Золярия бесплатное чтение

Глава 1

Илья Иванович Стрелецкий – Генеральный секретарь Консервативной партии планеты Золярии – устало опустился в кресло за своим рабочим столом и мысленно приказал секретарше сварить ему кофе.

Умное кресло моментально просканировало тело, идентифицировало личность Ильи Ивановича и приняло наиболее удобную для его параметров форму. Также заработал массаж, который медицинская комиссия Золярии предписала Генсекретарю.

Через три минуты в дверь кабинета постучалась Танечка, секретарь Ильи Ивановича. Она поставила перед ним чашку ароматного напитка и, пожелав приятного аппетита, вышла из комнаты.

Этот напиток хоть и назывался кофе, но таковым не был. На Золярии кофейные деревья не росли. Но заменитель был очень похож – правда, со слов старожилов – на натуральный кофе, и название осталось в обиходе.

Кофейные деревья росли на Земле…

Сейчас такой далёкой и недоступной, что у Ильи Ивановича опять испортилось настроение, как только он подумал о своей покинутой Родине. Причём – покинутой не им, Ильёй Ивановичем Стрелецким, и даже не его отцом, и даже не его дедом, а прадедом – Геннадием Николаевичем Стрелецким. Илья Иванович знал прадеда хорошо. Разумеется, не лично, а из рассказов своего отца, который так же пересказывал это со слов своего отца, деда Ильи Ивановича. Но сомнений в достоверности сведений о своих предках у граждан Золярии быть не могло. По крайней мере, о предках, уже родившихся на Золярии. Имелись сведения и о более далёких родственниках, ещё живших на планете Земля, но уже отрывочные, эпизодические, неполные…

Сразу же, как только хроногибридный галактический корабль землян встал титанокомпозитными опорами на поверхность Золярии, общее собрание беженцев с планеты Земля единодушно постановило, что самое главное для них – это сохранение собственной истории. Пока проходил двухнедельный срок карантина перед высадкой на только что обретённую планету, началась грандиозная работа над гигантскими базами данных, хранящихся на компьютерных серверах корабля. Вся информация, касающаяся истории, культуры, традиций, этнических, морально-этических устоев тех национальностей, что попали на корабль, были продублированы на отдельный сверхнадёжный носитель и помещены в капсулу из металлокомпозита – материала, наиболее устойчивого к экстремальным воздействиям, которые только можно было представить на современном техническом уровне.

Память!

И в особенности – память о предках, именно её посчитали наиважнейшей для сохранения.

Всякая другая техническая и технологическая информация, конечно, была жизненно необходимой для десятитысячной кучки землян, рискнувших отправиться в неведомые дали Галактики, но всё-таки не так, как память о предках. Именно её надлежало сохранить в первую очередь, чтобы не превратиться в безликое стадо гомо сапиенсов, не помнящих родства, и именно на таком мощном фундаменте создавать новую цивилизацию на далёкой и пока ещё необитаемой планете.

Справедливости ради стоит сказать, что на Золярии жизнь была, но по земной классификации – только растительная, хотя и очень развитая. Вполне возможно, что лет так через миллион – или десять миллионов? – тут могли бы зародиться и зоологические формы жизни, как это произошло на планете Земля. Но пока эти миллионы лет ещё не прошли, а потому десять тысяч переселенцев с далёкой Земли стали единственными представителями фауны. А за сто девяносто лет существования города, построенного пришельцами, их стало больше восьмидесяти тысяч.

К своему сожалению, Илья Иванович не был учёным и не мог профессионально размышлять о биологической форме прогресса. Он был политиком и считал свою профессию самой важной, хотя порой и сожалел, что в своё время недостаточно уделял внимания естественным наукам. Но эти сожаления были и не долгими, и не глубокими. Сама жизнь постоянно доказывала Илье Ивановичу, что он не ошибся с выбором профессии, а потому он выглядел человеком жизнелюбивым и оптимистичным, несмотря на то, что дела в возглавляемой им Консервативной партии Золярии шли из рук вон плохо.

Вес его политических противников – этих ненавистных либералов и демократов – рос как на дрожжах, с каждым годом всё успешнее забирая голоса избирателей у консерваторов. Илья Иванович считал себя политиком опытным и искушённым в своём ремесле, но ему всё труднее становилось скрывать от своих соратников собственное непонимание различия между либералами и демократами. Сами же либералы и демократы, похоже, эту разницу видели и остервенело нападали друг на друга при каждом удобном случае, что не мешало им с ещё большим азартом сообща нападать на консерваторов.

Вот над этой проблемой и собирался Илья Иванович поразмышлять, уединившись в своём кабинете, вместо того чтобы отправиться после очередного утомительного заседания в Конгрессе Золярии в свою холостяцкую квартиру и как следует выспаться. Илья Иванович предпочитал называть свою квартиру холостяцкой, хотя был не холостяком, а разведённым. Его жена – когда-то бывшая преданная соратница – три года назад заявила, что устала от бесконечных и напрасных потуг мужа убедить население Золярии в необходимости блюсти устаревшие и обременительные моральные устои своих предков.

«То ли дело демократы, а особенно – либералы! Вот они-то живут жизнью, полной удовольствий и вседозволенности!», – сказала тогда жена…

Илья Иванович женился на двадцатилетней студентке информационного факультета Золярийского университета, когда уже сам был известным и популярным политиком, и одновременно – пятидесятилетним видным мужчиной, не знающим недостатка в женском внимании. В то время Машеньке – как жене преуспевающего политика – было начхать на общественную жизнь, и мыслями об этом она себя не обременяла. А как известно, пустота не может долго оставаться таковой – она обязательно заполняется тем, что в избытке находится рядом. В результате Илья Иванович заполучил не только любящую и красивую жену, но и усердного помощника. Первое время Маша помогала обожаемому мужу во всём. Она адаптировала компьютерные программы под индивидуальные привычки супруга, заведовала базами данных, столь необходимыми для его активной политической деятельности, занималась обширной перепиской, моталась с ним на митинги-встречи с избирателями и другие утомительные мероприятия, пока не родился их первенец. Через четыре года родился второй сын, а ещё через девять – третий. Постепенно и неотвратимо голову многодетной матери заняли заботы о детях, вытеснив высокие размышления о «благе всенародном». Так Илья Иванович потерял верного соратника, но всё-таки был счастлив – именно крепкие семейные узы он считал наиважнейшими для жизни. Сыновья росли здоровыми и смышлёными, а их мать стала заботливой и умелой хранительницей семейного очага, оставаясь любящей и преданной супругой.

Казалось бы – вот оно, счастье человеческое!

Но!

Может, сам человек тому причина, а может, только большое скопление людей – сиречь общество – а может, и то, и другое в совокупности, но счастье отдельного индивида склонно быстро заканчиваться…

Илья Иванович почувствовал эти печальные перемены, когда его младший сын Ванечка, придя однажды из школы, заявил, что ему стыдно за своего отца, потому что одноклассники называют его замшелым ретроградом и душителем свободы. Подобное обвинение своего младшенького очень огорчило Илью Ивановича, хотя и не удивило его. Генеральный секретарь Консервативной партии Золярии уже давно бил тревогу о недопустимых – как он искренне считал! – перекосах в школьной программе воспитания. Именно это направление своей политической деятельности Илья Иванович посчитал главным сразу же, как только почувствовал первые симптомы искажения государственной идеологии. Он приложил много усилий для исправления этого заблуждения. Но оно – это заблуждение – оказалось не просто заблуждением, а возрождением, прорастанием тех зловредных спор, которые попали на корабль переселенцев ещё на покидаемой Земле.

Тогда – в далёком 2040-ом году – половина мира остервенело накинулись на прародину Ильи Ивановича только за то, что она одна владела восьмой частью суши от всей планеты, а её народ никак не хотел разделять с другими народами их нравственные ценности, ревниво оберегая свои – национальные. Много веков эту огромную и гордую страну пытались ослабить, разорвать на части и военной силой, и разными интригами, но это всё никак не получалось, пока не решили заразить её зловредными идеологиями. Это почти удалось, и два раза – в начале и конце двадцатого столетия – Россия оказывалась на самом краю существования. Но каждый раз выживала, становясь опять сильной и независимой, а её враги – битыми и посрамлёнными.

Предпоследнюю попытку группа стран с «развитой демократией» – так они себя называли – предприняли в 2022-м году, втянув непокорного врага в войну с его соседом и обложив экономической блокадой. Но опять эта страна-изгой выиграла войну. Она усмирила своих врагов не только «высокой доблестью полков», но и индустриальной мощью. Несмотря на подлые усилия собственных коллаборационистов – в великом множестве расплодившихся на теле страны, как опарыши в выгребной яме – правительство смогло мобилизовать промышленность, а народ опять осознал себя единым и гордым.

За последующие восемнадцать лет страна достигла такого экономического развития, что весь «цивилизованный мир» – опять же, по собственному определению этого самого мира – понял, что наступил момент «или – или». Если не сейчас, то уже никогда не получится одержать победу в столь затянувшемся противостоянии. Они начали третью мировую войну. К счастью, у правителей воюющих стран хватило здравого смысла вовремя прекратить обмен стратегическими ядерными ударами, ограничившись только тактическими зарядами. Но и этого хватило!

Горячая фаза войны закончилась через три месяца после своего начала, а вот сама Третья мировая – нет. Она-то и началась вовсе не в этом году, а в далёком 1945-м, сразу же после окончания Второй мировой, большую часть которой на Родине предков Ильи Ивановича называли Великой Отечественной войной.

Глава 2

Ужасающие последствия того трёхмесячного безумия до неузнаваемости обезобразили некогда цветущие города в каждой из воюющих странах и сделали их непригодными для проживания на многие столетия вперёд. Цивилизованная жизнь закончилась не только в странах, непосредственно ведущих боевые действия, но и на всей планете. Всемирная экономико-политическая система, в которую были интегрированы все страны без исключений, рухнула.

Так как одна из воюющих сторон имела военные базы по всему миру, то, естественно, другая сторона не могла оставить их без внимания, а потому даже те страны – которые вроде бы не воевали, но имели на своей территории военные базы одной из воюющих сторон – также получили свою порцию тактических ядерных ударов. Им этого хватило с лихвой. Начались сбои в экономике и политические дрязги между местными кланами, вмиг оказавшихся без привычных сюзеренов и кураторов.

Огромные массы обезумевших людей перемещались по выжженным и заражённым радиацией просторам в бесплодных попытках найти место, где можно прокормиться и пережить зимние морозы. Неизбежной при применении стратегических зарядов ядерной зимы не наступило, но и тысяч малых тактических взрывов с лихвой хватило для превращения развитых цивилизаций в полный хаос. Государственные границы перестали существовать, климат резко изменился, природа медленно, но неуклонно умирала, повсеместный голод ширился, а правительствам практически некем и нечем стало править.

С юных лет Илья Стрелецкий зачитывался записками своего прадеда, а повзрослев – и другими, более серьёзными трудами, в попытке понять: как же разумные существа, которыми считали себя все представители гомо сапиенсов, могли допустить подобное развитие событий.

Кто ищет – тот найдёт, и Илья Иванович понял причину этих бед и, закончив исторический факультет единственного университета на Золярии, посвятил свою жизнь политике. Уже к своим неполным двадцати трём годам Илья Стрелецкий был абсолютно убеждён, что всеобъемлющая терпимость – которая в те далёкие времена почему-то именовалась иностранным словом «толерантность» – ни что иное, как путь в никуда, путь к разложению и катастрофе. Только единая, незыблемая государственная идеология может обеспечить стабильность государства и только в том случае, если сможет безжалостно бороться с любыми проникновениями чуждых идей, разъедающих монолитный фундамент национального уклада любого народа, превращая этот народ в безликое аморфное стадо, неспособное отличить зёрна от плевел. Только беззаветное следование-служение памяти своих предков, традициям своего народа, уклад в соответствии с собственным национальным кодом способны обеспечить существование и развитие этноса.

Вот кажется: что может быть проще и понятнее этой неоспоримой истины, как наивно считал начинающий политик Илья Стрелецкий? Почему её, эту единственно верную истину разделяют не все?

