Связанные местью бесплатное чтение

Кора Рейли
Связанные местью

ПРОЛОГ

ГРОУЛ

Широко раскрытые глаза.

Приоткрытые губы.

Раскрасневшиеся щеки.

Бледная кожа.

Она была похожа на фарфоровую куклу: большие голубые глаза, волосы цвета шоколада и кремово — белая кожа; хрупкая красота, то, к чему он не должен был прикасаться своими грубыми, покрытыми шрамами руками.

Его пальцы нашли её запястье; её пульс трепетал словно птица.

Она пыталась бороться, пыталась быть храброй, пыталась причинить ему боль, возможно, даже убить. Неужели она действительно надеялась на успех?

Надежда; она делала людей глупыми, заставляла их верить во что-то за пределами реальности.

Он давно избавился от привычки надеяться. Он знал, на что способен.

Она надеялась, что сможет убить его.

Он знал, что может её убить, в этом не было сомнений.

Его рука скользнула по нежной коже её горла, затем его пальцы обхватили его.

Её зрачки расширились, но давить он не стал. Её пульс бился о его грубую ладонь. Он был охотником, а она молитвой. Конец был неизбежен. Он пришел забрать свой приз. Вот почему Фальконе отдал её ему.

Гроулу нравились вещи, которые причиняли боль. Ему нравилось причинять боль в ответ. Возможно, он даже полюбил бы это; если бы был способен на такие эмоции.

Он наклонился, пока его нос не оказался в дюйме от кожи под её ухом, и вдохнул. От неё пахло цветами с примесью пота. Страхом. Ему показалось, что он тоже так пахнет. Он не мог сопротивляться, ему и не нужно было, никогда, не с ней. Его. Она принадлежала ему.

Он прижался губами к её горячей коже.

Её пульс гудел под его губами в том месте, где он целовал её шею. Паника и ужас выбивали отчаянный ритм под её кожей. И это сделало его чертовски твёрдым.

Её глаза искали его, надеясь — всё еще надеясь, глупая девчонка — и умоляя о пощаде. Она не знала его, понятия не имела, что та его часть, которая не была рождена монстром, давно умерла. Милосердие было самой далекой из его мыслей, когда его глаза клеймили её тело.

ГЛАВА 1

КАРА

Когда я впервые его встретила, он был под прикрытием, одет в стильный черный костюм, пытаясь выглядеть, как один из нас.

Но в то время как слои тонкой ткани покрывали его многочисленные татуировки, они не могли скрыть его истинную природу.

Она просвечивала насквозь, опасная и пугающая. Тогда я ни за чтобы не подумала, что узнаю его и монстра внутри него лучше, чем кого-либо другого, и что это перевернет всю мою жизнь с ног на голову. Что это изменит всё мое существо до самой глубины души.

— Не могу поверить, что они позволили тебе отправиться с ними, — пробормотала Талия.

Я отвернулась от зеркала и посмотрела на неё.

Она сидела, скрестив ноги, на моем стуле, одетая в поношенные спортивные штаны, её длинные каштановые волосы были собраны в пучок на макушке. Её серая футболка была выцветшей, усеяна дырками и пятнами, которые довели бы нашу мать до белого каления.

Талия мрачно улыбнулась, проследив за моим взглядом.

— Знаешь, не то чтобы мне было необходимо для кого-то наряжаться.

— Есть разница между тем, чтобы не наряжаться, и тем, что делаешь ты, — сказала я с оттенком неодобрения.

На самом деле я не злилась на сестру за то, что она носила свою самую поношенную одежду, но знала, что её целью было разозлить маму, учитывая склонность нашей матери к перфекционизму и чрезмерной реакции.

Я действительно не хотела, чтобы незадолго до начала бала её настроение испортилось. Страдать придется мне, потому что к отцу вопросов не было, когда речь заходила о том, чтобы стать излюбленной мишенью матери.

У мамы была склонность воспринимать на свой счёт, если мы с Талией были не идеальны.

— Я выражаю свою точку зрения, — сказала Талия и чуть пожала плечами.

Я вздохнула.

— Нет, ты ведешь себя мелочно и по-детски.

— Я ребёнок, слишком юная для светского приема в особняке Фальконе, — нараспев произнесла Талия, старательно имитируя упрек матери.

— Это мероприятие для взрослых. Большинству людей будет за восемнадцать или намного больше. Мама права. Тебе не с кем будет поговорить, и кто-то должен будет присматривать за тобой всю ночь.

— Мне пятнадцать, а не шесть. А ты всего на четыре года старше меня, так что не веди себя так по-взрослому, — возмущенно сказала она, оттолкнувшись от стула, заставив его раскрутиться вокруг себя, и, пошатываясь, направилась ко мне. Она посмотрела мне прямо в глаза, вызов был очевиден. — Ты, наверняка, сказала маме, чтобы она не брала меня с собой, потому что опасаешься, что именно тебе придется следить за мной, и что я поставлю тебя в неловкое положение перед твоими идеальными подружками.

Я нахмурилась.

— Ты ведешь себя нелепо.

Но при словах Талии во мне промелькнуло чувство вины. Я не умоляла маму оставить Талию дома, но и не очень-то боролась, за то, чтобы сестра присоединилась к нам.

Талия была права. Я боялась, что застряну с ней на весь вечер. Мои подруги терпели её, когда мы встречались дома, но то, что их увидели бы с девочкой на четыре года младше, на официальном мероприятии, их бы не устроило.

Вечер у Фальконе всегда означал шанс встретить подходящую пару, а необходимость нянчиться с сестрой твоей подруги на самом деле не помогала в этом начинании. Я хотела, чтобы эта ночь была особенной.

Что-то из моих мыслей, должно быть, отразилось на лице, потому что Талия усмехнулась.

— Так я и знала.

Она повернулась на пятках и вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что я не могла не поморщиться.

Я выдохнула, затем повернулась к своему отражению, в последний раз проверяя макияж и прическу.

Я пересмотрела бесчисленные уроки бьюти — блоггеров, чтобы убедиться, что правильно сделала смоки айс. Всё должно быть идеально. Мать была суровым критиком, но Триш и Анастасия ещё хуже.

Они бы заметили, если я подобрала цвет теней не подходящий к платью или что моя рука дрожала, когда я держала карандаш для глаз, но их пристальный взгляд сделал мои приготовления тщательными. Именно из-за них я никогда не расслаблялась. Для этого и нужны были друзья.

Платье у меня было тёмно-зеленое, а тени на веках чуть светлее. Идеально.

В последний раз я проверила ногти на наличие трещин, но и они тоже выглядели безупречно в своем тёмно-зелёном оттенке.

Несколько раз я пригладила платье, пока не осталась довольна тем, как подол касался моих коленей, затем вновь поправила волосы, чтоб наверняка, повернувшись, посмотрела на месте ли заколки, удерживающие мои светло-каштановые волосы.

— Кара, ты готова? Нам нужно выходить, — крикнула мама снизу.

Я посмотрела на своё отражение, снова разгладила платье, оглядела колготки и, наконец, заставила себя выбежать из комнаты, пока мама не потеряла терпение.

Будь у меня время, я могла бы часами проверять свой наряд на возможные ошибки.

Когда я спустилась вниз, мама стояла в дверях, впуская в дом прохладный осенний воздух.

Она посмотрела на свои золотые часы, но, заметив меня, схватила свое любимое зимнее пальто, великолепную вещь, которая стоила жизни многим горностаям, и надела его поверх своего длинного платья.

Несмотря на то, что ноябрь в Лас-Вегасе выдался необычно холодным, шуба была совершенно излишней, но так как мама купила её много лет назад в России и любила её, она воспользовалась бы любой возможностью, чтобы её надеть, независимо от того, насколько неуместно это было.

Я подошла к ней, не обращая внимания на Талию, которая с надутым лицом прислонилась к перилам лестницы.

Мне было жаль её, но я не хотела, чтобы кто-нибудь или что-нибудь испортило мне этот вечер.

Отец и мать почти никогда не разрешали мне посещать вечеринки, и сегодняшний вечер был самым большим событием года в наших социальных кругах. Все, кто стремился стать кем-то в Лас-Вегасе, пытались получить приглашение на празднование Дня Благодарения у Фальконе.

Это был мой первый год посещения. Триш и Анастасии посчастливилось быть там и в прошлом году, и если бы отец не запретил мне ехать, я бы тоже поехала. Я чувствовала себя маленькой и покинутой всякий раз, когда Триш и Анастасия говорили о вечеринке в предыдущие недели и после, они делали это безостановочно, вероятно, потому, что это давало им возможность позлорадствовать.

— Передай Триш и Анастасии наилучшие пожелания, а Козимо поцелуй от меня, — сладко сказала Талия.

Я покраснела. Козимо. Он тоже будет там. Я встречалась с ним только дважды, и наши отношения были более чем неловкими.

— Талия, выбрось эти ужасные тряпки в мусорное ведро. Чтобы к нашему приезду их в доме не было.

Талия упрямо вздернула подбородок, но даже с другого конца комнаты я заметила в её глазах слёзы.

Меня снова затопило чувство вины, но я осталась приклеенной к входной двери. Мама заколебалась, будто тоже поняла, как больно Талии.

— Может, в следующем году тебе позволят поехать с нами.

Она произнесла это так, словно не она принимала решение не брать Талию. Хотя, если уж быть честной, на самом деле я не была уверена, что Фальконе будет очень счастлив, если люди начнут приводить своих младших детей, учитывая, что Фальконе не был известен своей терпеливостью или семейными чувствами. Даже его собственных детей отправили в школу-интернат в Швейцарии и Англии, чтобы они не действовали ему на нервы. По крайней мере, если верить слухам.

— Надень пальто, — сказала мама.

Я схватила пальто без меха и последовала за мамой из дома. Закрывая дверь, я не оглянулась на Талию.

Отец уже ждал нас на водительском сидении чёрного Мерседеса.

Позади нас была ещё одна машина с телохранителями. Интересно, каково живётся людям, за которыми не следят?

Мама распахнула пальто пошире. Я хотела сказать ей, что это Вегас, а не Россия. Но если она предпочитает париться в шубе, то это её проблема. Нет боли — нет выгоды, подумала я. Годы занятий балетом научили меня этому.

Мама опустилась на пассажирское сиденье, а я скользнула на заднее.

Я ещё раз быстро осмотрела свои колготки, но они были безупречны. Думаю, бренды должны оставлять предупреждение на упаковках колготок, например: «Только чтобы стоять, двигаться запрещено», учитывая, как легко было поставить зацепку, не делая ничего, кроме ходьбы. Вот почему я, на всякий случай, сунула в сумочку две новых пары колготок.

— Пристегнись, — сказал отец.

Мать наклонилась и погладила его лысую голову салфеткой, протерев собравшиеся там капли пота.

Не помню, чтобы у отца когда-нибудь росли волосы.

— Кара, — сказал отец с ноткой раздражения в голосе.

Я быстро пристегнулась, и он направил машину с нашей подъездной дорожки.

— У нас с Козимо был короткий разговор сегодня днём, — сказал он, как ни в чем не бывало.

— О? — сказала я.

В животе образовался узел беспокойства. Что, если Козимо передумал? А если нет? Я не была уверена, что именно послужило причиной тому, что мой желудок так сильно сжался.

Я заставила себя принять нейтральное выражение лица, заметив, что мама наблюдает за мной через плечо.

— Что он сказал? — спросила я.

— Он предложил жениться на тебе следующим летом.

Я сглотнула.

— Так скоро?

Отец слегка нахмурился, но мать заговорила первой.

— Тебе девятнадцать, Кара. Следующим летом исполнится двадцать. Хороший возраст, чтобы стать женой и матерью.

У меня закружилась голова.

Я могла каким-то образом представить себя чьей-то женой, но я чувствовала себя слишком молодой, чтобы стать матерью. Когда у меня будет шанс стать самой собой? Понять, кто я на самом деле и кем хочу быть?

— Козимо порядочный человек, и таких, как он нелегко найти, — сказал отец. — Он ответственный, и на протяжении почти пяти лет является финансовым консультантом Фальконе. Он очень умён.

— Знаю, — тихо сказала я.

Козимо был неплохим кандидатом, по любым стандартам. Он даже выглядел неплохо. Просто не было того трепета, на который я надеялась встретив парня, за которого должна была выйти замуж.

Возможно, сегодня вечером.

Разве такие случаи, как вечеринка, не были идеальным местом для поиска кого-то? Мне просто нужно быть открытой для такой возможности.

* * *

Через пятнадцать минут мы въехали в особняк Фальконе и двигались ещё две минуты, пока подъездная дорожка не привела нас к величественному дворцу и огромному фонтану перед ним.

Из римских статуй текла синяя, красная и белая вода. Очевидно, эту статую для Фальконе создал итальянский каменщик. Стоило, наверное, больше, чем машина отца. Одна из многих причин, почему мне не нравился Фальконе. Судя по рассказам отца, он был садистским хвастуном.

Я была рада, что моя семья находились с ним в хороших отношениях. Никто не желал, чтобы Фальконе был их врагом.

Куда ни глянь, везде стояли дорогие машины. Судя по количеству гостей, мне стало интересно, как все они поместятся в доме, не наступая друг другу на ноги. Несколько посыльных бросились к машине, как только мы остановилась, и открыли перед нами двери.

Красный ковер вёл вверх по лестнице и через парадную дверь.

Я покачала головой, но быстро остановилась под взглядом матери. Она и отец заставили меня встать между ними, когда мы направились к входной двери. Там нас ждал другой служащий с профессиональной фирменной улыбкой на лице.

Ни Фальконе, ни его жены нигде не было видно. Почему я не удивлена?

Вестибюль был больше, чем я когда-либо видела. Мириады хрустальных фигур всех размеров стояли вдоль стен, а несколько огромных портретов Фальконе и его жены украшали высокие стены.

— Будь вежливой, — прошептала мама, когда нас повели к двойным дверям, ведущим в бальный зал с хрустальными люстрами и высокими столами, окаймляющими танцпол.

Вдоль одной стены тянулся длинный стол с канапе, грудами лангустинов и омаров, мисками с колотым льдом, на которых лежали самые большие устрицы, каких я когда-либо видела, жестяные банки с осетровой икрой и всеми роскошными блюдами, какие я только могла себе представить.

Служащий извинился, как только мы вошли в бальный зал, и помчался к следующим гостям.

Оказавшись внутри, я скользнула взглядом по гостям, ища моих подруг.

Мне не терпелось присоединиться к ним и позволить родителям самим искать себе компанию, но мама не дала мне такой возможности.

Она слегка коснулась моего предплечья и прошептала мне на ухо.

— Веди себя, наилучшим образом. Сначала мы должны поблагодарить мистера Фальконе за приглашение.

Я посмотрела мимо неё туда, где отец уже разговаривал с высоким черноволосым мужчиной.

Отец сгорбил плечи, будто пытался поклониться боссу, не кланяясь.

Это зрелище оставило во рту горький привкус. С маминой ладонью на своей пояснице, я подкралась поближе к отцу и его боссу.

Мы остановились в нескольких шагах позади них, ожидая, когда они повернутся к нам.

Темные глаза Фальконе нашли меня прежде, чем отец заметил наше присутствие. От холода у меня по спине побежали мурашки. Его яркая белая рубашка и черный галстук-бабочка делали его ещё более пугающим, учитывая, что, как правило, галстуки-бабочки делали их владельцев забавными.

Обменявшись несколькими ничего не значащими любезностями, меня, наконец, отпустили, и я бросилась к одному из официантов, державшему на ладони поднос с бокалами шампанского.

Он был одет в белый смокинг и белые, начищенные до блеска, ботинки. По крайней мере, их легко было заметить.

Один из наших телохранителей следовал в нескольких шагах позади меня, когда я отошла от родителей, а другой встал на краю собравшихся гостей и следил за моими родителями.

Я удивилась, зачем нам вообще понадобилась охрана на вечеринке наших предполагаемых друзей. Я отогнала эту мысль, желая насладиться сегодняшним вечером, и взяла бокал шампанского с быстрой благодарностью, затем сделала большой глоток колючей жидкости, морщась от терпкого вкуса.

— Как ты можешь делать такое лицо, когда пьешь Дом Периньон, лучший напиток в мире, — сказала Триш, объявившись передо мной из ниоткуда, и хватая бокал шампанского для себя.

— Это вода царей, — нараспев произнесла Анастасия, что нервировало меня, так как я не была уверена, шутит она или говорит правду.

— Пытаюсь привыкнуть, — призналась я, убирая бокал ото рта.

Алкоголь начал творить своё волшебство, и я была благодарна за это после короткого разговора с Фальконе.

Обе мои подруги были стильными до совершенства. Анастасия в серебристом платье в пол и Триш в светло-зеленом коктейльном платье до колен.

Не то чтобы я ожидала от них чего-то меньшего. Они подробно рассказали мне о поездке по магазинам за новыми платьями для этого случая.

Конечно, мне не позволили поехать с ними, несмотря на все мои попытки убедить родителей. Вместо этого мать заставила меня надеть платье, купленное на Рождество в прошлом году. Единственным моим утешением было то, что никто, кроме моей семьи, не видел меня в нём, так что я не была смущена перед подругами.

— Слышала, это уже вошло в привычку, — задумчиво добавила Триш.

Она сделала маленький глоток из своего бокала, выражение её лица стало блаженным.

— Полагаю, я всегда питала слабость к Дом Периньон, и за последний год у меня было достаточно возможностей привыкнуть к нему, а в будущем я намерена пить его ещё чаще.

Они с Анастасией рассмеялись, а я снова прокляла родителей за их опеку надо мной.

Если Триш и Анастасия могли противостоять предполагаемым опасностям нашего мира, то и я тоже.

Триш одарила меня дразнящей улыбкой и обняла одной рукой, стараясь не испортить ни прическу, ни макияж.

Анастасия только улыбнулась. Её лиф был шедевром из жемчуга и вышивки.

— Боюсь, что зацеплюсь, если мы обнимемся, — сказала она извиняющимся тоном.

— Разумно, — сказала я, делая ещё один глоток из своего бокала и заставляя своё лицо выражать восторг вместо отвращения от вкуса напитка.

Я знала, что для большинства людей это шампанское было вершиной их фантазий, но я просто не могла наслаждаться им. Мне придётся приложить усилия, если я не хочу снова увидеть жалостливое выражение лица Анастасии.

— Одна из твоих шпилек болтается, — сказала она.

Моя свободная рука взлетела к тому месту, куда она смотрела, и я попыталась найти шпильку, прежде чем она испортит мою прическу.

Другие гости и без того бросали взгляды в мою сторону, так как это был мой дебют на вечеринке. Я не могла рисковать и выглядеть менее чем безупречно.

— Позволь мне, — сказала Триш и просто отодвинула шпильку на несколько дюймов назад. — Всё. Сделано.

Её улыбка была доброй.

И это всё? По реакции Анастасии можно было подумать, что я совершила непростительный модный грех.

— Сегодня выбор хороший, — сказала Анастасия.

Её взгляд задержался на группе мужчин напротив нас, давая понять, что она говорила не о закусках.

Мужчины в центре её внимания были, как минимум, лет на десять старше нас, и когда я осмотрела остальную часть комнаты, поняла, что мы являлись самыми молодыми гостями.

Большинство присутствующих работали на Фальконе. Это была вечеринка для своих подданных; я сомневалась, что у него есть друзья. Такие люди, как он, не могут позволить себе такую роскошь.

— Но, конечно, теперь, когда ты помолвлена с Козимо, ты больше не можешь смотреть на других мужчин, — продолжала Анастасия, возвращая меня к реальности.

Я не знала, что на это ответить.

Её голос звучал странно. Она ревновала? Отец, вероятно, уже подыскивает ей подходящую пару, так что скоро она тоже будет помолвлена.

— Мы все скоро выйдем замуж, — сказала я успокаивающим тоном.

— Ты заполучила самого высокопоставленного холостяка, это точно, — сказала она с натянутой улыбкой. Потом рассмеялась и чокнулась со мной бокалом. — Шучу, не смотри так удивлённо.

Я с облегчением рассмеялась.

Мне действительно не хотелось биться с Анастасией из-за Козимо. У всех нас будет хорошая партия для замужества.

Заиграла музыка, и я сделала ещё глоток. Я начала расслабляться благодаря алкоголю, распространяющемуся по моей крови, и почти не обращала внимания на случайные любопытные взгляды других гостей. На следующей вечеринке я уже буду одной из них, а в центре внимания будет кто-то другой.

Триш постукивала ногой по деревянному полу в такт песне и напевала, прежде чем Анастасия бросила на неё взгляд.

Мне пришлось подавить смех.

Динамика между ними, временами, была нелепой. К моему удивлению, я поняла, что даже мой телохранитель исчез из поля зрения, предоставляя мне время с моими подругами. Медленно, но верно, этот вечер становился всё лучше.

Я знала, что Талия устроит мне взбучку, когда я вернусь сегодня вечером, но наши родители были правы, утверждая, что она слишком молода для светского мероприятия в доме Фальконе.

Конечно, я не скажу ей этого снова. Будет достаточно трудно заставить её простить меня, хотя несколько пикантных слухов, вероятно, её успокоят. Не то чтобы я являлась опытной светской львицей. Мне придется положиться на Триш и Анастасию.

Во мне поднялась обида на отца. Возможно поэтому, он отказывался брать меня на светские мероприятия, потому что думал, что я поставлю его в неловкое положение перед боссом. Я несколько раз слышала, как он рассказывал матери, каким ужасным и жестоким был Фальконе, поэтому отец думал, что я могу сжаться в страхе перед этим человеком, что было смешно.

Он всё ещё был человеком, а не монстром, каким его всегда представлял отец, а даже если бы он и был таким, я очень сомневаюсь, что ему бы не понравилось видеть, как я трясусь от страха. Это, вероятно, взбудоражило бы его, будь он мужчиной, которого отец описывал.

— На мой вкус, они слегка староваты, — сказала Триш, после чего сделала ещё один глоток шампанского, возвращаясь к нашей предыдущей теме.

— Мне всё равно. Хочу, чтобы мой муж относился ко мне, как к принцессе, а мужчина постарше с большей вероятностью, оценит меня, нежели чем молодой парень, — сказала Анастасия. Она понимающе улыбнулась мне. По какой-то причине улыбка ощущалась фальшивой. — Из того, что я слышала, сделка между твоей семьей и Козимо почти завершена, так что скоро состоится твоя помолвка.

Я нахмурилась, услышав слово «сделка», когда речь зашла о замужестве с Козимо. Но, честно говоря, этот термин, возможно, лучше всего подходил для этого соглашения.

Я слегка пожала плечами, пытаясь изобразить безразличие.

Я не хотела говорить о нём сегодня вечером, тем более что эта тема, казалось, раздражала Анастасию.

— О боже, Фальконе пригласил своего монстра, — прошептала Триш, хватая меня за руку и почти заставляя пролить шампанское на её платье.

Я проследила за её широко раскрытыми карими глазами в угол комнаты, где высокий мускулистый мужчина прислонился к стене.

Он был одет в белую рубашку, плотно облегавшую его массивную грудь, чёрный костюм и чёрные туфли.

На самом деле, если принять во внимание только его наряд, он ничем не отличался от других мужчин в комнате, за исключением отсутствующего галстука. Но остальное, Господи, помилуй.

Он выглядел слишком спокойным для кого-то вроде него. Или, по крайней мере, пытался выглядеть. Никого не обманешь насчет его характера. Казалось, он исходил от него, как тёмное облако опасности. Он был почти осязаем даже издалека.

Отец упоминал о нём раз или два приглушенным голосом, но я никогда его не видела, и он определенно был не из тех, кто появляется в газетных сплетнях. Я сомневалась, что какой-нибудь журналист был настолько безумен, чтобы рисковать навлечь на себя гнев мужчины, подобного ему.

— Бастард — так его называют большинство людей, — добавила Анастасия.

Она была похожа на кошку заметившую птичку. Я знала, почему она так взволнована. Пока ничего интересного не произошло, но Анастасия, вероятно, надеялась, что это может послужить поводом для приличных сплетен.

— Какое его настоящее имя? — спросила я. Однажды я попыталась вытянуть это из мамы, но взгляд, который она бросила на меня, помешал мне спросить снова.

— Я не знаю его настоящего имени. Никто не знает. В лицо люди зовут его Гроулом^[1], а Бастардом^[2] за спиной.

Я посмотрела на них.

Серьезно? Оба имени не подходили ему. Кто-то должен знать его имя. По крайней мере, Фальконе. Он знал всё о своих подчинённых.

— Почему его так называют?

Анастасия пожала плечами, но не посмотрела в мою сторону.

— У него что-то не так с голосовыми связками после ужасного несчастного случая. Поэтому у него такой большой шрам.

С нашего места я не могла разглядеть шрам. Мы стояли слишком далеко. Я предположила, что Анастасия также узнала эту информацию из сплетен.

— Что за несчастный случай?

— Понятия не имею. Одни говорят, что это сделала русская мафия, другие говорят, что он пытался покончить с собой, потому что у него не всё в порядке с головой, но никто не знает, — тихо ответила Анастасия.

Кто мог попытаться убить себя подобным образом? И Гроул не казался парнем, который готов совершить суицид. Первая история с Братвой звучала куда правдоподобнее.

— Значит, они называют его Гроулом, потому что он так он звучит, когда говорит? — спросила я.

Анастасия едва уловила мои слова, но Триш в подтверждение кивнула.

Я не спрашивала, почему его называют Бастардом. Как раз это я объяснить могла. Люди в нашем мире недоброжелательно смотрели на детей, рожденных вне брака. Это было старомодно и смешно, но некоторые вещи никогда не изменятся. Я не знала, кто его родители. Они не могли быть высокопоставленными членами общества, это уж точно.

Я снова посмотрела на парня.

Он казался совершенно безразличным к тому, что происходило вокруг него, будто эта вечеринка была просто ещё одной его обязанностью. Но что-то подсказывало мне, что, несмотря на спокойствие, он был начеку. Сомневаюсь, что многое проходило мимо его внимания.

В руках он держал бокал шампанского, но тот был ещё полон. Элегантный хрусталь казался крошечным по сравнению с ним, и я удивилась, как он ещё не раздавил его между ладонями. Словно прочитав мои мысли, он повернул голову и уставился прямо на нас.

Триш ахнула и дернулась рядом со мной, пролив несколько капель своего напитка на дорогой деревянный пол. Она действительно не могла бы вести себя более подозрительно, даже если бы попыталась.

Через мгновение Триш и Анастасия опустили головы, разрывая зрительный контакт. Возможно, чтобы заставить его поверить, что они не следили за ним, или, может, они просто не могли вынести силу его взгляда.

Теперь я поняла, почему мои родители, и даже друзья, были так напуганы, когда говорили о нём. Даже издалека от его взгляда у меня чуть не подкосились колени.

Но не только страх заставлял моё сердце биться быстрее, было что-то близкое к возбуждению. Все равно, что наблюдать за тигром через стекло вольера и восхищаться его силой.

Только в этом случае, единственное, что удерживало его от нападения, были социальные правила, которым был обязан следовать даже такой человек, как он. Поводок, на котором его держал Фальконе, не был физическим или видимым, но, тем не менее, он был.

Интересно, что творится у него в голове? Как он чувствует себя в окружении людей, с которыми у него почти не было ничего общего? Он был одним из них, и всё же не совсем. Человек из тени, потому что никто не хотел видеть его на свету.

Когда я поняла, как долго я наблюдала, я отвела глаза, но мой пульс продолжал беспорядочно биться.

Я не была уверена, когда в последний раз чувствовала себя настолько… живой. Моя жизнь всегда шла своим чередом, но сегодняшний вечер был похож на приключение.

— Боже мой, это было жутко, — прошептала Анастасия. — Ему следовало остаться в той дыре, из которой он выполз.

Я ничего не могла сказать. Язык, казалось, прилип к небу.

— Он всё ещё смотрит? — спросила я, наконец, не отрывая глаз от пузырьков, всё ещё поднимающихся в бокале.

— Нет, он ушел, — сказала Анастасия с немалым облегчением. — Не могу поверить, что он пришёл сюда. Такие люди, как он, должны оставаться одни и не притворяться, что принадлежат нашему обществу.

Я посмотрела в угол, где он ранее стоял, но, как и сказала Анастасия, он исчез.

Почему-то меня нервировало, что я не знаю, куда он ушел. Он был одним из тех, за кем вы хотели бы следить, потому что боялись, что он может подкрасться к вам. И я могла поклясться, что всё ещё чувствовала его взгляд на своей коже.

Я вздрогнула. Паранойя обычно была не в моем стиле.

Я огляделась, но его нигде не было видно. Я стряхнула нелепое чувство, что за мной наблюдают.

Мне не стоит вести себя, как параноик. Если я опозорюсь здесь, пройдет немало времени, прежде чем меня снова пригласят. Или, что ещё хуже, Козимо решит, что я не гожусь ему в жены. Мама и папа никогда не простят мне, если это случится.

— Смотри, кто идёт, — прошептала Триш, и на какой-то смехотворный момент, от которого, моё сердце едва не остановилось, я, в самом деле, подумала, что это Гроул.

Я повернулась посмотреть, о ком она говорит, и почувствовала, как жар приливает к моим щекам.

Козимо направлялся в нашу сторону. На нём был серый двубортный костюм, темно-русые волосы были зачесаны назад, на носу были очки в тонкой оправе.

— Он похож на брокера, — тихо заметила Триш.

Он управлял деньгами Фальконе, так что это было недалеко от правды. Костюм был его второй кожей. Я никогда не видела его ни в чем другом. Это был разительный контраст с человеком, за которым я наблюдала всего несколько секунд назад.

Триш и Анастасия сделали шаг в сторону, прижимаясь друг к другу, и делая вид, что оставляют нас с Козимо наедине, что на самом деле было лишь притворством, так как я знала, что они будут подслушивать, запоминая наши слова.

Сомневаюсь, что они будут использовать их против меня. Они были моими подругами, но я не хотела рисковать.

Козимо остановился слишком близко и поднес мою руку к губам. Я чуть не закатила глаза от этого жеста, хотя небольшая часть меня наслаждалась благодарными взглядами, которыми обменялись Триш и Анастасия.

— Хочешь потанцевать? — спросил он ровным и спокойным голосом.

Это, как и костюм, всегда было одинаковым.

Однажды Триш сравнила его с хорошо смазанной машиной. Термин подходил слишком уж удачно.

Его глаза метнулись к моим подругам, но он ничего не сказал.

Я не проследила за его взглядом, опасаясь, что Анастасия будет выглядеть раздраженной. Иногда я не была уверена, что, чёрт возьми, происходит с ней.

Я позволила ему увести меня к танцполу, чувствуя любопытные взгляды моих подруг, и они были не единственными, кто наблюдал за нами.

Мои родители тоже обратили на нас внимание. Я почти съежилась от силы внимания.

«Не споткнись», — повторяла я себе снова и снова, пока мы двигались под музыку.

Пока мы танцевали рядом, я ждала трепета, хотя бы чего-то, малейшей заминки в моём пульсе, но ничего не произошло. Не то чтобы Козимо выглядел безумно влюблённым в меня. Не то чтобы для брака требовалась любовь, но всё равно было бы неплохо.

Козимо попытался завязать разговор. Погода, моё красивое платье, то, что, по его мнению, могло бы меня заинтересовать.

Мои подруги всё ещё наблюдали за нами с Козимо. Хотя, «наблюдали» неподходящее слово для взгляда, которым Анастасия одарила меня.

Я надеялась, что она скоро найдет себе мужчину. Зная её, она, вероятно, просто злилась, что на этот раз я была впереди, хотя я не возражала бы, если бы мой отец потратил больше времени для поиска.

Я оторвала взгляд от хмурого лица моей подруги и позволила своим глазам остановиться в углу, где стоял Гроул. Его там не было.

— Мы с подругами заметили мужчину, — сказала я, не совсем понимая, о чем говорил Козимо, прежде чем перебила его. — Девочки сказали, что его зовут Гроул. Он выглядел…

Дальше я не продолжила.

Козимо крепче сжал мою спину.

— Он должен быть там, где ему место, — сказал Козимо с резкостью, которая удивила меня, затем ободряюще посмотрел на меня. — Не переживай. Ты в безопасности. Он знает, что ему нельзя приближаться к таким девушкам, как ты.

Я открыла рот, чтобы задать ещё несколько вопросов, но Козимо покачал головой.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

В тот момент мне больше не хотелось ни о чем говорить, но светская беседа Козимо утихомирила меня. Правда, это не остановило мой взгляд от поисков Гроула.

