызывать сомнения. Среди них – фигуранты прошлогоднего российского списка Forbes-200 за пределами топ-30, такие как Олег Тиньков, один из очень немногих богатых русских, кто действительно никогда не имел никаких дел с Путиным (за исключением случайной и очень короткой встречи больше двадцати лет назад, когда Путин посетил его ресторан). Во всяком случае, Тиньков критиковал Путина задолго до военной операции – совсем не типичное поведение для российского бизнесмена.

Среди других богатых русских, не так хорошо известных западной аудитории и оказавшихся в санкционных списках по не вполне понятным причинам, – Анатолий Карачинский, основатель компаний по разработке программного обеспечения Luxoft и IBS, и Вадим Мошкович, основатель агропромышленных холдингов «Русагро». Первый – IT-предприниматель, в 2019 году успешно продавший одну из своих компаний, Luxoft, американской DXC Technology за 2 млрд долларов. Второй с его сельскохозяйственным бизнесом пришел к большим деньгам только после того, как из-за санкций 2014 года в России вырос спрос на отечественные продукты питания.

Журналист Forbes Кеннет Рапоза написал 23 мая 2022 года, что всего около дюжины русских миллиардеров попали в санкционные списки Евросоюза, а из топ-100 самых богатых – лишь девять. На самом деле их чуть больше. Но Рапоза прав в том, что в санкционных списках отсутствуют ключевые имена – причем не только в списке ЕС, но и в списках всех мощных западных государств. Даже богатейший человек России в 2020 году, президент металлургического гиганта «Норильский никель» Владимир Потанин, сначала оказался только в списках Канады и Австралии. Великобритания ввела санкции против него только в июне 2022 года, а США и ЕС пока вовсе не включили его в свои санкционные списки. Некоторые аналитики объясняют это опасением, что санкции против Потанина, если их все же введут и они затронут «Норильский никель», вызовут ценовые шоки на мировом металлургическом рынке. В результате с момента начала боевых действий Потанин в финансовом смысле чувствует себя прекрасно, скупая активы попавших под санкции соотечественников по низким ценам.

Худшее для олигархов впереди?

Уже скоро это должно фундаментально измениться, обещает Илья Пономарев, бывший депутат российской Государственной думы (единственный, кто голосовал против присоединения Крыма к России в 2014 году). Пономарев покинул Россию в том же году и сейчас работает с украинским правительством[1]. По его словам, сейчас идут активные и серьезные переговоры внутри разведывательного альянса «Пять глаз» (в него входят США, Канада, Великобритания, Австралия и Новая Зеландия) по синхронизации санкционных мер. План заключается в том, чтобы ввести санкции против всех российских миллиардеров из списка Forbes. Если имеется в виду список Forbes 2022 года, это коснется 81 человека, а если 2021-го – 117 человек. Российский Forbes в апреле 2022 года насчитал в стране 88 миллиардеров.

Такие меры были бы гораздо жестче, чем все, что мы видим сейчас. Но, как говорит Пономарев, «Пять глаз» в то же время разрабатывают план, как предоставить олигархам возможность откупиться от санкций. На саммите G7 во второй половине мая Христя Фриланд, заместитель премьер-министра и министр финансов Канады, выдвинула предложение позволить российским олигархам освободиться от санкций в обмен на передачу Украине части их заграничных активов. По словам Ильи Пономарева, эти идеи получили дальнейшее развитие. В соответствии с новыми планами тем олигархам, кто захочет добиться снятия санкций, придется попрощаться с половиной своего богатства по оценке разных организаций, таких, например, как Forbes, – в пользу восстановления Украины.

Многие эксперты считают эту идею малореализуемой по целому ряду причин. Но в случае, если такой подход все же возобладает, он изменит правила игры. Сейчас правительства по всему миру не стремятся конфисковывать или арестовывать активы олигархов, так как опасаются судебных исков с их стороны. А если у олигархов появится возможность добровольно отдать половину своего состояния в обмен на исключение из санкционных списков, угроза судебных баталий исчезнет.

…кому мать родна

Может быть, Путин и знал, что делает, когда в феврале 2022 года совершенно проигнорировал интересы российского бизнеса. В конечном счете он все равно вынудил олигархов встать на защиту режима, считает политолог Илья Матвеев. Он уверен, что за ту веру в Путина, которую сегодня демонстрируют богатые русские, они получат щедрую компенсацию. Олигархи уже сейчас с тревогой вьются вокруг Кремля, надеясь получить его одобрение, что позволяет российской власти настраивать их друг против друга, вознаграждая наиболее лояльных за счет тех, кто посмел не согласиться с текущим положением дел.

