О чём ты молчишь? бесплатное чтение

Дорогому дяде,

который всегда верил в мои истории,

и Роберту, который эти истории будет читать.

ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО КАРТОШКА

С утра пораньше во дворце короля Садовых Роз раздаётся по комнатам свирепое рычание его новой жены – «старая» отошла в мир иной после рождения первенца. Незавидная судьба для той, кто обещал жить с любимым и в горе, и в радости, но делать было нечего. Даже в тех землях, где обитали цари, в краях, где интриги при дворах шли рядом с законами, где шуты и актёры веселили пугливый народ на площадях, случались трагедии.

Но одно дело, готовишься ты к ним, выжидаешь нападения исподтишка, а другое – ну, вот как в сегодняшний тёплый летний день, – ругаешься на чём свет стоит и размахиваешь руками яростно. К неудачным сюрпризам подготовиться было нельзя. О, тысячу раз повторяла себе это новоиспечённая королева Садовых Роз, но память – подруга ветреная, бьёшься с ней, дерёшься, а она: «Такого больше не случится».

К слову, королева, или Мачеха, как звала её юная дочь короля, принцесса Астра, была хоть и доверчивой, добросердечной, но серьёзной, строгой и не сильно приветливой особой, чью улыбку приходилось зарабатывать, а брань – получать, как бесплатные угощения в дни Солнцестояний. Её морщинки возле серых глаз, однако, показывали её как ту, кто может заливисто смеяться, но, по каким бы то ни было причинам, не хочет этим заниматься. А может, просто случая не представлялось…

Да и будут тут, ей-Богу, карнавалы. То мигрень, то работать лень, а земли на ней и держатся. Своими узловатыми пальцами она камень за камнем выкладывала прочные стены, которые уберегали наивных и не в меру дружелюбных обитателей королевства Садовых Роз.

Она помогала королю ещё тогда, когда их отношения, начавшиеся случайно, были в первой стадии, именуемой «влюблённые голубки», и делала это совершенно бескорыстно, по велению души. Просто потому, что обожала край, в котором ей посчастливилось родиться.

Королева души не чаяла в своём муже, светлом, нежном и тонкокожем, слабохарактерном человеке, а новоприобретённой дочкой Астрой и вовсе надышаться не могла. Да и Король, в свою очередь, отвечал ей взаимностью: так долго они шли друг к другу через тернии, что полученное счастье берегли всеми силами. Эти отношения перетерпели и общие ссоры, и обиды заморских фей на то, что выбор завидного жениха пал не на них, и несносный характер принцессы… по крайней мере, влюблённые старались изо всех сил!

Король, когда царские обязанности начинали докучать, уходил в сад, что был рядом с дворцом, и любовался местной гордостью – розами. Таких цветов во всём их королевстве не сыщешь, разве что на краю земли где-нибудь.

А вот королева, бывало, колдовала, когда приходился случай. Свободное время она посвящала заклинаниям, заучиванию волшебных фраз, походам за ингредиентами к лекарям. Сбор информации, бесконечные записи в дневник и практика в магии – от этих дел женщина была без ума. Доброе колдовство, конечно, приходилось использовать чаще, но бывали случаи, когда настроение неумолимо портилось, и она была вынуждена прибегать к волшебству, что гораздо тяжелее и темнее светлого, но не сильнее, это уж точно.

Вообще, о королеве-мачехе ходило по земле много слухов: одни перешёптывались о том, что она пожирает детей в перерывах между дипломатическими приёмами; другие же подтрунивали над её страстью к чесночным гренкам (а кто святой-то?). Кто-то ошибался, а кто-то попадал в яблочко.

Молва шла впереди неё, но важно было далеко не это: королева-мачеха имела достоинство пропускать мимо ушей домыслы, считая их неприятным бонусом хорошей жизни. Позиция эксцентричная, но отнюдь не плохая: она помогала ей в неурядицах разного рода. Колдунья старалась поддерживать дисциплину, проявлять уважение к старейшинам, дарить редкие, но тёплые улыбки, и быть искренней – такой, какой её сделал долгий путь к счастью.

Чего не скажешь о её падчерице… Принцесса Астра – самая настоящая зазноба и лентяйка, каких свет не видывал. Упрямее только она взрослая! Хлеще спорщика не выдумать, а сильнее её в презрительно-брошенных взглядах была только названная мать, да и ту, если пригрозить репутацией королевства, можно хоть как-то приструнить…

Заставить принцессу застелить мятую постель, убрать грязные тарелки, прочитать хоть строчку в учебниках порой было невозможно! «Управы на неё не сыщешь», – сетовал король Садовых Роз за обеденным столом. Астры, кстати, за ним не наблюдалось – она ела в кровати, неаккуратно и поспешно, как будто за ней гналось стадо разъярённых быков.

С ней никто не мог управиться, а терпение кончалось даже у самых тихих и скромных слуг. Нынешняя королева Садовых Роз раньше с сочувствием глядела на попытки последних заставить Астру встать раньше двух часов дня или, например, на сомнительные просьбы принять принцессе душ. Но теперь на правах законной родственницы она, в настойчивых порывах изменить ситуацию в лучшую сторону, бегала за принцессой по узким коридорам огромного замка, крича что-то об этикете и элементарной вежливости. Угрозы отскакивали от кирпичных стен, не долетая до непослушной девчонки:

– Астра, немедленно примись за работу!

– Нет.

Вот опять, что же ты будешь делать! Никакие уговоры, заискивания, убеждения, подкупы не помогали в нелёгком деле. Но сегодня произошёл особый, безумно странный и непонятный случай. Не будь его, не сложилось бы и притчи во языцех.

На одном из крутых и опасных тёмных поворотов дыхание королевы-мачехи сбилось, всё же никто не молодеет, а она и Мерлина с Артуром застала, и богатырей, и битвы за престол… Если посчитать, то возраст приличный, но о таком не принято писать, а уж тем более говорить вслух. Колдунья поправила рыжие, как вечернее солнце, волосы и поспешила за беспокойной падчерицей. Необходимо было познакомить Астру с новым учителем, двадцать пятым за неделю.

Любознательные особы поинтересуются, отчего же так много преподавателей было назначено принцессе? Король Садовых Роз, вздыхая в богато обставленной зале, ответит на этот вопрос: «Моё невоспитанное дитя считает очень смешным подсыпáть им чесоточного порошка в камзолы или приклеивать их галифе к стулу, измазанному пахучей смолой. Не каждый смельчак вытерпит такие злоключения, вот и самые лучшие учителя моих земель не исключение совсем».

Девчонка росла смышлёной и озорной. Она относилась к той самой породе смелых и отчаянных людей, которые спросят про Фому, но вернутся к Ерёме. Скучные уроки и подтверждённое расписание от «заботливых» преподавателей до зубного скрежета выводили принцессу из себя. Вспыльчивость вкупе с острым умом составляли гремучую смесь, что выливалась на ни в чём неповинных мужчин и женщин, прибывших по первому, а то и по второму зову неравнодушных родителей.

Юная Астра грызть гранит науки терпеть не могла, но сильнее всего не любила она поучения и наставления, считая, что этим пользуются всезнайки. Может, узнавать что-то новое и неизведанное было и приятно, но не тогда, когда в тебя ложку за ложкой проталкивали науки. Вот и королева-мачеха, являясь весьма понимающей, сносной дамой, лезла к ней иногда, словно противная муха:

– Остановись на секунду, ради Роз!

– Нет.

Принцесса отлично разбиралась в потайных ходах родного замка, а ещё замечательно играла в детстве в догонялки и в прятки с крестьянами. Правда, чуть позже так вести себя стало «не по статусу», и ей пришлось притвориться, что прятки и потешки – в прошлом. Но ножки, облачённые в туфельки из горного хрусталя, помнили, как подпрыгнуть, как залезть на несколько ступенек выше, как ускориться. Она кричала своё коронное «нет» с деревянного выступа и хохотала, понимая, что совсем скоро ей и это запретят во имя, как обожал повторять король Садовых Роз, чести и репутации их владений.

– Астра!

– Нет.

Иногда складывалось впечатление, что «нет» – любимое слово принцессы, наравне с «отстаньте» и «приказываю». Не то чтобы других букв она не выучила или, допустим, не знала, как составлять предложения – просто девочке казалось, что такое ёмкое и красивое, злое и неряшливое выражение отлично ей подходит.

Королева Садовых Роз, вся зелёная от ярости, как лягушка в пруду, увидев, что падчерица замешкалась на ступеньке широкой лестницы, ведущей в башню, занесла костлявую руку и произнесла трагическим шёпотом под свой крючковатый нос заклинание:

– Трижды три – девять,

Замри скорей, как лебедь.

