Безумные идеи. Как не упустить кажущиеся бредовыми идеи, способные выигрывать войны, искоренять болезни и менять целые отрасли бесплатное чтение

Жизнь на грани

Если бы в 1939 году на мировой арене работал тотализатор, то большинство ставок делалось бы на нацистскую Германию.

В намечающейся схватке двух мировых держав союзники сильно отставали от Германии, причем больше всего в гонке новых технологий, которую Уинстон Черчилль называл «тайной войной». Новые немецкие подводные лодки доминировали в Атлантике и грозили перерезать пути снабжения Европы. Самолеты люфтваффе, готовые наносить сокрушительные бомбовые удары по Европе, превосходили технику воздушных флотов союзников. А открытие механизма ядерного деления, сделанное в том году двумя немецкими учеными, могло дать Гитлеру оружие невиданной мощи.

Черчилль писал, что в случае проигрыша гонки технологий «вся смелость и все жертвы народа оказались бы бесполезными».

А ведь к тому моменту, когда Вэнивар Буш, декан инженерного факультета Массачусетского технологического института, летом 1940 года оставил свой пост, отправился в Вашингтон и добился встречи с президентом, в руках у Военно-морского флота США уже был ключ для победы в этой гонке. Причем целых 18 лет. Они просто не знали об этом.

Чтобы отыскать этот ключ и одержать победу в гонке, Буш создал новую систему отношения к радикальным, безумным идеям.

И это стало секретным рецептом для победы в тайной войне.

В конце сентября 1922 года два энтузиаста-радиолюбителя, работавшие на военно-воздушной базе ВМС США, расположенной буквально рядом с Вашингтоном, установили коротковолновый радиопередатчик с той стороны базы, которая выходила на реку Потомак. Лео Янг, которому на ту пору исполнился 31 год, был родом из маленького фермерского городка в Огайо. Он начал собирать радиоприемники еще в школе. Его партнер Хойт Тейлор, бывший 42-летний профессор физики, работал на флоте главным специалистом по радио. Они решили испытать, сможет ли повышение частоты обеспечить судам более надежную радиосвязь в море.

Янг настроил переделанный передатчик на частоту 60 мегагерц, то есть в 20 раз выше уровня, на который был рассчитан. Аналогичным образом он переделал и приемник, пользуясь способом, вычитанным в каком-то техническом журнале. Настроив оборудование, они включили передатчик, погрузили приемник на грузовик и перевезли его в Хейнс-Пойнт – парк, находившийся на другом берегу Потомака, прямо напротив авиабазы.

Янг и Тейлор поставили приемник на парапет набережной и направили антенну на передатчик на другом берегу. Приемник начал издавать четкий монотонный сигнал. И вдруг в какой-то момент громкость сигнала удвоилась. Затем он вообще пропал на несколько секунд, а потом вернулся с удвоенной мощностью, после чего сразу же вернулся к начальному уровню.

«Дорчестер» проходит по Потомаку между передатчиком и приемником

Они подняли головы и увидели судно «Дорчестер», которое как раз в этот момент проплывало между приемником и передатчиком.

Для обоих инженеров удвоение мощности было несомненным признаком того, что интерференция сигнала – сложение двух синхронизированных пучков радиоволн – была чем-то вызвана. Когда нос «Дорчестера» достиг определенной точки, пучок волн, отразившийся от него (луч № 1 в левой части рисунка) прошел дистанцию между передатчиком и приемником ровно на половину длины волны позже, чем прямой луч № 2. В этот момент оба пучка оказались синхронизированными, что объяснило удвоение мощности звука. Проходя зону прямой видимости, судно полностью блокировало сигнал. Когда после прохождения судна прямая видимость между передатчиком и приемником восстановилась, как показано в правой части рисунка, сигнал вернулся. А когда корма достигла определенной точки, луч отразился, и вновь произошла синхронизация, что и объясняло повторное удвоение сигнала.

Таким образом, Янг и Тейлор, испытывая средство коммуника-ции, случайно открыли средство обнаружения.

Оба инженера успешно повторили эксперимент несколько раз, а через несколько дней, 27 сентября, отправили своему непосредственному начальству письмо с описанием нового средства обнаружения вражеских кораблей. Американские корабли, оснащенные передатчиками и приемниками, могли, выстроившись в линию, сразу же обнаружить «прохождение вражеских судов независимо от тумана, темноты и дымовой завесы».

Это было самое первое предложение использования радаров в боевых условиях. Один из военных историков впоследствии писал, что данная технология изменила образ боевых действий «больше, чем какая-либо другая со времен изобретения аэроплана».

Но флот ее проигнорировал.

Не имея поддержки и получив отказ в финансировании, Янг и Тейлор забросили свою идею. Они начали работать над другими проектами, но не забыли про тот случай. Спустя восемь лет, в начале 1930 года, Янг и еще один инженер из его лаборатории, Лоуренс Хайленд, решили опробовать новую идею о наводке садящихся самолетов по радиомаяку. Передатчик на земле рядом с посадочной полосой посылал радиосигнал в небо. Пилот в приближающемся самолете следовал по направлению сигнала и совершал посадку. Однажды в жаркий и душный июньский день Хайленд решил протестировать приемник, который они намеревались использовать. Для этого он отъехал в поле на две мили от передатчика. Настраивая оборудование, он заметил, что звук в приемнике внезапно усилился, а потом снизился до нормального уровня. Спустя несколько секунд это явление повторилось. А потом еще и еще. Хайленд несколько раз проверил приемник, но не мог понять, в чем дело. И уже решив сдать неисправную технику в лабораторию, он вдруг заметил нечто странное: сигнал становился громче, когда над ним пролетал самолет.

Хайленд рассказал об этом Янгу, и тот быстро уловил связь с тем, что сам наблюдал на Потомаке семью годами ранее. Направленный в небо пучок радиоволн отражался от самолета и попадал в приемник Хайленда. Оказалось, что отраженные радиоволны способны обнаруживать не только корабли, но и самолеты, летящие на высоте до двух с половиной тысяч метров, причем даже за несколько километров. Янг и Хайленд провели испытания и в очередной раз предложили создать систему, никогда не использовавшуюся до этого в военном деле, – устройство для раннего обнаружения вражеских самолетов.

Но это ни к чему не привело. Просьба о выделении 5 тысяч долларов была отклонена, потому что сроки получения результатов «могли превысить два-три года». Еще один из чинов, рассматривавших просьбу, пренебрежительно отозвался о ней как о «безумной мечте, не имевшей практически никаких шансов на реальный успех», и перечислил кучу причин, по которым она не заслуживала внимания. Военным понадобилось еще пять лет, прежде чем был назначен человек, отвечавший за разработку этого проекта.

Один из офицеров, который вел во флотском командовании безуспешную борьбу за ускорение исследований в области радиолокации, впоследствии писал: «Мне было больно думать о том, сколько жизней, самолетов и кораблей могли бы спасти два года работы над радарами до 1941 года и сколько сражений мы могли бы выиграть в начальной стадии войны в тихоокеанском регионе».

Седьмого декабря 1941 года, в день нападения на базу Пёрл-Харбор, радиолокационная система раннего обнаружения все еще находилась в стадии полевых испытаний на Гавайях.

Этот внезапный налет 353 вражеских самолетов унес жизни 2403 человек.

Как и «пиранья» Миллера, о которой шла речь во введении, изобретение Янга и Тейлора было классической безумной идеей. Оно способно было изменить ход войны, но целое десятилетие мыкалось по коридорам отрицания и скептицизма.

Однажды в эти коридоры забрел человек, обладавший необычной способностью. Он мог подняться выше всеобщих сомнений. Это был Вэнивар Буш – высокий и худой молодой человек, сын священника, который ругался как моряк и одевался как работяга. К моменту начала Первой мировой войны Буш едва успел получить диплом инженера. Он добровольно пошел служить на испытательную станцию подводных лодок в Нью-Лондоне, штат Коннектикут. Опыт, который он получил там, очень напоминал то, что пережили Янг и Тейлор восемью годами позже. Флотское командование похоронило его самую ценную идею – магнитное устройство для обнаружения субмарин, находившихся в подводном положении. Этот случай, как писал впоследствии Буш, научил его тому, «как не надо вести войны». В гонке средств нападения и защиты, где борьба идет не на жизнь, а на смерть, слабым звеном всегда оказывается не отсутствие новых идей, а неумение реализовать их на практике.

Этот процесс требует доверия и уважения с обеих сторон. Но офицеры в Нью-Лондоне, как, впрочем, и везде, по словам Буша, «совершенно определенно давали понять, что ученые и инженеры, работавшие в военных лабораториях, – это низшая каста». В начале войны, в которой впервые был применен отравляющий газ, министерство обороны отклонило помощь, предложенную Американским химическим обществом, на том основании, что «по рассмотрении сути обращения было установлено, что в военном ведомстве уже имеется химик».

Несмотря на эти трения, Буш предпочел сохранить свои связи с флотом и после окончания войны. Для этого потребовалось развить в себе новое умение – не равнять всех по себе. Впоследствии это принесло ему огромную пользу. Буш продолжал служить во флотском резерве еще восемь лет, несмотря на то что параллельно развивалась его карьера как ученого, инженера и бизнесмена. Он был назначен профессором МТИ, изобрел один из самых первых компьютеров (аналоговую вычислительную машину) и участвовал в создании компании, на базе которой впоследствии возник крупный электронный концерн Raytheon.

В середине 1930-х годов Буш уже был второй по значимости фигурой в МТИ после ректора, но все еще продолжал консультировать ВМС. И то, что он наблюдал в военных кругах, его очень тревожило. Несмотря на растущую угрозу со стороны фашизма в Европе и Азии, в 1936 году вооруженные силы урезали расходы на исследование новых технологий до одной двадцатой от стоимости одного военного корабля. В армейских документах прямо говорилось, что единственной силой, с которой следует считаться, является пехота со своими винтовками и штыками. Буш бил тревогу, указывая на растущее технологическое отставание от Германии. Но это мало что меняло, как и в годы его службы в Нью-Лондоне. Генералов не интересовали мнения «чокнутых профессоров», как они называли гражданских ученых.

В 1938 году Гитлер присоединил к Германии Австрию и Судетскую область. Франко и его националисты захватили бо́льшую часть Испании. Муссолини полностью контролировал Италию. Япония вторглась в Китай и захватила Пекин. Буш и небольшая группа ведущих ученых, включая Джеймса Конанта – химика и президента Гарвардского университета, – были уверены, что надвигается война, к которой США явно не готовы. Им была известна тенденция генералов вступать в войну с оружием и тактикой, позаимствованными из прошлой войны. Они понимали, что повторение этой ошибки перед лицом куда более серьезной германской угрозы будет иметь фатальные последствия.

Буш знал, что командованию хочется иметь больше привычных и хорошо известных вещей: самолетов, кораблей, винтовок. Подобно крупной киностудии, которая снимает один и тот же бесконечный сериал, военные находились в так называемой фазе франшизы[1]. Для того чтобы создавать радикально новые технологии, необходимые для победы над Германией, армии нужно было перейти в совершенно иную фазу, которая, по словам Буша, давала бы ученым и инженерам «независимость и свободу разработки немыслимых вещей».

Другими словами, Буш интуитивно понимал, что умелое использование франшизы и разработка оригинальных идей – это разные фазы организации. Организация не может одновременно находиться в двух фазах. По этой же причине вода в обычных условиях не может быть одновременно твердой и жидкой.

Но в 1938 году об «обычных условиях» не могло быть и речи. Генералам действительно нужно было производить беспрецедентное количество оружия, налаживать отправку войск и снаряжения по четырем континентам, обучать миллионы солдат ведению боевых действий. Однако для победы в «тайной войне», о которой говорил Черчилль, им нужны были и новые технологии, которых еще не существовало.

Чтобы выжить, страна была вынуждена заниматься и тем и другим.

Одна молекула не в состоянии превратить лед в жидкую воду, как бы она ни старалась убедить соседние молекулы немножко ослабить имеющиеся связи. Поэтому Буш даже не пытался изменить военную культуру. Здесь нужен был другой подход, и Буш организовал новую структуру. При этом он пользовался принципами «жизни на грани», создавая уникальные условия, в которых две фазы могли бы сосуществовать.

В апреле 1944 года журнал Time в хвалебной статье превозносил Вэнивара Буша как «генерала секретной армии ученых, удостоенного всяческих почестей в Вашингтоне». В октябре 1945 года Комитет по ассигнованиям Палаты представителей заявил: «Можно смело утверждать, что без организации Буша мы бы все еще жили в ожидании победы».

Однако в 1938 году война Буша еще только начиналась.

В середине 1930-х годов Буш приобрел широкую известность благодаря своему умению сводить воедино интересы науки, промышленности и правительства. Поэтому ни для кого не стало сюрпризом, что в 1938 году Институт Карнеги – располагавшийся в Вашингтоне мозговой центр по поддержке научных исследований – предложил Бушу место главы. В ответ президент МТИ выразил готовность уйти в отставку и уступить Бушу свой пост, если тот согласится остаться. Но Буш отказался. Хотя престижная карьера и поколения предков, живших в Новой Англии, удерживали его в Бостоне, он понимал, что судьбы национальной обороны решаются в Вашингтоне. Никто не умел наводить мосты так, как Буш. Он понимал, что обладает уникальной способностью мобилизовать ученых страны накануне войны.

«Все мои предки были морскими капитанами и знали, как управлять ситуацией, не проявляя сомнений, – говорил Буш много лет спустя. – Возможно, отчасти это обстоятельство, а отчасти поддержка дедушки, который командовал китобойным судном, дали мне силы вести борьбу, раз уж я в нее ввязался».

Приняв предложение Карнеги, Буш уволился из МТИ и переехал в Вашингтон.

С помощью деловых партнеров Карнеги, одним из которых был дядя президента Франклина Рузвельта, Буш составил план. «Я знал, что в этом чертовом городе никто ничего не сможет добиться, если его организация не будет находиться под крылом у президента», – вспоминал он впоследствии.

Но попасть под это крыло было маловероятно. Президент, будучи юристом, окружил себя социальными планировщиками и не проявлял никакого интереса ни к науке, ни к ученым. Буш же, будучи консерватором по своей природе, скептически относился и к Рузвельту, и к его «Новому курсу». Он не привык доверять «социальным новаторам», которых считал «сборищем длинноволосых идеалистов и лицемерных благодетелей».

Буш заручился поддержкой дяди президента, чтобы организовать встречу с ближайшим советником Рузвельта – Гарри Гопкинсом. Тот, в прошлом сам социальный работник и «благодетель» высшей марки, вряд ли мог считаться подходящим союзником. Много лет спустя Буш писал: «Тот факт, что мы с Гарри поладили, сродни чуду». Однако они действительно поладили: оказалось, что Гопкинс умеет ценить смелые идеи.

Двенадцатого июня 1940 года в 16:30 Буш и Гопкинс встретились с Рузвельтом в Овальном кабинете Белого дома. Они постарались донести до президента мысль о том, что армия и флот намного отстали от Германии в области технологий, и это ставит под сомнение их победу в грядущей войне. Рузвельту предлагалось в рамках федерального правительства создать новую научно-технологическую группу, которой будет руководить Буш, напрямую подчиняющийся президенту.

Рузвельт выслушал их, прочитал предложение Буша – четыре коротких абзаца на одном листе бумаги – и наложил резолюцию: «ОК – ФР». Вся встреча продлилась не более десяти минут.

Новая организация Буша, получившая название Управление научных исследований и разработок (УНИР), давала ему возможность привлекать к работе ученых, инженеров и изобретателей из университетов и частных лабораторий. Это был национальный департамент безумных идей, распространявший по всей стране многообещающие, но игнорируемые всеми проекты. Группа специализировалась на разработке никем до этого не применявшихся технологий, которые военные отказывались финансировать. И возглавлял ее чокнутый профессор.

Военные и их сторонники, как и ожидалось, выступили с возражениями. Они называли новую группу Буша «сборищем ученых и инженеров, которые, действуя в обход установленных правил, наделили себя некими полномочиями и присваивают средства, выделенные на программу создания нового оружия».

Буш на это отвечал: «Именно так и было задумано».

Представьте, что вы подвели ванну с водой к точке замерзания. Малейший сдвиг в сторону понижения или повышения температуры – и вся ванна либо замерзнет, либо останется в жидком виде. Но на грани этих двух состояний кристаллики льда могут соседствовать с жидкостью. Это сосуществование двух фаз на границе фазового перехода называется фазовым разделением. Фазы существуют как бы отдельно друг от друга и в то же время вместе.

Связь между двумя фазами проявляется в сбалансированном колебании то в одну, то в другую сторону. Молекулы из ледяных кристаллов переходят в жидкость, а молекулы из жидкости присоединяются к поверхности ледяного кристалла. Этот круговорот, в котором ни одна из фаз не превалирует над другой, называется динамическим равновесием.

Существование на грани

Как мы вскоре убедимся, фазовое разделение и динамическое равновесие стали главными ингредиентами в рецепте Буша. «Суть работоспособной военной организации заключается в жесткости ее структуры. Однако жесткая структура не склонна к инновациям, – писал Буш, – а попытка ослабить ее внутренние связи в военное время таит в себе опасность. Тем не менее может быть налажено взаимодействие между военными и организацией, структура которой сознательно лишена жесткости».

Другими словами, надо разделить две фазы, сохраняя связь между ними.

Попытка Буша применить первый из этих принципов – разделение фаз, – заключавшаяся в создании нового ведомства под своим контролем, протекала поначалу не слишком гладко. Один из офицеров заявил Бушу, что «ни у одного штатского не хватит мозгов, чтобы разобраться в военной проблематике». Реакция Буша: «Я ответил ему: к сожалению, до сих пор еще есть офицеры, у которых мозги настолько закоснели, что они не замечают революции, происшедшей в методах ведения войны».

Еще один высокопоставленный военный, рассмотрев предложение группы Буша о создании нового типа транспортера-амфибии, заявил, что «армия не нуждается в подобных машинах и не будет их использовать, даже если получит на вооружение». Буш проигнорировал его мнение. Созданный его группой вездеход под названием DUKW широко использовался во второй половине войны. Бывшие коллеги Буша, университетские профессора, тоже скептически смотрели на взаимодействие с военными. Они рассматривали надзор со стороны федеральных органов как вмешательство в свои дела.

Буш сумел примирить обе группы. Пользуясь своим авторитетом в среде ученых, он убедил их, что они полностью свободны в своем творчестве. В то же время Буш объяснял им, что целью их деятельности являются не блестящие идеи, а работоспособные продукты. Принимая нового ученого в свою группу, он в ходе собеседования ставил перед ним примерно следующую задачу: «Вы должны высадиться посреди ночи на надувном плоту на побережье, занятом немцами. Ваша миссия заключается в том, чтобы уничтожить жизненно важное радиооборудование противника, в охране которого задействованы вооруженные патрули, собаки и прожекторы. Вы можете брать с собой любое оружие, какое только можете себе представить. Опишите это оружие». Ученые понимали, чего от них хотят. Практичность изысканий была вопросом жизни и смерти.

Буш действовал быстро. К концу 1940 года, то есть спустя шесть месяцев после встречи с президентом, УНИР подписало 126 контрактов на исследования с девятнадцатью промышленными лабораториями и тридцатью двумя учебными заведениями.

Для заключения одного из таких контрактов Буш обратился не к университетским ученым и не в промышленную лабораторию, а к богатому инвестиционному банкиру по имени Альфред Ли Лумис, который считался специалистом по шахматам и фокусам, носил безупречно отглаженные белые костюмы и жил двойной жизнью. Днем он работал на Уолл-стрит, а по вечерам и выходным отправлялся в свой массивный каменный замок, расположенный в сорока милях от Нью-Йорка, в Такседо-Парке. Там находилась секретная частная лаборатория, оснащенная самым разным оборудованием, построенным или купленным для удовлетворения любопытства ее владельца. В середине 1930-х годов посетителей замка Лумиса провожали в комнату с удобным креслом, где один из его помощников, вооружившись маленькими ножницами, выстригал у них часть волос, протирал кожу головы спиртом, закреплял электроды и просил расслабиться. Эти люди участвовали в экспериментах (Лумис был одним из основоположников электроэнцефалографии – ЭЭГ).

От Альберта Эйнштейна, Энрико Ферми и других европейских ученых, посещавших его лабораторию, Лумис получал тревожные вести об успехах германской науки в военной области и пугающих открытиях в сфере ядерной физики. Вместе с Бушем и Конантом Лумис сотрудничал с американскими военными в годы Первой мировой войны и тоже пришел к выводу, что сами по себе они не способны наверстать отставание от немцев. Поэтому, получив от Буша предложение присоединиться к его организации, Лумис забросил все остальные проекты и полностью посвятил себя новой технологии – радару, работавшему в микроволновом диапазоне.

К концу 1940 года Лумис собрал дюжину лучших инженеров и физиков в одном из неприметных зданий МТИ. Перед ними стояла задача разработать радарную систему, которая использовала бы микроволны с длиной волны, измерявшейся десятками сантиметров, вместо радиоволн с длиной волны в десятки и сотни метров. Чем короче волна, тем выше разрешение. Работавшие в диапазоне радиоволн системы, изобретенные в военно-морской лаборатории (а потом независимо от них и в Британии), могли обнаруживать корабли и самолеты. Микроволновые системы способны были разглядеть и перископ подводной лодки, и летящий снаряд. Но еще более важным их преимуществом был размер. Длина волны определяет размер антенны. Поэтому микроволновая печь помещается на кухне, а радиомачта – нет. Если бы исследователям удалось построить микроволновые радарные системы, их можно было бы сделать портативными и разместить на любом судне, самолете и даже грузовике.

Пока Лумис работал над радаром, команда в Англии приближалась к завершению создания радарной системы в национальном масштабе. Стимулом к изобретению англичанами радара стали отчасти публичные призывы к министерству авиации провести исследования по использованию лучей смерти в качестве оружия. Эти запросы исходили от мало известного в ту пору бывшего члена правительства, который повсюду пророчествовал о возможных воздушных атаках на Лондон. Его звали Уинстон Черчилль. К концу 1930-х годов вдоль всего британского побережья выстроилась цепь радарных антенн.

После того как осенью 1939 года Германия маршем прошлась по Польше, а к весне 1940 года расправилась с остальной Европой, Гитлер обратил свое внимание на север. В июне Черчилль заявил в парламенте: «Полагаю, скоро начнется битва за Британию… Гитлер знает, что выиграть войну он может лишь одним способом – сломив наше сопротивление и захватив этот остров».

Слова, сказанные Черчиллем в продолжение этого выступления, считаются, пожалуй, самыми известными в ХХ веке: «Так давайте же засучим рукава и примемся за работу для того, чтобы, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди все равно продолжали помнить нас и говорить об этом времени: “То был их звездный час!”».

В июле Гитлер перешел в атаку. Его генералы рассчитывали на то, что люфтваффе, вдвое превосходившее по количеству самолетов Военно-воздушные силы Англии, в течение двух-четырех недель обеспечит превосходство в воздухе, как это было повсюду в континентальной Европе. Они разрабатывали планы по вторжению в Британию сухопутных сил (операция «Морской лев»), которое должно последовать за победой в воздухе.

Победы так и не случилось. Цепь радарных антенн позволяла английской авиации обнаруживать вражеские самолеты еще до того, как они приблизятся к побережью. Данные разведки позволяли англичанам сосредоточивать свои ограниченные силы на направлениях атак. Пятнадцатого сентября (с тех пор эта дата отмечается в Англии как День битвы за Британию) были сбиты 144 немецких пилота, в то время как потери англичан составили только 13 человек. Один летчик немецкого бомбардировщика, чья эскадрилья за час потеряла треть состава, писал: «Если нам предстоят еще миссии, подобные этой, то шансы выжить будут равны нулю».

Спустя два дня Гитлер отложил вторжение в Англию на неопределенный срок. К концу октября немецкие налеты практически закончились. Это было первое поражение Германии в той войне.

В то время англо-американские отношения были весьма деликатными. Американцы все еще официально соблюдали нейтралитет, и изоляционисты оказывали на Франклина Рузвельта мощное давление, чтобы убедить его держаться подальше от войны. Американский посол в Лондоне Джозеф Кеннеди повсюду распространял слухи, что Англия вскоре сломается под ударами Германии (один из британских дипломатов называл Кеннеди «образцом двурушника и пораженца»). Вдобавок был разоблачен как германский шпион сотрудник посольства, имевший полный доступ к секретной переписке Черчилля и Рузвельта.

И все же 6 августа 1940 года Черчилль направил в США группу британских ученых. Они должны были поделиться всей имеющейся у них информацией о радарах с Альфредом Лумисом и его командой.

Эта технологическая информация придала мощный импульс работе Лумиса, и уже вскоре стала совершенно очевидна потребность в чем-то совершенно новом.

В феврале 1941 года, спустя четыре месяца после поражения Германии в воздушной войне над Британией, Гитлер издал очередную директиву. Если Германии не удалось поставить Англию на колени бомбежками, надо уморить ее голодом, установив блокаду. Главным средством достижения этой цели должны были стать подводные лодки. К несчастью для союзников, длинноволновые радары, использовавшиеся против авиации, оказались бессильны против них. Их антенны требовали слишком много энергии и были слишком тяжелыми для установки на суда и самолеты. Звуковые локаторы тоже вряд ли могли что-то противопоставить гитлеровским подлодкам: их радиус действия был слишком мал. Кроме того, сонары не способны были обнаруживать подводные лодки на поверхности.

Потери союзников стремительно росли. Если в 1939 году было потеряно 750 тысяч тонн грузов, то в 1941 году эта цифра выросла до 4,3 миллиона тонн. Каждый месяц подводные лодки топили больше кораблей, чем союзники успевали построить. И урон становился все больше.

К концу года, 11 декабря, то есть спустя четыре дня после Пёрл-Харбора, Гитлер объявил Соединенным Штатам войну. Он дал разрешение вице-адмиралу Карлу Дёницу, командовавшему подводным флотом, топить американские корабли в Атлантике.

В отличие от Великобритании, США не приходилось в последнее время иметь дело с вражескими подводными лодками. Яркие огни парков развлечений и казино отражались в ночных водах океана, привлекая к побережью командиров немецких субмарин. Один из немецких офицеров, пораженный контрастом с Европой, где по ночам вводилось затемнение и царила кромешная тьма, писал: «На фоне огней мы видим силуэты кораблей во всех деталях. Их буквально подносят нам на блюдечке: угощайтесь, пожалуйста!»

Тринадцатого января капитан Райнхард Хардеген, командовавший подводной лодкой дальнего действия U-123, прокрался в нью-йоркскую гавань. Вскоре после полуночи он заметил приближающийся к порту корабль со всеми включенными бортовыми огнями. Хардеген посмотрел в бинокль и сказал вахтенному офицеру: «Это танкер. Огромный». Подводная лодка под его командованием слегка отошла к югу, чтобы обеспечить нужный угол атаки. С дистанции 800 метров были запущены две торпеды. Им понадобилась минута, чтобы в полной тишине добраться до танкера. Затем раздался взрыв такой силы, что субмарина покачнулась. В небо взметнулось огромное пламя, после которого в воздухе повисло черное, мрачное грибовидное облако высотой 150 метров. Танкер «Норнесс» водоизмещением 9577 тонн стал первой жертвой целой серии атак, предпринятых у американского побережья, в ходе которых горстка подводных лодок уничтожила или повредила почти 400 судов. Погибло почти 5 тысяч пассажиров и членов команд.

В своих военных мемуарах Черчилль описал возможности союзников по защите своих флотов как «безнадежные и неадекватные… Бойня продолжалась нарастающими темпами неделя за неделей».

Потери морских грузов у союзников в 1942 году достигли устрашающей цифры – 7,8 миллиона тонн. В начале 1943 года поставки продовольствия в Англию сократились до двух третьих от нормального уровня. Правительство было вынуждено ввести рационирование основных продуктов питания. Запасов нефти в стране оставалось меньше чем на три месяца, а если воспользоваться всеми неприкосновенными армейскими запасами, то на десять месяцев. Поставки черного золота открыто не обсуждались, но все командиры по обе стороны Атлантики понимали все без слов. Отсутствие нефти означало, что не будет ни самолетов, ни кораблей, ни транспорта. Страна не сможет противостоять германской военной машине. У Англии заканчивался запас прочности.

В начале марта 1943 года немецкие дешифровальщики перехватили радиограмму, в которой говорилось, что два крупных конвоя, включавших в себя в общей сложности более ста судов, движутся на восток. На их перехват вышли 43 подводные лодки. В течение 48 часов они потопили 20 судов, не понеся никаких потерь.

Английское судно «Канадиан Стар» подверглось атаке 18 марта. Один из выживших так описывает эту сцену: «Волны прокатывались по всей палубе от носа до кормы. Я видел, как людей, у которых больше не было сил держаться, одного за другим смывало и уносило в море».

Битва в Атлантике

Корабельный плотник, которому было 58 лет, решил, что шансов у него уже не осталось. «Он крикнул одному из судовых офицеров: “Прощайте, сэр, я неплохо пожил”, – а затем махнул рукой и спокойно шагнул в накатывавшую с кормы волну. Впечатление было такое, будто кит проглотил мелкую рыбешку».

В Берлине Дёниц и его штаб праздновали победу. В ходе одной атаки им удалось причинить противнику самый большой ущерб за всю историю войны.

Но это был их последний праздник.

В том же месяце, когда потопили «Канадиан Стар», бомбардировщики ВВС США В-24 «Либерейтор», оснащенные двумя новыми устройствами, разработанными Лумисом и его командой, вылетели на патрулирование Атлантики. Первое устройство представляло собой мощный радар, работавший в микроволновом диапазоне. Созданный менее чем за 30 месяцев, он мог днем и ночью сквозь облачность и туман засечь даже перископ подлодки на поверхности моря.

Однако охота за подводными лодками в бескрайнем океане требует от летчиков умения быстро определять свое местоположение и выдвигаться в заданную точку по просьбе конвоя. В случае облачности навигация по звездам невозможна. Лумис и его команда придумали следующий способ: сеть радиоимпульсов с наземных станций покрывала весь Атлантический океан, и с помощью приемника со специальным декодером пилот мог вычислить по этой сетке свое положение.

К весне 1943 года дальние бомбардировщики «Либерейтор», оснащенные микроволновым радаром и системой радионавигации, были полностью готовы патрулировать Атлантику.

Одиннадцатого мая конвой SC-130, в составе которого было 37 судов, вышел из Канады и взял курс на Англию. Спустя шесть дней германская разведка, перехватив радиопереговоры, вычислила его маршрут и выслала ему навстречу волчью стаю из двадцати пяти подводных лодок. Вечером 18 мая посреди Атлантики конвой встретился с первыми из них. Командир кораблей сопровождения Питер Греттон запросил по радио поддержку. Бомбардировщики «Либерейтор» были на месте уже через несколько часов. Ни темнота, ни туман не были помехой для их микроволновых радаров. Прежде невидимые субмарины ярко высвечивались на экранах радаров.

Греттон и бомбардировщики устраивали охоту за каждой подлодкой, которая только появлялась в поле видимости. Чтобы укрыться от глубинных бомб и пушек, подводные лодки уходили на глубину, едва завидев самолет или противолодочный корабль. Лодка U-645 радировала в Берлин: «Вынуждены до сих пор оставаться в подводном положении из-за атак самолетов, скрывающихся в низкой облачности, и кораблей сопровождения». Ей вторила U-707: «Постоянно находимся под водой». Когда «Либерейтор Р/120» по прибытии на место сразу обнаружил группу подлодок, пилот запросил по радио у Греттона информацию о приоритетах целей. Тот выдал ему целый список. Пилот пошутил: «Как говорила Мэй Уэст в одном из фильмов, “джентльмены, пожалуйста, в порядке очереди”».

На протяжении всего боя, длившегося три дня, немецкие подводные лодки так и не смогли провести ни одной успешной атаки. Дёниц в Берлине получал аналогичные радиограммы от командиров подлодок со всей Атлантики: бомбардировщики загоняли их под воду, не давая пополнить список трофеев.

Из охотников они превратились в добычу.

Двадцатого мая Дёниц дал по радио команду группе подлодок, вышедших на перехват конвоя SC-130: «Прекратить преследование конвоя». Битва была окончена. Союзники не потеряли ни одного судна. Три подводные лодки были потоплены вместе с экипажами, включая ту, на которой вышел в свой первый поход молодой офицер. Ему только что исполнился 21 год, и это был сын Дёница.

Самолеты и корабли союзников только в мае потопили в общей сложности 41 лодку – больше, чем за три предыдущих года войны. Немцы потеряли почти треть своего подводного флота, находившегося под командованием Дёница. Двадцать четвертого мая, оценив реальную обстановку, Дёниц отозвал подводные лодки из Атлантики. Позднее он писал: «Вот уже несколько месяцев подводная война неэффективна из-за действий противника. Он добился этой цели не за счет превосходящей тактики или стратегии, а за счет превосходства в научной сфере и располагает теперь самым современным оружием – средствами обнаружения».

За 90 дней потери союзников на море сократились на 95 процентов – с 514 тысяч тонн в марте до 22 тысяч тонн в июне. Дёниц признал: «Мы проиграли битву за Атлантику».

Подводные лодки больше не угрожали прохождению конвоев. Морские пути были открыты для вторжения союзников в Европу.

Радары оказали куда большее влияние на ход войны, чем можно было предположить поначалу, и их использование вышло далеко за рамки борьбы с подводными лодками. Установленные на самолетах радары давали союзникам возможность производить прицельное бомбометание днем и ночью, независимо от погоды, и разрушать вражеские склады, мосты и транспортные колонны. Зенитные орудия при поддержке радаров позволяли эффективно защищать авианосцы, что создавало решающее преимущество в ходе боев на Тихом океане.

Превосходство в области науки

В июне 1944 года Германия впервые применила для обстрела Лондона «Фау-1» – первый самолет-снаряд с реактивным двигателем и характерным пугающим звуком, который напоминал жужжание насекомого и который жертвы слышали уже издалека. Это «чудо-оружие», как окрестил его Гитлер, было разработано с огромными затратами и, по его заявлению, могло причинять ущерб противнику, оставаясь неуязвимым для вражеских самолетов. «Фау-1» стали последней надеждой Германии. Однако устройства радарного слежения на зенитных орудиях позволяли быстро обнаруживать и сбивать их.

Кроме того, радар сыграл значительную роль в Арденнском сражении в Бельгии в конце 1944 года. Это была последняя наземная наступательная операция Германии, которая застала союзников врасплох. Армия применила артиллерийские снаряды со взрывателями, оснащенными радаром. Они были сконструированы таким образом, что взрывались при подлете к цели, что позволяло повысить эффективность огня в семь раз (это то же самое, что в семь раз увеличить количество пушек). После того как была одержана победа, генерал Паттон сказал: «Эту победу за нас одержали хитрые взрыватели».

Способность созданной Бушем системы с поразительной скоростью и эффективностью реализовывать самые сумасшедшие идеи не ограничивалась только радарами. Работы УНИР по производству пенициллина, средств от малярии и столбняка тоже внесли весомый вклад, позволив снизить смертность среди солдат от болезней в 20 раз по сравнению с Первой мировой войной. Исследования ученых УНИР по переливанию плазмы крови спасли тысячи жизней на полях сражений и стали стандартной клинической процедурой после войны.

Но одно изобретение, которое до сих пор внушает восхищение и ужас, затмило все остальные.

В первые два года после открытия в 1939 году механизма деления ядер большинство физиков полагали, что оно не будет иметь никакого практического применения ни в военном деле, ни где-либо еще. Такое же решение принял и научный комитет при президенте Рузвельте, получив знаменитое письмо Эйнштейна, в котором тот предупреждал об угрозе создания нового типа бомбы.

Но результаты, полученные в 1941 году группой английских ученых-атомщиков, убедили Буша в обратном. Он подготовил доклад для Рузвельта и его министра обороны Генри Стимсона, в котором говорилось, что, хотя шансы на создание ядерного оружия невелики, США не могут рисковать и не вправе допустить, чтобы такое оружие появилось сначала у Германии или Японии. Рузвельт согласился с аргументацией Буша и поручил ему возглавить соответствующий проект. Буш разработал обширную программу исследований, которая впоследствии получила известность как «Манхэттенский проект», и, заручившись поддержкой военных и политических лидеров, передал ее военному ведомству.

Атомная бомба, появившаяся тремя годами позже, уже не смогла внести свой вклад в победу в войне в Европе. Ее роль в окончании войны в Тихоокеанском регионе до сих пор остается сомнительной, несмотря на восемь десятков лет, прошедших с тех пор. Однако если бы США проиграли в той гонке – а ведь никто не мог дать гарантий, что страны «оси» не справятся с этой задачей первыми, – то наш мир сегодня мог бы оказаться намного более мрачным местом.

В ноябре 1944 года, когда о предстоящей победе над Германией можно было говорить как об уже решенном деле, Рузвельт вызвал к себе Буша.

Рузвельт: Что будет с наукой после войны?

Буш: Она будет влачить жалкое существование.

Рузвельт: И что нам с этим делать?

Буш: Надо что-то предпринимать, и как можно быстрее.

Буш знал, что до войны наука в США пользовалась очень слабой поддержкой и что будущее страны зависит от того, сможет ли она преодолеть зависимость от других стран в области фундаментальных исследований. «Мы больше не можем рассчитывать на разгромленную Европу как на источник фундаментальных знаний», – писал он.

Вскоре после этой беседы Рузвельт направил Бушу официальное письмо с просьбой разработать национальный план по поддержке науки. Президент писал, что нет никаких оснований полагать, что система, созданная Бушем в годы войны, «не может быть использована с пользой для дела и в мирное время».

Бушу в то время не было известно, что Рузвельт страдал серьезным сердечным заболеванием и, возможно, раком в стадии образования метастазов. В своем письме президент особо подчеркивал необходимость медицинских исследований:

Тот факт, что ежегодная смертность в нашей стране всего от одного-двух заболеваний намного превышает общее число потерь в боях в ходе войны, должен заставить нас осознать свой долг перед будущими поколениями…

Для разума открываются новые горизонты, и если мы будем двигаться к ним с той же дальновидностью, смелостью и страстью, с которой вели эту войну, то сможем обеспечить лучшую занятость населения и создать более насыщенную и плодотворную жизнь.

Доклад Буша под названием «Наука: Бескрайние горизонты», представленный президенту Трумэну в июне 1945 года, спустя два месяца после смерти Рузвельта, и опубликованный месяцем позже, стал сенсацией. В нем говорилось, что в стране отсутствует государственная политика в сфере науки. Филантропия и частный бизнес уже не могут рассматриваться как источники финансирования фундаментальных исследований, которые «задают темпы технического прогресса» и крайне важны для национальной безопасности, экономического роста и борьбы с болезнями. В докладе была намечена архитектура новой национальной системы научных исследований.

Спустя несколько дней после опубликования доклада последовали отклики в крупнейших новостных изданиях. New York Times подвергла сомнению его выводы и прочитала нравоучение о природе науки Бушу (и его соавторам, в числе которых был 41 доктор наук): «Научные методы всегда одинаковы, независимо от того, о чем идет речь: о радаре или болезни. В докладе доктора Буша этот факт игнорируется». Times указала, что есть и более совершенные модели: «Советская Россия подходит к этой задаче с бо́льшим реализмом».

Пожалуй, только журнал Business Week, дав высокую оценку Бушу как «практичному бизнесмену и ученому», подчеркнул, что «Бескрайние горизонты» представляют собой «эпохальное явление», и этот доклад должны прочесть все американские бизнесмены.

Business Week оказался более прозорливым, чем New York Times. После окончания Второй мировой войны система научных изысканий, порожденная докладом Буша, привела к сотням открытий, которые меняли облик целых отраслей или создавали их заново. В их числе можно назвать GPS, персональные компьютеры, биотехнологическую индустрию, интернет, кардиостимуляторы, искусственные клапаны сердца, МРТ, химиотерапевтические средства для лечения лейкемии у детей и даже первоначальный алгоритм поисковой системы Google. Кроме того, многие другие изобретения и открытия были сделаны частными исследовательскими учреждениями при непосредственном участии государства. К примеру, без федеральных инвестиций в разработку теории твердых тел у нас не было бы транзисторов, с которых началась электронная эра (более подробно о транзисторах см. ниже).

Оценить количественный эффект этих изобретений и определить долю частных и государственных инвестиций в них довольно затруднительно. Однако экономисты указывают, что после окончания Второй мировой войны ВВП США вырос примерно на полтриллиона долларов за счет одного только совершенствования технологий.

Хотя предсказать, какой экономический эффект могут дать идеи Буша в мирное время, не могли ни сам ученый, ни Рузвельт. Оба они располагали практическим опытом работы в бизнесе, да и сама система Буша была родом из мира бизнеса.

Вэнивар Буш стал спасителем крупной организации – армии США, – в которой наступил кризис из-за нежелания заниматься инновациями. Но в 1907 году была еще одна крупная организация, которая пребывала в глубоком кризисе по той же самой причине.

На протяжении тридцати лет с момента основания Александром Беллом и его тестем компании Bell Telephon ее выживание постоянно находилось под вопросом. Финансовое положение компании постоянно ухудшалось. Ей приходилось иметь дело с растущей конкуренцией со стороны тысяч новых телефонных компаний, появившихся после истечения срока действия патента Белла. Клиенты все чаще выражали недовольство ухудшающимся качеством связи. Руководители компании просто снимали сливки с патента Белла и получали оплату по счетам, ничего не предпринимая взамен.

В 1907 году компания перешла под контроль банковской группы, возглавляемой финансистом Дж. П. Морганом, получила название AT&T, и в ней поменялось все руководство. Новым исполнительным директором компании Морган назначил Теодора Вейла, которому в ту пору было 62 года.

Вскоре после того, как Вейл принял дела, он обещал, что американцы в ближайшем будущем смогут звонить кому угодно по всей стране – от Нью-Йорка до Сан-Франциско. Лишь немногие сотрудники AT&T поверили Вейлу. Даже когда люди звонили на значительно более короткие дистанции, почти ничего не было слышно. Электрические сигналы затухали, проходя по проводам, и никто не мог в точности объяснить, почему так происходит. Электрон был открыт всего 10 лет назад. До квантовой механики, которая могла бы дать ответ на этот вопрос, оставалось еще 20 лет. Чтобы выполнить поставленную Вейлом задачу, нужны были технологии, которых еще не существовало и которые основывались на еще никому не известной науке.

Вейл убедил свой новый совет директоров в том, что для решения этой проблемы необходимо выделить группу и освободить ее от всех остальных дел, чтобы она занималась исключительно фундаментальными исследованиями. Как и Буш, он понимал необходимость особого отношения к радикальным идеям. Для их разработки требовалось специальное подразделение, в котором должны были работать чокнутые специалисты по безумным идеям. Возглавить это подразделение Вейл пригласил физика из МТИ Фрэнка Джуэтта. На протяжении нескольких следующих лет группа Джуэтта работала исключительно над теоретическими проблемами и в конце концов поняла, почему сигнал затухает. Они изобрели вакуумную электронную лампу, которая стала первым в мире усилителем и прародителем всей современной электроники.

Менее чем через восемь лет после прихода Вейла, 25 января 1915 года, несколько сотен человек собрались в Нью-Йорке в зале заседаний на пятнадцатом этаже. Александр Белл, которого специально вытащили с заслуженного отдыха, позвонил Томасу Уотсону в Сан-Франциско. К тому моменту прошло уже 39 лет после их первого разговора по телефону, состоявшегося между двумя соседними зданиями в Бостоне. Уотсон поднял трубку.

– Мистер Уотсон, зайдите ко мне, я вас жду, – сказал Белл.

– В этот раз мне для этого понадобится неделя, – ответил Уотсон.

В последующие 50 лет организация Вейла, которая в то время носила название Bell Telephone Laboratories, разрабатывала транзисторы, солнечные батареи, интегральные схемы для приборов с зарядовой связью (используемые в каждом цифровом фотоаппарате), лазеры непрерывного действия, операционную систему Unix, язык программирования Си, а ее сотрудники были удостоены восьми Нобелевских премий. Вейл создал самую успешную промышленную исследовательскую лабораторию в истории, а компания AT&T стала крупнейшей в стране.

Протеже Вейла и президент Bell Telephon Laboratories Фрэнк Джуэтт впервые встретился с Бушем, когда они оба по заданию ВМС работали над проектом по обнаружению подводных лодок в годы Первой мировой войны. За последующие 30 лет Джуэтт стал близким другом и наставником Буша. В годы Второй мировой войны Буш привлек Джуэтта к работе в качестве одного из пятерых ключевых сотрудников своей команды. Многие из принципов, которые использовал Буш во время войны, впервые были применены Вейлом и Джуэттом в их лаборатории.

Вэнивар Буш, Джеймс Конант, Карл Комптон и Альфред Лумис в Калифорнийском университете в Беркли (1940)

Буш изменил государственную систему научных исследований, а Вейл сделал то же самое с корпоративной системой. Оба они понимали, что по-настоящему великие – прорывные – идеи, которые меняют облик науки, бизнеса и истории, могут многократно терпеть неудачи, прежде чем будут реализованы. Иногда их выживанию способствует исключительное дарование или личные качества автора, а иногда – чистая случайность. Другими словами, революционные идеи, меняющие наш мир, рождаются от брака гениальности и счастливой случайности.

Секрет Буша и Вейла заключался в том, что они смогли организовать дело таким образом, чтобы гений и случай работали на них, а не против них. Удача требует хорошей подготовки.

Давайте более подробно рассмотрим, как все это работало.

Правила Буша – Вейла

Бытует распространенный миф о гениальных предпринимателях, которые строят долговременные империи на фундаменте своих идей и изобретений. В последующих главах мы исследуем этот миф и рассмотрим ловушки, которые он расставляет на нашем пути. Но подлинными творцами успеха являются «инженеры удачи», которые занимают куда более скромные позиции. Они не генерируют гениальные решения, а создают выдающиеся структуры, позволяющие реализовывать безумные идеи. Это не новаторы, смотрящие далеко в будущее, а трудолюбивые садовники. Они следят за тем, чтобы правильно развивались и безумные идеи, и франшизы и чтобы ни одна сторона не доминировала над другой, а наоборот, чтобы они поддерживали друг друга.

Структурам, создаваемым этими садовниками, присущи некоторые общие принципы. Я называю их правилами Буша – Вейла.

О первых двух правилах я уже упоминал, когда говорил о жизни при 0 °C. Это разделение фаз (то есть групп, работающих над безумными идеями и по франшизе) и создание динамического равновесия (обеспечение свободного обмена проектами и налаживание обратной связи между обеими группами). Группы разделены, но находятся в тесном взаимодействии.

Отделите «художников» от «солдат»

Люди, отвечающие за разработку идей, для которых на ранней стадии характерна высокая степень риска (условно назовем их «художниками»), должны быть отделены от «солдат», отвечающих за ту часть работы организации, которая уже хорошо себя зарекомендовала и приносит успех. Идеи на ранней стадии очень уязвимы. «Хотя военные с готовностью принимали новые разработки, которые уже были полностью испытаны и хорошо показали себя в деле, – писал Буш, – они с порога отметали любую идею, находящуюся в зародышевом состоянии. Так было и с радаром, и с амфибией DUKW, и практически с каждым новшеством, которое на первых порах всегда выглядит неказисто. Без надежной защиты, которая, словно кокон, оберегает идеи на ранней стадии, они будут похоронены, как это произошло с ранними разработками радара Янга и Тейлора».

Лидеры мощных франшиз, в какой бы отрасли они ни работали, по привычке отвергают все «сырые» проекты, обращая основное внимание на их «детские болезни» (как с этим бороться, мы подробнее рассмотрим во второй части). Крупные фармацевтические компании прошли мимо идеи лечения рака путем блокирования доступа крови к опухоли. Они сочли скопление кровеносных сосудов вокруг опухолей всего лишь побочным воспалительным процессом, не заслуживающим внимания. Крупные киностудии не обратили внимания на идею о щеголеватом английском шпионе, который спасает мир (им не понравился сценарий, в котором главным злодеем была обезьяна). Точно так же они забраковали сценарий, одним из рабочих названий которого было «Люк – истребитель звезд». Сюжет сочли неубедительным, а главного героя по имени Мейс Винди окрестили «липовым супергероем».

Как мы увидим ниже, во всех перечисленных случаях в итоге нашлись структуры, которые смогли спасти и довести до ума эти идеи, несмотря на доминирование могущественных гигантов. «Детские болезни» прошли. Блокирование кровоснабжения опухолей – антиангиогенная терапия – стало одним из самых значимых прорывов в лечении рака за последние 20 лет. Доходы от продажи первого лекарства из этой серии – «Авастина» – достигли 7 миллиардов долларов в год. А два неудачных сценария выросли в две самые успешные кинофраншизы всех времен: сериал про Джеймса Бонда и «Звездные войны».

Цель разделения фаз заключается в том, чтобы обеспечить безумным идеям спокойное развитие. В зародышевой стадии они нуждаются в защите. Разделение фаз позволяет создать подходящую среду, в которой эти проекты могут расти, расцветать и избавляться от «детских болезней».

Выбирайте инструменты, соответствующие фазе

Одного только отделения безумных идей от франшиз недостаточно. Нет ничего проще, чем нарисовать новый квадратик в штатном расписании и арендовать новое помещение. Однако можно составить длинный список разорившихся компаний, у которых были прекрасные исследовательские лаборатории. Настоящее разделение фаз требует, чтобы каждая система соответствовала своей фазе.

Буш изолировал команду, работавшую над радаром, в неприметном офисном здании МТИ. Он понимал, что уже упоминавшаяся жесткая организация, необходимая военным, не подходит ученым, изучающим самые неожиданные вещи, так же как «организация работы, вполне пригодная для исследовательской лаборатории, не подойдет полку, участвующему в боях».

Вейл изолировал команду, работавшую над технологией телефонной связи на дальние расстояния, в офисном здании в южной части Манхэттена. Как и Буш, он подстраивал системы под решаемые задачи. Вейл отказался от косной системы распределения заданий и перешел к системе свободного выбора тем для работы.

И Буш, и Вейл уже несколько десятилетий назад интуитивно понимали то, что мы теперь пытаемся открыть заново. Такие системы повышения эффективности работы, как, например, «Шесть сигм» или «Всеобщее управление качеством», могут оказать помощь в реализации франшизных проектов, но они задушат «художников». К примеру, когда компания 3М, в которой изобрели стикеры и скотч, в 2000 году назначила нового генерального директора из числа ярых приверженцев «Шести сигм», количество новых изобретений резко пошло на убыль. Ситуация не могла выправиться еще долгое время после его ухода и возврата к старой системе, инициированного новым директором, который прямо указал, что внедрение системы повышения эффективности было ошибкой: «Нельзя представить себе, что я должен по расписанию выдавать по три хорошие идеи в среду и по две в пятницу». Арт Фрай, ныне вышедший на пенсию изобретатель стикеров, говорит, что в условиях жесткого контроля эффективности никогда не пришел бы к своей идее.

Однако это не значит, что системы повышения эффективности вообще не нужны. Отсутствие давления в постановке и решении задач может помочь «художнику», но будет иметь негативные последствия для армии.

Одинаково любите своих «художников» и «солдат»

Для сохранения баланса и недопущения доминирования одной из групп над другой требуется одна вещь, которая может показаться неопределенной и эфемерной. Однако она вполне реальна, хотя часто ей не уделяют должного внимания. «Художники», работающие над безумными идеями, и «солдаты», работающие по франшизе, должны чувствовать, что их любят одинаково.

После создания подразделения, из которого впоследствии выросла Bell Telephon Laboratories, Вейл писал: «Нельзя допускать, чтобы какой-то отдел, департамент, управление или группа игнорировались или, наоборот, пользовались преимуществами за счет других, нарушая тем самым общий баланс». Но проблема в данном случае заключается в том, что «солдаты», естественно, предпочитают «солдат», а «художники» – «художников».

Умение создать равные возможности для всех – это редкое и ценное качество. Вэнивар Буш, будучи в начале войны уже заслуженным ученым мужем, искренне уважал военных. «Мне доставляло больше удовольствия иметь дело с военными, чем с учеными, бизнесменами и любой другой группой», – писал он много лет спустя. Почтение, с которым Буш относился к военным, помогало ему находить взаимопонимание с ними и при необходимости влиять на них, чего не удавалось до него многим ученым и инженерам.

История несколько иного рода, происходившая с другим знаменитым человеком, демонстрирует, как он эволюционировал в направлении поиска баланса. В самом начале своей работы в компании Apple Стив Джобс называл свою группу энтузиастов, работавших над новым компьютером Macintosh, «пиратами» и «артистами» (себя самого он, естественно, считал главным «пиратом» и «артистом»), а тех, кто занимался производством серийного компьютера Apple II – «регулярным флотом». Враждебность, которую он насаждал между обеими группами, возвеличивая «художников» и принижая «солдат», возросла до такой степени, что проход между двумя зданиями, где они работали, называли «демилитаризованной зоной». Эта вражда не шла на пользу ни тем ни другим. Стоявший вместе с Джобсом у истоков компании соучредитель Apple Стив Возняк, который занимался франшизой Apple II, вынужден был уйти вместе с группой других критически настроенных специалистов. Проект Macintosh потерпел крах, компания понесла тяжелые финансовые потери. Джобса уволили из компании, а его место занял Джон Скалли (который, кстати, спас Macintosh и восстановил финансовую стабильность).

К тому моменту, как Джобс вернулся (12 лет спустя), он уже научился одинаково любить и своих «художников» (Джонатана Айва), и «солдат» (Тима Кука).

Хотя умение заботиться о равных возможностях для всех является редким качеством от природы, им можно овладеть по мере практики (см. гл. 5).

Управляйте переходом, а не технологией

Буш, будучи блестящим изобретателем и инженером, намеренно отстранялся от подробностей всех тех идей, которые разрабатывались под его руководством. «Я не внес никакого технического вклада в победу, – писал он. – Ни одна моя техническая идея не переросла во что-то конкретное. Меня иногда называли “ученым-атомщиком”. С таким же успехом меня можно было бы назвать и специалистом по детской психологии».

Вейл точно так же уходил от технических деталей программы. И Буш, и Вейл свою задачу видели в том, чтобы управлять процессом и находить баланс между безумными идеями и франшизой, то есть между учеными, витавшими в облаках, и солдатами, имевшими дело с оружием, между исследованиями в лаборатории и рутинными проблемами телефонной связи. Не погружаясь с головой ни в одну, ни в другую сторону процесса, они сосредоточивали все свое внимание на переходе между двумя фазами.