Козимо отвел меня к подругам, и они с Анастасией переглянулись. Её хмурый взгляд, очевидно, тоже не прошел мимо его внимания. Будь я посмелее, я бы спросила её, в чем проблема, но я определенно не хотела никаких неприятностей на моей первой вечеринке.

Козимо извинился и направился к группе мужчин, среди которых был и Фальконе. Триш протянула мне новый бокал шампанского.

— Как это было?

— Хорошо, — машинально ответила я, не желая признаваться, что мне плевать на моего будущего жениха.

— Вы мило смотрелись вместе, — сладко сказала Анастасия.

Удивление нахлынуло на меня, и я сразу же расслабилась. Очевидно, Анастасия поняла, что у неё нет причин ревновать Козимо ко мне.

ГЛАВА 2

КАРА

Я заблудилась; три бокала шампанского, которые я выпила, так же не помогали. Этот дом был лабиринтом, построенным явно, чтобы впечатлять и запугивать, а не для того, чтобы чувствовать себя комфортно и жить в нём.

По крайней мере, я не могла представить, что когда-нибудь буду чувствовать себя уютно в таком месте, но, картины Фальконе, практически в натуральную величину, вероятно, имели к этому кое-какое отношение. Его преследующие глаза, казалось, следили за мной, куда бы я ни пошла.

Я нащупала в сумочке мобильник и вытащила его, но замешкалась. Как было бы неловко, если бы я позвонила Анастасии или Триш и сказала им, что я, в самом деле, умудрилась заблудиться, в поисках дамской комнаты? Они бы не позволили мне договорить.

После моего танца с Козимо атмосфера между нами стала напряженной. Нет необходимости давать им больше оружия против меня.

Не в первый раз я пожелала, чтобы Талия была здесь. Вместе мы бы посмеялись над этим, она долго бы дразнила меня, но не из злобы или злорадства. Она не стала бы использовать это против меня, сплетничая с другими людьми.

Я замерла, с отчаянием и ужасом осознавая, что не доверяю даже двум своим лучшим подругам.

Я покачала головой.

Это был мир, в котором я жила. «Нельзя доверять людям, даже своим, так называемым, друзьям» — вот, что всегда говорил отец. А я всегда с неохотой ему верила. Я положила телефон обратно в сумочку. Я не собиралась никому звонить.

О матери не могло идти и речи.

И о Козимо. Нет, мне не нужна была ещё одна причина для неловкости между нами. Он для меня, как незнакомец. У меня было предчувствие, что это не изменится до дня нашей свадьбы и, вероятно, долгое время после.

Тихо вздохнув, я продолжила путь.

В какой-то момент я бы увидела что-то знакомое и вернулась на вечеринку.

Я повернула за другой незнакомый угол — они все действительно выглядели одинаково — и заметила кого-то в коридоре всего в нескольких шагах передо мной.

Наконец-то, кто-то сможет указать мне правильное направление!

Мой восторг сменился шоком, затем страхом, когда я поняла, с кем столкнулась.

Гроул.

Он не двигался. Просто стоял. Казалось, он уже давно находится в этом коридоре. Наверное, в ожидании жертвы, подсказало мне моё сверхактивное подсознание.

Но как бы мне ни хотелось внутренне посмеяться над этой мыслью, у меня было чувство, что я не далека от истины.

Страх и восхищение боролись во мне, и я напомнила себе, что он меня не тронет. Мой отец был слишком важен для Фальконе, а значит, и я тоже.

Возможно, Гроул и был безжалостным убийцей, не более чем машиной смерти и монстром, но он определенно был умным монстром, иначе не зашел бы так далеко.

И всё же я надеялась, что мои телохранители скоро за мной придут. Но видели ли они, как я покидала вечеринку? Они пытались предоставить пространство мне и моим подругам. Сейчас же я желала, чтобы они этого не делали.

Глаза Гроула ничего не выражали, когда он наблюдал за мной. Костюм слишком туго облегал его широкие плечи, а из-под слишком белой рубашки выглядывала чёрная тень. Одна из его многочисленных татуировок.

Я бы никогда их не увидела, но нельзя быть частью общества и не слышать историй. Даже надев костюм, маскируясь под одного из нас, у него не выходило скрыть то, кем он являлся.

Под дорогой одеждой виднелись татуировки — маленький признак чудовища.

Интересно, как он выглядит без костюма? От этой нелепой мысли мои щеки вспыхнули. Я определенно выпила слишком много алкоголя.

На его лице промелькнула хмурая тень, прежде чем исчезнуть, и я осознала, как долго, вновь, пялилась, осуждая его. Наверное, мне не удалось хорошо скрыть свои мысли о нём. Ошибка, которая может разрушить всё в нашем мире. Мои родители учили меня лучше.

Однако же, дверь позади него, выглядела смутно знакомой. Она вела в главный вестибюль.

Я не пошевелилась.

Вернуться на вечеринку означало подойти к нему ближе.

Это было смешно. Я была не просто кем-то. И мы были не просто где-нибудь. Он ничего не сделал бы. Даже у него имелись правила, к которым он привязан, и одним из них значилось, что я была вне пределов его досягаемости, как и все девушки из семей, подобных моей. Сколько бы чепухи ни несла Анастасия, её утверждение оставалось верным.

Я расправила плечи и сделала несколько решительных шагов навстречу к Гроулу. Ближе к вечеринке, напомнила я себе, как только мой пульс участился.

По какой-то причине это было похоже на охоту. Гроул был охотником, а я добычей, что даже не имело смысла, так как он почти не двигался с момента моего появления в коридоре. Если подумать, он никогда не разговаривал, пока я находилась поблизости.

— Я Кара, — сказала я торопливым голосом.

Может, если бы я могла заставить его заговорить, он бы больше не казался таким опасным, но он не отреагировал, только смотрел на меня с непроницаемым выражением, а затем дверь позади него распахнулась, и появилась моя мать.

Её глаза остановились на мне, затем перешли на Гроула, и выражение её лица стало жестким.

— Кара, мы с отцом ищем тебя. Возвращайся на вечеринку, — сказала она, абсолютно игнорируя мужчину, стоящего с нами в коридоре.

Я кивнула и бросилась мимо Гроула.

Его глаза, янтарные, а не тёмные, как казалось издалека, следили за мной, но он молчал.

Когда я повернулась к нему спиной, дрожь пробежала по моему телу, и мне пришлось остановить себя, чтобы не оглянуться через плечо.

Как только мы с мамой вышли из коридора в пустой холл, она схватила меня за руку.

— О чем ты думала, оставаясь наедине с этим… этим человеком, — она практически выплюнула последнее слово. Её глаза были широко распахнуты и почти безумны. — Не могу поверить, что его впустили. Ему место в клетке и кандалах, подальше от всех порядочных людей.

Её ногти впились в мою руку.

— Мама, ты делаешь мне больно.

Она отпустила меня, и я, наконец, узнала эмоции на её лице. Не гнев, а беспокойство.

— Я в порядке, — твёрдо сказала я. — Я заблудилась и наткнулась… — я подыскивала в голове имя, чтобы назвать его иначе чем Гроулом, потому что это прозвище казалось слишком грубым, чтобы использовать его в присутствии моей матери.

— Кара, ты не можешь сбегать, не думая о последствиях своих действий.

— Я вышла в дамскую комнату. А не сбегала, — сказала я.

— Козимо хороший кандидат. Не разрушай всё сейчас.

Я моргнула, не в силах поверить тому, что слышала.

— Так ты об этом беспокоишься.

Мама глубоко вздохнула и прижала ладонь к моей щеке.

— Я беспокоюсь за тебя. Но это включает и твою репутацию. В этом мире, девушка ничто без хорошей репутации. Мужчины — совсем другое дело. Они могут делать всё, что им заблагорассудится, и это даже поможет их репутации, но мы привязаны к разным стандартам. Мы должны быть такими, какими они быть не обязаны. Мы должны компенсировать их промахи. Это наше предназначение. Мы, ты, должны быть нежными, послушными и целомудренными. Мужчины хотят всё, что видят. Мы же должны держать наши желания крепко запертыми, даже если мужчины не могут.

Это не первый раз, когда она говорила мне что-то подобное, но то, как она подчеркнула слово «желание» в своей речи, заставило меня переживать о том, что она знала о реакции моего тела на близость Гроула.

Впрочем, ей не стоило волноваться. Мой страх перед этим человеком, перед всем, что он олицетворял и на что был способен, превзошел то небольшое волнение, которое моё тело могло бы чувствовать вокруг него.

ГРОУЛ

Гроул наблюдал, как они покидают коридор.

Дверь захлопнулась, и он снова остался один.

Её ванильный аромат всё ещё витал в воздухе. Сладкий.

Такие девушки всегда выбирали сладкие ароматы. Он не понимал, почему они пытаются казаться более безобидными и пахнуть, как нежный цветок.

Он потянул себя за воротник. Слишком тугой. Ткань на шраме была ему ненавистна. Этот костюм, рубашка — это не он.

Выражение лица её матери напомнило ему, почему он ненавидел подобные мероприятия. Люди не желали его видеть.

Они желали, чтобы он делал за них грязную работу, и им доставляло удовольствие говорить о нём дерьмо, но они не хотели чтобы он был рядом с ними.

Ему было плевать.

Они ничего для него не значили.

Он знал, что они следят за ним, как за цирковой зверушкой. Он был скандалом вечера.

Сладко пахнущая девушка тоже за ним наблюдала. Он видел, как она и её подруги смотрели на него через бальный зал.

Но сладко пахнущая девушка удивила его. Он знал её имя. Конечно же. Фальконе слишком часто говорил о её отце и семье в последние несколько недель.

Кара.

Она не убежала с криком, хотя они были одни в коридоре. Она даже не выглядела испуганной.

Конечно, страх присутствовал; он был всегда, но также имелось и любопытство. Ибо он был монстром, которого они боялись и который очаровывал их.

Ему было всё равно. Она была всего лишь девушкой.

Светская девушка в красивом платье и с ещё более красивым лицом.

Ему было насрать на красотку. Это ничего не значило. Мимолетное, отнятое в мгновение ока. И все же в тот вечер он несколько раз искал её взглядом.

Он представлял, как срывает с неё красивое платье, как проводит недостойными руками по её изгибам. Затем он заставил себя отвести взгляд и вышел из зала, прежде чем успел сделать какую-нибудь глупость.

Она была той, кого он не хотел. Той, кого он даже представить себе не мог. Ею можно было восхищаться издалека. И это было к лучшему.

КАРА

В тот день, вскоре после того, как мы вернулись домой, и я легла в постель, мои пальцы нашли сладкое местечко между ног, отвечая на потребность, появившуюся во мне после того, как я увидела Гроула.

Пелена тьмы смыла моё сопротивление и страх быть пойманной. Даже слова матери, эхом отдававшиеся в моей голове, не смогли меня остановить. «Будь благопристойной, будь целомудренной. Это грех».

Образ этого наводящего страх мужчины вызвал сладостное покалывание в моей душе, и я не смогла устоять. Неправильно, кричал мой разум, но я прогнала эту мысль, пока, наконец, моё тело не содрогнулось от освобождения.

Но через несколько секунд на меня нахлынуло знакомое ощущение грязи. Это был грех.

Мама не переставала говорить мне эти слова с того дня, как два месяца назад поймала меня, трогающей себя. С тех пор, я не поддавалась своим греховным желаниям, до сегодняшней ночи.

Я сделала глубокий вдох, желая, чтобы моё сердце перестало колотиться. Хотела бы я, чтобы моё тело перестало напоминать мне о содеянном.

С тех пор, как мама застукала меня, между нами возникло напряжение, которое я едва могла вынести. Она избегала моего взгляда, как и я её. Я была почти рада, моей скорой свадьбе, и тому, что я, наконец, смогу сбежать от материнского осуждения.

Я всё ещё испытывала волну откровенного стыда, вспоминая тот день и выражение шока на лице моей матери. Это не первый раз, когда я прикасалась к себе, но первый, когда я действительно поняла, что это неправильно.

Тогда я поклялась себе, что никогда больше не позволю телу взять верх над разумом, а теперь нарушила это обещание.

Под покровом ночи я снова позволила своим пальцам блуждать, и всё из-за мужчины, о котором не должна даже думать, не говоря уже о том, чтобы фантазировать о нём. Неправильно.

Я была слаба и грешна, но в краткие моменты удовольствия, я чувствовала себя более живой, чем в любой другой момент моей жизни.

ГЛАВА 3

КАРА

Наблюдая за отцом во время ужина, я поняла, что что-то не так. Из него лилась нервная энергия пойманного в ловушку животного.

Глаза Талии метнулись ко мне, её темные брови поднялись в немом вопросе.

Она всегда старалась вести себя, как взрослая, и всё же ей казалось, что я всё время знаю больше, чем она. Но в нашем доме всегда вопросов было больше, чем ответов.

Я слегка пожала плечами и бросила взгляд на мать, но её внимание было сосредоточено на отце, с тем же любопытным выражением на лице, что и у Талии.

Никто из нас, казалось, не получал ответа; отец пристально смотрел на свой айфон, но экран оставался черным. Неважно чего он ждал и надеялся, этого не происходило.

Его пальцы выстукивали беспорядочный ритм по красному дереву нашего обеденного стола.

Обычно отец аккуратно подстригал ногти, но то, что превращало его в нервную развалину перед нами, заставило его забыть и о личной гигиене.

— Брандо, ты едва притронулся к ужину. Тебе не понравился ростбиф? — спросила мать.

Она провела два часа на кухне, готовя наш воскресный ужин. Каждый второй день недели за приготовление пищи отвечал наш повар.

Отец подскочил на стуле. Его расширенные налитые кровью глаза нашли маму, затем они заметили Талию и меня.

Беспокойство поселилось у меня в животе. Я никогда не видела его таким. Отец был спокойным и рассудительным. Мало что могло заставить его выйти из себя. Но после вечеринки у Фальконе он казался несколько напряженным.

— Я не голоден, — сказал отец, прежде чем его взгляд вернулся к мобильному телефону.

Я взглянула на его живот.

Отец любил поесть и никогда не позволял маминому жареному мясу пропадать даром.

На экране его телефона вспыхнуло сообщение, и лицо отца побледнело.

Я отложила вилку, не желая больше есть.

Но у меня не было возможности ещё раз вопросительно взглянуть на маму, потому что отец вскочил на ноги.

Его стул опрокинулся и упал на твердый деревянный пол.

Мама тоже встала, но мы с Талией застыли на своих местах.

Что происходит?

— Брандо, что…

Отец умчался прежде, чем мать успела закончить фразу.

Мать последовала за ним и через мгновение я поднялась на ноги.

Талия всё ещё была прикована к стулу. Она моргнула, глядя на меня.

Мои глаза метнулись к двери, разрываясь между тем, чтобы побежать за нашими родителями, и узнать, что происходит, и следовать правилам.

Мы не должны вставать из-за стола без разрешения. Мне не нравилось это правило, но я всегда ему следовала. Ужин для нашей семьи — это шанс провести время вместе.

Дверь в столовую снова распахнулась, и отец вернулся с двумя пистолетами в руках.

Он положил на стол один из них, и тут же вытащил телефон, прижав его к уху.

Я уставилась на оружие на нашем столе.

Я знала, чем отец зарабатывает на жизнь и кем он являлся. Я знала это, сколько себя помню, даже если мама, Талия и я жили вполне нормальной жизнью.

Даже если вы пытались быть слепы к правде, она иногда била вас по лицу без разрешения. Но до сих пор отец старался поддерживать вокруг нас иллюзию нормальной жизни.

Для него это не составляло труда, потому что ещё несколько месяцев назад мы с Талией посещали школу-интернат для девочек и бывали дома только по выходным и во время каникул. Скоро я уеду в колледж, а Талия вернется в школу.

Я никогда не видела, чтобы он открыто демонстрировал оружие. Я никогда не видела пистолет так близко. Отец был связан с организованной преступностью, но многие люди, проживающие в Лас-Вегасе, занимались азартными играми; я даже не была уверена, чем именно он занимался, за исключением того, что управлял большинством казино Каморры.

Мать вошла в столовую, но отец даже не взглянул в её сторону.

— Когда вы будете здесь? — прошипел отец в трубку. Через мгновение он кивнул. — Тогда мы будем готовы. Поторопитесь.

Наконец он повернулся к нам.

Он пытался выглядеть спокойным, но безуспешно.

— Талия, Кара, пожалуйста, соберите вещи. Только самое необходимое на несколько дней.

Мать превратилась в соляной столб.

— Мы отправляемся в отпуск? — спросила Талия с надеждой и наивностью, которую я желала себе.

Отец всегда поддразнивал нас, если мы говорили глупости. Но не сегодня.

— Не будь смешной, Талия, — рявкнул он.

Она подскочила на стуле, явно ошеломленная резким тоном.

— У нас неприятности? — осторожно спросила я.

— У меня нет времени обсуждать с вами детали. Всё, что вам сейчас необходимо знать, что у нас мало времени, так что, пожалуйста, захватите немного вещей.

На телефоне вспыхнуло сообщение.

Плечи отца с облегчением опустились. Он выбежал из столовой.

На этот раз мы все трое последовали за ним в прихожую.

Отец открыл дверь, и вошли несколько человек, которых я никогда раньше не видела.

Они выглядели опасными: плохо сидящие джинсы, кожаные куртки, кроссовки.

Они были похожи на парней, с которыми я не хотела бы встретиться в темноте — или вообще.

Их расчетливые глаза скользнули по мне.

Они относились к тому типу мужчин, из-за которых приходиться переходить улицу, чтобы избежать с ними встречи.

Я с трудом удержалась, чтобы не обхватить себя руками. Если отец позволил им войти, значит, они не опасны.

Отец вытащил из кармана пиджака конверт и протянул его одному из мужчин.

Талия коснулась моей руки и придвинулась ближе.

Я хотела её утешить, в чем она, безусловно, нуждалась, но и мои собственные нервы были на грани.

Мужчина заглянул внутрь.

— Где остальное? — сказал он с сильным акцентом.

Они были Русскими? Они были немного похожи на славян, но я не думала, что они на самом деле русские.

Отец работал на Каморру, и ни для кого не было секретом, что русские являлись врагами. Не совершаем ли все мы измену, принимая их в своём доме?

У меня кружилась голова, но я держала вопросы при себе, боясь все ухудшить.

— Ты получишь остальное, как только мы с семьей окажемся в безопасности в Нью-Йорке. Такова была сделка, Владимир, — сказал отец.

Талия бросила на меня смущенный взгляд, но я не смела отвести глаз от происходящего.

Зачем мы отправляемся в Нью-Йорк? И что такого натворил отец, что ему понадобились русские для защиты?

Он редко говорил о делах в нашем присутствии, но всякий раз, когда я случайно слышала что-то о Нью-Йорке или русских, это не было чем-то хорошим.

Владимир переглянулся со своими спутниками, а затем быстро кивнул.

— Нет проблем. Завтра вы окажетесь в Нью-Йорке.

Отец повернулся к нам.

— Что вы все здесь делаете? Я сказал вам собирать вещи. Поторопитесь.

Я колебалась, но мама схватила Талию за руку и повела к лестнице.

Через мгновение я последовала за ними, но не удержалась, чтобы вновь не обернуться.

Русские разговаривали между собой.

Отец, казалось, доверял им или, по крайней мере, верил, что они хотят получить остальные деньги достаточно сильно, чтобы доставить нас в Нью-Йорк.

Я догнала мать и Талию и прошептала.

— Почему Нью-Йорк? Думала, мы не можем поехать туда, потому что их правящая семья не ладит с боссом отца.

Мать остановилась.

— Где ты это слышала?

— Понятия не имею. Иногда я подслушиваю. Но ведь это правда, да?

— Нью-Йорк — сложная тема. Я давно не бывала там.

В её голосе звучала тоска.

Я открыла рот, чтобы спросить её об этом, когда внизу раздался грохот, а затем мужчины закричали.

— Нам нужно спрятаться, — прошептала мать, таща Талию в спальню.

Я уже собиралась последовать за ними, когда на лестнице раздались шаги.

Я быстро протолкнулась в ближайшую комнату Талии и спряталась в её переполненном шкафу.

На дне валялась куча разбросанной одежды, и я использовала её, чтобы получше спрятаться. Я всё ещё могла видеть большую часть комнаты через щель в двери, но из-за тусклого света из коридора было трудно что-то разобрать.

Я едва успела присесть и замереть, как дверь распахнулась.

Кто-то, пошатываясь, вошел.

На мгновение свет упал на лицо мужчины, и я узнала в нем одного из Русских.

У него шла кровь из раны на руке. Он подошел к окну.

Он собирался прыгнуть?

Он попытался открыть окно, но от его движений его заклинило.

Я задержала дыхание и глубже зарылась в груду одежды.

Другой мужчина, гораздо выше и мускулистее первого, вошёл и схватил Русского.

Всё происходило слишком быстро, чтобы что-то разглядеть, но во втором мужчине кое-что показалось знакомым.

Произошла короткая борьба.

Русский вытащил нож, но так и не воспользовался им.

Другой схватил его за шею и сломал её.

Я подавила вздох, когда Русский опрокинулся, столкнулся с дверью, так что она полностью распахнулась, и, в конце концов, упал на пол безжизненной кучей.

Теперь весь центр комнаты был залит светом.

Мой взгляд вернулся к убийце.

Он стоял ко мне спиной. Но я узнала его. Он снился мне несколько раз за последние две недели после вечеринки.

Конечно же, Гроул.

ГЛАВА 4

КАРА

Его черная футболка прилипла к коже от пота, а руки были покрыты татуировками.

Без костюма и изысканных манер, этот мужчина был очень опасен. Теперь ничто его не контролировало. Всё в нём кричало о смерти.

Моё сердце колотилось в груди, пока я ждала, что он обернется и обнаружит меня.

Убьёт ли он и меня? Не убьёт. Он не мог. Статус моей семьи всё ещё что-то значил, так ведь?

Он вышел из комнаты, даже не взглянув на человека, которого убил, или на шкаф, в котором я пряталась.

Только когда он ушёл, и я больше не слышала его шагов, я осмелилась дышать. А потом появился новый страх.

Где отец и что с ним происходит? А мама и Талия?

Я должна найти их, даже если каждая клеточка моего тела кричала оставаться на месте. Мы должны были остаться вместе, но покинуть моё укрытие было огромным риском.

Я снова посмотрела на мёртвое тело в центре комнаты. Такова была и наша судьба?

Потом мне в голову пришла более обнадеживающая мысль. Может, нас пощадят.

Неудивительно, что солдаты Каморры, как и Гроул, убивали членов Братвы, их заклятых врагов. Возможно, есть способ убедить всех, что Русские были здесь не ради нашей защиты, а для убийства.

Внизу раздались крики и выстрелы.

Я вслушивалась в знакомый голос — голос отца, но его не было слышно среди криков, как и голосов Талии или матери. Вероятно, они всё ещё прятались в хозяйской спальне.

Я закрыла глаза.

Я не привыкла к этому миру, хотя и выросла среди людей, которые являлись его частью. Но всю жизнь я лишь слегка касалась той гадости, в которую был вовлечен мой отец.

Теперь, когда меня швырнули в это с головой, я не знала, как себя вести. Всё же, ждать, как мышь в ловушке, было не очень хорошим решением.

В какой-то момент они должны будут обыскать комнаты должным образом, и я не хотела облегчать им задачу.

Я поднялась на ноги и медленно открыла дверь, затем вышла наружу.

Хоть я уже всё знала, я присела рядом с Русским и прижала пальцы к его горлу. Он был ещё теплым, но пульса не было. Я подумала, не сделать ли ему искусственное дыхание, но потом заметила, что его шея была вывернута.

Сильная дрожь охватила моё тело, и на мгновение я была уверена, что у меня случится приступ паники, но звук голосов вернул меня к реальности.

Я встала, мой взгляд упал на нож, который Русский выронил во время борьбы.

Я уже собралась взять его, когда мне в голову пришли слова инструктора по самообороне, который по выходным проводил семинар в нашей школе. «Оружие, которым вы не можете владеть — ещё одно преимущество для вашего врага».

Не сомневаюсь, что буду обезоружена в мгновение ока. Я никогда не училась бороться с оружием, да и вообще драться.

Мы с подругами не очень серьезно относились к курсам самообороны. Теперь я жалела об этом. Но мы были так заняты, глазея на нашего инструктора, что у нас не хватало времени ни на что другое.

Сколько времени прошло?

Талия закричала где-то в доме, и я начала двигаться, не раздумывая.

Я вылетела из комнаты.

Понятия не имела, как помочь, но знала, что должна до неё добраться. Но далеко я не ушла.

Я врезалась в кого-то, мой висок столкнулся с твердым плечом. В глазах потемнело, и я отшатнулась, задыхаясь. Я упала на колени. Мои ноги прострелила боль от удара.

Спустя мгновение я подняла глаза и обнаружила, что смотрю на человека, который совершил убийство прямо у меня на глазах, человека, который напугал и очаровал меня в нашу первую встречу.

Вблизи он казался ещё выше, а вокруг горла тянулся длинный выцветший шрам.

Гроул. Всегда Гроул.

Моё восхищение сменилось страхом, когда его глаза встретились с моими.

В этот момент он не выглядел человеком. Убийцей, монстром — ни в выражении его лица, ни в глазах, ни в нём самом не было ничего человеческого.

Он схватил меня за руку и грубо поставил на ноги.

Моё зрение снова поплыло.

— Отведи её к остальным, — прохрипел он.

От этого голоса, такого глубокого и жестокого, у меня по спине побежали мурашки.

Другой мужчина взял меня за руку и увёл.

Я бросила ещё один взгляд через плечо, но безжалостный парень со шрамом исчез.

Я почти не обращала внимания на то, что меня окружало, и чуть не упала с лестницы, когда похититель потащил меня вниз, пока мы не оказались в гостиной, где уже собрались отец, мать и Талия.

Отец стоял на коленях перед Фальконе, одетый в костюм в тонкую полоску и белую рубашку с высоким воротником.

Талия и мама стояли в нескольких шагах от меня, выглядя такими же напуганными, как и я.

Меня подтолкнули к ним, и мама тут же меня обняла, другой рукой обнимая Талию.

Я вопросительно взглянула на мать, но она смотрела на Фальконе испуганными глазами.

Наконец, я тоже повернулась к нему.

Он был жутким на своей вечеринке, но сегодня он выглядел действительно пугающим.

Бенедетто Фальконе, босс отца и глава мафии Лас-Вегаса, находился в нашем доме, и взгляд в его глазах превратил мой живот в лёд.

Его нахождение в нашей гостиной было ужасным знаком.

Это могло означать только то, что отец жутко облажался. А то, что отец обильно вспотел, только подтверждало мои опасения.

Где-то в доме всё ещё слышались предательские звуки жестокого боя.

Я вздрогнула.

Мужчины, собравшиеся в этой комнате, выглядели так, словно пришли за кровью. Мертвецов в углу, наверху, и в спальне Талии, казалось, было недостаточно.

На лестнице послышались тяжелые шаги, и через несколько мгновений в комнату вошёл Гроул.

Его руки и предплечья были в крови. Я не была уверена, его ли она.

Фальконе посмотрел в его сторону.

— Все чисто, Гроул? — спросил он с легким любопытством, будто уже знал ответ.

Все те истории, что я слышала, промелькнули у меня в голове.

Гроул был непобедим.

Мужчина, стоявший передо мной сегодня, не имел ничего общего с человеком, которого я видела на вечеринке Фальконе.

Тогда Гроул был под прикрытием. Когда другие люди должны были носить маски, в его распоряжении был костюм и безупречный внешний вид, но под ним находился всё тот же, пробудившийся, монстр.

Сейчас невозможно было ошибиться, кем или чем он был на самом деле. Лучший солдат в рядах Каморры Лас-Вегаса и чудовище. То о чем люди постоянно говорили за его спиной, теперь видела и я. Он был боевой машиной, не имеющей эмоций, жестокой рукой Бенедетто Фальконе.

— Все чисто, — сказал Гроул тем глубоким рокотом, который был его голосом.

Впервые я увидела длинный шрам на горле. Его голосовые связки были повреждены благодаря несчастному случаю, обеспечив ему длинный шрам вокруг горла.

Из-за такой раны Гроул не должен был выжить, но каким-то образом выжил, и, возможно, это превратило его в чудовище, которым он был сейчас, или, быть может, он выжил только потому, что являлся чудовищем.

Фальконе отвернулся от своего солдата, и Гроул исчез на заднем плане.

Я не была уверена, как ему это удалось; парень с его размерами и аурой не должен так легко сливаться с окружающей обстановкой, и заставлять вас забывать о его присутствии. Вероятно, это было одним из навыков, делавшим его таким страшным бойцом.

Фальконе шагнул к отцу, заставляя его запрокинуть голову.

— Слышал, ты был занят последние несколько месяцев, — начал Фальконе приятным протяжным голосом, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом.

Его ухмылка была злобной. Она сулила наказание.

Отец сглотнул, но ничего не сказал. Почему он ничего не сказал?

— Сколько моих денег ты оставил себе, Брандо? — спросил Фальконе всё тем же ужасающе — приятным голосом.

Мой желудок сжался.

Я не могла поверить, что отец украл у своего босса. Он не был настолько глуп. Все знали, что случается с людьми, которые идут против Фальконе.

Фальконе расплылся в улыбке и слегка кивнул одному из своих людей, который тут же вышел и через несколько минут вернулся, в сопровождении Козимо, как всегда безупречно одетым. Что он здесь делал?

Возможно, он поручится за отца.

Но отец побледнел при виде моего будущего мужа, и я поняла, что мои надежды напрасны.

Отец хотел что-то сказать, но промолчал.

Я попыталась поймать взгляд Козимо, но он ни разу не посмотрел на меня.

Почему он игнорирует меня? Мы были практически помолвлены; наша помолвка была назначена на Новый год. Разве он не должен был заботиться обо мне?

Он смотрел на отца с таким выражением, что у меня внутри всё перевернулось. Это плохо кончится.

— Почему бы тебе не повторить то, что ты сказал мне несколько дней назад? — сказал Фальконе Козимо, не сводя глаз с отца.

— После того, как мы договорились о помолвке с его дочерью, Брандо подошел ко мне и спросил, не хочу ли я подзаработать. Он рассказал мне о сделке с Братвой и о том, что взял у вас деньги.

Отец ничего не ответил.

Мне хотелось встряхнуть его, заставить отрицать возмутительные заявления Козимо. С каждой секундой, когда он этого не делал, мои надежды на благополучный исход этого вечера исчезали.

Я снова попыталась поймать взгляд Козимо, всё ещё надеясь, и когда он, наконец, посмотрел в мою сторону, моё сердце упало.

В его глазах не было никаких эмоций. Сегодня он не будет моим рыцарем в сияющих доспехах.

Фальконе повернулся к моей матери с акульим выражением лица.

Мать напряглась, но голову держала высоко.

Она была гордой женщиной; одна из тех черт в ней, которые восхищали меня больше всего. Я боялась, что Фальконе может понравиться ломать её. Он был именно из таких.

Он двинулся на мать, и, наконец, отец начал действовать.

— Она ничего не знает. Моя семья не была вовлечена во всё это. Они невиновны.

В его голосе звучали страх и тревога. Видя его ужас, слыша его, я до смерти перепугалась. Это была не игра.

Талия снова посмотрела на меня в поисках помощи.

Боже, хотела бы я знать, как помочь ей, как помочь семье, но я была бесполезна.

Фальконе остановился прямо перед моей матерью, ближе, чем было принято в обществе.

Мама не отшатнулась, хотя большинство людей сделали бы это под его взглядом, и я надеялась на такую же силу, если Фальконе столкнётся со мной.

Он потянулся к её горлу, и на какое-то безумное мгновение мне показалось, что он собирается задушить её.

Отец хотел встать, но солдат Фальконе толкнул его обратно.

Фальконе сжал пальцами мамино ожерелье.

— Но они пожинают плоды твоего предательства, не так ли?

Отец покачал головой.

— Я не покупал ожерелье на эти деньги… — он замолчал с болезненным выражением на лице.

Это было признание вины. Мне хотелось плакать. Отец действительно украл у Мафии. Это означало его смерть, а может, и нашу. Фальконе не славился добротой.

— Нет? — с притворным любопытством спросил Фальконе.

Он сорвал ожерелье с шеи матери.

Она ахнула и вздрогнула, одна рука взлетела, касаясь кожи. Когда она отдернула пальцы, они были в крови. Золотая цепочка порезала её.

Затем он указал на серьги Талии.