Стопы в прекрасных башмачках вмиг стали свинцовыми, неподъёмными. Принцесса в расстроенных чувствах сумела поднять носок буквально на миллиметр от пола, силы точно покинули её – у дуба и то больше возможностей двигаться. Злить королеву-мачеху было опасно и рискованно: мстила она со вкусом и изяществом мудрой ведуньи.

Удивительно, как такие разные люди смогли найти друг друга: отец Астры, плаксивый и нерасторопный человек, частенько полагался на случай, правил спустя рукава, и, если бы не твёрдые руки его обожаемой жены и советников, распрощался бы с кудрявой головой на гильотине.

Они встретились в дождливый четверг – в праздник булочек с корицей. О, королевство всегда с размахом отмечало этот день в календаре. Мачеха, уставшая после сбора ягод, решила прийти на главную площадь, развеяться, отведать выпечку с пылу с жару. Она и в кошмарном сне представить себе не могла, что из-под её острого длинного носа юрко стащит последнюю ароматную булку особа голубых кровей с именем Астра.

Они вели неравный бой голодных людей, одержимых духом соревнования… О пышке напрочь забыли в тот же момент.

Король Садовых Роз еле разнял их, а после пообещал, что для «такой очаровательной дамы» прикажет испечь целую гору булочек. И исполнил свой приказ на их скромной по королевским меркам свадьбе.

Сначала колдунья помогала будущему мужу с управлением королевскими владениями. Все тогда шипели на него, мол, как можно доверять первой встречной? А он, влюблённый дурак, только пожимал плечами, мечтательно вздыхая.

– Какой ты мерзкий, папа, – скривившись, бормотала принцесса, незаметно крутя пальцем у виска. Приспичило же ему на старости лет встретить свою судьбу.

Астра не возражала против новой матери, ведь та до поры до времени не докучала ей, не упрекала ни в чём, не сомневалась в падчерице ни разу. Даже летом, в праздник речной воды, когда девчонка столкнула настойчивого ухажёра прямо в пруд к жирным карпам.

Мачеха была на её стороне, твердя налево-направо о том, что юные леди должны защищать себя от невоспитанных молодых людей так, как считают нужным. К слову, она сама не сразу согласилась пойти с королём на первое свидание, только после долгого общения в качестве друзей. Астра хмыкала и говорила, что такого с ней точно никогда не произойдёт и, вообще, ей неинтересны всякие женихи. И с юной принцессой соглашались, боясь возразить капризной девчонке.

«Но хорошее быстро заканчивается», – повторяла принцесса про себя всё чаще, и королева-мачеха, казалось, забыла, как здóрово и забавно насылать, например, сонное заклятье на весь замок и прыгать потом на одной ноге по залам, передразнивая напыщенных особ. Позабыла она и о беззаботной вечерней игре в прятки на желание. Забыла, что Астра – ребёнок, проживший шестнадцать лет на белом свете и не видевший ни радостей искренних, ни горя – родная мать покинула её при рождении, отец был занят королевскими указами, а учителя были такие скучные и нудные, что тоска одолевала немыслимая.

С крестьянскими детишками и их задором Астре было чудесно – ровесники, с озорными глазками и чумазыми лицами, похожие на обезьянок из книг о путешествиях, делали в детстве её негласным лидером и прислушивались к каждому слову и вдоху, будто для них придирки и приказы принцессы правда имели значение.

«А сейчас я всеми брошенная девочка», – подумалось вдруг Астре. Ей стало больно от этих слов, пусть даже и не произнесённых. Она поспешила избавиться от назойливой, как комар, мысли, но потрясти для этого головой как следует не получилось.

Королева, пользуясь случаем, догнала падчерицу. Она вытерла пот с широкого лба, проморгалась и с новой силой запричитала, словно курица-наседка, тыкая узловатым пальцем в воздух:

– Пойми, дочка, ты – будущее королевства. Ленивое будущее! Разве сможешь ты править этой землёй без труда и желания?

Астре до дрожи в теле хотелось одного в этот момент: как следует закатить глаза, чтобы выразить всё своё отношение к обвинениям, но те будто окаменели, глядя мёртвым взором в одну точку. Казалось, дыхание тоже пропало, обычно шумное, резкое – оно стало неуловимым и лёгким.

Один из учителей Астры – седой, сгорбленный и сухощавый дедуля, очаровательный в своей забывчивости – поведал ей однажды о племенах на другом континенте, что в безумии пожирают своих сородичей. Принцесса его внимательно, отродясь такого не было, выслушала, а ночью, когда Король Садовых Роз пил десятую кружку эля во сне, израсходовала практически весь запас свечей в замке. Страха не было, совсем, как ей думается, но почему-то часовым в те холодные сумерки она доверять перестала.

– Отвечай же!

Терпение королевы-мачехи готово было лопнуть. Но, вспомнив о заклинании, она помялась немного, хмыкнула, стараясь скрыть неловкость, и прошептала быстро, ровно три раза:

– Глагол – часть речи,

Будь человечнее!

Принцесса, словно очнувшись от короткого, но жуткого сна, вскипела:

– Да как ты смеешь насылать на меня заклинания! Я дочь короля, а не… – тут из кухни, рядом с которой им посчастливилось спорить, донесся приятный запах драников. – А не картофелина! И ты мне не мать, чтобы учить меня жизни!

Последняя фраза явно была лишней, чаша терпения королевы-мачехи переполнилась. На глазах навернулись слёзы и, не желая проливать их зря, она вытерла влагу быстрым движением ладони. Всё же весьма обидно, когда слышишь такое в свой адрес без особого повода. Высморкавшись в подол давно испорченного наряда, королева не спеша заговорила:

– Пять, восемь, два,

Утренняя роса,

Помоги отучить принцессу

С помощью силы леса

Грубить и быть ленивой!

По капельке и по ложке

Стань сию секунду овощем – картошкой!

И туфельки, и простое платье, и золотая маленькая корона исчезли – испарилась Астра! На её месте лежал коричневый овощ, молодая картофелина. Королева-мачеха взяла его в свои руки, покрутила несколько раз и отнесла в соседнюю комнату, по пути обмолвившись парой слов с обращённой принцессой: «Если захочешь принять свой первоначальный облик, то тебе придётся найти волшебный источник и искупаться в нём, вода смоет с тебя колдовство. Но боюсь, что добираться до него придётся вечность, маленькая злюка!»

На кухне, просторной и чистой, было много людей. Поварихи, служанки и простые крестьяне без конца сновали из одного угла в другой как мыши, но, завидев королеву, тотчас застыли как вкопанные. Правительница ловким движением бросила в мешок картошки несчастную принцессу и отчеканила:

– Нехорошо разбрасываться едой.

Старшая повариха учтиво поклонилась, а когда королева ушла, отвесила звонкую оплеуху мальчишке, стоящему рядом с ней:

– Стеф, неужели ты не заметил эту проклятую картошку?!

Мальчик хотел было что-то ответить, но на него уже не обращали внимания. Жизнь снова вернулась на круги своя, слуги замельтешили, принявшись кашеварить, а он, так и не пришедший в себя после появления королевы, стоял, прижимая пальцы к горящей щеке.

Стеф, или Стефан, был помощником поварихи на королевской кухне, он учился варить и жарить, бланшировать и печь. Особенно хорошо у него пока ничего не выходило, но один талант у парня всё же имелся: из-под его руки всегда вылетали идеально очищенные овощи.

Стефан был неглупым парнем, болезненно скромным, или просто-напросто не знающим, как быть в любых ситуациях: он всё-таки занимался у строгих, но справедливых людей, и неплохо знал, что за любую провинность последует наказание.

Мать с отцом и его многочисленные братья и сёстры отослали его в пятилетнем возрасте в королевство «на подмогу». Сначала юноша подносил иголки швее, потом пыхтел с оружием, став в один миг пажом, но ни то, ни другое дело не интересовали Стефана по-настоящему. Однажды забредя на кухню, он так и не вышел оттуда, оставшись помогать сварливой кухарке, а та, в свою очередь, приняла мальчишку как родного сына, обучая всему, что знала сама.

Конечно, блюда получались у него не всегда (о, король Садовых Роз знал об этом не понаслышке), но он очень старался! «А любое старание окупается», – часто приговаривали опытные повара. Вот и мальчик, уже парень, упорно шёл к своей цели, мечтая не столько стать именитым шефом, сколько накопить достаточно золотых, чтобы купить для своей семьи всё, в чём они нуждались.