Когда этот баланс нарушался, они вмешивались. Как уже упоминалось выше, в цепи реализации прорывной идеи самым слабым звеном является переход от одной фазы к другой. Ученые мало внимания обращают на нужды солдат и маркетологов, а солдаты не слишком прислушиваются к болтовне штатских «ботаников». А Буш и Вейл концентрировались именно на точке соприкосновения. Сам по себе радар, собранный физиками в лаборатории, не способен потопить подводную лодку. Крошечный переключатель на полупроводниках, созданный в Bell Telephon Laboratories, мог бы так и остаться техническим курьезом и не стать транзистором – открытием века.

Как мы увидим в следующих главах, умение держать руку на пульсе и выдерживать баланс – это искусство. Злоупотребление управленческими функциями заведет вас в западню. Их недооценка – тоже, только западня будет другого рода.

Препятствия на пути от изобретения к практическому изделию – это лишь одна из опасностей. Не менее важен и переход в обратном направлении. На ранней стадии ни один продукт не ведет себя безупречно. Если изобретатели будут игнорировать обратную связь от потребителей, то первоначальный энтузиазм быстро пройдет и многообещающая программа потерпит крах. К примеру, первые самолетные радары были практически бесполезны, и пилоты не обращали на них внимания. Буш настоял на том, чтобы летчики пришли к ученым и объяснили, почему они не пользуются радарами. Вскрывшиеся причины не имели ничего общего с технологией. Пилотам в горячке боя просто некогда было возиться со сложными переключателями, усеявшими кожух прибора. Это были недостатки интерфейса между прибором и пользователем. Ученые быстро нашли приемлемое для потребителей решение и создали индикаторную электронно-лучевую трубку, после чего пилоты начали пользоваться радарами.

В некоторых случаях, как это было, к примеру, с артиллерийскими взрывателями, в которых использовались радарные технологии, Буш действовал самостоятельно, едва только замечал слабое звено. Поначалу военные не уделяли должного внимания снарядам с такими взрывателями. Тогда Буш сел в самолет и отправился прямо в штаб войск, высадившихся в континентальной Европе. Его принял генерал Уолтер Беделл Смит – начальник штаба при Эйзенхауэре.

– Какого черта вы здесь делаете? – спросил Смит Буша. – Нам и без вас хватает тут всяких штатских.

– Я приехал ликвидировать рассадник тупости и невежества, который грозит уничтожить лучшее оружие в этой войне, – ответил Буш.

После такого обмена любезностями, как вспоминает Буш, они сумели прекрасно поладить.

В других случаях Буш заручался поддержкой Генри Стимсона – министра обороны в администрации Рузвельта. Поначалу генералы отказались даже взглянуть на радар, и тогда Буш позвонил Стимсону. Тот полетал на экспериментальном самолете, оснащенном техническими новинками, и своими глазами увидел, как быстро радар обнаруживает удаленные цели. На следующий день на столах командующих сухопутными силами и ВВС лежали две одинаковые записки: «Я ознакомился с новым радиолокационным оборудованием. Почему вы этого не сделали?»

Предпосылкой для динамического равновесия была поддержка сверху (она же помогала Бушу так свободно обращаться с генералами). Улаживая очередной серьезный конфликт, Буш писал: «Я сказал Рузвельту, что он поручил мне слишком деликатную миссию, в ходе выполнения которой мне придется сталкивать людей лбами. Я помню его ответ: “Идите и расшибайте головы, а я вас прикрою”».

Вскоре после этого одна из таких расшибленных голов явилась к Рузвельту и разразилась тирадой о Буше и его методах действий. По словам одного из присутствовавших при этом помощников, президент в тот момент как раз подписывал какие-то бумаги. Он сделал короткую паузу, выслушал посетителя, а потом вернулся к документам со словами: «Послушайте, Мак, я поручил это дело Бушу. Он там командует, а вам лучше бы не совать туда свой нос».

Пожалуй, вам будет полезно наглядно представить себе эти два правила и следствия из них, которые будут описаны далее. Вам поможет приведенная ниже иллюстрация:

Буш и Вейл добились успеха, выведя свои организации из состояния стагнации и приведя их прямо в правый верхний квадрант, для которого свойственны как разделение на две одинаково сильные группы разработчиков безумных идей и реализаторов франшизы (фазовое разделение), так и постоянный обмен проектами и идеями в обоих направлениях (динамическое равновесие).

Правда, во многих компаниях, особенно во времена кризисов, стараются повсюду насаждать креативность и инновации. Доходит до того, что директору предписывается заниматься не столько руководством, сколько инновациями. Обычно это приводит к хаосу (верхний левый квадрант).

Не каждый телефонный оператор должен фонтанировать новаторскими идеями. Иногда от него требуется просто отвечать по телефону.

Но самая распространенная западня подстерегает в нижнем правом квадранте. Как уже говорилось, для исследовательских целей лидеры охотно создают новые подразделения и арендуют отдельные помещения. В главах 3–5 мы увидим, почему такая тактика часто заканчивается неудачей и что надо сделать, чтобы вернуться на путь, ведущий в верхний правый квадрант.

Но прежде необходимо немного лучше разобраться в самой природе безумных идей. Почему они требуют такой осторожности в обращении? Почему они так уязвимы?

Акира Эндо и сердце как камень

В 1988 году сэр Джеймс Блэк получил Нобелевскую премию в области медицины за разработку современного подхода к созданию лекарств. На протяжении пяти или шести лет он периодически прилетал из Англии, чтобы встретиться с небольшой группой ученых из нашей биотехнологической компании и дать консультации по поводу наших изысканий. Однажды поздно вечером, когда мы после долгого дня сидели за стаканом виски и я валился с ног от усталости, разговор зашел об одном проекте, который я готов был признать безнадежным, так как он уже пару раз потерпел провал. И сэр Джеймс, который, несмотря на то что пролетел три тысячи миль и весь день общался с учеными, в свои 82 года держался молодцом, наклонился ко мне, похлопал по колену и сказал: «Мальчик мой, лекарство никуда не годится, если его не забраковали как минимум три раза».

В книгах и красочных брошюрах обычно рассказывается счастливая история успеха, развивавшегося по прямому пути от зарождения идеи до ее реализации. Например, большинство исследований в области борьбы с раком в наши дни сосредоточено на так называемой таргетной терапии, в которой лекарства нацелены только на раковые клетки и не затрагивают все остальные. В книгах и журнальных статьях восхваляются создатели первой такой «волшебной пули» (лекарства под названием «Гливек»), которые сумели в кратчайшие сроки разработать средство, оцениваемое сегодня как исторический прорыв в лечении рака. Действительно, «Гливек» на удивление быстро завершил программу клинических испытаний, установив рекорд: с момента первого применения на пациенте (июнь 1998 г.) до одобрения Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (май 2001 г.) прошло всего 35 месяцев. Но перед этим разрабатывавшему этот препарат ученому Брайану Друкеру отказали в продлении контракта, потому что университетское начальство не обнаружило в его работе потенциала, а крупнейший научный журнал возвратил его статью с описанием результатов. Друкер четыре года боролся, чтобы убедить компанию дать ход проекту. Один из руководителей компании даже заявил, что это произойдет только через его труп.

В реальном мире нередко бывает так, что идеи высмеиваются, эксперименты проваливаются, бюджеты урезаются, а хороших людей увольняют по надуманным причинам. Компании терпят банкротство, а их лучшие проекты оказываются похороненными, и порой навсегда. В главе «Три смерти» (а этих смертей может быть и четыре, и пять, и десять) мы расскажем вам подлинную историю (которая не совпадает с официальной) одного важного прорыва, свидетелем которого я был. Центральное место в системах Буша и Вейла занимает необходимость лелеять и оберегать хрупкие безумные идеи, чтобы они могли пережить период препятствий и неудач независимо от того, возникли они сами по себе или были вызваны чьими-то действиями.

Как мы увидим, непонимание уязвимости этих идей и уверенность в том, что блестящая мысль сама пробьет себе дорогу, несмотря на все препятствия, может обойтись очень дорого. Например, вы можете упустить одно из самых важных открытий века в медицине. И понести потери на 300 миллиардов долларов.

Тегеран, 28 ноября 1943 года. Рузвельт, Черчилль и Сталин впервые встретились, чтобы обсудить большую стратегическую проблему, касающуюся высадки сухопутных сил союзников в Восточной Европе. На обед подали стейки с картофелем. Сталин рисовал красным карандашом волчьи головы в блокноте, Черчилль курил сигары. В 22:30 посреди беседы Рузвельт вдруг позеленел, у него по лицу покатились крупные капли пота. Он поднес трясущуюся руку ко лбу. Его отвезли в свою комнату и поручили заботе докторов, которые пришли к выводу, что это проблемы пищеварения. На протяжении следующего года здоровье Рузвельта стремительно ухудшалось. Друзья отмечали его отсутствующий вид и резкую потерю веса. Двенадцатого апреля 1945 года он умер от внезапного (по крайней мере, для общественности) кровоизлияния в мозг. Однако для его врачей это не было громом среди ясного неба. Рузвельт уже долгие годы страдал тяжелым сердечным заболеванием.

В то время болезни сердца считались неизбежным следствием старения, и никто не знал, как их лечить. В 1768 году Уильям Геберден, выступая перед Королевской коллегией врачей в Лондоне, привел описание «болезни, которая доселе не имеет названия в медицинских книгах». Он назвал ее «грудной жабой». Исход болезни, по его словам, «примечателен тем, что пациент внезапно падает и почти мгновенно испускает дух». Сердечные приступы были известны уже на протяжении тысяч лет – «и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень» (Первая книга Царств, 25:37), однако Геберден, изучив истории болезни сотен пациентов, сделал первую систематическую попытку понять истоки заболевания и найти способы лечения. По его словам, он мог порекомендовать пациентам лишь покой, крепкий алкоголь и опиум.

Смерть самого известного в мире американца от сердечно-сосудистого заболевания придала импульс государственной поддержке исследований. В 1948 году президент Трумэн подписал закон об учреждении Национального института сердца. В основу его деятельности были положены идеи доклада Вэнивара Буша «Бескрайние горизонты», в соответствии с которыми этот кардиологический центр выделял гранты ученым, университетам, исследовательским лабораториям и клиникам на изучение заболеваний и поиск возможного лечения. Помимо этого, закон предусматривал выделение финансирования для самого масштабного на тот момент исследовательского проекта – так называемого Фрамингемского исследования. Его результаты, опубликованные в 1961 году под названием «Факторы риска в развитии ишемической болезни сердца», позволили сделать вывод, что повышенный уровень холестерина увеличивает риск инфаркта и инсульта (кстати, впервые термин «фактор риска» был употреблен именно в этом документе).

Показатели смертности от сердечно-сосудистых заболеваний в США, которые демонстрировали тенденцию к росту с самого начала века, в конце 1960-х годов достигли пика. С тех пор она снизилась примерно на 75 процентов, что означает свыше 10 миллионов спасенных жизней за прошедшие 50 лет. В качестве причин можно назвать изменение образа жизни и питания, физическую активность и отказ от курения. И, кроме того, лекарство, полученное в Токио из сине-зеленой плесени одним страстным любителем грибов.

Фрамингемское исследование пробудило интерес к холестерину. Ученые провели десятки клинических исследований, чтобы отыскать лекарство или диету, которые способны понизить уровень холестерина и уменьшить число инфарктов и инсультов. В 1964 году Конрад Блох и Феодор Линен получили Нобелевскую премию, сумев объяснить, как образуется холестерин и каким образом он попадает внутрь клеток. А в 1966 году 33-летний сын фермера, выросший в маленьком горном городке на севере Японии, приехал в США, чтобы больше узнать об этом исследовании. Акира Эндо, ученый из японской компании Sankyo, начал стажировку в нью-йоркской лаборатории медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна, которая специализировалась на изучении холестерина.

Эндо прибыл в США как раз в то время, когда возобладала идея о том, что с помощью диет можно избавиться от сердечно-сосудистых заболеваний. Журнал Time опубликовал результаты исследования, проведенного человеком, который «лучше всех разбирается в проблемах диет и здоровья», – Анселя Кейса, ученого из Миннесотского университета. Это знаменитое исследование, в котором участвовало 10 тысяч человек из семи стран, подтвердило, что высокий уровень холестерина в крови напрямую связан с риском возникновения сердечно-сосудистых заболеваний. Однако Кейс пошел еще дальше и разработал диету. По его словам, все дело было в употреблении жиров, особенно насыщенных. Кейс не стеснялся в оценках. Ожирение он называл «отвратительным явлением» и говорил: «Возможно, если возобладает убеждение, что ожирение аморально, толстые люди задумаются». В конечном счете рекомендации Кейса сводились к рациону питания, содержащему мало жиров, но много углеводов, хотя для таких выводов не было никаких убедительных свидетельств (прошло 60 лет, прежде чем официально было признано, что в такой диете нет ничего полезного).

В другой, менее известной работе Кейс сравнивал данные по заболеваемости японских мужчин, живших в Японии, и переехавших на Гавайи. У гавайских японцев, употреблявших в пищу западные блюда, уровень холестерина и частота развития сердечно-сосудистых заболеваний были намного выше, чем у тех, кто остался в Японии. Живя в Нью-Йорке, Эндо на собственном опыте мог проследить эту взаимосвязь. Его поражали и высокий уровень сердечно-сосудистых заболеваний, и тяжелая американская пища («Я видел множество людей с лишним весом, похожих на борцов сумо»). Как и Кейнс, он пришел к выводу, что, по мере того как в Японии будет распространяться западный образ жизни, будет расти и уровень заболеваемости. Эндо вернулся в Японию, полный решимости найти лекарство, снижающее уровень холестерина в крови.

Для этого он обратился к грибам, к которым относится и плесень. Еще в детстве, бродя по лесам с дедушкой, Эндо заметил, что некоторые виды грибов, безопасные для людей, были ядовиты для мух. После войны недостатка в мухах не было, и Эндо, получивший в старших классах школы задание осуществить научный проект, установил, что бульон из ядовитых грибов сохранял свои ядовитые свойства. Это доказывало, что компонент, который убивал мух, растворим в воде.

Эндо понимал, что грибы не умеют бегать, но зато хорошо разбираются в химии. Они не могут убежать от хищников, поэтому обзавелись секретным химическим оружием, которое отпугивает их (именно поэтому среди грибов встречается так много ядовитых). Плесень тоже не может передвигаться в поисках пищи, поэтому в ней содержатся химические вещества, разжижающие продукты и делающие их более пригодными для питания. Именно плесень позволила Эндо оплатить поездку в Нью-Йорк. Он обнаружил вид грибков Coniella diplodiella, которые вызывают так называемую белую гниль винограда. Содержащийся в них фермент расщепляет нежелательные загрязнения в соках и винах. Этот очищающий фермент стал настоящим хитом продаж компании Sankyo, которая в виде поощрения оплатила поездку Эндо.

Он рассудил, что если грибы так сильны в химии, то именно с них и надо начинать поиск. Бактерии, как было известно Эндо, являются природными врагами грибков. Для защиты от них грибки придумали множество способов. К примеру, плесень Penicillium notatum вырабатывает соединение, которое вызывает коллапс клеточных оболочек бактерий. Именно этот эффект используется в пенициллине.

В Нью-Йорке Эндо узнал, что многим бактериям для выживания требуется холестерин. А что, если найти грибки, которые вырабатывают вещества, блокирующие усвоение холестерина бактериями? Другими словами, Эндо не нужна была плесень, которая просто убивает бактерии. Ему требовались грибки-убийцы, пользующиеся специальным оружием, которое с хирургической точностью блокирует именно производство холестерина. Кроме того, ему нужно было специальное оборудование наподобие того, которым пользуются эксперты-криминалисты для идентификации орудия убийства, но только в миллион раз меньше. Эндо понадобилось два года, чтобы создать уникальную микроскопическую систему детекции.

Итак, в апреле 1971 года Эндо приступил к исследованию грибков. Он протестировал свыше 6 тысяч видов плесени. Летом 1972 года один из образцов вызвал срабатывание системы. Это была сине-зеленая плесень, найденная на рисе в зернохранилище Киото. Эта плесень блокировала ключевой фермент, необходимый для производства холестерина. Она получила название Penicillium citrinum, так как относилась к тому же роду, что и плесень, из которой получали пенициллин. В течение года Эндо удалось выделить молекулу, которая снижала уровень холестерина. Он назвал ее ML-236B. Сегодня выпускаемое на основе этого вещества лекарство известно как мевастатин. От этого оригинала впоследствии отпочковались «Липитор», «Зокор», «Крестор» и все остальные статины. В настоящее время данная группа препаратов стала самым часто назначаемым средством, которое спасает миллионы жизней.

Но для начала лекарству Эндо надо было пережить три смерти.

Вскоре после того, как Эндо начал изучать плесень в Японии, проведенные в США исследования по изучению влияния диет на уровень холестерина закончились провалом, несмотря на весь энтузиазм сторонников данного метода. Оказалось, что изменение рациона питания не дает практически никакого эффекта. Журнал England Journal of Medicine опубликовал статью «Сердце: Конец эры диет», получившую широкую известность. В ней была похоронена теория о наличии какой бы то ни было зависимости между диетами и холестерином, а все попытки обосновать эту теорию назывались «выкачиванием денег для Ассоциации кардиологов и имитацией бурной деятельности для тысяч жирных химиков».

Испытания лекарств, снижающих уровень холестерина, закончились еще плачевнее, чем история с диетами. Три самых распространенных средства, подвергшихся испытаниям, вызвали повышение уровня смертности. Еще одно способствовало развитию катаракты. Статья в British Medical Journal, написанная одним из самых уважаемых кардиологов Англии, выражала общую точку зрения: «Проведенные под должным контролем испытания показали, что диеты и лекарства, снижающие уровень холестерина, оказались не способны снизить уровень заболеваемости ишемической болезнью сердца и смертности от нее». В другой статье говорилось: «Предположение о том, что снижение факторов риска приведет к уменьшению количества сердечно-сосудистых заболеваний, дало результат чуть выше нуля».

Поскольку для нормального функционирования клеткам требуется холестерин, в некоторых престижных научных изданиях появились материалы, в которых со ссылкой на общую биологию разъяснялись причины неудач. Там говорилось, что любое лекарство, снижающее уровень холестерина, представляет опасность, потому что препятствует нормальной работе клеток. Ученые потеряли интерес к этой теме, и большинство компаний прекратило дальнейшие попытки. Примерно в это же время Эндо представил на конференции многообещающие результаты применения мевастатина. Однако сама идея снижения уровня холестерина к тому моменту уже была отвергнута большинством ученых. Почти никто не пришел послушать этот доклад. Эндо уехал с конференции в полном расстройстве (смерть № 1).

Маленькая команда Эндо в Sankyo столкнулась с сильным скептицизмом со стороны руководства и коллег. Ожидая самого худшего, Эндо обсудил с женой, готова ли она содержать семью на свою зарплату, если его выгонят с работы. Она согласилась. Эндо написал заявление об увольнении по собственному желанию и носил его с собой в кармане на тот случай, если его захотят уволить. Он хотел уйти с достоинством.

К удивлению Эндо, заявление так и осталось невостребованным. Репутация, которую он заслужил своими былыми успехами, а также благосклонное отношение начальства уберегли его, по крайней мере на какое-то время. Мевастатин тем временем достиг очень важной стадии проверки на животных. Пальма первенства в таких случаях обычно достается грызунам. Ученые ввели лекарство крысам и… ничего не произошло. Уровень холестерина не снизился. В мире фармакологии неудача в стандартном эксперименте на животных практически всегда ставит крест на проекте. Годы спустя Эндо вспоминал, что у него не было никакой надежды убедить биологов в Sankyo продолжить работу над лекарством (смерть № 2).

Эндо удалось уговорить руководство дать ему немного больше времени, чтобы выяснить, почему лекарство не сработало. В баре неподалеку от лаборатории он случайно наткнулся на Норисоти Китано – коллегу из другого отдела, который работал с курами. После пары рюмок Китано признался, что по окончании своего проекта в следующем месяце пустит своих кур на мясо и приготовит вкусное якитори. Эндо пришло в голову, что у кур в крови должно быть много холестерина, поскольку их яйца очень богаты этим веществом. При таком высоком начальном уровне эффект снижения должен был проявиться заметнее. Эндо убедил Китано пока повременить с кулинарией и проверить мевастатин на оставшихся у него курах. Они приступили к опытам без официального разрешения. Когда я спросил Эндо, можно ли было вообще сохранить этот эксперимент в секрете, он рассмеялся и сказал: «Куры кудахчут, их не спрячешь».

Результаты превзошли все ожидания. Мевастатин понизил уровень холестерина почти наполовину, а триглицеридов – еще больше, и все это без нежелательных побочных эффектов. Намного позже ученые поняли, что у крыс в организме содержится главным образом ЛПВП (хороший холестерин), а не ЛПНП (плохой холестерин), который и способствует развитию болезней. Ошибкой был сам выбор крыс для экспериментов со статином, который снижает как раз ЛПНП. У кур же в крови присутствуют оба вида холестерина, как и у людей.

Примерно в то же самое время, когда Эндо установил, что его лекарство действует на кур, а затем на собак и обезьян, началось необычное научное сотрудничество двух врачей в Техасском университете Далласа. Майкл Браун и Джозеф Голдстайн познакомились еще в молодости, работая в 1966 году в Массачусетской больнице общего профиля в Бостоне. Затем они вместе повышали квалификацию в Национальных институтах здравоохранения (НИЗ) в Мэриленде в 1968 году. В НИЗ Голдстайна попросили обратить внимание на шестилетнего мальчика и его восьмилетнюю сестру, которые страдали частыми сердечными приступами. Им был поставлен диагноз наследственной гиперхолестеринемии (НГ) – редкого генетического заболевания.

Примерно один из пятисот человек рождается с дефектом гена, ответственного за производство белка, который удаляет ЛПНП из крови. Пониженная способность очищать кровь от холестерина приводит к двукратному повышению его уровня. Повторяющиеся сердечные приступы обычно возникают у пациентов после тридцати лет. Один из миллиона человек получает дефектные гены от обоих родителей и от рождения страдает НГ, как и те дети, которых показали Голдстайну. У них содержание холестерина в крови может превышать норму в десять раз, а сердечные приступы начинаются уже в детстве. Браун и Голдстайн решили вместе поискать методы лечения. Перебравшись в Техасский университет, они в 1973 году опубликовали свою первую совместную работу, а в последующие 40 лет – еще свыше пятисот (поочередно меняя последовательность своих фамилий в подписи: то Браун и Голдстайн, то Голдстайн и Браун). Их даже шутливо прозвали Гилбертом и Салливаном медицинской отрасли[2].

После переезда в Техас Браун и Голдстайн оформили подписку на все появляющиеся публикации, в которых цитируются их труды (обычная практика в эпоху до появления интернета). В июле 1976 года они получили уведомление, что некий Акира Эндо из Токио опубликовал статью в японском научном журнале, где ссылался на их работы. Они не могли ничего прочитать по-японски, но узнали цифры из своей работы. Их очень обрадовало, что плоды их труда оказались за океаном, и они включили Эндо в свой список скрининга. Спустя несколько месяцев им сообщили, что в декабре 1976 года появились две новые статьи Эндо. В них описывалось создание мевастатина. Браун и Голдстайн тут же поняли, какую важность будет иметь это лекарство для больных НГ.

Голдстайн написал Эндо и попросил его выслать образец лекарства, что и было немедленно сделано. Проверив результаты Эндо в лаборатории Техасского университета, Браун и Голдстайн убедили его испытать средство на пациентах. Тем же летом 1977 года японский физик Акира Ямамото тоже узнал о работах Эндо. Он позвонил ему и сообщил о 18-летней девушке с тяжелой формой НГ. Эндо, воодушевленный поддержкой Брауна и Голдстайна, решил, что есть смысл попытаться. Второго февраля 1978 года пациентка Ямамото, которая в научной литературе известна только под инициалами С. С., стала первым человеком, на котором был испытан статин.

Пациентка С. С., на которой впервые был опробован статин, спустя семь лет со своим ребенком на руках

После двух недель эксперимента Ямамото поздно ночью позвонил Эндо домой: уровень холестерина у С. С. упал на 30 процентов. Лекарство работало! Опыт прошел успешно и дал первую серьезную надежду пациентам с опасно высоким уровнем холестерина. Sankyo включила это средство в свою официальную клиническую программу, которая охватывала 12 клиник и проводилась в течение всего 1979 года. Продемонстрированные мевастатином результаты привлекли к себе интерес во всем мире. В мае 1980 года в Италии был проведен специальный семинар, посвященный мевастатину. Презентацию проводили восемь японских врачей, непосредственно лечивших пациентов этим средством.

Эндо был доволен, что его проект оказался в надежных руках врачей, которые смогут довести его до широкомасштабных клинических испытаний и применения в лечебной практике. Устав от внутрикорпоративных баталий, он уволился из Sankyo и занялся исследовательской и преподавательской работой в Токийском университете.

Но вспыхнувший во всем мире энтузиазм по поводу мевастатина оказался недолговечным. Спустя три месяца после семинара в Италии были получены результаты испытаний, организованных компанией Sankyo, и они стали нокаутом: похоже было, что высокие дозы мевастатина вызывают рак у собак. У Sankyo лопнуло терпение. Компания остановила испытания и исследования, связанные с мевастатином. Слухи о побочных эффектах распространились очень быстро. Другие компании и исследовательские центры тоже приостановили свои работы по статинам. И хотя Эндо подозревал, что эксперименты на собаках были поставлены недостаточно чисто, ему оставалось только наблюдать со стороны, как рушится его программа (смерть № 3).

Это могло бы стать концом статинов, если бы не поразительное открытие, сделанное в ходе параллельной исследовательской программы. Двумя годами ранее фармацевтический гигант Merck тоже приступил к изучению грибков, тоже обнаружил ингибитор фермента, открытый Эндо, и тоже пришел к выводу, что он эффективно снижает уровень холестерина. Поразительно, что открытое в компании Merck соединение отличается от лекарства Эндо всего четырьмя атомами.

Примечательно и то, что ученые Merck сделали свое открытие в ноябре 1978 года, спустя несколько дней после старта программы, в то время как Эндо, пришлось потратить годы. Тогдашний глава исследовательской лаборатории Merck Рой Вагелос описывал это «внезапное» открытие как «невероятный случай». В его мемуарах, где открытие статинов занимает центральное место, Вагелос пишет, какую энергию его команде придавало соперничество с Sankyo: «По ходу работы напряжение постоянно возрастало. Конкуренция с Sankyo только усилила радость открытия».

Однако конкуренция обычно предполагает наличие двух сторон, которые знают, что они соперничают друг с другом. Во всех отчетах исследователей Merck об открытии статинов, которые я читал, опущена одна важная деталь: за два с половиной года до этого внезапного успеха Merck обращалась к Эндо и его команде с предложением сотрудничества, а не соперничества, и просила обеспечить доступ к конфиденциальным сведениям о ходе работ. Основываясь на заверениях компании Merck, сделанных в письмах, которые датированы периодом от весны 1966 года до осени 1968 года («Очевидно, что практическое применение в лечебных целях прямо вытекает из исследовательской программы доктора Эндо»; «Мы надеемся, что результатом нашего обмена станет продукт, который будет признан пригодным для лицензирования»), Эндо с одобрения компании Sankyo не только передал образцы своих препаратов для тестирования, но и поделился результатами важных экспериментов, касающихся биохимических и фармакологических аспектов своего лекарства, его эффективности и токсичности. Это бесценная информация. В письмах содержатся сведения о том, что Эндо и его сотрудники посещали лаборатории Merck в Нью-Джерси, принимали ученых Merck в Японии и подробно отвечали на вопросы о своем лекарстве. В этом контексте «внезапное» открытие компанией Merck практически идентичного средства становится, как бы это сказать… «невероятным».

Примерно в то же время, когда Sankyo завершила свою программу, до Вагелоса дошли слухи, что лекарство Sankyo вызывает рак у собак. Вагелос, понимая, что оба вещества очень схожи, тоже закрыл программу Merck. Однако данные, послужившие основой для слухов, так никогда и не были ни опубликованы, ни подтверждены каким-либо образом ни тогда, ни позже. Эндо, к тому времени уже обосновавшийся в Токийском университете сельского хозяйства и технологий, отнесся к этим данным скептически и попросил компанию Sankyo поделиться ими с ним. Компания ответила отказом. Браун и Голдстайн в Техасе тоже были настроены скептически. Вскоре они доказали, что сверхвысокие дозы, примененные к собакам, вызывали лишь вполне безобидное состояние, которое походило на рак, но не было злокачественным. Вместе с некоторыми другими врачами и при поддержке Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США Браун и Голдстайн настояли на том, чтобы Merck продолжила исследовательскую программу.

В компании согласились с их аргументами и начали новую серию испытаний. Результаты применения лекарства не показали никаких признаков рака у собак. Начались широкомасштабные клинические испытания, необходимые для одобрения нового медикамента Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США. Результаты были на удивление положительными и полностью совпадали с более ранними данными, полученными в экспериментах Эндо и Ямамото. В феврале 1987 года консультативная группа Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США единогласно рекомендовала производство первого статина «Мевакор» компании Merck.

Акира Эндо

Первые опыты компании Merck и различных клиник показали, что только статины способны снижать опасный уровень холестерина. Это был важный и обнадеживающий признак, но он еще не доказывал, что результатом может стать улучшение здоровья. Сотни исследователей раз за разом проводили слепые контролируемые испытания. Всего в них приняло участие свыше 100 тысяч человек, и по их результатам статины были признаны одним из величайших прорывов в медицине ХХ века. Статины снижают риск инфарктов и инсультов и увеличивают продолжительность жизни не только у тех, кто перенес инфаркт (вторичная профилактика), но и у тех, кто не имел проблем с сердцем, но находится в группе риска (первичная профилактика). В США статины предотвращают приблизительно полмиллиона инфарктов и инсультов каждый год. Недавняя статья в New England Journal of Medicine констатировала: «Не многие медикаменты оказали такое значительное влияние на общее состояние здоровья».

«Мевакор» и появившийся вслед за ним «Зокор» стали самыми успешными продуктами в истории компании Merck. Общие объемы продаж статинов по франшизе Merck превысили 90 миллиардов долларов. А если взять все статины в мире в совокупности, то выручка от их продаж превзошла отметку в 300 миллиардов.

В 1985 году Вагелоса, являющегося руководителем исследовательского департамента, повысили, и он стал главой Merck. С 1987 по 1993 год журнал Forbes называл Merck лучшей из всех компаний. В 1985 году Браун и Голдстайн были удостоены Нобелевской премии за исследование холестерина.

Что же касается Эндо, то его вклад во многом остался непризнанным, если не считать узкого круга специалистов-кардиологов. Среди них Эндо все же получил запоздалое признание. В 2008 году он был удостоен престижной премии Ласкера – Дебейки за открытие статинов. Браун и Голдстайн посвятили ему свой исторический обзор: «Посвящается Акире Эндо, открывателю пенициллина для холестерина». В этой работе сказано: «Миллионы людей, чью жизнь удалось продлить благодаря лечению статинами, обязаны этим Акире Эндо и его исследованиям в компании Sankyo».

История Эндо – это не просто нелепый курьез. Тернистые пути, ведущие к великим открытиям, представляют собой скорее правило, чем исключение. К их описанию надо относиться с известной долей скепсиса, потому что победители не пишут историю, а переписывают ее.

Путь, который прошел Эндо от самого начала до одобрения первого статина в УСН, длился 16 лет. Путь сэра Джеймса Блэка, который также насчитывал три смерти, занял семь лет (открытие бета-блокаторов – лекарств для лечения гипертонии).

Но один человек шел к реализации своей безумной идеи, над которой смеялись коллеги по всему миру, целых 32 года.

Он сам рассказал мне об этом длинном путешествии. В завершение главы я приведу краткое изложение этих событий, а потом объясню, о чем говорят нам данная история и история Эндо и что необходимо, чтобы пережить три смерти.

Где-то в 2001 или 2002 году я задал своему другу, биологу из Гарварда, вопрос об одном человеке – авторе радикальной идеи лечения рака. Моя компания решила наладить с ним сотрудничество. Мой друг, хорошо известный в ученом мире как человек открытой и щедрой души, озадаченно посмотрел на меня и промямлил что-то насчет того, что нам лучше бы воздержаться от этой идеи, потому что «никто не может воспроизвести его результаты», а потом быстро сменил тему разговора. Речь шла о Джуде Фолкмане.

В 1971 году Фолкман предположил, что раковые клетки взаимодействуют с соседними, посылая сигналы, заставляющие окружающие ткани тела создавать благоприятную среду для роста опухоли. К примеру, опухолям нужны кровеносные сосуды для доставки кислорода и других питательных веществ, так же как дому нужны водопроводные и газовые трубы. Предположение Фолкмана заключалось в том, что сигналы раковых клеток побуждают ткани образовывать дополнительные кровеносные сосуды. Он надеялся создать новый тип лекарства, которое блокировало бы эти сигналы и разрушало бы создаваемые с их помощью коммуникации. Другими словами, лекарство должно было уморить опухоль голодом.

В то время единственным методом лечения рака была химиотерапия: накачать опухоль ядом, и чем больше, тем лучше, но при этом постараться не убить пациента. Идея о прерывании загадочных каналов коммуникации между опухолью и окружающими тканями была встречена насмешками. Свою роль сыграло и то, что Фолкман работал детским хирургом и был чужаком в замкнутом кругу исследователей с докторскими степенями. Когда на научных конференциях он получал слово для выступления, аудитория, по его словам, тут же пустела: «Всем вдруг срочно нужно было в туалет». В какой-то момент критика в адрес Фолкмана достигла такой степени, что в Бостонской детской больнице, где он работал, была создана специальная комиссия для рассмотрения его научной деятельности, которую признали не имеющей ценности. Фолкману предложили уйти с поста заведующего хирургическим отделением, если он хотел продолжать исследования. Спустя много лет в одном из своих выступлений Фолкман говорил: «Если вы считаете, что над вами издеваются, напишите мне, и я пришлю вам горы отказов от редакций журналов и распределяющих гранты комиссий, которые я получил в середине 1970-х годов и в которых меня называли клоуном».

На протяжении трех десятилетий идеи Фолкмана проходили циклы смерти и возрождения, каждый из которых длился около семи лет. Например, в 1998 году многообещающее лекарство из лаборатории Фолкмана продемонстрировало способность ликвидировать опухоли у мышей. Статья в New York Times цитировала лауреата Нобелевской премии Джеймса Уотсона: «Через два года Джуда победит рак» (впоследствии Уотсон отказался от своих слов). В прессе был настоящий бум. Репортеры сравнивали Фолкмана с Александром Флемингом и Луи Пастером. Один обозреватель, лауреат Пулитцеровской премии, у которого был диагностирован рак прямой кишки, писал: «Возможно, нам не суждено умереть». Пациенты осаждали больницу Фолкмана в надежде получить лекарство, которое еще даже не было допущено к клиническим испытаниям. Но, как это обычно бывает с новыми идеями в фармацевтике, первый блин оказался комом, и интерес к нему быстро сошел на нет.

После нескольких подобных циклов подавляющая часть научного сообщества списала Фолкмана и его идеи со счетов. Во время своих презентаций он порой слышал откровенный смех из задних рядов. Коллеги говорили: «Кажется, Фолкман в очередной раз побеждает рак». Иногда ученые в конце его выступлений просто заявляли, что его идеи никогда не будут реализованы. Фолкман отвечал: «У меня с собой есть блокнот. Может быть, вы распишетесь в нем? Раз вы так уверены, то я просто опубликую ваши замечания, и мы сэкономим на экспериментах кучу денег правительства и налогоплательщиков… Просто заявим, что все бесполезно».

В какой-то момент Фолкман всерьез обсуждал с женой Полой, не стоит ли действительно бросить исследования и полностью вернуться к хирургии. Но Пола подбодрила его (впоследствии он назвал это «фактором супружеской активации»), и тогда Фолкман сделал все наоборот: оставил работу в клинике и полностью посвятил себя науке. Он набрал в лабораторию группу способных студентов, которые не обратили внимания на советы держаться подальше от Фолкмана и его работ. «Я убедил их в том, что они настолько способны, что, даже если дело не пойдет и им через год придется уволиться, их карьера от этого не пострадает», – вспоминал он впоследствии. Фолкман проводил вместе с ними в лаборатории все время, работая днями и ночами, а также по выходным.

Первого июня 2003 года, спустя 32 года после того, как Фолкман впервые высказал идею о новом подходе к лечению рака, доктор Герберт Гурвиц, онколог из Университета Дюка, перед битком набитой аудиторией в конференц-зале Маккормик-Плейс в Чикаго объявил последние результаты испытаний лекарства «Авастин», созданного на основе идей Фолкмана. В клинических испытаниях с участием 813 пациентов «Авастин» продемонстрировал лучшие результаты в увеличении продолжительности жизни больных раком прямой кишки. Когда Гурвиц показал данные по выживаемости, публика зааплодировала. Всем сразу стало понятно, что это лекарство и идеи Фолкмана произведут переворот в лечении рака.

Кто-то из присутствовавших сказал: «Я хотел бы, чтобы доктор Фолкман дожил до этого дня и увидел свой успех». Фолкман, сидевший рядом, только улыбнулся.

Лекарство было быстро одобрено УСН, в работу сразу включились десятки компаний и сотни исследовательских лабораторий. Сегодня идея прерывания коммуникации между опухолью и соседними тканями лежит в основе таргетной терапии, иммунотерапии и практически всех активных программ борьбы с раком. Компания, разработавшая «Авастин», называется Genentech. В промежутке между первым опубликованием результатов исследований и датой одобрения Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США ее рыночная стоимость увеличилась на 38 миллиардов долларов. Это позволяет приблизительно судить о ценности лекарства (у Фолкмана нет акций этой компании, так как он по привычке жертвовал все бонусы и премии своей клинике).

Позднее Фолкман рассказывал: «Лидера легко вычислить по количеству стрел в его заднице».

Что же касается беседы с моим другом, о котором я упомянул вначале, то я не послушал его возражений, и последние семь лет жизни Фолкмана мы успешно с ним сотрудничали. Мне его не хватает.

Уроки, которые следует извлечь из этой главы

Истории Эндо и Фолкмана о трех смертях говорят нам о том, что есть один специфический тип смерти, характерный для безумных идей. К примеру, провал испытаний лекарства Эндо на крысах (смерть № 2) едва не остановил программу его работ в Sankyo. Такой же провал навсегда убил похожую программу в другой компании – Beecham Phamaceuticals. Впоследствии произошло слияние Beecham со SmithKline & French, а затем с Glaxo Wellcome, в результате чего сегодня эта компания называется GlaxoSmithKline. Если бы в Beecham оказались понастойчивее, то сегодня могли бы участвовать в дележе 300 миллиардов долларов от продажи статинов. Ведь даже небольшая часть от 300 миллиардов – это совсем неплохо. Но они сдались и остались ни с чем.

Отрицательный результат испытаний на крысах оказался мнимой неудачей. Результат ошибочно приписали недостаткам лекарства, хотя все дело было в неправильно поставленном эксперименте. Sankyo, несмотря на неудачу, проявила настойчивость и одержала победу в гонке. Благодаря Эндо компания стала первооткрывательницей статинов и первой получила патент на их производство, первой испытала их на людях и первой добилась клинического эффекта от лечения. Но она сломалась на второй мнимой неудаче, когда после ухода Эндо якобы были получены отрицательные результаты опытов на собаках. Как следствие, Sankyo отдала свою долю в 300 миллиардах компании Merck.

Мнимые неудачи постоянно встречаются и в науке, и в бизнесе. Существует множество причин, по которым проект может провалиться: недостаточное финансирование, действия конкурентов, изменения на рынке, увольнение ключевого специалиста. Но если речь идет о безумных идеях, то общим фактором для них являются мнимые неудачи. И этот риск невозможно устранить полностью. Когда появляются отрицательные результаты, на них не светится неоновая надпись, говорящая о причинах. Возможно, неверна сама идея, а может, все дело просто в ошибках эксперимента. Однако этот риск можно уменьшить, что и доказали Эндо и Фолкман. Кто-то может назвать их великими первооткрывателями, но на самом деле главное умение Эндо и Фолкмана заключается в том, чтобы разбираться в причинах провалов. Они научились отделять мнимые неудачи от истинных.

Это умение отличает просто хороших ученых от великих. Но то же самое можно утверждать и применительно к бизнесменам. Например, в 2004 году, когда впервые появился Facebook, существовало множество социальных сетей, которые старались занять лидирующее положение и одна за другой терпели неудачи. Когда Марк Цукерберг встретился с инвесторами и попросил денег на свой новый проект, пользователи как раз в массовом порядке покидали сеть Friendster и переходили на MySpace. Большинство инвесторов решили, что социальные сети – это что-то вроде модной одежды и что пользователи меняют их, словно джинсы. Инвесторы умыли руки.

А вот Питер Тиль и Кен Ховери втихомолку связались со своими друзьями, которые пользовались сетью Friendster. Они решили копнуть поглубже и узнать, почему люди из нее уходят. В результате они выяснили, что Friendster часто обрушивается. Они также узнали, что администрация сети получала советы, как модернизировать сеть и как трансформировать систему, чтобы она могла поддерживать миллионы пользователей, а не тысячи. Но эти советы игнорировались. Тогда Тиль и Ховери запросили у Friendster данные о том, как долго пользователи сохраняли свою регистрацию, и с удивлением узнали, что этот срок был значительно дольше, чем они думали, и что пользователи сохраняли верность сети, несмотря на раздражающие их неудобства.

Тиль и Ховери пришли к выводу, что пользователи уходят не потому, что сеть вышла из моды, словно какой-то модный бренд, а из-за несовершенного программного обеспечения. Налицо была мнимая неудача.

Тиль выписал Цукербергу чек на 500 тысяч долларов. Спустя восемь лет он продал принадлежавшие ему акции Facebook примерно за миллиард.

Тиль сумел подняться над мнимой неудачей Friendster точно так же, как Эндо и Фолкман поднялись над мнимыми неудачами статинов и ингибиторов кровеносных сосудов.

Уязвимые проекты нуждаются в сильных руках. К примеру, после того, как Эндо ушел из Sankyo, работа над статинами замедлилась, а потом и совсем прекратилась. Не нашлось никого, кто обнаружил бы мнимую неудачу или защитил бы программу от критики со стороны других проектов, соперничающих за финансирование.

Эндо был и изобретателем, и умелым защитником своей идеи. Таким же был и Джуда Фолкман. Но такое сочетание встречается нечасто. Конечно, естественно предположить, что человек, открывший идею, будет изо всех сил продвигать и защищать ее. Однако лучшие первооткрыватели далеко не всегда обладают качествами бойца. Два разных умения не всегда уживаются в одном и том же человеке.

В главе 1 мы видели, что Хойт Тейлор и его команда, в 1920-е годы открывшие принцип радара, были хорошими изобретателями. Но они были никудышными бойцами: не знали, как представить и продать новую идею, как убедить скептически настроенное начальство и обеспечить поддержку внутри организации.

Почти все, кто описывает историю внедрения радара в американских вооруженных силах, забывают упомянуть одного человека, который сделал для этого больше всех, – лейтенанта (а впоследствии адмирала) Уильяма Парсонса. Этот кадровый флотский офицер, в свободное время почитывавший научные журналы, вернулся из своего второго морского похода в 1933 году в возрасте 31 года. Управление кадров, узнав о его тяге к науке, приписало его для дальнейшего прохождения службы к никому не известной исследователь-ской лаборатории ВМС. То, что он там увидел, поразило его до глубины души.

Парсонс моментально оценил возможности экспериментального устройства Тейлора для военных нужд.

Прибор, улавливающий отражение радиоволн, способен был обнаруживать самолеты за пределами прямой видимости и мог защищать корабли и порты от внезапных воздушных атак, спасать жизни и, возможно, предопределять исход сражений. Однако, к разочарованию Парсонса, этот проект не получал никакого продвижения, и работу над ним вели всего два специалиста, да и то в качестве побочной нагрузки. Но ни флотское начальство, ни ученые не разделяли энтузиазм Парсонса.

Складывалось впечатление, что никто не понимает очевидной вещи: это изобретение способно произвести революцию в вооружении флота.

Узнав у Тейлора и его команды всю необходимую информацию, Парсонс немедленно обратился за выделением 5 тысяч долларов на финансирование дальнейших работ. Отказ его чрезвычайно удивил. Но скептицизм, который лишал Тейлора энергии, Парсонсу только добавлял сил. С упорством торгового агента он пытался донести идею изобретения до каждого руководителя, ставя при этом под удар и собственную карьеру. Он сумел подбодрить ученых в лаборатории и убедил Тейлора принять на работу инженера, с энтузиазмом воспринявшего эту идею (Роберта Пейджа, который сумел совершить важный прорыв, предложив использовать пульсирующий сигнал вместо непрерывного). А потом Парсонс взбудоражил все флотское командование, уговорив его в конечном счете бороться за проект. Он не успокоился до тех пор, пока не разбудил спящего медведя.

Спустя много лет и Вэнивар Буш, и контр-адмирал Фредерик Энтвистл, курировавший в годы войны направление противовоздушной защиты кораблей, отдавали Парсонсу должное за то, что работоспособные модели радаров появились уже к началу Второй мировой войны.

Вот что такое защитник проекта.

Многие из лучших биотехнологических и фармацевтических компаний научились в наше время разделять роли тех, кто изобретает, и тех, кто продвигает изобретения. Они специально готовят людей, обладающих характером Уильяма Парсонса, и работают над поднятием их авторитета. На этом пути приходится встречаться с сопротивлением. С одной стороны, изобретатели («художники») уверены, что их работа должна говорить сама за себя. Они считают унизительным пользоваться поддержкой тех, кто продвигает их идеи. С другой стороны, менеджеры («солдаты») не видят смысла в работе тех, кто сам не может ни создать, ни продать, а только выступает в роли промоутера. Но задача таких людей заключается не только в том, чтобы продвигать чужие проекты. Они владеют двумя языками: языком «художников» и языком «солдат» – и способны свести вместе обе стороны.

Хотя люди подобной профессии вызывают у многих изумление, команды и компании, которые пользуются их услугами, значительно меньше рискуют, что с их продуктами случится то же самое, что и с радаром в военном-морском флоте, а их блестящие идеи будут похоронены только из-за того, что их некому было защитить.

Переживая очередной отказ или неудачу, что случается нередко, я стараюсь не забывать про третье правило, касающееся уязвимости безумных идей. Именно с его помощью Эндо Фолкман и Тиль сумели распознать мнимые неудачи. Я называю это правило «выслушивайте критику с интересом» (ВКИ)[3]. Воздержитесь от того, чтобы встать в оборону или проигнорировать нападающего. Лучше проанализируйте неудачу, открыв свой разум.

К примеру, когда другие сдались, узнав, что эксперименты на животных не дают результата, Эндо задал себе вопрос, почему так происходит, и начал искать пути проверки. Еще до того, как Эндо встретил своего друга с его курами, готовыми отправиться на кухню, на протяжении нескольких месяцев он проводил эксперименты, чтобы понять причины неудач. Он уже подозревал, что лекарство не работает, как ожидалось, из-за неправильного выбора подопытных животных, поэтому и среагировал так быстро, когда подвернулась подходящая возможность.

Когда все решили, что Friendster – это просто очередное веяние моды, Тил и Ховери копнули вглубь, чтобы выяснить, почему пользователи уходят из сети, и нашли совсем другой ответ, который их убедил. А это повлекло за собой весьма привлекательные инвестиции.

Я уже упоминал о том, что один мой друг-биолог советовал держаться подальше от Джуды Фолкмана, поскольку «многим не удается воспроизвести его результаты». И действительно, поначалу кто-то не мог повторить результаты Фолкмана. Вскоре после публикации его первой статьи (1997) другие лаборатории обратились к Фолкману за материалами и инструкциями, чтобы подтвердить и расширить его эксперименты. Он выслал все необходимое. В некоторых лабораториях опыты не дали результата (а в других все получилось, и они добились успеха). Какой-то репортер услышал о неудачах, и в 1998 году в Wall Street Journal появилась статья «Новый подход к лечению рака спотыкается из-за того, что не удается повторить результаты». В научных кругах подобные вещи часто становятся концом карьеры, особенно если об этом оповещает одна из самых известных газет.

Но Фолкман, вместо того чтобы ополчиться на критиков, взялся за расследование. Он пытался понять, что и как делали другие лаборатории и почему их эксперименты потерпели неудачу. В конце концов он обнаружил, что некоторые образцы материалов, которые выслала его лаборатория, были повреждены из-за чересчур сильной заморозки во время транспортировки. Он изменил порядок пересылки материалов, и все лаборатории одна за другой начали подтверждать его результаты.

Именно Джуда впервые показал мне пример использования ВКИ. Он воздерживался (как правило) от первого побуждения резко возразить атакующим. Сохраняя ясность мысли и спокойствие, Фолкман с искренним интересом проводил расследование, желая извлечь уроки из неудач.

Почему я подчеркиваю, что выслушивать противников надо с интересом? Мне нередко приходится бывать на различных семинарах по менеджменту, и каждый раз ведущие пытаются вбить слушателям в голову мысль об «активном слушании». Услышав что-то, вы должны повторить это, чтобы собеседник убедился, что вы его поняли. Но если инвесторы отвергают ваши идеи, клиенты отвергают вашу продукцию, партнер вас покидает, то в этих ситуациях явно недостаточно просто показать, что вы восприняли информацию. Если вы вложили в проект душу, то велико искушение просто отмахнуться от неприятных известий. Ведь вам в первую очередь нужно подтверждение того, что вы находитесь на правильном пути. Поэтому вы игнорируете нападки и обращаетесь за одобрением к друзьям, наставникам, маме.

Слева направо: Майкл Браун, Акира Эндо и Джозеф Голдстайн

ВКИ – это не просто слушание и демонстрация понимания, а попытка копнуть глубже и с искренним интересом разобраться, почему что-то не работает, почему люди не покупают вашу продукцию. Нелегко слышать, что кому-то не нравится ваше детище. Но еще труднее поинтересоваться, почему именно.

ВКИ – это тот ответ, который я часто даю на вопрос предпринимателей и прочих лиц, заинтересованных в продвижении очередной безумной идеи. Обычно такой вопрос возникает поздно вечером, после нескольких рюмок, когда дискуссия на злободневные темы уже утихает и начинается разговор о смысле жизни: «Как понять, что уже пора сдаваться?»

Как определить разницу между настойчивостью и упрямством?

На мой взгляд, сигналом является ВКИ. Как вы себя ведете, если кто-то критикует ваш проект, в который вы вложили годы своей жизни? Начинаете яростно защищаться или проявляете подлинный интерес?

Мне кажется, что чем меньше я задаю вопросов, тем больше у меня поводов для беспокойства.

Реактивные двигатели и часто летающие пассажиры

В 1968 году, когда основатель и глава Pan American ушел в отставку, эта авиакомпания была самой крупной и прибыльной в мире, а ее бренд считался самым узнаваемым после Сoca-Cola. Это была первая американская авиакомпания, освоившая трансатлантические, а затем и транстихоокеанские рейсы. Она впервые совершила кругосветный перелет, первой начала использовать реактивные самолеты. В фильме «Из России с любовью» Джеймс Бонд летал на самолетах Pan Am. Свою первую пресс-конференцию в Америке «Битлз» провели на фоне самолета «Китайский клипер» с эмблемой Pan Am. У пилотов Pan Am просили автографы, словно у кинозвезд. Построенное в 1963 году здание Pan Am в Нью-Йорке с эмблемой компании в виде голубого глобуса диаметром 7,5 метра на крыше было самым большим офисным зданием в мире. В вышедшем в 1968 году фильме «2001 год: Космическая одиссея» элегантный стюард в форме Pan Am разносит деликатесы пассажирам космического корабля. А на Земле в это время Pan Am принимала заявки на первые коммерческие полеты на Луну.

В следующем году компания впервые отчиталась о финансовых потерях. В последующие 22 года Pan Am каждый год, за исключением четырех, терпела убытки.

Утром 4 декабря 1991 года капитан Марк Пайл ожидал разрешения на взлет, сидя за штурвалом «Боинга-727» компании Pan Am в Барбадосе, когда к самолету подошел местный представитель авиакомпании и жестами показал, что хочет подняться на борт. Спустя несколько минут Пайл собрал экипаж и объявил, что Pan Am прекращает полеты. Стюардессы расплакались. Через несколько часов Пайл приземлился в аэропорту Майами, предварительно облетев его на низкой высоте. Когда самолет медленно выруливал к зданию аэропорта, наземные службы выстроились, приветствуя его, а водяные пушки образовали над ним арку из водяных струй. Спустя несколько месяцев голубой глобус исчез с крыши здания в Нью-Йорке и был заменен белыми буквами названия одной из страховых компаний.

Что же произошло?

В предыдущих двух главах мы рассмотрели, что необходимо для реализации системы Буша – Вейла. Мы увидели, что безумные идеи нуждаются в защите и продвижении, так как они чрезвычайно уязвимы. Кроме того, необходимо поддерживать баланс между безумными идеями и франшизами, потому что в этом случае они усиливают друг друга. На данной основе мы вывели два первых правила фазового разделения и динамического равновесия.

В этой и двух последующих главах мы рассмотрим третью предпосылку, которая заключается в том, что необходимо уметь различать два типа безумных идей.

Пройдя мимо безумной идеи первого типа, потерпела крах самая известная авиакомпания мира. Не обратив внимания на безумную идею другого типа, пришла в упадок одна из крупнейших технологических компаний. Обе они на собственном горьком опыте узнали то, что уже было известно Вэнивару Бушу и Теодору Вейлу.

Если не уделять должного внимания безумным идеям, это может иметь фатальные последствия.

К первому типу относятся продукты, то есть технологии, которые произвели настоящий фурор, но от которых все долго отмахивались, прежде чем признать их революционный характер. Назовем их безумными идеями типа П. «Для мира бизнеса телефон был просто игрушкой, – читаем мы в биографии Теодора Вейла, изданной в 1921 году. – Инвесторы улыбались или отпускали шуточки, когда им предлагали вложить средства в телефонные акции». А ведь речь шла о Bell Telephone Company, которая затем стала самой дорогой компанией в стране и на пике своего развития занимала более значимое место, чем Apple, Microsoft и General Electric, вместе взятые.

