Играй! бесплатное чтение

Мика Мисфор
Играй!

© Мисфор М., 2022

© ООО «Издательство «АСТ», 2022

Плейлист

Arctic Monkeys – Mardy Bum

Melanie Martinez – Alphabet Boy

Harry Styles – Sunflower, Vol. 6

5 Seconds of Summer – Monster Among Men

V–Christmas Tree

Tessa Violet – Crush

Cigarettes After Sex – Apocalypse

Halsey – I HATE EVERYBODY

Rex Orange Country – Sunflower

Taylor Swift feat. Ed Sheeran – Everything Has Changed

Bella Thorne – Walk With Me

MARINA – About Love

1

В тишине кабинета, настолько напряженной, что ее можно было резать ножом, раздался трогательный шмыг носом. Мужчина, сидящий в кресле за письменным столом, только сильнее нахмурился. Паренек, стоящий напротив, не решался встретить его взгляд и выглядел настолько виноватым, что даже его светлые кудряшки, которые обычно торчали во все стороны, печально поникли.

– Простите, мистер Уилсон, – опустив голову, промямлил Марк. Его голос был полон искреннего сожаления, и даже человек в сто раз более черствый, чем мистер Уилсон, не смог бы не посочувствовать ребенку. Но в то же время он страшно злился. Наверное, даже не на самого Марка, а на ситуацию… в целом. На то, какой глупой, безнадежной и безнадежно глупой она была.

Он запустил пальцы в волосы, портя идеальную укладку, и с отчаянием посмотрел на стушевавшегося ученика, прискaкавшего в его кабинет на костылях и едва не ставшего причиной его сердечного приступа. Это ощущение, как будто его столкнули с обрыва, мистер Уилсон вряд ли когда-нибудь забудет.

Чем дольше он смотрел на Марка, тем меньше в нем оставалось разумной сдержанности.

– За месяц до премьеры… – обессиленно выдавил из себя мистер Уилсон, уставившись в пустоту, и в его взгляде появилось что-то безумное – так, наверное, выглядят гениальные ученые, когда их опыты дают не те результаты, которых они ожидают. – Главный герой, Марк! Ты – главный герой!

Марк наконец собрался с силами и поднял на учителя круглые небесно-голубые глаза, блестящие от готовых пролиться слез. От чувства вины у него сжалось горло. Ну кто же знал, что не стоило поддаваться уговорам Дэнни, который имел наглость называться его лучшим другом, и прыгать с качелей! Это все было из-за него!

«Да брось, даже у Джейсона это получилось, а он ведь стоя на одном месте может упасть».

Вот Марк и сиганул с качелей на полном ходу, не желая показаться слабаком. А когда понял, что дело плохо, испугался не столько боли, сколько реакции мистера Уилсона – вполне понятно почему.

– Я все еще могу исполнить какую-нибудь роль… – неуверенно предложил он, и его голос дрогнул в конце.

– Ну с такой ногой разве что роль дерева, – с горечью глядя на его загипсованную ступню, пробормотал мистер Уилсон.

Марк снова опустил голову, теперь еще ниже, и кончики его ушей, торчащие из-под шапки кудрявых волос, окрасились в насыщенный алый.

Мистер Уилсон не был жестоким, напротив, он был одним из самых понимающих и спокойных учителей в школе, но в этот момент ему страшно хотелось треснуть увесистой папкой прямо по этой виноватой макушке. Они так долго искали актера на главную мужскую роль, и Марк подходил идеально, а тут такое! За месяц до премьеры! Когда на кон поставлена честь Джона Уилсона!

Мужчина обессиленно откинулся на спинку кресла, прикрыв лицо рукой.

– Мистер Уилсон, – жалобно протянул Марк, от стыда не знающий, куда себя деть.

– Уйди с глаз моих, – уныло пробурчал он. – И завтра чтобы как штык на репетиции. Будешь играть дерево.

Все равно других актеров для массовки у них нет.

Приободренный Марк глубоко поклонился в знак сожаления, сшибая со стола мистера Уилсона стаканчик с карандашами. Тут же торопливо потянулся его поднять и уронил костыль, который упал прямо на горшочек с искусственными цветами, благо тот был пластмассовым и не разбился.

Марк, чуть не плача, принялся снова извиняться, и мистер Уилсон, вскочив и быстро обогнув стол, подал ему костыль и подтолкнул к выходу, чтобы он, не дай бог, не разнес его кабинет в искреннем порыве искупить вину.

– Иди, иди, не раздражай меня лишний раз!

Марк упрыгал за дверь, к счастью, не принося больше никаких разрушений. Но, судя по грохоту, раздавшемуся снаружи через пару секунд после того, как он скрылся из виду, его удача продлилась недолго.

Джонатан Уилсон вернулся в свое кресло, потирая виски кончиками пальцев. Это была катастрофа. Настоящая катастрофа. Директор со скрипом согласился на эту постановку, выделил настолько мало финансов, что ему приходится добавлять из своего кармана. Их школа с уклоном в точные науки – «О какой музыкальной постановке может идти речь!».

Но мистер Уилсон знал, что ребята из театрального кружка, которых было всего восемь, искренне загорелись этой идеей, и для некоторых из них это был последний год, поэтому он твердо решил отстоять их право выступить на главной школьной сцене хотя бы раз. Это значило, что на премьеру действительно собрался бы полный зал, и ребята смогли бы показать себя не только перед мистером Уилсоном и его мамой, которую он иногда приглашал.

До этого они вечно получали отказы: их планы сбивали то конференции, то математические конкурсы, то еще какая-то ерунда, из-за которой мистер Уилсон спрашивал себя, зачем он вообще устроился учителем музыки в школу с техническим профилем.

Он любил детей из театрального кружка всем сердцем, они долгое время были вместе и крепко привязались друг к другу, но была одна проблема – петь из них умели только двое.

Один из них был вовсе не один, а одна, и на мужскую роль, может, и сгодилась бы, если бы им не нужна была еще и женская, поэтому она сразу была утверждена на нее. А второй – Кристофер Андерсон – наотрез отказывался играть главного героя, как бы они его ни уговаривали.

Марк пришел к ним после того, как они развесили по всей школе объявления о пробах на роль основного мужского персонажа. Как оказалось позже, желание его было отнюдь не добровольным; просто его дружок Дэнни снова взял его на слабо.

Впрочем, они все равно утвердили его в тот же момент, как он начал петь; во-первых, потому что у Марка был хороший голос, а во-вторых, потому что никто больше не пришел и выбирать было не из кого.

Они готовились с сентября, и премьера была назначена на январь – за день до Зимнего бала. И вот сейчас, в начале декабря, Марк посмел заявиться к нему в кабинет со сломанной ногой, потому что его, видите ли, в очередной раз взяли на слабо!

Мистер Уилсон драматично схватился за голову.

Что же ему делать? Где найти кого-то, хоть отдаленно умеющего петь и играть, кого-то, готового за месяц выучить весь сценарий и отработать его? Ведь ученики все-таки заняты учебой, а работы потенциальному актеру предстоит немало, так кто может согласиться на такое?

Мистер Уилсон уже и сам был бы готов выйти на эту многострадальную сцену, вот только его по голове не погладят, когда он будет целоваться с ученицей, даже если это нужно по сценарию.

Он долго сидел в кабинете, раздумывая над возможными выходами из ситуации.

Кристофера уговаривать было бессмысленно, парень был слишком упертым, в этом мистер Уилсон за годы работы с ним убедился сполна. Может, стоило уговорить его петь за кулисами, пока кто-нибудь на сцене просто открывал бы рот…

Но мистер Уилсон уже распределил роли среди ребят, если устраивать рокировку, то все могло получиться куда хуже. К тому же он не был уверен, что хоть кто-то будет рад получить главную роль теперь, учитывая, сколько работы они вложили, чтобы вжиться в своих персонажей, и сколько работы потребуется, чтобы делать это заново.

От невеселых мыслей гудела голова.

Просидев бесцельно еще полчаса, мистер Уилсон, наконец, поднялся. Утро вечера мудренее, да? Может быть, утром в их школу переведется какой-нибудь неограненный алмаз, будущий Сэм Смит, который войдет в их репетиционную и осветит сиянием жалкую жизнь Джона Уилсона…

Или, может, попробовать более нереальный вариант и снова попытаться поговорить с Кристофером? Может, он сжалится? Верится с трудом, но попытка не пытка. Тем более, положение дел действительно отчаянное, а серьезные времена требуют серьезных мер.

Он вышел в уже опустевший коридор, закрывая дверь кабинета на ключ, и понуро поплелся к выходу. Все его волнующее ожидание премьеры превратилось в непосильный груз, давящий на плечи. Как он должен сообщить об этом ребятам? Они были так воодушевлены подготовкой к первой в жизни постановке, так где найти силы их разочаровать?

Эхо его шагов гулко отдавалось в тишине. Было что-то волнующее и немного пугающее в школе, из которой ушли ученики, навевало печальные, тоскливые мысли…

Мистер Уилсон наткнулся взглядом на объявление об их музыкальной постановке, разрисованное и исписанное неприличными словами, и его настроение упало еще ниже. Важная оговорка, по которой поиски исполнителя главной роли значительно усложнялись: в театральном кружке собрались не особо популярные ученики. Ладно, мистер Уилсон просто тактично смягчил; в кружке были одни неудачники, которых вечно шпыняли и которые только под его крылом чувствовали себя спокойно и раскованно. Возможно, Марк сломал ногу специально…

Да нет, такого не могло быть. Быть участником единственного творческого кружка в школе точных наук, конечно, непростая доля, но не настолько же! Да и Марк вроде быстро освоился в их компании и искренне наслаждался репетициями.

Вот это было еще одной причиной, по которой он так боролся за постановку, – возможно, это помогло бы ученикам немного раскрыться, показать, на что они способны. И теперь все так глупо срывалось из-за дурости Марка и его неизменного компаньона Дэнни.

Когда мистер Уилсон окончательно приуныл, до него вдруг донесся голос. И не просто голос, а поющий голос. И не просто поющий голос, а очень хорошо поющий голос.

Неограненный алмаз! Будущий Сэм Смит!

Мистер Уилсон замер как хищник, почуявший добычу.

Голос был низкий, густой, будто бархатный; мистер Уилсон уже видел обладателя этого голоса исполняющим главную роль на сцене, уже слышал аплодисменты, раздающиеся после его выступления, уже был ослеплен сиянием софитов и свалившейся на их кружок славы – вот насколько этот голос был хорош!

Он пошел на звук, словно дрессированная ищейка, по стенке подбираясь к дверям мужской раздевалки, к которой вел чуткий слух.

Мистер Уилсон прислушался, и его унесло на волнах чужого пения в светлое будущее, в котором ему удалось уговорить загадочного незнакомца поучаствовать в их постановке, после оглушительного успеха которой директор признаёт значимость кружка, а его ребят перестают задирать одноклассники.

Но пение вдруг оборвалось, и спустя пару минут к двери с той стороны приблизились шаги. Мистер Уилсон, почувствовав себя героем крупнобюджетного детектива, рванул за угол, притаившись, чтобы раскрыть личность талантливого незнакомца.

И последняя надежда умерла под звук его разбившегося сердца (мистер Уилсон всегда был немного драматичным), когда из раздевалки вышел не кто иной, как Теодор Хейз – капитан их волейбольной команды.

У мужчины даже не было сил удивиться тому, что этот парень умеет петь, настолько разочарован он был.

Мистер Уилсон лично видел его с фломастером, пока тот пририсовывал рожки лицам актеров на их мини-афишах. Он помнил, как Теодор задирал его ребят, заставляя их спеть пару строчек на камеру, чтобы «прославиться в интернете». Или как прокрадывался со своими дружками на репетиции и срывал их нескончаемыми издевательскими комментариями и гоготом.

Честно говоря, если бы из этой двери вышел директор, его бы было проще уговорить попробоваться на главную роль, чем Теодора Хейза.

Честно говоря, Теодора Хейза и уговаривать-то не хотелось.

Мистер Уилсон старался относиться ко всем ученикам с одинаковой доброжелательностью, да и в целом был терпеливым и сдержанным человеком, но этот избалованный высокомерный мальчишка, накормивший свое эго до отвала родительскими деньгами и школьной популярностью, даже в нем не вызывал ничего, кроме глухого раздражения.

Но его голос…

Мистер Уилсон встряхнул головой, отгоняя эти мысли. Проще снова начать доставать Кристофера, чем подступиться к Теодору Хейзу.

Проглотив колючий комок сожаления, он вышел из дверей школы, чтобы полноценно предаться своей печали с банкой мороженого и очередной серией «Друзей» на фоне.

Тем временем задержавшийся в коридоре Теодор с мстительным рвением, высунув язык от усердия, пририсовывал бороду Кристоферу, изображенному на одной из мини-афиш. А потом, разозлившись непонятно на что, просто сорвал афишу, по пути выкинув ее в урну.

* * *

– В этот раз тебя не спасут даже родители! – надрывался мистер Джонс, брызжа слюной на Теодора, развалившегося в кресле и с легкой ухмылкой смотрящего на директора. Тот навис над ним, усиленно краснея и срывая голосовые связки, но ученику, казалось, не было до этого дела – он выглядел так, словно по меньшей мере находился на курорте. Его забавлял вид вышедшего из себя Гарри Джонса, молодого опрятного мужчины, который обычно являл собой образец спокойствия. – Устроить ночью в школе вечеринку! Да ты будешь отчислен!

Запнувшись об эти слова и насмешливо вскинутые брови Теодора, мистер Джонс поправился:

– Я назначу тебе самое суровое наказание!

Теодор фыркнул и закатил глаза. Одно наказание, два, хоть десять – пока его родители спонсируют эту школу, он неприкосновенен.

Внезапно раздался стук в дверь, прервавший бесконечную тираду директора, которую Теодор все равно пропускал мимо ушей, и они оба отвлеклись.

– Кто там? – прорычал мистер Джонс, забыв сменить тон, и лицо учителя музыки, заглянувшего внутрь, приняло крайне сконфуженное выражение.

– Прошу прощения… – растерянно пробормотал он.

– Проходите, – позволил мистер Джонс, решая, что ему все равно нужно отвлечься, пока он не выплюнул легкие в попытке вбить в Теодора невбиваемое. – Что случилось?

– Могу я поговорить с вами наедине? – попросил мистер Уилсон, бросив красноречивый взгляд на Теодора, с неприличным любопытством смотрящего то на одного, то на другого.

– Пшел вон! – шикнул мистер Джонс на ученика, приглаживая растрепавшиеся в порыве праведного гнева волосы.

– Не разговаривайте со мной так, – возмутился Теодор, но все же поспешно ретировался, решая не испытывать судьбу и не желая проверять, как долго кодекс «не бить учеников» способен сдерживать директора.

– Сил никаких нет, – пожаловался мистер Джонс мистеру Уилсону. – Ему хоть в лоб, хоть по лбу. Устроил в школе вечеринку! Ночью! И ведь не отчислить, его отец вложил в школу больше денег, чем мэрия. И ремонт летний обещал проспонсировать… Ну вот какое наказание ему назначить? Он вечно заставляет кого-то работать за себя, а потом с честными глазами утверждает, что работал сам… – Он спохватился, вспомнив, что учитель пришел по своему вопросу и явно не планировал выслушивать жалобы директора. – Так что там у вас?

Обеспокоенное выражение лица мистера Уилсона сменилось на хитрое. Он расплылся в лукавой улыбочке, делающей его похожим на шкодливого ученика, подобрался ближе к ослабленному выходками Теодора директору.

– Мистер Джонс, я знаю, какое наказание вы можете назначить Теодору, – многообещающе начал он, – и будьте уверены, он точно не сможет его избежать.

Гарри Джонс, который уже потерял всякую надежду справиться с бесчинствами Теодора, заинтересованно вскинул брови, и приободренный такой реакцией мистер Уилсон изложил ему свою идею.

Директор воспринял ее с удивительным энтузиазмом и, как только учитель закончил, пригласил Теодора обратно в кабинет.

Теодор развалился на стуле, но в этот раз у Гарри Джонса не задергался глаз от одного его самодовольного вида. Он медленно сел в свое кресло. Сложил ладони на столе. И озвучил наказание, которое его ожидало, с мрачным удовлетворением наблюдая за тем, как с лица Теодора сползала улыбка.

– Нет! – повысил голос он, вскакивая хлопая ладонями по столу, что не лезло ни в какие этические рамки, но ему было абсолютно все равно. – Я не стану этого делать! Да я лучше сдохну!

Но теперь мистер Джонс был обезоруживающе спокоен. Они словно поменялись местами: Теодор раскраснелся от бурлящего внутри гнева, а директор только усмехался в ответ на все его выпады, наслаждаясь безоговорочной победой.

Стоящий позади директорского кресла мистер Уилсон переводил встревоженный взгляд с одного на другого, уже жалея о том, что предложил это все директору. Идея возникла у него спонтанно, когда мистер Джонс обмолвился о наказании. Вообще-то, изначально он пришел, чтобы сказать, что отказывается от постановки, потому что все утро потратил впустую, уговаривая Кристофера. То, что тут оказался Теодор, то, что он провинился и ему требовалось наказание, – было чистой случайностью. Очень удачной для мистера Уилсона случайностью. Однако теперь, видя, как это загнало Теодора в тупик, он снова начал в своей удаче сомневаться.

Если ученик настолько против, есть ли вообще смысл его заставлять? Это же, в конце концов, творчество, а не мытье полов, где и без особого желания справиться можно. Но директор, кажется, был настолько вдохновлен мыслью о том, что наконец-то сможет его наказать, что отступать был не намерен.

Теодор продолжал возмущаться, потом начал кричать, потом принялся умолять поменять наказание и только когда не получил абсолютно никакой реакции от директора, сдался и обессиленно замолк.

– Закончил? – на всякий случай уточнил мистер Джонс, непоколебимо выстоявший все крики и мольбы, подался вперед, упираясь подбородком в переплетенные пальцы, и добродушно улыбнулся. – Тогда повторим еще раз: ты берешь главную роль в постановке мистера Уилсона, усердно готовишься к ней, выступаешь через месяц на сцене, и я забываю все, что ты натворил за этот год. А если ты откажешься, я сообщу в нужные инстанции о том, что ты вломился ночью в школу. Тебе, конечно, ничего не будет, но вот у твоих родителей седых волос на голове прибавится. Как думаешь, что сделает твой отец, когда узнает об этом? Закроет глаза?

Теодор весь сдулся, не находя больше аргументов для сопротивления. Звонку от директора отец бы не придал значения, но вот звонок от полиции проигнорировать не сможет; он далеко не последний человек в городе, и такие сложности его явно не обрадуют. Да, конечно, Теодора отмажут – всегда отмазывали. Но легко он не отделается.

– Что от меня требуется сейчас? – признав поражение, убитым голосом уточнил он. Просиявший мистер Уилсон, хоть и не одобряющий шантаж, но готовый на все, чтобы спасти постановку, вступил в дело, принимаясь в красках расписывать, над чем они работали, какая у него роль и сколько текста ему нужно будет для нее выучить.

Его воодушевления Тео, конечно, не разделял. И вообще всю его вдохновенную речь пропустил мимо ушей, пустым взглядом пялясь в темную поверхность директорского стола. И единственное, о чем он мог думать, это то, что ему придется провести бок о бок с Кристофером Андерсоном ближайший месяц.

С тем самым Кристофером, которого он усиленно избегал целый год. И который, пусть и ненамеренно, но все же нашел способ до него добраться.

2

Дверь в кабинет распахнулась с дикой силой, по помещению раздался оглушительный треск, с которым она врезалась в стену, но мистер Уилсон и бровью не повел, потому что ожидал именно такого появления от этого гостя. Он как раз готовил для него сценарий, помечая красной ручкой моменты, на которые нужно обратить внимание.

– Легок на помине, – буркнул он себе под нос, зарабатывая недовольный взгляд Теодора, сложившего руки на груди и смотрящего на него с выражением лица, красноречиво говорящим о том, насколько он рад тут находиться.

– Че? – вскинул брови он, не разобрав его фразу.

Мистер Уилсон незаметно вздохнул, мысленно успокаивая себя. Он был готов к тому, что с Теодором будет тяжело. Правда, он был готов к этому. Просто, видимо, недостаточно.

– Говорю, спасибо, что постучал, – с приторной улыбкой сказал мистер Уилсон громче. – Присаживайся, не стой в дверях.

– Мне и тут нормально.

– Сядь, я сказал! – рявкнул мистер Уилсон, и ошарашенный резко поменявшимся тоном обычно мягкого учителя Теодор тут же упал на стул напротив него. Мистер Уилсон вздохнул, пригладил волосы и снова нервно улыбнулся. – Надеюсь, мы быстро найдем общий язык.

– Сомневаюсь, – с изрядной долей скептицизма вставил Теодор, но он его проигнорировал.

– У нас есть всего месяц для того, чтобы тебя подготовить, поэтому работы предстоит много, и я рассчитываю на твою отдачу, – продолжил он, складывая в аккуратную стопку листы сценария и сцепляя их степлером.

– Значит, вы очень наивны, – не сдержался Теодор, и учитель сдулся, мгновенно сбрасывая маску наигранного дружелюбия, которая и без того еле держалась, и поднимая на него тяжелый взгляд.

Он очень завидовал этому мальчишке. Теодор наверняка не сталкивался в жизни с тяжелыми проблемами, не терзался душевными муками, не был на месте тех, кого сам же изо дня в день смешивает с грязью. Он шел по ровной широкой дороге, которую его родители построили специально для него, а за ним двигался конвой преимуществ, привилегий, защиты и неприкосновенности, обеспеченных богатством. Он завидовал этому мальчишке и не имел никакого желания связываться с ним, но последнее, что он мог сейчас делать, – это потакать ему, подставляя своих ребят. Которым, откровенно говоря, повезло не так сильно. У которых не было такой ровной широкой дороги – и потому они вынуждены, спотыкаясь и теряясь, брести по узкой темной тропинке.

Мистеру Уилсону нужна была эта постановка. И ему нужно было, чтобы Теодор задействовал все возможности своего до несправедливости великолепного голоса и выложился на сцене по полной.

И он заставит его это сделать. Чего бы ему это ни стоило.

– Послушай меня, Теодор Хейз, – понизив голос, начал он, в этот раз абсолютно серьезно, без тени улыбки, – я не собираюсь с тобой нянчиться. Если ты думаешь, что я счастлив видеть тебя здесь, ты ошибаешься. Если бы у меня был выбор, я бы сделал его точно не в твою пользу. Мне от тебя нужно только выступление, и из-за ваших же выходок я не могу найти никого другого на это место. Так что выступишь – и можешь уходить на все четыре стороны. Свою тонкую душевную организацию оставь, пожалуйста, для родителей, а тут, будь добр, молча выслушай меня, прими к сведению, кивни и выйди.

Теодор ничего не ответил, только сверлил его хмурым взглядом, вспоминая, видимо, причину, по которой оказался здесь и чем ему грозило непослушание.

– Возражений нет? Отлично, – он положил перед ним стопку листов. – Вот сценарий. Ознакомься с ним до завтрашнего дня, пожалуйста. Постепенно начинай учить. Завтра в четыре у нас репетиция, не опаздывай.

Мистер Уилсон замолк, ставя точку в разговоре, но Теодор продолжил сидеть напротив, буравя взглядом теперь уже несчастную стопку.

– Что-то не так? – с трудом подавив вздох, вежливо поинтересовался мистер Уилсон.

– Я не могу в четыре, – буркнул Теодор, и в этот раз учителю не удалось сдержать раздраженного вздоха. Но, прежде чем он успел снова начать зачитывать нотации, Теодор продолжил: – У меня тренировка по волейболу с трех. Я не успею закончить до четырех.

Мистер Уилсон прикусил губу, чтобы не улыбнуться, – не дай бог, парень подумает, что он смеется над ним.

– Приходи после того, как закончишь. Мы репетируем допоздна.

Теодор забрал сценарий, бегло проглядывая содержание, и поморщился. Мистер Уилсон настороженно следил за его реакцией, готовый броситься на защиту своего детища в любое мгновение, но Теодор не отпустил больше никаких язвительных комментариев. Засунув папку в рюкзак, он поднялся.

– Можно один вопрос? – вдруг спросил он, уже подойдя к двери, и мистер Уилсон кивнул. – С чего вы взяли, что я умею петь?

Мистер Уилсон открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался стук, и в кабинет заглянул Кристофер. Несмотря на то, что он был довольно миловидным, его лицо всегда сохраняло сдержанное, даже равнодушное выражение. От этого невольно казалось, что характер у него непростой, хотя Кристофер был хорошим парнем – очень спокойным, немного робким и порой до ужаса принципиальным.

Глаза Теодора распахнулись, и он ощутимо, пусть и всего на долю секунды, растерялся. Мистер Уилсон успел заметить это и задаться вопросом, что послужило причиной такой неожиданной реакции.

Дело в том, что Теодор был не из тех людей, которых легко смутить. Он пробрался ночью в школу, устроил вечеринку, его поймали с поличным, вызвали в кабинет директора, назначили наказание; на все это он реагировал либо с насмешливым равнодушием, либо со злостью, но никогда – с растерянностью или смятением.

Неужели появление Кристофера вызвало в нем эти эмоции?

– Мистер Уилсон, вы заняты? – Крис скользнул незаинтересованным взглядом по застывшему в нелепой позе Теодору. – Я хотел поговорить насчет декораций.

– Да, проходи, Тео уже уходит, – кивнул мистер Уилсон, и Кристофер вошел внутрь, проходя мимо Теодора и садясь на стул.

Тот ошарашенно уставился на его макушку, а потом вдруг вздрогнул, будто возвращаясь в реальность, и поспешно удалился, вместо прощания бросив напоследок:

– Мое имя Теодор.

Кристофер же не выглядел хоть сколько-нибудь задетым внезапной встречей, без лишних вопросов перешел к делу, даже не поинтересовавшись, по какому делу сюда заходил Теодор, – в своем репертуаре, ни капли любопытства.

Мистер Уилсон переключил внимание на своего ученика. Тараканы в голове Теодора были не его заботой, в любом случае.

* * *

Кристофер вошел в актовый зал, ежась от прохлады, всегда царящей в этом помещении, и прошел к первым рядам, на которых скучковались участники их кружка. Его появления никто не заметил, все продолжали оживленно болтать между собой, кроме Марка, который сидел на ряд дальше остальных и печатал что-то в телефоне – наверняка опять с Дэнни переписывался.

Крис подошел к нему и взъерошил смешные белые кудряшки на макушке, и тот поднял голову, тут же расплываясь в заразительной улыбке и с трудом двигаясь на соседнее кресло, чтобы освободить ему место.

– Крис!

Кристофер вынул наушники из ушей, аккуратно их сложил и убрал в рюкзак, прежде чем сесть рядом.

– Мистер Уилсон все-таки заставил тебя прийти на репетицию? – сочувственно спросил он.

Марк, тем не менее, выглядел очень воодушевленным и возбужденно кивнул.

– Я буду играть Цербера, – радостно сообщил он, и Кристофер закусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Это отлично. По крайней мере, текста много учить не придется.

Марк снова кивнул, и они ненадолго замолчали. Кристофер не был любителем поболтать, а Марк, казалось, до сих пор иногда смущался много говорить, поэтому они чаще всего держались вместе и молчание их не угнетало.

Кристофер перевел взгляд на остальных ребят, которые продолжали бурно переговариваться, отчего в зале стоял легкий шум, как будто их тут не восемь было, а по меньшей мере восемнадцать.

– По какому поводу столько разговоров? – спросил он, ни к кому, впрочем, не обращаясь, но его услышала Джесс – их единственная певица. Она обернулась, приветливо улыбнувшись ему.

– Мистер Уилсон нашел кого-то на главную мужскую роль, – поделилась новостью она, и Кристофер удивленно вскинул брови.

– Серьезно? Здорово. Как умудрился только, все уже отчаялись…

Он откинулся на спинку кресла, складывая руки на груди. Джессика вернулась к разговору, и Марк прислушался, иногда решаясь что-нибудь вставить, но Кристофер молчал.

Он был уверен, что мистер Уилсон никого не найдет и снова примется его уговаривать. Ему неловко было каждый раз отказывать, но и соглашаться он не хотел – было бы слишком тяжело. Должным образом подготовиться к главной роли Кристофер бы не успел, а выступить как попало только для галочки было не в его характере.

Он бы вообще не участвовал в постановке, потому что и так взял на себя подготовку декораций, музыкального сопровождения и технической стороны, но ребят в кружке было слишком мало и он просто не мог подвести мистера Уилсона, который с таким вдохновением принялся за ее подготовку.

Кристофер встряхнул головой и пригладил темную челку. Подумав немного, достал из рюкзака книгу, которую им задали прочитать по литературе, чтобы не терять зря времени до прихода учителя, но только успел ее открыть, как над ухом раздался голос:

– Все учишься?

Кристофер поднял голову, натыкаясь взглядом на стоящего над ним мужчину.

Мистер Уилсон был молодым: кажется, ему недавно исполнилось двадцать семь. Когда он только пришел в школу, он был полон воодушевления и оптимизма, хотел нести музыку и искусство в массы, но быстро понял, что никому это и не нужно особо. Несмотря на испытанное разочарование, мистер Уилсон продолжал сохранять позитивный настрой, правда сузил его воздействие со всех учеников школы до семи участников кружка.

– Думал почитать, но только открыть и успел, – пожал плечами Кристофер, заглядывая за спину мужчины в надежде увидеть, кого же взяли на главную роль. Не то чтобы ему было настолько любопытно – главное, что исполнитель есть, а кто он – это не так важно, но все-таки…

Однако за мистером Уилсоном никого не было.

– Ребята, на сцену! – хлопнул в ладоши учитель. И тут же ответил на все незаданные вопросы: – Начнем пока без нашей новой звезды, он опоздает.

Все поднялись, обмениваясь недоуменными взглядами. Кристофер отложил книгу на соседнее кресло и помог Марку, после того как тот споткнулся, едва поднявшись.

– Хорош актер, – фыркнул Остин. – Опаздывает на первую репетицию.

Остин был самым младшим в кружке. Он выглядел почти до комичного стереотипным – очки, дурацкая стрижка, огромные глаза и мешковатая одежда. Но, несмотря на это, остроте его языка можно было позавидовать. За то, что он никогда не молчал в ответ на насмешки, ему от местных хулиганов доставалось в два раза чаще, чем всем остальным.

– Не ворчи, – одернул его мистер Уилсон, услышавший сказанные в никуда слова. – Радуйтесь, что вообще придет. Так, все по позициям. Джесс, твой выход. Я пока буду читать за Орфея.

Как только началась репетиция, недовольство мгновенно было позабыто. Ради этого – ради погружения в параллельный мир, ради пылких диалогов, эмоций, ради театра – они собрались здесь, ради этого так усиленно борются, это готовы отстаивать.

Они успели прогнать почти всю постановку, когда дверь в актовый зал распахнулась, отвлекая всех от текстов. Кристофер вгляделся в окутанный полутьмой проход, силясь разглядеть того, кто спускался вниз, к освещенным первым рядам. И ему показалось, что он мог потрогать разочарование, прокатившееся гулким вздохом по помещению после того, как к сцене подошел Теодор Хейз.

Мистер Уилсон поднялся, натянуто улыбаясь. Он и сам почувствовал внезапное напряжение, но поделать ничего с этим не мог – разве что немного сгладить. Теодор кинул спортивную сумку и рюкзак на одно из кресел, складывая руки на груди и не произнося ни слова.

