Комната для трех девушек бесплатное чтение

Анна Данилова
Комната для трех девушек

© Текст. А. Дубчак, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

1
9 августа 2021 г

– Получается, что я купил вас вместе с домом?

Борис Бронников, адвокат, высокий крепкий мужчина в свитере и в джинсах, поднялся на крыльцо только что купленного им дома в сосновом бору и обнаружил сидящую на чемодане возле двери женщину неопределенного возраста. Худая и нахохлившаяся, с пестрой повязкой на голове, делающей ее похожей на попугая, с внимательными глазами, она криво усмехнулась:

– Хотите сказать, что вас предупредили обо мне?

– Ну да. Григорий так и сказал мне, что, мол, без Женечки ты не обойдешься, что она, то есть вы, просто клад!

– Так-то оно так, да только известно ли вам, сколько я стою?

– Вы?

– Ну, то есть мои услуги… – Ее бледные щечки моментально порозовели.

– Признаться, нет. Но, надеюсь, мы сговоримся.

– Думаете, со мной так легко можно о чем-то вообще договориться?

– Что-то я не понял. Вы хотите здесь остаться и продолжать работать в этом доме? – начал сердиться Борис. – Или нет?


Конечно, Григорий, его друг, у которого он и купил этот дом, предупредил его о трудном характере домработницы Жени, что к ней надо найти подход и все такое. Но не слишком ли дерзкий взгляд у этой особы? Да и рот она подозрительно кривит… Хотя, может, она просто волнуется? Все-таки Григорий проживал здесь с целым семейством, а теперь в доме поселятся двое взрослых мужиков – Борис с братом Петром. И оба тоже не подарки. Со своим норовом, привычками. Успокаивало одно – Женя, хоть и была особой женского пола по паспорту, но пока что воспринималась им лишь как помощница по хозяйству и никакого интереса как женщина не вызывала. Конечно, сейчас на ней были джинсовая куртка, под которой виднелся малинового цвета джемпер, да длинная зеленая юбка, странным образом отороченная внизу белым кружевом (дичь какая-то!). Может, если ее раздеть, то она будет и ничего…


Она смотрела на него, и глаза ее наполнялись слезами. Кажется, он спросил ее, хочет ли она остаться работать в этом доме. Повторять свой вопрос он не стал, это прозвучало бы и вовсе грубо.

– Женя…

– Меня зовут Евгения, – она вздернула подбородок, и он увидел ее шею, гладкую и молодую, подумал, что ей вообще лет двадцать пять! Или же она так хорошо сохранилась, живя в лесу на свежем воздухе.

– Хорошо, давайте с самого начала. Вы хотели бы остаться здесь, в этом доме, учитывая, что теперь хозяевами будут двое интеллигентных мужчин с очень скромными требованиями в плане быта?

– Да.

Ему показалось, что она произнесла это с трудом, или нет?

Борис достал из кармана ключи и передал ей:

– Открывайте, вы лучше знаете, как это сделать. Здесь так много замков…


Замков на самом деле было всего два, но Борису так хотелось поскорее подружиться с Евгенией, что этот жест с передачей ключей должен был как-то смягчить ее сердце, пусть она поймет, что он ей всецело доверяет.


Евгения схватила ключи и привычными быстрыми движениями открыла двери. И хотя Борис успел рассмотреть дом перед покупкой и даже выбрал себе спальню и кабинет (спален в доме было пять, а кабинетов два, один раньше занимал Григорий, а второй – его старший сын Ефим), но почему-то сейчас заходил в него словно в первый раз.

– Проходите, – бросила она через плечо, быстро двигаясь по огромному холлу в сторону застекленной и залитой солнцем гигантской гостиной, в которой, по мнению Бориса, легко можно было бы организовать зимний сад. Насколько он помнил, в доме была еще одна настоящая гостиная с камином и диванами, а еще – библиотека и множество других комнат, которые теперь, после того как оттуда съехала семья Григория, казались осиротевшими, пустыми даже при наличии мебели, ковров под ногами и занавесок.

– И вы одна убирали этот дворец? – невольно вырвалось у него. Ему, мужчине, для которого уборка всегда представлялась чем-то невообразимо сложным и трудоемким, с чем он даже в молодости справлялся с трудом, было сложно представить, как же можно поддерживать порядок в этих многочисленных комнатах, ванных, холлах, коридорах, лестницах.

– Да, одна. Единственно, когда я обращалась за помощью к моей подруге Тоне, это мытье всех окон. Клининговую компанию я принципиально не вызывала, потому что знаю, как они работают и как после их уборки пахнет в доме. И вообще, вы сомневаетесь, что я в состоянии содержать ваш дом в чистоте? Тогда зачем же вы настаиваете на том, чтобы я работала здесь?


Теперь была его очередь усмехаться. Оказывается, он настаивает! Да уж, эта Евгения – крепкий орешек. Принимать какое-то радикальное решение сейчас, когда они были знакомы всего пять минут, было глупо. К тому же, только представив себе, как же это будет муторно заниматься поисками новой домработницы, ему становилось дурно. Нет-нет, эта особа проживала здесь не один год. Так, стоп. Но тогда сколько же ей лет? Ладно, разберемся! Итак. В доме будет чисто, а это уже хорошо. К тому же она знает этот дом как свои пять пальцев. Здесь будет чисто, тепло, все будет работать, греться, напитываться домашним уютом, если, конечно, Петр все не испортит своей неряшливостью и еще более дурным, чем у Евгении, характером.

Если Борис был адвокатом, то его младший брат Петр Бронников был, по его мнению, настоящим бездельником и шалопаем. И это просто чудо какое-то, вселенская невероятность, что он, легко и весело занимаясь какой-то очень странной благотворительностью, сколотил себе целое состояние, причем настолько оно было велико, что ему, сорокатрехлетнему мужчине, можно было вообще расслабиться, не работать и жить только на дивиденды.

Один раз он попытался играть на бирже и чуть было все не спустил, но вовремя остановился и вложил деньги в какую-то американскую компанию. Да и вообще, дело прошлое, Борис взял с него слово, что он больше никогда не сунет нос в биржевые таблицы, и, начиная с этого (а этот поворотный момент в жизни младшего брата случился полгода тому назад, когда они как раз вернулись из Парижа), Петя принялся примеривать на себя все виды деятельности взрослого человека, которые казались ему привлекательными. Так, на сегодняшний день, причем день весьма знаменательный, потому как братья решили начать новую жизнь и поменять не только свою городскую квартиру на «лесной дом» под Подольском, но и образ жизни, замедлив ее темп, Петр возомнил себя писателем и теперь, не показывая брату ни строчки своего нового романа, что-то там строчил вот уже целую неделю.

Бродя по новому дому, уже успевшему захламиться коробками и чемоданами, корзинами и мешками, Борис с ужасом представлял себе, что же будет, когда сюда приедет Петя и как он будет здесь себя вести. Как в гостиной пропишется большой поднос с остатками еды и грязной посудой, как в спальне повсюду будут разбросаны его штаны, рубашки, пижамы и носки…

Когда-то они оба были женаты, но ничего хорошего эти браки ни одному из братьев не дали. Разве что им пришлось поделиться с бывшими женами деньгами и имуществом. Детей они тоже не нажили, во всем, что происходило с ними плохого, всегда винили своих жен. Вот поэтому, решив немного отпустить ситуацию и позабыть о существовании в обществе брака в принципе, они вздохнули с облегчением, когда поняли, что можно спокойно жить и без жен. Причем жить так, как им вздумается, свободно. Никаких особых условий для совместного проживания они себе не придумывали, просто решили, что жить вместе как-то веселее, приятнее, а если кому-то из братьев вздумается привести в дом женщину, так что ж, будет по меньшей мере забавно.

– Вы на самом деле родные братья, как сказал мне Григорий Яковлевич, или же… как бы это помягче выразиться… близкие друзья?

Она задала этот вопрос Борису прямо в лоб. Она и встала-то близко к нему, почти вплотную, вероятно, чтобы заглянуть ему не только в глаза, но и в душу. Он уловил исходящий от нее цитрусовый запах, словно она маленькими ручонками только что давила сок из апельсина. Должно быть, предположил Борис, она подушилась дорогими духами, доставшимися ей в подарок от бывшей хозяйки, жены Григория, Марты. Ну не может так приятно и дорого пахнуть дешевый парфюм. Хотя, если Григорий платил ей столько, сколько он и озвучил братьям, то она, живя в этом шикарном доме, причем на всем готовом, может позволить себе покупать хоть ведро таких духов каждый месяц.

– Братья.

Он, кашлянув в кулак, отошел от нее подальше и продолжил исследование дома. У него уже был опыт общения с домработницами, но все они очень уж сильно отличались от Евгении. Тихие и незаметные, они даже двигаться старались бесшумно и выполняли беспрекословно все поручения своих хозяев. Эта же мадам обещала быть хамкой. Как-то так.

– Евгения…

– Ладно, раз вы братья, то можете называть меня Женей, – вдруг смягчилась она, к его великому удивлению. – Ну, говорите, что нужно делать. Хотя я и без того знаю – разобрать все коробки, посоветоваться с вами, куда и что раскладывать, я имею в виду книги, документы. Вы уже определились со спальней?

– Все коробки с буквой «Б» – это мои вещи, как вы можете догадаться, а…

– …«П», стало быть, вещи вашего брата, Петра Михайловича.

– Точно! Пойдемте, я покажу вам, какую спальню и кабинет выбрал себе я…


Спустя время Борис звонил Петру и кричал в трубку:

– Слушай, я тебе сейчас такое скажу! Эта Евгения, прикинь, будет зарабатывать в месяц сотню тысяч рублей, и при этом она совершенно не умеет готовить!!! Я попросил ее просто заварить чай и приготовить бутерброды, знаешь, что она мне сказала?

– Что?

– Она, прикинь, заявила мне, что готовить она не нанималась!

– И что, ты ее прогнал?

– Нет. Подожду, когда ты приедешь, вот вместе все и решим.

– Она хоть красивая?

– Настоящий крокодил!

– Вот и отлично! – воскликнул обрадованно Петр.

– Ты что, брат, спятил?

– Во всяком случае, она не будет отвлекать меня от моего романа. Ты погоди, не горячись… Держал же ее Григорий, значит, было за какие качества ее ценить. Может, она человек хороший.

– Говорю же – крокодил, того и гляди сожрет!

2
11 августа 2021 г

Уложив в мешки старый кафель и прочий строи– тельный мусор, Павел Смолкин погрузил все в багажник старенького «Москвича», которым пользовался только по работе. Он был строителем-одиночкой, зарабатывающим на ремонте квартир и домов. Умел штукатурить, класть плитку, красить, клеить обои, укладывать ламинат и линолеум. Заказов было всегда много, потому что брал он за работу недорого, а работал быстро и аккуратно. Дом, в котором он сейчас работал, ремонтируя ванную комнату и коридор, находился в Водыкино. Наниматели – пенсионеры, приятные в общении люди, пока он работал, кормили его простой и вкусной едой, позволяли пользоваться душем и даже выделили ему для отдыха маленький диванчик на веранде. И искренне радовались, что ремонт идет быстро и что все получается именно так, как они и хотели. Работы оставалось на пару дней: все подчистить, заделать швы, прибраться. Вот сегодня, к примеру, Павлу предстояло вывезти мусор. Понимая, что мешков много и что невозможно вывалить все это в небольшой металлический бак возле дома, он решил отвезти мешки на пустырь.

– На пустырь повезешь? – словно прочитав его мысли, спросил Александр Васильевич, наниматель, когда Павел с силой захлопнул багажник и собирался уже сесть за руль.

– Ну да… А что, нельзя?

– Да не в том дело, Паша. Это же непростой пустырь. Там раньше больница была. Ее собираются снести, и вот на этом месте стали происходить нехорошие дела…

– В смысле?

– Да там люди пропадают. И животные тоже. А сколько раз там находили трупы. Гиблое это место, вот что я тебе скажу. Может, на городскую свалку мусор свезешь, это далековато, но я подкину тебе деньжат на бензин?

– Ох… Я думал, что все дело в полиции, ну, что там видеокамеры установлены… что нельзя мусор кидать. А вы про какие-то бермудские дела на пустыре. Не верю я в эти байки.

– Говорю же тебе, не байки все это. Там, в больнице, подвалы сохранились, так вот там сатанисты устраивали оргии, людей в жертву приносили… Проклятое это место!

– Говорю же, не боюсь я всего этого и не верю… А люди горазды придумывать разные страшилки. Ладно, Александр Васильевич, поехал я. Вернусь, продолжу прибираться в ванной комнате. Да и потолок покрашу, если так и не решились на зеркальный.

Однако, отъехав подальше от дома, он остановился на обочине, достал телефон и начал искать информацию о пустыре. Первый же сайт, который он нашел про Водыкинскую больницу, вызвал усмешку:

«Больница эта – край чудес, зашел в нее и там исчез», – гласила самая популярная из всех «наскальных» надписей в недострое. Эти строки неизвестного автора стали своеобразным слоганом ХЗБ и были воспроизведены в нескольких помещениях больницы. Народная молва гласит, что в здании погибли или бесследно исчезли сотни и едва ли не тысячи человек.

Но на самом деле ХЗБ ничем не выделяется на фоне других аналогичных недостроев, оставшихся на просторах бывшего СССР. За последние пятнадцать лет СМИ сообщали о четырех смертельных случаях в больнице. Один подросток покончил с собой (созданный его друзьями мемориал со временем стал одной из достопримечательностей здания), остальные стали жертвами несчастных случаев. Сквозные шахты лифтов, дыры в полу и разбросанная арматура представляли главную опасность для «туристов».


Павел достал сигарету и закурил. Понятное дело, что такие гиблые места всегда привлекали разных уродов, наркоманов и сатанистов. Да только они же и распускают все эти слухи, делают они это для того, чтобы нормальные люди туда не совались, чтобы не тревожили их, пока они будут заниматься всякой чертовщиной. Людей вообще привлекает все странное, страшноватое. Недаром же многие толпятся на похоронах, лишь бы поглазеть на покойников. Вот как это можно объяснить?

Картинки, которые всплыли на тему заброшенной Водыкинской больницы, были самые жуткие: какие-то темные люди, похожие на призраков, застывшие на голых лестничных пролетах, разрисованные странными надписями обшарпанные стены, засыпанные мусором захламленные углы помещений.

Павел загасил сигарету и поехал. Ни страшные картинки, ни информация, которая сочилась со страниц интернета, его все равно не убедили в том, что ему надо опасаться ехать на пустырь. Он просто подъедет, свалит мешки и укатит. Все! Зато сэкономит время и бензин. К тому же он не из пугливых. И все знакомые не считают его трусом. А когда-нибудь, при случае, он сам расскажет о том, что побывал на пустыре Водыкинской больницы и что ничего страшного в этом нет. Он был уверен, что никто из его друзей-приятелей, услышав это, даже не обратит внимание. К тому же сам Павел проживал в Москве, довольно далеко от этого места, и ни разу ничего об этой заброшенной больнице не слышал.

Однако всю дорогу до пустыря он словно видел перед собой расплывчатое черно-белое изображение больницы, вид сверху, и будто написанные детской рукой поверх снимка неровные буквы: «Я исчезну – ты не заметишь».

Как он и предполагал, к самой больнице он бы и без того не приблизился – все вокруг поросло густым жестким бурьяном. Узкая тропинка вела к ржавой решетке с грязной табличкой: «Проход запрещен». И тут же еще одна бумажка, прилепленная к прутьям решетки скотчем: «Объект охраняется сторожевыми собаками».

Ну да, конечно, так все и поверили, что где-то там, внутри этого заброшенного больничного ада, попивают чаек сторожа со сворой сторожевых собак, которых надо кормить… Глупости все это!

Павел вышел из машины, открыл багажник и принялся вытаскивать тяжелые мешки и сваливать их прямо в бурьян. Он торопился, но не потому, что боялся каких-то там несуществующих собак или призраков, готовых просочиться сквозь ржавые прутья решетки, нет, он, как здравомыслящий человек, боялся, что его заметят полицейские и оштрафуют на крупную сумму за то, что выбрасывает мусор в неположенном месте. Он вообще боялся полицию, и это его чувство страха перед представителями закона было выработано им исключительно по вине сериалов про ментов.

А еще он, в общем-то, нормальный и в меру мужественный человек, вдруг понял, что руки его дрожат. Даже если бы его окружило пятеро крепких пацанов-отморозков, он не испугался бы и разметал их по пустырю. Он умел драться, знал, как отбиваться. Но здесь он был совершенно один, и ему ничего как будто бы не угрожало, тогда откуда вдруг эта дрожь и липкий пот, катящийся по лицу, который он не успевал вытирать рукавом рубашки?

Когда последний мешок был свален в траву и Павел захлопнул багажник, страх ледяной волной окатил его с макушки до самых пяток. Что происходит? Он никак не мог понять.

Сел в машину и двинулся в сторону дороги. Боковым зрением он успел увидеть в траве, среди тополиной густой поросли, темно-красное пятно. Ему бы проехать мимо, да не мог он. Словно кто-то руководил его действиями, направлял. Он остановил машину, вышел и пошел на это пятно. Зубы его стучали. Вот уж точно чертовщина! Никого же нет! Откуда вдруг эта лихорадка, тряска? Нет, пожалуй, он никому и никогда не расскажет про то, как навестил развалины Водыкинской больницы. Вот уедет сейчас, и все!

Но ноги сами привели его к тому месту, к которому его тянуло как магнитом. И когда он приблизился, то понял, что жизнь его с этого момента изменится. Навсегда.

На небольшой примятой площадке между торчащими острыми ножами поросли лежали две девушки. Это было похоже на картинку из какого-нибудь криминального фильма послевоенного времени – на девушках была очень странная одежда и обувь. На одной девушке – малиновый суконный жакет с нелепой брошкой на лацкане и длинная юбка из черного потертого бархата, еще черные кожаные полусапожки на каблучке. Под жакетом виднелась белая блузка, перепачканная красной губной помадой. Другая девушка была одета в длинное зеленоватое платье в мелкую крапинку с белым кружевным воротником. И на ногах такие же сапожки. Обе девушки были светловолосые, ярко накрашены. Да только мертвые…

Павел и сам не понял, как перекрестился.

3
9 августа 2021 г

– Вот смотрите, Женечка… Берете чистый заварочный чайник, ополаскиваете его кипятком, потом насыпаете в него…

– Вы что, думаете, что я не могу заварить чай? Уж это-то я смогу.

– А что с бутербродами не так? Нарезаете колбасу, хлеб…


Дело происходило на кухне. Петр в домашнем халате, изображая из себя писателя (потому как Борис видел брата в халате впервые в своей жизни!), терпеливо и даже как-то ласково учил домработницу Евгению готовить чай с бутербродами.

И, странное дело, она слушала его, не огрызаясь и не кривляясь, как это было с Борисом.

На ней была все та же странная одежда – джемпер и юбка с кружевной оборкой, что делало ее похожей скорее на представительницу богемы, художницу или поэтессу, но никак не помощницу по хозяйству.

За окном наливались фиолетовые сумерки, а в доме повсюду ярко горели разного рода светильники, лампы, люстры. Из-за этого все вокруг было не таким уж и безрадостным.

Неразобранные коробки продолжали портить вид, и тот факт, что Евгения к ним так и не притронулась, говорило лишь об одном: она еще не приняла решение, останется ли здесь или нет.

Приезд Петра она поначалу восприняла настороженно, сдержанно поздоровалась с ним, а когда он улыбнулся ей и сделал комплимент («Боже, кто эта чудесная девушка?!»), то Борис заметил, как глаза ее заблестели, на лице появилось подобие улыбки.

– Борис, тебе не кажется, что этот дом слишком велик для нас? Похоже, по этому холлу можно кататься на велосипеде. Женечка, вы составите мне компанию?

Она ему ничего не ответила, но продолжила следить за ним, щуря длинные, опушенные густыми ресницами, темные глаза. Голову домработницы по-прежнему уродовала пестрая шелковая повязка, вероятно, косынка или шарф, из-под которой выглядывали медного оттенка кудри.

– Друзья мои, – Петр решил взять ситуацию в свои руки и заговорил миролюбивым тоном, жестами подзывая брата и Евгению поближе к себе. – Поскольку нам здесь предстоит жить втроем и Женечка нас совершенно не знает, а потому напряглась, я это вижу, предлагаю нам всем выпить коньячку и немного расслабиться. И тогда наша маленькая фея увидит, что мы не такие уж и страшные. Она поймет, что я – писатель, человек творческий и неординарный, что мне, пока я пишу роман, нужно постоянно варить кофе и делать бутерброды. А мой брат Борис – человек совершенно другого склада, более серьезный и трезвомыслящий, он адвокат, этим все сказано. Однако Женя должна знать и понимать, почему мы переехали из Москвы сюда, в этот дом…

– Петр! Ты чего такое несешь? Переехали и переехали! – раздраженно воскликнул Борис, не понимая, с чего бы это Петя начал так расшаркиваться перед этой особой. Не хочет она здесь работать? Пусть убирается! Где это видано, чтобы домработница не умела готовить?! Вот уж действительно интересно, за какие такие таланты Григорий держал ее здесь и платил такие большие деньги? Вряд ли она была его любовницей, она вообще не может привлечь мужчину. Но тогда что? В чем дело?

– Да мне нет никакого дела до того, почему вы здесь. Мое дело – содержать дом в чистоте и порядке. Что же касается готовки, то я, конечно, готовила, но у меня как-то не очень получалось… Я вообще много чего умею, вожу машину, к примеру. Могу связать свитер или починить машину, расписать стену (кстати говоря, в холле все стены расписаны мной). Могу вышить вензеля на салфетках, вырастить помидоры или розы, составить шикарный букет, расписать цветочные горшки, сделать укол в вену, отчистить ковер от пролитого кетчупа или жира… Я талантливая во всем… кроме кулинарии. Я предупредила. Так что сами смотрите, нужна я вам или нет? Я умею выбирать хорошее мясо или овощи. Вообще разбираюсь в продуктах. У меня в комнате на третьем этаже есть целая полка книг по кулинарии, но что бы я ни приготовила, у меня как-то все получается невкусно… Это честно.

– Зато мой брат готовит шикарно, – не выдержав, с сарказмом произнес Борис. – Так что вы с ним сами и договаривайтесь!


Он и сам не мог понять, из-за чего так раздражен. Возможно, потому что пока не мог привыкнуть к присутствию рядом с собой совершенно чужого человека? Но привыкал же он в свое время к жене, которую едва знал (поженились спустя неделю после знакомства), к домработнице Соне, к собаке, которую купила, не посоветовавшись с ним, жена.

– А мы и договоримся! Я вообще очень люблю готовить. Но вот именно сейчас, этот месяц и следующий, я буду сильно занят. Я же говорил, что пишу роман. Так что, друзья мои, давайте уже все как-то успокоимся, выпьем, и каждый займется своим делом!

С этими словами Петр куда-то удалился, вероятно, в свой кабинет, расположенный в правом крыле дома на первом этаже, потому что вернулся довольно быстро, неся в руках бутылку виски.

Евгения моментально накрыла на стол, расставила пластиковые стаканчики, одноразовые тарелки, куда наложила дольки апельсинов и аккуратно нарезанный сыр.

– Ну, слава тебе, господи, сыр умеете резать! – хлопнул в ладоши Борис.

– Женечка, не обращайте на него внимания, просто у него тяжелый характер, это, во‐первых, во‐вторых, он не успокоится, пока вы не разберете все эти коробки, ящики и пакеты… Мой брат считает, что порядка в голове не будет до тех пор, пока вокруг все не будет разложено по полочкам.

Петр открыл бутылку и разлил виски по стаканчикам.

– Так вы согласны работать здесь? – спросил Борис, любящий во всем определенность. – Или теперь каждый раз будете твердить нам, что не умеете готовить и все такое?

– Ладно, по рукам. – Женя выпила виски и пожала руки обоим братьям. – Я остаюсь.

– Ну, слава тебе, господи! – воскликнул Борис. – Но как быть, я хочу есть! И что же нам теперь делать?

– Подождать хотя бы час, – сказала Евгения, встав из-за стола и метнувшись к холодильнику. – Если были бы продукты, то я могла хотя бы сварить яйца или сосиски. Еще пельмени у меня получаются довольно сносно! Но поскольку я только что приступила к своим обязанностям, то сейчас закажу еду в ресторане. Вы не против? Это очень хороший ресторан, называется «Красный бархат», там хорошо готовят. Я ВИП-клиент, у меня скидки. Так что открывайте сайт ресторана, изучайте меню и заказывайте!


Борис, недовольно хмыкнув, погрузился в телефон и заказал салат и курицу, Петр – пирог с мясом и два салата. Пока ждали заказ, Женя принялась таскать коробки, разбирать их, хлопая дверцами шкафов: ее как будто можно было увидеть практически одновременно в разных местах дома.

– Более несуразную дамочку я еще не видел, – поделился с братом впечатлениями от новой домработницы Борис. – Мало того, что она не готовит, так еще и выглядит как чучело.

– Боря, а как еще, по-твоему, должна была выглядеть молодая особа, которая собиралась работать в доме, где проживают двое мужчин? Я имею в виду, как должна выглядеть женщина, чтобы не понравиться своим работодателям? Она же нас совершенно не знает! Может быть, она когда-то обожглась, и вот теперь просто вынуждена скрывать свои прелести… Ты сам-то слышал себя? Вот что ты сделал, чтобы расположить ее к себе?

– Да мне только и остается, как думать о том, как расположить к себе прислугу! Ладно, оставим этот разговор. Что мы имеем на сегодня? Домработницу, которая пока что умеет носиться по лестнице и заказывать еду в ресторане. Это все!

– Попроси, может, она свяжет тебе свитер или соберет букет…


Братья сидели за столом и приканчивали бутылку виски, когда раздался звонок в дверь, пришел посыльный из ресторана.

Петр расплатился, а Евгения, бросив на ходу: «Эх, черт, ни скатерти у этих господ нет, ни посуды!», принялась накрывать стол. Все с теми же одноразовыми тарелками и приборами.

Уминая теплый мясной пирог, Петр даже урчал от удовольствия. Борис, раскиснув после виски, вяло поедал салат.

– А что же это вы себе, Женечка, ничего не заказали? – вдруг встрепенулся Петр.

– Заказала. Я гречку заказала и салат из капусты. Но я ем в маленькой комнате за кухней. Я уже привыкла.

С этими словами Женя исчезла.


Злясь на себя за то, что они с Петром не догадались привезти из своих городских квартир постельное белье, полотенца и посуду, Борис улегся спать на застеленной чужими покрывалами и пледами кровати. К тому же на чужой подушке, которая показалась ему слишком мягкой. Голова утопала в ней, как в невесомом облаке. Интересно, думал он, пытаясь уснуть, кто спал на этой кровати? Жена Гриши или сам Гриша? Не могли уж купить себе нормальные плотные подушки!

В какой-то момент он понял, что надо действовать, достал телефон, открыл в нем записную книжку и сделал необходимые пометки: что привезти из дома.

И только после этого, успокаивая себя тем, что завтра их быт будет налажен, что он, так и быть, попросит Евгению купить белье и посуду, он заснул. Но проснулся глубокой ночью и понял, что разбудили его голоса где-то в доме. Он встал и, не зажигая света, вышел из спальни. В холле горел приглушенный дежурный светильник. Голоса доносились со стороны кухни и принадлежали они двум женщинам, одна из которых была Евгения.

Искушение послушать, о чем она может с кем-то разговаривать, а темой для разговора наверняка стали ее новые работодатели, Борис, приблизившись к дверям кухни на максимально безопасное расстояние, замер, обратившись в слух.

– …два старых алкоголика, сбежавших из Москвы по неизвестным пока еще мне причинам, – услышал он знакомый голос и сжал кулаки. Уволю ее утром, немедленно! – Один, его зовут Борис, сразу возненавидел меня и, возможно, уже утром уволит меня. Второй еще более-менее, я бы даже назвала его милым, но он врет, говоря, что писатель. Я пробила его в интернете. Он известный меценат, очень богатый человек, в прошлом известный светский тусовщик, бабник, но чем конкретно занимался и как нажил свое богатство, я так и не поняла. В последнее время о нем как-то подзабыли. Предполагаю, что их желание бросить Москву, свои шикарные квартиры и перебраться в Подольск, сюда, в лес, связано с криминалом. Думаю, этот Борис (кстати говоря, он не соврал, когда сказал, что адвокат) вляпался в какое-то нехорошее дело, может, защитил кого-то, кого не следовало защищать…

– Хочешь сказать, что человек может сбежать сюда от проблем? Нет-нет, Женя, это просто твои домыслы. Ты всегда во всем видишь криминал.


Этот голос принадлежал женщине с более грубым голосом. Кто она такая и почему притащилась в их дом в три часа ночи?

– Если бы этому адвокату грозила реальная опасность от своего клиента или полиции, прокуратуры, то он сбежал бы за границу, а не сюда. Я предполагаю, что они сбежали от жен или любовниц. Что все дело именно в их личной жизни. Но тебя-то это почему волнует? Ты же просто домработница. Прибирайся здесь, получай денежки и живи спокойно. Ты сказала им, что не умеешь готовить?

– Сказала. Была уверена, что меня не возьмут. Но почему-то согласились есть ресторанную еду. Может, просто еще не разобрались, что к чему? И в ближайшем будущем подыщут мне замену?

– А тебе что, так трудно научиться готовить? Я сколько раз предлагала тебе помочь! Уж базовые-то блюда могла бы и освоить. Ты же умная, у тебя не голова, а дом советов! Женька!

– У меня не получается. Я же сто раз принималась готовить, причем самые простые вещи. Может, мне терпения не хватает? И никак не пойму, к примеру, в какой последовательности запускать в бульон капусту или картошку… Как эту поджарку делать. Короче, пока что за те пять лет, что я проработала в этом доме, я перевела тонну продуктов, а в результате добилась лишь единственный раз не сжечь яичницу. Мне проще вскопать грядки или перемыть все окна в доме, чем почистить картошку… Тоня, все, хватит о готовке. Настроение и без того на нуле. Я не уверена, что меня завтра не уволят. Ты знаешь, я люблю во всем определенность, а тут – полная неразбериха.

– А твои новые хозяева знают, что ты родственница Марты?

– Зачем? Они сразу поймут, что Гриша платил мне так щедро по-родственному, терпел меня из-за жены. Если бы не это обстоятельство, разве он согласился бы, чтобы я работала у них?

– Тогда, если эти двое не уволят тебя и согласятся платить по сто тысяч, считай, что ты вытянула счастливый билет!

– Это да. Слушай, как хорошо, что ты пришла! Виски уже закончилось, эти мои алкоголики все выпили, но у меня есть клубничный ликер. Где-то пачка печенья была… Что это мы все пустой чай пьем?

– Женя, ты хотя бы знаешь, который час?

– Нет… Я же коробки разбирала, потом в ванной комнате прибралась… Закружилась. Представляешь, эти господа не догадались привезти полотенца! Хорошо, что в буфете на кухне я нашла два кухонных… Не знаю, как они ими вытирались.

– Сейчас четвертый час…

Возникла пауза. Обе женщины затихли. Одна замолчала, вероятно, наслаждалась произведенным эффектом, другая, растерявшись и не веря своим ушам.

– Тоня, но ты же приехала ко мне всего полчаса тому назад… Что случилось?

– Наконец-то!

– Умер кто? Заболел? Тебе нужна моя помощь? Да что случилось-то?! Я тут тебе разные глупости рассказываю про себя, а ты прикатила ко мне под утро, а я даже не поинтересовалась…

– Да ладно, расслабься. Со мной и моей семьей все в порядке. Все живы и здоровы. Тут в другом дело… Помнишь тот старый барак возле железной дороги, который должны снести?

– Ну как же, конечно, помню. И что с ним? Сгорел?

– Женя, типун тебе на язык! Он стоит пока что. Но у меня там две комнаты, которые я в последние годы уже никому и не сдаю, потому что они в ужасном состоянии, и боюсь, что там в скором времени поселятся бомжи.

– Ты же говорила, что соседи присматривают за квартирой.

– Повторяю, у меня там не целая квартира, а только две комнаты, это же была коммуналка с тремя комнатами, одну я выкупила, теперь две, осталось выкупить третью, вот этим вопросом я как раз сейчас и занимаюсь. Как вся квартира станет моей, а барак снесут, будет шанс получить квартиру в новостройке, в «Кленовых аллеях»…

– Ну да, ты говорила. И что? Не можешь найти собственников этой комнаты?

– Да дело не в этом… Мне соседка по бараку, Вика Фомина, сегодня вечером позвонила. Она хоть и пьет страшно, запойная и все такое, но еще не все мозги пропила. Она звонит мне очень редко, последний раз вообще года два тому назад, когда ей срочно понадобились деньги, причем небольшие и не для себя… Ладно, я снова не о том.

– Тоня, ты пугаешь меня.

