Изгнанница. Путь к свободе бесплатное чтение

Пролог

– Дамы и господа! Событие этого года, которого вы все так ждали… – уже несколько минут надрывался в микрофон ведущий в блестящих попугаистых одеждах. – …Церемония Выбора прошла, и настало время выгнать из нашего стада паршивых овец! – На стенах одобрительно закричали и заулюлюкали. – И да начнется Большая охота!

Раздался сигнал гонга, и ведущий раскинул руки, будто дарил присутствовавшим величайшее из благ и безумно этим гордился. Широкая улыбка не сходила с его лица.

И люди на стенах взорвались овациями и одобрительными топотом и свитом.

Огромные городские ворота, которые открывали лишь в исключительных случаях, начали медленно распахиваться.

В последнее время они мне часто снились, как и дикие крики толпы, посылавшей меня и еще пятерку неудачников на смерть. Я просыпалась в холодном поту и даже плакала от облегчения, что все это мне только привиделось и никогда ничего подобного со мной не случится.

Но только на этот раз это был не сон – ворота города, за которые я никогда в жизни не выходила и которые оберегали жителей благословенного Ковчега, открывались, а стоявшие позади охотники приготовились вытолкать тех из нас, кто не поторопится выйти сам. А дальше…

…будет охота. Охота на нас.

Я гипнотизировала ворота взглядом, ожидая, когда створки откроются настолько, чтобы можно было выбежать. И все же не удержалась и обернулась.

Лекс… Когда-то мне казалось, что я влюблена в него. Что он отвечает мне взаимностью… Когда-то мне многое казалось… Сейчас же он стоял в строю тех, кто будет загонять меня, как животное, на потеху толпе.

Сейчас у меня одна надежда – выскользнуть отсюда первой и бежать! Бежать так быстро, как никогда ранее, чтобы успеть скрыться в подлеске до того, как закончатся традиционные три минуты форы. А там… Лучше уж умереть от лап чудовищ, чем от рук тех, на защиту кого полагалась всю жизнь и кто это доверие предал.

Глава 1 Утро Выбора

Вот и наступило долгожданное утро Выбора! Хотя я не столько его ждала, сколько боялась. В этот день решится моя судьба – Великий К определит, к чему у меня есть предрасположенность, и направит учиться той специальности, которая близка мне по психотипу и которая на данный момент нужна Ковчегу. Но главное – я получу подтверждение, что моя кровь чиста от мутагена. А иначе и быть не может. Иначе…

Мурашки ужаса всегда бежали по моей спине при мысли об этом «иначе».

Но я не чувствовала в себе никаких мутаций, хотя и прислушивалась очень тщательно. Именно с шестнадцати лет мутации, если они есть, и начинают проявляться. После Дня Выбора раз в год всем жителям города, кроме тех, кто еще не прошел церемонию, строго по графику делают инъекцию для защиты от возможных мутаций в будущем.

Обнаружить у себя мутаген – это самое страшное, что может произойти с человеком. Нам об этом с самого детства рассказывают и показывают ужасные картинки, во что превращается человек с мутагеном – самое настоящее чудовище, в глазах которого плещется только ненависть и желание разорвать, уничтожить.

И наши Охотники, которым приходится выходить за стены города, почти каждый раз приносят новые снимки разных тварей, которые когда-то были людьми. Правда, ходят упорные слухи, что это фото мутировавших животных, а люди в таких не превращаются. Но я в них не верила – Совет Основателей не может врать!

Именно благодаря Совету когда-то и был создан город-ковчег, который сохранил и продолжает оберегать остатки человеческой цивилизации после того, как на мир обрушилась катастрофа.

Поговаривают, что где-то еще есть такие же города-ковчеги, и что когда-то все они соединялись между собой подземными путями. Но что бы там ни говорили, сейчас эти связи уже не существуют.

– Уже встала? – улыбнулась мама, обернувшись от плиты.

– Ага, – присела я на стул, наблюдая, как она печет оладьи.

– Волнуешься?

– Есть немного, – не стала скрывать я.

– Все будет хорошо, вот увидишь! – подбодрила она меня.

– Ничего хорошего не будет, – буркнула вошедшая в кухню бабушка и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Мама! Ну сколько можно?! – возмутилась моя мама. – Ты целую неделю сама не своя! Что-то увидела? Так скажи!

– Ничего ты не понимаешь! Ничего я не увидела! – кряхтя, она развернулась и покинула кухню.

Бабушка у нас вроде ясновидящей. Кто-то в это верил и даже приходил к ней узнать свое будущее, а кто-то называл шарлатанкой. Сама я не знала, как к этому относиться, потому что близким бабушка никогда не предсказывала будущее и ужасно злилась, когда ее об этом просили. В общем, проверить правдивость ее дара у меня не было возможности. Но одно то, что иногда к ней на консультацию приходили закутанные в плащи личности, из-под надвинутого капюшона которых были видны лишь глухие маски, говорило о многом. После их визитов бабушка была сама не своя.

Однажды я спросила, зачем она принимает этих людей, если после у нее так портится настроение.

– Им нельзя отказать, – нахмурилась она, а потом вспылила: – И вообще, этот мир – дрянная штука! И нечего лезть ко мне с дурацкими вопросами! – После чего впала в такое плохое расположение духа, что выгнала меня гулять на улицу. Больше я ее о таинственных визитерах не спрашивала.

С каждым годом у бабушки все больше портился характер, а предсказания становились сумбурными и малопонятными, и теперь ее все чаще называли сумасшедшей. Вчера вот взашей выгнала соседку, которая зашла к ней с каким-то вопросом о будущем. Ох и досталось же бедолаге! Давненько я не слышала, чтобы бабушка так кричала и кидалась всем, что попалось под руки. Теперь слава о ее неадекватности подкрепится.

Завтрак отчего-то праздничным не получился. Я волновалась, мама пыталась поддержать, а бабушка только зыркнула на нас недовольно и, шаркая тапками, вообще ушла в комнату, где что-то перебирала и бурчала себе под нос.