Сталкиваясь с безумными идеями типа П, люди говорят: «Это не будет работать» или «Это никому не нужно». А потом выясняется, что они ошибались.

А теперь обратимся к прорывным стратегиям, то есть к новому способу делать уже известный бизнес или к новому способу применять уже существующий продукт. Это безумные идеи типа С. Сэм Уолтон разместил свои магазины за чертой городов, раздул их размеры до невиданной величины и стал продавать за 1 доллар женское нижнее белье, которое в других магазинах стоило 1,20 доллара. Здесь не было никаких новых технологий. Он просто нашел новый способ продажи тех же самых продуктов, но дешевле. В 2018 году сеть магазинов Walmart стала крупнейшей на планете. Если бы это была страна, то она занимала бы 25-е место по размеру ВВП. Все ее бывшие конкуренты – Woolworth, Federated, Montgomery Ward, Gibson’s, Ames – уже давно канули в Лету.

Сталкиваясь с безумными идеями типа С, люди говорят: «На этом ничего не заработаешь». Впоследствии оказывается, что это не так.

Facebook не стал изобретателем социальных сетей, Google не изобрел поисковые системы, Wallmart был не первым, кому пришла в голову идея продавать товары дешевле. Инвесторы поначалу прошли мимо Facebook, потому что все знали: на социальных сетях ничего не заработаешь. Они прошли мимо Google, поскольку всем было известно: от поисковых систем нет никакой выгоды. И все же обе компании добились успеха в результате небольших изменений в стратегии, о которых никто раньше не подумал. Это и есть безумные идеи типа С[4].

Перемены, которые несут с собой безумные идеи типа П, обычно бывают быстрыми и драматичными. К примеру, появляется новая технология (потоковые мультимедиа) и быстро заменяет собой все, что было раньше (прокат видеокассет). Возникают новые лидеры рынка (Netflix, Amazon), а старая гвардия (Blockbuster) уходит в отставку. Что же касается идей типа С, то здесь все происходит медленнее и не столь очевидно. Прошло три десятилетия, прежде чем Walmart захватил лидерство в торговле, а специализированные магазины начали терять свое значение. И никто не мог понять, как Walmart это делает и почему оказывается в победителях.

Безумные идеи типа С труднее обнаружить и понять даже задним числом, потому что они часто маскируются сложными взаимодействиями продавцов и покупателей на рынке. В науке мы стараемся очистить истину от излишней сложности: масса шума порождает крошечный полезный сигнал. Мы организуем лабораторные эксперименты таким образом, чтобы счистить всю шелуху и выявить скрытую истину. Однако порой эту работу делают за нас редкие природные события.

Примером такого редкого природного эксперимента является солнечное затмение. В ходе затмения Луна перекрывает свет, идущий от Солнца, и мы можем среди бела дня видеть на небе далекие звезды. В 1919 году команда британских ученых во время солнечного затмения измерила отклонение лучей света от далеких звезд. Было доказано, что теория гравитации Эйнштейна, предложенная всего четырьмя годами ранее, объясняет эффект отклонения света точнее, чем теория Ньютона.

В 1978 году конгресс США, ослабляя регулирование деятельности авиакомпаний, создал для мира бизнеса нечто вроде солнечного затмения – редко случающийся эксперимент.

На протяжении пятидесяти лет федеральное правительство до мельчайших деталей контролировало, куда летают авиакомпании и какие цены они устанавливают, вплоть до цен на коктейли на борту и пользование наушниками. Внезапная отмена этих ограничений породила целую волну безумных идей типа С, то есть мелких изменений в стратегии. В них не было ничего сверхъестественного: программа скидок для тех, кто часто летает, новая система организации полетов с пересадками в узловых аэропортах вместо множества прямых рейсов, компьютерная система бронирования билетов. Громкие заголовки в газетах посвящались главным образом инновациям типа П – реактивным и широкофюзеляжным самолетам, а мелкие изменения в стратегии оставались почти незамеченными. Отмена регулирующих ограничений на какое-то время пролила свет на эту сторону инноваций.

Большинство идей типа С было предложено или усовершенствовано главой авиакомпании American Airlines Бобом Крэндаллом, который был мастером по части подобных новшеств. А автором большинства инноваций типа П являлся основатель и глава Pan Am Хуан Трипп. В период с 1978 по 2008 год из-за ослабления регулирующих мер 170 авиакомпаний, в том числе и такой гигант, как Pan Am, вышли из бизнеса или обанкротились. А вот American Airlines осталась.

Лишь немногие отрасли в наши дни регулируются столь жестко, как сфера авиаперелетов до 1978 года. Однако внезапные потрясения случаются постоянно. Когда в один прекрасный день компания Google объявила о том, что ее новая операционная система для мобильных телефонов Android будет поставляться бесплатно, это резко изменило правила игры на рынке мобильной связи. Объявление Google, как и отмена регулирования, вызвало мощную волну безумных идей типа С, которая застала врасплох многие неподготовленные компании.

Вот почему необходимо обращать больше внимания на неприметные новшества типа С, а не только на яркие и кричащие инновации типа П. Большинству людей, коллективов и компаний свойственны так называемые слепые зоны. И упустить из виду нечто незаметное и скромное намного проще, чем яркое и блестящее.

Если вы работаете в творческой сфере или являетесь предпринимателем, вам необходимо уделять внимание в равной степени обоим типам безумных идей. Это поможет превратить хорошее начинание в великое. Например, Google начала с нового алгоритма ранжирования результатов поисков в интернете (типичная идея типа П), но эта система была уже восемнадцатой по счету среди других. После добавления к ней некоторых безумных идей типа C для привлечения рекламодателей она стала доминирующей в мире.

Если вы хотите сказать новое слово в своей отрасли, то освоение умения обращаться с обоими типами идей поможет вам справиться с более сильными конкурентами – подобно боксеру-средневесу, который вдруг наносит неожиданный удар слева и сбивает с ног тяжеловеса.

А если вы добились чрезвычайных успехов в инновациях и уже построили невиданную империю, то вам тем более надо следить за своими слепыми зонами, чтобы не пропустить очередную безумную идею.

Не повторяйте судьбы Pan Am.

На протяжении почти всего срока своего существования Pan Am ассоциировалась с Хуаном Терри Триппом, так же как лицом American Airlines в течение восемнадцати лет был Роберт Ллойд Крэндалл.

Трипп, основавший Pan Am в 1929 году, терпеть не мог свое звучащее по-испански имя (данное ему в честь сводной сестры матери Хуаниты) и перешел на английское сокращение Джей Ти. Он был сыном нью-йоркского инвестиционного банкира, американские корни которого прослеживались аж до 1663 года. Трипп рос в кругу Уитни, Вандербильтов и Рокфеллеров, учился в Йельском университете, играл в футбол и гольф. Трипп ни слова не знал по-испански, но, когда впервые замаячила перспектива завоевания латиноамериканского рынка, он в спешном порядке вновь стал Хуаном и нанял двуязычного помощника, который от его имени писал письма на чистейшем испанском языке местным президентам и диктаторам. Через пять лет все небо над континентом принадлежало ему. Через 10 лет Трипп стал доминирующей фигурой на рынке международных полетов во всем мире. Франклин Рузвельт говорил о нем как о «самом очаровательном гангстере, вышедшем из йельских стен». Коллеги называли его «вежливейшим человеком без капли сострадания в душе».

Если Трипп был вежлив и холоден, как и положено патрицию, то Крэндалл являлся воплощением бурлящего тестостерона, не выпускавшим сигарету изо рта.

Крэндалл был приверженцем философии агрессивного соперничества: «Вы должны злиться на конкурента и злиться на себя, если вам не удалось одержать победу». Его называли Предводителем Гуннов Аттилой, Мясником, Дартом Вейдером и, если этого еще недостаточно для полного понимания, Клыком (передние зубы у него выдавались вперед, словно у кролика). По выходным дням он частенько приходил на работу и оставлял на рабочих столах сотрудников записки: «Я здесь был. А где были вы?» В 1987 году вышел рекламный видеоролик компании, в котором он появлялся на экране в военной форме, с боевой раскраской на лице и банданой на голове, держа в руках игрушечный пластиковый автомат – «Крэндо». Один из биографов отмечал его страсть к порядку: «Заметив оставленную без присмотра сумочку жены, он открывал ее и, если обнаруживал, что содержимое сумочки жены ничем не отличается от содержимого прочих дамских сумочек, вытряхивал все и начинал наводить порядок, удаляя грязь и песок, скопившиеся по углам и в швах. “Ее это просто бесит”, – говорил он хриплым от никотина голосом».

Будучи совершенно непохожими друг на друга, Трипп и Крэндалл проявляли одинаковую непреклонную решимость и амбициозность. Оба хотели править в небе над миром. И оба в штыки восприняли меры по отмене регулирования в отрасли, принятые в 1978 году. Выступая на сенатских слушаниях и высказывая свое мнение об экономистах и юристах, Боб Крэндалл кричал: «Вы, тупые яйцеголовые академики, загубите нашу отрасль!»

Но после того, как регулирование было отменено, авиакомпания Крэндалла, как уже было сказано, продолжала развиваться и процветать, а авиакомпания Триппа зачахла и прекратила свое существование. В отличие от Триппа, Крэндалл не был помешан на авиации. Он никогда не летал на самолетах. У него не было «керосина в крови». Он был чистым экономистом и финансистом. Перед American Airlines он работал в Hallmark Cards и Bloomingdale’s.

Однако у Крэндалла был талант: он творчески создавал порядок из хаоса (как с сумочкой жены) и добивался эффективности. И ему было наплевать, кому он мог при этом наступить на мозоль. Другими словами, Крэндалл был огнедышащим и размахивающим автоматом новатором типа С.

Трипп был пилотом, который разбирался в двигателях, любил летать и сам проектировал самолеты не хуже инженера. Окончив колледж, он одолжил небольшую сумму у своих богатых друзей (отец к тому времени уже умер, оставив ему небольшое наследство), купил несколько оставшихся после войны самолетов и основал авиакомпанию Long Island Airways. Летом 1922 года Лонг-Айленд выглядел именно так, словно сошел со страниц Скотта Фицджеральда: Джей Гэтсби, Дэйзи Бьюкенен, джаз и веселье. Богатые парочки были готовы платить деньги, чтобы слетать на этот остров. Самолеты Триппа были в числе самых доступных, но вмещали только пилота и одного пассажира. Для парочек места не было. Поэтому Трипп модифицировал свои самолеты. Он нашел самый лучший французский двигатель, выдававший больше мощности, обрезал слишком длинные лопасти пропеллера, перенес топливные баки наружу и добавил лишнее сиденье. Его бизнес процветал.

На протяжении следующих сорока лет Трипп раз за разом использовал свою стратегию. Он требовал от производителей более вместительных и быстрых самолетов, которые, по общему мнению, невозможно было построить – от трехместного аэротакси до «Боинга-747». С компании Pan Am началась реактивная эра в коммерческой авиации. Международные полеты стали массовыми, а компания – самой крупной в мире. Трипп был доминирующим новатором типа П.

Знаете ли вы, что American Airlines первой ввела программу бонусов для тех, кто часто совершает перелеты? А сайт для продажи дешевых билетов онлайн SuperSaver? А может, вы слышали о двойной шкале заработной платы для сотрудников? Если вы не историк авиационной отрасли, то, скорее всего, вам это неизвестно. Но если вы уже в возрасте, то, вероятно, помните Pan Am и появление в этой компании реактивных самолетов. Телеканал АВС снял целый сериал о жизни пилотов и стюардесс Pan Am. Но ведь никому не придет в голову снимать сериал о системе электронного бронирования билетов. Тем не менее отмена мер регулирования создала особую ситуацию, которая очень скоро затмила исходившее от Хуана Триппа сияние и заставила ярче разгореться приглушенный огонек Боба Крэндалла. Вот что значит смена стиля. Наступили времена идей типа С.

Давайте подробнее разберемся с одним из новшеств Боба Крэндалла, которое он в одном из своих более поздних интервью назвал самым важным для успеха American Airlines. Оно было отнюдь не самым ярким и приметным, поэтому для понимания его сути нам придется воспользоваться образом совершенно из другой сферы. Готовы?

Предположим, ваш бизнес – пекарня в маленьком американском городишке. Законы этого города требуют, чтобы владельцы пекарен платили пекарям 15 долларов в час. Вы и все остальные владельцы подписали бессрочное соглашение с пекарями, определив им зарплату в размере 15 долларов в час, которую они будут получать на протяжении многих лет или даже десятилетий. Так все и шло бы своим чередом, если бы в один прекрасный день мэру города не пришла в голову мысль: «Что за черт? Владельцы бизнеса вправе сами решать такие вопросы. Хватит вмешиваться в их дела. Пусть делают что хотят». На следующий день множество жителей городка решают, что печь пироги – это в общем-то прибыльное дело. Повсюду открываются новые пекарни. Они не связаны с персоналом старыми контрактами, поэтому начинают платить пекарям 8 долларов в час! Что же получается? Поскольку уровень расходов ниже, владельцы новых пекарен могут позволить продавать выпечку дешевле, чем в прежние времена. А вот вы не можете. У вас долгосрочные контракты с работниками, и вы вынуждены платить им баснословно высокую зарплату. Вам придется уйти из этого бизнеса.

Примерно то же самое происходило с авиакомпаниями в 1978 году. Они были связаны по рукам и ногам старыми контрактами и платили сотрудникам намного больше, чем вновь создаваемые компании.

Крэндалл нашел способ решения этой проблемы. Он первым в американском бизнесе придумал двойную шкалу оплаты. Зарплату по шкале А платили сотрудникам, принятым на работу до 1978 года, а по шкале Б – тем, кто пришел позже. Он сумел убедить крайне подозрительно настроенные профсоюзы, что можно платить разную зарплату двум людям, выполняющим одну и ту же работу. Использование шкалы Б, формировавшейся по рыночным принципам, позволяло ему расширять бизнес и закупать новые самолеты. А это влекло за собой создание новых рабочих мест и повышение возможностей роста для сотрудников, что не могло не нравиться профсоюзам. Это позволило American Airlines привести среднюю зарплату к такому уровню, что компания оказалась способна сочетать в себе и размах крупного перевозчика, и гибкость, свойственную небольшим предприятиям. Она избежала банкротства, расширила свой бизнес и стала авиаперевозчиком № 1 в стране. Она не изобретала революционные технологии, а просто нашла креативную стратегию оплаты труда.

И еще один пример, иллюстрирующий подход Боба Крэндалла. Представьте себе все тот же маленький городок до изобретения поисковых сетей в интернете. Как жителю найти лучшую пекарню поблизости от себя, где ему предложат именно то, что нужно, и по самой привлекательной цене? Обратиться к справочнику «Желтые страницы»? Обзванивать все пекарни перед каждым выходом за хлебом? Слишком неэффективно.

И вот, чтобы помочь голодным горожанам, вы организуете компьютерное приложение, которое на одном экране показывает данные обо всех пекарнях города: их ассортимент и цены, а также возможность изготовления выпечки под заказ. В порыве щедрости вы делаете доступ к этому приложению бесплатным для каждой семьи в городе. Но позвольте! Остальные владельцы пекарен никогда не согласятся на такое, потому что вы, само собой разумеется, будете рекламировать только свою продукцию. «Нет, – возражаете вы. – Я дам информацию абсолютно обо всех пекарнях». «Ну, так и быть», – соглашаются конкуренты. И все же вы постоянно оказываетесь в выигрыше. Вскоре бо́льшая часть жителей, пользующихся приложением, становится вашими клиентами.

Вы обещали вести себя честно. Это условие соблюдается, но ваш бизнес с пирогами растет, а у конкурентов приходит в упадок. Как это объяснить? Возможно, все дело – в размещении информации: ваши пироги всегда оказываются в верхней части экрана.

Хотя American Airlines была не первой, кто пришел к мысли бронировать билеты с помощью компьютера, она разработала самую функциональную систему Sabre, содержащую тарифы всех компаний, и распространила ее по всем агентствам путешествий в стране. Исследования показали, что American Airlines получала как минимум на 50 процентов больше заказов на билеты от агентств, использующих Sabre, чем от других компаний, торгующих билетами. В отрасли, где всего 1 процент может означать разницу между успехом и банкротством, это очень веский фактор.

Крэндалл описывал положение в сфере воздушных перевозок как «ситуацию, наиболее близкую к официально объявленной войне». Один из конкурентов называл стратегию Крэндалла «людоедской», поскольку тот ставил перед собой цель задушить более слабых. Sabre давала ему в этой борьбе неоспоримую фору.

Но у системы Sabre нашлось еще одно – главное – преимущество, которое поразило даже самого Крэндалла и его команду. Вскоре компания располагала невиданным доселе массивом данных о количестве заказов авиабилетов за многие годы. Один из аналитиков заметил: «American Airlines была в состоянии точно определить, какое количество отпускников предпочитает летать в Сан-Хуан, сколько билетов было куплено бизнесменами в Детройт и как эти данные отличаются друг от друга в мае по сравнению с сентябрем и во вторник по сравнению с пятницей». И все это за 30 лет до того, как аналогичные проблемы начали решаться с помощью последних разработок компаний Кремниевой долины! American Airlines открыла для себя пользование большими массивами данных. Крэндалл создал специальное подразделение, чтобы с помощью добытой информации извлекать максимум долларов из каждого посадочного места, или, если использовать скучное название, «управлять доходностью».

Примерно в это же время American Airlines придумала программу для часто летающих пассажиров, которая позволяла повысить лояльность клиентов, а также систему продажи билетов со скидками SuperSaver, которая заполняла пустующие места в самолетах. Эти изобретения были более известными, и остальные авиакомпании быстро их подхватили. Однако скрытую от глаз общественности и ничем не примечательную программу Sabre, а также систему управления доходностью на базе больших массивов данных так практически никому и не удалось скопировать на протяжении многих лет.

Лишь немногие люди восхищаются системой бронирования билетов. Большинство обращает внимание на более зрелищные идеи. И на вежливых гангстеров из Йельского университета типа Хуана Терри Триппа.

Спустя несколько лет после разработки одномоторного трехместного аэротакси, совершавшего полеты на Лонг-Айленд, Трипп основал новую компанию. Он наладил сотрудничество с голландским авиаконструктором Антоном Фоккером с целью создания трехмоторного восьмиместного самолета. Шестнадцатого января 1928 года этот самолет, «Фоккер F-VIIa/3m», начал регулярные пассажирские перевозки из Ки-Уэста, Флорида, в Гавану. В рекламной брошюре Триппа описывались просторные плетеные кресла и сдвижные стекла в иллюминаторах. Там было написано: «Сколько раз вы стояли на палубе парохода, болтающегося в бурном море?.. И сколько раз вы с завистью смотрели на чаек, с легкостью парящих в небе?»

Бизнес рос, но не слишком быстро. Триппу нужно было еще что-то, чтобы побудить у публики желание летать. И в этот момент произошел самый удачный случай в его карьере. Он познакомился со Счастливчиком Линди и взял его на работу.

Двадцатого мая 1927 года 25-летний Чарлз Линдберг потянул на себя ручку газа, и в 7:51 его тяжело нагруженный одномоторный самолет, раскачиваясь из стороны в сторону, начал разгоняться по взлетной полосе поля Рузвельта на Лонг-Айленде. Этот самолет, который он назвал «Дух Сент-Луиса», никогда не летал с подобной нагрузкой. Доехав до точки отрыва, которая находилась чуть дальше середины полосы, самолет еще не достиг взлетной скорости, но Линдберг уже почувствовал, как «вес самолета начинает перемещаться с шасси на крылья». Оторвавшись от земли, он едва не угодил в телефонные провода, разминувшись с ними на каких-то шесть метров.

Так начался легендарный первый беспосадочный полет Линдберга из Нью-Йорка в Париж, за который был обещан приз в 25 тысяч долларов. Линдберг был единственным, кто пытался сделать это в одиночку на одномоторном самолете. Он захватил с собой пять сэндвичей и канистру с водой. Из навигационного оборудования у Линдберга были только компас и карта. «Ллойд» в Лондоне отказался страховать полет, так как риск был слишком велик. В том году уже погибли 18 человек, пытавшихся перелететь океан.

Линдберг привлекал к себе общественное внимание с помощью приема, который трудно представить себе в наши дни. Чем чаще он отказывался давать интервью, тем больше становилась его слава. В день перед полетом фотограф попросил мать Линдберга поцеловать его для фотоснимка. Но она с улыбкой отказалась: «Я была бы не против, если бы это было у нас обычным делом, но мы выходцы из северного народа, где ничего не делается напоказ». Репортеры отбросили всякие попытки сдержанности в описаниях: «Худощавый, высокий, застенчиво улыбающийся американский парень находится сейчас где-то посредине Атлантического океана, где до него не был ни один человек, – писал один журналист. – Если он погибнет, то все мы будем горевать как никогда». В ту ночь, когда Линдберг летел над Атлантикой, 40 тысяч болельщиков, пришедших на стадион «Янки» посмотреть боксерский поединок, нашли минуту, чтобы в тишине помолиться за него. «Даже Колумб не плавал в одиночку, – писал один из биографов. – Практически каждый, кто жил в Америке во время полета Линдберга, в точности помнит, что чувствовал в тот день».

В американских газетах было опубликовано свыше 250 тысяч статей об этом полете. Когда Линдберг спустя 33,5 часа приземлился в предместье Парижа, восторженная толпа примерно из 150 тысяч человек чуть не разорвала в клочья и его самого, и самолет. Тридцать миллионов человек, то есть более четверти всего населения США, вышли на улицы, чтобы поприветствовать Счастливчика Линди в ходе его турне по 82 городам, длившегося три месяца. Его забрасывали предложениями работы и спонсорства, предлагали сниматься в кино и рекламировать крем для бритья. Линдберг отказывался, говоря, что хочет сосредоточиться на пропаганде авиации.

Американский посол в Мексике Дуайт Морроу пригласил Линдберга в «турне доброй воли» по Латинской Америке, чтобы поправить напряженные политические отношения. Линдберг, уставший от общественного внимания на родине, дал согласие. В день его приезда в Мехико дочь посла Энн записала в своем дневнике: «Я увидела высокого стройного молодого человека, прислонившегося к большой каменной колонне. В своем вечернем костюме он был еще стройнее, выше и увереннее в себе, чем я могла представить». Через восемнадцать месяцев они поженились.

Сделав во время этого турне остановку в Гаване, Линдберг познакомился еще с одним молодым и патриотично настроенным американским пилотом, который возлагал большие надежды на развитие международных полетов. До этого Линдберг отказал киностудии и компании, выпускавшей крем для бритья, но тут принял предложение Хуана Терри Триппа. Он согласился участвовать в создании и рекламе авиакомпании Pan American Airways.

Линдберг начал с того, что порекомендовал Триппу тип самолетов, на которых можно летать в Латинскую Америку. По его мнению, это должны быть самолеты-амфибии, так как в регионе не хватало наземных посадочных полос. Вместе с эмигрировавшим из России инженером Игорем Сикорским Линдберг разработал «летающую лодку» S-38. Этот самолет помог расширить географию полетов Pan Am с двух аэропортов до более чем тридцати городов и портов в странах Центральной, Южной Америки и Карибского бассейна.

Чарлз Линдберг и Хуан Трипп обсуждают план экспансии полетов Pan Am в Латинскую Америку (1929)

Но самую большую помощь Триппу Линдберг оказал в Вашингтоне. Как раз в то время Почтовое ведомство США заключало контракты с частными подрядчиками на доставку почты. По просьбе Триппа Линдберг замолвил словечко за Pan Am, ссылаясь на развитую сеть маршрутов в Латинскую Америку. Представьте себе почтового бюрократа, в кабинет которого входит самый популярный в мире молодой человек. Разумеется, Pan Am смогла заключить все контракты на доставку почтовой корреспонденции в этот регион. Всего три почтовых рейса в Буэнос-Айрес и обратно окупали строительство одной летающей лодки Сикорского S-38. Оставшиеся без почтовых контрактов конкуренты Триппа, также присматривавшиеся к этим маршрутам, вынуждены были свернуть свою деятельность.

Пилоты Триппа, включая Линдберга, летали, пользуясь примитивными средствами навигации: компасом, картой и собственными глазами. Хотя полет через Флоридский пролив был намного короче, чем через Атлантический океан, опасность все же была велика. Острова и архипелаг Флорида-Кис были куда меньшей по размерам целью, чем европейское побережье, а дальность полета у коммерческих самолетов была меньше, чем у одномоторного самолета Линдберга, с которого было снято все лишнее. В своих мемуарах Линдберг описывает ночной полет из Гаваны в начале 1928 года:

Над Флоридским проливом магнитный компас начал безостановочно крутиться… Я не имел понятия, куда лечу: на север, юг, восток или запад. Сквозь дымку над головой виднелось несколько звезд, но их невозможно было соотнести с каким-то знакомым созвездием.

Я начал забираться выше, чтобы найти клочок чистого неба. Если бы удалось увидеть Полярную звезду, указывавшую на север, то можно было бы сориентироваться достаточно точно. Однако чем выше я поднимался, тем гуще становилась дымка, заслонявшая звезды.

Линдберг плутал до рассвета. С первыми лучами солнца он сверился с картами и обнаружил, что летит «почти под прямым углом к заданному маршруту». Он отклонился в сторону на триста миль и находился не над Флоридой, а над Багамскими островами. Линдбергу удалось выжить благодаря резерву бензина, имевшемуся на борту «Духа Сент-Луиса». (Это был предпоследний полет знаменитого самолета. Спустя два месяца Линдберг полетел в Вашингтон и преподнес его в подарок Смитсоновскому музею, где его можно увидеть и сегодня.) В отличие от этого самолета, максимальная дальность полета у S-38 составляла 600 миль. Пилот, сбившийся над океаном с маршрута на 300 миль, находился в серьезной опасности.

Пятнадцатого августа в 15:55, спустя восемь месяцев после первого пассажирского полета Pan Am, недавно принятый на работу 33-летний бывший армейский пилот Роберт Фетт вылетел из Гаваны в Ки-Уэст с двумя пассажирами и штурманом. Общий налет Фетта на многомоторном самолете составлял всего 4 часа и 20 минут. Радиоприемник самолета находился на ремонте в мастерской, и Фетт только мог передавать сообщения. Через час после вылета Фетт радировал в Ки-Уэст: «Видимость плохая, идет дождь. Ищем признаки суши, но не видим ее. Причин для беспокойства нет». Еще через час видимость не улучшилась и по-прежнему не было никаких признаков суши, но пилот не тревожился.

Тремя часами позже Фетт передал последнее сообщение, после чего рухнул в океан. Он отклонился от курса примерно на 300 миль. К счастью, неподалеку проходил танкер. Троих, включая Фетта и штурмана, удалось спасти. Четвертый – один из пассажиров – пропал без вести в океане. Крушение и гибель пассажира пошатнули уверенность не только в надежности Pan Am, но и в будущем коммерческих полетов вообще. Триппу каким-то образом удалось замять это дело, но он понимал, что надо срочно решать проблему навигации.

Для этого он обратился к новой идее – навигации по радио. Самолеты, летящие в условиях плохой видимости, должны посылать сигнал оператору на земле, который каким-то образом определяет по этому сигналу их положение и дает инструкции по корректировке курса в режиме реального времени. Пилотам не понравилась эта идея. Они не хотели, чтобы кто-то управлял их самолетом, находясь за много миль. К тому же единственное пригодное для этих целей радиооборудование, используемое на флоте, было ненадежным и весило слишком много для самолета.

Люди говорят: «Это не будет работать». А потом выясняется, что они ошибались.

Трипп предложил Хьюго Лойтерицу – радиоинженеру из электронной компании RCA – уволиться и перейти к нему в Pan Am. Трипп знал, что Лойтериц разработал портативный радионавигатор для самолетов, но в RCA эту идею отвергли. Лойтерицу был 31 год. Предложение Триппа его заинтересовало, но у него была постоянная работа и молодая жена.

– У вас всего несколько самолетов, – сказал Лойтериц Триппу. – Этого недостаточно, чтобы я мог работать на полную ставку.

– У нас будет большой флот самолетов, – заверил его Трипп. – В следующем году мы начинаем рейсы в Латинскую Америку, а потом предстоят полеты через Атлантический и Тихий океаны. (Триппу в ту пору было 28 лет, и с момента основания им компании едва прошел год.)

Лойтериц уволился из RCA и перешел к Триппу. Ему показали его новое рабочее место – стул. Стола не было, поэтому приходилось работать на коленях. В течение года Лойтериц представил Триппу последнюю часть головоломки. К концу 1929 года Pan Am располагала 25 наземными принимающими станциями, которые контролировали движение 60 самолетов, каждый из которых был снабжен первыми в отрасли сверхлегкими навигационными радиоприборами. В том году Pan Am перевезла 20 728 пассажиров в общей сложности на 2 752 880 миль. Маршруты охватывали 60 аэропортов в 28 странах. Самолеты больше не пропадали в море. Pan Am стала крупнейшей международной авиакомпанией в мире.

Теперь Триппу осталось добавить к общей картине последний элемент – гламур. Осенью 1929 года Линдберг со своей женой Энн и Трипп со своей женой Бетти устроили турне по Латинской Америке на борту S-38. Жены, одетые во все белое, подавали чай. Мужья в летных очках фотографировались с политическими деятелями. Толпы людей оказывали восторженный прием обеим супружеским парам в каждом городе. Интерес еще более возрос, когда оказалось, что плохое самочувствие Энн Линдберг по утрам объясняется вовсе не воздушной болезнью. Общественность следила за ее беременностью, словно речь шла о прибавлении в королевской семье.

Стратегия Триппа по поддержке безумных идей типа П и ставка на количественную экспансию с добавлением маркетингового гламура блестяще себя оправдывала. Технические усовершенствования снижали расходы, позволяя инвестировать больше денег в дальнейшее развитие технологий. Самолеты становились больше, расстояния – длиннее, сроки доставки пассажиров – короче. Водоворот успехов постоянно вовлекал в себя все новые франшизы, благодаря чему Трипп все больше опережал конкурентов. Это приносило ему еще больше славы и известности. Позднее аналогичные водовороты успехов сопровождали многие ведущие технологические компании века: и Polaroid, и IBM, и Apple. Безумные идеи типа П питают растущую франшизу, которая порождает еще больше идей типа П. По мере увеличения инерции движения все заметнее становится туннельный характер зрения. Руководители видят свою задачу только в том, чтобы колеса крутились все быстрее.

С каждым новым оборотом самолеты Pan Am становились больше, так же как ее влияние и амбиции Триппа. Путешествия между Старым и Новым Светом переставали быть привилегией элиты. Pan Am готова была замахнуться на доступные каждому полеты за океан продолжительностью не более суток.

Трипп начал разрабатывать планы полетов через Атлантику – самый востребованный воздушный маршрут. Каждый год миллион пассажиров и 35 тысяч тонн грузов перевозились за океан морским путем, который занимал десять дней. По сравнению с этим пассажиропотоком латиноамериканские направления Pan Am представлялись чем-то незначительным. Однако четыре года переговоров по согласованию правил полетов в соответствии с европейскими нормами закончились ничем. Соглашение не было подписано. Трипп переключил свое внимание на Тихий океан. Даже коммерческие полеты через Атлантику считались амбициозной и очень сложной задачей. Мысль о том, чтобы летать через Тихий океан, воспринималась как самоубийственная. Самый длинный в мире воздушный маршрут между Африкой и Бразилией составлял 1865 миль. Трипп задумал доставлять пассажиров – не только почту – на расстояние 8700 миль. Широко освещавшийся в печати первый беспосадочный перелет всего лишь на Гавайи, состоявшийся за пару лет до этого, закончился тем, что три из шести участвовавших в нем самолетов упали в океан. А ведь это было далеко не самое трудное. На участке между Гонолулу и Китаем, длина которого в два раза превышала ширину Атлантики, не было ни одного места для дозаправки. Имевший самую большую дальность полета самолет Сикорского S-42 с полной загрузкой мог одолеть всего одну пятую этой дистанции.

Когда Трипп публично заявил, что Pan Am намерена совершать рейсы в Китай, два члена совета директоров подали в отставку, поскольку были твердо убеждены в том, что Трипп приведет компанию к трагедии. Председатель федеральной комиссии по надзору за авиацией, будучи другом Триппа, предложил выход из положения: правительство по соображениям безопасности запретит эти полеты, и Трипп сможет сохранить лицо. Трипп отверг это предложение.

Как бы вы начали действовать, столкнувшись с непреодолимыми препятствиями, неверием общественности и грозящей катастрофой? Трипп отправился в нью-йоркскую публичную библиотеку на углу 42-й стрит и 5-й авеню. В справочной службе он попросил дать ему лоции XIX века, по которым через Тихий океан плавали торговые клиперы. Порывшись в старинных рукописных документах, Трипп обнаружил упоминание о пустынном островке Уэйк на полпути между Гонолулу и Шанхаем. Его открыла американская экспедиция в 1899 году и заявила на него права Америки. Трипп навел справки в Вашингтоне, но никто не знал, кто управляет этим островом. Несколько телефонных звонков и писем Триппа привели к появлению президентского указа. Уже через несколько месяцев военно-морское ведомство оказывало помощь Pan Am в сооружении воздушной базы на острове Уэйк, а затем и еще на двух заброшенных американских территориях к западу от Гавайев – островах Мидуэй и Гуам. Эти три острова стали опорными базами для прокладки маршрута между США и Азией. Позднее они сыграли очень важную роль во Второй мировой войне.

Вслед за этим Трипп заказал у компании Glen Martin из Балтимора «высокоскоростную многомоторную летающую лодку с дальностью полета 2500 миль против встречного ветра, имеющего скорость 30 миль в час». Одиннадцатого ноября 1935 года самый большой в мире самолет-амфибия (вес – 25 тонн, размах крыльев – 40 метров, 4 двигателя Pratt & Whitney по 830 лошадиных сил), только что прибывший с завода Балтимора, вышел в залив Сан-Франциско. Сверкающий серебром и голубой краской «Мартин M-130» пришвартовался у пирса Аламеда напротив Окленда и покачивался на волнах. Трипп дал ему название «Китайский клипер».

Губернатор Калифорнии объявил 22 декабря Днем компании Pan American. В 14:45 по радио объявили, что на набережной собрались десятки тысяч людей и еще миллионы слушали трансляцию, «чтобы стать свидетелями одного из самых значительных моментов в истории современного мира». Была зачитана телеграмма от президента Рузвельта, в которой говорилось, что день 22 декабря «вечно будет знаменовать собой новую главу в славной истории нашей страны и новую эру в сфере транспорта. Этот полет станет новым мостом, который свяжет между собой народы Востока и Запада». Затем все семь членов экипажа поочередно вышли на пирс и подошли к самолету, словно игроки в бейсбол, появляющиеся из подтрибунных помещений перед публикой. Диктор назвал каждого поименно, что вызвало шквал оваций.

Экипаж занял места в самолете и закрыл двери. Затем поочередно была установлена радиосвязь со всеми промежуточными точками по пути. Трипп объявил, что Гонолулу, Мидуэй, Уэйк, Гуам и Манила готовы принять самолет, после чего был отдан приказ на взлет. «Китайский клипер» взревел моторами под звуки духового оркестра, гудки сотен автомобилей и гром фейерверка. Тридцать маленьких самолетов кружили над гаванью, провожая «Китайский клипер» в его первый полет.

Самолет оторвался от воды, но, имея на борту почти две тонны почты, не смог набрать нужную высоту. Скорость росла, и было ясно, что он вот-вот врежется в ванты находившегося в стадии строительства подвесного моста между Сан-Франциско и Оклендом. В последний момент пилот отказался от мысли пролететь над мостом, снизился и пролетел под ним. «Мы все невольно пригнулись», – вспоминал потом один из членов экипажа. Но диктор и толпа решили, что это часть шоу, и разразились восторженными криками. Трипп, стоя на набережной, едва сдерживал дрожь, так как прекрасно понимал, что произошло. Вынырнув из-под моста, самолет пошел вверх, перелетел через мост Золотые Ворота (который тоже еще только строился) и взял курс на Гонолулу, полет до которого должен был продолжаться 21 час. В тот день никаких происшествий больше не случилось.

К моменту возвращения «Китайского клипера», которое состоялось через неделю, капитан Эд Мьюзик стал самым знаменитым (после Линдберга) летчиком в стране, а Pan Am – самой известной авиакомпанией. Журналы печатали фотографии обеденного салона на борту с покрытыми белоснежными скатертями столами. Стюарды в смокингах обслуживали пассажиров, среди которых был и Эрнест Хемингуэй. Кинокомпания Warner Brothers сняла фильм «Китайский клипер» о молодом предпринимателе, который построил самолет, чтобы перелететь на нем Тихий океан. Роль капитана играл 37-летний актер Хамфри Богарт.

Цикл прибыли, получаемой от роста франшизы и используемой для финансирования безумных идей типа П, которые, в свою очередь, подпитывали франшизу, раскручивался все быстрее. Его инерции хватило еще на 20 замечательных лет, на протяжении которых Pan Am пользовалась невиданным успехом и которые знаменовали собой апогей славы Триппа.

«Китайский клипер» пролетает под мостом в Сан-Франциско (1935)

Войны, сумасшедшие идеи и часы с кукушкой

В Италии 30 лет правления Борджиа были ознаменованы войнами, террором, убийствами и кровопролитием, но они породили Микеланджело, Леонардо да Винчи и Ренессанс.

В Швейцарии царила братская любовь. У них на протяжении 500 лет были демократия и мир. И что они породили? Часы с кукушкой.

Орсон Уэллс в роли Гарри Лайма. Третий человек (1949)

В мае 1939 года Pan Am наконец пересекла Атлантику. Но для мирных путешествий оставалось всего четыре месяца. В сентябре того же года Гитлер вторгся в Польшу. Триппу предложили службу в армии в звании генерала ВВС. Он отказался, но Pan Am все равно оказалась втянута в войну. Трипп вскоре сам обнаружил то, что Гарри Лайм – персонаж, сыгранный в кино Орсоном Уэллсом, – так страстно пытался втолковать своему наивному другу Холли Мартинсу: войны ускоряют появление безумных идей типа П.

В июне 1940 года Рузвельт попросил Триппа построить 25 новых аэропортов в Южной Америке, которые могли бы использоваться как американские авиабазы под прикрытием коммерческих опорных пунктов Pan Am. Америка официально оставалась нейтральной, но Рузвельт знал, как сильны связи Германии с южноамериканским континентом. Трипп согласился. Годом позже в Лондоне на частном ужине в своей резиденции премьер-министр Черчилль попросил Триппа наладить воздушный маршрут для снабжения британских войск, оказавшихся в незавидном положении в Африке. Трипп вновь ответил согласием.

Но, пожалуй, самая странная просьба в адрес Триппа прозвучала на секретном совещании в Китае сразу после войны, когда он сделал остановку в Шанхае в ходе первого коммерческого кругосветного перелета. Отдыхая в своем гостиничном номере после ужина, он услышал стук в дверь. Открыв ее, Трипп увидел министра финансов Китая Чжана Цзяао. Тот извинился за поздний визит и сказал, что утром Триппа будет ожидать внизу такси с красной буквой «О» на лобовом стекле. Водитель привезет его к заднему входу частной резиденции. Там Чжан познакомит Триппа с «планом». После этих слов он поклонился и ушел.

Трипп сначала подумал, что это шутка. Но на следующее утро его действительно ждало такси с красной буквой «О». Трипп сел в машину и его отвезли к какому-то дому, где провели через подвал в сад и оставили наедине с Чжаном. Министр объяснил Триппу, что лидер страны – генералиссимус Чан Кайши – рассчитывает на помощь Америки в спасении Китая от коммунистов. Согласно плану, Америка должна была назначить верховного комиссара для управления Китаем, как это было сделано в Японии, и подготовить армию Чана Кайши к боям с коммунистами Мао. Силы Мао были пока еще малы, но быстро росли при поддержке Советского Союза.

Чжан попросил Триппа изложить на словах этот план президенту Трумэну. Он объяснил, что, по его мнению, у Триппа больше авторитета, чем у американского посла. Трипп, все еще проявляя недоверие, попросил дать ему этот план в письменном виде и с подписью.

На следующее утро министр финансов вновь неожиданно объявился в отеле. Он предложил сопроводить Триппа до аэродрома, где того ждал самолет. Прибыв на место, Чжан попросил его показать, как самолет выглядит изнутри. Трипп согласился. Но оказалось, что самолет не интересует Чжана. Он шепотом попросил его пройти с ним в крошечный туалет. Стоя там вплотную к Триппу, Чжан достал план. Он показал подпись Чана Кайши и попросил передать документ лично Трумэну. Трипп долго разглядывал китайскую подпись, а потом попросил Чжана тоже подписать бумагу. У обоих не нашлось ручки, поэтому Триппу пришлось сходить в кабину пилота, взять ручку и вернуться в туалет. Чжан расписался на тонкой шелковой бумаге. Вернувшись в Вашингтон, Трипп, как и положено, передал план Трумэну.

Чжан Цзяао просит Хуана Триппа спасти Китай от коммунистов (выдержка из письма Чжана, адресованного Триппу, 8 сентября 1947 г.)

В конечном счете эти закулисные страсти никак не повлияли на судьбу ни Китая, ни Pan Am. К концу войны в Европе возникли новые и опасные безумные идеи, которые впоследствии изменили не только жизнь Триппа, но и будущее авиационной отрасли в целом.

Двадцать пятого июля 1944 года английский пилот Королевских ВВС, пролетая над Мюнхеном на своем DH-98 «Москито», заметил новый немецкий самолет, бросившийся ему наперерез. У самолета не было пропеллера, а по скорости он превосходил все английские и американские самолеты на 190 километров в час. После короткой стычки англичанину удалось укрыться в облаках.

Спустя семь недель 28-летний инженер британской армии Бернард Браунинг шел по Стейвли-роуд в Лондоне на свидание со своей девушкой, и в это время произошел взрыв. На том месте, где стоял Браунинг, осталась только воронка диаметром 9 метров. Британские власти объяснили, что взорвался газопровод, но репортеры не поверили официальному заявлению. И оказались правы: это был немецкий снаряд нового типа.

Спустя два века после изобретения парового двигателя и 80 лет после первого бензинового двигателя внутреннего сгорания немцы создали новый двигатель – реактивный. Английский пилот Уолл видел первый реактивный самолет «Мессершмитт-262». А Браунинга убила первая баллистическая ракета «Фау-2».

Принцип действия и конструкция реактивного двигателя и ракеты были разработаны за 25 лет до этого американским физиком Робертом Годдардом. Он впервые дал математическое обоснование полету ракеты (1912), сконструировал и построил ракету на жидком топливе (1926) и впервые продемонстрировал гироскопический стабилизатор для ракет (1932). Но американские ученые и военные отвергли его идеи. Газета New York Times писала, что Годдарду «недостает знаний, которые ежедневно вдалбливают в голову школьникам», о том, что, исходя из закона Ньютона о действии и противодействии, движение с помощью реактивного двигателя невозможно. Сорок девять лет спустя, после успешного запуска космического корабля «Аполлон-11» к Луне, газета опубликовала опровержение. Было заявлено, что ракеты на самом деле не противоречат законам физики и что «Times сожалеет о своей ошибке».

А вот в Германии ученые отнеслись к идеям Годдарда всерьез. Ознакомившись с его трудами, они взялись за свою программу. Через несколько лет, когда американский офицер допрашивал немецкого офицера по поводу ракетной программы «Фау-2», тот воскликнул: «Почему бы вам не задать этот вопрос своему доктору Годдарду?»

В США тоже был один хорошо известный эксперт в области авиации, который всерьез воспринял идею реактивного движения. Чарлз Линдберг поддерживал Годдарда и налаживал его связи со спонсорами, которые финансировали разработки. Линдберг являлся полковником ВВС, но ему не удалось заинтересовать военные власти в ракетах Годдарда. Во многом это объяснялось беспрецедентной кампанией личных нападок на Линдберга со стороны президента Рузвельта.

Конфликт между этими двумя гигантами назревал еще за несколько лет до начала войны. Все началось, когда Рузвельт расторг контракты на доставку авиапочты и поручил эту задачу Армейскому воздушному корпусу. Линдберг публично выступил против этого решения, отметив, что армейские авиаторы не имеют достаточного опыта полетов в экстремальных погодных условиях, которые случаются на многих почтовых маршрутах. Итогом стали 66 разбитых самолетов Армейского воздушного корпуса и 12 смертей. Рузвельт был вынужден отменить свое решение, а пресса раздула это событие, усугубив его унижение. Эта схватка «разоблачила миф о неуязвимости Рузвельта, – писал один из историков, – и продемонстрировала, что такой человек, как Чарлз Линдберг, способен привлечь к себе сердца большего количества американцев, чем Франклин Рузвельт».

В 1939 году Линдберг начал публично выступать против американской интервенции в Европе. Он участвовал в антивоенных митингах и в своих речах допускал нападки на Рузвельта. У него нашлось немало сторонников, выкрикивавших лозунги: «Линдберг – следующий президент!» Рузвельт оказался злопамятным человеком и начал кампанию по дискредитации Линдберга. Он публично обвинял его в «пораженческих настроениях и заигрывании с врагом». В частных беседах Рузвельт говорил: «Я обрежу крылья этому юнцу». Вскоре Линдберг ощутил эффект: пресса окрестила его покровителем нацистов и предателем. Улицы, названные в его честь, начали переименовывать. Один город угрожал сжечь книги Линдберга на центральной площади.

«Всего за пятнадцать лет, – рассказывала сестра Линдберга, – он прошел путь от Иисуса до Иуды». Утративший былое влияние, Линдберг не смог убедить военные власти обратить внимание на ракетные технологии Годдарда.

Кроме того, впервые за 20 лет Линдберг вынужден был искать себе работу. На протяжении всех предыдущих лет он официально не являлся сотрудником Pan Am, но тут ему пришлось обратиться к Триппу. Тот радушно принял его и пообещал любую должность, которую Линдберг пожелает. Но спустя несколько дней Трипп перезвонил и отозвал свое предложение, объяснив это тем, что Белый дом раздражен и не хочет, чтобы Pan Am поддерживала какие-либо отношения с Линдбергом.

В апреле 1945 года, за месяц до капитуляции Германии, Рузвельт умер. Травля Линдберга в официальных кругах утихла, и командование ВМС пригласило его в Вашингтон. Там ему сообщили, что ходят слухи о разработках новых самолетов и ракет в Германии. С учетом того, что шестью годами ранее Линдберг уже упоминал о каких-то ракетах, ему предложили принять участие в секретной исследовательской миссии в Германии.

Линдберг быстро заручился согласием Госдепартамента на участие в секретной технической миссии ВМС. Прибыв в Европу, он разыскал Вилли Мессершмитта, который поделился с ним некоторыми деталями, касавшимися его знаменитого самолета. На заводе BMW, производившем реактивные двигатели, к Линдбергу подошел немецкий инженер, который выглядел «очень бледным и слабым». Инженер рассказал, что перед приходом американских войск ему дали чертежи одного из реактивных двигателей с приказом уничтожить их, но он закопал бумаги в ящике под большой сосной неподалеку. Не нужны ли они Линдбергу? Они вместе поехали к сосне, припарковали машину и начали копать. Уже вскоре лопата наткнулась на металлический ящик. Теперь у Линдберга были чертежи немецких реактивных двигателей.

Вернувшись в США, Линдберг составил отчет и тут же позвонил Триппу. Трипп тут же пригласил его к себе на работу. Наступало время очередного цикла безумных идей и франшиз.

Пора было задуматься о новом типе самолетов.

Трипп быстро вступил в переговоры с компанией Boeing, которая в то время занималась преимущественно военными самолетами, но уже присматривалась к гражданскому рынку, на котором безраздельно властвовали ее конкуренты Lockheed и Douglas. Boeing согласился построить для Pan Am коммерческий реактивный самолет, если будет твердая гарантия заказов. Однако предложенная дальность полета и слишком большой расход топлива не устраивали Триппа. Он отказался.

Линдберг и Трипп обнаружили, что Англия намного обошла США во внедрении реактивных самолетов. Национальная авиакомпания этой страны – ВОАС – уже заказала реактивные самолеты в английской компании Havilland Aircraft. В 1952 году началась эксплуатация самолета этой компании «Комета». Председатель правления ВОАС заявил: «В царствование Елизаветы II в небесах повторяется тот же триумф, что и при Елизавете I на морях». Триумф длился менее двух лет. В 1953 и 1954 годах три необъяснимых взрыва «Комет» в воздухе стали причиной смерти всех, кто находился на борту. Правительственным распоряжением полеты этого типа самолетов были запрещены.

Взрывы «Комет» напугали очень многих в отрасли, связанной с реактивными самолетами. А на тот случай, если кто-то еще сомневался, был опубликован доклад Rand Corporation (стратегического исследовательского центра в области национальной политики и безопасности), в котором говорилось, что реактивная авиация никогда не станет экономически окупаемой (самолеты ВОАС приносили убытки). Президенты компаний American Airlines и Trans World Airlines (TWA) объявили, что не будут приобретать реактивные самолеты.

Люди говорят: «Это не будет работать». А потом выясняется, что они ошибались.

После бесчисленных обсуждений с инженерами и изучения данных о «Кометах» Трипп пришел к выводу, что проблемы недостаточной безопасности и убыточности реактивных самолетов вполне решаемы. Конечно, взрывы «Комет» были трагедией. Но, если пользоваться терминологией предыдущей главы, это были «мнимые неудачи». Точно так же, как Тиль и Ховери, углубившись в проблемы Friendster, по-новому взглянули на социальные сети, Трипп и Линдберг из пристального изучения материалов вынесли противоположный взгляд на будущее реактивной авиации.

В конце концов правительственное расследование в Англии подтвердило вывод Триппа о безопасности: усталость металла в потерпевших катастрофу самолетах была вызвана неудачной конструкцией иллюминаторов. Но усталость металла – это решаемая инженерная проблема. А с экономическими проблемами позволяли справиться изменения в конструкции. Дело в том, что дальность полета «Кометы» была слишком малой, а количество пассажирских мест (44) – явно недостаточным при высоком расходе топлива.

Трипп вновь обратился к компании Boeing, которая к тому времени уже разработала прототип коммерческого реактивного самолета модели 707. Он сразу же заметил, что 707 имеет те же недостатки, что и «Комета». Триппу нужен был самолет, способный совершать безостановочные трансатлантические рейсы. Он попросил внести изменения в конструкцию. Реакции со стороны Boeing не последовало. Компания вложила миллионы в разработку самолета и не хотела их терять.

Тогда Трипп и его команда отправились в Санта-Монику на переговоры с главным конкурентом Boeing Дональдом Дугласом, чтобы тот построил нужный Триппу самолет. Дуглас тоже отказался. Все авиакомпании заказывали у него популярные винтовые самолеты DC-7, и Дуглас не видел никаких причин переключаться на реактивные модели. Но Трипп оказался настойчивее и в конце концов убедил Дугласа принять его предложение. Сконструированный самолет оказался похожим на «Боинг». Этого было недостаточно. Трипп понял, что вся проблема заключается в двигателях. Лучшие двигатели Pratt & Whitney J-57 не годились для трансатлантических перелетов. Тогда Трипп отправил свою команду во главе с Линдбергом в компанию Pratt & Whitney.

Там они узнали про экспериментальный двигатель высокого давления, который выдавал на 50 процентов больше мощности при резком повышении эффективности по расходу топлива. Это позволяло решить проблему. Но двигатель был еще далек от готовности, и работа над ним шла по секретному заказу военного ведомства.

Трипп попросил основателя и председателя правления компании Фредерика Ренчлера ускорить работы по разработке нового двигателя, обещав, что он уладит это дело с военными. В ответ последовал решительный отказ. Двигатель был еще экспериментальным, а у Ренчлера и без того хватало заказов на серийную продукцию.

И тогда Трипп совершил маленькое чудо – последнее, но, пожалуй, самое главное в своей карьере. Три крупнейших производителя в мире, возглавляемые легендарными предпринимателями и бизнесменами, ответили ему отказом. Но он убедил их поменять свое решение.

Первым делом Трипп вступил в переговоры с британским производителем двигателей Rolls-Royce. Эта компания работала также над секретным реактивным двигателем нового поколения. Как и планировал Трипп, Ренчлер пронюхал об этих переговорах и созвал у себя в Pratt & Whitney срочное совещание. Может ли Pratt & Whitney позволить себе упустить заказ Pan Am? В состоянии ли компания ускорить конструкторские работы?

Вскоре после этого Трипп позвонил Ренчлеру и сообщил, что у него есть новое предложение: Pan Am будет покупать двигатели напрямую. Авиакомпания покупает двигатели, не имея самолетов, на которые их надо устанавливать? Совершенно верно. И Трипп готов сделать заказ на 120 штук общей стоимостью 40 миллионов долларов (для 1950-х годов это была огромная сумма – четверть всех годовых доходов Pan Am). Ренчлер принял окончательное решение: да, Трипп получит свои двигатели.

В качестве следующего шага Трипп полетел в Сиэтл. Готов ли Boeing построить нужные ему самолеты, раз у него уже есть для них двигатели? Если нет, он будет искать в другом месте. Президент компании Билл Аллен не клюнул на блеф Триппа. Ответ по-прежнему был отрицательным. И тогда Трипп полетел в Санта-Монику. Готов ли Douglas построить самолеты с учетом наличия двигателей? Здесь поняли, что, имея двигатели, Трипп пойдет ва-банк и все равно найдет где-нибудь производителя. В этом случае он может оказаться владельцем лучших самолетов в мире. И Douglas дал согласие на строительство самолета DC-8 в соответствии с проектом Триппа. Трипп заказал 25 самолетов, но попросил руководство компании пока воздержаться от оглашения этого факта.

Он полетел обратно в Сиэтл, встретился с командой Boeing и согласился на их предложение купить 20 небольших самолетов модели 707, непригодных для трансатлантических перелетов. При этом Трипп ни словом не обмолвился о заказе в компании Douglas. Boeing праздновал победу: им все же удалось уговорить невероятно упрямого Триппа проявить благоразумие.

А затем Трипп выпустил два пресс-релиза одновременно. Четырнадцатого октября 1955 года Аллен и Дуглас открыли Wall Street Journal и узнали о заказах друг друга. Президент Boeing позднее говорил, что почувствовал себя «словно жертва землетрясения». Его новый самолет вмиг оказался устаревшим. Послание Триппа было предельно понятно каждому, кто прочел газету: 25 заказов на превосходящий во всех отношениях самолет «Дуглас» – и 20 заказов на не дотягивавший по многим показателям «Боинг». Аллен позвонил Триппу и уступил. Он согласился переделать конструкцию. Boeing не может себе позволить строить самолеты второго класса.