– Она позвонила и сказала, что из моей квартиры доносился шум. Сильный шум. Что надо бы проверить, что там такое случилось.

– Но квартира же пустая? Ты же только что сказала, что никому ее не сдаешь!

– Никому, кроме двух девушек. Там странная такая история. И длится все это уже шестнадцать лет. Каждый год в течение этого времени они звонят мне, а иногда, когда у меня меняется номер телефона, приезжают ко мне на Бородинский бульвар и снимают на два дня, девятое и десятое августа, одну и ту же комнату.

– Зачем?

– Думаю, у них с этой комнатой что-то связано. Они сестры. Симпатичные такие, прилично одетые. Приезжают не с пустыми руками, с продуктами. Я как-то заехала туда как раз девятого августа, примерно в обед, у меня просто дела были поблизости, я как раз встречалась с хозяином третьей комнаты, собиралась поговорить с ним о продаже комнаты. Так вот, поднялась в квартиру, позвонила, вернее, постучала, потому что звонок уже давно не работает, его с мясом кто-то вырвал… Дверь открыла одна из девушек, ее зовут Вероника. Я зашла, чтобы попросить их, когда они уедут, хорошенько проверить газ и свет. Она меня, понятное дело, не пригласила, но я увидела за ее спиной комнату, накрытый стол, а за столом справа ее сестра Катя. А вот слева стоял третий стул, и на нем, представляешь себе, сидела кукла. Такая большая кукла…

– Кукла?

– Да. Понимаешь? То есть сестер было две, а стол был накрыт на троих.

– И? – в нетерпении воскликнула Женя. – Не тяни!

– Сегодня десятое августа. То есть вчера они туда приехали и вечером оттуда раздались какие-то крики, шум… Вот Вика мне и позвонила. Я приехала туда, а там никого уже нет. В комнате бардак. Скатерть со стола сорвана, причем она вся красная от пролитого вина, тарелки и закуски на полу, рядом валяется кукла… Такое страшное, я тебе скажу, зрелище! Но главное – на полу следы крови, как будто бы по полу кого-то тащили… Прямо как в ужастике каком-то. Вот я теперь и переживаю. Вдруг это были сатанисты какие-то? Пришли, убили девчонок, выволокли из комнаты… А комната-то моя!

– Ты там к чему-нибудь прикасалась? – строгим тоном спросила Евгения.

– Я же не дура какая. Нет, конечно.

– Ну ты даешь, подруга! Так вляпаться! И зачем ты только сдавала им комнату? Разве не понимала, что все это какая-то бесовщина? Да я, когда бы только куклу за столом увидела, сразу бы поняла, что они занимаются черной магией. Ты фамилии этих девчонок-то знаешь?

– Конечно, знаю. Супонины. Катя и Вероника Супонины. Понимаешь, когда раньше я после их визитов приходила в квартиру, то комната была чистая, все убрано. Посуда вымыта. Кстати, белая скатерть, та, что сейчас там валяется на полу, залитая вином, не моя. Они с собой, значит, скатерть привозили, продукты, вино, водочку. Только тарелки мои и салатницы с рюмками использовали. Ну и постельное белье я им оставляла, они же ночевали там.

– А они не объясняли, зачем им эта комната?

– Сказали, что это семейное дело. А я особо и не расспрашивала. Они платили мне пять тысяч за два дня, и я как-то уж привыкла, что на все эти деньги всегда покупала мясо. Получала деньги и сразу же отправлялась на рынок. Я и позавчера так сделала, как только они мне перевели деньги, сразу же пошла на рынок.

– А ты их видела?

– Нет! Они знают, где ключи, в условленном месте в подъезде, в стене за трубой. Они звонят мне, переводят деньги? и все! Дело-то обычное!

– И что теперь будешь делать? Позвонишь в полицию?

– Не знаю…

– Ни в коем случае! – рявкнул Борис, появившись на пороге кухни.


Евгения в ужасе закричала, а ее приятельница Тоня от неожиданности выронила пластиковый стаканчик с чаем.

4
11 августа 2021 г

– Ты что-то припозднился, мил человек, – сказал Александр Васильевич, открывая дверь своему мастеру Павлу. – Уж ночь на дворе. С машиной что случилось? Или в другое измерение попал?

Старик усмехнулся, поглаживая усы.

– Не знаю, о чем вы… И что это за измерение такое? У меня машина сломалась, пришлось ремонтировать прямо на дороге. Потом женщину одну беременную подвозил.

Павел врал так, что и сам уже было поверил в существование беременной женщины. Подобная история с ним случилась лет пять тому назад, когда в снегопад он подвозил роженицу в больницу, она чуть было не родила в его машине. Но почему бы не воспользоваться этой историей и сейчас, чтобы не рассказывать всю правду о том, как он в густом бурьяне Водыкинской больницы нашел двух девушек, выпавших из времени и пространства?

Жена Павла, Марина, всю прошлую зиму смотрела сериал про девушку, которая попала в старинную Шотландию. Он даже вспомнил название сериала – «Чужестранка». Сюжет поначалу захватил только жену, но потом, как-то само собой получилось, на него подсел и сам Павел. Возвращаясь с работы, уставший, после душа и плотного ужина, он ложился на диван рядом с женой, которая смотрела телевизор, и с закрытыми глазами слушал сериал. У него картины крутились в голове сами, он словно смотрел свой собственный сериал в полусне. Конечно, принять тот факт, что люди могут перемещаться во времени, было трудно, даже невозможно. Но, с другой стороны, рассуждал Павел, уложив полумертвых девушек на заднее сиденье и направившись в больницу, расположенную в семи минутах езды от Водыкино, с ним же сейчас происходит то же самое. Эти девушки, из плоти и крови, но крепко спящие или же находящиеся в бессознательном состоянии, прибыли сюда из прошлого. Об этом говорит все – и замысловатые прически, хоть девушки были растрепаны, и одежда, какую носили женщины после войны, ботинки на шнуровках. Вот каким ветром из занесло сюда? Явно эти колдуньи или сатанисты наколдовали, вызвали их из прошлого, встряхнули как следует время, открыли в глубоких подвалах больницы портал…

Про порталы Павел знал из компьютерных игр, которыми увлекался в свое время, когда у него не было работы и он целыми сутками сидел за компьютером. Перемещаться из одного портала в другой было интересно, аж дух захватывало. Но все же это была игра. А что сейчас? Расскажи он, что с ним случилось на пустыре, его сочтут либо лгуном, либо патологическим фантазером, либо просто покрутят пальцем у виска, мол, чокнулся мужик.

Поначалу, увидев девушек, он так испугался, что словно окаменел. Он не мог повернуться, не мог даже ничего говорить. Просто стоял и смотрел на этих покойниц, тела которых располагались буквой «х», то есть их ноги были перекрещены, лежали одни на других, а верхняя часть туловища и головы расходились в разные стороны. Случайно ли так вышло или же таким образом девушки, еще живые, должны были улечься, чтобы их ветром сдуло из одного мира в другой, из одного временного пространства в другое?

Он не боялся покойников, но вот эти девчонки жути навели. Оставлять их здесь, на пустыре, было нельзя. Не по-людски это. Да и с научной точки зрения девушки представляли большой интерес. Поэтому, приняв девушек за покойниц, он первым делом вызвал бы полицию, рассказал бы, при каких обстоятельствах их нашел. Он был уверен, что полицейские, услышав его рассказ и увидев чудны`х покойниц, и не вспомнят о том, что делал он сам на пустыре, не оштрафуют за то, что выбросил там мешки с битым кафелем.

Но когда он приблизился к ним, склонился, чтобы пощупать пульс, то вздохнул с облегчением – они обе были живы.

Дрожащими руками он поднял сначала одну и понес к машине, уложил на заднее сиденье, потом вернулся за второй, положил ее валетом по отношению к сестре. То, что девушки были сестрами, он понял сразу, как только поближе рассмотрел их лица. Симпатичные, светловолосые, молоденькие, стройные. Их лица были сильно напудрены, а яркая красная губная помада размазалась вокруг губ.

Промелькнула мысль, что их могли изнасиловать, но уж больно аккуратно выглядела одежда, а задирать юбки он бы не посмел, чтобы хотя бы осмотреть нижнее белье. Нет, все было чистым, опрятным и даже выглаженным. Но когда нес девушек, понял, что ботинки обуты на голые ноги, ни чулок, ни колготок. Если бы он понял, что на них современные эластичные колготки, он сразу успокоился бы. Мало ли кто из современных модельеров-дизайнеров одежды не придумал новую моду на основе послевоенных моделей, уж как-то эти наряды можно было бы объяснить. Но ни одного признака того, что девушки современные, реальные, ни одной детали одежды или аксессуаров, которые свидетельствовали о том, что они из настоящего времени, он так и не нашел.

Он привез их в больницу, пока вез, думал только об одном – чтобы довезти их живыми.

Припарковался у входа в клинический центр (это было самое близкое к Водыкинe медицинское учреждение), вышел из машины, вошел и бросился к первому попавшемуся человеку в белом халате. К счастью, им оказался врач. Павел сообщил ему, что нашел девушек на пустыре и что они, к счастью, живы…

И тут началось. Забегали, забрали и уложили девушек на носилки и увезли куда-то, покатили вдоль белоснежного коридора… Очень быстро появился полицейский, затем приехал следователь. Им предоставили маленький кабинет, где следователь Валентин Михайлович Ромих (Павел на всю жизнь запомнил его странную фамилию) расспрашивал его об обстоятельствах дела: как он оказался на пустыре, в каком положении находились девушки, может ли он показать это место.

Конечно, он мог! И тогда они отправились на пустырь уже вместе с Ромихом и в сопровождении полицейского. Но, оказавшись на пустыре, не сразу пошли к месту, а дождались, как Павел понял позже, экспертов. Приехала машина, оттуда вышел человек с чемоданчиком, за ним появился фотограф.

– Вот здесь я их и нашел. – Павел показал точное место, небольшую вытоптанную полянку с примятой травой и торчащими вокруг сухими грубыми стеблями чертополоха.

В какой-то момент ему так захотелось пить, что он не выдержал и попросил следователя дать ему воды, надеясь, что в его машине найдется дежурная бутылка.

– А что вы делали тут? – Cледователь, протягивая ему бутылку и пластиковый стаканчик, уже в который раз спросил это. Павел знал эту странную черту многих людей, задавая вопрос, не дожидаться ответа, типа спросил и хватит, затем еще и еще. Такое случается, если человек крепко о чем-то задумывается и становится рассеянным.

– Я же говорил вам: выбросил здесь мешок с кафелем, я мастер, ремонтирую квартиры. Поленился ехать на городскую свалку и решил оставить мешок здесь.

Он намеренно сказал про один мешок, мало ли, если он скажет, что мешков было пять, следователь отреагирует уже конкретно, после чего его оштрафуют.

Он понятия не имел о размерах штрафов, а потому, вдруг прикинув, что штрафы могут быть слишком большими, испугался, что ему придется отдать все, что он заработал за последнее время. Нет-нет, этого он не мог допустить, а потому решил поменять тему разговора, сбить следователя.

– Вам не показалось, что их занесло сюда из сороковых годов? Вы видели их одежду? Обувь?

И он начал делиться впечатлениями и мыслями с Ромихом. Но на озабоченного своими мыслями следователя его слова не произвели ровно никакого впечатления. Бросив через плечо: «Да сейчас все одеваются так, кто как хочет», он внимательно наблюдал за работой экспертов, до этого обследуя территорию метр за метром. Понятное дело, следователя интересовало одно: кто и зачем привез девушек на пустырь? Предположения впечатлительного свидетеля о том, что девушки могли быть занесены сюда фантастическим ветром прошлого, его мозг не воспринял вообще.


Он постоянно кому-то звонил, чаще всего, судя по разговору, судмедэксперту, потому что расспрашивал о том, что с девушками и в каком они состоянии, когда будет готов анализ крови, не изнасилованы ли они.

– Похоже, их просто чем-то накачали, – позже говорил он кому-то по телефону. – Следов инъекций нет, значит, напоили. Предположительно, снотворным. Но каким-то бронебойным, завтра все узнаем точно.


Павла отпустили поздно вечером, когда все его показания были записаны, запротоколированы. Ну прямо как в кино! И какое счастье, что девчонки оказались живы!

Примерно в полночь в ворота постучали. Ромих! Надо же, какой дотошный следователь! Приехал по указанному в протоколе адресу, чтобы проверить, действительно ли свидетель работал в этом доме. Напугал старика, с которым Павел прикончил бутылку самогона за рассказом о случившемся, но быстро и уехал.

– Да, парень, вот не послушал ты меня, – ворчал Александр Васильевич, открывая вторую бутылку после того, как за следователем была заперта калитка. – А если бы девчонки были мертвые, влип бы по полной, может, и загремел бы на нары.

– И не говорите… – Павел наложил себе в тарелку квашеной капусты и соленых огурцов. – Самому не по себе. Завтра заеду в больницу, проведаю их. Интересно же посмотреть, проснулись они или нет. Может, узнаю, кто они такие.

– Мой тебе совет – забудь про них. Живи себе дальше, и все. Ты понял, Паша?

– Да понял я, понял.

– Говорил же тебе, что там нечистая сила обитает. Неужели еще не понял, что все это опасно? К тому же не факт, что они до сих пор в больнице.

– Как это?

– А вот так. Придут к ним утром в палату, а там – никого. Вот так-то, – и старик поднял кверху указательный палец.

– В смысле? – Голова у Павла уже кружилась, его подташнивало.

– Может, они уже вернулись туда, откуда явились. Так понятно?

5
10 августа 2021 г

Утром, появившись на кухне, Борис застал такую картину. За столом, накрытым для завтрака, сидели Петр, Евгения и ее приятельница Антонина, женщина средних лет, румяная, аккуратно причесанная, в белом спортивном костюме.

– Присаживайся, Борис, я сырники приготовил, – со счастливым видом сказал Петр. – Женечка с утра съездила в город и привезла продукты. Кофе еще горячий. Кстати, познакомься, это Антонина, подруга Жени.


На этот раз голову Евгении украшала повязка бирюзового цвета, а платье, светло-голубое, с белым воротничком, делало ее похожей на барышню-крестьянку из мыльной оперы. Что творится в голове этой особы? Зачем дразнит всех нелепыми нарядами?

Петр, к счастью, сменил драгоценный велюровый халат на джинсы и белую рубаху, только фартук в цветочек, в котором готовил завтрак, снять не успел. Вот кто по-настоящему радовался жизни и кого ничто не раздражало!

– Так и будешь готовить завтраки, обеды и ужины? – Борис не смог промолчать.

– А что? Мне нравится! И вообще, Борис, у нас же гости. Не мог бы ты как-то полегче?.. – Петр сделал страшные глаза, как бы упрекая брата в грубости.

– Я в своем доме, а потому мне не стоит делать замечания. Что же касается нашей гостьи, то я ее не приглашал. Она сама явилась в три часа ночи и разбудила меня.

Антонина, опустив стаканчик с кофе на стол, даже открыла рот, не зная, как отреагировать на его слова.

– Тоня, я вам еще ночью сказал, что вы, похоже, крепко влипли в нехорошую историю. Очень хорошо, что вам хватило ума не двигаться с места и оставаться в нашем доме, потому что, если бы вы отправились туда самостоятельно, да еще и вызвали бы полицию, вас, вполне вероятно, арестовали бы по подозрению в убийстве.

– Матерь божья! – громко воскликнула Тоня и машинально перекрестилась. – Так что же мне делать?

– Я что-то пропустил? – спросил Петр.

– Антонина сдавала комнату двум особам, так на протяжении шестнадцати лет и каждый раз девятого августа, так?

– Так.

– Сколько же им лет, этим девушкам?

– Примерно двадцать пять, может, меньше.

– И что, они снимали у вас комнату, будучи детьми?

– Нет-нет, сначала они приезжали со взрослой женщиной, но тогда этим занимался мой муж, он их и встречал, и ключи передавал. А потом, когда он начал работать вахтовым методом и ездить в Сургут, это пришлось делать мне. Я только последние лет пять сдаю им комнату, словом, занимаюсь этим вопросом.

– Тоня, но почему ты ни разу не спросила, зачем они приезжают к тебе? И что это за число такое памятное для них – девятое августа? Да я бы ради любопытства все у них выспросила! – подала голос Евгения.

– Для начала надо бы выяснить, что случилось в их семье шестнадцать лет тому назад, – сказал Борис. – Выяснить, кто проживал в этой комнате до того, как вы выкупили ее.

– Да я и так знаю, я купила ее у одного парня, который купил ее у бывших хозяев. Но вот кто они такие – не знаю. Да и зачем мне было это узнавать? Я выкупила ее за смехотворные деньги.

– Постойте-постойте, вы, я вижу, все в теме, но расскажите же и мне тоже про этих девушек! – Петр выглядел обиженным.

– Петя, если в двух словах, то слушай… – Борис вкратце рассказал историю, которую услышал ночью от Антонины.

– Не знаю, как вам, а мне все это кажется безумно интересным! И если бы я писал детектив, то непременно…

– Кажется, ты взялся писать исторический роман! – раздраженно воскликнул Борис.

– А может, я еще не определился с жанром? Я – свободный человек и пишу то, что хочу! Конечно, я не собираюсь писать детективный роман, но мнение-то свое я высказать имею право?

– Валяй! – брякнул Борис.

– Меня больше всего заинтересовала кукла. Она же была третья за столом, так?

– Да, – ответила Тоня.

– А как выглядела кукла?

– Да обычная старая потрепанная кукла. Правда, довольно большая.

– Она была одета?

– Да, на ней было ситцевое платье. Волосы рыжие, взлохмаченные.

– То есть не пупс?

– Хочешь сказать… – собирался вставить Борис, но Петр жестом остановил его.

– Девятое августа – это день смерти близкого им человека, девочки. Возможно, их сестры, – сказал Петр. – И они снимали эту комнату, чтобы помянуть ее.

– Ну точно! – всплеснула руками Женя и даже встала из-за стола. – Конечно! Вполне вероятно, что эти девочки проживали в твоей комнате. Нужно просто навести справки, и все станет ясно!

– Борис, – Петр повернулся к нему. – А, Борис?

– Что вы хотите от меня? Я перебрался сюда подальше от всего этого… от криминала, от всех этих клиентов, которые считают, будто бы я волшебник и могу запросто отмазать их… Я устал. Петя, ты прекрасно знаешь, о чем я.

– Но тебя же никто и не нанимает в качестве адвоката. Ты же сам сказал, что у Тони, которая сдавала комнату девушкам, могут быть неприятности из-за того, что в ней кого-то замочили…

– Что-о-о-о! – Антонина вскочила и заметалась по кухне.

– Так вы же поэтому и приехали сюда ночью, разве не так? – спросил Петр. Выражение его лица изменилось, он уже не казался таким спокойным и счастливым. – Если там кровь и следы волочения, а девушек и след простыл, к тому же раньше они после своих поминок прибирались и оставляли ключи в условленном месте, значит, там точно кого-то прибили. Причем насмерть.

– Он правду говорит, – кивнул Борис. – Надо бы съездить туда и все хорошенько осмотреть. А если девушки вернулись, все помыли, и мы найдем ключ от комнаты и квартиры в условленном месте за трубой?

– Ох, это было бы настоящим счастьем! – вздохнула Антонина.

– Вы могли принять за кровь какой-нибудь кетчуп. Или же там было не так много крови, может, там вообще побывали чужие люди, бомжи какие-нибудь, которые подрались, разбили друг другу носы. А следы волочения вам тоже могли показаться таковыми, а на самом деле просто размазали обувью кровь. Ну что, Петя, съездим? Посмотрим?

– Конечно! Пойду переоденусь.

– Я тоже хочу, – сказала Евгения. – Можно? Тоня же поедет, это же ее комната…

– Тоня поедет, а вы – нет, – резко сказал Борис. – Вы ночью назвали нас с братом алкоголиками, хотя сами хлестали виски наравне с нами. И вы хотите после этого, чтобы я взял вас с собой? Да еще надели это дурацкое платье. Зачем? В нем что, очень удобно пылесосить или мыть полы?

– Так вы меня не увольняете? – почему-то вместо того, чтобы расстроиться, улыбнулась Женя.

– А разве вчера мы не договорились обо всем? Или же вы теперь каждое утро будете справляться о том, уволили мы вас или нет? И это вместо того, чтобы взять кулинарную книгу и попытаться приготовить сырники?! Я просто поражен!

– Я переоденусь! – просияла Женя, вскакивая из-за стола. – Вот только со стола уберу.

– Мой кофе не трогать, я еще его не допил, – буркнул, скрывая улыбку, Борис, испытывая удовольствие от того, что ему удалось при всех отчитать дерзкую домработницу, и обратился к брату: – Поедем на моей машине.


На самом деле он, удалившись от своих адвокатских дел, которые, по его мнению, вынули из него всю душу и привели его к профессиональному выгоранию, просто не знал, чем себя занять. История с девушками, которые девятого августа кого-то там поминают, показалась ему занимательной. К тому же он мог просто взять и помочь женщине избежать проблем, которых она явно не заслужила. Конечно, вряд ли это был кетчуп, а не кровь. Уж женщина сможет отличить кровь от соуса. И следы волочения отличаются от размазывания крови по полу. Судя по всему, действие разворачивалось в старейшем бараке, что сохранился еще с прошлого века и был построен для рабочих железной дороги. Он примерно представлял себе этот дом, полуразрушенный, похожий на кусок старого засохшего сыра, политого жиром и в черных точках плесени. И комнаты там – сплошное убожество и разруха, где стены с ободранными обоями, двери расшатанные, а крученые грубые старые провода с толстым слоем краски в любую секунду могут вызвать замыкание и пожар. И вот в такой барак, в одну из жутких комнат, где все смердит смертью и отчаянием, каждый год приезжают две девушки, привозят с собой куклу, которую сажают за стол, закуски, выпивку и даже скатерть!

Что же там произошло? Хорошо, что хотя бы фамилии и имена девушек Антонина знает: Супонины Екатерина и Вероника. Это уже кое-что.


Из всей компании по-настоящему переживала, конечно, Антонина. Она всю дорогу, как и ее подружка Евгения, молчала. Петр, как всегда расслабленный и довольный жизнью, наслаждался видом из окна – машина летела сначала вдоль соснового бора, затем по трассе. Погода была солнечная, теплая. Что ж, возможно, и ему, Борису, воспринимать все происходящее как приключение?


Соседка позвонила Антонине и сказала, что вечером из квартиры доносились шум и крики. Кто кричал? Вероятно, тот, чья кровь оказалась на полу. Может, сами сестры разругались в пух и прах и подрались? Но даже если это и так, разве они не понимали, что оставлять квартиру в том состоянии, в каком они оставили ее, опасно? Что хозяйка-то увидит, насторожится и вызовет полицию. Что их будут искать!


Вот он, дом. Примерно такой, каким и представлял его себе Борис.

– Ну и дом! – воскликнула Евгения, когда машина, миновав железнодорожный переезд, начала приближаться к жуткому протухшему бараку. – Да это же просто идеальное место для убийства!

– Женя! – одернула ее Антонина. – Мне и так страшно!

Вошли в подъезд, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Петр зажал пальцами нос.

– Ну и вонища! – прогнусавил он. – Хоть всех святых выноси!

– Да здесь уже почти никто и не живет, – извиняющимся тоном ответила ему Тоня. Она поднималась первая, звеня ключами.

– Это ваши ключи?

– Да. Мои. Запасные ключи, те, которыми пользовались Супонины, я, заперев квартиру, положила вот сюда, за трубу.

И с этими словами, добравшись до места, Антонина извлекла ключи!

– Одно из двух, – сказал Борис. – Либо девчонки вернулись, чтобы прибраться, либо квартира так и стоит такая, какой вы ее и оставили, Тоня. Вот только напрасно вы, Тоня, взяли ключи в свои руки.

– Поняла…

– Ну, конечно! Там могут быть отпечатки пальцев. Ладно, давайте их сюда.

С этими словами Борис, надев тонкие прозрачные перчатки, которыми запасся перед поездкой, взял ключи и отпер ими дверь.

– Жуть! – закашлялся Петр, когда им в лицо ударил резкий запах хлорки.

– Вот! Говорю же, убрались! – Антонина рванула внутрь квартиры, понимая, что так здесь может пахнуть только после уборки.

Пробираясь через захламленный старыми вещами, какими-то тазами, коробками и велосипедами коридор, компания остановилась перед дверью в комнату, Борис толкнул дверь, она поддалась.

– Ну да, точно, комнату вымыли, – сказала Антонина. – Пол еще влажный. Все помыли, и посуду, и стол. Получается, что зря я вас побеспокоила. Скажете еще, что я все это придумала: и бардак этот страшный, и кровь на полу. Вот здесь рядом со столом была кровь, и оттуда как раз до двери тянулся след волочения…

– Всем стоять и не шевелиться! – Борис присел и начал изучать половые доски от порога и вдоль коридора. – А вот здесь никто не мыл. Хотя следы, вот они, видите? Засохли? Точно кого-то тащили. Может, одна сестра другую прибила…

– Боря, что ты девушек пугаешь? Они и без того зеленые от страха!

– Так что будем делать? Вызывать полицию или нет? – спросила осторожно Антонина.

– Мы сами себе полиция. Если здесь что-то и произошло, к примеру, убийство… Если, говорю, здесь прибили кого, то рано или поздно местные жители об этом узнают. Может, найдут труп бомжа какого-нибудь, который вломился к девчонкам ночью, напугал их до смерти, и они огрели его бутылкой по голове… Вот, кстати говоря, смотрите, стеклянная пыль… А вот и осколочек зеленый… Ну точно здесь что-то произошло. Тоня, позвоните им…

– Веронике?

– У вас же есть ее телефон.

– Конечно.

– Вперед! Сейчас позвоните, и сразу все выяснится.

– А раньше позвонить ей нельзя было? – сощурила глаза молчавшая до этого Евгения. – Что, никому в голову не пришло?

– Надо было сначала увидеть комнату, – ответил ей Борис, раздражаясь, как если бы его упрекнули в несообразительности.

– Ну так я звоню?

– Звоните-звоните, поговорите с ней так, как если бы ничего не случилось и вы не видели погром в комнате.

– Может, никому звонить не надо и просто запереть комнату и уйти, забыть про все? – тихо предложил Петр.

– Звоните, – твердо сказал Борис. И Антонина позвонила. Для удобства, чтобы все услышали ее разговор, она включила громкую связь.

– Вероника? – спросила она тишину и легкий треск в телефоне.

– Кто это? – раздался мужской голос.

Петр тяжело вздохнул и постучал себя костяшками пальцев по лбу, давая понять брату, что вот сейчас начнутся проблемы.

– Позовите, пожалуйста, Веронику, – нетвердым голосом попросила Тоня.

– Не бросайте трубку! – грубовато произнес все тот же мужской голос. – С вами говорит следователь Следственного комитета майор Ребров. Кто вы и кем приходитесь для Вероники Супониной?

– Я?.. Ее знакомая… – растерялась Антонина и теперь во все глаза таращилась на Бориса. – С ней что-нибудь случилось? Почему трубку взяли вы?

Борис одобрительно кивнул и даже поднял большой палец правой руки.

– Вы должны подъехать в Следственный комитет, запоминайте адрес… Спросить Валерия Николаевича Реброва.


Лицо Антонины стало такого же белого цвета, как и ее спортивный костюм. Она часто заморгала, а кончик носа ее покраснел, она того и гляди готова была заплакать.

Борис сделал ей знак, чтобы она соглашалась.

– Ну вот и все! – гаркнул Петр, когда Тоня отключила телефон. – Вы, Тонечка, скажу я вам, крепко влипли! А я говорил, Боря, чтобы она не звонила! Чтобы мы просто взяли и ушли отсюда!

– А дельце-то становится все интереснее и интереснее! – Реакция Бориса на ситуацию в корне отличалась от реакции брата, он от удовольствия, что вся компания как бы влипла в криминальное болото, даже потирал руки.

– Борис, чему вы так радуетесь? – не выдержала Женя. – Если трубку взял мент… я хотела сказать, следователь, значит, с Вероникой что-то случилось! И, возможно, ее уже нет в живых…

– Говорю же, дельце интересное. Ну, что ж, друзья мои, предлагаю теперь вам всем вернуться домой и все хорошенько обсудить. Вы, Женя, закажите обед на четырех человек, а по дороге купим одноразовую посуду. Когда еще раскошелимся на дорогой фарфоровый сервиз!

– У вас нет сердца, вот что я вам скажу, понятно? – огрызнулась Женя. – А ты, Тоня, не переживай. Борис у нас крутой адвокат, он не даст тебя в обиду, ведь так?

– Золотые слова! – продолжал радоваться Борис, как если бы не разобрался в глубоком смысле слов своей домработницы, только что успокоившей приятельницу в том, что защита адвоката в его лице ей уже гарантирована.

– Может, я что-то не так поняла, – начала Антонина, не доверяя словам Жени по поводу адвоката, – но тут и козе ясно, что я оказалась втянута в нехорошую историю и меня, вполне вероятно, могут арестовать. Я на самом деле могу рассчитывать на вашу помощь, Борис, или… Просто я хотела бы прояснить сразу – денег на такого крутого адвоката, каким, по словам Жени, вы являетесь, у меня попросту нет.

– Успокойтесь, милая, никто вас не арестует, и если вы и будете проходить по этому делу, то исключительно как свидетель. Но полицию мы вызвать просто обязаны.

– Борис, поехали уже отсюда! – взмолился Петр, лицо которого было искажено словно от боли. – Если ничего не предпринимать и никого не вызывать, то никто никогда и не побеспокоит Тоню. И никто не узнает про эту комнату и то, что ее снимали девчонки.

– Ошибаетесь, Петр, – судорожно вздохнула Тоня. – Если с Вероникой или ее сестрой произошло что-то страшное, то первое, что сделает следователь, это ознакомится с историей ее звонков. А она звонила как раз мне. И меня найдут, полиция приедет ко мне домой, а у меня семья, дети. Начнут расспрашивать, что меня связывает с девочками, и я вынуждена буду рассказать им о том, что сдавала им комнату. И вот тут посыпятся вопросы: зачем это двум современным девушкам снимать комнату в гнилом бараке? Что мне известно о них, о девочках? И когда я начну рассказывать всю правду о том, что они снимают комнату каждый год…

– Да, лучше уж самим вызвать и все честно рассказать, – сказал Борис. – А ты, Петя, не советуй того, в чем не разбираешься. Первое, что мне надо будет сделать, это попытаться найти хорошего следователя следственного отдела города Подольска через своих московских знакомых. Я работаю только таким образом.


Пусть это будет длинная цепочка из представителей Главного управления Следственного комитета, бодро размышлял он, заранее настроенный на благоприятный исход поисков, но зато он будет работать в паре с проверенным и честным человеком. Как он там представился? Ребров? Кто такой? Может, Подольск и вовсе можно оставить в покое и выйти сразу на этого Реброва, у которого сейчас находится телефон Вероники Супониной?

– Как зовут этого Реброва? Валерий Николаевич?

– Да, – убитым голосом подтвердила Женя. Никому же и в голову не пришло, что во всем, что сейчас случилось, косвенным образом виновата и она. Ведь это же к ней в три часа ночи прикатила Тоня со своей проблемой. Хотя если бы Борис не подслушивал (какой же он все-таки грубый и невоспитанный человек!), то они не стояли бы здесь сейчас вчетвером, всей компанией, гадая, что же произошло в комнате барака, кому принадлежит кровь на полу и, главное, почему телефон Вероники Супониной находится сейчас у какого-то там майора Реброва.

– Возвращаемся домой, завтракаем, потом каждый занимается своим делом. Вы, Тонечка, спокойно возвращайтесь к себе домой, вы, Евгения, заказывайте нам кашу в ресторане, раз уж не в состоянии приготовить элементарную овсянку…

– Боря, я сам сварю кашу и кофе, – отмахнулся от несуществующей проблемы Петр, радуясь уже тому обстоятельству, что они сейчас вернутся домой. И вдруг воскликнул: – Какой завтрак? Я же уже накормил вас сырниками!

– Пусть это будет второй завтрак, – невозмутимо отреагировал Борис, голова которого сейчас была заполнена новой для него информацией, которая захватила его целиком, да так крепко, что он напрочь забыл про то, что они уже завтракали. – Вы, Женя, уж будьте так добры, включите кофемашину и приготовьте нам кофе. А я после завтрака отправлюсь в Москву, разыщу Реброва, а там уж разберемся, что произошло с вашей Супониной. Кстати, а как сестры Супонины приезжали сюда? На такси?

– Нет, это раньше они ездили на такси, с той женщиной, может, матерью или родственницей, а последние годы приезжают на своей машине, у Вероники есть права. Машина, кажется, серебристый «Фольксваген», очень приличная, ухоженная.

– Отлично!

– А как вы сами добрались до нас ночью?

– На такси.

