Ключ от прошлого бесплатное чтение
Корректор Нина Русакова
© Сергей Бураков, 2023
ISBN 978-5-0059-5797-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Первый парень
Егор был первым парнем на деревне. И красив, и силен, и на гармошке лучше всех играл. А работящий какой. Всё-то у него ладилось, всё-то у него клеилось. Дом, вся деревня завидовала. Жена – со всей округи краше не сыщешь. Ну как не позавидуешь. А хозяйство какое, на три семьи живности хватит. Здесь тебе и коровушка с бычком. Здесь тебе и барашки, и поросята. А уж птицы разной и не счесть. Живи и радуйся. Радуйся и жизнью наслаждайся. Так он и радовался. А уж по деревне под вечер пройдет – так у девчат холостых сразу окна распахиваются. Выглядывают из-за зановесочки, любуются Егором-то. Каждой хотелось бы женой Егора стать. Только вот женат он. И жена, Светка его, не смотри что красива да скромна, на место сразу поставит того, кто черту переступит. Откуда только сила берется. Враз косы пообрывает.
Вот так и жил Егор. Слева от него жена-красавица, справа дом под два этажа да хозяйство богатое. Завидуй народ, да близко не подходи. Завидуй издали. Не любит Егор гостей в доме своём. Себя показать любит, а вот гостей нет. Много лет уже не переступал никто из жителей порог дома семьи счастливой.
Проснулась как-то ночью Светлана, глянь, а Егора-то рядом нет. Подушка остыла даже. Ну ладно, думает, может, во двор мужик по нужде вышел. Пождала ещё немного – нет Егора. А за окном-то темень, да такая, что хоть глаз выколи. Руки своей не увидишь. Ну куда мужик уйти-то мог? А может, любовницу каку нашел?
От одной только мысли, что Егор в это время девку каку обнимает, Светлане плохо становилось. По женщине будто разряд электрический проходил. Где искать Егора? Ни в одном дому во всей деревне свет не горит. Ничего не видать. Будто и нет деревни вовсе.
Накинула женщина на ночнушку телогрейку старую, да прямо в тапочках домашних к калитке бежит. Открывает калитку… Вот те на… Егор стоит и затылок чешет.
– Ты где был, Егорушка? Куда ходил? – с облегчением выдохнула женщина.
– Да не знаю, – промямлил супруг. – Не помню я.
– Как это не помню, Егорушка? Не пугай меня, – затряслась женщина. – Уж не любовницу ли ты себе нашёл?
– Да ты что, любимая, – скривилось лицо Егора. – Как ты такое подумать-то обо мне могла. Тебя я люблю, и никто мне больше не нужон в этой жизни.
– И я тебя люблю, Егорушка, – обняла жена мужа, – напугалась я сильно, когда увидела, что тебя рядом нет. В голову чепуха разная полезла. Ну пойдем любимый. Может, утром вспомнишь, что случилось с тобой.
Так и не мог вспомнить Егор, как он оказался на краю деревни, где окромя дома старого, да полыни высохшей ничего больше и нет. Да и не дом это был уже давно, а одно название. То, что пристроить с него по хозяйству ещё можно было, растащили ужо лет десять как. Ну а что, хозяев-то дома лет сорок ужо нет на свете нашем. Кому он нужон-то.
– Да нет, – ломает голову Егор, – чего вдруг я туды попрусь? Нет. Где-то я был, но только не в доме старом.
– Ты о чем там, Егорушка? – наливает горячих щей супругу женушка.
– Да не могу вспомнить, чего я ночью на край деревни поперся, – подливает мужчина сметанки в щи.
– Да ладно тебе, Егор. Забудь, – улыбается красавица жена. – Тут Любка должна зайти. В магазин ткани завезли, хотим сходить посмотреть.
– А чего она сюда-то пойдет. Вон во дворе и встречайтесь. Зависть людская, знаешь, как больно бьёт. Увидит новый телевизор – молва по деревне пойдет, где деньги взяли… А у нас их три… Тебе это надо? А холодильник диковинный разглядит…
– Да ладно тебе, Егор, – вздохнула супруга, – и так гостей никогда в нашем доме не бывает.
