Черное зеркало бесплатное чтение

Наталья Александрова
Черное зеркало

* * *

Часы на башне Оролоджо пробили полночь.

В казино и увеселительных заведениях возле моста Риальто и на Славянской набережной жизнь еще кипела: нарядные слуги разносили вино и закуски, кавалеры в расшитых золотом камзолах и разноцветных масках делали огромные ставки и проигрывали целые состояния. Но стоило отойти от этих злачных мест, углубиться в темные переулки Дорсодуро или кварталы возле Фундаменто Нуово, и вы погружались в таинственную тьму и тишину венецианской ночи, изредка нарушаемую дробным стуком каблучков спешащей на свидание барышни в шелковой маске или плеском весла черной гондолы, скользящей по темной маслянистой глади канала.

Одна из таких гондол беззвучно подплыла к порогу темного палаццо. Высокий господин в черном плаще, треугольной шляпе и маске Бауты с длинным выступающим подбородком перешагнул с борта гондолы на мраморные ступени палаццо и постучал в дверь.

Дверь бесшумно отворилась, выглянул слуга в малиновой куртке, расшитой шнуром, быстро огляделся и отступил, пропуская ночного гостя. Тот опустил в протянутую ладонь золотую монету и спросил коротко:

– Здесь?

– Так точно-с! В кабинете!

Гость вошел в палаццо, пересек сырой и холодный холл в осыпающихся росписях, поднялся по широкой лестнице на второй, жилой этаж. Впрочем, здесь тоже царило запустение – росписи стен выцвели и осыпались, ковры полуистлели, розоватые муранские стекла в окнах были почти непрозрачны от пыли и копоти.

Гость пересек несколько пустых комнат, подошел к очередной двери и распахнул ее.

Он оказался в богато обставленном кабинете.

В отличие от других помещений дворца здесь было чисто и почти уютно – если бы не сырой холод, с которым не мог сладить даже горящий в камине огонь. Холод был какой-то особенный, пронизывающий, какой бывает в кладбищенских склепах или мрачных подземных казематах старых тюрем.

По стенам кабинета стояли шкафы, заполненные старинными книгами и манускриптами, посреди красовался огромный глобус. В глубине находился массивный стол черного дерева, за которым сидел, склонившись, человек в черном камзоле и что-то писал в толстой книге.

– Вот я и нашел тебя! – проговорил гость и вытащил из-под полы плаща массивный пистолет с инкрустированной серебром рукояткой и шестигранным стволом.

– Ах, это вы, мой друг! – Хозяин кабинета – мужчина лет сорока, с узким лицом, темными, глубоко посаженными глазами и длинными обвислыми усами, касавшимися кружевного воротника, отложил перо, поднял голову и улыбнулся – но улыбка эта больше напоминала волчий оскал.

– Я тебе не друг! – Гость шагнул вперед и навел на него пистолет. – Ты знаешь, зачем я пришел.

– Ах, ну конечно! Из-за того маленького недоразумения там, в Трансильвании…

– Маленького недоразумения? Так ты называешь смерть моей сестры? Смерть – которая была больше чем смерть, потому что ты погубил не только плоть, но и ее бессмертную душу!

– Ах, оставь, братец! Лючия сама выбрала такую судьбу…

– Сама? После того, что ты с ней сделал?

– Да, она сама ее выбрала! Она предпочла унылому прозябанию вечную молодость, вечную красоту! Предпочла удивительную жизнь, которую я ей подарил…

– Вечную жизнь? Или вечную смерть?

– То, что вы называете смертью, – это второе рождение, к новой, лучшей жизни!

– Да? Вы никогда не видите солнечного света!

– Подумаешь, потеря! Мы видим свет куда более красивый – свет далеких звезд, чарующий и манящий…

– Ты сам не веришь в свои слова! И не пытайся заговорить меня – это у тебя не выйдет!

– Ах, хватит уже! Ты мне надоел! Зачем пришел?

– Разве не ясно? Затем, чтобы остановить тебя! Затем, чтобы покончить с тобой раз и навсегда!

– Ну так делай, что собрался! – Хозяин кабинета снова хищно усмехнулся.

– Думаешь, у меня ничего не выйдет?

– Ты сам это знаешь. Я уже умер, и умер давно – а мертвого убить невозможно.

– Посмотрим! – Гость взвел курок, направил ствол в грудь вислоусого, нажал спусковой крючок.

Пистолет изрыгнул пламя, раздался оглушительный грохот, наполнивший всю комнату.

Однако рука стрелка немного дрогнула, и пуля попала не в сердце, а в плечо усатого. В его камзоле появилось круглое отверстие, из которого потекло что-то густое и черное.

Раненый вскрикнул, худое лицо перекосилось, он удивленно взглянул на свою рану, потом на мстителя.

– А ты хитер… что это была за пуля?

– Ага, тебя проняло… Я уже убедился, что обычные пули тебе не страшны, и поговорил со знающими людьми. Мой пистолет был заряжен пулей из серебряной амальгамы, которую муранские мастера используют для своих зеркал. Если такая пуля попадет в твое сердце – ты умрешь, и умрешь уже навсегда!

Лицо вислоусого перекосилось от боли, однако он поднялся из-за стола и прохрипел:

– Ты сказал – если попадет… но твоя пуля не попала в сердце. Так что у тебя и на этот раз ничего не вышло. Пока ты будешь перезаряжать пистолет…

Несмотря на хвастливые нотки, голос злодея звучал сбивчиво, как будто ему с трудом давалось каждое слово.

– Первый раз я промахнулся, но не надейся, второй раз я буду стрелять точнее…

Человек в маске отбросил пистолет – и вытащил из-под плаща второй.

– Вот как… ты и вправду все предусмотрел.

– Все! – Мститель поднял руку с пистолетом и направил ее в грудь усатому.

– Ты умрешь, Влад Цепеш, и умрешь навсегда!

Но усатый собрался с силами, метнулся в сторону, пересек кабинет и распахнул маленькую дверцу возле камина.

Мститель бросился за ним и оказался в крохотном помещении без окон, со сводчатым потолком.

– Где же ты? – Он вгляделся в темноту. – Вздумал поиграть со мной в прятки? Не надейся, из этого ничего не выйдет!

Глаза его постепенно привыкли к скудному освещению, но в комнате никого не было, Влад Цепеш словно сквозь землю провалился.

– Мерзкий упырь! На этот раз ты не сбежишь от меня! – Мститель обошел комнату, заглядывая во все углы. Он даже отодвинул от стены тяжелый сундук, поднял его крышку и заглянул внутрь – но врага нигде не было.

Он в растерянности остановился посреди комнаты и еще раз огляделся. Внезапно у него за спиной раздался шелестящий, вкрадчивый шепот, похожий на шорох осенних листьев:

– Ищи, ищи лучше! Я здесь!

Мститель резко развернулся, вскинул пистолет.

За спиной никого не было. Только зеркало висело на стене. Большое овальное зеркало в резной черной раме – черные ветви сплетались в удивительный узор, черные листья, казалось, трепетали под дыханием неощутимого ветерка.

Мститель подошел к зеркалу, заглянул в него и увидел свое собственное лицо – а что же еще можно увидеть в зеркале?

Но вокруг лица клубилась багровая, живая тьма, в которой то и дело мелькали какие-то другие лица – мужские и женские, они показывались на мгновение и тут же исчезали, растворяясь в клубящейся тьме. Он увидел – или это ему только показалось? – старого барона фон Ауэ, страшная смерть которого потрясла всю страну… и бесследно исчезнувшую посреди бала госпожу Эстергази… и еще десятки лиц, знакомых и незнакомых… а потом… потом он увидел Лючию… лицо ее мелькнуло на мгновение и тут же исчезло…

Вдруг лицо самого мстителя в зеркале стало неуловимо меняться. Щеки втянулись и побледнели, глаза сошлись ближе и потемнели, в них появилось злобное выражение, волосы удлинились, а над верхней губой появились обвислые усы…

Мститель в ужасе попятился.

Из зеркала на него смотрело чужое, ненавистное лицо – лицо его злейшего врага, Влада Цепеша, которого подданные за глаза называли Дракулой.

Надежда Николаевна в очередной раз свернула по извилистой кладбищенской дорожке, обошла печального мраморного ангела с опущенным факелом в руке, миновала покосившийся каменный крест, на котором были выбиты давние даты чьей-то жизни, и прибавила шагу. Ей было неуютно и, как ни стыдно в этом признаваться самой себе, даже страшновато на безлюдном кладбище. Не оставляло чувство, что кто-то, пристально и недобро глядя ей в спину, крадется среди заброшенных могил. Скорее бы уже выйти с этого кладбища, оказаться на людях…

Надежда загляделась на очередную старую могилу, а точнее на возвышавшийся на ней памятник, споткнулась и заметила, что на левой кроссовке развязался шнурок. Чертыхнувшись, она опустилась на колено, завязала злополучный шнурок и хотела уже подняться… но тут увидела мужчину с мобильным телефоном в руке, который стоял неподалеку, за кустом боярышника, возле одной из могил.

И она его узнала. Это был мужчина из семейной пары, которую Надежда приняла за Муськиных знакомых.

Здесь, пожалуй, следует сделать отступление и объяснить, кто такая Надежда Николаевна, как она оказалась среди белого дня на полузаброшенном кладбище и что ее связывает с некой Муськой.

Надежда Николаевна Лебедева – интеллигентная женщина, скажем так, среднего возраста – значительную часть своей жизни проработала в научно-исследовательском институте, но вдруг оказалась домашней хозяйкой. Вернее, слово «вдруг» в данном случае не совсем уместно, поскольку институт довольно долгое время еле-еле держался на плаву, пока наконец не случилась катастрофа. Директора НИИ ушли на пенсию, и на его место явился новый руководитель, молодой и энергичный, который начал свою деятельность с того, что уволил едва не половину сотрудников. Прежде всего он избавился от лентяев и неумех, так что оставшиеся сотрудники его одобрили. Но оказалось, что они рано радовались, потому что следом отправились и остальные. В общем, такая тягомотина тянулась года полтора, в результате чего от сотрудников института осталась одна четверть, а отдел, в котором Надежда Николаевна проработала больше двадцати лет, полностью сократили. Нельзя сказать, что Надежда сильно расстроилась, как уже говорилось, дело к тому давно шло. А вот ее муж, Сан Саныч, просто до неприличия обрадовался. Он сам много работал, был очень занят, поэтому только приветствовал, что теперь дома его будут ждать довольная, ухоженная жена и вкусный ужин.

Надежда даже обиделась – выходит, она раньше вообще, что ли, не готовила? Но потом согласилась, что ее долг – заботиться о муже, к тому же у нее будет больше свободного времени, которое можно потратить на себя, любимую. И то сказать, дочка Надежды с мужем и внучкой уже давно жили в далеком северном городе, приезжали в Петербург редко и вообще управлялись со всем самостоятельно.

Поэтому Надежда Николаевна смело и радостно вступила в новую жизнь, но радость померкла через пару недель. Оказалось, что ей совершенно неинтересен образ жизни обеспеченных, ничем не занятых женщин. Нет, разумеется, раз в месяц Надежда посещала салон красоты, записалась в бассейн, но вот дальше… Визиты в косметологические клиники и фитнес-центры как-то не слишком ее привлекали. Ну вот такой уж она человек. Конечно, можно было записаться в какой-нибудь клуб по интересам, тем более что в Интернете имелось много объявлений. Но опять-таки не любила Надежда Николаевна вышивать крестиком, вязать, шить лоскутные одеяла и ходить в пешие походы. Кроме того, она привыкла, что голова должна быть всегда занята, причем не мыслями, что приготовить мужу на обед, а чем-то посерьезнее.

Однако самое неприятное заключалось в том, что у всех ее друзей и знакомых тут же нашлась для Надежды куча разнообразных дел и поручений. Просьбы шли под девизом: «Ты все равно дома сидишь, так…» Короче, свободного времени стало еще меньше, забот больше, и иными днями она уставала к вечеру хуже, чем на работе, а удовлетворения никакого.

Со временем как-то все устаканилось, утряслось, тем более что у Надежды Николаевны появилось весьма специфическое хобби. Но о нем позже.

В конце августа у Надежды образовалось действительно свободное время, поскольку они с мужем собирались провести недельку на даче, но его неожиданно (как и всегда, впрочем) выдернули в командировку. Надежда, разумеется, была недовольна, но делать нечего. Так что она осталась как бы в вакууме, поскольку заранее предупредила всех знакомых, что уезжает.

Собственно говоря, она могла бы уехать на дачу к матери, чтобы помочь там по хозяйству. Мать у Надежды была хоть и немолода, но бодра духом и относительно крепка телом, а самое главное – ужасно упряма. Она ни за что не хотела сокращать посадки в огороде, да и в саду к осени было работы полно. К тому же еще один член семьи (главный и самый любимый Сан Санычем, как в сердцах говорила иногда Надежда) рыжий пушистый котяра Бейсик в это время находился на даче, и муж, уезжая, взял с Надежды слово, что она тотчас его навестит.

В общем, Надежда Николаевна так и собиралась сделать, но тут возникла одна большая, можно даже сказать, огромная проблема. Как уже говорилось, мать у Надежды была женщиной самостоятельной и на все имела свое собственное мнение. Так, она не то чтобы не доверяла врачам, но в районную поликлинику почем зря ходить не любила. Но и будучи женщиной грамотной, с высшим образованием, не слишком доверяла всяким новомодным биологическим добавкам и различным сомнительным устройствам, которые упорно рекламируют в Интернете. Пользовалась она проверенными временем народными средствами: малиновое варенье – при простуде, тысячелистник – чтобы кровь на царапине остановить, черника сушеная – от расстройства желудка, и так далее.

Однако была у нее, как сейчас выражаются, одна фишка. Прибор «Биофон», разработанный серьезным научным объединением и испускавший какие-то особенные электромагнитные волны, которые, как считала мать, помогают если не от всех существующих болезней, то от многих. Приобрела она его давно, еще в советские времена, и свято уверовала в то, что было написано в сопроводительной листовке. А там чего только не было! Так что Надежда в свое время тут же усомнилась в чудодейственной силе прибора и имела глупость намекнуть об этом матери, после чего выслушала ее гневный монолог и решила, что скоро мать и сама разочаруется в приборе. Но не получилось: мать утверждала, что «Биофон» помогает ей от болей в спине, суставах и еще много от чего.

В конце концов Сан Саныч, вспомнив про эффект плацебо, посоветовал Надежде оставить эту тему.

Так или иначе, злополучный «Биофон» исправно нес свою службу, мать берегла его и сокрушалась, что, если драгоценное устройство, не дай бог, сломается, заменить его будет нечем – завод, который выпускал эти приборы, давно закрылся. Незачем говорить, что свой незаменимый прибор она никому не давала и лишь однажды отступила от своих правил, дав попользоваться «Биофоном» матери Муськи Васильковой.

Все эти мысли пронеслись в голове Надежды Николаевны за те полминуты, пока она завязывала шнурок на кроссовке. Но на Муське Васильковой мысли остановились, потому что Муська была такой личностью, что слов не хватит ее описать, так что Надежда только заскрипела зубами.

Итак, Надежда Николаевна опустилась на колено, завязала шнурок и хотела было выпрямиться, но тут заметила мужчину, которого приняла за Муськиного знакомого, а вернее, его жену. А может, и не жену вовсе… Впрочем, да какое ей до них дело!

Но все равно Надежде было ужасно неудобно: если он заметит ее, не дай бог, подумает, что она за ним следила или еще что-нибудь! В прошлый раз вон как нахамил. И вообще, они с женой показались Надежде очень странными…

Так или иначе, Надежда застыла в крайне неудобном положении, на одном колене, и постаралась не шуметь, надеясь, что мужчина скоро уйдет. А он тем временем разговаривал по телефону. Надежда не собиралась подслушивать чужой разговор, но это получилось нечаянно, само собой.

– Да… – голос мужчины был напряженный, взволнованный, беспокойный. – Да, конечно… можете не сомневаться, я сделал все, как мы договаривались… да, в точности как вы хотели… и непременно доведу до конца… конечно… и это тоже… само собой… я же сказал, можете не сомневаться…

Он еще немного послушал невидимого собеседника, а потом махнул рукой, резко развернулся и зашагал прочь.

Надежда немного подождала, выпрямилась и, переведя дыхание, пошла в прежнем направлении.

Проходя мимо старой, заброшенной могилы, она услышала характерный звук – негромкий сигнал, который издает мобильный телефон, когда на него поступает сообщение. Надежда Николаевна опустила глаза и увидела на надгробной плите то, чего там не должно быть, а именно новенький мобильный телефон, экран которого светился.

Надежда остановилась, огляделась. Откуда здесь взялся этот телефон? Кто-то его забыл? И тут до нее дошло, что именно возле этой могилы только что стоял тот мужчина и разговаривал по мобильнику. Выходит, это он уронил телефон…

Надежда представила, сколько хлопот и сложностей связано с потерей телефона. В нем наверняка хранится много важной информации – телефонные номера, личные данные, приложения… нет, нужно догнать того человека и отдать ему телефон!

Фигура мужчины еще виднелась далеко впереди, среди кустов и надгробий.

Надежда забыла, как только что пряталась от этого человека, замахала руками и крикнула:

– Мужчина! Постойте! Вы телефон потеряли!

Однако тот был слишком далеко и не слышал ее.

Надежда устремилась вслед, не сомневаясь, что без проблем его нагонит, и очень скоро увидела впереди кладбищенскую ограду с проделанной в ней дырой, через которую виднелась пустынная улица. Совсем близко по другую сторону ограды стоял тот самый мужчина – видимо, ждал такси или маршрутку. Во всяком случае, он оглядывал улицу с характерным выражением напряженного, нетерпеливого ожидания, а потом взглянул на часы.

Надежда не стала окликать мужчину издали, надеясь, что успеет подойти к нему. Но вдруг из-за угла вывернула черная машина, стремительно подкатила к мужчине и резко затормозила. Он шагнул было к ней, но вдруг отчего-то попятился и бросился прочь, однако не успел сделать и двух шагов, как дверцы машины распахнулись, из нее выскочили два человека, схватили мужчину за руки и втащили в салон.

Вся эта сцена заняла не больше нескольких секунд.

Надежда не успела ни пикнуть, ни вздохнуть, она только стояла в растерянности за кованой кладбищенской оградой и смотрела вслед исчезающей машине.

Какое-то время Надежда Николаевна вообще не могла поверить, что такое произошло на самом деле: только что, среди белого дня, прямо у нее на глазах похитили человека. А в том, что это было похищение, она не сомневалась. Тот мужчина явно не хотел садиться в машину, он попытался убежать, но из этого ничего не вышло.

Осознав, что мужчину и правда похитили, Надежда стала думать, что она может сделать. По всему выходило, что ничего.

Машина похитителей умчалась в неизвестном направлении, полиции поблизости не наблюдалось… Конечно, можно было позвонить по известному всем номеру, но вряд ли там всерьез приняли бы сообщение Надежды. Скорее, подумали бы, что у дамы не все в порядке с головой. Сегодня и многие уже так посчитали, когда она разговаривала сама с собой и приставала к незнакомым людям.

После непродолжительного, но напряженного раздумья Надежда Николаевна поняла, что сегодняшний поход просто обязан был закончиться подобной неприятностью, поскольку идея исходила от Муськи Васильковой.

Муська Василькова была кошмаром Надеждиной жизни, и начался этот кошмар давным-давно, когда они жили в одном дворе. Надина и Муськина мамы дружили по-соседски и даже умудрились родить дочек в один день, так что их общение началось с гуляния в колясках, потом в детском саду, но в школу вместе девочки не пошли, потому что родители Надежды переехали. И хорошо, так как сидеть с Муськой за одной партой была бы мука мученическая. Дело в том, что Муська была фантастически глупа. Когда при рождении раздавали красоту и хороший характер, Муська всего получила достаточно, а вот ума и хоть каких-нибудь способностей ей не досталось. Очевидно, там, наверху, посчитали, что и этого хватит, чтобы благополучно прожить жизнь.

Школу Муська все же закончила, потому что учителя относились к ней неплохо из-за покладистого характера, и почти сразу выскочила замуж. Родила дочку, но муж продержался лет пять, потом сказал, что больше не может ее терпеть и ушел. Однако денег давал вполне достаточно, так что Муська работала от случая к случаю – то приемщицей в химчистке, то кассиршей в кинотеатре, то регистратором в районной поликлинике.

Поначалу ее всюду брали охотно, привлеченные симпатичной внешностью (натуральная блондинка с голубыми глазами, приятной улыбкой и переливчатым смехом), но надолго она нигде не задерживалась. Больше двух месяцев Муська продержалась только в регистратуре, и то ей пришлось уволиться после того, как она послала больного вместо окулиста к гинекологу. Муська непрерывно путала документы и квитанции, неправильно писала фамилии и даты, и за кассой не проторговалась только потому, что кинотеатр был небольшой и заштатный и вскоре вообще благополучно закрылся.