– Понятно. Ну и последний вопрос: кто такая Вика Фомина, соседка, которая позвонила вам и рассказала о шуме в вашей комнате?

6
11 августа 2021 г

Виктор Юрьев, скромный предприниматель, владелец нескольких скобяных лавок «Крепеж», ужинал вечером в кафе вместе с другом Георгием, с которым дружил со школьной скамьи и которому поверял все свои тайны. История его любви к молоденькой актрисе кино Лидии Фруминой не отпускала его вот уже два года, и все это время он держал в курсе своих сердечных дел Гошу. Будь Гоша семейным человеком, вряд ли Виктору удалось так часто заманивать его к себе домой или в кафе, чтобы в очередной раз под пиво или водочку излить другу душу. Но Георгий, к счастью, был холост, зарабатывал на жизнь, торгуя по интернету шоколадом и чаем. Его интернет-магазин был небольшим, но заработка вполне хватало и на жизнь, и на то, чтобы помогать родителям и сестре, матери-одиночке. Личная жизнь у Гоши не складывалась, он был слишком скромен, и на свиданиях (знакомился он в основном в интернете) он, зажатый и от того косноязычный, только и мог, что рекламировать свои конфеты и чай. Девушки тянули с него килограммами сладости, а потом бросали, считая его слабаком и рохлей. Он и рад был бы рассказать о каких-то своих неудачах и разочарованиях Виктору, но тот при встрече так долго и в подробностях описывал ему свои личные чувства и переживания, что времени на то, чтобы выслушать друга, у него просто не оставалось. Да и желания такого не было, ему и в голову не могло прийти, что и Гоша тоже может страдать, любить.


Заказав мясное рагу и пиво, друзья расположились за столиком возле витражного окна, и Виктор, выразив в который раз сожаление о том, что не может покурить, а на летней террасе расположиться не получится, потому что идет дождь, начал рассказывать о своей любви к актрисе.

– Отправил ей букет роз, розовых роз, шикарный букет, ну и вложил ей туда, понятное дело, открытку, мол, каждый день думаю только о вас…

– Куда отправил-то? Прямо домой?

– Нет. Это раньше я отправлял их по адресу, не зная, что в ее квартире временно проживает ее сестра, а сама Лидия находится на съемках в Подмосковье. Они в деревне сейчас как раз снимают какой-то сериал, и она там играет тоже, между прочим, актрису, в которую влюбился какой-то там энкавэдэшник. Ну, репрессии разные, аресты, все это на фоне красивой природы. Просто актриса эта живет типа на даче вместе с семьей, няней там… История о том, как этот влюбленный в нее энкавэдэшник постепенно своей любовью разрушает всю эту семью, как арестовывает всех подряд, как издевается над парнем, который любит героиню Лидии.

Там, в деревне этой, развернули целый киношный городок с декорациями, вагончиками. Да-да, и у Лидочки есть свой актерский вагон, красивый такой, с теплой водой, туалетом. Я провел там двое суток, снимал комнату у одной женщины в деревне, чтобы все выяснить, где ночует Лидия, чтобы видеть ее…

– А она знает о твоем существовании?

Принесли пиво, ледяное, в запотевших бокалах, Гоша принялся жадно пить.

– Конечно! Я ей не только букеты присылаю. То ягоды в корзинке оставлю возле вагончика, то закажу фрукты экзотические целую коробку. На прошлой неделе, когда похолодало, я набрался смелости и постучал вечером в вагончик. Видел, что там свет горит, силуэт ее за занавеской видел. Короче, она открыла, и я протянул ей пакет. А там – плед. Настоящий шерстяной плед из новозеландской шерсти. Красно-синий, в клетку, очень красивый и дорогущий.

– А она?

– Думаю, она была не одна…

И проронив это, Виктор даже зажмурился, понимая, что проговорился, что, озвучив чистую правду, которая доставляла ему нестерпимую боль, как бы увеличил ее и сделал свидетелем своих страданий теперь еще и Гошу.

– Понятно… Спасибо, – Георгий кивнул официантке, поставившей перед ними тарелки с дымящимся рагу. Официантка ушла, он добавил, глядя себе в тарелку: – Не обращай внимания. Это нормально, что она спит с продюсером. У нее работа такая.

– Да, тебе хорошо об этом говорить, это же со мной происходит, а не с тобой… – Виктор поджал губы, задумался.

– И что с пледом? Она вышла? Забрала?

– Да, представь себе, выглянула в халатике, увидела меня, сделала мне знак, чтобы я молчал, палец к губам поднесла, взяла пакет и сделала мне вот так рукой… – Юрий, подняв руку, игриво пошевелил пальцами и усмехнулся.

– А тебе не приходило в голову, что раз она взяла плед, подарок и не наорала на тебя, не пристыдила и все такое, не прогнала, то это хороший знак? Она же подала тебе надежду! – Гоша искренне так полагал. – К тому же она, как ты говоришь, была не одна. То есть она оставила своего любовника в постели, открыла тебе дверь, как бы рискуя. Она же догадывалась, кто постучал? Знала, ты сам рассказывал, что она перед тем, как открыть, выглядывает в окно. Увидела тебя и открыла. А ведь могла и не открывать, а продюсеру своему сказать, что это гримерша какая-нибудь пришла, мол, вечно беспокоит, деньги занимает или еще что-нибудь придумала бы.

– Ну да… Точно. Она видела меня.

– Да каждой женщине приятно, когда в нее влюблены, когда дарят подарки. Ладно бы ты был некрасивым или маленьким ростом, ну это я к примеру. А ты же красавчик. И высокий, и плечи какие! Да и подарки ты даришь ей не из дешевых. Она же чувствует твою заботу. Плед взяла. Наверняка сказала своему папику, что кто-то из своих принес, типа доставка или еще как-то… У них, у женщин, знаешь, какая фантазия!

– Я сейчас тебе одну вещь скажу… Короче, Гоша, уж не знаю, отчего так, но когда я представляю ее в постели хоть с кем, хоть с продюсером или просто с гориллой какой, то меня это заводит. Я словно понимаю, что она такая… такая, что ее ну все хотят и имеют… Уф… Понимаю, что это звучит ужасно, но я и раньше слышал, что многие мужики, чьи жены погуливают, не разводятся, потому что их это тоже заводит.

– Вранье! Я бы лично точно не завелся, если бы узнал, что моя жена гуляет. Я бы брезговал, вот так.

– А я… уже и не знаю… Но она же мне не жена. Она актриса, и к тому же очень красивая, думаю, может, у нее есть право иметь много мужчин? Или я совсем дурак…

– Нет, не дурак. Просто ты влюблен и готов оправдывать любой ее поступок, даже самый низкий. Кстати, ты никогда не говорил, как фамилия этого ее продюсера, я бы хоть поискал его в интернете, посмотрел бы на него, как он выглядит.

– Он старый, толстый и грубый. Ты знаешь его, это Семен Водкин. Но, может, это как раз то, что ей нравится?

– Старый не может нравиться. Ладно, теперь я тебе расскажу, как познакомился с одной девушкой. Она пианистка… Познакомился с ней в интернете. Знаешь, кем она оказалась на самом деле?

– Я не сказал тебе главного! – перебил Виктор, даже и не слыша друга. – Вчера она куда-то уезжала на своей машине. Продюсера этого в деревне не было, я не нашел его машину на обычном месте. И вот Лидия примерно в час ночи откуда-то вернулась на своем «Мерседесе». Оставила машину за вагончиком, некоторое время постояла у входа, выкурила подряд две сигареты и только после этого вошла к себе, заперлась. Я подошел к двери, хотел постучать, но подумал, что не стоит это делать. Она выглядела такой нервной.

– А ты-то чего делал там ночью?

– Караулил ее!

– А когда она уехала?

– Не видел. Меня хозяйка ухой кормила, потом сидели, разговаривали за жизнь. Выпили, конечно. Она знает про меня с Лидой. Говорит, что я должен ее добиваться. Что женщины любят сильных мужчин, способных на поступки.

– Поступки… Но какой поступок в отношении нее ты мог бы, к примеру, совершить? Ну не предложение же ей сделать?! Кто ты, а кто – продюсер? У того бабки, шикарные дома, новые фильмы, возможность сниматься. А у тебя что? Ей будет душно с тобой. Понимаешь? Ты уж извини, что я так открыто, прямо в лоб…

– Да я не обижаюсь, сам все понимаю. Но я должен ее затащить в постель, понимаешь?

– Это я как раз и понимаю.


Виктор подозвал официантку, заказал водки. Друзья выпили.

– В субботу снова поеду, постучусь к ней и скажу, что готов выполнить любую ее волю, желание.

– Глупо. Будь просто рядом и терпеливо жди, когда она сама тебя позовет. Понятное дело, что никаких особых поручений она тебе давать не будет, она же тебя совсем не знает, а когда ей надоест это толстое и старое тело любовника, может, просто позовет в вагончик. А ты уж будь готов…

– Дай пять! – Юрий с улыбкой протянул другу пятерню, чтобы тот отбил ее. Гоша отбил. – Ты красавчик!

– Я хотел рассказать…

– Ладно, Паша, мне пора. Завтра рано утром на работу, надо бы проверить магазин на Дмитровке, там недостача – охренеть какая! Нет-нет, убери свои деньги, я сегодня угощаю. Ты в прошлый раз платил.

И он подозвал официантку.

7
10 августа 2021 г

– И все-таки я на твоем месте поинтересовалась бы, зачем эти девушки…

– Женя, прошу тебя, хватит уже об этом. Все уже случилось. Конечно, Борис сильно напугал меня, решив, что меня арестуют или пусть даже и привлекут к делу, правда, еще не знаю, к какому, в качестве свидетельницы. Мне это вообще не нужно. Я так спокойно жила до того, как мне позвонила Вика. Теперь главное – дождаться возвращения Бориса из Москвы, послушаем, что он расскажет. Если с Вероникой что-то случилось, тогда и будем думать, как мне поступить. В любом случае у меня на тот вечер, когда все это произошло в квартире, есть алиби – я была дома с семьей. К тому же к нам тогда заглянула соседка, принесла банку с грибами. Она сможет подтвердить, что я была дома. Так что никакого ареста не будет. Я ни в чем не виновата. Да и в полиции можно не рассказывать о том, что эти Супонины снимали у меня комнату все эти годы в один и тот же день. Если только расскажу, вот тогда уж точно начнутся расспросы.


Подруги сидели на кухне и тихо разговаривали. Борис уехал в Москву, а Петр засел в своем кабинете за компьютером.

– Он что, действительно писатель?

– Понятия не имею. Да я вообще о них ничего толком не знаю. Мне главное – остаться здесь. Писатель… – Женя усмехнулась. – Когда я прибиралась у него утром в кабинете, то увидела лишь раскрытый ноутбук, а на нем пустая страница, на которой написано: «Петр Бронников. Роман».

– Но если его не было в кабинете и к ноутбуку долго не прикасались, то там должен быть черный экран, – заметила Тоня. – Полюбопытствовала?

– А как же!

– Сколько месяцев тебе еще нужно здесь продержаться, чтобы накопить нужную сумму на квартиру?

– Примерно полтора года. Не хочу влезать в ипотеку. Соберу необходимую сумму, и все – будет у меня свой собственный угол.

– Сестра поможет?

– Не уверена, что она сможет мне помочь, у нее свои расходы, планы, мечты. Они и без того мне здорово помогли, когда взяли к себе на работу. Деньги… Честно говоря, такой быстрый взлет Григория, такие деньжищи, что на него свалились, нас с ней насторожили. Согласись, что и этот дом был для них прекрасным, отличным, комфортным и удобным. Нет, захотелось переехать на Рублевку. Пусть. Это их дела. Но сама знаешь, чем выше поднимешься, тем больнее падать.

– А тебя почему не взяли с собой?

– Сначала они придумали, что переедут в Испанию, много разговоров было на эту тему, ну я тогда и сказала сразу, что не поеду. А потом вдруг они переменили решение… Знаешь, у меня вообще создалось такое впечатление, будто бы они хотели от меня избавиться. Все-таки я родственница, многое про них знаю. Возможно, им захотелось взять в домработницы кого-то чужого, нейтрального, понимаешь? Там же, на этой Рублевке, появятся новые знакомства, связи, и им будет проще без меня. К тому же у меня характер – не сахар. Могу что-нибудь ляпнуть. Да и мне с чужими людьми работать удобнее. Не будет чувства, похожего на унижение. Думаю, ты понимаешь меня.

– Да, ты права. Работать в доме, который ты знаешь как свои пять пальцев, удобно. И с чужими людьми тоже проще будет. Но, зная тебя, могу предостеречь – не лезь на рожон. Не показывай сразу свой характер.

– Хочешь сказать, что я должна прогибаться?

– Ну вот, снова ты начинаешь! Ничего такого я сказать не хотела. Просто будь с ними помягче, не огрызайся хотя бы.

– Мне бы недельку здесь поработать, чтобы понять, оставят они меня здесь или нет. С Мартой было проще, она сама готовила и вообще любит это дело. Конечно, я помогала ей, картошку чистила, лук, морковь. Могла фарш накрутить. Но готовила все равно она. Если же они бывали заняты, то спасал ресторан. Ладно, посмотрим, как все сложится. Ты куда?

– Думаю, мне пора уже домой. Сашка волнуется, я же рассказала ему, что произошло. Не хватало еще, чтобы он сюда приехал.

– А я бы на твоем месте все-таки дождалась возвращения Бориса.

– Может, приготовим какой-нибудь суп? Заодно покажу тебе, как это делается. Где у вас картошка? Горох?

8
10 августа 2021 г

По дороге в Москву Борис еще раз позвонил по номеру Вероники. И когда услышал женский голос, от сердца сразу отлегло – может, это она?

– Кто это?

– Вероника Супонина?

– Да, это я… – Голос девушки показался ему взволнованным. – А вы кто?

– Я адвокат. Мне поручено разыскать вас, поскольку я занимаюсь наследством вашего родственника, Супонина Вадима Андреевича. Ваше имя указано в завещании. Мне с трудом удалось найти номер вашего телефона. У вас есть сестра, Екатерина Супонина?

– А она здесь при чем?

– Да ни при чем. Просто я должен был убедиться, что разговариваю именно с наследницей.

– А… Понятно. И кто же это такой, Вадим…

– …Андреевич…

– …Супонин?

– Знаете, это не телефонный разговор. Я бы хотел с вами встретиться.

– Да вы хотя бы скажите, что это за наследство! Большое? – В ее голосе просквозило недоверие.

– Немалое, я бы так сказал. Но, повторяю, это не телефонный разговор.

– Ладно… Вы в Москве?

– Да.

– А я на съемках. Это в районе Переделкино, в Мичуринце.

– Вы актриса?

– Ну… не совсем, конечно. Пока что снимаюсь в массовке. Вы можете приехать сюда? Я бы прислала вам геолокацию.

– Хорошо.

– Когда приедете?

– Думаю, часа через два, не раньше.

– Хорошо. Договорились.


Он часто прибегал к подобному способу добиться встречи с нужным человеком. Тема наследства, звучащая из уст адвоката, производила неизгладимое впечатление, и люди, даже имевшие горький опыт с подобными «письмами счастья», пришедшими им по электронной почте, все равно покупались и с легкостью соглашались на встречу. Безработные афроамериканцы, рассылающие по всему миру письма об умершем дядюшке-миллионере, мгновенно забывались, и среднестатистический россиянин, услышав в телефоне живой голос русского адвоката, замирал, рисуя в воображении пачки денег, особняки, увитые розами, и шикарные иномарки. То же самое сейчас происходило, вероятнее всего, и с Вероникой Супониной. Сейчас она поделится информацией со своей сестрой, и фантазия у девушек заработает.

Спустя десять минут он позвонил еще раз по этому же номеру:

– Это Борис Бронников, адвокат. Я только что звонил вам.

– Да-да! – Голос Вероники звучал уже гораздо доброжелательнее и веселее. – Что-нибудь еще? Или же… вы ошиблись?

– Нет-нет, все в порядке. Просто мне нужно знать точно, что это вы. Не так давно я уже набирал этот номер, и мне ответил мужской голос, мужчина представился Валерием Николаевичем Ребровым. Майором Ребровым.


Девушка в телефоне рассмеялась:

– Да, это мой парень. Он следователь, Ребров. Просто он ужасно ревнивый, когда я не могу взять трубку, то сам берет, пугает людей… Но это точно я, можете не переживать.

– Он реальный следователь?

– Ну да, работает в Следственном комитете.

– Но почему он тогда сказал, что я должен приехать к нему на Новокузнецкую? – продолжал напускать туману Борис, помня, как этот самый Ребров напугал Антонину, приказав ей явиться в отдел.

– Да? Не понимаю… Я ему сейчас позвоню, объясню, кто вы… Вообще-то он парень серьезный, может, конечно, разыграть, но не чужих же людей…

– Как вам будет угодно. Это ваше право, звонить ему или нет. Знаете, что я подумал, Вероника? Если вы сейчас так уж заняты, может, перенесем нашу встречу? Все-таки разговор будет серьезным и конфиденциальным. Мы сможем с вами найти тихое место, чтобы нас никто не услышал?

– Не знаю… Думаю, что сможем. Мы сегодня снимаем сцены на даче, а там полно комнат… Правда, там люди постоянно что-то носят, какие-то лампы, пледы… Но вы все равно приезжайте! Кстати, если вы не уверены, что я – это я, то я могу прислать вам сейчас фото своего паспорта.

– Было бы просто прекрасно!

– Ну все, тогда ловите!

– Договорились.

– Так вы приедете?

– Конечно!


Все было странным в этом разговоре. Особенно то, что касалось майора Реброва. Пусть он приятель Вероники, пусть ревнует ее по всякому поводу и отвечает вместо нее на звонки, но зачем ему понадобилось приглашать в отдел на Новокузнецкую незнакомую ему женщину? И что вообще происходит с этими сестрами? Загадка на загадке!

И он, не уверенный в том, что застанет майора на месте, отправился в Следственный отдел. Представился дежурному, узнал, где находится кабинет следователя, поднялся, постучал в дверь.

Валерий Николаевич Ребров, высокий красивый парень лет тридцати, с копной каштановых волос и большими карими глазами, увидев Бориса, удивленно вскинул брови.

– Борис Михайлович?! Какими судьбами?

И тут Борис вспомнил его. Ребров! Ну, конечно! Он защищал его отца, Николая Реброва, примерно лет десять тому назад, когда того обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений. Николай Васильевич Ребров, на которого напали как-то вечером, когда тот возвращался от друзей, где играл в субботний преферанс, так двинул одному нападавшему отморозку, что разбил ему все лицо… Борису удалось его защитить, Реброва отпустили в зале суда. Он даже вспомнил его, высокого крепкого мужчину с такими же вот каштановыми волосами и темными глазами, как у его отца.

– Приветствую! – Борис пожал Валерию протянутую руку. – Как поживает Николай Васильевич?

– Слава богу, все хорошо. Вы ко мне?

– Да, Валера. Разговор есть.

– Присаживайтесь! Хотите кофе?

– Нет-нет. Вообще-то я представляю интерес Антонины Сергеевны Богатыревой.

Ребров поскреб указательным пальцем гладко выбритую щеку, вероятно, пытаясь вспомнить, о ком идет речь.

– Валера, ты сегодня утром ответил с телефона Вероники Супониной…

– А! – Ребров хлопнул себя пальцами по лбу. – Все понял. Да-да, я на самом деле взял телефон Вероники, пока она была в душе… Понимаю, что поступил не очень-то красиво, но она постоянно влипает в какие-то истории. Сколько раз я ей говорил, чтобы она не брала телефон, когда звонят с чужого номера, и все такое… Но на этот раз все было по-другому. Я приревновал ее. Проследил, куда она отправилась на своей машине, обманув меня… Оказалось, что в Подольск! Да-да, может, это и нехорошо вот так следить за своей девушкой, но ничего не могу с собой поделать. Так вот, она зачем-то отправилась, повторяю, в Подольск, а в ее телефоне я нашел неизвестный мне номер, принадлежащий какой-то Антонине. Имя редкое, в моем окружении Антонин нет, когда я спросил ее, кто это такая, потому что подумал, что таким образом она замаскировала мужское имя «Антон», она сказала, что это ее портниха. А я вижу, когда она врет, а врет она часто. По пустякам врет. Как и сестра ее. Короче, я собрался было уже поехать туда, но у меня здесь появились неотложные дела… Я закружился. И тут вдруг сегодня утром этот звонок от Антонины. Ну я и решил выяснить, реальная ли это женщина или же звонил кто-то по просьбе Антона…

– Ты своей ревностью можешь убить любовь. – Слова сами вырвались у Бориса. – У тебя с ней серьезные отношения?

– Да, я люблю ее. Но иногда мне кажется, что это словно болезнь какая-то. То есть я сердцем ее люблю, но рассудком понимаю, что с этой девушкой мне будет очень трудно.

– Ты когда видел ее последний раз?

– Так сегодня утром и видел.

– Ты в курсе, что она снимается в кино? Где сейчас находится? Не мое это, конечно, дело, но я хочу тебя предостеречь, предупредить…

– Вы что-нибудь о ней знаете?

И Борис, понимая, что вмешивается не в свое дело, но действуя исключительно в интересах и Валеры, и Антонины, рассказал о том, что случилось в комнате подольского барака.

Рассказ произвел на Реброва такое сильное впечатление, что он какое-то время сидел молча, постукивая ручкой по столешнице, вероятно, пытаясь все это осознать.

– Что ты вообще о них знаешь? Об их семье?

– Я догадывался, что они из неблагополучной семьи. По каким-то разговорам, деталям… Они давно осиротели, и их взяла на воспитание тетка, Александра Васильевна Паравина. Это я точно знаю, потому что квартира тетки досталась сестрам по наследству, я видел документы. Они сейчас там и проживают. И машина тоже осталась, Вероника выучилась, сдала на права и довольно сносно ее водит. Катю вообще нельзя подпускать к машине, я как-то попытался ее поучить – бесполезно, она боится ее. Есть такие люди, которым вообще нельзя садиться за руль. Судя по тому, что вы мне рассказали, какие-то семейные тайны связаны с Подольском и, возможно, с тем самым бараком. Так?

– Думаю, да. Еще я предположил, что у них была сестра. – Борис высказал ему свои предположения относительно девятого августа и тех скромных застолий, похожих на поминки. Не забыл упомянуть и куклу.

– Но почему же они мне-то ничего никогда не рассказывали? Даже если предположить, что у них была сестра, то зачем из этого делать тайну?

– Там что-то случилось… Вспомни, как они выглядели? Может, кто-то из них был ранен, может, синяки там, ссадины…

– Я приехал к ним вчера очень поздно. Катя уже спала. Вероника погрела мне ужин, и мы легли спать. Я довольно часто ночую у них. Нет, никаких синяков я не заметил. Но Вероника на самом деле выглядела озабоченной, я даже спросил ее, не случилось ли чего. Она покачала головой, сказала, что просто устала и у нее болит голова. Я хотел ее расспросить про Подольск, я же видел, что ее машина была там, но подумал, что перенесу этот разговор на потом. Меня успокаивала мысль, что она снимается в кино и что съемочная группа могла просто переехать в Подольск. Вот почему я сдержался вчера и не стал расспрашивать.

– А зачем они вообще снимаются? Что это, хобби у них такое?

– Хороший вопрос. Хотят, чтобы их заметили на площадке, чтобы пригласили хотя бы на второстепенную роль. А пока что они заняты только в массовке.

– А где они работают?

– Кассирши в супермаркете на Покровской.

– И где сейчас Вероника?

– Они обе сейчас в Переделкино, там снимают сериал про послевоенное время. Кстати говоря, одну из главных ролей там играет Лидия Фрумина, может, слышали?

– Конечно, слышал. Валерий, если не хочешь, чтобы твоя девушка попала в криминальную историю, предлагаю тебе поехать со мной в Подольск и увидеть все своими глазами. И комнату эту, и следы крови… У тебя есть ультрафиолетовый фонарик?

– Нет, но я знаю, у кого здесь можно одолжить… – вздохнул Валерий. – Ну и задачку вы мне задали.

– А потом, после Подольска, если ты не против, мы вместе отправимся в Переделкино, я договорился о встрече с Вероникой. Правда, мне пришлось придумать довольно интересную причину для своего визита… Я расскажу тебе по дороге.

9
11 августа 2021 г

«Приставание (харассмент, англ. Harassment) – поведение человека, причиняющее неудобство или даже вред другому человеку, нарушающее неприкосновенность его частной жизни».

Какое неправильное толкование этого слова!

Лидия Фрумина была возмущена этим определением. Вот если бы ее спросили, что такое в ее случае этот самый харассмент, уж она бы ответила, расписала бы все в красках и ощущениях. Это когда к тебе в вагончик входит на правах хозяина, господина, здоровенный и потный мужик, заваливает тебя на кровать, а то и берет прямо на столе, животное, впихивает в тебя чуть ли не себя целиком, сопит, бормоча какие-то дурацкие слова, вбивая в твой мозг, что ты без него никто, что если бы не он, то мыла бы ты полы в поликлинике (почему полы и именно в поликлинике, она так и не поняла). Ощущение того, что тебя окунули в зловонную яму, никогда не проходит. Ведь идут съемки, и он, эта жирная свинья, постоянно рядом. И как настроиться, как сыграть чистую и порядочную девушку, преследуемую энкавэдэшником, когда ты сама по уши в грязи?


Все эти шоу о харассменте – пустой звук. Ничего в обществе не поменяется, и как насиловали мужики зависящих от них женщин, так и будут продолжать насиловать.

Презирала ли она себя за то, что не отказала ему в первый раз? Презирала, и это свое презрение выплескивала на всех окружающих, превращая его в гнев, раздражительность и злость. Ненавидя себя за свою слабость и желание утвердиться в этом мире, став известной актрисой, она ненавидела уже всех подряд. Да, конечно, пока она молода и красива, все так и будет продолжаться, и ее карьера, вполне вероятно, сложится удачно, и этот свин будет продолжать продвигать ее, снимая в своих картинах. Но он стар, может умереть, и что с ней будет тогда? Ведь все знают о том, каким образом она добивается своих ролей. И все ее презирают. Но разве она у него одна такая? Понятное дело, что ни о какой верности тут и говорить не приходится. Он, Семен Янович Водкин, будет пользовать любую, кто ему понравится. А если он остынет к ней и переключит внимание на кого-то другого? Вот если бы он женился на ней, тогда общественное мнение как-то переменилось бы, и ее начали бы уже воспринимать как жену известного продюсера, ее положение в обществе стало бы статусным, более крепким. Но как это сделать, когда он уже женат, когда у него, если верить средствам массовой информации, крепкая семья, чудесная жена, дети и куча внуков? Как раскачать и развалить всю эту семейную постройку и привязать его к себе? Вот если бы он не был женат или у него не было бы детей, может, она и родила бы ему наследника. Но у него все есть. Он всего достиг. У него было положение, вес в обществе, деньги, связи, семья. А еще – власть, которой он и пользуется, вламываясь в ее вагончик в любое время дня или ночи.


…Она попросила знакомого установить в вагончике видеокамеры после того, как у нее пропали сережки с брильянтами. Знать об этом, конечно же, никто не должен был. Но очень уж хотелось выяснить, кто мог их украсть, кто заходит в вагончик в ее отсутствие. Сережки она, к счастью, нашла в кармане куртки, но камеры-то остались, и тогда она вдруг поняла, каким козырем владеет! Теперь все визиты Семена Яновича записывались, складываясь в грязновато-пошлый сериальчик, который можно будет в случае необходимости продать. Да, конечно, выставлять себя в таком виде – позор. Но она его как-нибудь переживет. Она уже насмотрелась разных историй, когда интернет видеомерзостью пытался убить наповал какую-нибудь известную личность, но проходило время, и люди забывали стыд и унижение звезды, потому что на небосклоне появлялись другие скандалы и драмы, а звезда продолжала себе жить и работать, как если бы ничего и не было. Но вот с Водкиным этот случай не прошел бы так безболезненно именно по той причине, что у него семья и репутация. И продав куски видео на какой-нибудь канал за большие деньги и даже согласившись на участие в программе о харассменте, она раздавит эту жирную гадину, как клопа! Вот поэтому камеры и продолжали работать, снимая мегабайты компромата. Любопытства ради или по настроению, а иногда просто, чтобы проверить, что камеры работают исправно, Лида пересматривала отснятый материал. Да, это был ее собственный личный сериал, где она была и продюсером, и оператором, и снималась в главной роли. И не дай бог Водкину только обидеть ее, оскорбить, унизить или же вообще бросить, эта бомба рванет так, что мама не горюй!

Но сегодняшняя «серия» ее по-настоящему выбесила! Две молоденькие сучки, появившиеся на видео, проникли в вагончик, вломились туда, как к себе домой, и принялись копаться в ее вещах, примеряя их и комментируя самым паскудным образом. Обзывали ее последними словами, проехались по ее пошлой связи с Водкиным, побрызгались ее духами, намазались ее дорогущими кремами, причем всеми подряд, накрасили мерзкие губы ее помадой, а напоследок, хохоча и кривляясь, начали припоминать те случаи, когда и их, этих гадин, Водкин одаривал вниманием. Что он и их тоже может продвинуть, если они уступят ему, жирному и противному… Что одну он зажал на террасе дачи, где готовилась съемка, что другой шепнул на ушко, какой у нее шикарный зад… А потом они шептались, хохоча, и за этим хохотом могла скрываться унизительная для Лиды правда. Неужели Водкин на самом деле спал с ними?

Она была вне себя от злости! Да как они посмели вообще забраться в ее вагончик?! Кто их пустил? Хотя разве вагончик охранялся? Да любой, если разобраться, мог залезть сюда и напакостить. И ведь все это они сделали из зависти. Какие гнусные и отвратительные девки! А ведь она считала их талантливыми, фотогеничными и даже сказала одной, кажется, ее звали Вероника, что если ей поступить во ВГИК, то она могла бы стать настоящей актрисой. И ведь она сказала ей это вполне искренне и даже поделилась этим со своей подружкой, Валентиной Пушновой, тоже актрисой, но играющей второстепенную роль. В моменты, когда съемочный день проходил удачно, когда все записывалось без повторов и режиссер был доволен, Лиде самой хотелось сделать что-то хорошее, как-то приободрить всех вокруг, осчастливить комплиментами, мол, как хорошо ты сегодня играла или играл. Это бывало редко, но все равно ее же никто не заставлял делать добро. Да и в душе она была человеком добрым и отзывчивым. Скольким она одалживала деньги, помогала какими-то своими связями, добивалась того, чтобы кого-то, кому она симпатизировала, пригласили на участие в съемках или даже дали роль! И что же она получила сегодня в благодарность? Ненависть! Жгучую ненависть тех, кому она собиралась помогать и в дальнейшем! И где справедливость?

Она заплакала. От обиды и бессилия. А если все вокруг считают ее «бездарной подстилкой продюсера»? Бр-р-р…

И как теперь поступить? Сделать вид, что она ничего не видела и не знает про сестер Супониных? Продолжать работать с ними бок о бок? А они, не зная того, что она в курсе их пребывания в вагончике, будут по-прежнему улыбаться ей, заглядывать в глаза в надежде, что она заметит их в очередной раз и похвалит, пообещает содействие в участии следующего сериала?

Лида вышла из вагончика как раз в тот момент, когда над площадкой прозвучало: «Обед!» Это означало, что приехали ребята с обедом, классные такие парни, которые организовали кейтеринг и теперь кормили всю съемочную группу свежей и вкусной едой.

Она, готовая расплакаться в любую минуту, вяло поплелась к навесу под березами, под которым раскинулся длинный стол, сколоченный из досок и покрытый пестрой клеенкой. Контейнеры с едой были уже выложены аккуратными рядами, и участники всей съемочной группы стягивались к навесу. Лида всегда обедала вместе со всеми. Исключение составлял завтрак, который ей собственноручно приносил в вагончик ассистент режиссера, Ваня Кравчук, да ужин, который она обычно делила вместе с Водкиным. У Лиды был хороший аппетит, она вообще любила покушать и так же, как и все, радовалась, когда привозили еду и можно было передохнуть. Но сейчас, увидев, как жадно вскрывают контейнеры и набрасываются на еду Вероника с Катей, как эмоционально разговаривают между собой и остальными членами массовки и актерами, как свободно и непринужденно общаются, считая себя равноправными участниками кинопроцесса, аппетит пропал.

Обе вели себя развязно. Вот оно, правильное определение. Наглые и разухабистые девки, жуют, чавкая, противно смотреть. Размазать бы им по рожам этот салат, пусть умываются помидорами с укропом… Да еще в костюмах остались, в которых снимались, даже не переоделись!