Теперь оба производителя конкурировали между собой, чтобы создать лучший самолет, отвечавший замыслам Триппа. Другие авиакомпании отказались от своих контрактов на закупку винтовых самолетов и тоже переключились на новую реактивную технику. Трипп отважился, пожалуй, на самую высокую покерную ставку в истории бизнеса – заказ 45 невиданных реактивных самолетов на 269 миллионов долларов – и выиграл.

Pan Am начинает реактивную эру

Появившись на рынке, «Боинг-707» и «Дуглас DC-8» изменили само представление о путешествиях. Впервые в истории семья среднего класса могла позволить себе полететь на другой континент и оказаться там в тот же день.

Pan Am и Трипп стали первопроходцами реактивной эры, заставляя колесо франшизы вращаться все быстрее и быстрее. К 1965 году, спустя семь лет после первого полета «Боинг-707», объем перевозок вырос более чем на 400 процентов, а чистая прибыль – более чем на тысячу процентов. Трипп присоединил к своему бизнесу гостиничное подразделение и создал сеть отелей Intercontinental, а затем еще и новое направление – реактивную бизнес-авиацию. Он построил самое большое в мире офисное здание на Парк-авеню. Когда ВВС начали искать подрядчиков для создания ракет большой дальности, Трипп занялся и этим, а вскоре организовал аэрокосмическое подразделение своей компании, которое оказывало поддержку лунной программе «Аполлон». В период с 1968 по 1971 год Pan Am приняла 93 005 заявок на бронирование планировавшихся полетов на Луну.

Его франшиза взлетела в буквальном смысле до Луны.

А потом Трипп, разумеется, услышал о новом типе двигателей. Очередная безумная идея. Эта технология позволяла вчетверо увеличить взлетный вес. Самолет с двухконтурным двигателем, имевшим впереди дополнительный вентилятор, мог перевозить почти 500 пассажиров, то есть в два с половиной раза больше, чем «Боинг-707». Музыка продолжалась. Колесо успеха раскручивалось все сильнее. Франшиза подпитывала безумные идеи типа П. Те же, в свою очередь, способствовали развитию франшизы. Больше, быстрее, сильнее. Трипп не мог упустить такой момент.

В августе 1965 года, спустя 10 лет после первой легендарной сделки, Трипп и Билл Аллен, который все еще был президентом Boeing, отправились вместе с женами ловить лосося на Аляске. Трипп завел разговор о двигателях и самолетах, которые ему нужны.

– Если вы их сделаете, я куплю, – сказал он.

– Если вы купите, мы сделаем, – ответил Аллен.

Очередной тур танца. Двадцать второго декабря они подписали новый контракт – самый масштабный в истории на тот момент: 525 миллионов долларов за 25 новых первоклассных самолетов. Аллен назван новую модель «Боинг-747».

Чтобы поставить в самолеты в два с половиной раза больше кресел, чем раньше, необходимо иметь в два с половиной раза больше пассажиров. Но успех Pan Am в международных перевозках пошел на убыль. Конгресс открыл антитрестовское расследование по поводу монопольного доминирования компании на международных маршрутах в 1950-е годы. Популисты постоянно жаловались, что регуляторы своими действиями защищают скорее гигантов бизнеса, чем потребителей. Самые громкие жалобы слышались от новичков в авиации: Texas Air, Braniff и Southwest Airlines.

Эти молодые компании привнесли в отрасль различные новшества. Например, идею звездообразной сети с крупным пересадочным узловым аэропортом (хабом) в центре и множеством расходящихся от него местных маршрутов, ведущих ко второстепенным аэропортам. А также идею сокращения времени высадки и посадки пассажиров до 20 минут. Подобно огромным гипермаркетам Сэма Уолтона за городской чертой, такие новшества не содержали в себе каких-то новых технологий. Это были небольшие изменения в стратегии, каждая из которых давала не такой уж большой выигрыш. Речь шла об идеях типа С.

В январе 1969 года состоялась первая поставка самолетов «Боинг-747». И тут музыка стихла, хотя Pan Am этого не заметила. Она заказала еще восемь самолетов, заплатив 200 миллионов долларов. Затем компания с помпой открыла новый терминал в Международном аэропорту имени Кеннеди в Нью-Йорке, который обошелся еще в 100 миллионов. Пока конкуренты разрабатывали свои идеи типа С, Pan Am удваивала расходы на развитие франшизы. Робкие вспышки инноваций типа С терялись на фоне самого масштабного проекта десятилетия – запуска в эксплуатацию огромного самолета модели 747.

Так продолжалось вплоть до отмены конгрессом США мер по регулированию отрасли. Мелкие изменения, позволявшие повысить эффективность и сократить расходы, не отличались гламурностью и порой были даже скучны, но в новых условиях они стали ключом к выживанию. Инновации типа С, внедряемые молодыми компаниями вроде Southwest или уже вполне состоявшимися авиаперевозчиками типа American Airlines, получили широкое распространение, буквально уничтожив авиакомпании, оказавшиеся неготовыми к переменам.

В Pan Am начался период непрерывного спада, от которого компания так и не смогла оправиться. После отмены мер регулирования Pan Am теряла деньги по итогам каждого года, кроме восьми. Она оставалась на плаву только за счет распродажи отдельных частей своего бизнеса – офисного здания в Нью-Йорке, отелей, маршрутов в Китай, нового терминала в аэропорту имени Кеннеди. Но настал момент, когда продавать было уже нечего.

Весной 1968 года Трипп неожиданно подал в отставку, не дождавшись получения первого «Боинг-747». Возможно, он просто устал, так как ему было 68 лет. А может, он избавился от наваждения, связанного с двигателями и франшизами, и понял, что музыкальная тема в фильме, который он начал снимать еще 41 год назад, больше не звучит. Он умер в 1981 году, став свидетелем упадка, но не дожив до смерти компании.

Последовала чехарда директоров, но организация была уже не способна к переменам. Она миновала фазу роста и развития. Pan Am могла только наращивать франшизу и не признавала безумных идей. Один из новых глав компании потратил 374 миллиона долларов, чтобы приобрести местную авиакомпанию National и добавить десяток новых маршрутов. Другой – попытался купить Northwest Airlines почти за 3 миллиарда. Это ничего не изменило.

В декабре 1991 года Pan American World Airways перестала существовать.

Обращайте внимание на слепые зоны

История упадка Pan Am примечательна, но не уникальна. Подобный шок может испытать практически любая компания, возглавляемая мастером инноваций типа П вроде Триппа. Любое неожиданное изменение, исходящее либо от регулирующего органа, либо от конкурентов, заставляет музыку умолкнуть. Цикл инноваций и франшизы перестает функционировать. И компания в какой-то момент оказывается с целым парком «Боинг-747», на которых некому летать. Конкуренты же, которые взращивали безумные идеи, позволяющие приспособиться к этому быстро меняющемуся миру, уходят далеко вперед.

Инновации типа С, реализуемые American Airlines и другими, позволили обойти Триппа там, где у него была слепая зона. То же самое может случиться и с другими командами и компаниями.

Взять, к примеру, IBM – легендарную компанию, которая на протяжении 80 лет вела классический бизнес, построенный на инновациях типа П. Казалось бы, новые технологии (персональные компьютеры) вытеснят старые большие универсальные компьютеры и сметут с рынка устаревший балласт. Но не тут-то было. IBM, в отличие от всех других своих конкурентов, освоила новые технологии. Уже через три года после появления на рынке первых персональных компьютеров в 1981 году выручка IBM от их продажи достигла 5 миллиардов долларов – больше, чем у семи ее ближайших конкурентов, вместе взятых (что послужило поводом для шутки в компьютерных кругах: «IBM и семь гномов»). IBM накинулась на новые персональные компьютеры, как Трипп на новые реактивные двигатели. Компания властвовала в компьютерном мире и могла позволить себе отдать два важнейших компонента компьютера: программное обеспечение и микропроцессоры – на откуп двум мелким фирмам. Это были Microsoft и Intel.

Штат Microsoft состоял всего из 32 сотрудников. Intel отчаянно нуждалась в средствах для выживания. Вскоре IBM обнаружила, что индивидуальных пользователей больше интересует возможность обмениваться файлами с друзьями, чем бренд компьютера. А для беспрепятственного обмена файлами главное – программное обеспечение и микропроцессор, которые спрятаны внутри компьютера, а не логотип компании, которая производила окончательную сборку. IBM упустила из виду нюанс, который больше всего интересовал покупателей и требовал инноваций типа С.

Рынок заполонили компьютерные клоны, которые использовали процессоры Intel и программы Microsoft, и IBM осталась не у дел. В 1993 году ее потери составили 8,1 миллиарда долларов – самая крупная сумма за всю ее историю. В том году компания уволила 100 тысяч сотрудников – самое большое число в корпоративной истории. Десятью годами позже IBM продала все, что у нее осталось от компьютерного бизнеса, компании Lenovo.

Сегодня совокупная рыночная стоимость Microsoft и Intel, являющихся когда-то крошечными подрядчиками IBM, близка к 1,5 триллиона долларов, что в десять раз больше, чем стоимость самой IBM. IBM правильно воспользовалась инновацией типа П и выиграла сражение. Но она упустила критически важные инновации типа С, недооценила значение программного обеспечения и проиграла войну.

Урок, предписывающий не забывать про слепые зоны, очень важен. Но есть и другой, который еще важнее. Он представляет собой ключ к четвертому квадранту, который мы определили в конце первой главы. Этот квадрант – западня.

На протяжении 41 года Хуан Трипп стоял на вершине горы, оценивая появляющиеся новшества. Он отдал должное тем безумным идеям типа П, которые способствовали росту его франшизы – скоростным двигателям, навигационной системе. Трипп знал, что они ему необходимы, даже если это не диктовалось никакой разумной стратегией. Он должен был получить их любой ценой.

Мы называем это западней Моисея – ситуацией, когда идеям дают ход только по воле святого лидера, а не на основании сбалансированного обмена мнениями и обратной связи между «солдатами» в поле и «художниками», производящими оценку безумных идей. В эту западню нередко попадают коллективы и целые компании. Лидер мобилизует свою команду и разделяет воды, давая ход лишь избранным идеям. Опасный водоворот успехов начинает вращаться все быстрее и быстрее. Безумные идеи подпитывают франшизу, которая подпитывает идеи. Больше, быстрее, сильнее. Всемогущий лидер начинает действовать из любви к идеям, а не по указке стратегии. А потом инерция вращения исчезает.

Лидер и его команда могут добраться аж до Луны, как Pan Am, но у них оказываются подрезанными крылья. Иногда им удается забраться даже выше, как это произошло с нашим очередным Моисеем.

Когда лидеры уверовали в святость идей

Представьте себе следующую сцену: огромное помещение забито верными поклонниками популярной компании, выпускающей высокотехнологичные изделия. Харизматичный глава компании выходит на сцену, держа в руках новый секретный продукт, о разработке которого уже больше года ходили самые разные слухи. Толпа стихает, когда он поднимает это изделие в воздух. Помощники за кулисами, которые готовились к этому моменту несколько недель, затаивают дыхание. Глава компании нажимает кнопку. Начинается демонстрация работы изделия. Публика неистовствует. Отчет об этом событии выносится на обложки ведущих журналов. Time называет его «поразительным технологическим достижением». Fortune пишет, что это «самый заметный технологический прорыв в истории промышленности». Глава компании заявляет, что продукт изменит всю отрасль и станет хитом продаж: «Стоит вам только начать им пользоваться, и вы уже не сможете остановиться!»

Ну конечно, это Стив Джобс демонстрирует публике свой iPhone, правильно? А вот и нет. Это Эдвин Лэнд представляет Polaroid SX-70 – складной фотоаппарат в форме пирамиды, позволяющий прямо на месте получать цветные фотоснимки. И происходило это на 35 лет раньше, в 1972 году. На протяжении тридцати лет исследователи компании Polaroid совершали один прорыв за другим, и каждый из них тянул чуть ли не на Нобелевскую премию. Они создали новые, невиданные ранее материалы, которые позволяли мгновенно получать цветные фотографии. Они разработали новую теорию цветного зрения, которая меняла наши представления о работе мозга. Они решили проблему века, разделив свет на составные части, и теперь эта технология используется при изготовлении всех дисплеев смартфонов и компьютерных мониторов. В то время компания постоянно была у всех на слуху и каждый год достигала новых высот, а ее неистовые поклонники все покупали и покупали.

А потом что-то изменилось. Магия рассеялась. Дела в компании Polaroid пошли на спад, она погрязла в долгах и в конце концов обанкротилась.

Хуан Трипп начал с маленьких аэротакси и построил огромную авиационную империю. Эдвин Лэнд начал с изучения скрытых свойств света и построил другую империю, знаменитую в несколько ином плане. Но обе империи прошли похожие циклы и одинаково закончили свое существование. Безумные идеи подпитывали рост франшизы, а та, в свою очередь, порождала новые идеи.

Но, как показывают недавно рассекреченные документы, Лэнд вел и другую жизнь. Эти материалы проливают новый свет на западню, которая поджидала его в конце цикла, и позволяют понять, как ее можно избежать.

Луч света имеет три известные всем характеристики: направление, интенсивность и цвет. Но, кроме того, у него есть и четвертая, скрытая характеристика, называемая поляризацией. Представьте себе беспилотный летательный аппарат, движущийся параллельно земле. Его крылья могут быть параллельны земле, перпендикулярны ей или находиться под любым другим углом. Точно так же луч света, проходящий параллельно земле, может иметь горизонтальную, вертикальную или направленную под любым другим углом поляризацию. Наши глаза не различают поляризацию, и мы ее не видим.

Хотя со временем название компании Эдвина Лэнда стало символизировать нечто совершенно другое, первоначально она была создана для необычного использования этого скрытого свойства света.

Если вы принадлежите к числу фанатов фильма «Звездные войны», то должны помнить сцену на астероиде в эпизоде «Империя наносит ответный удар» (1980). Истребители Империи охотятся за «Соколом Тысячелетия» с Чубаккой и Леей на борту, который пилотирует Хан Соло. Хан пытается укрыться в поясе астероидов («Не говорите мне, что у меня нет шансов!»), ныряет в пещеру на астероиде и ждет, пока истребители пролетят мимо. Все трое выходят наружу, чтобы осмотреться, но вскоре понимают, что «пещера» – это совсем не то, что они думали. Они бегом возвращаются на «Сокол», запускают двигатели и на полной скорости летят к быстро смыкающейся щели между челюстями гигантского червя Экзогорта, в чьей пасти они умудрились приземлиться. «Сокол» имеет горизонтальное положение. Зубы червя направлены вертикально. В последнюю секунду Хан накреняет свой корабль на 90 градусов и проскальзывает в узкую щель между зубами. Челюсти смыкаются за его спиной.

Поляризационные фильтры работают, как челюсти червя: вертикальный фильтр пропускает только свет с вертикальной поляризацией. В вертикальном положении «Сокол» пройдет, а в горизонтальном – нет.

Лэнд задумал создать устройство для поляризации, когда ему было еще 13 лет и инструктор в летнем лагере показал ему, как с помощью кристалла исландского шпата (природного поляризатора) можно убрать солнечные блики со стола. Люди уже сто лет пытались создать практичный поляризатор для изучения тайн световых лучей, но это никому так и не удалось. Много лет спустя Лэнд произнесет свои знаменитые слова: «Браться за дело надо только тогда, когда цель чрезвычайно важна, а ее воплощение в жизнь почти невозможно». Тем летом он решил взяться за дело. Лэнд засыпал с учебником оптической физики под подушкой. Эту книгу он читал по ночам, «как наши предки читали Библию».

В 17 лет Лэнд поступил в Гарвард. Через несколько месяцев он ушел из университета, потому что ему было скучно в окружении богатых отпрысков, лишенных каких бы то ни было амбиций. Лэнд переехал в Нью-Йорк и убедил своего скептически настроенного отца продолжить выделять ему деньги на учебу, в то время как он будет заниматься воплощением своей мечты в жизнь (в качестве уступки он согласился поступить в Нью-Йоркский университет и проучиться там один семестр). Лэнд снял комнату неподалеку от Таймс-сквер, оборудовал в подвале небольшую лабораторию и начал чуть ли не круглосуточно работать над реализацией своей идеи. Много лет спустя он скажет: «Есть одно правило, которому вас не научат в Гарвардской школе бизнеса: если уж что-то делать, так делать, прилагая все силы». Он был настойчив, но с поляризацией у него ничего не получалось.

Куда пойти, столкнувшись с непреодолимыми препятствиями? Как мы уже видели в предыдущей главе, лучше всего обратиться в нью-йоркскую публичную библиотеку на 42-й стрит. Там Лэнд проштудировал все книги по оптике, какие только мог найти. Нередко в этом ему помогала молодая ассистентка по имени Хелен Терри Мейслен. Как и Трипп, Лэнд обнаружил подсказку в одной старой книге.

У больных собак, которых лечили от паразитов хинином, в моче обнаруживалось необычное вещество под названием «герапатит». Эти микроскопические кристаллы оказались лучшими поляризаторами из всех найденных ранее. Начиная с XIX века ученые десятилетиями бились над тем, чтобы вырастить эти кристаллы и найти полезное применение их поляризационным свойствам. Но их попытки оказались бесплодными, так как кристаллы были чрезвычайно хрупкими. Поэтому в конечном итоге опыты прекратили. Это открытие постепенно исчезло из учебников физики и из «Британской энциклопедии». Толковый словарь Уэбстера снабжал слово «герапатит» пометкой «устаревшее». Вскоре Лэнду предстояло убедиться, что кладбище незавершенных экспериментов – лучшее место, где можно обнаружить мнимую неудачу.

Лэнду пришла в голову сумасшедшая идея: поместить миллионы крошечных кристалликов в вязкую среду (он использовал нитроцеллюлозный лак) и попытаться каким-то образом их упорядочить. После ряда неудач он решил применить для этих целей магнитное поле в надежде, что магнит выстроит кристаллики подобно железным опилкам. Ему было известно, что мощный магнит имеется в физической лаборатории Колумбийского университета. Поскольку Лэнд не был студентом и не имел права посещать университет, ему пришлось тайком пробраться в здание и, пройдя по карнизу на шестом этаже, залезть в лабораторию через окно. Лэнд поместил тонкий слой темной смеси кристаллов с лаком в пластиковую коробочку размером с 25-центовую монету. Как только эта коробочка оказалась рядом с магнитом, темная масса моментально стала прозрачной. Это произошло благодаря магнитному полю, которое выстроило миниатюрные кристаллы таким образом, что сквозь них мог проникать поляризованный свет. Миллионы миниатюрных «Соколов Тысячелетия» пытались пробраться через пластиковую коробочку, но пройти ее насквозь могли лишь те, кто имел вертикальную поляризацию.

Позднее Лэнд называл это самым захватывающим событием своей жизни. Ему удалось создать первый искусственный поляризатор. На тот момент Лэнду было 19 лет.

В следующем году Лэнд вернулся в Гарвард. Еще через два месяца он женился на Терри. Теперь у него был допуск в лабораторию, но у Терри его не было. Женщинам в то время не разрешалось работать в лабораториях. После краткого периода учебы у Лэнда вновь наступило разочарование. Через два года он ушел из мира науки и основал фирму, которая вскоре приобрела известность как Polaroid Corporation.

Первая мысль об использовании новой технологии, которая посетила Лэнда, состояла в том, чтобы исключить ослепление от света фар едущего навстречу автомобиля. В то время это было причиной тысяч смертей на дорогах каждый год. Лэнд понимал, что, если покрыть фары и лобовое стекло каждого автомобиля фильтром, поляризующим свет под углом 45 градусов, это позволит водителю видеть свет собственных фар, но перекроет путь для света от встречного автомобиля. Чтобы понять, почему так происходит, представьте себе ребенка, который бежит, изображая самолет. При этом его левая рука наклонена под углом 45 градусов к земле, а правая – под таким же углом к небу. Второй мальчик, бегущий ему навстречу, делает в точности то же самое. Их руки при этом взаимно перпендикулярны и образуют подобие буквы «Х». Из-за такой взаимно перпендикулярной поляризации свет от встречной машины не сможет пройти сквозь лобовое стекло. Точно так же космический корабль, принявший горизонтальное положение, не сможет пролететь через вертикальную щель. Но хотя Лэнд на протяжении двух десятилетий вел переговоры с производителями автомобилей, ему так и не удалось никого убедить.

Тем временем Лэнд обнаружил еще один поразительный эффект поляризованных линз. Солнечный свет, отражающийся от горизонтальных поверхностей – водной поверхности тихого озера или заснеженного поля, – обычно имеет горизонтальную поляризацию. Линзы, покрытые пленкой с вертикальной поляризацией, блокируют это отражение намного эффективнее, чем обычные затемненные стекла. Результаты просто поразительные.

В июле 1934 года, пока автопроизводители обсуждали и отклоняли идею относительно фар встречных автомобилей, Лэнд договорился о встрече с представителями компании American Optical, занимающейся производством очков, в бостонском отеле Copley. Лэнд прибыл заранее. Случайный свидетель мог увидеть модно одетого молодого человека с пронзительным взглядом (так описывал его один из бывших сотрудников, добавляя, что не мог избавиться от ощущения, будто Лэнд «способен заглянуть ему в голову и прочитать мысли»). Горящие глаза, волевой подбородок, напомаженные и аккуратно разделенные пробором темные волосы придавали мужчине вид кинозвезды. Представьте себе молодого Кэри Гранта в роли слегка чокнутого гения – таким был Эдвин Лэнд.

Лэнд приехал в отель Copley, держа в руках аквариум с золотой рыбкой. Он попросил выделить ему номер с окнами, выходящими на запад, где как раз садилось солнце. Один из журналистов описывал, что происходило дальше:

После того как коридоырный вышел, Лэнд поставил аквариум на подоконник, отошел на пару шагов назад, внимательно осмотрел его и передвинул так, чтобы отражение от поверхности воды было еще сильнее. Затем он начал нервно ходить по комнате, ожидая прихода гостя.

Как только приехал представитель American Optical, Лэнд подвел его к окну и попросил заглянуть в аквариум сверху.

– Вы видите рыбу? – спросил он.

Гость прищурился и покачал головой. Из-за отражавшегося солнечного света рассмотреть содержимое аквариума было невозможно.

– А теперь посмотрите еще раз, – предложил Лэнд, держа перед аквариумом пленку, похожую на слегка затемненный целлофан.

Солнечные блики исчезли, будто по волшебству, и можно было во всех деталях рассмотреть лениво плавающую рыбку. Гость был знаком со всеми видами солнцезащитных очков, имевшимися на рынке, но такого он еще никогда не видел.

У Лэнда появился первый контракт. Моряки, летчики, лыжники и другие люди, проводящие много времени под солнцем, с руками отрывали новые «поляризационные» солнцезащитные очки. Это был первый успех компании Polaroid.

Затем военные установили, что устранение солнечных бликов позволяет наводчикам оружия лучше видеть самолеты, танки и всплывшие подводные лодки. Сухопутные и военно-морские силы предложили миллионы за бинокли с поляризационными светофильтрами. В годы Второй мировой войны генерал Паттон появился на обложке Newsweek в поляризационных солнцезащитных очках. В статье журнала Life говорилось, что такие очки были у каждого второго участника боев.

Так начали прорастать семена франшизы.

Вскоре Лэнд понял, что сложенные вместе два поляризационных фильтра могут дать поразительный эффект. На переднюю поверхность очков наклеивалась пленка с вертикальной поляризацией, а позади стекла помещался поворачивающийся поляризационный фильтр. Из оправы выступала маленькая рукоятка для поворота фильтра. Если она находилась строго сверху, в положении «12 часов», то оба фильтра находились в одинаковом положении, и весь свет, проникавший через передний фильтр, проходил и через задний. При повороте заднего фильтра в направлении «3 часа» очки пропускали все меньше и меньше света. Когда поворот достигал 90 градусов, то передний фильтр имел вертикальную поляризацию, а задний – горизонтальную, и очки полностью переставали пропускать свет. Такие регулируемые очки позволяли, к примеру, летчикам быстрее адаптироваться при переходе из зоны слабой освещенности в зону яркого света. Они стали очередным хитом фирмы Polaroid.

Сегодня, используя ноутбук, смартфон или другое устройство с жидкокристаллическим экраном, вы имеете дело с одним из вариантов этого изобретения Эдвина Лэнда.

Представьте себе ангар с раздвижными воротами. Створки задних ворот сдвигаются в вертикальном направлении – с крыши и от земли. Обе половинки встречаются в центре, образуя горизонтальную щель. Створки передних ворот сдвигаются слева и справа, образуя в середине вертикальную щель. Дрон влетает в ангар через задние ворота, когда его крылья имеют горизонтальное положение. В самом ангаре он поворачивается на 90 градусов и, когда его крылья приобретают вертикальное положение, вылетает через передние ворота.

А теперь представьте, что в ангаре установлен выключатель, который блокирует работу дистанционного управления дроном. Оказавшийся в ангаре дрон в этом случае не сможет повернуться. Если он влетел, имея горизонтальное расположение крыльев, то в этом же положении врежется в передние ворота. Ни один дрон не сможет пролететь сквозь ангар.

Пиксели жидкокристаллических индикаторов (ЖКИ) работают по тому же принципу, что и этот ангар.

Передняя поверхность снабжена вертикальным фильтром. В отличие от дрона, свет не может «поворачиваться» сам по себе, меняя свою поляризацию. Для этого ему требуется воздействие со стороны. Поэтому пиксели наполнены особым вязким веществом – так называемым жидким кристаллом, – состоящим из миллиардов микроскопических элементов, напоминающих по форме крошечные зубочистки. Примерно то же самое можно было видеть и в оригинальном поляризаторе Лэнда, но в данном случае жидкие кристаллы находятся между горизонтальным фильтром на задней поверхности и вертикальным фильтром на передней. Эти «зубочистки» автоматически ориентируются в горизонтальном направлении у задней поверхности и в вертикальном – у передней. Между ними находится что-то вроде винтовой лестницы, каждый пролет которой поворачивается на четверть оборота. Именно эта лестница и поворачивает плоскость поляризации света. Свет, подобно дрону, попадает внутрь через горизонтальное отверстие на задней стенке, проходит по винтовой лестнице, поочередно поворачиваясь на четверть оборота, и выходит через вертикальное отверстие на передней стенке, после чего попадает в ваши глаза.

В каждом пикселе имеется крошечный цифровой переключатель. При его срабатывании возникает электрическое поле, которое перемешивает «зубочистки» и разрушает винтовую лестницу. Свет уже не может пройти сквозь этот пиксель, и он остается темным. Когда электрическое поле исчезает, винтовая лестница восстанавливается, и пиксель снова начинает светиться. Таким образом, получается световой пиксель, который может включаться и выключаться в результате действия цифрового управляющего устройства.

Первый iPhone имел экран, содержащий 320 пикселей по ширине и 480 пикселей по длине. Экраны сегодняшних смартфонов и телевизоров высокого разрешения состоят из более чем двух миллионов пикселей.

В самом начале главы я упомянул о том, что наши глаза не воспринимают поляризацию света. Однако многие люди способны так натренировать зрение, что оно начинает фиксировать слабые сигналы. Если посмотреть на белый участок жидкокристаллического монитора, а затем повернуть голову в сторону, можно увидеть маленькую расплывчатую фигуру в форме песочных часов желтого цвета, которая быстро исчезает. Этот странный оптический эффект известен как щетка Гайдингера. Он объясняется тем, что сетчатка глаза все же имеет некоторую, хоть и очень слабую, чувствительность к поляризации света.

В ЖКИ используется эффект поляризованного света и два фильтра для включения и выключения пикселей

Поляризационные фильтры Лэнда дали начало не только дисплеям смартфонов, но и технологии, которая, как ни странно, понравилась и «художникам», и «военным». Изобретение этих фильтров подвело компанию Polaroid к ее самому знаменитому открытию, история которого продолжалась 30 лет и является самым ярким примером западни Моисея.

В 1920-е и 1930-е годы Кларенс Кеннеди, работавший профессором истории в колледже Смит – чисто женском учебном заведении на западе штата Массачусетс, – изготавливал превосходные фотографии скульптур, особенно шедевров итальянских мастеров. Кое-кто утверждал, что снимки у него получались лучше оригиналов. Кеннеди составлял каталоги знаменитых коллекций и давал консультации музеям в Нью-Йорке, Бостоне и Сан-Франциско. Итальянские города нанимали его для реставрации старинных монументов, а когда во время Второй мировой войны союзники планировали вторжение в Италию, командование американской бомбардировочной авиацией запросило у Кеннеди список монументов, которые нужно облетать стороной. Он был перфекционистом, но его перфекционизм, по словам коллег, никого не раздражал.

В 1930-е годы Кеннеди был одержим идеей усовершенствования технологии фотографирования скульптур. Может ли двухмерное изображение передать красоту и глубину трехмерной формы? Он поговорил с исследователями компании Eastman Kodak, которая на тот момент считалась ведущей в области фотографии. Они перенаправили его к молодому изобретателю из Бостона, репутация которого неуклонно крепла на фоне растущей популярности созданных им недавно поляризационных фильтров.

Лэнд быстро понял, что его поляризационные фильтры могут решить проблему Кеннеди. Это решение созрело у него под влиянием воспоминаний об одной детской игрушке. Будучи ребенком, Лэнд играл со стереоскопом. Глядя в это устройство, по виду напоминавшее бинокль, он переносился в волшебный мир трехмерных лодок, мостов и пещер, где можно было «услышать звуки капающей воды, ощутить запах сырости, почувствовать страх перед темнотой, хотя сам ты при этом сидел на стуле, уютно скрестив ноги».

Стереоскоп создает такой эффект за счет того, что каждый глаз видит немного отличающиеся друг от друга картинки. На основе этих различий наш мозг воспринимает объем и глубину пространства, в том числе трехмерную форму статуй. Обычная фотография кажется нам плоской, поскольку мы видим обоими глазами одно и то же изображение. Лэнд сообразил, что для того, чтобы можно было увидеть на фотографиях Кеннеди объемное изображение скульптуры, надо просто дать каждому глазу отдельные фотографии, сделанные под немного разным углом. А это можно было сделать, используя скрытые свойства света.

Первым делом Лэнд изобрел метод сведения воедино двух поляризованных изображений (одно с вертикальной поляризацией, а другое – с горизонтальной). После этого он изготовил дешевые очки, в которых одна линза имела вертикальную поляризацию, а другая – горизонтальную. В результате левый глаз видел одно изображение, а правый – другое. Уже вскоре состоялась демонстрация этого изобретения. Она совпала с кампанией по избранию президента. Лэнд вывел на экран размытое изображение и попросил собравшихся надеть поляризационные очки. Потом он попросил демократов закрыть левый глаз, а республиканцев – правый. В результате представитель каждой группы смог увидеть своего кандидата.

Далее Лэнд попросил Кеннеди дать ему скульптуру для фотографирования. Сначала он сделал один снимок, потом передвинул камеру на несколько сантиметров и сделал другой. Изменение ракурса соответствовало углу, под которым каждый глаз видит наблюдаемый предмет. Один снимок Лэнд делал с вертикальной поляризацией, а другой – с горизонтальной, после чего совмещал оба изображения на одном фотоотпечатке. Когда зритель надевал специальные поляризационные очки, то плоская картинка будто сходила с листа бумаги, приобретая объем. Лэнд назвал эту новую систему вектографией.

Вскоре после первой встречи с Франклином Рузвельтом в Вашингтоне Вэнивар Буш услышал про вектограф Лэнда. Не прошло и года, как армия и флот начали пользоваться трехмерными картами местности для подготовки к ведению боев в Европе. Самолеты летали над полями будущих сражений и участками побережья, где должна была состояться высадка, и делали снимки местности, находясь на расстоянии четверти мили друг от друга. После того как фотографии объединялись, солдаты могли разглядеть на них деревья, углубления в земле, в которых можно найти укрытие, рельеф холмов, которые им предстояло штурмовать, и даже фальшивые тени, нанесенные для маскировки на вражеские заводы.

Эта технология стала, пожалуй, первым, а возможно, и единственным примером того, как проект, предназначенный для искусства, нашел применение в военном деле.

Вскоре трехмерные фотографии Лэнда стали использоваться и в кинематографе, произведя в этой сфере настоящий бум. На пике популярности в 1953 году Polaroid выпускала в неделю шесть миллионов пар очков для просмотра стереофильмов. Вскоре чувство новизны угасло, да и качество первых фильмов оставляло желать лучшего, но научные принципы, разработанные Лэндом в 1940 году, используются в создании трехмерных фильмов и сегодня.

Влияние Кеннеди на Лэнда и Polaroid продолжалось и после изобретения трехмерной фотографии. Он пробудил интерес Лэнда к миру искусства, познакомил его с фотографом Энселом Адамсом, который впоследствии стал консультантом Polaroid и другом семьи Лэнда, а также с Энди Уорхолом, Робертом Мэпплторпом, Чаком Клоузом и многими другими художниками и фотографами. Это создавало рекламу новой технологии точно так же, как Линдберг и целая плеяда других знаменитостей, летавших самолетами, делали рекламу Хуану Триппу и его Pan Am.

Зрители смотрят стереофильм «Бвана-черт» (1952)

Кеннеди подбросил ему еще одну необычную идею – принимать на работу выпускниц колледжа Смит, специализирующихся на истории искусств. В 1940-е и 1950-е годы лишь немногие компании брали на технические должности женщин, тем более искусствоведов. Кеннеди предложил Лэнду нарушить оба табу, и это дало компании большое преимущество. За несколько десятилетий до того, как подобные вещи стали обычным делом, Кеннеди и Лэнд поняли, что разнообразие способствует творчеству. Автором одного из самых важных технологических прорывов в компании Polaroid стала выпускница колледжа Мероэ Морс – искусствовед, игравшая на клавесине. Впоследствии она заняла пост руководителя одной из главных исследовательских лабораторий у Лэнда. Морс и Лэнд очень сблизились. Один из биографов писал, что после того, как Морс, проработав в компании бок о бок с Лэндом 20 лет, умерла, тот говорил, что «потерял родственную душу, коллегу и защитницу». Все самые серьезные неприятности в компании – как технического, так и нетехнического характера – стали происходить уже после ее смерти.

Мероэ Морс

Однако главный вклад Кеннеди в историю бизнеса и развитие технологий, помимо пробуждения у Лэнда интереса к трехмерным изображениям и проявлениям разнообразия на рабочем месте, заключался в том, что Лэнд всерьез заинтересовался фотографией.

В декабре 1943 года, отдыхая с семьей в Санта-Фе, Лэнд отправился на прогулку со своей трехлетней дочерью Дженнифер. После того как он несколько раз сфотографировал девочку, она спросила: «Почему я не могу посмотреть снимки прямо сейчас?» Этот вопрос заставил Лэнда задуматься. Отослав дочку к матери, он продолжил прогулку в одиночестве, размышляя над проблемой и пытаясь применить к решению вопроса все, что знал о трехмерной фотографии. Спустя 30 лет Лэнд вспоминал эту историю своего открытия перед аудиторией ученых и инженеров: «Как ни странно, к окончанию прогулки проблема моментального получения снимков была уже достаточно хорошо сформулирована. Я бы сказал, что у меня уже было готово решение, если не считать некоторых деталей, реализация которых заняла долгое время – с 1943 по 1972 год».

Лэнд с дочерью

В традиционной фотографии с использованием фотопленки частицы света (фотоны) попадают на пленку, оставляя микроскопические следы – своего рода химическую память. Точно так же мелкие астероиды ударяются о поверхность Луны, оставляя на ней небольшие кратеры. Погружая пленку в проявитель, мы многократно усиливаем эти следы и делаем их видимыми. У нас получается негативное изображение: те места, куда падал свет, становятся темными. Чтобы произвести обратный процесс и получить обычный позитивный снимок, надо пропустить свет через пленку и направить его на фотобумагу. На ней темные места окажутся белыми, а белые – темными. Лэнд намеревался с помощью хитроумного химического трюка объединить оба процесса, получая одновременно и негатив, и позитив, причем внутри фотоаппарата.

В фотоаппаратах моментальной печати Polaroid негативный и позитивный слои находятся в кассете (так называемом фильмпаке) вплотную друг к другу, как в сэндвиче. Расстояние между ними составляет менее четверти миллиметра. К нижнему краю кассеты прикреплена маленькая герметичная капсула с проявляющей жидкостью. При фотографировании фильмпак прокатывается через валики, которые раздавливают капсулу, и жидкость равномерно распределяется между обоими слоями. Благодаря ее особому составу неэкспонированные (светлые) молекулы негатива переносятся на позитив и становятся темными, а экспонированные остаются на негативе и не затемняют позитив. Через 60 секунд оба слоя можно разъединить и получить готовый отпечаток. Так у Дженнифер появилась возможность моментально посмотреть сделанную фотографию.

Разумеется, такая «моментальность» потребовала создания десятков новых технологий и проведения тысяч экспериментов, бо́льшая часть которых закончилась провалом (те самые «мнимые неудачи» и «три смерти»). Когда Лэнд говорил, что работать следует лишь над теми проблемами, которые чрезвычайно важны и почти нерешаемы, то это, по сути, то же самое, что «лекарство никуда не годится, если его не забраковали три раза», только выраженное другими словами.

Первые эксперименты выпали на долю Докси Мюллер, одной из учениц историка искусств Кларенса Кеннеди. Лэнд звонил ей каждое утро в 6:30, чтобы обсудить ход работ на предстоящий день. Каждый вечер она являлась к нему с отчетом. Нередки были и ночные звонки: «У меня тут возникла идея относительно проблемы, над которой мы работаем, – говорил Лэнд. – Вы не могли бы зайти ко мне в пять утра?» Еще одна специалистка по искусствоведению, превратившаяся в химика, провела к себе на кухню отдельную телефонную линию. Она рассказывала: «Когда звонил красный телефон, я сразу бежала смотреть, не убивают ли друг друга мои дети, а если все было в порядке, то брала трубку».

Спустя пару лет, в начале 1946 года, стали появляться многообещающие результаты, и Лэнд решил, что эксперименты идут слишком медленно. Он сообщил своей команде, что Polaroid будет демонстрировать свой фотоаппарат прессе и представителям промышленности 21 февраля 1947 года на заседании Оптического общества в Нью-Йорке. Руководитель группы в ужасе возразил, что остаются нерешенными еще сотни технических вопросов. Но Лэнд не стал его слушать: презентация состоится в феврале. Команде предстояло ударно поработать.

Лэнд установил такие жесткие сроки не только для того, чтобы подстегнуть свою команду. В конце войны закончился его контракт с военным ведомством, и объемы продаж сразу же упали. Если в 1945 году они составляли 17 миллионов долларов, то годом позже – менее 5 миллионов, а в 1947 году ожидалось менее половины от этой суммы, что угрожало самому существованию компании. Один из руководителей фирмы говорил: «Доходы были невелики, а расходы предстояли большие». Лэнд сделал ставку на моментальную фотографию.

Двадцатого февраля, накануне заседания Оптического общества, в Нью-Йорке в 16:30 пошел снег. К утру снегопад перешел в самую мощную снежную бурю за последние шесть лет. Бо́льшую часть города замело снегом. Дорожное движение на Восточном побережье было парализовано. Лэнд и его команда в тревоге ожидали, сможет ли вовремя прибыть грузовик, который должен был доставить аппарат из Бостона. Он успел в самый последний момент.

Команда быстро установила камеру для презентации. После краткого вступления Лэнд попросил председателя общества выйти на сцену. Наведя на него фотокамеру, Лэнд нажал на спуск, разъединил появившиеся из аппарата листки фотобумаги и показал собравшимся фотографию.

«Начался невиданный ажиотаж», – вспоминал один из журналистов. Журнал Scientific American описывал эту технологию как «одно из величайших достижений в истории фотографии». New York Times опубликовала длинную статью, в которой говорилось, что все прежние изобретения в области фотографии – «ничто по сравнению с достижением мистера Лэнда».

В тот же день на специальном мероприятии для прессы Лэнд сделал автопортрет с помощью своего фотоаппарата. Он достал из камеры моментальный снимок и поднес его к своему лицу для сравнения. Фотография была размером 20 × 25 сантиметров, то есть почти в натуральную величину. Репортаж в Times сопровождался этой фотографией, где изобретатель смотрит прямо на читателя без улыбки, с плотно сжатыми губами. Впоследствии этот снимок перепечатывался бесконечное число раз.

Эдвин Лэнд демонстрирует первую моментальную фотографию

Фотографии, сделанные Уильямом Вегманом и Энди Уорхолом с помощью Polaroid

Если в 1948 году выручка от продаж аппаратов Polaroid не превышала 1,5 миллиона долларов, то в 1978 году она выросла до 1,4 миллиарда. На протяжении 30 лет компания Polaroid доминировала в сфере фотографии точно так же, как Pan Am – в сфере международных полетов. К радости клиентов, новые открытия и изобретения следовали год за годом. Обе компании, возглавляемые мастерами инноваций типа П, воплощали в жизнь безумные идеи, способствующие росту франшизы, которая, в свою очередь, порождала новые безумные идеи. Колесо крутилось безостановочно. Опасный водоворот успехов становился все сильнее и быстрее.

Журнал Life рассказывает о фотокамере SX-70

За первыми снимками 1947 года в светло-коричневых тонах последовали настоящие черно-белые фотографии (1950); автоматический выбор времени экспозиции (1960); моментальные цветные фотографии (1963); новые фотоматериалы, где уже не нужно было разделять два слоя фотографии (1971); складная, полностью автоматическая камера SX-70, не требовавшая от пользователя никаких манипуляций (1972); автофокусировка с использованием сонара (1978) и бесчисленное множество других новшеств. Это была захватывающая история успеха, которая не могла оставить равнодушными тех, кого интересуют новые технологии. Например, для получения моментальных цветных фотографий Лэнду и его команде пришлось создать новое вещество. Случайное наблюдение в лаборатории подтолкнуло его к побочному проекту, результатом которого стала новая теория цветового зрения, в наше время получившая название цветопостоянства. Эта теория объясняет, почему красное яблоко продолжает восприниматься нами как красное даже в том случае, если изменяется освещение и оно начинает отражать свет другого цвета. Лэнд за год выдавал одно-два открытия такого масштаба, для которого другим не хватило бы и целой жизни. Один восторженный ученый писал, что «Нобелевские премии выдавали и за меньшие достижения».

С развитием технологий росла и респектабельность. Если раньше моментальная фотография считалась игрушкой, то теперь ее взяли на вооружение серьезные художники и превратили в новую форму искусства. На состоявшейся в 1974 году выставке Энсела Адамса в Метрополитен-музее демонстрировалось 20 фотографий, сделанных по технологии Polaroid. Художник использовал этот аппарат и для съемок президента США (Джимми Картера), и для создания своего шедевра «Эль-Капитан»[5]. Собаки Уильяма Вегмана, жанровые сюжеты Энди Уорхола, портреты Чака Клоуза – все это Polaroid.

Технология не только породила новое направление в искусстве, но и открыла новые рынки. Парочки поняли, что могут снимать этим аппаратом фотографии, которых не увидят техники и проявщики в ателье фотопечати. Так родился жанр, который деликатно назвали «интимным». Точно так же годы спустя порнография подтолкнула стремительное развитие интернета.

Независимо от того, откуда исходил спрос, инвесторы обращали внимание в первую очередь на доходы. Аналитики Уолл-стрит привычно заявляли, что акции Polaroid переоценены. Однако цены не переставали расти. Фанаты продолжали покупать активы компании и верить.

А потом, как и в истории с Хуаном Триппом и «Боинг-747», наш мастер инноваций слишком доверился колесу фортуны, и оно сделало лишний оборот.

В 1888 году Томас Эдисон писал: «Я экспериментирую с устройством, которое сделает для глаз то же, что фонограф сделал для ушей». Спустя несколько лет он использовал принцип «движущихся картинок» для создания первых американских короткометражных фильмов (в них демонстрировались, в частности, коты на боксерском ринге как отражение вечного феномена человеческих пристрастий: видео с котами всегда доставляют удовольствие). На протяжении последующих ста лет кино развивалось главным образом по фотографическому принципу: 35-миллиметровая кинокамера делала 24 кадра в секунду на негативной кинопленке. Затем негатив обрабатывался в лаборатории. Самое большое отличие от фотографии заключалось в том, что позитив также изготавливался на прозрачной пленке, а не на привычной бумаге, которую можно подержать в руках.

В середине 1960-х годов Лэнд начал подумывать о том, как перенести технологию моментальной фотографии в кино. Вместо одного изображения понадобится свыше тысячи последовательных кадров в минуту, которые должны сниматься безостановочно и без ошибок. Для этого надо было заново изобретать химический процесс проявления прозрачной позитивной пленки. Необходимо было построить завод с совершенно новым оборудованием. За несколько лет до этого Лэнд сказал: «Браться за дело надо только тогда, когда цель чрезвычайно важна, а ее воплощение в жизнь почти невозможно». Решение научных и технических задач при создании поляризационных фильтров и мгновенной цветной фотографии тоже казалось почти невозможным, когда Лэнд только принимался за них. Новый вызов был очередной безумной идеей типа П, ради которой стоило потратить время и усилия. И Лэнд с головой окунулся в проект моментальной печати кинофильмов, который обошелся в конечном счете в полмиллиарда долларов и 10 потраченных лет.

В 1977 году на общем собрании акционеров компании Polaroid, которое состоялось в Нидхеме, штат Массачусетс, собравшимся была представлена развлекательная программа с мимами и танцорами, которую, по мнению репортера Wall Street Journal, не стыдно было показать и на церемонии вручения премии «Оскар». Представляя миру «полавидение», Лэнд заявил, что «впервые публично будет продемонстрировано новое научное, культурное и промышленное достижение – вторая революция в области фотографии». На сцене появился длинноволосый танцор в белом матросском костюме с красным беретом и шарфом. Начался танец. Лэнд взял в руки небольшую, весившую около 700 г элегантную кинокамеру размером с обычную книгу и начал снимать. Примерно через минуту он вытащил из камеры кассету и вставил ее в прямоугольный ящик с 12-дюймовым экраном – проектор для полавидения. Проектор тут же начал перемотку и проявку. Через 90 секунд на экране появилось изображение танцора.

Даже сегодня, в XXI веке, требуется некоторое время, чтобы по достоинству оценить достижение Лэнда: весь фильм – тысячи кадров – был перемотан, проявлен и отпечатан в портативном устройстве, причем без ошибок и всего за 90 секунд.

Технические журналы захлебывались от восторга. «Компания, которая специализируется на превращении невероятных концепций в действующие устройства, сделала это в очередной раз», – писал Popular Science. В статье в Popular Mechanics говорилось: «Экран внезапно засветился и, к моему удивлению, я увидел только что снятый фильм. Даже Голливуд с его вечной спешкой никогда еще не добивался такой скорости проявки. И никогда еще фильм не демонстрировался на экране, не побывав первоначально в проявочной лаборатории». Газета Washington Post писала: «Полавидение может стать кульминацией карьеры Лэнда».

Новый завод произвел свыше 200 тысяч устройств для полавидения. Отдельная сборочная линия выпускала кассеты. На них Энди Уорхол на своих вечеринках для знаменитостей снимал коротенькие фильмы. Джон Леннон и Йоко Оно тоже с помощью полавидения сняли домашний фильм со своим сыном Шоном. Массовые продажи начались весной 1978 года.

Но почему же вы ничего не слышали о полавидении? Потому что не прошло и года, как этот продукт умер. Люди отказывались его покупать. Конечно, разрешение и качество цвета были лучше, чем на видеомагнитофоне, а камера, как и SX-70 до нее, имела прекрасный дизайн. Но пользователям не требовалось такое высокое качество для их домашних съемок. Элегантный дизайн не мог заменить удобства, которыми обладали альтернативные устройства. Видеокамеры и кинокамеры, работавшие в формате Super 8, были дешевле, удобнее и, если говорить о видеозаписи на магнитную пленку, могли стираться и записываться неоднократно. Вы могли переписать неудачно снятый эпизод с вашей кошкой. Полавидение же оставляло этот эпизод навсегда, и вам не оставалось ничего, кроме как просматривать его вновь и вновь – хоть в обычном, хоть в замедленном режиме. А чтобы снять что-то новое, приходилось покупать новую кассету, что обходилось недешево. Камера для полавидения стоила около 2,5 тысячи долларов (если перевести на цены 2018 года), а каждая трехминутная кассета – еще 30 долларов. Это было слишком дорого.

Один из аналитиков с Уолл-стрит подытожил: «В этом продукте заложено больше научных достижений и эстетических качеств, чем коммерческого смысла».

В 1979 году бухгалтерия компании Polaroid начала настаивать на том, чтобы списать все нераспроданное оборудование для полавидения в убытки. Это было то же самое, что вывесить белый флаг. Лэнд яростно сопротивлялся и говорил, что аудиторский отчет «измеряет выдающиеся научные результаты, воплощенные в полавидении, мерками потребительской пользы, что совершенно не соответствует истинному положению дел». Но совет директоров последовал рекомендации аудиторов.

Вскоре после этого компания Polaroid навсегда закрыла проект полавидения. Все убытки от его разработки составили свыше 200 миллионов долларов. По настоянию правления Лэнд через несколько месяцев подал в отставку с поста главы компании, хотя продолжал возглавлять исследовательское подразделение. Еще через два года ему пришлось распрощаться и с этой должностью. Он продал свои акции и разорвал все отношения с компанией, которую когда-то основал.

Как и в Pan Am, началась чехарда директоров, которые пытались восстановить имидж и финансовое благополучие компании, копируя идеи, рождающиеся у конкурентов. В случае с Pan Am это были новые стратегии типа С, позволяющие снизить расходы или повысить прибыль с каждого пассажирского места. В случае с Polaroid речь шла об идеях типа П – видеокамерах, домашних струйных принтерах и, разумеется, цифровой фотографии. Но, как и в истории с Pan Am, эти решения оказались запоздалыми.

Традиционная фотография основана на химической реакции. Если достаточное количество фотонов (частиц света) попадает на молекулы серебра, нанесенные на пленку, эти молекулы меняют свои свойства. Остается своего рода химическая память о фотонах. Однако в определенных условиях фотон при попадании выбивает электрон из атома (фотоэлектрический эффект). Высвободившиеся электроны могут быть уловлены, словно светлячки, которых накрывают стеклянной банкой. Эти пойманные электроны дают о себе знать слабым напряжением, которое формирует электронную память о фотонах.

В 1969 году небольшая группа ученых из Bell Telephone Laboratories создала пиксельную сетку, которая предназначалась как раз для улавливания электронов, выбитых фотонами из атомов. Это была своего рода микроскопическая ловушка для светлячков. Устройство назвали прибором с зарядовой связью (ПЗС). Микрочипы на его основе обладали в сто раз большей чувствительностью, чем фотопленка.

Уже через несколько лет астрономы использовали ПЗС для получения изображений далеких звезд. В 1970 году появились первые профессиональные коммерческие камеры, в которых применялись ПЗС. Цифровые камеры с ПЗС для любительских нужд стали выпускаться с середины 1980-х годов.

Polaroid представил цифровую камеру в 1996 году, то есть спустя 10 лет после того, как аналогичные камеры стали выпускать фирмы Sony, Canon, Nikon, Kodak, Fuji, Casio и другие. Но было уже слишком поздно. В 2001 году компания Polaroid обанкротилась.

На первый – самый поверхностный – взгляд, все дело в том, что блестящий, но стареющий предприниматель просто упустил из виду такую безумную идею, как цифровая фотография. Но на самом деле все было не совсем так.

В период с 2011 по 2015 год Национальное управление военно-космической разведки США рассекретило массу документов о спутниках-шпионах. Вскрылась настоящая тайная драма, построенная на технологиях получения изображений. Задолго до того, как первые астрономы начали использовать ПЗС, и до того, как в головах конструкторов Sony и Kodak возникли первые мысли о выпуске коммерческих видеокамер, один человек убедил президента США, вопреки массовым возражениям со стороны его военных и политических советников, вложить средства в разработку цифровых разведывательных спутников. И этим человеком был Эдвин Лэнд.

Пойти на государственную службу Лэнда побудила угроза ядерной войны. В 1949 году Советский Союз взорвал свою первую атомную бомбу. Годом позже холодная война стала горячей, когда северокорейская армия, за которой стоял Советский Союз, вторглась в Южную Корею, поддерживаемую США. Нарастали опасения относительно Третьей мировой войны, которая должна была стать ядерной. Вскоре после своего избрания в 1953 году президент Эйзенхауэр собрал экспертов во главе с президентом МТИ Джеймсом Киллианом для оценки вероятности внезапной ядерной атаки со стороны СССР. Эксперты быстро пришли к выводу, что стране не хватает данных о возможностях СССР (о ракетах, базах, передвижениях войск) и средств получения этих данных. Нужен был человек, который сможет выступить в роли советника президента, основываясь не только на текущем положении дел, но и на предвидении новых технологий, которых еще не существует. Этот человек должен был обладать сильным характером, чтобы противостоять генералам.

Чего-чего, а силы характера у Лэнда хватало. К нему обратились уже в самом скором времени.

В 1954 году Лэнд предложил Эйзенхауэру идею об одноместном, оснащенном мощной фотокамерой самолете, который будет летать на огромной высоте с большой скоростью. Он помог выбрать производителей фототехники (Itek, Kodak) и самолетов (Lockheed). Так родился первый в мире самолет-шпион U-2. Он сыграл решающую роль в ходе холодной войны. К примеру, именно снимки с U-2 позволили обнаружить русские ракеты на Кубе в 1962 году.

В 1957 году Лэнд и Киллиан предложили Эйзенхауэру новую идею. Их беспокоил риск, с которым были связаны полеты над территорией противника (опасения оказались пророческими: в 1960 году U-2 был сбит во время полета над СССР, а летчик арестован). Лэнд и Киллиан предложили использовать вместо пилотируемых самолетов искусственные спутники Земли с фотокамерами высокого разрешения.

Фотографии, сделанные из космоса, казались неплохой идеей, но каким образом доставить фотографии на Землю? Лэнд и Киллиан порекомендовали следующую систему: спутник сбрасывает отснятую пленку в капсуле с парашютом. Пилоты ВВС с помощью крючьев будут отлавливать спускающиеся капсулы прямо в воздухе.