Но уже чуть позже – уже политик зрелый и опытный – Илья Иванович Стрелецкий понял, что социум – это не герметичный сосуд, хранящийся в стерильном боксе охраняемой лаборатории, и рано или поздно в него всё равно проникнут опасные «споры, бактерии и вирусы» в виде либеральных идей. И только та идеология достойна существования, которая не только верна, но и способна себя защитить.

А вот с этим у Генерального секретаря Консервативной партии Золярии возникли большие проблемы. Как вездесущая плесень, либеральная идея просачивалась в каждый сегмент человеческой деятельности, и как любая другая порча – разъедала её и обесценивала.

Учёные мужи, столпы науки вдруг начинали считать, что задания, выдаваемые руководством страны, не столь важны для развития науки, как свободный поиск абстрактных истин в безбрежных просторах океана человеческой мысли. Однажды подцепив бациллу либерализма, они уверовали в то, что раз они Учёные (именно с большой буквы), то задания заказчика, направленные на решение сиюминутных потребностей промышленности, не так важны, как их чисто научные изыскания.

Рабочих, обслуживающих производственных роботов, после подобного заражения начинали волновать не нормы выработки, принятые на данном предприятии, а вопросы всемирной справедливости и миропорядка. Дескать, почему он – рабочий, основа основ общества – не может жить так, как живут его начальники?

Разнообразные, в великом множестве расплодившиеся радетели за счастье народное почему-то не объясняли своим подопечным, что если бы они, рабочие, так уж страстно хотели иметь одинаковый достаток со своими начальниками, то учились бы в школе так же усердно, как и последние. А затем поступали бы в университет, вместо того чтобы проводить время на футбольных матчах или в увеселительных заведениях.

И уж совсем опасную форму приняла эта зараза среди разнообразных деятелей искусства. Они вдруг осознали, что их назначение – не служение своему народу и отечественной культуре, а ничем не ограниченный поиск новых путей в высоком творчестве.

Илья Иванович в принципе не возражал против утончённых экспериментов в этом самом творчестве. Но он считал, что заниматься подобными изысками они должны исключительно за свой счёт, и если кому-то не нравится выполнять социальные заказы общества, то ради бога – твори свободно, на то ты и художник, но тогда не бери деньги у государства. А раз уж взял, то изволь отработать.

Одним словом, Илье Ивановичу было над чем подумать…

Он пригубил уже остывший кофе, мысленно приказал креслу прекратить массаж и погрузился в воспоминания…

Ровно год назад Илья Иванович, сидя в этом же самом кресле, пришёл к удручающему выводу, что будущего у него нет. И не только у него как Генерального секретаря Консервативной партии Золярии, но и у их крошечной цивилизации на этой планете. Скорее всего, её, несчастную, ждёт та же участь, что и далёкую Землю.

Как она там сейчас…

Земля…

Моя прародина?

Усилием воли Илья Иванович прогнал вспыхнувшую ностальгию.

Откуда она у него взялась, ведь он никогда и не видел этой самой Земли? Наверное, в генетическом коде укоренилась?

Зараза Русская!

Илья Иванович попытался вернуть мысли в продуктивное русло, но у него не получилось с первого раза.

«И вот что интересно: такой характер имеют не только люди с чисто русскими генами. Аналогичный менталитет присущ всем, когда-то жившим в России… Почти всем… Скорее всего – русскость не только сущность биологическая… Наверное, русский – это тот, кто считает себя таковым вне зависимости от крови предков и унаследованных генов?», – подумалось ему.

И вот сохранение этой самой «русскости» Илья Иванович считал своим предназначением, своей главной и единственной миссией.

Ещё прадеды, стартовавшие на корабле с Земли, решили законодательно закрепить строгость государственного русского языка, убрав из него весь «новояз» и иностранные слова, имеющие в русском языке свои синонимы. Компьютер – ЭВМ (электронно-вычислительная машина), впоследствии ЭМ (просто электронная машина). Толерантность – терпимость. Гаджет – прибор, офис – контора, и так далее…

И тут мысли старого политика сами собой переключились с философских рассуждений на практические. Он решил провести небольшое исследование.

Илья Иванович мысленно подключился к своей персональной ЭМ-ке, которую носил на запястье левой руки, где когда-то земляне носили часы. Голубым светом вспыхнул голографический экран и, повинуясь мыслям исследователя, по нему побежали строки нужной информации. Случайно всплывшая догадка стала обретать чёткие контуры, подтверждаемые статистическими данными.

Вот, пожалуйста: шестьдесят четыре процента его Консервативной партии составляли люди с русскими генами, двадцать процентов были белорусами…

Восемьдесят четыре процента славян!

А где же здесь украинцы?

Но тут Илья Иванович вспомнил, что их переформатировали в конце двадцатого и в начале двадцать первого столетий, и эта нация перестала существовать как таковая.

Он вызвал на экран нужные данные и углубился в изучение технологий, широко применяемых в те далёкие времена: нейролингвистическое программирование, окна Овертона[1] и другие, позволившие кучке негодяев подчинить себе весь мир, и в результате приведшим цивилизацию к разрушению. Этими технологиями пользовались и сегодня, да и Илья Иванович владел ими довольно сносно.

Но вот, как оказалось, кто-то – а именно его политические противники – владели ими значительно лучше и придавали им гораздо большее значение, чем это делал глава консерваторов.

Илья Иванович наивно полагал, что путь к сердцу человека надо прокладывать через его разум: логическими убеждениями, реальными фактами, наглядными примерами, а пользоваться грязными приёмчиками – недопустимо.

Его оппоненты так не думали. Морально-этические нормы и прочие принципы – так считали они – вообще являются архаикой и только сокращают возможности свободной личности в достижении поставленных целей.

И вот пришёл час расплаты за такое пренебрежение к гениальным изобретениям человечества – к таким, как социальные технологии.

Илья Иванович с ужасом подумал о том, что, возможно, либералы оказались правы.

Но во что же тогда – попирая традиции и мораль – превратятся люди?

Как же можно так жить?!

А вот его политические оппоненты не утруждали себя высокими размышлениями. Они прагматично считали, что воспеваемая ими «Свобода Личности» – превыше традиционных устоев, а потому жили припеваючи и неуклонно завоёвывали всё новые и новые плацдармы в умах соотечественников.

Опытный политик чувствовал, как его электоральная база сокращается, словно шагреневая кожа, с каждым прожитым днём – даже в том случае, если в этот день не исполнялись никакие его желания…

– Алло, папа, разреши подключиться, – услышал Илья Иванович голос сына прямо в своей голове.

– Да, сынок, слушаю. Ты где сейчас?

Уже как сорок лет назад телепатическая связь была освоена и отлажена, и жители Золярии пользовались ею с такой же лёгкостью, как когда-то земляне пользовались примитивными сотовыми телефонами. Особенно легко и непринуждённо это получалось у молодых, которые уже видели разнообразные ЭМ-ки и приборы связи только на витринах музеев с устаревшими техническими раритетами. Илье Ивановичу же приходилось значительно напрягаться – как и многим остальным его сверстникам – чтобы не только подключить телепатическую связь с абонентом, но и тут же установить его местонахождение, если, конечно, абонент не включал блокировку этой функции.

– Ох, папа-папа, ты опять ленишься! – в очередной раз пожурил его сын. – Я сейчас у себя в конторе. Вот хочу приехать к тебе. Ты не занят, сможешь со мной встретиться?

– Конечно, сынок, приезжай. Я как раз хотел с тобой посоветоваться.

– Через десять минут буду, – ответил сын и отключился.

Сергей Ильич – старший сын Ильи Ивановича – был самой большой радостью и надеждой старого политика. Надеждой не только для него самого, но и для всей маленькой человеческой цивилизации, которая совсем недавно появилась на этой необитаемой планете и уже опять умудрилась в погоне за мифической свободой личности вступить на крутую наклонную дорожку, ведущую в бездну.

Сергей Ильич служил директором Департамента информации Золярии. Департамент занимался сбором, сохранением и анализом любого вида информации и последующим её направлением в узкоспециализированные ведомства для практического использования.

Опять к Илье Ивановичу вернулось хорошее настроение, и природный оптимизм вытеснил тяжёлые мысли.

Сейчас приедет его первенец. Опять порадует отца цветущим видом, вдохновит, подбодрит, наполнит новыми идеями. Опять Илья Иванович упрекнёт его в чрезмерной радикализации, и опять они вместе найдут взвешенный и оптимальный вариант действий. Так было до сих пор, и Илья Иванович надеялся, что так и продолжится. А может, уже и нет – мудрый и прагматичный политик уже сомневался, что на этот раз он сможет аргументировано противостоять постоянным, а за последнее время – более напористым предложениям сына создать собственную Службу безопасности. Больше всего Илью Ивановича смущало то, что предлагаемая Сергеем структура должна создаваться не для всего общества – ведь на Золярии не существовало других поселений, и защищаться было не от кого – а против своих же соотечественников.

Неблагородно как-то получается…

Эгоистично, вроде…

– Илья Иванович, к вам сын… – прозвучал голос секретарши в голове у политика.

Не успел хозяин кабинета ответить, как дверь открылась, и на пороге уже стоял улыбающийся Сергей.

– Здравствуй, папа! Ты будешь сердиться, но я опять с тем же вопросом. – Как всегда энергично, и не тратя лишних слов, Сергей приступил к делу. – Время вышло. Пора принимать решение.

– Здравствуй, сынок! Пожалуй, сердиться не буду – уже сам склоняюсь к твоему предложению… Хотя, если честно… Оно мне не по душе. А с другой стороны – похоже, нам уже некуда деваться. Ещё немного, и эти беспринципные негодяи заразят либерализмом всю планету. Вон, уже и Ванька наш…

– А что с ним случилось?

– А что могло случиться? – ответил Илья Иванович вопросом на вопрос. – Заразился вслед за матерью! Заявил, что ему стыдно за меня. Мол, свободу я душу… Ретроград, дескать, и всё такое… Уже год, как новая учительница у них появилась, наш сопляк дурью мается! Интересно: кто конкретно допустил такую учительницу до детей?!

– Вот засранец мелкий! Мало я ему уши надрал в очередной раз…

– А он ещё меня предупредил, что если ты или Вовка его тронете даже пальцем, то он жалобу напишет в Комитет опеки… Всё-таки удалось этим мерзавцам протащить в Конгрессе этот идиотский Комитет! – вспылил Илья Иванович – Негодяи! Прав ты, сынок – любой стране нужна Служба безопасности, иначе опять эти подонки уничтожат цивилизацию!

– Вот, пап, я сегодня и приехал к тебе, чтобы принять окончательное решение и начать действовать. Пора уже.

– Пора, сынок, согласен. Ух, как пора!

Планета, которой впоследствии дали название Золярия, была выбрана беженцами с Земли не случайно. Её размер очень незначительно отличался от размеров Земли, и вращалась она в созвездии Андромеды вокруг почти такого же как и Солнце жёлтого карлика.

А так как ось вращения имела меньший угол наклона к плоскости орбиты, то климат Золярии был значительно сбалансированней, чем на Земле. Разница между летними и зимними температурами не превышала десяти градусов.

Животная жизнь здесь ещё не зародилась, а местные растения были безопасны для людей и многие годились в пищу.

Кроме того: с Земли были прихвачены по сотне видов основных сельскохозяйственных животных и птицы – и сотни тысяч оплодотворённых яйцеклеток – а также семена лучших сельскохозяйственных культур. Так что голод поселенцам не грозил.

Рай! Живи да радуйся!

Так ведь нет – нашлись среди переселенцев люди, заражённые спорами опасных идей.

Геннадий Николаевич Стрелецкий – прадед Ильи Ивановича, вдохновитель и организатор этого исторического перелёта – был уважаемым учёным и известным политиком с очень крайними консервативными взглядами. Он сразу же заметил, что на корабль попало несколько профессорских семей, представителей двух национальностей, которые он бы предпочёл не видеть среди своих друзей. Но спешка организации полёта, напряжённость тогдашней обстановки в стране и в мире, всеобщая суета и хаос, царившие на умирающей планете, не позволили дальновидному политику отстоять свою точку зрения. Он так и не смог отстранить от полёта кучку особей, в чьём национальном коде уже присутствовали зачатки собственного превосходства и высокомерное пренебрежение к представителям остальных национальностей.