Талия сделала шаг назад.

— А эти? — он потянулся за серьгой.

— Оставьте её в покое, — сказала я, прежде чем смогла остановить себя.

Отец и мать уставились на меня, как на сумасшедшую.

Фальконе медленно повернулся ко мне, сузив глаза. Он отступил от Талии и подошел ко мне.

Мне потребовалось все силы, чтобы устоять на ногах, в то время как всё, чего я хотела — это убежать так быстро, как только могли мои ноги.

Я не носила никаких ярких украшений, которые он мог предъявить против меня или моего отца, но знала, что это меня не защитит.

Его жестокие глаза, казалось, пронзали меня насквозь.

Я старалась не показывать своего отвращения и страха. Не уверена, что могла добиться успеха. У меня не было опыта в противостоянии истинному злу.

— Ты храбрая, не так ли? — сказал Фальконе.

Было чувство, что это не комплимент.

Я ждала, что он сделает что-нибудь со мной, накажет за дерзость, но он только посмотрел на меня, повернулся и направился обратно к отцу.

По какой-то причине его снисходительность беспокоила меня. Это заставило меня подумать, что, вероятно, для меня у него было что-то похуже. Это ещё не конец.

— Интересно, Брандо, ты действительно верил, что это сойдет тебе с рук? — спросил Фальконе.

Он коснулся плеча отца насмешливым дружеским жестом.

— Я всегда зарабатывал больше, чем любой из ваших менеджеров. Я буду работать бесплатно столько, сколько вы захотите. Я всё исправлю, клянусь.

— Ты загладишь свою вину передо мной? — повторил Фальконе. — Ты предал меня. Обокрал меня и отдал мои деньги грязным Русским. Моим врагам. Как ты собираешься загладить свою вину?

— Я сделаю всё, что угодно, — сказал отец.

Фальконе задумчиво потрогал подбородок.

Казалось, он бесчисленное количество раз отрабатывал это движение перед зеркалом.

— Ты можешь кое-что сделать для меня.

Отец нетерпеливо кивнул, но я не была столь оптимистична.

Взгляд Фальконе не обещал ничего хорошего.

Фальконе вытащил из кобуры под пиджаком пистолет и приставил его к голове отца.

— Ты можешь умереть, — он нажал на курок.

Я закричала, делая шаг вперед, чтобы помочь отцу, и мама тоже, но охранники удержали нас.

Талия закричала, и от этого пронзительного звука у меня волосы на затылке встали дыбом.

Но отец не упал. Он не пострадал. В пистолете не было пули.

Я задрожала, мои эмоции изменились от шока до облегчения.

Отец на мгновение закрыл глаза. Потом посмотрел на Фальконе. В его взгляде было явное облегчение, но в тоже время и дрожь.

Фальконе ухмыльнулся.

— Но сначала мы должны узнать всё, что ты знаешь о русских, и всё, что может повредить моему бизнесу, ты согласен? — Фальконе, не дожидаясь ответа отца, указал на Гроула. — Поговори с ним. И сделай это быстро. У меня есть дела поважнее.

Гроул не колебался. Он схватил отца за руку, поднял и потащил в соседнюю столовую.

Мать, Талию и меня отвели в угол, и нам пришлось ждать, прислушиваясь к приглушенным крикам и стонам отца.

Талия прижала ладони к ушам и зажмурилась.

Мама крепче обняла нас обоих.

Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать отцовских мучений, но если ему придется терпеть боль, я, по крайней мере, должна вытерпеть это.

В соседней комнате стало тихо.

Беспокойство грызло меня изнутри. Что, если молчание значило, что отец потерял сознание? Или ещё хуже.

Дверь со скрипом отворилась.

Мать напряглась.

Гроул завёл отца внутрь.

Он едва держался на ногах, и без стальной хватки мужчины упал бы.

Фальконе поднялся со стула.

— Вы закончили?

Гроул кивнул. Он вывел отца на середину комнаты и отпустил.

Отец упал на колени.

Гроул смешался с фоном, когда Фальконе встал перед отцом.

— Ты сильно разочаровал меня, Брандо. Мне на самом деле очень жаль. Ты должен был подумать о своей семье, прежде чем решил поиметь меня.

Отец кашлянул, потом прохрипел.

— Не… не наказывайте их за мои…

Фальконе не дал ему закончить фразу. Он повернулся спиной к отцу.

— Гроул, — сказал он.

Гроул вышел вперед, ожидая приказов.

Он собирался убить моего отца, не иначе.

— Ты молодец, Гроул. — Фальконе широко раскрыл рот. — Вот почему у меня есть для тебя подарок.

Гроул стоял неподвижно, истекая кровью и потом, с холодными и пустыми глазами, будто за ними ничего не было, темная пустота поглощающая все вокруг.

Я вздрогнула.

Не помню, чтобы его взгляд был таким ужасным на вечеринке. Убийство и увечья, должно быть, вытащили монстра на поверхность.

Отец покачал головой.

— Ты не можешь!

Я вздрогнула.

Гроул едва взглянул в его сторону, но потом его глаза нашли меня, и не двинулись дальше.

Боже на Небесах, помилуй.

ГЛАВА 5

КАРА

— Я могу, и я сделаю это, — Фальконе кивнул в сторону захватчика отца, и тот ударил его кулаком в живот, отчего он захлебнулся и закашлялся.

Фальконе развел руками.

— Ты был хорошим солдатом и заслуживаешь награды.

Он указал на меня, и я подумала, что мой мир рушится. Я видела, как моя жизнь ломается прямо на моих глазах.

Но потом всё стало намного хуже.

Палец Фальконе переместился с меня на сестру.

Глаза Гроула метнулись к ней.

— Это твой выбор.

— Нет! — закричала я, отрываясь от своей защиты.

Однако моя новообретённая свобода была недолгой, когда его ладони схватили меня за руки, оставляя синяки.

Я вздрогнула от боли, пронзившей моё тело.

Талия застыла от страха и потрясения.

— Пожалуйста, — сказал отец, сложив руки в умоляющем жесте. — Они невиновны. Накажите меня, но не причиняйте им вреда.

Фальконе едва взглянул в его сторону.

— О, я накажу тебя, не переживай. Но это не будет настолько просто.

Было очевидно, что он получал огромное удовольствие. Эта комната была полна монстров, но было чувство, что он являлся худшим из них.

— Твой выбор, Гроул. Бери, кого хочешь. Уверен, тебе понравится любая из них, — сказал Фальконе с неприятной улыбкой.

Мне ничего так не хотелось, как стереть её с его лица, взять тяжёлую мраморную скульптуру обнаженного греческого Бога, которого так любила моя мать, и разбить её об уродливое лицо Фальконе.

Я не знала, откуда взялись эти жестокие мысли. Я никогда не была склонна к насилию, но полагала, что в подобной ситуации можно дойти до самого худшего.

Глаза Гроула остановились на моем лице.

Я думала, он посмотрит на моё тело, но его взгляд не отрывался от моего лица. Мне почти хотелось, чтобы все было по-другому.

Его глаза были похожи на янтарные озера небытия.

Я не хотела узнавать ужасные секреты, которые они таили в своей глубине.

— О, думаю, выбор сделан, — сказал Фальконе со смехом.

Гроул слегка кивнул.

— Она, — пророкотал он, не сводя с меня глаз.

Ужас, страх, отчаяние обрушились на меня. Должно было быть облегчение.

Облегчение, потому что Талию пощадили, хотя я и не хотела, чтобы вместо меня была сестра, но я не чувствовала облегчения, когда моя собственная жизнь рушилась прямо на моих глазах.

— Очень хорошо, — покровительственно сказал Фальконе. — Она твоя.

— Ты не можешь этого сделать! — взревел отец.

Я не ожидала, что в нём осталось столько силы.

— Возьмите меня. Она всего лишь ребёнок, — умоляла мать, снова пытаясь освободиться от своего захватчика.

Фальконе снова рассмеялся угрожающим смехом.

— Кому нужен старый чернослив, когда можно съесть сочный персик?

— А теперь следите за языком, — прошипел отец. Возможно, я бы больше восхищалась его внезапной храбростью, если бы он не являлся причиной нашей гибели. — Я не буду стоять в стороне, пока вы оскорбляете мою жену и отдаёте мою дочь… — он посмотрел на Гроула с отвращением. — Этому монстру.

Фальконе кивнул.

— Ты прав. Ты не должен смотреть на это.

Прежде чем мы успели среагировать, он направил пистолет на отца и нажал на курок. В этот раз не напоказ.

Пуля пробила отцу висок.

Его голова резко откинулась назад, глаза расширились от шока. Через секунду его тело опрокинулось назад. Его ноги застряли под спиной под неудобным углом.

Крик вырвался из моего горла.

Я не могла понять, что произошло. Это казалось слишком сюрреалистичным, как что-то из фильма, что-то, что не могло произойти прямо перед моими глазами.

— Нет, — взвизгнула мать.

На этот раз ей удалось оторваться от своего похитителя.

Она бросилась к отцу и упала на колени. Она беспомощно похлопала его по груди, словно хотела разбудить.

Всё выглядело так, будто она искала его бумажник, и в какой-то ужасный момент что-то вроде смеха хотело вырваться из меня, но в тоже время моё горло так сжалось, что едва ли можно было набрать достаточно кислорода в легкие, и, возможно, это было бы не самым худшим на данный момент.

Мать положила голову отца к себе на колени, но когда она отдернула руки, они были покрыты кровью и чем-то белым.

Моё зрение затуманилось, и желчь поползла вверх по горлу.

Я сглотнула, заставляя себя сохранять лицо среди ужасных существ, окружающих меня и мою семью.

Почему-то я посмотрела на свои руки, будто они тоже могли быть в крови. Но они не были, и после мгновения облегчения я не могла не задаться вопросом, каково было бы, если бы кровь Фальконе покрыла мои руки, каково было бы отнять у него жизнь, как он сделал с отцом.

Я подозревала, что это будет чудесно, и меня пугало, что я просто задумалась об этом.

— Твоя работа здесь закончена, Гроул. Майк и Мимо позаботятся об остальном. Возьми свою награду и наслаждайся ею. Уверен, она развлечет тебя на какое-то время.

Я не сразу поняла, что он говорит обо мне.

Прежде чем я успела среагировать, передо мной возник Гроул, массивный и высокий.

Мой взгляд метнулся к его лицу, но выражение его глаз заставило меня отшатнуться, и вместо этого я уставилась на его грудь.

Он схватил меня за руку.

Его хватка была крепкой, почти болезненной, но я не отстранилась.

Позади него моя мать всё ещё стояла на коленях рядом с отцом, с ужасным пустым выражением на лице, которого я никогда раньше не видела.

Гроул подтолкнул меня к двери, и когда я не отреагировала, он потянул меня за собой.

Полные слёз глаза Талии встретились с моими.

Я попыталась вырваться из хватки Гроула, но он будто не был человеком.

Казалось, он не замечал моего сопротивления. Я была надоедливой мухой, нападающей на льва.

— Подожди! — закричала я и, к моему удивлению, Гроул прекратил с непонимающим выражением на лице. Я повернулась, чтобы снова увидеть Фальконе. — Как же моя сестра и мать? Что с ними будет?

— Это не твоё дело, — сказал он со злобной усмешкой. Затем он взглянул на Гроула. — Убери её с моих глаз. Она мне надоела.

Гроул усилил хватку и потащил меня прочь, несмотря на мои протесты.

Талия попыталась побежать ко мне, но её остановил другой человек Фальконе.

Мать была вне нашей досягаемости, пойманная в ловушку своей печали.

— Кара! — Талия плакала, её глаза умоляли меня сделать что-нибудь, помочь ей.

Но как?

Гроул открыл дверь, и мы оказались снаружи.

Талия снова закричала, но её слова были неразборчивы.

Дверь между нами закрылась, и испуганные крики Талии стихли.

Я шла на автопилоте. Не то чтобы что-то изменилось, если бы у меня подкосились ноги. Гроул просто тащил бы меня за собой.

Наконец я отвела взгляд от дома.

Я не могла больше смотреть на него, зная, что, возможно, никогда его больше не увижу.

Когда мой взгляд остановился на высоком мужчине, который тянул меня к огромному чёрному «хаммеру», который слишком ему подходил, страх за мою сестру и мать отошел на задний план, поскольку моя собственная судьба была под вопросом.

Фальконе отдал меня своему самому жестокому бойцу.

Если я выживу сегодня, захочу ли я вообще жить?

Возможно, смерть покажется мне самой сладкой милостью после того, как Гроул покончит со мной.

ГЛАВА 6

ГРОУЛ

Мысли Гроула метались, пока он тащил Кару к своей машине.

Он часто думал, о том, как впервые увидел её на вечеринке у Фальконе. Он пожалел, что пошёл на вечеринку, в особенности потому, что её образ преследовал его во сне в последующие недели.

Он чувствовал себя обезьяной в костюме и знал, что выглядит так же. Знал, что босс только приглашает его, поэтому людям есть о чем поговорить. Даже после всех этих лет они всё ещё считали его монстром, которого нужно бояться.

Без сомнения, он был чудовищем. Но он был не единственным монстром в этой комнате. Он даже не был уверен, что он самый худший.

Многих людей он убил собственными руками, этого он не мог отрицать. Но он и не хотел. Он гордился тем, что совершал. По крайней мере, большей частью.

Убийство — единственное, в чем он был хорош. Он был лучшим.

И может, его талант к убийству сделал его одним из худших монстров, но он знал, как легко приказы убивать и калечить слетают с языков многих людей, собравшихся на этом балу, и как они наслаждаются своей властью.

Он не был уверен, что это не делает их такими же плохими. Но это было не то место, где он принимал решения.

Возможно, однажды всем им, включая Гроула, придется столкнуться с высшей силой. Этот день ни для кого не закончится хорошо.

Однако Гроул не слишком беспокоился. Он пережил ад, и всё ещё жил в нём. Ему нечего было бояться.

Ничто, что ожидало его после смерти, не могло причинить ему большего вреда, чем уже был причинён.

От него не осталось ничего, что не было бы сломано, ничего, что можно было бы уничтожить, за исключением, возможно, его тела, но это его тоже не беспокоило.

Он знал боль, даже агонию. Это была единственная константа в его жизни. Он почти привык видеть в этом друга. Что-то, на что он мог рассчитывать, что-то предсказуемое.

Нет, он не боялся ни боли, ни смерти. Фальконе всегда говорил, что это делает его таким ценным активом. И Гроул этим гордился, хотя слова, слетавшие с губ Фальконе, оставляли горький привкус.

Они принимали его за слабоумного, считали глупым комнатным песиком, который делал то, что от него ожидали, не имея ни малейшего представления о том, что они задумали.

Как одна из многих бойцовых собак, которых Фальконе и многие другие держали ради развлечений.

Но многие совершают одну и ту же ошибку — принимают молчание за глупость, приравнивают отсутствие слов к отсутствию понимания и знания. За эту ошибку они могут когда-нибудь поплатиться.

Он знал большинство их самых глубоких и темных секретов, просто потому, что они не держали свои грёбанные рты закрытыми в его присутствии. Они думали, что он не слушает, а даже если и слушает, как он вообще мог понять, что они говорят?

Он презирал их, но они хорошо платили и уважали его за силу и жестокость. Он не собирался использовать свои знания.

Ему не нужно было много денег на еду для собак, на себя, на женщин, и время от времени на выпивку. Ему нравилась его простая жизнь. Он не хотел её усложнять.

Он бросил взгляд на съежившуюся девушку на пассажирском сиденье.

Он надеялся, что она не станет осложнением. Едва ли он сможет вернуть её. Фальконе это не понравится. Не то чтобы Гроул собирался её возвращать. Она была его самым ценным достоянием на сегодняшний день.

Она смотрела в окно, не обращая на него внимания. Как и на вечеринке. Как и все они, пока больше не могли игнорировать его. Неужели она всё ещё думает, что выше его?

Он снова посмотрел на дорогу.

Это не имело значения. Теперь она принадлежала ему.

Эта мысль вызвала у него приступ гордости, и его пах напрягся в предвкушении.

КАРА

Я едва могла дышать. От страха и из-за зловония. Боже, самый худший запах, который я когда-либо чувствовала.

Кровь. Металлический, сладкий, и угнетающий.

Я всё ещё видела лужу крови, растекающуюся под безжизненным телом отца, видела мать, стоящую на коленях среди красной жидкости, и расширенные от ужаса глаза Талии.

Каждое мгновение этой ночи, казалось, было выжжено в моей голове.

Я перевела взгляд на парня рядом со мной.

Гроул.

Он вел машину одной рукой, выглядя расслабленным, почти умиротворенным.

Как можно смотреть на мир после того, что случилось? После того, что он совершил?

Его одежда и руки были в крови.

Так много крови. Отвращение искалечило меня.

Несколько недель назад мои телохранители быстро увели бы меня от такого человека, как он. Моя мать практически оттащила меня от него на вечеринке Фальконе.

А теперь я находилась в его власти.

Он являлся жестокой, неистовой рукой Фальконе.

Он повернулся ко мне.

Его глаза были пустыми, зеркальными, отражавшими мой собственный страх. Его руку и грудь покрывали воинственные татуировки в виде ножей, шипов и пистолетов.

Я не могла перестать смотреть на него, хотя и хотела. Мне было необходимо сделать это, но я замерла.

В конце концов, он снова перевёл внимание на дорогу.

Я вздрогнула и опустила голову, пока мой лоб не уперся в прохладное окно.

В голове гудело. Я никак не могла собраться с мыслями. Взять себя в руки.

Мне нужно было найти выход из этой ситуации.

Но мы уже замедляли ход, сворачивая в обшарпанный жилой район. Краска на большинстве фасадов облупилась, а передние дворы были завалены мусором.

На нескольких подъездных дорожках были припаркованы машины без шин и с разбитыми стёклами. Они бы уже никуда не смогли поехать.

Гроул остановил машину перед свежевыкрашенным гаражом, и вылез наружу.

Прежде чем я успела придумать план, он оказался рядом со мной и открыл дверь. Он схватил меня за плечо и вытащил.

Мои ноги едва держали меня, но ему, казалось, было всё равно.

Он повел меня вокруг машины по потрескавшемуся тротуару и заросшей лужайке перед домом.

Группа подростков, собравшихся через два дома, слушала музыку и курила, а на другой стороне улицы женщина в грязной майке и татуировках, змеящихся по рукам, выбрасывала мусор, и выглядела так, словно вот-вот родит.

Я открыла рот, чтобы позвать на помощь.

Гроул выпустил хриплый вздох.

— Давай. Кричи. Они не помогут тебе. У них свои проблемы.

Я замешкалась.

Подростки и женщина смотрели на нас, наблюдая, как Гроул тащит меня к его дому, и даже не глазом не моргнули.

Даже кровь на Гроуле, казалось, не шокировала их. В их выражениях было смирение, оно, казалось, сочилось из их пор. У них не было сил заботиться о себе, контролировать свою жизнь, бороться за своё будущее, не говоря уже о моём.

Но я всё равно умоляла их глазами, надеясь. Всё ещё надеясь после всего.

Женщина первой отвела взгляд и вернулась в свой дом, через несколько мгновений подростки вернулись к тому, чем занимались.

Этим людям было всё равно, что со мной происходит. Они бы не помогли.

Мы подошли к двери. Краска облупилась, обнажив выгоревшее на солнце дерево.

Гроул открыл дверь.

Она не была заперта.

Мой взгляд снова метнулся к группе подростков.

Не похоже, чтобы они упустили возможность проникнуть в дом, который даже не был заперт.

Я посмотрела на своего пленителя, на шрам, пересекающий его горло, на кровь на его рубашке и руках, на жёсткие линии его лица.

Гроул встретился со мной взглядом, и мои ноги почти подогнулись под темнотой в его янтарных глазах.

Он ничего не сказал.

— Даже здесь никто не осмеливается перечить тебе, — прошептала я.

— Это правда. Но мне не нужно запирать дверь не из-за этого. Большинство людей в этом районе наркоманы и терять им нечего.

Гроул затащил меня в свой дом и закрыл дверь.

Внутри дом был ещё хуже, чем снаружи. Кондиционер работал на максимуме, превращая маленький коридор, в котором мы стояли, в морозильную камеру.

Я сильно задрожала, но Гроул казался невосприимчивым к холоду.

На стенах не было ни картин, ни декораций. Этот дом был одиноким, темным местом.

Все двери были закрыты, но за одной из них я услышала звуки, которые не могла определить. Похоже на постукивание.

Неужели он запер в одной из них ещё одну девушку?

На глаза навернулись слезы. Вот оно. Всё было кончено.

Неужели силы на борьбу уже покинули меня?

Он затащил меня в комнату. В его спальню?

Единственными предметами мебели были кровать и шкаф, но то, что комната нуждалась в дополнительной мебели, восполнялось украшениями на стенах. Со всех сторон надо мной насмехались кинжалы и ножи.

Гроул отпустил меня, и я споткнулась.

Я упала на колени.

Единственным другим вариантом было бы упасть на кровать, но я и близко к ней не подойду.

Я быстро обернулась, горло сжалось от страха, когда Гроул наблюдал за мной из дверного проема. Он выглядел так, словно восстал из ада: человек, окутанный тьмой, смертью и кровью.

Чудовище.

О Боже, о Боже, о Боже.

— Я вернусь, — пробормотал он и закрыл дверь.

ГЛАВА 7

КАРА

Я вернусь.

Я не слышала звука замка. Неужели он так уверен в себе, что не нуждается в этом?

Его шаги удалялись, пока я не перестала их слышать. Что он делал?

Я вернусь.

Это прозвучало, как угроза.

Мои глаза нашли кровать, и я быстро встала.

Я не была глупой. Я знала, что он сделает, когда вернется. Что мне сделать, чтобы избежать этого?

Я попыталась подавить панику, но сердце бешено колотилось, а руки стали влажными от пота.

Краем глаза я заметила отблески лезвий. Я знала, я не боец, и понятия не имела, как обращаться с ножом или любым другим оружием. Мне никогда не приходилось причинять кому-то боль.

Я не была уверена, что способна на это. Я подошла к одному из ножей. Он был наименее броским, без изогнутого или зазубренного лезвия. Он пугал меня меньше всех.

Я протянула руку и сжала пальцами рукоятку.

Это не показалось мне неправильным, как я ожидала, но я не могла обманывать себя, думая, что могу сделать больше, чем просто держать его.

Я сняла его со стены. Он весил больше, чем я думала, и почему-то я почувствовала облегчение от того, что смогла ухватиться за что-то существенное.

Мои глаза пробежались по комнате. По крайне мере, адреналин почти прогнал мой страх.

Я поспешила к окну, но на нём стояли решётки. В моём горле застрял истерический смех, но я его проглотила. Нет смысла сходить с ума — пока ещё.

Окна были покрыты слоем пыли, создавая иллюзию, что внешний мир был еще дальше. Не то чтобы внешняя сторона дома была более соблазнительной, чем внутренняя. Это безнадежное место.

Я попятилась от окна, крепче сжимая нож. Это был мой единственный шанс.

Раздались шаги, и на мгновение я застыла в нерешительности и страхе.

Возможно, все станет только хуже, если я нападу на Гроула, но не была уверена, как такое возможно. В его глазах не было ни света, ни милосердия, ни доброты, ничего, за что я могла бы уцепиться и надеяться на приемлемую судьбу. Возможно, у меня имелось мало надежды на успех, но…

Мой взгляд метнулся к кровати королевских размеров, что было странно для парня размером с Гроула.

Одеяла были темно-красные, вероятно, чтобы скрыть пятна крови.

Я вздрогнула, когда в моей голове расцвели образы, один ужаснее другого.

Я рванула вперед, страх пересилил нерешительность, и спряталась за дверью.

Мне нужно было застать Гроула врасплох, если я хотела ранить его. Но будет ли этого достаточно? У меня было ощущение, что Гроул был как бык в корриде. Несколько ранений его не убьют.

Образ Гроула с несколькими ножами в груди, всё ещё преследующий меня, промелькнул в моем сознании. Мне нужно было прицелиться, чтобы убить его.

Новая волна паники захлестнула меня. Это была не я. Не та я, какой хотела быть.

Впервые в жизни я возненавидела отца. Он навлек это на нас, заставил нас жить жизнью, которую никто из нас не выбирал. Боже, что происходило с Талией? Всё ли с ней в порядке? Она слишком юна для этого. Что, если её отдадут другому гангстеру? Ей было всего пятнадцать.

Я должна быть рядом с ней, должна защищать её; вместо этого я даже не была уверена, что смогу защитить себя.

Шаги Гроула затихли прямо перед комнатой.

Я быстро стряхнула туфли на высоких каблуках, затаила дыхание, чтобы лучше слышать, и подняла нож.

Мне придется целиться ему в горло. Даже я знала, что это самое уязвимое место на человеческом теле. Но однажды он уже пережил травму в этом месте.

Как я могла надеяться, что смогу убить его, когда другие явно потерпели неудачу?

Он был намного выше меня, так что мне пришлось бы вонзить нож повыше. Я боялась, что не смогу вложить достаточно силы в удар.

Дверь начала открываться, и в поле зрения появилась высокая фигура Гроула. Адреналин подскочил в моих венах, когда я бросилась на него.

Гроул поднял голую руку, отражая мою атаку.

Лезвие полоснуло по его покрытому чернилами предплечью, и в это же мгновение хлынула кровь.

Но его лицо не выражало боли. Он попытался схватить меня за руку, но я вырвалась, используя свою миниатюрность, чтобы увернуться от него.

Я снова ударила ножом, почти вслепую.

С низким звуком глубоко в горле, Гроул сжал моё запястье.

Я вскрикнула от боли, выронив нож.

Меня пронзил холодный страх, когда я увидела, как моё единственное оружие приземлилось на пол с громким звоном.

Мои глаза вновь взлетели вверх.

Лицо Гроула было маской из ничего, но я не обманывала себя, думая, что он не прибывал в ярости.

Этот парень убивал людей и за меньшие прегрешения.

Я дернулась назад, но его пальцы на моем запястье были неумолимы.

Но меня это не остановило. У меня был только один шанс. Он вполне мог решить, что я не стою подобных хлопот, и убить меня.

Я пнула его, но промахнулась из-за его быстрой реакции.

Он толкнул меня к кровати, будто я ничего не весила.

У меня не было шансов остановить падение, и я приземлилась на живот поверх матраса.

Воздух вырвался из моих легких, и на мгновение я была уверена, что умру от недостатка кислорода в теле, а затем сделала глубокий вдох.

Я попыталась подняться, но мускулистое тело Гроула прижалось к моей спине, зажав меня между ним и кроватью.

Меня охватила паника.

Я дернула бедрами в попытке освободиться. Когда это не сработало, я вскинула руки в попытке ударить Гроула.

С нетерпеливым звуком он развернул меня так, что оседлал мои бедра и схватил оба моих запястья одной ладонью.

Теперь у меня не было выбора, кроме как смотреть ему в лицо, смотреть на каждый дюйм его страшного тела.

Он снял окровавленную одежду и теперь был в обтягивающей белой футболке, которая снова была покрыта кровью из-за раны на руке.

Его руки были шершавыми и покрытыми шрамами; они выглядели почти чужими на фоне моей бледной кожи. Ужасный испуганный звук вырвался из моих губ.

Странные бесстрастные глаза Гроула нашли мои. Его скулы и подбородок превратились в резкие линии. В этом человеке не было ничего мягкого, особенно в его сердце.

Он сжимал мои запястья, не отпуская. Он ничего не предпринимал, только глазел.

Разве не так полагалось поступать при столкновении лицом к лицу с опасной собакой? Но я не просто оказалась в ловушке мощного тела Гроула, но также и в ловушке ужасающего взгляда его глаз.

Его дыхание было спокойным, ни единого намёка на нашу схватку. Для него это было пустяком.

Одна из его ладоней двинулась вниз к моему животу.

Моя рубашка задралась в ходе нашей борьбы, обнажив кожу под ней.

Я задрожала, когда Гроул опустил ладонь на мой живот.

Что он собирался делать?

Он пристально наблюдал за тем, как его рука расположилась на моей бледной коже. Он касался меня кончиками пальцев и ладонью. Медленно, его взгляд вновь поднялся на меня.

Гроул наблюдал за мной, словно я была неизвестной расы, чем-то, что он не мог понять. Возможно, так оно и было.

Я сделала ещё одну робкую попытку освободиться, но это было почти смешно. Возможно, если бы он был способен на такие эмоции, Гроул действительно посмеялся бы надо мной.

— Остановись, — спокойно приказал он.

И по какой-то причине я остановилась.

ГРОУЛ

У него была репутация, и он гордился ею. Из-за репутации его боялись, уважали, и она была намного выше, чем кто-либо ожидал от кого-то вроде него.

Сын шлюхи. Внебрачный ребёнок. Мальчик, который никогда не говорил.

Он был предназначен для того, чтобы втаптывать в грязь. У него никогда не было ничего для себя, он никогда не смел даже мечтать о том, что сможет обладать чем-то столь драгоценным.

Он был нежеланным внебрачным сыном, которому всегда приходилось довольствоваться остатками других.

А теперь Фальконе подарил ему то, что всего несколько недель назад было ему недоступно, кого-то, кем ему даже не позволялось восхищаться издалека, одну из самых ценных вещей.

Бросив к его ногам, потому что он был тем, кем был, потому что они были уверены, что он сломает её. Он был её наказанием, судьбой хуже смерти, способом наказать её отца, который так сильно им не нравился.

И предупреждением. Никто не посмел бы противостоять Фальконе, если бы это означало, что их драгоценные дочери могут оказаться в руках такого человека, как он.

Кара, имя, подходящее кому-то вроде неё, кому-то, слишком красивому для подобного места, для кого-то, подобного ему. Принцесса и чудовище — вот кем они были.

Широко раскрытые глаза.

Приоткрытые губы.

Раскрасневшиеся щеки.

Бледная кожа.

Она была похожа на фарфоровую куклу: большие голубые глаза, волосы цвета шоколада и кремово-белая кожа; хрупкая красота, то, к чему он не должен был прикасаться своими грубыми, покрытыми шрамами руками.

Его пальцы нашли её запястье; её пульс трепетал словно птица.

Она пыталась бороться, пыталась быть храброй, пыталась причинить ему боль, возможно, даже убить.

Неужели она действительно надеялась на успех? Надежда; она делала людей глупыми, заставляла их верить во что-то за пределами реальности.

Он давно избавился от привычки надеяться. Он знал, на что способен. Она надеялась, что сможет убить его. Он знал, что может её убить, в этом не было сомнений.

Его рука скользнула по нежной коже её горла, затем его пальцы обхватили его.

Её зрачки расширились, но давить он не стал. Её пульс бился о его грубую ладонь.

Он был охотником, а она молитвой. Конец был неизбежен. Он пришел забрать свой приз. Вот почему Фальконе отдал её ему.

Гроулу нравились вещи, которые причиняли боль. Ему нравилось причинять боль в ответ. Возможно, он даже полюбил бы это; если бы был способен на такие эмоции.

Он наклонился, пока его нос не оказался в дюйме от кожи под её ухом, и вдохнул.

От неё пахло цветами с примесью пота. Страхом. Ему показалось, что он тоже так пахнет. Он не мог сопротивляться, ему и не нужно было, никогда, не с ней. Его.

Она принадлежала ему.

Он прижался губами к её горячей коже.

Её пульс гудел под его губами в том месте, где он целовал её шею.

Паника и ужас выбивали отчаянный ритм под её кожей. И это сделало его чертовски твёрдым.

Её глаза искали его, надеясь — всё еще надеясь, глупая девчонка — и умоляя о пощаде.

Она не знала его, понятия не имела, что та его часть, которая не была рождена монстром, давно умерла. Милосердие было самой далекой из его мыслей, когда его глаза клеймили её тело.

Он разорвал её рубашку, дюйм за дюймом обнажая безупречную кожу. Не было ни единого шрама или пятна. Она не могла принадлежать ему. Она была слишком совершенна, просто слишком.

Он обернул пальцы вокруг её плечей.

Мягкие. Мягче, чем у любой девушки, к которой он прикасался. Никто не был похож на неё, даже близко, даже не принадлежал к тому же виду, если хотите знать.

Кости её плеча были остры у его ладоней. Такие хрупкие. Она была похожа на куклу. Хрупкая, но красивая. Не та, кем он, мог обладать.

Его кожа выглядела грязной по сравнению с её, и он поднял руку на несколько дюймов, почти ожидая, что её кожа станет грязной от его прикосновения.