– Вот и хорошо, что не бывает, – разрезает огромный кусок мяса супруг. – Зависть людская она, знаешь, как больно бьёт. Житья после в деревне не дадут. Только о нас судачить будут.
– Так мы же всё собственными руками.
– А ты поди докажи, – прервал супругу Егор. – Кому это интересно. Люди на это не смотрят, они денежки в чужих карманах считать любят.
Следующей ночью Светлана вновь не нашла супруга на своём месте.
– Ой, беда, – стала она второпях одеваться, – неспроста это. Ох, неспроста. Сглазили нас. Куда Егор ушёл?
Выскочила женщина за калитку и бегом на окраину деревни, о которой супруг рассказывал. Не успела и десяти метров пробежать, а навстречу Егор идёт, собственной персоной. В одних ночных портках идёт да затылок чешет.
– Ничего не помню, любимая, – оправдывается мужчина, – очнулся возле дома старого, где окромя полыни высохшей ничего и нету.
– Верю я, верю, – с недоверием смотрит на него жена. – Видно, рассорить кто-то нас хочет. Чары на семью нашу наслал. Может, завидует кто?
– Вот и я говорю, зависть она больно бьёт, – вздыхает Егор.
Весь день Егор сам не свой ходит. Всё думу думает, что с ним ночью происходит. Куда он ходит. Страшно даже мужику стало от дум своих. А Светлана всех подруг обошла и предупредила каждую.
– Упаси господи, если мой муженёк к кому-то из вас бегает.
– Да ты что, Света, – чуть не плачут подруги, – в мыслях даже не было. Разве можем мы чужое счастье разрушать. Грех это. Наоборот, если надумаешь за Егором проследить, нас зови. Одной-то страшно поди в темень такую. Мало ли что.
– Спасибо, подруженьки, – краснеет женщина, – зря я так с вами. Будто бес в меня вселяется, когда я думаю о Егоре своем плохо. Ох, рассорить нас кто-то хочет. А может, и вправду этой ночью за Егором проследить?
Не спала той ночью Светлана. Всё прислушивалась, не встаёт ли Егор. А Егор тоже не спал. Он был так напуган тем, что с ним происходит, что глаза закрыть боялся. Так и лежали муж да жена, глядя каждый в свою темноту.
Время за полночь перевалило. Чует Егор, что сила неведомая поднимает его с кровати. Не хочет мужчина, сопротивляется, а тело не слушается. Поднимается Егор с кровати, берет подушку, сует её под мышку и на выход. Светлана рот свой ладонью зажала, чтобы со страха не закричать, да за ним.
Идёт Егор по дороге на окраину деревни. Как робот идёт. Глаза вытаращил, ничего понять не может. Голова о своем думает, а тело по-своему живёт. Чует Егор, что сила неведомая завладела им и ведёт в неизвестность страшную, к дому старому. Будь он сам себе хозяин, ни за что бы не вошёл в дом этот, даже днём. Ведь тот того гляди разрушится и завалит гостя, не выбраться. А тут мужик, даже не останавливаясь, входит в избу опасную. Входит и встаёт посреди комнаты с плесенью вонючей. Стоит и дышать боится.
А Светлана-то тем временем за супругом кралась, да в окна к подруженькам своим стучать успевала. Стукнет в окошко и бежит за Егором. Упустишь из виду, не найдешь посля.
Стоит Егор посреди темноты кромешной и чует, как по телу тепло побежало. Шевельнул рукой, шевелится. Ногу пробует поднять, поднимается. Отпустила Егора сила неведомая. Пора домой возвращаться. Повернулся Егор, чтоб назад идти.
– Не спеши, Егорушка, – услышал он скрипучий голос в темноте.
– Кто здесь? – сглотнул Егор ком в горле. – А ну выходь, покажись. Чего тебе от меня надобно?
– Я это, я, Егорушка, – скрипит голос совсем близко. – Люб ты мне очень, потому и зову к себе.
– Кто это я? А ну покажись, – еле выговаривает Егор со страху.
Наполнилась комната светом зелёным. Ещё пуще плесенью запахло. Прямо перед мужчиной появилась девушка необыкновенной красоты. Враз сердце у Егора запрыгало, от красоты неземной. Косы черные у девушки до пола достают. Брови будто птицы, того гляди улетят. Глаза голубые за собой зовут.