«Пролезли! Жди теперь беды!», – сразу же понял Геннадий Николаевич.

Перелёт занял всего два месяца. Хроногибридный галактический корабль моментально переместился в заданную точку пространства, и два месяца маневрировал на фотонных двигателях в районе выбранной планеты, убеждаясь в её пригодности для жизни землян.

Командир корабля Стрелецкий после первых же проб почвы, воды и атмосферы, решив, что лучшей планеты искать не стоит, больше не тратил время на подобные вопросы, предоставив эти проблемы соответствующим службам. Он сутками засиживался в своём рабочем кубрике, раз за разом перепроверяя свои наработки в политическом, экономическом и социальном аспектах вновь создаваемой цивилизации.

Кажется, что всё было учтено и многократно перепроверено ещё на Земле, но какие-то смутные сомнения терзали Геннадия Николаевича…

Что не так? Что недоглядел, упустил?

Вот хотел же записать в создаваемую Конституцию поселения отдельной статьёй необходимость защищать государственную идеологию всеми доступными средствами. Потом слово «всеми» вычеркнул.

Может, опять вернуть?

А срок, ограничивающий правление Верховного…

Нужен ли он вообще? Если правитель всех устраивает, то зачем его менять?

Ведь если даже претендент немного и превосходит по своим личным качествам действующего правителя, то всё равно неизбежно произойдёт провал во всех сферах государственного управления хотя бы на период передачи полномочий – на время адаптации на новом месте. И так будет не только на высшем уровне, ведь новый правитель придёт со своей командой, и те неизбежно начнут вытеснять старых управленцев повсеместно, несмотря на их таланты и заслуги.

Но самый главный недостаток ограничивающих сроков в том, что они сокращают период планирования действующего правителя. Каким бы добросовестным ни был человек, но стимулов планировать дальше отведённого ему срока становится меньше.

Да и преемственность политики нарушается, что также не на пользу стране…

– Что ни говори, папа, а наш предок всё же прогнулся перед теми обстоятельствами, которые сложились на момент старта, – начал Сергей сразу с места в карьер. – Слово «всеми» так и не вписал в Конституцию. А ведь оно было в его черновиках. Я сам читал. Согласен, пап?

– Согласен, сынок, согласен. Оно бы нам сейчас очень пригодилось. Сейчас его уже не впишешь!

– Впишем, папа, никуда они не денутся – прогнём!

– Как?

– А так, как я тебе уже рассказывал. Соберу на них компромат и поговорю с каждым персонально.

– Серёжа, это же нечестно!

– Нечестно по отношению к кому? – парировал Сергей Ильич. – К этим беспринципным беспредельщикам или ко всему нашему народу? Кто тебе дороже? Ты за кого радеешь? – безжалостно наседал сын на бедного Илью Ивановича, и тому нечего было возразить. – Неужели ты до сих пор не понял, что если мы будем ограничивать себя в средствах по отношению к врагу, который этих ограничений не ведает, то мы обречены на проигрыш? Это же аксиома, папа!

Илья Иванович надолго задумался, а Сергей Ильич терпеливо ждал ответа. Наконец он не выдержал.

– Решайте, Генеральный секретарь Консервативной партии Золярии! Судьба цивилизации сейчас в ваших руках! Времени уже не осталось. Ещё год-другой – и либералы с демократами окончательно укрепятся, и мы уже не сможем им помешать вести народ в пропасть. Кстати, наша партия за прошедшую неделю опять потеряла восемь процентов единомышленников. И это в основном молодёжь – наше будущее, между прочим! Всего за одну неделю, папа… Решайся.

– Да, сын, ты прав. Я принял решение.

– Какое?

Илья Иванович встал, подошёл к окну и долго вглядывался в контуры огромного города. Единственного города на этой далёкой планете. Прямые освещённые улицы хорошо просматривались даже с высоты третьего этажа, где находился кабинет Генерального секретаря, но перед его глазами были дымящиеся развалины городов далёкой несчастной Земли.

– Действуй, Сергей! Да поможет тебе святая память предков!

Глава 3

Лев Яковлевич Сахаров, Генеральный секретарь Демократической партии Золярии, торжествующе посмотрел на своего коллегу, Джона Конвея, Генерального секретаря Либеральной партии Золярии, и, не сумев скрыть ехидства, продолжил:

– Вот видите, коллега, я ведь предупреждал, что ваше чрезмерное самомнение до добра не доведёт! С чего вы взяли, что консерваторы будут вечно придерживаться правил, которые мы с вами когда-то сумели им навязать? Неужели было трудно учесть, что любое миролюбие и терпение – даже такое, как у наших оппонентов – непременно перерождаются в агрессию и решительность, когда человека припирают к стенке. Особенно – у этих проклятых славян! Неужели вы, господин Конвей, с вашим блестящим образованием, не смогли до сих пор понять, что наше крошечное поселение на Золярии – это не многомиллиардное людское стадо, которое было в распоряжении наших предков на Земле? Зачем надо было лезть на рожон, пока мы ещё не успели переформатировать девяносто процентов молодёжи? Сейчас нам удалось запудрить мозги только шестидесяти процентам населения, но этого мало для решительного удара! Да, шестьдесят процентов – уже большинство, но не забывайте, что это большинство у нас на двоих, а я не собираюсь до конца своих дней плясать под вашу дудку! Да-с… Не собираюсь! – закончил главный демократ и потянулся к своему стакану.

– Вы абсолютно правы, мой уважаемый коллега, – через небольшую паузу ответил главный либерал – несмотря на грубые обвинения, только что выслушанные им, ни одна чёрточка на холённом высокомерном лице не дрогнула. – Мы с вами несколько поспешили.

– Несколько поспешили? – опять съехидничал его не такой хладнокровный подельник. – Очнитесь! Да мы на грани провала! Вот какого чёрта, Джон, вы влезли с этим дурацким обращением «господин»?! Разве нельзя было ещё потерпеть и не спешить с его внедрением в обиход? Зачем надо было напрасно дразнить консерваторов? Глядишь, у нас бы ещё остался лишний десяток лет для спокойной и незаметной работы.

– Не паникуйте, мой любезнейший друг. Это вам свойственна привычка терпеть и выжидать. А мы привыкли идти к благородным целям прямо и решительно. Уверяю вас, любезнейший, всё не так плохо, как вам представляется, – Конвей специально ещё раз повторил «любезнейший», зная, что Сахаров воспринимает такое обращение, как попытку указать ему место, и это сильно его злит.

Тем не менее Лев Яковлевич был человеком не гордым, хотя и очень тщеславным. Он сумел сдержать вспыхнувшую ярость и спокойно продолжил беседу.

– Что конкретно вы можете сейчас предложить, Конвей? Нам необходимо выработать новую тактику, пока этот молодой Стрелецкий налаживает и укрепляет свою Службу безопасности. Не забывайте, мой друг, что по существующей Конституции высшим органом власти является Конгресс Золярии, в котором у нас уже больше половины голосов. Как нам с вами договориться о слаженном использовании этого преимущества? Неужели вы и сейчас, в такой ответственный момент, продолжите тянуть одеяло на себя, надеясь заполучить преимущество над моей партией?

– Что вы, любезнейший, мне вовсе не надо заполучать преимущество над демократами – оно уже существует.

– Перестаньте, Джон! – Лев Яковлевич опять сумел взять свои эмоции под контроль. – Вы сами отлично понимаете, что перевес либералов над демократами в одиннадцать процентов недостаточен для проведения самостоятельной игры. Мы сильнее консерваторов только вместе. Вот давайте так и будем действовать дальше, сообща, а не делить шкуру, всё ещё принадлежащую медведю. Займёмся этим, когда медведь будет уже мёртв.

– Сомневаюсь, господин Сахаров, что мы с вами переживём медведя. Это не получилось и у моих предков ещё в XV веке, когда они осознали, что самый главный наш враг – это Русь во главе с Иоанном Третьим.

– Вот и замечательно, уважаемый господин Конвей, что вы понимаете всю сложность стоящей перед нами задачи… – Лев Яковлевич решил использовать своё преимущество перед оппонентом в гибкости, перед человеком более молодым, чем он, и не таким искушённым переговорщиком, каким Сахаров считал себя. – Давайте позаимствуем терпение и выдержку у ваших великих предков. Слава Генриху VII Тюдору, который первый понял опасность, исходящую от русичей!

Два государственных мужа встали и выпили.

– Итак… – Джон Конвей решил перейти к делу. – Что вы предлагаете?

Лев Яковлевич поставил стакан на стол и, придав лицу невозмутимость, продолжил:

– Давайте, мой друг, протащим в Конгрессе закон, запрещающий создавать какие-либо службы охранной или разведывательной направленности. Это будет выглядеть вполне логичным, ведь у Золярии нет внешних врагов, а создание подобных структур против собственного народа будет противоречить уже провозглашённому принципу свободы личности.

– Но ведь такие службы у нас с вами уже имеются?

– Верно. Но противник пока этого не знает. Только вчера мне донесли мои агенты, что старший Стрелецкий дал добро сыну на создание собственной Службы безопасности. Пока её создадут, пока наладят работу, пока раскопают сведения о наших Службах… Уйдёт много времени, а наличие запрещающего закона значительно затруднит подобную деятельность этой упёртой семейки. Вполне возможно, что старый Стрелецкий и вовсе откажется от этой затеи – уж больно он трепетно относится к порядку, законности, морали и другой белиберде. Это ведь для нас с вами законы никогда не были большими препятствиями. А вот для представителей неполноценной расы законы всегда представляли собой некое табу. Нарушить однажды данное слово для них кажется неприемлемым, поступить несправедливо – непозволительным, а обмануть партнёра – аморальным. Для них мораль имеет большое значение, потому они и неполноценные. Потому и представляют для нас смертельную опасность, – заключил глава Демократической партии.

Глава 4

Сергей Ильич сразу же от отца поехал в свою контору. По дороге он связался со своими сотрудниками и назначил экстренное совещание, несмотря на уже позднее время. Его просто распирало от нетерпения, и он не пожелал откладывать совещание до нового рабочего дня…

Вот уже три года, как он постоянно надоедал отцу, пытаясь убедить его в необходимости иметь тайную разведывательную службу, да к тому же и способную – в случае необходимости – оказать на противника силовое воздействие. Старый консерватор оказался чересчур консервативен.

– Твоё предложение аморально! – кричал он на сына первое время. – Это нечестно, непорядочно и незаконно, наконец!

– Прости, папа, но про законность ты напрасно беспокоишься – закона, запрещающего такую деятельность, не существует, – терпеливо гнул свою линию Сергей, уже закончивший юридический факультет. – В этом я тебя уверяю – как юрист.

– Разогнать надо ваш университет, если они только учат вас предмету, а не воспитывают благородных людей! – горячился Илья Иванович, хотя сам же закончил это единственное на планете высшее учебное заведение, только его исторический факультет. – Аморально создавать тайную разведку против своего же народа! Ты не юрист, а аморальный тип!

– Ещё раз прости, папа, но это ты поступаешь аморально, но только не по отношению к явным врагам, а ко всему народу, который непременно попадёт в беду, если мы не защитим его от вредоносной пропаганды, которую твои же коллеги по Конгрессу только постоянно усиливают. И у них, кстати, это выходит со всё нарастающим успехом, – не отступал настырный юноша. – Вон, вчера я нарвал уши брату за то, что он заявил, будто враньё есть не подлость, а военная хитрость, и что желание трудиться присуще только недалёким людям, а назначение людей умных – жить ради получения удовольствий. А ведь нашему Ваньке только четырнадцать лет! Что из него вырастет, если игнорировать подобные заскоки? А кто его этому научил? Ты же не думаешь, что четырнадцатилетний сопляк сам мог додуматься до такого? Кто умышленно пропитывает наше будущее поколение подобным ядом? Значит – враги есть! Значит – с ними надо бороться, а не делать вид, что всё само рассосётся!