Она целый день сдерживалась, чтобы не наброситься на сестер и не выцарапать им глаза. Однако вечер прошел на удивление более-менее спокойно и даже приятно – ей снова доставили цветы, она уже знала, от кого. Симпатичный молодой парень время от времени крутился возле вагончика, оказывая ей знаки внимания. Цветы, подарки, плед подарил недавно. Но главное – Водкин не пришел, уехал в Москву на день рождения к внучке. Вот это был настоящий подарок в такой трудный день!

В корзине с розами она нашла открытку. «Я снова думаю о вас. Виктор. Позвоните, если будет скучно: 8916…»

И она позвонила. Не потому, что было скучно. Это было другое, скорее одиночество и чувство незащищенности. В какой-то момент она поняла, что никого, кроме ее сестры, с которой они были как одно целое, у нее нет. Но сестра далеко, к тому же она никогда не поддерживала решение Лиды стать профессиональной актрисой. Поэтому и жаловаться сестре на свою жизнь, на то, что вынуждена спать с Водкиным, а теперь еще и терпеть рядом с собой настоящих врагинь, не было смысла. Она и без того знала, что ей скажут: бросай ты свое кино и живи, как нормальный человек. А потому она должна была разруливать ситуацию сама. Но для начала ей хотелось почувствовать рядом с собой человека, который ее по-настоящему любит. Вот Виктор. Да он просто голову потерял от любви к ней. Снял жилье где-то неподалеку или вообще спит в своей машине, лишь бы быть рядом с ней, видеть ее. Ловит каждый ее взгляд. Глаз не спускает с ее вагончика. И ведь знает, видел не один раз, как к ней приходил Водкин. Не мальчик, все понимает. Но не уходит же! Терпит. Ждет своего часа.

Она решила сделать себе подарок, потому и позвонила.

Была ночь, все спали, кто-то в трейлерах или в доме, а массовка в больших палатках.

Виктор не отвечал. Тоже спал, наверное. Тогда она позвонила еще раз – то же самое. И когда она решила позвонить в третий раз, то вдруг обнаружила, что перепутала одну цифру в номере его телефона. Что ж, не судьба, решила Лида. Значит, не сегодня.

Заварив себе чаю с ромашкой, она легла спать и быстро заснула.

Утром ей принесли завтрак, она съела кашу, выпила кофе, и начался очередной съемочный день. Водкин, как она позже узнала, не появится еще два дня. Что ж, прекрасно!

Целый день она вынашивала план действий. Когда наступил вечер и она поняла, что затеяла, ей стало страшно. И только после того, как она еще пару раз просмотрела убийственный сюжет с сестрами Супониными и укрепилась в своем решении, поняла, что действовать надо безотлагательно, иначе она перестанет уважать саму себя.


…Она вернулась в вагончик примерно в час ночи. До этого долго сидела в машине, высматривая, все ли тихо вокруг, нет ли кого поблизости, кто мог бы ее увидеть. Но было спокойно. К счастью, и обожателя ее в этот вечер не было. Да и не опасен он был. Он пока что чужой, посторонний.

То, что она пригласила сестер на чашку чая с пирожными, ни у кого бы не вызвало подозрения. К тому же она подгадала такой момент, когда вся съемочная группа собралась за ужином, а когда ужин уже подходил к концу, она сама лично принесла им две бутылки шампанского, сказала, что у нее родился племянник (придумала заранее, зная, что никто проверять не станет). И уже уходя, шепнула на ухо Веронике, чтобы они с сестрой зашли в вагончик, что она угостит их пирожными. Она и прежде оказывала им знаки внимания, ей на самом деле хотелось их как-то приободрить, сделать для них что-то хорошее, расположить их к себе. Причем этот скромный акт благотворительности она оказывала и другим девушкам из массовки. Возможно, таким образом ей хотелось вызвать любовь к себе и уважение.

Стыдилась этого, но все равно делала. Быть может, именно поэтому то видео вызвало у нее такой приступ ярости.


Пока компания пила шампанское, кто-то взял гитару и начал петь… Словом, началось веселье. Такое бывает, когда площадку покидают одновременно и режиссер и продюсер, что и случилось в тот вечер. Несколько актрис отправились в трейлер играть в карты, кто-то принес алкоголь, застолье продолжилось.


…Лида заперлась, достала бутылку коньяка, налила и выпила полстакана залпом. Она дрожала так, что слышала стук собственных зубов. Неужели она это сделала?..

Напоив девчонок чаем с пирожными, она угостила их красным вином, в которое подмешала приготовленное заранее снотворное, гигантскую дозу, а когда их сморило (к счастью, уже смеркалось, и никто не мог увидеть расположенный за дачей вагончик), надела перчатки, выключила их телефоны, уложила их обеих на свою кровать и задернула занавеску, чтобы если кто-то заявится к ней, то не увидел их. И после этого приняла таблетку от тошноты, которая так и подкатывала к горлу, и вернулась к навесу, где продолжали бражничать коллеги. Вот сейчас ей нужно сделать так, чтобы все ее заметили и запомнили. Отвлечь людей шампанским не получилось, все ее личные запасы закончились, однако на Лидии была приметная большая белая шаль. Но, как потом выяснилось, и без шали ее запомнили бы все без исключения. Потому что на сцене появились двое мужчин, которым она уж точно была не рада и присутствие которых чуть ли не довело ее до истерики! Адвокат и следователь. И приехали ведь по их душу! Искали сестер Супониных! Мысль о том, что девицы вдруг возьмут и проснутся, что все увидят, где они спали, привела ее в ужас. Но потом она успокоилась. Да что в этом особенного-то? Ну, пригласила она к себе девчонок, выпили винца, да они уснули. Теперь вот проснулись… Но нет, никто не проснулся и не появился. Адвокат упорствовал, пытался выяснить, где они, когда и кто видел их в последний раз. Дотошным оказался и следователь, высокий такой красивый парень по фамилии Ребров. Компания, которую потревожили эти двое, продолжала подливать себе водочки. Словом, никакой трагедии во всем происходящем никто не почувствовал, разве что Лида сходила с ума от страха. Но спустя время и убедившись в том, что Супониных в деревне нет, что они скорее всего уехали в Москву на такси, поскольку машина Вероники стояла на парковке, эти двое уехали, и над площадкой снова зазвучали песни, смех…

Распрощавшись со всеми и пожелав спокойной ночи, Лида вернулась в вагончик (сестры крепко спали), подогнала машину к двери вагончика, с трудом перенесла спящих в машину и отправилась, как и планировала, в Водыкино. Вытащила их из машины уже при свете луны и уложила прямо на остывающую землю, на сухую траву…

Да, вот так, голубушки. Полежите немного на пустыре. Придите в себя и подумайте хорошенько, что же это вы такого натворили, что с вами так поступили. Помучайтесь. Напугайтесь до смерти. А когда проснетесь, возвращайтесь, а я посмотрю на вас. Нет, это мы все посмотрим на вас.


Подумала ли она о том, что будет потом, когда они вернутся? Подумала. Может, вспомнят, как пили чай у нее в вагончике. Ну и что? Как они докажут, что это она опоила их снотворным? Да кто им поверит? Все же видели, что Лида вместе со всеми ночью сидела за общим столом, к тому же вспомнят адвоката с Ребровым, которые приезжали по их душу, разыскивали их… Все сразу поймут, что вляпались девушки в нехорошую историю, что напились в дурной компании…

А если девушки умные, так и вовсе не вернутся. Может, догадаются, кто их увез, и не сунутся больше в Переделкино.

Это уже потом в вагончике, глуша в одиночестве коньяк, она поняла, что совершила. Что действовала на эмоциях, что ничего лучше не придумала, как усыпить их и увезти на пустырь. Ну не травить же их было! Не убивать! Разговоры разговаривать с ними, показывая видео и обрушивая на них всю злость, было бессмысленно. Они, хабалки, могли бы наброситься на нее с кулаками. Их двое, и обе отмороженные, наглые. Может, и сами бы задумали чего… Избили бы, покалечили, плеснули бы в лицо кислотой, с них станется…

Обращаться за помощью к Водкину означало признаться в том, что в вагончике установлены видеокамеры. Ох и разозлился бы он на нее! Он сообразительный, сразу понял бы, для чего они были установлены. И убеждай его потом, что у нее когда-то там украли сережки с брильянтами, и она именно после этого решила установить камеры, все равно не поверит. Разразился бы настоящий скандал, и неизвестно еще, чем бы он для нее закончился. Возможно, в тартарары полетела бы ее карьера.

После третьей рюмки коньяка Лида снова посмотрела злосчастное видео. Пока смотрела, чувствовала, как кулаки сами сжимаются. И в какой-то момент поняла, что слишком уж мягко поступила с девицами. Надо было как-то пожестче…

Уснула, не раздеваясь, с головой укрывшись пледом.

10
10 августа 2021 г

– Женечка, вы на самом деле не умеете готовить или это просто у вас по отношению к нам кураж какой?


Петр, снова в шикарном велюровом халате, подпоясанном золотым шнуром, вальяжный и румяный, словно только что поднялся с постели, несмотря на вечер, стоял в дверях кухни, где Женя по его просьбе готовила кофе, и улыбался ей милейшей улыбкой. Кофемашина источала крепкий аромат кофе, который расползался по всему дому, дразня и приглашая на кухню. Вот только приглашать было пока некого – Борис еще не вернулся, хотя было почти десять вечера. И не звонил. Хотя Петр пару раз побеспокоил его звонками, но брат его каждый раз сбрасывал. Петр не обижался, такое бывало часто, он понимал, что Борис занят.

– Да никакой не кураж! – отмахнулась от него, сердясь, Евгения. На ней на этот раз были желтая юбка с фиолетовой тесьмой по кромке подола и сиреневого цвета трикотажная кофточка. На шее болтался серебряный медальон с изображением какого-то чудовища. Волосы ее были повязаны желтым шарфиком. И вообще она была похожа на большую тропическую птицу, залетевшую в их дом, чтобы сварить кофе. Петр чуть было не произнес это сравнение вслух, но побоялся. Зато решил вставить это описание молодой женщины в лилово-желтых тонах в свой новый роман. Правда, он его так и не начал. Несколько раз пытался, но, написав пару предложений, оставался недовольным написанным и удалял их безжалостно. И снова сидел за письменным столом, попыхивая сигареткой и с тоской глядя на многообещающее начало страницы: «Петр Бронников. Роман». Ничего, он еще напишет. Всех удивит! Главное, он уже «видел» свою книгу на полках магазинов. Кожаный переплет и золоченый обрез книги – солидно и не для всех! И книга будет дорогая, шикарная. Вот только он никак не мог определиться, исторический ли писать роман или нет. Однажды в Стамбуле, где он провел почти месяц, отдыхая и расслабляясь с молодой женщиной, возле одной мечети, где он наблюдал, как мужчины перед тем, как войти туда, моют ноги в специально отведенном для этого месте, он разговорился с одним старым турком, прекрасно говорящем на русском языке. Старик представился, назвал свое трудно запоминающееся имя, сказал, что он известный турецкий писатель, но что, к его большому сожалению, пишет о современном Стамбуле и его жителях. После чего добавил, что мог бы стать настоящей знаменитостью, если бы написал исторический роман, действие которого происходило бы в Османской империи. Тогда он точно выиграл бы все литературные премии мира! И тогда Петр, который время от времени пописывал рассказы, пряча их ото всех в стол и стесняясь своего тайного творчества, взял и сказал этому важному турку, что и он тоже писатель, но пока еще неизвестный. И что его всегда интересовала история Османской империи. Но ведь для того, чтобы написать правдивый и достоверный роман, надо получить доступ в архивы, покопаться в старых документах, а там все на турецком… И тогда турецкий писатель посоветовал ему найти толкового переводчика в Стамбуле, обладающего хорошими связями с влиятельными людьми, который и поможет ему проникнуть в архивы и ознакомиться с необходимыми для романа материалами. Ну и пожелал удачи, конечно, смеясь в прокуренные усы.


Петр бы так и сделал, если бы не чудесная женщина, с которой они так весело проводили время, гуляя по старинным улочкам Стамбула, лакомясь вкуснейшими национальными блюдами в ресторанчиках и попивая ароматный чай. Больше всего почему-то в памяти осталась большая людная площадь в Стамбуле неподалеку от Босфора, рядом с Галатским мостом, где они с Наташей (так звали эту светловолосую и белокожую женщину с янтарными глазами, причем замужнюю, сбежавшую от мужа на целый месяц, только для того, чтобы провести время с Петром!) с аппетитом поедали уличную еду, балык экмек – жареную скумбрию с луком и теплой булкой, сидя на бетонном парапете. По возвращении в Москву эта женщина исчезла из его жизни, она не отвечала на звонки, как если бы ее телефон просто не существовал. Должно быть, она поменяла сим-карту, таким образом решив расстаться со своим легкомысленным любовником навсегда. Интересно, как поступил с ней муж, когда она вернулась? Может, побил? И вообще, жива ли она теперь?


– Кофемашина вам в помощь! – Он послал ей воздушный поцелуй.

– Чем вас ударить, половником или скалкой? – Она погрозила ему кулаком, отлично понимая, что этот бездельник не обидится на нее даже в том случае, если она на самом деле огреет его чем-то тяжелым. Быть может, поэтому она ему и улыбнулась?

– Хотите сказать, что жаль, что не нашелся еще такой изобретатель, который придумал бы машину, которая сама варила бы борщ?

– Примерно это я и хотел сказать. В сущности, моя дорогая Евгения, такую машину уже придумали. Это классическая мультиварка, в которую все складываешь, кроме души, конечно, включаешь и уходишь по своим делам. Но я не сторонник такой техники. И вообще, не представляю даже, как это можно сложить в холодную воду мясо и овощи, томат и все остальное, чтобы получилось вкусно. Это неправильно, когда женщины готовят вот таким оскорбительным для борща способом. А хотите, мы вместе с вами приготовим борщ?

– Вы шутите? А как же ваш роман?

– А куда он от меня денется? Вон он, в ноутбуке, дремлет себе, пока я не вернусь к нему и не напишу еще пару предложений. Дело в том, моя обожаемая Женечка…

Она от этой «обожаемой» закатила глаза и отвернулась, покачивая головой, – ну и дает этот Петр!

– …что я пока что не обозначил для себя концепцию романа. Он у меня пока еще зреет в голове.

И он, сказав это, так смешно, по-детски, поморщил аккуратный нос, подпираемый снизу щеточкой усов цвета пшеницы, что Женя прыснула в кулак.

– Ладно, валяйте. Учите меня готовить борщ.

– Да? Вы согласны? Отлично! Итак! Достаем из холодильника…

– Грудинку! Я все купила, как вы и просили! – Она выложила на стол шикарный, с жирком, кусок говяжьей грудинки.

– Потом – кастрюля! Она должна быть просторной, чтобы продуктам там было комфортно, не тесно…


Когда вернулся Борис, Петр с Женей как раз добавляли в поджарку из свеклы и моркови стакан огуречного рассола.

– Чертовщина какая-то! – в сердцах воскликнул Борис, швыряя кожаную борсетку на стол и усаживаясь возле окна с видом человека, испытавшего глубокое разочарование. – Они, эти девицы Супонины, исчезли! Я нашел Реброва, оказалось, что это сын одного моего клиента. Я же еще подумал, когда только Тоня произнесла фамилию, где-то я ее слышал! Так вот, Ребров – хороший парень, подробности нашей встречи опущу, скажу только, вы сейчас очень удивитесь, что он – друг Вероники. Можно даже сказать – жених! Да-да, Евгения, и закройте уже рот!


Женя, оскорбленная, отвернулась, готовясь разрыдаться от такой грубости.

– Боря, ты с Женечкой поосторожнее, она же может и ответить… – натянуто улыбнулся Петр, подмигивая Жене. – Скалкой, к примеру!

– Так вот, не перебивайте, черт возьми! Они встречаются. Ребров и Вероника! Когда я рассказал ему о Подольске и комнате в бараке, он был очень удивлен, заинтересовался, безусловно…

– Вы что, рассказали ему о девятом августа? – Женя снова раскрыла рот, ахнув. – Да это же могла быть их семейная тайна! Совсем необязательно мужчине знать все о своей девушке! Какой вы адвокат, если вот так с легкостью распоряжаетесь чужими тайнами?

– Я рассказал это для того, чтобы его девушка как раз избежала неприятностей, ясно? Понятное дело, что кровь на полу не ее, слишком уж много натекло. Кстати говоря, мы побывали в этой комнате с ультрафиолетовым фонарем, и знаете, что мы там увидели? Полно крови на как бы чисто вымытом полу, все вокруг светилось! Потом капли в коридоре, на лестнице и даже на крыльце дома! Думаю, оттуда кого-то вынесли, уже во что-то завернув, иначе, сами понимаете, следы крови были бы другие, как в комнате…

– Думаете, Вероника убила сестру? – Женя, увлекшись разговором, забыла на время об обидах. – Ребров этот видел Катю?

– Обе девчонки живы, Ребров ночевал у них этой ночью. Кстати, они работают кассиршами в магазине. Но время от времени берут за свой счет, чтобы поработать в массовках на сериалах. Пока мы ехали, Ребров рассказал мне, что Вероника просто помешана на кино, что они с сестрой подписаны на какие-то специальные сайты, где публикуются объявления о наборе на массовку, что ездят на кастинги и все такое. Ну и что мечтают стать актрисами, конечно.

– А я их, между прочим, понимаю. Одно дело работать кассиршей с маленькой зарплатой, наблюдая за тем, как мимо тебя проплывают тонны дорогих продуктов, которые ты себе не можешь позволить, другое – быть актрисой, пытаться достичь чего-то самой в этой жизни! Разбогатеть, например!

– Женя, да все понятно, но дело-то в другом! – смягчившись, Борис продолжил рассказ. – Мы же с Ребровым после Подольска поехали в Переделкино, туда, где сейчас снимают сериал, в котором они задействованы. И что же? Девчонки пропали! Вот вроде были недавно, во всяком случае сегодня за ужином их видели за столом, потом Лидия Фрумина, актриса, играющая в сериале главную роль, угостила ребят шампанским, кто-то принес гитару… Конечно, не все оставались за столом, кое-кто пошел отдыхать, кто-то уехал в Москву. Но Супонины пропали! И телефоны их не отвечали. Ребров просто взбесился. Он и без того парень ревнивый, просто бешеный. А тут – такое. Сначала эта кровавая комната в бараке (кстати, он следил за машиной Вероники, знаете, как это делается, да?), затем их исчезновение со съемочной площадки.

– А где их машина? – спросил Петр, отправляя ярко-красную поджарку со сковородки в кастрюлю и жестами призывая Женю посмотреть, как это нужно делать.

– В Переделкине стоит. Они уехали, возможно, на такси.

– Возможно, Вероника догадалась, что ее парень следит за ней, – сказал Петр. – Вот и вызвала такси. Они же молодые девушки, свободные! Поехали себе в Москву, чтобы развеяться, отдохнуть. Сидят сейчас в каком-нибудь баре, пьют коктейли.

– Да этот Ребров наверняка затерроризировал Веронику, – буркнула Женя. – Вот она и решила немного от него отдохнуть. В чем дело-то? Сколько времени их нет?

– Часа два-три, – ответил Борис. – Но они должны были дождаться меня!

И он рассказал им о звонке, в котором сообщил Веронике о наследстве.

– Ба! Как же грязно вы работаете! – ухмыльнулась Женя, энергично помешивая в кастрюле борщ. – Надо же, придумать сказку про наследство! Хотя… Уж не хотите ли вы сказать, что, зная о приезде адвоката, только полная дура может не дождаться и уехать пьянствовать в Москву?

– Да в том-то и дело! А если даже и случилось такое, что им обеим нужно было куда-то срочно уехать, то зачем выключать телефоны? Ведь оба отключены.

– И что теперь делать? – Петр, помыв под краном пышный пучок укропа, принялся не спеша нарезать его, затем отправил в кастрюлю. – Что, Боря?

– Похоже, кушать борщ! А что еще остается?

За ужином Борис теперь уже в подробностях рассказывал о Реброве, делился впечатлениями о деревне, где расположилась съемочная площадка, передал разговор с Лидией Фруминой о сестрах.

– Она считает их талантливыми девчонками. Говорит, что если бы на них обратил внимание кто-то влиятельный, то хотя бы одна из них могла бы сделать себе карьеру. Потом добавила, что они обе очень милые, что природа наградила их привлекательной внешностью и харизмой. Вот так. Хотя Ребров вполне адекватно оценивал одну из них, Веронику. И сразу сказал, что при знакомстве почувствовал, что девочки из неблагополучной семьи, что им не хватает образования и воспитания. Но любовь же зла, сами понимаете.

– Получается, что этот майор влюбился в Веронику по-настоящему? – спросил Петр.

– Да, и жутко ревнует. Причем ревнует так, как можно ревновать, как бы это помягче выразиться, неблагонадежную девушку, от которой постоянно ждешь какого-то обмана, подвоха. Он не доверяет ей. Вот что я хочу сказать. Борщ, между прочим, отменный! Вы оба его готовили?

– Нет-нет, я была просто на подхвате, – поспешила проявить честность Евгения. – Не думаю, что смогу повторить этот урок в точности, обязательно что-нибудь перепутаю.

– Это она себе цену набивает, – рассмеялся Петр. – Ну что ж, на этом, полагаю, сегодняшний день можно и завершить. Спасибо, Женечка, за ужин.

– А зачем вы попросили меня приготовить кофе, если к нему даже и не притронулись? – сощурив глаза, спросила Женя Петра.

– А я заберу его с собой в спальню. Холодный кофе мне еще больше нравится.

– Скажите, я могу позвонить Тоне и рассказать все то, что я сейчас услышала? Ведь она ждет, волнуется.

– Да, – сказал Борис, – позвоните и скажите, что я занимаюсь этой темой, что все в порядке. И больше ничего.

– Но…

– Не надо рассказывать ей о том, что девчонки пропали. Пусть она спокойно поспит. Завтра будет день – будут новости, и я решу, что можно ей рассказывать, а что – нет. Она-то ни в чем не виновата. Женя, скажите, зачем вы скрываете ваши волосы под шарфом?

11
11 августа 2021 г

Лена Горевая, уложив детей спать, места себе не находила – ее муж, Валентин, должен был вернуться еще вчера вечером из командировки, но не вернулся. И телефон его не отвечал. В Подольск он ездил довольно часто, помогал наладить какой-то новый конвейер на механическом заводе, как правило, они ездили туда вдвоем со своим приятелем, тоже инженером Сашей Суриным. Они дружили семьями, и жена Саши, Ирина, на ее вопрос, вернулся ли ее муж из Подольска, сказала, что да, вернулся вчера вечером. И очень удивилась, когда узнала, что Валентин так дома и не появился.

– Ира, дай телефон Саше, я с ним поговорю… – Расстроенная, она готова была завалить Сурина вопросами.

– Слушаю, – весело отозвался Саша. Человек-праздник, так звали его все, кто его знал. Неунывающий весельчак, его невозможно было увидеть без улыбки. Добрый, щедрый, открытый! Вот и сейчас, ведь он уже знал, что Валя не вернулся, но все равно в голосе ни нотки печали или тревоги.

– Саша, где ты оставил моего Валю? Его до сих пор нет! – Лена разрыдалась.

– Не понял… Вообще-то мы вместе с ним приехали в Москву.

– Вы были на твоей машине? Наша-то в ремонте.

– Ну да. Я подвез его прямо до вашего дома, это было вчера около восьми часов вечера, и поехал к себе. Все, больше я его не видел.

– Но он не пришел! Получается, что он не в Подольске, а где-то в Москве? Но где? Саш, может, у него здесь любовница какая есть? Я уже не знаю, что и подумать! Или же на него напали, избили и он лежит где-нибудь… Господи, я же еще никуда не звонила! Ни в больницы, ни в морг… Ох, что я такое несу?! Саша, ты слышишь меня?


Саша ее слышал, но молчал, продолжая улыбаться. Он всегда улыбался, даже когда ему было очень плохо. Он сам когда-то решил для себя, что улыбка – это его щит, это такой пуленепробиваемый колпак, под которым ему будет находиться комфортно даже в самые тяжелые минуты своей жизни. Вот как сейчас, к примеру.

Он солгал Лене. У него не было другого выхода. Рассказать ей всю правду он бы все равно не смог бы. О том, к примеру, как еще позавчера, девятого августа, закончив раньше намеченного работу, они с Валиком на радостях набрались по самые уши, как их потянуло на подвиги. Как администраторша в гостинице, где они остановились, подогнала им двух молоденьких девчонок, одна из которых, которую выбрал Валик, та, что в красной юбке, вдруг сорвалась куда-то после звонка, и он вышел из номера и пропал. Не будь Саша таким пьяным и расслабленным, не будь его девчонка такой горячей, он бы сразу отправился на его поиски. Но он пришел в себя только утром. С больной головой он спросил администраторшу, не видела ли она его друга, на что та, усмехнувшись как-то нехорошо, сказала, что нет, не видела. Тогда он спросил про девчонку, которая так быстро куда-то слиняла, на что получил невразумительный ответ, мол, значит, ее позвали в сауну, такое случается, ведь так она заработает куда больше, мол, что с вас, командировочных, взять. А ведь они заплатили ей, каждый по тысяче, чтобы она устроила это «мероприятие». Но одно дело разговаривать на эту тему вечером, когда их тянуло на подвиги, другое – утром, когда стыдно и страшно, что кто-то вообще узнает, как они провели вчерашний вечер. У него тогда было одно желание – как можно скорее вернуться домой. Но возвращаться в Москву без Валика он не мог. И Сурин почти целый день кружил по Подольску в поисках друга. Но где он мог его искать? Только в ресторанах. Но утром все рестораны закрыты, а те, что открыты, предлагают своим посетителям завтрак – творожную запеканку или кашу с какао. Вряд ли пьяного командировочного оставили бы там до утра. На его вопросы, не появлялся ли здесь мужчина тридцати пяти лет в серых джинсах и черной рубашке, все отвечали одно и то же – нет.

Тогда, вернувшись в гостиницу, он спросил администраторшу, имеются ли здесь видеокамеры. Да, имеются, но не работают. Эта женщина, настоящий дьявол-искуситель, рыжая, в тесном черном платье, обтягивающем чрезмерно полную грудь, вульгарная, с хитрыми глазами, жирно подведенными черным карандашом, напоминала ему мамочку из сериалов, классическую сутенершу. Но когда он, не поверив в испорченные камеры, положил ей на стол пятитысячную купюру, сразу же появился охранник, который привел его в свою каморку и показал вечернюю съемку. Валик вышел из гостиницы в половине двенадцатого и растворился в темноте улицы. И все, больше его никто не видел! Обращаться в полицию было опасно, начались бы расспросы, причем допрашивали бы не только его, но и администраторшу. А она вряд ли стала молчать. Хотя… Какая полиция, если прошло всего лишь несколько часов, как Валик пропал. Нет, они, подлые, приняли бы его заявление лишь на третий день. Командировочный! Загулял! Так бы они ответили.

Поэтому, покрутившись по городу, он вернулся в гостиницу, пообедал там в ресторане, а ближе к вечеру поехал домой, решив, что расскажет Лене, жене Валика, что из Подольска они вернулись вместе и что он высадил друга прямо возле его дома.

Вернувшись домой, он ни словом не обмолвился о Валике. Ну, вернулся и вернулся из командировки. Дело обычное. Хотя то и дело вздрагивал, когда звонил телефон, причем неважно чей, его или жены. Семья Горевых – их друзья, рано или поздно Лена бы позвонила им. И пока она не звонила, можно было надеяться, что Валик добрался до дома как-то сам, возможно, на такси.

Сам же Саша, размышляя о том, где мог бы находиться его друг, предполагал самое худшее – Валик, добавив где-нибудь поблизости от гостиницы в баре водки, вышел на улицу и, не владея собой, свалился в какую-нибудь канаву или просто уснул в сквере на лавочке.

Было и еще одно предположение, о чем Сурину даже думать не хотелось: распаленный молоденькой проституткой, но не получив своего, он мог отправиться на поиски женщины. И вот здесь его могли поджидать любые приключения. Ночной незнакомый город и пьяный вдрабадан Валик…

Возможно, конечно, его загребли в полицию и там отмутузили. Но если так, то это даже лучше, там-то он хотя бы рано или поздно придет в себя и потом вернется домой. Но что тогда на это ответит Сурин его жене, да и своей тоже? Так и скажет, что привез его домой, а уж куда он отправился после этого, он и понятия не имеет. Значит, вернулся в Подольск!


Лена после разговора с Суриными сразу же отправилась в полицию, где у нее так и не приняли заявление. Она и плакала там, и умоляла. Хотела даже встать на колени, но все оказалось бесполезным. На нее смотрели с усмешкой, мол, загулял твой мужик, а ты тут сцены устраиваешь.

Вернувшись домой поздно вечером, она заглянула в спальню, где спали ее маленькие дети, и горько заплакала. Потом снова позвонила Сурину.

– В какой гостинице вы останавливались в Подольске? – спросила она строго. – Ты, друг, мне наверняка наврал и вернулся домой один. Потому что в каком состоянии ни был бы мой муж, если бы ты высадил его возле дома, он был бы уже давно здесь, со мной и детьми! Я чувствую, что ты что-то скрываешь!

– Да не останавливались мы ни в какой гостинице, – первое, что пришло в голову, выпалил Саша. – Мы решили сэкономить и ночевали в моей машине. У тебя же скоро юбилей, тридцать лет, Валик хотел купить тебе духи.

– Чего-чего?! Слушай, фантазер, дай-ка мне Ирину!

Но Сурин отключил телефон! Конечно, она набрала сразу же Ирину.

– Ира… У меня не принимают заявление в полиции. Валя пропал… Я уверена, что Сашка твой оставил его в Подольске. Возможно, они там напились, и теперь он просто ничего не помнит…

– Я так сочувствую тебе, Лена… Но мне Сашка тоже ничего не говорит. Твердит, что привез Валика к вашему дому. Не понимаю, почему ты ему не веришь? Может, на Валика действительно напали бандиты… Или же его сбила машина…

На этот раз Лена сама отключила телефон. Не хватало еще выслушивать все эти ужасы. Все, что от нее зависело, она уже сделала (интернет в помощь!), позвонила в бюро регистрации несчастных случаев и в справочную московской станции «Скорой помощи». Назвала фамилию, описала, во что мог быть одет ее пропавший муж. Но пока что никаких результатов. Вот в морги она звонить не стала и даже вбивать в поисковик это страшное слово побоялась. Нет-нет, он жив и здоров. Напился где-нибудь в Подольске…

Она позвонила своей матери и попросила ее приехать и посидеть с детьми. Сама же, несмотря на ночь, вызвала такси и отправилась в Подольск.

12
12 августа 2021 г

Наутро, к съемкам, Супонины не вернулись. Помощник режиссера, Инга Абросимова, мужеподобная и сухая как жердь девица, материлась и много курила. В какой-то момент она не выдержала, подошла к Лиде и сказала ей, окутывая табачным дымом:

– А ты говорила, что они способные, – помреж кривлялась, изображая Лиду, – мол, талантливые, что из них может выйти толк! Лида, да они простые тупые девки, которым хочется залезть в постель к какому-нибудь киношнику, будь то оператор или режиссер… Вечно ты впрягаешься за кого-нибудь, кто этого не стоит. Не трать свои душевные силы, к тому же люди в большинстве своем неблагодарные, поняла? Вот ты им делаешь добро, а они тебе потом р-р-раз и подкинут какую-нибудь свинью. Держись подальше от таких сучек. Они опасны, это я тебе дружеский совет даю. Больно ты добрая. Но нельзя быть доброй для всех. Видишь, напились шампанского твоего, нажрались, да и укатили в Москву, развлекались всю ночь, а теперь просто отсыпаются!


Лида, слушая помрежа, ушам своим не верила. И ведь всю эту тираду слышат сейчас все, а это так сейчас кстати! Пусть все так и думают, что она была добра к сестрам. И никто, получается, никто не видел, как они заходили в ее вагончик, не слышал, как она звала их на чай с пирожными. Надо же, как замечательно все складывается!

Единственно, что ее беспокоило сейчас, и очень сильно, это мысль, не переборщила ли она со снотворным. Она же всыпала в рюмку содержимое многих капсул со снотворным, плеснула туда воды и хорошенько размешала. И уже потом всю эту смесь влила в вино. А если они умерли и лежат теперь там, на пустыре, и их никто не хватится? Друзья или знакомые, может, родственники, будут думать, что они в Переделкино… Хотя стоп. Ребров и адвокат! Вот кто будет их разыскивать. А что им вообще от них нужно-то было?

В перерыве между съемками Лидия зашла в свой вагончик покурить. Какое счастье, что Водкин еще не вернулся. Вот это был бы настоящий ад! Ей вдруг нестерпимо захотелось сделать ему гадость, изменить ему, переспать с тем влюбленным в нее широкоплечим парнем, причем изменить по-крупному, оставить его у себя в вагончике на всю ночь!