Незаметно подросла дочка и, слава богу, пошла не в мать: закончила школу, потом институт, не с первого раза, но устроилась на хорошо оплачиваемую работу, а потом и вышла замуж за владельца фирмы. Зять Муську раскусил сразу же, поэтому, не тратя времени даром, купил ей небольшую квартиру подальше от своей и выделил приличное содержание. Работать Муське не было нужды, поэтому она порывалась сидеть с внуками, но дочка была начеку и сразу же эти порывы пресекала. И Надежда очень ее понимала: доверить ребенка Муське ни одна мамаша в здравом уме не решится.

Поэтому Муська со страстью окунулась во всякие сомнительные мероприятия: посещала курсы самопознания, проверяла на себе всевозможные способы очищения и оздоровления организма, ходила на семинары разных коучей и так далее. Пробовала она приобщить к этому делу и Надежду, когда узнала, что та оставила работу, но из этого ничего не вышло. А с тех пор, как в прошлом году та же Муська Василькова исключительно по глупости втянула Надежду в опасную криминальную историю, Надежда дала себе слово держаться от этой гусыни подальше.

И надо же было такому случиться, что Надеждина мать изменила своему правилу и отдала ненаглядный «Биофон»… нет, не Муське, такого бы она уж точно никогда не сделала. Мать дала попользоваться бесценным прибором Муськиной мамаше Анне Петровне, с которой приятельствовала до сих пор. Анна Петровна пожаловалась на боли в плече – и вот, Надежде же пришлось везти ей этот чертов «Биофон».

В отличие от Муськи ее мать была женщиной вполне адекватной, так что ничто, как говорится, не предвещало грядущих неприятностей. Но они грянули, потому что Анна Петровна получила телеграмму о тяжелой болезни двоюродной сестры и тут же сорвалась к ней в Ростов-на-Дону. К счастью, все обошлось и сестру удачно прооперировали, но Анне Петровне пришлось с ней остаться на все лето, пока окрепнет.

Мать Надежды хватилась своего «Биофона» и потребовала, чтобы Надежда срочно его привезла. Сколько времени ушло на то, чтобы заставить Муську съездить на квартиру матери и найти прибор, Надежда Николаевна уже сбилась со счета. И вот наконец Муська радостно сообщила, что злополучный «Биофон» у нее.

Надежда удостоверилась, что это именно та коробка, что Муська не прихватила вместо «Биофона» электрическую мясорубку или инфракрасную сушилку для ботинок, и малость расслабилась. Теперь оставалось только встретиться с Муськой, чтобы получить желаемое. Сейчас Надежда не могла себе простить, что не сорвалась с места тотчас после Муськиного звонка и не полетела к ней на такси, чтобы немедленно забрать этот треклятый прибор.

Муська, конечно, тут же умотала на какие-то очередные занятия, потом Надежда уехала на дачу, потом она провожала мужа в командировку, а потом Муська вообще перестала отвечать на звонки и сообщения.

А мать звонила и жаловалась на боли в спине и на то, что у нее такая равнодушная и невнимательная дочь. В общем, на дачу без «Биофона» нечего было и соваться.

И вот буквально вчера Муська позвонила сама.

– Ну наконец-то! – обрадовалась Надежда. – Где тебя носило?

– Ой, Надя, долго рассказывать! – захлебывалась Муська. – Ты не поверишь!

– Тогда не надо! – предупредила Надежда. – Значит, жди, я к тебе сейчас приеду. Можешь чайник поставить.

– Ой, нет…

Далее выяснилось, что Муська в эту минуту находится на занятиях по управлению сновидениями и дома будет поздно.

– Но на завтра, Надя, у меня для тебя потрясающее предложение! – прокричала Муська.

– Может, не надо… – заныла Надежда, – ты же знаешь, что я не очень…

– Нет, ты слушай! Значит, завтра мы с тобой пойдем на подпольную экскурсию!

– Чего? По подвалам, что ли, шляться? Там крысы…

– При чем тут крысы! – возмутилась Муська. – Никаких крыс там нет. И это вовсе не подвалы.

– Тогда говори толком!

Далее выяснилось, что Муська записалась на неофициальную экскурсию в особняк купцов Клюквиных.

– Очень красивый дом! – стрекотала она. – Снаружи, конечно, выглядит как развалина, но внутри много всего сохранилось. Расписные патефоны…

– Что?

– Ах нет, не патефоны, а эти… плафоны. И резные двери, и такие люстры – закачаешься!

– А ты откуда знаешь?

– А мне одна знакомая про этот особняк рассказывала и фотки замечательные показала! В самом деле, Надежда, ты меня вечно упрекаешь, что я легкомысленная и ничем не интересуюсь, а когда представилась возможность повысить свой культурный уровень – так ты сразу в кусты!

Ответить на такое заявление Надежде было нечего, так что она неохотно согласилась пойти на экскурсию в особняк купцов Клюквиных, черт бы побрал их совсем. И заодно Муську с ее глупостью и безалаберностью.

И ведь знала же, что с Муськой связываться никак нельзя, все рано или поздно пойдет наперекосяк! Но выхода не было, нужно же получить этот проклятый «Биофон» и отвезти его матери.

– Значит, запоминай: завтра, в десять тридцать у метро «Василеостровская» будет стоять микроавтобус с надписью: «Экскурсия». Ты подойдешь к этому автобусу и спросишь: «В особняк Черникиных?» Тьфу, не Черникиных, а Клюквиных! Они скажут: «Да» – и проверят твою фамилию по списку. Только кричать об этом не нужно, тихонько говори, чтобы посторонние не слышали.

– Почему такая секретность? – удивилась Надежда, которой все Муськины наставления напомнили походы за каким-нибудь дефицитом в советское время. Приходишь в магазин со служебного входа, стучишь условленным стуком и говоришь, что ты, к примеру, от Марии Ивановны. Или от Зои Павловны.

– Надежда, я на тебя просто удивляюсь! – бодро тарахтела Муська. – Ведь сказала же тебе, что особняк этот для посетителей официально закрыт. И непонятно, кто хозяин. Так что экскурсии проводятся тайно. В частном порядке.

– А кому деньги идут? – спросила Надежда.

– Да там и деньги-то небольшие, вроде сто рублей всего. Или двести, на месте выясним. В общем, встречаемся в этом самом микроавтобусе в десять тридцать!

– «Биофон» только не забудь! – крикнула Надежда, но Муська уже отключилась.

Надежда Николаевна дала себе слово, что непременно позвонит ей завтра утром и напомнит про экскурсию, но утром она проспала, потом позвонил муж и поинтересовался здоровьем кота, так что Надежда долго юлила и оправдывалась, что не навестила животное. «А вдруг ему там плохо? А вдруг у него депрессия?» После этих слов муж повесил трубку, а Надежда подумала, что коту на природе как раз очень хорошо, а вот ей плохо: мечется между двух огней, матери говорит одно, мужу – другое… Тут она посмотрела на часы, поняла, что опаздывает, и заметалась по квартире, собираясь.

В метро она пыталась позвонить Муське, но связи не было. Разволноваться по этому поводу Надежда не успела.

На небольшой площади перед метро «Василеостровская» было, как всегда, много народу. Играла музыка, золотились на солнце кони на памятнике конке, за ними под яркими зонтиками находилось уличное кафе.

Надежда прошла мимо, перешла проспект и увидела небольшой микроавтобус, на лобовом стекле которого от руки было написано: «Экскурсия».

– Это в особняк Клюквиных? – спросила Надежда, робко потоптавшись рядом.

– Ага, – оживился незаметный дядечка с аккуратной лысиной, но с пышной седоватой бородой. – Ваша как фамилия?

Он раскрыл пухлый растрепанный блокнот и стал перелистывать страницы, слюнявя палец.

– Ага, сегодня у нас…

– Девятнадцатое августа, – подсказала Надежда.

– Уже? Надо же, как время летит… – удивился дядечка. – Не успеешь глазом моргнуть…

– Особенно летом, – сказала Надежда Николаевна, чтобы поддержать беседу.

– Так… вот она Лебедева… есть такая… с вас двести рублей за экскурсию.

Надежда хотела спросить, есть ли в списке Василькова и заодно уж заплатить за нее, но тут в автобус ввалилась компания молодежи, сразу стало шумно и тесно, так что она прошла внутрь и села у окна, пока там было свободно.

Часы показывали двадцать минут одиннадцатого, то есть до назначенного времени оставалось десять минут. Муська, конечно, опоздает (она всегда опаздывала), но эти уж подождут сколько-нибудь, ведь не самолет и не скорый поезд.

На всякий случай Надежда еще раз позвонила Муське. И снова механический голос ответил ей, что телефон находится вне зоны доступа. Ясно: едет в метро.

Пару лет назад Муська захотела водить машину, записалась на курсы вождения и даже закончила их. Уж каким образом она сдала на права, никто так и не узнал, скорее всего, инструкторам просто надоело ее учить и они взяли грех на душу, выдав ей права в надежде, что все само собой как-нибудь образуется.

Дальновидный Муськин зять не стал покупать ей новую машину, а раздобыл где-то старые, видавшие виды «жигули». И, как оказалось, правильно поступил, потому что первое, что Муська сделала в качестве водителя, – это смачно поцеловалась с березой, которая росла при выезде с их двора. Муська не пострадала, машину отправили на свалку, береза же не стала требовать возмещения ущерба, справилась сама. Зять раздобыл Муське подержанную иномарку. И через пару дней она с удивительной ловкостью разбила сразу две припаркованные машины и свою впридачу. Опять-таки сама не пострадала, но зять не успел иномарку застраховать, так что после выплаты внушительной суммы хозяевам припаркованных автомобилей сказал твердое «нет». Правда, и Муська к тому времени к идее вождения охладела, так что теперь ездила на общественном транспорте или на такси.

Прошло еще десять минут. За это время в автобусе утвердились две бодрые старушенции: одна – в лихо заломленной джинсовой панаме, вторая – в ярко-красной бейсболке и майке, на которой был нарисован череп и красовалась надпись: «Бедный Йорик».

Надежда снова позвонила Муське, и опять безрезультатно. В автобус влез полный одышливый дядька и плюхнулся напротив Надежды, причем один занял все двухместное сиденье. Отер лоб несвежим платком, чихнул и, оглядевшись, спросил басом:

– А чего стоим?

– Вас ждали! – охотно откликнулся экскурсовод.

– Ну, так я сел, значит, можно ехать, – сказал дядька и игриво подмигнул Надежде.

Экскурсовод, однако, этого мигания не заметил и ответил весьма серьезно:

– А других ждать не надо? Вот, значит, как вы к людям относитесь!

Вошли еще двое: молодая женщина самого скромного вида и с ней худенький задумчивый мальчик лет двенадцати в круглых очках, как у Гарри Поттера.

Надежда оглядела салон. Микроавтобус маленький, в каждом ряду по три двухместных сиденья, итого можно разместить двенадцать пассажиров. Еще рядом с водителем было место, но туда, наверное, должен был сесть экскурсовод.

Итак: в одном ряду две старухи, мама с сыном и дядька, один занимающий два сиденья. Дальше трое молодых: парни волосатые, один с хвостом, другой косматый, как Тарзан, а девчонка, наоборот, стриженная очень коротко, так что кожа на голове была видна. Надежда сзади, и еще два места свободны.

Значит, не одна Муська опаздывала, и это радовало: двоих, наверное, подождут.

– Ждем пять минут! – объявил экскурсовод. – Больше не можем, там к сроку назначено.

Надежда снова и снова пыталась дозвониться до Муськи. Теперь просто никто не отвечал. И вот когда она уже отчаялась и встала, чтобы выйти из автобуса, к дверям подскочили двое. Судя по всему, семейная пара средних лет. Одеты они были в одинаковые куртки – серые флиски с капюшонами, и кроссовки тоже одной фирмы.

– Опаздываете, – укоризненно сказал им экскурсовод. – Николай, поехали!

– Подождите! – крикнула Надежда. – Как же…

И тут телефон наконец ответил.

– Муська! – заорала Надежда страшным голосом. – Где тебя носит? Ты же не успеешь!

– Ой, Надя! – Муська, как всегда, запыхалась. – Все изменилось! Представляешь, мне предложили потрясающую вещь! Курс психологической адаптации через общение с дельфинами!

– Чего? – обалдела Надежда.

– Это такая вещь, такая вещь… после этой адаптации станешь буквально другим человеком! Представляешь, все твои проблемы улетучатся сами собой, потому что дельфины… они как бы поглощают все мысли и голова становится такой легкой…

Надежда невольно подумала, что у Муськи голова и так слишком легкая и мыслей в ней немного, так что если дельфины поглотят и их, то… Но тут она вспомнила про «Биофон».

– Муся, ты соображаешь, что делаешь? Ты же должна была мне принести…

– Да ты не волнуйся, Надя, я все устроила, я договорилась! – перебила ее Муська. – На экскурсию вместо меня поедет очень приятная пара, я им твой прибор передала. Ее зовут Ирина, а его… ну неважно, все равно прибор у нее. Так что все в порядке, а я уж, извини, буду неделю недоступна. Дельфины не любят, когда в их присутствии пользуются мобильным телефоном!

– Черт знает что! – Надежда едва не бросила трубку и тут осознала, что автобус уже давно едет по Большому проспекту.

– Дама, сядьте же, наконец, на место! – раздраженно сказала старуха в джинсовой панаме. – И не кричите так, слушать мешаете! Вы же здесь не одна!

И что было делать? Не орать же, чтобы немедленно остановились: кто ее послушает. Надежда села и огляделась. Семейная пара села впереди, а один из парней пересел к Надежде. Так что поговорить с женщиной можно будет только на остановке. Что ж, видно, придется ехать на экскурсию. К тому же и деньги заплачены.

Ехали недолго, минут двадцать, а может, Надежде показалось, потому что она по сторонам не смотрела, а злилась на Муську. Что, в общем-то, было делом бесполезным, потому что с самого начала были у Надежды подозрения, что и на этот раз Муська подведет.

«Вот если бы не “Биофон” этот проклятый, и двух слов с ней ни за что не сказала бы! – подумала Надежда. – И номер ее в черный список занесла бы!»

Тут парень, что сидел рядом, фыркнул, и Надежда поняла, что произнесла эти слова вслух.

– Приятно поговорить с умным человеком! – сказал парень, и у Надежды хватило выдержки не послать его куда подальше.

– Вроде того, – вздохнула она, и парень отстал.

– Приехали! – сказал в это время экскурсовод, и Надежда заторопилась к выходу.

Здание действительно выглядело запущенным. Штукатурка облупилась, и непонятно было даже, какого цвета дом был раньше. Правда, стекла в окнах красивой формы сохранились. Да и в самом здании, в его пропорциях чувствовалось благородство, как в состарившемся, но все еще импозантном аристократе.

Экскурсанты прошли по узкой дорожке, которая когда-то была выложена разноцветной плиткой, теперь же плитка кое-где отсутствовала, а из ям и щелей активно перли сорняки.

Портал был бы хорош, если бы не был так запущен и одна колонна не треснула. Экскурсовод, однако, повел их мимо резной, проеденной жучками двери, обходя дом слева.

– Осторожно под балконом идите, он может рухнуть.

Надежда задрала голову и увидела балкон, который с трудом поддерживали две потрескавшиеся кариатиды.

– Хоть бы каски выдавали… – сострил парень с хвостом.

Экскурсовод сделал вид, что не расслышал его, поспешил вперед и остановился перед небольшой дверью, удачно спрятанной за разросшимися кустами.

На двери висел большой амбарный замок.

– Заперто! – удивленно проговорила старуха в джинсовой панаме.

– Не переживайте, дама! Это – бутафория, чтобы посторонние сюда не лазили!

С этими словами экскурсовод жестом циркового фокусника снял замок и стукнул в дверь кулаком, воскликнув:

– Лексеич, открывай!

Никто не отозвался, и тогда Надежда Николаевна, пользуясь короткой передышкой, подошла к женщине, чей муж отвлекся на телефонный разговор в стороне от группы.

– Простите… – она деликатно тронула женщину за рукав, – вы ведь Ирина?

– Нет… – женщина посмотрела на нее с удивлением. – С чего вы взяли? Я вовсе не Ирина.

– Но как же… – растерялась было Надежда, но тут же сообразила, что эта дуреха Муська небось перепутала имя этой женщины и наврала, что хорошо знает эту семейную пару. Наверняка попросила передать «Биофон» едва знакомых людей, с нее и не такое станется.

– Извините! – она доброжелательно улыбнулась. – Понимаете, я Надежда, Муська, как всегда, все перепутала, и…

Тут за спиной у нее раздался мужской голос:

– Надя! Надежда!

Надежда Николаевна вздрогнула и обернулась: кто это ее окликнул? Вроде здесь нет знакомых.

Но оказалось, что это муж ее собеседницы, и обращался он именно к ней:

– Надя, ты не знаешь, где мои очки?

Выходит, эта женщина вовсе не Ирина, а ее, Надеждина, тезка. Как неудобно получилось…

Надежда растерялась и отступила, и в это самое время дверь особняка наконец открылась и на пороге появился нынешний обитатель дома – немолодой, сильно запущенный мужичок, давно не бритый и не стриженный, в очках, оправа которых была сломана и замотана синей изоляционной лентой.

– А… – сказал он, – приехали… Давайте быстрее, а то у меня через час киношники приедут.

– Лексеич, так дела не делаются! – бурно запротестовал экскурсовод. – Я с людей деньги взял за полноценную экскурсию, два часа сорок минут по программе!

– Да ладно, не бери в голову, они все равно опоздают… они всегда опаздывают… а вы время не тратьте, идите уж… – сторож махнул рукой, приглашая всех войти внутрь.

Вся группа дружно двинулась в особняк Клюквиных, и Надежда Николаевна вместе со всеми.

«Ладно, – подумала она, – улучу более удобный момент и переговорю с этой женщиной…»

Они прошли по короткому полутемному коридору и оказались в просторном холле. Пол здесь был выложен мраморными плитами, в глубине виднелась широкая мраморная же лестница, по сторонам которой стояли две огромные грозные фигуры из черного гранита. Казалось, эти гранитные гиганты стерегут вход наверх, оберегая покой особняка от посторонних.

Группа рассредоточилась между этими фигурами, ожидая пояснений экскурсовода. Надежда решила воспользоваться этой паузой, пробралась поближе к тезке и проговорила вполголоса:

– Извините, видимо, Муся все перепутала. Она сказала, что вы Ирина, а вы, оказывается, Надежда… я, кстати, тоже Надежда, так что мы тезки…

– Рада за вас, – усмехнулась женщина, – но что конкретно вы от меня-то хотите?

– Муся вам для меня ничего не передавала? – спросила Надежда, в глубине души зная ответ.

– Знать не знаю никакой Муси! Первый раз слышу! – женщина пожала плечами.

– Понимаете…

И тут рядом с ней послышался недовольный голос:

– Женщина, вы обязательно должны сейчас разговаривать? Мы вообще-то сюда на экскурсию пришли, а не вас слушать! Опять вы всем мешаете! Бывают же такие люди!

Надежда обернулась и увидела, что это та же самая старуха в джинсовой панаме, которая отчитывала ее в автобусе.

Экскурсовод начал рассказ:

– Вы видите перед собой две египетские статуи, которые Николай Клюквин приобрел на художественном аукционе в Германии. Эти статуи относятся к эпохе Среднего царства…

– Среднего… – разочарованно протянул молодой парень.

– Среднее не по художественной и исторической ценности! – возмущенно проговорил экскурсовод. – Среднее по времени происхождения, то есть этим статуям не меньше трех тысяч лет! Когда они были созданы, еще не был заложен Древний Рим! На месте Капитолия и форума еще паслись олени и охотились волки!

– Круто! – присвистнул парень.

Надежда подозрительно взглянула на него. Видно было, что он прикалывается, подшучивает над экскурсоводом. Зачем тогда пошел на эту экскурсию?

Впрочем, у нее была другая цель: ей нужно было переговорить со своей тезкой и забрать злосчастный «Биофон». Хотя что-то подсказывало Надежде, что и тут Муська ее обманула. Не было у этой женщины никакого прибора, рюкзачок-то за спиной маленький совсем, туда коробка не влезет. «Ох, Муська!» – Надежда заскрипела зубами.

Тем временем экскурсовод пошел вверх по лестнице, и вся группа устремилась за ним. Супружеская пара оказалась в первых рядах, их разделяло несколько человек, и в их числе – старуха в панаме, которая то и дело бросала на Надежду неприязненные взгляды. Надежда Николаевна на всякий случай лучезарно ей улыбнулась и двинулась вперед.

Группа поднялась на второй этаж и вошла в длинный светлый зал, стены которого были отделаны очень красивыми резными панелями. Экскурсовод что-то рассказывал о них, но Надежда слушала его невнимательно, пытаясь ненавязчиво протиснуться к своей тезке и ее мужу.

– А теперь поднимите голову и посмотрите наверх! – громко произнес экскурсовод.