– Бороться надо… Непременно! Но только честными методами! – отбивался старый моралист, но где-то в глубине души уже чувствовал правоту сына.

Подобные словесные баталии с отцом начались уже на последнем курсе университета, но одним отстаиванием собственной правоты Сергей не ограничился. Сразу же по окончанию юридического факультета – самого малочисленного и не очень престижного – Сергей подал документы на факультет информатики и успешно его закончил за три года.

Этому в немалой степени способствовала мать Сергея, признанный к тому времени специалист информатики и почти законченный либерал по убеждениям. Бывшая супруга Генерального секретаря Консервативной партии официально не записалась в Либеральную партию, не участвовала в её работе, не ходила на митинги и другие мероприятия своих единомышленников, но убеждения имела стойкие и осмысленные. Она активно помогала сыну осваивать трудную науку и не пыталась навязывать ему своё мировоззрение, но тот охотно беседовал с ней на подобные темы. Её либеральные высказывания отчасти и повлияли на формирование у сына несгибаемого желания бороться с подобным мракобесием.

Войдя в здание Департамента информации, возглавляемое им же, Сергей Ильич увидел несколько своих сотрудников, которые жили поблизости и уже успели прибыть раньше. Через несколько минут начали подтягиваться остальные.

Оказывается, Сергей Ильич давно обманывал отца, прося у него разрешения на создание разведывательно-охранной службы. Эту работу он начал уже два года назад, и теперь КСБ – Консервативная Служба безопасности – представляла собой уже готовую работоспособную структуру с развитой агентурной сетью, мощной информационной базой – основой которой стала база Департамента информации – добротным аналитическим аппаратом, и с уже накопленным, хотя ещё и небольшим, опытом практической работы.

– Друзья! – начал Сергей Ильич, обращаясь к ста сорока преимущественно молодым мужчинам, заполняющим небольшой актовый зал.

Это помещение, о наличие которого в здании Департамента информации знали далеко не все служащие, находилось на глубине девяти метров от уровня земли. Целый комплекс подземных засекреченных помещений удалось тайно построить ещё два года назад, когда началось строительство нового трёхэтажного здания для расширяющегося Департамента информации.

Возводить на планете строения выше трёх этажей для служебных надобностей – и выше двух для жилых – запрещалось законодательно. Свободных площадей на безлюдной планете хватало с лихвой, а двух-трёх этажная размерность построек была наиболее эргономичной для человеческой психики. Если для каких-либо нужд требовалось здание с большей полезной площадью, то оно растягивалось вширь или уходило вниз, как это произошло со зданием Департамента информации.

Исключения составляли только заводские постройки – их высота обуславливалась технологическими требованиями, но они располагались исключительно за чертой города и не портили ландшафт.

– Друзья! – повторил Сергей Ильич. – Я хочу вас поздравить с легализацией нашей деятельности! Полчаса назад Генеральный секретарь Консервативной партии дал разрешение на создание нашей Службы. Поздравляю! Теперь с финансированием будет полегче. Праздничного банкета по этому поводу устраивать не рекомендую, так как все вы понимаете, что наша легализация весьма условна, но это не помешает нам слегка отметить сей почин по нашему русскому обычаю…

Ещё с самого момента задумки о создании КСБ Сергей – а в дальнейшем и его первые, самые доверенные соратники – решил ни при каких обстоятельствах не допускать до своего секрета представителей других национальностей. Только русские могут искренне и добросовестно охранять интересы русских. А именно эти интересы и требовали защиты в первую очередь.

И демократы, и либералы почему-то выбрали в качестве своего первостепенного врага русских. Уж больно им не нравилось несгибаемое нежелание этого упрямого народа отказываться от своих древних и замшелых морально-этических установок. Например: никак не удавалось внушить русским мужчинам, что любить можно не только женщин, но и других мужчин, или несовершеннолетних, или даже животных.

Вот ведь очевидно – им же лучше такая всеядность?!

Ан, нет!

Не хотят упёртые недочеловеки пользоваться прогрессивными свободами!

Не хотят и признавать ложь – как очень эффективный инструмент для достижения личных целей. И сами цели, заключающиеся в потреблении как можно большего количества бытовых и социальных благ, тоже их не устраивают!

Ну до чего же узколобые примитивы! Возмутительно!

Вот как превратить таких несгибаемых придурков в послушных и безропотных рабов?

А вот именно такое их предназначение и обозначено в основах единственно правильной религии одних – которых на Золярии возглавлял Лев Яковлевич, и в национальном менталитете других – под руководством Джона Конвея.

Глава 5

На следующий же день после принятия решения о создании КСБ на стол Ильи Ивановича легли списки завербованных или внедрённых в Консервативную партию агентов секретных служб демократов и либералов. Эти сведения шокировали Илью Ивановича. Разумеется, опытный политик подозревал, что некоторые неудачи в делах его партии были не случайными, и утечки информации присутствовали, но он и представить не мог, что подобное имеет такой масштаб.

– Сергей, этого не может быть! Здесь все проверенные и честные люди!

– А кто их проверял? У тебя же, папа, раньше не было службы, занимающейся подобными проблемами… Не было? – задал простой вопрос Сергей тоном, который Илья Иванович услышал впервые от своего сына, и который ему не понравился. – Как же вы, товарищ Генеральный секретарь, можете быть уверены в своих выводах?

– И что же нам с этим делать, сын? – сухо спросил глава консерваторов.

– Вам – ничего. У вас и без этого полно забот. Это теперь проблема службы, которую вы предусмотрительно создали… Можно даже сказать – вовремя.

Илья Иванович не подал вида, что его покоробили явные изменения в поведении своего первенца после появления новой службы.

– Что конкретно вы собираетесь предпринять, мой уважаемый директор КСБ? – Илья Иванович имел характер и не собирался сдаваться.

Он, моментально вспомнив, какое влияние приобретали любые службы в любых странах, если владели информацией в большей степени, чем другие государственные институты, тут же спросил:

– И какими методами вы собираетесь работать?

– Папа, ну зачем же ты так? – Сергей встал, обошёл кресло отца и обнял его сзади за плечи. – Ведь я же твой сын, и мы делаем одно дело. Никогда не сомневайся во мне. Я – твой вечный единомышленник… Только давай так… С этого дня ты будешь относиться ко мне… Как к взрослому человеку и умелому специалисту. А ещё тебе придётся несколько скорректировать свои понятия о том, что хорошо, а что плохо. Этого требует время. Я люблю тебя, папа… И всегда уважал. Не сомневайся.

Сын ушёл, а Илья Иванович остался сидеть за столом, пытаясь с высоты третьего этажа разглядеть через огромное окно выражения лиц у многочисленных прохожих, спешащих или прогуливающихся по чистым и красивым улицам их прекрасного города – пока единственного на этой райской планете. Здание конторы Консервативной партии Золярии находилось на невысоком холме, а потому даже с высоты третьего этажа за окном разворачивалась впечатляющая панорама. Начался трёхчасовой обеденный перерыв, и на улицах значительно прибавилось прохожих…

– Я совершу тысячи преступлений, возьму тысячи грехов на свою душу, но уберегу этих людей от любых происков, любых негодяев, которые в угоду собственной корысти и честолюбия, не моргнув глазом, заражают неискушённых сограждан смертельными идеологическими болезнями! – Илья Иванович встал и подошёл к окну вплотную. – Как жаль, что на Земле никто не смог этого вовремя понять… Или не захотел сделать… А ведь Земля была не менее прекрасна, чем Золярия… И не менее приспособлена для счастливой жизни! Как она там? – глава консерваторов резко отвернулся от окна и направился к двери, на обед. – К чёрту ностальгию. Надо жить и действовать здесь и сейчас. Прав сын: с волками жить – по-волчьи выть!

Глава 6

В подземных бункерах КСБ закипела работа. И хотя она с самого начала, ещё два года назад, всегда проводилась тщательно и с усердием, сегодня после факта признания существования службы политическим руководством партии работа именно кипела.

Молодые сотрудники – а таковых было подавляющее большинство – сидели за столами и бегали по коридорам с сияющими лицами. И даже маститые учёные, обременённые годами и разными научными титулами и регалиями, не пытались скрывать свой азарт и вдохновение.

Но такова специфика подобных служб, что большая часть их работы чаще подкидывает факторы печальные, а не радостные…

В кабинете директора КСБ проходило секретное совещание…

Сергей Ильич обвёл взглядом семь молодых и сосредоточенных лиц, сидящих перед ним за длинным приставным столом. Это были не только самые надёжные и преданные сотрудники, но и личные друзья Сергея, многих из которых он знал с самого раннего детства.

– Товарищи офицеры! – услышав такое обращение, присутствующие переглянулись.

Обычно Сергей Ильич говорил «друзья», и слово «офицеры» прозвучало неожиданно.

На Золярии не существовало армии – не было внешних врагов – но и полиции в том понимании, что на покинутой Земле, тоже не было. Вместо полиции было создано нечто подобное службе шерифов в Америке с большой «примесью» народных дружин времён СССР Земли.

В каждом районе города жителями выбирался как бы шериф и двое помощников. Они получали заработную плату из городской казны и следили за порядком в своём районе. Им на добровольной основе помогали так сказать «народные дружинники», которые в вечернее время патрулировали улицы своего района, пресекая и предотвращая правонарушения.

Надо сказать, что на Золярии этих правонарушений – да и серьёзных преступлений – было не так уж и много, видимо, сказывалось то, что перед отлётом с Земли команда «беглецов» комплектовалась из отборного человеческого материала.

А если всё же серьёзное преступление совершалось, то специальная комиссия Конгресса – судов как таковых тоже не было – приговаривала изгоя к высылке на отдалённый остров, откуда преступник ни под каким видом не мог попасть обратно в город.

Такое положение дел устраивало все три партии, и сложившаяся система худо-бедно, но достаточно устойчиво работала.

Существовал ещё и «Производственный арбитраж» для разрешения хозяйственных и финансовых нестыковок, но и он часто сидел без дела. Форму этих производственных отношений было сложно определить какими-либо старыми, привычными терминами. Частная собственность присутствовала, но в основном в сфере обслуживания, общепита и кустарных производств, но и она была настолько урегулирована жёсткими стандартами, что мало отличалась от общественной. Термина «государственная собственность» не существовало, как не существовало самого государства, хотя некоторые признаки государственности – как политической формы организации общества – были налицо.

– На сегодня у нас много оперативных вопросов… – продолжил директор, после небольшой паузы. – Которые требуют незамедлительного решения. Но их мы рассмотрим вечером, в рабочем порядке. А с вами, друзья, я хотел бы ещё раз пройтись по основополагающим концептуальным вопросам. Те принципы нашей работы и самого существования КСБ, которые мы утвердили при организации нашей службы – сказал бы даже, что нашего братства – я хотел бы напомнить, а некоторые – и пересмотреть. Два года – большой срок, и ситуация на планете изменилась. Уверен, что все отлично помнят наши основные, фундаментальные принципы, которые мы утвердили как неизменные, пока существует сама организация. Но тем не менее я предлагаю их несколько усовершенствовать. Принцип первый гласит: единственным назначением организации является предотвращение любых факторов, способных нанести вред нашему сообществу, и борьба с последствиями, если фактор всё же осуществился. Так вот, последнее время – в связи с усилением подрывной работы Либеральной и Демократической партий, а также с появлением в их деятельности грязных приёмчиков – в нашей среде участились споры о допустимости или недопустимости некоторых специфических методов оперативной работы. Чтобы прекратить подобные споры и внести полную ясность в этот наиважнейший вопрос, предлагаю добавить в текст «Первого принципа» слова о допустимости применения любых методов воздействия на ситуацию и в отношении любого объекта оперативной разработки.

– Но так мы опустимся до уровня наших не совсем чистоплотных оппонентов, – возразила симпатичная невысокая девушка с большими синими глазами, единственная представительница прекрасного пола среди присутствующих. – Во что тогда превратится консервативная идея?