Он никогда не думал, что она будет в его власти. Она и не должна была. Не той, к кому он мог бы прикасаться своими грубыми, покрытыми шрамами руками.

Он был недостойным.

Недостоин.

Недостоин.

Недостоин.

Что-то горячее и острое царапнуло его грудь. Ему это не понравилось. Совсем.

Он оттолкнулся от кровати и, шатаясь, поднялся на ноги.

Она осталась лежать на спине, глаза были полны замешательства и вопросов, и опять этим грёбанным проблеском надежды.

— Тебе лучше прекратить это, — прорычал он.

— Что? — прошептала она.

— Надеяться. Это пустая трата времени.

Он взял её на руки.

Для него она ничего не весила. Ему нужно, чтобы она исчезла из поля его зрения.

Он вынес её из своей комнаты в маленькую спальню, которой никогда раньше не пользовался.

Она дрожала в его руках и, почему-то, это разозлило его ещё больше.

Он бросил её на кровать, и она потрясенно вздохнула.

Он повернулся на каблуках, устав смотреть на неё, удивляться, и сомневаться в себе.

Он не должен… не имело значения, почему Фальконе отдал её ему. Он мог делать с ней всё, что пожелает.

Он направился к двери и захлопнул её за собой.

Завтра он заявит на неё свои права. Стоит оно того или нет. Он, мать его, заслужил что-то хорошее в своей жизни.

ГЛАВА 8

КАРА

Я вздрогнула, когда дверь захлопнулась.

Удивительно, что этот звук сумел пробиться сквозь туман страха и грохот моего сердца. Я была ошеломлена.

Я медленно села.

Моё тело болело, и я не была уверена, было ли это из-за моей борьбы с Гроулом или от ужаса, который проявился физическим способом. Я больше ничего не знала.

Мой мир был разрушен, и вскоре меня постигнет та же участь. Гроул ушёл, пощадил меня, но он вернется.

Он вернется.

Я медленно повернула голову и посмотрела на свою порванную рубашку, на обнажённое плечо.

Я вспомнила его прикосновение.

Кончиками пальцев я коснулась кожи, вздрогнула, затем провела по горлу и под ухом.

Его прикосновение всё ещё было там, как отпечаток.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула.

Мое сердцебиение не замедлилось. Оно бешено колотилось, словно стремилось вырваться из груди, прочь, подальше от моего тела.

Хотела бы я, чтобы было так просто, оставить своё тело, уплыть в лучшие места и времена. Но это было глупо. Не будет чуда, которое унесло бы меня из этого места, туда, где Гроул меня не достал бы.

Большую часть своей жизни я жила в пузыре, вдали от реальности, с которой сталкивалось многие люди. Больше я не могла позволить себе такую роскошь.

Если я хочу избежать своей судьбы, я должна спасти себя. Никто не придет мне на помощь, ни мои телохранители, служившие теперь Фальконе.

Ни мой вероломный жених. Ни мой отец, которого, вероятно, уже бросили где-то, где его никто не сможет найти, или отдали бойцовым собакам Фальконе на закуску.

Моя грудь сжалась, но я боролась с эмоциями.

Не было смысла жалеть мёртвых. Им больше нечего терять. Но я была ещё жива, как и мама, и Талия.

Я судорожно всхлипнула и быстро прижала ладонь к губам.

Я не хотела, чтобы Гроул услышал меня, провоцировать его, чтобы он передумал оставлять меня на ночь.

Я подползла к краю кровати и поставила одну ногу на деревянный пол, затем подождала, пока мои мышцы перестанут дрожать, прежде чем осмелиться встать на ноги.

Мои ноги были нетвёрдыми. Как и всё остальное.

Я огляделась.

Эта комната была ещё более скудной, чем предыдущая. Стены были пустыми. Деревянные полы целиком покрыты царапинами.

Моя рубашка была в пятнах крови. Она была испорчена.

Я не могла больше носить её ни секунды. Сорвав её с себя, я обхватила себя руками.

В потрёпанном шкафу одежды не было. Всё, что у меня имелось, осталось в моём доме.

Другой двери, кроме той, через которую вышел Гроул, не было, так что у меня не имелось даже своей ванной комнаты. Не было ничего, кроме обветшалой мебели.

Я снова опустилась на матрас.

Может, я смогу улизнуть из дома после наступления темноты.

Я накинула одеяло на плечи, чтобы прикрыться.

Если Гроул вернётся, я не хотела чтобы на мне ничего, кроме лифчика, не было. Будто бы это смогло его остановить.

Я услышала шмыганье носом и скрежет в дверь.

Моё тело напряглось от страха, когда я поползла к двери.

Похоже на собак.

Когда я подошла к двери, раздался глубокий лай, и я отскочила назад.

Собаки казались большими и опасными.

Разве отец не упоминал, что Фальконе разводит бойцовых собак для развлечения?

У меня закружилась голова. Это было уже слишком.

Попятившись, я снова упала на кровать.

Что, если собаки пробрались бы в комнату? Они, скорей всего, разорвали бы меня на мелкие кусочки. Так они были воспитаны и обучены. Ходили слухи, что Фальконе зарабатывал миллионы на ставках на собачьих боях.

У меня упало сердце.

Я никогда не смогу выйти из дома без внимания собак. Даже если бы мне удалось прокрасться мимо Гроула, что казалось маловероятным, учитывая его бдительность, собаки были непреодолимым препятствием.

Я свернулась калачиком на кровати и зарылась лицом в подушку.

Пахло затхлостью, неиспользованностью. У Гроула, вероятно, было не много ночных гостей. Эта мысль меня почти рассмешила.

Я обхватила руками ноги и закрыла глаза.

Снаружи пара выкрикивала непристойности друг другу, мимо проезжали машины с визжащими шинами, хлопали двери.

Я не была уверена, как долго лежала в таком положении, но ночь опустилась вокруг меня, а с ней пришла и леденящая кровь тишина. Я хотела, чтобы визг, грохот и звук колес вернулись.

Полная тишина заставила меня почувствовать себя мёртвой.

Я прислушалась внимательнее, но потом пожалела об этом, потому что внезапно раздался скрип и шорох.

Не была уверена, что из этого придумал мой разум, а что было реальностью. Я устала, хотела пить и есть. Возможно, я бы умерла от жажды или голода.

Может, Гроул просто забудет обо мне. Голод не может быть так уж плох по сравнению с тем, что ожидает меня в будущем, если я останусь в живых, не так ли?

Остановить это.

Я должна была остановить эти безумные мысли. Если я сойду с ума, то не выберусь отсюда. Мне нужно было собраться с мыслями, придумать план.

Перед моими закрытыми глазами мелькнул образ матери и Талии, такой яркий, словно они были прямо передо мной.

Счастье и глубокая печаль охватили меня от этого образе. Неужели это воспоминание — единственное, что от них осталось? Увижу ли я их когда-нибудь снова?

Слёзы хлынули из моих глаз, и я их не остановила, позволила им пролиться сквозь веки и скатиться по щекам.

Было приятно, облегчение после притворства, будто я сильная. На самом деле я не была такой, но, может быть, я смогла бы научиться.

Моя семья, то, что от нее осталось, я могла бы быть сильной ради них. Если не для себя, то, по крайней мере, ради них я должна была собраться с духом и бороться с Гроулом. Снова. И снова, пока однажды, возможно, я не выберусь из своего заточения.

ГРОУЛ

Он ненавидел чувства. Ненавидел остроту и интенсивность. Ненавидел, когда ему напоминали, что в этом отношении он всё ещё оставался человеком. Он должен быть монстром, которого все от него ждут, он хотел быть этим монстром.

Он так упорно боролся за то, чтобы стать кем-то, чем-то большим, чем бастардом со шрамом на шее, чем сыном шлюхи, большим. Всегда кем-то большим.

Он сильно нажал на педаль газа.

Возможно, ему следовало выйти на пробежку. Ему необходимо было избавиться от избытка энергии, от этого опасного стеснения в груди.

Но, то место, куда ему было нужно, находилось слишком далеко. Так долго он ждать не мог. Ему необходимо было выпустить своё напряжение немедленно. Нужно было избавиться от этого ощущения в теле. Нужно было снова стать самим собой. Нужно было напомнить себе.

В прошлом ему приходилось делать это почти ежедневно. Убеждать себя в своей ценности, в том, кем он был, но недавно он почувствовал, что выдохся, а теперь эта девчонка, которая была ему не по зубам, всё разрушила.

Он затормозил перед Батон-Руж, не обращая внимания на гудевшую сзади машину. Он распахнул дверцу и вышел.

Вышибала ни словом не обмолвился о том, как опасно Гроул припарковался, только сделал шаг назад, когда он прошёл мимо, не поздоровавшись.

Гроул почти расстроился, что мудак его не отчитал. Он хотел ломать кости, хотел калечить и убивать.

Внутри борделя было полно шлюх и их клиентов. Стоял фальшивый смех и слишком сладкий аромат. В воздухе пахло потом, сексом и дымом. Напряжение было таким сильным, что его можно было разрезать ножом.

Напряжение в груди Гроула немного ослабло. Это было знакомо. То, что ему и было нужно.

Несколько шлюх посмотрели в его сторону, потом быстро отвернулись, надеясь, что он выберет другую.

Их отказ не имел значения. Его никогда не интересовало их мнение. У него были все, и большинство из них не стоило его времени. Они не могли дать ему то, чего он хотел, в чем нуждался.

Но была одна, кто могла, кто любила царапаться и кусаться, ей нравилось жёстко и беспощадно.

Лола отвернулась от своего потенциального клиента, жирного засранца в тёмном костюме.

Гроул не знал этого человека, так что он не имел значения. Гроул знал всех, кто имел значение в этом городе, всех, с кем не следовало пересекаться, и большинство из них были достаточно умны, чтобы не вставать у него на пути.

Толстяк положил мясистую руку на бедро Лолы, но она стряхнула его и широко раздвинула ноги зарычав.

Её платье задралось, открывая гладко выбритую киску, пронзительно сверкающую в тусклом свете.

Толстяк нахмурился, затем проследил за взглядом Лолы в сторону Гроула. Его лицо вытянулось. Он быстро соскользнул со стула и исчез из виду, вероятно, в поисках другой шлюхи.

Гроулу было плевать.

Он прошёл мимо бара к задней двери, прежде чем войти во вторую комнату справа. Она была пуста, но в воздухе стоял тяжелый запах секса, средства для дезинфекции и резины.

Он подошёл к кровати и через несколько секунд дверь за ним закрылась.

— Тяжелый день, — сказала Лола хриплым голосом.

Не вопрос, а утверждение. Она знала, что лучше не задавать вопросов. Он знал, что она близко, когда запахи затхлого дыма и свежего смешались вокруг него. Когда у неё не было выпивки или члена во рту, она курила.

Он обернулся.

Её, накрашенные красной помадой, губы выглядели блестящими и фальшивыми. Чёрные волосы, перекрашенные слишком много раз, спадали ей на спину. Покрытые лаком и всем остальным, что женщины использовали, заставляя свои волосы лежать так, как надо.

Её губы изогнулись в кокетливой улыбке, глаза, обведённые слишком большим количеством косметики, горели нетерпением. О да, ей нравилось.

Она была его круга.

Он схватил её за руки, развернул и бросил на кровать. Его рука запуталась в её волосах, сильно потянув, когда его другая рука расстегнула ширинку, затем задрал юбку и погрузился в неё одним резким безжалостным толчком.

Она вскрикнула от боли или от похоти, он не знал, ему было всё равно. Она откинула руки назад, провела длинными ногтями по его бедрам, проливая кровь.

Он шипел и трахал её всё сильнее и сильнее, пока образ фарфоровой кожи не покинул его разум, пока он не вернулся к тому, кем должен был быть.

Монстром, не меньше.

ГЛАВА 9

КАРА

Меня разбудил звук, который я не могла вспомнить. Будто бы когтями по дереву.

Мои глаза распахнулись, уставившись в белый потолок, а не в балдахин кровати.

Несколько тёмных пятен испещрили белый, который на самом деле был более серым, будто кто-то прихлопнул мух или комаров и не потрудился убрать после этого.

Замешательство проскользнуло в моем сонном сознании, а затем на меня обрушилось всё, что произошло.

Я резко села.

Потребовалось мгновение, прежде чем я поняла, что за шум я слышала.

Собаки. Они снова находились у моей двери.

Чёрт возьми. Мне очень нужно было в туалет, но с собаками, поджидающими меня, об этом не могло идти и речи. Даже если бы я знала, где находится ванная.

Медленно я поднялась на дрожащие ноги и выглянула в маленькое окошко.

Оно выходило в небольшой сад. Газон давно не подстригали, и сад, как и дом, был лишен какого-либо декора.

Кто-то кричал в соседних домах. Женщина, потом мужчина. Та самая пара, которую я слышала прошлой ночью.

Я прислонилась к подоконнику, анализируя обстановку.

Я всегда была хороша в математике. Мне нравились аккуратные и предсказуемые вещи. И куда меня привели все мои планы?

Забор в саду был обнесен колючей проволокой.

Смогла бы я пережить это? Вероятно, не без ранений, и тогда Гроулу просто пришлось бы послать за собак, и они отправились бы по следу.

А что насчет соседей? Помогли бы они мне спрятаться или просто позвали бы Гроула в надежде на вознаграждение? Вероятно, последнее, учитывая людей встречавшихся мне до этого момента.

Дверь скрипнула.

Я обернулась, тело напряглось от страха.

Гроул шагнул внутрь, его глаза остановились на мне.

Я быстро прикрыла лифчик руками.

Он казался менее расстроенным, чем прошлой ночью, и хотя его взгляд скользнул по моей полуобнаженной верхней части тела, на его лице не отразилось никакой реакции.

Его правое предплечье было перевязано в том месте, где я его порезала. Над ним виднелись еще какие-то отметины. Царапины, которые я не помнила, но я находилась в панике, поэтому не была уверена, что именно я сделала.

Он проследил за моим взглядом, но не отреагировал. Он не выглядел возмущённым тем, что я его ранила. Я надеялась, что это был хороший знак.

— Проснулась, — тихо сказал он.

Он никогда не повышал голос в те несколько раз, когда я слышала, как он говорит, но в его словах, не смотря ни на что, было достаточно силы.

Я фыркнула на его заявление, но больше ничего не сказала. Давление на мочевой пузырь становилось почти невыносимым.

Позади Гроула появились две массивные собаки. Они доходили ему только до колен, однако, учитывая рост Гроула, были более чем пугающими.

Что ещё хуже: они тяжело дышали и давали мне хороший обзор на свои острые зубы.

Это определённо были бойцовые собаки. И судя по шрамам на их мордах и дыре в ухе чёрного, они участвовали в нескольких боях.

Гроул положил рюкзак, который я не заметила, на пол между нами.

— У меня есть кое-что для тебя из твоего дома.

Мой дом. Я попыталась мысленное представить образ моего уютного, красивого дома, но всё что я могла видеть, это картинки прошлой ночи, и я предпочла бы вообще не вспоминать свой дом, чем вот так.

Я шагнула вперед.

— Ты видел мою мать и сестру? Как они?

Гроул нахмурился.

— Нет. Это не моя забота.

— Но ты должен что-то знать, что угодно. Что Фальконе сказал тебе перед тем, как ты пошёл в наш дом?

— Я не спрашивал Фальконе о его планах. Не стоит задавать так много вопросов. У меня нет ответов, — просто сказал он и собирался отвернуться.

— Мне нужно в ванную, — пробормотала я.

Мне было стыдно, что я должна была спрашивать кого-либо, можно ли мне пойти в туалет.

Гроул замолчал, нахмурившись еще сильнее.

— И почему не сходила?

Я чуть не рассмеялась.

— Потому что я не знаю, где она, и думала, что должна оставаться в комнате.

— Ты можешь ходить по дому, когда захочешь. Я не буду запирать тебя в комнате. Ты не ребенок.

— Всего лишь пленница.

Одна из его тёмно-коричневых бровей дёрнулась, но я не могла связать эту реакцию с эмоциями.

Я недостаточно хорошо знала его. И сомневалась, что кто-нибудь подобным образом знал.

Честно говоря, я не была уверена, способен ли он на эмоции вообще, или же выражение его лица просто не являлось естественной реакцией его тела на внешние воздействия, а может, он просто научился притворяться, находясь рядом с другими людьми.

Когда тишина стала невыносимой, я спросила:

— Выходит, я могу уйти, если захочу?

Янтарные глаза Гроула пронзили меня насквозь.

— Можешь попробовать, — пророкотал он. — Но я найду тебя, куда бы ты ни пошла. Я последую за тобой на край света.

— Как романтично, — прошептала я с фальшивой бравадой.

— Ты моя.

— Перестань так говорить, — огрызнулась я.

Я так устала от его напоминаний. Я хотела сильно ударить его за то самодовольство и гордость, появлявшиеся на его лице, когда он говорил, что я его.

— Ты закончила? — спросил он бесстрастно. — Пойдем.

Он повернулся, не дожидаясь моей реакции.

Я не могла ему поверить.

Я схватила рюкзак с пола и собиралась последовать за ним, когда увидела собак, стоящих в коридоре перед комнатой. Я резко остановилась.

Обе смотрели на меня спокойно, но с явным интересом.

Мой пульс опять участился.

А я думала, что слишком устала бояться. Определенно нет.

— Они не причинят тебе вреда. Они хорошие собаки, — сказал Гроул, ожидая меня в узком коридоре.

Я не была уверена, но мне показалось, что я услышала намёк на веселье в его голосе.

— Они не похожи на хороших собак, — нерешительно сказала я, подходя ближе.

— Не суди о вещах по их внешности. Это обманчиво.

Прислонившись спиной к стене, я прошла мимо собак.

Они медленно следовали за мной, не сводя с меня проницательных глаз.

Мой взгляд блуждал по Гроулу. По его татуировкам и шрамам.

— Иногда внешнее и внутреннее совпадают, — тихо сказала я.

Выражение его лица изменилось, но у меня вновь не было ни единого шанса узнать, что происходит в его голове.

По крайней мере, он понял мой намёк и не был таким невежественным, каким его считали некоторые.

Он указал на дверь.

— Это ванная комната.

— Только одна? — спросила я, а затем почти съежилась от того, как это прозвучало.

— Теперь это твоя жизнь, лучше привыкай, — сказал он.

Я бросилась в ванную и заперла дверь, чувствуя прилив удовлетворения от того, что хоть на мгновение обрела контроль над собой.

Я проигнорировала беспокойство, о том, что Гроул может задержаться перед дверью и слушать всё, что я делаю, и сходила в туалет. Без сомнения, он слышал и видел вещи и похуже. Но я постаралась поторопиться и была рада, когда закончила.

Я мельком увидела себя в зеркале над умывальником, когда мыла руки, и чуть не отпрянула от собственного отражения.

Мои волосы прибывали в беспорядке, тушь размазалась по коже вокруг глаз из-за слёз, но хуже всего было то, насколько моё лицо было бледным и какими пустыми выглядели мои глаза. Всего один день, и не только моя жизнь изменилась, но и тело тоже.

Я не хотела представлять, насколько хуже мне станет несколько недель или месяцев спустя. Не хотела думать, что мне придется прожить столько дней в качестве пленницы Гроула.

Я глубоко вздохнула и переключила воду на холодную, а затем плеснула в лицо, пока не почувствовала себя лучше.

Я попыталась забыть, где нахожусь, позволила знакомым движениям овладеть моим телом.

Когда я заглянула в шкафчики в ванной в поисках зубной щетки, меня встретила та же пустота, с которой я столкнулась в другом месте этого дома. Там стояла зубная щётка и паста, бритва и дезодорант. Не было парфюма или других средств по уходу за телом.

Я выдавила зубную пасту на указательный палец и почистила зубы.

После этого направилась в душ, но заколебалась, раздумывая, стоит ли рисковать и раздеваться. Но зловоние крови всё ещё оставалось на моей коже, смешанное с запахом пота и мускусным ароматом Гроула.

Я вылезла из одежды.

Я больше не была в безопасности. И принятие душа этого не изменило бы. Рано или поздно Гроул сделает всё, что захочет, и я ничего не смогу сделать, чтобы остановить его.

Душевая кабина была старой, но чистой, кран скрипучим, и потребовалось достаточно времени, чтобы вода стала умеренно теплой.

Я тёрла кожу, пока она не почувствовала жжение, и, вероятно, продолжала бы это делать, если бы меня не прервал стук в дверь.

— У тебя есть ещё две минуты.

Я выключила воду.

Несмотря на первый порыв спровоцировать Гроула, я не хотела рисковать тем, что он может войти.

Я быстро вытерлась и открыла рюкзак.

У меня перехватило дыхание, когда я увидела свою одежду. Удивительно, как мало всё вдруг стало значить.

Я осторожно достала кремовое хлопковое платье, которое облегало моё тело.

Я хотела подарить его, потому что оно больше было не в моде. Теперь это самое дорогое, что у меня есть.

Я скользнула мягкой тканью по телу и надела колготки.

Быть одетой в свою старую одежду в этом доме казалось неправильным, словно остатки от прежних времен.

Когда я вышла из ванной, Гроула там не оказалось, как и его собак.

Я задержалась в коридоре, не зная, что делать и куда идти. Стены были серовато-белыми, как в моей комнате, а пол из темного дерева видал времена и получше.

Запах кофе донесся до меня и, в конце концов, заманил в большую кухню.

Гроул прислонился к кухонному столу с чашкой кофе в руке, а его собаки лежали на одеялах в углу комнаты. Его взгляд был направлен на сообщение в мобильном телефоне.

Не было ни стола, ни стульев. Очевидно, Гроул предпочитал есть стоя.

Он поднял глаза и прошёлся взглядом по всему моему телу, задержавшись на ногах, бедрах и груди.

Я заставила себя сохранять спокойствие, скрывая нервозность, вызванную жаром его взгляда.

Он был одет в обтягивающую белую футболку, которая не могла скрыть ни его мышцы, ни контуры слишком большого количества татуировок.

Я перевела взгляд на шрам на его шее.

— Вот, — сказал он, пододвигая мне чашку кофе. — Пей.

— Я предпочитаю кофе с молоком, — сказала я.

— В доме нет молока. Чёрный или ничего.

Я взяла чашку, наслаждаясь её теплом, и сделала несколько глотков горячей жидкости.

Его внимание снова вернулось к мобильнику на кухонном столе.

— Если ты голодна, в холодильнике есть яйца.

Я уставилась на него.

— Ты серьезно? — спросила я, ставя чашку на стойку. — Вчера Фальконе подарил меня тебе, а теперь ты притворяешься, что всё в порядке, что мы можем вести себя нормально друг с другом. Почему бы тебе не сделать одолжение нам обоим и не отпустить меня?

Он оказался передо мной прежде, чем я успела среагировать.

Я вытянула шею, посмотрев ему в лицо. Я оказалась в ловушке между ним и кухней.

Он схватил меня за талию и поднял на столешницу, затем зажал между своих ног, приблизив наши лица друг к другу.

Я затаила дыхание, ошеломленная его внезапным движением.

Сердце бешено колотилось в груди, но я старалась скрыть страх за ненавистью.

Его рука обхватила мой затылок, удерживая меня на месте, а затем его рот опустился на мой, и его язык скользнул мимо моих губ.

Я издала протестующий звук, но он был проглочен ртом Гроула. Я откинула голову назад, тяжело дыша, и уставилась на него.

Я ненавидела его. Ненавидела его за то, кем он был, но ещё больше за то, что он заставлял меня чувствовать.

На мгновение я позволила себе утонуть в поцелуе, потому что он заставил меня забыть обо всем, помог заглушить печаль, страх и беспокойство.

И в это короткое мгновение это чувствовалось чудесно и хорошо. Так хорошо, что моё тело покалывало, и я ощущала это кончиками пальцев рук и ног. Повсюду. Это было неправильно. Боже, очень неправильно. Как и мужчина передо мной.

Я вытерла рот, а потом покалывание исчезло, и осталось только отвращение.

— Не трогай меня, — прошипела я. — Никогда больше.

Он невесело улыбнулся.

— Почему же?

— Потому что ты вызываешь у меня отвращение. Ты чудовище, и я не хочу, чтобы твои руки касались меня, не тогда, когда они покрыты кровью.

ГРОУЛ

Эмоции, он никогда не понимал их. У большинства людей их было слишком много, и они с большой охотой демонстрировали их. Особенно девушки, они казались слишком беспечными к тому, чтобы демонстрировать эту часть себя.

Кара не была исключением. Ненависть ясно читалась на её лице.

Она ненавидела его.

Все ненавидели.

Она боялась его.

Все боялись.

Он привык к такой реакции на него. Его это не волновало.

Он не был умным человеком, даже близко не таким умным, как она. Он знал это, и, возможно, это делало его умнее большинства людей Фальконе. Он знал свои ограничения, чувствовал их каждый день и принимал их, но никогда не позволял им остановить себя.

Но, несмотря на недостаток ума, он знал, что Кара не была его вознаграждением. Не поэтому её ему отдали.

Конечно, она являлась наградой, величайшим даром, на который мог надеяться кто-то вроде него, большим, чем заслуживал кто-то тёмный и грязный, но вовсе не потому Фальконе подарил её.

Это не было наградой для него, это было наказанием для неё и её отца, и если что-то и было правдой, то только то, что он являлся истинным наказанием.

Гроул понимал это, и, вероятно, ему следовало бы испытать отвращение, вину, отказаться от такого дара, но он был не из таких мужчин, и именно по этой причине Фальконе сделал мудрый выбор.

Он был наказанием, которого не заслуживал никто, и меньше всего она. Но теперь, когда она у него есть, Кара, его дар, он никогда не отпустит её.

Поцелуй, он дал ему почувствовать вкус того, что будет дальше — Кара, и, чёрт возьми, она была сладкой с оттенком горечи от кофе. Слаще, чем любая девушка, которую он целовал, но их было немного, а его последний поцелуй был давным-давно.

Он не любил целовать шлюх. Не потому, что они брали в рот чужие члены, хотя, если быть совершенно честным с самим собой, и поэтому тоже, но главным образом, потому что это было слишком интимно.

Он никогда не понимал ценности поцелуев, когда секс и минет приносят более быстрое удовлетворение, но с тех пор, как он впервые увидел розовые губы Кары, он задавался вопросом, каково это — целовать её.

Вначале это была нелепая фантазия, которая бы никогда не сбылась, но потом это стало возможным.

Он смотрел на её разъяренное лицо и плотно сжатые губы.

Ему хотелось снова поцеловать её, снова попробовать на вкус, но он научился контролировать свои желания. То, как она смотрела на него сейчас, напомнило ему об их первой встрече, о взглядах, которыми одаривали его все женщины в обществе.

Он отступил назад, прежде чем гнев взял над ним верх, как в прошлый раз. У него не было времени на ещё один визит к Лоле. Хотя, если быть честным, то она, удовлетворила его, как и всегда.

Тогда возьми Кару. Она твоя.

Она была его. Но он не мог представить, что будет обращаться с ней, как с Лолой. Не только потому, что Кара не реагировала так, как хотел Гроул, но и потому, что ему не нравилась идея обращаться с ней подобным образом. Она была слишком драгоценна.

Он отошел от неё и снова взял телефон.

Фальконе хотел встретиться с ним днём. Гроул сомневался, что у этого человека есть для него настоящая работа. Фальконе хотел услышать ужасные подробности того, что Гроул сделал с Карой.

Он посмотрел в её сторону.

Она всё ещё сидела на столешнице, куда он её посадил, но скрестила ноги и осторожно наблюдала за ним. Даже в таком виде она умудрялась выглядеть грациозной леди, и абсолютно неуместной в его доме.

Возможно, Фальконе имел в виду Гроула не только для наказания Кары. Возможно, он также надеялся поставить Гроула на место, показать ему, что, несмотря на годы службы, он всё ещё был недостойным.

ГЛАВА 10

КАРА

Мои губы до сих пор покалывало от его поцелуя, несмотря на отвращение и гнев к Гроулу.

Он медленно попятился с выражением лица, которое я не смогла расшифровать.

Я спрыгнула со столешницы, желая выбраться из этой компрометирующей ситуации, и замерла от страха, когда обе собаки вскочили с места, где они отдыхали в углу кухни.

Единственной собакой, с которой за эти годы у меня случался более близкий контакт, была чихуахуа Анастасии, которую она купила после того, как эта порода стала неотъемлемой частью моды в журналах, которые она читала.

Но та собака была размером с морскую свинку, и зубы у неё были такие, что едва бы царапали кожу. Однако же эти собаки, были чудовищных размеров и, скорее всего, характером схожи с их хозяином.

Я втянула воздух и снова прислонилась к столешнице.

Мне больше некуда было идти, и, судя по тому, как они на меня смотрели, они всё равно пошли бы за мной.

Моё сердцебиение ускорилось, и я крепко схватилась за столешницу.

Собаки тоже не двигались, но выглядели напряженными, словно были готовы напасть на меня, если я пошевелюсь.

Гроул бросил на меня взгляд, который ясно дал понять, что он думает, будто я сошла с ума, но он явно не был тем, кому я доверяла, когда дело доходило до оценки опасности и чудовищности его собак.

— Если ты будешь вести себя испуганно, они заподозрят неладное, — сказал он, словно я была ребёнком.

Я уставилась на него.

Его слова только усилили мой страх и заставили меня напрячься ещё больше.

Гроул снова поставил чашку с кофе и посмотрел на меня так, словно пытался что-то понять.

Мои глаза метались между ним и его собаками.

Гроул направился ко мне, его рука двинулась в мою сторону.

Я отпрянула, ожидая удара.

Он выглядел расстроенным. Он застыл с рукой в воздухе, и непонимания на его лице стало ещё больше.

— Что ты делаешь? — прогремел он, медленно опуская мускулистую руку.

Теперь я заметила ещё несколько царапин на его предплечье. Я была уверена, что не всё они были из-за меня.

Красная точка начала медленно расползаться по его бинтам, и я поморщилась.

Гроул опустил взгляд на раненое предплечье и выдохнул.

— От тебя одни неприятности, — просто сказал он.

Он поднял на меня глаза.

Я не могла прочесть выражение его лица.

— Может, тебе стоит сходить к врачу, — сказала я вместо неприятного ответа, который был у меня на уме.

До сих пор Гроул был более вежливым, чем я предполагала, и я не могла рисковать спровоцировать перемену его настроения.

— Мне не нужен врач. Я сам зашил рану. Я делал это раньше. Но ты ранила меня довольно глубоко, и мне нельзя так сильно двигать рукой.

Я думала, что едва оставила на нем след от ножа из-за его вчерашней реакции, но он, вероятно, был слишком осторожен, чтобы показать степень своих повреждений, полученных во время боя. Хотя назвать короткую схватку между нами боем было смешно.

— Почему ты отшатнулась? — спросил он.

Я надеялась, что он забыл о моей реакции на его приближение.

Я пожала плечами и снова повернулась к собакам, наблюдавшим за нами.

Они до сих пор не сдвинулись со своих мест в конце кухни, за исключением чёрного — он сел.

— Думала, ты ударишь меня, — сказала я, наконец.

Последовала тишина, пока я не смогла больше этого выносить и, подняв глаза, обнаружила, что Гроул смотрит на меня с явным замешательством.

— Да ладно тебе, — пробормотала я, начиная злиться, несмотря на все мои намерения не провоцировать его, но его шок был смешон. — Не делай вид, что это невозможно. Я видела тебя вчера. Видела, как ты голыми руками убил человека, свернув ему шею.

— Где ты была? Я тебя нигде не видел.

— В шкафу.

Гроул кивнул.

— Он был врагом.

— А я нет?

По какой-то причине он казался ближе, чем раньше, и его запах, наконец, достиг меня. Не пот, кровь и смерть, как прошлой ночью, а свежий мускус. Это казалось слишком нормальным для кого-то вроде него.

— Нет. Врагов нужно уничтожать, потому что они означают опасность, а зачастую и смерть. Ты нет.

— Я пыталась убить тебя прошлой ночью, — возмутилась я.

Он ничего не сказал, и это было хуже, чем оскорбление.

Я скрестила руки на груди. Я начала уставать от этого разговора, от ситуации, от всего.

Я закрыла глаза, но в тот момент, когда я это сделала, образы прошлой ночи вернулись, и я быстро открыла их снова.

Я действительно хотела, чтобы Гроул прекратил смотреть на меня с таким сосредоточенным выражением лица.

Он был похож на исследователя, открывающего новый вид.

— Что теперь будет? — тихо спросила я.

— Мне нужно работать, а ты останешься здесь и будешь смотреть телевизор.