– Пойдём со мной, Егорушка, – скрипит голос. – Жить будешь в роскоши, и никто тебе больше завидовать не станет. Вместе жить станем. Люба я тебе, Егорушка? Вижу, что люба. А как надоем тебе такая, другой стану. Какой захочешь, такой и стану. Иди ко мне, Егорушка.
– Как хоть звать-то тебя, красавица, – задыхается мужчина от красоты девушки.
– Так нет у меня имени, Егорушка, – приближается к мужчине красавица. – Зависть я людская. Ну иди ко мне, любимый.
Обхватила красавица Егора. Чует Егор, что задыхаться начинает. Хочет сбросить с себя девушку, да не может. Совсем нет для Егора воздуха. Сознание стало из мужчины уходить. Круги разноцветные перед глазами крутятся. Уходит тело мужчины в пол трухлявый. Вот уже по пояс Егор в жиже вонючей. Прощается Егор с жизнью своей счастливой. Того гляди сердце встанет. Прощай, женушка моя любимая. Прощайте, люди добрые.
Увидел Егор перед тем как сознание потерять, что вбегает в дом жена его, Светка. Кричит что-то, плачет. Вцепилась Светка в косы красавицы, а вместо кос-то змеи огромные. Шипят, кусают руки жёнушки. А красавица в старуху страшную превращаться стала. Не пускает Егора, тянет за собой в жижу вонючую. Ещё немного, и не спасти мужа любимого.
И тут вбегают в дом подруженьки Светкины, не испугались зрелища страшного. Забежали и давай калашматить старуху чем поподя. Зашипела старая, отпустила парня, который уже без сознания был. Снова темно в доме стало. Исчезла старуха, что завистью назвалась. Помогли подружки Светлане вытащить Егора из жижи вонючей. Помогли мужика из дома вынести. Вот тебе и подруженьки верные. Зря Светка о них плохо думала.
Через день позвал Егор всю деревню в гости к себе. Накрыл во дворе стол огромный. Чего только не было на столе этом. Уж постаралась Светка с подружками своими, чтобы удивить народ.
– Вы уж простите нас, люди, – поднял Егор кружку с напитком пенным, – простите, что жили скрытно от вас. Не надо нам завидовать. Вот они мы. Двери нашего дома всегда для вас открыты. Таить нам нечего. А то, что добра в сарае много, так пользуйтесь, нам не жалко. Нужон рубанок или коса… Бери, пользуйся, да назад верни. Лошадка нужна огород вспахать, так пожалуйста… Завидовать только не надо. Зависть-то людская вона как больно бьёт.
Много слов хороших сказано было. Много смеха, много слез счастливых. Много пива было выпито, много мяса съедено. А уж песен сколько спето, и не сосчитать. И я там был, пиво пил. По усам текло, да в рот не попало.
Пять минут, которые меня потрясли
Теперь я стал чаще приходить в наш лес, на то место, где со мной произошла эта удивительная история. Стал приходить, чтобы в своих воспоминаниях ещё раз пережить те пять минут, которые меня потрясли. Пять минут, которые останутся со мной на всю оставшуюся жизнь.
Лес у нас небольшой, но наши деревенские только в него и ходят за грибами и ягодами. Грибов, конечно, немного, но на жареху и грибовницу всегда найти можно. Вот и я тем летним вечером, когда со мной произошел этот случай, возвращался по лесной дороге в свою деревню, до которой оставалось ходу минут двадцать. Толком я, конечно, грибов не нашел, с полкорзины примерно, но был очень доволен, что искупался в лесной речке, которая пересыхает к концу лета. Иду неспеша, ловлю носом ароматы лесные. Вот здесь грибами пахнет, а здесь земляникой. Вдруг слышу, догоняет меня грузовик какой-то. Тяжело так идёт, чувствуется по звуку двигателя. «Наверно перегружен», – думаю.
Отошёл я на обочину, корзину на траву поставил и жду… Пусть проедет. Смотрю, лесовоз ползет, да такой старый, что того гляди развалится. «Откуда здесь лесовоз? – думаю. – Неужели остатки леса решили вырубить? Да и машин я таких в наших краях никогда не видел. Это какого же года лесовоз? Ну точно ещё с шестидесятых, наверное».