Эйзенхауэр дал этой программе зеленый свет. Кроме того, по совету Лэнда и Киллиана он создал новую разведывательную организацию – Национальное управление военно-космической разведки, действовавшее под эгидой ВВС и ЦРУ.

По мере продолжения холодной войны и советской экспансии все более очевидной становилась ограниченность спутниковой программы. Двадцатого августа 1968 года Советский Союз вторгся в Чехословакию. Снимки со спутника отчетливо показывали огромную группировку советских танков и самолетов на границе. Но к тому времени, как фотографии были получены руководством разведки, вторжение уже состоялось.

Ричард Никсон, избранный в ноябре, ясно дал понять своей команде, что ему нужны снимки в режиме реального времени, а не недельной давности, и что такая система получения информации должна быть налажена уже к его переизбранию на второй срок. Развернулось отчаянное соперничество за реализацию программы.

Одну сторону представляло армейское руководство и большинство членов кабинета министров, включая министра обороны (Мелвина Лэйрда), его заместителя (Дэвида Паккарда), главу инженерной службы министерства обороны (Джона Фостера), министра военно-воздушных сил (Роберта Сименса), а также будущего министра обороны (Джеймса Шлезингера) и госсекретаря (Джорджа Шульца). Военные выступали за развитие уже существующей системы: добавьте к спутниковой аппаратуре, работающей на обычной фотопленке, сканеры и некое подобие факса. Фотографии будут сканироваться на борту и передаваться на наземные станции. Идея цифровой фотографии, в которой вместо привычной пленки будет использоваться какой-то ПЗС, была для них непонятной и слишком ненадежной. Они считали это бредовой идеей.

На другой стороне находился Эдвин Лэнд.

Неудивительно, что военные одержали победу. Весной 1971 года была запущена программа сканирования фотопленок общей стоимостью 2 миллиарда долларов. На встрече с советниками президента по разведывательным вопросам в апреле 1971 года Лэнд обратился к Никсону напрямую. Он сказал ему, что идея со сканером – это робкий шаг, а цифровые технологии представляют собой «квантовый скачок, который даст США неоспоримое технологическое преимущество в этой области». Лэнд объяснил, что цифровая техника будет работать и что риски носят управляемый характер, поэтому его программа предпочтительнее предложенной генералами.

Давайте задумаемся. Была весна 1971 года. Первые научные труды, описывающие ПЗС, увидели свет лишь несколько месяцев спустя. Sony (запустившая производство первых цифровых видеокамер), Canon и Nikon еще даже не приступали к работам по цифровой фотографии. А Лэнд выступал в защиту цифровых систем задолго до них.

В сентябре советник Никсона по национальной безопасности Генри Киссинджер проинформировал все стороны, что президент принял решение в пользу предложения Лэнда. Военная программа стоимостью 2 миллиарда долларов была остановлена. Один из историков Национального управления военно-космической разведки США приписывал успех Лэнда тому обстоятельству, что он «хорошо знал стремление президента Никсона остаться в памяти людей как более сильный, настойчивый и хитрый политик, чем его непосредственные предшественники».

Одиннадцатого декабря 1976 года, когда должен был завершаться второй срок пребывания Никсона на посту президента (он подал в отставку раньше, в августе 1974 года), ВВС запустила первый цифровой спутник КН-11. Двадцать первого января, на следующий день после инаугурации Джимми Картера, исполнявший обязанности директора ЦРУ Хэнк Ноуч в 15:15 встретился в Белом доме с президентом и его советником по национальной безопасности Збигневом Бжезинским. Ноуч выложил на стол несколько черно-белых фотографий – первых снимков из космоса, сделанных в режиме реального времени. На них была изображена церемония инаугурации. Эти фотографии лучше всяких слов демонстрировали правоту Лэнда. Теперь США имели возможность следить за событиями в мире «подобно ангелам, в тот момент, когда они реально происходили».

Ведение визуальной разведки в режиме реального времени изменило характер реагирования США на кризисы, проведения операций по защите национальной безопасности и способствовало контролю за соблюдением договоров о разоружении. Высокая чувствительность ПЗС по сравнению с фотопленкой позволяла получать несравнимо лучшие фотографии. На них можно было различить не просто очертания города, как раньше, а даже номерной знак грузовика. Более трехсот спутников, оснащенных цифровыми фотоаппаратами, стали самым ценным источником разведывательной информации, полученной США за последние 60 лет.

Цифровая фотография не была для Лэнда чем-то необычным. Он отстаивал эту технологию перед президентом США задолго до того, как его конкуренты вступили в игру. В 1988 году на церемонии чествования Лэнда директор ЦРУ Уильям Уэбстер заявил: «Вклад доктора Лэнда в национальную безопасность трудно переоценить, а влияние, которое он оказал на нынешние возможности нашей разведки, не имеет себе равных».

Так что же произошло с компанией Polaroid? Почему Лэнд не перешел на цифровые технологии в собственной компании и не использовал свои связи в спецслужбах, чтобы обеспечить себе преимущество перед Sony, Canon и Nikon?

Не влюбляйтесь в свои идеи

Западня Моисея – это ситуация, когда идеям отдается преимущество только по воле непогрешимого лидера, который действует, руководствуясь не стратегией, а исключительно привязанностью к своей идее.

После того как Лэнд закончил презентацию системы полавидения и поблагодарил танцора в красном берете, распорядители проводили гостей к двадцати стендам, оснащенным новым оборудованием. Там их поджидали мимы, танцоры и жонглеры. Осмотрев приборы, репортеры и инвесторы сами сняли по одному трехминутному фильму, который был моментально проявлен и продемонстрирован, а затем вернулись на свои места. Лэнд в окружении десятков довольных акционеров отвечал на вопросы. После нескольких стандартных комментариев один из аналитиков спросил: «К чему же мы придем в конечном итоге?»

Ответ Лэнда стал одной из самых известных его цитат: «Почему вас интересует только конечный итог? Не много ли вы на себя берете? Конечный итог – он на небесах».

Стандартная история упадка очередного Голиафа от индустрии начинается с десятилетий успеха, после которых в компании начинается застой. В ней пропадает жажда жизни. А потом приходит маленький начинающий Давид и повергает гиганта каким-то непредвиденным оружием. Как правило, это очередная безумная идея или технология, на которую остальные не обратили внимания.

Но такие Голиафы, как Эдвин Лэнд, Хуан Трипп и Стив Джобс, о котором пойдет речь в следующей главе, не вписываются в эту картину. Они были мастерами инноваций типа П, которые никогда не теряли вкуса к смелым и рискованным проектам. Их компании исчезли (или почти исчезли, если говорить о Джобсе), потому что все трое действовали по одному шаблону и угодили в одну и ту же западню.

Каждый из этих лидеров и провидцев знал толк в блестящих безумных идеях. Они хорошо усвоили первое правило Буша – Вейла – разделение фаз. Но они взяли на себя функции судей и оценщиков новых идей. В отличие от Буша и Вейла, которые выполняли роль садовников, бережно ухаживавших за инновациями и заботившихся о сохранении баланса между безумными идеями и франшизами, эти три мастера инноваций типа П возомнили себя Моисеями, поводырями своих команд. Они оказались во власти избранных идей. Другими словами, они упустили из виду второе правило Буша – Вейла – динамическое равновесие.

Давайте посмотрим, что мы узнали о западне Моисея и почему в нее попадаются даже лучшие из лучших.

Безумные идеи типа П питают растущую франшизу, которая, в свою очередь, способствует появлению новых инноваций типа П. Новые двигатели помогли Триппу летать дальше, быстрее и перевозить больше пассажиров. Это позволило получать больший доход, который уходил на разработку все более мощных и быстрых двигателей. Со временем моментальные черно-белые снимки стали цветными. Это породило массовый спрос, а на доходы от продаж была создана камера SX-70, которая работала еще быстрее, побуждала фотографировать еще больше, и все это вело к дальнейшей экспансии. Быстрее, лучше, больше.

В расчет принимаются только идеи типа П, которые позволяют быстрее раскручивать колесо. Трипп, конечно, знал о новых способах ведения бизнеса и об инновациях типа С, которыми пользовались Боб Крэндалл, другие крупные авиаперевозчики и местные лоукостеры типа Pacific Southwest Airlines, но игнорировал их. Эдвин Лэнд не только знал о цифровых методах фотографии, но и глубоко разбирался в них. Однако в своей компании он игнорировал их, предпочитая развивать полавидение. Моментальные фотографии помогали раскручивать колесо успеха, а цифровые фотоаппараты – нет.

Безумная идея цифровой фотографии типа П потопила Polaroid. Но дело не только в этом. Новая технология сопровождалась и некоторыми скрытыми инновациями типа С. Лэнд, как мы уже убедились, полностью осознавал значение данной технологии. Он сразу распознал ее потенциал и защищал ее достоинства в спорах с высокопоставленными военными и политическими лидерами еще в то время, когда о ней почти никто не слышал.

Лэнд и другие руководители его команды отказались от цифровой фотографии, потому что на протяжении тридцати лет зарабатывали деньги на продаже фотоматериалов. Их камеры давали меньше прибыли, чем кассеты с бумагой для моментальной печати. А в цифровых аппаратах не было ни пленок, ни бумаги. Эта технология не позволяла заработать на расходных материалах. Лэнд упустил из виду новую технологию, потому что не разглядел в ней скрытые возможности создания новых потоков дохода. Другими словами, он, как и Хуан Трипп, склонялся к идеям типа П и игнорировал идеи типа С.

Буш и Вейл управляли фазовыми переходами, а не технологиями. Они заботились о балансе между безумными идеями и франшизами. Что же касается Лэнда, то он бросил все силы на продвижение и рекламу своего проекта полавидения.

Один из почитателей Лэнда, на протяжении двадцати лет возглавлявший различные исследовательские группы в его компании, писал:

Он был боссом не только в административном, но и в научном смысле, и по прошествии времени это становится все очевиднее. Лэнд был не просто председателем правления и генеральным директором, но и занимал должность директора по исследовательским вопросам, что говорило о его истинных интересах. Его решения в научной области всегда доминировали над моими.

Лэнд и его оборудование для полавидения

Вскоре после того, как проект полавидения был прекращен, Лэнд пригласил одного дизайнера по световым эффектам к себе на склад, битком забитый устройствами моментальной печати. Тот поинтересовался, зачем Лэнд показывает ему этот «унылый пейзаж».

Лэнд ответил: «Я хотел, чтобы вы знали, как выглядят руины».

В первой главе мы использовали схему, которая иллюстрировала то, чего добились Буш и Вейл. Они перевели в правый верхний квадрант стареющую организацию, которая, оседлав франшизу, впала в застой. Одинаково сильные группы, занимавшиеся исследованиями и франшизой, на постоянной основе начали обмениваться проектами и идеями (разделение фаз), причем ни одна сторона не получала преимуществ над другой (динамическое равновесие).

Лэнд и Трипп сумели выйти из нижнего левого квадранта, но смогли перебраться только в правый нижний квадрант – в западню Моисея.

Лэнд отгородился от собственной компании, пестуя свою идею. Он лишил доступа в свою личную лабораторию на девятом этаже даже Билла Маккьюна, возглавлявшего конструкторский отдел, и не пускал туда никого, кто не был напрямую связан с его личными разработками. Да, его революционные идеи тянули на Нобелевскую премию. Группа франшизы продавала миллионы фотокамер. Но только Лэнд единолично определял, какие идеи, в какое время и при каких условиях достойны дальнейшего развития.

Переход в нижний правый квадрант дает отсрочку, но не может предотвратить фазовый переход и последующий упадок. Моисей может указать пальцем на безумную идею и дать ей жизнь. Но это волшебство действует только до тех пор, пока вращается колесо.

Австро-германская школа фатализма (Шпенглер, Шумпетер) утверждает, что упадок неминуем. Империи всегда скатывались к застою, и всегда находился Давид, который побеждал Голиафа. И так будет всегда. Но действительно ли этот разрушительный цикл неизбежен? Что может сделать империя?

Буш и Вейл понимали, что наступление конца света не является неизбежным и всегда можно найти возобновляемые ресурсы творчества и роста, если перевести организацию в верхний правый квадрант, для которого характерны фазовое разделение и динамическое равновесие.

Но как туда попасть?

Базз и Вуди спасают «Боинг-747», изобретают iPhone и объясняют привычный тип мышления

«Стивен П. Джобс вернулся», – объявила New York Times 13 октября 1988 года, описывая презентацию новой компании Джобса NeXT Inc. Тремя годами ранее Джобс со скандалом был изгнан из компании, которую он сам же и основал, – Apple Computer.

Три тысячи человек собрались в Симфоническом зале имени Луизы Дэвис в Сан-Франциско, чтобы посмотреть, как Джобс будет представлять свой новый компьютер NeXT.

«Я думаю, сегодня нам вместе предстоит пережить один из тех моментов, которые случаются в компьютерном мире один-два раза в десятилетие», – объявляет Джобс, открывая презентацию. На нем просторный темный костюм и узкий галстук. Волосы взъерошены. Ни дать ни взять – пятый битл. «Это настоящая революция», – говорит он.

Дальше процитируем статью:

Джобс славится драматизмом своих презентаций. Он и его компания воспользовались повышенным интересом компьютерного сообщества как к нему самому, так и к его новому изделию.

Кроме Джобса, на затемненной сцене находились только компьютер и ваза с цветами, а за ним висел огромный экран. Стив пошагово описал работу компьютера и продемонстрировал, что он может записывать человеческие голоса, а затем передавать их по линиям связи, воспроизводить музыку с качеством, не уступающим компакт-дискам, и мгновенно находить нужные цитаты из полного собрания сочинений Шекспира, записанного на оптическом диске.

Завершая двухчасовую презентацию процессоров, портов и объектно-ориентированных программ, Джобс складывает длинные паль-цы перед грудью в жесте буддистского приветствия и делает паузу.

«Одним из моих кумиров всегда был доктор Эдвин Лэнд, основатель компании Polaroid, – произносит затем Джобс. – Он говорил, что мечтает о том, чтобы в его изделиях сочетались искусство и наука. Теми же соображениями руководствовались и мы, создавая NeXT. А искусством, которое сильнее других затрагивает душу, я считаю музыку».

Закончив свою речь, Джобс представляет публике Дэна Кобялку – первую скрипку Симфонического оркестра Сан-Франциско. Кобялка подходит к компьютеру, слегка касается его смычком, и они начинают пятиминутный дуэт. Компьютер подхватывает тему скрипичного концерта Баха ля минор. Когда Кобялка заканчивает и поднимает глаза, третий прожектор освещает Джобса, стоящего на сцене с красной розой в руках. Публика встает и устраивает овацию.

А теперь замените скрипача на танцора в красном берете – и у вас получится презентация полавидения.

Пресса захлебывалась от восторга. Nesweek писал, что Джобс «вернул компьютерному миру чувство радостного изумления». Сhicago Tribune отмечала, что прошедшее мероприятие «было для коммерческих презентаций тем же, что Второй Ватиканский собор для церковных собраний». Но всех превзошел один заголовок: «Восемь мегабайт сексуального удовлетворения!» Презентация вызвала массу толков среди конкурентов. Когда Билла Гейтса спросили, будет ли Microsoft создавать программное обеспечение для нового компьютера, тот ответил: «Это для него, что ли? Слишком много чести». Он неодобрительно отозвался о технологии («каждый может содрать что-нибудь у Sony») и о дизайне тонкого черного корпуса («если кому-то понадобится черный компьютер, я вышлю банку краски»).

Спустя пять месяцев после презентации было объявлено, что NeXT заключил партнерское соглашение с крупнейшим компьютерным ритейлером США – Businessland. Президент торговой сети Дэвид Норман рассчитывал на то, что за первые 12 месяцев удастся продать компьютеров на 150 миллионов долларов – беспрецедентный объем. На заседании правления Businessland Джобс призвал «надрать кое-кому задницу!». Один из присутствовавших описывал, что происходило на заседании: «Представьте себе взрослых умных людей, забравшихся на стулья и что-то радостно вопящих».

Для сборки компьютеров Джобс в соответствии с законами жанра построил полностью автоматизированный завод с картинами на стенах, дизайнерской сантехникой в туалетах и шикарной кожаной мебелью. Один из журналистов писал, что этот завод так и просится на обложку Architectural Digest.

IBM и Apple продавали миллионы персональных компьютеров в год. Sun продавала 100 тысяч автоматизированных рабочих мест на базе персональных компьютеров. Джобс же построил свой завод из расчета, что объемы продаж составят миллиарды долларов. Однако за первый год Businessland продала менее четырехсот компьютеров NeXT.

Компьютеры NeXT Cube были красивы и технически совершенны, как Polaroid и «Боинг-747», но очень дороги. Покупателей для них не нашлось. Новые накопители на оптических дисках во много раз превосходили по емкости магнитные накопители и гибкие диски, но конкуренты предлагали более удобные решения, массу полезных приложений и значительно более низкие цены. Когда-то о полавидении отзывались так: «В этом продукте заложено больше научных достижений и эстетических качеств, чем коммерческого смысла». То же самое можно было в полной мере отнести и к компьютерам NeXT.

«Мы создали ряд новых технологий и решили рискнуть», – говорил Джобс на презентации, описывая оптические диски. Скотт Макнили, глава Sun – одного из прямых конкурентов NeXT – говорил, что даже для того, чтобы продать 10 тысяч компьютеров, недостаточно одних только хитроумных маркетинговых акций и элегантного дизайна. Основной покупательской массе требуется практичная и надежная техника с заменяемыми частями.

Джобс говорил о любви к безумным идеям, а Макнили действовал, основываясь на здравой стратегии. В результате доходы Sun от продажи компьютеров превысили 3 миллиарда долларов. А вот партнер NeXT по вопросам сбыта Businessland вышел из сделки уже через два года после презентации. Это был не самый сильный удар по NeXT, но достаточно чувствительный.

В апреле 1991 года два соучредителя NeXT подали в отставку. В июне крупнейший индивидуальный инвестор NeXT Росс Перо вышел из состава правления, заявив: «Мне не следовало давать им деньги. Это самая большая ошибка, которую я совершил». На протяжении нескольких следующих месяцев компании приходилось брать кредиты в банках, чтобы выплатить сотрудникам зарплату. Видя, что NeXT находится на грани банкротства, Джобс обратился к своему партнеру и крупнейшему инвестору – японской компании Canon, которая производила для них оптические диски и принтеры. Canon выписала чек и повторила это еще два раза в течение следующего года, но затем решительно подвела черту. В начале 1993 года компанию покинули почти все вице-президенты, включая пятерых первоначальных соучредителей.

Forbes писал в своей статье: «В мире бизнеса не так уж много людей, способных на чудеса, и теперь совершенно очевидно, что Стив Джобс не из их числа».

Факты о вынужденном уходе Джобса из Apple в 1985 году и его действиях, приведших к упадку NeXT, хорошо известны. В 1975 году Стив Возняк объединил микропроцессор, клавиатуру и монитор, создав один из первых персональных компьютеров. Джобс убедил Возняка уволиться с работы и основать вместе с ним новую фирму. Однако после начального успеха компьютеров Apple I и II конкуренты быстро сумели обойти их. В 1980 году Atari и Radio Shack (TRS-80) продали примерно в семь раз больше компьютеров, чем Apple. В 1983 году на рынке доминировал Commodore, а на втором месте оказались компьютеры IBM, хотя компания начала их производство всего два года назад. Рыночная доля Apple упала ниже 10 процентов и продолжала быстро сокращаться.

Попытки вернуть внимание клиентуры с помощью Apple III и Lisa провалились, так как в первом случае Джобс сам потерял интерес к проекту, а во втором – его выгнали. Легендарная реклама нового продукта Macintosh, приуроченная к розыгрышу Суперкубка в начале 1984 года, вызвала колоссальный ажиотаж и поначалу привела к заметному росту продаж, но компьютер оказался слишком медленным, не был оснащен жестким диском и постоянно перегревался (для бесшумной работы Джобс настоял на том, чтобы в нем не было вентилятора). В том году, когда IBM и Commodore продали более двух миллионов компьютеров каждый, Macintosh продавался менее чем по 10 тысяч штук в месяц.

Но куда большую опасность, чем череда неудач, представляла для компании череда увольнений.

Когда увольнения идут сплошным потоком, это серьезный сигнал, свидетельствующий о том, что в компании что-то не в порядке. Как уже говорилось ранее, после создания исследовательской лаборатории в компании Bell Теодор Вейл заявил, что «невозможно ущемлять одну из групп или предоставлять ей преимущества за счет другой, не нарушая равновесия организации в целом». Во время Второй мировой войны Вэнивар Буш использовал любую возможность, чтобы подчеркнуть свое уважение к военным, хотя и проводил почти все время с близкими ему по духу учеными. Но одинаково любить тех, кто занимается безумными идеями и франшизами, можно только при условии преодоления своих личных предпочтений. «Художников» будет всегда тянуть к «художникам», а «солдат» – к «солдатам».

Джобс во всеуслышание гордо заявлял, что его сотрудники, разрабатывающие проект Macintosh, – это «художники». Всех остальных сотрудников, которые занимались франшизой Apple II, он называл «клоунами». В ответ инженеры этой группы начали носить значки с изображением клоуна Бозо. Возняк со своими повадками плюшевого мишки был чрезвычайно популярен в компании и за ее пределами. Он вынужден был уволиться в знак открытого протеста против деморализующих нападок. Текучесть кадров в группе Apple II стала настолько обычным делом, что в ходу была шутка: «Если тебя вызывает босс, убедись для начала, что ты знаешь, как его зовут». Атмосфера ухудшалась. Вскоре начали увольняться и ведущие конструкторы из группы Macintosh.

Совету директоров Apple и недавно назначенному генеральному директору Джону Скалли понадобилось не так уж много времени, чтобы сделать вывод, что беды не носят системный характер. Весной Джобса отстранили от оперативного руководства. Пытаясь уговорить правление оставить его, Джобс предлагал создать небольшое подразделение по разработке технологий, о которых ему рассказывали какие-то чудаковатые инженеры из округа Марин, севернее Сан-Франциско: сенсорного дисплея, плоского монитора, мощного графического приложения. Однако в конечном итоге ему все же пришлось уйти. Официально уволившись, в сентябре 1985 года Джобс основал компанию NeXT.

Но идея о супермощном компьютере с богатой графикой засела у него в голове.

После ухода Джобса из Apple оставшиеся специалисты во главе с Джоном Скалли устранили самые заметные недостатки Macintosh. Они вставили вентилятор, добавили жесткий диск и увеличили объем памяти (что позволило повысить скорость). Объемы продаж выправились, и компьютер стал хитом. Уже в скором времени Джобса вновь начали прославлять задним числом как мастера инноваций и создателя Apple II и Macintosh, который принес в массы пользование персональным компьютером, графическим интерфейсом, мышью. У него брали интервью Playboy и Rolling Stone. Он появлялся на обложках Time, Nesweek и Fortune. Журнал Inc. назвал Джобса предпринимателем десятилетия.

Однако, несмотря на то что звезда Джобса вновь была на подъеме, в компании NeXT начались трудности, и группа работников, а также руководители Compaq и Dell предложили Джобсу вообще отказаться от производства компьютеров в связи с тем, что NeXT располагала первоклассным программным обеспечением. Графический интерфейс и инструменты программирования были намного более изящными и мощными, чем продукты Microsoft – DOS и первоначальный Windows. Джобс мог предложить производителям персональных компьютеров альтернативу продуктам Microsoft, в которой они крайне нуждались. Взамен NeXt получала будущее, которого в противном случае могло и не быть.

Идея перехода от «железа» к программному обеспечению была классической стратегией типа С. Но Джобс заработал себе славу как производитель компьютеров. Больше, быстрее, мощнее с каждым годом. Нынешние лидеры рынка (IBM, DEC, Compaq, Dell) продавали компьютеры со своими логотипами на корпусе. И всем было известно, что деньги делаются на железе, а отнюдь не на программах.

А про Джобса продолжали публиковать десятки хвалебных историй как о мастере инноваций типа П нынешнего поколения, сравнивая его с Эдвином Лэндом и Хуаном Триппом.

Отказаться от производства компьютеров? Вы не к тому Моисею обратились.

Более того, Джобс решил удвоить ставки. Вскоре после ухода из Apple он вновь связался с командой инженеров из округа Марин, которые разрабатывали графический компьютер. Зачем делать ставку на одну более мощную и быструю машину, когда можно построить сразу две? Джобс приобрел эту фирму и предоставил конструкторам свободу действий по созданию более мощного компьютера, чем NeXT.

Джобс и не подозревал, что в руках у этих инженеров находится ключ, который может вызволить его из западни Моисея. И этот ключ не имеет ничего общего с их компьютером.

Истории о великих прорывах обычно вращаются вокруг одного гениального человека и какого-то одного периода. Такие истории легко рассказывать и запоминать. Иногда они оказываются правдивыми, но чаще содержат лишь крупицу правды, опуская очень важные и интересные детали.

Например, Исааку Ньютону часто приписывают открытие закона всемирного тяготения, объяснение движения планет и изобретение дифференциального исчисления. Но задолго до того, как Ньютон опубликовал свои знаменитые «Математические начала натуральной философии», Иоганн Кеплер высказал мысль о силе Солнца, которая управляет движением планет. Роберт Гук первым предложил принцип всемирного тяготения. Христиан Гюйгенс показал, что движение тела по кругу создает центробежную силу. До этого многие, пользуясь законом Гюйгенса, приходили к мысли о тяготении в привычной для нас форме. Джованни Борелли объяснил эллиптическую орбиту спутников Юпитера силой гравитации. Джон Валлис и другие закладывали основы дифференциального исчисления еще до Ньютона, а Готфрид Лейбниц уже пользовался им в той форме, которая известна нам сегодня. Конечно, такие истории рассказывать труднее, чем про яблоко, которое свалилось на голову Ньютону.

Гук подал Ньютону мысль о том, каким образом с помощью гравитации можно объяснить движение планет. Это привело Ньютона к написанию «Математических начал». Хотя у Гука было много правильных идей, он не смог создать из них целостную систему. А Ньютон сделал это. Ньютон был великим синтезатором, как и Джобс.

У Исаака Ньютона был Роберт Гук. У Стива Джобса был Джеф Раскин. Роберт Гук в свободное время конструировал крылья, как у летучей мыши, пружинные башмаки, с помощью которых можно было бы передвигаться по Лондону прыжками, подскакивая при каждом шаге на три с половиной метра, а также исследовал свойства марихуаны («пациент ничего не понимал, ничего не помнил из того, что он видел… но, несмотря на это, был очень счастлив»). Джеф Раскин в свободное время конструировал модели самолетов с дистанционным управлением, преподавал игру на клавесине, руководил оперной труппой и оформлял патенты на различные способы упаковки. Как и Гук, Раскин отчасти был дилетантом.

В 1967 году Раскин, в ту пору еще 24-летний инженер, написал докторскую работу, в которой доказывал, что компьютер должен иметь графические интерфейсы и что удобство пользования компьютером важнее, чем его эффективность. Для того времени, когда доминировали огромные стационарные вычислительные машины, это были радикальные идеи. В начале 1970-х годов Раскин устроился вольным исследователем в Стэнфордский университет и в исследовательский центр Xerox PARC. Там он познакомился с учеными, которые создали первый персональный компьютер Alto с графическим интерфейсом, растровым монитором, иконками и мышью. Им так и не удалось запустить на коммерческой основе ни одну из этих технологий. (Подробнее о PARC и о том, как можно упустить возможность выбраться из западни Моисея, см. резюме в конце этой главы.)

Раскин пришел в Apple в 1978 году, спустя год после того, как Джобс и Возняк основали компанию. Вскоре он предложил проект создания простого в использовании, недорогого и компактного компьютера с графическим интерфейсом на базе Alto. Раскин дал этому проекту название Macintosh. Джобс и остальные руководители Apple поначалу пытались отложить его до лучших времен, но Раскин уговорил их посетить Xerox PARC и увидеть все своими глазами. Они так и сделали, после чего обратились в его веру. Со временем Джобс отодвинул Раскина в сторону и сам возглавил этот проект.

Таким образом, Раскин предложил оригинальную идею компьютера Macintosh и наметил его главные особенности. Однако он не сумел создать на этой основе целостную систему. А Джобс сумел. Он был великим синтезатором.

Ньютон и Джобс одинаково относились к своим предшественникам. Ньютон всеми силами пытался принизить Гука и умалить его заслуги (в том числе, как уверяют, «потерял» его единственный известный портрет). Он описывал Гука как человека «со странным и несносным характером». Джобс спустя три столетия отзывался о Раскине как о «куске дерьма».

«И он спустился с горы со скрижалями в руках»

В интервью, данном уже после смерти Джобса, Билл Гейтс говорил: «Стиву и мне всегда будут приписывать больше, чем мы заслуживаем, потому что в противном случае история станет слишком запутанной, – и добавил: – Правда, если проводить сравнение со следующей тысячей исследователей, то не стоит изображать его Богом, спустившимся с горы со скрижалями в руках». Похоже, в данном случае Гейтс перепутал Иисуса с Моисеем, но идея понятна.

Более детальное изложение историй позволяет избавиться от схематичности описания (Ньютон открыл закон всемирного тяготения, Джобс изобрел Mac) и придает богам человеческий облик. Оно помогает понять, как сила гения и интуитивная прозорливость, соединяясь, приводят к великим прорывам. Истинные истории, в отличие от придуманных, содержат уроки, позволяющие заставить гениальность и прозорливость работать на нас, а не против нас.

Первый такой урок в истории со Стивом Джобсом можно увидеть на 36-й минуте фильма 1976 года с Питером Фондой и Блайтом Даннером в главных ролях.

Сцена: пульт управления космическим кораблем. Обстановка в духе 1970-х годов. Множество компьютеров с мигающими огоньками. В кадре появляется 1-й ученый в белом халате. Монотонный механический голос компьютера произносит: «Показатели гиалина и синовиальной жидкости зафиксированы».

1-й ученый: На какой мы стадии?

2-й ученый (сидит, уставившись в монитор): Завершаем общее обследование организма. Через час начнем молекулярные исследования.

1-й ученый: Хорошо. Вы поменяли им питание?

2-й ученый: Да, у нас есть от 4 до 6 часов.

1-й ученый: Я хочу, чтобы все термические, рентгеновские и электрохимические исследования были закончены сегодня.

2-й ученый: У нас мало времени.

1-й ученый: Тем не менее это необходимо. Наш мистер Браунинг становится слишком любопытным.

2-й ученый: У меня есть голограмма. Сейчас я восстановлю ее на экране.

Появляется полупрозрачное трехмерное изображение левой руки с выпрямленными пальцами. Оно медленно поворачивается. Затем три пальца прижимаются к ладони, большой палец обхватывает их. Рука продолжает поворачиваться до тех пор, пока указательный палец не упирается с экрана прямо в вас, в зрителя.

В 2011 году Библиотека конгресса США выбрала этот эпизод из фильма в числе 25 других для внесения в Национальный киноархив. Не весь фильм «Мир будущего» целиком, который умудрился объединить в себе и роботов, оказывающих сексуальные услуги, и сцены средневековых рыцарских поединков, и Юла Бриннера в костюме ковбоя-гея, а именно трехмерное изображение руки. Оно стало первым объемным изображением, созданным на компьютере и показанным в фильме. Его автором был физик, ставший впоследствии графическим программистом в Университете Юты. Его звали Эд Кэтмелл.

Научные дисциплины имеют тенденцию время от времени расцветать в различных университетах, подобно флешмобам. В 1970-е годы в студенческом городке университета Юты собралась группа молодых первопроходцев в области компьютерной графики: Джим Кларк, который впоследствии станет основателем Silicon Graphics; Нолан Бушнел, будущий учредитель Atari; Джон Уорнок, будущий учредитель Adobe, и Алан Кэй, который станет одним из создателей первого графического персонального компьютера Alto в компании Xerox. К ним присоединился Кэтмелл – скромный студент из мормонов, который впоследствии станет соучредителем одной из величайших студий анимационного кино.

Как раз в Юте Кэтмелл и создал трехмерное компьютерное изображение руки в качестве курсового проекта. Он и его руководитель Айвен Сазерленд, тоже один из первопроходцев в области компьютерной графики, отнесли свою работу на студию Disney. Уолт Дисней был кумиром Кэтмелла с детства, и студент мечтал работать у него на студии. Кэтмелл шел туда, будто совершая паломничество к святыне. Но на студии Disney на эту технологию не обратили никакого внимания и работу Кэтмеллу не предложили.

На протяжении следующего десятилетия студия Disney – настоящая империя в области анимационных фильмов – еще не раз будет отвергать различные анимационные технологии, изобретенные выпускниками Юты. Точно так же Xerox – империя, построенная на идее повышения продуктивности офисных работников, – отвергнет не одну безумную идею, родившуюся в ее дочерней фирме Xerox PARC.

Тем временем Кэтмелл получил свою ученую степень и теперь нуждался в работе. Он разработал важный математический инструмент для текстурного отображения объектов. Так, например, он мог спроецировать изображение Микки-Мауса, скажем, на поверхность теннисного мяча. Он также создал первое трехмерное анимационное изображение, показанное в фильме. Но это, похоже, никого не заинтересовало. Кэтмеллу исполнилось 29 лет, у него были жена и двухлетний сын. В конце концов он устроился в одну бостонскую фирму, занимающуюся программированием.

Так продолжалось, пока ему не позвонил один человек насчет тубы.

В 1960-е годы Алекс Шур, эксцентричный миллионер, постоянно тараторивший со скоростью пулемета, приобрел несколько красивых домов на северном берегу Лонг-Айленда и превратил их в студенческий городок своего частного учебного заведения, которое назвал Нью-Йоркским технологическим институтом. Первоначально оно предназначалось для людей, которые больше никуда не могли поступить. Поскольку многие из его студентов нуждались в дополнительных занятиях по математике, Шур нанял художника, который специализировался на комиксах, и тот создал для них курс математики в картинках. Опыт оказался успешным, и Шур нанял художников-мультипликаторов, чтобы создать на основе этих зарисовок мультфильм. Фильм получил золотую медаль на международном Нью-йоркском фестивале телевизионных фильмов. Как это нередко бывает с эксцентричными миллионерами, добившимися первого успеха, Шур возомнил себя экспертом и опытным кинопродюсером. Он решил, что напишет сценарий и сам станет режиссером и продюсером своего нового проекта, который назвал «Туба Табби».

Для начала Шур нанял сто аниматоров, но вскоре понял, что рисовать от руки каждый кадр в отдельности – это очень долго и нудно. Поиски новых технологий привели его в Юту, где ему порекомендовали Кэтмелла. Последовал телефонный звонок: не хочет ли Кэтмелл получить солидную сумму денег для организации независимой исследовательской лаборатории, нанять команду, купить необходимое оборудование и без всякого давления извне разработать отличную технологию съемки анимационных фильмов? Кэтмелл уволился и присоединился к Шуру в Лонг-Айленде.

Одним из первых, кого он принял на работу, был Элви Смит – высокий длинноволосый уроженец Техаса, получивший степень доктора за компьютерные разработки. В течение пяти лет Смит преподавал в Нью-Йоркском университете, а затем решил оставить научную работу и переселиться в Беркли, штат Калифорния, не имея никаких планов. Со временем он примкнул к Xerox PARC, где работал над созданием цветных дисплеев и программного обеспечения для компьютерной графики (первая программа для рисования на компьютере была разработана в PARC). Однако спустя год Xerox забраковал этот проект, и ему пришлось уволиться. Его начальник объяснил: «В офисе будущего нет места цветным экранам».

К тому времени Смит был уже полностью увлечен идеей компьютерной графики и ее потенциалом. Ему хотелось заниматься этой темой. Вскоре он услышал об «одном сумасшедшем на Лонг-Айленде», который организует лабораторию. Смит потратил последние деньги, чтобы купить билет на самолет, посетил Нью-йоркский технологический институт и был немедленно принят на работу. Мормон из Юты и хиппи из Техаса обосновались в гараже на четыре машины, стоявшем на землях бывшего поместья Вандербильтов и Уитни, и начали создавать самую современную лабораторию компьютерной графики в стране. Так зародился этот «брачный союз Xerox и университета Юты», как писал позже Смит.

Весной 1977 года на сцене частного театра в Манхэттене Алекс Шур торжественно представил публике свой фильм. В конце показа один из художников-аниматоров тихонько сказал: «О Боже, и на это я потратил два года своей жизни». Кэтмелл охарактеризовал фильм как «крушение поезда». Все было сделано на любительском уровне. Кэтмелл и Смит поняли, что у Шура нет никакого понятия ни о написании сценария, ни о разработке характера персонажей. Они осознали, что это не Уолт Дисней и что в гараже Шура им не удастся создать компьютерный фильм, который соперничал бы с игрой настоящих актеров.

Туба Табби

К счастью, вскоре объявился еще один магнат, искавший новые технологии для своих фильмов. Премьера его фильма состоялась через неделю после «Табби», и он собирался работать над его продолжением. Однако рисовать световые мечи от руки, кадр за кадром, схватка за схваткой, казалось ему слишком долгим занятием.

Члены группы испытали огромное облегчение, покинув продюсера «Табби» и перебравшись к человеку, который стал настоящим кумиром публики, сняв «Звездные войны». Компьютерщики обосновались в офисном здании в округе Марин, штат Калифорния, где заседал съемочный штаб Джорджа Лукаса. На протяжении следующих пяти лет эта группа, называвшая себя Lucasfilm Computer Division, создала множество оригинальных программ, которые совершили переворот в киноиндустрии: трехмерный рендеринг, цифровое редактирование, оптическое сканирование, лазерная печать фильмов и, разумеется, на удивление реалистичная компьютерная графика. Будучи тинейджером, я увидел первую сцену, которая была создана методами компьютерной графики и вставлена в игровой фильм «Звездный путь 2: Гнев хана» (1982). Она почти заставила меня забыть те слезы, которые я проливал по поводу Спока.

Мощный графический компьютер, с помощью которого создавались эти эффекты, заслуживал собственного имени. Смит предложил Pixer – производное от «пиксель» и «лазер». Один из коллег заметил, что название должно звучать более научно, вроде «радара», и быть как-то связано с астрономией, например «квазар» или «пульсар». В конечном итоге сошлись на названии Pixar Image Computer, или сокращенно PIC.

В 1985 году, когда Стив Джобс все еще был отлучен от Apple, его сотрудник Алан Кэй предложил ему присмотреться к PIC. До прихода в Apple Кэй работал в Xerox PARC, а по работе пересекался с Кэтмеллом в Университете Юты и со Смитом в Xerox. От них он услышал, что Лукас, недавно переживший развод и нуждавшийся в деньгах, задумал продать эту группу.

У Джобса были планы относительно компьютера NeXT, но тут внезапно появился PIC. Это был большой, быстрый и мощный компьютер, а сам проект казался чрезвычайно привлекательным (группа работала не только с Джорджем Лукасом, но и со Стивеном Спилбергом). PIC, помимо всего прочего, был и очень дорогой машиной. Он стоил 100 тысяч долларов. Осенью 1985 года в интервью газете Wall Street Journal Лукас объяснил, что графические возможности PIC могут иметь массу различных применений, в том числе в радиологии, разведке месторождений нефти и газа, проектировании автомобилей и т. д. «Киноиндустрия – это лишь очень незначительная сфера его применения, – заявил он. – Представьте, что мы разработали очень сложную гоночную машину, способную вытворять поразительные вещи на трассе, а потом выяснилось, что население хочет использовать ее только для того, чтобы ездить на работу».

Джобса не пришлось долго убеждать. Он попробовал заинтересовать правление Apple в приобретении PIC. Это предложение было отклонено. Позже, тем же летом, когда его отношения с Apple еще больше ухудшились, Джобс предложил Кэтмеллу и Смиту, что он сам купит их группу и будет руководить ее работой. Выслушав Джобса, Кэтмелл понял, что «его цель – разработать новое поколение домашних компьютеров, которые могли бы конкурировать с Apple». Кэтмелла и Смита подобная перспектива не интересовала, и они отказались. Кэтмелл, который незадолго перед этим развелся, счел, что обе ситуации чем-то напоминают друг друга. Он сказал Смиту: «Наша группа не хочет быть для него первой женщиной после расставания с женой».

Ближе к концу 1985 года, после того, как два десятка фирм (включая студию Disney) не проявили интереса к покупке, глава правления студии Лукаса Даг Норби заявил, что в конце года ликвидирует компьютерную группу, если они не найдут покупателя. К счастью, в ноябре Кэтмелл и Смит сумели склонить к совместной покупке нидерландскую компанию Philips, которой этот компьютер нужен был в медицинских целях, и автопроизводителя General Motors, который хотел использовать его для компьютерного конструирования автомобилей. Однако за неделю до подписания договора сделка провалилась. Росс Перо, возглавлявший компьютерную службу в General Motors, выступал за приобретение графического компьютера. Но прямо перед самой сделкой GM объявила о покупке Hughes Aircraft за 5,2 миллиарда долларов. Перо был в бешенстве и не стеснялся в выражениях в адрес правления ни в частных беседах, ни публично: «Как GM может оправдать миллиардные затраты на управление коммуникационными спутниками, если она не может даже построить приличную машину?» В ответ члены правления отозвали свое одобрение сделки о покупке компьютера (а в следующем году избавились и от Перо).

Джобс узнал о провале сделки. Он позвонил Норби и сообщил, что у него еще остается интерес к покупке. В том, что группу необходимо продать именно ему по приемлемой цене, Джобс должен был убедить не только руководство студии Лукаса, но и Кэтмелла со Смитом, чтобы они продолжили работу над проектом, но уже в его интересах. И Джобс сосредоточился на проекте NeXT. Он заверил Кэтмелла и Смита, что те могут вести свое собственное шоу. Они могли оставаться в округе Марин, в нескольких часах езды к северу от Джобса и NeXT. Кэтмелл получал пост директора. Не имея других вариантов, Кэтмелл и Смит согласились. Норби также принял предложение Джобса о покупке всей фирмы в целом.

Таким образом Джобс стал главным инвестором и самым крупным акционером Lucasfilm Computer Division, которая была переименована в Pixar, Inc.

В BusinessWeek вышла статья под заголовком «Что Стив Джобс забыл в кинематографии?».

Джобс приобрел всю группу ради их компьютера. «Развитие суперкомпьютеров уже стало коммерческой реальностью, и в ближайшие годы будет усиленно развиваться компьютерная графика, – заявил он, комментируя свою покупку. – Ситуация напоминает ту, что сложилась в производстве персональных компьютеров в 1978 году». Джобс приостановил текущий проект Pixar по производству фильма и нацелил ее на открытие офисов по продаже компьютеров PIC в семи городах. Он расширил штат продавцов, из-за чего общая численность персонала выросла с 40 до 140 человек.

Спустя два года было продано менее двухсот компьютеров. Надежды на PIC оказались скорее из области желаемого, чем действительного. Большинство задач из сферы компьютерной графики можно было решить на более универсальных и дешевых компьютерах производства Sun или Silicon Graphics с использованием программного обеспечения Pixar. Сами по себе компьютеры PIC оказались невостребованными. Чтобы продемонстрировать возможности компьютерной анимации, студия Pixar в 1986 году сняла свой знаменитый короткий мультфильм про настольную лампу. Глава компании Disney говорил: «Этот пятиминутный ролик содержит столько эмоций и юмора, сколько не вместится в большинство двухчасовых фильмов». Правда, клип, который стал частью логотипа Pixar, был сделан не на компьютере PIC.

Так же как NeXT, полавидение и «Боинг-747», PIC был красивой, мощной и чрезвычайно дорогой машиной, на которую не было покупателей. В очередной раз любовь к безумной идее одержала верх над здравой стратегией, как это было с Хуаном Триппом и Эдвином Лэндом. Вот только Джобс, в отличие от них, удвоил ставки, попав в западню Моисея.

Потратив более двух лет и свыше 50 миллионов долларов, Джобс в конце концов отказался от идеи с PIC. В апреле 1990 года Pixar продала сектор производства компьютеров калифорнийской технологической компании Vicom Systems, которая вскоре прекратила свое существование. Джобс снова сократил персонал компании примерно до 40 человек, уволив многих из тех, чьего приема на работу раньше так усиленно добивался.

Pixar влачила жалкое существование. NeXT тоже едва держалась на плаву. Джобс начал ощущать нехватку средств. Он попытался сократить анимационную группу Pixar до пяти человек, но наткнулся на резкое сопротивление Кэтмелла и его команды. Затем Джобс попытался продать Pixar, но не смог найти покупателя на приемлемых условиях. Позднее он, описывая этот период, говорил, что стоял «по колено в дерьме». Джобс перестал ходить на работу, предпочитая сидеть дома.

Много лет назад, когда я переживал по поводу плохих результатов своей компании, один консультант, который в прошлом руководил большим акционерным обществом, положил руку мне на плечо и сказал: «Раз на раз не приходится. Иной раз ты благоденствуешь, а иной – тушишь пожары». У Джобса тушение пожаров продолжалось пять лет.

В сфере биотехнологий начинающие фирмы часто пытаются выиграть время, продавая свои инструменты и услуги более крупным и богатым фармацевтическим компаниям. Цель заключается в том, чтобы продержаться достаточное время, пока твоя команда не создаст оригинальный и успешный продукт.

Именно так действовала студия Pixar в области кино. Она продала свои инструменты и услуги куда более крупному и богатому родственнику – студии Disney – и продержалась достаточно долго, чтобы создать нечто стоящее.

Джобс не только выиграл время и получил неожиданный продукт. У него родилась идея. Он нашел неожиданный способ реализации своих планов.

Вечером в канун Дня благодарения 1995 года в театре «Эль-Капитан» в Лос-Анджелесе медленно потухли огни, и поднялся занавес. Зрителям показали анимационный фильм про игрушечного астронавта Базза и игрушечного ковбоя Вуди. Фильм «История игрушек» производства Pixar стал первым созданным исключительно на компьютере и на протяжении трех недель собирал самую большую кассу в стране. Он до сих пор остается в категории 100-процентной «свежести» на сайте с обзорами кинофильмов «Гнилые помидоры». Отклики на фильм включали в себя такие выражения, как «потрясающее визуальное впечатление», «возрождение вида искусства», «рассвет новой эры». Сценаристом и режиссером был Джон Лассетер – автор того самого ролика про настольную лампу, снятого десятью годами ранее. Кэтмелл и Лассетер заслужили себе славу величайших аниматоров со времен Уолта Диснея. Благодаря им Джобс, прежде пытавшийся отделаться от направления анимационных фильмов, внезапно сильно им заинтересовался. Этому способствовал и «побочный эффект»: фильм сделал Джобса миллиардером.

«История игрушек» стала кульминацией 10-летнего сотрудничества со студией Disney. Еще работая в Lucasfilm, Кэтмелл и Смит убедили Disney приобрести несколько компьютеров PIC для автоматического производства анимации. Там посмотрели короткие клипы Pixar, устроили им овацию и решили, что этой команде пора замахнуться на полномасштабный фильм. В 1991 году, так и не сумев переманить к себе Лассетера, Disney подписала с Pixar договор на съемки трех мультфильмов. Первым из них была «История игрушек».

В месяцы, предшествовавшие премьерному показу, Джобс работал с банкирами, готовя Pixar к размещению акций на бирже. В число подготовительных мероприятий входило, в частности, и издание проспекта с описанием компании, который распространялся среди акционеров. На обложке проспекта Pixar красовалось улыбающееся лицо Базза, смотрящего на зрителя с компьютерного монитора. Мне приходилось видеть множество разных проспектов и принимать участие в самых разных акциях, но я ни разу не видел, чтобы обложку украшало изображение игрушки. И ни разу время не было подобрано так удачно.

Первичное размещение акций Pixar, состоявшееся через неделю после премьеры, вызвало колоссальный ажиотаж среди инвесторов. Торги начали с цены, превышавшей первоначальные банковские оценки на 250 процентов. К концу дня компания оценивалась в 1,5 миллиарда долларов. Джобсу принадлежало 80 процентов акций. Таким образом, его состояние составило 1,2 миллиарда. А ведь совсем недавно его способность оказывать финансовую поддержку различным проектам подвергалась серьезному сомнению.

Ранее я уже упоминал о том, что Ньютон и Джобс были великими синтезаторами. Ньютон свел воедино все планетарные теории, законы движения, дифференциальное исчисление (все эти идеи были разработаны другими) и создал из них цельную теорию, которой мир еще не знал. Джобс тоже свел воедино дизайн, маркетинг и технологию, на что мало кто способен. Однако он упустил из виду один важный ингредиент. Как и Лэнд, Джобс правил, беря пример с Моисея.

Вот почему, если рассматривать ситуацию с позиций сегодняшних поклонников продукции Apple, главным приобретением для Джобса стала вовсе не финансовая отдача от вложений в Pixar. Он увидел, как действуют правила Буша – Вейла на практике. Джобс усвоил другую модель руководства, которая предполагала баланс между безумными идеями и франшизой и сглаживание противоречий между ними.

Недостающий ингредиент стал ключом к третьему акту, в ходе которого Стив Джобс вернулся к производству компьютеров и вдохнул новую жизнь в свою прежнюю компанию, а заодно – и во всю отрасль электроники широкого потребления.

У истории студии Pixar великолепный сюжет: маленькая компания, испытывающая трудности, к которой с пренебрежением относятся почти все крупные игроки отрасли, спасается благодаря заключению партнерского соглашения. Это партнерство порождает хит, меняющий всю отрасль. Он помогает компании с огромным успехом разместить свои акции на бирже, что, в свою очередь способствует рождению целого ряда очередных хитов: «Корпорация монстров», «В поисках Немо», «Суперсемейка», «Тачки», «Рататуй», «ВАЛЛ-И», «Вверх», «Головоломка» и др.

История Pixar – это, по сути дела, классный ремейк. Пятнадцатью годами ранее, в 1978 году, маленькая и не приносящая прибыли фирма Genentech разработала не применявшуюся ранее новую технологию под названием «генная инженерия», которую отвергли практически все уважаемые игроки отрасли. Ей удалось заключить партнерское соглашение с крупной фармацевтической компанией. Технология Pixar позволила автоматизировать ручные процессы при создании анимационных фильмов и за счет этого совершить переворот в отрасли. Технология Genentech позволила автоматизировать ручные процессы и создать новый вид лекарств.

Размещение акций Genentech на бирже состоялось в самый удачный момент и сопровождалось отличной маркетинговой кампанией, как и в случае с Pixar. Завершилось оно 14 октября 1980 года. Торги начались с цены, превышающей первоначальные оценки банкиров на 200 процентов. Первичное публичное размещение акций Pixar ознаменовало собой рождение нового вида искусства. Первичное публичное размещение акций Genentech породило новую отрасль – биотехнологию. Вслед за успешными торгами последовали новые успешные лекарства: «Герцептин» (от рака груди), «Авастин» (от рака прямой кишки, легких и мозга), «Ритуксан» (от рака крови).

И Genentech, и Pixar, как и любые другие хорошие фармацевтические компании и киностудии, научились поддерживать баланс между безумными идеями и франшизами, потому что у них не было другого выхода. У них не могло быть других продуктов, кроме лекарств и кинофильмов.

Пожалуй, в мире биотехнологий сложно отыскать более успешную компанию, чем Genentech. Когда в 2009 году ее купила компания Roche, она оценивалась более чем в 100 миллиардов долларов. В киноиндустрии вряд ли можно найти более успешную студию, чем Pixar. В период с 1995 по 2016 год она сняла 17 полнометражных фильмов, каждый из которых принес в среднем по полмиллиарда долларов. Их медианный рейтинг на сайте «Гнилые помидоры» находится на впечатляющей отметке «96 процентов».

Работая на студии Pixar, Эд Кэтмелл называл зарождающиеся идеи будущих фильмов «уродливыми детьми». Это выражение может показаться непривычным, но сама мысль родилась много веков назад. В 1597 году философ Фрэнсис Бэкон писал: «Как детеныши живых существ при рождении уродливы, таковы и все новшества – детища времени». А вот как Кэтмелл описывает необходимость поддержания баланса между безумными идеями и франшизами («зверями»):

Оригинальность крайне хрупка. В самом начале работы самые оригинальные идеи редко выглядят красивыми. Именно по этой причине я называю ранние макеты наших фильмов уродливыми детьми. Это совсем не миниатюрные версии того, во что они вырастут в конечном итоге. Они реально уродливы. Они неуклюжи, уязвимы и не оформлены до конца. До состояния прекрасных лебедей их нужно дотягивать, отдавая им много времени и терпения. Такое отношение к делу крайне сложно уживается со зверем…

Мои мысли о звере и ребенке могут показаться вам черно-белыми: зверь всегда плох, а ребенок всегда хорош. Истина находится где-то посредине. С одной стороны, зверь – это обжора, а с другой – ценный мотиватор. Ребенок чист и не запятнан, наполнен потенциалом, но, с другой стороны, он требователен, непредсказуем и может лишить вас сна на всю ночь. Главное, чтобы ваши зверь и ребенок сосуществовали в мире.

Поддержание баланса сил дается нелегко, потому что безумные идеи и франшизы идут совершенно разными путями. Для того чтобы они выжили в этом путешествии, им нужны преданные и заинтересованные люди, обладающие разными умениями и ценностями, – «художники» и «солдаты».

Бонд сражается со злой обезьяной

Например, первый фильм о Джеймсе Бонде «Доктор Ноу» много раз сталкивался с отказами, что типично для оригинальных фильмов. Точно так же непростая судьба первого статина типична для многих лекарств, которые произвели революцию в медицине. Для американских киностудий Бонд был слишком «английским», а романы Флеминга «не годились даже для телевидения». Безуспешные попытки Флеминга продать студиям права на девять своих романов закончились провалом, и он бесплатно отдал их парочке каких-то сомнительных продюсеров. К этому моменту один из них как раз успел довести до банкротства свою продюсерскую компанию. У второго почти не было опыта в съемках фильмов. Партнерство начиналось не самым удачным образом. Первые сценаристы изменили образ главного злодея в «Докторе Ноу», превратив его в обезьяну с высоким IQ. Один из следующих сценаристов был настолько пессимистично настроен относительно перспектив будущего фильма (уже без обезьяны), что настоял на удалении своего имени из титров. Полдюжины звезд отказались от съемок в главной роли, прежде чем продюсеры остановили свой выбор на мало кому известном 32-летнем Шоне Коннери (до этого он снимался в таких фильмах, как «Великое приключение Тарзана», «Дарби О’Гилл и маленький народ»). До прихода в кино Коннери работал шофером на молоковозе. Прокатчики сильно сомневались, что картина про англичанина, где главную роль исполняет шофер грузовика, будет иметь успех в крупных американских городах, поэтому первые показы состоялись на автостоянках под открытым небом в Оклахоме и Техасе.