Я рассмеялась. Неужели он нарочно не понял меня?

— Я не это имела в виду. Ты будешь держать меня взаперти, пока я не умру, или не надоем тебе?

— Я еще об этом не думал. Я не знал, что Фальконе отдаст тебя мне, иначе у меня имелись бы планы.

Планы для моего заточения, как учтиво.

— Так что теперь?

Всё казалось таким бессмысленным. У меня никогда не было свободы в жизни. Были правила и ожидания, но теперь у меня и выбора не было.

— Я отправлюсь на работу, а ты останешься здесь.

Я сдалась. Он либо не мог, либо не хотел меня понимать.

— Ты возьмешь их с собой? — я кивнула в сторону собак.

Гроул покачал головой.

— Они останутся здесь с тобой.

— И ты уверен, что они не разорвут меня на части?

Гроул повернулся к собакам.

— Коко, Бандит.

Они не колебались. Через несколько секунд они уже были рядом с Гроулом и смотрели на него с обожанием.

— Они хорошо обучены, — объяснил он. — Можешь подойти поближе.

Я кивнула, но не сдвинулась с места от столешницы.

Они тяжело дышали, и я хорошо разглядела размер их зубов.

Он нахмурился.

— Тебе придётся привыкнуть к ним. Ты будешь проводить с ними много времени в будущем, и я не всегда буду рядом, помогая тебе.

Мысль о том, что он может мне помочь, была смехотворной. Я определенно не жаждала его присутствия.

— Если ты хочешь прикоснуться к ним, ты всегда должна давать им возможность сперва понюхать тебя. По крайней мере, пока они не узнают тебя получше. Эти собаки недоверчивы. Большинство людей не давали им повода для доверия, — он поднёс руку к носу Коко, потом Бандита и погладил их по головам. — Если они отступят, пускай отступают. Не пытайся погладить их, если они этого не хотят.

Откуда мне было знать, когда они хотят, чтобы их гладили? Не то чтобы я собиралась прикасаться к ним без причины или без Гроула поблизости.

Они меня пугали. Я ничего не могла с собой поделать.

Они выглядели так, будто знали, как рвать вещи в клочья. Многочисленные шрамы говорили об их тяжелом прошлом.

— Это бойцовые собаки, верно?

Гроул кивнул.

— Они оба участвовали во многих боях. Большинство из них выиграли.

— Держу пари, ты заработал с ними кучу денег, — пробормотала я, надеясь, что он услышит моё отвращение.

Почему людям нравится смотреть, как собаки разрывают друг друга на части? Хоть я никогда не понимала и привлекательности боксерских поединков; боксеры, по крайней мере, предпочитали драться по собственной воле.

Он ещё раз похлопал Коко и Бандита, прежде чем полностью переключить внимание на меня.

— Я никогда не отправлял их на бои. Я купил их, когда они стали слишком стары, чтобы побеждать.

Его голос был мягче, когда он говорил о своих собаках, хотя он по-прежнему жёстко хрипел из-за поврежденных голосовых связок.

— Почему?

— Потому что они погибли бы, и после того, что они пережили, они заслуживают жить в мире до конца своих дней.

В этом мужчине действительно было немного доброты? Казалось маловероятным, но из-за того, как он заботился о своих собаках, я не могла отрицать такую возможность.

Может быть, он чувствовал связь с собаками, из-за того, что они были вынуждены жить насильственной жизнью. О прошлом Гроула мне мало что было известно, но никто не рождался таким, никто не рождался злым.

Возможно, его тоже принудили к этой жизни. Возможно, он никогда и не жил нормальной жизнью. Это не оправдывало его действий, но это являлось объяснением, которое помогло бы мне лучше его понять, и понимание всегда было первым шагом к решению проблем.

Если я хочу выбраться из этой ужасной ситуации, мне сначала нужно было узнать побольше о моём похитителе, даже если это означало, что мне нужно будет проводить с ним время.

— Значит, ты никогда не делал ставки в собачьих боях? Слышала, некоторые люди зарабатывают на этом миллионы.

Глядя на его обшарпанный дом, я была уверена, что деньги ему пригодились бы.

Он покачал головой.

— Меня не волнуют деньги, а даже если бы и волновали, я бы не хотел зарабатывать их, позволяя собакам рвать друг друга на куски.

Этот парень был загадкой.

Он жестом пригласил меня подойти ближе.

— Подойди. Вы должны узнать друг друга, а у меня не так много времени.

Я сделала несколько неуверенных шагов и, когда обе собаки не шевельнулись, преодолела оставшееся расстояние между нами.

— Встань на колени, — приказал Гроул, и эти слова вызвали в моей голове другой образ, который встревожил меня даже больше, чем собаки с их огромными зубами, особенно потому что это заставило моё тело стать тёплым.

Я быстро откинула это образ и присела на корточки.

Гроул взял меня за руку, чем напугал меня.

Только в последнюю секунду я смогла остановить себя от того, чтобы отпрянуть.

Его ладонь была мозолистой и теплой.

Я затаила дыхание, когда он поднёс мою руку к светло-коричневой собачьей морде.

Она принюхалась, потом мягко завиляла хвостом.

Потом Гроул положил мою руку ей на спину.

— Это Коко. Ей восемь лет, она у меня уже два года.

Коко показалась мне слишком ручной для такой собаки.

Я провела рукой по спине Коко.

Её мех был мягким, и я удивилась, ощутив собачьи мускулы. Она чувствовалась сильнее, чем выглядела.

Я могла только представить, какое зрелище представляла собой собака на арене, и во мне вновь поднялась жалость к ней.

Её карие глаза были любопытными и добрыми. Я не видела и намека на агрессию.

Гроул снова взял меня за руку и протянул её другой собаке, Бандиту, чтобы он мог понюхать её.

Он тоже несколько раз принюхался, но не помахал хвостом и никак иначе не отреагировал. Похоже, моё присутствие его не слишком заботило.

Гроул пожал плечами.

— Ему нужно узнать тебя получше. Дай ему время.

Он отпустил мою руку, и я быстро отдернула её и поднялась на ноги.

Было слишком странно. Гроул вёл себя так, будто мы собирались стать какой-то странной семьей.

Гроул тоже встал, возвышаясь надо мной.

— Мне нужно идти.

Он схватил со стола мобильник и вышел в коридор.

— Ты встречаешься с Фальконе? — выпалила я, следуя за ним.

Имя жгло мне язык, как кислота.

Гроул нахмурился через плечо. Он ничего не сказал.

— Можешь спросить его о моей сестре и матери? — сказала я, потом добавила. — Пожалуйста! Я сойду с ума, если не узнаю, в порядке ли они.

— Фальконе либо скажет мне, либо нет. Если я попрошу его, он, скорее всего, сохранит ответ для себя, потому что это дополнительная часть силы.

— Мне нужно знать, в порядке ли они, — повторила я.

Гроул кивнул.

— Сегодня утром я долго выгуливал собак, так что если ты выпустишь их во двор около полудня, будет достаточно. Я возьму их на прогулку, когда вернусь, — сказал он и добавил. — Ничего не предпринимай. Это не принесет никому никакой пользы.

Он выжидающе смотрел на меня, пока я, наконец, не кивнула, прежде чем он вышел и закрыл дверь. Мгновение спустя я услышала щелчок замка и осталась одна.

Я подошла к двери, прислушиваясь к звуку отъезжающей машины. Потом я снова заколебалась.

Возможно, это была уловка? Возможно, он просто хотел посмотреть, попытаюсь ли я сбежать, если представится такая возможность. Может, он даже жаждал возможности наказать меня?

Я выдохнула и направилась обратно на кухню, стараясь не обращать внимания на собак, которые вернулись к своим одеялам. В доме не было занавесок, так что я могла видеть дорогу.

Машина Гроула исчезла, но я всё ещё не могла поверить, что он оставил меня одну.

Мои глаза начали сканировать окрестности в поисках чего-то необычного. Этот район родился из нищеты.

На крыльце дома напротив, сидел старик. Он наблюдал за мной или, по крайней мере, за домом Гроула.

Неужели Гроул заплатил ему, чтобы он присматривал за входной дверью?

Я отошла от окна и поспешила к задней двери, ведущей в сад. Когда я прикоснулась к ручке, она открылась.

Гроул её не запер. Поскольку этот парень был слишком бдителен, чтобы случайно оставить дверь незапертой, это была либо ловушка, либо он знал, что я не смогу убежать, даже если попытаюсь.

Обе собаки появились рядом со мной, напугав меня. Но я их не интересовала. Вместо этого они вышли в сад и начали преследовать друг друга.

Я вышла на улицу и внимательно огляделась.

Единственный способ преодолеть высокий забор — это перелезть через него благодаря стулу или столу. Поскольку кухня была лишена такой роскоши, как стулья, садовая мебель была моим единственным вариантом.

Хотя стол выглядел недостаточно устойчивым, чтобы выдержать мой вес, а стулья были слишком низкими, чтобы предоставить мне достаточное преимущество в росте.

Однако когда я попыталась сдвинуть стулья, они не сдвинулись с места.

Я взглянула на землю и обнаружила, что они привинчены к бетонному крыльцу.

Неужели это сделал Гроул? Но когда? Прошлой ночью, когда я спала?

Я резко рассмеялась и опустилась на один из них. Я не могла перестать смеяться.

Собаки прекратили погоню и наблюдали за мной, явно обеспокоенные моим смехом.

Даже я испугалась этого звука. Каждый предмет мебели, даже скамья были прикручены к земле.

Я замолчала и закрыла глаза, затем медленно опустила голову, пока она не уперлась мне в ноги.

Я позволила образам прошлой ночи напасть на меня, надеясь, что, если переживу их снова, они перестанут меня преследовать. Я знала, что на это потребуется время. Возможно, они никогда не уйдут.

Талия. Мать. Что они делают сейчас?

У меня не было возможности добраться до них, не было способа сказать им, что я в порядке, и попросить их оставаться сильными. Вероятно, им было хуже, даже хуже, чем быть пленницей Гроула.

Что-то толкнуло меня в шею, я подняла голову и увидела Коко, стоящую очень близко ко мне, её теплое собачье дыхание коснулось моего лица. Сначала я испугалась, но потом поняла, что собака пытается меня утешить. Я не шевелилась, волновалась.

— Спасибо, — прошептала я, хотя чувствовала себя глупо, разговаривая с собакой.

Коко побежала туда, где Бандит рыл место у забора.

Я встала со стула и ещё раз огляделась, затем подошла ближе к забору, чтобы ещё раз проверить, но из-за колючей проволоки наверху я никак не могла бы перелезть через неё.

Да и что бы я стала делать, если бы пережила это? Куда мне было идти? У меня не было ни денег, ни документов, ни мобильного. Ничего. У меня ничего не было. Не было никого, к кому я могла бы побежать.

Родители отца умерли, когда я была маленькой, и у него не было ни братьев, ни сестер, ни матери. Мать никогда не говорила о своей семье. Я предполагала, что она сбежала, чтобы выйти замуж за отца.

О Триш и Анастасии тоже не могло быть и речи. Их родители были преданы Фальконе. Как только они меня увидят, меня вернут Гроулу.

Я была совершенно одна, пока не найду свою мать и сестру, и я не могла сделать это без помощи Гроула. У меня не было выбора, кроме как придумать, как переманить Гроула на свою сторону.

Пара снова начала кричать друг на друга. Этот район был настолько угнетающим, что я не была уверена, как кто-то мог жить здесь по собственному выбору. Но у большинства людей, вероятно, выбора не было.

Я направилась обратно в дом, прежде чем моё настроение успело ещё больше испортиться. Собаки всё ещё суетились у забора.

— Бандит, Коко, идите сюда! — крикнула я, и, как ни странно, они оба без раздумий подчинились моему приказу и побежали в дом.

Я закрыла дверь и, глубоко вздохнув, повернулась лицом к дому.

Он был мрачным и сам по себе казался врагом. Ни декора, ни уютной мебели. Это место было предназначено только для самых элементарных нужд.

Я заглянула в холодильник, но там, кроме коробки яиц и нескольких банок колы, ничего не было.

Я подумала, не приготовить ли омлет, хотя делала это всего один раз. Я всё равно не была голодна.

Я вернулась в гостиную и опустилась на диван.

Пружина впилась мне в зад, и старая штука заскрипела под моим весом. Мне никогда не приходилось смотреть телевизор весь день. Я всегда была занята школой, друзьями и хобби.

Я медленно откинулась назад.

Единственными предметами в комнате были телевизор, телевизионная панель, которая выглядела так, будто Гроул нашёл её на обочине улицы, и маленький столик. Не было ни шкафов, ни картин, ничего другого. Гроул не проводил здесь много времени.

Мне нужно было найти способ выбраться отсюда как можно быстрее.

Я схватила со стола пульт и включила телевизор. Прокрутила множество каналов, но не было ничего даже отдаленно интересного.

Я положила пульт обратно, позволяя каналу про природу играть на заднем плане, когда вернулась к исследованию оставшихся комнат, но в основном я все уже видела.

Ванная, моя комната и комната Гроула. Он не запер её, несмотря на оружие, украшавшее стены.

В доме не было ни единой книги. Компьютера я тоже нигде не обнаружила.

Расстроенная, я откинулась на спинку дивана, не имея других дел, и, в конце концов, снова заснула.

Меня разбудил звук замка, и я резко выпрямилась. Мурашки побежали по коже. Кондиционер был слишком холодным. Я оглядела комнату в поисках часов, но даже их не было.

Снаружи всё ещё было светло, так что я знала, что сейчас, по крайней мере, не ночь.

Собаки радостно тявкали, а потом послышались шаги Гроула.

Он появился в дверях, быстро оглядывая комнату, прежде чем ещё раз взглянул на меня.

— Всё в порядке? — подозрительно спросил он.

— Нет, — ответила я.

Какой глупый вопрос.

Гроул поднял пакет молока.

— Для кофе.

Мои губы приоткрылись.

— Эмм, спасибо?

Мы уставились друг на друга.

Он казался таким же неуверенным в ситуации, как и я. Я начала растирать ладони, чтобы немного согреть их.

— Холодно?

Я кивнула.

Он ушёл, и кондиционер перестал дуть холодным воздухом в комнату. Почему он так себя вел? Это заставило меня заподозрить его мотивы.

— Есть новости? — спросила я, когда он вернулся.

Его лицо напряглось. Потом он повернулся и направился по коридору на кухню.

Я оттолкнулась от дивана и бросилась за ним. Он стоял у открытого холодильника.

— Ты ничего не ела.

Он что, рехнулся?

— Я не голодна, — это была ложь. — Как насчёт моего вопроса? Ты виделся с Фальконе, он что-то говорил о моей матери или сестре?

— Тебе нужно поесть, — сказал Гроул. — Голодовка ничего не изменит.

— Мне всё равно! Ответь на мой вопрос, чёрт возьми!

Бандит издал низкий рокот, но Гроул заставил его замолчать движением руки.

Я напряглась.

— Не опасны, да?

— Чего ты ожидаешь, когда кричишь на их хозяина?

— Брось, я же не представляю для тебя опасности, — насмешливо сказала я.

Он посмотрел на свою забинтованную руку и пожал плечами.

— Нет, но ты ведёшь себя неуважительно.

— Ты и не заслуживаешь моего уважения.

Гроул закрыл холодильник, наклонив голову посмотрев на меня. И снова я поняла, что он не знает, что со мной делать.

— Я собираюсь заказать пиццу. Ничего не ел на обед. Какую пиццу хочешь?

Я скрестила руки на груди и прислонилась к дверному косяку.

— Я ничего не буду есть, пока ты не ответишь на мой вопрос.

— А я не собираюсь отвечать, пока ты что-нибудь не съешь.

— Значит, ты знаешь больше?

— Да, — просто ответил он.

ГЛАВА 11

КАРА

Мои пальцы дрожали от перспективы новостей о моей матери и сестре.

— Ладно. Я съем пиццу. Просто расскажи мне, что знаешь.

— Какую именно пиццу?

Я раздраженно выдохнула, но не могла снова сорваться, иначе он мог бы решить ничего мне не говорить.

— Тунец с луком, пожалуй.

Гроул снял трубку и заказал пиццу на шесть. Оставалось больше часа.

Должно быть, он заметил тревогу на моем лице, поэтому что сказал.

— Нужно погулять с Коко и Бандитом. Если ты пойдешь со мной, я расскажу тебе всё, что знаю.

Я нетерпеливо кивнула, и так как единственной парой обуви, которую Гроул принес в моем рюкзаке, были кроссовки, я была отлично экипирована.

В тот момент, когда мы вышли, я осознала, насколько запертой я ощущала себя в этом доме.

Гроул не потрудился посадить собак на поводок. Они начали обнюхивать местные кусты, а мы с Гроулом шли рядом. Это было странно.

Я находилась вместе с ним почти двадцать четыре часа, и он был гораздо порядочнее, чем я ожидала. Но у меня было такое чувство, что дело скорее в том, что я его смущала, чем в чём-либо, что связанно с милостью или жалостью.

— Так что? — начала я, когда стало очевидно, что Гроул наслаждается тишиной прогулки.

— Похоже, Фальконе доволен наказанием, которое он пока что нанёс твоей семье. Теперь, когда твой отец мертв, а ты со мной, он не видит необходимости наказывать твою мать и сестру.

— Значит, с мамой и сестрой всё в порядке? — с облегчением спросила я.

— Пока что, — сухо ответил Гроул.

— Где они?

— Твоя мать находится в вашем старом доме. Но я не уверен, где твоя сестра.

— Что значит «не уверен»? Что с ней случилось? Как ты можешь быть уверен, что Фальконе не причинил ей вреда, если не знаешь подробностей? Что, если он подарит её кому-нибудь?

«Как и меня», — добавила я мысленно.

Я хотела быть с ней, чтобы защитить её. Это была моя обязанность.

— Фальконе сегодня не был слишком откровенен на информацию. После предательства твоего отца он стал ещё осторожнее. Но у него имеется какой-то план, и он, кажется, требует, чтобы твоя сестра и мать оставались здоровыми.

— Но…

— Нет, — твердо сказал Гроул. — Этого достаточно. Я сказал тебе, что знаю, — его брови сошлись на переносице, и он покачал головой, скорее себе, чем мне.

Я всё ещё удивлялась, каким высоким он был, на голову выше меня.

Мои глаза прошлись по его мускулистым рукам, покрытым чернилами от запястий до самых краёв. Особенно меня пугали череп и змея, оскалившая зубы. Интересно, насколько его тело было покрыто ими.

— Мы должны идти, или останемся без пиццы, — сказал Гроул.

Мои глаза метнулись к его лицу.

Как долго я снова пялилась на него? Его челюсть была плотно сжата, глаза наполнились огнём, заставив меня нервничать.

Я быстро пошла вперед, и вскоре он шёл в ногу рядом со мной. Больше мы не разговаривали.

ГРОУЛ

Гроул, пошатываясь, вышел во двор, где находилась его зона для фитнеса. Ему нужно было выпустить пар, и, к тому же, ему необходимо было тренироваться.

С ним было что-то не так. У него дома находилась Кара. Ему позволялось делать с ней всё, что он хотел, и что же он сделал до этого момента? Ничего. Что-то в ней делало его неспособным просто взять и трахнуть её.

Он никогда не принуждал женщин спать с ним. Возможно, немного. Ему нравилось, когда они дрались с ним, кусались, царапались, иногда даже кричали, но не потому, что не хотели, а потому, что испытывали желание.

Он без труда причинял боль людям, причинял боль женщинам, но сейчас всё было по-другому. Это была его работа. И ему это нравилось.

Нельзя было отрицать. Но секс — это совсем другое. Он не хотел принуждать девушку. Он желал, чтобы она захотела его.

Конечно, многие шлюхи, с которыми он встречался в прошлом, на самом деле тоже не хотели его, но они делали это по собственному выбору, потому что хотели денег. С этим он мог жить. И Лола определенно любила его больше, чем других своих клиентов.

Он вздохнул и перенес вес на штангу.

Хуже всего было то, как Кара смотрела на него сегодня. Ей нравился вид его мускулов. Он был совершенно уверен, что её влечет к нему на каком-то низменном уровне.

Она тоже ненавидела его, и это было сильнее любого желания, которое она могла испытывать или не испытывать к нему. Чёрт, он хотел её.

Дверь скрипнула, и Кара вышла на крыльцо. Когда она заметила, что он тренируется, её глаза немного расширились, затем они прошлись по нему, прежде чем она поймала себя и посмотрела куда-то ещё.

Гроул застонал про себя.

Он не был хорош в играх. Или в анализе тонкостей женского поведения. От этого него чертовски разболелась голова.

Её взгляд остановился на столике на веранде.

— Ты прикрутил его к земле, чтобы я не смогла перелезть через забор?

Как она пришла к такому заключению?

— Нет, — сказал он, вставляя штангу в держатель. — Я не знал, что ты будешь жить со мной. Хочешь воспользоваться им, чтобы перелезть через забор?

Он подозревал, что она может попытаться сбежать. Он также знал, что у неё ничего не выйдет.

— Почему у тебя на кухне нет ни стола, ни стульев? — спросила она. — И почему нету книг?

Почему, почему, почему? Почему она всегда задавала вопросы?

Гроул поднялся со скамейки и потянулся. Снова. Этот взгляд. Блядь.

Он пересёк расстояние между ними и прижал её к стене.

Писк её удивления был заглушен его ртом.

Он погрузил язык в её рот, наслаждаясь её гребаным сладким вкусом.

И она прижалась к нему.

Блядь. Её влекло к нему. Он знал это.

Он поцеловал её сильнее и запустил руку под юбку, прижимая ладонь между её ног. Даже сквозь трусики и колготки он чувствовал тепло, исходящее от её киски.

Он просунул палец между её складок, потирая её через ткань.

И она застонала ему в рот.

Её влага начала впитываться в колготки, и член Гроула ожил.

Чёрт. Он хотел взять её прямо здесь, на крыльце, пока она не начнёт кричать его имя.

Её ладони уперлись ему в грудь, и она оторвалась от его губ.

— Прекрати! — Она задохнулась, потом напряглась. — Прекрати!

Она сильно толкнула его, и он остановился, отступив на шаг и убрав руку с её киски. В её глазах стояло удивление.

Она взглянула на его член, напрягшийся под штанами, потом на соседние дома и покраснела ещё сильнее. Она развернулась и, спотыкаясь, вошла в дом.

Гроул отпустил её, хотя это была одна из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал. Он уставился на свою выпуклость.

Тело Кары ответило, только её гребаный разум до сих пор всё портил. Теперь, когда Гроул знал, какого это, когда она влажная для него, не было не единого шанса, что он сможет держать руки при себе. Он хотел попробовать её, хотел заставить её тело подчинить себе разум.

КАРА

Я не останавливалась, пока не закрыла за собой дверь.

Что я наделала? Что я позволила Гроулу сделать? Бог мой. Сердце бешено колотилось в груди. Я чувствовала глухой стук даже между ног.

Я закрыла глаза рукой и глубоко вздохнула. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько сбитой с толку. Но, движимый инстинктами, мой разум пребывал в блаженном молчании.

Я так отчаянно хотела почувствовать его пальцы, даже сквозь ткань, прикосновение воспламенило меня. Почему моё тело делало это со мной?

Я ненавидела Гроула, но всё-таки моё тело отвечало ему. Он не являлся красавчиком с плаката. Он был раздражающим, смуглым и покрытым шрамами.

И из-за этого моё тело хотело его.

Я вздрогнула, опустила руку и, шатаясь, добралась до кровати, где и упала. Нахождение рядом с Гроулом тоже было похоже на падение.

Часть меня хотела вернуться во двор и дать Гроулу закончить начатое. Позже я бы пожалела о своих действиях, возможно, даже смогла бы убедить себя, что во всём виноват Гроул. А может, это была какая-то разновидность Стокгольмского синдрома?

Срабатывало ли это и для сексуального влечения? У меня вырвался смешок. Я сходила с ума.

Пульсация между ног до сих пор не прекращалась. Всё стало ещё хуже, если такое вообще возможно.

Я положила руку на живот и замерла. Это было неправильно. Даже простая фантазия о ком-то вроде Гроула была неправильной, а трогать себя при этом? Разумеется, это было грехом.

Мама никогда бы мне этого не простила.

Я сжала руку в кулак на животе.

Я должна была быть сильной. И не позволять своему телу диктовать что мне делать. Быть лучше.

В два последующих утра я не хотела встречаться с Гроулом и ждала, пока он уйдёт из дома, прежде чем выйти из комнаты. Я не смогла бы прятаться вечно, но моё смущение было ещё слишком свежо. По крайней мере, он не искал моего общества.

Как и обычно, сначала я проверила каждую дверь и окно, обнаружив, что они заперты.

Собаки лежали на подстилках, вяло виляя хвостами, когда я проходила мимо.

Я подумала, не погладить ли их, но не осмелилась, не без Гроула. Что было забавным, учитывая, что не так давно я считала его самым опасным существом в своей жизни. И, вероятно, так оно и было.

Я направилась к своему обычному месту на диване и вздрогнула при виде шести книг, аккуратно сложенных на столе в гостиной. Я не знала ни одного из авторов, но это была смесь романа и триллера.

Я опустилась на диван, ошеломленная вниманием Гроула. Я находилась в ещё большем замешательстве. Почему он относится ко мне с уважением?

Я взяла книгу и начала читать, пытаясь погрузиться в другой мир и заставить свои мысли замолчать.

* * *

Вернувшись вечером, он снова принес пиццу и поставил её на стол в гостиной рядом с моими новыми книгами.

Моё лицо вспыхнуло от стыда, когда его взгляд, наконец, остановился на мне. Однако он выглядел совершенно равнодушным к моему явному смущению по поводу нашей последней встречи.

— Спасибо за книги, — сказала я.

Он кивнул и

Печатается с разрешения литературных агентств Trident Media Group, LLC и Andrew Nurnberg.

Copyright ©2017 Cora Reilly

* * *

Пролог

ГРОУЛ

Настороженный взгляд. Приоткрытые губы. Раскрасневшиеся щеки. Бледная кожа. Она была похожа на фарфоровую куклу: большие голубые глаза, волосы цвета горького шоколада и кремово-белая кожа; хрупкая красота, то, к чему я не должен был прикасаться, потому что мои покрытые шрамами руки привыкли к грубости и жестокости. Пальцами обхватил ее запястье; ее пульс бился так отчаянно, словно птичка, попавшая в клетку. Она пыталась бороться, пыталась быть храброй, пыталась причинить мне боль, может быть, даже убить меня. Неужели она и впрямь надеялась, что у нее что-то выйдет?

Надежда… она делала людей глупыми, заставляла их верить во что-то за гранью реальности. Я же давно искоренил привычку питать надежды. Знал, на что я способен. Она надеялась, что сможет убить меня. Я же знал, что мне под силу убить ее. В этом не было сомнений.

Я провел рукой по мягкой коже ее шеи, слегка обхватив ее пальцами. Ее зрачки расширились, но я не стал давить, лишь едва касался. Ее пульс бился под моей грубой ладонью. Я был охотником, а она – моей добычей. Я был тем, кто пришел за своей наградой. Вот почему Фальконе отдал ее мне.

Мне нравилось все, что причиняет боль. Мне нравилось причинять боль другим. Я наклонился так, что мой нос почти коснулся нежного участка кожи у нее за ухом, и втянул в себя воздух. К цветочному аромату примешивался едва уловимый запах пота. Страх. Его я тоже почувствовал. Я не мог больше противиться своим желаниям. Да мне и не надо было теперь. Никогда больше. С ней больше никогда. Моя. Она принадлежала мне.

Я прижался губами к ее разгоряченной коже. Ее пульс трепетал под моими губами, когда я целовал ее в шею. Паника и ужас отбивали бешеный ритм у нее под кожей. И это привело меня в состояние крайнего возбуждения.

Ее взгляд встретился с моим. В нем промелькнул проблеск надежды… проклятой надежды. Глупышка… В ее взгляде читалась неприкрытая мольба о пощаде. Она не знала меня, не знала, что все человеческое во мне умерло давным-давно. Милосердие – последнее, о чем я думал в тот момент, когда своим взглядом клеймил ее тело.

Глава первая

КАРА

Когда я впервые встретила его, он был одет не так, как раньше. На нем был стильный черный костюм, скроенный таким образом, что в нем он становился похожим на одного из нашего круга. И несмотря на то, что слои дорогостоящей ткани скрывали его многочисленные татуировки, они не могли скрыть его истинной природы. Он был опасным и диким зверем. Тогда я и подумать не могла, что ближе, чем кто-либо другой, познакомлюсь монстром, который живет в его душе. Не предполагала… что это перевернет всю мою жизнь с ног на голову. Что это изменит меня до неузнаваемости.

* * *

– Поверить не могу, что они позволили тебе пойти с ними, – пробормотала Талия. Я отвернулась от зеркала, чтобы взглянуть на нее. Она сидела, скрестив ноги, на моем стуле, одетая в свои видавшие виды спортивные штаны, а ее длинные каштановые волосы были собраны на макушке в беспорядочный пучок. Ее растянутая выцветшая футболка с дырками и пятнами, привела бы нашу мать в ярость. Талия мрачно улыбнулась, проследив за моим взглядом. – Ты же в курсе, что мне особо не для кого здесь наряжаться.

– Существует разница между тем, чтобы не наряжаться, и тем, что делаешь ты, – сказала я с оттенком неодобрения в голосе. На самом деле я не злилась на сестру за то, что она носила видавшую виды одежду, но я знала, что ее единственной целью было разозлить маму. Причем таков был вероятный сценарий развития дальнейших событий, учитывая склонность нашей матери к перфекционизму и привычке все преувеличивать. Но чего я правда не хотела, так это того, чтобы ее настроение испортилось незадолго до начала бала. Потому что тогда я останусь в проигрыше. Угадайте, кого мама выбирала мишенью для своих колкостей? Уж конечно не папу. У мамы была склонность принимать все слишком близко к сердцу, когда Талия или я совершали, по ее мнению, промахи.

– Я лишь хочу донести свою точку зрения, – сказала Талия, слегка пожимая плечами.

Я вздохнула.

– Нет, ты ведешь себя мелочно и по-детски.

– Вообще-то, я и есть ребенок, причем слишком маленький для светского раута в особняке Фальконе, – повторила Талия, подражая тону матери.

– Это мероприятие для взрослых. Большинству пришедших туда будет больше восемнадцати лет. Мама права. Тебе не с кем было бы поговорить, и кому-то пришлось бы присматривать за тобой весь вечер.

– Мне пятнадцать, а не шесть. А ты всего на четыре года старше меня, так что не веди себя как взрослая, – возмущенно сказала она, поднимаясь со стула. Пошатываясь, она направилась в мою сторону и посмотрела мне прямо в глаза, в ее взгляде читался вызов. – Это наверное, ты сказала маме не брать меня туда, потому что знала, что тебе придется присматривать за мной. Ты боялась, что я опозорю тебя перед твоими такими идеальными подругами.

Я нахмурилась.

– Ты ведешь себя нелепо.

Но чувство вины вспыхнуло во мне из-за слов Талии. Я не уговаривала маму заставить Талию остаться дома, но и не очень упорно настаивала на том, чтобы моя сестра присоединилась к нам. Талия была права. Я боялась, что вынуждена буду застрять с ней на весь вечер. Мои подруги терпели ее, когда мы встречались у нас дома, но сам факт, что им пришлось бы ошиваться на официальном приеме в компании с девушкой на четыре года младше их, не привел бы их в восторг. Вечеринка у Фальконе всегда означала шанс встретить подходящую пару, а необходимость нянчиться с сестрой своей подруги фактически сводил такой шанс на нет. Мне же хотелось, чтобы этот вечер стал особенным.

Должно быть какая-то из этих мыслей слишком явно отразилась на моем лице, потому что Талия усмехнулась.

– Я так и знала. Она развернулась на каблуках и вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что я не могла не поморщиться.

Я вздохнула, затем повернулась к своему отражению, в последний раз проверяя макияж и прическу. Мне довелось просмотреть немало обучающих видео бьюти-блогеров, чтобы убедиться, что я правильно сделала дымчатый макияж глаз. Все должно было быть идеально. Мать была суровым критиком, но Триш с Анастасией были еще хуже. Они бы наверняка заметили, если бы я подобрала не тот тон теней для век к своему платью или если бы моя рука дрогнула, когда я наводила стрелки. Именно их пристальное внимание к моей персоне всегда служило мощным стимулом подходить к своему образу со всей тщательностью. Они были причиной того, почему я всегда была в тонусе. Для чего же еще нужны друзья.