– Не обращай внимания, – мама положила руку на мою. – Просто она переживает.

– Понимаю, – улыбнулась я ей в ответ.

– Ну что, пошли одеваться? Время уже поджимает, а нам еще до Дворца Благоденствия нужно доехать.

Я пошла к себе в комнату, чтобы надеть приготовленное со вчерашнего вечера голубое платье с летящей юбкой, которое мы с мамой купили специально для этого дня, но… его на вешалке не оказалось.

Я так и застыла перед открытыми дверцами шкафа, не понимая, куда оно могло деться.

– Оно тебе не подойдет, – послышался от двери старческий надтреснутый голос, наполненный такой печалью, что я вздрогнула.

– Бабушка?

Но она лишь махнула рукой, приглашая идти за собой и направилась в ванную. Я в полном недоумении последовала за ней. Старушка, к моему удивлению, включила с хорошим напором воду, расход которой мы постоянно контролировали и не позволяли себе вот так варварски впустую ее расходовать, и, взяв меня за руку, притянула к себе и начала шептать на ухо:

– Беги к воде – она скроет следы. Следуй за зеленоглазым, не бойся. И помни: все лгут! Дар – это неплохо. Дар – это дар. А ложь душит тех, кто ею живет.

– Б-бабушка, я ничего не понимаю…

Я смотрела в ее пронзительные почти безумные глаза и отчего-то очень сильно боялась.

– Все, иди! – она внезапно притянула меня еще ближе, поцеловала в лоб и оттолкнула, взгляд ее потух, и она села на край ванны. – Иди, Мэй. И да хранит тебя Господь.

Я вздрогнула – религию в Ковчеге уже давно запретили, люди здесь могли надеяться только на себя и на отцов-основателей. По сути, они, отцы-основатели, которые жили столько, сколько существует Ковчег, и были нашей религией.

Я вывались из ванной, не зная, как на все это реагировать. В голове царил полный сумбур.

Снова вошла к себе в комнату и попыталась найти платье. Но если бабушка его спрятала, то найти его не удастся. Вздохнула. И что за бешеная муха ее сегодня укусила? Но хуже всего, что сама я на самом деле безумно боялась этого дня, хотя и старалась запрятать этот страх как можно глубже. И еще эти сны…

Я мотнула головой, отгоняя неуместные мысли. Нет! Все будет хорошо!

Я снова прошла к шкафу и достала единственный костюм, который еще мог подойти для столь важного дня – обтягивающие белые брючки и короткая кофточка с длинными рукавами, которая оставляла открытым участок кожи выше пояса брюк. С волосами мудрить не стала, просто расчесала их и уложила на одно плечо. Длинные, блестящие густые темные волосы были моей гордостью и украшением.

Я в последний раз посмотрела на себя в зеркало, в котором отразилась миниатюрная брюнетка с карими, почти черными глазами, в которых плескалось беспокойство, выдохнула, взяла сумочку и вышла в коридор.

Мама удивилась, когда увидела меня не в новом платье, но я не стала ей рассказывать о странном поведении бабушки, просто сказала, что так мне будет удобнее. Та лишь покачала головой, и мы отправились на остановку монорельс.

Бабушка провожать нас так и не вышла…

***

В нашем районе было еще не менее двадцати молодых людей, которые собирались проходить церемонию Выбора, и все они шли в окружении своих родственников и явно предвкушали свое взрослое будущее и были сильно возбуждены. Шли среди них и мои одноклассники. Мне же было не по себе, и в вагоне монорельса я старалась ни с кем не общаться и просто смотрела в окно на мелькавшие пейзажи Ковчега.

Наш город большой и состоит из нескольких поясов: Центрального, Делового, Рабочего и Сельскохозяйственного. Но народ их называет проще: Центр, Воротнички, Трудяги и Землеройки, хотя в последнем районе занимались и животноводством, и другими сельскохозяйственными делами, но как уж у людей прижилось.

Их все связывали между собой вот такие вот монорельсовые дороги. Автотранспорта в городе почти нет. Сам город обнесен высокой стеной, по верху которой проведено электричество. Даже представить сложно, сколько времени и ресурсов понадобилось, чтобы возвести эту стену. Но она надежно скрывает жителей Ковчега от всех превратностей мира за его пределами. А там очень страшно – все об этом знают. И как же я боялась, что после церемонии Выбора могу оказаться за этой стеной. Хотя нет, больше всего я боялась обнаружить у себя мутаген и стать чудовищем. Таким существам и правда не место среди людей.

И все же я не понимала Большую охоту, которая устраивалась отцами-основателями уже более ста лет – с самой первой церемонии Выбора. Но людям она нравится, ее ждут и обсуждают потом целый год. Словно эта жестокость примиряет их с положением дел и с тем, что они вынуждены всю жизнь прятаться за стенами города и подчиняться его законам.

Только… Почему просто не отпустить несчастных на все четыре стороны или просто безболезненно лишить жизни? Зачем обязательно так варварски убивать у всех на глазах, а потом еще несколько недель, не прекращая, крутить видео с камер на всех каналах и общественных экранах? «Радуйтесь, что вам повезло»? Или «берегитесь, это может случиться с вашим ребенком»?

Хотя нет, конечно. Отцы-основатели объясняют это просто: людей с мутагеном нужно уничтожать, чтобы они не населяли землю и за его стеной. Только тогда люди смогут жить спокойно. А делается это так демонстративно, чтобы жители не забывали о нависшей над ними опасности и были уверены, что твари мертвы.

И все же я не могла и не хотела принять эту жестокость и смотреть на охоту никогда не ходила, хотя избежать того, чтобы быть в курсе происходящего, не получалось – видео крутили повсюду.

А какой тотализатор разворачивался! Сколько минут проживет каждый бегун? Кто из охотников убьет очередную жертву и как? И еще очень много всяких ставок. Меня от этого тошнило. Наверное, потому, что я всегда представляла себя на месте несчастных, которым просто не повезло.

– Эй, ты чего такая кислая? – подсела ко мне школьная подруга Фая и легонько толкнула плечом.