Надежда невольно подчинилась, запрокинула голову и… пришла в восторг от увиденного – в зале хорошо сохранилась роспись потолка, на котором были изображены пышные облака, освещенные закатным солнцем, а на них в свободных позах расселись греческие боги и богини. И до чего хорошо они были выписаны! И как хорошо сохранились! Можно было различить каждую складку их хитонов, нежный румянец на лицах богинь…

Надежда залюбовалась этим плафоном, вспомнив строчку из известного стихотворения: «Из-за облака сирена ножку выставила вниз…»

Внезапно Надежда Николаевна осознала, что находится в зале совершенно одна: пока она любовалась плафоном, экскурсовод куда-то увел свое послушное стадо. Надежда бросилась вперед, ей совсем не улыбалось заблудиться в этом особняке!

Из зала выходили две двери, и она наугад выбрала левую, из-за которой доносились приглушенные голоса.

За этой дверью оказался короткий коридор, заканчивающийся еще одной дверью. Надежда прошла по нему, приоткрыла дверь и увидела большую комнату, в которой разговаривали двое парней и коротко стриженная девушка.

– Это крыло нам не подходит, – говорил тот, что с хвостом, – здесь уже все обыскали…

– Но теперь у нас есть план! – возражала ему девица. – С планом – это совсем другое дело!

– Ладно, посмотрим еще в этом крыле, – проговорил второй парень. – Вернемся сюда позднее… – Тут он, видимо, услышал шаги Надежды и завертел головой: – Кто здесь?

Надежде стало неловко – еще подумают, будто она подслушивает, и она крадучись вернулась в зал с плафоном и прошла в другую дверь.

Здесь Надежда Николаевна действительно нашла всю группу, которая сгрудилась вокруг экскурсовода.

– После революции последний из семьи Клюквиных стал так называемым красным директором… но с ним тоже произошла таинственная история: он исчез, пропал прямо у себя в кабинете…

Надежда постаралась подойти ближе к интересующей ее женщине.

А экскурсовод тем временем продолжал:

– Из-за всех этих исчезновений у особняка купцов Клюквиных и особенно у директорского кабинета возникла дурная слава. Впрочем, большинство мнений сходилось на том, что причиной исчезновений был не сам особняк, а старинное венецианское зеркало, которое незадолго до революции привез из Италии последний из семьи, Глеб Клюквин.

– Тот самый, который исчез? – подала реплику старуха в джинсовой панаме.

– Да, тот самый.

– А где сейчас это зеркало?

– Хороший вопрос! – оживился экскурсовод. – Дело в том, что зеркало исчезло вместе с последним членом семьи. Никто не знает, куда оно подевалось.

– Мистика какая-то! – проговорил кто-то из экскурсантов.

– Безусловно! – согласился экскурсовод. – Хотя, скорее всего, зеркало просто куда-то убрали, чтобы избежать лишних разговоров.

– Куда же?

– В этом особняке было много потайных помещений, и возможно, что еще не все они обнаружены. Во всяком случае, в последние годы многие люди пытались проникнуть сюда и найти зеркало, но это никому не удалось.

Тут Надежда совсем рядом увидела свою тезку и вспомнила, зачем, собственно, пришла на эту экскурсию.

– Извините! – зашептала она на ухо женщине. – Муся вам, наверное, передала для меня…

– Какая еще Муся? – недовольно проговорила та. – Я же вам сказала, что не знаю никакой Муси! Первый раз слышу! О чем вы вообще говорите?

– Вообще-то ее Мальвина зовут. – Надежда из последних сил пыталась внести ясность. – Это она так себя в детстве называла – Муся, вот имя и прилипло…

– Да что вы ко мне пристали со своей Мусей? Ни Мальвины, ни Марины, ни Маруси я не знаю!

– Надежда! – раздался рядом грозный окрик. – С кем это ты базаришь? Нашла время! Мы вообще-то на экскурсию пришли! За культурой!

Надежда вздрогнула и увидела, что это муж ее собеседницы грозно сверкает очами и уже движется в их сторону.

– Извините… – пробормотала она смущенно, – извините, кажется, получилось недоразумение…

Мужчина схватил жену за руку и буквально оттащил от Надежды, при этом сильно толкнув ее плечом, так что она едва удержалась на ногах.

– Поосторожнее! – сказала Надежда Николаевна вслед, но грубиян только дернул головой и проворчал какое-то ругательство.

Никто из группы никак не отреагировал на его хамское поведение, хотя все стояли рядом.

«Они думают, что я с приветом, от скуки и одиночества мотаюсь по всяким сомнительным экскурсиям и пристаю к людям с разговорами», – поняла Надежда.

Делать было решительно нечего. Самым сильным ее желанием сейчас было убить Муську Василькову. Вот просто взять и придушить голыми руками. И эти руки не дрогнули бы. Хорошо, что Муська находилась вне пределов досягаемости.

Вторым желанием Надежды было оказаться как можно дальше от всей этой группы и вообще от дома купцов Клюквиных. Но как отсюда выбраться? Место уединенное, никакой общественный транспорт не ходит. Вызвать такси?

Надежда схватилась за телефон, но передумала. Они спросят точный адрес, а она и понятия не имела, где этот дом Клюквиных находится. От метро ехали минут двадцать, но в какую сторону? Спросить у экскурсовода? Да его сначала поймать нужно, вон, опять куда-то группу потащил.

– Дама, что вы все время отстаете? Сколько можно! Только группу задерживаете! – Противная старушенция в джинсовой панаме снова набросилась на Надежду.

«Отвали!» – хотела сказать Надежда, но в последний момент удержалась.

– Вы бы лучше по сторонам смотрели, чем за мной следить, – посоветовала она, – там интереснее.

Старуха открыла рот для подходящего ответа, но замешкалась, и спутница потянула ее за рукав.

Надежда замедлила шаги и огляделась. Группа ушла далеко вперед, а она решила, что с нее хватит этих застарелых красот.

Шикарно, конечно, было лет сто пятьдесят назад, а теперь того и гляди потолок обвалится. Следовало срочно искать выход. А уж потом она доберется до Муськи. Поедет к ней домой, расспросит соседей… хотя нет, Муська же сама говорила, что соседи от нее шарахаются и даже в лифте вместе не ездят. Надежда их очень понимала – от Муськиной болтовни, пока до своего этажа доедешь, можно запросто умом тронуться.

Дозвониться до Муськиной дочки Лены? Уже она-то наверняка знает, где мать обретается. Хотя не факт, Ленин муж от тещи прямо трясется после того случая с машинами. «Ну ладно, – заключила Надежда, – будем решать задачи по мере их поступления. А пока следует срочно найти выход из этого гадюшника».

Тут Надежда Николаевна, конечно, была не права, потому что интерьеры особняка и правда впечатляли. Чего стоит, например, эта комната в мавританском, как сказал экскурсовод, стиле. Пол был выложен разноцветными узорчатыми плитками, стены тут и там украшали подковообразные арки, опирающиеся на узкие колонны, похожие на сталактиты, все свободное пространство было покрыто замысловатым восточным орнаментом, а в одной из ниш разместился даже фонтан, правда, не действующий.

При виде этой экзотической роскоши приходили на память то ли дворцы Гранады, то ли балет «Бахчисарайский фонтан».

«Эх, жили люди!» – усмехнулась Надежда словами героя замечательного романа, написанного почти сто лет назад. Будь она в другом настроении, то непременно полюбовалась бы внутренним убранством дома Клюквиных. Но не теперь.

Надежда Николаевна вовсе не была размазней и тетехой. Напротив, женщина решительная и здравомыслящая. А все из-за Муськи! Говорят же: с дураками свяжешься – сам таким будешь.

Надежда успокоилась и решила, говоря военным языком, определиться на местности, чтобы попасть к выходу. Она прислушалась к себе, мысленно представила путь, который они прошли, выглянула в окно, прикинула размеры комнат и выбрала направление. После чего решительно пошла в сторону, противоположную той, куда ушла группа.

С координацией на местности у Надежды всегда все было в порядке, топографическим кретинизмом она никогда не страдала. Она прошла зал с плафоном, затем проскочила еще пару комнат, свернула в боковой коридор – и попала в холл с мраморной лестницей и двумя огромными гранитными статуями. Ну, эти-то прекрасно сохранились. А что им сделается? Они три тысячи лет простояли, а может, и больше, что им какие-то сто пятьдесят?..

Надежда сунулась было в центральную дверь, напротив лестницы, но дверь не поддавалась, и она вспомнила, что в особняк они входили не через нее, а через дверь сбоку. Изнутри центральные двери выглядели гораздо лучше. И правда красивые, с замечательными узорами. Что там экскурсовод говорил? В Италии заказывали? Ах нет, это зеркало какое-то особенное из Венеции привезли. Ну, экскурсоводы всегда разные байки рассказывают.

– Стой! – послышался резкий окрик, когда Надежда Николаевна попыталась открыть боковую дверь. – Кто такая?

Откуда-то вынырнул сторож и стоял сейчас рядом. Надо же, как неслышно подошел, она и не заметила.

– Кто такая? – повторил сторож и шагнул ближе.

Надежду обдало противным запахом немытого тела и пропахшей потом одежды.

– Что вы так кричите? Я – посетитель, деньги за экскурсию заплатила.

– Это ты к тому обращайся, кому деньги платила, а я ничего не знаю!

– А мне от вас ничего и не надо! – мирно сказала Надежда. – Я выйти хочу.

– А зачем? – Сторож сбавил тон и даже отошел на шаг. – Ваши еще долго там гулять будут.

– А мне пора уже, – спокойно сказала Надежда Николаевна, – так что подскажите ваш точный адрес, чтобы такси вызвать…

– И-и, милая! – даже обрадовался сторож. – Да точного адреса сам Господь Бог не знает! Не то Кривая линия, не то Стекольный переулок, а номера дома вообще нету! И никогда не было!

– А как отсюда выбраться-то? – потеряла терпение Надежда.

– Ну как… я вообще никуда отсюда не ухожу лет уже… – сторож посчитал что-то на пальцах, – десять, что ли, а вас вот на автобусе привозят. Но если очень нужно… – он хитро посмотрел на Надежду, и она полезла за деньгами. – Вот, давно бы так. – Сторож спрятал в карман сотню. – Если, значит, нужно, то, как выйдешь, поверни налево, там будет тропиночка, потом забор, в заборе дырка. Это кладбище. Значит, от дырки сразу дорожка, потом на большую дорогу выйдешь, а там уж пройти минут десять – и ворота на улицу. Недалеко автобусная остановка, маршрутка ходит. Ну или можешь такси вызвать, если денег не жалко. Хотя они на кладбище не любят ездить, боятся, что ли… А чего бояться днем-то? А ты иди, не бойся, мы всегда так ходим, так короче будет.

«А сам сказал, что десять лет отсюда не выходит…» – подумала Надежда и, напутствуемая сторожем, вышла на улицу.

Тропинку между кустами она нашла быстро, и дырка в заборе никуда не делась.

Никого не встретив, Надежда бодро зашагала между могилами, пока не увидела впереди того противного хамоватого мужика, на этот раз без жены. А вот интересно, как он обогнал Надежду? Вроде бы вместе с экскурсантами шел…

Про то, что было дальше, уже говорилось.

Итак, Надежда Николаевна стояла возле кладбищенской ограды и думала, что же она может предпринять. В это время у нее в сумке зазвонил мобильный. Она привычно сунула руку в сумку, достала телефон и взглянула на него… Телефон молчал, экран не светился, а звонок по-прежнему доносился из сумки.

Тут до Надежды дошло, что мелодия звонка ей не знакома, а еще через секунду вспомнила, что в ее сумке лежит еще один телефон – тот, который она подобрала на могиле.

Она торопливо вытащила второй мобильный, поднесла его к уху и услышала сбивчивый, взволнованный мужской голос:

– Надя, это ты?

– Я… – растерянно ответила Надежда Николаевна, не понимая, кто мог позвонить ей по этому телефону.

– Надя, ничего не спрашивай… сделай в точности то, что я тебе скажу…

– Что… кто…

– Говорю тебе – ничего не спрашивай! Если ты все сделаешь, как я скажу, меня отпустят. Запоминай… Запоминай внимательно! Вернешься в особняк Клюквиных, найдешь ту комнату, в которой к тебе подошла та странная женщина, оттуда пройдешь по левому коридору до рогатого старика…

– Что? – удивленно переспросила Надежда.

– Не перебивай меня! Запомни все слово в слово! Значит, дойдешь до старика, там будет дверь… чтобы открыть ее, нажмешь на дудку… потом пройдешь до шкафа, возьмешь с верхней полки вторую справа матрешку и вернешься. Матрешку ни в коем случае не открывай! Ни в коем случае – это очень важно! Ты все поняла? – проговорил мужчина. – Ты все запомнила? Ты ничего не перепутаешь? Сделай это, иначе…

– Я запомнила… – растерянно ответила Надежда. – Но только это не я… то есть это, конечно, я, но не та я, которая…

Она окончательно запуталась. А в это время в трубке зазвучал совсем другой голос – резкий, властный, холодный:

– Сделаешь все, как он сказал, получишь его обратно, живого и здорового. А если нет…

– Если нет… – как эхо, повторила Надежда.

– А если нет – мы его живым в землю закопаем. На том кладбище, возле которого мы его приняли. Закопаем в чужую могилу, вторым ярусом… поняла?

– Но это ошибка… – попыталась объяснить Надежда. – Это случайность…

Она хотела объяснить этому страшному человеку, что случайно подобрала чужой телефон, случайно стала свидетелем похищения, что она вовсе не та, за кого ее принимают, – но ее уже никто не слышал, из трубки доносились сигналы отбоя.

Надежда растерянно смотрела на телефон. Господи, за что ей это? Ведь она не имеет к этим людям никакого отношения! Они ей совершенно чужие! Может быть, просто выбросить этот телефон и забыть все события сегодняшнего дня, как страшный сон? Но тут она вспомнила холодный и властный голос в трубке: «Мы его живым в землю закопаем… в чужую могилу, вторым ярусом…»

Выходит, теперь только от нее зависит жизнь того человека, мужа ее тезки… Она вспомнила его неприязненный взгляд, грубый голос… Неприятный, невоспитанный человек, да еще толкался! Но это не значило, что его можно предать такой страшной смерти!

Ведь если бы она, Надежда, успела его догнать и отдать телефон… Стоп! А как это он позвонил своей жене по этому телефону, если сам его потерял?

Не потерял, тут же сообразила Надежда, не потерял вовсе, не забыл, не выронил случайно, а оставил. Оставил на той могиле… Для кого? Да для своей жены, естественно, если звонит ей по этому телефону! Какие-то у них тайные дела.

И то сказать, не похожа была эта пара на людей, которые по выходным ездят на экскурсии в какой-то подозрительный дом купцов Клюквиных. Из-за Муськи Надежда не разобралась поначалу, а теперь знала.

А отчего тогда жена не взяла телефон? Да не успела, тут же ответила сама себе Надежда, просто не успела его найти. И Надежду догнать не успела. И теперь не знает, что ее мужа похитили.

А Надежда, вместо того чтобы бежать в особняк, ловить там эту самую жену и рассказать ей о несчастье, стоит тут и размышляет. Когда время так дорого!

Последнюю мысль Надежда Николаевна додумывала на бегу.

Она мигом пролетела через кладбище, не встретив ни единой души, пролезла через дырку в заборе, нашла тропиночку и осторожно подошла к особняку. Площадка перед главным входом отсюда была не видна, так что Надежда понятия не имела, стоит ли еще там микроавтобус, но надеялась на лучшее.

На двери по-прежнему висел большой заржавленный амбарный замок. К счастью, теперь Надежда знала, что этот замок – обычная бутафория… Опасливо оглядевшись по сторонам, она сняла замок и потянула на себя дверь… Та открылась с ужасным скрипом.

– Стой! Кто такая? – раздался за спиной Надежды строгий голос.

Надежда Николаевна обернулась.

Позади нее стоял все тот же сторож в обмотанных изолентой очках, однако на этот раз он смотрел на нее подозрительно и враждебно.

– Ты что тут делаешь? – проскрипел сторож. – Ты что тут замышляешь?

– Дяденька, я ничего плохого не замышляю! Я тут у вас уже была, с экскурсией… вы меня не узнали? – Надежда решила притвориться недалекой боязливой теткой. Так уговорить сторожа получится наверняка быстрее, чем требовать и качать права.

– С какой еще иск-курсией? – Сторож побагровел. – Никаких иск-курсий здесь не бывает, сюда вообще посторонним вход воспрещен, поскольку это угрожаемый объект, и в любой момент может быть обрушение с человеческими жертвами! А кто за это будет отвечать? Пушкин? Лермонтов, извиняюсь за выражение? Нет! Отвечать за это будет Лексеич, то есть я!

Сторож был настроен очень серьезно. И опять-таки Надежда Николаевна сдержала свое возмущение этим наглым типом. Надо же, деньги с экскурсантов берет, а теперь делает вид, что ничего не знает!

Тут Надежда взглянула на его очки, и ее осенило:

– Дяденька, но прошлый раз, когда вы нас впустили…

– Клевета! Никого я сюда не впускал! Не имел никакого полного права кого-то впускать!

– Хорошо, когда вы нас сюда не впустили, я тут очки забыла. А без очков, сами понимаете, не жизнь…

– Без очков, конечно, не жизнь, – повторил сторож и машинально дотронулся до собственных очков. В голосе его на этот раз проявилась сочувственная интонация. – А ты хоть помнишь, где их забыла-то? Или весь особняк обшаривать собралась? В таком случае я на это никак не согласный!

– Помню, конечно, помню! На подоконнике, в комнате, где зеленый камин… и вот еще что… – Надежда вложила в руку сторожа купюру, которая тотчас бесследно исчезла в кармане.

– Ну, ладно, коли помнишь, заходи… – смилостивился сторож, – что с тобой поделаешь… без очков, оно и правда плохо, мне ли не знать… и помни мою доброту.

– Никогда не забуду! – пообещала Надежда и вошла в особняк.

Сейчас в нем было гораздо темнее и, чего греха таить, гораздо страшнее, чем утром.

В темноте огромный холл казался еще больше и намного таинственнее. Из мрака выглядывали какие-то огромные грозные существа. Надежда попятилась, но тут же вспомнила, что это всего лишь безобидные египетские статуи.

– И ничего страшного здесь нет! – проговорила Надежда вслух, но звук собственного голоса, отразившись от стен, показался ей незнакомым и пугающим.

Она взяла себя в руки, пересекла холл и поднялась по лестнице, стараясь ступать осторожно, чтобы не скрипеть ступеньками. Ей было очень неуютно: казалось, что кто-то крадется следом или ждет наверху, чтобы сбросить ее вниз, под ноги египетским колоссам.

«Это нервы, – мысленно успокаивала она себя. – Сказал же сторож, что тут никого нет…»

Однако все равно было страшно. Противный старик мог и соврать. И вообще, он понятия не имел, что тут в особняке происходит, только щеки надувал.

Лестница наконец закончилась, и Надежда пошла по полутемному коридору. Совсем недавно она проходила здесь с экскурсией, но казалось, что за это время особняк неуловимо изменился. В нем появилось что-то зловещее, что-то угрожающее…

– Возьми себя в руки! – строго проговорила Надежда Николаевна, причем произнесла эти слова вслух, чтобы разрушить настороженную тишину особняка. Однако звук собственного голоса показался ей чужим, незнакомым и зловещим.

Внезапно за спиной Надежды раздались чьи-то легкие, едва слышные шаги.

Надежда обернулась – и ей показалось, что она успела заметить босую девочку в ночной рубашке из старинных кружев, мелькнувшую в конце коридора.

– Девочка, стой! – крикнула Надежда и тут же поняла, что ошиблась, приняв за ребенка колыхавшуюся от сквозняка шелковую занавеску. – Да что же со мной такое… – пробормотала она смущенно. – Я материалист, человек двадцать первого века, я не верю ни в какую мистику… Нет никаких привидений, и вампиров, и зеркал, в которых исчезают люди, тоже нет. Это придумали ушлые экскурсоводы, чтобы заинтересовать клиентов.

Нужно взять себя в руки, сделать то, зачем она пришла и уйти, наконец, из этого мрачного особняка!

А если она не встретит тут жену похищенного, то придется все сделать самой. Интересно, куда она делась, ее тезка? Казалось бы, должна метаться по кладбищу от выхода до особняка, искать мужа, волноваться, что от него нет никаких известий… Во всяком случае Надежда так бы и поступала, если бы у нее муж пропал… Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить… И тут же перед глазами встало сердитое, разгневанное лицо Сан Саныча, так что Надежда даже поежилась.

А все дело в том, что Надежда Николаевна Лебедева, преданная мужняя жена и домашняя хозяйка, имела весьма необычное хобби. Причем, как уже говорилось, это было не вязание крючком и не шитье одеял из старых лоскутков, называемое нынче мудреным английским словом «пэчворк».

Надежда Николаевна обожала расследовать преступления и разгадывать всевозможные криминальные загадки, которые жизнь ей подбрасывала с завидным постоянством. Сначала Надежда помогала друзьям и знакомым, которые попадали в такие обстоятельства, потом дошла очередь до совершенно посторонних людей и предметов.