Мое платье было темно-зеленым, а тени для век всего на несколько тонов светлее. Идеально. В последний раз проверила маникюр на наличие трещин, но ногти тоже выглядели безупречно. Они были покрыты нежным темно-зеленым лаком. Я несколько раз разгладила подол платья, чтобы он идеально облегал мои колени, затем снова пригладила волосы и убедилась, что ни одна заколка не выпала.

– Кара, ты готова? Нам нужно выезжать, – прокричала мама снизу.

Я посмотрела на свое отражение и снова разгладила невидимые складки на платье, окинула взглядом колготки, затем, наконец, заставила себя поспешить из комнаты, пока мама вконец не потеряла терпение. Я могла бы часами проверять свой наряд на возможные огрехи, если бы у меня было время.

Мама стояла в дверях, впуская в дом прохладный осенний воздух, когда я сошла вниз. Она посмотрела на свои золотые часы, а потом надела свою великолепную шубу, которая стоила жизни многим горностаям. Даже несмотря на то, что в ноябре в Лас-Вегасе было необычайно холодно, шуба была здесь совершенно не к месту, но поскольку мама купила шубу много лет назад в России и любила ее до безумия, она использовала любую возможность, чтобы надеть ее, даже если это было не по погоде.

Я подошла к ней, не обращая внимания на кислую мину Талии, которая стояла, прислонившись к перилам. Мне было ее искренне жаль, но я не хотела, чтобы кто-то или что-то испортило мне этот вечер. Отец и мать почти никогда не разрешали мне посещать вечеринки, а сегодняшний вечер был самым большим событием года в кругах, где вращалась моя семья. Все, кто стремился занять хоть сколько-нибудь высокое положение в Лас-Вегасе, пытались получить приглашение на праздник в честь Дня благодарения у Фальконе. И в этом году я была приглашена впервые. Триш и Анастасии посчастливилось присутствовать в прошлом году, и если бы отец не запретил мне, я бы тоже пошла. Я чувствовала себя маленькой и обделенной всякий раз, когда Триш и Анастасия говорили о вечеринке в предыдущие и последующие недели, что они делали без остановки, вероятно, потому, что это давало им возможность позлорадствовать.

– Передавай привет Триш и Анастасии, а Козимо поцелуй от меня, – приторно сладко протянула Талия.

Я покраснела. Козимо. Он тоже должен был быть приглашен. До этого я встречалась с ним всего дважды, и наше общение было более чем неловким.

– Талия, выбрось эти ужасные тряпки в мусорное ведро. Не желаю наткнуться на них где-нибудь в доме, когда мы вернемся, – приказала мама, не глядя на мою сестру.

Талия упрямо вздернула подбородок, но даже с другого конца комнаты я могла видеть намек на слезы в ее глазах. И снова чувство вины нахлынуло на меня, но я осталась стоять неподвижно рядом с входной дверью.

Мама заколебалась, как будто тоже поняла, как обидно было Талии.

– Может быть, в следующем году тебе разрешат поехать с нами. Она произнесла это так, как будто это не было ее решением исключить Талию из числа приглашенных на вечеринку. Хотя, честно говоря, я не была уверена, что Фальконе будут слишком счастливы, если люди начнут брать с собой своих младших детей, учитывая, что Фальконе не отличался терпением или любовью к семейным ценностям. Даже собственных детей он отправил в школу-интернат где-то в Англии, чтобы те не нервировали его. По крайней мере, если верить слухам. Дети Фальконе были в некотором роде запретной темой для обсуждения.

– Надень шубу, – велела мама. Мне пришлось подчиниться. Когда я выходила, то даже не оглянулась на Талию, которая, наверное, огорчилась из-за такого моего невнимания. Отец уже ждал на водительском сиденье черного «Мерседеса», стоящего на нашей подъездной дорожке. Прямо за ним была припаркована еще одна машина с нашими телохранителями. Мне было интересно, каково живется тем людям, которые не нуждаются в постоянной охране.

Мама распахнула шубу чуть шире. Я хотела сказать ей, что это Лас-Вегас, а не Россия. Но если она предпочитала получить тепловой удар, расхаживая в своей шубе, то это была ее проблема.

Мама опустилась на пассажирское сиденье, а я проскользнула на заднее сиденье машины. Я еще раз бегло осмотрела свои колготки на предмет затяжек, но все было безупречно. Безупречны, как всегда.

Я подумала, что компании-производители колготок должны размещать на своей упаковке предупреждение типа «Предназначены только для нахождения в положении стоя, движение запрещено», учитывая, как легко было обзавестись затяжкой. Для этого всего-то и нужно было, что ходить. Вот почему я на всякий случай сунула в сумочку две пары новых колготок.

– Пристегнитесь, – произнес отец. Мать наклонилась и промокнула его лысую голову от пота салфеткой. Я не могла припомнить, были ли у отца когда-нибудь волосы.

– Кара, – произнес отец с ноткой раздражения в голосе.

Я быстро пристегнулась, и он выехал с нашей подъездной дорожки.

– У нас с Козимо сегодня днем состоялся короткий разговор, – сказал он как ни в чем не бывало.

– А? – вопросительно произнесла я. У меня внезапно скрутило живот от беспокойства. Что если Козимо передумал? Что если нет? Какой из этих двух вариантов заставил мой живот сжаться сильнее? Тем не менее я все же заставила свое лицо принять нейтральное выражение, когда заметила, что мама смотрит на меня через плечо.

– И что он сказал? – спросила я.

– Он предложил сыграть свадьбу следующим летом.

Я сглотнула.

– Так скоро?

Между бровями отца залегла небольшая морщинка, но мать заговорила первой.

– Тебе уже девятнадцать, Кара. Следующим летом тебе исполнится двадцать. Самое время стать женой и матерью.

У меня внезапно закружилась голова. Кое-как женой я себя еще представляла, но вот матерью определенно нет. Я была слишком молода для этого. Когда же у меня будет шанс побыть самой собой? Понять, кем я была на самом деле или кем бы я хотела стать?

– Козимо – порядочный человек, а порядочных людей сейчас не так-то легко встретить, – заговорил отец. – Он ответственный. Кроме того, он был финансовым консультантом Фальконе на протяжении почти пяти лет. Он очень умен.

– Знаю, – тихо произнесла я. Козимо был отличной партией при любом раскладе. И внешность имел приметную. Только вот рядом с ним я не чувствовала того особого волшебного трепета, о котором пишут в романах. А ведь это был мужчина, за которого мне предстояло выйти замуж. Может быть, этот трепет появится сегодня вечером? Разве вечеринки не были идеальным местом для того, чтобы влюбиться в кого-то по уши? Мне просто нужно было расслабиться.

* * *

Вскоре мы въехали на территорию городской усадьбы Фальконе и остановились у величественного дома, по виду напоминающего дворец. Перед ним красовался огромный фонтан с римскими статуями, которые извергали из себя струи воды синего, красного и белого цвета. Как говорил отец, статуи для Фальконе ваял скульптор из Италии. Да и стоил фонтан куда больше, чем отцовская машина. Это была лишь одна из множества причин, по которым мне не нравился Фальконе. Судя по тому, что отец рассказывал мне об этом человеке, он был ужасным хвастуном и постоянно кичился своим богатством. Отчасти я была рада, что мы с моей семьей на его стороне. Никто не хотел иметь Фальконе в числе своих врагов.

Куда ни глянь, везде были припаркованы дорогие машины. Оценивая их численность, я задавалась вопросом, как все гости поместятся в доме так, чтобы не толпиться, наступая друг другу на пятки. Несколько лакеев бросились к нашей машине, как только она остановилась, и открыли нам дверцы. На лестнице лежала красная ковровая дорожка. Это была настолько показушная деталь интерьера, что мне стало смешно. Я покачала головой, но быстро осеклась под пристальным взглядом матери. Они с отцом велели меня идти между ними, а наши телохранители шли, как и полагается, позади нас. У двери нас поджидал еще один слуга с профессионально натянутой улыбкой. Ни Фальконе, ни его жена не вышли, чтобы встретить нас лично. А, собственно, почему, удивилась я.

Прихожая была больше всех тех прихожих, которые мне когда-либо довелось видеть. Мириады хрустальных фигурок всех форм и размеров были расставлены у стен и на буфетах, а несколько огромных портретов Фальконе и его жены украшали высокие стены.

– Будь вежливой, – прошептала мама себе под нос, когда нас повели к двойным дверям, ведущим в бальный зал с хрустальными люстрами и столами для VIP-гостей, окаймлявшими танцпол. Вдоль одной из стен тянулся длинный стол, уставленный тарелками с канапешками, грудами лангустинов и омаров, мисками с колотым льдом, где лежали самые большие устрицы, которые я когда-либо видела, жестяными баночками с осетровой икрой и всевозможными блюдами, которые я могла себе только вообразить. Наш провожатый извинился, как только мы вошли в бальный зал, и помчался к следующим гостям.

Я скользнула взглядом по гостям в поисках моих подруг. Мне не терпелось присоединиться к ним и позволить родителям самим искать компанию, которую они посчитают подходящей. Но мама отвлекла меня от моих поисков. Она слегка коснулась моего плеча и прошептала мне на ухо: – Веди себя прилично. Сначала нам нужно поблагодарить мистера Фальконе за приглашение.

Я посмотрела мимо нее туда, где отец уже разговаривал с высоким черноволосым мужчиной. Отец ссутулился, опустив плечи, как будто пытался отвесить своему боссу поклон. От этого зрелища у меня во рту появился горьковатый привкус. Переложив мамину ладонь себе на поясницу, я постаралась максимально приблизиться к отцу и его боссу. Мы остановились в паре шагов позади них, ожидая, когда они повернутся к нам. Фальконе первым обратил на меня взгляд, прежде чем отец заметил наше присутствие. От холода в глубине его глаз у меня по спине пробежала дрожь. Его белая рубашка с воротником-стойкой и черным галстуком-бабочкой придавали ему еще более устрашающий вид, от которого было трудно отделаться, учитывая, что галстуки-бабочки, как правило, казались мне весьма комичными, как и те, кто осмеливался их надевать.

После обмена несколькими бессмысленными любезностями я, наконец, была отпущена восвояси и бросилась к одному из официантов, который держал поднос с бокалами шампанского. На официанте был сверкающий белый смокинг и белые начищенные до блеска туфли. По крайней мере, его наряд позволял легко вычислить официантов в толпе гостей.

Один из наших телохранителей последовал за мной, другой встал и у стены и не спускал глаз с моих родителей. Мне не давал покоя вопрос, зачем вообще было нужно тащить с собой телохранителей на вечеринку наших предполагаемых друзей. Я быстро отогнала эту мысль, желая ничем не омрачать себе вечер, и взяла бокал шампанского. Сделав большой глоток, я поморщившись от терпкого привкуса.

– Как ты можешь делать такое лицо, когда пьешь «Дом Периньон»? Между прочим, это лучшая марка игристого в мире, – сказала Триш, внезапно появляясь рядом со мной и хватая с подноса бокал шампанского.

– Это напиток королей, – нараспев произнесла Анастасия, а меня передернуло от того, что я не понимала, шутит она или говорит совершенно серьезно.

– Как раз пытаюсь привыкнуть к нему, – призналась я. Алкоголь помог мне расслабиться. Я была рада этому, особенно после того, как имела удовольствие переброситься парой фраз с Фальконе. Обе мои подруги были безупречно одеты. Анастасия в серебристом платье мечты в пол, а Триш – в светло-зеленом коктейльном платье, которое едва доходило ей до колен. Они в деталях поведали мне о своем походе по магазинам за новыми платьями по такому случаю. Естественно, мне не разрешили пойти с ними, несмотря на все мои попытки убедить родителей. Вместо этого мама заставила меня надеть платье, которое я купила на Рождество в прошлом году. Моим единственным утешением было то, что никто, кроме членов моей семьи, не видел меня в нем, так что я не опозорилась бы перед своими подругами.

– Слышала, что понимаешь все грани его вкуса со временем, – задумчиво добавила Триш Она пригубила вино из своего бокала, и ее лицо осветилось блаженством. – Полагаю, что у меня всегда была склонность к «Дом Периньон», и в прошлом году у меня, безусловно, было достаточно шансов привыкнуть к его вкусу. И я намерена пить его и дальше, причем в гораздо большем количество. Они с Анастасией рассмеялись, и я еще раз чертыхнулась, проклиная своих родителей за их гиперопеку в отношении меня. Если Триш и Анастасия смогли противостоять предполагаемым опасностям нашего мира, то и мне это под силу.

Триш одарила меня дразнящей улыбкой, затем обняла одной рукой, стараясь не испортить ни наши прически, ни макияж. Анастасия только улыбнулась. Лиф ее платья представлял собой шедевральное сочетание жемчуга и вышивки.

– Боюсь, что сделаю зацепку, если мы начнем обниматься, – сказала она извиняющимся тоном.

– Резонно, – подтвердила я, делая еще один глоток из своего бокала b стараясь при этом сохранять восторженную мину, а не морщиться от слишком терпкого вкуса. Мне было отлично известно, что большинство людей считало шампанское приятным и изысканным напитком, но мне же оно особого удовольствия не доставляло. Мне пришлось бы приложить немало усилий, чтобы не увидеть на лице Анастасии жалостливого выражения.

– Одна из твоих шпилек выбилась из прически, – сказала она.

Свободной рукой я попыталась быстро обнаружить ту чертову шпильку, которая едва не испортила мою прическу. Другие гости и без того бросали заинтересованные взгляды в мою сторону, поскольку эта вечеринка была для меня своего рода боевым крещением. И я, конечно, не могла показать себя в худшем свете.

– Позволь мне, – сказала Триш и воткнула шпильку обратно. – Вот так. Готово. – Она одарила меня милой улыбкой.

И это все? Судя по реакции Анастасии, можно было подумать, что я совершила непростительный грех.

– Сегодня все как на подбор, – произнесла Анастасия, пристально глядя на группу мужчин, стоявшую напротив нас. И что-то подсказывало, что говорила она вовсе не о закусках.

Все лица мужского пола, оказавшиеся в поле ее зрения, были по меньшей мере на десять лет старше нас. А оглядев залу, я поняла, что мы были самыми молодыми среди собравшихся гостей. Большинство присутствующих работали на Фальконе. Вечеринка была организована специально для его подчиненных. Сомневаюсь, что у него были друзья. Люди его круга не могли позволить себе столь непозволительную роскошь.

– Однако теперь, когда ты помолвлена с Козимо, ты просто не можешь заглядываться на других мужчин, – продолжила Анастасия, возвращая меня к реальности.

Я не знала, как реагировать на это замечание. Тон ее голоса, когда она это говорила, был каким-то странным. Она что завидовала? Ее отец, вероятно, уже подыскивал ей подходящую партию, так что скоро и она будет с кем-нибудь помолвлена.

– Мы все скоро выйдем замуж, – произнесла я примирительным тоном.

– Только вот тебе уж точно удалось заполучить самого высокопоставленного холостяка, – произнесла она с натянутой улыбкой. Затем она рассмеялась и чокнулась своим бокалом с моим. – Шучу. Не смотри на меня так потрясенно.

Я с облегчением рассмеялся. Мне и вправду не хотелось ссориться с Анастасией из-за Козимо. Мы все бы вышли замуж за хороших парней.

Музыка заиграла, и я сделала еще один глоток из бокала. Шампанское ударило мне в голову, я расслабилась и практически перестала обращать внимание на любопытные взгляды других гостей. На следующей вечеринке я уже точно буду считаться здесь своей, а участь быть центром всеобщего внимания постигнет кого-то другого. Триш выстукивала ногой ритм в такт песне, подпевая исполнителю, пока Анастасия не взглянула на нее. Мне пришлось подавить смешок. Временами отношения между ними накалялись из-за сущих пустяков.

К своему удивлению, я поняла, что даже мой телохранитель исчез из поля зрения, чтобы дать мне возможность побыть наедине с моими подругами. Медленно, но верно вечеринка принимала нужный оборот.

Я знала, что Талия устроит мне разнос, когда я вернусь сегодня вечером, но наши родители были правы, когда оба настаивали на том, что она еще слишком молода для подобного светского мероприятия в доме Фальконе. Естественно, я не призналась бы ей в этом. Было бы крайне трудно заставить ее простить меня, хотя когда я поведаю ей несколько пикантных слухов с этой вечеринки, помилование мне обеспечено. Не то чтобы я была опытной светской львицей. В этом вопросе мне придется положиться на Триш и Анастасию.

Я внезапно разозлилась из-за отношения отца ко мне. Возможно, он до сих пор отказывался брать меня на светские рауты, потому что думал, что я поставлю его в неловкое положение перед его боссом. Я неоднократно слышала собственными ушами, как он говорил маме, каким ужасным и жестоким был Фальконе. Неудивительно, что отец полагал, будто я могу струхнуть перед этим человеком. Что, конечно же, смешно. Фальконе все-таки человек, а не монстр, что бы там отец ни говорил. А даже если и так, если Фальконе чудовище, то тогда бы ему точно понравился мой испуг. Панический страх юной девушки явно пришелся бы ему по вкусу.

– Как по мне, они немного староваты, – сказала Триш, возвращаясь к нашей предыдущей теме.

– Я не против. Хочу, чтобы мой муж относился ко мне как к принцессе. А мужчины постарше с большей вероятностью оценят меня по достоинству, чем какой-то прыщавый юнец, – сказала Анастасия. При этом она заговорщически мне улыбнулась. Но по какой-то необъяснимой причине ее улыбка показалась мне фальшивой. – Из того, что я слышала, сделка между твоей семьей и Козимо – дело решенное, так что совсем скоро состоится вечеринка по случаю вашей помолвки.

Я нахмурилась, услышав слово «сделка», когда речь зашла о том, что я выхожу замуж за Козимо. Но, по правде говоря, этот термин, скорее всего, наилучшим образом описывал суть этой договоренности. Я слегка пожала плечами, пытаясь изобразить безразличие. Мне не хотелось говорить о нем сегодня вечером, тем более что эта тема, казалось, выводила Анастасию из себя.

– Боже мой, Фальконе и своего монстра сюда позвал, – прошептала Триш, схватив меня за руку так, что я чуть было не пролила шампанское на ее платье. Тогда я проследила за ее взглядом и заметила в углу залы высокого мускулистого мужчину, который стоял прислонившись спиной к стене. На нем была белая рубашка, подчеркивающая рельеф его массивной груди, черный костюм и черные туфли. На самом деле, он не сильно отличался от собравшихся здесь мужчин, за исключением того, что он был без галстука – и то, если принимать во внимание только его внешность. Но в остальном, упаси Бог.

Надо сказать, что выглядел он весьма безобидно. Или, по крайней мере, пытался казаться таким. Только вот вряд ли он мог кого-то обмануть: его окутывала темная аура, сулившая опасность. Причем она была ощутима даже издалека.

Отец упоминал о нем раз или два и то полушепотом, но я никогда его не видела. И он определенно был не из тех, кто упоминается в разделе светской хроники. Я сильно сомневалась, что какой-нибудь безбашенный писака готов рискнуть и навлечь на себя гнев такого человека, как он.

– Бастард – так зовут его многие, – добавила Анастасия. При этом она походила на кошку, которая заприметила птичку. Я понимала, почему она была так взволнована. Пока ничего интересного не произошло, но Анастасия, скорее всего, надеялась, что его присутствие послужит поводом для досужих сплетен.

– А как его зовут по-настоящему? – спросила я. Однажды я уже пыталась узнать это у мамы, но взгляд, которым она одарила меня, был настолько красноречив, что я бросила эту затею.

– Я не знаю его настоящего имени. Никто не знает. Люди называют его Гроулом[1] при встрече, а за спиной – Бастардом.

Я бросила на них вопросительный взгляд. Правда? Ни то, ни другое имя он бы сам для себя не выбрал. Кто-то же должен был знать, как его зовут. По крайней мере, Фальконе. Он знал все о своих подчиненных.

– Почему его так называют?

Анастасия пожала плечами, но даже не взглянула в мою сторону.

– После произошедшего с ним ужасного несчастного случая с его голосовыми связками что-то не в порядке. Вот почему у него на шее такой большой шрам.

С того места, где мы стояли, разглядеть шрам было сложно. Мы находились слишком далеко. Поэтому я предположила, что Анастасия знает о наличии шрама все из тех же сплетен.

– Что еще за несчастный случай?

– Толком не знаю. Некоторые говорят, что к этому причастна русская мафия, другие утверждают, будто он пытался покончить с собой, потому что у него не все в порядке с головой, но никто точно не знает, – пробубнила Анастасия себе под нос.

Вряд ли кто-то выберет подобный способ самоубийства. А Гроул вообще не был похож на парня, склонного к самоубийству, но кто знает, что творилось в его извращенном мозгу? История с Братвой в этом звучала гораздо более правдоподобно.

– Значит, они зовут его Гроулом, потому что его голос похож на рычание? – спросила я.

Анастасия, казалось, пропустила мой вопрос мимо ушей, но Триш кивнула.

Я не спрашивала, почему его называют Бастардом. Как раз это прозвище я могла понять. Люди нашего круга крайне неодобрительно относились к детям, рожденным вне брака. Это было старомодно и нелепо, но некоторые вещи никогда не менялись. Я не знала, кто его родители. Но они уж точно не были из высшего общества.

Я снова перевела взгляд на парня. Казалось, его мало заботило происходящее вокруг, как если бы эта вечеринка входила в круг его каждодневных обязанностей. Но что-то подсказывало мне, что, несмотря на его показное безразличие, он был начеку. Сильно сомневалась, что что-то могло ускользнуть от его внимания. В руках он держал бокал шампанского, но тот все еще был полон. Изящный хрустальный бокал казался крошечным в его огромных ладонях. И я удивлялась, как он его еще не раздавил. Словно прочитав мои мысли, он повернул голову и уставился прямо на нас. Триш ахнула и дернулась, пролив несколько капель шампанского на дорогой паркетный пол. Мгновение спустя Триш и Анастасия, как по команде, резко опустили головы, разрывая с ним зрительный контакт. Может быть, таким образом они хотели заставить его поверить в то, что не наблюдали за ним. А, быть может, они просто не могли вынести силу его взгляда.

Теперь я поняла, почему мои родители и даже друзья, были так напуганы, когда говорили о нем. Даже издалека от его пристального взгляда у меня чуть не подогнулись колени.

Однако мое сердце забилось быстрее не только от страха, но и от чувства, близкого к возбуждению. Все равно что наблюдать за тигром через стекло вольера и восхищаться его силой. Только здесь не было никакого стекла или иного барьера, и единственное, что удерживало его от нападения, это необходимость соблюдать социальные нормы. Поводок, на котором его держал Фальконе, был не осязаем. Его нельзя было увидеть, но он был на месте.

Мне было интересно, что творится у него в голове. Что он ощущал, находясь в окружении людей, с которыми у него не было почти ничего общего? Он был частью нашего мира, и в то же время казался белой вороной. Он был человеком, который прячется в тени, поскольку никто не желал видеть его при свете дня. Когда я поняла, что слишком долго наблюдаю за ним, то отвела взгляд, но даже это не смогло унять мой бешеный пульс. Не была уверена, когда в последний раз чувствовала себя такой… живой. Моя жизнь всегда шла по четко определенному плану, но сегодняшний вечер был похож на приключение.

– О боже, это было жутко! – прошептала Анастасия. – Ему следовало оставаться в той дыре, из которой он вылез.

Я же не могла вымолвить и слова. Мой язык, казалось, прилип к небу.

– Он все еще смотрит? – поинтересовалась я наконец, а сама при этом сосредоточилась на пузырьках шампанского в бокале.

– Нет, он ушел, – произнесла Анастасия с еле скрываемым облегчением. – Не могу поверить, что он явился сюда. Такие люди, как он, должны оставаться среди себе подобных, а не притворяться, что он один из нас.

Я метнула взгляд на угол, где он раньше стоял, но, как и сказала Анастасия, он исчез. По какой-то причине я нервничала из-за того, что не знала, куда он делся. Он был одним из тех людей, которых вам бы хотелось держать в поле зрения из страха, что они могут подкрасться к вам незаметно. И я могла бы поклясться, что все еще ощущала кожей его пристальный взгляд. Я вздрогнула. Паранойя была мне, как правило, не свойственна.

Я огляделась по сторонам, но его нигде не было видно. Попыталась избавиться от нелепого ощущения, что за мной следят. Мне было не выгодно вести себя сейчас как параноик. Если я опозорюсь, то пройдет немало времени прежде, чем меня снова пригласят на подобное мероприятие. Или, что еще хуже, Козимо может решить, что я не подхожу ему в жены. Мать с отцом никогда не простили бы меня, если бы такое вдруг произошло.

– Смотрите, кто к нам идет, – пробубнила Триш себе под нос, и на какой-то нелепый момент, от которого у меня чуть было не остановилось сердце, я действительно подумала, что это может быть Гроул.

Повернулась посмотреть, о ком она говорит, и почувствовала, как жар прилил к моим щекам. Козимо направлялся в нашу сторону. На нем был двубортный костюм серого цвета. Его темно-русые волосы были зачесаны назад, на носу красовались очки в тонкой оправе.

– Он похож на брокера, – тихо прокомментировала Триш.

Он занимался финансовыми вопросами Фальконе, так что ее сравнение было не так уж и далеко от правды. Костюм сидел на нем как влитой. Я никогда не видела, чтобы он носил что-то другое, кроме костюма. Тем острее его образ контрастировал с образом человека, за которым я шпионила всего пару секунд тому назад.

Триш и Анастасия сделали шаг в сторону, прижимаясь друг к другу и притворяясь, что дают нам с Козимо немного личного пространства, что, конечно же, было лишь притворством, так как я понимала, что они будут подслушивать, запоминая каждое сказанное нами слово.

Сомневалась, что они посмеют использовать их против меня. В конце концов, они были моими подругами, но рисковать мне не хотелось.

Козимо остановился гораздо ближе, чем следовало, взял мою ладонь и поднес к губам. Я чуть было не закатила глаза от этого жеста, хотя какая-то часть меня упивалась тем, что Триш и Анастасия обменялись оценивающими взглядами.

– Могу я пригласить тебя на танец? – спросил он ровным и спокойным голосом. Тон его голоса был всегда одинаковым, как и весь его хорошо продуманный образ в дорогом деловом костюме. Триш однажды сравнила Козимо с хорошо смазанной машиной. Сравнение подходило ему идеально. Он бросил взгляд в сторону моих подруг, но не произнес ни слова. Я чувствовала себя скованно. У меня было странное ощущение, что если я сейчас излишне эмоционально буду реагировать на жениха, то Анастасия разозлится. Иногда я понятия не имела, что, черт возьми, с ней происходит.

Я позволила ему увести меня в сторону танцпола, осознавая, что мои подруги с плохо скрываемым любопытством следят за нами. А наблюдали за нами не только они. Мои родители также пристально следили за нами. Я буквально съежилась под силой их пристального внимания, прикованного к нам.

«Не споткнись», – повторяла я себе снова и снова, когда мы начали двигаться в такт музыке.

Когда мы танцевали, стоя близко друг к другу, я ожидала некоторого трепета, учащенного пульса, но ничего из этого не было. Козимо, естественно, не выглядел так, словно безумно влюблен в меня. Конечно для заключения брака любовь не обязательное условие, но ее наличие не помешало бы.

Козимо попытался завязать разговор. Погода, комплимент по поводу моего платья, в общем все то, что, по его мнению, могло бы меня заинтересовать. Но мне было скучно все это слушать.

Мои подруги все еще наблюдали за Козимо и мной. Хотя «наблюдать» было не совсем подходящим словом в случае с Анастасией. Видели бы вы тот взгляд, которым она одарила меня! Я и вправду надеялась, что она поскорее найдет себе подходящую пару. Зная ее характер, она, вероятно, просто разозлилась, что в кои-то веки я оказался на шаг впереди. Хотя я бы не возражала, если бы мой отец потратил больше времени, чтобы найти для меня более подходящую пару. Я перевела взгляд с нахмуренного лица своей подруги в тот угол, где раньше стоял Гроул. Он все еще не вернулся.

– Мы с подругами заметили здесь одного парня, – заговорила я, прервав Козимо. – Подруги сказали, что его зовут Гроул. Он выглядел…

Но мне не дали договорить. Козимо еще сильнее сжал мою талию.

– Ему следовало бы оставаться там, где ему самое место, – произнес он очень резко, чем очень удивил меня. А затем он ободряюще посмотрел на меня. – Не волнуйся. Ты в безопасности. Он прекрасно понимает, что ему запрещено приближаться к таким женщинам, как ты.

Я открыла рот, чтобы задать еще несколько вопросов, но Козимо покачал головой.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

В тот момент не хотелось больше ни о чем говорить, поэтому я позволила Козимо вести бессмысленную светскую беседу. Тем не менее, я осмотрела зал в поисках Гроула.

Козимо отвел меня обратно к подругам, и мы с Анастасией переглянулись. Ее хмурый взгляд, очевидно, тоже не ускользнул от его внимания. Будь я чуточку храбрее, я бы спросила у нее прямо, в чем проблема. Но мне не хотелось устраивать скандал на моей первой вечеринке.

Козимо извинился и направился к группе мужчин, среди которых был и Фальконе. Триш протянула мне очередной бокал шампанского.

– Как это было?

– Хорошо, – машинально ответила я, не желая признавать тот факт, что мне было глубоко фиолетово на моего будущего жениха.

– Вы мило смотрелись вместе, – слащаво пропела Анастасия. Удивление захлестнуло меня, и я сразу почувствовала, что расслабляюсь. Очевидно, Анастасия поняла, что у нее нет причин ревновать Козимо ко мне. Наконец-то пришло время насладиться вечеринкой.

Глава вторая

КАРА

Я заблудилась. Три бокала шампанского опьянили меня, и я плохо ориентировалась в пространстве. Этот дом был настоящим лабиринтом. Вряд ли здесь можно было чувствовать себя комфортно. По крайней мере, я не могла себе представить, что когда-нибудь буду чувствовать себя комфортно в месте, подобном этому. Но, возможно, портреты Фальконе почти в натуральную величину тоже играли здесь не последнюю роль. Взгляд его холодных глаз, казалось, следил за мной, куда бы я не пошла.

Я нащупала в сумочке свой мобильный и вытащила его, но заколебалась. Было ли уместно звонить Анастасии или Триш, чтобы сказать им о том, что я заблудилась в поисках уборной? Они бы даже не дослушали меня. Атмосфера между нами все равно была напряженной после моего танца с Козимо. Не стоит давать им повод для раздражения.

Не в первый раз я пожалела о том, что со мной рядом нет Талии. Вместе мы бы посмеялись над ситуацией, она бы еще долго дразнила меня, но беззлобно. Она не стала бы использовать это против меня, сплетничая с кем-нибудь.

Я замерла, с внезапным ужасом осознав, что не доверяю даже двум своим лучшим подругам. Я покачала головой. Таков был мир, в котором я жила. «Нельзя доверять людям, даже тех, кого ты зовешь друзьями» – вот, что всегда говорил отец. Я никогда не хотела ему верить. Я положила телефон обратно в сумочку. Ни за что не собиралась сейчас звонить кому-либо.

О матери все равно не могло быть и речи. О Козимо тем более. Он был для меня все равно что незнакомец. И у меня было ощущение, что так будет вплоть до дня нашей свадьбы и, возможно, еще очень долгое время после.

С тихим вздохом я пошла дальше. В какой-то момент я бы точно наткнулась на что-то, что указало мне путь обратно на вечеринку.

Я завернула за очередной угол – все они действительно выглядели одинаково, когда заметила чью-то фигуру. Кто-то стоял всего в нескольких шагах от меня. Наконец-то хоть кто-то подскажет мне куда идти.

Мой восторг сменился шоком, а потом и страхом, когда я поняла, с кем столкнулась. Гроул. Он не шелохнулся. Просто стоял там. Высокий и внушительный. Казалось, он пробыл в этом коридоре достаточно долго. Наверное, караулил жертву. И тут я как назло совсем одна. Не будь смешной.

Но как бы мне ни хотелось посмеяться над посетившей меня мыслью, у меня было такое чувство, что я была не так уж далека от истины. Страх и восхищение боролись во мне, и я напомнила себе, что он не причинит мне вреда. Мой отец был слишком важным человеком для Фальконе, а это означало, что и я тоже имею определенный статус. Возможно, Гроул был безжалостен, как любой убийца, но он определенно был умным монстром. И все же я надеялась, что мои телохранители скоро найдут меня. Но видели ли они вообще, как я покидала вечеринку? Они пытались дать мне и моим подругам немного свободы. Теперь же я жалела, что они это сделали.