– Я не кислая, просто задумалась, – обозначила я улыбку.

– Да ну?! Неужели боишься, что у тебя обнаружат мутаген? – с наигранной веселостью спросила она и натужно рассмеялась.

А я посмотрела ей в глаза и внезапно поняла: она боится не меньше. И она, и все эти гомонящие вокруг подростки – все они боятся! И за напускной веселостью и бравадой стараются этот страх скрыть.

– Мы все боимся, Фая, – не стала я играть по правилам лицедейства, в которое она хотела меня втянуть.

Улыбка на мгновение слетела с ее губ, в глазах мелькнули страх и растерянность, а потом она снова слишком громко и наигранно рассмеялась:

– Придумаешь тоже! Ладно, пошла я, а то тут с тобой совсем скиснуть можно! – и, подскочив, вернулась к другим парням и девушкам.

А я поймала обеспокоенный взгляд мамы, которая общалась с родителями ребят, и отвернулась к окну.

Двери монорельса уже несколько раз открывались, впуская все новые группы людей, и скоро вагон заполнился почти до отказа.

– Привет! Вот я тебя и нашел! – Лекс протиснулся вперед и одним лишь взглядом согнал с соседнего места парнишку. Взял мою руку. – Ух! Чего такая холодная? Волнуешься?

– Есть немного, – не стала я скрывать очевидное от своего парня. – Согласись, сегодня важный день.

Мы стали встречаться совсем недавно, и я еще не успела привыкнуть, что он может вот так свободно у всех на виду брать меня за руку. Это было очень волнительно, и я все еще немного смущалась. В Ковчеге вообще открыто показывать свои чувства не принято.

– Не волнуйся. Все будет хорошо! Уверен, тебе удастся всех поразить, и Великий К отправит тебя учиться на гурию.

Парень так на меня смотрел, что я покраснела. Я и правда очень хотела стать гурией и танцевать, передавая через пластику тела эмоции, которые не могла показать и выказать обычными словами. Танец был моей страстью с самого детства, когда бабушка впервые отвела меня на занятия к нашему хореографу. Иногда мне казалось, что по-настоящему я жила только когда танцевала. И только став гурией – одной из немногих, кто будет в танце восславлять величие, дальновидность и ум отцов-основателей, я смогу посвятить свою жизнь танцу.

Я знала, что пройти туда отбор очень сложно, но я надеялась. Видео с моими выступлениями уже несколько недель назад были отосланы проверяющей комиссии, и я уже прошла собеседование, результатов которого, правда, не знала. Но окончательный вердикт в любом случае можно будет узнать только после прохождения церемонии.

– Я на это очень надеюсь.

– А меня вчера допустили к охоте! Представляешь! Я закончил курс с лучшими баллами, и сегодня стану настоящим охотником!

– Ты радуешься, что сегодня будешь убивать людей? – нахмурилась я.

Конечно, я знала, что Лекс скоро станет охотником, но как-то не проводила параллелей с тем, что он может участвовать в Большой охоте – это ведь прерогатива очень немногих. Я же видела парня самоотверженным сталкером, который будет ходить за стену, чтобы сразиться с опасными чудовищами и добыть какую-то нужную городу информацию или ингредиент. А тут…

– Мэй! – покровительственно улыбнулся он. – Бегуны – это уже не люди, и ты сама это прекрасно знаешь.

– Бегуны… – я отвернулась.

С того самого момента, как у человека обнаруживали мутаген, его переставали называть человеком, а уж если кто-то нечаянно называл его жертвой, то вполне мог сильно просесть в уровне социальной адаптации (УСА), который в Ковчеге влияет очень на многое, и в первую очередь на заработную плату.

– …Ты и правда думаешь, что за те несколько часов, в течение которых у чел… у бегуна обнаруживают мутаген, он меняется настолько, что разительно отличается от того, кем был еще утром? – я повернулась и посмотрела в глаза Лекса.

Он нахмурился, и счастливая улыбка сползла с его лица:

– Это уже не человек, Мэй, это мутант, на котором просто все еще накинута человеческая шкура, которая вот-вот с него сползет. И наша задача – очищать Ковчег от этой погани. Или ты считаешь иначе?..

Как правильно он все говорит. И правда, разве можно считать иначе? Я постоянно пытаюсь поставить себя на их место, но Лекс прав – это уже не люди, и их нельзя мерить общими понятиями. Просто в душу запали когда-то очень давно подслушанные у бабушки слова, которые она произнесла после очередного показа ролика о Большой охоте:

– Человек – не человек, такой – не такой… Да какие они сами люди после этого?!

Но бабушка ведь всегда была немного не от мира сего. И почему ее слова так четко отпечатываются в моей памяти?

– Нет, конечно, нет, – ответила я парню и нервно улыбнулась. – Просто я волнуюсь. Извини, что не порадовалась за тебя. Ты и правда лучший и заслужил такое поощрение.

Губы Лекса снова растянулись в счастливой улыбке. Когда он вот так улыбается, то становится просто убийственно красивым: яркие голубые глаза так и сияют, ямочки на щеках притягивают взгляд, а светлые тщательно уложенные волосы довершают образ идеального парня. Когда мы с ним только познакомились – наша школа танцев выступала перед будущими охотниками на концерте полгода назад, – я и не думала, что лучший курсант курса и сын Главы охотников заинтересуется мной настолько, что отыщет в сети и будет искать со мной встреч. Поначалу я его побаивалась – не понимала, чего он от меня хочет. Все-таки я обычная девушка из рабочего сектора, да и он старше меня на целых три года, но, похоже, я и правда ему понравилась, и он приезжал ко мне каждое увольнение и с разрешения мамы увозил гулять в центральные парки, куда ему, в отличие от нас, всегда был открыт доступ.

Вагон остановился на нужной остановке, и все поспешили на выход. Мы с Лексом тоже.

На улице нас уже ждала мама:

– Здравствуй, Лекс. Я рада, что ты будешь рядом с Мэй в этот день. Она очень волнуется.