Сан Саныч такое хобби супруги не то чтобы не одобрял, нет, он был категорически против и даже пару раз здорово поскандалил, хотя был человеком сдержанным, интеллигентным и воспитанным. Но он очень боялся за жизнь и здоровье своей легкомысленной, как он считал, жены и запретил ей заниматься такими опасными вещами. Стыдил, уговаривал и брал с Надежды слово никогда больше этим не заниматься. Надежда каялась и слово давала, но потом жизнь подбрасывала ей новую загадку, и все начиналось сначала.

Поэтому она приняла мудрое решение молчать как рыба и ни словечка мужу о своих криминальных занятиях не говорить. «Где была?» – «Гуляла, по магазинам бегала». – «Что делала?» – «Да так, в квартире вот убрала, рубашки тебе погладила, суп сварила… домашние дела, они ведь никогда не кончаются». И тут же разговор переводила на хозяйственные вопросы: «А когда мы ремонт в твоем кабинете делать будем?» Муж как слышал про ремонт, сразу про все расспросы забывал и отходил куда-нибудь в сторонку. Так и жили.

И все было бы прекрасно, если бы Надежда не родилась в городе Петербурге, не ходила там в школу, не училась в институте и не имела кучу друзей, приятелей и просто знакомых. А Петербург, как известно, город маленький, и среди знакомых поползли слухи о Надеждиных расследованиях. Тут-то она и струхнула, потому что, если бы муж узнал, что она его обманывает, одним скандалом не обошлось бы, могло бы и до развода дойти.

И не докажешь ведь ему, как в данном конкретном случае, что никакой Надеждиной вины тут нет, так уж обстоятельства сложились, и если и можно кого-то винить, то пустоголовую Муську, но это дело бесполезное.

Надежда тяжко вздохнула и, вспомнив инструкцию, которую ей продиктовал похищенный мужчина, поднялась на второй этаж, прошла по коридору налево… что дальше?

Самое главное – ничего не перепутать! Ох, нужно было сразу записать инструкцию, хотя бы вкратце… Но у нее не было при себе ни ручки, ни блокнота, а записать инструкцию на телефон как-то не пришло в голову. Да и некогда было.

Надежда напрягла память, и у нее в голове как будто зазвучала магнитофонная запись: «Пройдешь по левому коридору до рогатого старика…»

Что еще за рогатый старик? Надежде сразу эти слова показались странными.

Она внимательно огляделась и вдруг заметила проступающее на стенах коридора изображение. Было темно, Надежда включила фонарик на телефоне и направила его на стену. В ярком голубоватом свете отчетливо проступили тонкие, удивительно изящные рисунки, покрывающие стенные панели: среди кустов и деревьев, как в райском саду, прогуливались всевозможные животные – жирафы и газели, слоны и антилопы, единороги и олени. И златогривый лев, и лучезарный синеокий вол, и кто там еще был…

Надежда шла вдоль коридора, освещая фонариком стены, и перед ней представали все новые и новые создания. Вскоре она заметила, что все они не просто прогуливались, а шли в одну сторону, словно их кто-то звал.

Наконец Надежда Николаевна увидела, куда идет весь этот карнавал животных. Почти в самом конце коридора на стене был нарисован цветущий холм, на вершине которого стоял играющий на свирели козлоногий фавн. Это к нему шли все животные, очевидно привлеченные музыкой.

Ну вот же он – рогатый старик!

Что там дальше в инструкции?

«Там будет дверь, чтобы открыть ее, нажмешь на дудку…»

На первый взгляд двери не было видно, но когда Надежда направила луч фонарика на стену возле фавна, то увидела едва заметную щель. Она нажала на свирель фавна, и эта щель стала шире, а затем часть стены отодвинулась в сторону, как дверь купе.

Неужели механизм сохранился с тех давних пор? Да уж, умели строить сто пятьдесят лет назад, и купцы эти Клюквины не дураки, видно, были, умелых мастеров нанимали.

Надежда шагнула вперед и оказалась в новом коридоре, таком узком, что два человека с трудом могли бы в нем разойтись.

Так, что там дальше в инструкции?

«Пройдешь до шкафа, возьмешь с верхней полки вторую справа матрешку и вернешься. Матрешку ни в коем случае не открывай. Это очень важно!»

Шкаф. Где здесь шкаф?

Надежда посветила перед собой фонариком. Впереди коридор поворачивал под прямым углом. Надежда дошла до поворота, свернула – и прямо перед ней действительно оказался высокий дубовый шкаф, на полках которого были расставлены разные старинные безделушки.

На одной полке – фарфоровые фигурки, балерины, трубочисты, солдаты в дореволюционной форме, шарманщики, фонарщики, разносчики с лотками. На другой выстроились в ряд оловянные солдатики, очень тщательно выполненные и искусно расписанные, в форме разных родов войск – гренадеры, кирасиры, гусары. На третьей – яркие, красивые музыкальные шкатулки.

Наконец, на самой верхней полке были расставлены матрешки. Явно старинные, тщательно разрисованные, в ярких сарафанах, с румянцем во всю щеку.

Надежда Николаевна немного полюбовалась безделушками – настоящий музей! Вот интересно, откуда это все взялось и самое главное – как сохранилось?

Однако время у нее было ограничено. Она снова вспомнила инструкцию.

«Возьмешь вторую справа матрешку».

Вот она, вторая справа – краснощекая матрешка в сарафане в чайных розах… щеки румяные, брови черные, губы как маков цвет, да еще и улыбаются. Взять ее и возвращаться…

Надежда потянулась за матрешкой, но при этом случайно задела полку, и все матрешки посыпались на пол. Мало того, она нечаянно выронила телефон, свой единственный источник света.

Телефон, конечно, погас, и коридор погрузился в глубокую, непроницаемую темноту. Надежде стало страшно, и сердце упало вниз, к матрешкам.

Только не впадать в панику!

Надежда Николаевна опустилась на колени и стала шарить по полу левой рукой. Ей то и дело попадались матрешки, но телефон никак не удавалось найти. Кажется, он откатился в сторону…

Надежда медленно поползла, ощупывая пол перед собой. Проползла примерно метр, еще немного… Вроде бы и пространства большого не было, шкаф стоял в углу, а в темноте казалось, что далеко. Да где же этот чертов телефон?

И тут она увидела впереди на полу узкую полоску света, пробивающуюся из-под стены, а в ней тускло отсвечивал край ее телефона.

Надежда облегченно выдохнула, протянула руку к телефону и вдруг услышала доносящиеся из-за стены приглушенные голоса.

Кто бы это мог быть? Волосы мгновенно встали дыбом от страха. Неужели призраки? Глупости! Призраки разговаривать не могут, они только завывают в коридорах и пугают заблудившихся гостей в старинных замках. А тут никакой не замок, а обычный дом, не настолько уж и старый.

Нет, всему есть разумное объяснение.

Только что Надежда Николаевна мечтала как можно скорее найти телефон и включить фонарик, чтобы рассеять окружающую тьму, но теперь не стала этого делать. Вместо этого она пригнулась еще ниже к полу, заглянула в щель и увидела знакомую комнату в мавританском стиле, а в этой комнате – опять же знакомых – молодых людей: двух парней и девушку с короткой стрижкой.

Девушка стояла посреди комнаты, держа в руках какой-то развернутый лист бумаги, а парни деловито простукивали стену.

– Нет здесь ничего! – пропыхтел тот, что с хвостом.

– Не может быть, – уверенно возразила ему девица. – По плану это должно быть в этой комнате!

– Может, твой план устарел? – недовольно проворчал парень. – Сколько ему лет?

– План никак не может устареть! Это план девятнадцатого века! С тех пор в доме ничего не менялось, не перестраивали его!

– Ну-ка дай, я еще раз на него взгляну…

Парень подошел к девице, заглянул в план и протянул:

– Может, это левее…

С этими словами он подошел к тому месту, где пряталась Надежда, и постучал в стену.

– Ага! – проговорил он, оживившись. – Вот здесь звук совсем другой! Здесь в стене пустота!

В этот самый неподходящий момент у Надежды зверски зачесалось в носу и ей захотелось чихнуть. Она зажала нос и отползла назад. Парень с хвостом, видимо, что-то услышал, насторожился и проговорил:

– Вы слышали? Там кто-то есть!

– Да кто там может быть! – возразила ему девица. – Никого там нет. Тебе показалось.

– Ничего не показалось! Я точно что-то слышал.

– Ну, значит, крысы!

– Нет, вы сами послушайте!

Надежда тихонько встала, попятилась и наступила на одну из матрешек. Споткнувшись, она стала заваливаться назад и замахала руками, ища, за что бы ухватиться, но тут ее вдруг обхватила чья-то сильная рука, а другая рука зажала ей рот.

Надежда попыталась закричать, но вместо крика вышел только тоненький писк.

Парень с хвостом, однако, расслышал этот писк и проговорил, успокаиваясь:

– Да, точно, это крысы. Или, может быть, мыши. Здание старое, их тут полно.

– Ты это нарочно говоришь! – взвизгнула девица. – Знаешь ведь, как я их боюсь!

– Тогда не ходила бы сюда! – подал голос второй парень, лохматый, как Тарзан. – И вообще, мы сюда по делу пришли, так хватит на ерунду отвлекаться. Подумаешь, мыши, нашла кого бояться. Времени мало, давай свой план! Что там не так…

Надежде, однако, было не до них. Она пыхтела, пытаясь освободиться от удерживающего ее незнакомца. В какой-то момент она исхитрилась его укусить, и он отдернул руку.

– Отпусти меня немедленно! – прошипела Надежда.

– А ты не будешь кричать? – прошипел в ответ незнакомец.

– Не буду!

– Ну, смотри у меня!

Он ослабил хватку – и Надежда тут же пнула его ногой. Он охнул, и снова схватил Надежду, прошептав:

– Ты же обещала…

– Я обещала не кричать, а насчет того, чтобы не драться, речи не было…

Они переругивались злобным шепотом, все же отойдя от той стены, где была щель.

– Вообще, кто ты такая и что здесь делаешь?

– Я… я сюда случайно попала… – пролепетала Надежда.

Тут из-за стены снова раздался испуганный голос девицы:

– Точно, за стеной кто-то копошится… крысы, наверное!

– Тсс! – зашипел незнакомец и потянул Надежду назад по коридору.

– Погоди… я здесь телефон потеряла.

Примерно помня, где видела телефон, Надежда Николаевна опустилась на колени, нашарила аппарат и тут же включила фонарик, направив луч света на незнакомца…

Надежда узнала его: это был один из участников подпольной экскурсии, тот самый толстяк, который один занимал два сиденья в автобусе. Только теперь он не казался таким толстым. Ну, полноват немного, но не более того. И морда не такая развязная.

Неужели, подумала Надежда, тогда, на экскурсии, он что-нибудь подложил под одежду?.. Да зачем ему это?

Надежда спохватилась, что мысли о телосложении этого мужчины сейчас совсем не своевременны, и возмущенно прошипела:

– Это вы!

– Не свети в глаза! – огрызнулся тот, заслоняя лицо ладонью.

Надежда отвела луч в сторону.

– А это ты! – разглядев Надежду, ответил мужчина точно таким же тоном, а потом жестами дал понять, что отсюда нужно уходить.

Надежда кивнула и послушно пошла за толстяком. При этом она с горечью думала, что на полу возле шкафа остались матрешки, одна из которых – та самая, за которой ее послал похищенный мужчина. Но подбирать их под пристальным взглядом подозрительного толстяка она не решилась, подумав, что вернется за матрешкой чуть позднее, когда так или иначе отделается от него.

Они прошли по коридору, завернули за угол, и мужчина остановился, уставившись на Надежду.

– А теперь признавайся, кто ты такая и что здесь делаешь? И смотри – говори правду и только правду! – строго, хотя и негромко проговорил он.

– Вот интересно, мы что, близко знакомы? С какой это стати вы мне тыкаете?

Возмущение Надежды было нарочитое – она просто хотела выиграть время и лишить собеседника инициативы. Но тот отнесся к ее словам вполне серьезно.

– Хорошо, будь по-вашему. Но теперь признавайтесь, кто вы такая и что здесь делаете!

– Вот теперь другое дело! – фыркнула Надежда. – Только признаваться мне не в чем: вы и так знаете, что я была на экскурсии, отстала от группы, заблудилась и случайно попала в этот коридор…

– И вы думаете, я поверю в этот бред? Поверю, что вы несколько часов бродите в этом особняке? Да вы бы тогда впали в панику, метались, звали на помощь, и мне обрадовались бы как родному!

– Да, особенно после того, как вы зажали мне рот и чуть не придушили!

– Да я просто не хотел, чтобы вы заорали от неожиданности!

– А вообще, что это вы мне задаете вопросы, прямо как следователь обвиняемому? Я могу точно так же спросить – кто вы такой и что здесь делаете?

– Задать-то можете, но отвечать я вам не обязан.

– А я, значит, обязана? С какой это стати?

– Я здесь выполняю важное задание, о котором не имею права распространяться, а вот вы…

– И почему это я должна вам верить?

– Ох, трудно с вами! Хорошо, не должны. Тогда мы сейчас пойдем в другое место, и там…

– Никуда я с вами не пойду!

– Еще как пойдете! – толстяк потянулся к Надежде, но она направила ему в лицо фонарик.

Мужчина зажмурился от яркого света, а Надежда Николаевна тут же выключила телефон и отскочила в сторону.

Это напоминало ей детскую игру в прятки. Толстяк пыхтел в темноте где-то совсем рядом, пытаясь нащупать Надежду. Надежда метнулась вперед, налетела лбом на стену, ухватилась за что-то, чтобы удержаться на ногах, и тут стена перед ней отъехала в сторону и она оказалась в большом светлом зале.

Оглядевшись, Надежда поняла, что это тот самый зал, потолок которого расписан изображениями античных богов. Только на этот раз она была в этом зале не одна. Здесь сновало множество озабоченных людей – одни в простых джинсах и футболках, другие – в пышных нарядах восемнадцатого века. В углу зала в складном кресле сидел бородатый мужчина в надвинутой на лоб черной кепке, с рупором в руке. Время от времени он подносил рупор ко рту и кричал:

– Гена, правее! Я говорю тебе – правее, а не левее! Ну да, правее, если смотреть от меня, а если от тебя, то левее! Что тут непонятного? По-моему, все просто! Мила, что у тебя с волосами? Немедленно поправить! Вообще, кто-нибудь собирается сегодня работать? Мы теряем освещение! Черт знает что! Василий, что я тебе говорил про это опахало? Оно здесь совершенно не корреспондирует! Ты не можешь запомнить такую простую вещь?

В эту минуту к Надежде подскочил невысокий лысый дядька в клетчатой рубахе и вложил ей в руки огромное опахало из страусовых перьев со словами:

– Что ты стоишь? Отнеси это опахало Марине Олеговне! Да быстро, не видишь, что ли, Сам на взводе! Он уже рвет и мечет! Если мы потеряем еще один съемочный день, это будет просто конец света!

Надежда поняла, что снующие вокруг нее люди – это киношники, о которых говорил сторож, и что в зале идет обычный съемочный процесс. Она хотела объяснить клетчатому, что не имеет отношения к киногруппе, но тот уже умчался в другой конец зала.

Внезапно она заметила толстяка, от которого только что с таким трудом сбежала. Он стоял в сторонке и оглядывался по сторонам, явно отыскивая ее, Надежду, поэтому она прикрылась опахалом и тихонько двинулась на выход.

Перед дверью курил худощавый мужчина в полурасстегнутом камзоле, с длинными волосами и наведенными гримом темными подглазьями и разговаривал с полной женщиной в вязаной кофте.

– Представляешь, Люся, я ему показываю больничный – а он говорит, что я могу им подтереться! Я ему говорю, что у меня обострение гастрита, а он грозит найти другого Дракулу…

– Как я тебе сочувствую! – вздохнула женщина, но, увидев Надежду, строго проговорила: – Куда вы несете это опахало? Оно нам понадобится! Оно задействовано в этой сцене!

– Но мне велели передать его Марине Олеговне.

– Кто велел?

– Как его… ну, такой, в клетчатой рубахе.

– Ах, Василий? Ну, если Василий велел, значит, на эту тему было высочайшее распоряжение! Ладно, коли так, неси это опахало Марине Олеговне.

– Но почему мне никто об этом не сказал? – обиженно произнес человек в камзоле. – Со мной никто ничего не согласовывает! Меня никогда не ставят в известность!

Он бросил на пол недокуренную сигарету и затоптал ее.

К нему тотчас подскочил заполошный мужичок в полувоенной униформе и возмущенно заверещал:

– Да что это такое? Здесь вообще курить нельзя, я и то смотрю на это сквозь пальцы, а вы уже совсем распоясались! Окурки на пол кидаете! А если их потом найдут – кто будет отвечать?

– Да оградите же меня от этого маньяка! – застонал актер, трагически закатив глаза.

– Сам маньяк! – возмутился мужичок. – Это ты маньяк, а я ответственный за пожарную безопасность!

– Ну что ты здесь стоишь? – повернулась к Надежде женщина в вязаной кофте. – Ты видишь, что у нас творческий кризис? Ты видишь, что нам не до тебя с твоим опахалом? Тебе велели отнести это опахало Марине Олеговне – вот и неси!

– Да, только где она?

– Господи, откуда тебя только откопали? Марина Олеговна у себя! – женщина махнула рукой куда-то в сторону коридора.

«И почему они все мне тыкают?» – подумала Надежда и направилась в указанном направлении.

Коридор был пуст. Надежда замедлила шаги и прислушалась. Вроде бы никто не шел за ней следом, толстяк остался в зале. Вот интересно, кто он такой? И кто эти трое молодых людей, и что они ищут? С киношниками-то все ясно: снимают свой исторический фильм, или хоррор, или что там еще, до остального им нет дела.

Надежда шла и шла, а коридор все не кончался. Да, жили люди сто пятьдесят лет назад, пока дом обежишь – все ноги собьешь. А если его нужно пропылесосить?..

Где-то вдалеке скрипнула дверь, и чуткое ухо Надежды уловило женское пение. Низкий, чуть надтреснутый голос выводил слова старинного романса:

– Ах, не говорите мне о нем, не говорите мне о нем!

В модуляциях голоса было что-то знакомое, Надежда вспомнила, что уже слышала этот романс в этом же исполнении. Ну да, в театре. В какой же пьесе? «Бесприданница»? «Чайка»? «Живой труп»? Точно какая-то классика, и было это ужасно давно…

Коридор повернул, и Надежда увидела, что одна из дверей захлопнулась сквозняком. Она подкралась к ней и приложила ухо к шершавой поверхности.

– Он виноват, что я грустна, что верить людям перестала, что много лет уже одна… – доносилось из-за двери.

«Неужели это она? – в смятении подумала Надежда. – Да сколько же ей лет?»

– Так говорите мне о нем! – пели в комнате уже в полный голос. – Так говорите мне о нем! Черт! – Тут певица закашлялась и хрипло произнесла: – Да заходи уж, что ты под дверью топчешься!

Надежда вошла и увидела женщину, сидящую за столиком спиной к входу и что-то делающую со своим лицом.

«Не она, – подумала Надежда, глядя на костлявую и чуть сутулую спину. – У той осанка была как у королевы».

Женщина натянула седой парик и встала, сбросив халат, под которым оказалось платье со множеством нашитых на нем стекляшек, изображавших, видимо, драгоценные камни.

Неуверенно переставляя ноги и покачиваясь, актриса вышла на середину комнаты и только тут обратила внимание на Надежду.

– Ой, а вы кто? – взвизгнула она, и на миг сквозь грим и годы проступила та самая молодая красавица, которая пела так страстно и выразительно, аккомпанируя себе на гитаре. И спина выпрямилась, и голова гордо сидела на длинной шее. Да она и молодую сыграет, а что морщин многовато, так в театре не видно…

– Это вы? – Надежда не верила своим глазам. – Это вы… в таком образе?

– Я, – актриса вздохнула, – такая вот роль мне досталась. А на кого я похожа?

– На английскую королеву Елизавету Первую, – вспомнила Надежда портрет, – в старости.

– Точно! Так и было задумано! А все же вы кто? Если журналистка, то сейчас не время…

– Да нет, я человек посторонний, вот, просили вам отнести, – Надежда протянула ей опахало.

– Да? Зачем мне оно? Ну ладно, бросьте вон туда.

– Скажите, – полюбопытствовала Надежда, – а что это за фильм снимают?

– Из жизни вампиров, – вздохнула актриса, – называется «Мать Дракулы». Вот я та самая мать и есть.

Надежда вспомнила брюзжащего актера, играющего роль Дракулы. Да, мать явно лучше смотрится.

– Режиссер весь из себя в непомерных амбициях, сценарий – полное барахло, отстой, художник бездарь, а что делать? Деньги хоть какие-то платят. В театре-то теперь я мало играю, там молодые прыгают, кувыркаются, куда за ними успеть, в мои-то годы… – вздохнула знаменитая когда-то актриса.

– Все равно удачи вам! А не подскажете, как мне отсюда выйти? – спросила Надежда.

– Ах, это… – Актриса взялась за телефон. – Игорек, ты не уехал еще? Подожди, сейчас женщина выйдет. Отвези ее куда скажет.

– Да мне только до метро! – обрадовалась Надежда.