Гроула наблюдал за мной, но его взгляд ничего не выражал. У него были очень широкие плечи, и костюм сидел на нем впритык, а из-под сверкающей белизной рубашки проглядывало что-то черное, наверное, одна из его многочисленных татуировок. Я никогда их не видела, но нельзя быть частью какого-то общества и делать вид, что не слышишь то, о чем все говорят. Даже в костюме, будучи одет как любой мужчина из нашего круга, он не мог скрыть своей истинной сущности. Его татуировки – намек на монстра, облаченного в дорогой костюм – нельзя было скрыть. Мне стало интересно, как он выглядит без костюма. Только при одной этой нелепой мысли мои щеки залились краской. Я определенно переборщила с количеством выпитого спиртного.

Он лишь на какую-то долю секунды нахмурился, а затем его лицо приобрело непроницаемое выражение. Я же поймала себя на мысли, что снова долго пялилась на него оценивающим взглядом. Вероятно, мне не очень хорошо удалось скрыть свои мысли о нем. Ошибка, которая способная разрушить все в нашем мире. Мои родители учили меня быть воспитанной.

Однако дверь за его спиной показалась мне смутно знакомой. Она вела в главный вестибюль. Я не пошевелилась. Открыть эту дверь означало приблизиться к нему.

Это было нелепо. Я была не просто обычной девушкой. И мы были не на улице, а в доме самого Фальконе. Гроул бы ничего мне не сделал. Даже у него имелись правила, которым он был вынужден следовать. Я была вне пределов его досягаемости, как и все девочки из семей, подобных моей. Сколько бы глупостей ни болтала Анастасия, но Гроул ничего не мог мне сделать.

Я расправила плечи и сделала несколько решительных шагов по направлению к Гроулу. Ближе к вечеринке, напомнила я себе, когда мой пульс участился. По какой-то причине мне это показалось похожим на охоту. Гроул был охотником, а я добычей, что даже не имело особого смысла, поскольку он почти не двигался с момента моего появления в коридоре.

– Я Кара, – поспешно сказала я. Может быть, если бы мне удалось разговорить его, он бы больше не казался таким опасным, но он никак не отреагировал, только смотрел на меня с непроницаемым выражением лица, а потом дверь позади него распахнулась, и появилась моя мать.

Ее взгляд остановился на мне, затем она перевела его на Гроула, и выражение ее лица стало жестким.

– Кара, мы с твоим отцом ищем тебя. Возвращайся на вечеринку, – велела она, полностью игнорируя мужчину, стоявшего с нами в коридоре.

Я кивнула и буквально промчалась мимо Гроула. Его глаза следили за мной, но он не издал ни звука. Кстати, глаза у него были янтарные, а не темные, как казалось издалека. Когда я повернулась к нему спиной, мое тело охватила дрожь, и мне пришлось сдержаться, чтобы не оглянуться через плечо.

В тот момент, когда мы с мамой вышли из коридора в пустынный холл, она схватила меня за руку.

– О чем ты думала, оставаясь наедине с этим… этим человеком? – Она практически выплюнула последнее слово. Ее глаза были широко раскрыты, в них плескалось отчаяние. – Поверить не могу, что его впустили. Ему самое место в клетке в кандалах, подальше от всех порядочных людей.

Ее ногти впились в мою руку.

– Мама, ты делаешь мне больно.

Она отпустила меня, и я, наконец, прочла эмоции на ее лице. Это был не гнев, а беспокойство.

– Я в порядке, – твердо произнесла я. – Я заблудилась и наткнулась… – Я перебирала в уме подходящие имена, чтобы назвать его иначе чем Гроулом, потому что это прозвище казалось слишком грубым, чтобы использовать его в присутствии моей матери, но ничего не придумала.

– Кара, ты не можешь вот так сбегать, не думая о последствиях своих действий.

– Я направлялась в дамскую комнату. А не сбегала, – возмутилась я.

– Козимо – хорошая пара. Смотри не испорти все.

Я моргнула, не веря своим ушам.

– Вот что тебя беспокоит!

Мама сделала глубокий вздох и прижала руку к моей щеке.

– Я беспокоюсь о тебе, а значит и о твоей репутации. В этом мире девушка – пустое место, если у нее запятнана репутация. Мужчины – дело другое. Они могут поступать так, как им заблагорассудится, и это даже наоборот поднимает их репутацию. Мы же вынуждены следовать иным стандартам. Нам суждено быть их тылом. Мы должны компенсировать их промахи. В этом состоит наше предназначение. Мы должны быть нежными, покладистыми и добродетельными. Мужчины же хотят все, что попадает в поле их зрения. Нам же суждено держать свои потаённые желания под замком, даже если мужчины сделать это не в силах.

Не впервые она говорила мне нечто подобное, но то, как она подчеркнула слово «желание» заставило меня забеспокоиться о том, что она знала о реакции моего тела на близость Гроула.

Впрочем, ей не стоило волноваться. Мой страх перед этим человеком, перед всем, что он собой являл, и перед тем, на что был способен, превзошел тот едва ощутимый трепет от возбуждения, которое мое тело испытывало рядом с ним.

ГРОУЛ

Я наблюдал за тем, как они покидают коридор. Дверь захлопнулась, и я снова остался один. Ее ванильный аромат все еще витал в воздухе. Сладкий. Такие, как она, всегда выбирали сладкие ароматы. Я не понимал, почему они хотят казаться еще более хрупкими, источая ароматы нежных цветов.

Я потянул себя за воротник. Слишком тугой. Мне было невыносимо носить его. Все эти костюмы с жесткими воротниками. Не мой это стиль одежды. Воротничок давил на шрам на моей шее. Вот же собачий ошейник! Дорогой костюм, рубашка – все это не мое. Люди никогда не позволяли мне забыть об этом.

Выражение лица ее матери напомнило мне, почему я ненавидел подобные мероприятия. Люди не хотели видеть меня рядом. Они хотели, чтобы я делал за них грязную работу, и им нравилось говорить обо мне всякое дерьмо, но они боялись запачкаться о меня. Мне было насрать. Они ничего для меня не значили.

Я понимал, что они наблюдали за мной так, словно я был цирковым животным. Я был предметом сплетен этого вечера. Девушка, источавшая сладкий аромат, тоже наблюдала за мной с другого конца бального зала. Смотрела, надо сказать, пристально.

Но эта девушка удивила меня. Я знал, как ее зовут. Фальконе в последние несколько недель слишком часто упоминал о ней и ее семье. Кара. Скоро она узнает, каково это – впасть в немилость.

Несмотря на то, что мы оказались с ней наедине в коридоре, она не сбежала от меня с воплями. Она даже не выглядела испуганной. Несомненно, страх присутствовал; он всегда был, но еще было и любопытство – потому что я был монстром, которого они боялись, и это очаровывало.

Мне было все равно. Она была всего лишь девушкой. Девушкой из высшего общества в красивом платье с еще более красивым лицом. Мне было наплевать на красоту. Она ничего не значила. Красота была мимолетной, тем, чего можно лишить в мгновение ока. Тем не менее, я несколько раз за вечер искал ее взглядом. Представлял, как срываю это красивое платье, представлял, как пробегаю своими недостойными руками по ее изгибам. Но все же я заставил себя отвести взгляд и покинул бальный зал, прежде чем смог сделать какую-нибудь глупость. Она была кем-то, кем я не мог обладать. Той, о ком я даже не смел грезить. Ею можно было восхищаться издалека. И это было к лучшему.

КАРА

Той ночью вскоре после того, как мы вернулись домой, Талия пробралась в мою комнату. Я могла разглядеть ее стройную фигуру в тусклом свете, проникающем сквозь занавески. Она присела на край моей кровати.

– Не спишь?

Я улыбнулась. Возможно, она все еще злилась на меня, но ее любопытство, как всегда, пересилило.

– Нет, – прошептала я.

– Хочу знать подробности, – сказала она, вытягиваясь рядом со мной. Ее лицо было так близко, что я явственно ощущала запах ее мятного дыхания.

– Ну, это было и вполовину не так захватывающе, как ты себе воображаешь, поверь мне. Но тебе бы пришлись по вкусу нарядные платья.

– Должно быть, произошло что-то интересное. Что насчет Фальконе? Он и правда такой страшный?

– О, он был просто жуткий, но знаешь, кто оказался еще страшнее?

Она покачала головой, затаив дыхание.

– Гроул. Я натолкнулась на него в коридоре.

– Гроул, – с ноткой сомнения повторила она. – Кто он?

– Головорез Фальконе. Он весь покрыт татуировками. К тому же, он не может нормально говорить. Говорят, его речь похожа на рычание.

– Правда? Я могла поклясться, что она думает, будто я над ней подтруниваю.

– Правда.

– Ты что с ним говорила?

– Нет, – сказала я, жалея, что не услышала его голос. – Он лишь пялился на меня, не отрываясь. Это было странно.

– Жаль меня не было рядом. Вместо этого мне пришлось весь вечер пялиться в телик.

– Прости, – тихо произнесла я, нежно касаясь ее плеча. – Возможно, в следующий раз и тебе разрешат пойти на вечеринку.

– Сильно сомневаюсь в этом, – пробормотала она, затем резко села. – Лучше пойду к себе, пока мама меня не застукала. Она вскочила с кровати и на цыпочках направилась к двери. – Прежде чем уйти, она сказала: – Кстати, от тебя несет спиртным.

Я бросила в нее подушкой, но она увернулась, отскочив к двери.

Я все еще пребывала в возбуждении от прошедшей вечеринки. Сон не шел. Я нерешительно сунула руку под одеяло, проникая в пижамные штаны. Отдаваясь потребности в разрядке, которая требовалась мне с тех пор, как я увидела Гроула, я нащупала сокровенную точку, дарящую неземное блаженство. Темнота помогала перебороть внутреннее сопротивление и беспокойство о том, что меня поймают на горячем. Даже слова моей матери, эхом отдававшиеся в голове, не смогли остановить меня. «Веди себя благопристойно, будь целомудренной. Это грех».

Образ этого наводящего страх и ужас мужчины будоражил мое естество, и мне было сложно противостоять возникшей потребности. «Неправильно», – кричал мой разум, но я прогнала эту мысль, пока, наконец, мое тело не расслабилось, получив разрядку. Было так волнительно представлять себе образ этого опасного человека!

Через несколько секунд на меня нахлынуло знакомое ощущение того, что я грязная. Это был грех. Мама не переставала повторять мне эти слова с того дня, как два месяца назад поймала меня за рукоблудием. С тех пор я сдерживала свои греховные желания до сегодняшнего вечера.

Я глубоко вздохнула, желая, чтобы мое сердце перестало бешено колотиться, чтобы мое тело перестало напоминать мне о том, что я только что сделала.

С тех пор как мама застукала меня, наши отношения стали напряженными. Я едва могла это выносить. Она избегала смотреть мне в глаза. Впрочем я тоже. Я была почти рада своей быстро приближающейся свадьбе, потому что так бы я смогла избежать осуждающих взглядов, которые бросала на меня мать. Я все еще ощущала, как волна неприкрытого стыда захлестывает меня, когда вспоминала тот злополучный день и выражение шока на лице моей матери. Я и раньше мастурбировала, но в тот день я впервые поняла, насколько это было неправильным. Тогда я поклялась себе никогда больше не позволять своему телу брать верх над моим разумом, и сейчас нарушила данное себе же обещание. Под покровом ночи я осмелилась снова сделать это и все из-за мужчины, о котором мне не следовало даже думать, не говоря уже о том, чтобы грезить о нем. Это неправильно.

Я была слаба и грешна, но в краткие моменты удовольствия я чувствовала себя куда более живой, чем когда-либо еще в моей жизни.

Глава третья

КАРА

Я понимала, что все идет из рук вон плохо, когда наблюдала за отцом во время ужина. Он нервничал, как загнанный в ловушку зверь. Талия переглянулась со мной. Ее темные брови вопросительно приподнялись. Она пыталась вести себя так, как будто она уже взрослая. Но временами казалось, что она уверена в том, что мне известно чуть больше, чем ей. Так уж сложилось, что в нашем доме всегда было больше вопросов, чем ответов.

Я слегка пожала плечами, переведя взгляд на маму, но ее внимание было сосредоточено на отце. При этом на ее лице было точно такое же выражение любопытства, что и у Талии. Мы так и остались без ответов. Отец пристально смотрел на свой iPhone, но экран оставался черным. Чего бы он ни ждал и на что бы ни надеялся, этого так и не происходило. Его пальцы нервно постукивали по столу из красного дерева. – Брандо, ты едва прикоснулся к еде. Тебе не нравится жареная говядина? – спросила мама. Она провела два часа на кухне за приготовлением блюд для нашего традиционного семейного воскресного обеда. В остальные дни за готовку отвечал наш личный повар.

Отец подскочил на стуле. Он перевел взгляд сначала на маму, затем на Талию, а потом и меня. Его глаза налились кровью, и мне стало не по себе. Я никогда раньше не видела его таким. Отец всегда отличался спокойствием и хладнокровием. Его мало что могло встревожить. Но после вечеринки у Фальконе он казался несколько напряженным.

– Я не голоден, – произнес отец, прежде чем снова перевести взгляд на экран своего мобильного телефона.

Я взглянула на его чуть выпирающий животик. Отец любил поесть, и никогда еще мамино жаркое из говядины не пропадало даром.

На экране его телефона высветилось сообщение, и лицо отца побледнело. Я отложила вилку в сторону, больше не испытывая голода. Отец вскочил на ноги. Его стул опрокинулся и рухнул на деревянный пол. Мама тоже встала, но мы с Талией словно приросли к своим местам. Что происходит?

– Брандо, что…

Отец умчался прежде, чем она успела закончить фразу. Немного поколебавшись, мама последовала за ним. Я уставилась на закрытую дверь, пытаясь уловить хоть что-то из их разговора, а потом поднялась. Талия все еще сидела на стуле, как приклеенная. Она моргнула, глядя на меня.

– Что нашло на отца?

– Без понятия, – призналась я. Я бегло глянула на дверь, разрываясь между желанием побежать за нашими родителями, чтобы выяснить, что происходит, и необходимостью соблюдать заведенные правила. Нам не разрешалось вставать из-за обеденного стола без разрешения. Мне не нравилось это правило, но я всегда ему следовала. В конце концов, семейные обеды были единственным временем, когда наша семья собиралась вместе.

Дверь в столовую снова распахнулась, и отец вернулся с двумя пистолетами в руках. Он положил один из них на стол, вытащил телефон и прижал его к уху. Я во все глаза уставилась на оружие. Я знала, кем был наш отец и чем он зарабатывал на жизнь. Осознавала с тех пор, как себя помню, хотя мама, Талия и я жили вполне обыкновенной жизнью. До сих пор отец старался поддерживать в нас иллюзию того, что мы обычные законопослушные люди. Для него это не представляло особого труда, потому как еще несколько месяцев назад мы с Талией посещали частную школу для девочек на полном пансионе и бывали дома только по выходным и во время каникул. А скоро я должна была полностью погрузиться в приготовления к собственной свадьбе, и в конце концов я перееду к Козимо, а Талия вернется в школу. Я никогда не видела, чтобы он открыто демонстрировал оружие. Если честно, я никогда раньше не видела оружия так близко. Отец был связан с мафией, как и все, кто развивал свой бизнес в сфере азартных игр в Лас-Вегасе. Я не знала, чем именно он занимался, но я была уверена, что он управлял большей частью казино, принадлежащих Каморре.

Мать вошла в столовую. Выглядела она совершенно сбитой с толку, но отец даже не взглянул в ее сторону.

– Когда вас ждать? – зашипел отец в трубку. Через мгновение он кивнул. – Тогда мы будем готовы. Поторопитесь.

Наконец он повернулся к нам. Он пытался выглядеть спокойным, но его попытки оказались тщетными. У него дергался левый глаз, что сводило меня с ума.

– Талия, Кара, пожалуйста, соберите вещи. Берите только самое необходимое, чтобы хватило на пару дней.

Мать застыла как соляной столб.

– Брандо?

– Мы едем в отпуск? – спросила Талия с надеждой и наивностью, которыми мне сейчас хотелось бы обладать.

Отец всегда потешался над нами, если мы говорили что-нибудь глупое. Только не сегодня.

– Не веди себя глупо, Талия, – рявкнул он. Она подскочила на стуле, явно застигнутая врасплох резким тоном.

– У нас неприятности? – осторожно поинтересовалась я.

– У меня нет времени обсуждать с вами детали. Все, что вам нужно знать прямо сейчас, это то, что у нас не так много времени, поэтому, пожалуйста, захватите с собой все необходимое.

На экране телефона высветилось очередное сообщение. Отец с облегчением опустил плечи.

– Они здесь.

Он выбежал из столовой без всяких объяснений. На этот раз мы все трое последовали за ним в прихожую. Отец открыл входную дверь, и вошли несколько мужчин, которых я никогда раньше не видела. Выглядели они брутально: джинсы, кожаные куртки, кроссовки, странные татуировки и автоматы Калашникова наперевес.

Они выглядели как парни, с которыми меньше всего хотелось бы столкнуться в темноте – или вообще когда-либо сталкиваться. Они скользили по мне взглядами, что-то просчитывая. Они принадлежали к тем людям, завидев которых хочется перебежать на другую сторону улицы, чтобы только случайно с ними не встретиться.

Мне пришлось сдержаться от того, чтобы не скрестить руки на груди, словно защищаясь от них. Отец вытащил конверт из кармана пиджака и протянул его одному из этих парней. Талия коснулась моей руки. Хотелось бы утешить ее. Ведь она явно искала поддержки, но мои собственные нервы были на пределе.

Один из парней заглянул внутрь.

– Где остальное? – спросил он с сильным акцентом. Они были русскими? В их внешности было что-то славянское, но я постаралась выбросить из головы мысли о том, что они были русскими. Отец работал на Каморру, и ни для кого не было секретом, что русские были врагами. Разве мы не становились изменниками, впуская этих людей в наш дом? У меня голова шла кругом, но я держала вопросы при себе, опасаясь, что все станет еще хуже.

– Ты получишь их, как только мы с моей семьей окажемся в безопасности в Нью-Йорке. Таков был уговор, Владимир, – заговорил отец.

Талия бросила на меня растерянный взгляд, а я вся обратилась в слух. Зачем мы ехали в Нью-Йорк? И что такого совершил отец, что ему понадобилось привлекать русских, чтобы они обеспечили его безопасность? Он редко говорил о бизнесе в нашем присутствии, но всякий раз, когда я случайно слышала обрывок разговора о Нью-Йорке или русских, то понимала, что они наши враги.

Владимир обменялся взглядом со своими спутниками, затем быстро кивнул.

– Проблем не должно быть. Завтра ты окажешься в Нью-Йорке.

Отец повернулся к нам.

– Почему вы все еще здесь? Я же сказал вам идти собирать вещи. Поторопитесь!

Я колебалась, но мама схватила Талию за руку и повела ее к лестнице. Через мгновение я последовала за ними, но, уходя, все же оглянулась через плечо. Русские переговаривались друг с другом. Отец, казалось, доверял им или, по крайней мере, верил, что у них было достаточно сильное желание получить оставшуюся сумму денег, и они доставят нас в Нью-Йорк. Я кое о чем вспомнила и, догнав маму и Талию, прошептала:

– Почему Нью-Йорк? Думала, мы не можем поехать туда, потому что заправляющая там семья не в ладах с боссом отца.

Мать остановилась.

– Где ты об этом услышала?

– Толком не знаю. Иногда я подслушиваю. Но ведь это правда, верно?

– Нью-Йорк – сложная тема. Я не была там очень давно.

В ее голосе слышалась тоска. Я открыла было рот, чтобы спросить ее об этом, когда внизу раздался грохот, а затем послышались мужские крики.

– Нам нужно спрятаться, – прошептала мама, таща Талию в сторону главной спальни. Я уже собиралась последовать за ними, когда на лестнице раздался грохот приближавших шагов. Я молниеносно протиснулась в ближайшую ко мне комнату, оказавшуюся спальней Талии, и спряталась в ее забитом под завязку шкафу. В самом низу лежала куча одежды, и я постаралась глубже зарыться в нее. Через щели в двери шкафа я все еще могла разглядеть большую часть комнаты, но не всю, поскольку свет, проникавший из коридора, был тусклым. Едва успела присесть на корточки и замереть, как дверь в комнату распахнулась. Мое сердце бешено колотилось в груди. Кто-то, пошатываясь, вошел. На мгновение свет упал на лицо мужчины, и я узнал в нем одного из русских. У него текла кровь из раны на руке. Он подошел к окну. Собирался ли он сбежать через окно? Он попытался приподнять створку, но из-за ее просто заклинило.

Я глубже зарылась в кучу одежды, стараясь не дышать. Следом вошел другой, намного выше и мускулистее первого, и схватил русского. Все произошло слишком быстро, но что-то в вошедшем показалось мне знакомым. Завязалась короткая борьба. Русский вытащил нож, но ему так и не удалось им воспользоваться. Второй схватил русского за шею, резко вывернув ее. Я подавила вскрик, когда увидела, как тело русского покатилось по полу, столкнулось с дверью так, что она распахнулась настежь, и осталось теперь лежать неподвижно. Пустые, мертвые голубые глаза невидяще смотрели в мою сторону. Мертв. Убит.

Я снова перевела взгляд на убийцу. Он стоял ко мне спиной. Но я знала кто он. За последние пару недель, прошедших после вечеринки, он снился мне несколько раз.

То был Гроул.

Глава четвертая

КАРА

Его черная футболка прилипла к спине от пота, а мускулистые руки были покрыты татуировками и шрамами. Этот человек представлял собой смертельную опасность. Теперь ничто его не сдерживало. Все в нем кричало о смерти. Мое сердце бешено колотилось в груди, пока я ждала, что он вот-вот обернется и обнаружит меня. Я не смела шелохнуться или дышать из страха издать хоть малейший звук. Убьет ли он и меня?

Он бы не стал. Он не мог. Статус моей семьи все еще должен был что-то значить, верно? Нет. В нашем доме были русские. Русские, которые должны были отвезти нас в Нью-Йорк. Какой бы властью раньше ни обладал мой отец, ее больше не было.

Гроул вышел из комнаты, даже не взглянув ни на человека, которого он убил, ни на шкаф, в котором пряталась я.

Только когда он ушел и я больше не слышала его шагов, я осмелилась снова дышать. А потом появился новый страх. Где был отец и что с ним? И что с мамой и Талией? Я должна была отправиться на их поиски, даже если каждая клеточка моего тела кричала мне оставаться там, где я сейчас была. Нам нужно было быть вместе, но покидать мое укрытие было огромным риском. Я снова взглянула на мертвое тело, распростертое посреди комнаты. Ждала ли и нас такая судьба? Тошнота подступила к горлу, но я проглотила ком. Не время давать слабину!

Потом меня посетила более обнадеживающая мысль. Быть может, нас бы пощадили. Неудивительно, что бойцы Каморры, такие как Гроул, убивали членов Братвы, своих заклятых врагов. Может быть, то был способ убедить всех, что русские были здесь не для нашей защиты, а для того, чтобы убить нас?

Внизу раздались крики и выстрелы. Я напряглась, стараясь расслышать знакомый голос – голос отца. Но ни его голоса, ни голоса матери или Талии я не услышала. Вероятно, мать с Талией все еще прятались в главной спальне.

Я закрыла глаза. Я так и не привыкла к этому миру, хотя и выросла среди людей, которые были его частью. Все те мерзости, в которых участвовал мой отец, практически меня не затрагивали. Но теперь, когда меня окунули в них с головой, я не была уверена, как себя вести. Тем не менее, сидеть и ждать, как мышь в мышеловке, не было решением проблемы. В какой-то момент они тщательно обыщут комнаты, и что тогда будет со мной? Я поднялась на ноги и медленно открыла дверь шкафа, затем вышла наружу. Хотя я знала, что русский наверняка мертв, но все же присела на корточки рядом с ним и прижала пальцы к его горлу. Он был еще теплым, но пульса не прощупывалось. Подумала о том, чтобы надо бы сделать ему искусственное дыхание, но потом заметила, как неестественно вывернута его шея.

Мое тело начала быть крупная дрожь, и на мгновение я была уверена, что у меня начнется приступ паники, но звук голосов вернул меня к реальности. Я встала, мой взгляд упал на нож, который русский выронил во время борьбы. Я, было, собиралась воспользоваться им, когда мне отчетливо вспомнились слова инструктора по самообороне, который проводил уроки по выходным в нашей школе: «Оружие, которым вы не можете управлять, – это еще одно преимущество для вашего врага».

Я не сомневалась, что меня разоружат в мгновение ока. Я никогда не училась драться с оружием, да и вообще драться. Мы с подругами несерьезно относились к урокам по самообороне. Теперь я жалела об этом. Но мы были так поглощены тем, что разглядывали нашего инструктора и строили ему глазки, что у нас не оставалось времени ни на что другое. Я в нерешительности застыла на месте.

Пронзительный крик эхом разнесся по дому. Талия.

Тогда я, не раздумывая, выскочила из комнаты. Не была уверена, чем смогу ей помочь, но знала, что мне нужно добраться до нее. Тем не менее, попытка оказалась тщетной, потому что я тут же врезалась в чье-то твердое плечо. В глазах потемнело, я отшатнулась, задыхаясь, и упала на колени. От удара об пол мои колени пронзило болью. Через мгновение я подняла глаза и обнаружила, что смотрю на человека, который совершил убийство у меня на глазах, человека, который одновременно пугал и очаровывал меня с момента нашей первой встречи. Вблизи он был еще выше, а вокруг его горла тянулся длинный еле различимый застарелый шрам. Гроул. Всегда Гроул.

Я ощутила животный страх, когда он посмотрел на меня своими янтарными глазами. В тот момент он не был похож на человека.

Убийца, монстр! Ни в выражении его лица, ни в глазах, ни в нем самом не было ничего человеческого!

По его лицу нельзя было понять, узнал ли он меня. На нем не отражалось никаких эмоций. Ничего. Он схватил меня за руку и грубо поднял на ноги. У меня перед глазами снова все поплыло.

– Отведи ее к остальным, – прохрипел он. От звука этого голоса, такого глубокого и грубого, у меня по спине пробежала дрожь.

Другой мужчина взял меня за руку и повел прочь. Я бросила еще один взгляд через плечо, но Гроул – человек со шрамом, не знающий жалости, уже исчез. Я почти не обращала внимания на обстановку вокруг, поэтому чуть не свалилась с лестницы, когда мой похититель потащил меня вниз по ней, пока мы не оказались в гостиной, где уже были отец, мать и Талия.

Отец стоял на коленях на полу перед Фальконе, который был одет в классический костюм в тонкую полоску и белую рубашку с высоким воротником. Талия и мама стояли в нескольких шагах позади. При этом выглядели они так же испуганно, как и я. Меня подтолкнули к ним, и мама тут же обняла меня свободной рукой. Другой она уже обнимала Талию. Я вопросительно взглянула на маму, но она испуганно смотрела на Фальконе. Наконец, я тоже повернулась к нему. На вечеринке он казался жутким, но сегодня выглядел по-настоящему устрашающе.

Бенедетто Фальконе, босс отца и глава мафии Лас-Вегаса, прибыл в наш дом собственной персоной. От его взгляда я похолодела. То, что он был в нашей гостиной, было плохим знаком. Это могло означать только одно: отец сильно напортачил. И то, как сильно потел отец, только подтверждало мои опасения.

Где-то в доме я все еще слышала характерные звуки ожесточенной борьбы. Брань, крики, выстрелы. Я вздрогнула. Все мужчины, собравшиеся в этой комнате, выглядели так, словно пришли сюда убивать. Мертвеца, которого я только что заметила в углу, и того наверху, в спальне Талии, казалось, было недостаточно.

Тяжелые шаги прогрохотали по лестнице, и через несколько секунд в комнату вошел Гроул. Его руки были по локоть в крови. Я не была уверена, была ли это его кровь, но одновременно сильно сомневалась в том, что она принадлежала ему.

Фальконе посмотрел в его сторону.

– Все чисто, Гроул? – поинтересовался он с легким намеком на любопытство, как будто уже знал ответ, и я предположила, что он его знал. Все истории, которые рассказывались шепотом, разом промелькнули у меня в голове. Гроул был непобедим.

Человек, стоявший передо мной сегодня вечером, имел мало сходства с человеком, которого я видел на вечеринке Фальконе. Гроул удачно замаскировался. Но под элегантным костюмом ним скрывался все тот же монстр.

Теперь в том, кем он являлся на самом деле, не было сомнений. Он был лучшим бойцом в рядах Каморры Лас-Вегаса и чудовищем. Именно так люди всегда говорили о нем за его спиной, и теперь я тоже это увидела. Он был боевой машиной без эмоций, карающей дланью Бенедетто Фальконе.

– Все чисто, – произнес Гроул своим глубоким рокочущим голосом.

Мой взгляд метнулся к длинному шраму вокруг его горла. Его голосовые связки, должно быть, были сильно повреждены, раз он не мог нормально говорить. Гроул не должен был пережить подобное ранение, но каким-то образом он выжил, и, возможно, это событие превратило его в монстра, которым он был сейчас. Или же он выжил только потому, что был монстром.

Фальконе отвернулся от своего бойца, и Гроул попятился, исчезая на заднем плане. Я не была уверена, как ему это удалось. Человеку его габаритов трудно было так легко сливаться с окружающей обстановкой. Вероятно, это его умение и делало его таким грозным бойцом.

Фальконе шагнул ближе к отцу, заставив его запрокинуть голову назад.

– Слышал, последние несколько месяцев у тебя было много дел, – начал Фальконе медоточивым протяжным голосом, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом. Его ухмылка была мерзкой и злобной. Это сулило лишь наказание.

Отец сглотнул, но ничего не сказал. Почему он ничего не говорил?

– Сколько моих денег ты присвоил, Брандо? – спросил Фальконе все тем же ужасно приторным голосом.

Мой живот болезненно сжался. Не могла поверить, что отец обкрадывал своего босса. Он не мог быть настолько глуп. Все знали, что случалось с людьми, которые связывались с Фальконе.

Улыбка Фальконе стала шире, и он слегка кивнул одному из своих людей, который немедленно вышел на улицу и вернулся через несколько мгновений. Позади него шел Козимо, как обычно одетый с иголочки. Что он здесь делал?

Возможно, он поручился бы за отца. Я попыталась поймать взгляд Козимо, но он всецело сосредоточился на Фальконе.

Отец побледнел при виде моего будущего мужа, и я поняла, что надежда моя была напрасной. Отец открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но потом закрыл его и промолчал.

Я подалась вперед, пытаясь снова поймать взгляд Козимо, но он ни разу не взглянул на меня. Почему он игнорировал меня? Мы были практически помолвлены. Наша вечеринка по случаю помолвки была назначена на Новый год. Разве он не должен заботиться обо мне?

Он смотрел на отца с таким выражением, что у меня внутри все перевернулось. Это должно было кончиться плохо.

– Почему бы тебе не повторить мне то, что ты сказал мне несколько дней назад? – обратился Фальконе к Козимо, не сводя глаз с отца.

– После того, как мы пришли к соглашению о помолвке с его дочерью, Брандо подошел ко мне и спросил, не хочу ли я подзаработать немного денег. Он рассказал мне о сделке, которую заключил с Братвой, и о том, что обкрадывал вас.

Мамина рука, обнимавшая меня за плечи, дернулась, ее глаза расширились от шока. Талия, должно быть, тоже это почувствовала, потому что вопросительно подняла на меня брови. Как бы она ни была напугана, она выглядела намного младше меня, а я хотела защитить ее, но не знала, как это сделать.

Отец ничего не сказал. Я хотела встряхнуть его, хотела заставить его опровергнуть возмутительные заявления Козимо. Время шло, и с каждой секундой мои надежды на милосердие исчезали, ведь он ничего не опровергал.

Я попыталась поймать взгляд Козимо в последний раз, все еще надеясь на что-то, и когда он наконец посмотрел в мою сторону, мое сердце ухнуло вниз. В его глазах не отражалось никаких эмоций. Сегодня он не был бы моим рыцарем в сияющих доспехах. Он принял решение. Он выбрал свою карьеру, а не меня.

Фальконе повернулся к моей матери с хищным выражением лица. Мать напряглась, но держала голову высоко поднятой. Она была гордой женщиной; это было то качество, которым я больше всего восхищался в ней. Я беспокоился, что Фальконе может прийтись по нраву идея сломать ее. Он был человеком такого сорта.