Анализ Матвеева основан на факте, что западные компании сегодня массово покидают Россию, в то время как их совокупные инвестиции в экономику страны составляют около 500 млрд долларов. По мнению Матвеева, активы ушедших компаний окажутся в руках небольшой группы олигархов – причем будут куплены по цене куда меньше рыночной или даже достанутся им бесплатно. Но самый большой приз для олигархов заключается даже не в возможности по дешевке скупить активы, а в устранении западной конкуренции, которое позволит им значительно увеличить свою долю рынка. В результате еще меньшее число людей сконцентрирует в своих руках еще больше богатств. Изолированный российский рынок позволит им взвинчивать цены. Они смогут снизить расходы на заработную плату, обеспечение качества продукции, экологические стандарты и безопасность труда.

В последние месяцы мне часто задают вопрос: нужны ли вообще Путину олигархи? Если Матвеев прав, их отношения взаимовыгодны: олигархам нужен Путин, а они – ему. Опорой власти Путина всегда была его репутация единственного человека, способного сбалансировать интересы различных элитных групп в России, среди которых военные, верхушка спецслужб, политические элиты и, разумеется, олигархи, чью лояльность как группы он, конечно, не хотел бы потерять. Сейчас Путин как раз успешно восстанавливает поддержку олигархов, временно пошатнувшуюся в первые недели после 24 февраля. Конечно, у Путина запас прочности намного больше, чем у любого российского богача, и сейчас в первую очередь олигархи нуждаются в поддержке Путина, чтобы спасти свою шкуру.

Но отчасти и он нуждается в олигархах: Путину нужны опытные управляющие для ключевых отраслей промышленности, и считается, что именно в этой сфере опыт у олигархов есть. Они контролируют многие крупнейшие предприятия (и целый ряд из них – в монопромышленных городах) и обеспечивают рабочие места для сотен тысяч человек. Пандемия коронавируса больно ударила по российской экономике. К 2021 году усиливающаяся экономическая депрессия привела к снижению уровня жизни по всей стране, а введение новых санкций усугубило ситуацию. Поддержание социальной стабильности является главной заботой Кремля, и в таких условиях увольнение нескольких сотен тысяч человек противоречило бы его интересам.

В то же время олигархи, попавшие под санкции, безусловно боятся оказаться заложниками Кремля в полной зависимости от милосердия Путина с его прихотями. Это касается в особенности тех, кто сколотил свои капиталы еще в 1990-х годах. В этом контексте один из самых неприятных санкционных эффектов для них – потеря мобильности, которая может означать, что они не смогут быстро покинуть Россию в случае ссоры с Кремлем, чтобы избежать судебного преследования. Вряд ли российские богачи забыли о судьбе таких своих «коллег», как совладелец группы компаний «Сумма» Зиявудин Магомедов, который с марта 2018 года сидит в СИЗО. С другой стороны, то, что Запад закрывает для них свои двери, может и не стать концом света. До сих пор есть «нейтральные» страны, не присоединившиеся к санкциям, – особенно в Азии, куда, если что, можно перебраться.

Цинизм Запада

Как я бы ни надеялась на собственную неправоту, все же я до сих пор боюсь, что ситуация будет развиваться по сценарию «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Как бы громко сейчас западные элиты ни заявляли о своих высоких принципах, значительная часть этих элит руководствуется все же собственными интересами. К примеру, представители высшего класса Великобритании на протяжении долгих лет без лишнего шума делали все, чтобы превратить свою страну в налоговый оазис и рай для олигархов.

Первые признаки такого подхода обнаружились еще 22 февраля 2022 года, когда премьер-министр Великобритании Борис Джонсон внес в санкционный список первые три имени: Геннадия Тимченко и двоих Ротенбергов (Бориса и Игоря), близких родственников Аркадия Ротенберга, старого товарища Путина и партнера по дзюдо, разбогатевшего благодаря этой дружбе. Никто из этих троих не поддерживал активного присутствия в Великобритании, и, следовательно, санкции на самом деле представляли собой псевдомеры.

«Местных» олигархов с активами в Великобритании Джонсон явно не хотел затронуть. Но по мере развития военного конфликта в Украине давление на правительство нарастало – как со стороны оппозиции, так и со стороны общественности.

В конце концов Джонсону не удалось избежать введения санкций против Романа Абрамовича, как бы ему этого ни хотелось. По слухам, среди всех обживших Лондон российских олигархов Абрамович имеет самые тесные связи с британским истеблишментом, который фактически признал его своим. Однако его имя слишком известно широкой общественности, чтобы правительство могло оставить его неприкосновенным.

Когда власти Швейцарии решили присоединиться к санкционным усилиям ЕС, многие в Великобритании, должно быть, потирали руки. Казалось, это открыло им путь к тому, чтобы еще на шаг приблизиться к своей цели – превратить Лондон в самое гостеприимное место Европы для крупного капитала. Этот план по-прежнему актуален, и многие его активно лоббируют. В Лондоне уже существует масштабная и процветающая индустрия услуг управляющих активами, юристов, агентов по недвижимости и PR-менеджеров. Эта отрасль процветает и развивается не в последнюю очередь благодаря российским деньгам и имеет чрезвычайно мощные лоббистские структуры. Не стоит забывать, как активно они поддержали Брекзит. Одним из мотивов стало объявление ЕС о том, что к апрелю 2019 года планируется принять закон о борьбе с коррупцией. Многие в Сити были к этому не готовы.