Когда она услышала шаги, тело ее сжалось – неужели Водкин приехал? Но в вагончик кто-то робко постучал. Нет, это не он. Но кто? Теперь она будет вздрагивать после каждого стука или звонка. И так будет продолжаться до тех пор, пока она не увидит сестер Супониных живыми.

– Кто там?

– Лидия Николаевна, это я, Вера Туманова, – услышала она тоненький голосок. Еще одна статистка. Тихая миленькая девушка, играющая горничных и секретарш.

– Заходи!

В сериале Верочка играла молочницу, которая приходила каждое утро на дачу к главной героине и приносила бидон с молоком.

– Я посоветоваться. Вернее, кое-что рассказать.

Выглядела она испуганно.

– Садись. Что случилось?

– Я про Веронику с Катей.

Вот теперь Лида реально испугалась. Неужели Вера видела, как они входили к ней в вагончик или как она затаскивала их тела в машину?!

– Особенно про Веронику. Понимаете, так вышло, что я случайно стала свидетельницей одного телефонного звонка Веронике. Это было вчера днем. Время точно не помню. Так вот. Ей позвонил, я так поняла, либо адвокат, либо нотариус или просто юрист. Короче, человек, который сообщил ей о каком-то наследстве. Я бы, возможно, подумала, что ошибаюсь, но потом практически весь этот разговор она передала Кате. А я как раз находилась неподалеку и шнуровала свои ботинки. Вы же сами знаете, как долго это приходится делать…

– И?! – не выдержала Лидия.

– Ей положено наследство, причем немалое, она так и сказала Кате.

– Думаешь, их исчезновение как-то может быть с этим связано… Хотя… Постой! Ну да, конечно, не зря же вечером приезжал адвокат!

– Вот и я о чем! Может, их убили? – Вера перешла на шепот.

– Чего-чего? Вера?!

– Ну а что? Во всех детективах так. Убивают ради наследства. Может, у них есть еще родственники…

– Вера!

– Ладно. Я все сказала. А вы уж сами решайте, рассказывать полиции это или нет. Я буду молчать. Не хочу, чтобы меня потом затаскали как свидетельницу. И вы, пожалуйста, не говорите, что это я вам рассказала. Но девчонки-то пропали! Это же факт!

И она пулей вылетела из вагончика!

Лидия перекрестилась: ну просто удача за удачей! Раз уж сегодня такой хороший день, может, позвонить Водкину и спросить его, когда он приедет? Во всяком случае это будет выглядеть очень даже естественно, мол, она переживает за него, куда это он подевался? И если не приедет, то это станет для нее еще бо`льшим подарком!

Звонок принес облегчение – Водкин, уложившись в несколько секунд и проглатывая слова, отвечая на ее «как дела?», сказал, что у него какие-то проблемы в семье плюс переговоры и еще масса каких-то других дел, но временами он все-таки будет приезжать в Переделкино буквально на час-другой, из чего Лидия сделала вывод, что ему типа всю неделю будет не до нее. Плюс он неважно себя чувствует, простыл.


Вот и славно!

Она позвонила своему поклоннику, на этот раз набрав правильный номер.

– Виктор? Это Лидия Фрумина. Вы еще думаете обо мне?

13
12 августа 2021 г

Надев резиновые перчатки, Женя мыла полы на кухне. Было раннее утро. Сейчас ее хозяева проснутся, захотят завтракать, а у нее, конечно же, ничего для них нет. Да и вкусов их она не выучила. Откуда ей знать, что они любят. Хотя какая теперь уже разница, если она все равно не сумеет ни приготовить им молочную кашу, ни сварить какао. С какао было вообще сложно, когда она пыталась растворить сухой пудровый порошок в чашке с холодным молоком, какао не растворялось, оно плавало на поверхности или вообще превращалось в какие-то неприличные комки, липнущие к ложке или к стенкам чашки. Она несколько раз, еще в своей прошлой жизни, пыталась освоить этот наисложнейший рецепт, но ей катастрофически не везло: либо молоко убегало, пока она, не в силах просто стоять без дела у плиты, что-то чистила или мыла, либо какао получалось с коричневыми комками, что было стыдно подать.

Зато она освоила тосты. Вот засунуть тонко нарезанные ломти батона в тостер, это пожалуйста. Они, к счастью, сами вылетали, причем вовремя. И вот тогда на них было легко намазать масло. Она и себе довольно часто делала тосты и съедала горячими. Но это нужно сделать непосредственно перед тем, как они, хозяева, сядут за стол. А откуда ей знать, когда они встанут?

Может, сварить яйца? Тоже беспроигрышный вариант.

Вздохнув, Женя, закончив уборку на кухне, поставила на плиту кастрюльку с яйцами и приготовила себе большую чашку кофе с молоком.

Вот уже несколько дней ее занимала история с Супониными. Итак. Девятого августа они накрыли стол, чтобы, предположим, помянуть кого-то там. Чтобы представить, что же там все-таки произошло, она расспросила по телефону Тоню, что именно она увидела в разгромленной комнате. Ведь, когда они заявились туда всей компанией вчера, там же все было прибрано. Тоня рассказала, что скатерть в тот день была наполовину сорвана, только один угол задержался на столешнице, придавленный тарелкой, что остальные тарелки были на полу, на них – остатки какого-то салата. По всей комнате были разбросаны ломтики колбасы и сыра, а еще сильно пахло селедкой – селедочницу с желтым от масла луком она нашла вообще под столом… Селедки же самой не было видно, должно быть, ее уже успели съесть. Хлеб, салатное месиво из огурцов и помидоров…

Итак, начнем с самого начала. Девчонки сняли комнату, приехали и привезли с собой закуски и выпивку… Так, а вот про алкоголь Тоня ничего не рассказала, значит, не видела или не было.

Сестры Супонины накрыли на стол, сели и начали, предположим, кого-то там поминать. И в это время в дверь постучали. Кто-то пришел. Но кто? Вика, соседка, рассказала Тоне, что никого не видела, что просто слышала голоса и крики. А какие голоса, вспомнить не смогла – она в тот же вечер по своему обыкновению напилась.

Но кто мог к ним прийти, если они в этом доме были, по сути, гостями и никого не знали? Значит, кто-то посторонний. Но кто и зачем? Возможно, человек, который был с ними знаком и знал, зачем они приехали в Подольск. Человек из прошлого. Произошла ссора. Это однозначно. В результате которой ранили или убили третьего (или третью). Другое исключается, ведь сестры после этой потасовки вернулись в город, живые и здоровые. Во-первых, их видел Ребров в тот же вечер, когда они только вернулись домой, во‐вторых, они появились на следующий день на съемочной площадке в Переделкине! Если бы одна из них была травмирована, это бы заметили.

Так-так… Но кто же тогда убрался в комнате? Только они. Возможно, замочив кого-то и закопав где-то неподалеку, они вернулись в барак и все чисто вымыли. Ключ оставили в условленном месте и укатили в Москву. Там их увидел Ребров, который ночевал в их квартире на правах приятеля Вероники.

Спрашивается тогда, кого они прибили и куда дели тело? Точно недалеко от барака, потому что им после того, как они избавились от тела, необходимо было вернуться и привести в порядок комнату. Однако они вымыли полы только в комнате, на коридор у них не было то ли сил, то ли времени. Ведь им же нужно было во что бы то ни стало вернуться домой, обеспечив себе алиби. Наверняка знали, что вечером придет Ребров, который может это алиби подтвердить. К тому же им было важно, чтобы хозяйка, Антонина, вернувшись в комнату, увидела, что там все в порядке, другими словами, чтобы не вызвать подозрение. Если бы они не прибрались, то Антонина начала бы задавать вопросы, а этого они допустить не могли. Короче: им все надо было сделать очень быстро. И тело спрятать, предположим, закопать в лесу, не на обочине же дороги оставлять. И если закапывать или присыпать листьями или просто землей, то уж точно не в парке, где тоже, конечно, можно найти укромные и тихие места среди деревьев. Нет-нет, вряд ли в парке. Женя бывала в парке Талалихина в Подольске, там красиво и хорошо, много зелени, конечно, и укромных уголков. Но парк – место отдыха, там постоянно есть люди, кто-то бегает по дорожкам, кто-то выгуливает собак, а собаки, если верить тем сериалам, которые Женя постоянно смотрела, всегда первыми находят трупы. Собаки или лисы… Но лисы – в лесу. И в лесу бывает не так много народа, как в парке. Вот куда бы я спрятала тело, если бы нечаянно зашибла насмерть человека? Задавая себе этот вопрос, она точно знала, что ключевое слово здесь «нечаянно». Вот и девчонки эти тоже могли кого-то убить нечаянно, случайно. Так сказать, непреднамеренное убийство. Испугались, завернули труп в простыню или покрывало, как водится, вытащили из дома, погрузили в машину и повезли подальше, в лес. Поехали по такой дороге, где их точно никто бы не увидел. Возможно, это заброшенная дорога, тянущаяся вдоль железнодорожных рельс и упирающаяся в тупик, вернее, развалины какой-то фабрики или склада. Но место должно быть глухое и безлюдное.

В каком-то сериале кто-то сказал: чтобы найти преступника или их жертвы, надо самим на время стать этим самым преступником и попытаться понять их, подумать как бы их мозгами.

Женя пила кофе и представляла себя одной из сестер Супониных. Вероникой, например. Во всяком случае ее имя звучало чаще, чем имя ее сестры Кати.

Итак. Она старшая. У нее есть парень. Причем следователь. То есть товарищ положительный и в какой-то мере даже ее надежный щит. Даже если ее угораздит вляпаться в нехорошую историю, он ей поможет выпутаться. Поэтому она чувствует себя защищенной. Она наверняка наслушалась за время их общения каких-то историй, кое-что знает, понимает. С одной стороны, непонятно, почему, если они с сестрой кого-то случайно убили, она сразу же не попросила Реброва о помощи, хотя, с другой, если она чувствует себя виноватой на все сто и если не хочет, чтобы он, разочаровавшись, бросил ее, то она будет молчать… Или же она не может рассказать ему о том, каким образом они оказались в этом грязном бараке. Это тайна. Да. Ребров, по словам Петра, ничего не знал о девятом августе. Знал, что сестры рано осиротели, что их воспитывала тетка, которая не так давно умерла, оставив им квартиру и машину. Еще он, Ребров, сказал Петру, что, как только познакомился с Вероникой, так сразу понял, что они с сестрой из неблагополучной семьи. Видимо, существуют какие-то признаки. Отсутствие воспитания, к примеру, или просто бросающаяся в глаза наследственность, которая выражается в особом образе мышления и в поведении, конечно.


Яйца сварились, она залила их холодной водой. В доме было тихо. Все еще спят.

Вот интересно, зачем эти братья перебрались в Подольск из Москвы? Любопытно. Свежего воздуха не хватало? Или же к старости всех тянет к земле? Глупости. Во-первых, они еще не старые, во‐вторых, трудно было представить того же Бориса, который копался бы в грядках. Чушь! А уж про Петра и говорить нечего. Интересно, кто купил дом, на кого он оформлен? Элитная недвижимость, десятки миллионов рублей. Возможно, братья скинулись и купили, оформив на двоих. Или же купил тот, кто побогаче, а второй просто составил ему компанию. Хотя какая уже разница?! Когда-нибудь это станет известно.

В половине десятого, когда терпение у Жени кончилось, она, не дождавшись появления своих хозяев, оставила им короткую записку на кухонном столе: «Поехала на базар. На завтрак яйца» – и направилась в сторону самого неблагополучного района города Подольска, к железной дороге. Туда, где и находился этот богом забытый барак.

Помня, что в комнате, принадлежащей Антонине, произошло, по всем признакам, настоящее преступление, Женя, чтобы не светиться, припарковала машину чуть поодаль от барака, посидела, подумала и, в который уже раз представив себя на месте убийцы, развернула машину и отправилась по единственной дороге, ведущей к лесу, чтобы найти там где-то совсем рядом укромное и темное место, где можно было бы оставить труп. То, что девчонки не выкапывали ему (или ей) полноценную глубокую могилу, было ясно – для этого понадобилась бы лопата, во‐первых, ну а во‐вторых, у них совершенно не было времени.

Она заприметила три таких места в соснах и одно – в смешанном лесу, который был гуще и казался более пригодным для такого рода сокрытия. Но обследовала она все четыре. И когда каким-то невероятным образом увлекшись поисками грибов (и это в такой-то момент, когда она искала труп!), в густом лесу, где среди редких маленьких сосенок росли дубы и березки, она увидела под большой черной корягой тело, ей показалось даже, что это просто плод ее воображения. Вот хотела увидеть мертвое тело и увидела.

Оцепенев, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, чувствуя, как волосы на ее голове шевелятся, словно туда запустили муравьев, она стояла некоторое время с открытым ртом, не зная, как ей поступить.

Это был мертвый мужчина. В сером костюме и светлой рубашке. Лица было не разглядеть в тени переплетенных засохших ветвей коряги. Это была даже не совсем коряга, а упавшая мертвая сосна, огромная, обсыпанная рыжей хвоей и побуревшая от времени. Под ней, крест-накрест, лежало еще какое-то бревно неизвестного происхождения. Может, тоже сосна, а может, и какое-то другое дерево, и оно почти сгнило, почернело от сырости. В лесу пахло хвоей, плесенью и еще чем-то сладковатым, неприятным.

И хоть Женя совершенно ничего не понимала в судебной криминалистике, то точно могла сказать – этот труп (а то, что это был труп, она поняла, когда приблизилась чуть ближе и увидела страшноватый открытый глаз покойника) стал именно трупом не так уж и давно. И если бы не жуткая бледность лица мужчины, то можно было бы подумать, что это просто пьяный человек.

Рука ее потянулась за телефоном:

– Борис? Доброе утро!

– А… Наша домоправительница! – усмехнулись в телефоне. – Яйца отличные, жаль, что вы не потрудились их почистить. А то получается, мы вам слишком уж переплачиваем…

Она услышала, как Петр шикнул на него: «Борис, да прекрати ты уже издеваться над бедной девочкой!»

– Я труп нашла, неподалеку от барака, – сказала она, не давая ему возможность и дальше развивать тему яиц и ее зарплаты. – Думаю, сюда они его, наши неблагополучные девушки, и привезли на своей машине. Это в десяти минутах езды от дома.

– Петр! – гаркнул Борис в трубку. – Быстро собирайся, едем! Сейчас все объясню… А вы, барышня, оставайтесь на месте. Я перезвоню вам, когда мы будем уже близко… Хотя бы приблизительно можете сказать, где вы находитесь?

– Да вы сами увидите мою машину. «Рено» красного цвета.

– Да-да, я понял. – И вдруг: – Женечка, вам там не страшно?


Кому принадлежал этот голос? Но не Петру, это точно. Неужели этот грубиян и неприятный тип Борис решил проявить заботу?

– Нормально, – брякнула она, теперь была ее очередь нагрубить за то, что он в который уже раз вздумал упрекнуть ее в необоснованно высокой зарплате. – Я жду.

14
12 августа 2021 г

О том, что сестры Супонины находятся в Водыкинском клиническом центре, Ребров узнал из криминальной сводки. Они, если верить написанному, попали туда после того, как какой-то человек нашел их, находящихся в наркотическом сне, на пустыре рядом с развалинами Водыкинской больницы.

Он помчался туда, буквально ворвался и, показав удостоверение, приказал провести их в палату. Перепуганная медсестра, побледнев, сказала, что сестры сбежали.

– Как это сбежали?

– Мы не знаем… Их никто не видел. Должно быть, они ушли ночью…

– Так что с ними случилось?

– Вы поговорите лучше с доктором, он на третьем этаже, в терапии, триста шестой кабинет, его зовут Михаил Евграфович.

Михаил Евграфович, сухонький старичок в белом халате, пожал плечами.

– Ну да, сбежали. Так у нас не тюрьма, – сказал он, совершенно не обращая внимания на ксиву Реброва.

– Что с ними случилось?

– Кто-то накачал их сильнейшим снотворным, они едва богу душу не отдали. Но девчонки оказались крепкие. Выспались и ушли.

– Надеюсь, они не были изнасилованы?

– Нет. Нет-нет.

– А вы полицию вызывали, когда они к вам поступили?

– Конечно! Пришли двое полицейских, составили протокол.

– Фамилии их не помните?

– А зачем мне это? Лишняя информация. Они же живы и здоровы!

– А кто их привез?

– Вот с этого и надо было начинать. Вон, видите, в конце коридора сидит молодой человек с букетом? Его зовут Павел. Вот он их и нашел. А сегодня приехал навестить и вот точно так же шумел, все расспрашивал, куда они делись.

Ребров кинулся к парню с букетом. Павел, увидев удостоверение Реброва, перепугался.

– Это не я их напоил, нет! Я просто приехал на пустырь, чтобы выбросить мешок с кафелем. И совершенно случайно увидел их.

– Да ты не трясись! Рассказывай все в подробностях!

Впечатлительный и эмоциональный, Павел рассказал ему, как принял девушек за инопланетянок или путешественниц во времени.

– Ты что, парень, действительно подумал, что они… того, из другого времени к нам залетели? Ты как вообще, нормальный?

– А как я еще мог подумать, если они одеты были по-чумурудному, как одевались девушки в послевоенное время. К тому же они были бледные, без сознания…

– С тобой все ясно. Ну, ты их привез сюда, что дальше?

– Да ничего. Решил вот сегодня их навестить, хотя бы убедиться, что они живы и здоровы. Я переживал. Уж больно они на покойниц были похожи.

– Они сбежали, ты в курсе?

– Ну да.

– А чего сидишь здесь?

– Не знаю… Просто удивился. Хотя, с другой стороны, обрадовался, что с ними все в порядке, раз они сами ушли. Но вот если их только похитили…

– Чего-чего? Слушай, ты и сам какой-то странный. Тоже, похоже, инопланетянин. У тебя что, дел, что ли, нет?

– Да-да, я пойду… Цветы вот только кому-нибудь из медперсонала отдам и пойду.

– Постой… Ты это… Извини, что я так наорал на тебя. Спасибо. Спасибо, что девчонок спас. Другой бы мимо проехал, а ты…

– Да не за что, – улыбнулся Павел.


Ребров вернулся в машину. Что за чертовщина какая-то?! То Супонины в подольском бараке кого-то поминают в компании с куклой, то в киношной одежде (из-за которой бедолага Павел принял девчонок за фантомов) напиваются снотворного и оказываются на пустыре, где их вряд ли кто может увидеть… Если бы не этот мастер-кафельщик, они могли погибнуть! Какие тайны они скрывают от него, от Реброва? Почему не поделятся, если оказались втянуты в какую-то нехорошую историю? Почему не попросили о помощи? И что такого ужасного вообще они могли совершить, за что их чуть не убили? Они не бедствуют, когда им не хватает денег, Ребров им помогает. Разве что им подавай большие деньги? И вообще, достаточно ли хорошо он знает Веронику с Катей? И разве тот факт, что они крутятся рядом с киношниками, не свидетельствует об их амбициозности и великих планах? Может, девчонки захотели прославиться и разбогатеть, начали встречаться с этими самыми киношниками? И дальше перед Ребровым начали возникать и вовсе уж неприглядные картины с оргиями…

Но ведь Вероника не такая. Не распущенная. Да если разобраться, она и в постели как замороженная рыба, не разбуженная женщина. Скромная, зажатая, закомплексованная. И вообще, он был ее первым мужчиной! Это ли не показатель того, какой образ жизни она вела? Простая кассирша, пусть и довольно ограниченная, но милая, ласковая, хотя и немного дикая. Но и красивая, конечно. Иначе разве обратил бы он на нее внимание? Разве пригласил бы на свидание?

В тот вечер он зашел в супермаркет, чтобы купить водки. День выдался тяжелый, Ребров задержал подозреваемого в убийстве, а им оказался сынок одного из депутатов… Приехал адвокат, наорал на Реброва, тот в ответ – на него, они чуть не подрались. Сынка этого пришлось отпустить – это был приказ начальства. И получалось, что все усилия Реброва и его людей были напрасными и бессмысленными. Что задерживали и арестовывали подчас невиновных, а представителей так называемой элиты отпускали даже при наличии неопровержимых улик, словно законы писались не для них, что они избранные, из касты неприкасаемых.

Первую бутылку они распили с ребятами в баре, потом разошлись, Ребров поехал домой, но по дороге заехал в тот самый супермаркет, что на Покровской, где и увидел впервые Веронику. Себе купил водку, ей – шоколадку, но она отказалась принять, сказала, что им нельзя принимать подарки от покупателей, чтобы не подумали, будто бы они их украли. Тогда Валерий спросил ее, когда она заканчивает работу, выяснилось, что через полчаса. Он сказал, что будет ее ждать у входа. И когда они встретились, он повел ее в кафе, где они часа два пили чай и где пьяный Ребров делился с ней своей болью и разочарованием. Потом дал ей денег на такси (она выглядела такой скромной, что ей так и хотелось помочь, хотя бы дать денег!) и спросил, не будет ли она против встретиться с ним завтра. Она согласилась. Вот так они и начали встречаться. Поначалу, когда шел дождь, проводили вечера в кафе, а когда погода была хорошая, гуляли по Москве, целовались. Она не сразу впустила его в свою квартиру. Это произошло примерно через месяц их знакомства. И вот тогда он впервые увидел ее сестру Катю. Первое впечатление о квартире и ее обитателях было двояким. С одной стороны, квартирка была чистая, ухоженная, но вот со вкусом у девчонок была беда. Много пошленьких и безвкусных вещей, украшений портили эстетический вид квартиры. К примеру, обилие пластмассовых дешевых цветов в вазочках Реброва просто убивали. Или велюровые жутчайшие покрывала на диванах и креслах. Хорошо, что это отсутствие вкуса не так сильно отражалось в их одежде, простые джинсы, майки и курточки смотрелись на них, юных и длинноногих, отлично. Порадовало его и то, что Вероника водила машину. Причем водила отменно, классно. Потом выяснилось, что и готовили девчонки хорошо, хотя еда была простая, но вкусная.

Вспоминая Веронику и то, как ему было хорошо и легко с ней, причем настолько, что он начал было уже подумывать о женитьбе, Ребров испытывал сейчас боль при мысли, что, оказывается, почти ничего не знал о своей девушке. Да, конечно, его несколько напрягало то, что она так увлечена кино, что постоянно где-то снимается, ходит на кастинги, и в душе надеялся, что когда они поженятся, то она изменится, остепенится, что ли, займется семьей, будет больше внимания уделять ему, Реброву, а когда пойдут дети, вовсе забудет об этом увлечении. И так, быть может, и случилось бы, если бы не случай в бараке, а теперь вот еще и пустырь, больница, исчезновение… Чего он не знал о сестрах Супониных, он, следователь? Что просмотрел, не заметил?

Телефоны сестер молчали. Должно быть, они их отключили. Однако определить их местонахождение было просто, что Валерий и сделал: сим-карты маякнули все там же, в Переделкино! То есть сестры оставили их в машине.


Вот интересно, как Вероника ему потом все объяснит? А объяснять ей придется много. Что произошло в их семье девятого августа?

Конечно, он поехал к ним домой. Но и дома их не было. Он даже открыл дверь своими ключами – нет, их и не было. Чайник холодный. Полотенца в ванной комнате сухие. Их не было здесь давно, во всяком случае с того самого момента, как он потерял их из виду.

Если с ними что-то случилось (вернее, случилось же, они же ночь провели в больнице!), то почему не обратились к нему за помощью? Неужели за те месяцы их знакомства Вероника не успела понять, что он ей друг, что всегда поможет?! Но если она не позвонила и не сообщила, значит, не захотела, значит, ей все равно, что он о ней думает. И не переживает о том, что он ее разыскивает. Почему? Ответ был только один: во всем, что с ними произошло и происходит, замешан мужчина. Может, какой-нибудь ее бывший или же она встретила другого мужчину, на которого возлагала большие надежды, но который ее обманул, напоил… Об остальном даже думать было страшно. Хотя доктор же сказал, что они не были изнасилованы.


Борис Бронников, адвокат, одним своим присутствием нагнал тоску. Напомнил об отце, о том, какие это были тяжелые дни, когда у отца начались серьезные проблемы. Хотя, с другой стороны, Бронников же его и спас. Но тогда почему, думая о нем, Валерий испытывал тревогу? Быть может, все дело все-таки не в нем, а в том количестве крови, которое они обнаружили с ним в барачной комнате? Неужели там произошло убийство? Если бы подобное произошло с другими, Ребров сам однозначно заподозрил бы их в убийстве. Ведь все, ну абсолютно все указывало именно на это. Но в комнате были Вероника с Катей. Не могли же они кого-то там убить! А кровь?! И много!

Вот если бы он нашел девчонок и расспросил бы их обо всем! А так… Да он просто обязан уже сообщить о подозрительной комнате…


Было еще одно дело, к которому он пока не был морально готов: ему предстояло связаться со следователем, который занимался сейчас делом об обнаружении сестер на пустыре. И он знал, где и по каким каналам его нужно искать, но переживал, что его интерес к этому может показаться тому следователю подозрительным и что рано или поздно ему станет известно, что Валерий Ребров – жених Вероники. И вот после этого неизвестно, как этот факт выстрелит. А если…


Он не успел развить эту мысль, как раздался звонок. Борис Бронников!

– Да, Борис Михайлович, слушаю вас.

То, что рассказал ему адвокат, окончательно расстроило его – слишком мало шансов было на то, что этот труп в лесу не имеет никакого отношения к той роковой комнате, в которой побывали сестры Супонины.

– Я выезжаю, – сказал он. – Борис Михайлович, надеюсь, вы не звонили еще в полицию?

– Валера, какая полиция? Думаешь, я не понимаю ничего? Ты давай находи поскорее свою Веронику, пока ее не закрутило это дело… Может, они с сестрой и ни при чем!

По дороге Валерий много раз пытался дозвониться до Вероники, Кати. Позвонил и помощнику режиссера, Инге Абросимовой, в очередной раз спросил, не появлялись ли сестры. Нет. Все звонки оказались безрезультатными. Может, они сбежали? Натворили дел, испугались, да и рванули куда глаза глядят! И что же теперь делать? Он не имел права уже бездействовать. Ему необязательно было вообще встревать в это дело, связанное с бараком, и полицию могла бы вызвать Антонина. Быть может, тогда о сестрах бы вообще ничего не узнали? Антонина промолчала бы о своих постоялицах, о девятом августе тоже промолчала бы, со стороны могло бы показаться, что в комнату вообще проникли какие-то посторонние, что взломали замок… Но замок-то не взломан. Так. Стоп… А зачем вообще звать полицию? Зачем? Вот на труп вызвать следственную группу, это да, это обязательно. Но в комнате-то ничего как бы и нет. И никто и никогда из посторонних не узнает, что там были Супонины и что на каждом шагу следы замытой крови.

Вот так он и поступит. Но теперь труп в лесу. Спрашивается, что это адвокат со своей домработницей делали в лесу? Первой туда приехала Женя. А что она могла там делать? Просто остановилась, чтобы найти укромное место и справить нужду? Да, именно! Или если она не согласится принимать участие в следственных действиях, не захочет быть свидетелем, который обнаружил труп, то тогда, быть может, эту схему применить к Бронникову?


Обо всем этом они разговаривали уже в лесу, где Ребров, издали рассматривая труп, пытался представить себе, какое отношение этот мужчина мог иметь к Веронике с Катей. Если, конечно, этот покойник вообще был с ними как-то связан.

– Я могу сказать, что отправилась сюда за грибами, за маслятами.


Ребров посмотрел на Женю взглядом, полным благодарности. Конечно, Бронников рассказал ей, что Валерию эти девушки не чужие. Но, может, это и к лучшему. Во всяком случае она будет себя правильно вести в сложной ситуации. И если уж Борис Михайлович ей доверяет, значит, и он, Ребров, поступит так же.

– И готова подтвердить это официально. Если понадобится, конечно.

– Женя! – Борис Михайлович, расчувствовавшись, прикоснулся к ее плечу. – Вот спасибо!

– Может, ваши знакомые и не имеют никакого отношения к этому товарищу. Хотя… – Она поморщилась, словно от боли. – Валерий Николаевич, мы должны быть готовы ко всему, я права?

Он был благодарен ей и за это «мы».

Вот ведь ситуация!

– А вы в Переделкино не были? Ни с кем оттуда не связывались?

– Да, Валера! Мы же взяли визитки помощника режиссера! Ну, такая еще высокая худая девица с сигаретой в зубах, помнишь? – спросил Бронников.

– Да звонил я этой Инге, она не видела…

И вдруг, как это случается только в кино, где совпадения сплошь и рядом, зазвонил телефон – Инга Абросимова! Да быть этого не может!

– Господи, неужели они нашлись!

Ребров поднял указательный палец, который тут же и приложил к губам:

– Да, Инга, слушаю вас! Что? Да? Ну, слава богу… Что? Не понял…

Он прикрыл телефон ладонью и сказал, обращаясь к Борису:

– Она там параллельно со мной разговаривает еще с кем-то… Какие-то голоса… Да, Инга! Как это? То есть рано утром были, а сейчас их снова нет? Нигде? Кто? Костюмерша? Как ее зовут? Вы можете дать ей трубку? Кристина?

В это время Борис начал делать ему энергичные жесты рукой, мол, я с ними поговорю.

– …минутку, Кристина, я сейчас передам трубку адвокату…

– Добрый день. Это адвокат Бронников. Я правильно понял, кто-то из вас утром видел сестер Супониных, а потом они пропали? Так? – Он какое-то время слушал. – Ясно. Хорошо. А где их машина? На месте, говорите… Понятно. Вернее, вообще ничего не понятно. Что? А… Понял, да, это я звонил Веронике, все правильно. А кто вам об этом рассказал? Верочка? А кто это? Статистка? Она случайно услышала разговор Вероники со мной. Да, все правильно, да-да… Значит, говорите, они исчезли. Может, вы видели, как они уезжали на такси? Нет? Ладно. Спасибо вам большое. Нет, не надо. С ней уже поговорили. У меня ко всем вам просьба: если они появятся или одна из сестер, пожалуйста, позвоните либо вот по этому номеру, по которому мы сейчас с вами разговариваем, либо запишите мой… Хотя я оставлял помощнику режиссера, Инге, свою визитку. Будем вам очень благодарны.


Он отключил телефон и шумно выдохнул.

– Сами все слышали, да? Рано утром, примерно в восемь часов, их видели на съемочной площадке. Вид у них был болезненный. Это отметила Вера, статистка. Инга сама ее не видела, получается…

– Да я же ей и до этого звонил, а Вера

© Текст. А. Дубчак, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

1

9 августа 2021 г

– Получается, что я купил вас вместе с домом?

Борис Бронников, адвокат, высокий крепкий мужчина в свитере и в джинсах, поднялся на крыльцо только что купленного им дома в сосновом бору и обнаружил сидящую на чемодане возле двери женщину неопределенного возраста. Худая и нахохлившаяся, с пестрой повязкой на голове, делающей ее похожей на попугая, с внимательными глазами, она криво усмехнулась:

– Хотите сказать, что вас предупредили обо мне?

– Ну да. Григорий так и сказал мне, что, мол, без Женечки ты не обойдешься, что она, то есть вы, просто клад!

– Так-то оно так, да только известно ли вам, сколько я стою?

– Вы?

– Ну, то есть мои услуги… – Ее бледные щечки моментально порозовели.

– Признаться, нет. Но, надеюсь, мы сговоримся.

– Думаете, со мной так легко можно о чем-то вообще договориться?

– Что-то я не понял. Вы хотите здесь остаться и продолжать работать в этом доме? – начал сердиться Борис. – Или нет?

Конечно, Григорий, его друг, у которого он и купил этот дом, предупредил его о трудном характере домработницы Жени, что к ней надо найти подход и все такое. Но не слишком ли дерзкий взгляд у этой особы? Да и рот она подозрительно кривит… Хотя, может, она просто волнуется? Все-таки Григорий проживал здесь с целым семейством, а теперь в доме поселятся двое взрослых мужиков – Борис с братом Петром. И оба тоже не подарки. Со своим норовом, привычками. Успокаивало одно – Женя, хоть и была особой женского пола по паспорту, но пока что воспринималась им лишь как помощница по хозяйству и никакого интереса как женщина не вызывала. Конечно, сейчас на ней были джинсовая куртка, под которой виднелся малинового цвета джемпер, да длинная зеленая юбка, странным образом отороченная внизу белым кружевом (дичь какая-то!). Может, если ее раздеть, то она будет и ничего…

Она смотрела на него, и глаза ее наполнялись слезами. Кажется, он спросил ее, хочет ли она остаться работать в этом доме. Повторять свой вопрос он не стал, это прозвучало бы и вовсе грубо.

– Женя…

– Меня зовут Евгения, – она вздернула подбородок, и он увидел ее шею, гладкую и молодую, подумал, что ей вообще лет двадцать пять! Или же она так хорошо сохранилась, живя в лесу на свежем воздухе.