Трудясь с раннего утра, он мельтешил под ногами у каждого возившегося с продуктами, за что впоследствии был сослан выкапывать овощи на драники – вкуснейшее блюдо из картофеля, напоминающее оладьи. Стефан, наученный горьким опытом, взял прочный мешок из хорошей плотной ткани, собрал по ощущениям несколько килограмм, взвалил его на плечо и унёс прямиком на кухню.

Каким образом вышло, что одна картошина по пути вывалилась из мешка, он и не догадывался.

– До того противная, что убежать решила? Ха-ха, всё равно почищу тебя, – пару человек поглядели на юношу, удивлённо вытаращив глаза, мол, он со скуки уже и с едой говорить начал. Стеф только поджал губы и крепче ухватился за рукоятку ножа. И стоило парнишке занести над овощем острое лезвие, как он услышал жалобный и писклявый голосок:

– Сам такой! Убери от меня эту штуку, приказываю тебе!

Стефан подумал, что ему показалось, всякое ведь в суматохе бывает. Он вновь попытался почистить строптивую картошку, и уже было раскрыл тонкую кожицу, но тут овощ выскользнул из его ладоней и укатился под стол. Стеф чертыхнулся и полез искать капризную особу.

– Повторяю, не смей меня трогать!

Мальчишка, ошеломлённый тем, что с ним вели сносный и, по сути, вполне логичный диалог, решился спросить:

– Это ты… сейчас сказала?

– Да. Ещё раз занесёшь надо мной нож – останешься без головы! – проверещал звонкий голос из-под стола.

Стефан испугался, но потом понял, что ему угрожала картошка, и немного успокоился.

– Почему ты разговариваешь?

Картошка надменно (оказывается, они так умеют) сообщила ему, что она принцесса Астра. Стеф рассмеялся во весь голос: уж больно весёлая шутка была. А потом картошка… то есть Астра начала сетовать на свою судьбу и злую мачеху, добавляя, что озолотит мальчика и всю его семью, если он поможет ей. В чем заключалась помощь, Стеф не совсем понимал. В общем-то, он даже до конца не верил в то, что перед ним сейчас находится самая настоящая принцесса. Но картошка была так убедительна и словоохотлива, что Стеф поймал себя на мысли, что поддакивает овощу и даже искренне сочувствует. А принцесса тем временем вошла во вкус:

– Простолюдин, внимай мне…

– Кошмар, неужели так кто-то говорит? И меня зовут Стеф, – чуть смелее парировал он. Рядом с принцессой в человеческом обличии было страшно даже дышать, а тут, если на секунду забыть, как она выглядит и сколько власти в руках юной наследницы престола, то трепет и волнение потихоньку угаснут.

– Всё равно. Ты должен привести меня к волшебному источнику на окраине леса. Обязан! Именем царского величества!

Картошка пищала и переходила на ультразвук, да так, что закладывало уши. Стеф понял, что держится она из последних сил. Действительно, в одночасье лишиться своего истинного вида, а потом доказывать это крестьянину без рода очень тяжело…

– Я отведу тебя к нему. Матушка рассказывала мне о нём в детстве. Но пообещай, Астра, что дашь денег мне и моей семье столько, сколько смогут увезти три наших лошади, – Стефан не юлил, что-то ему да приходилось слышать в разговорах взрослых о волшебной воде, что может стирать даже серьёзную магию, применённую к несчастному. Но идти до этого чудесного источника нужно было долго.

Помогать Астре особо не хотелось, может, не зря королева проучила её, всё-таки непокорность никому ещё не помогала, но сердце от рассказа картошки так и замирало. «Эта доброта меня в конце концов погубит», – подумал было Стеф, однако зацикливаться на подобном не стал. Вместо этого просто поднёс трясущийся мизинец к предполагаемому лбу принцессы и поклялся довести последнюю до цели, не забыв ещё раз упомянуть о вознаграждении (на всякий случай).

Если бы у той, к кому обращались, была голова, она бы ей закивала. Стефан выдохнул и пробормотал неловко, только сейчас поняв, где они находятся:

– По рукам. Но давай-ка выберемся из-под стола…

Парнишка встрепенулся, больно ударившись макушкой о деревянную ножку, когда вставал, чем вызвал мерзкое хихиканье присутствующих, и, дочистив оставшиеся овощи, пулей вылетел с кухни.

Вина за побег ощущалась сильно, но Астра, почуяв неладное, убедила его не переживать из-за этого, потому что ему довелось стать героем.

– Какое громкое слово! – съязвил парнишка.

– А я тихо и не умею отвечать, – заметила картошка, покачиваясь в кармане чужих штанов.

Стеф готовился к вынужденному путешествию серьёзно: взял две лепёшки (и зачем, спрашивается, если рта у Астры, в широком понимании, не было), флягу воды и пару леденцов. Холодного оружия у него не было, а луком и стрелами парня пользоваться не научили.

– В случае опасности кинешь в злодеев своими конфетами, зубная боль их точно уничтожит, – загундосила принцесса, старательно показывая, что Стеф малосведущ в некоторых вопросах.

– А ты думаешь, нам драться придётся? Я лучше кину в них тебя, твоя вредность их с ума сведёт!

– Ой, смотри по сторонам, – поставила точку в разгоревшемся споре с крестьянином Астра. Вот за что она и любила общаться с простыми людьми, так это за их несдержанность и умение давать отпор. «Придворные дамы и гостившие в нашем королевстве послы даже шуток не понимают и порой сидят с лицами тех, кто учуял кислый запах помоев, но не может об этом сказать», – тихо проворчала в кармане юноши картофелина.

Стеф посмеялся над произнесённым вслух сравнением и задал вопрос, ответа на который у принцессы не нашлось.

– А тебе нравится такая жизнь? – умел же парнишка в душу залезть, не пачкая там полы.

– Откуда я знаю! Как будто тебя всё устраивает, – тут же накинулась на него озлобленная картошина. – И вообще, давай быстрее, копуша.

– Хорошо, только не кричи, как бешеный барсук! – из-за этой злючки он не успел захватить удочку и плащ (в дороге всякое может случиться). Даже в облике картошки принцесса Астра отлично приказывала и хамила.

В пути она, конечно, немного успокоилась, переведя дух. Скорее всего, ей казалось, что они могут не успеть превратить её в человека, из-за чего нервы, натянутые до предела, порой сдавали в разговорах.

– Мачеха ведь ясно дала тебе понять, что срок у этого колдовства неограничен, – принялся было успокаивать её Стеф, что у него, очевидно, плохо получалось.

– И что? Ты считаешь, что быть картошкой – неописуемое удовольствие? В следующий раз подскажу ей, чтобы и тебя в какой-нибудь помидор превратила!

– Да не заводись ты, разверещалась опять, – скривился, как от укуса комара, парнишка. – Куда мы вообще направляемся?

– Иди, пока по голове не заехала, – сердито проворчала Астра, и приказала сейчас же вытащить её на свет. – Я скажу, если что-то будет не так.

Стефан поверил ей на слово, потому что побоялся гнева овоща. Он не стыдился этого и был уверен, что если на его месте шёл бы мужчина под два метра ростом с густой бородой и сильными руками, тот бы тоже задрожал, как осиновый лист, испугавшись грубости принцессы.

О непростом характере юной наследницы ходили легенды. Поговаривали, что однажды она столкнула с лестницы одного забияку, когда тот принялся дразнить её за детскую припухлость щёк, называя хомяком. А недавно вообще пошла молва про препирательства с послами из других стран, из-за чего их королевство теперь считают варварским.

Когда Стефан был ребёнком, ему посчастливилось сыграть с Астрой в прятки. Она искала его среди пыльных мешков, совершенно не боясь запачкать своё дорогое платье.

– Вот ты где, – пролепетала малышка, ткнув пальцем в лоб Стефана. – Теперь ты меня ищи!

«Она красивая», – пронеслось тогда в голове у мальчонки, которого обыграли в два счёта. Он так и не смог отыскать её, и, как потом выяснилось, не зря, потому что король Садовых Роз, пришедший с ранней встречи, выловил её за ручку и увёл под жалобный плач, никого не предупредив.

«Она сейчас и не помнит этого, наверное», – решил парень, с сомнением озираясь по сторонам. Мимо них проносились безликие деревья, бледное небо заволокло вечерними тучами – как же долго они шли – и тропинка, становившаяся всё шире, наконец вывела их из пролеска.

– Почему ты согласился мне помочь? – неожиданно раздался голос принцессы-картошки, что плавно переместилась к Стефу на плечо.