Как написала The Times 12 мая 2022 года, индустрия услуг уже прилагает большие усилия к тому, чтобы постараться вернуть своих клиентов. Законодатели выступают за возвращение к «нормальной жизни». В общем, никто в британской индустрии обслуживания богатых не особенно желает надолго быть отрезанным от российских денег лишь по причине военной операции. То же самое касается и многочисленных британских политиков, поддерживающих деловые отношения с богатыми русскими. И последнее, но не менее важное: дорогостоящие учебные заведения очень хотят удержать своих российских учеников – вместе с щедрыми пожертвованиями их родителей.

Если представителям британского истеблишмента удастся реализовать свои планы по превращению Британии в налоговую гавань и самую гостеприимную в мире «прачечную» для грязных денег, от этого выиграет небольшой процент людей, которые смогут баснословно обогащаться. Но всем остальным за это придется заплатить. По словам Дэнни Дорлинга из Оксфордского университета, общий уровень заработной платы в Британии при реализации такого сценария упадет до сопоставимого со странами со средним уровнем дохода.

Пока мало где процесс либерализации рынка и «дружба» с олигархами зашли так далеко, как в Великобритании, но эти тенденции очень похожи во всем мире. Значительная часть активов богачей надежно спрятана в офшорах. Российские олигархи и близкие приятели Путина, безусловно, правы, будучи уверенными в том, что интересы их собратьев-богачей со всего мира значат гораздо больше, чем любая политическая риторика. Чтобы отследить деньги, размещенные российскими богачами в офшорах, и обеспечить хотя бы какую-то прозрачность, потребовалось бы радикально трансформировать всю глобальную финансовую систему. Поэтому призывы к открытию информации об офшорных счетах вряд ли к чему-либо приведут.

Все эти наблюдения наводят меня на мысль, что нынешний «крестовый поход» Запада против российских олигархов может оказаться краткосрочным. Нескольких крупных деятелей нужно было покарать показательно, чтобы доказать строгость введенных мер. Сотни российских депутатов и других мелких бюрократов, которые в массовом порядке оказались под санкциями, можно там и оставить: они в любом случае не принесут больших денег. Но параллельно с этим большинству попавших под санкции олигархов без лишнего шума будет предоставлено множество возможностей реабилитироваться. Чтобы поток денег от российских богачей не иссяк, можно и закрыть глаза на связь олигархов с Кремлем, ведь источник этого денежного потока по-прежнему находится в России.

Элизабет ШимпфёссльЛондон, 15 июня 2022 года

В этой книге рассказывается о сегодняшнем поколении богатых и влиятельных россиян, которое сформировалось в период беспрецедентных экономических и социальных перемен. Эти люди пережили крах советского строя, открытие России Западу и переход страны к рыночной экономике, что безусловно отразилось на том, как они видят мир и свое место в нем. Эта книга подвергает глубинному анализу их мировоззрение и нарративы, чтобы ответить на следующие ключевые вопросы: какие стратегии используют богатые русские, обретая буржуазные привычки и вкусы? Как они обосновывают свое привилегированное положение в современном российском обществе с его ярко выраженным социальным неравенством? Как они воспитывают чувство легитимности у своих детей, которым в скором времени предстоит унаследовать их огромные состояния?

Одним из восьмидесяти респондентов, опрошенных мной для этой книги, стал предприниматель и банкир Борис Минц, в 2015 году занимавший 53-е место в российском списке Forbes (к 2018 году из топ-200 российских бизнесменов по размеру состояния Минц выбыл)[9]. Мы договорились встретиться с ним в июльскую пятницу 2015 года в одном из отелей на Парк-Лейн в элитном лондонском районе Мейфэр. Мне пришлось немного подождать, потому что женский полуфинал Уимблдона затянулся. Когда он наконец-то вошел в лобби отеля, в травянисто-зеленых брюках и белой футболке с принтом в стиле Хоппера, все взгляды обратились на него. Своей внушительной статью и манерой держаться он напоминал вышедшего на сцену Паваротти, что усиливалось и внешним сходство: такое же круглое лицо, густая борода и бочкообразная грудь.