– Здравствуйте, госпожа Савайя. Да, я вижу, – он погладил большим пальцем мою руку, которую крепко сжимал. – Но это все зря. Уверен, Мэй получит именно то распределение, о котором мечтает.

***

Дорога до Дворца Благоденствия занимала обычно около пятнадцати минут, но сегодня мне показалось, что это время пролетело слишком быстро. Я бы предпочла вот так шагать еще минимум пару часов.

У Дворца, в который сегодня впускали только тех, кто должен пройти процедуру выбора, мама крепко меня обняла и поцеловала в лоб:

– Ты у меня такая умница и красавица выросла. Все будет хорошо! Папа тобой гордился бы, Мэй.

Я сморгнула внезапно набежавшую слезу. Я очень скучала по отцу, но полтора года назад несчастный случай на работе унес его жизнь. Крепко обняла маму в ответ и повернулась к Лексу.

– Я буду тебя ждать, – он улыбнулся и внезапно поцеловал меня в щеку.

Вот так, на виду у всех – и мамы тоже!

Я жутко смутилась и, пребывая в своих сумбурных мыслях, даже не заметила, как прошла идентификацию на входе и вышла в огромный зал, по всему периметру которого стояли кабинки, в которых нам предстояло пройти тесты от Великого К – так мы называем искусственный интеллект, которые уже более ста лет следит за каждым жителем Ковчега. Здесь же, в кабинках, у нас возьмут анализ крови на мутаген, который будет готов к тому моменту, как закончится тестирование.

– Пойдем, – меня под локоток подхватила миловидная девушка в белом халате и проводила в ближайшую свободную кабинку, благожелательно улыбнулась и оставила наедине с доктором, который тут же поинтересовался моим именем.

– Мэй Савайя, – ответила я пересохшим горлом.

Глава 2. Отцы-основатели

Меня вели по извилистым коридорам Дворца Благоденствия, в которых я раньше никогда не бывала, и я даже не успевала вертеть головой, чтобы внимательнее рассмотреть многочисленные картины и статуи, которые мелькали перед глазами. Такой роскоши я еще никогда не видела. А ведь это всего лишь коридоры!

Я совершенно не понимала, зачем и куда меня ведут. Но после того как у меня взяли кровь и посадили за индивидуальный тест, врач ушел, а следующим, кто зашел в мою кабинку, был вот этот молодой парень из личной гвардии отцов-основателей, который приказал следовать за ним.

В голове заметались сразу тысяча мыслей от «Все! Конец! У меня обнаружили мутаген» до «Моя мечта исполнится и меня возьмут в гурии!», и от того в ней был полный кавардак. Наконец, мы остановились у одной из дверей, и гвардеец открыл ее передо мной. После чего зашел следом, поклонился сидевшему на низком диване мужчине:

– Мэй Савайя по вашему приказу прибыла.

Я впала в глубокий ступор, потому что никак не могла поверить, что и правда вижу перед собой своего кумира, одного из отцов-основателей Ковчега! Раньше я видела его только по телевизору и могла лишь мечтать увидеть воочию! И вот он передо мной, прямо в этой комнате.

Привлекательный шатен – а в моем представлении сам небожитель – пил что-то янтарное из большого пузатого стакана и смотрел на танцующую перед ними пятерку гурий. Девушки были почти обнажены. Их тела скрывали лишь небольшие золотистые полоски в районе груди и бедер, а на головах были надеты замысловатые золотые обручи. Ноздри щекотал аромат каких-то благовоний, а царивший в комнате полумрак придавал происходящему нереальности.

Никогда прежде я не видела, чтобы гурии танцевали в таких откровенных нарядах. В Ковчеге подобный разврат считался неприемлем. А тут один из отцов-основателей нарушал свой же главный постулат: «Чистая кровь. Чистые помыслы. Чистая Земля». Но больше всего меня поразило, что рядом с ним сидели и стояли такие же гурии, одетые лишь в золотые лоскуты. Одна из них делала массаж головы, другая гладила все, до чего дотягивалась – а она дотягивалась до всего, – третья стояла позади дивана и массировала плечи, четвертая сидела в ногах и смотрела на него преданными глазами.

Я ничего не понимала. Казалось, это какое-то наваждение, которое никак не может быть правдой.

Мужчина, наконец, обратил на меня внимание, музыка стала тише, и Гардеон поманил меня к себе пальцем. Внешне он самый молодой из отцов-основателей – они словно застыли во времени и старели очень медленно.

Мои же ноги словно прилипли к полу, и я не могла себя заставить сделать даже шаг. Я не понимала, что со мной происходит. Все мои жизненные установки говорили одно, глаза видели совершенно другое, и в голове царил полный сумбур.

– Ну же, не бойся, иди сюда, – покровительственно улыбнулся Гардеон и одним движением руки отогнал от себя ласкавшую его четверку гурий. – Ты же сама хотела стать гурией, так чего же сейчас застыла?

Я? Хотела? Нет! Я точно не хотела вот этого! Это же… Это так же далеко от танца и всего, к чему я стремилась и о чем мечтала, как Земля от Солнца! Я непроизвольно замотала головой и сделала шаг назад. Улыбка мужчины тут же померкла, глаза сузились.

– Я сказал – подойди, – уже совершенно другим тоном, которого просто невозможно ослушаться, приказал он. Чувство самосохранения завопило, и я, превозмогая внутренний протест, подошла к дивану. – Садись.

Я присела на самый краешек, стараясь не смотреть в глаза отца-основателя.

– А знаешь ли ты, маленькая гурия, что в твоей крови нашли мутаген? – почти над самым ухом раздался его шепот.

Я вздрогнула, вскинула голову и встретилась с мужчиной взглядом. Он наклонился так близко, что наши глаза были вровень, и смотрел испытующе, требовательно и был совершенно серьезен.

Паника затопила меня удушливой волной, кровь отлила от лица.

– О, я вижу, ты осознала свое положение, – произнес он и придвинулся еще ближе, отчего наши дыхания почти смешивались, и в его я почувствовала запах алкоголя. – Но я могу сделать так, что мутаген не превратит тебя в монстра. Хочешь?