– А… ну, знаешь… Потому что моей семье нужны деньги. Не сказать, что мы плохо живём, но и не очень хорошо. Именно поэтому я и обучаюсь искусству готовки у королевских поваров и считаю, что мне несказанно повезло: такой шанс выпадает не каждому мальчику, – он тяжело сглотнул, неожиданно образовавшийся ком в горле мешал ему говорить. – У нас есть коза и лошади, пока этого достаточно, но клянусь, принцесса, я заработаю честным трудом столько, сколько понадобится для безбедной жизни моих близких.

Астра задумалась: у принцессы-то таких проблем отродясь не было, её золотая ложка в колыбели ярко поблескивала, привлекая внимание знатных особ. Девочке приносили всё по малейшему заявлению на блюдечке с голубой каёмочкой, но желание, стоявшее за этими действиями, принцесса не понимала. Был ли это страх не сносить головы или слепое подчинение перед царскими особами?

– А почему ты не попросил меня? Я играла в детстве с крестьянами и, если ты мне нравился, я бы могла замолвить за тебя словечко, – вот так просто, без обиняков, сказала она. Стесняться ей было нечего и некого. – Мой отец терпит от меня всякое и это бы тоже стерпел.

Стефан, до этого спокойно бредший по земле, вдруг споткнулся на ровном месте и чуть не свалился, благо принцесса-картошка вовремя успела плюхнуться к нему в тёплую ладонь.

Астра ничего не ответила, даже не возразила. Её поразил горячий тон, с которым Стеф отчаянно боролся в диалоге. Он вспылил и общался с ней на равных, словно и забыл, кто перед ним.

«Картофельный уродец», – уныло подумала она. Не то чтобы и до этого превращения принцесса считала себя идеалом привлекательности, но, по признанию современников и папы, она была мила собой и имела правильные черты лица. «Но всё портит твой несносный характер», – любила повторять мачеха.

Астре, застрявшей вместе с этим крестьянином, захотелось отчего-то плакать. Она подозревала, что причиной служит жалостливый рассказ Стефана, так рьяно боровшегося за счастье своей семьи. В голове девочки-картошки нелепо появилась мысль о знакомстве с родными мальчика. Она почему-то была уверена, что они хорошие люди.

Парень не имел ничего и ценил всё, а она, имея всё, не ценила даже свою новоиспечённую… мачеху. Даже в своих мыслях Астра никак не могла назвать эту вредную ведьму с крючковатым носом, но добрым сердцем, матушкой.

Долго ли, коротко ли лежал их путь, но Стефан, тащивший ноги за двоих, готов был признаться, что устал. До ближайшего поселения было рукой подать, поэтому туда курс и был положен. В какой-то миг замученный парнишка споткнулся (успешно) и всё же выронил принцессу, смиренно ждущую, когда они доковыляют.

Картошка, упавшая на землю, принялась бранить неповинного Стефа. Мимо них в этот момент проезжал странного вида купец с окладистой тёмной бородой и шалым взглядом. Он, посмеиваясь и кашляя, робко спросил у возмущающегося молодого человека:

– Это у тебя говорящая картошка?

Стеф, сначала думавший солгать и сказать, что он просто сошёл с ума, был остановлен взбешённой Астрой:

– Глаза разуй, индюк доморощенный, сам не догадываешься?

Парень зыркнул сердито на неё и, помешкавшись, выдал в конце концов смущённое:

– Ну… да.

Купец, широко улыбнувшись, провёл грязными руками по вьющимся волосам и, небрежно кивнув на телегу, проговорил:

– Прыгай, подвезу тебя до нашей деревни.

Мужчина оказался неплохой, весёлый и резвый, казалось, он и внимания не обращает на болтовню принцессы, больше увлечённый беседой со Стефом. Астра на самом интересном моменте отвлекла того и, попросив наклониться ближе, прошептала ему на ухо:

– Что-то не доверяю я ему.

Стефан только глаза закатил на предчувствие принцессы, незаметно похлопав её по коричневой кожице в знак утешения и поддержки.

Купец же, каким бы чудаком он ни был, радушно пригласил их к себе домой за стол, налил молока Стефу и супа до краёв. Накормив и напоив своих гостей, хозяин жилища дал путникам ночлег в сарае на сене – было лето, жаркое и сухое, но, несмотря на это, паренёк и говорящая картошка легли на жёсткий стог с удовольствием: день был долгим и трудным.

– Отдыхай, принцесса, утро вечера мудренее, – уже сквозь сон с попеременным успехом отзывался Стефан.

Но слишком хорошо всё тоже идти не могло, не с их удачей. Посреди глухой ночи дремавшего разбудил странный звук, как будто кто-то шептался над ним, еле слышно переговаривался. Ей-Богу, он разобрал что-то вроде: «Бери картошку и беги».

– Не волнуйся, мальчик. Тебя мы тоже возьмём на праздник, – после этого, его схватили за руки и ноги два крепких парня и потащили в старую лачугу в центре их поселения.

То была покосившаяся постройка, доставшаяся жителям ещё в древние времена. У каждой мало-мальски обеспеченной деревни было такое место силы – что-то вроде помещения, где молодое поколение советовалось со старейшинами.

Там, в окружении свечей, огней и безумцев, сидела облачённая в рюши по размеру, как на троне, принцесса-картошка. Обращённая девочка, которая хлебнула за пару вечеров столько, сколько не выпивают матёрые искатели приключений.

«Они увели её у меня из-под носа!», – пробегался глазами от одного фанатика к другому Стеф и решал, как бы им отступить, не накликав гнев собравшихся здесь людей.

Тем временем громилы, держащие его, как тряпичную куклу, больно кинули тело юного героя у дверей, что, в общем-то, было на руку парню, который незаметно старался слиться с людьми, наполнившими полуразвалившуюся деревенскую лачужку. Он осторожно, стараясь не спугнуть обезумившую толпу, пробрался ближе, чтобы лучше слышать уже знакомого купца, что в действительности оказался далеко не тем, кем Стеф его считал.

Его статная высокая фигура грозно возвышалась над трепещущими жителями. Всякий тут пытался прикоснуться к принцессе, потрогать её пальцем, а тому, кто безнаказанно подходил ближе и рвано дышал на картошку, по возвращении в душную толпу приносили почести за смелость. Купец, которому надоели ахи-охи мужчин и женщин, прикрикнул на них и, ударив пару раз кулаком по хлипкой стене, принялся ждать тишины. Деревенские побормотали что-то отдалённо похожее на восхищение вперемешку с ругательствами и смолкли. Купец, расчесав свою бороду пальцами грубой руки, обратился к толпе:

– Дорогие братья и сестры! Настал этот великий день, когда пришло к нам долгожданное чудо. Говорящая картофелина – не миф, не сказка, это реальность! Богиня наша, наше счастье! Ура, ура, ура!

Стеф озирался по сторонам в поисках вменяемого человека, но попытки были тщетны. Оказывается, в этом поселении сто лет ждали говорящую картошку, потому что один мудрец в религиозном экстазе поведал, что как только она появится в их деревне, так сразу на каждого свидетеля этого события упадут благодать и радость с неба.

Стефан не понимал, что не так с жителями этой деревушки. В погоне за попыткой приблизиться к чуду в виде говорящей картофелины они готовы были заколоть вилами и его, и принцессу, если понадобится.

– Что же делать? – тревожно размышлял вслух помощник повара.

К нему, вся в цветах и в лёгком белом платье, обернулась радостная женщина, поправляя неловким жестом растрёпанную причёску.

– Как что? – разговаривала она будто сама с собой. – Быть счастливым! Такой картошки у нас ещё не было, она – особенная.

Стефан притворно покачал головой, подумав, что лучше согласиться с ней, а не кричать в панике. Казалось, окружающие так долго ждали этого, что были ослеплены своим восторгом.

«Точно! Вот оно!», – подпрыгнул от неожиданно пришедшей на ум идеи мальчишка. Он поспешил к ближайшему домику и, пересилив себя, перелез через чужой забор. Его чуть не покусала собака, оставшаяся во дворе, пока её чудаковатые хозяева сходили с ума на празднике.

Стефан знал, что крестьяне хранят свой собранный урожай в холодных подвалах, и лезть ему туда приходилось не раз и не два. Осторожно спускаясь вниз, благо сам подпол был открыт, он на ощупь старался найти заветный овощ. Вскоре после нескольких неудачных попыток, парень, слава Розам, выудил из мешка картошину, которую он планировал заменить на наверняка ждущую его Астру.

Ввалился в переполненную обезумевшей толпой лачужку Стефан весь в пыли и в грязи. Аккуратно, как только мог, пробирался прямо к самодельному трону. Принцесса, полусидевшая на розовых подушках и обмотанная лентами и ранее упомянутыми рюшами, ничем не выдавала себя, притворяясь обычным овощем.