Минц родился в 1958 году в семье советских интеллигентов. Его отец работал военным инженером, мать – библиотекарем; оба родителя были евреями. Получив диплом физика-теоретика, Минц некоторое время преподавал в институте и занимался научной работой. В те годы советский строй доживал свои последние дни, и так называемые Центры научно-технического творчества молодежи (ЦНТТМ) уже активно занимались коммерциализацией технологий, став инкубаторами молодых предпринимателей. Минц руководил одним из таких центров, но в начале 1990-х годов, когда наметилась либерализация экономики, решил заняться политикой, а не бизнесом. Он стал заместителем мэра города Иваново, который с XIX века остается столицей российской текстильной промышленности, из-за чего его иногда именуют «российским Манчестером». В 1994 году Минц перебрался в Москву и присоединился к команде президента Бориса Ельцина в должности руководителя Главного управления Министерства государственного имущества Российской Федерации. С 1996 по 2000 год он возглавлял Управление по вопросам местного самоуправления в президентской администрации. Как и многие представители его поколения, в 1990-х Минц был либералом и тесно сотрудничал с молодыми реформаторами – Анатолием Чубайсом, в то время руководившим программой приватизации, и Егором Гайдаром, автором экономической стратегии «шоковой терапии». Однако в отличие от многих своих сверстников Минц остался либералом и при Владимире Путине.

Финансовый взлет Минца пришелся на следующее за девяностыми десятилетие. В начале 2000-х годов он стал соучредителем одного из самых успешных коммерческих банков в России и создал инвестиционную компанию O1 Group, которая владела и управляла активами в сфере недвижимости и финансов. В 2014 году он вступил в ряды российских миллиардеров, а в 2015 году его состояние выросло до 1,6 млрд долларов. В последние годы Минц отошел от непосредственного управления бизнесом. «Если вы все сделали правильно, вы можете нанять сильных менеджеров, а сами заняться другими делами, – объяснял он мне. – В моем положении я больше не могу осуществлять повседневное управление бизнесом. Пусть этим занимается новое поколение». Теперь эта обязанность легла на его сыновей, которые, по его мнению, унаследовали предпринимательский талант.

Но все пошло не совсем так, как планировал Минц. Банк «Открытие», одно из крупнейших частных финансовых учреждений в России, соучредителем которого он был, в 2017 году едва не потерпел крах и был спасен государством. Преследуемые по обвинению в хищениях, в мае 2018 года Минц и трое его сыновей бежали в Лондон. В 2016 году Минц купил замок в Шотландии – поместье «Башня Летенди» в Мейклеуре, – но после переезда в Британию поселился в Суррее.

До побега от судебного преследования в России Минц посвящал большую часть своего времени благотворительности и меценатству. Как было принято в большинстве советских интеллигентских семей, в детстве родители регулярно водили Минца в музеи и побуждали заниматься музыкой. Вся семья была музыкальной, а его бабка вообще построила успешную карьеру в театре. Продолжая семейную традицию, сегодня Минц поддерживает театр, классическую музыку и изобразительное искусство. Особое восхищение у него вызывает русский импрессионизм: свою коллекцию он начал собирать в 2001 году. Первое время он держал картины в специальном хранилище, вдали от посторонних глаз, а самые большие, которые там не помещались, вывешивал в своем кабинете. Но Минц считал это неправильным и постыдным: «Картины должны висеть в соответствующем месте». В конце концов он решил построить для них музей на территории бывшей московской кондитерской фабрики «Большевик», принадлежащей его инвестиционной группе. Он снес старое цилиндрическое здание без окон, где находился склад для муки и сахара, и нанял ведущее британское архитектурное бюро, чтобы спроектировать новое здание точно такой же формы, но приспособленное под художественную галерею. Строительство обошлось Минцу в 20 млн долларов[10].

Многие из моих респондентов, как и Минц, отошли от примитивного показного потребления и теперь занимаются сохранением и развитием российского культурного наследия. Делая это, они показывают миру не только коллекции произведений искусства (вместо драгоценностей и автомобилей), но и свои новые образы миллиардеров-меценатов, коллекционеров, филантропов. «Мы богачи в первом поколении», – сказал мне Минц.

Минц указал на ключевую характеристику новой российской буржуазии. Это поколение, безусловно, чрезвычайно любопытно. Оно выделяется своей яркой историей и отсутствием характерных для устоявшихся буржуазных обществ традиций, которые ограничивали бы новых капиталистических игроков в их амбициях. На страницах книги рассказывается, откуда пришло это поколение, как оно эволюционирует в настоящем и как планирует передать следующему поколению буржуазный статус и буржуазную респектабельность, чтобы обеспечить воспроизводство себя как класса.

Изучая богатых русских

После краха советского строя в 1991 году, когда в стране начался переход к рыночной экономике, российское население столкнулось с резким падением уровня жизни: всего за три года доля людей, живущих за чертой бедности, утроилась и превысила треть всего населения России[11]. В числе «новых бедных» оказались ученые, писатели, деятели культуры и искусства. Началась массовая эмиграция, в то время как внутри страны ко всем прочим несчастьям добавились эпидемии, включая СПИД и туберкулез. Уровень рождаемости резко снизился, уровень смертности вырос[12]. Средняя продолжительность жизни мужчин, которая в СССР в начале 1960-х годов была выше, чем в США, к середине 1990-х годов сократилась до 57 лет, что было самым низким показателем на планете за исключением Черной Африки[13]. Это был период, когда выживали наиболее приспособленные – в буквальном смысле этого слова.