Я смотрела в его серые, чуть водянистые глаза, которые на многочисленных снимках казались мне осколками метеорита, а сейчас…я еле сдерживала дрожь отвращения. Почему он это сказал? Неужели есть надежда? Тогда почему отцы-основатели не лечат всех несчастных? Неужели препарат такой дорогой и редкий, что потратить его могут далеко не на каждого? Тогда почему я? И чем мне придется расплачиваться?

– Хочу… Но зачем это вам?

Мужчина склонил голову набок, будто заново оценивая меня:

– А ты задаешь правильные вопросы, маленькая гурия. Видишь ли… Дар твоей бабки крайне редок, а ты явно его переняла. Мы тщательно отслеживали ее генетическую линию. И я бы хотел, чтобы этот дар служил мне и Ковчегу в полную силу. А твоя бабка, уж прости, та еще грымза, уже умом тронулась. Да и недолго ей осталось.

– Она еще и вас переживет, – тихо, но уверенно возразила я, сама от себя такого не ожидая.

Мужчина сначала рассмеялся, откинувшись на спинку дивана, но резко прекратил и снова оказался ко мне нос к носу. Переход был таким внезапным, что мне стало жутко.

– Это твое предсказание? – он пристально вглядывался мне в глаза, и я видела, как нервно дергается его веко.

– Что? – не ожидала я такого вопроса.

– Значит, нет… – пришел он к какому-то выводу и залепил мне такую оплеуху, что я свалилась с дивана. – Ах ты дрянь! – зашипел этот ненормальный, нависая надо мной.

Я же в ужасе прижимала руку к щеке, готовая к очередному удару, но его не последовало – Гардеон сдержался и лишь сжимал и разжимал руку.

Девушки, которые только что танцевали перед Гардеоном, сбились в кучку, но в их глазах я не заметила ни сочувствия, ни удивления. Лишь безразличие и страх, что гнев мужчины может пасть и на них. О помощи с их стороны не могло быть и речи.

Я шла на церемонию Выбора, надеясь обрести свою место в Ковчеге, а оказалось, что повелась на картинку, и сейчас передо мной раскрывалось истинное предназначение, которое определили гуриям отцы-основатели.

Меня начало трясти. Внутренняя дрожь оказалась такой сильной, что это стало заметно и уже явно пришедшему в себя Гардеону.

– Что с тобой? Вставай.

Я снова перевела с него взгляд на безучастные лица гурий, чьи брови, ресницы и губы были окрашены в позолоту, как и их куцые костюмы, и меня затрясло еще сильнее.

Неужели и мне суждено стать такой же? Куклой на потеху Гардеона или тех, кто этого пожелает?

Зубы уже застучали. Организм явно не мог преодолеть нарастающий внутренний протест, столкнувшийся с догмами, привитыми с самого детства. Все, что было основой моей жизни, все мои надежды и мечты, все рушилось под стальной дланью Гардеона.

Он проследил за моим взглядом:

– Вон! – Одно слово – и девушек в комнате не стало. – Да что с тобой такое?! – Он подхватил меня под локти, но я рванулась прочь. Вернее, попробовала, но его хватка была железной. – Да чтоб тебя!

И он дал мне еще одну оплеуху. Не такую мощную, как предыдущую, но она будто что-то переключила в моем мировосприятии. Для меня все вдруг стало предельно просто и ясно.

Монстры за стеной… Нашла кого бояться. Те монстры могут искалечить и уничтожить лишь тело. А монстр, сидящий напротив меня…

– Ну что, успокоилась? На, выпей, – и протянул мне бокал с той самой янтарной жидкостью.

Я замотала головой, но он сунул мне его в самые губы, и я выпила. Внутренности словно обожгло жидким пламенем, я судорожно вдохнула, стараясь протолкнуть внутрь воздух.

– Вот, дыши давай. А то устроила тут непонятно что, – раздраженно рычал Гардеон. Он поправил ворот длинной верхней рубахи своего замысловатого наряда. – Так что, моя маленькая гурия, будем договариваться?

– О чем?

Мужчина насмешливо изогнул бровь:

– О том, на каких условиях я сохраню тебе жизнь. И заметь, именно я, а не кто-то другой из отцов-основателей.

– То есть вы не боитесь, что я в любой момент могу превратиться в монстра?

– Я же сказал, что проблема решаема, но все зависит от тебя. Так как? – его явно сильно раздражал этот разговор, но он сдерживался.

Действительно, кто я, а кто он, чтобы тратить на меня свое драгоценное время.

– Нет, – тихо ответила я, ощущая, как легко становится в голове от выпитого.

– Что нет?

– Я не буду с вами договариваться.

Гардеон недобро сощурился:

– То есть ты готова стать бегуньей?

– Я не готова стать рабыней.

Мужчина расхохотался почти до слез и даже промокнул пальцами кончики глаз:

– Наивная дурочка, – он снова сощурился: – Я даю тебе последний шанс согласиться. Тебе понравится работать на меня. У тебя будет все, что пожелаешь. Хочешь – будешь танцевать. Хочешь – не будешь. Твоя задача будет другой.

– Предсказывать будущее? – мне это казалось абсурдом.

– И не только. Прошлое, знаешь ли, иногда предопределяет будущее.

– Я смогу и это?

– Твоя бабка может, – дернул он плечом.

Согласиться? И стать… кем?

Не согласиться? И… умереть.

– Гардеон, Гардеон, – раздалось укоризненное от двери, и в помещение неспешно вошел Берган – пепельноволосый мужчина, который выглядел не старше сорока лет – еще один отец-основатель Ковчега. Он оглядел перепуганную меня, державшуюся за щеку, и остановил взгляд на Гардеоне. – Как всегда, нетерпелив и поспешен.

При виде вошедшего я подскочила с дивана и уставилась на него во все глаза.

– Я просто привык действовать, – развалился на диване шатен.

– И к чему привели эти действия? Смотри, как ты напугал бедную девочку.