«Неужели мы подумали об одном и том же?», – ликование охватило мысли Стефа, и он, дрожащими от волнения руками, неловко стянул замершую принцессу с импровизированного трона и сунул в карман своей походной сумки. Подождав, пока купец и вся его весёлая братия выпьет за здоровье картошины, юноша кинул заготовленный для подмены овощ на пустующее место.

Так быстро он ещё не бегал! Перепрыгивая ухабы и прочие препятствия, он тараторил извинения монаршей особе. Та не реагировала, из-за чего Стеф даже подумал, что перепутал близнецов-картошин и деревенские сумасшедшие всё же получили желаемое.

– Астра, а-а-а-у?

Не отзывалась.

– Ты на меня… обиделась? – растерянно спросил Стефан, остановившись и неловко переминаясь с ноги на ногу.

Спустя пару секунд принцесса взорвалась, чего и следовало, в целом, ожидать:

– Конечно! Как посмел ты, обещавший меня охранять и защищать, позволить этим… глупцам так поступить? Что с тобой не так? Ты ужасный и отвратительный…

Парнишка, слишком радостный от осознания того, что у них всё вышло не таким уж и плохим образом, чмокнул визжащую картошину примерно в лоб. Возмущения как водой смыло, и Астра, до поры до времени называвшая своего спутника исключительно «Эй, ты» и «Крестьянин», смущённо пролепетала:

– Спасибо, что спас, Стефан.

Хихикнув от похвалы, которая была вдвойне приятна от той, кто вежливые слова не использовал из принципа, парнишка растянул улыбку во все тридцать два зуба:

– Я очень рад, что ты в порядке, принцесса!

Они ещё долго обсуждали этих странных людей, благодарили судьбу за благосклонность и жизнь, потому что от разъярённой толпы можно было ожидать чего угодно.

– Да, помнится, на одном карнавале я так далеко убежала от мачехи, что ей пришлось выспрашивать у каждого, кто ей встречался, обо мне! Ха-ха-ха, я успела доскакать до леса, но стража, будь она неладна, поймала меня, – делилась впечатлениями из недалёкого детства Астра, расположившись на плече у Стефана. – Это тот самый случай, когда толпа мне помогла скрыться!

Мальчишка, озадаченно переступая через корни дерева, растущего неподалёку, вдруг сказал:

– Ну, ты ведь её дочка, вот поэтому она и искала тебя. Если любишь, то найдёшь, мне кажется…

– Если бы она меня и правда любила, я бы не была картошкой, пережившей похищение, – отчеканила принцесса, возмущённо вздыхая. Он опять её разозлил своими бестолковыми нравоучениями.

– А ты, Астра, и бельма в глазу своём не… – не успел договорить Стефан, запнувшись на полуслове. Из чащи глухого леса, окружавшего путников, выбежал волк. Вид его внушал настоящий ужас: голодные глаза, свалявшаяся шерсть, тощие бока, обнажающие ребра. Дополняли портрет дикого животного жёлтые зрачки на вытянутой морде, что цепко следили за замершими в оцепенении мальчиком и говорящей картофелиной.

Вообще, ни принцесса, ни Стеф не знали, куда они бредут. Оба не хотели признавать, что заплутали. Для каждого из них оптимальным вариантом было вывести другого на спор и заставить сказать, по чьей вине они потерялись.

Волк клацнул широкой пастью, полной вязкой слюны, и прорычал жутко и грозно:

– Вы не Красные Шапочки и даже не Бабушки, но я вас съем.

Стефан, чей пыл, разгоревшийся в затеянной ссоре, не смог остудить хищник, вдруг выдал нелепо:

– Господин Волк, а в чём смысл Вам нас есть?

Животное, казалось, нахмурилось и точно засопело, шумно думая, что бы такого сказать.

– Ну, во-первых, я не Волк, а Волчица, приятно познакомиться. А тебя и твою картошку как звать?

Они представились гурманке, ждущей трапезу, но Стефан и Астра сдаваться не собирались. Не для того они проделали такой путь, чтобы так нелепо его прервать.

Волчица всё не умолкала. Поняв, что принцессу и её друга угрозами не запугаешь, она принялась давить на жалость так, как умела:

– Вы – еда, а я – голодная, это же очевидно.

Астра взъерепенилась, развопясь на всю округу:

– Ты кого тут за харчи держишь? Мы не кухня, и даже не скатерть-самобранка, чтобы тебя обслуживать! Думала, выйдешь из леса, и все тебе кланяться будут? Да ни за что.

Стефан даже шикнул на подругу по несчастью за обидные и неподобающие её статусу слова, как вспомнил, что они сейчас не в лучшем положении, чтобы прекращать отстаивать свои границы, примиряясь с участью. Пораскинув мозгами (как получилось в этой скользкой ситуации), он неожиданно для самого себя поклонился, обращаясь к обиженной Волчице:

– О, прекрасная из всех хищниц леса, великая! Нам посчастливилось встретить тебя на пути… Прости грубые речи моей спутницы, она не слишком образована, поэтому и считает должным оскорблять каждого встречного… – Астра на замечание возразила своему крестьянскому товарищу грозным «Эй», однако, поняв через пару секунд, к чему клонит Стеф, взяла себя в руки (если, конечно, овощи способны на такое). Всё-таки соображал парнишка быстро и в опасностях не терялся.

– Не сочти за наглость и прими в дар наши скромные пожитки в виде лепёшек, которые я испёк сам. Надеюсь, ты не откажешься, – применив всё своё крестьянское очарование, протянул парнишка, зажестикулировав руками, как сэры на балах. Астра захихикала над его отчаянными попытками выглядеть мило в глазах хозяйки леса.

Волчица с любопытством обошла их по кругу, не сводя пристального взгляда с напряжённого паренька и картошины.

– Стыдно признаться, но никто меня не научил добывать пищу самостоятельно. А взросление штука серьёзная, родители, до поры до времени помогавшие мне с этим, выгнали меня из берлоги, наказав идти своей дорогой… А как ей идти?

Стефан не нашёлся с ответом, но Астра, внимательно слушавшая её монолог, предложила им приступить к готовке и утолить голод несчастной Волчицы.

– Когда хочется есть, все мысли куда-то испаряются, согласись? – поинтересовалась оттаявшая принцесса у собеседницы. – Не волнуйся, сейчас он всё сделает. Ты быстрее можешь?

– Строго ты к нему, – зорко заметила хищница, удобно устраиваясь у разведённого костра.

– А с ним так и надо, не жалей его. Вот тебя родители разве жалеют?

Вопрос был неуместным, совсем в духе принцессы-картошки, но деться от него было некуда. Волчица поведала, что её всю долгую жизнь держали в «золотой клетке», приносили на блюдце всё, чего той захочется, а лесная жительница даже дичь и мясо не приходились по вкусу.

– Возможно, я вегетарианка. Моя хорошая знакомая, озёрная русалка, получив моё письмо с таким заявлением, рассердилась и сказала, что я иду против природы. Да, это так! Но меня ведь такое положение дел устраивает…

– Если нравится, значит, идёшь верной дорогой, не сомневайся, – с видом знатока произнесла Астра.

– У тебя у самой-то проблемы похлеще! – возмущённо ответил Стеф. – И всё из-за того, что ты обожаешь грубить.

Принцесса нагло проигнорировала его, вновь стараясь достучаться до хищницы:

– Просто пойми, что любые трудности даются нам не просто так. С некоторыми нужно уметь и справляться. Ты сможешь их преодолеть, а мы, если что, подсобим!

– Правда? – со слезами на глазах пролепетала хозяйка леса.

– Нет!

– Да.

Стефан вымученно вздохнул, а Волчица, у которой в одночасье появились друзья, радостно улыбнулась-оскалилась. Возможно, это был один из самых счастливых дней в её жизни.

Когда огонь поутих и появился дымок, Стеф принялся жарить лепёшку. Аромат её был восхитителен, и новая знакомая путников проглотила свежеприготовленное яство, предпочитая не тратить времени на то, чтобы прожевать пищу. Блаженно икнув, Волчица довольно проурчала:

– Какая вкуснотища! Спасибо! В благодарность я выведу вас из леса. Когда мы столкнулись, видок ваш, кстати, казался весьма потерянным.

– Неправда, – возразил парень. Ему совсем не хотелось говорить о своей некомпетентности в вопросе приключений. – Мы… просто любовались окрестностями.

– Ну да, конечно, – не подала вида Волчица.

Дорога втроём проходила незаметно за разговорами и бесконечными добрыми подтруниваниями. Астра, будучи бесцеремонной девочкой-картошкой, вновь принялась допытывать присоединившуюся к ним спутницу:

– А чем бы ты хотела заниматься? К чему у тебя талант?