Но в это же время небольшая группа людей накапливала в своих руках богатство со скоростью, невиданной за всю историю человечества. Эти «новые русские», многие из которых напоминали советские карикатуры на акул капитализма[14], процветали в новом мире с его волчьими законами и наслаждались новым гедонизмом. Вскоре эта группа привлекла к себе внимание писателей и режиссеров[15], а также политологов и социологов[16].

Последних интересовало, что стало с бывшими советскими элитами, каковы истоки происхождения новых «хозяев жизни» и, в частности, какую часть постсоветской политической и деловой элиты составили «новые люди» – то есть те, кто при СССР не принадлежал к верхушке общества. Ряд ученых пришел к выводу, что в России верхние слои общества довольно хорошо пережили радикальные перемены, произошедшие после 1991 года, особенно по сравнению с элитами в других странах восточного блока. Согласно этим исследованиям, многие из тех, кто прежде находился на самой вершине пирамиды власти, потеряли свое положение, однако те, кто обитал несколькими ступенями ниже, успешно проложили себе путь наверх[17].

В 1990-х годах на вершине нового слоя богачей появилась крошечная группа банкиров и других магнатов, которых стали называть олигархами. Этот термин происходит от древнегреческого слова олигархия, что означает «власть немногих» (ὀλίγος – немного, несколько; ἀρχή – власть). Другими словами, эти немногочисленные, но очень богатые люди фактически правили страной[18]. Первые русские олигархи, казалось, появились из ниоткуда: они присвоили себе ресурсы страны, а затем, прямо или косвенно, взялись за руль государственной власти. При этом, как утверждает политолог Джеффри Уинтерс, олигархи вмешиваются в политику не для того, чтобы управлять страной, а чтобы защитить свое богатство[19]. Именно так произошло, когда семеро банкиров-олигархов обеспечили переизбрание президента Бориса Ельцина в 1996 году.

Но олигархи правили страной недолго. В начале 2000-х годов те из них, кто пытался продолжать большую политическую игру, вступили в столкновение с Путиным и были вытеснены со сцены. Их взлет и падение подробно задокументированы в книгах «Распродажа века» (2000) Христи Фриланд, которая в 1990-х годах была московским корреспондентом Financial Times, а позже стала министром иностранных дел Канады, и «Олигархи» (2001) Дэвида Хоффмана. Все шестеро крупных игроков 1990-х, описанных Хоффманом, впали в немилость, в результате чего были вынуждены бежать из страны и лишились своих денег[20]. Михаил Ходорковский, за судьбой которого пристально следила Фриланд, на рубеже веков стал самым богатым человеком России, но в 2003 году был арестован и десять лет провел в заключении[21].

Между тем Путин взялся за укрепление своей власти, опираясь на силовиков – так в России называют сотрудников государственных силовых структур[22], включая армию и службы безопасности[23]. Консолидация власти в руках бывших силовиков привела к тому, что открылись новые пути к обретению богатства. Например, теперь можно было разбогатеть, войдя в топ-менеджмент государственных компаний. Кроме того, ряды тех, кто в 1990-е годы обогатился на нефти, газе, угле, металлах и банковском деле, пополнили новички, заработавшие капиталы в сфере финансов, информационных технологий, недвижимости и розничной торговли[24].

Первые годы президентства Путина совпали с нефтяным бумом. Мощный экономический рост перетасовал состав крупнейших российских бизнес-игроков и породил среди нуворишей 2000-х годов всплеск новой гламурной культуры. Эта культура, а также сопровождавший ее удручающий этический вакуум привлекали внимание многих кинематографистов, писателей и журналистов[25]. Журналист Михаил Зыгарь назвал эти годы самым странным периодом в истории России, десятилетием денежного пиршества, когда богатые утопали в деньгах благодаря высоким ценам на нефть и безоглядно транжирили их на самые большие яхты, самые роскошные вечеринки и самые огромные особняки. Они активно осваивали Лазурный Берег и горнолыжный курорт Куршевель во французских Альпах, куда летали на частных самолетах, иногда всего на один вечер[26].

В период нефтяного бума 2000-х годов российское общество перешло от массовой бедности к массовой малообеспеченности[27]. В то же время богатство, сосредоточенное в руках состоятельного класса, росло намного быстрее, чем благосостояние всего остального населения. Таким образом, это десятилетие было ознаменовано существенным ростом неравенства, которое еще больше усугубилось с началом экономического кризиса 2008 года[28]. По росту этого показателя Россия опередила другие крупные страны с развивающейся экономикой, такие как Бразилия, Индия, Индонезия и Южная Африка. В 2013 году банк Credit Suisse назвал Россию страной с самым высоким уровнем экономического неравенства в мире, за исключением малых государств Карибского бассейна с их резидентами-миллиардерами[29]. В своем докладе за 2014 год исследователи Credit Suisse рассматривали возможность выделения России в отдельную категорию, поскольку неравномерность распределения богатства в стране достигла таких экстремальных значений, что этот показатель начал искажать глобальную статистику[30].