– Ей еще не так предстоит испугаться, если она не примет мое предложение, – холодно парировал Гардеон.

– Ничему-то тебя жизнь не учит, – покачал головой пепельноволосый и обратился ко мне: – Дитя, ты согласна принять предложение этого оболтуса?..

Я покосилась на мужчину, которому уже давно далеко за сто лет, но которого только что назвали оболтусом. Тот лишь фыркнул и тоже посмотрел на меня.

– …Ну же, дитя, – Берган смотрел на меня с такой понимающей отеческой улыбкой, что я с трудом сдержала слезы, увидев в лице этого отца-основателя островок своего привычного мира, который только что трещал по швам.

Глядя в его добрые глаза, я поверила, что уж он-то настоящий – не выдуманная картинка, в которую превратился образ Гардеона. И он мне обязательно поможет.

– Отец Берган, я не понимаю, что происходит. Но служить ни гурией, ни кем-то еще отцу Гардеану я не хочу.

Берган сочувственно покачал головой и повернулся к другу:

– Вот видишь, она не хочет, – и тут же отрывисто кого-то позвал. – Лейван! – В комнату вошел тот самый гвардеец, который привел меня сюда. – У девушки обнаружили мутаген. Отведи ее к бегунам, – и отвернулся, мазнув по мне ничего не выражающим взглядом.

Меня будто кипятком обдали. Я е ничего не понимала и лишь смотрела на подошедшего к вазе с фруктами Бергана.

Гвардеец схватил меня за руку и потащил к выходу, а я никак не могла отвести взгляда от Бергана и поверить, что мое доверие только что походя растоптали.

Интерлюдия первая. За закрытыми дверями

– Берган, это что сейчас было? Ты хоть понимаешь, что она видящая! Где мы теперь найдем другую?! Ее бабка умом тронулась и уже давно ничего путного не говорит! А Квентин, между прочим, явно что-то задумал!

– Успокойся, Гардеон, – остудил его возмущение мужчина. – Я уже говорил, что ты как всегда слишком торопишься. Или ты уже забыл, чем закончилась история с ее бабкой?

– Там все было иначе.

– Да ну?! Гар, она уже сейчас готова была служить любому другому отцу-основателю и предала бы тебя, то есть нас, при первом удобном случае. Ты же помнишь, как было с ее бабкой: она тогда подставила Квентина – не без нашей помощи – и вывернулась. Да так, что мы на нее и надавить не смогли. Думаешь, он это нам забыл и не попытается ответить тем же?

– И чего ты добился сейчас? Что у нас не будет видящей вообще?

– Гар, Гар… – снова покачал головой пепельноволосый и выбрал в вазочке яблоко. – Можно ведь сделать так, что бежать ей от нас будет просто некуда. Более того, она будет нам за это безумно благодарна и станет делать все, что мы пожелаем.

Шатен недоверчиво повел бровью:

– И как же ты собираешься это провернуть?

Берган усмехнулся:

– Для начала все узнают, что у нее обнаружили мутаген, и общество навсегда вычеркнет ее из своих списков. Потом она убежит за стену, где ее «убьют». Ну а после этого она снова тайными путями попадет в Ковчег, и мы о ней позаботимся. И поверь, Дворец Благоденствия она уже не покинет никогда.

По лицу Гардеона расползлась предвкушающая улыбка:

– Я так понимаю, что с охотником ты уже договорился.

Вместо ответа Берган впился зубами в красный бок яблока.

Глава 3. Приговоренные к закланию

Я шла за гвардейцем в таком подавленном состоянии, что не сразу поняла, когда мы остановились. Подняла глаза и увидела… Лекса.

– …Да, обнаружили мутаген, – услышала я окончание их короткой беседы.

Парень перевел на меня потрясенный взгляд. И мне вдруг так захотелось, чтобы хотя бы он не отвернулся от меня, а остался все тем же Лексом, который еще пару часов назад смотрел на меня с восхищением, сжимал у всех на виду мою руку и целовал в щеку.

– Лекс… – позвала одними губами. Но он резко мотнул головой, будто мои слова хлестнули его по лицу, и посторонился, пропуская нас вперед. – И ты, Лекс… – сорвался тихий упрек с моих губ.

Наконец, меня привели в комнату, окна которой были забраны решетками, а все убранство состояло из нескольких стульев и стола, который сейчас был заполнен самыми разными яствами.

Этот стол, а вернее его убранство, так констатировало с этим помещением, что я не стразу заметила сидящих вокруг него трех парней и двух девушек.

Они отреагировали на мое появление по-разному: один парень даже не поднял головы от тарелки, в которой что-то ковырял; второй отвлекся от созерцания чего-то за окном и посмотрел на меня нечитаемым взглядом; третий сидел на полу и, прижимая к носу платок, зло посматривал на всех в комнате. Девушки в поисках поддержки жались друг к другу и нервно вздрогнули, стоило им увидеть форму моего провожатого. А тот завел меня внутрь и оставил.

Я застыла на месте, не в силах решиться сделать еще хоть шаг. Вид накрытого праздничного стола бил по нервам не хуже напряженной атмосферы, повисшей в комнате.

– Угощайся! – внезапно зло улыбнулся сидящий на полу вихрастый парень и приглашающе повел рукой. – Чего стоишь?

Я с отвращением посмотрела на еду и прошла к окну. Мне казалось, нас должны были поместить в какие-нибудь казематы, но мы находились на третьем этаже Дворца. Из окна был виден краешек двора и сад, в котором вовсю цвели яблони.

– Красиво… – сорвалось с моих губ.

– Скоро за нами придут и отвезут к стене, – внезапно сказал мой сосед по созерцанию красот за окном – худой высокий блондин с почти прозрачными льдистыми глазами. – Ты готова умереть?

Я вздрогнула:

– Нет.

– Ты дебил? – бросил парень с пола и зло отшвырнул от себя окровавленный платок.

– Нет, я мутант, – спокойно ответил ему блондин, не оборачиваясь.