Она высунула голову в коридор, там было пусто. Следуя наставлениям актрисы, Надежда прошла еще немного, свернула за угол и оказалась в холле. Сторожа не было, дверь открывалась изнутри без ключа, а на улице Надежду ждал рослый парень в темном костюме.

– Это вы от Марины Олеговны? – спросил он.

Надежда кивнула и попросила ее отвезти к «Василеостровской».

В дороге оба молчали, парень даже музыку не включил. Надежда же боялась, что сейчас зазвонит чужой телефон и похищенный мужчина спросит, нашла ли она матрешку. А что она ему ответит? Нечего ей было сказать.

Но телефон не зазвонил. Зато позвонила мать и спросила напряженным голосом, когда Надежда наконец приедет: потому что урожай надо непременно собрать, зря, что ли, она спину гнет на этом огороде, а им никогда ничего не надо, так что на следующий год она и заморачиваться не станет, пускай все грядки сорняками зарастают…

Поскольку так мать говорила каждую осень, Надежда не принимала ее слова близко к сердцу и пообещала приехать как сможет.

– И «Биофон» не забудь! – крикнула мать, которая никогда ничего не забывала, но Надежда уже нажала кнопку отключения.

Утром Надежда Николаевна пыталась дозвониться до Муськи, а когда ей это не удалось, не очень-то и расстроилась. Муська же предупреждала, что будет недоступна.

Она послала сообщение Муськиной дочери, но та вскоре ответила, что в данный момент в отпуске с мужем и детьми и о местонахождении мамы понятия не имеет, за ней не уследишь, они уже к этому привыкли.

Надежда не стала рвать на себе волосы, топать ногами и ругать Муську последними словами – все равно не поможет, человека не переделаешь. Она вспомнила вчерашние приключения и посмотрела на телефон, который подобрала на кладбище. Он молчал, звонков не было.

Надежда забеспокоилась, не понимая, хорошо это или плохо. Возможно, похищенный сумел как-то удрать от своих похитителей, встретился с женой, или кем она ему приходится, и сам решил свои проблемы. А возможно, все гораздо хуже. Она отогнала от себя плохие мысли и поняла, что ей нужно снова ехать в особняк Клюквиных, чтобы найти ту самую потерянную матрешку. И уж теперь она точно ее откроет и разберется, что там такое внутри. И вообще, разберется во всей этой истории.

Надежда Николаевна очень не любила, когда ее используют, что называется, втемную. Да и кто такое любит?

Вчера краем уха она слышала разговор экскурсовода с водителем, который жаловался, что народу на экскурсию много записывается, совсем, мол, заработался, скорей бы осень, хоть дети в школу пойдут, тогда можно будет передохнуть. Так что Надежда решила идти проверенным путем, то есть к десяти тридцати прибыть на «Василеостровскую».

Как всякая опытная жительница Северной столицы, прежде всего она озаботилась погодой, для чего выглянула в окно. Дождя не было и ветер не гнул деревья, но неяркое солнце раздумчиво выглядывало из небольших пока облаков. Надежде такая солнечная неуверенность очень не понравилась, и она обратилась к синоптикам. Насчет дождя те могут и напутать, зато температуру точно покажут, так что можно будет решить, во что одеваться.

Надежда включила телевизор, но канал был не тот, и она хотела уже переключить, однако рука ее замерла в воздухе. Потому что на экране она увидела ту самую женщину, из-за которой, можно сказать, весь сыр-бор и случился.

Надежда моргнула, не поверив собственным глазам, потом подошла ближе. Ну да, не было сомнений, это она, жена того самого похищенного типа, ее тезка, тоже Надежда. И толстовка на ней та же самая, неприметная, и глаза заплаканы.

Надежда осознала, что чего-то не хватает, и сообразила наконец включить звук.

– …Случилась вчера на Васильевском острове! – послышался бойкий голос ведущей. – Как уже знают наши постоянные зрители, там, за лютеранским кладбищем, можно сказать, что далековато от цивилизации и от всей городской инфраструктуры, расположен старинный особняк купцов Клюквиных, известный жителям города как особняк с таинственным зеркалом…

Надежда навострила уши и вся превратилась в слух.

– Много тайн хранит этот старый дом! – как по накатанному неслась ведущая, заполняя свою речь газетными штампами. – И среди них главное место занимает таинственное зеркало, которое еще называют зеркалом Дракулы. По старинному преданию, это зеркало когда-то принадлежало самому вампиру Владу Цепешу, известному в истории также как граф Дракула. – Тут ведущая немного помолчала, осознав, что говорит что-то не то, но быстро собралась и бойко продолжила: – По слухам, зеркало необычное: тот, кто заглянет в него, обязательно исчезает. Конечно, это только легенды и слухи, тем более что зеркало спрятано в потайных кладовых дома Клюквиных, и спрятал его сам хозяин много лет назад, после того как у него пропала дочь, заглянув в это зеркало.

Надежда вспомнила, как ей в коридоре особняка почудился призрак маленькой девочки, и помотала головой, чтобы избавиться от воспоминания. Не может такого быть! Призраков не существует! Во всяком случае, она в них не верила.

Тут кадры особняка Клюквиных, который, надо сказать, порядком уже надоел Надежде, сменились крупным планом. Снова показали заплаканную тезку Надежды и ведущую – разбитную такую девицу, которая в отвратительной манере, свойственной многим ведущим, совала собеседнице микрофон прямо в лицо. И хотя Надежда сперва подумала, что девицу эту в жизни не видела, в душе шевельнулось сомнение.

Поворот головы, и шагает как-то боком, правое плечо чуть вперед… Совсем недавно уже видела где-то нечто подобное.

Недаром среди всех друзей и знакомых Надежда Николаевна славилась своей наблюдательностью!

Да ведь это же вчерашняя мамаша с ребенком, похожим на Гарри Поттера, которая была на экскурсии. Ну, точно она, теперь и по лицу узнать можно, только вчера это была бледная моль, зализанная мымра без косметики, а теперь бойкая такая девица, накрашенная не в меру, и волосы торчат во все стороны, как пружинки.

– Что вы можете сказать о своем пропавшем муже? – сорокой стрекотала ведущая. – Как это случилось? Вчера вы были с ним на экскурсии?

– Ну да, – гнусавым голосом отвечала женщина в толстовке, прикрывая лицо платочком, – мы поехали на экскурсию в дом этих… как их… Черникиных… то есть Клюквиных… мы хотели посмотреть, приобщиться… и ничто не предвещало… мой муж… он… он отошел в сторону, а там такие коридоры…

«Точно, – подумала Надежда, – так и было. Отошел в сторонку, незаметно выскользнул из особняка и побежал на кладбище, там созвонился с кем-то, потом ей телефон оставил для страховки, а сам пошел на встречу…»

– Так может, он просто заблудился? – влезла ведущая. – Нет, я-то вам, конечно, верю, но наши зрители…

– Да как он мог там заблудиться? Это же не лес все-таки, а он не ребенок! – всхлипнула несчастная супруга. – Наверное, случайно наткнулся на это злополучное зеркало, поглядел в него и пропал. Понимаете – его нигде нет! Со вчерашнего дня! И телефон не отвечает! Я уже места себе не нахожу!

Камеру снова перевели на ведущую.

– Да… Если в исчезновении мужа этой женщины повинно зеркало Дракулы, то там, куда он попал, мобильники точно не работают.

Дальше ведущая довольно долго разглагольствовала по поводу таинственных исчезновений, приплела зачем-то Бермудский треугольник, но все это были общие слова, и Надежда спохватилась, что опаздывает на экскурсию. Нужно ведь еще одеться так, чтобы ее не узнал экскурсовод, а то еще насторожится.

Однако что это было? В этой передаче? Зачем ее тезка притворяется перед зрителями, будто муж исчез в зеркале? Не может же она и вправду верить в такое?

Ее муж дал Надежде точные инструкции, из чего было ясно, что кое в чем она была в курсе. И на экскурсию они потащились не просто так, а по делу. То есть тезка точно знала, что никакое зеркало – хоть графа Дракулы, хоть герцога Синей Бороды, хоть маркиза Карабаса – в исчезновении ее мужа участия не принимало. Чушь все это, сказочки для легковерных. Работали они в паре, не зря он ей телефон оставил. Для подстраховки.

Правда, Надежда им всю малину испортила, сама того не желая. А с другой стороны, сами виноваты. Вот не рычал бы на нее этот похищенный, а жена не хамила бы, объяснила бы по-хорошему – мол, извините, ошибка вышла, мы не те, кто вам нужен, – так Надежда повела бы себя по-другому и не стала бы прятаться на кладбище.

Ладно, допустим, что мужчина нервничал, оттого и злился. Но с какого перепуга его жена согласилась, чтобы ее по телевизору показали? Да еще в такой сомнительной передаче… Нет, что-то здесь было не так.

– Мы будем держать вас в курсе событий! – закончила ведущая. – До новых встреч в эфире. Вела репортаж Алла Дрожкина.

Надежда выяснила в газете, что передача называлась «Неизведанное рядом», и бросилась собираться. На все про все у нее оставалось не больше двадцати минут. Она надела старые джинсы и ветровку, а также кроссовки, в которых ездила на дачу. На голову водрузила кепку, глаза подвела так, чтобы они казались круглыми, и прихватила простую матерчатую торбу через плечо.

Вчера на экскурсию явилась приличная дама в отлично сидящем брючном костюме, с новой сумкой дорогой итальянской фирмы, сегодня же экскурсовод увидит перед собой весьма скромную, невзрачную личность, которая духовным интересам придает больше значения, чем собственной внешности. Мужчины вообще очень невнимательны, поэтому можно было не бояться, что экскурсовод ее узнает.

Глеб прошел знакомым коридором, свернул, поднялся по резной скрипучей лесенке. Навстречу попался старый отцовский лакей Тихон с пустым подносом в руках, поклонился.

– Что папенька? Не в духе?

– Как обычно-с…

Глеб толкнул дверь и вошел в отцовский кабинет.

Здесь было полутемно и пахло как в церкви. Горели только настольная лампа под зеленым абажуром да лампадка из красного стекла под киотом с иконами.

Отец сидел за большим массивным столом красного дерева, перед ним лежала стопка бумаг и стояла большая чашка кофею.

– Здравствуйте, папенька! – Глеб подошел, взглянул почтительно.

– Здравствуй, сын! – Отец привстал и оглядел его с легким неодобрением. – Что это на тебе? Брюки, что ли, длинны? Подвернул?

– Папенька, так сейчас носят. Английский король ввел такую моду.

– Ах, ну коли английский, так и тебе непременно надо! Ты лучше скажи, чему научился в Венеции?

– Ну, папенька, много чему, сразу и не расскажешь. Я ведь только с дороги, зашел вам почтение выказать.

– Выказал! – усмехнулся отец. – Вижу, кое-чему научился. В комнату зашел – на иконы не перекрестился! Я тебя куда посылал?

– В Венецию, папенька…

– Не в Венецию, а на остров Мурано, чтобы в тамошних мастерских побывал, поучился у лучших мастеров стекольного дела!

– Я и учился…

– Знаю я, чему ты учился и где! В казино возле Риальто учился играть и отыгрываться!

– Кто вам сказал, папенька?

– Нашлись добрые люди!

– Это клевета, папенька! Я в эти казино и дороги-то не знаю. Ну, может, разик только завернул – так, из любопытства…

– Знаю я это любопытство! Твой дед, мой отец, крепостным был у графов Шереметевых, выкупил себя и все свое семейство, перебрался в Питер, купил здесь дом, открыл зеркальную мастерскую… поначалу у него пять человек работало, а сейчас у нас сколько! Знаешь?

«Ну вот, пошло-поехало! – Глеб мысленно возвел очи горе. – Сколько раз уже это слушал!»

– Шестьсот человек! – грохотал отец. – И все сыты и одеты, и ни одного среди них пьяницы! А дом этот – не дом, а самый настоящий дворец! Ничуть не уступает дворцу самих Шереметевых!

– Папенька, неужто я не понимаю?

– Конечно, не понимаешь! Думаешь, деньги нам с неба падают? Чтобы деньги иметь, трудиться надо!

– Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь! Я тебя делу послал учиться, а ты чему учился?

– Я учился… я все мастерские на Мурано обошел… А какое зеркало привез – залюбуетесь!

– Зеркало? – Николай Прохорович поднялся, глаза его заблестели. – Ну-ка, покажи, какое зеркало!

Глеб перевел дыхание, мысленно перекрестился: кажется, гроза миновала. Вовремя он про зеркало ввернул, вовремя вспомнил папенькину страсть…

– Кликните Тихона, чтобы послал за ним…

Через четверть часа двое крепких подмастерьев бережно внесли в кабинет хозяина нечто, завернутое в серую холстину, прислонили к стене, встали в сторонке. Николай Прохорович вышел из-за стола, подошел поближе.

Глеб мысленно сосчитал до трех и эффектным, театральным жестом сдернул холстину.

Перед старшим Клюквиным было овальное зеркало в массивной раме черного дерева – черные ветки сплетались, как живые, на них расцветали черные цветы, а черные птицы, казалось, вот-вот защебечут, запоют неземными голосами.

Само же зеркало было необыкновенной чистоты и прозрачности, только не светилось тем удивительным внутренним светом, как прочие венецианские зеркала. Казалось, что там, внутри зеркала, наступали жемчужные весенние сумерки.

Правда, собственное отражение в нем Николаю Прохоровичу не понравилось. Он казался старше, а главное – был как-то самому себе неприятен. Словно сквозь широкое и властное лицо купца первой гильдии, набожного, честного и ответственного члена общества, проглядывало совсем чужое лицо – недоброе и угрожающее… как будто на уме у того, кто отражался в этом зеркале, было что-то скверное, что-то такое, о чем и подумать-то страшно…

Николай Прохорович вздохнул и отбросил странные мысли. Как ни гляди – прекрасное зеркало. Недаром во всем мире ценится венецианская работа.

– Хорошее зеркало… – протянул он наконец. – Велю его здесь повесить, в своем кабинете.

В это время дверь кабинета тихонько отворилась, и в него на цыпочках вошла хорошенькая девочка лет шести. Голубые глаза сияли на фарфоровом личике, золотые локоны рассыпались по плечам.

Николай Прохорович засиял и прижал ребенка к себе.

– Дедуля, – прощебетала девочка, – посмотри, что я нашла!

Она протянула Николаю Прохоровичу открытую ладошку, на которой лежало синее отполированное стеклышко.

Точно, миновала гроза!

Вечером Николай Прохорович, как обычно, дотемна засиделся в кабинете. Он уже собирался закончить работу, когда услышал какой-то странный звук.

– Кто это? Ты, Тихон? – спросил он, не поднимая головы от разложенных бумаг.

Никто не отозвался, но снова раздался тот же звук – что-то вроде негромкого хрустального звона, какой бывает, если стукнуться друг о друга два бокала.

Николай Прохорович наконец поднял голову.

– Кто здесь?

В кабинете никого не было.

Николай Прохорович прислушался, поднялся, вышел из-за стола.

Непонятный звук доносился с той стороны, где висело зеркало в черной раме, привезенное Глебом из Венеции.

Ерунда, мистика какая-то!

Слово «мистика» было в лексиконе Клюквина-старшего ругательным. Он верил в труд, в честность, в трезвый деловой расчет, в твердое купеческое слово, а всякие романтические бредни презрительно отвергал. Даже в масонскую ложу не вступил, хотя его приглашали очень достойные люди. Но сейчас, в этот поздний час, ему сделалось неуютно в собственном кабинете. А тут еще это зеркало… от него веяло каким-то нездешним холодом, словно это было не зеркало, а открытое окно в другой, мрачный и зловещий мир.

«Света, что ли, прибавить…» – подумал Николай Прохорович, зажег свечу в серебряном подсвечнике и, подойдя к зеркалу, заглянул в него.

Из зеркала на него смотрело собственное лицо, но было оно не таким, как обычно, а старым и зловещим… От пламени свечи в этом лице появились какие-то странные тени, словно собственное отражение хотело что-то сказать Клюквину, о чем-то его предупредить…

В эту минуту странный звук повторился.

Теперь у Николая Прохоровича не осталось сомнений – звук шел оттуда, из зеркала. Он выше поднял свечу, но пламя погасло, будто его кто-то задул. Овал зеркала потемнел, отражение в нем старого, испуганного человека померкло, и вдруг у него за плечом появилось другое лицо – худое, с впалыми щеками и обвислыми усами, с постриженными по давней моде волосами и яркими, близко посаженными глазами, полными тоскливого, злого, неизбывного чувства…

Николай Прохорович попятился, уронил подсвечник и громко крикнул:

– Тихон! Тихон, старый хрыч, где ты?

Дверь кабинета распахнулась, на пороге появился старый слуга с заспанным лицом, в косо застегнутом сюртуке.

– Здесь я, ваша милость! – проговорил он озабоченно. – Что вам угодно?

Николаю Прохоровичу стало неловко за свой испуганный вид. Он провел рукой по лицу, словно пытался стереть с него растерянное выражение, и произнес немного виноватым тоном:

– Принеси мне, братец, рюмку мадеры. И вот еще – пускай придет Алексей и унесет отсюда это зеркало. Не нравится мне, что оно тут висит.

Тихон что-то пробормотал под нос.

– Что ты сказал?

– Куда прикажете его унести?

– Да куда угодно! Хоть на чердак. Или в кладовую…

Вскоре зеркало унесли.

Тихон, задержавшись на пороге, проворчал:

– Шли бы вы спать, ваша милость. Полночь уже.

– Да, сейчас пойду, непременно… – отмахнулся Николай Прохорович от старика.

Его все еще переполняло смутное беспокойство, спать совершенно не хотелось. Впрочем, и работать он больше не мог, мысли путались.

Он подошел к книжной полке, снял с нее первую попавшуюся книгу – толстый тяжелый том в тисненом кожаном переплете, положил на стол, раскрыл. Буквы плясали, сливались перед глазами и никак не желали складываться в слова. Николай Прохорович перевернул несколько страниц и вдруг вздрогнул. На следующей странице он увидел гравированный портрет – худое лицо с впалыми щеками, длинные обвислые усы, близко посаженные глаза, старинный камзол…

То самое лицо, которое выглянуло из черного зеркала.

Николай Прохорович протер глаза, вгляделся и прочитал подпись под гравюрой: «Влад Басараб, иначе Влад Цепеш, прозванный Дракулой. Господарь Валахии».

Небо было мрачным и пасмурным, того унылого, депрессивного цвета, который в Петербурге бывает чаще всего и который коренные жители почему-то называют шаровым. Такое небо обычно предвещает дождь.

Несмотря на это, перед станцией метро «Василеостровская» было так же людно, как в прошлый раз.

Надежда перешла проспект и на прежнем месте увидела знакомый микроавтобус. Публика почти вся собралась. Экскурсовод впускал людей по одному, сверяясь со списком.

– А ваша как фамилия? – спросил он.

– А я Василькова, Василькова, – заторопилась Надежда. – Я на вчера записывалась, но вчера не смогла прийти, а экскурсия такая интересная, мне ее знакомые очень хвалили, так что я уж решила сегодня, раз вчера записывалась.

– Ну, проходите, – экскурсовод послюнил палец, листая страницы толстого блокнота. – Точно, была такая вчера, Василькова.

Надежда прошла в салон, тихо порадовавшись, что хоть тут-то Муська не подвела.

В автобусе уже сидели две интеллигентные дамы средних лет с отпечатавшимся на их лицах высшим техническим образованием, въедливый мужчина прилично за пятьдесят, возможно, военный отставник – из тех, кто на каждой экскурсии непременно задает гиду заковыристые вопросы, а также две старушки весьма экстравагантной внешности: одна в черном, туго повязанном платке напоминала боярыню Морозову с известной картины, другая – с крупно завитыми голубоватыми волосами, в темных, не по погоде, очень больших очках со стразами и в соломенной шляпке, украшенной искусственными цветами и огромной гроздью пластмассового винограда. Одежда на этой старухе была какая-то странная – не то теплое платье, не то, наоборот, легкое летнее пальто, не то вообще римская тога. Престарелая кокетка опиралась на руку «боярыни» и что-то шептала ей на ухо сильно накрашенными губами.

Опаньки!

Приглядевшись к этим старушкам, а особенно к движениям и манере поведения, Надежда узнала их – это были те самые старушенции, которые посещали вчерашнюю экскурсию. Одна из них была в джинсовой панаме и постоянно стыдила Надежду за неподобающее поведение. Смотрела злобно, шипела, только что ядом не плевалась…

Сегодня обе бабки приложили максимум усилий, чтобы изменить внешность. Значит, посещают эти экскурсии не просто так, не для приятного времяпрепровождения и не для повышения своего культурного уровня. У них была какая-то тайная цель! Ну, дают старушенции!

«Впрочем, – напомнила себе Надежда, – я и сама сегодня как могла изменила внешность и записалась на экскурсию не для того, чтобы полюбоваться заброшенным особняком…»

На всякий случай она раскрыла какую-то рекламную брошюру, валявшуюся на соседнем сиденье, и спрятала за ней лицо, делая вид, что внимательно ее изучает. Но тут же перехватила взгляд одной из «инженерных» дам, в котором было удивление и даже испуг. Проследив за этим взглядом, Надежда Николаевна обнаружила, что брошюра, которую она держала в руках, была рекламой эротического белья и прочих товаров, какими торгуют в секс-шопах.