Очередной экономический кризис 2014 года еще больше расширил пропасть между богатыми и бедными в России. Падение цен на нефть и обвал обменного курса рубля уничтожили бо́льшую часть того прироста уровня жизни простых россиян, который был достигнут в начале 2000-х[31]. В отличие от них, их богатые соотечественники почти не почувствовали на себе последствий экономического кризиса 2014 года. Хотя число долларовых миллиардеров сократилось со 117 в 2013 году до 88 в 2015 году, это было связано главным образом с девальвацией рубля. К 2017 году рубль укрепился, и число миллиардеров снова выросло до 96, а в 2021 году достигло 123 – правда, в 2022 году, после начала кризиса, вызванного военной операцией в Украине, вновь снизилось до 88[32].

Таким образом, всего за два десятилетия Россия превратилась из страны с довольно низкой степенью имущественного расслоения, особенно по сравнению с капиталистическим Западом, в страну с самым высоким неравенством доходов в мире; по мнению Фриланд, даже при царизме разрыв между бедными и богатыми не был так велик[33].

Мы довольно хорошо осведомлены о бизнесе большинства российских миллиардеров[34], однако ученые явно отстают от журналистов, писателей и режиссеров в том, что касается изучения жизни российской элиты за пределами ее наиболее заметной активности в политике и бизнесе. К 2017 году обозначился очевидный пробел в академических исследованиях того, что представляет собой российский богатый класс, как он изменился по сравнению с девяностыми, а также каким образом колоссальное экономическое неравенство, присущее российскому обществу, отражается на используемых им индивидуальных и коллективных стратегиях легитимации. За исключением нескольких исследований, проведенных российскими учеными, на сегодня практически нет научных публикаций, касающихся семейных отношений, образа жизни и идентичности нового российского высшего класса[35]. В тех немногих случаях, когда западные ученые исследовали какие-либо из этих аспектов – например, одна из научных работ была посвящена гламурной культуре 2000-х, – они опирались на анализ информации из СМИ, а не взаимодействовали с субъектами напрямую[36].

Подобное отставание академической науки объясняется рядом исторических причин. Во-первых, в послевоенный период в социальных науках закрепилась глобальная тенденция ставить под сомнение само понятие социального класса. Во-вторых, когда концепт класса был наконец возрожден, его начали считать в целом неприменимым к постсоветскому российскому обществу[37]. В-третьих, когда академические сообщества в США и Западной Европе обращались к изучению проблем власти в России, в этой области доминировали советологи и кремлеведы, которые традиционно концентрировались на политических элитах, находящихся у власти или приближенных к ней[38]. Все остальное, связанное с российским высшим классом – его социальные и культурные характеристики, взгляды на богатство и неравенство, совокупность представлений и практик, определяющих воспроизводство элиты, – оставалось за рамками академического интереса.

Социологические исследования богатых

В то время как в исследованиях российского общества сформировалось очевидное слепое пятно, в других странах высшие классы и их образ жизни, напротив, всегда привлекали внимание социологов. Одним из тех, кто заложил интеллектуальные основы для такого устойчивого социологического интереса к элитам, был американский экономист и социолог Торстейн Веблен, изучавший новый социальный слой богатых американцев в конце XIX века[39]. В отличие от привилегированных классов предыдущих времен, которые демонстрировали свои статус и богатство, дистанцируясь от любого труда, новому высшему классу в индустриальном обществе была свойственна специфическая смесь предприимчивости и праздности. Под последней имеется в виду, что новые американские богачи предавались, по Веблену, «демонстративному потреблению» и «демонстративному досугу», причем мужская часть элиты зачастую делала это опосредованно, через своих жен и любовниц.

Идея демонстрации богатства через женщин была проработана коллегой Веблена, социологом и экономистом Вернером Зомбартом, в эссе «Роскошь и капитализм». Зомбарт утверждал, что элита выражает свою обособленность, демонстрируя утонченную роскошь, которая предстает в виде изысканных товаров высшего качества, например еды и одежды[40]. Примерно в то же время, в начале XX века, немецкий философ и социолог Георг Зиммель, изучавший природу социального взаимодействия и индивидуализации в современном мире, разработал теорию моды[41]. Он утверждал, что мода служит средством отождествления себя с другими людьми и одновременно отгораживания себя от них. Новые стили потребления, как правило, продвигают те, кто находится на верхних ступенях социальной лестницы, чуть ниже самой ее верхушки. Затем их мода спускается вниз по ступенькам статусной иерархии, по ходу этого обесцениваясь и вульгаризируясь.

Более известный современник Зиммеля и Зомбарта Макс Вебер, также социолог, разработал собственную теорию стратификации[42]. Исследуя немецкое общество и его социальную структуру, он выделил класс, статус и власть как основные компоненты общественных страт. Он также ввел в научный дискурс такие понятия, как социальный престиж и популярность, поскольку то и другое потенциально увеличивает способность человека подниматься по социальной лестнице и оказывать влияние на общество. Вебер также утверждал, что частная сфера – круги общения, семья и социальная жизнь – имеет решающее значение для воспроизводства социального класса из поколения в поколение.