Он был высоким, поджарым, занятия волейболом явно для него даром не проходили. Пронзительно зеленые глаза и светлые волосы, смуглая кожа, яркие губы – Теодор неизменно притягивал все взгляды, где бы ни появился. У него была запоминающаяся, выразительная внешность.

Но никого из тех, кто находился здесь, внешность его не впечатляла. Пусть объективно он и был красив, но красота эта стиралась под весом его высокомерной грубости, с которой каждый из ребят был знаком не понаслышке.

Повисла неудобная тишина, которую мистер Уилсон нарушил смущенным покашливанием.

– Вот, ребята, знакомьтесь, это Тео… – он наткнулся на хмурый взгляд Теодора и осекся, прежде чем продолжить: – дор Хейз, – Словно кто-то тут мог не знать самого популярного ученика их небольшой школы. – Он будет играть роль Орфея.

Никто не зааплодировал, никто не начал радоваться, ни одного благодарного слова не услышал мистер Уилсон. Первое, что он услышал, – это раздраженный стон.

– Вы серьезно? – скептически произнес Итан. – Он, по-вашему, сможет нормально сыграть?

Вообще-то, Итан был добрым и мягким парнем, похожим на большого плюшевого медведя. Он очень редко говорил другим что-то неприятное. Но, видимо, Теодор был его личным исключением из правил.

– Что он вообще тут делает? – подхватила Лиззи. – Он же придурок!

А вот Элизабет палец в рот не клади – дай что-нибудь язвительное сказать. Ее нежное лицо и хрупкая фигурка совсем не сочетались с тем, что она порой могла ляпнуть.

– Лиззи! – поперхнувшись возмущением, одернул ее мистер Уилсон.

Но было уже слишком поздно – среди ребят поднялся недовольный гул, бунта было не миновать. Виновник бунта, которого праведный гнев неудачников вообще никак не задевал, тем временем смотрел только на Кристофера, привалившегося плечом к стене и не принимающего участия в происходящем. Словно ему было все равно, кто будет играть главную роль. Словно ему было все равно, что ее будет играть Теодор.

Теодор не понимал, почему его это задевало. Он не понимал даже, какой реакции ждал. Знал только, что отсутствие любой реакции заставило его почувствовать разочарование.

Мистер Уилсон переводил полный паники взгляд со своих учеников на Теодора, не зная, что делать дальше. Нет, конечно, он не тешил себя ложными надеждами и понимал, что вряд ли они примут с распростертыми объятиями того, кто все время над ними издевался, но Теодор – буквально их единственная надежда на то, что премьера все-таки состоится, и он надеялся, что это сыграет свою роль. Что ж, очевидно, он ошибался.

Гомон все нарастал. Драматизм ребят – все-таки они были актерами, – делал каждую их реплику громче и театральнее, и мистеру Уилсону снова показалось, что их тут минимум в два раза больше.

Когда он уже готов был хвататься за голову, пришло спасение, причем от того, от кого никто его не ждал.

– Хватит, – тихий, но твердый голос Кристофера подействовал на всех как успокоительное. От него веяло холодком, против которого никто не решался выступать. Кристофер очень редко встревал, а потому к нему всегда прислушивались. И в этот раз тоже: ребята, раскрасневшиеся и растревоженные, как воробушки зимой, замолкли, поворачиваясь к нему. Теодор же, напротив, отвел взгляд. Его проклятое сердце начало стучать быстрее – и ни один человек в зале не догадывался об этом. – Что вы тут устроили? Дайте мистеру Уилсону сказать.

Мистер Уилсон облегченно выдохнул, когда пристыженные ученики уселись на край сцены, недружелюбно косясь в сторону Теодора, развалившегося на одном из кресел.

– Спасибо, Крис, – искренне поблагодарил он, и Кристофер коротко кивнул ему в ответ. – Так вот. Да, Теодор будет исполнять главную роль. Я прошу вас всех проявить терпение по отношению к нему. Это наша общая работа, так что давайте поможем ему освоиться.

– Мне не нужно помогать осваиваться, – насмешливо произнес Теодор, проглатывая свою внезапную растерянность, которая даже его самого выбила из колеи. – Если вы, неудачники, думаете, что я счастлив тут находиться, то вы ошибаетесь. Я жду не дождусь окончания этого дерьма.

Все были настолько возмущены, что даже не нашлись с ответом.

– Зачем ты тогда пришел? – закономерно поинтересовался неожиданно осмелевший Марк, впрочем, тут же сжимаясь, когда Теодор повернулся, окидывая его цепким взглядом.

– Это мое наказание, – пожал плечами тот, но непроизвольно выпрямился в кресле, когда заметил, как Кристофер спрыгнул со сцены и пошел к нему.

– Послушай, – безэмоционально начал он, спокойно встречая его взгляд. Ему было плевать на Теодора, на его отвратительное поведение, плевать на то, что за дверью, как голодные акулы, снуют его дружки, которые наверняка не упустят случая припомнить ему то, что он собирался сказать, – мы тоже не особо рады тебя видеть. Ты нас бесишь, мы бесим тебя – все ясно. Но выбора нет, так что соизволь перестать вести себя как полный придурок и начинай работать. Здесь наши правила, и если уж это твое наказание, то хоть его прими достойно.

Теодор молча смотрел на него, широко распахнув глаза, будто впервые видел, и Кристоферу от этой тишины стало неловко. Он отошел на пару шагов, чувствуя, как кто-то из ребят похлопал его по плечу.

Неужели перегнул палку?..

– Что ж, – снова откашлялся мистер Уилсон, – давайте начнем.

И едва не подавился воздухом от удивления, когда Теодор послушно встал и направился к сцене.

* * *

Ученики растеклись по креслам, невпечатленно глядя на подавленного мистера Уилсона. Их взгляды так и говорили: «Мы вовсе не удивлены». Теодор сидел на краю сцены, беззаботно болтая ногами и опираясь на вытянутые за спиной руки.

Настроение после репетиции у всех было ни к черту, и натянутая тишина, царящая в зале, только усугубляла ситуацию.

Кристофер опять углубился в книгу, не желая слушать безнадежные попытки мистера Уилсона утешить их. Он и так знал все, что тот скажет, – они все знали. Теодор был ужасен. Никакими утешениями тут не помочь. Его актерская игра была не просто на самом дне, она была там еще и с лопатой.

Кристофер понятия не имел, почему мистер Уилсон вообще решил взять Теодора на главную роль, но, чем бы он ни руководствовался, он допустил ошибку. И ошибка эта сидела в образе Теодора на краю сцены и явно ни о чем не переживала.

Ребята злились, но Крису, честно говоря, было все равно. Хорош он или плох, Теодор все равно выйдет на сцену, потому что больше некому, и позориться будет сам. Его это вообще не касается. Он здесь исключительно из уважения к мистеру Уилсону и преданности ребятам.

Мистер Уилсон тем временем пытался как можно мягче подвести неутешительные итоги сегодняшнего дня, хотя был уверен, что его подопечные и сами все понимают.

Теодор хорошо пел, но до демонстрации его голоса – единственной причины, на которую мистер Уилсон опирался, настаивая на том, чтобы он исполнял главную роль, – они так и не дошли. Теодор играл не плохо, он играл просто ужасно. Это и игрой можно было назвать с натяжкой. К и без того отвратительным способностям прибавлялось еще и то, что он совершенно не старался, и для остальных ребят, которые вкладывали в игру душу, это было плевком в лицо.

– Я вижу один выход из сложившейся ситуации, – стараясь поддерживать жизнерадостный тон голоса, сказал мистер Уилсон. – Кто-то из вас должен помочь Теодору с подготовкой.

Сзади раздалось фырканье, и мистер Уилсон с тяжелым сердцем ждал очередную колкость от Теодора, но тот промолчал, даже не возразил. Впрочем, чуть позже мистер Уилсон понял почему.

Ребята сохраняли тишину, устав возмущаться и спорить с учителем, поэтому мистер Уилсон взял дело в свои руки.

– Остин? Что насчет тебя? – позвал он хмурого мальчика, сидящего на первом ряду. Тот вскинул на него раздраженный взгляд.

– После того, как он целый год «случайно» проливал на меня сок в столовке? Ни за что, – сложив руки на груди, наотрез отказался он. – Пусть катится к черту.

Мистер Уилсон подавил вздох, но ничего не сказал. Вместо этого он переключился на его соседку.

– Джесс? – обратился он к девушке, с преувеличенным интересом разглядывающей свои ногти.

Она подняла глаза и откинула прядь длинных осветленных волос за спину.

– В начале старшей школы из-за него ко мне приклеилась кличка «Сперма», потому что я перекрасилась в серый, – убийственно холодным тоном проговорила она. – Как думаете, захочу я ему помогать?

Мистер Уилсон повернулся к Теодору с немым возмущением во взгляде, но тот только пожал плечами, делая вид, что речь шла не о нем, хотя ухмылка, растекшаяся по губам, красноречиво говорила об обратном.

– Хорошо, – глубоко вздохнув и про себя досчитав до трех, продолжил мистер Уилсон. – Итан?

– Он забрал мою копию Тадж-Махала из бумаги и сжег ее на уроке химии.

– Лиззи?

– Его друзья облили меня водкой, и мама на два месяца посадила меня под домашний арест, потому что думала, что я хожу по тусовкам вместо школы.

Мистер Уилсон, не теряя надежды, обратился к Томасу, который обычно поддерживал любые его начинания, но в этот раз даже он отказался, пробормотав что-то в оправдание; затем он повернулся к Юте, но тот только качнул головой – ему можно было не озвучивать причины, Юта был наполовину японцем, и это давало некоторым отморозкам огромное количество поводов для насмешек.

Несмотря на то, что Джонатан Уилсон был в глубоком шоке от того, что Теодор и его дикие друзья творили за спиной учителей, сделать он ничего с этим не мог – Тео уже был наказан, а отчислять его не стали бы в любом случае.

– Марк? – совершенно сдавшись, просто для приличия позвал он, и мальчишка вылупил на него огромные голубые глазищи, которые словно стали еще больше.

– Я его боюсь, – шепотом признался он, и Теодор, не выдержав, начал громко хохотать, отчего бедный Марк стал белее мела.

– Кристофер! – с трудом перекричав хохот, мистер Уилсон обратился к последнему участнику кружка, и смех Теодора оборвался так же резко, как начался. Но лишь сам Теодор знал, что его сердце тоже стремительно оборвалось в этот миг.

Названный парень поднял глаза от книги, в которую погрузился настолько, что пропустил все происходящее.

– Что?

– А что тебе Теодор сделал плохого?

Кристофер перевел на Теодора безучастный взгляд, словно бы задумываясь, а потом посмотрел на учителя.

– Ничего, – спокойно ответил он.

Мистер Уилсон, которому это все порядком поднадоело, зацепился за последнюю возможность, которую решил не упускать.

– Так, все свободны, Теодор и Крис, останьтесь, – раздал указания он. Ребята шумно собрались, прощаясь и сочувственно поглядывая на растерянного Кристофера. – Поторопитесь. Марк, да ускорься ты уже. Кто-нибудь, помогите ему!

Итан и Томас встали от него по обе стороны, подхватывая под руки и практически неся к выходу, и когда дверь за нестройной процессией закрылась, мистер Уилсон решительно повернулся к Кристоферу.

– Мне жаль вешать это на тебя, – начал он, пока Крис с опаской поглядывал то на него, то на потерявшего вдруг всю спесь Теодора, – но ты должен помочь Теодору подготовиться к роли.

– Я не стану, – мгновенно отреагировал Кристофер, упрямо запихивая книгу в рюкзак и твердо встречая взгляд учителя.

– Станешь, – нахмурился мистер Уилсон. – Либо это, либо главная роль переходит к тебе. Я знаю тебя, Крис, ты точно не хочешь, чтобы постановка, к которой твои друзья так усердно готовятся, потерпела крах.

Теодор вдруг спрыгнул со сцены, сжимая кулаки и с замиранием сердца вслушиваясь в каждое слово. Он будто желал что-то сказать, но в то же время не решался, напряженно ожидая ответа. Он не знал, чего ему хотелось больше, – чтобы Крис отказался или чтобы согласился.

– Вы что, шантажируете меня? – прищурившись, ровным тоном поинтересовался Кристофер, и мистер Уилсон расплылся в довольной улыбке, кивая.

– Именно так.

Кристофер закатил глаза и цокнул, разворачиваясь к выходу.

– Мне за это даже не платят, – пожаловался он в пустоту.

Мистер Уилсон, поняв, что получил согласие, ликующе хлопнул в ладоши и развернулся к Теодору.

– Возражений нет?

Он заметил, что парнишка как-то весь побледнел и вообще перестал быть похожим на самого себя, еще пару минут назад заливавшегося тут гнусным смехом.

– Нет, – хрипло выдохнул он.

Кристофер обернулся на мгновение, встречая взгляд, который Теодор тут же отвел.

– Завтра в пять тридцать в школьной библиотеке, – бросил он ему будто плевок в лицо, честное слово. – Я буду ждать десять минут – не явишься, можешь сразу идти к черту. До свидания, мистер Уилсон.

Учитель с опозданием кивнул, с удивлением глядя в спину Криса, который обычно себе таких выражений не позволял. Видимо, рассказанные друзьями истории о неудачных встречах с Теодором оказали на него влияние.

Когда Кристофер скрылся за дверью, Теодор продолжал неподвижно стоять несколько мгновений, чувствуя себя облитым помоями с головы до ног, а потом вдруг бросился вслед за ним, позабыв напрочь попрощаться с учителем и забрать свои вещи.

Если Кристофер решил, что может так с ним разговаривать, то он ошибся! То, что Теодор никогда не трогал его, не значило, что он особенный или неприкосновенный, – это значило, что Тео оказывал ему услугу. Которую всегда может забрать.

По крайней мере, он предпочитал так думать.

Теодор догнал уходящего Кристофера в опустевшем коридоре.

– Послушай внимательно, – прошипел он, хватая его за плечи и резко разворачивая на себя.

Кристофер распахнул глаза от неожиданности и попытался отодвинуться, но Теодор дернул его еще ближе. Случайно слишком близко. Так близко, что и сам забыл, что хотел сказать. Он невольно скользнул взглядом от светло-карих глаз к мягкому розовому изгибу губ и гулко сглотнул, заставляя себя вернуться в реальность.

– Я слушаю, – вскинул брови Кристофер, обескураженный внезапным молчанием, и Теодор открыл рот и тут же закрыл его, кляня себя за слабость, когда разжал хватку на чужих плечах и отступил.

– Ты думаешь, что я не выбью из тебя дерьмо, если ты продолжишь так со мной разговаривать? – через силу процедил он. – Если так, то знай – ты ошибаешься.

Кристофер ни на мгновение не отвел прохладного взгляда и равнодушно повел плечами. Он и вправду совсем не боялся Теодора. Ну что тот мог ему сделать? Теодор никогда никого не бил, а унижение и насмешки Кристофера вовсе не пугали.

– Буду иметь в виду. Завтра в пять тридцать, не забудь, пожалуйста, – напомнил он, и вся бессильная отчаянная злоба Теодора разбилась о стену его невозмутимости.

Развернувшись, он просто пошел к выходу, оставляя Теодора давиться тем, что он так и не смог сказать.

«Что за чертовщина», – подумал он, прижимая руку к груди, в которой как-то неестественно быстро билось сердце.

Серьезно, что за чертовщину Кристофер с ним творит?

3

– Отвратительно, – прокомментировал Юта.

Он родился в этом городе, его мать вышла замуж за местного юриста и переехала сюда из Осаки, и больше всего Юта ненавидел, когда кто-то пытался начать говорить с ним на ломаном японском или, того хуже, корейском, принимая за туриста, который ни слова не понимает по-английски. «Словно в эту дыру мог бы приехать турист», – фыркал он.

Больше всего он любил театральный кружок, зависать в баре, где иногда наливали алкоголь несовершеннолетним, и Кристофера, с которым они дружили с самых пеленок.

Юта был невысоким – на полголовы ниже Кристофера, который и сам ростом не отличался, – и волосы у него были безнадежно сожжены краской – еще в подростковом возрасте он потратил очень много усилий на то, чтобы вытравить родной черный цвет. Теперь они были собраны в небольшой хвостик, а состригать их Юта категорически отказывался.

Они стояли возле шкафчиков на большом перерыве и смотрели на Теодора, целующегося в другом конце коридора со своей девушкой. Или, правильнее было бы сказать, с одной из своих многочисленных девушек – его видели много с кем, но, как правило, не чаще пары раз. Теодор целовался с таким упоением, будто хотел съесть бедняжку. Так и тянуло пожелать приятного аппетита.

Кристофер вообще не был уверен, что в школе можно творить подобное. Наверное, только если ты Теодор Хейз.

Он вздохнул, отворачиваясь и складывая в шкафчик учебники по алгебре, прежде чем достать новые по биологии и анатомии.

– Чувствуешь это? – Юта привалился плечом к соседнему шкафчику, испытующе глядя на Криса. – Гетеросексуальностью завоняло.

– Ты не можешь так говорить, – вяло возразил Кристофер. – Ты сам гетеросексуал. Может, это от тебя воняет.

– Но я не позволяю себе такого! – он стрельнул взглядом в Теодора и девушку. – А как же этика? А мои эстетические чувства? Это мне, может, весь день испортило. У меня, может, глаза от этого болят.

– Ну так ты не смотри, – посоветовал Кристофер, не став упоминать, что основная причина, по которой Юта не позволял себе такого, заключалась в том, что позволять было не с кем. Вместо этого он продолжал копаться в шкафчике, чтобы отыскать завалявшийся там батончик из злаков. Он забыл взять с собой обед, а еда в столовой была неприлично дорогой и не особо вкусной, ему было жаль тратить на нее деньги.

– Нет, ты послушай, если бы это были мы с тобой, нас бы сразу отвели к директору! – привел неоспоримый аргумент Юта, его голос был наполнен негодованием. Кристофер устало закатил глаза, расстраиваясь из-за того, что так и не отыскал свой батончик. Он захлопнул шкафчик и развернулся к другу.

Он знал, что все возмущение Юты было вызвано не нарушением его эстетических потребностей, а тем, что именно Теодор эти потребности нарушал. Он не разделял его неприязни – да и в принципе неприязни всех участников кружка, которые волком смотрели на него. Да, Кристофер не относился к Теодору хорошо, но и плохо тоже не относился, потому что не привык судить о тех, кого не знал лично. Теодор творил всякое, и мало что из этого можно было назвать приятным, но все-таки он никогда никому не причинял серьезного вреда, и в некоторых случаях виной всему был даже не он, а его дружки. И потом, у него наверняка были свои причины быть таким. Ничего не происходит просто так, у всего есть мотивы, причины и следствия, эту истину Крис уяснил уже давно. Конечно, он не оправдывал его, но просто иногда задумывался о том, что, возможно, в тот раз это мог быть…

Нет, это чушь.

От Теодора и вправду гетеросексуальностью за милю несло. Может, Кристофер и не знал о нем ничего личного, но то, что было выставлено напоказ, казалось вполне однозначным. Популярный мальчик со смазливым личиком, неугасающей харизмой и уверенностью в себе, да еще и из богатой семьи. Прибавить к этому место капитана волейбольной команды, тачку и кривую усмешку, вечно играющую на красивых губах, и все – полный набор образа из мокрых снов.

А у Кристофера вообще из зацепок был только голос, и он с ходу мог назвать с десяток парней в их школе, у которых были такие же низкие голоса, как у Теодора. Это вообще не было причиной.

– Это не могли бы быть мы с тобой, – ответил он Юте. – Во-первых, потому что ты гетеро. Во-вторых, даже если бы ты был по мальчикам, я бы не стал с тобой целоваться, ты мне как брат.

Юта моргнул, обрабатывая информацию, и вдруг подался вперед, упершись руками в шкафчики по бокам от Криса и сократив расстояние до неприличия. Из-за того, что он был ниже, это ощущалось почти комичным. На его губах расползлась шутливая ухмылка, и Крису с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.

– Ты уверен? – понизив голос, чтобы звучать соблазнительнее, поинтересовался он и выразительно поиграл бровями. – Я неплохо целуюсь. Задам планку для твоего будущего парня!

Кристофер фыркнул и только открыл рот, чтобы ответить, как рядом с ними раздалось многозначительное покашливание, и перепуганный Юта побледнел за долю секунды и отлетел от Криса как ужаленный, торопливо оборачиваясь.

Кристофер встретился взглядом с мрачным Теодором, который вроде еще мгновение назад был в другом конце коридора, и невольно покраснел до корней волос. А потом сам себя за это наругал.

Нашел перед кем смущаться! Да еще и после того, как Теодор на глазах у всей школы чуть ли не по гланды засунул язык в рот девушки! Ему-то вообще хоть бы что: стоял, смотрел на Кристофера так, словно он тут на его глазах совершил кровавое жертвоприношение, причем жертвой была его любимая собачка.

Зачем вообще подошел?

– Не помешал? – сухо осведомился он, наконец нарушив неловкую тишину.

– Помешал, – пробурчал Юта, который, хоть и успокоился немного, что это не кто-то из учителей и не директор, но все же порядочно смутился. – Мы вот только собирались…

– Замолчи, – прошипел покрасневший еще гуще Кристофер, пихая Юту локтем в живот и не замечая, как потемнел взгляд Теодора. Потом обратился к подошедшему парню: – Что тебе нужно?

Тот пристально смотрел на Юту, и последний невольно сжался. Теодор, конечно, не бил никого просто так, но о том, что он хорошо дрался, было известно всем, и никто не желал попадаться ему под горячую руку.

– Теодор? – окликнул его Кристофер, не получив сразу ответа, и парень вздрогнул, возвращая внимание на него.

– Когда мы встречаемся? – низким голосом спросил он.

Крис сглотнул, ощущая на себе вопросительный взгляд Юты, и крепче сжал в пальцах ручки рюкзака.

– В пять тридцать в библиотеке, – он приподнял брови. Неужели уже забыл? Они говорили об этом только вчера. Что вообще за дурацкий повод подходить? Да еще и так внезапно, да еще и от такого важного дела отвлекся!

Теодор кивнул и удалился, провожаемый двумя ошарашенными взглядами. А потом Юта ехидно поинтересовался:

– Так… что значит «мы встречаемся»?

Кристофер застонал, запрокидывая голову.

* * *

Допрос с пристрастием от Юты, незапланированный тест по анатомии, запланированный диктант по английскому вымотали Кристофера, и конца уроков он ждал как божьего благословения, умудрившись забыть, что ему еще нужно было отбывать «повинность» в библиотеке с Теодором.

Искушение бросить все и уйти было так велико, но чувство долга перед мистером Уилсоном было сильнее.

Последний урок Кристофера закончился в десять минут шестого. Он попрощался с Ютой, который не переставал слать ему многозначительные ухмылочки до тех пор, пока Кристофер не пригрозил отработать на нем пару приемов тхэквондо, и поплелся в сторону библиотеки.

Живот жалобно заурчал от голода, и он прижал к нему ладонь в тщетной попытке приглушить звук. И почему люди не могут без еды? Как полезно было бы – и деньги не тратишь, и время, и вес не набираешь.

Крис вздохнул, заходя в практически пустое помещение и устало улыбаясь пожилой библиотекарше.

– Будешь что-нибудь брать, сынок? – поинтересовалась она мягким старческим голосом.

Кристофер вежливо покачал головой.

– Я жду знакомого, нам нужно позаниматься, – объяснил он, и в середине его предложения живот снова громко заявил о себе. Он поморщился, чувствуя, как стыд обжег щеки.

– Голодный! – ахнула старушка, всплескивая руками. – Сейчас, подожди-ка здесь, миленький.

Она вернулась с маленькой вскрытой упаковкой печенья и бананом. В библиотеке нельзя было есть, но Кристофер был любимчиком маленькой сварливой библиотекарши, поэтому у него были определенные привилегии.

– Возьми.

Кристофер чуть не заплакал от благодарности, принимая угощение. Живот, почувствовав скорую награду за свои тяготы, снова оживился.

– Спасибо! Я пойду за стол, – произнес, прижимая к груди драгоценные печеньки.

– Иди-иди, – добродушно улыбнулась пожилая женщина в ответ, и Кристофер удалился, выбирая самое дальнее место, с которого был виден вход. Он достал учебник по геометрии и тетрадь, решив скоротать ожидание за выполнением домашнего задания.

Он надеялся, что они закончат не позже половины седьмого, потому что потом ему еще нужно на работу. Крис невольно задумался над тем, почему же он здесь. Да, он сам согласился, чтобы не подставлять ребят, – удобное оправдание. Но в глубине души он понимал, что, если бы действительно не хотел, никто бы не смог заставить его проводить время с Теодором. И дело было не в том, что ему нравился Теодор или он испытывал желание помочь ему освоиться, просто мысли о том, что тогда это мог быть он, не отпускали, и Кристоферу…

Ему хотелось знать правду. Ему нужно было ее знать. И Теодор мог бы с этим помочь.

Он подпер щеку ладонью, жуя печенье и скользя взглядом по строчкам в учебнике, пытаясь вникнуть в условие задачи, но сам то и дело поглядывал на часы.

Стрелка перевалила за половину – Теодора не было. Не появился он через минуту после назначенного времени, через пять, через десять и через двадцать. Вопреки железному условию, что ждать он будет не дольше десяти минут, Кристофер продолжал сидеть, ощущая растущее в груди разочарование вперемешку с раздражением.

Когда минутная стрелка часов почти достигла шести, Кристофер резко скинул учебники в рюкзак, собрал мусор и вылетел из библиотеки, скомканно попрощавшись с библиотекаршей, проводившей его обеспокоенным взглядом.

Он чувствовал себя просто отвратительно униженным, хотя это не должно было так его задеть.

Неужели ты настолько наивный, Крис Андерсон?

Думал, что сам Теодор Хейз освободит полчаса из своего забитого расписания, чтобы изучить сценарий к постановке, которую готовила кучка неудачников?

Ну да, конечно.

Получи и распишись.

Он торопливо шел по уже опустевшим коридорам школы, и в груди у него неприятно тянуло. Кристофер хмурился и сильно кусал губу, чтобы отвлечься от этого чувства. Оно ему не нравилось.

* * *

Теодор нетерпеливо притопывал ногой, не прислушиваясь толком к словам тренера, который внезапно решил организовать собрание, чтобы «поддержать командный дух перед предстоящими соревнованиями», прямая цитата.

Теодору сейчас было не до командного духа: мало того что с последнего урока их отпустили не в двадцать минут шестого, а в половину, так еще и тренер со своими пространными вдохновляющими речами, которые за два года, проведенные в команде, он уже знал наизусть и которые никогда ни на кого не оказывали действия, задерживал его. И телефон, как назло, Теодор впопыхах забыл в рюкзаке, который до этого закинул в шкафчик, чтобы не таскаться с ним зря.

Кристофер ведь не станет его ждать. Он точно не станет. Конечно, хотелось бы надеяться на чудо, но тренер уже двадцать минут заливался сладкими эпитетами о том, что он с ними сделает, если они проиграют матч, и только это самое чудо могло их спасти от еще двадцати таких же минут.

Видимо, молитвы Тео были кем-то услышаны, потому что чудо явилось в раздевалку в образе молоденькой медсестры. Тренер замолк на полуслове, икнул и расплылся в обольстительной – Теодора аж передернуло – улыбке.

– Чем могу помочь? – заискивающе спросил он, мгновенно позабыв о восьми здоровых лбах, которые сгорали от желания свалить из душной вонючей раздевалки.

– Вы должны были предоставить мне справки своих ребят, – строгим тоном начала девушка. – Я не получила ни одной. Почему за вами вечно надо бегать?

– Ну, мисс Стюарт… – неловко хихикнув, заговорил мужчина, но Теодор, забив уже на все правила приличия, перебил его.

– Простите, тренер, но можно нам идти? – громко поинтересовался он, и тренер, конечно, позволил. Теперь у него появились дела поважнее, чем петушиться перед старшеклассниками.

– Поверить не могу, что этот хрен задержал нас на столько времени, – начал ныть Джейкоб. – Уже почти шесть…

Теодор споткнулся на пороге, округлив глаза.

– Сколько? – ошарашенно выдохнул он.

– Шесть… – растерянно повторил Джейкоб, и Теодор сорвался с места в тот же миг, несясь в сторону библиотеки (по крайней мере, он надеялся, что библиотека была в той стороне, потому что он там ни разу не был). – Эй! Эй, что случилось?

Но Теодор не ответил, только махнул рукой, как бы говоря, что потом объяснит. Сердце быстро колотилось в груди, и он не мог найти объяснения своему волнению. Он постоянно опаздывал на все встречи, на свидания, тренировки – куда угодно, и его это не особо волновало, но сейчас… Все было по-другому.

Он действительно боялся, что Кристофера уже не будет на месте. Что он расстроится, огорчится, что разочаруется в Теодоре.

Наверное, стоило просто смириться с тем, что все происходящие с ним странности объяснялись одним – Кристофером.

– Молодой человек! – строго повысив голос, остановила его в дверях пожилая противная библиотекарша. – Тут нельзя бегать. Это вам не спортивное поле.

«Вот грымза», – подумалось Теодору. Он, пытаясь отдышаться, оглядел абсолютно пустое помещение, а потом, проглотив неприязнь, подошел к злобной старухе.

– Тут не было парня из первого класса? Такой темноволосый, Кристофер зовут, – сдавленно поинтересовался он.

Старуха просканировала его подозрительным взглядом, потом мучительно медленно поднесла сухой палец к лицу, поправляя очки. Теодор сильно кусал губу, чтобы не начать ругаться.

– Был, – наконец ответила она так, словно сделала ему одолжение. – Ушел минут пять назад.

Она собиралась добавить что-то еще, но Теодор уже выбежал из библиотеки, несясь к выходу. Он злился на себя за то, что не пропустил это дурацкое бесполезное собрание, на тренера, который это собрание устроил, на библиотекаршу, на которую потратил целых две драгоценных минуты. Только на Кристофера злиться не мог. Тот вообще обещал ждать ровно десять минут, а сам… сам ждал его все это время, не уходил.

Он вылетел на улицу, прищуривая глаза, и едва не упал на колени от облегчения, когда увидел знакомую темную макушку где-то у ворот. Набрав в легкие побольше воздуха, он заорал:

– Кристофер!

Макушка замерла и постояла пару секунд на месте, прежде чем снова пуститься в путь.

– Твою мать, – прорычал Теодор, опять срываясь на бег и злясь теперь уже и на Кристофера. Что ему, сложно постоять минуту, что ли? Да Теодор так скоро легкие свои выплюнет прямо ему под ноги, даже спортивная выносливость не поможет.

– Стой! – снова закричал он, едва не кувырком летя по тротуару. Схватил его за руку, сгибаясь пополам, и Кристофер преувеличенно громко вздохнул, разворачиваясь.

– У тебя ладони потные, – ровно произнес он, опуская взгляд на свое окольцованное чужими пальцами запястье.

Теодор поднял на него раздраженный взгляд, но ничего не смог сказать, потому что потратил весь кислород в легких на то, чтобы добежать до упрямца.

– Придумал, что сказать в оправдание? – поинтересовался тем временем Крис. – Может, учитель оставил после уроков? Или друзья не отпускали? Тренер позвал на внезапное собрание? С девочкой развлекался?

Теодор закашлялся от изумления. Кристофер отвел взгляд, как будто сам не ожидал от себя последней фразы. Да, Теодор развлекался с девочками, каждый раз с разными, всегда с самыми красивыми, очаровательными, женственными.

Если бы еще это помогало.

Если бы еще каждый раз, целуя кого-то, он не видел за закрытыми веками вовсе не свою партнершу.