Надежда придала лицу непроницаемый вид и продолжила наблюдение за своими спутниками.

Как раз в это время в автобус вошел очередной экскурсант – рослый, немного полноватый мужчина лет сорока в камуфляжной куртке и надвинутой на глаза кепке. Рукава куртки были высоко закатаны, и на руках можно было разглядеть многочисленные татуировки. И опять же что-то в облике этого типа показалось Надежде удивительно знакомым. Она внимательно пригляделась к нему… и всякие сомнения отпали.

Мужчина был также участником вчерашней экскурсии. Именно он застал Надежду в потайном коридоре. Только вчера он был значительно толще, даже в автобусе занял два места. Интересно, как он этого добился? Может быть, надел несколько спортивных костюмов или обмотался полотенцами?

Что же такое творится? В автобусе по крайней мере половина экскурсантов работает под прикрытием! Не хватает еще мамочки с сыночком а-ля Гарри Поттер! Хотя нет, ей тут больше делать нечего – передача-то уже в эфире.

Надежда внимательно осмотрела салон. Кто знает, вдруг и ее тезка явилась в поисках пропавшего мужа? Нет, никого больше не было.

Тип в камуфляже оглянулся, видимо почувствовав взгляд Надежды. Их глаза встретились… и во взгляде мужчины тоже вспыхнуло узнавание. Ишь, приметливый какой! Чувствуется профессионал!

Надежда выразительным взглядом дала ему понять, что не раскроет его игру и ждет от него того же самого. Он опустил веки – мол, согласен, договорились, но только в этот раз тебе от меня так просто уйти не удастся.

– Ну вот, кажется, все собрались! – жизнерадостным тоном объявил экскурсовод, сверившись со списком, и автобус поехал по уже знакомому Надежде маршруту.

Как и накануне, они высадились неподалеку от старого купеческого особняка.

Как и накануне, им открыл сторож Лексеич и даже обменялся с экскурсоводом почти такими же репликами. Видно, у них каждый штрих, каждая деталь были отработаны до автоматизма. Надежду Лексеич не узнал, а до остальных ей не было дела.

Экскурсовод начал лекцию, но Надежда Николаевна слушала его вполуха. Ей было не до того – она выбирала удобный момент, чтобы незаметно ускользнуть с экскурсии и пробраться в потайной коридор за матрешкой. Кроме того, Надежда следила за другими подозрительными экскурсантами – за двумя ряжеными старухами и толстяком в камуфляже, которого, надо сказать, называла толстяком в мыслях только по привычке. Мужчина, конечно, крупный, массивный, но не толстяк.

Старухи то и дело отставали от группы и перешептывались. Видимо, экскурсовод почувствовал какое-то беспокойство, поэтому, оглядев аудиторию, проговорил:

– Господа, пожалуйста, не отделяйтесь от коллектива! Особняк большой, в нем можно заблудиться!

– Ну уж и заблудиться! – недоверчиво отозвался отставник. – Как тут можно заблудиться? Лично я не страдаю топографическим идиотизмом!

– Идиотизм тут совершенно ни при чем! – неодобрительно произнес экскурсовод. – У этого особняка дурная слава, в нем неоднократно пропадали люди…

И он снова начал рассказывать про зловещее зеркало. Наверняка эта история была его коронным номером, даже Надежда напрягла слух, хотя уже слышала все накануне.

Впрочем, экскурсовод расцветил историю про зеркало новыми фантастическими подробностями. Так, он сообщил, что после того, как в особняке пропала маленькая девочка, его жители стали слышать по ночам детский плач, а иногда, особенно в лунные ночи, кое-кто даже видел в коридорах верхнего этажа ребенка. Мало того – то в одной комнате, то в другой находили кукол, удивительно похожих на пропавшую девочку.

Несмотря на то что Надежда скептически относилась к рассказу экскурсовода, в этом месте ей стало как-то зябко. Она вспомнила, как сама видела в темном коридоре детскую фигурку…

А экскурсовод тем временем продолжал. Теперь он рассказывал о том, что в тридцатые годы в особняке Клюквиных, который в то время был заводоуправлением стекольной фабрики, пропал целый наряд НКВД, прибывший туда, чтобы арестовать последнего представителя купеческого семейства.

– Пропали все десять человек вместе с начальником наряда! И никто их больше не видел.

Надежда решила, что десять чекистов, исчезающих в одном зеркале, – это уже перебор.

Она отвлеклась от рассказа и снова оглядела участников экскурсии. Две переодетые старушки исчезли.

Надежда забеспокоилась, однако сегодня у нее была более важная задача, чем слежка за подозрительными пенсионерками.

Группа как раз проходила по коридору, стены которого украшали изображения животных, шествующих под музыку фавна. Надежда незаметно отстала, дождалась, когда все перейдут в следующий зал, и подошла к потайной двери. Нажала на свирель фавна.

Потайная дверь открылась, Надежда проскользнула внутрь и только собралась включить фонарик, чтобы осветить дорогу, как услышала впереди шаги и приглушенные голоса, а затем заметила скользящее по полу пятно света.

Надежда замерла и прижалась к стене. Это становилось интересным.

Пятно света двигалось вперед, именно в том направлении, куда нужно было идти и Надежде. Она немного выждала и крадучись двинулась следом.

Впереди кто-то негромко чертыхнулся, затем раздался недовольный голос:

– Свети как следует! Я чуть не упала!

– Я свечу как следует! – отозвался другой голос. – Нужно под ноги смотреть! А то включи свой телефон и сама свети!

– Я заряд экономлю, нам ведь свет понадобится, когда мы дойдем до места.

– А я тебе давно говорила – поменяй батарейку!

– Вот провернем операцию, и я новый телефон куплю!

Пятно света немного сместилось, и Надежда успела разглядеть шляпку с искусственными цветами.

Ну, все ясно – два божьих одуванчика! Тоже нашли потайную дверь.

Старушки свернули за угол.

Надежда тоже дошла до поворота, выглянула…

Две престарелые подружки стояли перед шкафом с безделушками и разглядывали его содержимое.

– Ну, давай уже работать! – проговорила «боярыня Морозова», развернула матерчатую сумку и принялась укладывать туда безделушки с полок.

– Осторожнее укладывай! – беспокоилась вторая. – Не разбей! Они хрупкие!

– А солдатиков брать?

– Обязательно брать! Ашот Арменович говорил, солдатики сейчас особенно ценятся. Вот отнесем ему это, и я куплю те сережки, которые мы видели на Большой Морской.

– Да зачем тебе эти сережки? Лучше кухню поменяем, наша уже никуда не годится!

– Какая ты, Лиза, приземленная! Какая ты обыденная! Нет в тебе полета, нет размаха, нет настоящего масштаба! Я, может быть, всю жизнь мечтала о серьгах с изумрудами и наконец смогу осуществить свою заветную мечту! А кухня… это как-то мелко, приземленно, вульгарно! Подумаешь – кухня!

– Да ты просто как сорока – ведешься на все блестящее! А кухня – это серьезно, это практично, мы на ней, между прочим, большую часть жизни проводим!

– Это ты большую часть…

– Ну да, а ты – перед телевизором! Не знаю, что лучше. И вообще, кончай болтать, лучше помогай.

Старушки сложили в сумку почти все содержимое шкафа, но тут «боярыня» заметила разбросанные по полу матрешки.

– Вон, смотри, тут еще что-то… Брать? Хотя это простые матрешки, кому они нужны…

– Бери!

– Да у нас и так уже полная сумка!

– Не скажи! Ашот Арменович говорил, что дореволюционные матрешки сейчас в цене, коллекционеры просто с ума сходят. Он нам за них хорошо заплатит, и на кухню твою хватит, и на сережки, и на новый телефон…

– Ну, раз в цене… – «Боярыня» наклонилась и стала подбирать с пола матрешек.

Надежда не могла этого допустить: от одной из этих матрешек зависела человеческая жизнь! И вообще, что это такое: бабки-то оказались вульгарными воровками!

Она бросилась вперед с криком:

– Не трожь матрешек!

«Боярыня» с удивлением повернулась к ней:

– А ты еще кто такая? Откуда взялась на мою голову? Как вообще сюда попала?

– Это не твое дело! А только матрешек я тебе не отдам! Что угодно, только не матрешки!

– Да прямо! – Старуха замахнулась на Надежду кулаком. – Помнишь, такие конфеты были – «Ну-ка, отними»?

– Вот ты как! А еще говорят, уважайте возраст! – Надежда увернулась от удара и сама ударила старуху сумкой.

Удар был не сильный, поскольку в сумке не было ничего тяжелого, но старуха покачнулась, закашлялась, схватившись за грудь, выпучила глаза и начала медленно сползать по стене. Надежда испугалась, что несчастная загнется – много ли нужно в ее возрасте? И ее смерть… не дай бог… будет на Надеждиной совести! Потом еще по судам затаскают, и муж обязательно узнает!

Наклонившись над старухой, Надежда озабоченно проговорила:

– Вы что? Вам правда так плохо? Ну, такие авантюры в вашем возрасте до добра не доведут…

Старуха внезапно открыла глаза, проговорила внятным и твердым голосом: «А вот про возраст ты зря сказала!» – и взглянула на что-то – или на кого-то – за спиной Надежды.

В эту секунду Надежда Николаевна осознала, что совсем забыла о второй старушке – гламурном создании в шляпке с цветами. Она попыталась обернуться, но успела заметить только сумку, которая опускается на ее голову, и тут же провалилась в темноту.

Надежда пришла в себя от хлопка по щеке. Но лучше бы она этого не делала – вместе с сознанием на нее навалилась головная боль. Казалось, что в голове работает огромный бульдозер или шагающий экскаватор (хорошо бы еще знать, что это такое).

Надежда Николаевна застонала и приоткрыла глаза. Над ней склонилось смутно знакомое мужское лицо.

– Убейте меня! – прохрипела она пересохшим ртом.

– Что, так плохо? – сочувственно проговорил мужчина.

– Нет, еще хуже…

– Вот, выпейте – должно полегчать! – с этими словами он поднес к ее губам какую-то таблетку и пластиковую бутылку с водой.

– Это что – цианистый калий? – спросила Надежда. – Спасибо, это именно то, что мне сейчас нужно!

Она проглотила таблетку, сделала несколько глотков воды и закашлялась. Во всяком случае, от воды ей сразу же стало немного легче, а потом она вообще стала человеком. Было такое чувство, что кто-то большой и могущественный повернул ее голову и поставил на место. Боль потихоньку проходила.

Надежда Николаевна вздохнула и проговорила вполне отчетливо:

– Спасибо! Вы, наверное, ангел!

И тут она узнала этого человека – вчера рыхлый толстяк, а сегодня – бравый мужчина в камуфляже. И все-таки как ему удается так менять телосложение? Неужели он так похудел за сутки при помощи чудодейственной диеты?

– Кто вы вообще такой? И что делаете в доме Черникиных… Земляникиных… тьфу, Клюквиных?

– Ага, вам явно стало лучше! Уже начали задавать нескромные вопросы, – хмыкнул мужчина.

– Не вижу в моем вопросе ничего нескромного. По-моему, вполне естественный вопрос. – Надежда уселась поудобнее на полу, нашла валявшуюся сумку и хотела даже причесаться, но побоялась прикоснуться к больной голове.

– Я вообще-то вас спас… могли бы из благодарности умерить свое любопытство.

Надежда нашла в себе силы взглянуть на собеседника насмешливо: вряд ли хлопок по щеке можно считать спасением жизни. Тот смутился:

– Ну, по крайней мере, оказал первую помощь…

– И даже вторую, – смягчилась Надежда, пощупав затылок и с удивлением осознав, что голова больше не болит, зато на затылке надувалась большая шишка. Ну, это не страшно, под волосами никто не заметит. – Кстати, о второй помощи… Что за чудодейственную таблетку ты… извините, вы мне дали?

– Да ладно, можно на ты… Кстати, меня зовут Евгений.

– «Мы будем нашего героя звать этим именем… – процитировала Надежда «Медного всадника». – Оно звучит приятно; с ним давно мое перо к тому же дружно. Прозванья нам его не нужно…» Или нужно?

– Можно просто Женя, – поспешно добавил мужчина. – А вы, я смотрю, окончательно в себя пришли, раз Пушкина вспомнили. И память у вас хорошая.

– Пушкин – это наше все! – согласилась Надежда.

Сан Саныч очень любил стихи, особенно классику, а уж Пушкина цитировал так часто, что даже надоело немножко. Но про это Надежда никому не говорила. И в конце концов, от любимого мужа можно и не такое вытерпеть.

– А меня зовут Надежда, – представилась она, чтобы отогнать мысли о Сан Саныче, который уж конечно не одобрил бы ее нынешнее положение. – Можно просто Надежда Николаевна. Шучу, шучу… Можно без отчества, раз уж мы на ты перешли. Да, так что это была за таблетка? От цитрамона или анальгина голова так быстро не проходит!

– Да, это был не цитрамон. И даже не нурофен.

– И это все, что вы… что ты мне можешь сказать? Или это было что-то запрещенное?

– Нет, упаси боже, ничего запрещенного! Просто новая разработка отечественных фармацевтов, еще не прошедшая все необходимые клинические испытания. Но не бойся – ничего плохого с тобой не будет. Я на себе проверял.

– Да, пока мне хорошо.

– И вы… ты уже можешь встать?

– Вполне! – Надежда легко поднялась на ноги.

Ее не шатало, голова не кружилась, и шум в ней затих, а руки больше не тряслись. Да, умеют все же наши что-то делать. Отличное лекарство!

– Тогда лучше уйдем отсюда и поговорим в другом месте. В более уютном.

– Да, уйдем…

Надежда наконец осознала, что находится в потайном коридоре особняка купцов Клюквиных, и вспомнила все, что предшествовало ее беспамятству – как она застала в тайнике престарелых авантюристок, как попыталась помешать им, не учтя их численный перевес… Да, приходилось самой себе признаться в том, что бабки ее сделали, как говорится, в одни ворота. Надо же, чем промышляют – тырят в заброшенных зданиях все, что плохо лежит. Хорошая прибавка к пенсии!

Кроме того, Надежда вспомнила, зачем, собственно, сюда пришла. Ей нужна была одна из матрешек.

Надежда включила телефон и посветила возле шкафа – вдруг нужная ей матрешка случайно завалялась на полу? Вот было бы здорово!

Но чудес не бывает. Криминальные старушки унесли все матрешки до единой.

– А что это ты ищешь? – подозрительным тоном осведомился Евгений.

– Очки потеряла! – машинально ответила Надежда.

– Очки? – переспросил тот. – Они же у тебя на носу!

– Да, действительно…

– Есть такой детский стишок: «Что стряслось у тети Вали? У нее очки пропали!» А оказались на носу!

– Это ты мне за Пушкина? «Всего, что знал еще Евгений, пересказать мне недосуг…» – ловко отбила мяч Надежда.

– Сдаюсь! – Он поднял руки. – Тут ты меня одолеешь без труда! И все же, что ты искала?

– Ты, кажется, только что предлагал продолжить разговор в более уютном месте.

– Да, действительно… – и Евгений зашагал обратно по потайному коридору.

У него на лбу был закреплен сильный фонарь, как у шахтера или спелеолога, поэтому света было достаточно и идти было легко. Через несколько минут они вышли из потайного коридора в самый обычный, а оттуда – в один из залов особняка, где растерянный экскурсовод самозабвенно вещал перед своей сильно поредевшей группой. Двух предприимчивых старух, разумеется, среди них не было.

– После Октябрьской революции фабрика Клюквиных была национализирована… – Тут он заметил Надежду и ее спутника и окликнул их: – Куда же вы пропали? Присоединяйтесь, я как раз перехожу к самому интересному. К роковому зеркалу и связанной с ним легенде!

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – отмахнулась Надежда. – А где две бабульки?

– Они ушли в самом начале экскурсии и больше не возвращались. Я уже начинаю беспокоиться, принимая во внимание дурную славу этого особняка. Вдруг они случайно нашли зеркало?

– За них не волнуйтесь, эти не пропадут!

Надежда и Евгений вышли из особняка.

– Где это уютное место? – спросила Надежда. – Близко отсюда? Сам знаешь, с транспортом здесь плохо. Его вообще нет.

– Не беспокойся. Транспорт у меня свой…

Евгений направился уже знакомым Надежде путем – к кладбищенской ограде, велел Надежде подождать снаружи, сам же зашел на кладбище, подошел к склепу, нырнул внутрь… и через несколько секунд выкатил наружу небольшой розовый мотороллер.

– Вот и транспорт! – проговорил он, подкатив к Надежде. – Садись!

– А он под нами не сломается? – опасливо осведомилась Надежда. – Больно уж он… игрушечный!

– Обижаете, дама! Отличная машина! И очень надежная! Тем более ехать нам совсем недалеко.

Надежда опасливо устроилась позади него, и мотороллер покатил вдоль ограды кладбища.

Они действительно проехали совсем недолго. Обогнув одно кладбище, подъехали к другому, отделенному от первого узким проулком, и остановились около прохода в ограде.

– Ну вот, мы почти приехали. Теперь нужно немного пройтись пешком.

С этими словами Евгений протащил мотороллер в проход и покатил его к массивному склепу из черного гранита, на котором была высечена надпись на незнакомом языке.

– Что это за кладбище такое огромное? – спросила Надежда, следуя за ним и опасливо оглядываясь по сторонам.

– Это – армянское, а то было лютеранское.

– Это и есть твое безопасное место?

– А что? Здесь и правда довольно безопасно. И нашему разговору никто не помешает.

– И где же мы будем разговаривать? В склепе? – Надежда кивнула на гранитное строение, напоминающее античный храм.

– Зачем в склепе? В склепе я только спрячу Джекки…

– Кого?

– Джекки! Так зовут мой мотороллер.

– Угу. Розовый – значит девочка. И как я не догадалась? – Надежде стало смешно.

Евгений закатил мотороллер в склеп, прикрыл дверь и повернулся к Надежде:

– А нам тут рядом…

Они прошли еще немного по кладбищенской дорожке среди могил и остановились возле вагончика-бытовки.

Евгений постучал в дверь, и изнутри донесся хриплый заспанный голос:

– Кого там черти принесли?

– Открой, Гамлет! Это я!

– Что значит – я? Я бывают разные!

Однако дверь бытовки все же открылась, и на пороге появился коренастый широкоплечий мужчина лет пятидесяти, с черными курчавыми волосами, черными выразительными глазами и густой черной щетиной на лице.

– О, Женя-джан, это ты! – проговорил брюнет. – И подругу привел! Заходите, дорогие, заходите в мое скромное жилище! Заходите и будьте как дома!

В его голосе и жестах было такое радушие и гордость, как будто он приглашал гостей в собственный особняк.

– Это – Гамлет, мой друг! – представил его Евгений. – А это – Надежда Николаевна…

– Можно без отчества.

В бытовке и правда было неожиданно уютно – пол застелен ворсистым ковром, низкий диван накрыт ярким покрывалом, перед ним стоял низенький столик.

– Гамлет, дружище, нам с Надеждой нужно приватно поговорить. Ты нас не оставишь ненадолго?

– Что за вопрос? Конечно, дорогой! Только сначала я вам сварю кофе, по своему собственному рецепту. Без этого никак нельзя, это священный долг гостеприимства!

– Ну, кофе так кофе… Гамлет варит его божественно.

Надежда осознала, что очень устала от сегодняшних приключений и чашка кофе ей не повредит.

Гамлет принялся священнодействовать: достал банку с зернами, ручную мельницу…

– Молоть кофе нужно самому! – говорил он, вращая ручку мельницы. – Только так вы сохраните настоящий вкус!

– Как вам подходит ваше имя! – проговорила Надежда. – Гамлет – отличное имя для могильщика! Ваши родители были поклонниками Шекспира?

– Шекспир? Не знаю такого. Он армянин, нет?

– Не совсем… – Надежда переглянулась с Евгением.

– Гамлет – наше семейное имя! Мой дед был Гамлет, и дед моего деда был Гамлет… а маму мою зовут Беатриче.

– А я думала, Офелия.

– Офелией звали мою первую девушку! – оживился Гамлет. – Мы с ней гуляли при луне, слушали пение цикад… первая любовь никогда не забывается. Как мы были счастливы, пока она не…

– Неужели утонула?

– Нет, вышла замуж за моего старшего брата!

За разговором он заварил кофе и разлил в три маленькие чашечки. Надежда пригубила напиток, и глаза ее засияли:

– И правда никогда не пила ничего вкуснее!

– Само собой! Никто не заварит кофе лучше армянина! Знали бы вы, какой кофе варил мой дед! Вот подождите, когда допьете – я погадаю вам на кофейной гуще…

– Извини, Гамлет, – перебил его Евгений, – я же говорил тебе, нам с Надеждой нужно поговорить…

– Да, конечно, извини, дорогой. Ухожу, ухожу, ты видишь, меня уже нет…

И он действительно покинул бытовку.