– Хорошо, давайте с самого начала. Вы хотели бы остаться здесь, в этом доме, учитывая, что теперь хозяевами будут двое интеллигентных мужчин с очень скромными требованиями в плане быта?

– Да.

Ему показалось, что она произнесла это с трудом, или нет?

Борис достал из кармана ключи и передал ей:

– Открывайте, вы лучше знаете, как это сделать. Здесь так много замков…

Замков на самом деле было всего два, но Борису так хотелось поскорее подружиться с Евгенией, что этот жест с передачей ключей должен был как-то смягчить ее сердце, пусть она поймет, что он ей всецело доверяет.

Евгения схватила ключи и привычными быстрыми движениями открыла двери. И хотя Борис успел рассмотреть дом перед покупкой и даже выбрал себе спальню и кабинет (спален в доме было пять, а кабинетов два, один раньше занимал Григорий, а второй – его старший сын Ефим), но почему-то сейчас заходил в него словно в первый раз.

– Проходите, – бросила она через плечо, быстро двигаясь по огромному холлу в сторону застекленной и залитой солнцем гигантской гостиной, в которой, по мнению Бориса, легко можно было бы организовать зимний сад. Насколько он помнил, в доме была еще одна настоящая гостиная с камином и диванами, а еще – библиотека и множество других комнат, которые теперь, после того как оттуда съехала семья Григория, казались осиротевшими, пустыми даже при наличии мебели, ковров под ногами и занавесок.

– И вы одна убирали этот дворец? – невольно вырвалось у него. Ему, мужчине, для которого уборка всегда представлялась чем-то невообразимо сложным и трудоемким, с чем он даже в молодости справлялся с трудом, было сложно представить, как же можно поддерживать порядок в этих многочисленных комнатах, ванных, холлах, коридорах, лестницах.

– Да, одна. Единственно, когда я обращалась за помощью к моей подруге Тоне, это мытье всех окон. Клининговую компанию я принципиально не вызывала, потому что знаю, как они работают и как после их уборки пахнет в доме. И вообще, вы сомневаетесь, что я в состоянии содержать ваш дом в чистоте? Тогда зачем же вы настаиваете на том, чтобы я работала здесь?

Теперь была его очередь усмехаться. Оказывается, он настаивает! Да уж, эта Евгения – крепкий орешек. Принимать какое-то радикальное решение сейчас, когда они были знакомы всего пять минут, было глупо. К тому же, только представив себе, как же это будет муторно заниматься поисками новой домработницы, ему становилось дурно. Нет-нет, эта особа проживала здесь не один год. Так, стоп. Но тогда сколько же ей лет? Ладно, разберемся! Итак. В доме будет чисто, а это уже хорошо. К тому же она знает этот дом как свои пять пальцев. Здесь будет чисто, тепло, все будет работать, греться, напитываться домашним уютом, если, конечно, Петр все не испортит своей неряшливостью и еще более дурным, чем у Евгении, характером.

Если Борис был адвокатом, то его младший брат Петр Бронников был, по его мнению, настоящим бездельником и шалопаем. И это просто чудо какое-то, вселенская невероятность, что он, легко и весело занимаясь какой-то очень странной благотворительностью, сколотил себе целое состояние, причем настолько оно было велико, что ему, сорокатрехлетнему мужчине, можно было вообще расслабиться, не работать и жить только на дивиденды.

Один раз он попытался играть на бирже и чуть было все не спустил, но вовремя остановился и вложил деньги в какую-то американскую компанию. Да и вообще, дело прошлое, Борис взял с него слово, что он больше никогда не сунет нос в биржевые таблицы, и, начиная с этого (а этот поворотный момент в жизни младшего брата случился полгода тому назад, когда они как раз вернулись из Парижа), Петя принялся примеривать на себя все виды деятельности взрослого человека, которые казались ему привлекательными. Так, на сегодняшний день, причем день весьма знаменательный, потому как братья решили начать новую жизнь и поменять не только свою городскую квартиру на «лесной дом» под Подольском, но и образ жизни, замедлив ее темп, Петр возомнил себя писателем и теперь, не показывая брату ни строчки своего нового романа, что-то там строчил вот уже целую неделю.

Бродя по новому дому, уже успевшему захламиться коробками и чемоданами, корзинами и мешками, Борис с ужасом представлял себе, что же будет, когда сюда приедет Петя и как он будет здесь себя вести. Как в гостиной пропишется большой поднос с остатками еды и грязной посудой, как в спальне повсюду будут разбросаны его штаны, рубашки, пижамы и носки…

Когда-то они оба были женаты, но ничего хорошего эти браки ни одному из братьев не дали. Разве что им пришлось поделиться с бывшими женами деньгами и имуществом. Детей они тоже не нажили, во всем, что происходило с ними плохого, всегда винили своих жен. Вот поэтому, решив немного отпустить ситуацию и позабыть о существовании в обществе брака в принципе, они вздохнули с облегчением, когда поняли, что можно спокойно жить и без жен. Причем жить так, как им вздумается, свободно. Никаких особых условий для совместного проживания они себе не придумывали, просто решили, что жить вместе как-то веселее, приятнее, а если кому-то из братьев вздумается привести в дом женщину, так что ж, будет по меньшей мере забавно.

– Вы на самом деле родные братья, как сказал мне Григорий Яковлевич, или же… как бы это помягче выразиться… близкие друзья?

Она задала этот вопрос Борису прямо в лоб. Она и встала-то близко к нему, почти вплотную, вероятно, чтобы заглянуть ему не только в глаза, но и в душу. Он уловил исходящий от нее цитрусовый запах, словно она маленькими ручонками только что давила сок из апельсина. Должно быть, предположил Борис, она подушилась дорогими духами, доставшимися ей в подарок от бывшей хозяйки, жены Григория, Марты. Ну не может так приятно и дорого пахнуть дешевый парфюм. Хотя, если Григорий платил ей столько, сколько он и озвучил братьям, то она, живя в этом шикарном доме, причем на всем готовом, может позволить себе покупать хоть ведро таких духов каждый месяц.

– Братья.

Он, кашлянув в кулак, отошел от нее подальше и продолжил исследование дома. У него уже был опыт общения с домработницами, но все они очень уж сильно отличались от Евгении. Тихие и незаметные, они даже двигаться старались бесшумно и выполняли беспрекословно все поручения своих хозяев. Эта же мадам обещала быть хамкой. Как-то так.

– Евгения…

– Ладно, раз вы братья, то можете называть меня Женей, – вдруг смягчилась она, к его великому удивлению. – Ну, говорите, что нужно делать. Хотя я и без того знаю – разобрать все коробки, посоветоваться с вами, куда и что раскладывать, я имею в виду книги, документы. Вы уже определились со спальней?

– Все коробки с буквой «Б» – это мои вещи, как вы можете догадаться, а…

– …«П», стало быть, вещи вашего брата, Петра Михайловича.

– Точно! Пойдемте, я покажу вам, какую спальню и кабинет выбрал себе я…

Спустя время Борис звонил Петру и кричал в трубку:

– Слушай, я тебе сейчас такое скажу! Эта Евгения, прикинь, будет зарабатывать в месяц сотню тысяч рублей, и при этом она совершенно не умеет готовить!!! Я попросил ее просто заварить чай и приготовить бутерброды, знаешь, что она мне сказала?

– Что?

– Она, прикинь, заявила мне, что готовить она не нанималась!

– И что, ты ее прогнал?

– Нет. Подожду, когда ты приедешь, вот вместе все и решим.

– Она хоть красивая?

– Настоящий крокодил!

– Вот и отлично! – воскликнул обрадованно Петр.

– Ты что, брат, спятил?

– Во всяком случае, она не будет отвлекать меня от моего романа. Ты погоди, не горячись… Держал же ее Григорий, значит, было за какие качества ее ценить. Может, она человек хороший.

– Говорю же – крокодил, того и гляди сожрет!

2

11 августа 2021 г

Уложив в мешки старый кафель и прочий строи- тельный мусор, Павел Смолкин погрузил все в багажник старенького «Москвича», которым пользовался только по работе. Он был строителем-одиночкой, зарабатывающим на ремонте квартир и домов. Умел штукатурить, класть плитку, красить, клеить обои, укладывать ламинат и линолеум. Заказов было всегда много, потому что брал он за работу недорого, а работал быстро и аккуратно. Дом, в котором он сейчас работал, ремонтируя ванную комнату и коридор, находился в Водыкино. Наниматели – пенсионеры, приятные в общении люди, пока он работал, кормили его простой и вкусной едой, позволяли пользоваться душем и даже выделили ему для отдыха маленький диванчик на веранде. И искренне радовались, что ремонт идет быстро и что все получается именно так, как они и хотели. Работы оставалось на пару дней: все подчистить, заделать швы, прибраться. Вот сегодня, к примеру, Павлу предстояло вывезти мусор. Понимая, что мешков много и что невозможно вывалить все это в небольшой металлический бак возле дома, он решил отвезти мешки на пустырь.

– На пустырь повезешь? – словно прочитав его мысли, спросил Александр Васильевич, наниматель, когда Павел с силой захлопнул багажник и собирался уже сесть за руль.

– Ну да… А что, нельзя?

– Да не в том дело, Паша. Это же непростой пустырь. Там раньше больница была. Ее собираются снести, и вот на этом месте стали происходить нехорошие дела…

– В смысле?

– Да там люди пропадают. И животные тоже. А сколько раз там находили трупы. Гиблое это место, вот что я тебе скажу. Может, на городскую свалку мусор свезешь, это далековато, но я подкину тебе деньжат на бензин?

– Ох… Я думал, что все дело в полиции, ну, что там видеокамеры установлены… что нельзя мусор кидать. А вы про какие-то бермудские дела на пустыре. Не верю я в эти байки.

– Говорю же тебе, не байки все это. Там, в больнице, подвалы сохранились, так вот там сатанисты устраивали оргии, людей в жертву приносили… Проклятое это место!

– Говорю же, не боюсь я всего этого и не верю… А люди горазды придумывать разные страшилки. Ладно, Александр Васильевич, поехал я. Вернусь, продолжу прибираться в ванной комнате. Да и потолок покрашу, если так и не решились на зеркальный.

Однако, отъехав подальше от дома, он остановился на обочине, достал телефон и начал искать информацию о пустыре. Первый же сайт, который он нашел про Водыкинскую больницу, вызвал усмешку:

«Больница эта – край чудес, зашел в нее и там исчез», – гласила самая популярная из всех «наскальных» надписей в недострое. Эти строки неизвестного автора стали своеобразным слоганом ХЗБ и были воспроизведены в нескольких помещениях больницы. Народная молва гласит, что в здании погибли или бесследно исчезли сотни и едва ли не тысячи человек.

Но на самом деле ХЗБ ничем не выделяется на фоне других аналогичных недостроев, оставшихся на просторах бывшего СССР. За последние пятнадцать лет СМИ сообщали о четырех смертельных случаях в больнице. Один подросток покончил с собой (созданный его друзьями мемориал со временем стал одной из достопримечательностей здания), остальные стали жертвами несчастных случаев. Сквозные шахты лифтов, дыры в полу и разбросанная арматура представляли главную опасность для «туристов».

Павел достал сигарету и закурил. Понятное дело, что такие гиблые места всегда привлекали разных уродов, наркоманов и сатанистов. Да только они же и распускают все эти слухи, делают они это для того, чтобы нормальные люди туда не совались, чтобы не тревожили их, пока они будут заниматься всякой чертовщиной. Людей вообще привлекает все странное, страшноватое. Недаром же многие толпятся на похоронах, лишь бы поглазеть на покойников. Вот как это можно объяснить?

Картинки, которые всплыли на тему заброшенной Водыкинской больницы, были самые жуткие: какие-то темные люди, похожие на призраков, застывшие на голых лестничных пролетах, разрисованные странными надписями обшарпанные стены, засыпанные мусором захламленные углы помещений.

Павел загасил сигарету и поехал. Ни страшные картинки, ни информация, которая сочилась со страниц интернета, его все равно не убедили в том, что ему надо опасаться ехать на пустырь. Он просто подъедет, свалит мешки и укатит. Все! Зато сэкономит время и бензин. К тому же он не из пугливых. И все знакомые не считают его трусом. А когда-нибудь, при случае, он сам расскажет о том, что побывал на пустыре Водыкинской больницы и что ничего страшного в этом нет. Он был уверен, что никто из его друзей-приятелей, услышав это, даже не обратит внимание. К тому же сам Павел проживал в Москве, довольно далеко от этого места, и ни разу ничего об этой заброшенной больнице не слышал.

Однако всю дорогу до пустыря он словно видел перед собой расплывчатое черно-белое изображение больницы, вид сверху, и будто написанные детской рукой поверх снимка неровные буквы: «Я исчезну – ты не заметишь».

Как он и предполагал, к самой больнице он бы и без того не приблизился – все вокруг поросло густым жестким бурьяном. Узкая тропинка вела к ржавой решетке с грязной табличкой: «Проход запрещен». И тут же еще одна бумажка, прилепленная к прутьям решетки скотчем: «Объект охраняется сторожевыми собаками».

Ну да, конечно, так все и поверили, что где-то там, внутри этого заброшенного больничного ада, попивают чаек сторожа со сворой сторожевых собак, которых надо кормить… Глупости все это!

Павел вышел из машины, открыл багажник и принялся вытаскивать тяжелые мешки и сваливать их прямо в бурьян. Он торопился, но не потому, что боялся каких-то там несуществующих собак или призраков, готовых просочиться сквозь ржавые прутья решетки, нет, он, как здравомыслящий человек, боялся, что его заметят полицейские и оштрафуют на крупную сумму за то, что выбрасывает мусор в неположенном месте. Он вообще боялся полицию, и это его чувство страха перед представителями закона было выработано им исключительно по вине сериалов про ментов.

А еще он, в общем-то, нормальный и в меру мужественный человек, вдруг понял, что руки его дрожат. Даже если бы его окружило пятеро крепких пацанов-отморозков, он не испугался бы и разметал их по пустырю. Он умел драться, знал, как отбиваться. Но здесь он был совершенно один, и ему ничего как будто бы не угрожало, тогда откуда вдруг эта дрожь и липкий пот, катящийся по лицу, который он не успевал вытирать рукавом рубашки?

Когда последний мешок был свален в траву и Павел захлопнул багажник, страх ледяной волной окатил его с макушки до самых пяток. Что происходит? Он никак не мог понять.

Сел в машину и двинулся в сторону дороги. Боковым зрением он успел увидеть в траве, среди тополиной густой поросли, темно-красное пятно. Ему бы проехать мимо, да не мог он. Словно кто-то руководил его действиями, направлял. Он остановил машину, вышел и пошел на это пятно. Зубы его стучали. Вот уж точно чертовщина! Никого же нет! Откуда вдруг эта лихорадка, тряска? Нет, пожалуй, он никому и никогда не расскажет про то, как навестил развалины Водыкинской больницы. Вот уедет сейчас, и все!

Но ноги сами привели его к тому месту, к которому его тянуло как магнитом. И когда он приблизился, то понял, что жизнь его с этого момента изменится. Навсегда.

На небольшой примятой площадке между торчащими острыми ножами поросли лежали две девушки. Это было похоже на картинку из какого-нибудь криминального фильма послевоенного времени – на девушках была очень странная одежда и обувь. На одной девушке – малиновый суконный жакет с нелепой брошкой на лацкане и длинная юбка из черного потертого бархата, еще черные кожаные полусапожки на каблучке. Под жакетом виднелась белая блузка, перепачканная красной губной помадой. Другая девушка была одета в длинное зеленоватое платье в мелкую крапинку с белым кружевным воротником. И на ногах такие же сапожки. Обе девушки были светловолосые, ярко накрашены. Да только мертвые…

Павел и сам не понял, как перекрестился.

3

9 августа 2021 г

– Вот смотрите, Женечка… Берете чистый заварочный чайник, ополаскиваете его кипятком, потом насыпаете в него…

– Вы что, думаете, что я не могу заварить чай? Уж это-то я смогу.

– А что с бутербродами не так? Нарезаете колбасу, хлеб…

Дело происходило на кухне. Петр в домашнем халате, изображая из себя писателя (потому как Борис видел брата в халате впервые в своей жизни!), терпеливо и даже как-то ласково учил домработницу Евгению готовить чай с бутербродами.

И, странное дело, она слушала его, не огрызаясь и не кривляясь, как это было с Борисом.

На ней была все та же странная одежда – джемпер и юбка с кружевной оборкой, что делало ее похожей скорее на представительницу богемы, художницу или поэтессу, но никак не помощницу по хозяйству.

За окном наливались фиолетовые сумерки, а в доме повсюду ярко горели разного рода светильники, лампы, люстры. Из-за этого все вокруг было не таким уж и безрадостным.

Неразобранные коробки продолжали портить вид, и тот факт, что Евгения к ним так и не притронулась, говорило лишь об одном: она еще не приняла решение, останется ли здесь или нет.

Приезд Петра она поначалу восприняла настороженно, сдержанно поздоровалась с ним, а когда он улыбнулся ей и сделал комплимент («Боже, кто эта чудесная девушка?!»), то Борис заметил, как глаза ее заблестели, на лице появилось подобие улыбки.

– Борис, тебе не кажется, что этот дом слишком велик для нас? Похоже, по этому холлу можно кататься на велосипеде. Женечка, вы составите мне компанию?

Она ему ничего не ответила, но продолжила следить за ним, щуря длинные, опушенные густыми ресницами, темные глаза. Голову домработницы по-прежнему уродовала пестрая шелковая повязка, вероятно, косынка или шарф, из-под которой выглядывали медного оттенка кудри.

– Друзья мои, – Петр решил взять ситуацию в свои руки и заговорил миролюбивым тоном, жестами подзывая брата и Евгению поближе к себе. – Поскольку нам здесь предстоит жить втроем и Женечка нас совершенно не знает, а потому напряглась, я это вижу, предлагаю нам всем выпить коньячку и немного расслабиться. И тогда наша маленькая фея увидит, что мы не такие уж и страшные. Она поймет, что я – писатель, человек творческий и неординарный, что мне, пока я пишу роман, нужно постоянно варить кофе и делать бутерброды. А мой брат Борис – человек совершенно другого склада, более серьезный и трезвомыслящий, он адвокат, этим все сказано. Однако Женя должна знать и понимать, почему мы переехали из Москвы сюда, в этот дом…

– Петр! Ты чего такое несешь? Переехали и переехали! – раздраженно воскликнул Борис, не понимая, с чего бы это Петя начал так расшаркиваться перед этой особой. Не хочет она здесь работать? Пусть убирается! Где это видано, чтобы домработница не умела готовить?! Вот уж действительно интересно, за какие такие таланты Григорий держал ее здесь и платил такие большие деньги? Вряд ли она была его любовницей, она вообще не может привлечь мужчину. Но тогда что? В чем дело?

– Да мне нет никакого дела до того, почему вы здесь. Мое дело – содержать дом в чистоте и порядке. Что же касается готовки, то я, конечно, готовила, но у меня как-то не очень получалось… Я вообще много чего умею, вожу машину, к примеру. Могу связать свитер или починить машину, расписать стену (кстати говоря, в холле все стены расписаны мной). Могу вышить вензеля на салфетках, вырастить помидоры или розы, составить шикарный букет, расписать цветочные горшки, сделать укол в вену, отчистить ковер от пролитого кетчупа или жира… Я талантливая во всем… кроме кулинарии. Я предупредила. Так что сами смотрите, нужна я вам или нет? Я умею выбирать хорошее мясо или овощи. Вообще разбираюсь в продуктах. У меня в комнате на третьем этаже есть целая полка книг по кулинарии, но что бы я ни приготовила, у меня как-то все получается невкусно… Это честно.

– Зато мой брат готовит шикарно, – не выдержав, с сарказмом произнес Борис. – Так что вы с ним сами и договаривайтесь!

Он и сам не мог понять, из-за чего так раздражен. Возможно, потому что пока не мог привыкнуть к присутствию рядом с собой совершенно чужого человека? Но привыкал же он в свое время к жене, которую едва знал (поженились спустя неделю после знакомства), к домработнице Соне, к собаке, которую купила, не посоветовавшись с ним, жена.

– А мы и договоримся! Я вообще очень люблю готовить. Но вот именно сейчас, этот месяц и следующий, я буду сильно занят. Я же говорил, что пишу роман. Так что, друзья мои, давайте уже все как-то успокоимся, выпьем, и каждый займется своим делом!

С этими словами Петр куда-то удалился, вероятно, в свой кабинет, расположенный в правом крыле дома на первом этаже, потому что вернулся довольно быстро, неся в руках бутылку виски.

Евгения моментально накрыла на стол, расставила пластиковые стаканчики, одноразовые тарелки, куда наложила дольки апельсинов и аккуратно нарезанный сыр.

– Ну, слава тебе, господи, сыр умеете резать! – хлопнул в ладоши Борис.

– Женечка, не обращайте на него внимания, просто у него тяжелый характер, это, во‐первых, во‐вторых, он не успокоится, пока вы не разберете все эти коробки, ящики и пакеты… Мой брат считает, что порядка в голове не будет до тех пор, пока вокруг все не будет разложено по полочкам.

Петр открыл бутылку и разлил виски по стаканчикам.

– Так вы согласны работать здесь? – спросил Борис, любящий во всем определенность. – Или теперь каждый раз будете твердить нам, что не умеете готовить и все такое?

– Ладно, по рукам. – Женя выпила виски и пожала руки обоим братьям. – Я остаюсь.

– Ну, слава тебе, господи! – воскликнул Борис. – Но как быть, я хочу есть! И что же нам теперь делать?

– Подождать хотя бы час, – сказала Евгения, встав из-за стола и метнувшись к холодильнику. – Если были бы продукты, то я могла хотя бы сварить яйца или сосиски. Еще пельмени у меня получаются довольно сносно! Но поскольку я только что приступила к своим обязанностям, то сейчас закажу еду в ресторане. Вы не против? Это очень хороший ресторан, называется «Красный бархат», там хорошо готовят. Я ВИП-клиент, у меня скидки. Так что открывайте сайт ресторана, изучайте меню и заказывайте!

Борис, недовольно хмыкнув, погрузился в телефон и заказал салат и курицу, Петр – пирог с мясом и два салата. Пока ждали заказ, Женя принялась таскать коробки, разбирать их, хлопая дверцами шкафов: ее как будто можно было увидеть практически одновременно в разных местах дома.

– Более несуразную дамочку я еще не видел, – поделился с братом впечатлениями от новой домработницы Борис. – Мало того, что она не готовит, так еще и выглядит как чучело.

– Боря, а как еще, по-твоему, должна была выглядеть молодая особа, которая собиралась работать в доме, где проживают двое мужчин? Я имею в виду, как должна выглядеть женщина, чтобы не понравиться своим работодателям? Она же нас совершенно не знает! Может быть, она когда-то обожглась, и вот теперь просто вынуждена скрывать свои прелести… Ты сам-то слышал себя? Вот что ты сделал, чтобы расположить ее к себе?

– Да мне только и остается, как думать о том, как расположить к себе прислугу! Ладно, оставим этот разговор. Что мы имеем на сегодня? Домработницу, которая пока что умеет носиться по лестнице и заказывать еду в ресторане. Это все!

– Попроси, может, она свяжет тебе свитер или соберет букет…

Братья сидели за столом и приканчивали бутылку виски, когда раздался звонок в дверь, пришел посыльный из ресторана.

Петр расплатился, а Евгения, бросив на ходу: «Эх, черт, ни скатерти у этих господ нет, ни посуды!», принялась накрывать стол. Все с теми же одноразовыми тарелками и приборами.

Уминая теплый мясной пирог, Петр даже урчал от удовольствия. Борис, раскиснув после виски, вяло поедал салат.

– А что же это вы себе, Женечка, ничего не заказали? – вдруг встрепенулся Петр.

– Заказала. Я гречку заказала и салат из капусты. Но я ем в маленькой комнате за кухней. Я уже привыкла.

С этими словами Женя исчезла.

Злясь на себя за то, что они с Петром не догадались привезти из своих городских квартир постельное белье, полотенца и посуду, Борис улегся спать на застеленной чужими покрывалами и пледами кровати. К тому же на чужой подушке, которая показалась ему слишком мягкой. Голова утопала в ней, как в невесомом облаке. Интересно, думал он, пытаясь уснуть, кто спал на этой кровати? Жена Гриши или сам Гриша? Не могли уж купить себе нормальные плотные подушки!

В какой-то момент он понял, что надо действовать, достал телефон, открыл в нем записную книжку и сделал необходимые пометки: что привезти из дома.

И только после этого, успокаивая себя тем, что завтра их быт будет налажен, что он, так и быть, попросит Евгению купить белье и посуду, он заснул. Но проснулся глубокой ночью и понял, что разбудили его голоса где-то в доме. Он встал и, не зажигая света, вышел из спальни. В холле горел приглушенный дежурный светильник. Голоса доносились со стороны кухни и принадлежали они двум женщинам, одна из которых была Евгения.

Искушение послушать, о чем она может с кем-то разговаривать, а темой для разговора наверняка стали ее новые работодатели, Борис, приблизившись к дверям кухни на максимально безопасное расстояние, замер, обратившись в слух.

– …два старых алкоголика, сбежавших из Москвы по неизвестным пока еще мне причинам, – услышал он знакомый голос и сжал кулаки. Уволю ее утром, немедленно! – Один, его зовут Борис, сразу возненавидел меня и, возможно, уже утром уволит меня. Второй еще более-менее, я бы даже назвала его милым, но он врет, говоря, что писатель. Я пробила его в интернете. Он известный меценат, очень богатый человек, в прошлом известный светский тусовщик, бабник, но чем конкретно занимался и как нажил свое богатство, я так и не поняла. В последнее время о нем как-то подзабыли. Предполагаю, что их желание бросить Москву, свои шикарные квартиры и перебраться в Подольск, сюда, в лес, связано с криминалом. Думаю, этот Борис (кстати говоря, он не соврал, когда сказал, что адвокат) вляпался в какое-то нехорошее дело, может, защитил кого-то, кого не следовало защищать…

– Хочешь сказать, что человек может сбежать сюда от проблем? Нет-нет, Женя, это просто твои домыслы. Ты всегда во всем видишь криминал.

Этот голос принадлежал женщине с более грубым голосом. Кто она такая и почему притащилась в их дом в три часа ночи?

– Если бы этому адвокату грозила реальная опасность от своего клиента или полиции, прокуратуры, то он сбежал бы за границу, а не сюда. Я предполагаю, что они сбежали от жен или любовниц. Что все дело именно в их личной жизни. Но тебя-то это почему волнует? Ты же просто домработница. Прибирайся здесь, получай денежки и живи спокойно. Ты сказала им, что не умеешь готовить?

– Сказала. Была уверена, что меня не возьмут. Но почему-то согласились есть ресторанную еду. Может, просто еще не разобрались, что к чему? И в ближайшем будущем подыщут мне замену?

– А тебе что, так трудно научиться готовить? Я сколько раз предлагала тебе помочь! Уж базовые-то блюда могла бы и освоить. Ты же умная, у тебя не голова, а дом советов! Женька!

– У меня не получается. Я же сто раз принималась готовить, причем самые простые вещи. Может, мне терпения не хватает? И никак не пойму, к примеру, в какой последовательности запускать в бульон капусту или картошку… Как эту поджарку делать. Короче, пока что за те пять лет, что я проработала в этом доме, я перевела тонну продуктов, а в результате добилась лишь единственный раз не сжечь яичницу. Мне проще вскопать грядки или перемыть все окна в доме, чем почистить картошку… Тоня, все, хватит о готовке. Настроение и без того на нуле. Я не уверена, что меня завтра не уволят. Ты знаешь, я люблю во всем определенность, а тут – полная неразбериха.

– А твои новые хозяева знают, что ты родственница Марты?

– Зачем? Они сразу поймут, что Гриша платил мне так щедро по-родственному, терпел меня из-за жены. Если бы не это обстоятельство, разве он согласился бы, чтобы я работала у них?

– Тогда, если эти двое не уволят тебя и согласятся платить по сто тысяч, считай, что ты вытянула счастливый билет!

– Это да. Слушай, как хорошо, что ты пришла! Виски уже закончилось, эти мои алкоголики все выпили, но у меня есть клубничный ликер. Где-то пачка печенья была… Что это мы все пустой чай пьем?

– Женя, ты хотя бы знаешь, который час?

– Нет… Я же коробки разбирала, потом в ванной комнате прибралась… Закружилась. Представляешь, эти господа не догадались привезти полотенца! Хорошо, что в буфете на кухне я нашла два кухонных… Не знаю, как они ими вытирались.

– Сейчас четвертый час…

Возникла пауза. Обе женщины затихли. Одна замолчала, вероятно, наслаждалась произведенным эффектом, другая, растерявшись и не веря своим ушам.

– Тоня, но ты же приехала ко мне всего полчаса тому назад… Что случилось?

– Наконец-то!

– Умер кто? Заболел? Тебе нужна моя помощь? Да что случилось-то?! Я тут тебе разные глупости рассказываю про себя, а ты прикатила ко мне под утро, а я даже не поинтересовалась…

– Да ладно, расслабься. Со мной и моей семьей все в порядке. Все живы и здоровы. Тут в другом дело… Помнишь тот старый барак возле железной дороги, который должны снести?

– Ну как же, конечно, помню. И что с ним? Сгорел?

– Женя, типун тебе на язык! Он стоит пока что. Но у меня там две комнаты, которые я в последние годы уже никому и не сдаю, потому что они в ужасном состоянии, и боюсь, что там в скором времени поселятся бомжи.

– Ты же говорила, что соседи присматривают за квартирой.

– Повторяю, у меня там не целая квартира, а только две комнаты, это же была коммуналка с тремя комнатами, одну я выкупила, теперь две, осталось выкупить третью, вот этим вопросом я как раз сейчас и занимаюсь. Как вся квартира станет моей, а барак снесут, будет шанс получить квартиру в новостройке, в «Кленовых аллеях»…

– Ну да, ты говорила. И что? Не можешь найти собственников этой комнаты?

– Да дело не в этом… Мне соседка по бараку, Вика Фомина, сегодня вечером позвонила. Она хоть и пьет страшно, запойная и все такое, но еще не все мозги пропила. Она звонит мне очень редко, последний раз вообще года два тому назад, когда ей срочно понадобились деньги, причем небольшие и не для себя… Ладно, я снова не о том.

– Тоня, ты пугаешь меня.

– Она позвонила и сказала, что из моей квартиры доносился шум. Сильный шум. Что надо бы проверить, что там такое случилось.

– Но квартира же пустая? Ты же только что сказала, что никому ее не сдаешь!

– Никому, кроме двух девушек. Там странная такая история. И длится все это уже шестнадцать лет. Каждый год в течение этого времени они звонят мне, а иногда, когда у меня меняется номер телефона, приезжают ко мне на Бородинский бульвар и снимают на два дня, девятое и десятое августа, одну и ту же комнату.

– Зачем?

– Думаю, у них с этой комнатой что-то связано. Они сестры. Симпатичные такие, прилично одетые. Приезжают не с пустыми руками, с продуктами. Я как-то заехала туда как раз девятого августа, примерно в обед, у меня просто дела были поблизости, я как раз встречалась с хозяином третьей комнаты, собиралась поговорить с ним о продаже комнаты. Так вот, поднялась в квартиру, позвонила, вернее, постучала, потому что звонок уже давно не работает, его с мясом кто-то вырвал… Дверь открыла одна из девушек, ее зовут Вероника. Я зашла, чтобы попросить их, когда они уедут, хорошенько проверить газ и свет. Она меня, понятное дело, не пригласила, но я увидела за ее спиной комнату, накрытый стол, а за столом справа ее сестра Катя. А вот слева стоял третий стул, и на нем, представляешь себе, сидела кукла. Такая большая кукла…

– Кукла?

– Да. Понимаешь? То есть сестер было две, а стол был накрыт на троих.

– И? – в нетерпении воскликнула Женя. – Не тяни!

– Сегодня десятое августа. То есть вчера они туда приехали и вечером оттуда раздались какие-то крики, шум… Вот Вика мне и позвонила. Я приехала туда, а там никого уже нет. В комнате бардак. Скатерть со стола сорвана, причем она вся красная от пролитого вина, тарелки и закуски на полу, рядом валяется кукла… Такое страшное, я тебе скажу, зрелище! Но главное – на полу следы крови, как будто бы по полу кого-то тащили… Прямо как в ужастике каком-то. Вот я теперь и переживаю. Вдруг это были сатанисты какие-то? Пришли, убили девчонок, выволокли из комнаты… А комната-то моя!

– Ты там к чему-нибудь прикасалась? – строгим тоном спросила Евгения.

– Я же не дура какая. Нет, конечно.

– Ну ты даешь, подруга! Так вляпаться! И зачем ты только сдавала им комнату? Разве не понимала, что все это какая-то бесовщина? Да я, когда бы только куклу за столом увидела, сразу бы поняла, что они занимаются черной магией. Ты фамилии этих девчонок-то знаешь?