Лесовоз медленно прополз мимо меня по дороге, обдав жаром. Он уже почти проехал, как вдруг фыркнул, чихнул и остановился, окутав себя облаком пыли. На землю спрыгнул молодой мужчина лет тридцати и махнул мне рукой.
– Товарищ, – улыбается он мне, – я правильно еду на Сосновку? Что-то места не узнаю. Неужели заблудился?
Я уже хотел ему ответить, что никакой Сосновки здесь никогда не было, как…
Моё сердце едва не остановилось. Моё тело покрылось липким, холодным потом. Дело в том, что этот мужчина был моим отцом. Отец погиб на Севере, когда мне едва исполнился годик. Я его видел только на фотографиях вместе с молодой мамой.
– Ну ты чего молчишь? – кричит мне отец. – Я правильно еду или нет?
Я так и не смог ему ничего ответить. Вместо слов у меня вырывались непонятные хрипы. Я не верил своим глазам. Молодой отец, которого уже нет на свете больше сорока лет, проезжает по нашей лесной дороге. Я что, сошёл с ума? Такого не может быть.
И вдруг наступила полная тишина. Не было слышно ни двигателя машины, ни птиц, ни кузнечиков. Лицо отца вдруг стало серьезным и задумчивым. Мне почему-то показалось, что он меня узнал. Между нами было примерно метров тридцать, и я видел его глаза, усы и даже небольшой шрамик на лбу. Это он в молодости с парнями подрался из-за моей мамы. Так мы стояли молча, глядя друг на друга примерно минуты две. Отец приподнял руку и улыбнулся. Я приподнял свою, махнув ему в ответ. Мне почему-то показалось, что по щеке отца катится слеза. Это невероятно, но я заметил слезу на его щеке.
Так же неожиданно, как и исчезли, появились звуки нашего мира… Отец запрыгнул в кабину своего лесовоза, ещё раз взглянул на меня и… исчез. Исчез вместе с лесовозом и шумом мотора, медленно растворившись в воздухе.
Теперь я часто бываю в нашем лесу, чтобы окунуться в свои воспоминания. Вспомнить нашу невероятную встречу с отцом. Вспомнить те пять минут, которые меня потрясли.
История одной хитрости
Месяца два назад что-то непонятное стало твориться в квартире бабы Кати. Грохот какой-то непонятный, и крики самой старушки. Да так она орет, будто режут её там. Аж сердце скукоживается от её крика. Поначалу весь подъезд перепуганный возле её двери собирался. Стояли люди и слушали крики старушки: «Ой, люди добрые, да что же это делается. Нечистая в квартире… Полтергейст проклятый. Ой, помогите. Никакого покоя нет. Ни сна, ни отдыха. Всю посуду переколотила нечистая. Ой, люди добрые. Всю мебель переломало чудище невиданное».
И ведь не каждый день такие странности происходили, а раза два или три в неделю. Будто по расписанию какому. Стучат соседи к старушке – и вроде как стихает за дверью, а как люди разойдутся – снова старушка кричит.
А голос у бабы Кати ого-го. На пятом этаже слышно, хоть она на втором живёт. Не зря ведь, как на пенсию вышла, во дворец культуры стала ходить. Кружок пения там был какой-то. То ли Хохотушка, то ли Побрякушка. Не помню.
Затем опять что-то с грохотом падало, звенело и трещало. Потом всё по-новому.
– Ой, люди добрые, да что же это на свете творится… Полтергейст проклятый все нервы вымотал…
Конечно, соседи пробовали попасть к бабе Кате в квартиру, посмотреть на тот самый полтергейст. Да куда там! Баба Катя на порог не пускает.
– Что вы, что вы. А если случись с вами что, мне же потом отвечать, – охала баба Катя.
Пробовали соседи милицию вызывать, так она и милицию к себе не пускает. А что? Имеет право.
В общем, привыкли все со временем. Знают, что ненадолго этот Полтергейст к ней приходит. Минут двадцать, и стихает всё. Потерпеть немного и отдыхать можно.
Я бабу Катю давно уже знаю. Как переехали мы в этот дом в семидесятых, с тех пор и знаю. Хитроватая она женщина. Это я давно приметил. Вот и с полтергейстом этим не всё так просто, как многим казалось.