– Ну а теперь, – Евгений повернулся к Надежде, – давай рассказывай, что ты делала в особняке Клюквиных. Только не нужно мне заливать, что интересуешься старой архитектурой или историей нашего города.

– Нет, не буду. Только обещай, что потом тоже расскажешь, зачем приходил туда, да еще менял внешность. Откровенность за откровенность… – протянула Надежда, лихорадочно соображая, что же ему рассказать. Выходило, что нужно говорить правду. Ну, почти всю правду, но все же кое-что придется опустить.

– Договорились. Только ты первая.

Надежда рассказала новому знакомому, что случайно попала на экскурсию в купеческий особняк, так как надеялась встретить там свою знакомую. Про Муську и ее хроническую бестолковость решила не распространяться, говорили же древние: «Скажи мне, кто твой друг, – и я скажу, кто ты». А то еще подумает этот Евгений, что она такая же бестолковая, как Муська. Рассказала, как ушла с экскурсии, не дождавшись ее завершения, как сторож Лексеич посоветовал ей пройти через кладбище, как на этом кладбище она заметила мужчину из числа экскурсантов, который разговаривал по телефону…

– Так, здесь подробнее! – перебил ее Евгений. – Что это был за мужчина, о чем он разговаривал?

Надежда описала внешность мужчины, а также его жены, и, как могла, вспомнила ту часть телефонного разговора, которую смогла услышать. То есть помнила-то она все отлично, с памятью у Надежды Николаевны всегда был полный порядок, но на всякий случай притворилась, что не помнит.

Евгений посерьезнел. Надежда рассказала ему про потерянный, как она думала, телефон, про то, как пыталась догнать мужчину, но не успела, потому что его затащили в машину и увезли в неизвестном направлении. Выслушав это, Евгений переменился в лице, причем явно не притворялся и не играл. И даже пробормотал тихонько: «Так вот оно что…»

А потом Надежда рассказала, как тот же мужчина позвонил на подобранный ею телефон, принял Надежду за свою жену и велел пойти в особняк и забрать в тайнике матрешку.

– А дальше… дальше ты все сам видел. Те две старушенции унесли все безделушки, и матрешку в том числе. Так что теперь я не могу выполнить поручение похищенного мужчины, а значит, ничем не могу ему помочь.

– Вот как… Значит, это спрятано в матрешке! – задумчиво проговорил Евгений.

– Что – это? – спросила Надежда.

Евгений молчал, глубоко задумавшись, а потом спросил тихим шепотом:

– А вчера, значит, ты про матрешку сказать не могла? Нарочно меня оттуда уводила, как лиса петляла, тень на плетень наводила…

Надежда Николаевна не вчера родилась и не первый раз была замужем, поэтому прекрасно знала, что означает такой шепот. А означал он, что Евгений находится в крайней степени ярости и может взорваться от любого пустяка.

– Слушай, ну откуда я знала, кто ты такой? Это сейчас я вижу, что человек ты надежный, что тебе доверять можно, что ты в своем деле профи. А вчера-то мы и не говорили толком…

Словом, Надежда действовала самым обычным и проверенным способом – лестью. И этот способ не подвел – Евгений малость расслабился и не смотрел на нее уже так злобно.

– Мы же договорились – откровенность за откровенность, – напомнила ему Надежда. – Я свою часть договора выполнила, теперь твоя очередь.

– Да, я помню и не отказываюсь от своих слов. Но только прошу – никому не рассказывай то, что узнаешь от меня.

– Можешь на меня положиться. Я – могила! – Надежда прижала руки к сердцу.

– Ты имеешь хоть какое-то представление о компьютерной технике? – Евгений приосанился и посмотрел на собеседницу покровительственно.

– Вообще-то я инженер, – обиделась Надежда, – много лет работала в серьезном НИИ. Если и похожа на домохозяйку, то это обманчивое впечатление.

– Ну, тогда ты поймешь то, о чем я расскажу. Одна частная компания занимается разработками в IT-области, то есть…

– Я знаю, что это такое.

– Отлично. Не буду вдаваться в технические детали, а то наш разговор слишком затянется. Короче, у них произошел серьезный прорыв. Удалось разработать микросхему, которая в десятки раз увеличивает быстродействие процессоров. Представляешь, как это важно?

– Еще бы!

– Соответственно, эта микросхема стоит очень больших денег. Руководители компании вели переговоры с крупной фирмой, которая хотела вложить в ее производство миллионы, но тут в самый неподходящий момент микросхема пропала.

– То есть ее украли?

– Наверняка. К опытному образцу имели доступ всего несколько человек, и подозрения пали на одного из них – ну, назову его, к примеру, Виталием…

– Тот самый…

– Да, тот самый, которого ты видела на экскурсии в особняке и потом на кладбище.

– Пока все понятно, кроме одного. Какое отношение ты имеешь к этой истории? Работаешь в компании, которой принадлежит украденная микросхема?

– Не совсем. Я частный детектив, специализируюсь на противодействии промышленному шпионажу…

– Как интересно! – Надежда постаралась, чтобы он не расслышал прозвучавшего в ее голосе сарказма.

Рассказывая Евгению свою часть истории, Надежда, разумеется, ни словом не обмолвилось о своем необычном хобби, не сказала, что и сама в каком-то смысле частный детектив, только без лицензии и официального статуса, и денег за это не получает. «А иногда и свои докладывать приходится», – с грустью подумала она.

Тут Надежда Николаевна малость покривила душой, потому что была у нее пара-тройка случаев, когда она получила благодарность от очень серьезной организации, а это, разумеется, дорогого стоит и в жизни всегда пригодится.

– В общем, получив задание, я незаметно проверил Виталия, обыскал его дом и рабочее место, проверил все его контакты, пытаясь найти украденную микросхему… В итоге микросхему я не нашел, но убедился, что Виталий еще не передал ее покупателям.

– Ничего себе задача! Найти микросхему в огромном городе куда труднее, чем иголку в стоге сена. Как это тебе удалось? – Надежда снова применила проверенный способ и с удовлетворением убедилась, что он действует, поскольку Евгений поднял голову и заговорил чуть покровительственно:

– На самом деле это вполне реально. Дело в том, что разработчики предвидели возможность похищения образца и вставили в него микродатчик, который испускает сигнал определенной частоты. Сигнал очень слабый, так что обнаружить его можно только на близком расстоянии, но все же это облегчает поиски.

– Как интересно! – повторила Надежда. Глаза ее загорелись, теперь ей и правда стало интересно.

– Вот прибор, который фиксирует сигнал! – Евгений достал из кармана обычную с виду зажигалку. – Как только он улавливает сигнал, вот здесь загорается зеленая лампочка. Но как я уже сказал, микросхему я нигде не нашел. Видимо, Виталий спрятал ее в каком-то надежном месте. Я продолжал поиски и следил за всеми его передвижениями и за всеми его контактами. Прошло какое-то время, и вдруг Виталий вместе с женой решил отправиться на экскурсию в особняк Клюквиных. У меня сразу же возникло подозрение, что именно там он спрятал микросхему. Я тоже записался на экскурсию, изменил внешность, но Виталий сумел от меня ускользнуть. И теперь от тебя я узнал, что его похитили, а микросхема, скорее всего, спрятана в одной из матрешек. Это большой прогресс в моем расследовании…

– Не такой уж и большой, – осторожно поправила его Надежда. Ей немного не понравилось, что Евгений слишком часто употребляет местоимения «мой», «моя», «мое».

«Мое расследование!» Да если бы не она, Надежда, он бы понятия не имел, где спрятана микросхема. И вот еще что было интересно: если он за этим Виталием следил, то как его упустил? Почему не пошел за ним на кладбище? Значит, обманул его этот Виталий, обошел на повороте, на кривой козе сумел объехать.

Да, квалификация этого частного сыщика оставляла желать лучшего, если и Надежда вчера тоже без особого труда от него ускользнула.

– Матрешки пропали, их унесли те две предприимчивые старушки, – продолжила она. – Как теперь их найти?

– И все же это прогресс. Ты ведь слышала разговор этих старух возле шкафа с безделушками? Кому они собирались их продать? Или они тебя сразу по голове приложили?

Стало быть, поняла Надежда, Евгений почувствовал недоверие в ее голосе. Проницательный, что тут скажешь.

– Какому-то Ашоту Арменовичу. – Теперь она тщательно следила за тем, чтобы ее голос звучал нейтрально.

– Ну, вот видишь!

– Честно говоря, ничего не вижу.

– Ашот Арменович – определенно армянское имя. А мой приятель Гамлет очень хорошо знает армянскую диаспору в нашем городе. Так что он поможет нам найти покупателя матрешек.

Евгений включил лампу под потолком вагончика. Видимо, это был условный знак, потому что тут же дверь открылась и на пороге появился Гамлет.

– Что, Женя-джан, вы уже поговорили?

– В общем, да. Но ты нам можешь еще помочь.

– Всегда рад!

– Скажи, ты знаешь некоего Ашота Арменовича?

– Знаю даже троих людей с таким именем.

– И кто они такие?

– Один – тренер по греко-римской борьбе, второй – стоматолог, третий – хозяин антикварного магазина…

– Ага! – Евгений переглянулся с Надеждой. – Вот этот-то нам и нужен!

– Прошу! – Евгений выкатил розовый мотороллер и сделал приглашающий жест. – Моя Джекки домчит нас быстрее ветра! Люблю ездить так свободно, никакие пробки не мешают!

– Вот мой Евгений на свободе… – пробормотала Надежда, чтобы оставить за собой последнее слово.

На самом деле ехали они небыстро, так что у Надежды было время подумать. Этот Евгений… Возможно, он и не врет, а только слегка преувеличивает свои заслуги – ну да это нормально для среднестатистического мужчины, однако если им даже и удастся найти нужную матрешку, то он заберет микросхему, чтобы отдать своим нанимателям, а спасать Виталия и не подумает. Это не входит в его задание. А Надежде было не все равно, потому что, как ни крути, это она утащила злополучный телефон. Виталий-то надеется, что жена его спасет, а она и знать не знает, что с ним случилось.

Тут у Надежды снова всплыла мысль, для чего все-таки ее тезка (конечно, если она тезка) влезла в телевизор? Ну, этот вопрос она задаст, когда ее найдет и телефон ей отдаст.

Про телепередачу Надежда Николаевна новому знакомому не сказала, а спрашивать его насчет жены Виталия было бесполезно – все равно не скажет, а только будет подозревать Надежду в нечестной игре. Тут она сама разберется, есть у нее кое-какие наметки.

Но это потом, а пока – вперед, за матрешкой!

Мотороллер остановился на углу Малого проспекта и Тринадцатой линии. Именно здесь располагался антикварный магазин Ашота Арменовича Ованесяна. Надежда ожидала увидеть сверкающую витрину с выставленными в ней китайскими вазами эпохи Мин, бронзовыми канделябрами и посудой севрского фарфора, но перед ней оказался полуподвальный магазинчик с мутными окнами и невзрачной вывеской «Антиквариат».

Евгений первым спустился по ступенькам магазина, толкнул дверь и вошел внутрь, Надежда проследовала за ним.

Дверной колокольчик звякнул, сообщая об их появлении.

Магазин был небольшой, полутемный и напоминал лавку старьевщика. Чего здесь только не было! Не было севрского и мейсенского фарфора, не было английских гравюр, лиможских эмалей и мебели русского классицизма – всего того, что привычно называют красивым словом «антиквариат». Зато в избытке имелись советские патефоны в потертых фанерных чемоданчиках, тарелки с изображением довоенных самолетов в обрамлении надписей «Вступайте в Осоавиахим», жизнерадостные фарфоровые пионеры и пограничники, тяжелые эбонитовые пластинки с записями Клавдии Шульженко, Петра Лещенко и Леонида Утесова и прочие редкости, которые совсем недавно владельцы без долгих раздумий и зазрения совести отправляли на помойку.

Среди прочего сомнительного великолепия Надежда увидела знакомую с детства фарфоровую овчарку и ночник в виде мраморной совы со светящимися глазами. Точно такой же ночник до сих пор стоял в спальне у ее матери.

Но больше всего ее, конечно, заинтересовали матрешки, которыми здесь была заставлена целая полка.

В первый момент Надежде показалось, что в магазине никого нет, но затем она увидела удивительно маленького, едва возвышающегося над прилавком человека, можно даже сказать человечка. На вид ему было лет шестьдесят. У него были иссиня-черные волосы с проседью, густые брови и темные, выразительные глаза. Из-за маленького роста он казался еще одной фарфоровой статуэткой, вроде тех, что украшали полки его магазина.

– Чем могу помочь? – проговорил он неожиданно низким, сильным и красивым голосом. – Если вы пришли в мой магазин – значит, вам дорого наше с вами общее прошлое. Не та пышная, бьющая в глаза дворянская и буржуазная роскошь, которая представлена в огромных салонах «золотого треугольника», а скромный быт простой советской семьи. Старые елочные игрушки, фарфоровые слоники, грампластинки на тридцать три оборота…

«Красиво излагает!» – подумала Надежда и тут вспомнила, что на ней старые джинсы и ветровка. Хорошо хоть, кепку сняла и волосы расчесала.

– Итак, что конкретно вас интересует? – проговорил антиквар, переходя от лирического вступления к делу.

– Вообще-то нас интересуют матрешки…

– Матрешки? У меня довольно большой выбор матрешек. Вот взгляните – есть довоенные, есть даже дореволюционные… – Антиквар показал на полку с деревянными куклами.

Надежда оглядела полку – и глаза у нее разбежались. Матрешки были самые разные, всех цветов и размеров, но найти среди них ту, которая нужна, она не могла.

– Вообще-то нас интересует вполне конкретная матрешка, одна из тех, которые вчера или сегодня вам принесли две старушки…

Выражение лица антиквара резко изменилось. Из приветливого и доброжелательного, с которым он встретил клиентов, оно превратилось в подозрительное и настороженное.

– Не знаю, о чем вы говорите. Все, что у меня есть, находится перед вами, и все приобретено вполне законным путем.

Но тут вступил спутник Надежды:

– Не беспокойтесь, мы не из проверяющих органов. Нас направил к вам Гамлет…

– Гамлет? Какой Гамлет? Принц Датский? – насмешливо переспросил антиквар.

– Гамлет с армянского кладбища на Васильевском острове.

– Ах, Гамлет! – антиквар улыбнулся, напряжение с его лица ушло, оно снова стало приветливым. – Как он поживает?

– Неплохо. Так вот он сказал, что вы можете нам помочь.

– Всем, что в моих силах! Гамлет – мой друг, и его друзья – мои друзья. Итак, что вам нужно?

Тут в разговор снова вступила Надежда:

– Нам очень нужна матрешка. Вполне конкретная, одна из тех, которые вчера или сегодня вам принесли две старушки.

– Да, были у меня вчера две пожилые дамы, они иногда приносят интересные вещицы. Говорят, что распродают коллекцию своего отца или даже деда, но вещи слишком разнородные, чтобы принадлежать к одной коллекции.

– Ну-ну, – хмыкнула Надежда, – а знаете ли вы, откуда…

– Вы правы, это не их вещи, – Евгений незаметно пихнул Надежду локтем. – Но мы сейчас не об этом. Покажите нам, пожалуйста, тех матрешек, которых они принесли.

– Подождите одну минуту, они не здесь, а в моем кабинете…

Антиквар вышел, но через минуту вернулся с большой картонной коробкой в руках, в которой были аккуратно уложены четыре старинные матрешки, и оставалось еще много свободного места.

Надежда внимательно оглядела их, но той, которую она накануне взяла с полки, среди них не было.

– Ну что? Которая? – спросил ее Евгений с надеждой в голосе.

– Кажется, ее здесь нет…

– Но вы не уверены?

– Ну не то чтобы вполне… Все матрешки так похожи друг на друга, что нетрудно и ошибиться. Вот эта, кажется, похожа… нет, не она. Вроде бы на той цветочки были розовые…

– Так и тут они розовые!

– Тут просто розовые, а на той матрешке они были темнее, цвета шиповника, вот!

Евгений посмотрел на Надежду Николаевну очень выразительно.

«Зря я связался с этой тетехой, – говорил его взгляд, – мало того что дала себя вырубить двум божьим одуванчикам, так еще и матрешку нужную запомнить не смогла».

Надежда хотела вызвериться на него ответно – мол, а ты-то сам что сделал? Только что очень своевременно пощечину мне залепил. Но решила пока повременить и промолчала.

Евгений достал матрешек из коробки и разобрал одну за другой под неодобрительным взглядом антиквара.

– Осторожнее, прошу вас…

Проверив каждую матрешку и ничего не найдя, Евгений снова сложил их в коробку и повернулся к Ашоту Арменовичу:

– Здесь все, что принесли те старушки?

– Ну, вообще-то не все… Они принесли восемь штук, но четыре я уже продал.

– Так быстро?

– Дело в том, что у меня есть постоянные клиенты, которым я сообщаю, как только получаю что-то интересное. Вот и вчера я им сообщил об этих матрешках, и они за ними приехали.

– Так быстро?

– Такие хорошие экземпляры попадаются нечасто, и коллекционеры за ними гоняются, боятся упустить.

– Вы можете дать нам координаты покупателей?

Антиквар поморщился:

– Вообще-то это не в моих правилах. И вообще не в правилах нашего сообщества. Разглашать имена покупателей не принято, так мы можем их растерять.

– Но мы друзья Гамлета! И мы обещаем, что у ваших клиентов не будет никаких неприятностей. Нам нужно только осмотреть их матрешек. Очень нужно!

– Да, вы друзья Гамлета… – задумчиво повторил Ашот Арменович. – Ладно, так и быть… Записывайте! – и он продиктовал два телефонных номера.

– Но матрешек было четыре!

– Вы правы. Викентий Романович приобрел двух матрешек, – антиквар подчеркнул один из номеров.

– А вот эта… Римма Марковна?

– Она купила только одну.

– А где же четвертая?

– А четвертую… четвертую матрешку купил случайный покупатель. Он зашел ко мне почти сразу после того, как ушли те дамы, которые их принесли.

– И вы ничего о нем не знаете?

– Ничего. Покупатель есть покупатель, он платит деньги, и это все, что мне нужно знать.

– А заплатил он наличными или пластиковой картой?

– Наличными.

– Плохо дело. Ну ладно, начнем с этих двоих… – Евгений повернулся к Надежде. – У них – три матрешки, значит, в три раза больше вероятность, что одна из них та, которую мы ищем. А из двух зайцев надо выбирать более крупного.

– Только очень прошу вас, – антиквар сложил руки в умоляющем жесте, – будьте с ними деликатны!

– Это мы вам обещаем.

– Одну минутку… – остановила Надежда своего спутника, когда они уже собирались уходить. – Наверное, нам имеет смысл купить одну из оставшихся матрешек, чтобы представиться клиентам антиквара такими же коллекционерами. Тогда у нас будет благовидный повод, чтобы встретиться с ними.

Ашот Арменович услышал ее слова и предложил:

– Матрешки очень дорогие, не обязательно покупать, я могу дать вам одну на время. Вы ведь друзья Гамлета!

Пока Евгений выбирал матрешку и расшаркивался перед антикваром, Надежда стерла ужасную подводку с глаз, накрасила губы скромной помадой и повязала на шею яркий шелковый шарф, который на всякий пожарный случай взяла с собой утром.

Через несколько минут Надежда и Евгений вышли из магазина с матрешкой в коробке.

– С кого начнем? – спросила Надежда, доставая телефон.

– С Викентия Романовича. Ведь у него две матрешки, значит, в два раза больше шансов, что одна из них наша.

Однако телефон Викентия Романовича не отвечал. Евгений сделал еще одну попытку, а потом набрал второй номер. На этот раз ему повезло больше, в трубке тут же раздался мурлыкающий женский голос:

– Это Женя?

– Мм… да, – удивленно фыркнул Евгений, не понимая, откуда неизвестная дама знает его имя.

– Женечка, как хорошо, что ты позвонила! Я как раз хотела тебе звонить! Мне нужно срочно, очень срочно поменять цвет! Я купила новые босоножки, очень красивые, но тот лак, который мы выбрали прошлый раз, к ним совершенно не подходит! Так что мне очень срочно нужно перекраситься. Ты можешь принять меня прямо сегодня? Ты меня буквально спасешь!

– Постойте, дама! Я ничем не могу вам помочь!

– Как это – не можешь? – женщина повысила голос. – Я – твоя постоянная клиентка, и ты могла бы хоть раз в жизни пойти мне навстречу! Ты понимаешь, что это вопрос жизни и смерти? Я не могу носить новые босоножки со старым лаком!

– Постойте, Римма Марковна! – Евгений в свою очередь тоже повысил голос. – Это Женя, но не та Женя! Точнее, не тот! Фу, вы меня совсем запутали! Это не Евгения, а Евгений!

Тут до его собеседницы, кажется, дошло, что она разговаривает с мужчиной. Она на несколько мгновений замолчала, а потом удивленно проговорила:

– Тогда откуда вы меня знаете?