– Конечно, знаю. Супонины. Катя и Вероника Супонины. Понимаешь, когда раньше я после их визитов приходила в квартиру, то комната была чистая, все убрано. Посуда вымыта. Кстати, белая скатерть, та, что сейчас там валяется на полу, залитая вином, не моя. Они с собой, значит, скатерть привозили, продукты, вино, водочку. Только тарелки мои и салатницы с рюмками использовали. Ну и постельное белье я им оставляла, они же ночевали там.

– А они не объясняли, зачем им эта комната?

– Сказали, что это семейное дело. А я особо и не расспрашивала. Они платили мне пять тысяч за два дня, и я как-то уж привыкла, что на все эти деньги всегда покупала мясо. Получала деньги и сразу же отправлялась на рынок. Я и позавчера так сделала, как только они мне перевели деньги, сразу же пошла на рынок.

– А ты их видела?

– Нет! Они знают, где ключи, в условленном месте в подъезде, в стене за трубой. Они звонят мне, переводят деньги? и все! Дело-то обычное!

– И что теперь будешь делать? Позвонишь в полицию?

– Не знаю…

– Ни в коем случае! – рявкнул Борис, появившись на пороге кухни.

Евгения в ужасе закричала, а ее приятельница Тоня от неожиданности выронила пластиковый стаканчик с чаем.

4

11 августа 2021 г

– Ты что-то припозднился, мил человек, – сказал Александр Васильевич, открывая дверь своему мастеру Павлу. – Уж ночь на дворе. С машиной что случилось? Или в другое измерение попал?

Старик усмехнулся, поглаживая усы.

– Не знаю, о чем вы… И что это за измерение такое? У меня машина сломалась, пришлось ремонтировать прямо на дороге. Потом женщину одну беременную подвозил.

Павел врал так, что и сам уже было поверил в существование беременной женщины. Подобная история с ним случилась лет пять тому назад, когда в снегопад он подвозил роженицу в больницу, она чуть было не родила в его машине. Но почему бы не воспользоваться этой историей и сейчас, чтобы не рассказывать всю правду о том, как он в густом бурьяне Водыкинской больницы нашел двух девушек, выпавших из времени и пространства?

Жена Павла, Марина, всю прошлую зиму смотрела сериал про девушку, которая попала в старинную Шотландию. Он даже вспомнил название сериала – «Чужестранка». Сюжет поначалу захватил только жену, но потом, как-то само собой получилось, на него подсел и сам Павел. Возвращаясь с работы, уставший, после душа и плотного ужина, он ложился на диван рядом с женой, которая смотрела телевизор, и с закрытыми глазами слушал сериал. У него картины крутились в голове сами, он словно смотрел свой собственный сериал в полусне. Конечно, принять тот факт, что люди могут перемещаться во времени, было трудно, даже невозможно. Но, с другой стороны, рассуждал Павел, уложив полумертвых девушек на заднее сиденье и направившись в больницу, расположенную в семи минутах езды от Водыкино, с ним же сейчас происходит то же самое. Эти девушки, из плоти и крови, но крепко спящие или же находящиеся в бессознательном состоянии, прибыли сюда из прошлого. Об этом говорит все – и замысловатые прически, хоть девушки были растрепаны, и одежда, какую носили женщины после войны, ботинки на шнуровках. Вот каким ветром из занесло сюда? Явно эти колдуньи или сатанисты наколдовали, вызвали их из прошлого, встряхнули как следует время, открыли в глубоких подвалах больницы портал…

Про порталы Павел знал из компьютерных игр, которыми увлекался в свое время, когда у него не было работы и он целыми сутками сидел за компьютером. Перемещаться из одного портала в другой было интересно, аж дух захватывало. Но все же это была игра. А что сейчас? Расскажи он, что с ним случилось на пустыре, его сочтут либо лгуном, либо патологическим фантазером, либо просто покрутят пальцем у виска, мол, чокнулся мужик.

Поначалу, увидев девушек, он так испугался, что словно окаменел. Он не мог повернуться, не мог даже ничего говорить. Просто стоял и смотрел на этих покойниц, тела которых располагались буквой «х», то есть их ноги были перекрещены, лежали одни на других, а верхняя часть туловища и головы расходились в разные стороны. Случайно ли так вышло или же таким образом девушки, еще живые, должны были улечься, чтобы их ветром сдуло из одного мира в другой, из одного временного пространства в другое?

Он не боялся покойников, но вот эти девчонки жути навели. Оставлять их здесь, на пустыре, было нельзя. Не по-людски это. Да и с научной точки зрения девушки представляли большой интерес. Поэтому, приняв девушек за покойниц, он первым делом вызвал бы полицию, рассказал бы, при каких обстоятельствах их нашел. Он был уверен, что полицейские, услышав его рассказ и увидев чудны`х покойниц, и не вспомнят о том, что делал он сам на пустыре, не оштрафуют за то, что выбросил там мешки с битым кафелем.

Но когда он приблизился к ним, склонился, чтобы пощупать пульс, то вздохнул с облегчением – они обе были живы.

Дрожащими руками он поднял сначала одну и понес к машине, уложил на заднее сиденье, потом вернулся за второй, положил ее валетом по отношению к сестре. То, что девушки были сестрами, он понял сразу, как только поближе рассмотрел их лица. Симпатичные, светловолосые, молоденькие, стройные. Их лица были сильно напудрены, а яркая красная губная помада размазалась вокруг губ.

Промелькнула мысль, что их могли изнасиловать, но уж больно аккуратно выглядела одежда, а задирать юбки он бы не посмел, чтобы хотя бы осмотреть нижнее белье. Нет, все было чистым, опрятным и даже выглаженным. Но когда нес девушек, понял, что ботинки обуты на голые ноги, ни чулок, ни колготок. Если бы он понял, что на них современные эластичные колготки, он сразу успокоился бы. Мало ли кто из современных модельеров-дизайнеров одежды не придумал новую моду на основе послевоенных моделей, уж как-то эти наряды можно было бы объяснить. Но ни одного признака того, что девушки современные, реальные, ни одной детали одежды или аксессуаров, которые свидетельствовали о том, что они из настоящего времени, он так и не нашел.

Он привез их в больницу, пока вез, думал только об одном – чтобы довезти их живыми.

Припарковался у входа в клинический центр (это было самое близкое к Водыкинe медицинское учреждение), вышел из машины, вошел и бросился к первому попавшемуся человеку в белом халате. К счастью, им оказался врач. Павел сообщил ему, что нашел девушек на пустыре и что они, к счастью, живы…

И тут началось. Забегали, забрали и уложили девушек на носилки и увезли куда-то, покатили вдоль белоснежного коридора… Очень быстро появился полицейский, затем приехал следователь. Им предоставили маленький кабинет, где следователь Валентин Михайлович Ромих (Павел на всю жизнь запомнил его странную фамилию) расспрашивал его об обстоятельствах дела: как он оказался на пустыре, в каком положении находились девушки, может ли он показать это место.

Конечно, он мог! И тогда они отправились на пустырь уже вместе с Ромихом и в сопровождении полицейского. Но, оказавшись на пустыре, не сразу пошли к месту, а дождались, как Павел понял позже, экспертов. Приехала машина, оттуда вышел человек с чемоданчиком, за ним появился фотограф.

– Вот здесь я их и нашел. – Павел показал точное место, небольшую вытоптанную полянку с примятой травой и торчащими вокруг сухими грубыми стеблями чертополоха.

В какой-то момент ему так захотелось пить, что он не выдержал и попросил следователя дать ему воды, надеясь, что в его машине найдется дежурная бутылка.

– А что вы делали тут? – Cледователь, протягивая ему бутылку и пластиковый стаканчик, уже в который раз спросил это. Павел знал эту странную черту многих людей, задавая вопрос, не дожидаться ответа, типа спросил и хватит, затем еще и еще. Такое случается, если человек крепко о чем-то задумывается и становится рассеянным.

– Я же говорил вам: выбросил здесь мешок с кафелем, я мастер, ремонтирую квартиры. Поленился ехать на городскую свалку и решил оставить мешок здесь.

Он намеренно сказал про один мешок, мало ли, если он скажет, что мешков было пять, следователь отреагирует уже конкретно, после чего его оштрафуют.

Он понятия не имел о размерах штрафов, а потому, вдруг прикинув, что штрафы могут быть слишком большими, испугался, что ему придется отдать все, что он заработал за последнее время. Нет-нет, этого он не мог допустить, а потому решил поменять тему разговора, сбить следователя.

– Вам не показалось, что их занесло сюда из сороковых годов? Вы видели их одежду? Обувь?

И он начал делиться впечатлениями и мыслями с Ромихом. Но на озабоченного своими мыслями следователя его слова не произвели ровно никакого впечатления. Бросив через плечо: «Да сейчас все одеваются так, кто как хочет», он внимательно наблюдал за работой экспертов, до этого обследуя территорию метр за метром. Понятное дело, следователя интересовало одно: кто и зачем привез девушек на пустырь? Предположения впечатлительного свидетеля о том, что девушки могли быть занесены сюда фантастическим ветром прошлого, его мозг не воспринял вообще.

Он постоянно кому-то звонил, чаще всего, судя по разговору, судмедэксперту, потому что расспрашивал о том, что с девушками и в каком они состоянии, когда будет готов анализ крови, не изнасилованы ли они.

– Похоже, их просто чем-то накачали, – позже говорил он кому-то по телефону. – Следов инъекций нет, значит, напоили. Предположительно, снотворным. Но каким-то бронебойным, завтра все узнаем точно.

Павла отпустили поздно вечером, когда все его показания были записаны, запротоколированы. Ну прямо как в кино! И какое счастье, что девчонки оказались живы!

Примерно в полночь в ворота постучали. Ромих! Надо же, какой дотошный следователь! Приехал по указанному в протоколе адресу, чтобы проверить, действительно ли свидетель работал в этом доме. Напугал старика, с которым Павел прикончил бутылку самогона за рассказом о случившемся, но быстро и уехал.

– Да, парень, вот не послушал ты меня, – ворчал Александр Васильевич, открывая вторую бутылку после того, как за следователем была заперта калитка. – А если бы девчонки были мертвые, влип бы по полной, может, и загремел бы на нары.

– И не говорите… – Павел наложил себе в тарелку квашеной капусты и соленых огурцов. – Самому не по себе. Завтра заеду в больницу, проведаю их. Интересно же посмотреть, проснулись они или нет. Может, узнаю, кто они такие.

– Мой тебе совет – забудь про них. Живи себе дальше, и все. Ты понял, Паша?

– Да понял я, понял.

– Говорил же тебе, что там нечистая сила обитает. Неужели еще не понял, что все это опасно? К тому же не факт, что они до сих пор в больнице.

– Как это?

– А вот так. Придут к ним утром в палату, а там – никого. Вот так-то, – и старик поднял кверху указательный палец.

– В смысле? – Голова у Павла уже кружилась, его подташнивало.

– Может, они уже вернулись туда, откуда явились. Так понятно?

5

10 августа 2021 г

Утром, появившись на кухне, Борис застал такую картину. За столом, накрытым для завтрака, сидели Петр, Евгения и ее приятельница Антонина, женщина средних лет, румяная, аккуратно причесанная, в белом спортивном костюме.

– Присаживайся, Борис, я сырники приготовил, – со счастливым видом сказал Петр. – Женечка с утра съездила в город и привезла продукты. Кофе еще горячий. Кстати, познакомься, это Антонина, подруга Жени.

На этот раз голову Евгении украшала повязка бирюзового цвета, а платье, светло-голубое, с белым воротничком, делало ее похожей на барышню-крестьянку из мыльной оперы. Что творится в голове этой особы? Зачем дразнит всех нелепыми нарядами?

Петр, к счастью, сменил драгоценный велюровый халат на джинсы и белую рубаху, только фартук в цветочек, в котором готовил завтрак, снять не успел. Вот кто по-настоящему радовался жизни и кого ничто не раздражало!

– Так и будешь готовить завтраки, обеды и ужины? – Борис не смог промолчать.

– А что? Мне нравится! И вообще, Борис, у нас же гости. Не мог бы ты как-то полегче?.. – Петр сделал страшные глаза, как бы упрекая брата в грубости.

– Я в своем доме, а потому мне не стоит делать замечания. Что же касается нашей гостьи, то я ее не приглашал. Она сама явилась в три часа ночи и разбудила меня.

Антонина, опустив стаканчик с кофе на стол, даже открыла рот, не зная, как отреагировать на его слова.

– Тоня, я вам еще ночью сказал, что вы, похоже, крепко влипли в нехорошую историю. Очень хорошо, что вам хватило ума не двигаться с места и оставаться в нашем доме, потому что, если бы вы отправились туда самостоятельно, да еще и вызвали бы полицию, вас, вполне вероятно, арестовали бы по подозрению в убийстве.

– Матерь божья! – громко воскликнула Тоня и машинально перекрестилась. – Так что же мне делать?

– Я что-то пропустил? – спросил Петр.

– Антонина сдавала комнату двум особам, так на протяжении шестнадцати лет и каждый раз девятого августа, так?

– Так.

– Сколько же им лет, этим девушкам?

– Примерно двадцать пять, может, меньше.

– И что, они снимали у вас комнату, будучи детьми?

– Нет-нет, сначала они приезжали со взрослой женщиной, но тогда этим занимался мой муж, он их и встречал, и ключи передавал. А потом, когда он начал работать вахтовым методом и ездить в Сургут, это пришлось делать мне. Я только последние лет пять сдаю им комнату, словом, занимаюсь этим вопросом.

– Тоня, но почему ты ни разу не спросила, зачем они приезжают к тебе? И что это за число такое памятное для них – девятое августа? Да я бы ради любопытства все у них выспросила! – подала голос Евгения.

– Для начала надо бы выяснить, что случилось в их семье шестнадцать лет тому назад, – сказал Борис. – Выяснить, кто проживал в этой комнате до того, как вы выкупили ее.

– Да я и так знаю, я купила ее у одного парня, который купил ее у бывших хозяев. Но вот кто они такие – не знаю. Да и зачем мне было это узнавать? Я выкупила ее за смехотворные деньги.

– Постойте-постойте, вы, я вижу, все в теме, но расскажите же и мне тоже про этих девушек! – Петр выглядел обиженным.

– Петя, если в двух словах, то слушай… – Борис вкратце рассказал историю, которую услышал ночью от Антонины.

– Не знаю, как вам, а мне все это кажется безумно интересным! И если бы я писал детектив, то непременно…

– Кажется, ты взялся писать исторический роман! – раздраженно воскликнул Борис.

– А может, я еще не определился с жанром? Я – свободный человек и пишу то, что хочу! Конечно, я не собираюсь писать детективный роман, но мнение-то свое я высказать имею право?

– Валяй! – брякнул Борис.

– Меня больше всего заинтересовала кукла. Она же была третья за столом, так?

– Да, – ответила Тоня.

– А как выглядела кукла?

– Да обычная старая потрепанная кукла. Правда, довольно большая.

– Она была одета?

– Да, на ней было ситцевое платье. Волосы рыжие, взлохмаченные.

– То есть не пупс?

– Хочешь сказать… – собирался вставить Борис, но Петр жестом остановил его.

– Девятое августа – это день смерти близкого им человека, девочки. Возможно, их сестры, – сказал Петр. – И они снимали эту комнату, чтобы помянуть ее.

– Ну точно! – всплеснула руками Женя и даже встала из-за стола. – Конечно! Вполне вероятно, что эти девочки проживали в твоей комнате. Нужно просто навести справки, и все станет ясно!

– Борис, – Петр повернулся к нему. – А, Борис?

– Что вы хотите от меня? Я перебрался сюда подальше от всего этого… от криминала, от всех этих клиентов, которые считают, будто бы я волшебник и могу запросто отмазать их… Я устал. Петя, ты прекрасно знаешь, о чем я.

– Но тебя же никто и не нанимает в качестве адвоката. Ты же сам сказал, что у Тони, которая сдавала комнату девушкам, могут быть неприятности из-за того, что в ней кого-то замочили…

– Что-о-о-о! – Антонина вскочила и заметалась по кухне.

– Так вы же поэтому и приехали сюда ночью, разве не так? – спросил Петр. Выражение его лица изменилось, он уже не казался таким спокойным и счастливым. – Если там кровь и следы волочения, а девушек и след простыл, к тому же раньше они после своих поминок прибирались и оставляли ключи в условленном месте, значит, там точно кого-то прибили. Причем насмерть.

– Он правду говорит, – кивнул Борис. – Надо бы съездить туда и все хорошенько осмотреть. А если девушки вернулись, все помыли, и мы найдем ключ от комнаты и квартиры в условленном месте за трубой?

– Ох, это было бы настоящим счастьем! – вздохнула Антонина.

– Вы могли принять за кровь какой-нибудь кетчуп. Или же там было не так много крови, может, там вообще побывали чужие люди, бомжи какие-нибудь, которые подрались, разбили друг другу носы. А следы волочения вам тоже могли показаться таковыми, а на самом деле просто размазали обувью кровь. Ну что, Петя, съездим? Посмотрим?

– Конечно! Пойду переоденусь.

– Я тоже хочу, – сказала Евгения. – Можно? Тоня же поедет, это же ее комната…

– Тоня поедет, а вы – нет, – резко сказал Борис. – Вы ночью назвали нас с братом алкоголиками, хотя сами хлестали виски наравне с нами. И вы хотите после этого, чтобы я взял вас с собой? Да еще надели это дурацкое платье. Зачем? В нем что, очень удобно пылесосить или мыть полы?

– Так вы меня не увольняете? – почему-то вместо того, чтобы расстроиться, улыбнулась Женя.

– А разве вчера мы не договорились обо всем? Или же вы теперь каждое утро будете справляться о том, уволили мы вас или нет? И это вместо того, чтобы взять кулинарную книгу и попытаться приготовить сырники?! Я просто поражен!

– Я переоденусь! – просияла Женя, вскакивая из-за стола. – Вот только со стола уберу.

– Мой кофе не трогать, я еще его не допил, – буркнул, скрывая улыбку, Борис, испытывая удовольствие от того, что ему удалось при всех отчитать дерзкую домработницу, и обратился к брату: – Поедем на моей машине.

На самом деле он, удалившись от своих адвокатских дел, которые, по его мнению, вынули из него всю душу и привели его к профессиональному выгоранию, просто не знал, чем себя занять. История с девушками, которые девятого августа кого-то там поминают, показалась ему занимательной. К тому же он мог просто взять и помочь женщине избежать проблем, которых она явно не заслужила. Конечно, вряд ли это был кетчуп, а не кровь. Уж женщина сможет отличить кровь от соуса. И следы волочения отличаются от размазывания крови по полу. Судя по всему, действие разворачивалось в старейшем бараке, что сохранился еще с прошлого века и был построен для рабочих железной дороги. Он примерно представлял себе этот дом, полуразрушенный, похожий на кусок старого засохшего сыра, политого жиром и в черных точках плесени. И комнаты там – сплошное убожество и разруха, где стены с ободранными обоями, двери расшатанные, а крученые грубые старые провода с толстым слоем краски в любую секунду могут вызвать замыкание и пожар. И вот в такой барак, в одну из жутких комнат, где все смердит смертью и отчаянием, каждый год приезжают две девушки, привозят с собой куклу, которую сажают за стол, закуски, выпивку и даже скатерть!

Что же там произошло? Хорошо, что хотя бы фамилии и имена девушек Антонина знает: Супонины Екатерина и Вероника. Это уже кое-что.

Из всей компании по-настоящему переживала, конечно, Антонина. Она всю дорогу, как и ее подружка Евгения, молчала. Петр, как всегда расслабленный и довольный жизнью, наслаждался видом из окна – машина летела сначала вдоль соснового бора, затем по трассе. Погода была солнечная, теплая. Что ж, возможно, и ему, Борису, воспринимать все происходящее как приключение?

Соседка позвонила Антонине и сказала, что вечером из квартиры доносились шум и крики. Кто кричал? Вероятно, тот, чья кровь оказалась на полу. Может, сами сестры разругались в пух и прах и подрались? Но даже если это и так, разве они не понимали, что оставлять квартиру в том состоянии, в каком они оставили ее, опасно? Что хозяйка-то увидит, насторожится и вызовет полицию. Что их будут искать!

Вот он, дом. Примерно такой, каким и представлял его себе Борис.

– Ну и дом! – воскликнула Евгения, когда машина, миновав железнодорожный переезд, начала приближаться к жуткому протухшему бараку. – Да это же просто идеальное место для убийства!

– Женя! – одернула ее Антонина. – Мне и так страшно!

Вошли в подъезд, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Петр зажал пальцами нос.

– Ну и вонища! – прогнусавил он. – Хоть всех святых выноси!

– Да здесь уже почти никто и не живет, – извиняющимся тоном ответила ему Тоня. Она поднималась первая, звеня ключами.

– Это ваши ключи?

– Да. Мои. Запасные ключи, те, которыми пользовались Супонины, я, заперев квартиру, положила вот сюда, за трубу.

И с этими словами, добравшись до места, Антонина извлекла ключи!

– Одно из двух, – сказал Борис. – Либо девчонки вернулись, чтобы прибраться, либо квартира так и стоит такая, какой вы ее и оставили, Тоня. Вот только напрасно вы, Тоня, взяли ключи в свои руки.

– Поняла…

– Ну, конечно! Там могут быть отпечатки пальцев. Ладно, давайте их сюда.

С этими словами Борис, надев тонкие прозрачные перчатки, которыми запасся перед поездкой, взял ключи и отпер ими дверь.

– Жуть! – закашлялся Петр, когда им в лицо ударил резкий запах хлорки.

– Вот! Говорю же, убрались! – Антонина рванула внутрь квартиры, понимая, что так здесь может пахнуть только после уборки.

Пробираясь через захламленный старыми вещами, какими-то тазами, коробками и велосипедами коридор, компания остановилась перед дверью в комнату, Борис толкнул дверь, она поддалась.

– Ну да, точно, комнату вымыли, – сказала Антонина. – Пол еще влажный. Все помыли, и посуду, и стол. Получается, что зря я вас побеспокоила. Скажете еще, что я все это придумала: и бардак этот страшный, и кровь на полу. Вот здесь рядом со столом была кровь, и оттуда как раз до двери тянулся след волочения…

– Всем стоять и не шевелиться! – Борис присел и начал изучать половые доски от порога и вдоль коридора. – А вот здесь никто не мыл. Хотя следы, вот они, видите? Засохли? Точно кого-то тащили. Может, одна сестра другую прибила…

– Боря, что ты девушек пугаешь? Они и без того зеленые от страха!

– Так что будем делать? Вызывать полицию или нет? – спросила осторожно Антонина.

– Мы сами себе полиция. Если здесь что-то и произошло, к примеру, убийство… Если, говорю, здесь прибили кого, то рано или поздно местные жители об этом узнают. Может, найдут труп бомжа какого-нибудь, который вломился к девчонкам ночью, напугал их до смерти, и они огрели его бутылкой по голове… Вот, кстати говоря, смотрите, стеклянная пыль… А вот и осколочек зеленый… Ну точно здесь что-то произошло. Тоня, позвоните им…

– Веронике?

– У вас же есть ее телефон.

– Конечно.

– Вперед! Сейчас позвоните, и сразу все выяснится.

– А раньше позвонить ей нельзя было? – сощурила глаза молчавшая до этого Евгения. – Что, никому в голову не пришло?

– Надо было сначала увидеть комнату, – ответил ей Борис, раздражаясь, как если бы его упрекнули в несообразительности.

– Ну так я звоню?

– Звоните-звоните, поговорите с ней так, как если бы ничего не случилось и вы не видели погром в комнате.

– Может, никому звонить не надо и просто запереть комнату и уйти, забыть про все? – тихо предложил Петр.

– Звоните, – твердо сказал Борис. И Антонина позвонила. Для удобства, чтобы все услышали ее разговор, она включила громкую связь.

– Вероника? – спросила она тишину и легкий треск в телефоне.

– Кто это? – раздался мужской голос.

Петр тяжело вздохнул и постучал себя костяшками пальцев по лбу, давая понять брату, что вот сейчас начнутся проблемы.

– Позовите, пожалуйста, Веронику, – нетвердым голосом попросила Тоня.

– Не бросайте трубку! – грубовато произнес все тот же мужской голос. – С вами говорит следователь Следственного комитета майор Ребров. Кто вы и кем приходитесь для Вероники Супониной?

– Я?.. Ее знакомая… – растерялась Антонина и теперь во все глаза таращилась на Бориса. – С ней что-нибудь случилось? Почему трубку взяли вы?

Борис одобрительно кивнул и даже поднял большой палец правой руки.

– Вы должны подъехать в Следственный комитет, запоминайте адрес… Спросить Валерия Николаевича Реброва.

Лицо Антонины стало такого же белого цвета, как и ее спортивный костюм. Она часто заморгала, а кончик носа ее покраснел, она того и гляди готова была заплакать.

Борис сделал ей знак, чтобы она соглашалась.

– Ну вот и все! – гаркнул Петр, когда Тоня отключила телефон. – Вы, Тонечка, скажу я вам, крепко влипли! А я говорил, Боря, чтобы она не звонила! Чтобы мы просто взяли и ушли отсюда!

– А дельце-то становится все интереснее и интереснее! – Реакция Бориса на ситуацию в корне отличалась от реакции брата, он от удовольствия, что вся компания как бы влипла в криминальное болото, даже потирал руки.

– Борис, чему вы так радуетесь? – не выдержала Женя. – Если трубку взял мент… я хотела сказать, следователь, значит, с Вероникой что-то случилось! И, возможно, ее уже нет в живых…

– Говорю же, дельце интересное. Ну, что ж, друзья мои, предлагаю теперь вам всем вернуться домой и все хорошенько обсудить. Вы, Женя, закажите обед на четырех человек, а по дороге купим одноразовую посуду. Когда еще раскошелимся на дорогой фарфоровый сервиз!

– У вас нет сердца, вот что я вам скажу, понятно? – огрызнулась Женя. – А ты, Тоня, не переживай. Борис у нас крутой адвокат, он не даст тебя в обиду, ведь так?

– Золотые слова! – продолжал радоваться Борис, как если бы не разобрался в глубоком смысле слов своей домработницы, только что успокоившей приятельницу в том, что защита адвоката в его лице ей уже гарантирована.

– Может, я что-то не так поняла, – начала Антонина, не доверяя словам Жени по поводу адвоката, – но тут и козе ясно, что я оказалась втянута в нехорошую историю и меня, вполне вероятно, могут арестовать. Я на самом деле могу рассчитывать на вашу помощь, Борис, или… Просто я хотела бы прояснить сразу – денег на такого крутого адвоката, каким, по словам Жени, вы являетесь, у меня попросту нет.

– Успокойтесь, милая, никто вас не арестует, и если вы и будете проходить по этому делу, то исключительно как свидетель. Но полицию мы вызвать просто обязаны.

– Борис, поехали уже отсюда! – взмолился Петр, лицо которого было искажено словно от боли. – Если ничего не предпринимать и никого не вызывать, то никто никогда и не побеспокоит Тоню. И никто не узнает про эту комнату и то, что ее снимали девчонки.

– Ошибаетесь, Петр, – судорожно вздохнула Тоня. – Если с Вероникой или ее сестрой произошло что-то страшное, то первое, что сделает следователь, это ознакомится с историей ее звонков. А она звонила как раз мне. И меня найдут, полиция приедет ко мне домой, а у меня семья, дети. Начнут расспрашивать, что меня связывает с девочками, и я вынуждена буду рассказать им о том, что сдавала им комнату. И вот тут посыпятся вопросы: зачем это двум современным девушкам снимать комнату в гнилом бараке? Что мне известно о них, о девочках? И когда я начну рассказывать всю правду о том, что они снимают комнату каждый год…

– Да, лучше уж самим вызвать и все честно рассказать, – сказал Борис. – А ты, Петя, не советуй того, в чем не разбираешься. Первое, что мне надо будет сделать, это попытаться найти хорошего следователя следственного отдела города Подольска через своих московских знакомых. Я работаю только таким образом.

Пусть это будет длинная цепочка из представителей Главного управления Следственного комитета, бодро размышлял он, заранее настроенный на благоприятный исход поисков, но зато он будет работать в паре с проверенным и честным человеком. Как он там представился? Ребров? Кто такой? Может, Подольск и вовсе можно оставить в покое и выйти сразу на этого Реброва, у которого сейчас находится телефон Вероники Супониной?

– Как зовут этого Реброва? Валерий Николаевич?

– Да, – убитым голосом подтвердила Женя. Никому же и в голову не пришло, что во всем, что сейчас случилось, косвенным образом виновата и она. Ведь это же к ней в три часа ночи прикатила Тоня со своей проблемой. Хотя если бы Борис не подслушивал (какой же он все-таки грубый и невоспитанный человек!), то они не стояли бы здесь сейчас вчетвером, всей компанией, гадая, что же произошло в комнате барака, кому принадлежит кровь на полу и, главное, почему телефон Вероники Супониной находится сейчас у какого-то там майора Реброва.

– Возвращаемся домой, завтракаем, потом каждый занимается своим делом. Вы, Тонечка, спокойно возвращайтесь к себе домой, вы, Евгения, заказывайте нам кашу в ресторане, раз уж не в состоянии приготовить элементарную овсянку…

– Боря, я сам сварю кашу и кофе, – отмахнулся от несуществующей проблемы Петр, радуясь уже тому обстоятельству, что они сейчас вернутся домой. И вдруг воскликнул: – Какой завтрак? Я же уже накормил вас сырниками!

– Пусть это будет второй завтрак, – невозмутимо отреагировал Борис, голова которого сейчас была заполнена новой для него информацией, которая захватила его целиком, да так крепко, что он напрочь забыл про то, что они уже завтракали. – Вы, Женя, уж будьте так добры, включите кофемашину и приготовьте нам кофе. А я после завтрака отправлюсь в Москву, разыщу Реброва, а там уж разберемся, что произошло с вашей Супониной. Кстати, а как сестры Супонины приезжали сюда? На такси?

– Нет, это раньше они ездили на такси, с той женщиной, может, матерью или родственницей, а последние годы приезжают на своей машине, у Вероники есть права. Машина, кажется, серебристый «Фольксваген», очень приличная, ухоженная.

– Отлично!

– А как вы сами добрались до нас ночью?

– На такси.

– Понятно. Ну и последний вопрос: кто такая Вика Фомина, соседка, которая позвонила вам и рассказала о шуме в вашей комнате?

6

11 августа 2021 г

Виктор Юрьев, скромный предприниматель, владелец нескольких скобяных лавок «Крепеж», ужинал вечером в кафе вместе с другом Георгием, с которым дружил со школьной скамьи и которому поверял все свои тайны. История его любви к молоденькой актрисе кино Лидии Фруминой не отпускала его вот уже два года, и все это время он держал в курсе своих сердечных дел Гошу. Будь Гоша семейным человеком, вряд ли Виктору удалось так часто заманивать его к себе домой или в кафе, чтобы в очередной раз под пиво или водочку излить другу душу. Но Георгий, к счастью, был холост, зарабатывал на жизнь, торгуя по интернету шоколадом и чаем. Его интернет-магазин был небольшим, но заработка вполне хватало и на жизнь, и на то, чтобы помогать родителям и сестре, матери-одиночке. Личная жизнь у Гоши не складывалась, он был слишком скромен, и на свиданиях (знакомился он в основном в интернете) он, зажатый и от того косноязычный, только и мог, что рекламировать свои конфеты и чай. Девушки тянули с него килограммами сладости, а потом бросали, считая его слабаком и рохлей. Он и рад был бы рассказать о каких-то своих неудачах и разочарованиях Виктору, но тот при встрече так долго и в подробностях описывал ему свои личные чувства и переживания, что времени на то, чтобы выслушать друга, у него просто не оставалось. Да и желания такого не было, ему и в голову не могло прийти, что и Гоша тоже может страдать, любить.

Заказав мясное рагу и пиво, друзья расположились за столиком возле витражного окна, и Виктор, выразив в который раз сожаление о том, что не может покурить, а на летней террасе расположиться не получится, потому что идет дождь, начал рассказывать о своей любви к актрисе.

– Отправил ей букет роз, розовых роз, шикарный букет, ну и вложил ей туда, понятное дело, открытку, мол, каждый день думаю только о вас…

– Куда отправил-то? Прямо домой?

– Нет. Это раньше я отправлял их по адресу, не зная, что в ее квартире временно проживает ее сестра, а сама Лидия находится на съемках в Подмосковье. Они в деревне сейчас как раз снимают какой-то сериал, и она там играет тоже, между прочим, актрису, в которую влюбился какой-то там энкавэдэшник. Ну, репрессии разные, аресты, все это на фоне красивой природы. Просто актриса эта живет типа на даче вместе с семьей, няней там… История о том, как этот влюбленный в нее энкавэдэшник постепенно своей любовью разрушает всю эту семью, как арестовывает всех подряд, как издевается над парнем, который любит героиню Лидии.