Он сплюнул вязкую слюну, выпрямляясь, сильно, пусть и непреднамеренно, уязвленный.

– В точку, – ядовито ответил он. – Мистер Всезнайка опять оказался прав.

Кристофер нахмурился, и Теодору стало неудобно, как будто за шиворот бросили горсть снега. Он должен был сказать не это. Он должен был извиниться. Предложить исправить свою вину.

Эта постановка – наказание, и он должен был отработать его, хотелось ему или нет. Кристофер же (практически) добровольно согласился с этим помочь, не представляя даже, насколько это было ценно для Теодора.

Отчасти потому, что сам Теодор упорно показывал обратное.

И вопрос тут был не в том, что он чувствовал. За что он на Криса злился и за что злиться был не в силах.

– Знаешь что, – в уголках губ Кристофера застыло разочарование, блеск пропал из взгляда, – не нужны нам эти занятия. Тебе, очевидно, на них плевать, а я не желаю заботиться о том, что меня не касается.

Он вырвал руку из пальцев Теодора, собравшись уходить, но тот, неожиданно даже для себя, его остановил.

– Нет, подожди, я… – Под испытующим взглядом Кристофера мысли не желали формулироваться в слова, хотя он очень редко испытывал сложности с тем, что сказать. Теодор вдохнул побольше воздуха. Куда подевалась его обычная самоуверенность? Где его красноречие? Что такого в Кристофере, что постоянно делает из него какого-то неудачника? – На самом деле, нас действительно тренер собирал. Я забыл телефон в рюкзаке, поэтому потерял счет времени и не смог тебя предупредить. Мне жаль. Мы можем… можем позаниматься сейчас.

– Не можем, – резковато ответил Кристофер, но, когда встретился взглядом с Теодором, выглядящим по-настоящему виновато, растерял всю свою злость. Он устало потер глаза, прежде чем продолжить уже мягче: – У меня работа через полчаса. Мы не можем позаниматься сейчас.

– Ты работаешь? – изумленно округлив глаза, поинтересовался Теодор. Это оказалось настолько неожиданным, что он едва не подавился воздухом. У них очень большая нагрузка в школе, а Кристофер входит в тройку лучших учеников. К тому же он репетирует с кружком мистера Уилсона.

И работает?

Он вообще спит? Хоть иногда?

Кристофер нехотя кивнул.

– Допрос окончен? Я могу идти?

Только сейчас Теодор заметил, какое измученное у него лицо. Он не обращал внимания – не то чтобы должен был – на круги под глазами, на болезненно бледную кожу и скулы, которые от худобы резко выделялись. Кристофер действительно выглядел так, будто после восьми уроков и репетиции ходит еще и на работу.

– Где ты работаешь?

Видимо, Крис понял, что отвечать на вопросы проще, чем огрызаться. И быстрее.

– В библиотеке.

– Что? – Теодор не отводил от него взгляда, а Кристофер на него упорно не смотрел. – У тебя что, фетиш на библиотеки какой-то?

Кристофер многозначительно промолчал, отворачиваясь и принимаясь идти вперед, и Теодор, гонимый мучительным чувством, похожим на боль в животе, не отставал.

– Послушай, у меня есть предложение, – выпалил он, и Кристофер, пытаясь скрыть любопытство, которое обычно у него было трудно вызвать, опять остановился. – Я забираю свой рюкзак из шкафчика, мы едем перекусить – я угощаю, – потом я отвожу тебя в библиотеку. Думаю, мы вполне можем позаниматься, когда ты будешь стирать пыль с полок и таскать тяжеленные книги, а я буду смотреть на тебя до тех пор, пока совесть не заставит меня тебе помочь. Как тебе такая попытка искупить вину?

Они не были друзьями. Они даже не были знакомыми. Все, что их связывало, – это случайности, одна за другой, о половине из которых знает лишь Теодор.

Но огромные уставшие глаза Кристофера загорелись, а на губах появилась маленькая улыбка. Он склонил голову к плечу, держась за лямки рюкзака и становясь похожим на озорного мальчишку.

– Мне придется ждать тебя, пока ты пойдешь за рюкзаком?

– Да, похоже, придется…

– Ты, главное, тренеру на глаза не попадайся, – посоветовал Кристофер.

Теодор смущенно почесал затылок, отступая, чтобы побежать в школу, и он тихо засмеялся, прикрывая рот ладонью.

И то, что это делало с Теодором, сложно было описать словами.

Правда была в том, что этот смех ему хотелось слышать гораздо чаще, чем любой другой.

* * *

Он действительно не заставил Кристофера долго ждать – когда вернулся, тот продолжал стоять на месте, что-то читая в телефоне.

– Пойдем к парковке, – окликнул его Теодор, и Кристофер вздрогнул, поднимая взгляд.

– Надо же, как быстро, – не смог не съязвить он. – Неужели торопился?

Теодор закатил глаза и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

Они ехали до закусочной в молчании, и, несмотря на то, что оно было довольно неловким, оно не было… неприятным.

Просто сама мысль о том, что на пассажирском сиденье его машины сидит Кристофер, была слишком нереальной. Казалось, вот он снова украдкой туда посмотрит – и никого не обнаружит, и вообще все это окажется сном и Кристофер все так же будет смотреть мимо него в школьных коридорах, а Теодору останется только тщетно пытаться поймать его взгляд и одновременно ужасно бояться этого.

Кристофер был таким странным, и сложным, и далеким, как какая-то трудная задачка по логике, которую Теодор и решить не мог, и выкинуть из головы был не в силах.

Он переживал, что в тот момент, как они окажутся близко, Кристофер сразу обо всем догадается, узнает все, что Теодор так ревностно скрывает от всего мира, но его страхи оказались беспочвенны, а значит, это дает ему призрачный шанс побыть рядом с ним совсем немного, он ведь уже успел…

Навсегда попрощаться с этой возможностью.

– Теодор, зеленый, – вывел его из мыслей голос Кристофера, и он моргнул, тихо извиняясь и нажимая на газ.

Он не заметил, как Кристофер бросил на него странный взгляд. Даже не обратил внимания на то, что извинился. Вслух.

Когда они доехали до закусочной, Теодор беспардонно обошел очередь, вставая вперед.

– Ой, привет, – улыбнулся парень за кассой. – Тебе как обычно?

Кристофер нахмурился, оборачиваясь на недовольных людей, которые пытались возмущаться, но делали это вполголоса. Теодора это, казалось, совсем не трогало. Насколько толстокожим был этот парень?..

– Кристофер, – позвал он его. – Ты что будешь?

Кристофер упрямо поджал губы, собираясь сказать, что отстоит всю очередь, но потом подумал, что смысла в его ультиматуме не было бы. Он был голоден, его смена вот-вот начнется, и перед ним стоял выбор – потратить десять минут на очередь и остаться голодным до ночи, или потратить их на то, чтобы нормально поесть.

– Чизбургер, маленькую картошку фри и среднюю газировку.

Теодор кивнул и повернулся к парню за кассой, пока Кристофер пошел к столику.

Долго ждать не пришлось – он вернулся с подносом уже через несколько минут.

– Так быстро…

– Менеджер здесь мой знакомый, – сообщил Теодор, садясь напротив него. – Я попросил поторопиться.

– И очередь тоже из твоих знакомых состояла, поэтому ты ее проигнорировал?

Теодор замер на мгновение, явно растерявшись, а потом пожал плечами.

– Если бы мы стояли, ты бы не успел поесть, – сказал он так просто, словно это было ясно как дважды два. Кристофер уставился на него удивленно, пока он разворачивал бургер. Он взял то же самое, что и Крис, только в два раза больше. Заметив его взгляд, Теодор вскинул брови. – Что?..

Кристофер качнул головой и смущенно откашлялся.

– Ты взял так много, точно успеешь съесть? У меня смена через двадцать минут, – пробормотал он, чтобы сменить тему.

Теодор усмехнулся.

– Я съем все за пять, довезу тебя туда за шесть, и у тебя останется еще восемь минут на то, чтобы подготовиться, – не без самодовольства произнес он. – Засекай время.

И потом началось шоу.

Кристофер, открыв рот, смотрел на то, как Теодор поглощал еду. Было в этом что-то отвратительное и завораживающее одновременно. Он ел очень быстро, огромными кусками, но при этом умудрялся не проронить ни кусочка, не заляпаться, не чавкать.

Только спустя пару минут Кристофер вспомнил, что тоже, вообще-то, должен есть.

К тому моменту, как он съел чизбургер и половину картошки фри, Теодор уже расправился со всем и откинулся на спинку диванчика с довольным видом.

– Это… впечатляет, – выдавил из себя Кристофер. Он допил газировку и отодвинул поднос. Они поднялись с Теодором одновременно. – Ты вроде бы даже… не жевал?

Теодор хмыкнул.

– Научился этому во время выездных турниров, – поделился он. – Там общие столы и куча голодных парней. Если хочешь наесться, нужно есть как можно быстрее и как можно больше.

Кристофер понимающе кивнул и спустя какое-то время добавил:

– Спасибо. За то, что угостил.

Теодор улыбнулся, но ничего не ответил, и поездка до библиотеки снова прошла в тишине, только в этот раз она была куда менее неловкой. Словно невидимая стена между ними пошла трещинами.

В библиотеке Кристофер, очевидно, чувствовал себя как рыба в воде. Теодор молча шел за ним, пока он с кем-то здоровался, с кем-то переговаривался и в целом выглядел спокойнее и расслабленнее, чем был всего минуту назад в машине.

Сам Теодор был здесь впервые, и такие места были, мягко говоря, не в его вкусе – слишком уж тихо. Когда слишком тихо, мысли становятся громче, а в мыслях Теодора редко бывает что-то хорошее.

Кристоферу нужно было разобрать книги, поэтому он сначала занялся этим. Чтобы не терять время зря, Теодор сел на второй стул за стойкой и достал сценарий. К тому моменту, как он вернулся, Теодор успел прочитать текст дважды, и его слегка мутило от необходимости произносить это вслух перед ним.

– Начинай, – без лишних прелюдий приказал Кристофер, внимательно глядя на него, и Теодор гулко сглотнул.

Во время прочтения реплик Теодор то и дело бросал взгляд на Кристофера, из-за чего то и дело сбивался. Но лицо Криса совершенно не менялось – оставалось невозмутимым. Сложно было понять, о чем он думал.

– Еще раз, – сказал Кристофер, стоило ему закончить. Он тоже достал свою копию сценария.

Теодор вздохнул, пролистал сценарий до начала и только прочитал первую реплику, как он его остановил.

– Неправильно. Читай с выражением. Твой герой – это ты сам. Ты испытываешь страх, боишься опасности, боишься свою возлюбленную потерять, – голос Кристофера был спокойным и ровным, негромким, чтобы не нарушать тишину библиотеки. Он смотрел Теодору в глаза, и Теодору приходилось прикладывать усилие, чтобы понимать, что он говорит. – Знаешь о языке тела? Выражай эмоции через него. У человека, который боится, дрожит голос, глаза кажутся влажными, он тяжело дышит. Он застывает, его взгляд стекленеет. Попробуй показать это все. Давай сначала.

Теодор нахмурился, вглядываясь в текст, будто он способен был магическим образом научить его показывать все эмоции. Только сейчас он вдруг понял, насколько хорошо пьеса была написана – все реплики были очень красноречивы и отлично передавали чувства и события. Оставалось лишь сыграть их.

Он успел дойти до следующей сцены, как Кристофер снова его остановил:

– С начала.

А потом еще раз:

– Давай по новой.

И еще:

– Начни снова, пожалуйста.

Теодор чувствовал, как кипит под кожей раздражение, и в конце концов не сдержался.

– Просто дай мне прочитать все, черт возьми! – воскликнул он, и глаза Кристофера едва заметно расширились. Теодор в ту же секунду пожалел о том, как отреагировал, но сказать ничего не успел.

– Хорошо. Давай с начала и можешь читать до конца, – ровно произнес Кристофер.

Теодор прищурился, пытаясь найти подвох в его словах, но тот смотрел на него выжидающе, и он откашлялся, с опаской принимаясь читать.

Первые несколько реплик он ждал, что Кристофер снова его одернет, но он молчал, и Теодор начал читать увереннее. Странно было произносить фразы и не получать на них ответа, но, наверное, если бы они отыгрывали пьесу полностью, это заняло бы в несколько раз больше времени.

К тому моменту, как он закончил, его голос осип. Он сложил сценарий и поднял на Кристофера глаза.

В библиотеке было уже почти пусто, только несколько людей в возрасте разбрелись по разным концам. Кристофер сидел, подперев щеку ладонью, из-за чего она смешно сплющилась, делая его похожим на рыбку, и со скучающим видом смотрел на Теодора.

– Ужасно, – вынес вердикт он, и Теодор вскипел, со злостью отбросив от себя уже порядком потрепанный сценарий. Его губы скривились. – Ну ты подожди, не кипятись так!..

– Я читаю это в десятый раз, – прорычал Теодор, раздраженно глядя на Кристофера. – Ты издеваешься надо мной?!

– Вовсе нет! – невинно округлил глаза Кристофер, забирая листы и аккуратно их складывая. – Опыт приходит с практикой, а у тебя было очень мало практики, поэтому дело не в том, что я придираюсь. Именно поэтому я останавливал тебя до того, как ты дойдешь до конца. Не расстраивайся и держи себя в руках. Давай еще раз.

Теодор выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь успокоиться и протягивая руку за сценарием, но Кристофер вдруг покачал головой.

– Сам.

– Что? – непонимающе переспросил он, снова начиная выходить из себя. Еще немного, и он накричит на Криса, точно, а потом будет мучиться совестью – пусть и вполне заслуженно, но все же. – Каким, черт возьми, образом?

– Ты читал это десять раз вслух, – резонно подметил Кристофер. – Теперь воспроизведи сам. Если ты не будешь смотреть в бумагу, получится естественнее.

Теодор открыл рот, чтобы возмутиться. Закрыл его. Сосредоточился, вспоминая, с чего все началось. И когда открыл рот снова, из него вырвалась первая фраза диалога. Кристофер спрятал улыбку, в этот раз читая реплики за Эвридику.

Надо же, он оказался прав. Теодор действительно запомнил текст.

– Тебе все еще не хватает эмоций, – вынес вердикт Кристофер, когда они закончили эту сцену. – Эвридика – любовь всей твоей жизни, и ты спускаешься за ней в Преисподнюю. Ты ужасно боишься, но готов пойти на это ради нее! Ты чувствуешь столько эмоций! Ты должен передать их своим голосом, мимикой. Представь вместо нее того, кто действительно тебе дорог, может, поможет. Попробуем еще раз.

Теодор моргнул, посмотрел на Кристофера как-то странно. Представить того, кто ему действительно дорог, было довольно… легко.

И от этого стало ужасно стыдно, словно он посягнул на то, на что у него не было права.

– О, как сердце замирает от тревоги! – внезапно порывисто закричал Теодор фразу из сценария, чтобы скрыть свое замешательство, и Кристофер округлил глаза от неожиданности, подаваясь вперед и зажимая ему рот ладонью.

– Не так много эмоций, – прошипел он, оглядываясь по сторонам. – Мы же в библиотеке, тупица!

Но Теодор не услышал. Его глаза изумленно расширились.

Кристофер снова оказался слишком близко к нему, и взгляд притянуло к его губам как магнитом. Он вспомнил, как этот нелепый японец, друг Кристофера, сегодня едва не поцеловал его, и вспышка кислой ревности ошпарила язык.

Теодор бы ни за что не признался даже себе в том, что хотел оказаться на его месте. Еще сложнее было признаться в том, что он никогда бы не оказался на его месте, потому что боится.

Кристофер такой красивый, а Теодор – просто отменный трус.

Крис осознал, в какой ситуации они оказались: его ладонь плотно прижата ко рту Теодора, и они смотрят друг на друга с расстояния не больше нескольких сантиметров. Он тут же отстранился от застывшего парня, краснея до корней волос и откашливаясь.

– Эм… ну, думаю, на сегодня… это все, – промямлил он, внезапно смутившись.

– Во сколько ты заканчиваешь? – непривычно охрипшим голосом спросил Теодор.

Кристофер вскинул на него темные глаза, распахнутые в удивлении.

– Через полчаса, – растерянно ответил он.

– Я посижу до конца, – решил Теодор, снова хватая сценарий и старательно отводя взгляд. – А потом домой тебя отвезу. Где, говоришь, лучше эмоции показать?

Кристофер посмотрел на него, не понимая, что только что произошло, но послушно пустился в объяснения. Теодор его внимательно слушал, отмечая что-то карандашом на полях листов.

И Кристофер думал о том, что, наверное, тогда это и вправду мог быть кто угодно. Он ведь помнил только голос, а похожих голосов в их школе было так много.

Это мог быть кто угодно, но сейчас…

Ему почему-то действительно хотелось, чтобы это был Теодор.

А Теодор думал о том, как ему совсем не хотелось, чтобы Кристофер узнал, что тогда это был он.

4

Они с Теодором успели провести еще три занятия до следующей репетиции: занимались каждый день по несколько часов. Кристофер сам не понял, когда это стало привычной рутиной – они вместе уходили с уроков, перекусывали в какой-нибудь из кафешек по пути в библиотеку, а там сидели до самого окончания его рабочей смены. Кристофер не мог сказать, что Теодор превратился в гения актерского мастерства, но он явно улучшил свои навыки. В моменты, когда он переставал кривляться и начинал по-настоящему стараться, он играл вполне сносно, и Кристофер даже… немного гордился им.

Он надеялся, что ребята из кружка не станут судить его слишком строго, несмотря на свое отношение к нему: вера Теодора в собственный талант актера была очень хрупкой и одно неосторожное слово могло ее разбить. Но у него не было завышенных ожиданий.

По правде говоря, у него не было вообще никаких ожиданий. Теодор действительно никогда не трогал его и никому не причинял физического вреда, но у него были глаза и уши, и он слышал, что Теодор со своими дружками порой выкидывали, видел, как они относились к другим, и знал, что Теодор, мягко говоря, был не самым приятным человеком.

Ладно, если быть откровенным, Теодор был тем еще мудаком.

Когда он во время первой репетиции сказал, что ему плевать на результат, Крис ни на мгновение не засомневался в правдивости этих слов.

Ему было плевать не только на результат – на весь актерский кружок. На их старания, на любовь к театру, на пьесу, в которую они вкладывали столько сил. Это покоробило даже его, несмотря на то, что он не был так предан актерству, как некоторые из ребят.

Но Теодор приятно его удивил. Кристофер замечал, что он действительно пытался стать лучше. Прислушивался к нему, запоминал и учитывал замечания, злился иногда, когда что-то не получалось, словно действительно хотел хорошо сыграть.

Вообще, когда они начали заниматься, Кристоферу вдруг показалось, что Теодор вовсе не такой плохой, каким старается казаться. Он не понимал, в чем причина, – как будто у того было раздвоение личности.

Рядом с Кристофером он все еще был наглым, острым на язык и темпераментным, но при этом ни разу не оскорбил его, не обидел, а если чувствовал, что шутками пересекает границу, принимал крайне виноватый вид и порой даже извинялся.

Однако каждый раз, когда в разговорах с друзьями затрагивался Теодор, они продолжали жаловаться на то, что тот не давал им просто пройти мимо – без подколов, подножек или подначиваний.

В любом случае, это было не его дело. Он не нанимался исправлять характер Теодора и не собирался портить их хрупкое перемирие нотациями. Ему было важно, чтобы Теодор хорошо сыграл и директор не прикрыл кружок после их представления, а с этой задачей, по своему скромному мнению, он справляется вполне неплохо.

Но окончательно убедиться в этом можно было только после репетиции, поэтому Кристофер немного волновался, когда шел после уроков в актовый зал. Все-таки он в каком-то смысле взял на себя ответственность за Теодора, и ему не хотелось подвести его. То есть, его и ребят. Особенно ребят. Конечно.

Войдя в зал, он нарочито медленно спустился к первым рядам, поздоровался со всеми, обнял запрыгавшего ему навстречу Марка и словно невзначай оглядел помещение.

– Теодор не пришел? – старательно скрывая разочарование, спросил он у мистера Уилсона.

Тот повернулся к нему, поправляя очки, и мягко улыбнулся, наверняка догадываясь о его чувствах.

– Еще три минуты до начала, – произнес он, успокаивающе хлопая Криса по плечу. – Он придет.

Кристофер слабо улыбнулся в ответ и кивнул. Сел на одно из кресел, полагая, что без Теодора репетиция не начнется, и попытался включиться в разговор Итана и Томаса, но сам то и дело оглядывался на дверь. Которая оставалась закрытой.

Потому что Теодор не пришел.

В конце концов ребята, и без того не особо благодушно настроенные, начали раздражаться, и это вылилось в обсуждения о том, какой Теодор ужасный. Кристофер поднялся с кресла и подошел к сцене, забираясь на край и усаживаясь. С этого места хорошо было видно дверь, и он буравил ее напряженным взглядом, стараясь не прислушиваться к разговорам, потому что они страшно злили.

Ему почему-то становилось обидно от острых слов, как будто они были адресованы ему лично. Да, Теодор вел себя отвратительно, но в пределах этого актового зала он не против них, а с ними, ведь они идут к общей цели. И они не знают, как он старался. Многие из них собирались серьезно заняться актерским мастерством после школы, многие занимались дополнительно, но для Теодора это все было в первый раз, а они ожидали от него таких же результатов, как друг от друга.

Их нельзя было в этом винить, конечно, нет. Они были на своей территории и впервые чувствовали себя сильнее Теодора, лучше его, – мало кто не воспользовался бы этой ситуацией. Но все же…

Все же Кристоферу почему-то не хотелось, чтобы его обижали.

И в тот момент, когда расстроенный мистер Уилсон уже поднялся, чтобы объявить начало репетиции без главного актера, дверь с грохотом распахнулась.

Теодор забежал внутрь, отвлекая Кристофера от мыслей, а остальных – от разговоров. Он торопливо извинился, закидывая рюкзак на одно из кресел, и убрал со лба влажные от пота волосы, переводя дыхание. Кристофер скатился со сцены, подавив громкий вздох облегчения, и Теодор быстро нашел его взглядом, с едва заметной улыбкой кивая ему, и он не мог не улыбнуться в ответ.

Но потом он наткнулся на чужие взгляды, и улыбка быстро сползла с его лица, глаза потемнели, стали недружелюбными.

– Ты вообще в курсе, что время иногда можно рассчитывать? – грубовато осведомился Остин.

– Почему мы вообще должны тебя ждать, – цокнула Лиззи, и мистер Уилсон поторопился вмешаться в ситуацию, пока Теодор не начал отвечать и не завязалась перепалка.

– Так, давайте не будем болтать. Джесс, Крис, Тео, поднимайтесь на сцену. Начнем, – громко объявил он, садясь в центральное кресло первого ряда.

– Я Теодор, – поправил его мимолетом Теодор, поднимаясь на сцену, но мистер Уилсон не обратил на него внимания, слишком обрадованный тем, что он вообще пришел.

За кулисами Кристофер легонько толкнул Теодора в бок.

– Где ты был?

– Нас на последнем уроке задержали, а потом я забежал пообедать, у меня после репетиции тренировка, – прошептал Теодор, и Кристофер понимающе хмыкнул, задумавшись над тем, что им стоило обменяться номерами, чтобы предупреждать о всяких форс-мажорах. Теодор немного поколебался, прежде чем неуверенно спросить: – Они сильно на меня злятся?

Кристофер удивился вопросу, но не показал этого. Только улыбнулся ободряюще.

– Нет, все в порядке. Не переживай.

Теодор кивнул.

– Я правда не хочу облажаться. Ненавижу, когда что-то не получается.

– Ты не облажаешься, – убедил его Кристофер, указывая на сцену. – Давай, твой выход.

По задумке мистера Уилсона, Крис играл роль друга Орфея, поэтому должен был выйти чуть позже. Он наблюдал из-за кулис за Теодором и Джесс, подмечая все недочеты первого, чтобы потом снова их разобрать уже с ним наедине. Он и сам не заметил, как вжился в роль репетитора.

Теодор играл неплохо. Хуже Джесс, но гораздо лучше, чем в первый раз. Его реплики пусть и не были такими же естественными, как у нее, но по крайней мере не звучали как простая читка текста, были наполнены хоть какими-то эмоциями – и это всего за четыре совместных занятия. Кристофер снова поймал себя на том, что гордится им.

Он вышел позже, играя свои реплики, и они закончили эту сцену, чтобы выслушать замечания мистера Уилсона.

В следующей сцене Теодору придется петь, а он ни разу не слышал его голос во время пения. Каждый раз, как они во время занятий подходили к песням, Теодор говорил, что сам прорепетирует их дома, а Кристофер и не настаивал.

– Ну как? – взволнованно спросил он, поглядывая то на Теодора, который старался казаться невозмутимым, хотя глаза у него беспокойно блестели, и он с явным волнением ожидал вердикта, то на мистера Уилсона.

Учитель неверяще улыбнулся.

– Это… хорошо, – медленно, будто до сих пор находясь в прострации, произнес он. – Это и вправду хорошо. Продолжай в том же духе, Теодор, и твой Орфей станет легендарным!

Кристофер принял гордый вид, как будто похвалу отвесили лично ему, и бросил довольный взгляд на приосанившегося Теодора.

– Легендарным позором, – фыркнула Джесс рядом с ними, и Теодор заметно вздрогнул, поворачиваясь к ней. Он не производил впечатление человека, которого легко застать врасплох словами, но эта фраза, казалось, сильно его задела.

Она только невозмутимо пожала плечами, рассматривая свои ногти, покрытые ярко-красным лаком.

– Я не намерена лебезить перед тобой, как учитель.

– Джессика! – возмущенно глотнув воздуха, одернул ее мистер Уилсон.

– Мистер Уилсон, но это же правда, – вставил свое слово Юта, зарабатывая гневный взгляд Кристофера, но никак на него не реагируя. – Теодор играет плохо. А ведь он занимается дополнительно с Крисом. Каковы шансы, что он станет намного лучше к концу месяца?

Лицо Теодора приняло нечитаемое выражение. Кристофер, чувствуя приближение катастрофы, протянул руку, касаясь его запястья, но тот резко ее отдернул.

– Да пошли вы, – процедил он сквозь зубы, спрыгивая со сцены и хватая рюкзак.

– Какой чувствительный! – выплюнул Остин ему вслед, когда он рванул к двери, и Теодор, не оборачиваясь, показал ему средний палец и вылетел из актового зала.

Кристофер ошеломленно смотрел на друзей, и ему было обидно до слез.

Ребята были добрыми, он знал это, но, видимо, их неприязнь к Теодору переходила все границы. Они не могли его принять, не могли увидеть его без призмы своих отрицательных чувств, и в этот раз именно они оказались неправы. Они, а не Теодор, потому что Теодор не поднимал больше тему того, с кем должен выступать, не вспоминал о том, что это его наказание. Все, что он пытался сделать, – это стать лучше.

Он спрыгнул со сцены, окидывая их разочарованным взглядом.

– Он и вправду старается, – резковато произнес Кристофер, когда все посмотрели на него, мгновенно теряя спесь и становясь похожими на пристыженных детей. – Может, вам стоит закрыть рты и открыть свои чертовы глаза вместо этого.

После этих слов он сорвался вслед за Теодором, оставляя мистера Уилсона отчитывать ребят, которые, может, и не хотели быть такими грубыми, просто впервые почувствовали превосходство над тем, кто всегда превосходил их. Встретили его на своей территории и решили дать ему испытать то, через что он заставлял все это время проходить их.

Может, это оправдывало их поступок, но в этот раз Кристофер был не на их стороне.

В этот раз он был на стороне Теодора.

Он бежал по опустевшим после уроков школьным коридорам и почти пропустил приоткрытую дверь одного из кабинетов, но вовремя затормозил, заглядывая внутрь. Теодор стоял у распахнутого окна и курил. Кристофер не был уверен, что так можно было делать, но, с другой стороны, когда Теодору не было плевать?

Он прошел внутрь, плотно закрыв за собой дверь, и Теодор, выпустив в серое небо порцию дыма, обернулся.

– Это ты, – хрипловато сказал он, и голос запустил в Кристофере цепочку неясных воспоминаний: размытые звуки, размытые чувства, размытые ощущения. Он отмахнулся от них. Обычно у Теодора голос был мягкий, но от сигарет становился грубее. Он заметил это, когда они занимались. Каждый раз это напоминало ему о чем-то, но он никак не мог понять, о чем именно.

– Ожидал увидеть кого-то другого? – нервно усмехнулся Кристофер, подходя ближе и садясь на подоконник спиной к окну и лицом к Теодору. Он не знал, как его утешить, какие слова подобрать. Они ведь, если начистоту, даже друзьями не были. Их даже хорошими знакомыми не назовешь.

– Упадешь, – предупредил парень, затягиваясь и выпуская дым поверх его макушки.

– Не упаду.

– А если я тебя толкну? – глаза у Теодора были чернющие, и в любой другой раз Кристофер бы не засомневался в серьезности сказанных слов. Но сейчас он понимал – это просто защитная реакция. Теодору больно, и, чтобы защититься от этой боли, он делает больно другим.

– Не толкнешь.

Теодор докурил и закрыл за собой окно, на которое Кристофер тут же оперся, внимательно глядя в его лицо.

– Что? – раздраженно спросил Теодор, не встречаясь с ним взглядом.

– Ребята неправы. Ты сыграл хорошо.

– Ты говоришь это, только чтобы утешить меня. Или оправдать усилия, вложенные в наши занятия, – мрачно усмехнулся Теодор. – Но это бесполезно. Они ненавидят меня, и черта с два я вернусь к этой роли и буду стараться для них. Срать на наказание. Мне жаль, что тебе пришлось потратить на меня время.

Он развернулся, чтобы пойти на выход, но Кристофер схватил его за рукав, хмурясь.

– Ты не можешь так просто сдаться, – упрямо произнес он. – Мистер Уилсон сказал, что ты хорош, а он не бросает слов на ветер.

– Какая разница, что сказал мистер Уилсон? – процедил Теодор. – Ему просто нужен актер, хоть какой, поэтому он скажет что угодно. И это не повлияет на отношение остальных. Будь я хоть гребаным Брэдом Питтом, они бы полили меня грязью.

Кристофер прищурился, неожиданно ощутив злость. Он понимал чувства Теодора, но у того не было никакого права выставлять себя всемирным страдальцем. Все-таки отношение ребят к нему было пусть и несправедливым, но заслуженным.

Теодор явно к такому не привык. Явно не привык ощущать себя хуже других. Но он действительно был хуже, и ему нужно было много работать, чтобы стать лучше, и его желание просто бросить все из-за пары грубых слов приводило Кристофера в ярость.

– А чего ты ожидал? – раздраженно выплюнул он. – Ты столько лет издевался над каждым из них, а теперь хочешь, чтобы они в рот тебе смотрели?

Теодор распахнул глаза, заметно растерявшись. Слова Кристофера отрезвили его как хорошая оплеуха. Неужели это все действительно было… так?

Он выдернул руку из пальцев Кристофера, отворачиваясь и прикусывая губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Ему было не по себе, и это состояние вводило в растерянность. Теодору было важно услышать от них похвалу. Важно было понять, что он старался не зря. Но эти люди ненавидели его, и на то была причина, и именно о ней он успел позабыть. А они не забыли.

Они молчали некоторое время, прежде чем Теодор заговорил так тихо, что Кристофер на мгновение задумался, не послышалось ли ему.

– Ты добр ко мне.

Кристофер приоткрыл рот.