Но когда снимался двадцать шестой фильм бондианы или разрабатывался десятый статин, была уже совершенно другая история. Актеры сражались за право сниматься в 26-м фильме про Бонда, студии стояли в очереди на приобретение маркетинговых прав, инвестиции текли рекой. Теперь уже всем было понятно, что английский шпион, который носит костюмы от Бриони, хорошо продается. Точно так же всем известно, что новый статин эффективно снижает уровень холестерина. Конечно, могут быть и осечки. Например, «Байкол» (шестой статин) был снят с производства из-за неожиданно высокой токсичности. Не пользовался успехом и Тимоти Далтон (четвертый по счету Бонд). Однако общая тенденция была ясна. Бонду нужен злодей, быстрый автомобиль, благородный напиток, девица, которая является двойным агентом и несколько двусмысленных намеков в разговоре. Лекарство должно иметь доказанную безопасность и эффективность. Проекты франшизы понять проще, чем безумные идеи. Их легче просчитать, легче составить алгоритмы их производства в крупных компаниях. Им не нужно пробивать себе путь сквозь темные туннели скептицизма и неуверенности. Главная задача – усовершенствовать ранее достигнутое.

Бонд и статины, разумеется, успешно справились с этой задачей. Фильмы о Бонде стали самой успешной кинофраншизой в истории. Статины стали самой успешной франшизой лекарств в истории.

Нередко авторы безумных идей относятся к франшизам с пренебрежением. Так, например, Стив Джобс в годы своего «первого пришествия» издевался над «клоунами», совершенствовавшими компьютер Apple II. Но обе стороны нуждаются друг в друге. Без стабильных франшиз безумные идеи, которые часто терпят неудачи, будут приводить к банкротству предприятия и целые отрасли. Без свежих идей франшизы увянут и погибнут. Если мы хотим, чтобы на экранах появлялось больше фильмов типа «Джуно» и «Миллионер из трущоб», нам нужны новые серии «Мстителей» и «Трансформеров». Если мы хотим появления новых лекарств от рака и болезни Альцгеймера, нам нужны следующие поколения статинов.

Pixar, по словам Кэтмелла и других очевидцев, создал среду, в которой было место и разделению фаз, и динамическому равновесию. Здесь поддерживался баланс между безумными идеями и франшизами. Однако, пожалуй, самым интересным уроком, который преподает Pixar тем, кто хочет избежать западни Моисея, служит разница между двумя стилями управления, один из которых основывается на системном мышлении, а другой – на ситуационном.

Чтобы четко понять, в чем заключается это различие, давайте обратимся к шахматам.

Гарри Каспаров правил на шахматном троне на протяжении пятнадцати лет – самого продолжительного срока в истории этой игры. По мнению многих специалистов, он является лучшим шахматистом всех времен. Принципы системного и ситуационного мышления я позаимствовал из его книги «Шахматы как модель жизни». Каспаров считает эти принципы ключом к своим успехам.

Мы можем проанализировать, почему тот или иной ход оказался плохим (например, почему пешка, съев слона, привела к поражению в партии). Это стратегия 1-го уровня, или ситуационное мышление. А вот Каспаров в ситуациях, когда плохой ход стоил ему партии, анализировал не только то, чем этот ход был плох, но и то, какой мыслительный процесс к нему привел. Другими словами, почему он именно в этот момент и в этом контексте принял неправильное решение и как надо изменить процесс принятия решений и подготовки к игре в будущем. Анализ процесса принятия решений – это уже стратегия 2-го уровня, или системное мышление.

Гарри Каспаров

Данный принцип универсален. Вы можете проанализировать, почему инвестиция оказалась проигрышной (к примеру, из-за слабого финансового положения компании, в которую вы вложили деньги). Это ситуационное мышление. Но вы извлечете из ситуации значительно больше пользы, если проанализируете ход своих мыслей, которые привели вас к решению инвестировать. Был ли у вас список факторов, которые вы должны были учесть? Все ли пункты вы выполнили? Возможно, что-то отвлекло вас или заставило проигнорировать один из пунктов перечня? Что надо изменить в этом списке или в процессе принятия решений, чтобы быть уверенными в том, что ошибка не повторится? Это системное мышление.

Вы можете проанализировать, почему поругались с женой. Допустим, все началось с того, что вы прокомментировали ее манеру вождения автомобиля. Но чтобы обстановка в семье улучшилась, необходимо понимать, что подвигло вас сделать подобный комментарий. В каком состоянии вы находились и о чем думали, прежде чем это сказать? Что надо делать в следующий раз, когда вы будете находиться в таком же состоянии или когда вас будут одолевать подобные мысли? Насколько приятнее будет спать в своей кровати?

Давайте применим этот же принцип к организации. Самые слабые команды не анализируют собственные провалы. Они просто продолжают движение. Это полное отсутствие стратегии.

Команды с ситуационным мышлением анализируют, почему потерпел неудачу проект или стратегия (история продукта была слишком предсказуемой; продукт не слишком отличался от тех, что производят конкуренты; не хватало исходных данных). В этом случае они предпримут соответствующие шаги в будущем.

Команды с системным мышлением исследуют процесс принятия решения, которое привело к провалу. Как мы к нему пришли? Надо ли заменить каких-то участников или наделить тех, что есть, другими функциями? Надо ли изменить порядок изучения исходных данных перед принятием аналогичных решений в будущем? Какие факторы влияют на процесс принятия решений? Нуждаются ли они в изменениях?

Системное мышление предполагает, что тщательному изучению подвергаются не только результаты, но и качество решений, которые к ним привели. Негативный результат, например, необязательно означает, что его причиной было неправильное решение. Бывают и хорошие решения, приводящие к плохим результатам. Это может быть разумный риск, который в данном случае не оправдался. Например, если в лотерее выигрыш в 100 раз превышает цену билета и на продажу предлагается три билета, один из которых выигрышный, то решение купить один из этих трех билетов будет правильным (даже если у вас на руках в конечном счете окажется один из двух невыигрышных билетов). В других аналогичных обстоятельствах вам следует принимать именно такое решение.

Раздельный анализ решения и его результата важен и в противоположном случае: плохие решения иногда могут давать хорошие результаты. Возможно, у вас ущербная стратегия, но противник случайно допустил ошибку, и вы оказались в выигрыше. Предположим, вы слишком слабо ударили по мячу, но вратарь поскользнулся в грязи, и мяч все-таки закатился в ворота. Поэтому анализ побед не менее (а может быть, и более) важен, чем анализ поражений. Не анализируя победу, вы тем самым, возможно, усугубляете какой-то неправильный процесс или неверную стратегию. И в следующий раз везение может оказаться не на вашей стороне. Вы ведь не хотите вложить деньги в какое-то негодное предприятие, оказаться в выигрыше благодаря «мыльному пузырю», почувствовать себя финансовым гением, а в следующий раз проиграть все нажитое?

Работая в Pixar, Кэтмелл анализировал все системы и процессы как после выигрышей, так и после поражений. Например, как организовать обратную связь, чтобы директор мог получать ценную информацию от сотрудников, причем в наиболее удобной форме? «Художники» не любят, когда обратная связь поступает от людей, не принадлежащих к их кругу, но обожают отзывы от тех, кого считают равными себе. Поэтому в студии Pixar каждый режиссер получает частную информацию по обратной связи от консультативной группы режиссеров, работающих над другими проектами, и сам, в свою очередь, дает рецензии на их творчество. Кроме того, необходимо проанализировать, как творческие наклонности режиссера могут влиять на принятие решений относительно бюджетов, сроков и качества работы. Как можно устранить нежелательные влияния? Какие его привычки уместны, а какие следует признать несовременными и контрпродуктивными в нынешних условиях?

Как и Вэнивар Буш, который настойчиво повторял, что «не внес никакого технического вклада в победу», Кэтмелл рассматривал свою работу как управление системой, а не конкретными проектами.

Это понял и Джобс. Он тоже играл свою роль в системе как блестящий переговорщик и финансист. Именно Джобс настоял на том, чтобы приурочить размещение акций Pixar на бирже к показу фильма «История игрушек». Именно он вел все переговоры от имени Pixar со студией Disney. Однако его просили не вмешиваться в процесс производства фильмов на ранних стадиях. Весомость его фигуры могла нарушить деликатную атмосферу творческой искренности на том этапе, когда проекты еще отличаются особой хрупкостью. В тех случаях, когда к нему обращались за советом относительно уже почти готовых фильмов, Джобс всегда предварял свои высказывания словами: «Я не киношник. Вы можете пропустить мимо ушей все, что я скажу». Он тоже научился управлять системой, а не проектами.

Отказ от мелочного контроля над творческим проектом и доверие к изобретателю, художнику и любому другому творцу безумных идей нельзя приравнивать к отказу от внимания к деталям. Занимавший на протяжении четырнадцати лет пост исполнительного директора Genentech Арт Левинсон славился тем, что дотошно добивался предельной научной точности. Несколько лет назад на крупнейшей ежегодной конференции по биотехнологии Левинсон, делая основной доклад, указал на находившийся на сцене за его спиной логотип организатора конференции (гигантскую спираль ДНК) и сказал: «Эта спираль закручена влево. Такого в природе не существует» (все молекулы ДНК закручены в правую сторону). Публика зашумела, а он продолжил: «Мы являемся одной из ведущих отраслей, и у нас должна быть правильная ДНК». В науке главное – это точность.

Мне часто приходилось слышать разные истории про Левинсона от ученых и руководителей Genentech. Он мог устроить разнос даже какому-нибудь лаборанту за неточность в работе. Левинсон и учредители Genentech (так же как Буш, Вейл и Кэтмелл) понимали, что для каждой фазы требуются свои инструменты. Пристальное внимание к научным (художественным, дизайнерским) деталям – это инструмент, который в разных фазах мотивирует и ученых, и художников, и любых других творцов.

Genentech заслужила высочайшее уважение в научном сообществе. В рейтинге цитирования своих научных работ она уступает только МТИ. И все это не в ущерб блестящим показателям по франшизе. За последние 20 лет компания не только разработала четыре эффективных лекарства против рака, но и сумела преодолеть все производственные трудности получения их от живых организмов, что позволяет снабжать ими миллионы пациентов во всем мире. Свой научный и производственный опыт компания смогла трансформировать в прибыль, составляющую свыше 10 миллиардов долларов в год. Это удалось ей главным образом за счет чрезвычайно умелого сочетания безумных идей и франшизы.

Левозакрученная и правозакрученная ДНК

В апреле 2000 года, спустя три года после возвращения в Apple, Стив Джобс пригласил Арта Левинсона в свой новый совет директоров. После смерти Джобса в 2011 году Левинсон заменил его на посту председателя правления.

Хорошо известная история возвращения Джобса в Apple и последующее превращение компании в самую дорогую в мире служат ярким примером того, как бережное отношение к безумным идеям в условиях дефицита времени может спасти франшизу, оказавшуюся в кризисной ситуации. Но об этом говорилось уже не раз.

Вэнивар Буш прибыл в Вашингтон, чтобы спасти франшизу, оказавшуюся в бедственном положении в результате технологической гонки. Это было всего за несколько месяцев до начала войны. Система Буша помогла не только создать мировое военное превосходство (как мы увидим в главе 8), но и обеспечила доминирование национальной экономики. Теодор Вейл вернулся в AT&T, чтобы спасти франшизу, оказавшуюся в кризисной ситуации, когда срок действия патента на телефон истек и конкуренты налетели, словно стервятники. Система Вейла не только превратила AT&T в самую успешную компанию в стране, но и принесла Нобелевскую премию за открытия, ознаменовавшие начало электронной эры.

В случае с Apple спасательная операция началась в декабре 1996 года, когда компания объявила о покупке NeXT и назначении Джобса на должность советника. Для компании это была последняя соломинка. Операционная система и компьютеры Apple к этому времени уже устарели. Три предыдущие попытки обновления операционной системы с целью повысить ее конкурентоспособность по сравнению с Microsoft Windows провалились. Доля Apple в рынке упала ниже 4 процентов. Крупные финансовые потери и огромные долги подвели компанию к порогу банкротства. Правление сделало несколько безуспешных попыток продать компанию. Повышение Джобса в должности до исполняющего обязанности генерального директора (1997), а затем и полновластного главы Apple (1998) рассматривалось как акт последней надежды с весьма малыми шансами на успех. Многочисленные несбывшиеся обещания NeXT подорвали доверие аналитиков и наблюдателей к Джобсу как лидеру в сфере технологий.

Когда Джобс окончательно пришел к власти, в нем уже не было и следа пренебрежительного отношения к «солдатам». В марте 1998 года он переманил из компании Compaq на должность операционного директора Тима Кука, известного как «предводитель гуннов».

Пропало и предубеждение по отношению к безумным идеям типа С. Например, в 2001 году в интернете процветало музыкальное пиратство. Идея о создании онлайн-магазина, продающего за деньги то, что можно было без всякого труда скачать бесплатно, казалась абсурдной. Никому и в голову не приходило, что можно продавать музыкальные записи онлайн (это делалось только по подписке с помесячной оплатой), причем не целыми альбомами, а по отдельности, по 99 центов за песню. «Ты с ума сошел, – говорили Джобсу. – На этом денег не заработаешь».

Но когда в первые же шесть дней после открытия онлайн-магазина iTunes было скачано более миллиона песен, идея показалась не такой уж сумасшедшей. И для этого не потребовалось никаких новых технологий. Просто изменение в стратегии, которое до этого все считали неработоспособным.

Безумные идеи Apple типа П трансформировали всю отрасль: iPod, iPhone, iPad. Но подлинный успех принесло не столько совершенство в дизайне и маркетинге (не говоря уже о технологиях, которые в основном были изобретены другими), сколько одна инновация типа С, а именно стратегия, отвергнутая всеми другими, – полностью замкнутый в себе бренд.

Многие компании пытались, правда безуспешно, навязать эту систему потребителям. IBM производила персональные компьютеры с собственной операционной системой OS/2. На рынке теперь уже не найти ни тех компьютеров, ни операционной системы. Аналитики, наблюдатели и эксперты пришли к выводу, что закрытый бренд нежизнеспособен, поскольку потребители должны иметь право выбора. Apple в период «ссылки» Джобса в NeXT прислушалась к советам аналитиков и экспертов. Она раскрыла свою систему и стала выдавать лицензии на использование программного обеспечения и архитектуру Macintosh. Это привело лишь к распространению клонов, как и в случае с компьютерами, основанными на системе Windows.

По возвращении в Apple Джобс настоял на том, чтобы правление прикрыло распространение клонов. Компании пришлось потратить свыше 100 миллионов долларов на расторжение существующих контрактов, и это как раз в то время, когда она отчаянно пыталась избежать банкротства. Однако эта безумная идея типа С по закрытию своей системы привела к феноменальному росту продаж продукции Apple. Изящество новых продуктов привлекало покупателей, а возведенный забор затруднял переход на другие бренды. Оказалось, что провал IBM с OS/2 был мнимым, так же как провалы Friendster до появления Facebook, противохолестериновых диет до появления статинов Эндо и самолетов «Комета» до появления «Боинга-707».

Спасая Apple, Джобс продемонстрировал, как можно выбраться из западни Моисея. Он научился уделять равное внимание безумным идеям типа П и типа С. Он осуществил разделение фаз: студия Джони Айва, главного дизайнера, который отчитывался только лично перед Джобсом, была выделена из состава компании, как в свое время Лос-Аламосская национальная лаборатория из «Манхэттенского проекта». Стив научился одинаково любить и «художников», и «солдат», ведь именно Тим Кук сменил его на посту главы компании. Джобс сумел найти нужные инструменты для каждой фазы и умело сглаживал напряжение между новыми продуктами и существующими франшизами, как это было неоднократно описано во многих книгах и статьях, посвященных Apple. Он научился быть садовником, пестующим новшества, а не Моисеем, который ими командует.

«Представление о том, как строить компанию, является захватывающим само по себе, – рассказывал Джобс своему биографу Уолтеру Айзексону. – Я обнаружил, что порой лучшая инновация – это сама компания и то, как ты организуешь ее работу».

Джобс пришел к тому же выводу, что и военный историк Джеймс Финни Бакстер пятьюдесятью годами ранее, вспоминая об успехе системы Буша, изменившей историю Второй мировой войны: «Если где и могут совершаться чудеса, – писал Бакстер, – так это в организации, где созданы условия, при которых вероятность чуда со временем растет».

Три первых правила

Мы несколько раз возвращались к примеру Xerox PARC. Прежде чем свести воедино все, чему научили нас истории из первых пяти глав данной части, необходимо еще раз коснуться того, что произошло в PARC. Это яркая иллюстрация противоположности западне Моисея.

В 1970 году компания Xerox являлась символом инноваций. Она еще до Apple стала первой компанией, которая достигла миллиардного объема продаж за счет одной-единственной технологии – фотокопировального устройства. Однако к 1970 году франшиза копировальных аппаратов уже достигла зрелой стадии, и руководители Xerox решили создать вдали от нью-йоркской штаб-квартиры и производственной базы в Техасе особое подразделение в Пало-Альто, штат Калифорния, которое занималось бы разработкой новых технологий. Это подразделение, Palo Alto Research Center (PARC), привлекало к себе лучшие кадры. Инженеры PARC завоевывали самые престижные призы в области разработки компьютеров и впоследствии становились основателями и ведущими фигурами многих компьютерных компаний (включая Apple).

В 1970-е годы инженеры PARC придумали первый графический персональный компьютер (Alto), первый текстовый процессор на визуальной основе, первый лазерный принтер, первую локальную сетевую систему Ethernet, первый объектно-ориентированный язык программирования и еще целый ряд самых первых вещей. Это была невероятная цепь изобретений. Однако ни одна из этих прорывных идей не получила развития в компании Xerox.

«Некоторые компании представляют собой что-то вроде инновационной помойки, – писал один из руководителей Apple, который помог перебраться в свою компанию многим лучшим инженерам PARC. – Там умирают многие великолепные идеи. Многие знаковые сотрудники PARC покидали эту организацию, потому что так и не смогли дождаться превращения своих идей в коммерческие продукты».

Один из руководителей проекта PARC со временем понял, что дело было не в ценовых калькуляциях и не в технологических перспективах, а в самой структуре компании. Именно она создавала пропасть между группой безумных идей в PARC и группой франшизы в Техасе, которая производила пишущие машинки и другую офисную технику. Техасцы просто «обязаны были закопать Alto III, потому что это изделие мешало бы им поддерживать высокие производственные показатели и получать свои бонусы. Для них было бы непосильной ношей одновременно производить пишущие машинки и первые в мире персональные компьютеры. Да никто бы и не осмелился предложить им такое. Поэтому идея была загублена на корню».

Другими словами, слабым звеном оказалась не нехватка идей, а этап их реализации. А в основе этого слабого звена лежали не люди и не корпоративная культура, а структура, то есть конфигурация системы.

PARC был примером противоположности западне Моисея. Там было блестяще осуществлено разделение фаз. Но родившиеся безумные идеи не попадали во власть Моисея, а просто игнорировались или активно подавлялись («В офисе будущего нет места цветным экранам»).

PARC – это не единственный пример. Западня PARC, в которой идеи застревают и не получают никакого развития, представляет собой распространенное явление. Например, в 1975 году сотрудник исследовательской лаборатории Kodak Стив Сассон разработал одну из первых цифровых фотокамер. Kodak заморозила этот проект на целых 10 лет.

Лидеры, руководимые самыми благими намерениями, могут организовать высокопроизводительную автономную исследовательскую группу, как это сделали в компании Xerox, и создать в ней творческую атмосферу. В этом случае организация перемещается из нижнего левого квадранта стагнации в правую сторону. Однако со стороны франшизы всегда будет наблюдаться сопротивление новым идеям (американские военные поначалу отвергали многие технологии, рождавшиеся в группе Вэнивара Буша).

Сбалансированный подход требует чуткой помощи в устранении внутренних барьеров. Это должна быть рука помощи садовника, а не посох Моисея. Если фазовый переход будет осуществляться под давлением (командирский подход вместо помощи) или пускаться на самотек (отсутствие всякой помощи), то многообещающие идеи и технологии так и останутся в лабораториях. Организация потеряет эти технологии, проиграет гонку со временем и утратит лояльность изобретателей, которые не задержатся в ней надолго.

Рассказанные в первой части истории иллюстрируют первые три правила Буша – Вейла:

1. Разделение фаз

• Отделяйте «художников» от «солдат».

• Находите инструменты, соответствующие каждой фазе.

• Остерегайтесь слепых зон: поддерживайте оба типа инноваций (продукты и стратегии).

2. Динамическое равновесие

• Одинаково любите своих «художников» и «солдат».

• Управляйте фазовым переходом, а не технологиями: будьте садовником, а не Моисеем.

• Нанимайте и готовьте людей, способных наводить мосты между двумя группами.

3. Распространение системного мышления

• Постоянно задавайте вопрос, почему организация пришла к тому или иному решению.

• Постоянно задавайте вопрос, как можно усовершенствовать процесс принятия решений.

• Выявляйте команды, которым свойственно ситуационное мышление, и помогайте им усвоить системное мышление.

Данная книга началась с примеров работы мощных инновационных групп, в которых внезапно остановился процесс инноваций. К таким примерам относится и то, как Кэтмелл описывает упадок в компании Disney: «Начавшиеся в то время [после выхода мультфильма “Король Лев”] проблемы растянулись на последующие 16 лет… Я сразу же захотел разобраться со скрытыми факторами, лежавшими в основе этого феномена».

Правила Буша – Вейла позволяют избежать упадка и стагнации, которые могут наступить после фазового перехода, когда хорошие команды начинают душить отличные идеи. Но мы пока еще не разобрались с причинами этого феномена. Что представляют собой эти скрытые силы и почему они возникают? Другими словами, что стоит за фазовым переходом?

Теперь давайте уделим внимание вопросам «Что?» и «Почему?». Понимание этих сил откроет для нас четвертое правило Буша – Вейла.

Начнем с легендарного детектива и не менее знаменитого политика и философа.

Оба специализировались на скрытых силах.

Как постепенные изменения приводят к внезапной трансформации

Вы едете домой с работы. Вам не терпится поскорее оказаться в кругу семьи. Возможно, вы даже слегка превышаете скорость, но в целом все идет гладко. И вдруг автострада превращается в стоянку: впереди множество остановившихся машин. Никаких видимых причин нет. Незаметно, чтобы где-то произошла авария. Вы забываете об остывшем ужине и недовольной жене и задаетесь вопросом: откуда взялась эта пробка?

Ответ: вы стали свидетелем фазового перехода между двумя эмерджентными состояниями дорожного движения – беспрепятственным транспортным потоком и затором.

Чтобы понять, в чем тут дело, представьте себе, что дорога почти пуста. Водитель машины, едущей впереди вас в сотне метров, нажимает на тормоз (возможно, он заметил белку на дороге) и тут же отпускает педаль. Вы видите короткую вспышку стоп-сигнала, но, поскольку машина находится далеко, необходимости сбавлять скорость у вас нет.

Когда на дороге час пик, тот же водитель находится от вас на расстоянии нескольких корпусов машины. Как только он касается педали тормоза, вы тут же нажимаете на свою. Возможно, стоп-сигнал перед вами горел всего две секунды. Но когда водитель передней машины отпускает педаль тормоза, а вы, в свою очередь, отпускаете свою, вам требуется больше двух секунд, чтобы разогнаться до прежней скорости. Возможно, для этого вам понадобится четыре секунды. Еще больше возрастет время задержки для водителя, который едет позади вас. Ему понадобится восемь секунд, чтобы набрать прежнюю скорость. А тому, кто едет вслед за ним, – уже 16 секунд. Этот разрыв растет экспоненциально до тех пор, пока не образуется пробка.

В начале 1990-х годов пара физиков продемонстрировала, что, если плотность машин на дороге не превышает критический порог, движение протекает стабильно. Маленькие эпизоды, во время которых водители нажимают на тормоз (например, увидев белку), не оказывают никакого эффекта. Специалисты по движению называют такое состояние беспрепятственным транспортным потоком. Но если порог превышен, движение моментально становится нестабильным. Мелкие задержки начинают нарастать экспоненциально, и возникает затор. Эта внезапная смена состояний объясняется фазовым переходом.

При приближении часа пик плотность автомобилей на дороге нарастает до некого критического порогового значения. Если на каком-то участке дороги этот порог превышен хотя бы на несколько машин (например, вследствие скопления их за медленно движущимся грузовиком), создается предпосылка для образования пробки.

Заторы, возникающие, казалось бы, без всяких видимых причин, называются фантомными. Их образование подтверждается не только тщательными наблюдениями за дорожной обстановкой, но и экспериментально. В 2013 году японские исследователи запустили на бейсбольный стадион в Нагое группу автомобилей, выстроив их друг за другом по кругу. Как и предполагалось, когда количество машин превысило критический порог, сразу же стали возникать спонтанные задержки движения.

Эксперимент, проведенный на стадионе в Нагое с целью изучения фазовых переходов в транспортных потоках

За последние два десятилетия исследователи добавили много вариаций в базовую модель дорожного движения, представленную еще в 1990-е годы. Ими были изучены такие факторы, как большее и меньшее количество агрессивных водителей, скорость реакции, доля грузовиков и легковых автомобилей в общем количестве машин и т. п. Во всех случаях наблюдались все те же фазовые переходы. Когда плотность движения превышала критическое пороговое значение, система резко переключалась с беспрепятственного транспортного потока на образование заторов.

Фазовые переходы случаются повсюду.

Чтобы понять, как фазовые переходы способны помочь нам в более эффективном вызревании безумных идей, необходимо знать всего две вещи:

В основе любого фазового перехода лежит противоборство двух соперничающих сил.

Непосредственной причиной, вызывающей фазовый переход, является постепенное накопление неких свойственных системе качеств (например, плотности или температуры), в результате чего нарушается баланс обеих сил.

Вот, собственно, и все.

Чтобы проиллюстрировать оба положения, давайте на некоторое время отвлечемся от дорожного движения, для которого характерны различные осложняющие факторы, и обратимся к более простым вещам, в частности к женитьбе.

Холостяк, если он обладает солидным состоянием, должен настоятельно нуждаться в жене – такова общепризнанная истина.

Джейн Остин. Гордость и предубеждение

Мисс Остин исходит из того, что поведение холостяка определяют две противоборствующие силы. Молодые люди, еще не накопившие состояние, ведут активный образ жизни и путешествуют в поисках славы, богатства и признания. Обозначим эту силу как «энтропия».

Холостяки в годах, обладающие значительным богатством, испытывают тягу к оседлой жизни рука об руку с партнершей. Им нужны семья, стабильность и кабельное телевидение. Назовем это «упорядочивающей энергией».

Физик Ричард Фейнман как-то сказал: «Учитесь, пытаясь понять простые вещи через какие-то иные аналогии, и делайте это всегда прямо и честно». Его ученик Ленни Сасскинд, который был моим научным руководителем в годы учебы, с большой серьезностью относился к этой рекомендации. Однажды, объясняя мне сложную тему из области топологии поверхностей, Ленни сказал: «Представь себе слона. А теперь сдвинь всю кожу с его туловища в сторону задницы. Это и даст тебе искомую поверхность».

Продолжим в том же духе: представьте себе очень большой поддон для яиц. Точнее говоря, квадратный поддон, содержащий 20×20 ячеек, то есть рассчитанный на 400 яиц. Давайте поместим его в стеклянную коробку, позволяющую заглядывать внутрь и наблюдать, что происходит в ячейках. Ввиду того что с поддоном будут производиться всевозможные манипуляции, мы не будем заполнять ячейки яйцами, так как в этом случае разведем слишком много грязи. Вместо этого поместим в них маленькие шарики, которые будут символизировать мужчин Джейн Остин. Эти шарики спокойно лежат на дне углублений. Они счастливо женаты и воспитывают детей.

А теперь слегка потрясем поддон. Шарики подскакивают внутри своих углублений, но не выпадают из них. Увеличим интенсивность тряски. Шарики начинают подпрыгивать все выше и выше, и в какой-то момент высота подскока превышает глубину ячейки. Тут начинается полный хаос. Шарики покидают свои ячейки и перескакивают в соседние. Они сталкиваются с другими шариками и разлетаются в разные стороны. Вместо того чтобы спокойно оставаться на своих местах, они скачут по всему поддону в самых произвольных направлениях.

Перед вами картина холостяцкого бара на Манхэттене.

Если говорить на языке физики, мы вызвали переход шариков из «твердой» фазы в «жидкую».

Фазовый переход от «твердого» состояния к «жидкому»: когда энергия сотрясений превышает пороговое значение, движение шариков сразу становится более свободным

Свойство системы, которое мы постепенно изменяем, чтобы вызвать фазовый переход, называется контрольным параметром. В примере с дорожным движением таким параметром является плотность машин на дороге, а в примере с шариками – сила, с которой мы трясем поддон. Эту силу можно измерить по какой-нибудь шкале и сравнить ее с температурной. Чем выше температура, тем сильнее проявляет себя энтропия (стремление разлететься в разные стороны). Чем ниже температура, тем сильнее упорядочивающая энергия (притяжение к своим ячейкам). При переходе температуры через пороговое значение, представляющее собой равновесие между энтропией и упорядочивающей энергией, система резко меняет свое поведение. Это и есть фазовый переход.

В реальных твердых веществах упорядочивающая энергия определяется межмолекулярными силами, а не глубиной ячеек в поддоне, но во всем остальном эта модель хорошо отображает действительность. Микроскопическое перетягивание каната между энтропией и упорядочивающей энергией стоит за каждым фазовым переходом жидкого вещества в твердое.

В следующей главе я продемонстрирую, что численность команды играет для организации такую же роль, какую играет температура для жидких и твердых веществ. Когда количество членов команды переходит границу некого «магического числа», баланс стимулов смещается и сосредоточивается уже не на безумных идеях, а на карьерных интересах.

Правда, это магическое число не носит универсального характера. Разные команды трансформируются при достижении разных размеров, так же как разные вещества плавятся при разных температурах. Этот феномен лежит в основе нашего четвертого правила и позволяет изменять магические числа. Дело в том, что системы имеют больше одного контрольного параметра.

Представьте, что в поддоне для яиц ячейки стали в 100 раз глубже. Значит, нам придется трясти его в 100 раз сильнее, если мы хотим, чтобы шарики покинули свои углубления. Глубина ячеек в этом случае помогает понять, почему у различных твердых веществ разная упорядочивающая энергия. Например, у железа она примерно в 100 раз сильнее, чем у воды. Поэтому железо плавится при 1538 °C, а лед – при 0 °C. Уровень упорядочивающей энергии также представляет собой контрольный параметр.

Выявление других контрольных параметров представляет собой ключ к изменению поведения систем, когда твердые вещества начинают плавиться, движение автомобилей застопоривается, а команды начинают отклонять безумные идеи.

Давайте вернемся к нашему примеру с дорожным движением и рассмотрим полезный способ, который ученые предлагают для понимания этого феномена.

Два соперничающих друг с другом фактора, которые управляют поведением водителя, – это скорость и безопасность. Водитель разгоняется для достижения нужной ему скорости и тормозит, чтобы избежать столкновения с едущим впереди автомобилем. Расстояние между машинами (то есть их средняя плотность) – это один контрольный параметр, как мы уже видели выше. Но он не единственный. Когда вы видите перед собой загоревшийся стоп-сигнал едущего впереди автомобиля, то ваше решение нажать на тормозную педаль зависит не только от дистанции между автомобилями, но и от скорости, с которой вы движетесь. При 50 километрах в час расстояние, которое автомобиль проходит до полной остановки, примерно в шесть раз превышает его длину. При 130 километрах в час это расстояние уже в 30 раз больше длины машины. Принимая решение о нажатии на педаль тормоза, ваш мозг инстинктивно оценивает дистанцию, необходимую для полной остановки, и сравнивает ее с расстоянием до бампера находящегося впереди автомобиля. Таким образом, факторами, вызывающими фазовый переход, являются как средняя скорость машин, так и их средняя плотность на дороге.

Фазовый график позволяет объединить оба контрольных параметра. На приведенном ниже графике средняя дистанция между автомобилями отмечается на вертикальной оси, а средняя скорость – на горизонтальной. При низкой скорости или незначительном количестве машин на дороге, то есть в области значений, находящихся выше и левее штриховой линии (точка 1), движение будет происходить без задержек.

Когда среднее расстояние между автомобилями опускается ниже переходной зоны (1 → 2) или средняя скорость становится выше этой зоны (1 → 3), в движении сразу появляются задержки

Если характеристики транспортного потока пересекут линию перехода в направлении либо повышения плотности автомобилей (2), либо увеличения их скорости (3), мелкие задержки начнут экспоненциально перерастать в заторы. Штриховая линия перехода направлена вверх и вправо, потому что тормозной путь становится длиннее по мере роста скорости, а это значит, что в таком случае необходимо увеличивать расстояние между машинами во избежание пробок.

Инженеры, занимающиеся организацией дорожного движения, используют эти факторы для конструирования более совершенных дорог. Ограничение скорости движения в условиях плотного транспортного потока может показаться противоречащим здравому смыслу, однако при этом снижается вероятность мелких задержек, способных вызвать затор (эта мера сдвигает поток с точки 3 в направлении точки 1). На некоторых автострадах применяются меры по ограничению въезда на них с прилегающих дорог, когда плотность движения приближается к линии фазового перехода. С помощью запрещающих сигналов временно ограничивается приток новых автомобилей на автостраду, что позволяет отодвинуть плотность потока от порогового значения. Практика запрета обгонов для грузовых автомобилей снижает скопление легковых автомобилей за ними. Такие скопления временно повышают плотность потока и могут привести к переходу от беспрепятственного движения к затору. Исследования, проведенные на немецких автобанах, показывают эффективность этой меры. Она улучшает параметры движения легковых автомобилей, хотя при этом незначительно снижается средняя скорость грузовиков.

Наука о фазовых переходах, как можно заметить на примере с дорожным движением, вышла далеко за рамки обычного академического любопытства. Выявление контрольных параметров помогает нам управлять переходами. А это именно то, чем нам надо заниматься по отношению к командам и компаниям. Мы должны определять, что необходимо предпринять, чтобы наладить правильное отношение к безумным идеям в коллективе.

Некоторые из самых креативных идей по изменению контрольных параметров, как мы еще увидим, рождаются на стыке систем, казалось бы, не связанных друг с другом, но относящихся к той же категории фазовых переходов.

Описанный выше переход от твердого состояния к жидкому (будь то реальное вещество или шарики в поддоне для яиц) подпадает под категорию переходов, нарушающих симметрию. Жидкое вещество обладает симметрией в том смысле, что оно выглядит одинаково с любого ракурса (так называемая симметрия вращения). О твердом веществе этого сказать нельзя. Переход к нему означает нарушение симметрии вращения. Дело в том, что если взглянуть на молекулу по направлению оси Х, а затем сместить угол зрения на 5–10 градусов, то увиденное будет отличаться друг от друга. Более десятка Нобелевских премий было присуждено за открытия, в основе которых лежит этот самый принцип фазовых переходов, нарушающих симметрию.

Внезапные изменения в дорожном движении относятся ко второй категории фазовых переходов, которые носят название динамической нестабильности. Изменения контрольных параметров трансформируют один вид движения (беспрепятственный поток транспорта) в другой (затор), повышая чувствительность системы к малейшим нарушениям (кратковременное торможение). Динамическая нестабильность встречается также в жидкостях и газах. Их движение также может проходить гладко до того момента, пока скорость не превысит определенный критический порог. После этого оно приобретает турбулентный характер.

Хамфри Богарт демонстрирует переход от сплошного потока дыма к турбулентному

Представьте, к примеру, лодку, медленно плывущую по реке. Вода спокойно расступается перед ее носом, но за кормой, где ей нужно быстро заполнить освободившееся пространство, образуется хаотичная турбулентная кильватерная струя. Или представьте дым сигареты в неподвижном воздухе. Как видно на рисунке внизу, струя дыма от сигареты Хамфри Богарта уже через несколько сантиметров начинает распадаться. Поначалу дым образует сплошной поток, но по мере того, как его частицы приобретают дополнительную скорость (их ускоряет горячий воздух, поднимающийся от кончика сигареты), внезапно переходит в турбулентные вихри. И вода вокруг лодки, и дым сигареты служат примерами перехода к турбулентности. Поскольку турбулентность тесно связана с силами сопротивления, понимание этой разновидности переходов помогает нам конструировать более совершенные корабли, самолеты и даже мячи для гольфа (поверхность мяча усеяна небольшими углублениями, позволяющими, благодаря снижающей сопротивление легкой турбулентности около поверхности, современному мячу для гольфа после хорошего удара улететь более чем на 400 ярдов, в то время как мяч с гладкой поверхностью едва одолеет половину этой дистанции).

В 1957 году несколько английских математиков обнаружили новую категорию фазовых переходов. Это помогло понять принцип распространения лесных пожаров, образования нефтяных месторождений, а в последнее время еще и предвидеть террористические атаки и по возможности противодействовать им путем анализа активности террористов в социальных сетях. Благодаря магии эмерджентного поведения («больше – это значит иначе») у нас появился инструмент охоты на террористов, который можно применять без нарушений правил защиты частной информацией в социальных сетях.

А все началось с респираторов.

В 1954 году математик Джон Хаммерсли на заседании Королевского статистического общества в Лондоне представил необычную работу. В ней описывался новый статистический метод определения вероятности чисто случайных событий.

В качестве примера Хаммерсли привел круги из камней времен неолита в Западной Шотландии. Эти круги, которые друиды строили более трех тысяч лет назад, имеют от 3 до 30 метров в диаметре. Инженер Александр Том изучил эти сооружения и заявил, что размеры каждого из них являются производными от одной и той же единицы длины. Профессиональные археологи подняли его на смех. Один из оппонентов заявлял, что автор пытается сделать из дикаря времен неолита чуть ли не коллегу. Однако статистические методы Хаммерсли подтвердили точку зрения Тома. Друиды оказались намного умнее, чем принято было считать раньше. Их действительно можно было считать коллегами.

В тот день в зале присутствовал Саймон Бродбент, 26-летний инженер, попутно писавший стихи, которого весьма заинтриговал новый метод. Бродбент работал в Британской ассоциации по исследованию использования угля, где ему было поручено разработать усовершенствованный респиратор для шахтеров. В респираторах используют пористые материалы, которые призваны пропускать воздух, но задерживать вредные вещества. Поры имеют разный размер и распределены в материале случайным образом. Чтобы респиратор выполнял свои функции, эти случайно расположенные поры должны образовывать как минимум один сквозной воздушный канал, проходящий через весь слой фильтрующего материала, иначе шахтер не сможет дышать.

В ходе дискуссии после доклада Бродбент поинтересовался у Хаммерсли, может ли его метод анализа случайных факторов предсказать, какие материалы со случайным расположением пор могут образовывать сквозные каналы. Или, другими словами, может ли Хаммерсли, зная тип материала, предсказать, сможет ли шахтер дышать в этом респираторе.

Хаммерсли быстро понял, что до него никто не пытался решать подобные статистические задачи, а если и пытался, то не смог дать ответ. Так началось его сотрудничество с Бродбентом. Хаммерсли было 34 года, и его занятия статистикой в Оксфорде носили любительский характер (в то время эта область еще не выделилась в отдельную научную дисциплину). Кроме того, порой ему приходилось решать случайные проблемы, возникавшие у руководства факультета. В частности, однажды Хаммерсли предложили провести в Департаменте лесного хозяйства курс лекций по сбору и анализу данных о росте деревьев. Хаммерсли было ясно, что вопрос Бродбента имеет куда более широкую область применения, чем конструирование респираторов. Она включала в себя и лесное хозяйство.

Представьте себе лес как пространство, на котором случайным образом распределены деревья. Предположим, что на каком-то его краю начался пожар. Пламя может перекинуться на соседнее дерево только в том случае, если оно стоит достаточно близко. Сможет ли огонь пройти от одного края леса до другого?

Бродбент и Хаммерсли обнаружили, что решение задачи и с респиратором, и с лесным пожаром основывается на принципе фазового перехода. До достижения порогового значения плотности пор в респираторе воздух не сможет пройти сквозь фильтр, а после достижения этого значения обязательно будут создаваться сквозные воздушные каналы. Точно так же, если плотность деревьев находится ниже порогового значения, огонь погаснет сам собой, а если она превышает это значение, то пламя охватит весь лес.

Но плотность деревьев – это не единственный контрольный параметр. Так же как в случае с автомобилями на дороге, есть еще и второй. Предположим, что поднялся сильный ветер. В этом случае искры могут разлетаться от горящего дерева на большее расстояние. При сильном ветре пороговое значение может быть достигнуто даже при относительно невысокой плотности деревьев. Другими словами, штриховая линия перехода на фазовом графике должна быть направлена вниз и вправо.

Когда плотность деревьев (1 → 2) или скорость ветра (1 → 3) превышают пороговое значение, локальное возгорание перерастает в лесной пожар

Воздух, находящий сквозной канал через поры респиратора, и огонь, находящий себе путь среди деревьев в лесу, напомнили Хаммерсли о фильтрах, используемых в кофеварках. Если слой из нескольких фильтров будет достаточно плотен, то вода может и не просочиться сквозь них. В обычных же условиях она всегда найдет себе путь. Поэтому Хаммерсли назвал свой метод и лежащую в его основе идею теорией просачивания (или перколяции).

Как и в случае с нарушениями симметрии, теория просачивания может быть применена к поразительно большому количеству, казалось бы, не связанных между собой явлений.

В какой момент ломается камень? Со временем в нем накапливаются случайные напряжения и трещины. Когда эти микротрещины сольются в одну большую, проходящую от одного края камня до другого, он разламывается на две части. Это и есть порог перколяции.

Где нужно производить бурение в поисках нефти? Трещины в глубине земли образуются в случайном порядке, словно поры в респираторе. Пока порог перколяции не достигнут, в процессе бурения вы можете наткнуться на небольшую и полностью изолированную полость с нефтью. Это плохое вложение денег. Если же порог перколяции превышен, то велика вероятность наткнуться на гигантский резервуар нефти, связанный с соседними. Налицо отличная инвестиция.

Когда вспышка заболевания перерастет в эпидемию? Давайте вернемся к модели распространения огня от дерева к дереву. Высокую скорость ветра в лесу, разносящего искры между деревьями, можно уподобить очень заразному вирусу, а высокая плотность деревьев напоминает скученность, в которой люди живут в городах. Если инвазионная способность (заразность) или плотность населения выше критического уровня, то мелкие очаги заболеваний выльются в эпидемию. Если они находятся ниже порогового значения, вспышка заглохнет сама по себе. Так выглядит эпидемический фазовый переход.

Как же отреагировали люди, реально занимающиеся проблемами лесных пожаров, на эти новые математические модели?

Без большого энтузиазма. Им потребовалось немало времени, чтобы осознать и усвоить новые идеи из области статистики. В качестве примера хочу привести историю из популярного учебника по менеджменту в сфере борьбы с пожарами:

Людям старой закалки, служащим в пожарной охране, зачастую бывает нелегко понять, сколь многого не знают молодые пожарные, не видевшие лично того, что пришлось пережить им.

Чтобы продемонстрировать эту нехватку знаний и опыта, один из сотрудников рассказал мне небольшую историю, случившуюся с ним более двадцати лет назад. В тот день молодой новобранец успел добраться до наблюдательного пункта рядом с очагом возгорания намного быстрее, чем пожилой пожарный. Он увидел перед собой сплошную стену огня и в испуге решил, что никакие человеческие силы не способны его потушить.

Подоспевший пожилой пожарный, тяжело отдуваясь, скрутил сигаретку и пробормотал себе под нос: «Через полчаса фронт огня доберется до старого пожарища, а там на закате ветер стихнет, и все само собой потухнет». Обернувшись к молодому коллеге, он сказал: «Джо, позвони в дежурную службу и скажи им, что пожар под контролем».

Да уж, эти люди не из тех, кто будет корпеть над дифференциальными уравнениями.

В 1990-е годы группе исследователей удалось в конце концов пробудить интерес к практическому применению теории просачивания. На протяжении десятилетий ведомства, занимавшиеся лесным хозяйством, имели на вооружении симуляционные модели пожаров, включавшие в себя все детали, в том числе свойства горения эвкалипта Зибера по сравнению с орегонской сосной, скорость распространения огня в зависимости от уклона местности и т. п. Эти модели полезны для прогнозов поведения пламени в режиме реального времени и в реальных условиях: направится огонь налево или направо, увеличится или уменьшится скорость его распространения? Но они бесполезны при решении вопросов общего порядка, например о частоте возникновения крупных пожаров.

Чтобы пробудить интерес людей, исследовательская группа, состоящая из геологов, экологов и физиков, нашла золотую середину между микро- и макроуровнем. Вам будет полезно узнать, как они это сделали, так как именно данный метод мы будем применять в следующей главе, посвященной командам и компаниям.

Поначалу модели лесных пожаров не вызвали интереса у опытных специалистов пожарного дела, так как носили слишком общий и слишком упрощенный характер. В частности, специалисты исходили из того, что на местах прежних пожарищ сразу же вырастает такой же новый лес. На самом деле это не так. Порой требуются десятилетия, чтобы сгоревший лес начал восстанавливаться. Кроме того, в этих моделях предполагалось, что огонь с горящего дерева при любых условиях перекидывается на соседнее. Однако в реальных условиях на распространение огня влияет множество факторов: влажность воздуха, количество влаги в почве, видовой состав деревьев, рельеф местности. Например, по склону холма с 30-процентным уклоном оно будет продвигаться вверх вдвое быстрее, чем по ровной местности. Мелкие очаги возгорания практически всегда выходят из-под контроля, когда влажность падает ниже 25 процентов. Однако если учитывать все эти детали, причем конкретно для каждого леса, то сделать прогнозы более общего порядка будет вообще невозможно.

В конце концов ученые нашли золотую середину, создав модель, которая была проста, но не страдала упрощенностью. Если вы опустите слишком много деталей, то модель ничего не сможет объяснить. Если вы попытаетесь сохранить все детали, результат будет таким же. Надо ли нам знать разницу между свойствами горения эвкалипта Зибера и орегонской сосны, чтобы вывести общие принципы, способствующие повышению пожарной безопасности лесов? Нет. Надо ли нам изучать истории 137 конкретных компаний и десятки теорий, чтобы вывести общие принципы формирования инновационных команд? Нет. Нам нужна модель, которая достаточно проста и позволяет сделать выводы общего порядка, но при этом основывается на понимании сути дела.

Другими словами, нам нужна модель, которая описывает лес в целом, но строится на знаниях о конкретных деревьях.

Оказалось, что для понимания общих закономерностей лесных пожаров нам требуется только два ключевых параметра. На фазовом графике лесных пожаров я обозначил горизонтальную ось как «скорость ветра». Однако здесь более корректен другой термин, который включает в себя все главные факторы, влияющие на распространение огня – виральность (способность передаваться подобно вирусу). Высокая скорость ветра, сухая почва и низкая влажность воздуха повышают виральность, а вместе с ней – и вероятность распространения огня. Низкая скорость ветра, влажная почва и высокая влажность воздуха производят обратный эффект.

В 1988 году пожар в Йеллоустонском национальном парке уничтожил 325 тысяч гектаров, или 36 процентов, леса. В ходе анализа деятельности руководства парка теория просачивания впервые продемонстрировала свои возможности. До 1972 года политика администрации заключалась в том, чтобы немедленно подавлять даже малейшие очаги возгорания независимо от того, чем они вызваны: действиями человека (неосторожно брошенный окурок) или природными силами (удар молнии). Политика снижения частоты мелких возгораний была продиктована благими намерениями, но из-за нее повышалась плотность старых деревьев в лесу, и это уверенно подталкивало ситуацию в сторону штриховой линии на графике. Такая политика делала масштабную катастрофу вроде пожара 1988 года практически неизбежной.

Сегодня большинство ведомств лесного хозяйства осознали, к чему приводит «Йеллоустонский эффект» – политика искусственного снижения частоты возгораний. Они позволяют случаться контролируемым пожарам малой и средней интенсивности. В некоторых случаях, когда лес подходит слишком близко к порогу фазового перехода (штриховой линии на графике), они даже сами инициируют мелкие возгорания, чтобы отодвинуть ситуацию от пороговых значений.

Сегодня идея контролируемых пожаров представляется вполне разумной и соответствующей здравому смыслу. Модель с использованием теории просачивания помогла придать этой идее научное обоснование. Однако подлинный успех данной модели принес абсолютно неожиданный побочный результат, полученный при сравнении теоретических предсказаний с историческими данными о частоте пожаров различной интенсивности.

Модели, созданные на базе теории просачивания, предсказывают вещи, до которых вы никогда не додумались бы ни с помощью интуиции, ни с помощью опыта или симуляционных моделей, учитывающих всевозможные детали типа видового состава деревьев и других растений. Прогнозы на основе теории эмерджентности и науки о фазовых переходах уникальны. В соответствии с этими моделями, когда лес оказывается в опасной близости от фазового перехода, события начинают подчиняться определенным закономерностям. Так, например, частота возгораний оказывается обратно пропорциональной площади, охваченной пожаром. Пожары площадью 10 гектаров случаются в два раза реже, чем те, что охватывают площадь 5 гектаров. Соответственно, если площадь пожара составляет 20 гектаров, то это происходит в четыре раза реже, а если 50 гектаров, то в десять раз реже. Данная математическая закономерность позволяет делать поразительные прогнозы относительно лесов, находящихся в зоне риска.

И эта закономерность прослеживается повсюду. Как мы увидим ниже, она применима не только к лесам, но и к финансовым рынкам и террористическим атакам.

Однако прошло еще целое десятилетие, прежде чем теория смогла распространиться на все три, казалось бы, никак не связанные между собой системы. За исключением людей, так или иначе связанных с лесными пожарами, интерес к теории просачивания Хаммерсли и Бродбента начал угасать. Математики исследовали различные варианты размещения деревьев относительно узловых точек квадратной, гексагональной, кубической матрицы вплоть до модели с 19 измерениями, содержавшей 38 соседей вокруг узловой точки, и вычисляли вероятность пожаров при различной плотности деревьев. После анализа десятка различных вариантов на большинство вопросов были найдены ответы, и теория постепенно начала стареть. Ей оставалось только играть в шашки с другими старыми теориями, потому что молодые перестали ее навещать.

Удивительное возрождение теории просачивания произошло в январе 1996 года. Спустя четыре десятилетия после того, как Саймон Бродбент задал Джону Хаммерсли странный вопрос про респиратор, молодой австралиец по имени Дункан Уоттс задал профессору математики Стивену Строгацу не менее странный вопрос про сверчков.

В середине 1990-х годов Уоттс, 24-летний выпускник австралийской Академии вооруженных сил и по совместительству инструктор скалолазания ростом 188 см, изнывал от скуки, изучая стандартный курс математики в Корнеллском университете. Он занялся поисками подходящего научного руководителя и наткнулся на Строгаца, которому на тот момент было 36 лет и который недавно устроился на работу на факультет прикладной математики Корнеллского университе-та. Строгац специализировался на нестандартных методах применения математических инструментов (как-то раз он написал научную работу с математическим анализом «Ромео и Джульетты»). В момент их знакомства Строгац работал над проблемой синхронности в природе. Почему миллионы клеток сердца бьются в одном ритме? Почему тысячи светлячков начинают светиться в одно и то же время? Это заинтересовало Уоттса, и он записался в его группу. После периода взаимной притирки они решили совместно заняться изучением насекомых: каким образом гигантские массы сверчков умудряются синхронизировать свое стрекотание?

Как сверчки добиваются гармонии?

Уоттс и Строгац начали собирать сверчков и рассаживать их в лаборатории по отдельным звуконепроницаемым коробкам со встроенными микрофонами и динамиками, позволявшими воспроизводить звуки, издаваемые другими сверчками. Выясняя, кто к кому прислушивается, ученые надеялись найти источник синхронизации.

Рыская по садам студенческого городка в поисках сверчков, Уоттс размышлял над тем, как образуются связи между сверчками в дикой природе, за стенами миниатюрной звукозаписывающей студии. Его интересовало, прислушиваются сверчки только к своим ближайшим соседям или ко всем сверчкам, находящимся на определенном расстоянии, и есть ли у них «дирижер».

Недавняя бродвейская постановка «Шесть степеней отчуждения» способствовала популярности идеи о том, что каждый человек находится всего в нескольких «рукопожатиях» от любого другого члена общества. Три студента колледжа решили провести игру под названием «Шесть шагов до Кевина Бейкона», основанную на том же самом принципе. Первый шаг объединял актеров, снимавшихся с Бейконом в одном фильме. Второй – тех, кто снимался в одном фильме с человеком, снимавшимся вместе с Бейконом, и т. д. Оказалось, что всего в трех или менее шагах от Бейкона находится 1,9 миллиона актеров. А что было бы после шести шагов?

Как и в случае с респираторами Саймона Бродбента, интерес Уоттса к сверчкам открыл путь к куда более значимым вопросам. Были исследованы все вышеупомянутые перколяционные возможности: квадратные, гексагональные матрицы, сети связей с большей размерностью. А что, если взять за основу принцип компьютерных социальных сетей, где даже удаленные друг от друга на большие расстояния участники (будь то сверчки, люди или кто-то еще) становятся друзьями или друзьями друзей?

Ранние перколяционные модели позволяли изучать распространение пламени или инфекционных болезней среди неподвижных объектов вроде деревьев в лесу. Однако сверчки, как известно, умеют прыгать. Люди тоже передвигаются. Вы ведь не сидите все время дома, общаясь только с соседями, живущими слева, справа, спереди и сзади от вас. В течение дня вы можете вступить в разговор с родителями, отдающими, как и вы, своих детей в сад. На работе – посплетничать или обменяться спортивными новостями с коллегами, сидящими с вами в одном кабинете или собравшимися возле кулера. В магазине по пути домой – наткнуться на знакомых и остановиться с ними поболтать. А порой, пусть и не каждый день, можно встретиться с другом, живущим в другом городе, который, в свою очередь, тоже имеет свой круг общения, не связанный с вашим.