– Я даже не знаю, что это такое, – растерянно ответила она.

– Как это? Вот я, например, талантливый оратор!

Стефан рассмеялся до колик в животе. Принцесса, как всегда, неиронично себя восхваляла.

– А у этого вредного мальчишки талант, – болтала без умолку картошка, – готовить.

Волчица призналась, что это замечательно, и она тоже бы хотела этим заниматься.

– А почему ты за столько лет не научилась? – задала вопрос Астра.

Волчица, немного подумав, ответила:

– Я училась! Просто результат от труда приходит не сразу, как дождь. Для того чтобы чего-то достичь, нужно много работать.

Стеф согласился с Волчицей, яростно закивав, а Астра, насупившись, прыгнула в сумку к парнишке и молчала как рыба весь оставшийся путь.

Вожаку их маленькой стайки казалось, что они обошли вдоль и поперёк уже всё королевство, однако Волчица убедила принцессу-картошку и мальчика-поварёнка в том, что дорога до чего-то желанного всегда далека, и, выдержав короткую паузу, добавила, что возвращаться будет намного легче.

Пройдя ещё немного, Стеф признался, что он устал. На его счастье, у дерева стоял мальчик лет десяти и продавал молоко. Его веснушчатая мордочка равнодушно глядела на уставшие и потные лица трёх скитальцев. Он перекатывался с пятки на носок и показушно скучал, как скучают дети, оказавшиеся в новых местах.

– У нас нет монет, чтобы заплатать тебе, – измученно провыл Стеф, упираясь руками в колени.

– А что у вас имеется? – он знал толк в ведении своего дела.

– Пинок, если не разрешишь друзьям монаршей особы испить молочка! – раздался из перекинутой через плечо сумки знакомый голос Астры.

– О, у вас говорящая вещичка? Я отдам вам свою Зорьку взамен на неё! – просиял юный делец как начищенный пятак, рукой указывая на скотину, стоявшую неподалёку.

– Не продаётся, – сквозь зубы прорычала Волчица, из-за чего и мальчишка, и его корова прижались друг к другу в страхе.

– У меня есть вода. Молоко в обмен на воду, сойдёт? – протянул узкую ладонь Стеф навстречу мальчику.

Тот поджал губы, но согласился, поспешно добавляя:

– По рукам. Я всю свою жизнь пил только её молоко, а воду ни разу не пробовал.

– Серьёзно? – удивлённо переспросил Стефан.

Продавец сделал невинные глаза и утвердительно кивнул.

Парное молоко на вкус было чудесным, о чём Волчица и Стеф не забыли сообщить мальчику, на что последний отвёл глаза в сторону и промычал:

– Это же не моя заслуга, а коровы…

– Это значит, что животное счастливо, раз молоко не скисшее, – отметила Волчица.

Парнишка поправил волосы и загундосил ещё сильнее:

– Так-то оно так, но знаете ли вы, что…

Стеф шепнул, возводя глаза к небу: «Я-то думал, что по занудству принцессу никто не превзойдёт…».

Астра, выбравшаяся на воздух благодаря другу, сначала жутко разозлилась на такое замечание, но потом вспомнила, что она постоянно жалуется: отцу она рассказывала о невкусной еде, мачехе сетовала на жёсткую кровать, а Стефу вообще всё путешествие плакалась. Мальчуган, тем временем, завёл разговор о своей глухой собаке и горбатом отце, о цыплятах, которых нужно считать по осени, а знает он только десять цифр, о лете, что никогда не закончится…

Астра не выдержала, вновь вспылив:

– О, да замолчишь ты когда-нибудь? Ты не имеешь права жаловаться без причин! У тебя есть родители и корова, есть, где спать, есть будущее. Да и друзья, наверное, тоже имеются! Я вообще картошка, если ты не заметил! Нас со Стефом чуть не убили деревенские безумцы, чудом не съела хищница! Не в обиду тебе, подруга, – Волчица понятливо кивнула. – Поэтому прекращай свои причитания и покажи, где тут волшебный источник, если, конечно, ты не всю жизнь провёл возле этого дерева.

Парнишка притих, заворожённый звонким и уверенным голосом принцессы-картошки. Кажется, сомнения взяли верх над юным торговцем, но решительность, в конце концов, победила робость:

– Знаю… Моя корова пьёт оттуда каждый божий день.

– Ах, врунишка! Не видел он воду и глотка не делал ни разу! – воскликнул Стеф, тыкая пальцем в растерянного мальчика. – Врун-врун, на голове колтун!

– Когда я такое говорил? Не помню! – пошёл в отказ тот, на белом глазу продолжая доказывать взбешённому не на шутку Стефу свою правоту.

– Не связывайся с ним, с некоторыми просто лучше согласиться, – мудро подметила Астра, чего от вспыльчивой принцессы никто не ожидал. Недаром пишут, что приключения учат многому.

Тропа до источника, к которому и вели все дороги глухого леса, была извилистая и опасная – Стеф пару раз подвернул ногу, а Волчица ободрала лапу. Юный делец порывался ныть, такова его природа, но принцесса-картошка умело пресекала все попытки. Стеф заметил, что теперь она бодрится и не раскисает, поддерживает силу духа в их небольшой команде, даже шутит, неумело, но всё же шутит! Стеф был очень рад такому положению дел.

– Ну, похоже, теперь ты картошина навсегда…

Астра, рассыпая проклятия налево и направо, выла от отчаяния, пока мальчишка с коровой, преспокойно жующей дикорастущий клевер, не возразил:

– А почему вы вообще решили, что ручей волшебный? Я сюда всю жизнь Зорьку вожу, и пока она не заговорила.

Волчица закатила глаза и, размяв затёкшие мышцы, сказала:

– Если она не хочет говорить с тобой, это ещё не значит, что она не может.

Мальчик ахнул, в удивлении поднося маленькую ладошку к бешено бьющемуся сердцу:

– Зорька, если ты меня ненавидишь, ответь прямо!

Корова, поднимая взгляд от травы, промычала протяжно и высоко, пугая пролетающих мимо птиц и мошек. Волчица захохотала, подмечая, что так мальчику-торговцу и надо. А потом, взглянув на Стефа и Астру, задала вдруг вопрос:

– Действительно, неужели ручей способен спасти принцессу и снять с неё заклятие? Почему это не должен сделать, допустим, поцелуй истинной любви?

Астра, тихонько завывая на пару с опечаленным мальчишкой, выдавила из себя:

– Потому что мачеха…

И стоило её словам упасть у воды, как тут же из воздуха появилась королева Садовых Роз собственной персоной. Её виноватые глаза, скрытые за тенью дум, быстро пробежались по спутникам, очутившимся у ручья. Стефана, мальчика-поварёнка, она знала, а вот Волчицу и безутешно ревущего ребёнка с коровой ей довелось видеть впервые. Заметив, наконец, в руках растерянного Стефа принцессу-картошку, она жестом острого ноготка перенесла её к себе, заставив повиснуть напротив. Набрав в грудь побольше воздуха, королева принялась говорить:

– Мою реплику про поцелуй истинной любви украла сообразительная хищница, ну, беды в этом нет. Могу лишь ответить, что это действительно так, – все в изумлении уставились на мачеху заколдованной принцессы. – Да, взбеленила ты меня знатно, дочка, но, думаю, моя обида ясна и желание запутать Вас с ручьём тоже, потому что и я свою вину осознала.

Тишина мягким облаком опустилась на воду. Перестали шелестеть деревья, остановился ветер, и даже Зорька застыла, точно понимала происходящее.

– Мне жаль, что я заставила тебя пройти через те испытания, которые возникли на твоём пути. Прости меня.

Все с нетерпением ждали, что же ответит Астра, но та будто и не хотела ничего говорить, пока детская гордость не уступила место принятию:

– Я хочу, чтобы ты знала, что я ни капли не жалею о пережитых приключениях и очень счастлива, что испытать всё это мне выпало… со Стефаном, Волчицей и тем врунишкой с его несчастной коровой. Спасибо тебе и… прости меня. Простите меня все!

Королева-мачеха улыбнулась дрожащими губами и, поднеся к себе картошину, нежно поцеловала её прямо в мокрую кожицу. Глаза защипало то ли от слёз, то ли от волшебства, возникшего от любви, но уже через мгновение перед ними нарисовалась Астра из плоти и крови, в своём помятом розовом платьице и хрустальных туфельках.

– А я никогда принцесс не видал… – добавил раскрасневшийся и заплаканный мальчишка, держа корову за верёвочку, а та ему завторила, старательно вытягивая своё непринуждённое «му».