Сергей Ильич, на несколько секунд задумавшись, ответил:

– У тебя, Лена, прозвучало сразу несколько очень важных, можно сказать, принципиальных моментов. Начну по порядку… Во-первых, разрешив себе «любые» методы, мы не опустимся до уровня наших врагов, а поднимемся до него. Ведь они же позволяют себе такие методы. Если мы будем хуже вооружены, то начнём неизбежно проигрывать. Во-вторых, у КСБ не может быть оппонентов – есть только враги. И прошу не забывать – враги смертельно опасные и абсолютно беспринципные. Вспомните историю… Что они сделали с несчастной Землёй? КСБ как раз и создана для того, чтобы не допустить такого с Золярией. И в-третьих, сама идея сохранения исконных русских ценностей никак не пострадает от внутренних инструкций нашего ведомства, а вот Консервативная партия Золярии станет сильнее, если мы начнём защищать её интересы более эффективными методами.

– Да, Сергей, ты прав! – согласилась Лена. – Я как-то не продумала вопрос так глубоко.

– А потому, Леночка, ты и не являешься нашим директором! – пошутил коренастый парень в синей футболке с эмблемой боксёрского клуба, а рельефная мускулатура, распирающая одежду, лучше любой эмблемы демонстрировала его принадлежность к этому клубу. – Так что сейчас садись и со всей своей врождённой дотошностью и аккуратностью сформулируй на бумаге появившиеся новые постулаты.

Все рассмеялись.

– Нашей единственной Леночке сегодня предстоит много работы, – добавил Сергей. – У меня список изменений на пару страниц, не меньше.

Тайное совещание основателей КСБ продлилось почти до начала традиционных вечерних совещаний по отделам для подведения итогов за день – еле успели перекусить.

Глава 7

Александр, начальник отдела внешнего наблюдения, мысленно спросил у своей ЭМ-ки время и, получив ответ, загрустил.

Ну, вот и всё…

На этот раз выпрут из клуба, как пить дать – тренер уже давно ругает за постоянные пропуски тренировок!

«А что я могу поделать с такой работой?», – задал он сам себе риторический вопрос. – «Работа – не спорт, её не пропустишь… Тем более – такая, как у меня…».

– Шурик, ты чего загрустил? Ну-ка, сосредоточься… Похоже, они собираются расходиться, – Лена, напарница Александра, толкнула его локтем в бок.

– Да, похоже… – Саша моментально выбросил из головы лишние размышления. – Вызывай дублёров. Мы уже достаточно глаза намозолили, если объекты обратили на нас внимание.

– Вызвала, – доложила исполнительная Лена. – Вон… – она слегка мотнула головой. – Уже нарисовались.

В конце сквера показалась влюблённая пара.

– А вот у наших объектов, скорее всего, встреча чисто деловая… Не похоже, чтобы между ними были чувства, хотя играли они их очень правдоподобно. Надо эту мыслишку сбросить на сервер…

– Сбрось, если считаешь нужным, – согласился Саша. – А почему тебе показалось, что они притворяются?

– Он ей ручку поцеловал, а не в губы… И то – как-то без энтузиазма. А в данной ситуации надо бы в губы… Раз уж так тёрлись… Страсть изображали…

– Молодец, Ленок, точно подметила! Премию тебе выпишу завтра.

– Не забудь только.

– Не забуду, – заверил Александр. – Приготовься, первые сообщили, что объекты разделились. Значит – и нам дорожки разные… До завтра!

– До завтра, – откликнулась Лена.

Она вышла из сквера на улицу имени Адмирала Нельсона, которая ещё две недели назад носила имя Адмирала Ушакова.

«Что б этим либерастам…», – выругалась про себя «топтунша», но тут же решила не думать о плохом, а сосредоточиться на работе.

Впереди отчётливо просматривалась стройная фигура её напарницы. Иногда, ещё дальше мелькал силуэт объекта. Наблюдение проходило без осложнений, и у Лены опять поднялось настроение. И на то были аж целых две причины: первая – конечно, обещанная шефом премия. Она очень кстати – можно будет сменить ЭМ-ку на более современную. Ну а вторая – более значимая… Наконец-то сегодня шеф выбрал её в напарницы и, как показалось девушке, неспроста… Да и другие знаки внимания Александра подавали надежду…

– Сменю через три минуты, – ответил Александр на запрос напарника, который сейчас шёл первым номером. – Только «перелицуюсь» слегка. Выйду в конце сквера.

Саша снял ветровку, аккуратно сложил её и убрал в портфель. Туда же он положил и отстёгнутые штанины брюк. Теперь он, оказавшись в шортах и футболке, выглядел не как студент, пришедший на свидание, а как спортсмен на вечерней пробежке.

На выходе из сквера он нагнал Павлика, с которым должен был поменяться номерами.

– У него под пиджаком что-то лишнее, – предупредил напарник. – Несколько раз поправлял… Видно, что тяжёлое и мешает.

– Понял. На вот, забери у меня портфель, – ответил Саша и стал нагонять объект.

Сашин объект – высокий стройный мужчина лет сорока – шёл по другой стороне улицы, иногда останавливаясь перед блестящими витринами, и он, как подобает человеку, возвращающемуся с приятного свидания, демонстрировал беспечность и хорошее настроение. Но тренированный глаз опытного «топтуна» не мог не заметить нервозность в движениях и наличия чего-то мешающего под застёгнутым на все пуговицы пиджаком.

– Точно, несёт что-то тяжёлое… Классные у нас ребята! Павлик засёк «несуна». Надо и ему премию выписать, – решил Саша и отправил эту мысль на сервер, чтобы не забыть.

В конце улицы объект резко свернул на бульвар и пропал из поля зрения Саши.

– Врёшь, не уйдёшь! – подбодрил себя Саша и, побежав по параллельному бульвару переулку, в конце квартала чуть не столкнулся с объектом.

«Как он так быстро преодолел бульвар? Наверно, тоже бежал. Значит, заметил слежку…», – сделал правильный вывод Саша, еле успев шагнуть за ближайший угол здания.

Вероятно, предпринятый маневр убедил «несуна» в собственной безопасности, и он благополучно довёл Сашу до здания Концертного центра Золярии. Сделав «заячью петлю», объект уверенно вошёл внутрь центра через служебный вход.

Саша выждал около минуты и направился к двери, за которой скрылся объект.

Неожиданно форточка в окне рядом со входом открылась, и из неё вылетел арбалетный болт. Тяжёлый стальной стержень ударил точно в эмблему боксёрского клуба на груди Саши.

Дежурный у сервера КСБ несколько мгновений растерянно смотрел на голографический экран. Красная точка пульсировала на плане города, оповещая о смерти агента наружного наблюдения. Дрожащим пальцем дежурный ткнул в значок «Оповещение». Через пару минут замигала вторая, точно такая же точка. Второй агент, Павлик, дублирующий Александра, так же был вычеркнут из списка живых. Дежурный опять включил «Оповещение».

Первый сигнал о ЧП Сергей получил, выходя из душа, он только-только собрался ложиться спать, но пришлось объявить «Всеобщий сбор». Сергей уже сел на велосипед, чтобы ехать в контору, как пришло известие о смерти второго агента.

Глава 8

Почти два века, на протяжении ста девяноста девяти лет, город оставался без имени.

Во-первых, потому что в этом не было необходимости. Он был единственным на планете, и никто не собирался отправлять письма, открытки или посылки по точному адресу с указанием названия, индекса или каких других присущих городу реквизитов. Да и почты как таковой не существовало. Была Служба доставки, которая занималась всеми перемещениями материальных грузов, начиная от частных посылок, чаще всего цветов, и кончая доставкой промышленных грузов. Названия улицы и номера дома вполне хватало для однозначного установления местонахождения адресата. И даже это было лишним: стоило только вспомнить имя и фамилию, как центральный сервер посылал в мозг запрашивающего точные координаты искомого человека, если тот их не скрывал.

Во-вторых, несмотря на ежегодные попытки местной власти присвоить своему поселению официальное название, они не имели успеха. Как только одна из трёх парламентских партий предлагала название, как остальные две единодушно его отвергали.

Так и длилась эта мышиная возня почти два столетия. И вот только сейчас, в преддверии двухсотлетнего юбилея, название появилось. Либералы и демократы единодушно – что удивило и напугало консерваторов – выдвинули совместное предложение. Они назвали город «Свобода».

Илья Иванович, в общем, ничего не имел против свободы вообще. Но истинное значение этого определения постоянно ускользало от понимания закоренелого консерватора.

«Свобода от чего? Чья свобода?», – эти вопросы неизменно возникали у Генерального секретаря Стрелецкого, как только он слышал это слово. – «Неужели трудно понять, что свобода любого человека тут же начинает ущемлять свободу другого!» – возмущался Илья Иванович всякий раз, как только его бывшая жена или младший сын начинали вставлять это слово через одно, пытаясь убедить мужа или отца в святости и незыблемости прав человеческой личности. – «Бессмысленно произносить «свобода», не указав, чья она, от чего освобождает и для чего используется! Без этих уточнений – сие нелепица полная! Оксюморон! Свободная личность и общество, государство, коллектив – антонимы! Милые мои, поймите же наконец, что вам просто пудрят мозги красивыми словами! Это же элементарная технология «окон Овертона», – взывал отчаявшийся Илья Иванович к разуму своих самых близких и дорогих ему людей.

Но подобных попыток по отношению к остальным оппонентам он не делал. Понимал – бесполезно. Генсек Стрелецкий был уверен, что его политические противники не хуже его понимают полную бессмыслицу внедряемого ими понятия, но злонамеренно продолжают это делать, преследуя корыстные цели.

Первое время Илья Иванович пытался с ними дискутировать, но быстро понял тщетность подобных попыток. Сахаров начинал ехидненько улыбаться, явно издеваясь над наивным простаком, а Джон Конвей – наоборот – делал вид, что внимательно слушает оппонента и с подчёркнутым уважением начинал соглашаться с каждым словом, что выводило Илью Ивановича из себя ещё сильнее.

Это нелепое и – как искренне считал Илья Иванович – даже вредное название утвердил Конгресс Золярии, в котором демократы и либералы имели совместное большинство. Консерваторам ничего не осталось, как смириться и вместе со своими непримиримыми врагами и всем народом готовиться к празднованию приближающегося двухсотлетнего юбилея освоения Золярии.

За два месяца до этой знаменательной даты три Генсека договорились о проведении совместного торжества в здании Концертного центра Золярии. Жители города с воодушевлением готовились к концерту и народным гуляниям после него. Время начала торжественного открытия праздника и последующих развлекательных мероприятий было назначено на одиннадцать часов, но Сахаров и Конвей втихаря сообщили своим однопартийцам о начале открытия в десять часов.

Тайный перенос времени не остался незамеченным КСБ, и аналитический отдел предупредил о готовящейся провокации. И даже сам её характер почти не вызывал сомнений. За последний месяц Службой внешнего наблюдения было зафиксировано четыре факта переноса в здание Концертного центра не установленного, но явно тяжёлого груза. Скорее всего – таких переносов было больше.

– Это – наверняка взрывчатка! – убеждал Сергей отца.

– Этого не может быть в принципе! Не могут нормальные люди взрывать своих же ни в чём не повинных единомышленников. Нонсенс! Как только могло в голову прийти такое, Серёжа? – Илья Иванович опять поддался собственному темпераменту. – Ты явно заигрался на своей должности!

– Слава богу, что ты не можешь меня уволить. КСБ официально не подчиняется Консервативной партии, – напомнил Сергей. – Ты же историк, папа, так вспомни, до каких подлостей они только не опускались, пока не уничтожили Землю! Наверное, девяносто процентов всех войн на планете организовали они!

– В этом ты прав, Серёжа… Война всегда считалась у англосаксов наилучшим методом для удовлетворения своих имперских амбиций, – Илья Иванович никогда не умел возражать против очевидных фактов, даже в запале ожесточённого спора. – Но что же нам делать, если ты не ошибаешься с взрывчаткой?