Модель множества связей внутри одного ограниченного сообщества и достаточно редких контактов с отдаленными сообществами описывает широкий круг различных систем. Нейроны мозга обычно образуют соединения внутри одного кластера, но время от времени их аксоны протягиваются на далекое расстояние к совершенно иным кластерам. Определенный белок в клетке, как правило, взаимодействует с какой-то одной функциональной группой, но иногда связывается и с удаленными рецепторами. Сайты в интернете обычно поддерживают связи друг с другом по какому-то общему признаку (один сайт, рассказывающий о жизни знаменитостей, дает ссылку на другой такой же сайт; сайты, посвященные биологии, контактируют с другими биологическими сайтами), но иногда какой-то сайт выходит за пределы своего кластера (какой-нибудь таблоид вдруг начинает интересоваться проблемами неврологии). Игра «Шесть шагов до Кевина Бейкона» продемонстрировала, что в среде актеров существует на удивление мало степеней удаленности. Поэтому Уоттс и Строгац, памятуя о выражении «мир тесен», стали называть системы с преимущественно локальными связями и редкими удаленными контактами «структурами тесного мира».

Вернувшись к своим сверчкам, Уоттс задался вопросом, в какой мере теория просачивания применима к структурам тесного мира. Он полагал, что базовые проблемы уже должны быть решены, поэтому отправился в лабораторию за материалами. Но их там не было. Уоттс поинтересовался у Строгаца, но и тот не слышал, чтобы кто-нибудь занимался этими вопросами. И тогда они поняли, что речь идет о значительно более высоких материях, чем стрекотание насекомых.

Заразит компьютерный вирус весь интернет или нет? Пройдет ли незначительный сбой в работе нейронов незамеченным или скажется на работе всего мозга? Завоюет ли идея моментальную популярность или окажется никому не нужной? В основе ответов на все эти вопросы лежат одни и те же принципы: перколяция и структуры тесного мира.

Работа Уоттса и Строгаца по этому вопросу была опубликована в июне 1998 года. По состоянию на середину 2018 года она была процитирована 16 505 раз. Из всех 1,8 миллиона статей, опубликованных в научных журналах по вопросам сетевых структур, их работа о тесном мире занимает первое место в рейтинге цитирования. На нее ссылаются чаще, чем на труды Эйнштейна по теории относительности, работу Дирака о позитронах, да и любую другую статью из области фундаментальной физики.

Ранее мы уже приводили высказывание Шерлока Холмса о том, что «отдельный человек – это неразрешимая загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое математическое единство и подчинены определенным законам». Эти слова Холмс произносит в повести «Знак четырех», где он, преследуя грабителя, разъясняет доктору Ватсону свою теорию преступности.

Спустя столетие после того, как Артур Конан Дойл написал эту повесть, физик из Оксфордского университета решил заняться борьбой с терроризмом. Он применил принцип перколяции не к группам горящих деревьев в лесу, а к структурам тесного мира.

Его стратегия выявления террористов была построена на математических законах.

Больше определенного количества фалафеля за неделю съесть невозможно. Поэтому Нил Джонсон, который в конце 1980-х годов был студентом последнего курса факультета физики в Гарвардском университете, время от времени отказывался от покупки фалафеля, продающегося прямо с грузовика напротив физической лаборатории Джефферсона, и отправлялся обедать в соседний кафетерий. Там Нил познакомился с Эльвирой Рестрепо, студенткой юридического факультета из Колумбии. Вскоре они поженились и некоторое время жили в Боготе, пока в 1992 году Джонсону не предложили пост профессора в Оксфорде, после чего они перебрались в Англию.

Поводом к изучению партизанской войны и терроризма стало необычное наблюдение. «Время от времени мы приезжали в Колумбию навестить родственников, – рассказывал мне Джонсон, – и каждый раз новости в этой стране, где уже несколько десятилетий не прекращалась гражданская война, выглядели примерно так: трое убитых; восемь человек найдены мертвыми; совершено два убийства».

Джонсон – типичный белокурый англичанин, с постоянной улыбкой на лице и насмешливо-популистским отношением к науке. Представьте себе молодого Тони Блэра (когда он был еще популярен), преподающего дифференциальное исчисление, – и вы получите Нила Джонсона. Но когда он рассказывал мне эту историю, ему было не до смеха. События в Колумбии вызывали у него тяжелые воспоминания. «Я вырос в Лондоне, а там в то время только и слышно было: “Передаем новости из Северной Ирландии. Два человека убиты. Сегодня без жертв. Убиты четыре человека”».

Работая в Оксфорде, Джонсон специализировался на использовании методов физики для обнаружения скрытых закономерностей в, казалось бы, случайных данных. Поэтому, когда в 2003 году в Ираке началась вторая война и заголовки вновь запестрели цифрами потерь, Джонсон задал себе вопрос: «Нет ли какой-то закономерности в этих ежедневных трагических известиях?»

Он получил доступ к подробной информации о жертвах гражданской войны в Колумбии и обнаружил, что динамика цифр в этой области такая же, что и на фондовом рынке, где тоже наблюдаются определенные закономерности, которых никто пока так и не объяснил.

Учебники, посвященные поведению фондовых рынков, часто начинаются, словно Библия, с некого символа веры. В начале был эффективный рынок. И учитывал он в своих ценах всю информацию, а отклонения от закономерных цен были случайностью (их так и называли: «случайные блуждания»). Плохие актеры (трейдеры, пользующиеся инсайдерской информацией, манипуляторы) могут испортить спектакль, но при правильном поведении и умелом регулировании рынок всегда возвращается к чистой и совершенной эффективной форме. На этом убеждении построена значительная часть современных финансовых теорий, включая теории оценки рисков и ценообразования биржевых активов.

Но, похоже, реальный рынок так не работает. Ценовые подвижки, которые, по идее, должны происходить не чаще раза в год, случаются каждый день. Это свойственно всем биржам: в Нью-Йорке, Лондоне, Париже и Токио. Кривая, отмечающая изменения цен, не должна иметь резких отклонений (так называемых хвостов). В реальном же мире эти хвосты присутствуют, причем весьма немаленькие. Серьезные отклонения, которые статистики называют «толстыми хвостами», случаются значительно чаще, чем следовало бы ожидать по теории вероятностей.

Физики любят «толстые хвосты». Там, где речь идет о чисто вероятностных системах без всяких скрытых взаимосвязей (типа подбрасывания монетки), хвостов практически не бывает. Это скучно. «Толстые хвосты» свидетельствуют об интересной динамике в системе. Под «системой» может пониматься группа деревьев, среди которых распространяется пламя. Это может быть также группа людей, торгующих акциями, среди которых распространяются различные идеи, то есть, выражаясь другими словами, финансовый рынок. Физики, включая Джонсона, изучали «толстые хвосты» на финансовых рынках в течение многих лет, пытаясь найти в них скрытый смысл. Обвалы рынков («крайне редкие исключения», по словам Гринспена), коллапсы хедж-фондов, внезапные банковские дефолты часто становятся следствием «толстых хвостов» или, по крайней мере, ассоциируются с ними.

В 2003 году Джонсон стал соавтором учебника по физике финансов, в котором к рынку были применены методы статистической физики. В книге был один очень необычный момент. Большинство исследователей до этого пытались решить проблему «толстых хвостов», изучая поведение индивидуальных трейдеров. Джонсон же рассматривал их в кластере. Он задал себе вопрос, что произойдет, если мы предположим, что трейдеры действуют коллективно, мелкими группами, каждый из участников которых ведет себя схожим образом и принимает схожие решения о продаже или покупке активов (у нас есть достаточно доказательств сильного группового мышления на рынках, начиная от «тюльпанной лихорадки» и заканчивая «пузырем» интернет-компаний). Кластеры необязательно должны иметь постоянный состав. Подобно школьным компаниям, люди приходят в них и уходят. Кластеры могут образовываться и исчезать, сливаться с другими и делиться. Представьте себе кастрюлю воды, которую мы поставили на огонь. Перед закипанием в ней образуются пузырьки. Они могут расти и схлопываться, сливаться с другими пузырьками или распадаться на более мелкие. Джонсон предположил, что кластеры трейдеров ведут себя подобно этим пузырькам, находящимся на пороге перколяции.

В ходе создания модели, которая была бы простой, но не чересчур упрощенной, то есть отражала бы суть трейдинга, но не терялась в деталях, Джонсон доказал, что она, по всей видимости, достаточно точно отражает процесс образования «толстых хвостов» на финансовых рынках. «Толстые хвосты» имели одну характерную особенность: они подчинялись так называемому степенному закону. Кластеры из сорока человек встречались в 32 раза реже, чем из десяти. Кластеры из 160 человек встречались в 32 раза реже, чем из сорока. И так далее. Количество кластеров убывало по мере увеличения их численности в соответствии с показателем степени, равным 2,5.

Статистика жертв, которые принесли с собой десятилетия гражданской войны в Колумбии, тоже стала почти идеальным проявлением степенного закона. Происшествия, в которых были убиты 40 человек, случались в 32 раза реже, чем те, в которых насчитывалось десять жертв. Происшествия, в которых были убиты 160 человек, случались в 32 раза реже, чем те, в которых были убиты сорок. Количество зарегистрированных террористических атак убывало по мере роста числа жертв в них с тем же показателем степени 2,5.

Сходство между биржевыми данными и военными сводками, поступающими всего из одной страны, могло оказаться случайным. Но такая случайность казалась странной. Подобные совпадения встречаются редко. Поэтому Джонсон и его команда исследователей взялись за изучение других конфликтов. Характерно, что данные, поступающие из зон военных действий в Ираке и Афганистане, продемонстрировали ту же закономерность. Число жертв подчинялось степенному закону все с тем же показателем степени 2,5. В течение последующих трех лет они обращались за помощью и информацией к более широкому кругу исследователей во всем мире. Таким образом удалось сформировать базу данных из 54 679 актов насилия в девяти горячих точках. К Ираку, Колумбии и Афганистану добавились Сенегал, Перу, Сьерра-Леоне, Индонезия, Израиль и Северная Ирландия. Закономерность не менялась: показатель степени оставался все тем же – 2,5.

Пока Джонсон и его команда собирали свои данные, другая группа ученых из Санта-Фе, штат Нью-Мексико, обнародовала результаты своих исследований, которые касались совершаемых во всем мире террористических атак. Ими было зафиксировано 28 445 террористических актов более чем в 5 тысячах городов 187 стран. Период исследования охватывал четыре десятилетия – с 1968 по 2006 год. Независимо от того, подвергалось анализу только число убитых или к ним добавлялись раненые, результаты демонстрировали на удивление устойчивую закономерность и подчинялись степенному закону с показателем степени около 2,5.

Общие закономерности были важной подсказкой, но не окончательным доказательством теории просачивания в условиях, когда группы то и дело формировались и исчезали, сливались и разделялись. Проявления степенного закона могут объясняться и другими факторами, хотя для показателя степени 2,5 их не так уж много. Джонсону нужны были более надежные свидетельства.

В лесах доказательства можно добыть, проводя аэрофотосъемку и отслеживая продвижение фронта огня. На снимках видно, как формируются и затухают, сливаются и распадаются кластеры огня. Однако динамику человеческих групп с помощью аэрофотосъемки отследить невозможно. А просить террористов заполнить анкету с указанием своих социальных пристрастий представлялось не слишком удачной стратегией («Пожалуйста, укажите, к каким террористическим группам вы присоединились в последнее время и какие покинули?»). Джонсон и его команда оказались в тупике.

Лишь в 2014 году, после образования ИГИЛ, Джонсону пришла в голову мысль обратить внимание на компьютерные сети.

Отслеживание интереса к террористической активности со стороны индивидуальных пользователей социальных сетей (например, постов с выражением поддержки или реакции на события) вряд ли может служить инструментом для предсказания будущих терактов. Однако Джонсон был нацелен не на индивидуумов, а на кластеры. Он начал искать в интернете признаки формирования кластеров.

Команда Джонсона быстро обнаружила, что последователи ИГИЛ часто группируются в крупнейшей российской социальной сети «ВКонтакте». Они связывались друг с другом через общую виртуальную страницу. Facebook сразу же закрывает страницы, где высказывается сочувствие ИГИЛ. Российский же сайт, который на ту пору охватывал 350 миллионов пользователей, этого не делал. Поскольку группы носили открытый характер для привлечения новых сторонников, Джонсон и его команда могли изучать их весьма тщательно. Сторонники ИГИЛ использовали эту общую платформу для размещения текущих сводок с мест боевых действий, обучения практическим навыкам выживания (например, мерам защиты от беспилотников), сбора средств (для тех, кто хотел бы отправиться в Сирию, но не мог себе этого позволить) и, разумеется, для вербовки новых бойцов («Это наш призыв ко всем братьям!»).

Образец материалов, размещаемых террористическими ячейками в соцсетях

Эти онлайн-группы – виртуальные террористические ячейки – не являются фиксированными структурами типа, скажем, автобусной остановки, где люди собираются в ожидании автобуса. Каждый знает, где находится остановка. Она была там вчера и будет завтра. Автобусные остановки не материализуются из пустоты, не растут, не исчезают, не сливаются с другими и не делятся на две более мелкие.

Что же касается виртуальных террористических ячеек, то им как раз свойственно все перечисленное, как и компаниям школьников. Или трейдерам на финансовых рынках.

Террористические ячейки в реальном мире чрезвычайно трудно найти и выследить. Джонсон и его команда достаточно быстро поняли, что выследить виртуальные ячейки, напротив, не составляет труда. Простые компьютерные алгоритмы могут обнаружить и зафиксировать добавление новых членов в виртуальную ячейку и выход из нее, слияние и распад ячеек, а также их быстрое исчезновение, когда агенты выходят на их след, и столь же быстрое воссоздание в другом месте.

С момента возникновения ИГИЛ в 2014 году и вплоть до конца 2015 года команда Джонсона накопила поминутный массив данных о поведении в сетях 108 086 индивидуальных последователей ИГИЛ, связанных со 196 виртуальными террористическими ячейками. Возможно, это самый крупный массив данных о действиях террористов, находящийся в публичном доступе.

На приведенной ниже иллюстрации изображена схема сети. Индивидуальные члены виртуальных террористических ячеек показаны маленькими точками, а объединяющие их сайты – более крупными квадратиками.

Анализ данных подтвердил догадку Джонсона: виртуальные террористические ячейки вели себя как перколяционные кластеры. Они росли, объединялись, распадались или полностью исчезали, подобно очагам лесных пожаров. В лесу двумя контрольными параметрами являются плотность деревьев и вероятность того, что огонь сможет перекидываться с одного дерева на другое (виральность), как показано на фазовом графике в соответствующем разделе данной главы. Ниже критического порога небольшие очаги возгорания затухают, а выше этого порога перерастают в неконтролируемый пожар.

Схема виртуальной сети террористических ячеек

Команда Джонсона определила контрольные параметры и для виртуальных террористических ячеек в российских социальных сетях. Количество кластеров соответствовало плотности деревьев. «Заразность» этого действия, то есть количество последователей, примкнувших к ячейке по примеру предыдущих членов, соответствовала виральности переноса пламени с одного дерева на другое.

Экстраполируя данные из модели лесных пожаров на террористические ячейки, Джонсон и его команда научились предсказывать момент приближения контрольных параметров к критическому порогу, когда теракт становился уже практически неизбежным.

Чтобы проверить свою теорию, команда Джонсона в контакте с национальными правительственными органами проанализировала информацию не только о террористических атаках, но и об акциях гражданского протеста в Латинской Америке. Исследователи пришли к выводу, что признаки зарождающихся терактов и массовых протестов становятся заметными уже за несколько недель. На приведенной внизу иллюстрации видно, что теракту предшествует экспоненциальный рост террористической сети, и этот признак позволяет спрогнозировать активность преступной группы с точностью до нескольких дней.

Применение перколяционных моделей к виртуальным террористическим ячейкам открыло возможность не только для новых методов обнаружения и прогнозирования, но и для разработки новых стратегий.

Предсказание начала конфликтов на основе измерения роста виртуальных террористических ячеек

Во-первых, данные результаты позволяют вместо тщательного мониторинга поведения миллионов индивидуумов сосредоточиться на наблюдении за действиями десятков или сотен ячеек, что означает более эффективное использование времени и ресурсов.

Во-вторых, недавно разработанные математические методы позволяют выявлять кластеры, обладающие наибольшим влиянием (они далеко не всегда являются самыми многочисленными). Встречающиеся повсюду структуры тесного мира, описанные в работе Уоттса и Строгаца, обладают удивительными чертами: они являются одновременно и необычайно устойчивыми, и необычайно хрупкими. Вот почему, например, случайные сбои серверов очень слабо сказываются на объеме трафика в интернете. Уязвимость системы резко возрастает, когда атакам подвергаются узловые точки, обладающие наибольшим влиянием. Поэтому их выявление и своевременная ликвидация служат одной из стратегий противодействия распространению террористических сетей.

В-третьих, повышение степени фрагментации (раздробления) вызывает самопроизвольное исчезновение кластера. Это делается для того, чтобы отдалить террористическую сеть от порога фазового перехода, как и в случае со специально инициированными малыми лесными пожарами (авторы, пишущие на эту тему, предпочитают не обсуждать конкретные детали). Разработано уже достаточное количество подобных стратегий, и теперь они применяются не только по отношению к ИГИЛ, но и к случаям стрельбы в школах, насильственным акциям националистов и другим конфликтам, связанным с применением насилия.

В 2007 году Джонсон уволился из Оксфорда, чтобы занять пост руководителя факультета в Университете Майями. В этом году он собирается переехать из Майами в Вашингтонский университет, чтобы быть ближе к национальным ведомствам, проявившим интерес к использованию его методов.

Предложенные им инструменты позволяют в XXI веке защищать население без нарушения их права на неприкосновенность частной жизни. «Необязательно знать что-то о каждом конкретном человеке, чтобы выявить закономерности в коллективном поведении в социальных сетях», – говорит Джонсон.

Такова магия эмерджентности.

Микроскопическое перетягивание каната

Системы склонны резко менять свое состояние из-за микроскопических изменений в условиях: жидкости внезапно замерзают, дорожное движение останавливается, в лесах случаются пожары, террористическая деятельность резко обостряется. Все это происходит на фоне борьбы двух сил, в ходе которой инициатива переходит из рук в руки.

Шарик, помещенный в ячейку поддона для яиц, находится в устойчивом положении. Но если потрясти поддон достаточно сильно, он выскочит оттуда. Это пример борьбы упорядочивающих сил против энтропии.

Водителю хотелось бы двигаться побыстрее, но ему приходится тормозить, чтобы не врезаться в бампер едущего впереди автомобиля. Это противоборство скорости и безопасности.

Лесной пожар имеет обыкновение распространяться, но ему может не хватить горючего или его потушит начавшийся дождь. Насильственные акции могут получить распространение, но умелые действия агентов в сети способны ликвидировать виртуальные террористические ячейки. В данном случае мы имеем дело с повышением или снижением виральности.

Воздействуя на конкретный атом или на одного человека, наши усилия способны вызвать лишь незначительные изменения. Однако если область их охвата увеличивается в тысячи и миллионы раз, это может привести к кардинальному изменению системы – фазовому переходу.

Давайте теперь посмотрим, как применить эти идеи к поведению команд, компаний и любых других групп людей, объединенных общей миссией.

Почему размер имеет значение

Из предыдущей главы мы узнали, что перетягивание каната между двумя противоположно направленными силами может привести к фазовому переходу. При понижении температуры воды молекулы начинают колебаться медленнее до тех пор, пока не будет преодолен критический порог, после которого упорядочивающая энергия превысит энтропию, и молекулы кристаллизуются, образуя лед. Происходит фазовый переход от жидкого состояния вещества к твердому.

В этой главе я продемонстрирую, как нечто подобное происходит и внутри организаций. По мере роста группы баланс побуждающих мотивов каждого индивидуума смещается от коллективных целей к карьерным устремлениям. Когда размер группы преодолевает критический порог, доминирующими становятся карьерные интересы. С этого момента команда начинает отказываться от безумных идей, отдавая предпочтение франшизам – съемкам очередной серии фильма или производству очередного статина.

Но важнее всего то, что мы можем научиться управлять фазовыми переходами за счет изменения магического числа.

Вечером 27 июня 1844 года возле небольшой тюрьмы в городе Карфаген, штат Иллинойс, собиралась толпа. Двум сидевшим в тюрьме братьям не раз удавалось ускользать от разъяренных толп и представителей закона в четырех штатах. Но на этот раз их шансы выглядели не столь радужно. Утром того дня младший брат Джозеф Смит написал своей жене Эмме: «Я слишком многое отдавал на откуп судьбе, будучи уверенным в своей правоте, и старался делать все, что в моих силах».

Тюремщик проявил благосклонность, и братья послали одного из навещавших за бутылкой вина. Их сокамерник Джон Тейлор позже писал: «Поговаривают, что эта бутылка была чуть ли не сакральной жертвой. Ничего подобного: наши души обычно были темны и отягощены, и бутылка нужна была всего лишь для того, чтобы взбодриться».

Братья попросили Тейлора что-нибудь спеть. Он выбрал сочиненный в тюрьме духовный гимн о страннике, которому была уготована нерадостная судьба.

«На тот момент он больше всего соответствовал нашему настроению», – писал Тейлор. В конце песни оказывалось, что этот странник и есть Спаситель.

Через пять минут после того, как отзвучала песня, они услышали выстрелы и топот шагов. Дверь в камеру распахнулась, блеснули мушкеты. Джозеф выстрелил из пистолета, тайком пронесенного им в камеру. Тейлор пытался отбиваться от нападавших тростью. Спустя пару минут братья были уже мертвы. Тейлор, раненный в ногу, спрятался под кроватью, и это спасло ему жизнь.

Спустя 36 лет Тейлор возглавил созданную братьями религиозную организацию, которая называлась Церковь Иисуса Христа Святых последних дней. Ее последователи получили название мормонитов. Сегодня они гордо называют себя мормонами.

За те два десятилетия, что прошли с момента первых видений Джозефа Смита в 1820-е годы в маленьком фермерском городке на севере штата Нью-Йорк, мормонская церковь выросла и насчитывала уже свыше 25 тысяч последователей. В то время в Новой Англии рассказы о своих видениях и организация новых церквей была обычным делом. В Мэне Эллен Уайт после своих видений стала родоначальником Церкви адвентистов седьмого дня. В Нью-Йорке видения и откровения вдохновили последователей Джемимы Уилкинсон на строительство города Иерусалима. В Гарвардской духовной школе поэт Ральф Уолдо Эмерсон (сын священника) учил студентов тому, что истинный смысл послания Иисуса состоит в том, что каждый способен пробуждать людей своими духовными откровениями: «Отбросьте сомнения и знакомьте людей с Божественным провидением из первых рук».

Но другие пророки предпочитали не двигаться с места, а видения Смита отправили его на запад, где он собирался создать Новый Иерусалим для своей паствы. Куда бы ни приезжал Смит со своими людьми – в Киртланд, штат Огайо, в округ Джексон, штат Миссури, в округ Ханкок, штат Иллинойс, – их непохожесть на других и растущее экономическое и политическое влияние воспринимались местными жителями как угроза. Губернатор Миссури издал распоряжение изгнать мормонов из штата (командующий ополчением штата окружил место их проживания, конфисковал все имущество и объяснил, что если они немедленно не уедут, то будут убиты). Точно так же поступили и власти Карфагена. Как и другие кочующие племена за тысячи лет до этого, племя мормонов отовсюду изгонялось, ему отводилась роль козла отпущения.

В начале 1844 года, разочаровавшись в способности политических партий защитить свой народ, Смит объявил себя независимым кандидатом на пост президента США. Это дало властям повод задуматься о росте исходящей от него угрозы. Впоследствии десяток свидетелей под присягой показали, что существовал план убийства Смита в тюрьме Карфагена.

Спустя год после расправы состоялся суд над шестью противниками мормонов и участниками местного ополчения, которых очевидцы опознали как убийц Смита. Все они были полностью оправданы. Губернатор Иллинойса боялся, что желание мести со стороны вооруженных мормонов может перерасти в гражданскую войну. Он приказал преемнику Смита Бригаму Янгу и его последователям покинуть пределы штата. Вслед за этим начались угрозы: убирайтесь или будете изгнаны с применением силы. Янгу пришлось подчиниться.

Перед ним встала серьезная организационная проблема. Как спланировать переезд? Каким образом снять с насиженных мест тысячи семей с лошадьми, мулами, быками, коровами, овцами, свиньями, курами, собаками, кошками, гусями и козами? Где искать новое жилье? Янг размышлял, советовался с помощниками и, наконец, 14 января 1847 года объявил, что Господь говорил с ним. Церковь должна разделиться на небольшие группы, каждая из которых под предводительством своего руководителя двинется на запад.

Янг сам повел первую группу из 149 человек. Их путь продолжительностью в полторы тысячи километров через Скалистые горы закончился, когда он увидел свободную землю, окруженную горами и реками, и объявил: «Вот нужное нам место» (сегодня это город Солт-Лейк-Сити). Вслед за ним в течение следующих двенадцати месяцев перебралось еще 14 групп, средняя численность каждой из которых составляла 150 человек.

Столетие спустя Робин Данбар – ученый, работающий на факуль-тете антропологии Университетского колледжа в Лондоне и специализирующийся на социальных привычках бабуинов гелада, опубликовал необычную статью. Данбар – отнюдь не заурядный приматолог. Взгляните, как он пишет о процессе взаимного вычесывания у обезьян:

Вычесывание для обезьян – это фундаментальное эмоциональное переживание: изначальный трепет нерешительности от вступления в неизвестные отношения, постепенно нарастающее желание отдаться жадно ощупывающим пальцам, которые умело порхают по шкуре, слегка пощипывая и расчесывая шерсть, и касаются голого тела, с удивлением обнаруживая неровности и родимые пятна. Мгновенная боль от нечаянного щипка незаметно уступает место умиротворяющему ощущению блаженства, распространяющемуся по всему телу.

Вы начинаете расслабляться, растворяясь в действе и подчиняясь потокам нейронных сигналов, вихрем несущимся от периферии тела к мозгу и барабанящим по самым глубинам сознания.

Прочитав этот отрывок, я на мгновение сам захотел стать бабуином.

В своей статье, написанной в 1992 году, Данбар привел данные об объеме мозга и размерах социальных групп для 38 видов лемуров и обезьян, в том числе человекообразных. Он продемонстрировал, что между объемом мозга (размером коры) и численностью группы существует прямая зависимость: чем больше мозг, тем многочисленнее группы.

В результате Данбар высказал предположение, что размер мозга особи определяет оптимальную численность круга ее общения. Ведь поддержание отношений с себе подобными, по мнению Данбара, требует умственных усилий. Рост числа связей задействует большее количество нейронов. Экстраполируя эту прямую зависимость с мозга приматов на мозг человека, он пришел к выводу, что если данная гипотеза верна, то оптимальная численность группы людей должна составлять 150 человек.

Несмотря на бесспорный литературный дар Данбара при описании обезьян, эта статья не привлекла особого внимания. В 2000 году Малкольм Гладуэлл опубликовал бестселлер «Переломный момент», одна из глав которого называлась «Магическое число 150». В ней обобщаются результаты, полученные Данбаром в ходе сравнения объема мозга обезьян и численности их групп, а также наблюдения относительно численности древних племен охотников и собирателей и «самых малых самостоятельно действующих армейских подразделений», которые также были близки к данному числу. Гладуэлл приводит также интересный пример компании Gore Associates, производящей мембранную ткань Gore-Tex. Эта компания ограничивает количество людей, работающих в одном здании. Ее президент Билл Гор говорит: «Мы строим автомобильную стоянку на 150 мест. Если люди начинают парковаться на газоне, значит, пора строить новое предприятие».

Гипотеза о генетически запрограммированном ограничении круга связей до 150 человек, обусловленном объемом человеческого мозга, стала распространяться со скоростью вируса. Бывший сотрудник компании Facebook Дэйв Морин, проконсультировавшись с Данбаром, создал новый тип социальной сети – Path, в котором количество друзей не может превышать 150 человек. Недавно основанный элитный онлайн-университет «Минерва» планирует объединять студентов в когорты численностью по 150 человек. Популярные блоги по вопросам бизнеса и социологии не перестают популяризировать число Данбара.

Нетрудно предсказать, что все это вызвало мощную обратную реакцию в ученой среде. Данбар уже в своей первой статье предвидел возможность возражений, так как экстраполяция данных о животных на человека является спорной с научной точки зрения. Половина рассмотренных Данбаром видов обезьян весит меньше небольшой тыквы. По мнению ученых, экстраполировать их данные на людей – это то же самое, что по результатам анализа микролитражки Mini Cooper делать выводы о полностью загруженной автоцистерне. Никаких биологических обоснований данной теории не существует. Связь между количеством нейронов и поведением приматов в лучшем случае весьма сомнительна, как и связь между количеством генов и разумом. ДНК лука, к примеру, содержит в пять раз больше генов, чем ДНК человека. Биологи считают полным абсурдом попытки объяснить человеческое поведение исходя из анализа объема мозга крошечной обезьянки.

Антропологи и социологи высказывали возражения относительно числа 150. Многие отмечали, что и в племенах охотников и собирателей, и в армейских подразделениях численность порой варьируется в больших пределах. В мире бизнеса существуют компании, которые добиваются успехов и демонстрируют склонность к инновациям и при значительно большем количестве работающих.

Возможно, данной теории действительно присуща некоторая шаткость, однако это не значит, что надо игнорировать результаты наблюдений. Физикам известно, что порой правильные наблюдения имеют место и при неправильной теории. К примеру, в свое время появлялись и исчезали десятки теорий сверхпроводимости, что никак не ставило под сомнение сам факт этого явления. Билл Гор и Бригам Янг установили численность групп по 150 человек еще задолго до появления теории Данбара и других социальных моделей. Интуитивно мы понимаем, что в командах и компаниях что-то меняется, когда они превышают определенный порог численности. Правда, это может не иметь никакого отношения к объему головного мозга.

Давайте посмотрим, какие альтернативные объяснения может предложить нам теория эмерджентности.

Представьте, что вы менеджер среднего звена в компании Pfizer и присутствуете на совещании, где рассматривается проект создания нового лекарства, находящийся еще на самой ранней стадии. Как и любой другой проект в этой фазе, он не свободен от «детских болезней». Не проведены или недостаточно качественно проведены какие-то важные эксперименты. Сомнительным представляется научное обоснование. Главный докладчик неодобрительно высказывается о подходе к проблеме в целом. Но вам эта идея нравится. Что-то в ней захватывает ваше воображение. Что вы будете делать?

Вариант № 1. Вы можете стукнуть кулаком по столу, взять на себя полную ответственность за проект и начать долгое и изнурительное хождение по инстанциям, в ходе которого вам еще не раз придется участвовать в похожих совещаниях и стучать кулаком по столу. Возможно, все закончится тем, что проект будет отвергнут. Однако предположим, что вы выиграли это сражение и после него еще несколько. Вы пробиваетесь все выше и в конце концов получаете зеленый свет. На протяжении последующих семи лет ваша безумная идея должна пережить три смерти, и каждый раз, когда проект будет оказываться в тупике (а это неизбежно), те же самые люди, которые одобрительно похлопывали вас по плечу в самом начале пути, будут стараться похоронить вас вместе с проектом. Им нужен ваш бюджет. Вы являетесь помехой на их пути.

Шансы на то, что у вас что-то получится, что лекарство окажется эффективным и люди захотят его покупать, составляют примерно один к десяти. В первые годы продаж лучшие образцы препаратов могут приносить ежегодный доход в размере 500 миллионов долларов. А это значит, что в случае успеха прибыль вашей компании, в которой работает 100 тысяч человек и годовой доход которой составляет 50 миллиардов долларов, возрастет всего на какой-то 1 процент. Но даже в этом случае вы можете быть уверены в том, что 99 999 остальных сотрудников тоже захотят заявить о своей причастности к успеху. Если же проект потерпит крах, то те же 99 999 человек возложат на вас вину за это. Они вспомнят все первоначальные недостатки проекта, которые вы так бездумно игнорировали. Ваша карьера окажется под угрозой. Возможно, вас даже уволят.

Вариант № 2. Вы можете высказаться по поводу проекта в насмешливом и уничижительном тоне, подчеркнув его недостатки и указав на недоработки. Упомяните, что ни один докладчик на крупных конференциях о нем даже словом не обмолвился, и объясните, что весь мир идет по совершенно другому пути развития. Проявите при этом остроумие, глубину знаний и широту взглядов. По счастливой случайности ваши взгляды совпадают со взглядами вашего начальника, а может быть, и его начальницы. Они улыбаются и одобрительно кивают.

Вместо этого вы предлагаете пойти по давно изведанному пути и заняться франшизой с гарантированным объемом заказов. Так вам будет легче пробиться к вершине. Этот проект всем понятен. Если вы будете продолжать вести себя с умом и правильно выступать на совещаниях, делая уместные обобщения о тенденциях в отрасли, то, возможно, со временем займете место своего босса. Это может случиться даже в следующем году и будет означать 30-процентную прибавку к зарплате, не говоря уже о росте престижа и влияния. А там, глядишь, подвернется хорошее местечко и в другой компании, если осмотреться вокруг. Просто так, на всякий случай.

Что вы выберете? Вложите свою энергию в вариант № 1? Пожертвуете семью годами жизни, зная, что проект сулит всего 1 процент дохода и имеет большие шансы на провал? Или сделаете выбор в пользу варианта № 2 – франшизы, которая, по всей вероятности, обернется для вас 30-процентной прибавкой к зарплате уже в следующем году?

Рациональным решением был бы отказ от безумной идеи в пользу франшизы.

А теперь представьте, что вы работаете в маленькой биотехнологической фирме, небольшой кинокомпании или на любом другом предприятии в стадии становления с неопределенными шансами на успех. Вместо 100 тысяч сотрудников у вас от силы пятьдесят. Годовые доходы исчисляются не 50 миллиардами, а близки к нулю. Успешная реализация безумной идеи повысит отдачу не на 1–2 процента, а во много раз – вплоть до бесконечности.

Если у вас есть доля собственности в этом бизнесе, то прямые доходы могут составить миллионы. Но, кроме этого, существует и вознаграждение другого рода – признание коллег, друзей, родственников. Это своего рода косвенные доходы. Вы сделали рискованную ставку и победили. Добились успеха. Только вы и небольшая команда единомышленников, в которых никто не верил. И эта победа будет принадлежать вечно вам.

В данном случае умные выступления на совещаниях и стремление понравиться шефу не важны. Единственное, что имеет значение, – это выживание безумной идеи и сплоченность всех членов команды в стремлении уберечь ее от трех смертей и довести до успеха.

В данном случае самым рациональным решением будет объединение сил ради общего дела.

По мере роста молодая фирма в какой-то момент достигает критической точки, где два мотива, направленные в противоположные стороны, становятся равными по силе. Выше этого уровня настроение участников будет склоняться к отказу от безумных идей в пользу франшизы. Давайте назовем этот переходный момент «невидимым топором».

Физики называют приведенный выше пример мысленным экспериментом. Он служит своеобразной ментальной разминкой, которая помогает почувствовать, какие силы действуют в данном случае.

На радость или на беду, но избыточное образование физиков не позволяет ограничиваться даже самым хорошим мысленным экспериментом без попыток проверить его на практике. Приведенное ниже уравнение вытекает из простой математической модели, показывающей, как мог бы протекать этот мысленный эксперимент в реальном мире.

В предыдущей главе я писал о важном шаге, который позволил по-новому взглянуть на проблему лесных пожаров. Таким шагом стало создание простой, но не чрезмерно упрощенной модели. Хэмингуэй писал: «Величавость движения айсберга заключается в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды». Он называл это принципом опущений. То же самое происходит и в науке. Сила красивой модели определяется тем, о чем можно умолчать.

В этом смысле для понимания того, что вызывает фазовый переход внутри организации, нам нужна простая модель, включающая в себя только то, что нужно для иллюстрирования основной идеи. Позднее к данной иллюстрации можно добавить и колокольчики, и свистки, чтобы создать красивую теорию.

На предыдущей странице представлена простая модель организации. На верхнем уровне находится главный руководитель, скажем вице-президент реальной компании, которому непосредственно подчиняются три человека. Каждому из руководителей второго уровня, в свою очередь, тоже подчиняются по три человека и так далее вплоть до низшего уровня. Количество людей, находящихся в непосредственном подчинении, называется нормой управляемости. В американских компаниях средняя норма управляемости на протяжении многих лет составляла от пяти до семи человек, хотя из недавних исследований вытекает, что в последнее время она выросла до десяти человек (для своей иллюстрации я выбрал норму управляемости, равную 3, чтобы она поместилась на странице).

Теперь нам надо связать всех людей с тем, за что клиенты готовы платить деньги, то есть с источниками ценности. В профессиональных фирмах, оказывающих услуги – юридические, консультативные, инвестиционные, рекламные, дизайнерские, – клиенты обычно платят за проект. Клиент юридической компании и банка платит за реализованную транзакцию (слияние, размещение акций на бирже). Клиент консалтинговой компании платит за работу по изучению рынка. Клиент рекламной фирмы платит за маркетинговую кампанию. И так далее.

Вся эта работа выполняется проектными группами. В юридической фирме группа молодых юристов (1-й уровень на схеме внизу) проводит изучение темы. Более опытные юристы (2-й уровень) осуществляют надзор за ними. По той же модели работают консалтинговые фирмы, банки, рекламные агентства, дизайнерские компании и другие предприятия, оказывающие услуги. В производственной сфере, где объектом являются не услуги, а товары, проектные группы могут заниматься конструированием или продажей готовых продуктов (кофеварок) или их деталей (систем зажигания автомобилей).

На каком бы уровне пирамиды вы ни находились, вам необходимо сделать выбор, как показано на следующем рисунке. Предположим, у вас восьмичасовой рабочий день – с 9 до 17. Сейчас 16:00. Вы должны решить, чему посвятить последний час: работе по повышению ценности своего проекта (доведению до совершенства презентации для клиента; улучшению конструкции кофеварки) или установлению полезных связей и другим карьерным вопросам (вхождению в доверие к боссу, его непосредственному начальству, другим влиятельным фигурам в компании).

Что вы выберете? Чтобы правильно оценить все факторы этого мысленного эксперимента, давайте разберемся с мотивами.

Два главных стимула для каждого работающего имеют много названий и выступают в разных ипостасях. Давайте обозначим их самыми общеупотребительными терминами: зарплата и заинтересованность. В первом случае мы имеем дело с твердым окладом. Во втором – с самыми различными формами поощрения за успешную работу над проектами. Это могут быть, в частности, бонусы или какие-то формы участия в прибылях компании, например владение ее акциями.

Материальная заинтересованность, как уже было сказано, является не единственным стимулом. Людей мотивируют не только деньги, которые они приносят домой, но и стремление к реализации своего предназначения, желание быть признанными и оцененными, амбиции, тяга к совершенству. Материальные и моральные стимулы не исключают, а дополняют друг друга. Было бы ошибкой излишне увлекаться одними в ущерб другим. Давайте пока рассмотрим меры материального поощрения, а к моральным стимулам, которые труднее выразить в цифрах, вернемся в следующей главе.

Материальные параметры (G, S, E)

В нашей модели организации каждый работник имеет базовый оклад, который зависит от места, занимаемого им в иерархии (уровня 1, 2, 3 или 4 в правой части схемы). Для простоты понимания будем исходить из того, что при переходе на следующий уровень зарплата увеличивается на один и тот же процент. Этот процент прибавки к зарплате обозначим буквой G. Если при повышении в должности зарплата увеличивается, скажем, на 12 процентов, то G = 12 %.

Нетрудно понять, что процент прибавки может серьезно повлиять на ваше решение относительно того, чем заняться в последний час работы. Представьте себе организацию, где каждое повышение в должности добавляет к зарплате 200 процентов. Невероятная величина! В таких условиях было бы чрезвычайно полезно посвятить один час в день тому, чтобы каждый влиятельный человек в компании знал, кто вы такой, как хорошо вы умеете работать и как плохо работают другие, а также какую пользу вы принесете фирме, если подниметесь на следующую ступень по карьерной лестнице.

Если же прибавка составляет всего 2 процента, то кому это интересно? Вы наверняка с большей пользой потратите свою энергию на совершенствование проекта, так как это может принести вам неплохой бонус или повысить ваше финансовое участие в доходах компании.

Норма управляемости (обозначим ее буквой S) является вторым важным параметром. Чтобы понять ее значимость, давайте предположим, что компания насчитывает примерно тысячу сотрудников. Если норма управляемости слишком низка и у каждого руководителя в подчинении находится только три человека (S = 3), то между генеральным директором и самым низшим уровнем будет находиться пять уровней. Если же увеличить норму управляемости до десяти подчиненных (S = 10), то таких промежуточных уровней будет только два.

Нетрудно понять, как норма управляемости влияет на ваш выбор. Представьте себе организацию, где в непосредственном подчинении у каждого руководителя находится более ста человек (один из таких примеров мы рассмотрим в следующей главе). Повышение в должности случается в такой компании настолько редко, что не имеет смысла тратить время на политические игры. Если же норма управляемости составляет всего 2 человека, то вы находитесь в постоянном соперничестве со своим коллегой. В вашей голове постоянно будут присутствовать карьерные соображения. Руководящих уровней будет так много, что, едва получив одно повышение, вы можете сразу же начинать думать о следующем. И эта лихорадка никогда не заканчивается.

Норма управляемости влияет на баланс стимулов еще одним образом. При большом количестве подчиненных у каждого руководителя последние, как правило, имеют бо́льшую личную заинтересованность в финансовых успехах компании. Им принадлежит самая большая часть денежного пирога. А это заставляет подчиненных уделять больше внимания своим проектам, а не политике.

Третьим параметром является степень финансового участия в делах компании, которую мы обозначим буквой Е. Чем выше этот показатель, тем больше денег вы получаете в зависимости от качества своей работы. Если вы сделаете кофеварку еще лучше, то компания сможет продать больше изделий, а это напрямую скажется на ваших доходах. Если вы подготовите для клиента хорошую презентацию, то он, скорее всего, обратится в вашу компанию повторно и порекомендует вас окружающим. Итак, чем больше ваша личная доля в доходах компании, тем вероятнее, что вы будете уделять больше внимания работе над проектами, а не политике.

Соотношение профессионализма и политического аспекта (F)

Три приведенных выше параметра носят объективный характер. Любой кадровик сможет сразу же назвать вам величину G, S и Е в компании. Но два дополнительных параметра не отличаются такой определенностью.

Предположим, вы обладаете огромными знаниями и умениями в своем деле, по крайней мере относительно того проекта, который вам поручен. Ваши умения настолько велики, что дополнительный час в день, который вы вложите в свой проект, может удвоить, а то и утроить его ценность. Возможно, вы сконструируете самую лучшую в истории кофеварку, которая вытеснит с рынка все остальные. В этом случае вам нет никакого смысла льстить боссу или обзаводиться связями среди влиятельных менеджеров. Ваш триумф с кофеваркой будет говорить сам за себя.

Но допустим, что вы не так уж хорошо подкованы в своей области. Даже если вы посвятите проекту один дополнительный час в день, это не сыграет никакой роли: кофеварка как была плохой, так и останется. В данном случае лучше посвятить последний час интригам и лоббированию своих интересов. Эти усилия, возможно, помогут вам продвинуться по карьерной лестнице.

Чем обширнее ваши знания и умения, тем более вероятно, что вы употребите их на совершенствование порученного проекта. Чем они ниже, тем вероятнее, что вы сделаете выбор в пользу политики.

Еще один контрольный параметр трудно измерить, но каждый работник способен его ощутить. Обозначим этот параметр как отдача от политических игр. Сколько придется затратить сил на различные интриги, чтобы получить повышение? Зависит ли решение о вашем продвижении по службе исключительно (или главным образом) от заслуг? Или здесь не обойтись без подковерных игр, связей и саморекламы?

Разумеется, ответ во многом зависит от личности руководителя. Кто-то больше падок на лесть и лоббирование, кто-то меньше. Но ведь и рост у людей может варьироваться в достаточно больших пределах, тем не менее в каждой стране существуют свои представления о среднем росте. Точно так же в каждой компании существует какой-то средний уровень. Если мы говорим, что в какой-то фирме процветают политические игры, то всем ясно, что имеется в виду.

Одни компании активно пытаются сократить присутствие политической составляющей в процессе продвижения кадров и делают ставку главным образом на их достижения (как мы увидим в следующей главе). Другие по своим методам напоминают старый аристократический клуб. Несколько высших руководителей рассаживаются вокруг стола и решают, кто достоин того, чтобы принять его в свои ряды. Второй тип компаний явно больше склонен к подковерным играм в решении кадровых вопросов.

Для нашей упрощенной модели организации значение имеет соотношение между профессионализмом и политическими играми в решении кадровых вопросов. Обозначим это соотношение буквой F. В тех организациях, где главным критерием служит профессионализм, политическая составляющая не учитывается в системе вознаграждения, а работники в целом соответствуют своим ролям. В результате они предпочитают тратить время на свои проекты (конструировать более совершенные кофеварки). Там, где на первый план выходят интриги, работники не в полной мере соответствуют занимаемым должностям. Как следствие, они тратят больше времени на политические игры.

Попробуем выразить это в цифрах. Если сотрудник дополнительно тратит 10 процентов своего времени на совершенствование проекта, то на какую величину возрастает от этого ценность проекта? На 1 процент, 10 или 100 процентов? (Ценность проекта при этом определяется по обычным деловым и финансовым критериям, то есть по ожидаемым от него доходам.) В компаниях, где учебе сотрудников уделяется очень мало внимания, а назначение на должность не всегда увязывается с имеющимися знаниями и умениями, этот показатель будет низким. Там же, где в обучение вкладываются значительные средства, где уделяется внимание поиску самых талантливых кандидатов и вдумчиво распределяются задания, он будет высоким.

Аналогичным образом можно попытаться выразить в цифрах и политический аспект. Если работник дополнительно тратит 10 процентов своего времени на лоббирование своих интересов и установление полезных связей, то насколько возрастет вероятность его повышения по службе? На 1 процент, 10 или 100 процентов? Чем выше вероятность, тем больше будет «политический» показатель.

Если проанализировать, в какой пропорции на поведение индивидуума влияют твердый оклад и личный финансовый интерес в делах компании, то можно найти критическую численность организации, то самое магическое число М, при превышении которого баланс смещается с работы над проектами на политические игры.

Ниже этого порога действуют стимулы, побуждающие работников добиваться успешной реализации безумных идей. Выше его верх берут карьерные соображения и интриги. Безумные идеи уступают место франшизам. Хотя каждый сотрудник по отдельности может с энтузиазмом воспринимать инновации, в совокупности они становятся жертвами невидимого топора.

Так каково же это магическое число? В приложении Б я демонстрирую, что:

Давайте посмотрим, как это работает. Поскольку показатель Е вынесен в числитель, то при его увеличении магическое число М становится больше. Это дает возможность большему числу людей совместно работать в фазе безумных идей, не вдаваясь в политику. Так происходит из-за того, что личная заинтересованность, как мы уже обсуждали выше, мотивирует человека уделять больше внимания проектам, а не политике. Норма управляемости также находится в числителе (причем в квадрате). Повышение данного показателя сокращает количество промежуточных уровней, что устраняет необходимость в политических играх, оставляя больше времени для работы над проектами. Все это позволяет фокусироваться на безумных идеях, а не на карьерных интересах.

Однако по мере роста процента прибавки к зарплате происходит обратное явление. Большая разбежка между зарплатами различного уровня поощряет политические игры, так как сотрудники начинают конкурировать друг с другом за гигантские прибавки в случае повышения в должности. Как следствие, количество людей, способных совместно работать в фазе безумных идей, сокращается.

Перейдем к последнему фактору – F. Если компания создает системы, препятствующие подковерным играм, вкладывает средства в обучение сотрудников и распределяет проекты в соответствии с имеющимися у них знаниями и умениями, то возрастает вероятность, что люди будут положительно относиться к безумным идеям.

Итак, что же представляет собой число М в реальном мире?

Что касается нормы управляемости, давайте воспользуемся средним значением 6, а в качестве разницы в зарплате между двумя соседними уровнями установим 12 процентов. К типичным значениям Е и F вернемся немного позже. Пока же рассмотрим пример сбалансированной компании, где зарплата и другие меры материального стимулирования распределены поровну (по 50 процентов), а профессиональные и политические аспекты при решении кадровых вопросов имеют равное значение (F = 1).

Подставим эти числа в формулу:

Интересный результат.

Я уже упомянул о результатах недавних исследований, в которых указывается, что норма управляемости возросла. В 2014 году опрос, проведенный в 248 компаниях консалтинговой фирмой Deloitte (одной из четырех крупнейших в мире), показал, что данный показатель составляет от 9 до 11. Наряду с повышением уровня ответственности это, разумеется, означает и рост прибавки к зарплате. Давайте подставим в формулу норму управляемости 10 и достаточно агрессивную, но не чрезмерную разницу в зарплате в размере одной трети (33 процента):

Тоже очень интересно получается.

Бригам Янг, Билл Гор, Малкольм Гладуэлл и Робин Данбар, похоже, что-то знали. В типичном мире с его средними контрольными параметрами переломный момент в мотивах действительно наступает в районе магического числа 150. При такой численности группы баланс сил в перетягивании каната меняется, и люди в системе внезапно переходят от увлеченности безумными идеями к карьерным устремлениям.

И все же методы Янга и прочих (молитва, парковка, изучение приматов) не могут помочь нам изменить магическое число, иначе большие группы людей будут вынуждены совершить фазовый переход и отказаться от безумных идей. Во всяком случае, в перечне мер, которые приводятся ниже, вы не увидите рекомендаций типа «увеличить объем коры головного мозга у сотрудников».

Предпринять практические шаги в нужном направлении нам поможет наука, изучающая эмерджентность. Мы в состоянии корректировать контрольные параметры, чтобы управлять процессами перехода. Как уже говорилось, зимой мы посыпаем тротуары солью, потому что соль понижает температуру замерзания воды. Мы хотим, чтобы снег таял, а не спрессовывался в лед.

В предыдущей главе мы увидели, каким образом фазовые графики отражают суть транспортных потоков и лесных пожаров, предоставляя нам инструменты управления фазовыми переходами. А как будет выглядеть фазовый график в данном случае и что полезного мы сможем из него извлечь?

Когда численность групп превышает магическое число (1 → 2), мотивация смещается с безумных идей на карьерные интересы, то есть на политические игры в целях получения повышения в должности. Корректировка структуры может вернуть ситуацию к желанию заниматься безумными идеями (2 → 3)

Ниже критического порога (того самого магического числа из приведенного выше уравнения) у людей присутствует мотивация заниматься безумными идеями. Когда численность группы превышает это магическое число, мотивация смещается в сторону карьерных устремлений. В этом случае люди склонны заниматься политическими играми, чтобы получить повышение (1 → 2 на приведенном ниже графике). В группе с типичной структурой это число составляет примерно 150 человек. Однако, меняя параметры структуры (степень личной заинтересованности в финансовых делах компании, соотношение между профессиональными и политическими аспектами в решении кадровых вопросов, норму управляемости и процент прибавки к зарплате при повышении в должности), мы можем увеличить это число (именно поэтому штриховая линия изображена наклонной; если бы у нас не было возможности изменений, она была бы строго вертикальной). Другими словами, группы, численность которых значительно превышает 150 человек и которые находятся в «политической» фазе (точка 2), могут вернуться в фазу безумных идей только за счет изменения своей структуры (2 → 3).

Как уже упоминалось, безумные идеи могут быть характерны не только для небольших команд, в которых живет предпринимательский дух, но и для больших организаций, которые не хотят переходить в фазу франшизы.

Давайте рассмотрим организацию, в которой работает два миллиона человек и которая смогла создать внутри себя группу по разработке безумных идей, чей радикальный новаторский дух не имеет себе равных на протяжении последних 50 лет.

Увеличение магического числа

Начиная с 1958 года исследовательская группа численностью 200 человек, входившая в состав мощной организации, стала прародительницей интернета, GPS, карбоновых нанотрубок, синтетической биологии, беспилотных летательных аппаратов, механических слонов, виртуальной ассистентки Siri в iPhone и многих других вещей. Выходцы из этой группы и исповедуемые ими принципы вдохновили множество легендарных исследовательских организаций США, в частности практически все, упомянутые в этой книге.

Принципы управления ею могут служить отличными примерами того, как коррекция параметров, описанных в предыдущей главе, способна увеличить магическое число. Эти изменения могут повысить творческую отдачу любой команды.

Прежде чем мы окунемся в тему, необходимо уяснить, что раскручивание маховика творчества до максимальной скорости означает появление большего количества идей и экспериментов, но среди этих экспериментов неизбежно будут неудачные. А это подходит не для каждой команды. Если вы, к примеру, являетесь частью компании, строящей самолеты, то вам вряд ли захочется собрать десять самолетов, а потом наблюдать, как восемь из них разобьются. Производство самолетов – это задача франшизы, а в функции группы безумных идей входит разработка новых технологий, которые будут применяться при их производстве.

А теперь вернемся к нашей группе из двухсот человек, в которой вызревали сумасшедшие идеи. Все началось с сигналов, которые непрерывно издавал блестящий металлический шар, запущенный в космос.

Вэнивар Буш создал Управление научных исследований и разработок, о чем говорилось в главе 1. Целью организации была разработка неопробованных технологий, которые военные отказывались финансировать. Вскоре после окончания Второй мировой войны УНИР было распущено. Идея национального агентства научных изысканий, высказанная в докладе Буша «Бескрайние горизонты», поначалу была забракована президентом Трумэном, а затем отложена в долгий ящик в ходе политических сражений в конгрессе. Проиграв эти битвы, Буш писал: «В конце концов эти стрессы доконали меня, и я решил выйти из игры». Его уход стал безвозвратным.

В 1950 году конфликты были улажены, и конгресс заложил основы сегодняшней системы разветвленной сети национальных исследовательских лабораторий. Национальный научный фонд, Национальные институты здравоохранения и другие учреждения оказывают поддержку научным изысканиям по таким вызывающим общественный интерес проблемам, как распространение заболеваний, очищение воды, предсказание землетрясений и т. п. Они также финансируют исследования в таких областях, которые пока не сулят ничего с точки зрения рыночных отношений. Их коммерческое будущее настолько туманно и отдалено от нас, что ни одна компания не может позволить себе вкладывать в них деньги. Пятьдесят лет назад это были, например, генетические исследования. Сегодня это термоядерный синтез.