– С почином! – весело произнесла бывшая когда-то картошкой Астра, поправляя золотую корону на своей голове. – Эй, Стеф…

Тот без слов подбежал к ней и обнял изо всех сил, так, будто они не виделись сто лет.

– Простолюдину не подобает приближаться к принцессе так близко… – неуверенно начал он.

– А я не просто принцесса, правда, матушка? – оглянулась она на парившую в воздухе королеву. –

Я – принцесса-картошка!

На этот раз спорить с Астрой никто не стал.

С УДАЧЕЙ ПОД РУКУ

Молва о парнишке из соседней деревни – кажется, название её рифмовалось со словом «кукуруза» – шла дальше самих Чудесных Земель. На этом островке спокойствия и размеренности чудакам и чудачкам места не было: всё там подчинялось сухому порядку. Короли женились на королевах, принцессы выходили замуж за принцев, солдаты воевали за свою страну, а крестьяне работали на полях, не покладая сильных и умелых рук.

Так, в общем-то, и хотел жить Симон. Но то ли судьба ему приготовила много испытаний, то ли сам он был ужасно невезуч – теперь уже никому и неизвестно. Его родители погибли при злом шторме, что обрушился пятнадцать лет назад на их обитель, а тёти и дяди – чужаки, хоть и близкие родственники – разъехались, кто куда. Остался он один-одинёшенький на белом свете, без кола и без двора.

Хорошо хоть, что друзья у него имелись – чёрный кот, которого звали Кот, и девочка по имени Мариса. Про первого что мычать, что петь – всё одно: невесть откуда взявшийся, чёрный, как смоль, с пушистой и гладкой шёрсткой, длинным изогнутым хвостом и глазами. Ни у кого в их деревне не было таких умных и внимательных глаз, кроме разве что кошечьей спутницы.

Задумчивая, миниатюрная, каштановые волосы всегда были собраны в две косички, а фартук, выглаженный и собственноручно постиранный, всегда украшал её скромный наряд.

Эту компанию было сложно обвести вокруг пальца: девчонка хоть и доверчивая, но за словом в карман не полезет, а Кот – он и в темноте видит, и слух у него отменный, и мышей он с завязанными лапами поймать может. Хитрые и завистливые по своей природе люди старались обходить их стороной, чтобы ненароком не испытать на себе силу двух загадочных жителей деревни.

Помнится, Симон как-то с голоду забрался к ним в сарай, надеясь украсть с пятак яиц, но любопытная Мариса быстро сообразила, что куры не говорят «ой», и, подкараулив пуганного мальчику у скрипучей двери, огрела его ивовой метлой. Разбирались потом недолго: Кот шипел и скалился, а девчонка грозилась прихлопнуть его, как муху, если ещё раз полезет так вероломно в их владения. Пришлось тогда дрожащему, как осиновый лист, мальчишке объяснять, что желудок сводит неимоверно, ягоды давно закончились, грибы надоели, а пчёлы, сварливые и очень кусачие, чуть до смерти его не зажалили.

И Кот, и Мариса в тот же самый миг расслабились: он просто хотел есть. Познакомившись друг с другом и обменявшись рукопожатием (или лапопожатием, как вам будет угодно), хозяева пообещали научить Симона всему, что они знали сами: как ловить рыбу, выращивать полезные растения и стирать бельё. А шишку его, здоровую и красную, занимающую целый лоб, свели мазью, не забыв к тому же приложить на повреждённое место листик подорожника, что рос у грибного пня в старом лесу.

В старом лесу жил и сам Симон, как затворник – подальше от захудалого поселения. Огонь до знакомства с Марисой разводить он не умел, питался тем, что под ноги попадётся, а зимой, если худо совсем было, просил милостыню, стоя у ворот древнего храма. Благо в сундуке, доставшемся ему от покойных родителей, лежали изъеденные противной молью вещи: шапки, варежки и ботинки, шарфы и рубашки, кальсоны, тёплые штаны и носки на все случаи.

Оставив после себя немногое: покосившийся дом да одежду, – папа и мама Симона ушли в мир иной. За воспоминания о родителях мальчишка не держался, будто появился на свет не благодаря этим людям, а случайно – может, его выкинула на берег река или низвергла высокая гора?

Однажды Мариса, застигнутая врасплох трагичной историей друга, решила во что бы то ни стало узнать, кем были его родные. Возможно, они трудились на полях, как это делали их добродушные соседушки, или были сапожниками со своей лавкой в центре их селения? Или, может, занимались охотой на диких кабанов?

Но любой вопрос о родителях «глупого сиротки» (так про него за глаза говорили деревенские) воспринимался в штыки «воспитанными взрослыми», а кое-кто даже не стеснялся переспрашивать, мол, о чём вообще был разговор. Многие как будто не помнили, как, зачем, для чего и при каких обстоятельствах у них появился такой сосед, как Симон, словно он, этот криворукий, смешной мальчик, у которого ни одно дело не получалось доводить до конца, был всегда.

Да и не удивительно, что сирота мало что понимал в обыденных вещах: житейским делам ведь его никто не обучал, а самому догадаться в своё время, что есть рыболовство и охота, не удавалось.

Выращивать более или менее сносно получалось только помидоры и капусту. «О, – уверял мальчишка, – за такие овощи династию продать – раз плюнуть». Мариса в хвастливые разговорчики предпочитала не вмешиваться, подыгрывая фантазёру, а Кот, всегда восседающий на её коленях, словно на троне, на реплики Симона плевался и на особо занимательных моментах усмехался в белые усы.

Стоить без ложной скромности отметить, что на дружбе с этими двумя жизнь сироты и держалась. Обычно тощий и бледный, к лету урожайного года он стал жилистым, сильным и крепким подобно ореховой скорлупе. Кожа рук стала золотой от палящего солнца Чудесных Земель, а волосы выцвели, превратившись в солому, что ели коровы отца Марисы.

К слову, родитель девочки был честным крестьянином, знающим своё дело, как пять пальцев левой руки. У него была своя мельница – высокая, уютная, с большими жерновами внутри и мешками муки такой высокой пробы, что не сыскать ей подобной во всех Чудесных Землях.

Пропадая на любимой работе, крестьянин никогда не забывал и про любимую семью – скот и дети всегда были сыты, жена – в новой, приличной одежде, Кот – с миской молока у лежанки.

В своей жизни мельник старался придерживаться добра и справедливости, быть тем, кто не судит другого по внешнему виду и по мнимым заслугам, кто видит разницу между красотой наружной и внутренней. За это его и ценил каждый житель деревни.

Если случалось, что фермеры ссорились по поводу того, чья лошадь быстрее, мужчина предлагал выяснить это на практике. Если первые модницы собирались на бал, они всегда просили совета у мельника, а тот, хмурясь и понапрасну беспокоясь, бубнил что-то себе под круглый нос.

Отец Марисы – терпеливый человек, с жаром верящий в дело его жизни, поэтому, когда дочка, единственная среди оравы сыновей (да-да, четыре сыночка и лапочка-дочка), предложила ему в качестве нового работника Симона – этого прохиндея с мечтательным взором, – мельник раздумывал три дня.

Три долгих дня отец избегал Марису, вставал раньше петухов и пропадал то в сарае, то у самой мельницы. Признаться честно, ему не очень-то и хотелось брать к себе под крыло друга дочери – разное ходило по деревне и о семье мальчика, и о нём самом.

Кто-то шептался о скудоумии Симона, кто-то – о его матери и колдовских способностях этой женщины, мол, она наслала на их селение бедствие, что унесло немало жизней, в том числе и её собственную. Мельник сомневался, верить или нет нерасторопным зевакам, желающим перемывать косточки сиротке на базаре.

С одной стороны – слухи не берутся из ниоткуда, а с другой – Мариса не стала бы дружить с плохим человеком и пропадать в его доме дни напролёт, не помогала бы злодею стирать и убирать, не хохотала бы над шутками и не улыбалась белозубо, стоило Симону хоть слово вымолвить.

«Счастье долгожданной дочери важнее любых слухов на свете, – думал мужчина. – Не может же этот бедный мальчик быть настолько нерасторопным и невезучим…»

Как оказалось, может. Удивительно, но любая работа, простая или нелёгкая, для парнишки выходила боком: мука просеиваться упорно отказывалась, мешки рвались под резкими движениями, а строптивый Кот, отвлекающий почём зря, вечно путался под ногами.

– Симо-о-о-н! Поди-ка сюда.

Ну вот, снова этот хмурый мельник примется журить и давать щелбаны несчастному подростку, а у того с прошлого раза ещё лоб не зажил – настойка из трав, заботливо сделанная Марисой, помогла лишь отчасти, словно чудодейственная сила лекарственной жидкости испарилась на девяносто первом падении мальчишки с лестницы.