– Что… что, прости?

Теодор повернул голову, прямо встречая его изумленный взгляд.

– Ты добр ко мне. Ты не относишься ко мне предвзято.

Кристофер не знал, что ответить. Казалось, он относился к нему как угодно, только не с добротой. Но, видимо, он ошибался.

Теодор еще много чего хотел добавить.

Тебя не волнуют мои деньги и положение моих родителей. Ты от меня не шарахаешься, не смотришь со страхом, не лебезишь передо мной. Ты разговариваешь со мной спокойно, шутишь со мной, не ждешь от меня ничего. Не прячешь взгляд, не пытаешься флиртовать или добиться чего-то. Ты – просто ты.

Но вместо этого он приблизился к нему и прошептал на ухо:

– Смотри не пожалей об этом, Крис. Все рано или поздно жалеют.

Он легко оттолкнул Кристофера от себя и вышел из кабинета.

Кристофер огромными глазами смотрел ему вслед, чувствуя головокружительное разочарование.

– Если ты думаешь, что я снова буду бегать за тобой, то ты ошибаешься, – пробормотал он себе под нос, хотя ему очень, очень хотелось побежать за ним.

Вместо этого он вернулся в актовый зал, в котором царила непривычная тишина.

– Он ушел, – устало сообщил Кристофер и добавил, не сдержавшись: – Надеюсь, вы довольны.

Ребята пристыженно переглянулись.

– Крис, ты не можешь так, – без особой уверенности начала Джессика. – Ты не можешь оправдывать его, когда знаешь…

– Джесс, – оборвал он ее, – люди иногда меняются. И когда они меняются, им нужно помочь. Он ждал этой репетиции! Он хотел показать себя! И для него важна была ваша реакция, а вы… – от возмущения он не мог подобрать слов.

– Но он действительно был плох, – вставил Остин, невольно сжимаясь, когда Кристофер перевел на него раздраженный взгляд. – Ты не можешь с этим спорить!

– Да, Остин, он был плох, – внезапно вмешался мистер Уилсон, подходя ближе к Кристоферу и ободряюще сжимая его плечо. – Но он стал намного лучше. Я не хочу оправдывать его поступки по отношению к вам, но подумайте вот над чем: вы можете принять его в свой круг, помочь ему выступить, позволить ему сыграть и посмотреть, как изменится его отношение после. А можете отказаться от этого. И посмотреть, каким станет его отношение сейчас.

Мистер Уилсон оглядел учеников, которые задумались над его словами.

– Но мы ему не нужны, – подал голос Итан.

– Это не так, – вдруг сказал Кристофер. – Это… неправда. Вы нужны ему.

Учитель улыбнулся и хлопнул в ладоши, выводя всех из ступора.

– В любом случае, давайте продолжим репетицию. А вы пока подумайте над моими словами и словами Криса. И если надумаете вернуть Теодора, сделаем это завтра!

Ребята приободрились, зашумели, забираясь на сцену, но Кристофер не разделял их воодушевления.

Он думал о Теодоре, и мысли эти были полны одновременно обиды, раздражения и какой-то странной тоски.

Он обижался на его слова. Раздражался из-за того, что тот ушел. Но почему тосковал? На это Кристофер ответить не мог. И, честно говоря, боялся искать ответ.

* * *

Стоило Теодору войти в столовую, как он тут же наткнулся взглядом на Кристофера, сидящего с ребятами из кружка и лениво ковыряющегося в овощном рагу. Сердце предательски пропустило удар, и Теодор раздраженно цокнул и отвел взгляд.

Его мучила совесть за то, что он ушел из актового зала, но еще больше его мучила совесть за то, как он поступил с Кристофером. Эти чувства – муки совести – были ему совершенно незнакомы, а потому он страдал от них еще сильнее.

Он настолько привык к своей маске, за которую никому не позволял заглядывать всю свою жизнь, что, когда почувствовал, как она трескается и опадает перед ребятами – перед Кристофером, – испугался.

Он хотел, чтобы Кристофер держался от него подальше. Хотел, чтобы был так близко, как возможно. Он ненавидел это чувство беспомощности, беззащитности перед кем-то, потому что знал, что за ним следовало.

Расставание.

Разочарование.

Боль.

Теодор не хотел проходить через это снова.

Так почему же ему было так плохо из-за этого? Он не в первый раз оттолкнул от себя кого-то. С Кристофером он, можно сказать, поступил мягко. Не было причин переживать.

Но он переживал.

Кристофер и сам выглядел каким-то грустным. Обычно улыбчивый и спокойный, сейчас он казался подавленным, уставшим, взгляда не поднимал от тарелки, хотя и не ел толком. Словно что-то его тяготило.

Может, его задели слова Теодора? Теодору нравилось думать, что он имел на него такое влияние. Хоть какое-то влияние. Это приносило особенное садистско-мазохистское удовольствие. Ведь если ты можешь выбить человека из колеи, значит ты что-то значишь для него, да?

Они прошли мимо стола актерского кружка, и кто-то из компании Теодора пихнул ножку стула Кристофера. Тот вздрогнул, поднимая голову, за столом воцарилась тишина. Теодор почувствовал на себе испепеляющие взгляды актеров и остановился, заставляя остальных застопориться.

Актеры заметно напряглись, ожидая неприятностей, – это было заметно по резко выпрямившимся позам, по нахмуренным лицам. Тут они снова были просто неудачниками. Тут у них не было никакого преимущества перед Теодором.

– Хочешь повеселиться, Теодор? – хмыкнул один из его друзей, Джонни, кладя ладонь ему на плечо. Теодор не смотрел на него, он смотрел на Кристофера, и Кристофер смотрел в ответ. Сложно было понять, о чем он думал и чего ждал. Теодор мог бы разочаровать его снова. Хотя как можно было разочаровать человека, у которого и без того наверняка невысокое мнение о нем?

Теодор медленно обернулся к Джонни, растягивая губы в холодной улыбке.

Казалось, даже время стало идти медленнее в ожидании его слов.

– Того, кто их тронет, – отчеканил он, не переставая улыбаться и резким движением сбрасывая руку Джонни, – я заставлю отобедать своим же дерьмом.

Он знал, что на него все смотрели, но с удивлением отметил, что его это не волновало. Наоборот, на долю секунды Теодор почувствовал себя смелее, свободнее. Но несмотря на всю эту мимолетную смелость, он не решился снова посмотреть на Кристофера.

Не произнеся больше ни слова, он развернулся и продолжил дорогу. Все прошли мимо стола актеров, и никто их больше не задел. Вопросы Теодору друзья задавать не стали, хотя вопросов у них было полно.

Остаток дня прошел как в тумане. Теодор не сталкивался больше с Кристофером, а остальные участники кружка, если и проходили мимо, то даже не смотрели в его сторону.

Репетицию после уроков он пропустил. И не особо удивился, когда кто-то из учеников поймал его у самого выхода и попросил пройти в кабинет мистера Уилсона, усиленно избегая его взгляда.

Теодор закатил глаза, делая вид, будто оказывал одолжение, а сам сильно переживал. Наверняка учитель скажет, что им стоит попрощаться – актер из Теодора никудышный, с остальными участниками он не ладит, и вообще от него одни проблемы. Но, несмотря на уверенность в этом, несмотря на то, что он заявил, что и шагу не ступит больше в актовый зал, ему очень хотелось, чтобы его попросили вернуться.

Не к этим высокомерным подобиям актеров, а к Кристоферу. Идеально было бы, если бы сам Кристофер попросил его, но он знал, что тот никогда этого не сделает, поэтому не тешил себя надеждами.

Он вошел в кабинет мистера Уилсона без стука. Учитель поднял на него взгляд и мягко улыбнулся.

– Теодор, ты все-таки пришел.

Теодор не ответил, бесцеремонно плюхаясь в кресло. Он знал, что мистер Уилсон тоже его не любил, поэтому незачем было изображать дружелюбие. Никто Теодора не любил, на самом деле. Поэтому он никогда не вел себя дружелюбно.

И уж точно не собирался делать это, когда его хотели вышвырнуть из кружка.

О том, что он был там не добровольно и это было его наказанием, Теодор благополучно забыл.

– Послушай, я понимаю твои чувства, – осторожно начал мистер Уилсон, пытаясь заглянуть в его глаза, но Теодор упорно отводил взгляд. – Вы с ребятами не очень хорошо ладите… Согласись, в их отношении есть и твоя вина, – прежде чем Теодор успел возмутиться, учитель поднял руку. – Но в этот раз они были неправы, Теодор. Ты нужен нам. И ты действительно неплох для новичка. Я вижу в тебе потенциал и очень хочу, чтобы именно ты сыграл роль Орфея.

Его лицо вдруг приняло виноватое выражение.

– Мне очень жаль, что я… – мистер Уилсон сглотнул, пытаясь подобрать правильные слова. – Я был несправедлив к тебе. Я вижу, что ошибался. Прости меня.

Глаза Теодора расширились. Он почувствовал, что начинает краснеть, и отвернулся, еще старательнее избегая пристального взгляда мистера Уилсона.

Неужели ему… дали еще один шанс?

Извинились? Перед ним?

Тем временем мистер Уилсон уже бодрее продолжил:

– И еще кое-что. Ребята, заходите!

Дверь открылась, и внутрь нестройным потоком вошли (Марк впрыгнул) участники кружка. На мгновение Теодору стало даже страшно, что они собрались устроить ему темную, но потом он успокоил себя тем, что с этими слабаками расправится даже в одиночку.

Но никто его бить не собирался.

Вперед вышел Остин. На его лице было упрямое выражение, и он не смотрел Теодору в глаза, когда произнес:

– Прости нас. Мы поступили неправильно.

У Теодора отвисла челюсть.

– Но не думай, что мы теперь друзья, – не преминула вставить Джесс.

– Джессика, – застонал мистер Уилсон. – Ну хватит уже!

– Тео, – Марк проскакал вперед и чуть не упал – Юте в последний момент удалось его поддержать. Мальчишка солнечно улыбнулся, протягивая ему ладонь. – Пожалуйста, не уходи от нас. Мы больше так не будем.

– Мое имя Теодор. И ты ничего и не делал, – фыркнул Теодор, припоминая, что во время нападок Марк обычно молча сидел, сжавшись в кресле и испуганно наблюдая за остальными.

Но он взял его ладонь и несильно сжал. Поднялся, заглядывая за спины ребят, и с плохо скрываемым разочарованием заметил, что Кристофера среди них не было.

– Он в библиотеке, – тихо сказал ему Юта. – И он очень упрямый.

Теодор не умел говорить «спасибо», поэтому просто благодарно хлопнул Юту по плечу, проходя мимо него. Но на выходе из кабинета вдруг замер. Обернулся, глядя на ребят – на фриков и неудачников, талантливых, несгибаемых и добрых. И ему внезапно стало не по себе, как будто куда-то в грудь крепко ударили.

Он сглотнул густой комок в горле. Все молчали, не торопили его, словно понимали что-то.

– И вы простите, – быстро и тихо выпалил Теодор, сжав руки в кулаки, и, прежде чем хоть кто-то успел ему ответить, сбежал. Не увидел, как ребята с учителем обменялись удивленными и счастливыми улыбками.

* * *

Теодор направился к библиотеке, но притормозил около автоматов с едой. Кристофер вечно забывал еду: терял свои дурацкие злаковые батончики, отказывался есть в столовой, потому что ему не нравились школьные блюда, и всегда оставался голодным. Теодор не смог сдержать улыбки и набрал в автомате кучу упаковок печенья с разными вкусами.

Ему было приятно, что ребята сами пришли к нему и извинились, но ему, на самом-то деле, не так уж важны были их извинения. Для него гораздо важнее прощение кое-кого другого.

Он вошел в библиотеку и, закатив глаза на замечание библиотекарши о том, что тут нельзя есть, нашел взглядом Кристофера, сидящего в дальнем углу, и смело направился к нему. Сердце, которое, по подозрениям Теодора, давно было на стороне Кристофера, предательски сбилось с ритма.

Крис был так погружен в свои задания, что не заметил его присутствия и сильно вздрогнул, когда Теодор с шуршанием свалил все печеньки на стол.

Он распахнул глаза, поднял голову и упрямо нахмурился.

– Что ты тут делаешь? И зачем все это? – он ткнул ручкой в упаковку печенья с малиновой начинкой.

– Пришел позвать тебя на репетицию, – невозмутимо сказал Теодор. И словно невзначай добавил: – А это – чтобы ты меня простил.

Лицо Кристофера посветлело мгновенно, как будто солнце выглянуло из-за туч. Он покусал нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Его глаза начали сиять, как было всегда, когда радость его переполняла и грозилась вырваться смехом, – раньше такое случалось нечасто, но в последнее время, во время их занятий, практически постоянно. Теодор почувствовал, что начал смущаться, поэтому откашлялся, отворачиваясь.

Кристофер был такой добрый. Самый добрый из всех, кого Теодор встречал.

– Ты принес мне еду, чтобы задобрить меня? – спросил он, склоняя голову к плечу. – Знаешь, кто еще так делает? Самцы животных, когда подкатывают к самочкам.

Теодор подавился воздухом, а Кристофер рассмеялся.

Он взял свои слова про доброту назад.

– Я приму подношение, – картинно протянув руку, Кристофер скинул все в свой рюкзак. Собрав учебники, он встал, обошел стол, вставая рядом. А потом вдруг легко обнял Теодора, словно это было совершенно обычным делом.

Последний замер, не зная, куда деть руки, почувствовав себя внезапно огромным и неловким, неповоротливым. Сердце будто стало больше в несколько раз, заполнило его всего. От Кристофера пахло книгами, хлопком, чем-то еще, какими-то цветами, названия которых Теодор не знал. Он боялся, что, если откроет рот, из него вырвется что-то глупое. Боялся, что Кристофер услышит, как сильно бьется его сердце. Или взглянет ему в глаза и узнает все то, что Теодор так отчаянно скрывал.

Пока его мысли метались в панике, Кристофер уже отстранился.

Внимательно посмотрел ему в лицо, и его взгляд стал таким серьезным, что Теодору сделалось под ним неловко.

– И я прощаю тебя, Тео, – тихо сказал он, и Теодор вздрогнул. По привычке хотел поправить, но не стал. Было что-то завораживающее в том, как Кристофер произносил эту форму его имени. – Буду прощать за все. Тебе нужно только просить прощения.

Он ушел вперед, но в последний момент зацепился за пальцы Теодора, уводя его за собой.

«Тебе лучше держаться от меня подальше, – подумал Теодор, глядя на его ровную спину. – Я очень хорошо умею причинять боль. И очень плохо умею нести за это ответственность».

5

Теодор стоял на сцене, растерянно глядя то на мистера Уилсона, то на стоящего неподалеку Кристофера. На него больше никто не смотрел с такой неприкрытой ненавистью, никто не кривился, стоило ему забыть слова или неестественно сыграть, поэтому все давалось легче, но сейчас он снова застыл, и откуда-то со стороны Остина и Лиззи доносились раздраженные вздохи.

Он выглядел до комичного беспомощным, и это так не вязалось с его обычным самоуверенным видом, что Кристофер как будто видел перед собой совершенно чужого человека.

И ему внезапно захотелось снова его защитить, хотя в этот раз никто даже не нападал. Просто, когда дело доходило до слабостей Теодора, он, привыкший всегда их прятать, становился настолько уязвимым, что надавить на них было равносильным тому, что пнуть щенка.

– Я не смогу, – в который раз повторил Теодор. Они репетировали без микрофонов, поэтому он сжал руки в кулаки, комкая бумагу с текстом песни. – Мистер Уилсон, я не смогу спеть.

Мистер Уилсон устало провел ладонью по лицу, уже не зная, какие слова подобрать, чтобы убедить Теодора хотя бы попробовать. Он понимал, почему мальчик волновался. Скорее всего, Теодор никогда не пел при зрителях. Скорее всего, и не догадывался, насколько у него великолепный голос.

Он перепробовал кучу разных уговоров, убеждений, пробовал даже шантаж, но так и не добился результатов. Понятия не имел, как подступиться к нему.

– Теодор… – осторожно начал он, но Кристофер, который до этого молча наблюдал за происходящим, вдруг выступил вперед, беря Теодора за руку. Мистер Уилсон внимательно наблюдал за ними, поэтому заметил, как Теодор вздрогнул, как его глаза всего на мгновение распахнулись в немом изумлении. Интересно, что происходит между ними двумя? Мистер Уилсон с интересом склонил голову к плечу.

– Вы позволите нам с Тео выйти и поговорить? – громко спросил он. Учитель замер, ожидая, что Теодор поправит Кристофера, но тот молчал. Мистер Уилсон сообразил, что молчание затянулось, и торопливо кивнул, и парочка спрыгнула со сцены. Кристофер потянул Теодора за собой к двери, и мистер Уилсон обернулся, прищурившись. Что-то происходило между ними двумя, и он приложил всю имеющуюся у него силу воли, чтобы подавить природное любопытство и не пойти подслушивать.

«Ты учитель, Джонатан Уилсон, – подумал он. – Держи себя в руках».

Кристофер творил с Теодором чудеса. Мистер Уилсон не знал, в чем причина такого влияния и как ему вообще удавалось влиять, но после разговоров с ним Теодор становился спокойнее, терпимее. Он прислушивался только к Кристоферу и только ему готов был идти на уступки. Мистеру Уилсону было интересно, догадывался ли сам Крис о том, какую власть имел над Теодором.

– Так, что застыли? – вынырнув из своих мыслей, мистер Уилсон хлопнул в ладоши. – Итан, поднимай Марка на сцену. Переносимся в царство мертвых.

– Он назвал его «Тео»?.. – изумленно прошептал Марк следующему за ним Юте, и тот так же шокировано кивнул.

– И Теодор его не поправил, – вставила Джессика.

– Что происходит…

Мистер Уилсон усмехнулся. Видимо, не он один начал замечать.

Тем временем Кристофер с Теодором шли по коридору к закутку под лестницей. Школа еще не до конца опустела, и оставшиеся ученики провожали их любопытными взглядами, но Теодору не было до этого дела. Все, что он чувствовал, – горячие пальцы Кристофера вокруг ладони, которую тот так и не отпустил. Когда он осмелел настолько, что прикасаться к Теодору для него стало нормой?

В любом случае, для Теодора это не было нормой. Сердце сбивалось с ритма, стоило Кристоферу коснуться его, и он не знал, сможет ли вообще когда-нибудь к этому привыкнуть. То, сколько времени они стали проводить вместе с того момента, как Теодор извинился перед ним в библиотеке, то, насколько близки стали, – просто невообразимо.

И ведь Теодор так старательно держался от него подальше, только чтобы вся оборона рухнула с треском в тот миг, когда Кристофер улыбнулся ему. И каждая встреча с Кристофером проходила в диапазоне между эйфорией и страхом: Теодор так боялся, так боялся, что он узнает, каким-то неведомым образом догадается, и все разрушится так же быстро, как возникло.

Кристофер дожидался его после тренировок, чтобы порепетировать. Теодор ходил с ним на работу, сидя в уголке, когда тот был занят, и заучивая реплики, чтобы потом снова начать репетировать.

Они встречались каждый день, и Теодор понял, что для него это уже давно не просто дурацкие занятия, на которые ему когда-то было совсем плевать. Для него это нечто большее.

Ему нравилось быть рядом с Кристофером. Слушать его рассуждения, смотреть на его улыбку, чувствовать его прикосновения. Но еще он опасался довериться этому, потому что не был уверен, что для Криса это тоже что-то особенное.

Потому что тот точно так же болтал с Ютой, шутил с Итаном, прикасался к Марку. Он просто был таким – открытым, добрый, отзывчивым. Упрямым, когда было нужно, гордым, со своими принципами, от которых не отступает ни под каким предлогом.

Теодор был им очарован, и ему так страшно было признать то, как быстро это произошло, но и оттолкнуть Кристофера от себя, свести все общение к сухим репетициям он был не в силах.

Кристофер – единственный, кто видел его, а не смотрел сквозь. Единственный, кто не ненавидел его. Он просто не мог от этого отказаться. И он боялся, что отказаться от этого однажды захочет сам Кристофер.

– Слушай, я тебе что, собачка? – фыркнул Теодор, чтобы отвлечься от сковывающего смущения, когда Кристофер запихнул его в нишу под лестницей. – Что ты меня таскаешь везде?

Кристофер смотрел на него серьезно, в полутьме его глаза блестели. Он опять был близко – в этот раз потому, что пространства под лестницей было мало. Когда-нибудь он почувствует, как колотится сердце Теодора от этой близости, и тогда Теодору настанет конец.

– Мне так некомфортно, – заныл он.

Кристофер закатил глаза, вся серьезность мгновенно испарилась.

– А как вам комфортно, ваше высочество? – язвительно спросил он, и атмосфера с напряженной поменялась на легкую ровно до того момента, как Теодор взял Кристофера за плечи, резко разворачиваясь и прижимая его к стене.

Кристофер растерялся, от неожиданности крепко вцепившись в его предплечья. Теодор ухмыльнулся, торжествуя, что смог застать его врасплох, разглядывая его порозовевшие щеки и приоткрытый рот.

Кристофер выглядел очень мило, когда был растерян. У него было миловидное лицо – большие глаза, высокие скулы. Благодаря своему спокойствию он казался мягким и уступчивым, несмотря на то, что на самом деле это было далеко не так. Он был ниже Теодора, младше его, физически слабее – потому что Теодор все-таки был спортсменом, а Кристофер – актером. И его хотелось защищать, даже когда ему не угрожала никакая опасность.

Теодор невольно облизал губы, и желание поцеловать его свело низ живота. Но он не стал бы этого делать. Не до того, как спросил бы Кристофера. Не до того, как получил бы на это согласие. Теодор мог играть роль доминанта, берущего все без спроса, с кем угодно, но с Кристофером он не позволит себе этого. По крайней мере, не до того, как этого захочет он сам.

Он уже делал так однажды, и ему совсем не понравилось то, что он после этого испытывал целый гребаный год.

– Вот так неплохо, – прошептал он.

Кристофер осторожно выдохнул, горячее дыхание осело на подбородке Теодора.

– Наигрался? – он старался звучать безразлично, но голос его подвел, надломился. – Давай теперь поговорим о том, почему ты не хочешь петь.

Если у Теодора и была угроза получить стояк, то теперь она миновала. Спасибо, Крис.

Теодор застонал, упираясь лбом в его плечо и чувствуя мурашки, пробежавшие по шее, когда Кристофер опустил ладонь на макушку, успокаивающе поглаживая.

– Я никогда не пел при других людях, – тихо признался он. Слова получились сдавленными, и он не был уверен, слышал ли их Кристофер.

Тот медлил с ответом. Тишина между ними была спокойной, уютной. Быть друг с другом рядом уже давно стало комфортно.

– А ты вообще умеешь петь? – неуверенно спросил Кристофер, боясь обидеть этим вопросом, но не в силах не задать его. То, почему мистер Уилсон так зацепился за Теодора, все еще оставалось для них загадкой. Прошли три совместные репетиции, но он так ни разу и не пел, каждый раз отнекиваясь и предлагая повторить другие сцены. Но тянуть вечно было нельзя. У Теодора было больше всего вокальных партий, и их прогон был неизбежен. В крайнем случае Кристофер даже готов был поступиться своими принципами и петь за кулисами, пока Теодор будет открывать рот на сцене, хотя поначалу категорически отрицал даже идею этого.

Теодор пожал плечами.

– Говорю же, никогда не пел при других.

Он выпрямился, заглядывая в глаза Кристофера как обиженный щенок, ожидающий утешения от хозяина.

– Так почему бы не начать сейчас? – закономерно поинтересовался он. Теодор вздохнул, обреченно сдуваясь. – Послушай, – почувствовав его расстроенное настроение, Кристофер обхватил щеки ладонями, смешно сплющивая, – почти все в кружке не умеют петь. Никто не станет тебя осуждать. Просто попробуй, хорошо? Вдруг ты отличный певец?

– А вдруг нет? – с трудом скрывая страх, прошептал Теодор, надеясь отыскать в добрых глазах Кристофера ответ.

И Кристофер тепло улыбнулся.

– Мы что-нибудь придумаем. И потом, ты слышал свой голос? Даже когда ты просто говоришь, он звучит как песня.

Теодор изумленно приоткрыл рот, и Кристофер медленно залился краской, понимая, что только что сморозил. Он не соврал – у Теодора был красивый низкий голос, теплый, словно бархатный. Но это вовсе не значило, что об этом стоило так открыто сообщать самому Теодору!

Он откашлялся, отводя взгляд, чтобы не видеть, как на лице Теодора расползалась самодовольная улыбка. Но он разумно промолчал, чтобы не смущать Кристофера еще больше, потому что, когда он был смущен, он начинал закрываться в себе.

– Но я боюсь петь при других, – снова попытался Теодор, уже заранее зная, что эту битву он проиграл и по окончании разговора пойдет как миленький на сцену и запоет. – К тому же, ребята все еще не так хорошо ко мне относятся.

Кристофер нахмурился.

– Смотри на меня, когда будешь петь, – со всей серьезностью заявил он. – Я отношусь к тебе хорошо. И я в любом случае буду тобой гордиться. За смелость.

Он обогнул Теодора, выходя из закутка, а Теодор постоял еще несколько секунд, прижимая ладони к горящим щекам и приводя сердцебиение в норму.

Обратно они зашли не вместе: Кристофер шел чуть впереди, а Теодор отставал. Он мысленно уговаривал себя успокоиться, и ему требовалось немного времени, чтобы собраться с силами.

Кристофер вошел в актовый зал, оставляя дверь открытой.

– Тео споет, – сообщил он, и ребята возбужденно зашушукались.

– Ладно, это отлично, – мистер Уилсон пытался сохранять невозмутимость, но сам аж подпрыгивал на месте от любопытства, когда спустя пару минут в зал вошел Теодор, который, не обращая ни на кого внимания, направился прямо к сцене. Он забрался на нее с отрешенным лицом, и Джесс, сидящая на краю, тоже поднялась, плюхаясь в кресло, которое они притащили специально для пьесы с какой-то барахолки. – Начнем с того, как ты поешь ей колыбельную?

Теодор сдержанно кивнул, набирая в грудь побольше воздуха, хотя у самого предательски дрожали руки.

Джесс начала играть – сделала вид, что мирно спит, подтянув колени к груди, и Теодор подошел к ней ближе, касаясь кончиками пальцев лица, чтобы убрать мешающую прядь волос.

– Спи, милая Эвридика, – ласково произнес он, присаживаясь на корточки и кладя ладони на подлокотники кресла, обтянутые потертым бархатом. Включилась музыка. Сердце колотилось где-то в горле, и ему казалось, что он вот-вот его выплюнет прямо на бедра Джесс, и она изобьет его до смерти после этого.

– Теодор, – едва слышно позвал Кристофер из-за кулис, и Теодор слегка повернул голову, натыкаясь на взволнованного школьника взглядом. Тот переживал так, словно ему самому предстояло сделать этот огромный шаг, и Теодор с трудом сдержал полную нежности улыбку. – Смотри на меня, – одними губами произнес он.

Джесс приоткрыла один глаз, несильно пиная его в голень.

– Давай уже, – прошипела она, но Теодор на нее не смотрел. Он смотрел на Кристофера.

Сосредоточился на нем, это было так легко сделать. Словно больше никого не было. Только Кристофер имел значение. Он на его стороне. Он не осудит, не станет насмехаться или ругать, не станет относиться снисходительно. Теодор никогда не встречал никого, похожего на него.

Поэтому он смотрел в его глаза. Глубоко вдохнул.

И начал петь.

Кристофер, конечно, догадывался, что мистер Уилсон не просто так выбрал Теодора. Да и судя по его голосу, он должен был петь если не хорошо, то как минимум сносно.

Но услышанное выбило почву из-под ног, и ему показалось, что он начал парить над землей. Теодор смотрел на него, не отрываясь, и Кристофер осознал, что не мог пошевелиться под этим взглядом. Он слышал, как все восхищенно зашептались, когда Теодор начал петь, но потом он перестал замечать все вокруг. Будто они остались в зале вдвоем. Будто они остались вдвоем во всем мире.

Теодор пел незамысловатые строчки, простую колыбельную, пел ее для него, для Кристофера.

– Я представляю твое лицо, представляю, как ты здороваешься со мной, – мягко напевал он, – и все плохие дни исчезают, когда ты рядом.

Кристофер почувствовал, как глаза наполнились слезами, и это было очень, очень плохо.

Теодор был таким красивым. Как он раньше этого не замечал? Большие зеленые глаза, обрамленные пушистыми светлыми ресницами, блестели в обманчивом свете ламп над сценой, были обращены только к Кристоферу, будто Теодор и вправду был Орфеем, а Кристофер – его Эвридикой, будто он и вправду спустился бы за Кристофером даже в преисподнюю.

Теодор играл не очень хорошо, но пел так, словно каждую строчку пропускал через сердце. Словно дарил сцене всего себя.

Словно дарил всего себя Кристоферу.

Кристофер не сразу понял, что песня закончилась. Сердце билось так быстро, и он прижал к нему ладонь в немом удивлении. Оно так билось… из-за Теодора?

Теодор поднялся с колен, не обращая внимания на восхищенные восклицания мистера Уилсона и остальных ребят, пошел за кулисы к Кристоферу и обхватил его лицо ладонями, стирая большими пальцами слезы со щек. Черт, он что, начал плакать?

– Посмотри на меня, – попросил Теодор, и Кристофер поднял голову, встречаясь с ним взглядом. Беспокойство читалось в его чертах. – Почему ты плачешь? Крис?

Кристофер схватился за его запястья, тихо всхлипывая. Почему? Он и сам не знал.

– Просто ты очень красиво поешь, Тео, – признался он, и Теодор улыбнулся сначала неуверенно, а потом все шире, пока его глаза не превратились в полумесяцы. Он притянул Кристофера к себе, крепко обнимая в неожиданно смелом порыве.

– Благодаря тебе, – пробормотал он ему в макушку, и почему-то от этого Кристофер начал плакать еще сильнее.

* * *

– Ребята, – торжественно начал мистер Уилсон, когда они закончили репетицию и направились к выходу. Все были довольные, улыбались – впервые даже самые скептично настроенные из них поверили в то, что им удастся хорошо выступить. – Предлагаю сходить в кафе, отметить! Я угощаю. Что думаете?

Несмотря на то, что отмечать толком было нечего, идею поддержали возбужденными возгласами все, кроме Кристофера, слишком погруженного в свои мысли, и Теодора, наблюдающего за ним. Юта подскочил к плетущейся в хвосте парочке, втискиваясь между ними и по-свойски закидывая руки им на плечи. Кристофер споткнулся, поднимая растерянный взгляд.

– Вы с нами?

– С вами?.. Куда? – непонимающе переспросил он, и Юта, закатив глаза, повернулся к Теодору.

– Ну?

– С вами, – без сомнений кивнул он. Кто бы мог подумать, что он пойдет тусить с кружком неудачников, но вот он здесь. В кончиках пальцев до сих пор покалывало от эйфории, которую он испытал, впервые спев при зрителях.

Радостный Юта ускакал вперед, и Теодор незаметно коснулся ладони Кристофера кончиками пальцев. Кристофер мельком взглянул на него, слабо улыбнулся. Теодор никогда не признался бы, но на самом деле его реакции на свое пение он боялся больше всего.

И эта реакция превзошла самые смелые ожидания. Теперь ему еще больше хотелось петь – просто так, постоянно. Ему хотелось играть. Становиться лучше.