Многие ученые взяли идеи Вебера за основу своих исследований. Наиболее видным среди них стал американский обществовед и теоретик социальных конфликтов Чарльз Райт Миллс, чей социологический труд «Властвующая элита», изданный в 1956 году, задал тон большей части послевоенных исследований элит. Миллс рассматривал элиту США как устойчивую и сплоченную группу, члены которой в значительной мере зависят друг от друга. Эта группа происходит из социально признанного высшего слоя трех главенствующих сфер жизни общества: экономической, политической и военной. Миллс, как и Вебер, придавал большое значение социальному взаимодействию внутри изучаемой им группы. По его мнению, то, как часто люди контактируют между собой и насколько свободно и беспрепятственно вступают в брак, является важным индикатором принадлежности к определенному социальному классу[43]. Несмотря на название книги, почти две трети своей работы Миллс посвятил анализу не столько властвующей элиты (самой верхушки общества), сколько высшего класса или класса собственников в более широком смысле.

Подход Миллса к изучению высшего класса был использован во многих последующих исследованиях. Главным продолжателем его традиции стал Уильям Домхофф, который отошел от тоннельной фокусировки на правящей элите и включил в свой анализ топ-менеджеров и высокопоставленных сотрудников крупных корпораций и других частных институтов, то есть 1 % американцев, которые в начале 1990-х годов владели более чем третью всего богатства в США. Другие американские ученые сосредоточились на частных аспектах этой темы: например, Сьюзен Острандер исследовала женщин высшего класса в конце 1970-х и начале 1980-х годов (см. главу 6), а Фрэнси Островер изучила мотивы участия богатых в филантропии (см. главу 5) и пришла к выводу, что элиты используют культуру, чтобы отделить себя от других и отстоять свой статус.

Послевоенный бум 1947–1973 годов – «золотой век капитализма», как назвал его Эрик Хобсбаум, – привел к серьезному повышению уровня жизни на Западе[44]. На этом фоне изучение элит и высших слоев общества отошло для западных социологов на второй план. Они переключились на другие темы, такие как социальный активизм, гендер и этничность. Одним из немногих, кто в тот период продолжил изучение элитарной культуры, был французский социолог Пьер Бурдьё. Его исследования с начала 1960-х годов касались неэкономических аспектов воспроизводства класса, для обозначения которых он ввел понятия различных видов капитала: экономического, культурного, социального и символического (сюда входят образование, культурный багаж, неформальные социальные связи и политическое влияние). По мнению Бурдьё, основное преимущество принадлежности к привилегированному социальному классу состоит в возможности избавиться от давления экономической необходимости. Господствующие классы обладают тем, что считается ими культурой и знаниями высшего порядка. Кроме того, они имеют власть, позволяющую навязывать свои представления о хорошем вкусе низшим классам. Следовательно, преимущество детей из высших классов состоит в том, что, социализируясь в доминирующей культуре, они с детства усваивают «правильные» знания и навыки[45].

Исследования Бурдьё возродили интерес к высшим классам среди западноевропейских и американских социологов, которые обеспечили его идеям дальнейшее развитие. Мишель Ламон проанализировала, как представители американского и французского высшего среднего класса проводят символические различия между собой и другими, используя культуру как ресурс, позволяющий им распознавать друг друга[46]. Шеймус Хан, взяв в качестве примера Сент-Пол, одну из самых престижных американских школ-пансионов, расположенных в штате Нью-Хэмпшир, показал, как элитные учебные заведения помогают воспитанникам обосновывать свое право на высокое социальное положение, убеждая их, что они талантливы и успешны только благодаря своим способностям и усердной работе.

Намеренно пренебрегая факторами социальных связей или влиятельных институтов, таких как мощные семейные династии, подобные школы по сути скрывают от воспитанников системное неравенство, которое сами и помогают воспроизводить[47]. Основываясь на эмпирическом исследовании состоятельных нью-йоркских семей, Рэйчел Шерман выявила стратегии, которые используют богатые родители, чтобы сгладить влияние привилегированных условий на воспитание детей, а также методы, к которым они прибегают, чтобы вырастить детей «хорошими людьми». Причем эти процессы, как подчеркивается в ее работах, служат легитимации как их самих, так и их потомства[48]. Михаэль Хартманн тщательно изучил немецкую элиту, включая такие аспекты, как ее деловая активность, нравы и поведение, выбор образования; сравнив ее с элитами других стран, он поставил под сомнение существование подлинной транснациональной элиты[49]. Жан-Паскаль Дало сравнил способы, посредством которых элита публично выражает себя в разных культурах и в разные эпохи, в том числе в таких непохожих обществах, как Норвегия и Нигерия. В отличие от Бурдьё, чья концепция социального различения фокусируется на естественном и не привлекающем к себе внимания выражении превосходства доминирующих классов, Дало включил в свой сравнительный анализ демонстративные формы. Такой расширенный подход делает его изыскания очень полезными для российского контекста[50].