– Пока не знаю, папа… Давай думать. У нас ещё в запасе целые сутки. Но точно уверен, что этот взрыв – если планируется именно он? – будет началом конца консерватизма на планете. Так считают мои аналитики.

– Прямо так уж начало конца? – Генсеку очень не хотелось верить в такие прогнозы.

– Боюсь, что да. Мы с тобой, отец, давно видим неуклонное падение популярности нашей партии, но постоянно недооцениваем своих врагов. Их абсолютная беспринципность даёт огромное преимущество в борьбе. Моя Служба так же неоднократно выявляла их агентов, однако мы их не убивали. А вот если бы применили их методы, то, может быть, и своих ребят не потеряли бы? Вот и опять встаёт философский вопрос: гуманна ли гуманность, если она применяется к врагу? И их идеология сильнее… Опять же – из-за полной беспринципности. Ты же сам говорил, что любые принципы являются сдерживающими оковами для всего вредного и недостойного.

– Именно для вредного и недостойного!

– Верно, папа, но так же и для методов борьбы, которые с точки зрения морали сомнительны, но являются очень эффективными для боевых действий.

– Ты предлагаешь отказаться от морали? Так тогда ради чего…

– Нет конечно. Прости, что перебил. Я только за то, чтобы воевать с врагами без белых перчаток. На войне – как на войне! Этому учит история. Чистоплотность – для честных, а для врагов – все методы хороши! – Сергею было жалко отца, но ситуация уже отвергала сантименты. – Я велел изготовить плакат с этими словами и повесить его у себя в конторе, прямо в вестибюле.

Генсек погрузился в мрачные размышления…

Как совместить несовместимое? Каким образом можно победить врага, вооружённого крайне эффективным оружием – беспринципностью, не имея такого оружия самому?

Им нельзя обзавестись, не поступившись собственными принципами. Вся его натура, каждая клеточка его мозга протестовали против решения, которое он должен принять. А он чувствовал, что должен – другого выхода не было.

Несчастный Илья Иванович был сам виноват в собственных терзаниях – он забыл про свой же принцип, за который постоянно ратовал. Про принцип под названием «Здравый Смысл».

– Давай отложим эту полемику, Серёжа. У нас мало времени. Что ты предлагаешь?

– Пока ничего не предлагаю. Мои аналитики разделились на две группы. Первые считают, что мы можем ещё победить, если будем решительными и небрезгливыми, а вторые уверены, что шансов у консерваторов уже не осталось.

– Что конкретно предлагают первые?

– Они предлагают физически ликвидировать лидеров, а их силовые структуры уничтожить под корень. Наше преимущество в том, что Сахаров и Конвей думают, будто КСБ создана только неделю назад и ещё не способна решать серьёзные вопросы, – Сергей сделал паузу. – К счастью, мы существуем уже два года и имеем качественный личный состав, готовый к серьёзным делам. Прости, папа, но…

– Не извиняйся. Я догадывался… Продолжай. Что говорят вторые?

– Вторые настаивают на том, чтобы функционеры консерваторов готовились для возвращения на Землю. Золярия обречена. Конвей и Сахаров не оставят в живых ни одного активного консерватора. Остальных они быстро перевоспитают. Дальше они начнут грызть друг друга. Скорее всего – дело дойдёт до гражданской войны. Победивший сразу же по окончанию войны забудет обо всех либеральных ценностях и установит жёсткую диктатуру фашистского толка. Русских на планете не останется.

Глава 9

К сожалению, правыми оказались вторые…

У КСБ всё же не хватило опыта предотвратить теракт. Мощный взрыв почти полностью уничтожил здание. Погибло больше трёхсот человек.

Две газеты из трёх – что были на Золярии – запестрели заголовками: «Консерваторы распоясались!», «Как объяснить консерваторам, что гуманность имеет ценность?», «Доколе будем терпеть фашистов?», «Свободные люди возмущены!» – и всё в таком духе.

А также появились листовки и посты в интернете, призывающие поджигать объекты консерваторов и вершить святой суд Линча над обнаглевшими беспредельщиками. Интернет оказался заблокированным для специалистов консерваторов, а здание с его серверами захватили подростки в красивой светло-коричневой униформе с партийными эмблемами на нарукавных повязках. По улицам бегали такие же красивые мальчишки с повязками, с улюлюканьем преследуя граждан, заподозренных в консерватизме. Правда, до рукоприкладства пока не доходило, но судя по их нарастающему энтузиазму – скоро дойдёт.

– А почему ты уверен, что взрыв устроили консерваторы? – Сергей поймал за рукав пробегающего мальчишку лет десяти и с обрезком трубы в руках.

– А кто же ещё? – удивился юный боевик. – Это же они запрещают нам с девчонками целоваться!

Сергей грустно вздохнул и отпустил сорванца. Пропаганда сделала своё дело. Он тихо выругался и пошёл на совещание.

– Я и вся моя редколлегия пришли к выводу, что наши усилия по делиберализации информационного пространства не принесут желаемого результата, даже если мы увеличим наш тираж… – докладывал главный редактор газеты «Золярийский Консерватор».

Валерий Павлович был мужчиной среднего роста, худощавым и абсолютно седым, что явно говорило о его почтенном возрасте. Седеть золяряне начинали не раньше столетнего возраста, а средняя продолжительность жизни на планете уже достигла двухсот тридцати лет. Так что Валерий Павлович вполне мог ещё помнить момент закладки первого камня в основание города на Золярии. Но он его не помнил. Главному редактору было всего сто двадцать лет. Для Золярии – уже почтенный, но всё ещё средний возраст.

– Нет-нет, не возражайте! Я знаю что говорю, – Валерий Павлович миролюбивым жестом пресёк чуть не возникшие возражения. – Увеличивать тираж – абсолютно бесполезная затея. Его попросту не будут раскупать. За последние двадцать лет мы неуклонно теряем подписчиков. Через интернет мы тоже не можем продуктивно работать. Наши сайты постоянно зависают, а то и вовсе блокируются, и пока мы тратим время на всякие разбирательства, наши оппоненты выливают в информационное пространство ушаты грязи на нас. Нам приходится постоянно оправдываться, а через некоторое время с нашими ресурсами опять происходят какие-нибудь странные казусы. И так – круг за кругом. А сейчас наших специалистов вообще не пускаю к серверам.

Экстренное заседание Политбюро Консервативной партии Золярии продолжалось уже больше пяти часов, и все восемь его членов изрядно устали.

– Может, устроим перерыв, товарищ председатель? И перекусить не помешает, – Обратился к Илье Ивановичу один из членов Политбюро, директор инженерного Департамента Золярии.

Департаменты выполняли функции министерств, когда-то распространённых на Земле во всех странах. На Золярии их было всего шесть, и каждому из них приходилось заведовать гораздо большим количеством сфер человеческой деятельности, чем земным министерствам. Инженерный Департамент курировал деятельность всей производственной сферы. Исключением было производство лекарств и питания, ими заведовал Департамент здоровья. Ещё инженерный Департамент отвечал за строительство любых объектов и техническую часть коммунального хозяйства. Ему же подчинялся Инженерный факультет в Золярийском университете. Средним и начальным образованием ведал Департамент образования. Наукой, как прикладной, так и фундаментальной занимались соответствующие факультеты Золярийского университета. Департамент образования заведовал средним общим образованием, а также деятельностью различных кружков и секций для детей среднего и старшего возрастов. Детские сады и ясли курировал Департамент здоровья.

– Да, перекусить не помешает… – согласился Илья Иванович.

– Минуточку! – прервал председателя Политбюро директор КСБ. – У меня есть хорошая новость. Моей Службе удалось установить, что среди роботов-официантов есть два экземпляра, запрограммированных на подслушивание. Какие именно, пока выяснить не получилось, а также не факт, что их только два… Так что опасаться следует их всех.

– Вот тебе и хорошая новость! – деланно возмутилась директор Департамента здоровья Наталья Петровна, приятная дама бальзаковского возраста.

Причем – бальзаковского по земным меркам, по золярийским – молодая цветущая женщина, а если судить только по внешнему виду – то вообще белокурая миловидная девушка. Именно ей в значительной степени жители Золярии были обязаны своим долголетием и отменным здоровьем.

Исследовательская секция факультета Здоровья Золярийского университета – где Наталья Петровна была деканом – не занималась проблемой долголетия специально. Такой эффект получился исключительно за счет повсеместного повышения уровня здоровья населения. В значительной степени этому способствовало и наличия местных растений, обладающими полезными свойствами. Некоторые из них даже получили названия по аналогии с земными: женьшень, золотой корень, красный корень, лимонник, золярийская капуста, огородная мидия и так далее…

– Вы, Сергей, обладаете очень оригинальным чувством юмора…

– Благодарю, Наталья Петровна, но ваш комплимент напрасен, так как я действительно считаю эту новость хорошей. Предлагаю использовать этот факт нам на пользу. Давайте проведём некую операцию по дезинформации противника. Вот сценарий, разработанный моими аналитиками… – Сергей Ильич обошёл по кругу стол и положил перед каждым присутствующим листки с напечатанным текстом. – Изучите, пожалуйста, и во время обеда мы это разыграем. Только не забывайте, что разговаривать в присутствии официантов надо осторожно, но полностью прошу не замолкать, иначе противник догадается о нашей осведомлённости.

Присутствующие мысленно заказывали блюда, а минут через десять в зал начали заходить стройные симпатичные девушки в накрахмаленных передниках и с подносами в руках. Ни одна из восьми вошедших официанток не походила на других, но они все были гуманоидными роботами и, как говорится, сошли с одного конвейера.

Либералы постоянно упрекали консерваторов в том, что они использовали в качестве прислуги именно роботов-гуманоидов да к тому же образчиков только женского пола. Дескать, эти замшелые ретрограды полностью игнорируют гендерную толерантность, что препятствует развитию прогрессивных тенденций и ущемляет святые права ЛГБТ-сообщества.

Подобные нападки и упрёки, в принципе, были справедливы. Илья Иванович и все его «единоверцы» действительно игнорировали подобные извращения, считая их происками Сатаны, который стремится уничтожить человечество. Что, в конечном счёте, почти удалось либералам на Земле. Разумеется, Илья Иванович не верил ни в Дьявола, ни в Бога, но тем не менее считал, что жить следует по заповедям последнего.

В крохотной золярийской цивилизации не было религии. В ней попросту не возникало потребности, а вот необходимость в идентифицирующим и объединяющем культе была.

Консерваторы стремились создать культ «Здравого Смысла», либералы подняли на свой щит культ «Неограниченного Потребления», а демократы с упоением возносили «Свободу».

Естественно, что молодым – а тем более совсем юным – жителям Золярии больше нравилось стремиться к удовлетворению своих неудержимо возрастающих потребностей, чем как-то ограничивать себя в потреблении материальных и социальных благ. А свобода – которая чаще понималась как вседозволенность – вообще была розовой мечтой любого подростка.

Конвей с присущим ему высокомерием как-то сказал Илье Ивановичу:

– Вы, любезнейший, слишком уверовали в положительную сущность человека. Уверяю вас, мой друг – сие есть заблуждение. Человек – животное, и его стремления низменны и примитивны. Предлагаю вам союз против нашего общего врага, против этого ехидненького и патологически человеконенавистного Сахарова. Вам же гарантирую после нашей совместной победы достойную сытую старость в шикарном поместье с целым штатом прислуги.

– Я подумаю, мой друг. В вашем предложении действительно много здравого смысла, – ответил тогда хитрый Илья Иванович.

Но хитрость не удалась – никакого союза не вышло. Всё тот же здравый смысл разъяснил, что перевести на другой берег козу, волка и капусту в одной лодке – задача многоходовая, если одновременно в маленькую лодку можно взять только или козу, или капусту, или волка, а Илья Иванович талантами интригана не обладал.

– Благодарю, Илья Иванович! Желая доказать вам своё уважение, как к дальновидному политику и мудрому человеку, я гарантирую, что выдвинутый вами законопроект «О запрете ассоциативной рекламы» пройдёт первое чтение в Конгрессе. Моя партия воздержится при голосовании, и ваших голосов будет больше, чем у Сахарова. Это станет первым моим вкладом в наше сотрудничество.