На улице было ощутимо холодно, но ребят грело веселье. Они переговаривались, группками продвигаясь вперед, громко смеялись, бегали туда-сюда. В какой-то момент даже попытались начать играть в снежки, но снега было мало, и он был грязный, поэтому мистер Уилсон быстро остановил попытки вываляться в грязи.

Марка несли под руки Итан с Томасом, потому что иначе до кафе они добирались бы не двадцать минут, а целый час.

Теодор хоть и не участвовал в общей беседе, но чувствовал себя частью целого, чего-то большего – это было такое непривычное ощущение. От него все внутри пузырилось, как будто он ходячая бутылка шампанского. Кристофер прижимался к нему плечом, как воробушек, потому что сильно мерз, и был таким смешным в натянутой по самые брови шапке и огромном шарфе, что в груди Теодора разливалась сладкая нежность от одного взгляда на него.

Наверное, так и ощущается счастье.

Они пришли к небольшому ресторанчику, и их у самой двери встретил улыбающийся официант.

– Джон! Давно тебя видно не было! – радостно поприветствовал он учителя, а потом оглядел столпившихся за его спиной раскрасневшихся учеников.

– Найдется стол для нас всех, Гарри? – обеспокоенно поинтересовался мистер Уилсон, запуская их внутрь, хлопоча над каждым как курица-наседка над цыплятами.

– Сейчас все будет, – лучезарно улыбаясь, пообещал Гарри и прошел к дальней двери. – Оскар! Помоги-ка мне столы соединить.

Из кухни вышел тот самый Оскар, мрачный и недовольный, являющий собой полную противоположность сияющему Гарри. По пути к столам он отвесил звонкий подзатыльник сидящему за прилавком парню.

– Ай! За что? – взвыл он.

– Бесишь ты меня, – просто ответил Оскар и перевел хмурый взгляд на Гарри. – Че ты этого бугая не запрягаешь?

«Бугай» обиженно потер затылок, принимаясь красноречиво и с бурной жестикуляцией жаловаться на эту «фурию» мистеру Уилсону, который подошел, чтобы сделать заказ.

– Видишь, Джексон занят, – добродушно улыбнулся Гарри. – Давай, быстрее соединим столы, быстрее вернешься в свою пещеру.

– Еще раз назови так кухню, и я клянусь, – угрожающе прорычал Оскар, и трусливый Марк содрогнулся.

– Он еду нам готовить будет? – обеспокоенным шепотом поинтересовался он у Томаса. – А вдруг отравит?..

Теодор с интересом следил за их беззлобными пререканиями, стягивая с себя шарф и куртку, но потом его внимание привлек Кристофер. Он запутался в шарфе и теперь смешно морщил нос, пытаясь найти нужный конец. Кто вообще дал ему такую огромную вещицу?

– Замри, – приказал Теодор, подходя ближе, и Кристофер послушно застыл, круглыми глазами глядя в его лицо. Щеки у него покраснели от мороза, а губы, в отличие от губ Теодора, были влажными от бальзама и совсем не потрескались. Теодор разматывал шарф гораздо медленнее, чем позволяли приличия, наслаждаясь смущением Кристофера. Потом он стянул с него шапку и отошел на два шага. – Вот и все.

Кристофер посмотрел на него с какой-то странной эмоцией во взгляде, бездумно приглаживая пушистые растрепанные волосы. Потом вздрогнул, будто просыпаясь, торопливо снял куртку и забрал вещи из рук Теодора, засовывая их в рукав. Он повесил куртку на один крючок с пальто Юты и проскользнул за стол быстрее, чем Теодор успел еще хоть что-то сказать.

Но он занял для него место, пусть и упрямо прятал взгляд, когда довольный Теодор сел рядом.

Сначала принесли напитки – мистер Уилсон заказал для всех газировку, а себе безалкогольное пиво, и они болтали, пока ждали свое мясо и закуски: обсуждали, что еще нужно подготовить к премьере, когда стоит начать рассылать билеты, как рассадить гостей. В кафе кроме них почти никого не было, только парочка в дальнем конце да двое друзей, поэтому они не боялись быть шумными. Джексон иногда включался в их разговор, неизменно всех смеша фразами настолько глупыми, что они казались почти гениальными, потому что ему особо нечего было делать. Гарри, когда подходил к столу, раскладывая на нем приборы и мисочки с закусками, тоже вставлял что-то свое.

– Откуда вы знаете их, мистер Уилсон? – с интересом спросил Марк. Все взгляды тут же обратились к учителю, потому что любопытно было всем, – видно было, что сотрудники кафе были с ним в хороших отношениях, а раньше с друзьями мистера Уилсона им встречаться не доводилось. А потому эта часть жизни любимого учителя была очень интересной.

Мистер Уилсон засунул в рот кусочек курицы из салата и показательно долго жевал, избегая ответа. Когда тянуть дольше стало невозможно, к столу подошел Гарри с тарелкой готового мяса и спас его от необходимости рассказывать.

– Мы учились в одном университете, – ответил он, улыбаясь. – Джон на два года старше меня и на год старше Оскара. Оскар его терпеть не мог.

Мистер Уилсон подавился своей курицей, а ребята прыснули со смеха.

– Да я был самым популярным в университете! – возмутился учитель, откашлявшись. – И водился с вами, неудачниками.

Что-то это Теодору напомнило.

– Поэтому он тебя и ненавидел! – прокричал со своего места Джексон.

– Ваш учитель был ужасно самовлюбленным, – подмигнув Марку, сообщил Гарри, ловко открывая новые бутылки с газировкой.

– Я и сейчас такой, – фыркнул мистер Уилсон. – Мое прекрасное лицо меня оправдывает.

– На твоем лице соус, хрюша, – рассмеялся Гарри, уходящий на кухню и провожаемый восхищенными взглядами школьников.

– Кажется, я влюбилась, – мечтательно протянула Лиззи, подперев щеку рукой и глядя вслед симпатичному мужчине.

– Мое сердце разбито, – апатично признался с аппетитом жующий мистер Уилсон. Было очевидно, что он не желал отвлекаться от еды, поэтому Джексон начал сам рассказывать о том, как они учились, как потом решили втроем открыть ресторан, в то время как мистер Уилсон предпочел все-таки пойти по стезе преподавания. Он умел говорить увлекательно и весело, хотя ребята догадывались, что без преувеличения его истории не обходились. Мистер Уилсон периодически его поправлял, изображая крайнее недовольство, но по блестящим глазам и приподнятым уголкам губ было видно, что ему тоже весело.

Запах жареного мяса возбуждал аппетит, тепло ресторана после улицы казалось настоящим благословением. Кристофер сидел, плотно прижавшись к Теодору, и сонно моргал, вымотанный сложным учебным днем, репетицией и внезапными слезами. Он не особо разговаривал, только улыбался мягко и довольно, как котенок.

Когда к мясу принесли гарнир, они все напали на еду, и Теодор с трудом умудрился урвать Кристоферу несколько кусочков, заворачивая их в листья салата и поливая соусом.

– Сделай «ам», – протянул Теодор, поднося к нему еду.

Кристофер стрельнул в него хмурым взглядом, но послушно открыл рот.

– Вау, меня сейчас стошнит, ну спасибо, – весело пропел Юта, заметивший неловкую сцену. Кристофер покраснел, пробурчав что-то вроде «пошел ты», а Теодор рассмеялся, показывая ему средний палец.

– Так, никаких неприличных знаков за столом! – прикрикнул мистер Уилсон, допивая пиво и поднимаясь. – Я пойду на кухню, перекинусь парой слов с Оскаром. Доедайте мясо, потом еще одну порцию принесу.

Только он скрылся за дверью, ведущей на кухню, как Итан потянулся за рюкзаком. Ребята заговорщически замолкли, и Теодор с изумлением смотрел на то, как он доставал оттуда две литровые пластиковые бутылки темного пива.

– Юта, принес?

Его одноклассник ухмыльнулся, доставая из своей сумки бутылку с чем-то, что по этикетке было похоже на японское саке. Они оперативно разлили алкоголь по стаканам, маскируя под газировку, которую пили до этого.

– Вы что, пьете? – ошарашенно поинтересовался Теодор, тем не менее подставляя свой стакан и стакан Кристофера. – Мешаете пиво с водкой?

– Ну ты еще пойди у мистера Уилсона спроси, – шикнула Джессика.

– Это не водка, это саке, – с умным видом поправил его Юта, профессионально быстро смешивая напитки и раздавая стаканы.

Джексон покачал головой, из-за прилавка наблюдая за ними, и на умоляющий взгляд Остина только отмахнулся.

– Сами там были, – пробурчал он. – Только не спалитесь, а то мне попадет.

Ребята радостно чокнулись, выпивая алкоголь, и только успели поставить стаканы на стол, как вернулся мистер Уилсон с новой порцией мяса. Атмосфера стала заметно веселее, только учитель этого, к счастью, не заметил.

Это было так странно. То, как они все были близки между собой, как близки были с учителем, как легко приняли Теодора, стоило ему извиниться. Он никогда не чувствовал себя частью целого настолько. Словно его место всегда было тут, среди них, настолько привычным это ощущалось. Как будто он вернулся домой.

С командой по волейболу Теодор был в хороших отношениях, но они никогда не были близки. Отмечали только победы, никуда не выбирались после тренировок, редко общались все вместе, только группами. Актеры были совсем другими. Каждый из них был очень своеобразный, но каждый так идеально вписывался, как кусочек пазла в картине. И Теодор эту картину отлично дополнил.

Впрочем, он быстро отвлекся от общих разговоров.

Потому что Кристофера развезло.

Они выпили всего по одному стакану алкоголя, и для Теодора это было ничем – он остался таким же трезвым, каким был до, а вот Кристофера и остальных развезло.

Все по-разному вели себя – молчаливый Томас стал необычайно разговорчивым, Марк очень осмелел, судя по его громкому спору с мистером Уилсоном, Итан с Джесс и Остином смеялись над чем-то без остановки, а Лиззи вообще, кажется, пыталась флиртовать с бедным Гарри.

Кристофер, в свою очередь, совсем растекся по диванчику. Он закрыл глаза, обнимая Теодора за руку и утыкаясь щекой в плечо, и периодически что-то мямлил о том, что от него очень хорошо пахнет. Теодор бросил полный паники взгляд на Юту и встретил его такой же.

– Его нужно уводить отсюда, – прошептал Юта, когда мистер Уилсон отвлекся. Он и сам был не особо трезвым, поэтому Теодор ни за что бы не доверил ему Кристофера в таком состоянии. Он наклонился к нему, заправляя прядь волнистых отросших волос за ухо.

– Эй, малыш, ты как? Пойдем домой? – тихо спросил он, и Кристофер зажмурился, зарываясь носом в грудь Теодора, а потом смазанно кивнул. – Давай, нам нужно вставать.

Они осторожно выбрались из-за стола, и Теодор предусмотрительно отвернул Кристофера, чтобы мистер Уилсон не понял все по его раскрасневшимся щекам и поплывшему взгляду. Невольная тревожность свербела внутри – если Кристофер был так пьян после стакана саке с пивом, то каким же он был в тот раз? Его начало подташнивать, и Теодор постарался об этом не думать. Он одел Кристофера, оделся сам – это не вызвало у учителя подозрений, потому что раздеваться ему Теодор тоже помогал.

– Мистер Уилсон, мы пойдем, ладно? – придерживая Кристофера за талию, сказал он. – Крис себя не очень хорошо чувствует.

– Да, конечно, – тут же кивнул учитель, поднимаясь. – Напишите мне, как доберетесь.

Теодор попрощался со всеми, выходя с Кристофером на улицу. К вечеру стало еще холоднее, но после алкоголя и еды трудно было замерзнуть.

Кристофер пошатывался, цепляясь за Теодора и мило хихикая.

– Где ты живешь, Крис? – спросил Теодор, и Кристофер испуганно икнул, огромными глазами глядя на него.

– Не помню…

– Кристофер, – простонал он. – Соберись!

Кристофер вдруг остановился и полез в карман, доставая непослушными пальцами телефон и тыкая по экрану. Потом он протянул его Теодору с невинным видом, и тот нахмурился, услышав сначала длинные гудки, а потом женский голос.

– Кристофер? Алло, Крис? Крис?

Теодор быстро сложил два и два, беря телефон и одновременно удерживая Кристофера за талию.

– Алло! Здравствуйте, меня зовут Теодор, – торопливо представился он, про себя проклиная все, из-за чего оказался в такой ситуации.

– Ах, Теодор, – в голосе женщины послышалось облегчение. – Кристофер о тебе рассказывал.

Его сердце споткнулось. Он опустил взгляд на Криса, смотрящего на него с безмятежным доверием во взгляде, и внутри потеплело.

– Понимаете, Кристофер… – он запнулся, пытаясь придумать убедительную ложь. – Кристофер уснул. Мы репетировали, и он уснул. Я собираюсь вызвать такси, но не знаю адреса. Его будить не хочется, поэтому… вот…

Женщина понятливо хмыкнула и без лишних вопросов назвала адрес. Это было совсем недалеко от кафе – минут десять пешком. Теодор сообщил ей, что скоро привезет Кристофера, и отключил звонок.

Слишком поздно он понял, что свою машину оставил у школы, но ехать за ней не собирался. К тому же он уже выпил.

– Тебе достанется от мамы, она все просекла, – объявил Теодор, пихая телефон Криса ему в карман куртки и удобнее его перехватывая.

– Она не моя мама, – пробормотал Кристофер. – Это моя тетушка.

Теодор посмотрел на него удивленно, но Кристофер больше ничего не сказал. Повис на нем, горячо дыша в шею.

– Ты такой теплый! – радостно воскликнул он. – Такой хороший, теплый Тео…

«Вот же дурак», – подумал Теодор, стараясь не обращать внимания на то, как обожгло жаром щеки.

– Сердце так бьется, Тео-о-о, – захныкал Кристофер. – Все из-за тебя. Ненавижу тебя.

– Прям-таки ненавидишь? – усмехнулся Теодор, стараясь не обращать внимания на то, как собственное сердце сбивается с ритма.

– Не-е-е-ет, – заныл Кристофер, как маленький ребенок, и заговорщически понизил голос: – Знаешь что, Теодор?

– Что? – поинтересовался он, с пыхтением подтягивая его ближе к себе. Пьяный Кристофер оказался очень тактильным – лип к нему, переплетал пальцы, тыкался носом в щеку, из-за чего десятиминутная дорога до дома значительно усложнялась.

– Я никогда не был на настоящем свидании.

– Да что ты? – Теодор старался звучать насмешливо, но сам жадно цеплялся за каждую кроху откровений. Кристофер не так часто рассказывал о себе, особенно что-то такое личное. – Предлагаешь мне тебя пригласить?

– Правда. Пригласи, – грустно глядя на него, кивнул Кристофер и споткнулся. Теодор отреагировал молниеносно – схватил его под мышками, притягивая к себе.

Они остановились. Кристофер посмотрел в глаза Теодора, потянулся пальцами к его лицу, не отдавая себе отчета в том, что делал.

– Знаешь что, Тео? – тише спросил он. Из его рта вырвалось облачко пара. С неба шел мелкий снежок. Словно в кадре из фильма про двух влюбленных.

Вот только они…

Они не влюбленные. Они просто играют в театре вместе и сблизились по воле судьбы. Как только премьера пройдет, от них ничего не останется. Теодору не место рядом с Кристофером.

– Что? – шепотом ответил Теодор, поправляя шапку на голове Криса.

– Ты выглядишь так, как будто тебя нужно обнять, – наивно поделился он. – Можно я тебя обниму?

– Можно, – одними губами ответил Теодор, и Кристофер обвил руками его шею. Теодор замер, но потом осторожно положил ладони ему на талию, притягивая еще ближе к себе, прижимаясь щекой к виску. – Тебе можно все.

– Что? – не расслышав, переспросил Кристофер, находя кусочек голой кожи под линией челюсти и упираясь в нее носом. По коже Теодора рассыпались мурашки, и он никогда не признается, что это самое интимное, что ему доводилось испытывать.

– Ничего, – мягко сказал он.

На улице было холодно, но мороз словно не касался их. Ощущение Кристофера в его объятиях было такое правильное, как будто всю свою жизнь он шел именно к этому моменту. Он знал, что и целовать его ощущалось бы так же. Знал это, потому что уже…

– Крис, ты будешь помнить это завтра утром? – спросил он, поглаживая его по спине. Не дождавшись ответа, позвал снова: – Кристофер?

Кристофер громко засопел, повиснув на нем.

– Блин, да ты че… – неверяще пробормотал Теодор, чуть отстраняясь, чтобы подтвердить свои догадки, а потом застонал. – Поверить не могу!

Кристофер уснул.

Стоя.

– Ты что, гребаный конь? – проворчал Теодор, умудряясь подхватить Кристофера под коленки и поднять. Убедившись, что тот держится за его шею, он без особых угрызений совести уложил ладони ему на задницу, чтобы удобнее было его нести.

И все бы это было крайне возбуждающе, если бы не вся ирония ситуации.

Хорошо, что они почти дошли, потому что он, несмотря на свою худобу и невысокий рост, оказался далеко не пушинкой!

Через время, которое ощущалось как вечность, он, наконец, добрался до нужного дома. Опустив Кристофера на землю, он легонько потряс его за плечи.

– Крис? Мы дошли до дома, – позвал он. Тот замычал, не открывая глаз, и крепче обнял его за шею. Теодор вздохнул, но делать было нечего – дорога и так вышла длиннее, чем он пообещал тетушке Криса, и заставлять ее волноваться не хотелось.

Он нажал на звонок и несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться перед встречей. Раздались шаги, чьи-то голоса, и спустя мгновение дверь распахнулась.

Теодор вежливо улыбнулся.

– Здравствуйте!

Тетушка Кристофера была женщиной в возрасте, полноватой, но миловидной. Ее улыбка была точно такой же, как и у Криса, – от нее морщинки собирались вокруг глаз. За ее спиной маячил высокий мужчина, рассматривающий Теодора внимательно и с недоверием.

– Здравствуй, Теодор, – поприветствовала его женщина. – Спасибо, что привел его. Сэм, помоги-ка здесь.

Мужчина подошел ближе, и Теодор вручил Кристофера, который еще и пытался сопротивляться, когда его забирали, с рук на руки.

– Надеюсь, никаких глупостей ты не наделал, – с ноткой угрозы в голосе пробасил мужчина, и Теодор гулко сглотнул.

Вообще-то, наделал. Просто не в этот раз.

– Сэм, – цокнула женщина. – Отведи Криса в его комнату, не нужно тут строить из себя невесть кого! – потом она снова обратила на Теодора сияющий от любопытства и непонятно откуда взявшейся радости взгляд. – Теодор, спасибо тебе еще раз, ты очень мил. Обязательно заходи к нам как-нибудь на чай.

– Обязательно, – улыбнулся Теодор, заглядывая за ее спину. – До свидания! Кристофер, пока!

– Тео!.. – хныкал Кристофер, пока дядя вел его в комнату. – Тео, обещай, что…

Но что именно обещать, Теодор не услышал – женщина уже закрыла дверь. Судя по всему, они были хорошими и добрыми людьми, и вряд ли Кристоферу грозило что-то серьезнее утренних нотаций, поэтому он был спокоен.

Спустившись с крыльца, он вызвал такси до дома. Руки болели, его немного пошатывало, но на лице играла такая широкая улыбка, что становилось страшно, что оно вот-вот треснет.

И ему даже начало казаться, что у них все может получиться. Теодору стоило просто признаться, что тогда это был он, встретить последствия, перешагнуть через свои страхи.

Потому что если Кристофер тоже испытывает что-то к нему, то все остальное ему нипочем.

По крайней мере, так он думал.

6

– Молчи, – предупредил Кристофер, приоткрывая один глаз, чтобы посмотреть на подходящего к нему Теодора. – Серьезно, просто молчи.

Он сидел за самым дальним столом в библиотеке, зарывшись в книги, но ничего не читал – просто прятал в них лицо. Он бы не сказал, что переживает невыносимое похмелье, но ему определенно было не прикольно, а еще тетушка прожужжала все уши об очаровательном парне, который принес его вчера домой. Память у Кристофера даже после маленькой дозы алкоголя отшибало напрочь, а учитывая то, что тетушка несколько раз повторила слово «очаровательный», домой его притащил явно не Юта. Следовательно, это был Теодор. Кристофер боялся даже думать о том, что мог ему наговорить или сделать, пока они были наедине. И поэтому прятался от него в библиотеке.

Очевидно, тщетно.

Теодор расплылся в хитрой улыбке, присаживаясь напротив распластанного по столу Кристофера и подпирая щеку кулаком.

– Ну что, гроза вечеринок, – вкрадчиво начал он, – алкогольный герой всех мокрых снов. Настоящий пивной альфа. Как ты себя чувствуешь?

Кристофер едва слышно застонал, пряча пылающее лицо в ладонях. Теодор смотрел на него с нежностью, спрятанной за весельем. Кристофер милый. Такой невыносимо милый, как будто пушистый зайчонок, зарывающийся носом в лапки. Ну, за исключением того, что он мог ударить, если это озвучить. Поэтому Теодор крепко прикусил губу, чтобы случайно не выдать мысли вслух.

– Ты пришел издеваться надо мной, да? – с глухой обидой спросил Кристофер, приподнимая голову и утыкаясь подбородком в сложенные ладони.

– Нет, малыш, – Теодор щелкнул его по круглому носу, отчего тот смешно поморщился. – Я пришел позвать тебя на свидание.

Судя по всему, Кристофер прикусил язык, потому что высунул кончик наружу, болезненно шипя и глядя на Теодора огромными круглыми глазищами, как будто впервые увидел. Теодор приподнял уголок губ в ухмылке, от которой, он знал, все сходят с ума.

– Фто ты фкафал? – промямлил Кристофер, потом засунул, наконец, язык в рот и повторил громче и возмущеннее: – Что ты сказал?!

Теодор притянул одну из тетрадок Кристофера, со скучающим видом пролистывая исписанные формулами страницы.

– Ты же сам меня об этом попросил вчера.

За этими словами последовала оглушительная тишина, и Теодор едва сдержал ухмылку. Поднял на ошарашенного Кристофера пристальный взгляд и прищурился.

– Не помнишь?

Кристофер хлопал ресницами, как компьютерная голограмма, не произнося ни слова. Теодор почти видел миллион знаков вопроса и ошибку четыреста четыре, которую выдавала его маленькая кудрявая голова.

– Не помнишь, – с показным разочарованием сделал вывод Теодор, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. Все-таки чему-то он научился в актерском кружке.

Кристофер стушевался под темным взглядом, нервно сцепляя ладони. Его щеки порозовели. Он был так не похож на обычного себя – спокойного, невозмутимого. Его растерянность и сомнения можно было потрогать. Теодор же, наоборот, теперь рядом с ним чувствовал себя собой.

Они молчали некоторое время, пока Кристофер собирался с духом, чтобы выдохнуть едва слышно:

– Я признался тебе в любви?

Теперь пришла очередь Теодора давиться воздухом. Кристофер смотрел со смесью обеспокоенности и стыда во взгляде на то, как он пытался откашляться, мгновенно теряя всю свою показательно внушительную доминантную ауру.

– А ты… – Теодор перевел дух, вытирая слезящиеся глаза, – собирался?

Кристофер подозрительно покраснел, но сам только повел плечом.

– Не собирался. Но мог. У меня отсутствует фильтр между мозгом и языком, если я выпью. Да и мозг, в принципе, сам по себе тоже отсутствует…

– Да, Крис Андерсон… – протянул Теодор, неверяще глядя на парня и чувствуя кисловатый привкус разочарования во рту. – Да ты просто нечто.

Кристофер фыркнул, смущенно теребя пуговицу на кардигане.

– В любом случае, – Теодор поднялся, упираясь ладонями в стол и нависая над Кристофером, который мгновенно вжался в спинку стула, – собирай свои учебники и тетрадочки. Мы идем на свидание.

Кристофер испуганно икнул.

– К-какое свидание? – неуверенно выдал он.

Теодор склонил голову к плечу, рассматривая его.

– Самое идеальное свидание, на которое должны быть похожи все твои следующие свидания с любимым человеком, – заявил он. – Я задам планку. И будь уверен, Крис, – он выпрямился, собирая раскиданные по столу учебники в неаккуратную стопку и подавая ее обескураженному Кристоферу, который на автомате сложил их ровно и засунул в рюкзак. Теодор подмигнул ему, – она будет очень высока.

Он развернулся, слыша ворчание Кристофера за спиной, и счастливо зажмурился, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от радости.

– Пробник свидания, – продолжал ворчать Кристофер, волочась вслед за ним. – Что еще? Пробник поцелуя? Пробник секса? А мне надо за это платить?

– Только если за пробник секса, – заржал Теодор, вполне справедливо зарабатывая за это подзатыльник.

Сегодня был один из немногих дней, когда у Теодора не было тренировки, у Кристофера – смены в библиотеке, а у них обоих – репетиции, поэтому они могли спокойно провести свободное время вместе.

Они вышли из школы, направившись к машине, которую пришлось еще несколько минут прогревать, потому что на улице было морозно.

Когда Теодор выехал с парковки, уже окончательно стемнело. Он включил магнитолу, и в салоне заиграла песня из его плейлиста.

– Ты слушаешь Тейлор Свифт? – восхищенно поинтересовался Кристофер и прибавил звук. – Это моя любимая песня!

Ответа он дожидаться не стал – начал подпевать. Кристофер хорошо пел, и Теодору нравилось его слушать.

Хотя Теодору, в общем-то, нравилось абсолютно все, что было связано с Кристофером.

Песня закончилась, и какое-то время они ничего не говорили. Кристофер смотрел в окно, а Теодор старался сосредоточиться на дороге.

– Куда мы поедем? – позже поинтересовался Кристофер, ерзая на пассажирском сиденье и зарабатывая снисходительный взгляд Теодора.

– Хорошее свидание – это всегда интрига, – терпеливо разъяснил он, на что Кристофер закатил глаза.

– На заднем сиденье твоей машины лежат коньки, Тео. Это не интрига.

Теодор оскорбленно фыркнул. Он так и знал, что надо было прятать их в багажник.

– Если это для тебя не интрига, тогда что ты хочешь знать?

– Куда мы поедем! – возмущенно повторил Кристофер. – Мы уже проехали все городские катки.

Он ухмыльнулся.

– А вот это точно останется интригой.

Кристофер надулся как рыба-еж, снова отворачиваясь к окну. Впрочем, он быстро остыл, восхищенно разглядывая ночные улицы их маленького городка, освещенные кучей гирлянд и огоньков в преддверии Рождества.

– Из машины совсем по-другому, – завороженно прошептал он. – Так красиво.

Теодор затормозил на светофоре, бросая на него взгляд, – заметил огни, отражающиеся в глазах, мягкую улыбку, мечтательное выражение лица.

– Очень красиво, – не стал спорить он. Дорога стелилась перед ними бесконечной лентой, и чем дальше они ехали, тем темнее она становилась.

Когда они приблизились к окраине города, Кристофер невольно напрягся.

– Ты же не планируешь меня убить, да? – нервно хихикнул он. – Прости, что съел тот твой сэндвич, я просто был очень голоден, а он выглядел таким вкусным…

– Так это был ты! – охнул Теодор, поворачиваясь к нему, и Кристофер тут же округлил и без того огромные глаза.

– Что? Ты о чем? – невинно спросил он, захлопав ресницами. – О том сэндвиче, который у тебя стащил Юта?

– Невероятно, – покачал головой Теодор, заезжая на небольшую парковку и находя удобное место с краю. Кристофер заметил, что тут было всего две машины помимо их, и напрягся сильнее. Ему было стыдно за это, но он ничего не мог с собой поделать. Не то чтобы он думал, что Теодор и вправду способен его убить, скорее, боялся, что он мог… посмеяться над ним.

По классике самых отстойных и жестоких фильмов, в которых популярный мальчик зовет на свидание стремненькую девочку, а потом оказывается, что он поспорил с друзьями или придумал новый способ над ней поиздеваться.

Кристофер, вообще-то, был в силах за себя постоять, да и стремненьким не был (по крайней мере, надеялся на это), но – глупо теперь отрицать – он привязался к Теодору, и ему будет действительно больно, если тот поступит с ним так.

Он постарался отмести эти мысли.

Нет, Теодор не такой.

Кристофер доверяет ему достаточно, чтобы не переживать из-за этого всерьез.

Теодор первым вышел из машины, забрал с заднего сиденья коньки и дождался Кристофера, прежде чем запереть двери. Они пошли ко входу в небольшое кафе с неприметной вывеской, расположенное перед парковкой, за которым вплотную начиналась полоса леса. Кристофер оглянулся, дыхание вырывалось клубочками пара. Он невольно притерся ближе к Теодору.

– Не знаю, что ты задумал, – нервно пробормотал он, – но не думаю, что в кафе можно кататься на коньках.

Теодор только хмыкнул в ответ, открывая для него дверь.

– Малыши вперед.

Кристофер закатил глаза, пряча порозовевшие щеки в объемном шарфе, и вошел внутрь. Кафе было совсем крошечное, но уютное – повсюду висели лампочки, стояли разномастные, но при этом удивительным образом сочетающиеся столы и стулья с мягкими подушками на них, нос щекотали терпкие ароматы кофе, миндаля и ванили. С одной стороны стены кафе были полностью из стекла, и Кристофер охнул, прикрывая рот ладонью и распахивая глаза, когда увидел пейзаж за ними. Теодор, внимательно наблюдавший за его реакцией, не смог сдержать удовлетворенной улыбки.

Кристофер умел реагировать искренне и ярко, по его лицу можно было прочитать все эмоции, если он не старался их скрыть.

– Теодор! – радостный женский голос отвлек их, и они синхронно обернулись. За прилавком стояла миловидная девушка с осветленными волосами и в широкой вязаной кофте. Она приветливо помахала им рукой, и Теодор подошел ближе, тепло ей улыбаясь. Кристофер почувствовал неприятный и беспочвенный укол ревности – все-таки у Теодора была вполне однозначная репутация факбоя, – но потом вернул себя с небес на землю. Это даже не настоящее свидание. У него нет права ревновать.

– Ева! – поприветствовал ее Теодор. – Давно не виделись. Как у тебя тут дела?

– Неплохо, – она пожала плечами. – Все еще решаюсь на то, чтобы завести инстаграм. Видишь, поток людей небольшой.

Кристофер неловко мялся позади, прислушиваясь к их разговору.

– Это разрушит все очарование этого места, – захныкал Теодор.

Кристофер никогда не видел, чтобы он вел себя так по-детски рядом с девушками, и это невольно разожгло в нем любопытство.

Ева улыбнулся, заправляя волосы за ухо.

– Держусь пока только ради тебя. Будешь что-нибудь заказывать?

Теодор покачал головой, оборачиваясь и за руку притягивая Кристофера к себе.

– Мы сначала на каток. Познакомься, кстати, это Ева, моя подруга детства, – представил он девушку. – Ева, это Крис, мой…

Он запнулся, подыскивая подходящее слово, и Кристофер стушевался. А кто они друг другу? Друзья? Знакомые? Просто одноклассники?

– Мой парень, – заявил он наконец, и Кристофер распахнул глаза, ошеломленно глядя на него. Теодор выглядел спокойно и уверенно, до несправедливого красиво, и от этого сжалось все внутри. Это должно было быть лучшим в его жизни свиданием, но пока походило больше на изощренную пытку.

Как теперь Кристофер может… смотреть на кого-то другого?

Ева удивилась, но тактично быстро справилась с эмоциями, приветливо улыбаясь ему.

– Приятно познакомиться.