Там, в деревне этой, развернули целый киношный городок с декорациями, вагончиками. Да-да, и у Лидочки есть свой актерский вагон, красивый такой, с теплой водой, туалетом. Я провел там двое суток, снимал комнату у одной женщины в деревне, чтобы все выяснить, где ночует Лидия, чтобы видеть ее…

– А она знает о твоем существовании?

Принесли пиво, ледяное, в запотевших бокалах, Гоша принялся жадно пить.

– Конечно! Я ей не только букеты присылаю. То ягоды в корзинке оставлю возле вагончика, то закажу фрукты экзотические целую коробку. На прошлой неделе, когда похолодало, я набрался смелости и постучал вечером в вагончик. Видел, что там свет горит, силуэт ее за занавеской видел. Короче, она открыла, и я протянул ей пакет. А там – плед. Настоящий шерстяной плед из новозеландской шерсти. Красно-синий, в клетку, очень красивый и дорогущий.

– А она?

– Думаю, она была не одна…

И проронив это, Виктор даже зажмурился, понимая, что проговорился, что, озвучив чистую правду, которая доставляла ему нестерпимую боль, как бы увеличил ее и сделал свидетелем своих страданий теперь еще и Гошу.

– Понятно… Спасибо, – Георгий кивнул официантке, поставившей перед ними тарелки с дымящимся рагу. Официантка ушла, он добавил, глядя себе в тарелку: – Не обращай внимания. Это нормально, что она спит с продюсером. У нее работа такая.

– Да, тебе хорошо об этом говорить, это же со мной происходит, а не с тобой… – Виктор поджал губы, задумался.

– И что с пледом? Она вышла? Забрала?

– Да, представь себе, выглянула в халатике, увидела меня, сделала мне знак, чтобы я молчал, палец к губам поднесла, взяла пакет и сделала мне вот так рукой… – Юрий, подняв руку, игриво пошевелил пальцами и усмехнулся.

– А тебе не приходило в голову, что раз она взяла плед, подарок и не наорала на тебя, не пристыдила и все такое, не прогнала, то это хороший знак? Она же подала тебе надежду! – Гоша искренне так полагал. – К тому же она, как ты говоришь, была не одна. То есть она оставила своего любовника в постели, открыла тебе дверь, как бы рискуя. Она же догадывалась, кто постучал? Знала, ты сам рассказывал, что она перед тем, как открыть, выглядывает в окно. Увидела тебя и открыла. А ведь могла и не открывать, а продюсеру своему сказать, что это гримерша какая-нибудь пришла, мол, вечно беспокоит, деньги занимает или еще что-нибудь придумала бы.

– Ну да… Точно. Она видела меня.

– Да каждой женщине приятно, когда в нее влюблены, когда дарят подарки. Ладно бы ты был некрасивым или маленьким ростом, ну это я к примеру. А ты же красавчик. И высокий, и плечи какие! Да и подарки ты даришь ей не из дешевых. Она же чувствует твою заботу. Плед взяла. Наверняка сказала своему папику, что кто-то из своих принес, типа доставка или еще как-то… У них, у женщин, знаешь, какая фантазия!

– Я сейчас тебе одну вещь скажу… Короче, Гоша, уж не знаю, отчего так, но когда я представляю ее в постели хоть с кем, хоть с продюсером или просто с гориллой какой, то меня это заводит. Я словно понимаю, что она такая… такая, что ее ну все хотят и имеют… Уф… Понимаю, что это звучит ужасно, но я и раньше слышал, что многие мужики, чьи жены погуливают, не разводятся, потому что их это тоже заводит.

– Вранье! Я бы лично точно не завелся, если бы узнал, что моя жена гуляет. Я бы брезговал, вот так.

– А я… уже и не знаю… Но она же мне не жена. Она актриса, и к тому же очень красивая, думаю, может, у нее есть право иметь много мужчин? Или я совсем дурак…

– Нет, не дурак. Просто ты влюблен и готов оправдывать любой ее поступок, даже самый низкий. Кстати, ты никогда не говорил, как фамилия этого ее продюсера, я бы хоть поискал его в интернете, посмотрел бы на него, как он выглядит.

– Он старый, толстый и грубый. Ты знаешь его, это Семен Водкин. Но, может, это как раз то, что ей нравится?

– Старый не может нравиться. Ладно, теперь я тебе расскажу, как познакомился с одной девушкой. Она пианистка… Познакомился с ней в интернете. Знаешь, кем она оказалась на самом деле?

– Я не сказал тебе главного! – перебил Виктор, даже и не слыша друга. – Вчера она куда-то уезжала на своей машине. Продюсера этого в деревне не было, я не нашел его машину на обычном месте. И вот Лидия примерно в час ночи откуда-то вернулась на своем «Мерседесе». Оставила машину за вагончиком, некоторое время постояла у входа, выкурила подряд две сигареты и только после этого вошла к себе, заперлась. Я подошел к двери, хотел постучать, но подумал, что не стоит это делать. Она выглядела такой нервной.

– А ты-то чего делал там ночью?

– Караулил ее!

– А когда она уехала?

– Не видел. Меня хозяйка ухой кормила, потом сидели, разговаривали за жизнь. Выпили, конечно. Она знает про меня с Лидой. Говорит, что я должен ее добиваться. Что женщины любят сильных мужчин, способных на поступки.

– Поступки… Но какой поступок в отношении нее ты мог бы, к примеру, совершить? Ну не предложение же ей сделать?! Кто ты, а кто – продюсер? У того бабки, шикарные дома, новые фильмы, возможность сниматься. А у тебя что? Ей будет душно с тобой. Понимаешь? Ты уж извини, что я так открыто, прямо в лоб…

– Да я не обижаюсь, сам все понимаю. Но я должен ее затащить в постель, понимаешь?

– Это я как раз и понимаю.

Виктор подозвал официантку, заказал водки. Друзья выпили.

– В субботу снова поеду, постучусь к ней и скажу, что готов выполнить любую ее волю, желание.

– Глупо. Будь просто рядом и терпеливо жди, когда она сама тебя позовет. Понятное дело, что никаких особых поручений она тебе давать не будет, она же тебя совсем не знает, а когда ей надоест это толстое и старое тело любовника, может, просто позовет в вагончик. А ты уж будь готов…

– Дай пять! – Юрий с улыбкой протянул другу пятерню, чтобы тот отбил ее. Гоша отбил. – Ты красавчик!

– Я хотел рассказать…

– Ладно, Паша, мне пора. Завтра рано утром на работу, надо бы проверить магазин на Дмитровке, там недостача – охренеть какая! Нет-нет, убери свои деньги, я сегодня угощаю. Ты в прошлый раз платил.

И он подозвал официантку.

7

10 августа 2021 г

– И все-таки я на твоем месте поинтересовалась бы, зачем эти девушки…

– Женя, прошу тебя, хватит уже об этом. Все уже случилось. Конечно, Борис сильно напугал меня, решив, что меня арестуют или пусть даже и привлекут к делу, правда, еще не знаю, к какому, в качестве свидетельницы. Мне это вообще не нужно. Я так спокойно жила до того, как мне позвонила Вика. Теперь главное – дождаться возвращения Бориса из Москвы, послушаем, что он расскажет. Если с Вероникой что-то случилось, тогда и будем думать, как мне поступить. В любом случае у меня на тот вечер, когда все это произошло в квартире, есть алиби – я была дома с семьей. К тому же к нам тогда заглянула соседка, принесла банку с грибами. Она сможет подтвердить, что я была дома. Так что никакого ареста не будет. Я ни в чем не виновата. Да и в полиции можно не рассказывать о том, что эти Супонины снимали у меня комнату все эти годы в один и тот же день. Если только расскажу, вот тогда уж точно начнутся расспросы.

Подруги сидели на кухне и тихо разговаривали. Борис уехал в Москву, а Петр засел в своем кабинете за компьютером.

– Он что, действительно писатель?

– Понятия не имею. Да я вообще о них ничего толком не знаю. Мне главное – остаться здесь. Писатель… – Женя усмехнулась. – Когда я прибиралась у него утром в кабинете, то увидела лишь раскрытый ноутбук, а на нем пустая страница, на которой написано: «Петр Бронников. Роман».

– Но если его не было в кабинете и к ноутбуку долго не прикасались, то там должен быть черный экран, – заметила Тоня. – Полюбопытствовала?

– А как же!

– Сколько месяцев тебе еще нужно здесь продержаться, чтобы накопить нужную сумму на квартиру?

– Примерно полтора года. Не хочу влезать в ипотеку. Соберу необходимую сумму, и все – будет у меня свой собственный угол.

– Сестра поможет?

– Не уверена, что она сможет мне помочь, у нее свои расходы, планы, мечты. Они и без того мне здорово помогли, когда взяли к себе на работу. Деньги… Честно говоря, такой быстрый взлет Григория, такие деньжищи, что на него свалились, нас с ней насторожили. Согласись, что и этот дом был для них прекрасным, отличным, комфортным и удобным. Нет, захотелось переехать на Рублевку. Пусть. Это их дела. Но сама знаешь, чем выше поднимешься, тем больнее падать.

– А тебя почему не взяли с собой?

– Сначала они придумали, что переедут в Испанию, много разговоров было на эту тему, ну я тогда и сказала сразу, что не поеду. А потом вдруг они переменили решение… Знаешь, у меня вообще создалось такое впечатление, будто бы они хотели от меня избавиться. Все-таки я родственница, многое про них знаю. Возможно, им захотелось взять в домработницы кого-то чужого, нейтрального, понимаешь? Там же, на этой Рублевке, появятся новые знакомства, связи, и им будет проще без меня. К тому же у меня характер – не сахар. Могу что-нибудь ляпнуть. Да и мне с чужими людьми работать удобнее. Не будет чувства, похожего на унижение. Думаю, ты понимаешь меня.

– Да, ты права. Работать в доме, который ты знаешь как свои пять пальцев, удобно. И с чужими людьми тоже проще будет. Но, зная тебя, могу предостеречь – не лезь на рожон. Не показывай сразу свой характер.

– Хочешь сказать, что я должна прогибаться?

– Ну вот, снова ты начинаешь! Ничего такого я сказать не хотела. Просто будь с ними помягче, не огрызайся хотя бы.

– Мне бы недельку здесь поработать, чтобы понять, оставят они меня здесь или нет. С Мартой было проще, она сама готовила и вообще любит это дело. Конечно, я помогала ей, картошку чистила, лук, морковь. Могла фарш накрутить. Но готовила все равно она. Если же они бывали заняты, то спасал ресторан. Ладно, посмотрим, как все сложится. Ты куда?

– Думаю, мне пора уже домой. Сашка волнуется, я же рассказала ему, что произошло. Не хватало еще, чтобы он сюда приехал.

– А я бы на твоем месте все-таки дождалась возвращения Бориса.

– Может, приготовим какой-нибудь суп? Заодно покажу тебе, как это делается. Где у вас картошка? Горох?

8

10 августа 2021 г

По дороге в Москву Борис еще раз позвонил по номеру Вероники. И когда услышал женский голос, от сердца сразу отлегло – может, это она?

– Кто это?

– Вероника Супонина?

– Да, это я… – Голос девушки показался ему взволнованным. – А вы кто?

– Я адвокат. Мне поручено разыскать вас, поскольку я занимаюсь наследством вашего родственника, Супонина Вадима Андреевича. Ваше имя указано в завещании. Мне с трудом удалось найти номер вашего телефона. У вас есть сестра, Екатерина Супонина?

– А она здесь при чем?

– Да ни при чем. Просто я должен был убедиться, что разговариваю именно с наследницей.

– А… Понятно. И кто же это такой, Вадим…

– …Андреевич…

– …Супонин?

– Знаете, это не телефонный разговор. Я бы хотел с вами встретиться.

– Да вы хотя бы скажите, что это за наследство! Большое? – В ее голосе просквозило недоверие.

– Немалое, я бы так сказал. Но, повторяю, это не телефонный разговор.

– Ладно… Вы в Москве?

– Да.

– А я на съемках. Это в районе Переделкино, в Мичуринце.

– Вы актриса?

– Ну… не совсем, конечно. Пока что снимаюсь в массовке. Вы можете приехать сюда? Я бы прислала вам геолокацию.

– Хорошо.

– Когда приедете?

– Думаю, часа через два, не раньше.

– Хорошо. Договорились.

Он часто прибегал к подобному способу добиться встречи с нужным человеком. Тема наследства, звучащая из уст адвоката, производила неизгладимое впечатление, и люди, даже имевшие горький опыт с подобными «письмами счастья», пришедшими им по электронной почте, все равно покупались и с легкостью соглашались на встречу. Безработные афроамериканцы, рассылающие по всему миру письма об умершем дядюшке-миллионере, мгновенно забывались, и среднестатистический россиянин, услышав в телефоне живой голос русского адвоката, замирал, рисуя в воображении пачки денег, особняки, увитые розами, и шикарные иномарки. То же самое сейчас происходило, вероятнее всего, и с Вероникой Супониной. Сейчас она поделится информацией со своей сестрой, и фантазия у девушек заработает.

Спустя десять минут он позвонил еще раз по этому же номеру:

– Это Борис Бронников, адвокат. Я только что звонил вам.

– Да-да! – Голос Вероники звучал уже гораздо доброжелательнее и веселее. – Что-нибудь еще? Или же… вы ошиблись?

– Нет-нет, все в порядке. Просто мне нужно знать точно, что это вы. Не так давно я уже набирал этот номер, и мне ответил мужской голос, мужчина представился Валерием Николаевичем Ребровым. Майором Ребровым.

Девушка в телефоне рассмеялась:

– Да, это мой парень. Он следователь, Ребров. Просто он ужасно ревнивый, когда я не могу взять трубку, то сам берет, пугает людей… Но это точно я, можете не переживать.

– Он реальный следователь?

– Ну да, работает в Следственном комитете.

– Но почему он тогда сказал, что я должен приехать к нему на Новокузнецкую? – продолжал напускать туману Борис, помня, как этот самый Ребров напугал Антонину, приказав ей явиться в отдел.

– Да? Не понимаю… Я ему сейчас позвоню, объясню, кто вы… Вообще-то он парень серьезный, может, конечно, разыграть, но не чужих же людей…

– Как вам будет угодно. Это ваше право, звонить ему или нет. Знаете, что я подумал, Вероника? Если вы сейчас так уж заняты, может, перенесем нашу встречу? Все-таки разговор будет серьезным и конфиденциальным. Мы сможем с вами найти тихое место, чтобы нас никто не услышал?

– Не знаю… Думаю, что сможем. Мы сегодня снимаем сцены на даче, а там полно комнат… Правда, там люди постоянно что-то носят, какие-то лампы, пледы… Но вы все равно приезжайте! Кстати, если вы не уверены, что я – это я, то я могу прислать вам сейчас фото своего паспорта.

– Было бы просто прекрасно!

– Ну все, тогда ловите!

– Договорились.

– Так вы приедете?

– Конечно!

Все было странным в этом разговоре. Особенно то, что касалось майора Реброва. Пусть он приятель Вероники, пусть ревнует ее по всякому поводу и отвечает вместо нее на звонки, но зачем ему понадобилось приглашать в отдел на Новокузнецкую незнакомую ему женщину? И что вообще происходит с этими сестрами? Загадка на загадке!

И он, не уверенный в том, что застанет майора на месте, отправился в Следственный отдел. Представился дежурному, узнал, где находится кабинет следователя, поднялся, постучал в дверь.

Валерий Николаевич Ребров, высокий красивый парень лет тридцати, с копной каштановых волос и большими карими глазами, увидев Бориса, удивленно вскинул брови.

– Борис Михайлович?! Какими судьбами?

И тут Борис вспомнил его. Ребров! Ну, конечно! Он защищал его отца, Николая Реброва, примерно лет десять тому назад, когда того обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений. Николай Васильевич Ребров, на которого напали как-то вечером, когда тот возвращался от друзей, где играл в субботний преферанс, так двинул одному нападавшему отморозку, что разбил ему все лицо… Борису удалось его защитить, Реброва отпустили в зале суда. Он даже вспомнил его, высокого крепкого мужчину с такими же вот каштановыми волосами и темными глазами, как у его отца.

– Приветствую! – Борис пожал Валерию протянутую руку. – Как поживает Николай Васильевич?

– Слава богу, все хорошо. Вы ко мне?

– Да, Валера. Разговор есть.

– Присаживайтесь! Хотите кофе?

– Нет-нет. Вообще-то я представляю интерес Антонины Сергеевны Богатыревой.

Ребров поскреб указательным пальцем гладко выбритую щеку, вероятно, пытаясь вспомнить, о ком идет речь.

– Валера, ты сегодня утром ответил с телефона Вероники Супониной…

– А! – Ребров хлопнул себя пальцами по лбу. – Все понял. Да-да, я на самом деле взял телефон Вероники, пока она была в душе… Понимаю, что поступил не очень-то красиво, но она постоянно влипает в какие-то истории. Сколько раз я ей говорил, чтобы она не брала телефон, когда звонят с чужого номера, и все такое… Но на этот раз все было по-другому. Я приревновал ее. Проследил, куда она отправилась на своей машине, обманув меня… Оказалось, что в Подольск! Да-да, может, это и нехорошо вот так следить за своей девушкой, но ничего не могу с собой поделать. Так вот, она зачем-то отправилась, повторяю, в Подольск, а в ее телефоне я нашел неизвестный мне номер, принадлежащий какой-то Антонине. Имя редкое, в моем окружении Антонин нет, когда я спросил ее, кто это такая, потому что подумал, что таким образом она замаскировала мужское имя «Антон», она сказала, что это ее портниха. А я вижу, когда она врет, а врет она часто. По пустякам врет. Как и сестра ее. Короче, я собрался было уже поехать туда, но у меня здесь появились неотложные дела… Я закружился. И тут вдруг сегодня утром этот звонок от Антонины. Ну я и решил выяснить, реальная ли это женщина или же звонил кто-то по просьбе Антона…

– Ты своей ревностью можешь убить любовь. – Слова сами вырвались у Бориса. – У тебя с ней серьезные отношения?

– Да, я люблю ее. Но иногда мне кажется, что это словно болезнь какая-то. То есть я сердцем ее люблю, но рассудком понимаю, что с этой девушкой мне будет очень трудно.

– Ты когда видел ее последний раз?

– Так сегодня утром и видел.

– Ты в курсе, что она снимается в кино? Где сейчас находится? Не мое это, конечно, дело, но я хочу тебя предостеречь, предупредить…

– Вы что-нибудь о ней знаете?

И Борис, понимая, что вмешивается не в свое дело, но действуя исключительно в интересах и Валеры, и Антонины, рассказал о том, что случилось в комнате подольского барака.

Рассказ произвел на Реброва такое сильное впечатление, что он какое-то время сидел молча, постукивая ручкой по столешнице, вероятно, пытаясь все это осознать.

– Что ты вообще о них знаешь? Об их семье?

– Я догадывался, что они из неблагополучной семьи. По каким-то разговорам, деталям… Они давно осиротели, и их взяла на воспитание тетка, Александра Васильевна Паравина. Это я точно знаю, потому что квартира тетки досталась сестрам по наследству, я видел документы. Они сейчас там и проживают. И машина тоже осталась, Вероника выучилась, сдала на права и довольно сносно ее водит. Катю вообще нельзя подпускать к машине, я как-то попытался ее поучить – бесполезно, она боится ее. Есть такие люди, которым вообще нельзя садиться за руль. Судя по тому, что вы мне рассказали, какие-то семейные тайны связаны с Подольском и, возможно, с тем самым бараком. Так?

– Думаю, да. Еще я предположил, что у них была сестра. – Борис высказал ему свои предположения относительно девятого августа и тех скромных застолий, похожих на поминки. Не забыл упомянуть и куклу.

– Но почему же они мне-то ничего никогда не рассказывали? Даже если предположить, что у них была сестра, то зачем из этого делать тайну?

– Там что-то случилось… Вспомни, как они выглядели? Может, кто-то из них был ранен, может, синяки там, ссадины…

– Я приехал к ним вчера очень поздно. Катя уже спала. Вероника погрела мне ужин, и мы легли спать. Я довольно часто ночую у них. Нет, никаких синяков я не заметил. Но Вероника на самом деле выглядела озабоченной, я даже спросил ее, не случилось ли чего. Она покачала головой, сказала, что просто устала и у нее болит голова. Я хотел ее расспросить про Подольск, я же видел, что ее машина была там, но подумал, что перенесу этот разговор на потом. Меня успокаивала мысль, что она снимается в кино и что съемочная группа могла просто переехать в Подольск. Вот почему я сдержался вчера и не стал расспрашивать.

– А зачем они вообще снимаются? Что это, хобби у них такое?

– Хороший вопрос. Хотят, чтобы их заметили на площадке, чтобы пригласили хотя бы на второстепенную роль. А пока что они заняты только в массовке.

– А где они работают?

– Кассирши в супермаркете на Покровской.

– И где сейчас Вероника?

– Они обе сейчас в Переделкино, там снимают сериал про послевоенное время. Кстати говоря, одну из главных ролей там играет Лидия Фрумина, может, слышали?

– Конечно, слышал. Валерий, если не хочешь, чтобы твоя девушка попала в криминальную историю, предлагаю тебе поехать со мной в Подольск и увидеть все своими глазами. И комнату эту, и следы крови… У тебя есть ультрафиолетовый фонарик?

– Нет, но я знаю, у кого здесь можно одолжить… – вздохнул Валерий. – Ну и задачку вы мне задали.

– А потом, после Подольска, если ты не против, мы вместе отправимся в Переделкино, я договорился о встрече с Вероникой. Правда, мне пришлось придумать довольно интересную причину для своего визита… Я расскажу тебе по дороге.

9

11 августа 2021 г

«Приставание (харассмент, англ. Harassment) – поведение человека, причиняющее неудобство или даже вред другому человеку, нарушающее неприкосновенность его частной жизни».

Какое неправильное толкование этого слова!

Лидия Фрумина была возмущена этим определением. Вот если бы ее спросили, что такое в ее случае этот самый харассмент, уж она бы ответила, расписала бы все в красках и ощущениях. Это когда к тебе в вагончик входит на правах хозяина, господина, здоровенный и потный мужик, заваливает тебя на кровать, а то и берет прямо на столе, животное, впихивает в тебя чуть ли не себя целиком, сопит, бормоча какие-то дурацкие слова, вбивая в твой мозг, что ты без него никто, что если бы не он, то мыла бы ты полы в поликлинике (почему полы и именно в поликлинике, она так и не поняла). Ощущение того, что тебя окунули в зловонную яму, никогда не проходит. Ведь идут съемки, и он, эта жирная свинья, постоянно рядом. И как настроиться, как сыграть чистую и порядочную девушку, преследуемую энкавэдэшником, когда ты сама по уши в грязи?

Все эти шоу о харассменте – пустой звук. Ничего в обществе не поменяется, и как насиловали мужики зависящих от них женщин, так и будут продолжать насиловать.

Презирала ли она себя за то, что не отказала ему в первый раз? Презирала, и это свое презрение выплескивала на всех окружающих, превращая его в гнев, раздражительность и злость. Ненавидя себя за свою слабость и желание утвердиться в этом мире, став известной актрисой, она ненавидела уже всех подряд. Да, конечно, пока она молода и красива, все так и будет продолжаться, и ее карьера, вполне вероятно, сложится удачно, и этот свин будет продолжать продвигать ее, снимая в своих картинах. Но он стар, может умереть, и что с ней будет тогда? Ведь все знают о том, каким образом она добивается своих ролей. И все ее презирают. Но разве она у него одна такая? Понятное дело, что ни о какой верности тут и говорить не приходится. Он, Семен Янович Водкин, будет пользовать любую, кто ему понравится. А если он остынет к ней и переключит внимание на кого-то другого? Вот если бы он женился на ней, тогда общественное мнение как-то переменилось бы, и ее начали бы уже воспринимать как жену известного продюсера, ее положение в обществе стало бы статусным, более крепким. Но как это сделать, когда он уже женат, когда у него, если верить средствам массовой информации, крепкая семья, чудесная жена, дети и куча внуков? Как раскачать и развалить всю эту семейную постройку и привязать его к себе? Вот если бы он не был женат или у него не было бы детей, может, она и родила бы ему наследника. Но у него все есть. Он всего достиг. У него было положение, вес в обществе, деньги, связи, семья. А еще – власть, которой он и пользуется, вламываясь в ее вагончик в любое время дня или ночи.

…Она попросила знакомого установить в вагончике видеокамеры после того, как у нее пропали сережки с брильянтами. Знать об этом, конечно же, никто не должен был. Но очень уж хотелось выяснить, кто мог их украсть, кто заходит в вагончик в ее отсутствие. Сережки она, к счастью, нашла в кармане куртки, но камеры-то остались, и тогда она вдруг поняла, каким козырем владеет! Теперь все визиты Семена Яновича записывались, складываясь в грязновато-пошлый сериальчик, который можно будет в случае необходимости продать. Да, конечно, выставлять себя в таком виде – позор. Но она его как-нибудь переживет. Она уже насмотрелась разных историй, когда интернет видеомерзостью пытался убить наповал какую-нибудь известную личность, но проходило время, и люди забывали стыд и унижение звезды, потому что на небосклоне появлялись другие скандалы и драмы, а звезда продолжала себе жить и работать, как если бы ничего и не было. Но вот с Водкиным этот случай не прошел бы так безболезненно именно по той причине, что у него семья и репутация. И продав куски видео на какой-нибудь канал за большие деньги и даже согласившись на участие в программе о харассменте, она раздавит эту жирную гадину, как клопа! Вот поэтому камеры и продолжали работать, снимая мегабайты компромата. Любопытства ради или по настроению, а иногда просто, чтобы проверить, что камеры работают исправно, Лида пересматривала отснятый материал. Да, это был ее собственный личный сериал, где она была и продюсером, и оператором, и снималась в главной роли. И не дай бог Водкину только обидеть ее, оскорбить, унизить или же вообще бросить, эта бомба рванет так, что мама не горюй!

Но сегодняшняя «серия» ее по-настоящему выбесила! Две молоденькие сучки, появившиеся на видео, проникли в вагончик, вломились туда, как к себе домой, и принялись копаться в ее вещах, примеряя их и комментируя самым паскудным образом. Обзывали ее последними словами, проехались по ее пошлой связи с Водкиным, побрызгались ее духами, намазались ее дорогущими кремами, причем всеми подряд, накрасили мерзкие губы ее помадой, а напоследок, хохоча и кривляясь, начали припоминать те случаи, когда и их, этих гадин, Водкин одаривал вниманием. Что он и их тоже может продвинуть, если они уступят ему, жирному и противному… Что одну он зажал на террасе дачи, где готовилась съемка, что другой шепнул на ушко, какой у нее шикарный зад… А потом они шептались, хохоча, и за этим хохотом могла скрываться унизительная для Лиды правда. Неужели Водкин на самом деле спал с ними?

Она была вне себя от злости! Да как они посмели вообще забраться в ее вагончик?! Кто их пустил? Хотя разве вагончик охранялся? Да любой, если разобраться, мог залезть сюда и напакостить. И ведь все это они сделали из зависти. Какие гнусные и отвратительные девки! А ведь она считала их талантливыми, фотогеничными и даже сказала одной, кажется, ее звали Вероника, что если ей поступить во ВГИК, то она могла бы стать настоящей актрисой. И ведь она сказала ей это вполне искренне и даже поделилась этим со своей подружкой, Валентиной Пушновой, тоже актрисой, но играющей второстепенную роль. В моменты, когда съемочный день проходил удачно, когда все записывалось без повторов и режиссер был доволен, Лиде самой хотелось сделать что-то хорошее, как-то приободрить всех вокруг, осчастливить комплиментами, мол, как хорошо ты сегодня играла или играл. Это бывало редко, но все равно ее же никто не заставлял делать добро. Да и в душе она была человеком добрым и отзывчивым. Скольким она одалживала деньги, помогала какими-то своими связями, добивалась того, чтобы кого-то, кому она симпатизировала, пригласили на участие в съемках или даже дали роль! И что же она получила сегодня в благодарность? Ненависть! Жгучую ненависть тех, кому она собиралась помогать и в дальнейшем! И где справедливость?

Она заплакала. От обиды и бессилия. А если все вокруг считают ее «бездарной подстилкой продюсера»? Бр-р-р…

И как теперь поступить? Сделать вид, что она ничего не видела и не знает про сестер Супониных? Продолжать работать с ними бок о бок? А они, не зная того, что она в курсе их пребывания в вагончике, будут по-прежнему улыбаться ей, заглядывать в глаза в надежде, что она заметит их в очередной раз и похвалит, пообещает содействие в участии следующего сериала?

Лида вышла из вагончика как раз в тот момент, когда над площадкой прозвучало: «Обед!» Это означало, что приехали ребята с обедом, классные такие парни, которые организовали кейтеринг и теперь кормили всю съемочную группу свежей и вкусной едой.

Она, готовая расплакаться в любую минуту, вяло поплелась к навесу под березами, под которым раскинулся длинный стол, сколоченный из досок и покрытый пестрой клеенкой. Контейнеры с едой были уже выложены аккуратными рядами, и участники всей съемочной группы стягивались к навесу. Лида всегда обедала вместе со всеми. Исключение составлял завтрак, который ей собственноручно приносил в вагончик ассистент режиссера, Ваня Кравчук, да ужин, который она обычно делила вместе с Водкиным. У Лиды был хороший аппетит, она вообще любила покушать и так же, как и все, радовалась, когда привозили еду и можно было передохнуть. Но сейчас, увидев, как жадно вскрывают контейнеры и набрасываются на еду Вероника с Катей, как эмоционально разговаривают между собой и остальными членами массовки и актерами, как свободно и непринужденно общаются, считая себя равноправными участниками кинопроцесса, аппетит пропал.

Обе вели себя развязно. Вот оно, правильное определение. Наглые и разухабистые девки, жуют, чавкая, противно смотреть. Размазать бы им по рожам этот салат, пусть умываются помидорами с укропом… Да еще в костюмах остались, в которых снимались, даже не переоделись!

Она целый день сдерживалась, чтобы не наброситься на сестер и не выцарапать им глаза. Однако вечер прошел на удивление более-менее спокойно и даже приятно – ей снова доставили цветы, она уже знала, от кого. Симпатичный молодой парень время от времени крутился возле вагончика, оказывая ей знаки внимания. Цветы, подарки, плед подарил недавно. Но главное – Водкин не пришел, уехал в Москву на день рождения к внучке. Вот это был настоящий подарок в такой трудный день!

В корзине с розами она нашла открытку. «Я снова думаю о вас. Виктор. Позвоните, если будет скучно: 8916…»

И она позвонила. Не потому, что было скучно. Это было другое, скорее одиночество и чувство незащищенности. В какой-то момент она поняла, что никого, кроме ее сестры, с которой они были как одно целое, у нее нет. Но сестра далеко, к тому же она никогда не поддерживала решение Лиды стать профессиональной актрисой. Поэтому и жаловаться сестре на свою жизнь, на то, что вынуждена спать с Водкиным, а теперь еще и терпеть рядом с собой настоящих врагинь, не было смысла. Она и без того знала, что ей скажут: бросай ты свое кино и живи, как нормальный человек. А потому она должна была разруливать ситуацию сама. Но для начала ей хотелось почувствовать рядом с собой человека, который ее по-настоящему любит. Вот Виктор. Да он просто голову потерял от любви к ней. Снял жилье где-то неподалеку или вообще спит в своей машине, лишь бы быть рядом с ней, видеть ее. Ловит каждый ее взгляд. Глаз не спускает с ее вагончика. И ведь знает, видел не один раз, как к ней приходил Водкин. Не мальчик, все понимает. Но не уходит же! Терпит. Ждет своего часа.

Она решила сделать себе подарок, потому и позвонила.

Была ночь, все спали, кто-то в трейлерах или в доме, а массовка в больших палатках.

Виктор не отвечал. Тоже спал, наверное. Тогда она позвонила еще раз – то же самое. И когда она решила позвонить в третий раз, то вдруг обнаружила, что перепутала одну цифру в номере его телефона. Что ж, не судьба, решила Лида. Значит, не сегодня.

Заварив себе чаю с ромашкой, она легла спать и быстро заснула.

Утром ей принесли завтрак, она съела кашу, выпила кофе, и начался очередной съемочный день. Водкин, как она позже узнала, не появится еще два дня. Что ж, прекрасно!

Целый день она вынашивала план действий. Когда наступил вечер и она поняла, что затеяла, ей стало страшно. И только после того, как она еще пару раз просмотрела убийственный сюжет с сестрами Супониными и укрепилась в своем решении, поняла, что действовать надо безотлагательно, иначе она перестанет уважать саму себя.

Продолжение книги