– Да все мы тут мутанты, м-м-мать! – он внезапно подскочил с места и бросился к столу. Попытался его опрокинуть, но у него ничего не вышло – он был привинчен к полу. Тогда он начал все с него сметать. По комнате разлетелся звук разбивающейся посуды.

– Я вообще-то ем! – пробасил плечистый парень за столом и заехал вихрастому в нос.

У того снова брызнула кровь.

– М-м-мать! – опять выругался вихрастый и бросился с кулаками на обидчика.

Девчонки завизжали, и в комнате тут же появились охранники, которые несколькими ударами по почкам быстро разняли драчунов и вышли.

Вихрастый снова сел на пол, опустил голову к коленям, и плечи его затряслись. Я хотела бы что-то сказать, но чем я могла его… их всех, и себя в том числе, утешить?

Широкоплечий сел за стол и продолжил прерванную трапезу.

Примерно через час нас отвезут к стене, и начнется ежегодная Большая охота. А мы будем главным ее атрибутом – дичью.

Как только у нас обнаружили мутаген, нам отказали в праве быть человеком. Вот так просто: раз – и ты уже не человек, и с тобой можно делать что угодно.

Как сегодня сказал Лекс? Бегун – это не человек, это мутант, на котором просто все еще накинута человеческая шкура, которая вот-вот с него сползет.

Я посмотрела на свои руки, повертела их перед собой. Почему же с меня до сих пор не сползла эта шкура и почему я все так остро чувствую? Почему мое сердце рвется на части из-за предательства тех, кому я доверяла, и где то самое безумие, в котором утопает мозг мутанта? Я бы сейчас от него не отказалась.

Я снова отвернулась к окну и стала рассматривать цветущие яблони. Белые лепестки трепетали на легком весеннем ветру. И мне показалось, что удалось почувствовать их почти неслышный аромат.

Они отказали мне в праве считаться человеком, но от этого я в чудовище не превратилась. И вообще, что бы ни случилось, а я буду держаться за свою человеческую сущность до конца. «Дичь» еще покажет зубки. Я не дам себя просто так убить, не буду покорно ждать гибели, как барашек на заклании! И пусть все считают меня чудовищем, но я – человек, и докажу это!

Я расправила плечи и вздернула подбородок. Парень, стоявший рядом, хмыкнул и внезапно представился.

– Меня зовут Карад.

– Мэй.

– Пошли немного перекусим. У нас будет очень трудный день.

Я посмотрела ему в глаза и увидела человека, который тоже не желает сдаваться обстоятельствам.

– Ты прав, нам понадобятся силы.

Глава 4. Большая охота

Нас вывели из темного нутра бронированной машины, и по глазам сразу резанули лучи послеобеденного солнца. Гул толпы, приглушенный стенками автомобиля, ударил по ушам с новой силой, а когда нас заметили, он стал почти нестерпимым.

Я смотрела на беснующуюся вокруг толпу и не видела людей – лишь сплошную массу, требующую зрелищ и нашедшую тех, на кого можно излить свою ненависть, боль и страх. Нас обступили десяток охотников, которые будут нас загонять и убивать ей на потеху.

Среди охотников был и Лекс. Он упорно не смотрел на меня.

В голове снова вспыли слова бабушки: «Человек – не человек… Такой – не такой… Да какие они сами люди после этого?!».Эх, увидеть бы ее сейчас и маму…

Но даже если они сейчас где-то наблюдают за мной и хотят привлечь к себе внимания – это бесполезно, ведь толпа не имеет лица.

Нас поторопили тычками прикладов в спины, и мы двинулись вперед, к воротам. По обеим их сторонам на широкой стене восседали отцы-основатели – пятеро мужчин, когда-то сделавших этот город оплотом спокойствия и благоденствия и которые с тех пор каждый год приговаривают подростков, у которых нашли мутаген, к смерти.

– Уважаемые жители Ковчега! – встал с кресла отец Квентин – высокий привлекательный брюнет средних лет с аккуратной бородкой. – Сегодня был очень важный день, который определил судьбы многих молодых людей. Они будут трудиться на всеобщее благо и, несомненно, сделают наш город лучше и прекраснее! Вы только взгляните на их счастливые лица! – отец Квентин повел рукой, и огромные экраны, установленные по обе стороны от ворот, вспыхнули кадрами счастливых подростков, которые выходили утром из Дворца Благоденствия с улыбками. – И чтобы их лица и дальше сияли счастьем, и они с таким же энтузиазмом продолжали смотреть в будущее, мы должны жестко выпалывать молодую, но больную поросль, которая может уничтожить все, что нас окружает! И да будет так! – Он поднял вверх кулак.

Толпа неистово поддержала своего лидера, и я испугалась, что она прорвет сдерживающий заслон и растерзает нас прямо здесь.

Следующим слово взял бессменный ведущий этого мероприятия – невысокий полный мужчина с завитыми и уложенными в невероятную прическу белыми волосами в аляпистом костюме, который переливался всеми цветами радуги. Так вызывающе безвкусно и ярко выглядеть в Ковчеге разрешалось только господину Гримграсу, а вот его подражатели жестоко высмеивались и осуждались. Он маленьким мячиком заскакал по стене, рассказывая о главном сегодняшнем событии и произошедших забавных случаях. Народ немного успокоился и расслабился, и тогда он обратил внимание на нас.

Во время Большой охоты не принято вспоминать, из какой семьи вышли жертвы, потому что они автоматически вычеркивались из всех метрик и хроник, будто их и не было никогда. А вот обсудить внешний вид «чудовищ» и поиздеваться над ними – это всегда пожалуйста.

Только на этот раз этого почему-то не случилось. Его подозвал к себе отец Берган и что-то сказал. Показалось, что в этот момент он посмотрел на меня и я вздрогнула.

Выслушав отца-основателя, веселый толстячок всплеснул руками:

– …Настало время выгнать из нашего стада паршивых овец! И да начнется Большая охота!

Раздался сигнал гонга, и ведущий раскинул руки, будто дарил присутствовавшим величайшее из благ и безумно этим гордился. Широкая улыбка не сходила с его лица.