Кристофер моргнул, возвращаясь в реальность, и смущенно кивнул.

– Взаимно.

Теодор обнял его за плечи, ведя к задней двери, и они вышли на маленький деревянный помост с двумя цветными скамеечками на нем.

– Парень? – вскинув бровь, переспросил он.

Теодор подтолкнул его к одной из скамеек и кривовато улыбнулся.

– Тебе бы понравилось прийти на свидание, на котором твой парень представляет тебя своим другом? – задал он риторический вопрос. Кристофер сделал вид, что задумался, хотя и так знал ответ. Не понравилось бы.

Задуматься стоило над другим: понравилось бы ему свидание с кем-то, кроме Теодора? Но вот как раз это он предпочел отложить на потом.

Кристофер сел, с трудом сдерживая восторг, огромными от восхищения глазами разглядывая небольшой каток, по периметру которого были подвешены лампочки и цветные гирлянды. Вокруг его плотной стеной обступил лес, а с одной стороны он был закрыт кафе, поэтому с парковки его совсем не было видно. Проезжай он мимо, даже не подумал бы, что тут спрятано такое волшебное место.

– Нравится? – осторожно спросил Теодор, внимательно следя за его реакцией.

Кристофер повернулся к нему и улыбнулся так широко, что у Теодора сердце споткнулось.

– Ты шутишь? Это место как будто из сказки!

Теодор моргнул пару раз, будто пытаясь прийти в чувство, а потом нервно усмехнулся. Он присел перед ним на корточки, обхватывая лодыжку, и Кристофер дернулся, опуская на него взгляд.

– Чт-что ты делаешь?

– Сиди ровно, – Теодор снова дернул лодыжку на себя, стягивая с ноги зимний ботинок. – Я позвал тебя на свидание. Позволь мне поухаживать за тобой.

Кристофер прикусил губу, заливаясь краской и отворачиваясь. Теодор говорил, что задаст высокую планку, и он уже сейчас не был уверен, что кто-нибудь сможет ее обойти, а ведь их свидание только началось.

Он надел на него коньки, завязывая их и несколько раз спрашивая, не слишком ли туго, потом переобулся сам, пока Кристофер его ждал. В тот момент, когда они вышли на лед, включилась музыка, одна из рождественских песен, которую он определенно знал, но не мог вспомнить названия.

В кафе было не очень много народу, а на катке они были только вдвоем, и Кристоферу это очень нравилось.

– Ты умеешь кататься? – спросил Теодор, выезжая вперед, и Кристофер дерзко ухмыльнулся ему, легко проезжая по льду. Он покрутился вокруг себя, изящно подпрыгнул, разводя руки в стороны, описал быстрый круг по всему катку под ошарашенный взгляд Теодора.

Теодор поехал к нему, но не удержал равновесия и споткнулся, хватаясь за его плечи. Кристофер звонко рассмеялся.

– А ты умеешь кататься? – озорно улыбаясь, спросил он, и Теодор поднял на него хмурый взгляд.

– Сейчас ты посмотришь, – с шутливой угрозой прорычал он, и Кристофер пустился от него прочь, громко подначивая. Они играли в догонялки, и каждый из них упал по нескольку раз, прежде чем они замедлили темп.

Теодор ненавязчиво взял его за руку, и Кристофер зарылся носом в шарф, чтобы скрыть смущение от такого простого жеста. Может, Теодор был и не очень хорошим человеком (в чем Кристофер сомневался), но он точно был идеальным бойфрендом.

– Почему тут совсем нет людей? – поинтересовался он.

Теодор поправил сползающую шапку, засовывая их ладони с переплетенными пальцами в карман куртки.

– Этим местом владела бабушка Евы. Кафе было старым, и она никак его не рекламировала, поэтому сюда приходили только те, кто знал об этом месте. Но она умерла не так давно, и Ева с братом закрыли старое кафе, чтобы полностью его переделать. Эта кофейня открылась совсем недавно, и она еще не решилась сделать аккаунт в инстаграме.

Кристофер понятливо замычал, а потом задал еще один интересующий вопрос:

– Ты часто тут бываешь?

Теодор бросил на него быстрый взгляд и пожал плечами.

– Не так часто, как хотелось бы. Я слишком занят, да и ходить сюда предпочитаю в одиночестве.

Кристофер споткнулся на этих словах, но Теодор успел его подхватить.

– Ты устал? Хочешь передохнуть? – обеспокоенно поинтересовался он. Кристофер проигнорировал вопрос, вглядываясь в его глаза.

– Ты никого сюда не приводил? – тихо спросил он.

Лицо Теодора приняло озадаченное выражение.

– Нет. Это только мое место. То есть… наше. Теперь наше, – так же тихо, то ли подстраиваясь под его голос, то ли стыдясь, ответил Теодор. Он вдруг поднял руку, проводя кончиком пальца по его щеке и с улыбкой демонстрируя ресничку. – Можешь загадать желание.

Кристофер с трудом отвел от Теодора взгляд, жмурясь и сдувая крошечный волосок.

«Хочу, чтобы этот день никогда не заканчивался».

Хоть и знал, что желанию этому не суждено исполниться.

Накатавшись вдоволь и продрогнув до стука зубов, они вернулись в кафе, где Ева встретила их такой же приветливой улыбкой. Народу тут прибавилось, и над столиками витал гул разговоров и смеха.

– Теперь мы готовы сделать заказ, – объявил Теодор, и Ева рассмеялась.

– Слушаю, ваше высочество!

Кристофер не был ценителем кофе, поэтому просто ткнул пальцем в первый попавшийся напиток из меню. Теодор же долго думал, прежде чем сделать заказ, успев еще и обсудить с Евой то, как расширился их ассортимент.

Они выбрали столик у самого окна, и Кристофер �

© Мисфор М., 2022

© ООО «Издательство «АСТ», 2022

Плейлист

Arctic Monkeys – Mardy Bum

Melanie Martinez – Alphabet Boy

Harry Styles – Sunflower, Vol. 6

5 Seconds of Summer – Monster Among Men

V–Christmas Tree

Tessa Violet – Crush

Cigarettes After Sex – Apocalypse

Halsey – I HATE EVERYBODY

Rex Orange Country – Sunflower

Taylor Swift feat. Ed Sheeran – Everything Has Changed

Bella Thorne – Walk With Me

MARINA – About Love

1

В тишине кабинета, настолько напряженной, что ее можно было резать ножом, раздался трогательный шмыг носом. Мужчина, сидящий в кресле за письменным столом, только сильнее нахмурился. Паренек, стоящий напротив, не решался встретить его взгляд и выглядел настолько виноватым, что даже его светлые кудряшки, которые обычно торчали во все стороны, печально поникли.

– Простите, мистер Уилсон, – опустив голову, промямлил Марк. Его голос был полон искреннего сожаления, и даже человек в сто раз более черствый, чем мистер Уилсон, не смог бы не посочувствовать ребенку. Но в то же время он страшно злился. Наверное, даже не на самого Марка, а на ситуацию… в целом. На то, какой глупой, безнадежной и безнадежно глупой она была.

Он запустил пальцы в волосы, портя идеальную укладку, и с отчаянием посмотрел на стушевавшегося ученика, прискaкавшего в его кабинет на костылях и едва не ставшего причиной его сердечного приступа. Это ощущение, как будто его столкнули с обрыва, мистер Уилсон вряд ли когда-нибудь забудет.

Чем дольше он смотрел на Марка, тем меньше в нем оставалось разумной сдержанности.

– За месяц до премьеры… – обессиленно выдавил из себя мистер Уилсон, уставившись в пустоту, и в его взгляде появилось что-то безумное – так, наверное, выглядят гениальные ученые, когда их опыты дают не те результаты, которых они ожидают. – Главный герой, Марк! Ты – главный герой!

Марк наконец собрался с силами и поднял на учителя круглые небесно-голубые глаза, блестящие от готовых пролиться слез. От чувства вины у него сжалось горло. Ну кто же знал, что не стоило поддаваться уговорам Дэнни, который имел наглость называться его лучшим другом, и прыгать с качелей! Это все было из-за него!

«Да брось, даже у Джейсона это получилось, а он ведь стоя на одном месте может упасть».

Вот Марк и сиганул с качелей на полном ходу, не желая показаться слабаком. А когда понял, что дело плохо, испугался не столько боли, сколько реакции мистера Уилсона – вполне понятно почему.

– Я все еще могу исполнить какую-нибудь роль… – неуверенно предложил он, и его голос дрогнул в конце.

– Ну с такой ногой разве что роль дерева, – с горечью глядя на его загипсованную ступню, пробормотал мистер Уилсон.

Марк снова опустил голову, теперь еще ниже, и кончики его ушей, торчащие из-под шапки кудрявых волос, окрасились в насыщенный алый.

Мистер Уилсон не был жестоким, напротив, он был одним из самых понимающих и спокойных учителей в школе, но в этот момент ему страшно хотелось треснуть увесистой папкой прямо по этой виноватой макушке. Они так долго искали актера на главную мужскую роль, и Марк подходил идеально, а тут такое! За месяц до премьеры! Когда на кон поставлена честь Джона Уилсона!

Мужчина обессиленно откинулся на спинку кресла, прикрыв лицо рукой.

– Мистер Уилсон, – жалобно протянул Марк, от стыда не знающий, куда себя деть.

– Уйди с глаз моих, – уныло пробурчал он. – И завтра чтобы как штык на репетиции. Будешь играть дерево.

Все равно других актеров для массовки у них нет.

Приободренный Марк глубоко поклонился в знак сожаления, сшибая со стола мистера Уилсона стаканчик с карандашами. Тут же торопливо потянулся его поднять и уронил костыль, который упал прямо на горшочек с искусственными цветами, благо тот был пластмассовым и не разбился.

Марк, чуть не плача, принялся снова извиняться, и мистер Уилсон, вскочив и быстро обогнув стол, подал ему костыль и подтолкнул к выходу, чтобы он, не дай бог, не разнес его кабинет в искреннем порыве искупить вину.

– Иди, иди, не раздражай меня лишний раз!

Марк упрыгал за дверь, к счастью, не принося больше никаких разрушений. Но, судя по грохоту, раздавшемуся снаружи через пару секунд после того, как он скрылся из виду, его удача продлилась недолго.

Джонатан Уилсон вернулся в свое кресло, потирая виски кончиками пальцев. Это была катастрофа. Настоящая катастрофа. Директор со скрипом согласился на эту постановку, выделил настолько мало финансов, что ему приходится добавлять из своего кармана. Их школа с уклоном в точные науки – «О какой музыкальной постановке может идти речь!».

Но мистер Уилсон знал, что ребята из театрального кружка, которых было всего восемь, искренне загорелись этой идеей, и для некоторых из них это был последний год, поэтому он твердо решил отстоять их право выступить на главной школьной сцене хотя бы раз. Это значило, что на премьеру действительно собрался бы полный зал, и ребята смогли бы показать себя не только перед мистером Уилсоном и его мамой, которую он иногда приглашал.

До этого они вечно получали отказы: их планы сбивали то конференции, то математические конкурсы, то еще какая-то ерунда, из-за которой мистер Уилсон спрашивал себя, зачем он вообще устроился учителем музыки в школу с техническим профилем.

Он любил детей из театрального кружка всем сердцем, они долгое время были вместе и крепко привязались друг к другу, но была одна проблема – петь из них умели только двое.

Один из них был вовсе не один, а одна, и на мужскую роль, может, и сгодилась бы, если бы им не нужна была еще и женская, поэтому она сразу была утверждена на нее. А второй – Кристофер Андерсон – наотрез отказывался играть главного героя, как бы они его ни уговаривали.

Марк пришел к ним после того, как они развесили по всей школе объявления о пробах на роль основного мужского персонажа. Как оказалось позже, желание его было отнюдь не добровольным; просто его дружок Дэнни снова взял его на слабо.

Впрочем, они все равно утвердили его в тот же момент, как он начал петь; во-первых, потому что у Марка был хороший голос, а во-вторых, потому что никто больше не пришел и выбирать было не из кого.

Они готовились с сентября, и премьера была назначена на январь – за день до Зимнего бала. И вот сейчас, в начале декабря, Марк посмел заявиться к нему в кабинет со сломанной ногой, потому что его, видите ли, в очередной раз взяли на слабо!

Мистер Уилсон драматично схватился за голову.

Что же ему делать? Где найти кого-то, хоть отдаленно умеющего петь и играть, кого-то, готового за месяц выучить весь сценарий и отработать его? Ведь ученики все-таки заняты учебой, а работы потенциальному актеру предстоит немало, так кто может согласиться на такое?

Мистер Уилсон уже и сам был бы готов выйти на эту многострадальную сцену, вот только его по голове не погладят, когда он будет целоваться с ученицей, даже если это нужно по сценарию.

Он долго сидел в кабинете, раздумывая над возможными выходами из ситуации.

Кристофера уговаривать было бессмысленно, парень был слишком упертым, в этом мистер Уилсон за годы работы с ним убедился сполна. Может, стоило уговорить его петь за кулисами, пока кто-нибудь на сцене просто открывал бы рот…

Но мистер Уилсон уже распределил роли среди ребят, если устраивать рокировку, то все могло получиться куда хуже. К тому же он не был уверен, что хоть кто-то будет рад получить главную роль теперь, учитывая, сколько работы они вложили, чтобы вжиться в своих персонажей, и сколько работы потребуется, чтобы делать это заново.

От невеселых мыслей гудела голова.

Просидев бесцельно еще полчаса, мистер Уилсон, наконец, поднялся. Утро вечера мудренее, да? Может быть, утром в их школу переведется какой-нибудь неограненный алмаз, будущий Сэм Смит, который войдет в их репетиционную и осветит сиянием жалкую жизнь Джона Уилсона…

Или, может, попробовать более нереальный вариант и снова попытаться поговорить с Кристофером? Может, он сжалится? Верится с трудом, но попытка не пытка. Тем более, положение дел действительно отчаянное, а серьезные времена требуют серьезных мер.

Он вышел в уже опустевший коридор, закрывая дверь кабинета на ключ, и понуро поплелся к выходу. Все его волнующее ожидание премьеры превратилось в непосильный груз, давящий на плечи. Как он должен сообщить об этом ребятам? Они были так воодушевлены подготовкой к первой в жизни постановке, так где найти силы их разочаровать?

Эхо его шагов гулко отдавалось в тишине. Было что-то волнующее и немного пугающее в школе, из которой ушли ученики, навевало печальные, тоскливые мысли…

Мистер Уилсон наткнулся взглядом на объявление об их музыкальной постановке, разрисованное и исписанное неприличными словами, и его настроение упало еще ниже. Важная оговорка, по которой поиски исполнителя главной роли значительно усложнялись: в театральном кружке собрались не особо популярные ученики. Ладно, мистер Уилсон просто тактично смягчил; в кружке были одни неудачники, которых вечно шпыняли и которые только под его крылом чувствовали себя спокойно и раскованно. Возможно, Марк сломал ногу специально…

Да нет, такого не могло быть. Быть участником единственного творческого кружка в школе точных наук, конечно, непростая доля, но не настолько же! Да и Марк вроде быстро освоился в их компании и искренне наслаждался репетициями.

Вот это было еще одной причиной, по которой он так боролся за постановку, – возможно, это помогло бы ученикам немного раскрыться, показать, на что они способны. И теперь все так глупо срывалось из-за дурости Марка и его неизменного компаньона Дэнни.

Когда мистер Уилсон окончательно приуныл, до него вдруг донесся голос. И не просто голос, а поющий голос. И не просто поющий голос, а очень хорошо поющий голос.

Неограненный алмаз! Будущий Сэм Смит!

Мистер Уилсон замер как хищник, почуявший добычу.

Голос был низкий, густой, будто бархатный; мистер Уилсон уже видел обладателя этого голоса исполняющим главную роль на сцене, уже слышал аплодисменты, раздающиеся после его выступления, уже был ослеплен сиянием софитов и свалившейся на их кружок славы – вот насколько этот голос был хорош!

Он пошел на звук, словно дрессированная ищейка, по стенке подбираясь к дверям мужской раздевалки, к которой вел чуткий слух.

Мистер Уилсон прислушался, и его унесло на волнах чужого пения в светлое будущее, в котором ему удалось уговорить загадочного незнакомца поучаствовать в их постановке, после оглушительного успеха которой директор признаёт значимость кружка, а его ребят перестают задирать одноклассники.

Но пение вдруг оборвалось, и спустя пару минут к двери с той стороны приблизились шаги. Мистер Уилсон, почувствовав себя героем крупнобюджетного детектива, рванул за угол, притаившись, чтобы раскрыть личность талантливого незнакомца.

И последняя надежда умерла под звук его разбившегося сердца (мистер Уилсон всегда был немного драматичным), когда из раздевалки вышел не кто иной, как Теодор Хейз – капитан их волейбольной команды.

У мужчины даже не было сил удивиться тому, что этот парень умеет петь, настолько разочарован он был.

Мистер Уилсон лично видел его с фломастером, пока тот пририсовывал рожки лицам актеров на их мини-афишах. Он помнил, как Теодор задирал его ребят, заставляя их спеть пару строчек на камеру, чтобы «прославиться в интернете». Или как прокрадывался со своими дружками на репетиции и срывал их нескончаемыми издевательскими комментариями и гоготом.

Честно говоря, если бы из этой двери вышел директор, его бы было проще уговорить попробоваться на главную роль, чем Теодора Хейза.

Честно говоря, Теодора Хейза и уговаривать-то не хотелось.

Мистер Уилсон старался относиться ко всем ученикам с одинаковой доброжелательностью, да и в целом был терпеливым и сдержанным человеком, но этот избалованный высокомерный мальчишка, накормивший свое эго до отвала родительскими деньгами и школьной популярностью, даже в нем не вызывал ничего, кроме глухого раздражения.

Но его голос…

Мистер Уилсон встряхнул головой, отгоняя эти мысли. Проще снова начать доставать Кристофера, чем подступиться к Теодору Хейзу.

Проглотив колючий комок сожаления, он вышел из дверей школы, чтобы полноценно предаться своей печали с банкой мороженого и очередной серией «Друзей» на фоне.

Тем временем задержавшийся в коридоре Теодор с мстительным рвением, высунув язык от усердия, пририсовывал бороду Кристоферу, изображенному на одной из мини-афиш. А потом, разозлившись непонятно на что, просто сорвал афишу, по пути выкинув ее в урну.

* * *

– В этот раз тебя не спасут даже родители! – надрывался мистер Джонс, брызжа слюной на Теодора, развалившегося в кресле и с легкой ухмылкой смотрящего на директора. Тот навис над ним, усиленно краснея и срывая голосовые связки, но ученику, казалось, не было до этого дела – он выглядел так, словно по меньшей мере находился на курорте. Его забавлял вид вышедшего из себя Гарри Джонса, молодого опрятного мужчины, который обычно являл собой образец спокойствия. – Устроить ночью в школе вечеринку! Да ты будешь отчислен!

Запнувшись об эти слова и насмешливо вскинутые брови Теодора, мистер Джонс поправился:

– Я назначу тебе самое суровое наказание!

Теодор фыркнул и закатил глаза. Одно наказание, два, хоть десять – пока его родители спонсируют эту школу, он неприкосновенен.

Внезапно раздался стук в дверь, прервавший бесконечную тираду директора, которую Теодор все равно пропускал мимо ушей, и они оба отвлеклись.

– Кто там? – прорычал мистер Джонс, забыв сменить тон, и лицо учителя музыки, заглянувшего внутрь, приняло крайне сконфуженное выражение.

– Прошу прощения… – растерянно пробормотал он.

– Проходите, – позволил мистер Джонс, решая, что ему все равно нужно отвлечься, пока он не выплюнул легкие в попытке вбить в Теодора невбиваемое. – Что случилось?

– Могу я поговорить с вами наедине? – попросил мистер Уилсон, бросив красноречивый взгляд на Теодора, с неприличным любопытством смотрящего то на одного, то на другого.

– Пшел вон! – шикнул мистер Джонс на ученика, приглаживая растрепавшиеся в порыве праведного гнева волосы.

– Не разговаривайте со мной так, – возмутился Теодор, но все же поспешно ретировался, решая не испытывать судьбу и не желая проверять, как долго кодекс «не бить учеников» способен сдерживать директора.

– Сил никаких нет, – пожаловался мистер Джонс мистеру Уилсону. – Ему хоть в лоб, хоть по лбу. Устроил в школе вечеринку! Ночью! И ведь не отчислить, его отец вложил в школу больше денег, чем мэрия. И ремонт летний обещал проспонсировать… Ну вот какое наказание ему назначить? Он вечно заставляет кого-то работать за себя, а потом с честными глазами утверждает, что работал сам… – Он спохватился, вспомнив, что учитель пришел по своему вопросу и явно не планировал выслушивать жалобы директора. – Так что там у вас?

Обеспокоенное выражение лица мистера Уилсона сменилось на хитрое. Он расплылся в лукавой улыбочке, делающей его похожим на шкодливого ученика, подобрался ближе к ослабленному выходками Теодора директору.

– Мистер Джонс, я знаю, какое наказание вы можете назначить Теодору, – многообещающе начал он, – и будьте уверены, он точно не сможет его избежать.

Гарри Джонс, который уже потерял всякую надежду справиться с бесчинствами Теодора, заинтересованно вскинул брови, и приободренный такой реакцией мистер Уилсон изложил ему свою идею.

Директор воспринял ее с удивительным энтузиазмом и, как только учитель закончил, пригласил Теодора обратно в кабинет.

Теодор развалился на стуле, но в этот раз у Гарри Джонса не задергался глаз от одного его самодовольного вида. Он медленно сел в свое кресло. Сложил ладони на столе. И озвучил наказание, которое его ожидало, с мрачным удовлетворением наблюдая за тем, как с лица Теодора сползала улыбка.

– Нет! – повысил голос он, вскакивая хлопая ладонями по столу, что не лезло ни в какие этические рамки, но ему было абсолютно все равно. – Я не стану этого делать! Да я лучше сдохну!

Но теперь мистер Джонс был обезоруживающе спокоен. Они словно поменялись местами: Теодор раскраснелся от бурлящего внутри гнева, а директор только усмехался в ответ на все его выпады, наслаждаясь безоговорочной победой.

Стоящий позади директорского кресла мистер Уилсон переводил встревоженный взгляд с одного на другого, уже жалея о том, что предложил это все директору. Идея возникла у него спонтанно, когда мистер Джонс обмолвился о наказании. Вообще-то, изначально он пришел, чтобы сказать, что отказывается от постановки, потому что все утро потратил впустую, уговаривая Кристофера. То, что тут оказался Теодор, то, что он провинился и ему требовалось наказание, – было чистой случайностью. Очень удачной для мистера Уилсона случайностью. Однако теперь, видя, как это загнало Теодора в тупик, он снова начал в своей удаче сомневаться.

Если ученик настолько против, есть ли вообще смысл его заставлять? Это же, в конце концов, творчество, а не мытье полов, где и без особого желания справиться можно. Но директор, кажется, был настолько вдохновлен мыслью о том, что наконец-то сможет его наказать, что отступать был не намерен.

Теодор продолжал возмущаться, потом начал кричать, потом принялся умолять поменять наказание и только когда не получил абсолютно никакой реакции от директора, сдался и обессиленно замолк.

– Закончил? – на всякий случай уточнил мистер Джонс, непоколебимо выстоявший все крики и мольбы, подался вперед, упираясь подбородком в переплетенные пальцы, и добродушно улыбнулся. – Тогда повторим еще раз: ты берешь главную роль в постановке мистера Уилсона, усердно готовишься к ней, выступаешь через месяц на сцене, и я забываю все, что ты натворил за этот год. А если ты откажешься, я сообщу в нужные инстанции о том, что ты вломился ночью в школу. Тебе, конечно, ничего не будет, но вот у твоих родителей седых волос на голове прибавится. Как думаешь, что сделает твой отец, когда узнает об этом? Закроет глаза?

Теодор весь сдулся, не находя больше аргументов для сопротивления. Звонку от директора отец бы не придал значения, но вот звонок от полиции проигнорировать не сможет; он далеко не последний человек в городе, и такие сложности его явно не обрадуют. Да, конечно, Теодора отмажут – всегда отмазывали. Но легко он не отделается.

– Что от меня требуется сейчас? – признав поражение, убитым голосом уточнил он. Просиявший мистер Уилсон, хоть и не одобряющий шантаж, но готовый на все, чтобы спасти постановку, вступил в дело, принимаясь в красках расписывать, над чем они работали, какая у него роль и сколько текста ему нужно будет для нее выучить.

Его воодушевления Тео, конечно, не разделял. И вообще всю его вдохновенную речь пропустил мимо ушей, пустым взглядом пялясь в темную поверхность директорского стола. И единственное, о чем он мог думать, это то, что ему придется провести бок о бок с Кристофером Андерсоном ближайший месяц.

С тем самым Кристофером, которого он усиленно избегал целый год. И который, пусть и ненамеренно, но все же нашел способ до него добраться.

2

Дверь в кабинет распахнулась с дикой силой, по помещению раздался оглушительный треск, с которым она врезалась в стену, но мистер Уилсон и бровью не повел, потому что ожидал именно такого появления от этого гостя. Он как раз готовил для него сценарий, помечая красной ручкой моменты, на которые нужно обратить внимание.

– Легок на помине, – буркнул он себе под нос, зарабатывая недовольный взгляд Теодора, сложившего руки на груди и смотрящего на него с выражением лица, красноречиво говорящим о том, насколько он рад тут находиться.

– Че? – вскинул брови он, не разобрав его фразу.

Мистер Уилсон незаметно вздохнул, мысленно успокаивая себя. Он был готов к тому, что с Теодором будет тяжело. Правда, он был готов к этому. Просто, видимо, недостаточно.

– Говорю, спасибо, что постучал, – с приторной улыбкой сказал мистер Уилсон громче. – Присаживайся, не стой в дверях.

– Мне и тут нормально.

– Сядь, я сказал! – рявкнул мистер Уилсон, и ошарашенный резко поменявшимся тоном обычно мягкого учителя Теодор тут же упал на стул напротив него. Мистер Уилсон вздохнул, пригладил волосы и снова нервно улыбнулся. – Надеюсь, мы быстро найдем общий язык.

– Сомневаюсь, – с изрядной долей скептицизма вставил Теодор, но он его проигнорировал.

– У нас есть всего месяц для того, чтобы тебя подготовить, поэтому работы предстоит много, и я рассчитываю на твою отдачу, – продолжил он, складывая в аккуратную стопку листы сценария и сцепляя их степлером.

– Значит, вы очень наивны, – не сдержался Теодор, и учитель сдулся, мгновенно сбрасывая маску наигранного дружелюбия, которая и без того еле держалась, и поднимая на него тяжелый взгляд.

Он очень завидовал этому мальчишке. Теодор наверняка не сталкивался в жизни с тяжелыми проблемами, не терзался душевными муками, не был на месте тех, кого сам же изо дня в день смешивает с грязью. Он шел по ровной широкой дороге, которую его родители построили специально для него, а за ним двигался конвой преимуществ, привилегий, защиты и неприкосновенности, обеспеченных богатством. Он завидовал этому мальчишке и не имел никакого желания связываться с ним, но последнее, что он мог сейчас делать, – это потакать ему, подставляя своих ребят. Которым, откровенно говоря, повезло не так сильно. У которых не было такой ровной широкой дороги – и потому они вынуждены, спотыкаясь и теряясь, брести по узкой темной тропинке.

Мистеру Уилсону нужна была эта постановка. И ему нужно было, чтобы Теодор задействовал все возможности своего до несправедливости великолепного голоса и выложился на сцене по полной.

И он заставит его это сделать. Чего бы ему это ни стоило.

– Послушай меня, Теодор Хейз, – понизив голос, начал он, в этот раз абсолютно серьезно, без тени улыбки, – я не собираюсь с тобой нянчиться. Если ты думаешь, что я счастлив видеть тебя здесь, ты ошибаешься. Если бы у меня был выбор, я бы сделал его точно не в твою пользу. Мне от тебя нужно только выступление, и из-за ваших же выходок я не могу найти никого другого на это место. Так что выступишь – и можешь уходить на все четыре стороны. Свою тонкую душевную организацию оставь, пожалуйста, для родителей, а тут, будь добр, молча выслушай меня, прими к сведению, кивни и выйди.

Теодор ничего не ответил, только сверлил его хмурым взглядом, вспоминая, видимо, причину, по которой оказался здесь и чем ему грозило непослушание.

– Возражений нет? Отлично, – он положил перед ним стопку листов. – Вот сценарий. Ознакомься с ним до завтрашнего дня, пожалуйста. Постепенно начинай учить. Завтра в четыре у нас репетиция, не опаздывай.

Мистер Уилсон замолк, ставя точку в разговоре, но Теодор продолжил сидеть напротив, буравя взглядом теперь уже несчастную стопку.

– Что-то не так? – с трудом подавив вздох, вежливо поинтересовался мистер Уилсон.

– Я не могу в четыре, – буркнул Теодор, и в этот раз учителю не удалось сдержать раздраженного вздоха. Но, прежде чем он успел снова начать зачитывать нотации, Теодор продолжил: – У меня тренировка по волейболу с трех. Я не успею закончить до четырех.

Мистер Уилсон прикусил губу, чтобы не улыбнуться, – не дай бог, парень подумает, что он смеется над ним.

– Приходи после того, как закончишь. Мы репетируем допоздна.

Теодор забрал сценарий, бегло проглядывая содержание, и поморщился. Мистер Уилсон настороженно следил за его реакцией, готовый броситься на защиту своего детища в любое мгновение, но Теодор не отпустил больше никаких язвительных комментариев. Засунув папку в рюкзак, он поднялся.

– Можно один вопрос? – вдруг спросил он, уже подойдя к двери, и мистер Уилсон кивнул. – С чего вы взяли, что я умею петь?

Мистер Уилсон открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался стук, и в кабинет заглянул Кристофер. Несмотря на то, что он был довольно миловидным, его лицо всегда сохраняло сдержанное, даже равнодушное выражение. От этого невольно казалось, что характер у него непростой, хотя Кристофер был хорошим парнем – очень спокойным, немного робким и порой до ужаса принципиальным.

Глаза Теодора распахнулись, и он ощутимо, пусть и всего на долю секунды, растерялся. Мистер Уилсон успел заметить это и задаться вопросом, что послужило причиной такой неожиданной реакции.

Дело в том, что Теодор был не из тех людей, которых легко смутить. Он пробрался ночью в школу, устроил вечеринку, его поймали с поличным, вызвали в кабинет директора, назначили наказание; на все это он реагировал либо с насмешливым равнодушием, либо со злостью, но никогда – с растерянностью или смятением.

Неужели появление Кристофера вызвало в нем эти эмоции?

– Мистер Уилсон, вы заняты? – Крис скользнул незаинтересованным взглядом по застывшему в нелепой позе Теодору. – Я хотел поговорить насчет декораций.

– Да, проходи, Тео уже уходит, – кивнул мистер Уилсон, и Кристофер вошел внутрь, проходя мимо Теодора и садясь на стул.

Тот ошарашенно уставился на его макушку, а потом вдруг вздрогнул, будто возвращаясь в реальность, и поспешно удалился, вместо прощания бросив напоследок:

– Мое имя Теодор.

Кристофер же не выглядел хоть сколько-нибудь задетым внезапной встречей, без лишних вопросов перешел к делу, даже не поинтересовавшись, по какому делу сюда заходил Теодор, – в своем репертуаре, ни капли любопытства.

Мистер Уилсон переключил внимание на своего ученика. Тараканы в голове Теодора были не его заботой, в любом случае.