Он придвинулся к матери, и наконец отец встрепенулся:

– Она ничего не знает. Моя семья ни в чем не замешана. Они невиновны.

Его голос звенел от страха и тревоги. Видя его ужас, слыша его, я оцепенела. Это была не игра.

Талия снова посмотрела на меня, ища поддержки. Боже, как бы я хотела знать, как помочь ей, как помочь своей семье, но я была беспомощна.

Фальконе остановился прямо перед моей матерью, ближе, чем это было предусмотрено социально допустимой нормой. Мать не отпрянула, хотя большинство людей под его пристальным взглядом несомненно сделали бы это. Я надеялась, что буду столь же сильной, если Фальконе будет стоять ко мне лицом к лицу. Он потянулся к ее горлу, и на какое-то безумное мгновение мне показалось, что он собирается ее задушить. Отец пошевелился, чтобы встать, но человек Фальконе осадил его.

Фальконе обхватил пальцами золотое ожерелье матери.

– Но они пожинают плоды твоего предательства, не так ли?

Отец покачал головой.

– Я покупал ожерелье из других средств… – Он замолчал с болезненным выражением лица. Это было явное признание вины. Мне хотелось рыдать. Отец действительно обокрал мафию. Это означало, что его убьют, а может быть, и нас тоже. Фальконе не славился добротой. Слезы страха обожгли мне глаза, когда я подумала о том, что ждет меня впереди. Это могут быть наши последние минуты в этой жизни.

– Нет? – спросил Фальконе с притворным любопытством. Он сорвал ожерелье с шеи матери. Она ахнула и вздрогнула, отпуская меня, приложив пальцы к тому месту, где раньше было ожерелье. Когда она убрала пальцы, они были в крови. Золотая цепочка оставила порез на ее шее.

Затем он указал на серьги Талии. Талия отступила на шаг назад.

– А эти? Он потянулся за одной серьгой.

– Оставьте ее в покое! – внезапно вмешалась я. Отец и мать уставились на меня так, словно я спятила. Фальконе, прищурившись, медленно повернулся ко мне. Он отступил от Талии и направился в мою сторону. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы остаться стоять на месте, когда все, чего я хотела, – это бежать так быстро, как только могли унести меня ноги.

На мне не было никаких ярких украшений, которые он мог бы использовать против меня или моего отца, но я знала, что это не защитит меня.

Взгляд его жестких глаз, казалось, пронзал меня до глубины души. Я старалась не показывать своего отвращения и страха, но не была уверена, что смогла держать свои эмоции под контролем. Я была не опытна в столкновении с истинным злом.

– А ты храбрая, верно? – спросил Фальконе. У меня было такое чувство, что это был вовсе не комплимент. Я ждала, что он что-нибудь сделает со мной, накажет меня за мою дерзость, но он просто посмотрел на меня и вновь повернулся к отцу. По какой-то причине его снисходительность беспокоила меня. Это навело меня на мысль, что, возможно, у него было припасено для меня кое-что похуже, но позже. Это был еще не конец.

– Интересно, ты правда полагал, что тебе это сойдет с рук, Брандо? – спросил Фальконе. Он коснулся плеча отца притворно дружеским жестом.

– Я всегда зарабатывал для вас больше денег, чем любой из ваших подчиненных. Я буду работать бесплатно столько, сколько вы потребуете. Я заглажу свою вину перед вами, клянусь!

– Ты загладишь свою вину передо мной? – повторил Фальконе. – Ты предал меня. Ты украл у меня мои деньги и отдал их русским, моим врагам. Как ты собираешься загладить свою вину передо мной?

– Сделаю все, что угодно, – выдавил из себя отец.

Фальконе задумчиво потер подбородок. Это выглядело так, как будто он отрабатывал это движение бесчисленное количество раз перед зеркалом.

– Есть кое-что, что ты точно можешь для меня сделать.

Отец нетерпеливо кивнул, но я не почему-то не чувствовала ни малейшей радости. Взгляд Фальконе не сулил ничего хорошего. Фальконе вытащил пистолет из кобуры под пиджаком и приставил его к голове отца. – Ты можешь сдохнуть.

И нажал на спусковой крючок.

Я закричала, делая шаг вперед, чтобы помочь отцу, и мама тоже, но двое парней преградили нам путь. Талия пронзительно закричала, и от ее жалкого визга у меня волосы встали дыбом. Я посмотрела на отца, ожидая худшего, но он не упал. Он был невредим. Я задрожала, ужас сменился облегчением.

Отец закрыл глаза, его губы зашевелились в безмолвной молитве, прежде чем он взглянул на Фальконе. В его взгляде определенно было облегчение, но также и тревога.

Фальконе ухмыльнулся.

– Но сначала нам нужно знать все, что тебе известно о русских и обо всем остальном, что может нанести вред моему бизнесу, согласен?

Фальконе не стал дожидаться ответа отца. Вместо этого он указал на Гроула.

– Поговори с ним. И сделай это быстро. У меня есть дела поважнее.

Гроул не колебался. Он схватил отца за руку, поднял его и потащил в столовую.

Маму, Талию и меня загнали в угол, и нам пришлось ждать, слушая приглушенные крики и стоны отца. Талия прижала ладони к ушам и зажмурилась. Мама крепче обняла нас обеих. Мне хотелось заткнуть уши, отгородившись от пыток отца, но если ему приходилось терпеть боль, я могла, по крайней мере, справиться с этим. Я нервно разминала руки, гадая, выдаст ли отец секреты, которые сделают ситуацию еще хуже. Имело ли это вообще значение?

В соседней комнате все стихло. Я уставилась на закрытую дверь, желая, чтобы она открылась и вышел отец. Что, если тишина означала, что отец потерял сознание? Или еще хуже.

Дверь со скрипом отворилась. Мать напряглась. Гроул вывел отца. Без его стальной хватки отец бы упал.

Фальконе поднялся со стула.

– Все сделано?

Гроул кивнул. Он вывел отца в центр комнаты, затем отпустил его. Отец упал на колени. Гроул снова отступил на задний план, когда Фальконе встал перед отцом.

– Я сильно разочарован в тебе, Брандо. На самом деле мне очень жаль. Тебе следовало подумать о своей семье, прежде чем ты решил обмануть меня.

Отец кашлянул, затем прохрипел:

– Не… не наказывай их за мою…

Фальконе не дал ему возможности закончить фразу. Он повернулся спиной к моему отцу.

– Гроул, – заговорил он.

Гроул вышел вперед, ожидая приказов. Он собирался убить моего отца; другого варианта не было.

– Ты хорошо справился, Гроул. Губы Фальконе растянулись в мерзкую улыбку. – Вот почему у меня есть для тебя подарок.

Гроул стоял неподвижно, истекая кровью и потом, глаза были холодными и пустыми, как будто в них зияла черная дыра, которая поглощала все вокруг. Я вздрогнула. Его взгляд был столь ужасным на вечеринке. Должно быть он еще чувствовал адреналин от недавнего убийства, а запах крови, своей и чужой, будил в нем монстра.

Отец покачал головой.

– Вы не можете!

Я вздрогнула.

Гроул едва взглянул в его сторону, но зато пристально уставился на меня. Боже, смилуйся.

Глава пятая

КАРА

– Я могу и я должна. – Фальконе кивнул одному из своих людей. Это был молчаливый приказ. Мужчина шагнул вперед и ударил отца кулаком в живот, отчего тот зашипел и закашлялся. Кровь стекала по подбородку отца, когда он поднял на меня глаза.

Я не понимала, что это значит. Фальконе раскрыл объятия.

– Ты был хорошим бойцом и заслуживаешь награды. – Он указал на меня одним пальцем, и мой мир рухнул. Я видела, как моя жизнь рушится прямо у меня на глазах, а потом все стало намного хуже. Палец Фальконе переместился с меня на мою сестру. Глаза Гроула метнулись к ней. – Одна из них. Выбор за тобой.

– Нет! – закричала я, отрываясь от матери и пытаясь пройти мимо мужчины, который преградил мне путь. Гроул так сильно схватил меня за руки, что, наверное, останутся синяки. Я поморщилась от боли, пронзившей все мое тело.

Талия в страхе застыла рядом с матерью.

– Прошу, – произнес отец, сложив руки в умоляющем жесте. – Они невиновны. Накажите меня, но не причиняйте им вреда.

Фальконе едва взглянул в его сторону.

– О, я накажу тебя, не волнуйся. Но все будет не так просто.

Было очевидно, что он получал огромное удовольствие от происходящего. Эту комнату заполонили монстры, но у меня было такое чувство, что Гроул был худшим из них.

– Выбор за тобой, Гроул. Бери кого хочешь. Уверен, что тебе понравится любая из них, – сказал Фальконе с неприятной улыбкой. Мне ничего так не хотелось, как силой стереть ее. Взять тяжелую мраморную скульптуру обнаженного греческого бога, которую так любила моя мать, и разбить ее об уродливое лицо Фальконе. Понятия не имела, откуда взялись эти жестокие образы. Я никогда не имела склонности к насилию, но предполагала, что в подобной ситуации любого можно довести до белого каления.

Взгляд Гроула остановился на моем лице. Я думала, что он будет пялиться на мое тело, но его взгляд не отрывался от моего лица. Я почти хотела, чтобы все было по-другому. Его глаза буквально затягивали. Я не желала узнавать ужасные секреты, которые они таили в своих глубинах.

– О, думаю, выбор сделан, – сказал Фальконе со смехом.

Гроул слегка кивнул.

– Она, – пророкотал он, все еще не сводя с меня взгляда.

Ужас, страх, отчаяние обрушились на меня вместе с облегчением. Облегчением, потому что Талию пощадили. Я не хотела, чтобы моя сестра оказалась на моем месте, но я не должна была чувствовать облегчения, когда моя собственная жизнь разрушена.

– Вот и хорошо, – покровительственно сказал Фальконе, махнув рукой. – Она твоя.

Она твоя. Он говорил обо мне. Я принадлежала Гроулу.

– Вы не можете этого сделать! – взревел отец. Не ожидала, что в нем осталось так много силы. Я была опустошена, никакой борьбы, ничего. Все померкло.

– Возьми меня. Она еще ребенок, – взмолилась мама.

Фальконе снова злобно рассмеялся.

– Кому нужен сморщенный чернослив, если можно съесть сочный персик?

– Следите за языком, – прошипел отец. Возможно, я бы больше восхищалась его внезапной храбростью, если бы он не был причиной нашей гибели. – Я не собираюсь стоять в стороне, пока ты оскорбляешь мою жену и отдаешь мою дочь этому… – он с отвращением посмотрел на Гроула. – Этому чудовищу.

Фальконе кивнул.

– Ты прав. Тебе не следовало бы это видеть. Он направил пистолет на отца, и я открыла рот, чтобы закричать, но прежде чем с губ слетел хоть один звук, Фальконе нажал на спусковой крючок. На этот раз все было по-настоящему. Пуля пробила отцу висок. Его голова резко откинулась назад, глаза расширились. а ноги подкосились.

Крик вырвался из моего горла. Наконец-то! Но слишком поздно. Что произошло? Как это произошло? Это казалось слишком сюрреалистичным, как что-то, что могло случиться только в кино, что-то, что никак не могло произойти прямо у меня на глазах. Сон. Кошмар.

– Нет! – взвизгнула мама. Она бросилась к отцу и упала на колени. Она беспомощно похлопала его по груди, как будто это могло вернуть его к жизни. Похоже было на то, как если бы она искала его бумажник, и в какой-то ужасный момент я была готова рассмеяться, но при этом у меня сдавило горло. Было трудно дышать, и, возможно, сейчас это было бы не самое худшее – перестать дышать, пока все не погрузится во тьму. Мать положила голову отца к себе на колени, но когда она отдернула руки, они оказались покрыты кровью и еще чем-то белым. Мозг. О боже!

В глазах потемнело, и желчь поднялась к горлу. Я с трудом сглотнула, заставляя себя сохранять лицо среди этих ужасных существ, окружающих мою семью и меня. По какой-то причине я взглянула на свои руки, как будто они тоже были покрыты кровью. Интересно, что бы я почувствовала, если бы кровь Фальконе покрывала мои руки. Если бы я убила его так же, как он убил моего отца. Наверное, это непередаваемое чувство, и меня пугало, что я тешила себя этими мыслями.

– Твоя работа здесь закончена, Гроул. Майк и Мимо позаботятся обо всем остальном. Забирай свою награду домой и наслаждайся ею. Я уверен, что она станет хорошим развлечением для тебя на какое-то время.

Прошло мгновение, прежде чем я поняла, что он говорит обо мне. Я даже не успела среагировать, как Гроул появился передо мной, массивный и высокий, от него пахло порохом и кровью. Я бросила взгляд на его лицо, но выражение его глаз заставило меня отшатнуться, и я уставилась на его грудь, на мышцы, напрягшиеся под рубашкой.

Он схватил меня за руку. Его хватка была крепкой и причиняла боль, но я не отстранилась. Моя мать все еще стояла на коленях рядом с отцом. В ее глазах застыл ужас. Гроул подтолкнул меня в направлении двери, и когда я не отреагировала, просто начал тянуть меня за собой.

Талия посмотрела на меня глазами, полными слез. Я попыталась вырваться, но его хватка даже не походила на человеческую. Казалось, он и не замечал мое сопротивления. Я была назойливой мухой, нападающей на льва.

– Подожди! – закричала я, и, к моему удивлению, Гроул и в самом деле остановился с выражением недоумения на лице. Я повернулась к Фальконе. – А что насчет моей сестры и матери? Что с ними будет?

– Это не твое дело, – сказал он со злобной ухмылкой. Затем он взглянул на Гроула. – Убери ее с моих глаз долой. Я начинаю уставать от нее.

Гроул усилил хватку и потащил меня прочь, несмотря на мои протесты. Талия попыталась подбежать ко мне, но ее остановил другой человек Фальконе. Мать же оказалась слишком далеко от нас обеих.

– Кара! – Талия плакала, ее взгляд умолял меня помочь ей. Но как?

Гроул открыл дверь, и мы оказались снаружи. Талия снова закричала, но ее слов было не разобрать.

Дверь, разделившая нас, закрылась, и испуганные крики Талии стихли. Я шла на автопилоте. Но даже если бы у меня сейчас подкосились ноги, Гроул просто потащил бы меня за собой. Наконец я оторвала взгляд от своего дома. Не могла больше смотреть на него, зная, что, возможно, никогда больше его не увижу.

Мой взгляд, наконец, остановился на высоком мужчине, который тащил меня к огромному черному «Хаммеру», и страх за мою сестру и мать отошел на задний план, когда я осознала свою собственную судьбу. Фальконе отдал меня своему самому жестокому бойцу. Если я выживу сегодня, то захотела ли жить дальше? Может быть, смерть покажется самой сладкой милостью после того, что Гроул сделает со мной.

Глава шестая

ГРОУЛ

У меня путались мысли, пока я тащил Кару к своей машине. Я часто думал о ней после того, как впервые увидел ее на вечеринке Фальконе. Я пожалел, что вообще пошел на ту гребаную вечеринку, в частности, потому, что ее образ преследовал меня во сне все последующие недели.

Ощущал себя обезьяной в костюме и понимал, что выгляжу также. Каким-то чудовищем, которое они хотели держать в клетке до тех пор, пока им не понадобится выпустить его на волю. Я знал, что Фальконе пригласил меня только для того, чтобы людям было о чем посплетничать. Даже после всех этих лет они считали меня монстром, которого следует бояться.

Я, без сомнения, и был монстром. Но я был не единственным чудовищем в этой комнате. Я даже не был уверен, что был худшим из присутствующих.

Я убил большинство людей голыми руками; я не мог этого отрицать, да и не хотел. Я был чертовски горд тем, что сделал. По крайней мере, большей частью совершенного мной. Убийства были единственной вещью, в которой меня невозможно было превзойти. Я был лучшим. И пусть мой талант убивать превратил меня в одного из худших монстров, но я понимал, как легко приказ убивать и калечить срывался с языков большинства мужчин, собравшихся на этой вечеринке, как они наслаждались своей властью делать это.

Однако это не превращало их в монстров, подобных мне. Но в любом случае не мне было решать. Может быть, однажды всем им, включая меня, придется столкнуться с высшими силами. Этот день не закончился бы для этих людей ничем хорошим.

Однако я не слишком переживал по этому поводу. Я прошел сквозь ад и все еще живу в нем. За меня нечего было бояться. Ничто из того, что ожидало меня после смерти, не могло причинить большего вреда, чем мне уже нанесен. Я была сломлена, осталось уничтожить только тело, но и это меня не сильно беспокоило. Я познал боль, даже агонию. Это была единственная постоянная величина в моей жизни. Я практически сроднился с болью. Она стала единственным, на что я мог рассчитывать, чем-то предсказуемым.

Нет, я не боялся боли или смерти, если уж на то пошло. Фальконе всегда говорил, что именно эти качества устраивают его во мне. И я гордился его своеобразной похвалой, даже если слова, слетавшие с уст Фальконе, оставляли горькое послевкусие.

Он считал меня слабоумным, думал обо мне как о глупой карманной собачке, которая выполняет его приказы, не имея ни малейшего представления о том, что он задумал. Словно одна из тех бойцовских собак, которых Фальконе и многие другие держали для развлечения.

Но многие люди совершают одну и ту же ошибку – принимают молчание за глупость, приравнивают недостаток слов к недостатку понимания и отсутствие знаний. Это была ошибка, за которую они могли однажды поплатиться. Я знал большинство их самых потаенных секретов просто потому, что они не умели держать свои гребаные рты на замке, когда я был рядом. Они думали, что я не слушаю или не понимаю, что они говорят.

Я презирал их, но они хорошо платили, в том числе и уважением за мою силу и жестокость. Этого мне хватало с лихвой. Я не планировал пускать в дело имеющиеся у меня знания. Мне не так уж много было нужно: деньги, чтобы купить еду для себя и своих собак, а также изредка на женщин и выпивку. Мне нравилась моя простая жизнь. Осложнения мне были ни к чему.

Я бросил взгляд на съежившуюся на пассажирском сиденье девушку. Надеялся, что она не слишком усложнит мне жизнь. Но разве я смог бы вернуть ее им обратно или просто отпустить ее? Фальконе бы это не понравилось.

Не то чтобы у меня было намерение когда-либо возвращать ее им. Она была моим самым ценным приобретением на сегодняшний день. Она смотрела в окно, игнорируя меня. Как и тогда на вечеринке. Как и все они, пока я не доказывал им, что игнорировать меня нельзя. Неужели она все еще думала, что выше меня? Я снова перевел взгляд на дорогу. Это не имело значения. Теперь она принадлежала мне. Эта мысль заставила меня гордиться собой, а мой член напрягся от предвкушения. Моя.

КАРА

Я едва могла дышать. От страха и зловония. Боже, вонь была ни с чем не сравнима! Кровь. Металлический и сладкий, угнетающий запах крови. Я все еще могла видеть лужу крови, растекающуюся под безжизненным телом отца, могла видеть мать, стоящую на коленях в луже красного цвета, и расширенные от ужаса глаза Талии. Каждое мгновение сегодняшнего вечера, казалось, было теперь выжжено в моем сознании.

Мой взгляд метнулся к мужчине рядом со мной. Гроул. Он управлял машиной одной рукой и казался расслабленным, почти умиротворенным. Как кто-то мог быть таким спокойным после того, что произошло? После того, что он сделал?

Его одежда была залита кровью, как и руки. Так много крови! Отвращение парализовало меня. Несколько недель назад мои телохранители, которые предали мою семью, быстро увели бы меня от такого человека, как он. Моя мать практически оттащила меня от него на вечеринке Фальконе. А теперь я оказалась в его власти. Он был жестокой, карающей дланью, повинующейся воли Фальконе.

Поток беспорядочных мыслей прервался, когда он повернулся ко мне. Его глаза ничего не выражали. Они были зеркалом, отражающим мой собственный страх. Его руки были покрыты боевыми татуировками – ножами, шипами и пистолетами.

Я не могла перестать смотреть на него, хотя и хотела. Мне нужно было это сделать, но я остолбенела. В конце концов он снова переключил свое внимание на дорогу. Я вздрогнула и наклонила голову вперед, пока мой лоб не уперся в прохладное окно. В голове шумело. Я не могла ясно мыслить. Возьми себя в руки. Мне нужно было найти выход из сложившейся ситуации.

Но мы уже сбавляли скорость, когда свернули в захудалый жилой квартал. Краска облупилась с большинства фасадов домов, а дворы перед домами были завалены горами мусора. Машины без покрышек и с разбитыми стеклами были припаркованы у самых домов. Они уже никуда не могли уехать. Это был конец и для них, и для меня.

Гроул остановил машину перед свежевыкрашенным гаражом, а затем вылез из нее. Прежде чем я успел придумать план, он уже оказался рядом со мной и открыл пассажирскую дверь. Он схватил меня за плечо и вытащил наружу. Я едва держалась на ногах, но ему, похоже, было плевать. Он провел меня вокруг машины, по потрескавшемуся тротуару и заросшей лужайке перед домом. Через два дома от нас подростки, сбившись в кучу, слушали музыку и курила, а через дорогу беременная женщина в изодранной майке и с татуировками на руках выносила мусор. У нее был такой вид, будто она могла родить в любую минуту.

Я открыла рот, чтобы позвать на помощь. Гроул резко выдохнул.

– Давай. Кричи. Они тебе не помогут. У них своих проблем хватает.

Я заколебалась. Подростки и женщина и вправду смотрели на нас, наблюдая, как Гроул тащит меня к своему дому, но даже и глазом не моргнули. Даже вид крови на одежде Гроула, казалось, не шокировал их. На их лицах было смирение. Казалось, оно сочилось из их пор. У них не было сил позаботиться о себе, взять под контроль свою собственную жизнь, бороться за свое будущее, не говоря уже о моем будущем. Но я все равно умоляла их взглядом, надеялась. Все еще продолжала надеяться после всего произошедшего. Женщина первой отвела взгляд и зашла в свой дом, а через несколько мгновений подростки вернулись к своему занятию. Этим людям было все равно, что со мной происходит. Они бы не помогли мне.

Мы подошли к двери. Краска на ней облупилась, обнажив выгоревшее на солнце дерево. Гроул открыл дверь. Она была не заперта. Мой взгляд снова метнулся к группе мальчишек-подростков. Не похоже было, чтобы они не захотели проникнуть в дом, который даже не был заперт.

Я посмотрела на своего похитителя, на шрам, идущий вдоль его горла, кровь на его рубашке и руках, на жесткие черты его лица. Гроул встретился со мной взглядом, и мои ноги чуть не подкосились от темноты, плескавшейся в его янтарных глазах. Он промолчал.

– Даже в этом районе никто не осмелится перейти тебе дорогу, – прошептала я.

– Верно. Но не поэтому я могу не запирать эту дверь. Большинство людей, живущих в этом районе, – наркоманы, и им нечего терять.

Гроул затащил меня в свой дом и закрыл дверь. Внутри обстановка оказалась еще хуже, чем снаружи. Кондиционер работал на максимуме, превращая маленький коридорчик, в котором мы стояли, в морозильную камеру.

Меня била крупная дрожь, но Гроул, казалось, был невосприимчив к холоду. На стенах не было ни картин, ни каких-либо предметов декора. Этот дом был одиноким, темным местом. Все двери были закрыты, но за одной из них я услышал звуки, происхождение которых не могла определить. Напоминали они постукивание. Может быть, там была другая женщина, которую он запер в одной из комнат? Слезы навернулись мне на глаза. Вот оно. Все было кончено. Неужели я уже перестала бороться?

Он затащил меня в комнату. Это была его спальня? Единственными предметами меблировки были кровать и шкаф, но нехватку мебели с лихвой компенсировало наличие декора на стенах. Кругом висели кинжалы и ножи. Гроул отпустил меня; я, спотыкаясь, двинулась вперед и упала на колени. Можно было бы упасть на кровать, но я не желала к ней приближаться. Я быстро обернулась, горло перехватило от страха, пока Гроул наблюдал за мной из дверного проема. Он выглядел так, словно восстал из ада: человек, окутанный аурой тьмы, смерти и кровью. Чудовище. О боже, боже, боже!

– Я вернусь, – пробормотал он, прежде чем повернуться и закрыть дверь.

Глава седьмая

КАРА

Я вернусь.

Я не слышала, как щелкнул замок. Неужели он был настолько самоуверен, что не считал нужным запирать дверь? Его шаги удалялись до тех пор, пока я не перестала их слышать. Что он делала?

Я вернусь.

Это прозвучало как угроза. Я перевела взгляд на кровать и молниеносно поднялась на ноги. Совершенно очевидно, что он собирается со мной сделать, как только вернется. И как мне защититься от него?

Я пыталась подавить панику, но сердце не бешено колотилось, а руки были влажными от пота. Боковым зрением я отметила, где висят ножи. Понимала, что я не боец. К тому же я не знала, как обращаться с ножом или любым другим видом оружия. Мне никогда не приходилось причинять кому-то боль. Скорее всего, я даже не способна на это.

Я подошла к одному из висевших кинжалов. Он был не самый заметный, с прямым лезвием. И он пугал меня меньше всего. Я протянула руку и обхватила пальцами рукоятку. Ощущался он вполне естественно, совсем не так, как я себе представляла, но я не обманывалась, понимая, что вряд ли смогу им воспользоваться. Сняла его со стены. Он весил больше, чем я ожидала, и почему-то я почувствовала облегчение, что у меня есть что-то существенное, за что мне можно держаться.

Я осмотрела комнату. Адреналин, бурлящий в моей крови, придавал мне смелость. Я подбежала к окну. Но на окне имелась решетка. Я с трудом подавила приступ истерического смеха. Бессмысленно сходить с ума, во всяком случае пока. Окна были покрыты слоем пыли, создавая иллюзию удаленности внешнего мира. Снаружи дом, конечно, был не лучше, чем внутри. От него веяло безнадегой.

Я подалась назад от окна и крепче сжала нож. Это был мой единственный шанс. С таким же успехом такой шанс мог и не выдастся вообще. Раздался звук шагов, и на мгновение я застыла от нерешительности и страха. Возможно, все стало бы только хуже, если бы я напала на Гроула, но я не была уверена, как это осуществить. В его глазах не было ни света, ни милосердия, ни доброты, ничего, за что я могла бы зацепиться и надеяться, что меня будет ждать сносная судьба. Может быть, у меня и было мало надежды на успех, но…

Мой взгляд метнулся к кровати королевского размера, наличие которой было странно для мужчины такого роста, как Гроул. Покрывала были темно-красного цвета, вероятно, чтобы скрыть пятна крови. Я вздрогнула, когда в моем сознании ожили образы один ужаснее другого.

Теперь страх был сильнее нерешительности, и я быстро спряталась за дверью. Мне нужно было застать Гроула врасплох, если я хотела получить хоть малейший шанс ранить его. Но достаточно ли этого? У меня было такое ощущение, что Гроул походил на быка во время корриды. Несколько ран не свалили бы его с ног. Перед моим мысленным взором мелькнула картинка: Гроул преследует меня, а из его груди торчит несколько окровавленных ножей. Мне нужно было хорошо прицелиться, что нанести смертельный удар.

Новая волна паники захлестнула меня. Это была не я. Такой я не хотела быть. Впервые в жизни я возненавидела своего отца. Он навлек на нас беду, заставив нас окунуться в жизнь, которую никто из нас не выбирал. Боже, что там с Талией? Все ли с ней в порядке? Она была слишком молода для этого! Что если ее отдали другому бандиту? Ей было всего пятнадцать. Мне следовало быть рядом с ней, я должна была защитить ее. Вместо этого я даже не была уверена, смогу ли защитить саму себя.

Шаги Гроула затихли прямо перед входом в комнату. Я быстро сбросила туфли на высоких каблуках, затем затаила дыхание, чтобы лучше слышать, что происходит за дверью, и подняла нож. Мне пришлось бы целиться ему в горло. Даже я знала, что это самое уязвимое место на теле человека. Но однажды он уже выжил после похожего ранения. Как я могла надеяться, что мне удастся убить его, когда другие не преуспели в этом?

Он был намного выше меня, так что мне пришлось бы вонзать нож снизу вверх. Смогу ли я вложить достаточную силу в удар? Дверь начала приоткрываться, а затем в поле зрения появилась высокая фигура Гроула. Моя кровь закипела от адреналина, когда я бросилась на него.

Гроул поднял руку, чтобы отразить мою атаку. Лезвие рассекло его покрытое татуировкой предплечье, и из раны сразу же хлынула кровь. Но его лицо даже не исказила гримаса боли. Он попытался схватить меня за руку, но я увернулась, воспользовавшись преимуществом, что я миниатюрнее и поэтому мне легче уклониться от него. Снова замахнулась ножом куда-то вверх, почти вслепую. Издав низкий гортанный звук, Гроул схватил меня за запястье. Я вскрикнула от боли и выронила нож.

Холодок страха пронзил меня, когда я увидела, как мое единственное оружие с громким лязгом упало на пол. Снова взглянула на монстра.

Лицо Гроула ничего не выражало, но я не обманывалась, понимая, что привела его в ярость. Этот человек убивал людей за меньшие проступки. Я дернулась назад, но его пальцы на моем запястье железной хваткой держали меня. Однако это меня не остановило. У меня был только один шанс. Он вполне мог решить, что я не стою таких хлопот, и убить меня.

Пнула его ногой, но промахнулась, поскольку он быстро среагировал. Он толкнул меня по направлению к кровати, как будто я ничего не весила. У меня не было никакого шанса остановить падение, и я по инерции приземлилась на живот поверх матраса. Это выбило весь воздух из моих легких, и на мгновение мне показалось, что я умру от недостатка кислорода, но затем я сделала глубокий вдох. Я попыталась приподняться, но мускулистое тело Гроула придавило меня к матрасу. Паника охватила меня. Я вильнула бедрами в попытке высвободиться. Когда это не сработало, я замахала руками, пытаясь ударить Гроула. Издав звук, свидетельствующий об его нетерпении, он развернул меня лицом к себе, оседлав мои бедра, а оба мои запястья зажал одной ладонью. Теперь у меня не оставалось иного выбора, кроме как посмотреть ему в лицо. Он переоделся, и теперь на нем была приталенная белая рубашка, испачканная его собственной кровью, сочившейся из раны на руке.

Его руки были грубыми и покрытыми шрамами. Они странно выглядели на фоне моей бледной кожи. Я в ужасе закричала. Гроула пристально уставился на меня. Я почему-то отметила про себя, что у него были острые скулы и заостренный подбородок. В этом человеке не было ничего мягкого, что уж говорить про его сердце.

Он не ослабил хватку на моих запястьях. При этом он ни делал ровным счетом ничего, только продолжал пялиться. Я понимала, что должна отвести взгляд. Разве это не то, что вы по обыкновению стараетесь сделать, неожиданно столкнувшись со злой собакой? Но меня поймало в ловушку не только мощное тело Гроула, но и устрашающий взгляд. Его дыхание было ровным, как если бы между нами не произошло недавней борьбы. Для него борьба не значила ничего. Он переместил одну руку ниже, к моему животу. Моя рубашка задралась во время нашей борьбы, обнажив полоску кожи. Я напряглась, когда Гроул положил руку мне на живот. Что он делал? Он пристально уставился на свою руку, лежащую на моей бледной коже. Он едва касался меня кончиками пальцев, потом медленно перевел взгляд на меня.

Гроул наблюдал за мной, как будто я была существом неизученного вида, чем-то, природу чего он не мог понять. И, возможно, это было правдой.

Я предприняла еще одну нерешительную попытку высвободиться из его хватки, но она казалась смехотворной. Возможно, если бы он был способен на смех, Гроул бы посмеялся надо мной.

– Хватит, – спокойно приказал он.

И по какой-то причине я и вправду прекратила брыкаться.

ГРОУЛ

Я заработал себе определенную репутацию и чертовски гордился ею. Меня боялись, уважали, и это было намного больше, чем кто-то когда-либо мог ожидать от кого-то вроде меня, никчемного сына шлюхи, ублюдка, мальчишки, предпочитавшего молчать.

Мое место было в сточной канаве. У меня не было ничего своего, я даже не смел мечтать о том, что когда-то стану обладателем чего-то столь ценного. Я был нежеланным внебрачным сыном, которому всегда приходилось довольствоваться чужими объедками. А теперь Фальконе отдал мне ту, о которой всего пару недель назад я и мечтать не смел, ту, которой мне даже не разрешалось восхищаться издалека, одну из самых ценных представительниц высшего общества.