– Вот это будет замечательно! – наивно возликовал Илья Иванович. – Наконец-то мы сможем в значительной мере ослабить влияние этой подлой технологии «окон Овертона». Ведь вы же, мой друг, согласны, что людей надо убеждать, взывая к их разуму, а толкать их к принятию не осознанных решений подло?

– Абсолютно с вами согласен! Либерализм и есть проявление высшего гуманизма.

Как только консерваторы помогли Конвею ускорить начало работ по разработке новой концепции градостроительства, так либералы сразу же потеряли интерес к совместному сотрудничеству и опять принялись совместно с демократами агитировать против консерваторов. Поддержав законопроект «О запрете ассоциативной рекламы» в первом чтении, они успешно заблокировали его во втором.

Илья Иванович был удивлён и уязвлён подобным коварством, но скоро узнал, зачем либералам понадобилась эта новая концепция. Оказалось, что Конвея интересовало не новое направление в архитектуре, а финансирование, выделяемое проектному бюро на эти разработки, где начальником служил его тесть. Демократы же возражали против этого проекта, так как хотели повернуть этот денежный поток в сторону сельского хозяйства, где подвизался старший внук Сахарова.

– Нет, это же чистая уголовщина! Использовать политическое влияние в корыстных целях! – изливал своё возмущение обиженный и обманутый Илья Иванович перед терпеливо слушающим сыном. – Ты только вдумайся, Серёжа! Это же безнравственно. Куда катится мир? Я уже старый маразматик, я уже перестал понимать современные порядки. Завтра же сложу с себя полномочия Генсека. Я не достоин учить людей правильной жизни.

– Успокойся, папа. Ты – обыкновенный идеалист. Ты всегда был таким. Хотя для политика с твоим стажем – а тем более историка по образованию – это странно. Вся политическая история состоит из лицемерия и коварства, – Сергею было не впервой успокаивать подобные всплески своего чересчур консервативного и темпераментного отца. – Все твои решения на посту Генсека были взвешенными и правильными. Не волнуйся так, ты ещё нужен Золярии. Просто тебе немного не хватает холодного прагматизма, – и, подождав, когда отец немного успокоится, он продолжил. – Кстати, ты подписал нашу смету на разработку и производство современного оружия, которую я приносил тебе два дня назад?

– Нет, не подписал! И подписывать не собираюсь. Против кого ты будешь его использовать?

Сергей молча ждал, когда закончится очередной всплеск отцовского темперамента. Ждать пришлось недолго. Илья Иванович выпил стакан воды и пододвинул к себе листок бумаги со штампом КСБ.

– Та-ак… Лазерные бластеры… Та-ак… Три миллиона рублей… Три миллиона полновесных рублей?! Да у меня, Генсека, зарплата в сто двадцать рублей! – Илья Иванович резко вскинул голову, но тут же сдержался и опять погрузился в изучаемую смету. – Так… Бронежилеты первого класса… А почему только первого?

– В более крепких нет необходимости. У них нет огнестрельного оружия, только холодное, – ответил Сергей и приготовился к новому всплеску возмущения.

И он состоялся, но не в виде всплеска, а только вялого возражения.

– Вот видишь, Серёжа, они будут почти безоружны перед вами…

– И что? – Сергей невозмутимо смотрел на отца. – Может, мне заплакать от жалости? Ты думаешь, что они не имеют огнестрела из-за гуманных соображений? Да у них просто нет возможности им обзавестись, ведь инженерный Департамент в наших руках. А будь у них такая возможность? Мы бы с тобой уже давно имели бы по лишней дырке в голове. Ты в этом сомневаешься?

– Да, наверно, ты прав… – немного подумав, горестно согласился Генсек и подписал смету.

Глава 10

Илья Иванович вышел из гравитолета и пошёл к возвышающемуся над лугом гигантскому чёрному шару. На матовой поверхности корабля ровными рядами блестели маленькие стёкла иллюминаторов и зияли огромные сопла фотонных дюз. Три гигантские опоры, давившие на мягкий грунт двести лет, погрузились в него почти на четыре метра. Абсолютно чёрные поверхности сотовых поглотителей энергии занимали всю свободную поверхность между иллюминаторами, дюзами и многочисленными крышками люков.

Илья Иванович остановился в двухстах метрах от корабля и залюбовался этим величественным творением человеческого разума. На корабле не было ядерных реакторов или огромных баков с химическим топливом. Всю необходимую энергию он получал из окружающего пространства при помощи сотовых поглотителей и аккумулировал её в специальном накопителе, отдалённо напоминающий большой конденсатор. И не важно, где находился корабль – в атмосфере какой-нибудь планеты или в открытом космосе. Энергия была всюду. И как только через одиннадцать лет после войны на Украине в России научились использовать эту вездесущую энергию, так сразу же приступили к проектированию и строительству межгалактического корабля.

К 2040-му году, за два месяца до начала горячей фазы Третьей мировой войны, корабль был сделан и прошёл все штатные полётные испытания. Готовилась научная экспедиция в созвездие Андромеды, но вместо неё пришлось снаряжать не научную, а спасательно-эвакуационную.

Геннадий Николаевич Стрелецкий, прадед Ильи Ивановича работал тогда в Новосибирском Академгородке, как раз в КБ, занимающимся этим средством перемещения на принципиально новых основах физики. Корабль изначально проектировался очень большим – триста метров в диаметре. Просто циклопических размеров. Ограничений по запасам топлива не существовало, а необходимых материалов и других ресурсов для возведения гигантской конструкции у страны хватало с избытком. После победоносной украинской войны в 2022-м году Россия за восемнадцать лет вышла на такие недосягаемые высоты во всех сферах экономического развития, что уже могла себе позволить не экономить на развитии науки. Что, собственно, и послужило причиной очередного нападения.

Илья Иванович восхищённо вздохнул и продолжил путь к входному трапу корабля. За ним шли два его сына: старший – Сергей, и средний – Владимир.

Младшего Ванечку ни Илья Иванович, ни братья не видели уже больше трёх месяцев. Он не желал с ними общаться. После того, как Сергей выписал ему очередной подзатыльник за неуважительное высказывание о прапрадеде, этот испорченный мальчишка накатал жалобу в комитет опеки, и комиссия лишила Илью Ивановича родительских прав. Теперь Илья Иванович и два старших брата могли узнавать об Иване только через мать. Она поддерживала хорошие отношения с бывшим мужем и всеми тремя сыновьями.

Отец и сыновья остановились у огромной опоры.

Илья Иванов никогда не думал, что можно испытывать ностальгию о месте, которое ещё не покинул. Несмотря на природный оптимизм, он, наверное, всё же был склонен к сентиментальности. Неужели больше не суждено вернуться на эту райскую планету?

Его Родину…

А как встретит прародина?

Из научной и художественной литературы Илья Иванович знал, что Земля когда-то была не менее прекрасной и удобной для жизни чем Золярия.

Какой она стала? Чем встретит своих блудных сыновей через двести лет их отсутствия?

Радиоактивным фоном, кислотными дождями, жуткими опасными мутантами, или всё же она сможет дать людям ещё один шанс на спокойную созидательную жизнь, забыв и простив им то, что когда-то они с ней сделали?

– Володя, – обратился Илья Иванович к сыну. – Ты уверен, что корабль до сих пор в рабочем состоянии?

– Конечно, папа. За что же я получаю свою зарплату в инженерном Департаменте? – заверил Генсека старший смотритель за объектом. – Мудро поступил наш прадед, что не позволил в своё время разобрать корабль. Решил сделать из него музей Земли.

– Да, очень правильно решил Геннадий Николаевич! А ведь в то время переселенцы крайне нуждались в строительных материалах, – вступил в разговор Сергей. – Я читал в интернете, что почти все настаивали на разборке корабля. Тогда было важно построить город, и никто не думал о памятниках и музеях, но Стрелецкий Первый настоял.

Илья Иванович и Владимир недоумённо уставились на Сергея.

– Почему Стрелецкий Первый? – спросил удивлённый отец. – Это что ещё за царский титул ты присвоил нашему предку?

– Ну а почему я не могу его так называть? Он же основатель нашей династии и всей Золярийской цивилизации.

– А мне нравится! – тут же поддержал брата Владимир. – Вот только этот счёт во времена царей вели по именам, а не по фамилиям. Например: Иван Четвёртый из династии Рюриковичей, а вот Иван Пятый был уже Романовым.

– Ну и пусть. А я начну вести отсчёт по фамилиям. Я – Стрелецкий Четвёртый, а ты, брат – Стрелецкий Пятый, а наш Ванька – Стрелецкий Шестой Непутёвый.

– Ладно, согласен! Тогда наш папа – Стрелецкий Третий Мудрый.

Илья Иванович смотрел на развеселившихся сыновей, и удручающие мысли потихоньку покидали его.

Владимир, второй сын уже с раннего детства отличался от брата более спокойным и усидчивым характером, склонностью к математическим расчётам и любовью к различным механизмам. Получив в подарок очередную игрушку, он, в отличие от Сергея, не бежал сразу же во двор, чтобы запустить в небо новенький дрон, а принимался его разбирать на детали, чтобы понять, как он устроен и почему летает.

Сразу же по окончании Инженерного факультета Золярийского университета Стрелецкий-средний напросился смотрителем в местный, пока единственный на планете музей Земли. Он оказался самым молодым в бригаде смотрителей. Остальные сорок пять его коллег были уже предпенсионного возраста и постоянно удивлялись азарту и рвению молодого инженера.

Владимир возился с допотопными механизмами бывшего галактического корабля и очень дорожил своей работой. Обычно выпускники Инженерного факультета стремились в различные КБ и лаборатории, находящиеся на передовом фронте технического прогресса, работающими с самыми передовыми технологиями и конструкциями, а вот Владимир с упоением изучал двухсотлетний раритет и о другом занятии не думал.

Через два года он стал старшим смотрителем и всякими уловками начал омолаживать свой маленький коллектив. Довольно быстро ему удалось сформировать слаженную команду, в которой большинство уже составляли молодые амбициозные инженеры, а призом их амбиций старший смотритель сделал проект полёта до Земли и обратно.

Владимир был счастлив, что его заветная мечта побывать на Земле стала мечтой их дружной бригады, вот только до сих пор не мог понять, почему старший брат настоятельно советует принимать на работу только русских. Сергей пытался объяснить брату причину своего странного совета, но Владимир мало чего понял из этих объяснений, так как считал историю неполноценной наукой.

То ли дело инженерия – с точными формулами, расчётами и графиками!

Не то, что история, в которой, даже зная все исходные данные, невозможно однозначно предсказать результат!

Тем не менее, Владимир старался следовать совету брата. А уж когда и отец одобрил рекомендацию Сергея, Владимир вообще перестал задумываться над причинами таких рекомендаций и принял их как единственно правильные.

– Так, значит, полетит? – уточнил заметно повеселевший Илья Иванович.

– Так точно, товарищ Стрелецкий Третий Мудрый! – бодро отрапортовал Владимир. – Очень скоро вы станете основателем новой цивилизации – уже на планете Земля.

– Ну раз уж вы это затеяли… То надо внести уточнение: Геннадий Николаевич был не Стрелецким Первым, а Стрелецким Четвёртым. Мне известна наша родословная ещё на три колена глубже. Самый древний из известных мне предков родился в конце девятнадцатого века, был мичманом на флоте Николая II и погиб в Гражданскую войну. Так что Стрелецкий Первый – это он. А я, стало быть – уже Седьмой.

– Согласны! – хором ответили сыновья.

Глава 11

Была создана специальная комиссия по организации полёта, которая незамедлительно приступила к работе. Демократы и либералы оказывали содействие работам, усиленно демонстрируя свою радость скорому отбытию консерваторов. Работа просто кипела.

Корабль был готов не через месяц, как планировалось, а за две недели. Уже начались лётные испытания, как произошло ЧП, причины которого не поддавались никакому аналитическому анализу…

Перед очередным испытательным полётом техник, осматривающий опоры корабля, обнаружил заложенный заряд мощностью – как потом установили – около тонны в тротиловом эквиваленте.