* * *

Кристофер вошел в актовый зал, ежась от прохлады, всегда царящей в этом помещении, и прошел к первым рядам, на которых скучковались участники их кружка. Его появления никто не заметил, все продолжали оживленно болтать между собой, кроме Марка, который сидел на ряд дальше остальных и печатал что-то в телефоне – наверняка опять с Дэнни переписывался.

Крис подошел к нему и взъерошил смешные белые кудряшки на макушке, и тот поднял голову, тут же расплываясь в заразительной улыбке и с трудом двигаясь на соседнее кресло, чтобы освободить ему место.

– Крис!

Кристофер вынул наушники из ушей, аккуратно их сложил и убрал в рюкзак, прежде чем сесть рядом.

– Мистер Уилсон все-таки заставил тебя прийти на репетицию? – сочувственно спросил он.

Марк, тем не менее, выглядел очень воодушевленным и возбужденно кивнул.

– Я буду играть Цербера, – радостно сообщил он, и Кристофер закусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Это отлично. По крайней мере, текста много учить не придется.

Марк снова кивнул, и они ненадолго замолчали. Кристофер не был любителем поболтать, а Марк, казалось, до сих пор иногда смущался много говорить, поэтому они чаще всего держались вместе и молчание их не угнетало.

Кристофер перевел взгляд на остальных ребят, которые продолжали бурно переговариваться, отчего в зале стоял легкий шум, как будто их тут не восемь было, а по меньшей мере восемнадцать.

– По какому поводу столько разговоров? – спросил он, ни к кому, впрочем, не обращаясь, но его услышала Джесс – их единственная певица. Она обернулась, приветливо улыбнувшись ему.

– Мистер Уилсон нашел кого-то на главную мужскую роль, – поделилась новостью она, и Кристофер удивленно вскинул брови.

– Серьезно? Здорово. Как умудрился только, все уже отчаялись…

Он откинулся на спинку кресла, складывая руки на груди. Джессика вернулась к разговору, и Марк прислушался, иногда решаясь что-нибудь вставить, но Кристофер молчал.

Он был уверен, что мистер Уилсон никого не найдет и снова примется его уговаривать. Ему неловко было каждый раз отказывать, но и соглашаться он не хотел – было бы слишком тяжело. Должным образом подготовиться к главной роли Кристофер бы не успел, а выступить как попало только для галочки было не в его характере.

Он бы вообще не участвовал в постановке, потому что и так взял на себя подготовку декораций, музыкального сопровождения и технической стороны, но ребят в кружке было слишком мало и он просто не мог подвести мистера Уилсона, который с таким вдохновением принялся за ее подготовку.

Кристофер встряхнул головой и пригладил темную челку. Подумав немного, достал из рюкзака книгу, которую им задали прочитать по литературе, чтобы не терять зря времени до прихода учителя, но только успел ее открыть, как над ухом раздался голос:

– Все учишься?

Кристофер поднял голову, натыкаясь взглядом на стоящего над ним мужчину.

Мистер Уилсон был молодым: кажется, ему недавно исполнилось двадцать семь. Когда он только пришел в школу, он был полон воодушевления и оптимизма, хотел нести музыку и искусство в массы, но быстро понял, что никому это и не нужно особо. Несмотря на испытанное разочарование, мистер Уилсон продолжал сохранять позитивный настрой, правда сузил его воздействие со всех учеников школы до семи участников кружка.

– Думал почитать, но только открыть и успел, – пожал плечами Кристофер, заглядывая за спину мужчины в надежде увидеть, кого же взяли на главную роль. Не то чтобы ему было настолько любопытно – главное, что исполнитель есть, а кто он – это не так важно, но все-таки…

Однако за мистером Уилсоном никого не было.

– Ребята, на сцену! – хлопнул в ладоши учитель. И тут же ответил на все незаданные вопросы: – Начнем пока без нашей новой звезды, он опоздает.

Все поднялись, обмениваясь недоуменными взглядами. Кристофер отложил книгу на соседнее кресло и помог Марку, после того как тот споткнулся, едва поднявшись.

– Хорош актер, – фыркнул Остин. – Опаздывает на первую репетицию.

Остин был самым младшим в кружке. Он выглядел почти до комичного стереотипным – очки, дурацкая стрижка, огромные глаза и мешковатая одежда. Но, несмотря на это, остроте его языка можно было позавидовать. За то, что он никогда не молчал в ответ на насмешки, ему от местных хулиганов доставалось в два раза чаще, чем всем остальным.

– Не ворчи, – одернул его мистер Уилсон, услышавший сказанные в никуда слова. – Радуйтесь, что вообще придет. Так, все по позициям. Джесс, твой выход. Я пока буду читать за Орфея.

Как только началась репетиция, недовольство мгновенно было позабыто. Ради этого – ради погружения в параллельный мир, ради пылких диалогов, эмоций, ради театра – они собрались здесь, ради этого так усиленно борются, это готовы отстаивать.

Они успели прогнать почти всю постановку, когда дверь в актовый зал распахнулась, отвлекая всех от текстов. Кристофер вгляделся в окутанный полутьмой проход, силясь разглядеть того, кто спускался вниз, к освещенным первым рядам. И ему показалось, что он мог потрогать разочарование, прокатившееся гулким вздохом по помещению после того, как к сцене подошел Теодор Хейз.

Мистер Уилсон поднялся, натянуто улыбаясь. Он и сам почувствовал внезапное напряжение, но поделать ничего с этим не мог – разве что немного сгладить. Теодор кинул спортивную сумку и рюкзак на одно из кресел, складывая руки на груди и не произнося ни слова.

Он был высоким, поджарым, занятия волейболом явно для него даром не проходили. Пронзительно зеленые глаза и светлые волосы, смуглая кожа, яркие губы – Теодор неизменно притягивал все взгляды, где бы ни появился. У него была запоминающаяся, выразительная внешность.

Но никого из тех, кто находился здесь, внешность его не впечатляла. Пусть объективно он и был красив, но красота эта стиралась под весом его высокомерной грубости, с которой каждый из ребят был знаком не понаслышке.

Повисла неудобная тишина, которую мистер Уилсон нарушил смущенным покашливанием.

– Вот, ребята, знакомьтесь, это Тео… – он наткнулся на хмурый взгляд Теодора и осекся, прежде чем продолжить: – дор Хейз, – Словно кто-то тут мог не знать самого популярного ученика их небольшой школы. – Он будет играть роль Орфея.

Никто не зааплодировал, никто не начал радоваться, ни одного благодарного слова не услышал мистер Уилсон. Первое, что он услышал, – это раздраженный стон.

– Вы серьезно? – скептически произнес Итан. – Он, по-вашему, сможет нормально сыграть?

Вообще-то, Итан был добрым и мягким парнем, похожим на большого плюшевого медведя. Он очень редко говорил другим что-то неприятное. Но, видимо, Теодор был его личным исключением из правил.

– Что он вообще тут делает? – подхватила Лиззи. – Он же придурок!

А вот Элизабет палец в рот не клади – дай что-нибудь язвительное сказать. Ее нежное лицо и хрупкая фигурка совсем не сочетались с тем, что она порой могла ляпнуть.

– Лиззи! – поперхнувшись возмущением, одернул ее мистер Уилсон.

Но было уже слишком поздно – среди ребят поднялся недовольный гул, бунта было не миновать. Виновник бунта, которого праведный гнев неудачников вообще никак не задевал, тем временем смотрел только на Кристофера, привалившегося плечом к стене и не принимающего участия в происходящем. Словно ему было все равно, кто будет играть главную роль. Словно ему было все равно, что ее будет играть Теодор.

Теодор не понимал, почему его это задевало. Он не понимал даже, какой реакции ждал. Знал только, что отсутствие любой реакции заставило его почувствовать разочарование.

Мистер Уилсон переводил полный паники взгляд со своих учеников на Теодора, не зная, что делать дальше. Нет, конечно, он не тешил себя ложными надеждами и понимал, что вряд ли они примут с распростертыми объятиями того, кто все время над ними издевался, но Теодор – буквально их единственная надежда на то, что премьера все-таки состоится, и он надеялся, что это сыграет свою роль. Что ж, очевидно, он ошибался.

Гомон все нарастал. Драматизм ребят – все-таки они были актерами, – делал каждую их реплику громче и театральнее, и мистеру Уилсону снова показалось, что их тут минимум в два раза больше.

Когда он уже готов был хвататься за голову, пришло спасение, причем от того, от кого никто его не ждал.

– Хватит, – тихий, но твердый голос Кристофера подействовал на всех как успокоительное. От него веяло холодком, против которого никто не решался выступать. Кристофер очень редко встревал, а потому к нему всегда прислушивались. И в этот раз тоже: ребята, раскрасневшиеся и растревоженные, как воробушки зимой, замолкли, поворачиваясь к нему. Теодор же, напротив, отвел взгляд. Его проклятое сердце начало стучать быстрее – и ни один человек в зале не догадывался об этом. – Что вы тут устроили? Дайте мистеру Уилсону сказать.

Мистер Уилсон облегченно выдохнул, когда пристыженные ученики уселись на край сцены, недружелюбно косясь в сторону Теодора, развалившегося на одном из кресел.

– Спасибо, Крис, – искренне поблагодарил он, и Кристофер коротко кивнул ему в ответ. – Так вот. Да, Теодор будет исполнять главную роль. Я прошу вас всех проявить терпение по отношению к нему. Это наша общая работа, так что давайте поможем ему освоиться.

– Мне не нужно помогать осваиваться, – насмешливо произнес Теодор, проглатывая свою внезапную растерянность, которая даже его самого выбила из колеи. – Если вы, неудачники, думаете, что я счастлив тут находиться, то вы ошибаетесь. Я жду не дождусь окончания этого дерьма.

Все были настолько возмущены, что даже не нашлись с ответом.

– Зачем ты тогда пришел? – закономерно поинтересовался неожиданно осмелевший Марк, впрочем, тут же сжимаясь, когда Теодор повернулся, окидывая его цепким взглядом.

– Это мое наказание, – пожал плечами тот, но непроизвольно выпрямился в кресле, когда заметил, как Кристофер спрыгнул со сцены и пошел к нему.

– Послушай, – безэмоционально начал он, спокойно встречая его взгляд. Ему было плевать на Теодора, на его отвратительное поведение, плевать на то, что за дверью, как голодные акулы, снуют его дружки, которые наверняка не упустят случая припомнить ему то, что он собирался сказать, – мы тоже не особо рады тебя видеть. Ты нас бесишь, мы бесим тебя – все ясно. Но выбора нет, так что соизволь перестать вести себя как полный придурок и начинай работать. Здесь наши правила, и если уж это твое наказание, то хоть его прими достойно.

Теодор молча смотрел на него, широко распахнув глаза, будто впервые видел, и Кристоферу от этой тишины стало неловко. Он отошел на пару шагов, чувствуя, как кто-то из ребят похлопал его по плечу.

Неужели перегнул палку?..

– Что ж, – снова откашлялся мистер Уилсон, – давайте начнем.

И едва не подавился воздухом от удивления, когда Теодор послушно встал и направился к сцене.

* * *

Ученики растеклись по креслам, невпечатленно глядя на подавленного мистера Уилсона. Их взгляды так и говорили: «Мы вовсе не удивлены». Теодор сидел на краю сцены, беззаботно болтая ногами и опираясь на вытянутые за спиной руки.

Настроение после репетиции у всех было ни к черту, и натянутая тишина, царящая в зале, только усугубляла ситуацию.

Кристофер опять углубился в книгу, не желая слушать безнадежные попытки мистера Уилсона утешить их. Он и так знал все, что тот скажет, – они все знали. Теодор был ужасен. Никакими утешениями тут не помочь. Его актерская игра была не просто на самом дне, она была там еще и с лопатой.

Кристофер понятия не имел, почему мистер Уилсон вообще решил взять Теодора на главную роль, но, чем бы он ни руководствовался, он допустил ошибку. И ошибка эта сидела в образе Теодора на краю сцены и явно ни о чем не переживала.

Ребята злились, но Крису, честно говоря, было все равно. Хорош он или плох, Теодор все равно выйдет на сцену, потому что больше некому, и позориться будет сам. Его это вообще не касается. Он здесь исключительно из уважения к мистеру Уилсону и преданности ребятам.

Мистер Уилсон тем временем пытался как можно мягче подвести неутешительные итоги сегодняшнего дня, хотя был уверен, что его подопечные и сами все понимают.

Теодор хорошо пел, но до демонстрации его голоса – единственной причины, на которую мистер Уилсон опирался, настаивая на том, чтобы он исполнял главную роль, – они так и не дошли. Теодор играл не плохо, он играл просто ужасно. Это и игрой можно было назвать с натяжкой. К и без того отвратительным способностям прибавлялось еще и то, что он совершенно не старался, и для остальных ребят, которые вкладывали в игру душу, это было плевком в лицо.

– Я вижу один выход из сложившейся ситуации, – стараясь поддерживать жизнерадостный тон голоса, сказал мистер Уилсон. – Кто-то из вас должен помочь Теодору с подготовкой.

Сзади раздалось фырканье, и мистер Уилсон с тяжелым сердцем ждал очередную колкость от Теодора, но тот промолчал, даже не возразил. Впрочем, чуть позже мистер Уилсон понял почему.

Ребята сохраняли тишину, устав возмущаться и спорить с учителем, поэтому мистер Уилсон взял дело в свои руки.

– Остин? Что насчет тебя? – позвал он хмурого мальчика, сидящего на первом ряду. Тот вскинул на него раздраженный взгляд.

– После того, как он целый год «случайно» проливал на меня сок в столовке? Ни за что, – сложив руки на груди, наотрез отказался он. – Пусть катится к черту.

Мистер Уилсон подавил вздох, но ничего не сказал. Вместо этого он переключился на его соседку.

– Джесс? – обратился он к девушке, с преувеличенным интересом разглядывающей свои ногти.

Она подняла глаза и откинула прядь длинных осветленных волос за спину.

– В начале старшей школы из-за него ко мне приклеилась кличка «Сперма», потому что я перекрасилась в серый, – убийственно холодным тоном проговорила она. – Как думаете, захочу я ему помогать?

Мистер Уилсон повернулся к Теодору с немым возмущением во взгляде, но тот только пожал плечами, делая вид, что речь шла не о нем, хотя ухмылка, растекшаяся по губам, красноречиво говорила об обратном.

– Хорошо, – глубоко вздохнув и про себя досчитав до трех, продолжил мистер Уилсон. – Итан?

– Он забрал мою копию Тадж-Махала из бумаги и сжег ее на уроке химии.

– Лиззи?

– Его друзья облили меня водкой, и мама на два месяца посадила меня под домашний арест, потому что думала, что я хожу по тусовкам вместо школы.

Мистер Уилсон, не теряя надежды, обратился к Томасу, который обычно поддерживал любые его начинания, но в этот раз даже он отказался, пробормотав что-то в оправдание; затем он повернулся к Юте, но тот только качнул головой – ему можно было не озвучивать причины, Юта был наполовину японцем, и это давало некоторым отморозкам огромное количество поводов для насмешек.

Несмотря на то, что Джонатан Уилсон был в глубоком шоке от того, что Теодор и его дикие друзья творили за спиной учителей, сделать он ничего с этим не мог – Тео уже был наказан, а отчислять его не стали бы в любом случае.

– Марк? – совершенно сдавшись, просто для приличия позвал он, и мальчишка вылупил на него огромные голубые глазищи, которые словно стали еще больше.

– Я его боюсь, – шепотом признался он, и Теодор, не выдержав, начал громко хохотать, отчего бедный Марк стал белее мела.

– Кристофер! – с трудом перекричав хохот, мистер Уилсон обратился к последнему участнику кружка, и смех Теодора оборвался так же резко, как начался. Но лишь сам Теодор знал, что его сердце тоже стремительно оборвалось в этот миг.

Названный парень поднял глаза от книги, в которую погрузился настолько, что пропустил все происходящее.

– Что?

– А что тебе Теодор сделал плохого?

Кристофер перевел на Теодора безучастный взгляд, словно бы задумываясь, а потом посмотрел на учителя.

– Ничего, – спокойно ответил он.

Мистер Уилсон, которому это все порядком поднадоело, зацепился за последнюю возможность, которую решил не упускать.

– Так, все свободны, Теодор и Крис, останьтесь, – раздал указания он. Ребята шумно собрались, прощаясь и сочувственно поглядывая на растерянного Кристофера. – Поторопитесь. Марк, да ускорься ты уже. Кто-нибудь, помогите ему!

Итан и Томас встали от него по обе стороны, подхватывая под руки и практически неся к выходу, и когда дверь за нестройной процессией закрылась, мистер Уилсон решительно повернулся к Кристоферу.

– Мне жаль вешать это на тебя, – начал он, пока Крис с опаской поглядывал то на него, то на потерявшего вдруг всю спесь Теодора, – но ты должен помочь Теодору подготовиться к роли.

– Я не стану, – мгновенно отреагировал Кристофер, упрямо запихивая книгу в рюкзак и твердо встречая взгляд учителя.

– Станешь, – нахмурился мистер Уилсон. – Либо это, либо главная роль переходит к тебе. Я знаю тебя, Крис, ты точно не хочешь, чтобы постановка, к которой твои друзья так усердно готовятся, потерпела крах.

Теодор вдруг спрыгнул со сцены, сжимая кулаки и с замиранием сердца вслушиваясь в каждое слово. Он будто желал что-то сказать, но в то же время не решался, напряженно ожидая ответа. Он не знал, чего ему хотелось больше, – чтобы Крис отказался или чтобы согласился.

– Вы что, шантажируете меня? – прищурившись, ровным тоном поинтересовался Кристофер, и мистер Уилсон расплылся в довольной улыбке, кивая.

– Именно так.

Кристофер закатил глаза и цокнул, разворачиваясь к выходу.

– Мне за это даже не платят, – пожаловался он в пустоту.

Мистер Уилсон, поняв, что получил согласие, ликующе хлопнул в ладоши и развернулся к Теодору.

– Возражений нет?

Он заметил, что парнишка как-то весь побледнел и вообще перестал быть похожим на самого себя, еще пару минут назад заливавшегося тут гнусным смехом.

– Нет, – хрипло выдохнул он.

Кристофер обернулся на мгновение, встречая взгляд, который Теодор тут же отвел.

– Завтра в пять тридцать в школьной библиотеке, – бросил он ему будто плевок в лицо, честное слово. – Я буду ждать десять минут – не явишься, можешь сразу идти к черту. До свидания, мистер Уилсон.

Учитель с опозданием кивнул, с удивлением глядя в спину Криса, который обычно себе таких выражений не позволял. Видимо, рассказанные друзьями истории о неудачных встречах с Теодором оказали на него влияние.

Когда Кристофер скрылся за дверью, Теодор продолжал неподвижно стоять несколько мгновений, чувствуя себя облитым помоями с головы до ног, а потом вдруг бросился вслед за ним, позабыв напрочь попрощаться с учителем и забрать свои вещи.

Если Кристофер решил, что может так с ним разговаривать, то он ошибся! То, что Теодор никогда не трогал его, не значило, что он особенный или неприкосновенный, – это значило, что Тео оказывал ему услугу. Которую всегда может забрать.

По крайней мере, он предпочитал так думать.

Теодор догнал уходящего Кристофера в опустевшем коридоре.

– Послушай внимательно, – прошипел он, хватая его за плечи и резко разворачивая на себя.

Кристофер распахнул глаза от неожиданности и попытался отодвинуться, но Теодор дернул его еще ближе. Случайно слишком близко. Так близко, что и сам забыл, что хотел сказать. Он невольно скользнул взглядом от светло-карих глаз к мягкому розовому изгибу губ и гулко сглотнул, заставляя себя вернуться в реальность.

– Я слушаю, – вскинул брови Кристофер, обескураженный внезапным молчанием, и Теодор открыл рот и тут же закрыл его, кляня себя за слабость, когда разжал хватку на чужих плечах и отступил.

– Ты думаешь, что я не выбью из тебя дерьмо, если ты продолжишь так со мной разговаривать? – через силу процедил он. – Если так, то знай – ты ошибаешься.

Кристофер ни на мгновение не отвел прохладного взгляда и равнодушно повел плечами. Он и вправду совсем не боялся Теодора. Ну что тот мог ему сделать? Теодор никогда никого не бил, а унижение и насмешки Кристофера вовсе не пугали.

– Буду иметь в виду. Завтра в пять тридцать, не забудь, пожалуйста, – напомнил он, и вся бессильная отчаянная злоба Теодора разбилась о стену его невозмутимости.

Развернувшись, он просто пошел к выходу, оставляя Теодора давиться тем, что он так и не смог сказать.

«Что за чертовщина», – подумал он, прижимая руку к груди, в которой как-то неестественно быстро билось сердце.

Серьезно, что за чертовщину Кристофер с ним творит?

3

– Отвратительно, – прокомментировал Юта.

Он родился в этом городе, его мать вышла замуж за местного юриста и переехала сюда из Осаки, и больше всего Юта ненавидел, когда кто-то пытался начать говорить с ним на ломаном японском или, того хуже, корейском, принимая за туриста, который ни слова не понимает по-английски. «Словно в эту дыру мог бы приехать турист», – фыркал он.

Больше всего он любил театральный кружок, зависать в баре, где иногда наливали алкоголь несовершеннолетним, и Кристофера, с которым они дружили с самых пеленок.

Юта был невысоким – на полголовы ниже Кристофера, который и сам ростом не отличался, – и волосы у него были безнадежно сожжены краской – еще в подростковом возрасте он потратил очень много усилий на то, чтобы вытравить родной черный цвет. Теперь они были собраны в небольшой хвостик, а состригать их Юта категорически отказывался.

Они стояли возле шкафчиков на большом перерыве и смотрели на Теодора, целующегося в другом конце коридора со своей девушкой. Или, правильнее было бы сказать, с одной из своих многочисленных девушек – его видели много с кем, но, как правило, не чаще пары раз. Теодор целовался с таким упоением, будто хотел съесть бедняжку. Так и тянуло пожелать приятного аппетита.

Кристофер вообще не был уверен, что в школе можно творить подобное. Наверное, только если ты Теодор Хейз.

Он вздохнул, отворачиваясь и складывая в шкафчик учебники по алгебре, прежде чем достать новые по биологии и анатомии.

– Чувствуешь это? – Юта привалился плечом к соседнему шкафчику, испытующе глядя на Криса. – Гетеросексуальностью завоняло.

– Ты не можешь так говорить, – вяло возразил Кристофер. – Ты сам гетеросексуал. Может, это от тебя воняет.

– Но я не позволяю себе такого! – он стрельнул взглядом в Теодора и девушку. – А как же этика? А мои эстетические чувства? Это мне, может, весь день испортило. У меня, может, глаза от этого болят.

– Ну так ты не смотри, – посоветовал Кристофер, не став упоминать, что основная причина, по которой Юта не позволял себе такого, заключалась в том, что позволять было не с кем. Вместо этого он продолжал копаться в шкафчике, чтобы отыскать завалявшийся там батончик из злаков. Он забыл взять с собой обед, а еда в столовой была неприлично дорогой и не особо вкусной, ему было жаль тратить на нее деньги.

– Нет, ты послушай, если бы это были мы с тобой, нас бы сразу отвели к директору! – привел неоспоримый аргумент Юта, его голос был наполнен негодованием. Кристофер устало закатил глаза, расстраиваясь из-за того, что так и не отыскал свой батончик. Он захлопнул шкафчик и развернулся к другу.

Он знал, что все возмущение Юты было вызвано не нарушением его эстетических потребностей, а тем, что именно Теодор эти потребности нарушал. Он не разделял его неприязни – да и в принципе неприязни всех участников кружка, которые волком смотрели на него. Да, Кристофер не относился к Теодору хорошо, но и плохо тоже не относился, потому что не привык судить о тех, кого не знал лично. Теодор творил всякое, и мало что из этого можно было назвать приятным, но все-таки он никогда никому не причинял серьезного вреда, и в некоторых случаях виной всему был даже не он, а его дружки. И потом, у него наверняка были свои причины быть таким. Ничего не происходит просто так, у всего есть мотивы, причины и следствия, эту истину Крис уяснил уже давно. Конечно, он не оправдывал его, но просто иногда задумывался о том, что, возможно, в тот раз это мог быть…

Нет, это чушь.

От Теодора и вправду гетеросексуальностью за милю несло. Может, Кристофер и не знал о нем ничего личного, но то, что было выставлено напоказ, казалось вполне однозначным. Популярный мальчик со смазливым личиком, неугасающей харизмой и уверенностью в себе, да еще и из богатой семьи. Прибавить к этому место капитана волейбольной команды, тачку и кривую усмешку, вечно играющую на красивых губах, и все – полный набор образа из мокрых снов.

А у Кристофера вообще из зацепок был только голос, и он с ходу мог назвать с десяток парней в их школе, у которых были такие же низкие голоса, как у Теодора. Это вообще не было причиной.

– Это не могли бы быть мы с тобой, – ответил он Юте. – Во-первых, потому что ты гетеро. Во-вторых, даже если бы ты был по мальчикам, я бы не стал с тобой целоваться, ты мне как брат.

Юта моргнул, обрабатывая информацию, и вдруг подался вперед, упершись руками в шкафчики по бокам от Криса и сократив расстояние до неприличия. Из-за того, что он был ниже, это ощущалось почти комичным. На его губах расползлась шутливая ухмылка, и Крису с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.

– Ты уверен? – понизив голос, чтобы звучать соблазнительнее, поинтересовался он и выразительно поиграл бровями. – Я неплохо целуюсь. Задам планку для твоего будущего парня!

Кристофер фыркнул и только открыл рот, чтобы ответить, как рядом с ними раздалось многозначительное покашливание, и перепуганный Юта побледнел за долю секунды и отлетел от Криса как ужаленный, торопливо оборачиваясь.

Кристофер встретился взглядом с мрачным Теодором, который вроде еще мгновение назад был в другом конце коридора, и невольно покраснел до корней волос. А потом сам себя за это наругал.

Нашел перед кем смущаться! Да еще и после того, как Теодор на глазах у всей школы чуть ли не по гланды засунул язык в рот девушки! Ему-то вообще хоть бы что: стоял, смотрел на Кристофера так, словно он тут на его глазах совершил кровавое жертвоприношение, причем жертвой была его любимая собачка.

Зачем вообще подошел?

– Не помешал? – сухо осведомился он, наконец нарушив неловкую тишину.

– Помешал, – пробурчал Юта, который, хоть и успокоился немного, что это не кто-то из учителей и не директор, но все же порядочно смутился. – Мы вот только собирались…

– Замолчи, – прошипел покрасневший еще гуще Кристофер, пихая Юту локтем в живот и не замечая, как потемнел взгляд Теодора. Потом обратился к подошедшему парню: – Что тебе нужно?

Тот пристально смотрел на Юту, и последний невольно сжался. Теодор, конечно, не бил никого просто так, но о том, что он хорошо дрался, было известно всем, и никто не желал попадаться ему под горячую руку.

– Теодор? – окликнул его Кристофер, не получив сразу ответа, и парень вздрогнул, возвращая внимание на него.

– Когда мы встречаемся? – низким голосом спросил он.

Крис сглотнул, ощущая на себе вопросительный взгляд Юты, и крепче сжал в пальцах ручки рюкзака.

– В пять тридцать в библиотеке, – он приподнял брови. Неужели уже забыл? Они говорили об этом только вчера. Что вообще за дурацкий повод подходить? Да еще и так внезапно, да еще и от такого важного дела отвлекся!

Теодор кивнул и удалился, провожаемый двумя ошарашенными взглядами. А потом Юта ехидно поинтересовался:

– Так… что значит «мы встречаемся»?

Кристофер застонал, запрокидывая голову.

* * *

Допрос с пристрастием от Юты, незапланированный тест по анатомии, запланированный диктант по английскому вымотали Кристофера, и конца уроков он ждал как божьего благословения, умудрившись забыть, что ему еще нужно было отбывать «повинность» в библиотеке с Теодором.

Искушение бросить все и уйти было так велико, но чувство долга перед мистером Уилсоном было сильнее.

Последний урок Кристофера закончился в десять минут шестого. Он попрощался с Ютой, который не переставал слать ему многозначительные ухмылочки до тех пор, пока Кристофер не пригрозил отработать на нем пару приемов тхэквондо, и поплелся в сторону библиотеки.

Живот жалобно заурчал от голода, и он прижал к нему ладонь в тщетной попытке приглушить звук. И почему люди не могут без еды? Как полезно было бы – и деньги не тратишь, и время, и вес не набираешь.

Крис вздохнул, заходя в практически пустое помещение и устало улыбаясь пожилой библиотекарше.

– Будешь что-нибудь брать, сынок? – поинтересовалась она мягким старческим голосом.

Кристофер вежливо покачал головой.

– Я жду знакомого, нам нужно позаниматься, – объяснил он, и в середине его предложения живот снова громко заявил о себе. Он поморщился, чувствуя, как стыд обжег щеки.

– Голодный! – ахнула старушка, всплескивая руками. – Сейчас, подожди-ка здесь, миленький.

Она вернулась с маленькой вскрытой упаковкой печенья и бананом. В библиотеке нельзя было есть, но Кристофер был любимчиком маленькой сварливой библиотекарши, поэтому у него были определенные привилегии.

– Возьми.

Кристофер чуть не заплакал от благодарности, принимая угощение. Живот, почувствовав скорую награду за свои тяготы, снова оживился.

– Спасибо! Я пойду за стол, – произнес, прижимая к груди драгоценные печеньки.

– Иди-иди, – добродушно улыбнулась пожилая женщина в ответ, и Кристофер удалился, выбирая самое дальнее место, с которого был виден вход. Он достал учебник по геометрии и тетрадь, решив скоротать ожидание за выполнением домашнего задания.

Он надеялся, что они закончат не позже половины седьмого, потому что потом ему еще нужно на работу. Крис невольно задумался над тем, почему же он здесь. Да, он сам согласился, чтобы не подставлять ребят, – удобное оправдание. Но в глубине души он понимал, что, если бы действительно не хотел, никто бы не смог заставить его проводить время с Теодором. И дело было не в том, что ему нравился Теодор или он испытывал желание помочь ему освоиться, просто мысли о том, что тогда это мог быть он, не отпускали, и Кристоферу…

Ему хотелось знать правду. Ему нужно было ее знать. И Теодор мог бы с этим помочь.

Он подпер щеку ладонью, жуя печенье и скользя взглядом по строчкам в учебнике, пытаясь вникнуть в условие задачи, но сам то и дело поглядывал на часы.

Стрелка перевалила за половину – Теодора не было. Не появился он через минуту после назначенного времени, через пять, через десять и через двадцать. Вопреки железному условию, что ждать он будет не дольше десяти минут, Кристофер продолжал сидеть, ощущая растущее в груди разочарование вперемешку с раздражением.

Когда минутная стрелка часов почти достигла шести, Кристофер резко скинул учебники в рюкзак, собрал мусор и вылетел из библиотеки, скомканно попрощавшись с библиотекаршей, проводившей его обеспокоенным взглядом.

Он чувствовал себя просто отвратительно униженным, хотя это не должно было так его задеть.

Неужели ты настолько наивный, Крис Андерсон?

Думал, что сам Теодор Хейз освободит полчаса из своего забитого расписания, чтобы изучить сценарий к постановке, которую готовила кучка неудачников?

Ну да, конечно.

Получи и распишись.

Он торопливо шел по уже опустевшим коридорам школы, и в груди у него неприятно тянуло. Кристофер хмурился и сильно кусал губу, чтобы отвлечься от этого чувства. Оно ему не нравилось.