Насупившийся мельник стоял у корыта точно мышонок, который не успел получить зерна в хлеву. Симон чуть было не рассмеялся задорно в лицо крестьянину, но, слава Пшенице, вовремя успел сомкнуть большезубый рот.

– Во имя всех Хлебов, что ты снова успел натворить? – устало проговорил отец Марисы. – Почему люди жалуются на муку? Ни один благородный муж и ни одна достойная дама не злились на меня за мой товар. Качество – …

– Превыше всего… – понуро закончил мальчик.

Было стыдно, но не настолько, чтобы волосы на голове рвать. Да, может, он и засмотрелся на прекрасное небо и рассвет, просыпавшиеся вместе с ним, когда выходил из мельницы, неся на своих плечах тяжёлые мешки. Возможно, стоило вытаскивать их по очереди, а не стараться выволочить всё сразу, но Симон оправдывался перед своей пугливой совестью мыслями о том, что производство на месте стоять не должно, а он, как самый неравнодушный, просто захотел помочь замершей промышленности.

– И зачем же, спрашивается, ты устроился сюда? Мариса, моя замечательная дочь… о, помилуйте, Чудесные Земли, он совсем меня не слушает!

Мельник закипал. Он был довольно спокойным человеком, если его не злить, но Симон, к сожалению, частенько ненароком пренебрегал этим условием, за что и получал нагоняй от судьбы-злодейки и отца Марисы.

– Где вся мука, мальчик? – вздохнул крестьянин. Его глаза горели серьёзностью, а голова опустилась вниз. – Обещаю, что не буду тебя ругать.

Симон боялся. И не зря! Потому что в тот роковой миг вся природа словно ополчилась на него ни за что! Идти бы ему да быть незаметным, но нет, нога, тонкая, как макаронина, зацепилась за другую, и вот он – распластанный на земле, а все мешки с долгожданной мукой – в реке! И последней хоть бы хны, Симону тогда показалось, что воды её ехидно усмехнулись на незавидное падение работника. И даже мельницы, да подтвердят Хлебá, злорадно захихикали, качаясь от лёгкого ветерка.

Конечно, мальчишка тут же полез в водоём, где злые рыбы кусали его за щиколотки, а мука всё не находилась, будто местный царь решил нагло украсть честный симонов труд прямо у того из-под носа.

Вынырнув, сирота плюхнулся на зелёный берег, стараясь отдышаться. Выхода не было. «Придётся, – думал тогда парнишка, – смешать старую муку второго помола с песком у речки и молотым картофелем. Разницы же особо видно не будет». Ох, Симон, Симон…

Как же он ошибался! Царская семья объедки с чужого стола есть не привыкла. По закону подлости в этот злополучный раз за мукой прибыл именно королевский гонец… Отцу Марисы устроили нагоняй и пообещали отнять его мельницу, если такое вновь повторится. Выслушав все претензии, он, понятное дело, решил поинтересоваться у работника, где те лучшие мешки с «хорошей, качественной мукой».

– …А рыбы так больно кусаются! Их зубы подобны шипам, не поверите! – с жаром обрисовывал ситуацию Симон, доказывая свою непричастность к пропаже муки. Но факт оставался фактом – мешки лежали на дне.

– Послушай, мальчик. Я терпел, когда ты падал с чердаков, ждал, когда ты опаздывал с доставками, принимал общение моей дочери с тобой. Да что там и говорить – когда ты зацепился за крыло мельницы каким-то странным, к слову, образом, я помог тебя оттуда снять… но то, что ты портишь товар, принося мне сплошные убытки – с этим, поверь мне, мириться…

Крестьянин тяжко вздохнул и потёр переносицу. И что же ему с ним делать?

– Симон, говорить это трудно, но иного выхода нет. Не держи на меня зла и пойми, что эта работа не для тебя. Или ты не для неё. Ты уволен, мальчик мой. Уходи, – последнее слово вырвалось у мельника со свистом, пересохшее горло сжалось.

Взглянув последний раз на уже родную мельницу, парнишка побрёл в свою хижину.

Делить горькие слёзы с одиночеством ему не пришлось – на крыльце его лачуги уместились две пары глаз. Одни – голубые с золотыми крапинками по краям, а вторые – янтарные, точно только что добытые драгоценные камни.

– Эй, Симон! Чего нос повесил? Да так, что он по земле волочится… Гляди, как бы хитрые землеройки его не отгрызли! – заголосила Мариса, правда, слишком увлечённая мягкой шёрсткой Кота, чтобы поднять взор на мальчика снова.

Зыркнув из-под кудрявой чёлки на эту парочку, безработный опустился на росшую у дома траву. Лужайке Симоне не счастливилось бывать стриженной и убранной, из-за чего выглядела она весьма неаккуратно. Парнишке просто было жалко косить непослушную траву: он часто думал о её чувствах после такого вероломного вмешательства в личное пространство. Симон знал, что такое границы.

И именно поэтому он сам выложил друзьям как на духу всё то ужасное, что творилось в его тревожной душе.

Внимательно выслушав, Мариса на правах той, кто, в принципе, знает человеческий язык, поразмыслив, ответила, как настоящая взрослая:

– Знаешь, мы примем любой твой выбор, дорогой Симон, потому что для нас нет человека ближе. Папа поступил так, как подсказывал ему разум, а ты поступи так, как подсказывает тебе твоё сердце.

Мальчик, сморкаясь в заботливо подсунутый носовой платок с ромашками, молчал. Из него будто все силы высосали – действительно, так и бывает после неудач.

– Я бы пошёл по свету искать своё призвание, – огорошил вдруг он. – Не делайте вид, будто не знаете, что люди косточки мне перемывают. Считают недалёким и… странным. Нет мне здесь места. Нигде нет!

Отдышавшись, Симон добавил:

– Да, у меня всё из рук валится. Да, я мало что умею. Чудесные Земли огромны, если не бесконечны. Так неужели для меня не найдётся близкого уголка?

– Ты много чего умеешь! – попыталась возразить Мариса. – Смешить – это раз. Выращивать вкусные и сочные помидоры – это два. Капусту – это три, и…

– И, пожалуй, всё. Мариса, не глупи. Я выдвигаюсь завтра утром на рассвете, и не отговаривай. Надеюсь, ты дашь своё дружеское благословение, – с нежностью во взгляде произнёс Симон, а после обратился полушутя к Коту. – А ты – своё мяучье!

Марисе так и не удалось подобрать нужные слова, дабы доказать упрямому мальчишке неправильность его стремления уйти подальше от деревни, поэтому, смирившись с тоской, наполнившей её сердце, она всучила ему в дорогу краюху свежего хлеба, бутыль воды и тёплые, связанные собственноручно носки.

Сморгнув непрошеные слёзы, девочка помахала удаляющейся фигуре. Симон, да хранят его силы Чудесных Земель, в момент прощальных объятий прошептал дочери мельника на ухо: «Мы встретимся ещё, обещаю». И она верила словам друга так сильно, как дети их деревни верят в сахарный дождь, что случается раз в семьдесят лет, верила, как мышки верят проворным кошкам…

Симон отправился на поиски своего истинного пути, но эта дорога обязательно должна привести его обратно, к ней.

– А где Кот? – проводив мальчика-сироту, прерывистым голосом воскликнула Мариса, стараясь унять дёргающийся от собственных догадок глаз.

Симон же, икая на ходу, неспеша брёл по тропинке, вытоптанной заботливыми путешественниками, что вела прочь от деревни и её жителей, не принимавших бедного парня и его странности.

Вокруг свистел ветер, заставляя переговариваться кроны деревьев, травинки – шептаться, а облака бесшумно сливаться в невообразимой красоты образы.

Симон слышал их голоса – тоненькие у листьев, ладные и тягучие у растений, голос неба был басовым, самым громким из всей мелодии. Сильнее звучало в чаще незнакомого леса только непонятно откуда возникшее «ма-ау», выбивающееся из общей песни.

Сердце мальчишки сжалось в комок от подступившего к горлу липкого страха:

– Здесь кто-то есть? Отзовись, и я тебя… не трону! – очевидно, что Симон блефовал. Он в жизни ни с кем не дрался, никого не колотил, и вообще, поступавшие претензии, перераставшие рано или поздно в конфликты, предпочитал решать мирным путём, а не кулаками.

Странное шевеление в его холщовой сумке портило весь героический настрой. «Быть храбрым в наше время нелегко», – пронеслось в мыслях у мальчика и тут же испарилось, потому что копошиться пугающее нечто в его личных вещах не переставало.