Известно старое правило любых розыскных служб, начиная с древнего Скотланд-Ярда[2]: «Прежде чем искать преступника – найди, кому выгодно это преступление». Многие столетия это правило работало непогрешимо, а вот в этом случае произошёл какой-то странный парадокс. Преступники и так известны – но не сами же консерваторы хотели навредить себе?

А вот мотивы злодеев не понятны…

Зачем надо демократам или либералам задерживать вылет своих конкурентов?

Им же лучше, если вся планета окажется в их руках.

Ан, нет!

Оказывается, что кто-то из них ведёт двойную игру. Кто?

– Хоть убейте, а я не пойму кому выгодна задержка нашего отлёта? – Илья Иванович пока не решался признаваться коллегам, что вообще не понимает разницы между демократами и либералами. «Одно и то же яйцо», – считал Илья Иванович. – «Только демократы – яйцо в фас, а либералы – в профиль. Или наоборот…».

Это заседание Политбюро Консервативной партии продлилось почти целый день, но никаких разумных выводов сделать не получилось. Сергей понимал, что теперь вся ответственность за ситуацию ложится на его КСБ. Срочно была усилена охрана объекта, и больше сотни агентов лишилась сна и отдыха, ища иголку в стоге сена.

Усилия оказались не напрасными…

Через неделю авральной работы появилась призрачная зацепочка. Было достоверно установлено, что демократы, используя своё преобладающее влияние в Департаменте сельского хозяйства, организовали на одной отдалённой от города ферме разработку и экспериментальное производство огнестрельного оружия. И самое главное – это так же было достоверно установлено агентами РСБ – организовали они это втайне от либералов. Конечно, это был не прямой обличающий факт, но повод для размышлений он давал основательный. Раз они готовят оружие втайне от своих постоянных подельников, то, вероятнее всего, использовать его собираются против них, а не против своих традиционных врагов – консерваторов. Тем более что консерваторы вообще скоро исчезнут с политической сцены Золярии, и воевать с ними уже нет смысла.

– Всё равно не пойму, зачем Сахарову потребовалось нас задерживать? Чем ты это объяснишь? – задал вопрос Илья Иванович, когда Сергей доложил о проведённой работе.

– Ну как же, папа, всё вырисовывается вполне логично. Мои аналитики убеждены, что после нашего исчезновения с планеты неизбежно начнётся грызня между Сахаровым и Конвеем. Это понимают обе партии и усиленно готовятся к будущему противостоянию. Разработка оружия у Сахарова идёт с большими трудностями из-за отсутствия специалистов. Ему нужно выиграть время, чтобы не остаться один на один с Конвеем, пока не вооружится.

– Логично, – согласился Илья Иванович. – А что мы можем предпринять для исключения новых попыток нас задержать?

– В первую очередь требуется удостовериться, что наши подозрения верны. Мы должны быть абсолютно уверены, от кого именно исходят угрозы – от Сахарова или Конвея.

– И как ты собираешься это уточнять?

– Ну… Вариантов много…

– Серёжа, не темни! Я чувствую, что ты уже всё решил, но это что-то… – Илья Иванович затруднился подобрать нужное слово. – Не очень приличное.

– Папа, не дави. Давай я сам решу этот вопрос. Это компетенция КСБ, а не Генсека.

– Я настаиваю.

– Ну, раз настаиваешь… Я собираюсь захватить несколько человек из ближнего окружения Сахарова, и они мне сами всё расскажут.

– Я так и догадывался! Неужели тебе нравятся средневековые пытки?

– Во-первых, с современными технологиями можно достичь того же результата и без дыбы. А во-вторых, мы уже неоднократно спорили с тобой по этому поводу, и я повторяю, что ты должен больше заботиться о своих, а не проявлять гуманность к извечным врагам. Никогда и ни при каких обстоятельствах они не станут друзьями русских. Надеюсь, последнее ты оспаривать не будешь?

– Не буду, – недовольно проворчал Илья Иванович. – Ступай.

Илья Иванович погрузился в меланхолию.

– Пап, а как ты собираешься строить новую страну на Земле? – неожиданно спросил Сергей.

– Подожди загадывать, сынок. Ещё неизвестно, что нас там ждёт. Может, на Земле уже возродились государства, а может, планета всё ещё не пригодна для нормальной жизни, и нескольким нашим поколениям придётся жить на корабле.

Глава 1

В конце 2240-го года, золярийский корабль с возвращенцами неожиданно появился на стационарной орбите Земли и засиял на её небосклоне новой яркой звездой. Но на Земле её никто не заметил. Уже как двести лет не существовало служб, наблюдавших за небом, да и людям было не до красивых узоров никому не нужных созвездий. Новая звезда постоянно висела на одном месте, только изредка совершая маневры на фотонных двигателях, чтобы облететь вокруг земного шара и опять вернуться на свой пост над территорией России.

– Мы изучаем Землю уже больше трёх месяцев. Сорок наших отрядов высадились в разведывательных челноках на планету в разных местах и уже прислали огромный исследовательский материал. Пора подводить итоги наших наблюдений и принимать решение о том, что мы собираемся делать и как жить после высадки на Землю.

Таким вступлением Илья Иванович открыл очередное заседание Политбюро Консервативной партии Золярии.

– Пора приступить к разработке концепции нашей дальнейшей жизни на этой планете. Чего мы хотим и как будем этого добиваться? А также пришло время навести порядок с некоторыми употребляемыми нами названиями и понятиями во избежание в дальнейшем исторической путаницы. А именно: первое – мы теперь уже не золяряне, а земляне, и это необходимо зафиксировать в официальном порядке; второе – Консервативная партия Золярии должна исчезнуть, ведь других партий на корабле нет, и мы должны придумать новое название для идентификации нашего нового состояния. Предлагаю называть поселение, которое мы заложим на Земле, страной Россия, а наше, теперь уже бывшее, партийное Политбюро, то бишь – нас с вами… – Илья Иванович обвёл взглядом восьмерых своих давних соратников, – Высшим Советом.

– Но на Земле уже существует целых три государства с таким названием, – возразил Валерий Павлович, теперь уже бывший главный редактор когда-то существовавшей газеты «Золярийский Консерватор». – Это Великое Княжество Российское, занимающее почти всю Новосибирскую область, и Северное Княжество Россия, расположенное в Тюмени, и Республика Россия на территории Бывшего Екатеринбурга. Теперь этот город называется Ельцинград.

– Ну, раз есть уже три России, то найдётся место и для четвёртой, – решительно возразил Сергей Стрелецкий. – А там посмотрим, чья возьмёт.

– Вы, Сергей Ильич, говорите так, как будто собираетесь сразу же затеять на планете войну.

– Нет, Валерий Павлович, я войну затевать не хочу, но вы правы – воевать нам придётся чуть ли не с первого дня пребывания на планете. Мы же не собираемся высаживаться за полярным кругом, где почти нет местного населения, а в населённых местах мы априори окажемся захватчиками чужой территории.

– Прежде чем определять место высадки, нам необходимо знать чего мы хотим, – слово опять взял председательствующий Илья Иванович – Мы уже неоднократно обсуждали этот вопрос. Я предлагаю закрепить наше решение на бумаге и больше к нему не возвращаться. Думаю, что будет правильным составлять этот документ сразу в виде проекта Конституции.

Илья Иванович мысленно отдал приказ своей ЭМ-ке и над столом вспыхнул голографический экран. На нём побежали первые строчки будущей Конституции:

– Мы, многонациональный народ, вернувшийся на землю своих предков, несмотря на имеющиеся различия в геноме отдельных людей, объявляем себя единым РУССКИМ НАРОДОМ. Территорию, когда-то занимаемую нашей прародиной, Российской империей, считаем своей исконной территорией. Другие народы, в данный момент находящиеся на этой территории, должны добровольно признать себя русскими. В противном случае они будут удалены с неё по возможности гуманными способами. Государство называется – РОССИЯ. Россия является суверенным унитарным государством с авторитарной формой правления. Высшей властью России является ВЫСШИЙ СОВЕТ РОССИИ, возглавляемый ВЕРХОВНЫМ ПРАВИТЕЛЕМ. Высшей ценностью России является её народ, его безопасность, благосостояние и свободное духовное развитие, а равно – сохранение для потомков территориальной целостности. Государственная идеология России признаётся единственно возможной на всей территории страны. Главными и единственными постулатами государственной идеологии являются такие понятия, как СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ЧЕСТНОСТЬ, ТРУДОЛЮБИЕ и ПАТРИОТИЗМ. Главным культом в России признаётся культ ЗДРАВОГО СМЫСЛА, который заключается в следующем: что ХОРОШО для России и её народа – ХОРОШО. Всё остальное – ПЛОХО, и оно подлежит искоренению любыми доступными средствами. В России разрешается исповедовать любую религию, в основе которой не лежит превосходство какой-либо нации над другими. Церковь отделена от государства, но государство имеет право вмешиваться в её дела, если действия церкви или её отдельных служителей начнут противоречить интересам государства и народа.

– Мы, многонациональный народ, вернувшийся на землю своих предков, несмотря на имеющиеся различия в геноме отдельных людей, объявляем себя единым РУССКИМ НАРОДОМ.

– Территорию, когда-то занимаемую нашей прародиной, Российской империей, считаем своей исконной территорией. Другие народы, в данный момент находящиеся на этой территории, должны добровольно признать себя русскими. В противном случае они будут удалены с неё, по возможности гуманными способами.

– Государство называется – РОССИЯ.

– Россия является суверенным унитарным государством с авторитарной формой правления. Высшей властью России является ВЫСШИЙ СОВЕТ РОССИИ, возглавляемый ВЕРХОВНЫМ ПРАВИТЕЛЕМ.

– Высшей ценностью России является её народ, его безопасность, благосостояние и свободное духовное развитие, а равно – сохранение для потомков территориальной целостности.

– Государственная идеология России признаётся единственно возможной на всей территории страны.

– Главными и единственными постулатами государственной идеологии являются такие понятия, как СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ЧЕСТНОСТЬ, ТРУДОЛЮБИЕ и ПАТРИОТИЗМ.

– Главным культом в России признаётся культ ЗДРАВОГО СМЫСЛА, который заключается в следующем: что ХОРОШО для России и её народа – ХОРОШО. Всё остальное – ПЛОХО, и подлежит искоренению любыми доступными средствами.

– В России разрешается исповедовать любую религию, в основе которой не лежит превосходство какой-либо нации над другими.

– Церковь отделена от государства, но государство имеет право вмешиваться в её дела, если действия церкви или её отдельных служителей начнут противоречить интересам государства и народа.

Участники совещания занесли текст в персональные ЭМ-ки и стали расходиться.

– Сергей, задержись, – попросил Илья Иванович сына. – Я хотел поговорить с тобой вот о чём… – Илья Иванович долго собирался с духом, прежде чем опять заговорил. – Понимаешь, сын, я начал чувствовать, что уже не могу в полной мере реагировать на требования времени. Мне трудно избавляться от прежних убеждений… Которые, наверное, уже превратились в окостеневшие догмы… Боюсь, что скоро стану тормозом в развитии нашей новой цивилизации… Может, сделать Верховным правителем кого-нибудь другого? Например – тебя? А я тогда бы выпросил у тебя должность главного летописца, которую ты бы учредил специально для меня… Займусь своей первоначальной профессией, историей… Её сохранением в чистом виде… Это ведь очень важно для будущего нашей новой России. Что скажешь, сынок?

– В общем – идея правильная, папа, но преждевременная, – ответил Сергей, почти не раздумывая. – Я ещё не готов возглавить целую страну. Ты же сам частенько упрекаешь меня в излишнем радикализме. А ну как дров наломаю? Пусть пока последнее слово остаётся за тобой… А уж закостенеть тебе окончательно я не дам, можешь не сомневаться. Растолкаю! – и Сергей шуточно толкнул отца плечом. – Ну а когда я почувствую, что уже созрел – сам напрошусь. Не постесняюсь. Так что можешь больше об этом не заморачиваться. Давай лучше обсудим место высадки.