* * *

Теодор нетерпеливо притопывал ногой, не прислушиваясь толком к словам тренера, который внезапно решил организовать собрание, чтобы «поддержать командный дух перед предстоящими соревнованиями», прямая цитата.

Теодору сейчас было не до командного духа: мало того что с последнего урока их отпустили не в двадцать минут шестого, а в половину, так еще и тренер со своими пространными вдохновляющими речами, которые за два года, проведенные в команде, он уже знал наизусть и которые никогда ни на кого не оказывали действия, задерживал его. И телефон, как назло, Теодор впопыхах забыл в рюкзаке, который до этого закинул в шкафчик, чтобы не таскаться с ним зря.

Кристофер ведь не станет его ждать. Он точно не станет. Конечно, хотелось бы надеяться на чудо, но тренер уже двадцать минут заливался сладкими эпитетами о том, что он с ними сделает, если они проиграют матч, и только это самое чудо могло их спасти от еще двадцати таких же минут.

Видимо, молитвы Тео были кем-то услышаны, потому что чудо явилось в раздевалку в образе молоденькой медсестры. Тренер замолк на полуслове, икнул и расплылся в обольстительной – Теодора аж передернуло – улыбке.

– Чем могу помочь? – заискивающе спросил он, мгновенно позабыв о восьми здоровых лбах, которые сгорали от желания свалить из душной вонючей раздевалки.

– Вы должны были предоставить мне справки своих ребят, – строгим тоном начала девушка. – Я не получила ни одной. Почему за вами вечно надо бегать?

– Ну, мисс Стюарт… – неловко хихикнув, заговорил мужчина, но Теодор, забив уже на все правила приличия, перебил его.

– Простите, тренер, но можно нам идти? – громко поинтересовался он, и тренер, конечно, позволил. Теперь у него появились дела поважнее, чем петушиться перед старшеклассниками.

– Поверить не могу, что этот хрен задержал нас на столько времени, – начал ныть Джейкоб. – Уже почти шесть…

Теодор споткнулся на пороге, округлив глаза.

– Сколько? – ошарашенно выдохнул он.

– Шесть… – растерянно повторил Джейкоб, и Теодор сорвался с места в тот же миг, несясь в сторону библиотеки (по крайней мере, он надеялся, что библиотека была в той стороне, потому что он там ни разу не был). – Эй! Эй, что случилось?

Но Теодор не ответил, только махнул рукой, как бы говоря, что потом объяснит. Сердце быстро колотилось в груди, и он не мог найти объяснения своему волнению. Он постоянно опаздывал на все встречи, на свидания, тренировки – куда угодно, и его это не особо волновало, но сейчас… Все было по-другому.

Он действительно боялся, что Кристофера уже не будет на месте. Что он расстроится, огорчится, что разочаруется в Теодоре.

Наверное, стоило просто смириться с тем, что все происходящие с ним странности объяснялись одним – Кристофером.

– Молодой человек! – строго повысив голос, остановила его в дверях пожилая противная библиотекарша. – Тут нельзя бегать. Это вам не спортивное поле.

«Вот грымза», – подумалось Теодору. Он, пытаясь отдышаться, оглядел абсолютно пустое помещение, а потом, проглотив неприязнь, подошел к злобной старухе.

– Тут не было парня из первого класса? Такой темноволосый, Кристофер зовут, – сдавленно поинтересовался он.

Старуха просканировала его подозрительным взглядом, потом мучительно медленно поднесла сухой палец к лицу, поправляя очки. Теодор сильно кусал губу, чтобы не начать ругаться.

– Был, – наконец ответила она так, словно сделала ему одолжение. – Ушел минут пять назад.

Она собиралась добавить что-то еще, но Теодор уже выбежал из библиотеки, несясь к выходу. Он злился на себя за то, что не пропустил это дурацкое бесполезное собрание, на тренера, который это собрание устроил, на библиотекаршу, на которую потратил целых две драгоценных минуты. Только на Кристофера злиться не мог. Тот вообще обещал ждать ровно десять минут, а сам… сам ждал его все это время, не уходил.

Он вылетел на улицу, прищуривая глаза, и едва не упал на колени от облегчения, когда увидел знакомую темную макушку где-то у ворот. Набрав в легкие побольше воздуха, он заорал:

– Кристофер!

Макушка замерла и постояла пару секунд на месте, прежде чем снова пуститься в путь.

– Твою мать, – прорычал Теодор, опять срываясь на бег и злясь теперь уже и на Кристофера. Что ему, сложно постоять минуту, что ли? Да Теодор так скоро легкие свои выплюнет прямо ему под ноги, даже спортивная выносливость не поможет.

– Стой! – снова закричал он, едва не кувырком летя по тротуару. Схватил его за руку, сгибаясь пополам, и Кристофер преувеличенно громко вздохнул, разворачиваясь.

– У тебя ладони потные, – ровно произнес он, опуская взгляд на свое окольцованное чужими пальцами запястье.

Теодор поднял на него раздраженный взгляд, но ничего не смог сказать, потому что потратил весь кислород в легких на то, чтобы добежать до упрямца.

– Придумал, что сказать в оправдание? – поинтересовался тем временем Крис. – Может, учитель оставил после уроков? Или друзья не отпускали? Тренер позвал на внезапное собрание? С девочкой развлекался?

Теодор закашлялся от изумления. Кристофер отвел взгляд, как будто сам не ожидал от себя последней фразы. Да, Теодор развлекался с девочками, каждый раз с разными, всегда с самыми красивыми, очаровательными, женственными.

Если бы еще это помогало.

Если бы еще каждый раз, целуя кого-то, он не видел за закрытыми веками вовсе не свою партнершу.

Он сплюнул вязкую слюну, выпрямляясь, сильно, пусть и непреднамеренно, уязвленный.

– В точку, – ядовито ответил он. – Мистер Всезнайка опять оказался прав.

Кристофер нахмурился, и Теодору стало неудобно, как будто за шиворот бросили горсть снега. Он должен был сказать не это. Он должен был извиниться. Предложить исправить свою вину.

Эта постановка – наказание, и он должен был отработать его, хотелось ему или нет. Кристофер же (практически) добровольно согласился с этим помочь, не представляя даже, насколько это было ценно для Теодора.

Отчасти потому, что сам Теодор упорно показывал обратное.

И вопрос тут был не в том, что он чувствовал. За что он на Криса злился и за что злиться был не в силах.

– Знаешь что, – в уголках губ Кристофера застыло разочарование, блеск пропал из взгляда, – не нужны нам эти занятия. Тебе, очевидно, на них плевать, а я не желаю заботиться о том, что меня не касается.

Он вырвал руку из пальцев Теодора, собравшись уходить, но тот, неожиданно даже для себя, его остановил.

– Нет, подожди, я… – Под испытующим взглядом Кристофера мысли не желали формулироваться в слова, хотя он очень редко испытывал сложности с тем, что сказать. Теодор вдохнул побольше воздуха. Куда подевалась его обычная самоуверенность? Где его красноречие? Что такого в Кристофере, что постоянно делает из него какого-то неудачника? – На самом деле, нас действительно тренер собирал. Я забыл телефон в рюкзаке, поэтому потерял счет времени и не смог тебя предупредить. Мне жаль. Мы можем… можем позаниматься сейчас.

– Не можем, – резковато ответил Кристофер, но, когда встретился взглядом с Теодором, выглядящим по-настоящему виновато, растерял всю свою злость. Он устало потер глаза, прежде чем продолжить уже мягче: – У меня работа через полчаса. Мы не можем позаниматься сейчас.

– Ты работаешь? – изумленно округлив глаза, поинтересовался Теодор. Это оказалось настолько неожиданным, что он едва не подавился воздухом. У них очень большая нагрузка в школе, а Кристофер входит в тройку лучших учеников. К тому же он репетирует с кружком мистера Уилсона.

И работает?

Он вообще спит? Хоть иногда?

Кристофер нехотя кивнул.

– Допрос окончен? Я могу идти?

Только сейчас Теодор заметил, какое измученное у него лицо. Он не обращал внимания – не то чтобы должен был – на круги под глазами, на болезненно бледную кожу и скулы, которые от худобы резко выделялись. Кристофер действительно выглядел так, будто после восьми уроков и репетиции ходит еще и на работу.

– Где ты работаешь?

Видимо, Крис понял, что отвечать на вопросы проще, чем огрызаться. И быстрее.

– В библиотеке.

– Что? – Теодор не отводил от него взгляда, а Кристофер на него упорно не смотрел. – У тебя что, фетиш на библиотеки какой-то?

Кристофер многозначительно промолчал, отворачиваясь и принимаясь идти вперед, и Теодор, гонимый мучительным чувством, похожим на боль в животе, не отставал.

– Послушай, у меня есть предложение, – выпалил он, и Кристофер, пытаясь скрыть любопытство, которое обычно у него было трудно вызвать, опять остановился. – Я забираю свой рюкзак из шкафчика, мы едем перекусить – я угощаю, – потом я отвожу тебя в библиотеку. Думаю, мы вполне можем позаниматься, когда ты будешь стирать пыль с полок и таскать тяжеленные книги, а я буду смотреть на тебя до тех пор, пока совесть не заставит меня тебе помочь. Как тебе такая попытка искупить вину?

Они не были друзьями. Они даже не были знакомыми. Все, что их связывало, – это случайности, одна за другой, о половине из которых знает лишь Теодор.

Но огромные уставшие глаза Кристофера загорелись, а на губах появилась маленькая улыбка. Он склонил голову к плечу, держась за лямки рюкзака и становясь похожим на озорного мальчишку.

– Мне придется ждать тебя, пока ты пойдешь за рюкзаком?

– Да, похоже, придется…

– Ты, главное, тренеру на глаза не попадайся, – посоветовал Кристофер.

Теодор смущенно почесал затылок, отступая, чтобы побежать в школу, и он тихо засмеялся, прикрывая рот ладонью.

И то, что это делало с Теодором, сложно было описать словами.

Правда была в том, что этот смех ему хотелось слышать гораздо чаще, чем любой другой.

* * *

Он действительно не заставил Кристофера долго ждать – когда вернулся, тот продолжал стоять на месте, что-то читая в телефоне.

– Пойдем к парковке, – окликнул его Теодор, и Кристофер вздрогнул, поднимая взгляд.

– Надо же, как быстро, – не смог не съязвить он. – Неужели торопился?

Теодор закатил глаза и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

Они ехали до закусочной в молчании, и, несмотря на то, что оно было довольно неловким, оно не было… неприятным.

Просто сама мысль о том, что на пассажирском сиденье его машины сидит Кристофер, была слишком нереальной. Казалось, вот он снова украдкой туда посмотрит – и никого не обнаружит, и вообще все это окажется сном и Кристофер все так же будет смотреть мимо него в школьных коридорах, а Теодору останется только тщетно пытаться поймать его взгляд и одновременно ужасно бояться этого.

Кристофер был таким странным, и сложным, и далеким, как какая-то трудная задачка по логике, которую Теодор и решить не мог, и выкинуть из головы был не в силах.

Он переживал, что в тот момент, как они окажутся близко, Кристофер сразу обо всем догадается, узнает все, что Теодор так ревностно скрывает от всего мира, но его страхи оказались беспочвенны, а значит, это дает ему призрачный шанс побыть рядом с ним совсем немного, он ведь уже успел…

Навсегда попрощаться с этой возможностью.

– Теодор, зеленый, – вывел его из мыслей голос Кристофера, и он моргнул, тихо извиняясь и нажимая на газ.

Он не заметил, как Кристофер бросил на него странный взгляд. Даже не обратил внимания на то, что извинился. Вслух.

Когда они доехали до закусочной, Теодор беспардонно обошел очередь, вставая вперед.

– Ой, привет, – улыбнулся парень за кассой. – Тебе как обычно?

Кристофер нахмурился, оборачиваясь на недовольных людей, которые пытались возмущаться, но делали это вполголоса. Теодора это, казалось, совсем не трогало. Насколько толстокожим был этот парень?..

– Кристофер, – позвал он его. – Ты что будешь?

Кристофер упрямо поджал губы, собираясь сказать, что отстоит всю очередь, но потом подумал, что смысла в его ультиматуме не было бы. Он был голоден, его смена вот-вот начнется, и перед ним стоял выбор – потратить десять минут на очередь и остаться голодным до ночи, или потратить их на то, чтобы нормально поесть.

– Чизбургер, маленькую картошку фри и среднюю газировку.

Теодор кивнул и повернулся к парню за кассой, пока Кристофер пошел к столику.

Долго ждать не пришлось – он вернулся с подносом уже через несколько минут.

– Так быстро…

– Менеджер здесь мой знакомый, – сообщил Теодор, садясь напротив него. – Я попросил поторопиться.

– И очередь тоже из твоих знакомых состояла, поэтому ты ее проигнорировал?

Теодор замер на мгновение, явно растерявшись, а потом пожал плечами.

– Если бы мы стояли, ты бы не успел поесть, – сказал он так просто, словно это было ясно как дважды два. Кристофер уставился на него удивленно, пока он разворачивал бургер. Он взял то же самое, что и Крис, только в два раза больше. Заметив его взгляд, Теодор вскинул брови. – Что?..

Кристофер качнул головой и смущенно откашлялся.

– Ты взял так много, точно успеешь съесть? У меня смена через двадцать минут, – пробормотал он, чтобы сменить тему.

Теодор усмехнулся.

– Я съем все за пять, довезу тебя туда за шесть, и у тебя останется еще восемь минут на то, чтобы подготовиться, – не без самодовольства произнес он. – Засекай время.

И потом началось шоу.

Кристофер, открыв рот, смотрел на то, как Теодор поглощал еду. Было в этом что-то отвратительное и завораживающее одновременно. Он ел очень быстро, огромными кусками, но при этом умудрялся не проронить ни кусочка, не заляпаться, не чавкать.

Только спустя пару минут Кристофер вспомнил, что тоже, вообще-то, должен есть.

К тому моменту, как он съел чизбургер и половину картошки фри, Теодор уже расправился со всем и откинулся на спинку диванчика с довольным видом.

– Это… впечатляет, – выдавил из себя Кристофер. Он допил газировку и отодвинул поднос. Они поднялись с Теодором одновременно. – Ты вроде бы даже… не жевал?

Теодор хмыкнул.

– Научился этому во время выездных турниров, – поделился он. – Там общие столы и куча голодных парней. Если хочешь наесться, нужно есть как можно быстрее и как можно больше.

Кристофер понимающе кивнул и спустя какое-то время добавил:

– Спасибо. За то, что угостил.

Теодор улыбнулся, но ничего не ответил, и поездка до библиотеки снова прошла в тишине, только в этот раз она была куда менее неловкой. Словно невидимая стена между ними пошла трещинами.

В библиотеке Кристофер, очевидно, чувствовал себя как рыба в воде. Теодор молча шел за ним, пока он с кем-то здоровался, с кем-то переговаривался и в целом выглядел спокойнее и расслабленнее, чем был всего минуту назад в машине.

Сам Теодор был здесь впервые, и такие места были, мягко говоря, не в его вкусе – слишком уж тихо. Когда слишком тихо, мысли становятся громче, а в мыслях Теодора редко бывает что-то хорошее.

Кристоферу нужно было разобрать книги, поэтому он сначала занялся этим. Чтобы не терять время зря, Теодор сел на второй стул за стойкой и достал сценарий. К тому моменту, как он вернулся, Теодор успел прочитать текст дважды, и его слегка мутило от необходимости произносить это вслух перед ним.

– Начинай, – без лишних прелюдий приказал Кристофер, внимательно глядя на него, и Теодор гулко сглотнул.

Во время прочтения реплик Теодор то и дело бросал взгляд на Кристофера, из-за чего то и дело сбивался. Но лицо Криса совершенно не менялось – оставалось невозмутимым. Сложно было понять, о чем он думал.

– Еще раз, – сказал Кристофер, стоило ему закончить. Он тоже достал свою копию сценария.

Теодор вздохнул, пролистал сценарий до начала и только прочитал первую реплику, как он его остановил.

– Неправильно. Читай с выражением. Твой герой – это ты сам. Ты испытываешь страх, боишься опасности, боишься свою возлюбленную потерять, – голос Кристофера был спокойным и ровным, негромким, чтобы не нарушать тишину библиотеки. Он смотрел Теодору в глаза, и Теодору приходилось прикладывать усилие, чтобы понимать, что он говорит. – Знаешь о языке тела? Выражай эмоции через него. У человека, который боится, дрожит голос, глаза кажутся влажными, он тяжело дышит. Он застывает, его взгляд стекленеет. Попробуй показать это все. Давай сначала.

Теодор нахмурился, вглядываясь в текст, будто он способен был магическим образом научить его показывать все эмоции. Только сейчас он вдруг понял, насколько хорошо пьеса была написана – все реплики были очень красноречивы и отлично передавали чувства и события. Оставалось лишь сыграть их.

Он успел дойти до следующей сцены, как Кристофер снова его остановил:

– С начала.

А потом еще раз:

– Давай по новой.

И еще:

– Начни снова, пожалуйста.

Теодор чувствовал, как кипит под кожей раздражение, и в конце концов не сдержался.

– Просто дай мне прочитать все, черт возьми! – воскликнул он, и глаза Кристофера едва заметно расширились. Теодор в ту же секунду пожалел о том, как отреагировал, но сказать ничего не успел.

– Хорошо. Давай с начала и можешь читать до конца, – ровно произнес Кристофер.

Теодор прищурился, пытаясь найти подвох в его словах, но тот смотрел на него выжидающе, и он откашлялся, с опаской принимаясь читать.

Первые несколько реплик он ждал, что Кристофер снова его одернет, но он молчал, и Теодор начал читать увереннее. Странно было произносить фразы и не получать на них ответа, но, наверное, если бы они отыгрывали пьесу полностью, это заняло бы в несколько раз больше времени.

К тому моменту, как он закончил, его голос осип. Он сложил сценарий и поднял на Кристофера глаза.

В библиотеке было уже почти пусто, только несколько людей в возрасте разбрелись по разным концам. Кристофер сидел, подперев щеку ладонью, из-за чего она смешно сплющилась, делая его похожим на рыбку, и со скучающим видом смотрел на Теодора.

– Ужасно, – вынес вердикт он, и Теодор вскипел, со злостью отбросив от себя уже порядком потрепанный сценарий. Его губы скривились. – Ну ты подожди, не кипятись так!..

– Я читаю это в десятый раз, – прорычал Теодор, раздраженно глядя на Кристофера. – Ты издеваешься надо мной?!

– Вовсе нет! – невинно округлил глаза Кристофер, забирая листы и аккуратно их складывая. – Опыт приходит с практикой, а у тебя было очень мало практики, поэтому дело не в том, что я придираюсь. Именно поэтому я останавливал тебя до того, как ты дойдешь до конца. Не расстраивайся и держи себя в руках. Давай еще раз.

Теодор выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь успокоиться и протягивая руку за сценарием, но Кристофер вдруг покачал головой.

– Сам.

– Что? – непонимающе переспросил он, снова начиная выходить из себя. Еще немного, и он накричит на Криса, точно, а потом будет мучиться совестью – пусть и вполне заслуженно, но все же. – Каким, черт возьми, образом?

– Ты читал это десять раз вслух, – резонно подметил Кристофер. – Теперь воспроизведи сам. Если ты не будешь смотреть в бумагу, получится естественнее.

Теодор открыл рот, чтобы возмутиться. Закрыл его. Сосредоточился, вспоминая, с чего все началось. И когда открыл рот снова, из него вырвалась первая фраза диалога. Кристофер спрятал улыбку, в этот раз читая реплики за Эвридику.

Надо же, он оказался прав. Теодор действительно запомнил текст.

– Тебе все еще не хватает эмоций, – вынес вердикт Кристофер, когда они закончили эту сцену. – Эвридика – любовь всей твоей жизни, и ты спускаешься за ней в Преисподнюю. Ты ужасно боишься, но готов пойти на это ради нее! Ты чувствуешь столько эмоций! Ты должен передать их своим голосом, мимикой. Представь вместо нее того, кто действительно тебе дорог, может, поможет. Попробуем еще раз.

Теодор моргнул, посмотрел на Кристофера как-то странно. Представить того, кто ему действительно дорог, было довольно… легко.

И от этого стало ужасно стыдно, словно он посягнул на то, на что у него не было права.

– О, как сердце замирает от тревоги! – внезапно порывисто закричал Теодор фразу из сценария, чтобы скрыть свое замешательство, и Кристофер округлил глаза от неожиданности, подаваясь вперед и зажимая ему рот ладонью.

– Не так много эмоций, – прошипел он, оглядываясь по сторонам. – Мы же в библиотеке, тупица!

Но Теодор не услышал. Его глаза изумленно расширились.

Кристофер снова оказался слишком близко к нему, и взгляд притянуло к его губам как магнитом. Он вспомнил, как этот нелепый японец, друг Кристофера, сегодня едва не поцеловал его, и вспышка кислой ревности ошпарила язык.

Теодор бы ни за что не признался даже себе в том, что хотел оказаться на его месте. Еще сложнее было признаться в том, что он никогда бы не оказался на его месте, потому что боится.

Кристофер такой красивый, а Теодор – просто отменный трус.

Крис осознал, в какой ситуации они оказались: его ладонь плотно прижата ко рту Теодора, и они смотрят друг на друга с расстояния не больше нескольких сантиметров. Он тут же отстранился от застывшего парня, краснея до корней волос и откашливаясь.

– Эм… ну, думаю, на сегодня… это все, – промямлил он, внезапно смутившись.

– Во сколько ты заканчиваешь? – непривычно охрипшим голосом спросил Теодор.

Кристофер вскинул на него темные глаза, распахнутые в удивлении.

– Через полчаса, – растерянно ответил он.

– Я посижу до конца, – решил Теодор, снова хватая сценарий и старательно отводя взгляд. – А потом домой тебя отвезу. Где, говоришь, лучше эмоции показать?

Кристофер посмотрел на него, не понимая, что только что произошло, но послушно пустился в объяснения. Теодор его внимательно слушал, отмечая что-то карандашом на полях листов.

И Кристофер думал о том, что, наверное, тогда это и вправду мог быть кто угодно. Он ведь помнил только голос, а похожих голосов в их школе было так много.

Это мог быть кто угодно, но сейчас…

Ему почему-то действительно хотелось, чтобы это был Теодор.

А Теодор думал о том, как ему совсем не хотелось, чтобы Кристофер узнал, что тогда это был он.

4

Они с Теодором успели провести еще три занятия до следующей репетиции: занимались каждый день по несколько часов. Кристофер сам не понял, когда это стало привычной рутиной – они вместе уходили с уроков, перекусывали в какой-нибудь из кафешек по пути в библиотеку, а там сидели до самого окончания его рабочей смены. Кристофер не мог сказать, что Теодор превратился в гения актерского мастерства, но он явно улучшил свои навыки. В моменты, когда он переставал кривляться и начинал по-настоящему стараться, он играл вполне сносно, и Кристофер даже… немного гордился им.

Он надеялся, что ребята из кружка не станут судить его слишком строго, несмотря на свое отношение к нему: вера Теодора в собственный талант актера была очень хрупкой и одно неосторожное слово могло ее разбить. Но у него не было завышенных ожиданий.

По правде говоря, у него не было вообще никаких ожиданий. Теодор действительно никогда не трогал его и никому не причинял физического вреда, но у него были глаза и уши, и он слышал, что Теодор со своими дружками порой выкидывали, видел, как они относились к другим, и знал, что Теодор, мягко говоря, был не самым приятным человеком.

Ладно, если быть откровенным, Теодор был тем еще мудаком.

Когда он во время первой репетиции сказал, что ему плевать на результат, Крис ни на мгновение не засомневался в правдивости этих слов.

Ему было плевать не только на результат – на весь актерский кружок. На их старания, на любовь к театру, на пьесу, в которую они вкладывали столько сил. Это покоробило даже его, несмотря на то, что он не был так предан актерству, как некоторые из ребят.

Но Теодор приятно его удивил. Кристофер замечал, что он действительно пытался стать лучше. Прислушивался к нему, запоминал и учитывал замечания, злился иногда, когда что-то не получалось, словно действительно хотел хорошо сыграть.

Вообще, когда они начали заниматься, Кристоферу вдруг показалось, что Теодор вовсе не такой плохой, каким старается казаться. Он не понимал, в чем причина, – как будто у того было раздвоение личности.

Рядом с Кристофером он все еще был наглым, острым на язык и темпераментным, но при этом ни разу не оскорбил его, не обидел, а если чувствовал, что шутками пересекает границу, принимал крайне виноватый вид и порой даже извинялся.

Однако каждый раз, когда в разговорах с друзьями затрагивался Теодор, они продолжали жаловаться на то, что тот не давал им просто пройти мимо – без подколов, подножек или подначиваний.

В любом случае, это было не его дело. Он не нанимался исправлять характер Теодора и не собирался портить их хрупкое перемирие нотациями. Ему было важно, чтобы Теодор хорошо сыграл и директор не прикрыл кружок после их представления, а с этой задачей, по своему скромному мнению, он справляется вполне неплохо.

Но окончательно убедиться в этом можно было только после репетиции, поэтому Кристофер немного волновался, когда шел после уроков в актовый зал. Все-таки он в каком-то смысле взял на себя ответственность за Теодора, и ему не хотелось подвести его. То есть, его и ребят. Особенно ребят. Конечно.

Войдя в зал, он нарочито медленно спустился к первым рядам, поздоровался со всеми, обнял запрыгавшего ему навстречу Марка и словно невзначай оглядел помещение.

– Теодор не пришел? – старательно скрывая разочарование, спросил он у мистера Уилсона.

Тот повернулся к нему, поправляя очки, и мягко улыбнулся, наверняка догадываясь о его чувствах.

– Еще три минуты до начала, – произнес он, успокаивающе хлопая Криса по плечу. – Он придет.

Кристофер слабо улыбнулся в ответ и кивнул. Сел на одно из кресел, полагая, что без Теодора репетиция не начнется, и попытался включиться в разговор Итана и Томаса, но сам то и дело оглядывался на дверь. Которая оставалась закрытой.

Потому что Теодор не пришел.

В конце концов ребята, и без того не особо благодушно настроенные, начали раздражаться, и это вылилось в обсуждения о том, какой Теодор ужасный. Кристофер поднялся с кресла и подошел к сцене, забираясь на край и усаживаясь. С этого места хорошо было видно дверь, и он буравил ее напряженным взглядом, стараясь не прислушиваться к разговорам, потому что они страшно злили.

Ему почему-то становилось обидно от острых слов, как будто они были адресованы ему лично. Да, Теодор вел себя отвратительно, но в пределах этого актового зала он не против них, а с ними, ведь они идут к общей цели. И они не знают, как он старался. Многие из них собирались серьезно заняться актерским мастерством после школы, многие занимались дополнительно, но для Теодора это все было в первый раз, а они ожидали от него таких же результатов, как друг от друга.

Их нельзя было в этом винить, конечно, нет. Они были на своей территории и впервые чувствовали себя сильнее Теодора, лучше его, – мало кто не воспользовался бы этой ситуацией. Но все же…

Все же Кристоферу почему-то не хотелось, чтобы его обижали.

И в тот момент, когда расстроенный мистер Уилсон уже поднялся, чтобы объявить начало репетиции без главного актера, дверь с грохотом распахнулась.

Теодор забежал внутрь, отвлекая Кристофера от мыслей, а остальных – от разговоров. Он торопливо извинился, закидывая рюкзак на одно из кресел, и убрал со лба влажные от пота волосы, переводя дыхание. Кристофер скатился со сцены, подавив громкий вздох облегчения, и Теодор быстро нашел его взглядом, с едва заметной улыбкой кивая ему, и он не мог не улыбнуться в ответ.

Но потом он наткнулся на чужие взгляды, и улыбка быстро сползла с его лица, глаза потемнели, стали недружелюбными.

– Ты вообще в курсе, что время иногда можно рассчитывать? – грубовато осведомился Остин.

– Почему мы вообще должны тебя ждать, – цокнула Лиззи, и мистер Уилсон поторопился вмешаться в ситуацию, пока Теодор не начал отвечать и не завязалась перепалка.

– Так, давайте не будем болтать. Джесс, Крис, Тео, поднимайтесь на сцену. Начнем, – громко объявил он, садясь в центральное кресло первого ряда.

– Я Теодор, – поправил его мимолетом Теодор, поднимаясь на сцену, но мистер Уилсон не обратил на него внимания, слишком обрадованный тем, что он вообще пришел.

За кулисами Кристофер легонько толкнул Теодора в бок.

– Где ты был?

– Нас на последнем уроке задержали, а потом я забежал пообедать, у меня после репетиции тренировка, – прошептал Теодор, и Кристофер понимающе хмыкнул, задумавшись над тем, что им стоило обменяться номерами, чтобы предупреждать о всяких форс-мажорах. Теодор немного поколебался, прежде чем неуверенно спросить: – Они сильно на меня злятся?

Кристофер удивился вопросу, но не показал этого. Только улыбнулся ободряюще.

– Нет, все в порядке. Не переживай.

Теодор кивнул.

– Я правда не хочу облажаться. Ненавижу, когда что-то не получается.

– Ты не облажаешься, – убедил его Кристофер, указывая на сцену. – Давай, твой выход.

По задумке мистера Уилсона, Крис играл роль друга Орфея, поэтому должен был выйти чуть позже. Он наблюдал из-за кулис за Теодором и Джесс, подмечая все недочеты первого, чтобы потом снова их разобрать уже с ним наедине. Он и сам не заметил, как вжился в роль репетитора.

Теодор играл неплохо. Хуже Джесс, но гораздо лучше, чем в первый раз. Его реплики пусть и не были такими же естественными, как у нее, но по крайней мере не звучали как простая читка текста, были наполнены хоть какими-то эмоциями – и это всего за четыре совместных занятия. Кристофер снова поймал себя на том, что гордится им.

Он вышел позже, играя свои реплики, и они закончили эту сцену, чтобы выслушать замечания мистера Уилсона.

В следующей сцене Теодору придется петь, а он ни разу не слышал его голос во время пения. Каждый раз, как они во время занятий подходили к песням, Теодор говорил, что сам прорепетирует их дома, а Кристофер и не настаивал.

– Ну как? – взволнованно спросил он, поглядывая то на Теодора, который старался казаться невозмутимым, хотя глаза у него беспокойно блестели, и он с явным волнением ожидал вердикта, то на мистера Уилсона.

Учитель неверяще улыбнулся.

– Это… хорошо, – медленно, будто до сих пор находясь в прострации, произнес он. – Это и вправду хорошо. Продолжай в том же духе, Теодор, и твой Орфей станет легендарным!

Кристофер принял гордый вид, как будто похвалу отвесили лично ему, и бросил довольный взгляд на приосанившегося Теодора.

– Легендарным позором, – фыркнула Джесс рядом с ними, и Теодор заметно вздрогнул, поворачиваясь к ней. Он не производил впечатление человека, которого легко застать врасплох словами, но эта фраза, казалось, сильно его задела.

Она только невозмутимо пожала плечами, рассматривая свои ногти, покрытые ярко-красным лаком.

– Я не намерена лебезить перед тобой, как учитель.

– Джессика! – возмущенно глотнув воздуха, одернул ее мистер Уилсон.

– Мистер Уилсон, но это же правда, – вставил свое слово Юта, зарабатывая гневный взгляд Кристофера, но никак на него не реагируя. – Теодор играет плохо. А ведь он занимается дополнительно с Крисом. Каковы шансы, что он станет намного лучше к концу месяца?

Продолжение книги