Стал я за бабой Катей приглядывать, и вот что заметил…
Полтергейст этот появлялся у неё только в те дни, когда она из магазина сумку с продуктами приносила или пироги пекла. Странно. А в другие дни тишина у неё была. Мне просто до невыносимости захотелось разгадать эту тайну, и я всё же решился на это. Залез я однажды на трубу газовую, когда она кричать начала, да заглянул к ней в окно.
И что я вижу…
Сидит баба Катя в кресле и пироги наворачивает. Откусит, прожует и давай орать.
– Ой, люди добрые…
А на полу кастрюля старая, алюминиевая. Берёт она её и об пол шварк, об стену бах. И снова пирог наворачивает. Прожует и снова орёт.
Ну, думаю, совсем старая из ума выжила. Крыша поехала на старости лет.
Дождался я на следующий день, когда она из дома выйдет птичек кормить, подхожу и говорю.
– Что, снова полтергейст приходил?
– Ой, приходил, сынок, измучал меня, – отвечает.
– А ведь никакого полтергейста у тебя, баба Катя, нет.
– Как это нет?
– И мебель целая.
– Да что ты такое говоришь? – удивилась она.
– Видел я вчера, как ты пироги трескала.
– Ты что, в окно, что ли, подглядывал? – побледнела старушка. – Бессовестный. А если бы я голая была? Не стыдно?
– Да ладно тебе. Говори давай, зачем людям головы морочишь?
– Видишь ли, Костик, – переходит старушка на шепот, – понимаешь, от гостей это всё незваных.
– Как это? – удивился я.
– Гостей незваных я так отваживаю. Ведь раньше как было… Принесу я из магазина чего-нибудь сладенького или вкусненького, а подружки-старушки тут как тут. Прутся ко мне в гости, как танки. Ведь не выгонишь? Или начну пироги печь, а соседи, как тараканы, на запах сбегаются. Ну ведь не прогонишь, правда? Достанется от пирога только кусочек маленький, и всё. Ну куда дело годится! Вот и пришлось страшилку выдумать. Зато теперь любо-дорого, два месяца уже ни одной живой души не собирается вокруг моих вкусностей. Пеку пирог, так на три дня хватает. Красота… В магазин реже ходить стала. Пенсии стало хватать… Ты уж не рассказывай никому, что я тебе рассказала… А то приходи… с полтергейстом поможешь, пока я пирог буду есть…
Баба Катя хихикнула, подмигнула мне и продолжила кормить своих птичек.
Вот такая хитрющая бабуся живёт в моем подъезде. Правда, всё реже к ней полтергейст стал захаживать. Зайдет разок в две недели, и всё, тишина… А чего ему у неё делать-то, когда соседи и подружки совсем перестали её навещать. Пробовала она как-то бабушку Веру на пирог пригласить, так та почему-то отворачивается… Разговаривать не хочет. А может, люди догадались о выкрутасах старушки? Люди же вокруг не глупые. А может, я кому сболтнул по неосторожности… Чужие тайны ведь хранить тоже уметь надо.
Ключ от прошлого
Никита брел по безлюдному, спящему городу, поеживаясь от сентябрьской прохлады. Шел он, как говорится, куда глаза глядят. Поссорился с женой. Уже спать собирались ложиться, и тут она опять вспомнила про кран в ванной, который подтекает вторую неделю. Ну и началось. «Мужик ты или не мужик… уже тонна воды утекла за просто так, а за неё платить надо». В общем, слово за слово… Поссорились они. Раза три за семейную жизнь они вот так ссорились, что Никита хлопал дверью и уходил на пару дней из дома. Но тогда было куда пойти. К Серёге, другу детства. Серёга жил один в двухкомнатной. Мать он похоронил лет десять назад. А в этот раз в командировку он уехал и вернётся только дня через три. Так что побродит Никита часа два по спящему городу, засунет свою гордость куда подальше, да и вернётся домой. Деваться некуда. Да и дождь противный опять зарядил… Спрятаться надо где-то, переждать. Ух ты, да я оказывается до Серёгиного дома дошел. Ноги сами принесли. Да вон в нашей беседке и пережду.