Середина 2010-х годов ознаменовалась подъемом интереса к элитам. В частности, он был вызван тем фактом, что финансовый кризис 2008 года, вопреки ожиданиям, не сократил социальное неравенство, но, напротив, привел к тому, что быстро оправившиеся от него богатые сделали свою долю экономического пирога еще более внушительной. В революционном труде «Капитал в XXI веке», опубликованном в 2013-м, французский экономист Тома Пикетти показал, что сверхбогатые люди выступают главным генератором неравенства и что даже между ними перепады в уровнях богатства становятся все резче[51]. Это подтвердил и британский социолог Майк Сэвидж, который указал на наличие впечатляющего экономического неравенства в верхнем 1 % самых богатых людей[52].

Некоторые принципы Сэвиджа вполне подходят и для анализа российских богачей[53]. Во-первых, Сэвидж указывает на то, что верхний 1 % гораздо более неоднороден по уровню доходов, чем любая другая группа населения. Это особенно верно в отношении России. Во-вторых, Сэвидж считает, что социологический анализ должен идти рука об руку с историческим. Действительно, такой комплексный подход полезен для понимания специфических черт новой российской буржуазии, обусловленных ее необычным происхождением. В-третьих, Сэвидж утверждает, что сегодня накопленное богатство и его наследование являются более важными факторами формирования социальных классов, чем функционально-позиционные обстоятельства, позволяющие преодолевать классовые границы. Именно это мы можем наблюдать в современной России, где дети богатых не участвуют в создании богатства. В-четвертых, вслед за Бурдьё Сэвидж подчеркивает взаимную связанность различных форм капитала и возможность превращения одной формы в другие. Так, богатые русские в последние годы активно используют свой экономический капитал, чтобы утвердиться в других сферах помимо бизнеса и перейти к новому образу жизни, не сфокусированному исключительно на экономической деятельности[54].

Недавние социологические исследования элит, проведенные на Западе в русле традиций Вебера, Веблена и Бурдьё, не включали в свою эмпирическую базу российский высший класс. Это вполне объяснимо: хаотичные условия, в которых происходило формирование российской элиты в 1990-е годы, не вписываются в теоретические модели, разработанные на основе западного опыта в контексте более раннего XX века. Однако стабилизация ситуации с началом 2000-х годов устранила это несоответствие и направила эволюцию российской элиты по типовым рельсам, что делает ее анализ, сфокусированный на культурных и социальных аспектах классового доминирования, своевременным и актуальным.

Российская буржуазия

В академической литературе, посвященной элитам, можно встретить разные наборы терминов и понятий, которые отражают разнообразие теорий, стоящих за данной терминологией. Одни исследования фокусируются на экономических активах, то есть на элите как богатом классе (соответственно, в них часто используются такие префиксы, как «супер-», «сверх-», «гипер-», «мега-»). Другие изучают элиту или элиты (последние иногда определяются как функциональные или позиционные элиты) в качестве правящего или высшего класса, фокусируясь на исследовании политических, социальных и культурных ресурсов тех, кто составляет верхи общества. Именно к этой категории можно отнести концепцию доминирующего класса Бурдьё. Существуют и другие термины, которые применяются исключительно в современном российском контексте: «новые русские», олигархи, друзья Путина, денежный класс. Все они вполне допустимы в зависимости от научных целей, которые ставят перед собой ученые, однако в контексте данного исследования ни один из них не подходит полностью.

Цель, которую я ставила перед собой, предполагает изучение социальной эволюции высших слоев российского общества в условиях политической и экономической стабилизации, наступившей после хаоса 1990-х годов. Поскольку эта эволюция характеризуется переходом от соперничества индивидов и кланов к более когерентному социальному классу, я, выбирая рамочную концепцию исследования, остановилась на термине «буржуазия». На выбор ключевого понятия повлияли те соображения, что, будучи вполне устоявшимся, оно добавит работе эвристической силы, упростит анализ сходств и различий между соответствующими классами в России и в других странах, а также облегчит историческое сравнение[55].

Еще в 1840-х годах Карл Маркс, как известно, утверждал, что идеи господствующего класса в каждую эпоху оказываются господствующими идеями[56]. Его аргумент состоял в том, что, хотя философско-правовой дискурс обладает определенной автономией, со временем он перестраивается в контексте новых социально-экономических отношений. Но Маркс не стал углубляться в социологию, поскольку буржуазия интересовала его главным образом с экономической точки зрения. Важный социологический компонент добавил во второй половине XX века Пьер Бурдьё: его концепт доминирующего класса во многом сходен с понятием господствующего класса у Маркса, однако французский социолог сместил акцент на значимость культурных и социальных ресурсов, задействованных в классовом становлении[57]