Национальный научный фонд и Национальные институты здравоохранения – это гражданские организации. В военной среде так и не было создано ничего подобного УНИР Буша, даже когда началась эскалация холодной войны. В 1949 году СССР взорвал свою первую атомную бомбу. В 1950 году в Корее холодная война превратилась в горячую. В 1952 году Эйзенхауэр построил свою предвыборную кампанию на советской угрозе и своих военных заслугах («Если вы выберете меня, я пошлю войска в Корею») и одержал победу. Двумя годами позже, в ноябре 1955 года, в СССР был произведен взрыв первой водородной бомбы. Она была в сто раз мощнее бомбы, примененной в Хиросиме (а в 1960 году взорвали бомбу, которая была в три тысячи раз мощнее, чем в Хиросиме). Одна такая водородная бомба могла бы смести все Восточное побережье США.

Эйзенхауэр и его военные советники решили, что на демонстрацию силы Советским Союзом надо ответить демонстрацией еще большей силы и пополнить арсенал вооружений США. Больше, быстрее, мощнее. Все это были франшизные проекты. Уроки Вэнивара Буша и его национального департамента безумных идей ушли в прошлое.

А затем, в октябре 1957 года, Советы запустили на орбиту алюминиевый шар диаметром 56 см, который был отполирован для лучшей видимости с Земли. Любой человек, имевший бинокль, мог взглянуть на небо и увидеть спутник, пролетавший над Соединенными Штатами. А при наличии любительского радиоприемника он мог и услышать его сигналы, будоражащие нервы.

В течение нескольких первых дней после запуска спутника Эйзенхауэр не проявлял никакой реакции, понимая, что это всего лишь шоу. Он знал, что американские ракеты могли бы послать спутник на орбиту и раньше, но у него не было интереса к дорогостоящим трюкам. Однако оппоненты Эйзенхауэра разглядели в этом упущенную возможность. Сенатор Линдон Джонсон заявил, что «Советы будут сбрасывать на нас бомбы из космоса, как дети бросают камни с моста на проезжающие внизу автомобили». Другой сенатор предостерегал: «На кону наше существование – ни больше ни меньше». СМИ нащупали горячую тему. New York Times объявила о триумфе коммунизма. Ей вторила Newsday: «Россия выигрывает космическую гонку». Washington Post заявила, что, в соответствии с секретным докладом, «Соединенные Штаты испытывают самую большую угрозу в своей истории». Отец водородной бомбы Эдвард Теллер в телевизионном интервью высказал мысль о том, что запуск спутника стал для США еще большей катастрофой, чем Пёрл-Харбор.

Запуск спутника, октябрь 1957 г.

В том году министр обороны в администрации Эйзенхауэра объявил о своей отставке. Его преемник Нил Макэлрой, принявший присягу всего через пять дней после запуска спутника, вызвал необыкновенный ажиотаж в прессе. Как и Вэнивар Буш, Макэлрой пришел со стороны. Но, в отличие от Буша, у него не было ни технического, ни военного опыта. Он начал свою карьеру, ходя по домам и продавая мыло от Procter & Gamble. Кстати, это именно ему пришла в голову идея телесериалов для домохозяек в дневное время, с помощью которых P&G осуществляла доставку своей рекламы прямо на дом. «Мыльные оперы позволяют продавать много мыла, – объяснял он, – а проблемами совершенствования литературного стиля пусть занимается школа». Его безумная идея принесла P&G миллиарды долларов. Макэлрой был также отцом брендового менеджмента, идея которого заключалась в продвижении не отдельных товаров, а брендов в целом. Молодые и способные менеджеры занимались этим делом как особым видом бизнеса. Вскоре Макэлрою представилась возможность применить данную идею в совершенно ином контексте.

Эйзенхауэр и Макэлрой понимали, с каким сопротивлением могут столкнуться радикальные идеи внутри крупных организаций. Макэлрою самому пришлось преодолевать сопротивление, которое вызвала его сумасшедшая идея с мыльными операми. Президент за время своей долгой военной карьеры неоднократно собственными глазами видел, как межведомственное соперничество замедляло прогресс, и выступал против этого как публично, так и в частных беседах. Именно поэтому Эйзенхауэр выбрал Макэлроя. Он хотел, чтобы на посту министра обороны оказался человек, который не был связан ни с армией, ни с федеральным правительством, а потому не испытывал робости при попытке встряхнуть систему. Шумиха вокруг спутника как раз создала для этого нужную обстановку.

Двадцатого ноября 1957 года, спустя месяц после запуска спутника, Макэлрой предложил создать новую организацию, которая будет подчиняться непосредственно ему и в задачу которой будет входить поддержка перспективных научных идей. Другими словами, он создавал структуру по разработке неопробованных технологий, которые военные отказывались финансировать.

Военному руководству эта затея не понравилась. Оно отреагировало на нее так же, как и на аналогичное предложение Буша в начале Второй мировой войны. Командующий военно-воздушными силами, получив от Макэлроя проект нового агентства, написал ему: «ВВС исходят из того, что данное предложение представляет собой лишь повод для обсуждения». В своем ответе Макэлрой объяснил ему, что предложение не подлежит обсуждению.

Детище Макэлроя стало одновременно самой успешной исследовательской лабораторией для потребительских товаров. Он понимал, что технологии, похороненные в лабораториях и не используемые в реальной жизни, бесполезны, как и сами лаборатории, неспособные быстро реагировать на обратную связь, поступающую от рынка. Другими словами, Макэлрой понимал необходимость первых двух принципов Буша – Вэйла: фазового разделения и динамического равновесия. Их он сделал основополагающими в работе своей новой организации.

Сходство с УНИР было неслучайным. Ни Эйзенхауэр, ни Макэлрой не имели должной научной подготовки, но у них были хорошие советники, которые работали с Бушем, в частности президент МТИ Джеймс Киллиан и Эрнест Лоуренс, лауреат Нобелевской премии, стоявший у истоков микроволнового радара и «Манхэттенского проекта».

Седьмого февраля 1958 года новая организация Макэлроя официально приступила к работе. Она получила название Управление перспективных исследовательских проектов (ARPA).

Это было второе рождение УНИР Буша.

Истории о проектах, которые финансировала или, по крайней мере, серьезно рассматривала ARPA (в 1996 году переименованная в DARPA за счет добавления слова Defense – оборона, чтобы подчеркнуть принадлежность к военному ведомству), уже вошли в легенду. Одна из моих любимых – та, где рассказывается о гигантской ядерной анальной свече, хотя я и не уверен, что это выставляет меня в приличном свете.

В разгар холодной войны в начале 1960-х годов, когда страх перед ядерной угрозой достиг апогея, один уважаемый физик-самоучка, прославившийся своими сумасшедшими идеями, предложил использовать поток радиоактивных частиц колоссальной мощности, чтобы сбивать советские ракеты. Николас Кристофилос проделал путь из Афин, где он работал техником по лифтам и самостоятельно обучался физике, до Ливерморской национальной лаборатории, специализировавшейся на исследованиях в сфере вооружений. За 40 лет, прошедших с тех пор, как Никола Тесла произвел фурор своими лучами смерти, технология шагнула настолько далеко вперед, что физики всерьез или, по крайней мере, отчасти всерьез начали обсуждать идею Кристофилоса. Одно из высказанных ими возражений касалось слишком большой стоимости строительства гигантских туннелей для размещения аппаратуры, производящей пучки частиц.

На это Кристофилос заявил, что существует простой способ: для строительства туннелей надо использовать ядерное оружие.

«Представьте себе свечу, которую вставляют в задний проход, – объяснял Кристофилос суть своего предложения. – С помощью ядерного оружия вы будете точно так же продвигаться сквозь скальные породы. Камни будут плавиться, оставляя идеальный туннель. Вам только надо подталкивать все устройство сзади, пока порода не успела остыть».

От услышанного большинство физиков лишились дара речи. Проект с анальными свечами не получил финансирования.

Но многие столь же сумасшедшие проекты получили поддержку DARPA, хоть и потерпели в дальнейшем фиаско. В их число входили, например, механический слон для переноски военного оборудования в джунглях Вьетнама; супербомба из гафния (элемента, обнаруженного, по слухам, одним физиком, который экспериментировал с рентгеновской установкой для зубных снимков); термоядерный синтез на основе моментального схлопывания воздушных пузырьков, образующихся внутри жидкости (в опытах использовалось жидкое моющее средство); рынок предсказаний, где инвесторы могли бы делать ставки относительно будущих мест террористических актов и тем самым задействовать «мудрость масс» (впоследствии этот проект был забракован по «этическим соображениям»).

В то же время другие безумные идеи DARPA полностью изменили облик многих отраслей и создали новые научные области. Первая компьютерная сеть ARPANET развилась в современный интернет. На базе геолокации с использованием спутников появилась сначала военная, а потом и гражданская система GPS, которую сегодня можно встретить чуть ли не в каждом автомобиле и смартфоне. Программа распознавания голосовых команд, созданная первоначально для солдат, превратилась в голосовую помощницу Siri в каждом iPhone. Сеть сейсмодатчиков, расположенных по всему миру, изначально была разработана DARPA для того, чтобы отличать землетрясения от ядерных испытаний. Она позволила заключить первый договор о запрещении ядерных испытаний. Правда, многие военные утверждали, что отличить подземный ядерный взрыв от землетрясения невозможно, поэтому любые договоры бессмысленны, так как их выполнение нельзя проверить. Они называли занимавшуюся этой темой команду DARPA «кучкой неучей». Несмотря на это, сейсмологический проект выжил, а впоследствии даже подтвердил теорию тектонических плит, которая навсегда изменила облик геологии.

При помощи DARPA был создан первый крупный центр компьютерной графики при Университете Юты. Группой из Юты, о которой мы уже писали в главе 5, руководил один из бывших программных менеджеров DARPA Айвен Сазерленд. Он был руководителем докторской диссертации по компьютерной графике основателя студии Pixar Эда Кэтмелла, который впоследствии говорил, что на него оказала «колоссальное влияние» принятая в DARPA модель воспитания творческого начала. Родом из DARPA был еще один инженер по имени Дуглас Энгельбарт, в числе изобретений которого – первая компьютерная мышь, первый монитор с растровой графикой, первые текстовые гиперссылки. Все это он продемонстрировал в 1968 году на презентации, которую компьютерщики с тех пор называют матерью всех демонстраций.

В 1970 году значительная часть команды Энгельбарта перешла в только что созданную исследовательскую группу, возглавляемую еще одним бывшим программным менеджером DARPA Бобом Тейлором. Она называлась Xerox PARC и являлась местом рождения первых персональных компьютеров. Тейлор говорил, что он создал эту легендарную группу «по принципам управления, разработанным в DARPA».

Бывшие программные менеджеры и директора DARPA руководят сегодня или руководили в недавнем прошлом исследовательскими группами в таких организациях, как Facebook, Google, Microsoft, IBM, Draper Laboratory и MIT Lincoln Labs. Принципы управления мелкими группами получили широкое распространение как в промышленных компаниях, так и в научных учреждениях, которые по сути представляют собой расширенную сеть DARPA.

Давайте посмотрим, как эти принципы связаны с контрольными параметрами, описанными в предыдущей главе, – переменными величинами нашего уравнения магического числа. Это позволит нам увеличивать магическое число с целью обеспечения радикальных инноваций.

Уменьшение значимости политических игр

В традиционных структурах главным делом считается продвижение по карьерной лестнице. Достигнуть поставленной цели, переехать в более просторный кабинет, увеличить зарплату и число подчиненных и т. д. Все это, соответственно, способствует росту рядов «политиков».

DARPA управляется как совокупность небольших самостоятельных фирм без всяких карьерных устремлений. Около сотни программных менеджеров руководят проектами каждый в своей области. Им предоставлена чрезвычайно большая автономия, примерно как и менеджерам Макэлроя по развитию брендов. Так, в сентябре 2009 года в DARPA по программе обмена попал Даг Виккерт – летчик-испытатель ВВС. Незадолго до этого директором DARPA была назначена Регина Дуган – доктор наук из Калифорнийского технологического института. Впервые встретившись с Виккертом, Дуган сказала ему, что через две недели ждет от него вместе с командой новой идеи, «как и от любого другого программного менеджера».

В то время Дуган вместе с другими сотрудниками DARPA искала способ отпраздновать сороковую годовщину интернета. В компьютерных кругах датой его начала является запуск 29 октября 1969 года сети ARPANET. В тот день компьютер Чарли Клайна в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса установил связь с компьютером в Стэнфордском исследовательском институте в Менло-Парке. Клайн успел напечатать две буквы, после чего сеть рухнула.

Идея Виккерта заключалась в том, чтобы показать возможности интернета по объединению людей внутри страны для решения срочных задач. В качестве объекта были выбраны красные воздушные шары. DARPA намеревалась разместить десять красных метеорологических зондов в различных публичных парках страны, о которых не сообщалось заранее, чтобы посмотреть, насколько быстро их найдут. «Поначалу все это воспринималось как шутка, – рассказывал Виккерт, – но потом отношение изменилось».

Спустя месяц, 29 октября 2009 года, в день годовщины интернета, Дуган объявила об акции красных шаров. Их привяжут в парках к деревьям или скамейкам утром в субботу, 5 декабря. Команда, которая первой обнаружит все десять шаров, выиграет приз в размере 40 тысяч долларов. Тридцать семь дней между объявлением об акции и ее началом было предоставлено для того, чтобы дать командам некоторое время на подготовку, как это обычно бывает перед началом решения кризисных задач.

За четыре недели до старта Виккерт и его команда для проверки надули десять шаров диаметром 2,5 метра на площадке за зданием офиса DARPA. Не все сразу проявили нужные навыки. Виккерт с некоторым ехидством описывал, как «бывший летчик учил бывшего моряка вязать узлы».

Бывший профессор информатики Питер Ли, только что принятый на работу в группу новых компьютерных технологий DARPA, тоже подошел на площадку, чтобы взглянуть на шары. На каждый из них был нанесен овальный логотип DARPA. «Странно, – заметил он. – Логотип выглядит как гигантский глаз Ра!» Он сказал об этом Дуган, которая сообразила, что внезапное появление по всей стране больших воздушных шаров с изображением гигантского глаза, принадлежащих правительственной организации, может быть понято неправильно. Были срочно заказаны новые шары.

В 10 часов утра в субботу 5 декабря шары (уже без глаза Ра) были развезены по паркам страны от Флориды до Орегона. Планировалось, что вечером их уберут, и весь этот процесс будет повторяться на протяжении недели. Однако уже через 8 часов 52 минуты и 41 секунду команда из Массачусетского технологического института нашла все десять мест их размещения. Удивительно, что узнала она об этой акции только за четыре дня до ее начала.

Для решения задачи команда создала сеть на базе креативной системы вознаграждений. За каждый найденный шар полагалось 4 тысячи долларов. Если, к примеру, Сьюзан нашла красный шар и прислала сообщение об этом на сайт МТИ, то она получает половину этого выигрыша. Если Сьюзан получила информацию об этой акции от Грега, то Грег получает половину от оставшейся суммы, то есть тысячу. Если сам Грег узнал об этом от Карен, то та получает половину от остатка – 500 долларов. И так далее. В результате каждый участник цепочки, причастный к обнаружению шара, получит свою долю выигрыша (а если цепочка закончится раньше, чем будут израсходованы 4 тысячи, то остаток пойдет на благотворительность).

Главное достоинство этой системы заключалось в том, что даже люди, которые никогда не выходят из дому и поэтому чисто физически не могут обнаружить шар, готовы были оказать помощь команде МТИ. Все связи отслеживались на сайте команды (созданном за два дня). В большинстве случаев охотники за шарами связывались со своими друзьями, живущими поблизости. Но иногда им приходилось устанавливать связь со значительно более удаленными контактами. Другими словами, здесь проявились те же самые принципы тесного мира и шести степеней удаленности. Всего за 36 часов было задействовано 4400 человек.

Команда из Технологического института Джорджии, занявшая второе место, готовилась к старту три недели и все это время подпитывалась «пончиками, пиццей и адреналином». Помимо собственного сайта, она создала страницу в Facebook и голосовой почтовый ящик в Google. Но им удалось задействовать только 1400 человек. Команда из Джорджии сделала ставку на альтруизм. Она обещала в случае победы пожертвовать весь выигрыш на благотворительные цели.

Задача с шарами преподала много удивительных уроков, которых участники и представить себе не могли, в дополнение к главному уроку, который служит темой данной главы: стимулы играют куда большую роль, чем можно подумать. Впоследствии многие из этих уроков были изложены в престижных научных журналах. Они важны для понимания того, каким образом через современные виртуальные сети можно мобилизовать группы людей для решения сложных проблем, например для поиска потерявшегося ребенка или солдата, для спасательных работ в случае природных катастроф. Для уточнения некоторых аспектов предлагаются очередные задачи. Так, например, недавно Госдепартамент США провел розыскную игру в интернете. Командам давалось 12 часов на обнаружение пяти «преступников» (актеров), разбросанных по пяти городам США и Европы. Единственным ключом для их идентификации были фотографии. (Победу одержала та же команда МТИ.)

Команда DARPA готовит акцию с красными воздушными шарами

Одна из причин, по которой даже самые сумасшедшие проекты DARPA вроде поиска красных воздушных шаров заканчиваются успехом, заключается в том, что в этой организации отсутствует карьерная лестница. Менеджеры проектов нанимаются на работу на определенный срок, обычно от двух до четырех лет. Структура организации такова, что нет никакого смысла тратить время на политические игры, пытаться делать умный вид на совещаниях и подсиживать своих коллег, указывая не недостатки в их проектах, чтобы выгодно выделиться на их фоне и получить повышение в должности.

Традиционные карьерные стимулы DARPA заменяет другими. Менеджеры проектов назначаются публично и пользуются широкой известностью в своей среде. Они обладают широкими правами: могут выбирать себе проекты, вести переговоры по контрактам, устанавливать сроки и цели. Сочетание прозрачности в работе и самостоятельности создает мощный мотив – признание окружающих.

Говоря о поощрениях, мы обычно имеем в виду предоставление акций, выплату бонусов или что-то в этом роде. Все это материальные формы поощрения. А вот уважение коллег невозможно ощутить на ощупь. Его не измеришь в деньгах. Однако это не менее, а может быть, и более сильный мотиватор, чем кнут и пряник.

Наполеон говорил: «Солдат готов долго и упорно сражаться ради клочка цветной матерчатой ленточки». Если говорить о корпоративных «солдатах» среднего звена, то в роли цветной ленточки выступает признание со стороны людей, которые сами пользуются уважением. Представьте себе, что первопроходца в области компьютерной графики в ходе крупной конференции вызывают на сцену, вручают приз и осыпают знаками уважения и восхищения коллег.

Моральные стимулы могут легко превратиться в материальные. Если в ходе разработки новых идей вам приходится иметь дело с партнерами на стороне, и они видят в вас сильного менеджера, то ученые, изобретатели и другие творческие личности захотят работать с вами, а не с вашими конкурентами. Они будут склонны обращаться со своими новыми идеями именно к вам, а это может положительно сказаться на вашей карьере. И, разумеется, хорошая репутация в глазах окружающих создаст вам заметные преимущества при поиске новой работы в будущем.

Партнерские отношения снижают роль политических игр еще и потому, что внешние партнеры обычно бывают более беспристрастными в оценке ваших успехов и неудач. Этот объективный взгляд необходим для системного подхода к делу, о котором мы говорили в главе 5. Из-за чего программа потерпела неудачу: из-за несовершенства выбранной технологии (ошибка в гипотезе) или из-за того, что руководитель проекта где-то схалтурил (операционная ошибка)? Благодаря чему удалось добиться успеха: благодаря отличной работе ответственного сотрудника или ему просто повезло, несмотря на допущенные ошибки? Болельщики, наблюдающие за бейсбольным матчем, всегда подмечают разницу между игроком, который нанес великолепный удар, и тем, кто заработал очко из-за ошибки соперника, пропустившего мяч между ног.

Принципы DARPA (полная автономия и прозрачность, справедливая оценка не только своих, но и чужих идей) не могут быть в полной мере применены к любой компании (большинство организаций не сталкивается с проблемами, для решения которых могла бы понадобиться гигантская анальная ядерная свеча). Однако многие компании смогут выиграть от роста автономии, прозрачности и применения мер морального стимулирования.

В качестве примера можно привести растущую практику так называемых открытых инноваций, когда компании разрабатывают новые идеи, технологии или рынки совместно с клиентами (обычно самыми постоянными и лояльными) или партнерами по бизнесу (как правило, поставщиками или теми, с кем вы делите один и тот же рынок). Акция с красными воздушными шарами стала примером организационного объединения лучших умов страны для решения важной проблемы из области сетевой теории: как быстро мобилизовать группу людей?

Практика открытых инноваций распространена в мире техники. Компании, разрабатывающие программное обеспечение, как правило, делятся своими незавершенными продуктами с сообществами пользователей для организации быстрой обратной связи. Часто в ходе разработки новых лекарств биотехнологические компании тесно сотрудничают с университетскими учеными (и все чаще – с группами пациентов). Недавно эта тенденция вышла за границы сферы высоких технологий. Практика открытых инноваций помогла пивоваренной компании Coors Brewing разработать емкость для пива с индикатором температуры. Когда температура пива является идеальной для потребления (по данным Coors, она находится в пределах 6–10 °C), нанесенный на нее логотип меняет цвет с белого на голубой. Эта же практика позволила фирме Kraft Foods разработать сорт шоколада, стойкого к таянию. Родители могут быть только благодарны за то, что теперь им не придется отстирывать липкие пятна от одежды.

Открытые инновации приносят двойную выгоду. Компании получают доступ к свежим идеям, порой исходящим именно от тех энтузиастов, которых им хотелось бы иметь в своих рядах, вроде молодых команд из Технологического института Джорджии и МТИ. В то же время здесь в полном объеме применяются и меры морального стимулирования, в частности завоевание авторитета среди других таких же производителей. Остается только сравнить эти выгоды с желанием защитить свои конкурентные секреты.

Как показывают недавние исследования, многие компании делают выбор в пользу двойной выгоды от открытых инноваций. Долгосрочные перспективы перевешивают закрытую политику фирм, предпочитающих держать свои идеи в секрете.

Если DARPA пошла на решительный слом традиционной организационной модели, то в McKinsey&Company реформы носили не столь радикальный характер, но были достаточно эффективны. Эта компания представляет собой как бы промежуточный этап для тех, кто только что закончил учебу и делает первые самостоятельные шаги на трудовом поприще (я проработал там три года после того, как попрощался с физикой, и прежде, чем занялся биотехнологиями). В ней работает 27 тысяч человек, ее годовой доход составляет более 10 миллиардов долларов, и на протяжении многих десятилетий она остается ведущей консалтинговой компанией по вопросам менеджмента, несмотря на то что мир быстро меняется.

Карьерная лестница в McKinsey, как и в большинстве других фирм, служит мощным мотиватором. Однако в большинстве компаний местные филиалы сами принимают решение о назначении людей на руководящие должности. К примеру, калифорнийский офис сам выбирает человека на освободившийся пост из числа калифорнийских же соискателей. Что же касается McKinsey, то при замещении важных вакантных должностей к этому процессу подключают кого-то из руководящих работников других филиалов для проведения независимой оценки. Это позволяет избежать влияния местных политических факторов. К примеру, если Том претендует на должность в филиале в Сан-Франциско, то из Брюсселя вызывают Марианну, которая задает вопросы паре десятков коллег и клиентов Тома о его работе. Этот процесс может занимать до трех месяцев и обходится недешево. Один из претендентов на руководящий пост рассказал мне, что специалист, привлеченный для оценки, в конечном счете знал все его сильные и слабые стороны лучше, чем собственная мать. Потраченное время дорого. Все это время специалист оторван от работы с клиентами, что означает недополученный доход.

Однако подобные разовые издержки можно считать долговременными инвестициями в стабильность организации. Лидеры, которые призывают своих сотрудников к инновациям, предварительно ничего в них не вложив, уподобляются спортсменам-любителям, которые время от времени бегают трусцой, но при этом надеются пробежать марафон. У них ничего не выйдет, и опыт показывает, что результатом будут только болезненные ощущения. Чтобы подготовить свое тело к марафонской дистанции, требуется много времени. Если вы намерены приложить усилия и постепенно набирать форму, то, независимо от начального уровня подготовки, в конечном итоге сможете пересечь финишную черту с улыбкой на лице. (Я сам занимался в группе, которая готовилась принять участие в триатлоне, и тренер не раз повторял нам эту фразу. В конечном счете мы все финишировали. Правда, тренер забыл упомянуть, что улыбка при этом может быть как выражением радости, так и гримасой агонии. Все это можно отнести и к крупной организации, переживающей радикальную трансформацию.)

DARPA представляет собой экстремальную модель. В ней полностью отсутствуют карьерные и политические мотивы. В McKinsey не стали отказываться от карьерных аспектов, но уделили большое внимание устранению такого фактора, как субъективность при принятии решений о повышении.

Повышение профессиональных качеств

То, что способность к инновациям тесно связана со знаниями и умениями работника, никого не удивляет. Интересно лишь то, насколько сильна эта связь. Обычно мы оцениваем деловые качества работника по отношению к проекту, который ему в данный момент поручен. Если он потратит на данный проект дополнительное время, то что произойдет со стоимостью проекта: не повысится совсем, повысится существенно или незначительно? Если повышение стоимости в среднем по компании или команде не слишком велико, значит, у вас, скорее всего, не слишком квалифицированные сотрудники. Если ваша компания производит кухонное оборудование и никто не в состоянии спроектировать хорошую кофеварку, значит, вы плохо привлекаете талантливых сотрудников или плохо их обучаете, а может быть, и все сразу.

Однако существует возможность, что со знаниями и умениями у работника все хорошо, но ваша компания не обращает внимания на соответствие этих знаний поручаемым проектам.

На первом или втором году работы консультантом в McKinsey меня включили в группу из четырех человек, которая работала с производителем потребительских товаров. Продукцию этой фирмы можно встретить в любом супермаркете: мыло, зубная паста, средства для ухода за кожей и т. п. До этого мне приходилось работать с физиками, разработчиками компьютерных программ, трейдерами инвестиционных банков. Что же касается средств личной гигиены, то они никогда не вызывали у меня особого интереса. И я ничего не знал о маркетинге. Некоторые менеджеры проектов стараются показать новичку новые области действий и обучить их новым навыкам. У меня все было по-другому. Проект оказался крайне неудачным. Я не сумел внести никакого вклада в работу, чувствовал себя ужасно и уже подумывал об уходе.

Во многих компаниях сотрудника, плохо проявившего себя в работе над проектом и получившего отрицательные отзывы от руководителя, увольняют. В других пытаются понять, заслуживает ли он второго шанса в какой-то иной роли. В McKinsey существует целое подразделение, занятое обучением и распределением сотрудников. Если новичок демонстрирует плохие результаты, в дело вступает специально обученный человек, который старается выправить ситуацию, как это было в моем случае. Меня отстранили от проекта и перевели туда, где мои знания и умения были более уместны. У меня словно выросли крылья, и на протяжении всей последующей работы в компании к моей работе не было претензий.

Мой проект с зубной пастой являлся примером недостаточности моих знаний и умений для поставленной задачи. Однако плохие результаты могут объясняться и тем, что знания сотрудника избыточны и он не может работать в полную силу. Представьте себе, к примеру, что молодому Фрэнку Ллойду Райту[6] поручили разработать дизайн кофеварки. Он, конечно, справится, но уже после нескольких часов работы ему станет скучно. Сотрудники, которым не приходится напрягаться в работе над порученными проектами, не станут их совершенствовать, тратя на это дополнительное время. Давайте вернемся к последнему рисунку из предыдущей главы, где проиллюстрированы различные варианты того, на что потратить последний час работы: на совершенствование проекта или на политику. Если молодой Фрэнк Ллойд не собирается доводить свой проект до совершенства, то он, скорее всего, потратит лишний час на то, чтобы объяснить своему начальству, почему он заслуживает повышения в должности, и подчеркнуть недостатки в работе своих коллег. Избыточные знания и умения снижают эффективность работы. В народе этот научный тезис звучит по-другому: «На безделье всякая дурь в голову лезет».

В идеале сотрудник, работающий над проектом, не должен испытывать ни слишком сильного, ни слишком слабого напряжения. Держать специального человека, который регулировал бы эти процессы, – дорогое удовольствие, но в конечном счете эти расходы являются долгосрочными инвестициями в производительность. Они играют ту же роль, что и еженедельные тренировки перед марафонским забегом. Правда, эти инвестиции дают и моментальный бонус: они помогают привлекать таланты.

Предположим, вы только что закончили учебу и теперь делаете выбор между различными предложениями работы. Компания А предлагает типичный вариант: вы работаете на нее и получаете оговоренную зарплату. Компания Б, помимо зарплаты, предоставляет вам человека или команду, которые подберут для вас подходящий проект и оградят от политических игр. Это позволит вам быстрее вписаться в предложенную роль и снизит карьерные риски, в частности риск заниматься не своим делом и оказаться под угрозой увольнения, если босс будет недоволен вашей работой или невзлюбит вас (как могло случиться и со мной). Также возрастают шансы, что вы найдете дело по душе, которое обеспечит вашу карьеру на долгое будущее. При условии одинаковой зарплаты и возможностей для карьерного роста вы, скорее всего, выберете компанию Б.

Важность повышения профессиональных качеств заставляет по-новому взглянуть на процесс обучения. Обычно руководители вкладывают средства в подготовку сотрудников, чтобы в конечном итоге обеспечить производство продукции лучшего качества или рост объема продаж. Если отправить конструктора кофеварок на семинар по дизайну, у вас будет более совершенная кофеварка. Если отправить продавца на семинар по маркетингу, у вас, возможно, возрастет объем продаж. Но подготовка сотрудников выгодна еще в одном отношении. Конструктор, получивший знания о новых приемах конструирования, захочет применить их на практике. Продавец также решит воспользоваться новыми навыками. Это значит, что профессиональная учеба побуждает работников тратить больше времени на свои проекты, сокращая время на лоббирование карьерных интересов и установление нужных связей. Другими словами, учеба идет на пользу организации.

Те же принципы применимы и к подготовке лидеров. Лидеры, получившие нужные знания о групповой динамике, будут уделять больше времени своим коллективам, потому что им будет доставлять удовольствие работа с высокопроизводительной командой, которая их ценит. Это намного приятнее, чем работа с людьми, которые не хотят работать, да и вас самих терпеть не могут.

Отдавайте предпочтение золотой середине

В предыдущем разделе мы увидели, каким образом DARPA применяет меры нематериального поощрения для обеспечения успеха своих проектов. Большинство крупных и средних компаний не только не пользуется моральными стимулами, но еще и из рук вон плохо использует средства материальной заинтересованности вроде предоставления акций и выплаты бонусов. К примеру, в крупных компаниях нередко применяется чересчур крутая кривая поощрений. Самые большие пакеты акций и бонусы получают руководители высшего звена – до 100 процентов от основного оклада, а работники низшего и среднего звена – менее 10 процентов. С помощью таких стимулов достигаются прямо противоположные результаты. Особенно это относится к самому уязвимому контингенту организации – руководителям среднего звена.

На более низких уровнях, где работника не касаются никакие другие продукты и услуги компании, кроме тех немногих, за которые он отвечает лично, оценить его работу нетрудно. Кофеварка получилась либо качественная, либо нет. Компьютерная игра либо нашла поклонников, либо нет. Клиентам либо понравилась презентация, либо нет.

На самых высоких уровнях генеральный директор и члены правления могут осуществлять контроль за внутренними политическими играми и непосредственно вмешиваться в них, если потребуется, чтобы отделить личные интересы от потребностей коллектива. Генеральному директору и правлению подчиняется вся организация, и они вряд ли смогут что-то выиграть в результате подковерных игр.

Между этими двумя уровнями остается средний слой, на который приходится самый большой риск в соперничестве политических игр и безумных идей. Оценка работы сотрудников здесь сложнее, чем на нижнем уровне. Речь идет не о какой-то одной кофеварке, а о множестве продуктов и услуг, зависящих от десятков внутренних и внешних факторов, причем менеджеры могут контролировать лишь некоторые из них. Сами менеджеры находятся довольно далеко от бдительных глаз высшего руководства, в результате чего в этой среде потихоньку разгораются маленькие огоньки политических игр, а погасить их некому. Менеджеру А требуется бюджет менеджера Б. Б хочет, чтобы В убрался с его пути. В завидует численности персонала в отделе А и т. д. Неравномерное распределение материального поощрения между различными уровнями только повышает ставки в этой борьбе. Для А, Б, В, Г они уже вполне достаточны, и менеджеры успели почувствовать их вкус, но если кому-то из них удастся сокрушить своих коллег и самому остаться в живых, то впереди его ждет поистине гигантский джекпот.

Если бы плата за продвижение по карьерной лестнице не была такой щедрой и если бы можно было заработать джекпот работой над проектами, то политические битвы велись бы со значительно меньшей ожесточенностью. Люди посвящали бы больше времени созданию отличных продуктов и развитию безумных идей, чем злословию за спинами коллег. Если основную долю поощрений удастся сместить в сторону проектов, а не карьеры, то на выходе мы получим отличные результаты, а не драку за должности. В противном же случае мы будем иметь дело не только с огромными денежными прибавками при подъеме на очередную ступень карьерной лестницы, но и с целым набором специальных привилегий вплоть до отдельной парковки, отдельных мест в кафетерии, поездок на Гавайи для «повышения квалификации руководящих кадров» и т. п.

Если воспользоваться понятиями из предыдущей главы, то это значит, что необходимо повысить степень личной заинтересованности сотрудников в делах компании (Е) и снизить процент прибавки к зарплате при повышении в должности (G). И то и другое повышает магическое число. Другими словами, при этом даже большие группы людей сохраняют склонность к инновациям. В ходе недавних научных исследований специалисты пришли к таким же выводам. Одна из групп ученых заметила, что «увеличение дисперсии доходов ассоциируется со снижением производительности, желания сотрудничать и ведет к повышению текучести кадров». В переводе на нормальный язык это значит, что чем больше G, тем хуже.

Привязать материальные стимулы к результатам работы, а не к должности – нелегкое решение. От руководства это потребует больших усилий. Нет ничего проще, чем выписать каждому премию в размере 10 процентов по итогам года, если год был хорошим, и обойтись без премии, если он был плохим. Намного труднее создать систему, где ставки выше, а разница в сумме поощрения больше, например когда один человек получает 60 процентов за превосходную кофеварку, а остальные не получают ничего, так как не добились схожих результатов. Необходимо тщательно продумать легко измеримые и понятные всем критерии поощрений и добиться того, чтобы все с ними согласились. Достигнутые соглашения должны выполняться честно, чтобы избежать ожесточенных споров в конце года. При объявлении непопулярных решений необходимо предлагать какие-то практические меры, чтобы сотрудники четко видели путь, который ведет к повышению поощрений в будущем.

Но самое главное в системе стимулов – это соблюдение клятвы Гиппократа в применении к миру бизнеса: «Не навреди». Просто удивительно, как легко могут быть извращены даже самые благие намерения.

Пастухи рвут свитки Мертвого моря

Вот вам пример из несколько иного контекста. Когда пастухи-бедуины впервые обнаружили свитки Мертвого моря в прибрежной пещере на территории современного Израиля, археологи предложили им плату за каждый дополнительный клочок этих рукописей, который удастся найти. Это побудило пастухов разрывать на части каждый вновь обнаруженный свиток. Археологи все правильно рассчитали в теории, но не подумали о том, как эта идея может быть применена на практике.

То же самое постоянно происходит и в мире бизнеса. Если ввести почасовую оплату для подрядчиков, то количество проблем резко возрастает. Если поставить вознаграждение в зависимость от объемов продаж, может упасть их прибыльность. Если увязать вознаграждение с количеством наименований выпускаемой продукции, например количеством лекарств, участвующих в клинических испытаниях, то увеличится количество таких лекарств, не прошедших испытания. Возможно, выплата огромных бонусов руководителям высшего звена и крошечных премий работникам низшего уровня может показаться здравой идеей, но при этом становится особенно заметна уязвимость руководителей среднего уровня.

Последствия решений, принятых с самыми добрыми намерениями, пока еще не изучались достаточно глубоко. Одним из исключений можно считать недавнюю статью «Цели сошли с ума», в которой отражено несколько известных провалов в бизнесе вследствие неправильно продуманных целей. Например, в 1960-е годы Ford Motor Company решила составить конкуренцию малогабаритным и дешевым автомобилям из Японии. Руководство сделало многообещающее объявление: компания будет производить новый автомобиль Ford Pinto, который будет стоить менее 2 тысяч долларов и весить менее 900 килограммов. К сожалению, сжатые сроки разработки не позволили провести все нужные тесты безопасности. Топливный бак был размещен позади задней оси, и от заднего бампера его отделяло всего 25 сантиметров, что делало бак очень уязвимым при столкновениях. Как показали последующие судебные разбирательства, после аварий автомобиль нередко загорался.

Идеальной системы поощрений не существует, но стать жертвой несовершенной системы – проще простого, как убедились на собственном опыте археологи со свитками Мертвого моря.

Большое распространение получила еще одна бесполезная система, в которой поощрения раздаются даже тем, кто ничего не делает. Меня просто поражает, каким образом крупные компании обеспечивают «заинтересованность» сотрудников нижних и средних уровней. Можно ли считать мотивацией положение, при котором оплата работы над проектом составляет лишь крошечную часть от всех прочих бонусов и других материальных поощрений? Сотрудники, видя, что деньги платят ни за что, вместо работы могут заниматься чем угодно и убеждать босса в своей незаменимости. Аналогичное положение складывается порой и в распределении общественных материальных фондов (экономисты называют эту ситуацию «экономикой безбилетников»).

Деньги, взятые из прибыли компании и потраченные на бонусы, можно было бы использовать куда разумнее, выделив их на нужды людей, которые помогают руководителям совершенствовать систему стимулов. В крупных подразделениях, занимающихся кадрами, нередко предусмотрен специалист по вопросам зарплаты и стимулирования. Однако обычно на этих должностях работают люди, машинально штампующие привычные решения.

Компании уже привыкли, что у них должен быть эксперт по информационному обеспечению и компьютерным технологиям. А представьте, что было бы, если бы они приняли на работу эксперта по поощрениям, который разбирается во всех тонкостях этой материи и единственной задачей которого является разработка искусной системы стимулирования. Насколько проиграли бы интриги и насколько выиграло бы творчество, если бы поощрения командам и отдельным работникам назначались в зависимости от реальных достижений?

Самый простой пример – это награждение одного сотрудника за разработку кофеварки. Где-то между этим простейшим примером и расточительной раздачей премий всем подряд и находится ответ, позволяющий определить степень поощрения команды за коллективные усилия. Это очень нелегкая задача. Она требует тщательного продумывания всех за и против, взвешивания множества различных вариантов. Для такого анализа недостаточно обычного опыта штампования стандартных решений. Другими словами, здесь нужен настоящий стратег.

Такой специалист способен сэкономить большие деньги. Он может вскрыть источники расточительности (например, отменить бездумную раздачу бонусов) и внедрить вместо них меры нематериального стимулирования (например, признание коллег, свободный график работы, доступ к определенной информации, право выбора проектов по своему усмотрению и т. д.). Эта задача носит стратегический характер. Точно так же, как руководитель отдела продаж стремится обеспечить максимальный сбыт продукции в рамках установленного бюджета, главный эксперт по мотивации будет добиваться максимальной отдачи от ограниченных ресурсов, то есть формирования мотивированных команд в рамках фонда поощрения.

В последнее десятилетие быстро развивалась наука о том, как люди реагируют на малейшие изменения окружающей обстановки (см. постскриптум к данной главе). Компании, в которых работают прекрасные специалисты по мотивации работников, разбирающиеся в сложной психологии когнитивных искажений и умело использующие меры как материального, так и морального поощрения, быстрее выявляют стимулы, оказывающие нежелательный эффект, поэтому превосходят конкурентов в привлечении, удержании и мотивации лучших специалистов. Другими словами, такие специалисты обеспечивают компании стратегическое превосходство.

Многие организации слишком малы, чтобы нанять такого эксперта. Когда я только основал свою фирму, мы не могли позволить себе даже финансиста и технолога, поэтому, как и многие другие начинающие компании, брали специалистов на неполный рабочий день. Но точно так же небольшие фирмы могут нанять на полставки и специалиста по мотивации. Если вы боретесь с конкурентами за привлечение на свою сторону талантов с их безумными идеями, то меры стимулирования могут стать вашим оружием. А если вы знаете, что ваши соперники используют в драке ножи, то, возможно, следует подумать о том, чтобы иметь при себе пистолет.

Завершая тему вознаграждений, еще раз подчеркну, что не в одних только деньгах счастье, причем даже на самом высоком уровне. Отвечая на вопросы исследователей о системе стимулирования, глава одной успешной европейской компании объяснил, почему для него меры нематериального поощрения дороже денег:

Я бы предпочел иметь 100 миллионов евро, радоваться жизни и пользоваться уважением окружающих в роли главы собственной фирмы, чем иметь миллиард и получать щедрые дивиденды от какого-то юного **** со степенью МВА, который руководит моей компанией и учит меня на заседаниях правления, как надо жить.

Дискуссии о когнитивных искажениях – пока еще нечастое явление в кадровых подразделениях компаний, но споры о норме управляемости (количестве людей, которые должны находиться в непосредственном подчинении руководителя) ведутся уже на протяжении многих десятилетий. Они напоминают извечный спор о том, какой должна быть идеальная температура чая. Если попытаться найти среднеарифметический ответ на этот вопрос, то получится, что чай должен быть комнатной температуры. Но такая постановка вопроса неправильна, а ответ бесполезен, потому что половина людей любит горячий чай, а половина – холодный.

Поиски ответа в области нормы управляемости дают примерно такую же разбежку во мнениях. Высокая норма управляемости (15 и более подчиненных) означает менее строгий контроль, бо́льшую независимость и работу, построенную на принципе проб и ошибок. Это приводит к тому, что значительная часть экспериментов заканчивается неудачей. Низкая норма управляемости (пять и менее человек на одного руководителя) означает более строгий, порой даже избыточный контроль и точную оценку работы подчиненных. Ошибок при этом становится меньше. Единого рецепта на все случаи жизни не существует. Инструмент надо выбирать в зависимости от обстоятельств. Если компания собирает самолеты, то там нужен жесткий контроль и снижение нормы управляемости. Если мы изобретаем футуристические технологии для этих самолетов, то нам требуется простор для экспериментов и повышение нормы управляемости.

Именно это имел в виду Билл Кокран, говоря о том, что ему нравится управлять командами, «натягивая вожжи ровно настолько, чтобы не дегенерировать и не скатиться к хаосу». Кокран на протяжении двадцати лет возглавлял отдел компьютерных исследований в Bell Labs, а затем перебрался на Западное побережье, где поработал в нескольких начинающих фирмах. Спустя два года основатели Google предложили ему возглавить исследовательскую группу в рамках своей компании. К тому моменту они уволили из этой группы практически всех руководителей. Позднее Кокран говорил по данному поводу: «Возможно, это было наилучшим решением во всей Вселенной… Так я оказался одним из немногих взрослых людей в роли надзирателя».

Эта исследовательская группа, численность которой доходила порой до пяти тысяч человек, отвечала за хранение данных. Когда в нее пришел Кокран, Google хранила горы информации, ежедневно поступающей из интернета. Вскоре к этому массиву добавились еще миллиарды сообщений электронной почты (Gmail, 2004 г.) и видео (YouTube, 2006 г.). Традиционные модели хранения информации уже не работали. Кокрану требовалось радикальное решение. Он организовал свою команду таким образом, что в его непосредственном подчинении оказалось свыше сотни инженеров, которые ежедневно перед ним отчитывались. В какой-то момент их число выросло до 180 человек. Каждый из них, в свою очередь, руководил примерно тридцатью сотрудниками. Норма управляемости была высокой, а контроль – весьма слабым. Это способствовало желанию экспериментировать с безумными идеями. В результате команда добилась успеха и разработала кардинально новую систему хранения информации, позволявшую Google обрабатывать миллиарды текстовых сообщений и видеофайлов. Группы в составе команды соперничали друг с другом, реализуя различные решения, но когда возникали неизбежные трудности, объединялись и поддерживали друг друга.

И это еще один из поводов считать высокую норму управляемости фактором, способствующим разработке безумных идей. При таком подходе налаживается конструктивная система обратной связи между сотрудниками. Например, в Xerox PARC вся компьютерная исследовательская лаборатория – от 40 до 50 человек – подчинялась непосредственно Бобу Тейлору. Такая структура, по словам одного инженера, позволяла всем сотрудникам быть в курсе дел друг друга. «Интересные и амбициозные проекты могли рассчитывать не только на финансовую или административную поддержку. Им оказывали помощь и другие исследователи в лаборатории. В результате ценные проекты доводились до успешного завершения, а менее интересные обычно пропадали сами по себе. Большее количество уровней управления приводило бы к ненужному отвлечению от работы, побуждая исследователей заботиться больше о своих титулах и статусе, чем о решении проблем».

Тейлор и Кокран разбирались в инженерах так же хорошо, как Кэтмелл в кинорежиссерах. Они знали, что творческий и талантливый человек лучше всего реагирует на замечания другой такой же творческой и талантливой личности. Авторитетом для них является равный по статусу человек, а не начальник. При Кэтмелле был заведен такой порядок, что группа режиссеров регулярно собиралась для обсуждения проектов и давала искренние коллегиальные советы режиссеру, отвечавшему за тот или иной проект. Это было куда лучше, чем получать указания от прокатчиков и продюсеров. Творческие личности очень ревностно относятся к советам посторонних людей. То же самое происходит и в области разработки лекарств. Биологи и химики лучше всего реагируют на критику представителей своей профессии, а не экономистов со степенью МВА.

Высокая норма управляемости способствует тому, что творческие личности, будь то режиссеры, разработчики программного обеспечения или химики, собираются вместе и помогают коллегам в решении проблем. Если же норма управляемости составляет два человека, это ведет к тому, что один из подчиненных начинает подсиживать другого, чтобы получить повышение.

• Уменьшите значимость политических игр. Добейтесь того, чтобы лоббированию индивидуальных интересов с целью получения прибавки к зарплате или повышению в должности уделялось как можно меньше внимания. Найдите способы сделать кадровые решения менее зависимыми от мнения начальства и более зависимыми от результатов.

• Используйте нематериальные средства мотивации. Найдите и последовательно применяйте меры эффективного нематериального поощрения, например похвалу в присутствии коллег и другие моральные стимулы.

• Повысьте значимость профессиональных качеств. Вкладывайте средства в людей и процессы, которые позволят выявить несоответствие между квалификацией работников и порученными им проектами. В случае обнаружения таких несоответствий внесите коррективы или поручите сотрудникам другое задание. Необходимо достигнуть такого положения, при котором человек не будет испытывать ни слишком сильного, ни слишком слабого напряжения при выполнении порученной работы.

• Обращайте внимание на золотую середину. Выявляйте и устраняйте ложные стимулы и нежелательные последствия от поощрений, сделанных с самыми благими намерениями. Обращайте особое внимание на руководителей среднего уровня, которые представляют собой самое слабое звено в борьбе безумных идей с политическими играми. Избегайте стимулов, которые способствуют соперничеству за повышение в должности, и пользуйтесь теми мерами поощрения, которые нацелены на результат. Оплата должна производиться за результат, а не за должность.

• Если вам предстоит драка на ножах, берите с собой пистолет. В ходе борьбы за таланты и безумные идеи конкуренты могут использовать устаревшие системы стимулирования. Наймите специалиста, который хорошо разбирается в этих вопросах и будет заниматься только ими.

• Разберитесь с нормами управляемости. Повысьте норму управляемости в группах, разрабатывающих безумные идеи (но не в тех, которые специализируются на франшизах), чтобы уменьшить уровень контроля, мотивировать людей к экспериментам и решению проблем на нижних уровнях.

Постскриптум

О лауреатах Нобелевской премии и теории подталкивания

Быстро растущая отрасль науки под названием «поведенческая экономика» специализируется на вопросах о том, как стимулы и условия среды сказываются на поведении людей. Это влияние носит порой неявный характер из-за того, что осуществляется скрытыми методами или основывается на психологических приемах когнитивных искажений. Чтобы пояснить, что такое когнитивные искажения, приведу следующий пример: судьям перед вынесением приговора предложили бросить игральный кубик. Оказалось, что тюремные сроки, к которым приговаривались преступники, были на 60 процентов больше, если на кубике выпадало большое число.

Этот пример вызывает чувство тревоги, но здесь речь идет все же о контролируемом эксперименте. В реальном же мире нас больше тревожат скрытые факторы, лежащие в основе выбора метода деторождения. Начиная с 1980 года в США число родов с использованием кесарева сечения возросло в два раза и сегодня составляет почти одну треть от общего количества. Кесарево сечение стало самой распространенной хирургической процедурой в стране. Частота его применения намного превышает 10–15 процентов, рекомендованных Всемирной организацией здравоохранения и Службой общественного здравоохранения США (хирургическое вмешательство повышает риск возникновения у матери множества серьезных осложнений). Недавние исследования показали, что одной из причин данного явления стали неправильно выбранные экономические стимулы. Зачастую за проведение кесарева сечения врачи и клиники получают более высокую оплату, чем за естественные роды. И, как выяснили ученые, чем больше разница в оплате, тем чаще используется кесарево сечение. В результате была скорректирована политика некоторых больниц, и теперь там предусмотрена одинаковая плата.

Требование об одинаковой плате за кесарево сечение и естественные роды не предписывает врачам и пациентам, какой выбор они должны сделать. Это не закон об обязательном использовании ремней безопасности в автомобиле. Однако данная мера устраняет порочный стимул. Простые изменения, которые влияют на решение, но не обязывают к нему, получили в теории название «подталкивания». В книге Касса Санстейна и Ричарда Талера, посвященной этой теме, содержится множество примеров, носящих как серьезный характер (план, способствующий увеличению пенсионных накоплений), так и не совсем серьезный, но от этого не менее эффективный (нанесение изображения мухи на писсуар, что позволяет повысить точность «прицеливания» на 80 процентов). За работы по развитию поведенческой экономики Талер в 2017 году был удостоен Нобелевской премии. Еще раньше, в 2002 году, Нобелевскую премию получил Даниел Канеман, чьи труды по психологии принятия индивидуальных решений (теория когнитивных искажений) вдохновили Талера.

Что же связывает этих двух ученых и теорию подталкивания с высказанными в предыдущих главах соображениями о более эффективной реализации безумных идей?

Их объединяет тщательный анализ воздействия (иногда скрытого или непредсказуемого) на поведение людей различных стимулов, в том числе окружающей обстановки. Различие же заключается в том, что до сих пор поведенческая экономика изучала влияние внешних условий на принятие индивидуальных решений. Мы же в последних главах рассказываем о том, как эти условия сказываются на коллективных решениях и почему команды и компании отвергают безумные идеи.

К примеру, судья, приговаривающий преступника к более длительному заключению из-за того, что у него выпало большое число на брошенном кубике, ведет себя, казалось бы, иррационально. Но за этой кажущейся иррациональностью скрывается правило, в соответствии с которым мозг принимает решения, позволяющие эффективно справляться с простыми задачами (хотя вынесение приговора преступнику не относится к числу простых задач). Точно так же команда, коллективно отвергающая ценную, хотя и нетривиальную идею, которую каждый из ее членов индивидуально поддерживает, ведет себя, казалось бы, иррационально. Мы просто вскрываем рациональные причины, заставляющие команду приходить к такому решению. Другими словами, пытаемся понять, почему не только отдельные личности, но также команды и целые компании ведут себя «предсказуемо иррационально».

В обоих случаях, понимая причины того или иного поведения, мы можем им управлять. В первом случае мы можем создать обстановку, которая поможет индивидууму принимать более качественные решения. Во втором мы облегчаем группе процесс внедрения инноваций.

Разницу в изучении индивидуального и коллективного поведения можно свести к принципу Фила Андерсона «больше – это значит иначе». Андерсон получил Нобелевскую премию, объяснив, почему некоторые материалы в результате фазового перехода внезапно превращаются из металлов (хороших проводников электричества) в изоляторы (плохие проводники). Он также помог понять, почему некоторые обычные металлы вдруг становятся сверхпроводниками, в которых отсутствует электрическое сопротивление. Оба явления представляют собой образцы коллективного поведения. Электроны в этих материалах остаются теми же самыми. Изменение свойств невозможно объяснить, рассматривая поведение каждого индивидуального электрона в отдельности.

Мы в данном случае лишь объединили две работы лауреатов Нобелевской премии, применив их принципы к одной и той же проблеме. Мы определили, каким образом мелкие изменения в стимулах могут повлиять на коллективное принятие решений.

За счет анализа индивидуального поведения невозможно понять, почему команды и компании вдруг теряют вкус к инновациям. Склонность к инновациям относится к коллективному поведению. Данный пример является лишь частным случаем принципа «больше – это значит иначе».

И последнее замечание. Все, о чем мы говорили выше, можно представить себе как элементы структуры сотрудничества индивидуумов в командах и группах, в отличие от уже упомянутых гор бумаги, исписанной по проблемам корпоративной культуры.

Однако то, что какое-то слово или понятие за счет неумеренного употребления оказывается затертым до полной потери смысла, вовсе не означает, что от него надо полностью отказаться. Данный термин с полным основанием можно применить к комплексным системам, в которых взаимодействуют многие элементы, будь то покупатели и продавцы на рынках, подчиненные и руководители в компаниях или атомы и молекулы в турбулентном потоке. На самые интересные вопросы редко можно найти простые ответы. К примеру, в комплексных системах человеческого организма есть гены, повышающие вероятность возникновения диабета или рака. Однако образ жизни также играет свою роль. Если вы будете литрами пить сладкие напитки, это может привести к диабету. Неумеренное курение может привести к раку легких. В данном случае имеют значение и гены, и образ жизни. То же самое относится к командам и группам: значение имеют и структура, и культура.

Цель данной книги заключается не в том, чтобы побудить вас отказаться от мысли, что определенные образцы поведения полезны (например, совместное празднование успехов), а другие вредны (внутригрупповые конфликты), а в том, чтобы дополнить ее другими аспектами.

В первой части книги мы увидели, как уроки, преподанные Бушем и Вейлом, а также идея, позаимствованная у чемпиона по шахматам, могут помочь нам победить хаос, стагнацию и избежать западни Моисея. Из второй части мы узнали, как наука о фазовых переходах позволяет по-новому взглянуть на формирование инновационных групп, а также на конкретных примерах увидели, как сочетаются эти два принципа, позволяя выигрывать войны, лечить болезни и трансформировать целые отрасли.

В заключение мы обратимся еще к одной теме – истории человечества.