– Мне дал ваш телефон Ашот Арменович. Дело в том, что он по ошибке продал вам не ту матрешку.

– Что значит – не ту? – возмутилась женщина. – Продал – значит продал! Матрешка моя! Ничего не знаю! Я за нее заплатила и никому ее не отдам!

– Римма Марковна, уважаемая, никто и не собирается ничего у вас отбирать! – Евгений, повинуясь энергичному тычку Надежды, сменил голос на бархатный баритон.

– Да только попробуй! Я на тебя посмотрю…

– Не беспокойтесь! Я хочу только взглянуть на вашу матрешку. И кстати, могу вам предложить на обмен другую, еще более ценную…

– Более ценную? – в голосе женщины послышалось колебание и в то же время сомнение – не хотят ли ее обмануть, обжулить, банально развести?

Евгений же не сдавался:

– Вы разрешите к вам подъехать? Прямо сейчас! Я только взгляну на вашу матрешку, а вы посмотрите на мою. Это вас совершенно ни к чему не обязывает!

Судя по всему, решающую роль сыграло женское любопытство – Римме Марковне безумно захотелось взглянуть на обещанную матрешку.

– Ладно, так и быть, приезжайте! – смилостивилась она и продиктовала адрес.

Надежда все еще чувствовала себя неловко, рассекая по городу на розовом мотороллере, и успокаивала себя тем, что в Италии, где они с мужем проводили отпуск, половина жителей разъезжала на таком же транспорте: и старушки, и дамы в вечерних платьях, и даже монахи и епископы.

Впрочем, то Италия, а Санкт-Петербург – совсем другое дело, причем во всем, начиная с климата и заканчивая менталитетом местных жителей. Кроме всего прочего, Надежда опасалась, что ее увидит кто-нибудь из знакомых и до мужа дойдет, что она ездит по городу на мотороллере с незнакомым мужчиной. Оставалось надеяться, что Сан Саныч в такое просто не поверит.

Но были в езде на мотороллере и свои плюсы. Так, им не грозили никакие пробки – Евгений ловко объезжал их на своей проворной Джекки, и уже через полчаса они подъехали к дому Риммы Марковны.

Она жила в современном двенадцатиэтажном здании, окруженном ухоженными газонами и цветниками, в живописном месте на севере города, возле парка Сосновка.

Евгений оставил мотороллер перед подъездом, позвонил в домофон, и Римма Марковна впустила спутников.

Лифт, поднимавший их на десятый этаж, поразил Надежду своей ультрамодностью. То, что в нем имелось большое зеркало, было не удивительно – зеркала есть практически в каждом лифте. Но это, вставленное в резную раму со стразами, было какое-то льстивое – в нем Надежда казалась себе моложе лет на десять и стройнее килограммов… не будем уточнять на сколько.

И это при том, что на ней были джинсы, перешедшие в разряд дачных. И о чем она только думала, когда надела их утром? И что подумает про нее гламурная Римма Марковна? Вернее, Надежде было все равно, что она подумает, но это могло повредить делу.

Кроме зеркала, в лифте была бархатная банкетка, на стене висели гравюры с изображениями лошадей и парусников, а в углу стояла высокая ваза, в которой красовались гладиолусы. Правда, при ближайшем рассмотрении гладиолусы оказались искусственными.

Лестничная площадка не уступала лифту – здесь было расставлено несколько ярких кашпо с цветами, а на полу между ними сидели плюшевые медведи и обезьяны. У самой большой из обезьян на шее были бусы из искусственного жемчуга, на голове красовалась корона из золотой фольги, а губы были накрашены малиновой помадой.

На площадку выходили четыре двери, среди которых дверь Риммы Марковны выделялась аляповатой яркостью: она была покрыта позолотой и украшена сверкающими вставками и накладками, от которых рябило в глазах, а номер квартиры был выложен стразами.

Евгений переглянулся с Надеждой, пожал плечами и надавил на кнопку звонка. Звонок, само собой, был позолоченный.

Раздалась соловьиная трель, и почти сразу дверь отворилась, а на пороге появилась огненно-рыжая особа лет пятидесяти, одетая в не по возрасту короткий шелковый халат переливчатого сизо-пурпурного цвета.

– Евге-ений… – протянула Римма Марковна томным, мурлыкающим голосом, – я вас ждала-а… – Тут она заметила Надежду, и томно-гламурное выражение на ее лице сменилось разочарованием: – Вы не оди-ин… вы с ма-амой…

«Сама ты бабушка! – подумала Надежда. – Бабушка русского гламура!»

– Надежда Николаевна – известный эксперт по матрешкам. Крупный специалист! Работает в Эрмитаже! – поправил ее Евгений. – Вы позволите нам войти?

– Да, коне-ечно… – Римма Марковна немного отступила в сторону, чтобы пропустить гостей, и при этом умудрилась задеть Евгения внушительной грудью. На Надежду она не обращала внимания, уверившись, что эта музейная мымра ей не конкурент.

Спутники вошли в квартиру, которая выглядела под стать хозяйке – воплощение перезрелого и уже увядающего гламура. Преобладающим цветом здесь был, конечно, розовый. Розовые шторы с оборками, розовые кухонные шкафчики, розовые скатерти и салфетки, розовые плафоны ламп и, само собой, розовые розы в вазе из розового хрусталя.

– Вы очень любите все розовое, – проговорил Евгений, не задавая вопрос, а констатируя очевидный факт.

– А кто же его не люби-ит? – протянула Римма Марковна, округлив глаза. – Одна только у меня проблема…

– Всего одна? – с завистью проговорил Евгений. – У меня их гораздо больше…

– Ну да… по телевизору очень знающая женщина сказала, что, если в доме все исключительно в этих оттенках, самой розовое носить нельзя, а то потеряешься. Вот и приходится носить одежду другого цвета, а я так люблю розовое!

При этих словах она приподняла край халата, как бы невзначай продемонстрировав тронутые целлюлитом ляжки.

Надежда кашлянула и проговорила:

– Римма Марковна, мы вообще-то пришли насчет матрешки. Вы не забыли? Вы уж извините, но я на работе, время дорого.

– Ах, матре-ешка! – протянула хозяйка, с сожалением одернув халат и недовольно покосившись на Надежду. – А может быть, Евге-ений хочет чаю или, наоборот, кофе? У меня о-очень хороший кофе! Такой, знаете, в розовой коробочке с позолотой.

– Хорошо бы все же сначала разобраться с матрешкой.

– Ну, матрешка так матрешка… тогда пойдемте, я вам покажу свою колле-екцию…

Она проследовала по коридору и вошла в следующую комнату – просторное помещение с эркером, заставленное застекленными шкафчиками. Слева от входа шкафчики были заполнены нарядными куклами с фарфоровыми личиками и завитыми волосами, справа – матрешками всех цветов и размеров: маленькими и большими, румяными и бледными, блондинками и брюнетками, в цветных сарафанах, вечерних платьях и нарядных кофточках.

Надежда обратила внимание, что, несмотря на такое разнообразие, многие матрешки неуловимо походили на свою хозяйку.

– Большая коллекция! – проговорил Евгений, чтобы польстить Римме Марковне и упрочить психологический контакт.

– Да, больша-ая! – пропела та, любуясь своим собранием. – Это моя семья…

– Что? – переспросил Евгений, думая, что ослышался.

– Да, это моя семья… – хозяйка взглянула на собеседника. – Вот вы, Евгений, как я вижу, не женаты?

– Ну… я вообще-то разведен…

– Надо же, какое совпадение! Я тоже разведена. – Римма Марковна машинально дотронулась до безымянного пальца на правой руке. – Мой бывший муж… конечно, он помогает мне материально, но это не примиряет меня с одиночеством… вам знакомо это чувство? – Она вздохнула и искоса взглянула на Евгения.

Надежда снова кашлянула и напомнила:

– Мы вообще-то насчет матрешки…

– Ах да… Вот все мои матрешки. Любуйтесь.

– А где та, которую вы вчера купили у Ашота Арменовича?

– Ах, Нюша! Она вот здесь, в этом шкафчике… сюда я поселяю новеньких, пока они не вольются в коллектив.

Римма Марковна указала на первый шкафчик справа, где на верхней полке стояла расписная матрешка в розовом цветастом сарафане.

– Нюша, – обратилась к ней Римма Марковна, – эти люди пришли с тобой познакомиться.

Евгений вопросительно взглянул на Надежду – та ли это матрешка, которую она должна была взять в тайнике?

Надежда пригляделась к кукле и пожала плечами: определенно ответить она не могла. В тайнике было темно, а при ярком дневном свете все выглядело иначе. Кроме того, ее сбивало с толку множество других матрешек вокруг.

– Можно мне посмотреть ее поближе? – спросил Евгений.

– Можно, но только очень аккуратно!

Римма Марковна открыла шкаф. Евгений осторожно взял матрешку в руки, открыл ее…

– Что вы делаете? – воскликнула хозяйка. – Ей же неприятно!

– Извините, но я должен взглянуть, что у нее внутри.

– А если кто-нибудь захочет посмотреть, что у вас внутри?

Надежда решила отвлечь хозяйку, чтобы подыграть Евгению, и, изображая восхищение, проговорила:

– Римма Марковна, какая у вас прекрасная коллекция! Вы, наверное, собирали ее всю жизнь?

– Нет, что вы! Только после развода. Раньше мой муж… мой бывший муж не позволял мне этого. А теперь он не контролирует мои расходы. Вот вы, я вижу, замужем?

– Да… второй раз…

– Второй? – глаза Риммы Марковны вспыхнули. – Это было трудно?

– Что именно?

– Найти второго мужа. Вы долго его искали?

– Да, знаете, я его как-то не искала. Это само собой получилось.

– Ах, вы не хотите со мной делиться сокровенным… – пригорюнилась Римма Марковна.

Надежда уже не знала, как бы поскорее уйти из этого дома, и взглянула на Евгения. Тот уже расставил на столе восемь матрешек разного размера и открывал девятую.

– Ах, остановитесь, не открывайте! В женщине всегда должна оставаться хотя бы одна, последняя тайна!

Но Евгений уже открыл. Внутри нее оказалась десятая, самая маленькая матрешка, и больше ничего.

– Как вы жестоки! – расстроилась Римма Марковна. – Разве можно так поступать с женщиной?

– Извините, но нам, наверное, уже действительно пора, – проговорила Надежда, поняв по разочарованному виду Евгения, что он не нашел того, что искал.

– А как же чай? Или кофе? У меня такой хороший кофе, в розовой коробочке…

– Извините, как-нибудь в другой раз, – необдуманно проговорил Евгений.

– В другой? – ухватилась за его слова хозяйка. – Так вы ко мне еще придете? Приходите непременно! Буду вас ждать! Только уж вы приходите без мамы!

– Он придет с детьми, со всеми четырьмя! – ответила за спутника Надежда, потерявшая терпение.

– Что?! – поперхнулась хозяйка, но тут кое-что вспомнила: – Вы же говорили, что у вас тоже есть матрешка, очень ценная! Я хочу на нее посмотреть!

Евгений, который уже направлялся к двери, остановился в растерянности и протянул Римме Марковне коробку с матрешкой. Та вцепилась в нее коршуном:

– Какая хорошенькая! И какая одинокая! Прямо как я! Я чувствую в ней родственную душу! Продайте мне ее!

– Она не продается! – отрезала Надежда. – Сами подумайте, разве можно купить родственную душу?

– А что – нельзя?

Но Надежда уже выхватила у нее из рук коробку с матрешкой, взяла Евгения под локоть и вытащила из квартиры.

Под ехидными взглядами плюшевых обезьян спутники пересекли площадку и юркнули в лифт.

– Значит, я выгляжу как твоя мама? – процедила Надежда, разглядывая свое отражение в зеркале лифта.

– Да не обращай ты на нее внимания! – отмахнулся Евгений. – Глупая женщина…

– И то верно, глупая, некрасивая и одинокая, но на тебя глаз положила. Может, зайдешь к ней в гости? Кофейку попьете из розовой коробочки, то-се…

Евгений взглянул волком, а Надежда не унималась:

– Женщина к тебе со всей душой, глядишь – и устроишь свою личную жизнь. Ты же ведь разведенный? Ну вот, к старости будешь в тепле и сытости…

Надежда и сама не знала, для чего издевается, наверное, очень уж разозлилась на «маму», однако Евгений бросил на нее такой взгляд, что она решила сменить тему. Надежда Николаевна всегда умела вовремя остановиться.

– Значит, ты ничего не нашел в матрешке?

– Ничего.

– Ну что ж, отрицательный результат – тоже результат. Во всяком случае, одну матрешку можно вычеркнуть. Теперь у нас на очереди Викентий Романович.

Они вышли из дома.

Прежде чем сесть на мотороллер, Евгений снова набрал номер Викентия Романовича – и на этот раз дозвонился.

Ему ответил низкий, чуть хрипловатый голос:

– Слушаю.

– Викентий Романович, меня зовут Евгений…

– Рад за тебя!

– Ваш телефон мне дал Ашот Арменович из антикварного магазина на Васильевском…

– Ах, Ашотик! – голос мужчины потеплел. – Как он?

– В порядке.

– А в чем вопрос?

– Дело в том, что вчера вы у него купили две матрешки.

– Было дело. И что дальше?

– Не могли бы в�

* * *

Часы на башне Оролоджо пробили полночь.
В казино и увеселительных заведениях возле моста Риальто и на Славянской набережной жизнь еще кипела: нарядные слуги разносили вино и закуски, кавалеры в расшитых золотом камзолах и разноцветных масках делали огромные ставки и проигрывали целые состояния. Но стоило отойти от этих злачных мест, углубиться в темные переулки Дорсодуро или кварталы возле Фундаменто Нуово, и вы погружались в таинственную тьму и тишину венецианской ночи, изредка нарушаемую дробным стуком каблучков спешащей на свидание барышни в шелковой маске или плеском весла черной гондолы, скользящей по темной маслянистой глади канала.
Одна из таких гондол беззвучно подплыла к порогу темного палаццо. Высокий господин в черном плаще, треугольной шляпе и маске Бауты с длинным выступающим подбородком перешагнул с борта гондолы на мраморные ступени палаццо и постучал в дверь.
Дверь бесшумно отворилась, выглянул слуга в малиновой куртке, расшитой шнуром, быстро огляделся и отступил, пропуская ночного гостя. Тот опустил в протянутую ладонь золотую монету и спросил коротко:
– Здесь?
– Так точно-с! В кабинете!
Гость вошел в палаццо, пересек сырой и холодный холл в осыпающихся росписях, поднялся по широкой лестнице на второй, жилой этаж. Впрочем, здесь тоже царило запустение – росписи стен выцвели и осыпались, ковры полуистлели, розоватые муранские стекла в окнах были почти непрозрачны от пыли и копоти.
Гость пересек несколько пустых комнат, подошел к очередной двери и распахнул ее.
Он оказался в богато обставленном кабинете.
В отличие от других помещений дворца здесь было чисто и почти уютно – если бы не сырой холод, с которым не мог сладить даже горящий в камине огонь. Холод был какой-то особенный, пронизывающий, какой бывает в кладбищенских склепах или мрачных подземных казематах старых тюрем.
По стенам кабинета стояли шкафы, заполненные старинными книгами и манускриптами, посреди красовался огромный глобус. В глубине находился массивный стол черного дерева, за которым сидел, склонившись, человек в черном камзоле и что-то писал в толстой книге.
– Вот я и нашел тебя! – проговорил гость и вытащил из-под полы плаща массивный пистолет с инкрустированной серебром рукояткой и шестигранным стволом.
– Ах, это вы, мой друг! – Хозяин кабинета – мужчина лет сорока, с узким лицом, темными, глубоко посаженными глазами и длинными обвислыми усами, касавшимися кружевного воротника, отложил перо, поднял голову и улыбнулся – но улыбка эта больше напоминала волчий оскал.
– Я тебе не друг! – Гость шагнул вперед и навел на него пистолет. – Ты знаешь, зачем я пришел.
– Ах, ну конечно! Из-за того маленького недоразумения там, в Трансильвании…
– Маленького недоразумения? Так ты называешь смерть моей сестры? Смерть – которая была больше чем смерть, потому что ты погубил не только плоть, но и ее бессмертную душу!
– Ах, оставь, братец! Лючия сама выбрала такую судьбу…
– Сама? После того, что ты с ней сделал?
– Да, она сама ее выбрала! Она предпочла унылому прозябанию вечную молодость, вечную красоту! Предпочла удивительную жизнь, которую я ей подарил…
– Вечную жизнь? Или вечную смерть?
– То, что вы называете смертью, – это второе рождение, к новой, лучшей жизни!
– Да? Вы никогда не видите солнечного света!
– Подумаешь, потеря! Мы видим свет куда более красивый – свет далеких звезд, чарующий и манящий…
– Ты сам не веришь в свои слова! И не пытайся заговорить меня – это у тебя не выйдет!
– Ах, хватит уже! Ты мне надоел! Зачем пришел?
– Разве не ясно? Затем, чтобы остановить тебя! Затем, чтобы покончить с тобой раз и навсегда!
– Ну так делай, что собрался! – Хозяин кабинета снова хищно усмехнулся.
– Думаешь, у меня ничего не выйдет?
– Ты сам это знаешь. Я уже умер, и умер давно – а мертвого убить невозможно.
– Посмотрим! – Гость взвел курок, направил ствол в грудь вислоусого, нажал спусковой крючок.
Пистолет изрыгнул пламя, раздался оглушительный грохот, наполнивший всю комнату.
Однако рука стрелка немного дрогнула, и пуля попала не в сердце, а в плечо усатого. В его камзоле появилось круглое отверстие, из которого потекло что-то густое и черное.
Раненый вскрикнул, худое лицо перекосилось, он удивленно взглянул на свою рану, потом на мстителя.
– А ты хитер… что это была за пуля?
– Ага, тебя проняло… Я уже убедился, что обычные пули тебе не страшны, и поговорил со знающими людьми. Мой пистолет был заряжен пулей из серебряной амальгамы, которую муранские мастера используют для своих зеркал. Если такая пуля попадет в твое сердце – ты умрешь, и умрешь уже навсегда!
Лицо вислоусого перекосилось от боли, однако он поднялся из-за стола и прохрипел:
– Ты сказал – если попадет… но твоя пуля не попала в сердце. Так что у тебя и на этот раз ничего не вышло. Пока ты будешь перезаряжать пистолет…
Несмотря на хвастливые нотки, голос злодея звучал сбивчиво, как будто ему с трудом давалось каждое слово.
– Первый раз я промахнулся, но не надейся, второй раз я буду стрелять точнее…
Человек в маске отбросил пистолет – и вытащил из-под плаща второй.
– Вот как… ты и вправду все предусмотрел.
– Все! – Мститель поднял руку с пистолетом и направил ее в грудь усатому.
– Ты умрешь, Влад Цепеш, и умрешь навсегда!
Но усатый собрался с силами, метнулся в сторону, пересек кабинет и распахнул маленькую дверцу возле камина.
Мститель бросился за ним и оказался в крохотном помещении без окон, со сводчатым потолком.
– Где же ты? – Он вгляделся в темноту. – Вздумал поиграть со мной в прятки? Не надейся, из этого ничего не выйдет!
Глаза его постепенно привыкли к скудному освещению, но в комнате никого не было, Влад Цепеш словно сквозь землю провалился.
– Мерзкий упырь! На этот раз ты не сбежишь от меня! – Мститель обошел комнату, заглядывая во все углы. Он даже отодвинул от стены тяжелый сундук, поднял его крышку и заглянул внутрь – но врага нигде не было.
Он в растерянности остановился посреди комнаты и еще раз огляделся. Внезапно у него за спиной раздался шелестящий, вкрадчивый шепот, похожий на шорох осенних листьев:
– Ищи, ищи лучше! Я здесь!
Мститель резко развернулся, вскинул пистолет.
За спиной никого не было. Только зеркало висело на стене. Большое овальное зеркало в резной черной раме – черные ветви сплетались в удивительный узор, черные листья, казалось, трепетали под дыханием неощутимого ветерка.
Мститель подошел к зеркалу, заглянул в него и увидел свое собственное лицо – а что же еще можно увидеть в зеркале?
Но вокруг лица клубилась багровая, живая тьма, в которой то и дело мелькали какие-то другие лица – мужские и женские, они показывались на мгновение и тут же исчезали, растворяясь в клубящейся тьме. Он увидел – или это ему только показалось? – старого барона фон Ауэ, страшная смерть которого потрясла всю страну… и бесследно исчезнувшую посреди бала госпожу Эстергази… и еще десятки лиц, знакомых и незнакомых… а потом… потом он увидел Лючию… лицо ее мелькнуло на мгновение и тут же исчезло…
Вдруг лицо самого мстителя в зеркале стало неуловимо меняться. Щеки втянулись и побледнели, глаза сошлись ближе и потемнели, в них появилось злобное выражение, волосы удлинились, а над верхней губой появились обвислые усы…
Мститель в ужасе попятился.
Из зеркала на него смотрело чужое, ненавистное лицо – лицо его злейшего врага, Влада Цепеша, которого подданные за глаза называли Дракулой.