Люди на стенах взорвались овациями и одобрительными топотом и свитом.

Огромные городские ворота начали медленно открываться.

В последнее время они мне часто снились, как и дикие крики толпы, посылавшей меня и еще пятерку неудачников на смерть. Я просыпалась в холодном поту и даже плакала от облегчения, что это мне только привиделось и никогда ничего подобного со мной не случится.

Но сейчас это был не сон – ворота города, за которые я никогда в жизни не выходила и которые оберегали жителей благословенного Ковчега, открывались, а стоявшие позади охотники приготовились вытолкать тех из нас, кто не поторопится выйти сам. А дальше…

…будет охота. Охота на нас.

Я гипнотизировала ворота взглядом, ожидая, когда створки откроются настолько, чтобы можно было выбежать. И все же не удержалась и обернулась.

Лекс… Еще утром – а кажется, что уже годы назад – мне казалось, что я влюблена в него. Что он отвечает взаимностью… Когда-то мне многое казалось… Сейчас же он стоял в строю тех, кто будет загонять меня, как животное, на потеху толпе.

У меня осталась лишь одна надежда – выскользнуть отсюда первой и бежать! Бежать так быстро, чтобы успеть скрыться в подлеске до того, как закончатся традиционные три минуты форы. А там…

Лучше умереть от лап чудовищ, чем от рук тех, на защиту кого полагалась всю жизнь и кто это доверие предал.

«Беги к воде – она скроет следы. Следуй за зеленоглазым, не бойся. И помни: все лгут! Дар – это не плохо. Дар – это дар. А ложь душит тех, кто ею живет».

Бабушка знала… Она точно знала, что будет именно так, и ничего не могла с этим поделать. Что ж, пусть исполнится ее пророчество, и ложь отцов-основателей их когда-нибудь задушит – я не отказалась бы на это посмотреть.

Ворота открылись достаточно, чтобы в щель можно было проскользнуть. Переглянувшись, мы с Карадом рванули вперед.

До ближайшего подлеска было недалеко, всего метров сто. Раньше было больше, гораздо больше, но с каждым годом лес все ближе подкрадывался к стенам города. И теперь у нас были все шансы успеть скрыться от охотников.

Мы с Карадом вырвались вперед, следом бежали вихрастый, одна из девушек и бугай. Другая девушка осталась у ворот и кричала, срывая голос и размазывая по лицу слезы:

– Я не мутант! Я человек! За что?! Пощадите! Вы же люди!

Я от ее слов лишь припустила быстрее. Ждать пощады от толпы или отцов-основателей, один из которых так хладнокровно отправили меня смерть? Ну уж нет!

Некоторое время мы бежали по небольшой тропке, вытоптанной, наверное, охотниками, но делать это и дальше было глупо, и, как только стало возможно, нырнули в чащу леса.

Как раз в этот момент раздался выстрел, а крики девушки, просящей пощады и человечности, сменились ликующим воем толпы…

На миг мы застыли, переглянулись. Вихрастый ломанулся глубже в гущу зарослей, а бугай побежал дальше по тропке. Девушка побежала за нами, но зацепилась широкой юбкой за сухостой и застряла, пытаясь ее отцепить.

В этот момент я от души поблагодарила бабушку, которая не дала мне нарядиться в платье и туфли – аккуратные ботинки на небольшой платформе сейчас оказались как нельзя кстати.

– Ай! – не успела я порадоваться этому, как зацепилась за ветки ели длинными волосами.

Карад обернулся, но я уже рванула за пряди, высвобождая их и оставив клок на ветке. Перехватила волосы одной рукой и продолжила пробираться вперед. Резинки у меня, к сожалению, с собой не оказалось, и я только сейчас подумала о том, что нужно было поискать хотя бы какой-нибудь лоскут ткани и перевязать им волосы.

Мы наткнулись на овраг с лужей на дне, пришлось его огибать, а когда оказались по другую сторону, услышали выстрел и женский вскрик. Я сглотнула и, больше не оборачиваясь, побежала за Карадом – он прокладывал нам путь.

Немного спустя раздалась целая очередь выстрелов, которая подстегнула нас двигаться еще быстрее. Прозвучали они в стороне, но это не значило, что охотники не шли по нашему следу.

Большая охота редко длилась дольше пары часов. Все происходило быстро и жестоко. А как иначе? Что могли противопоставить безоружные и не подготовленные к такому повороту жизни подростки обученным охотникам? И эта мнимая фора в три минуты – просто насмешка над жертвами, чтобы не пришлось их долго искать.

Новые выстрелы раздались уже недалеко от нас. Похоже, в живых остались только я и Карад. Мы молча обменялись взглядами и, не сговариваясь, припустили еще быстрее, стараясь быть бесшумными, насколько это вообще было возможно в лесу. Под кронами высоких разлапистых деревьев подлесок был негустой, пробираться по нему было гораздо легче, но и догнать нас становилось гораздо проще. Хорошо, в этом году наступила ранняя весна, и листья на деревьях успели распуститься, скрывая нас от преследователей зеленой дымкой.

Я шарахнулась от выстрела, раздавшегося совсем рядом, запнулась и полетела в очередной овраг. Карад, пригнувшись, застыл, глядя на меня со страхом и беспокойством – мы понимали друг друга без слов, и я видела, что он тоже понял, что стреляли в нас.

С трудом встала, и парень помог мне выбраться из овражка. Я посмотрела на сбитые в кровь ладони и перепачканную белую одежду. И пожалела, что испачкала ее так мало, недостаточно, чтобы стать незаметной. А вот у Карада одежда больше подходила для пряток в лесу, он был почти незаметен на фоне кустов.

Об этом же подумал и Карад.

– Прости, но с тобой мне не убежать. Здесь наши пути расходятся, – очень тихо сказал он с сожалением и скрылся, мгновенно растворившись в чаще.

Несколько драгоценных секунд я пыталась отдышаться и осознать, что теперь совсем одна. Я не осуждала парня – здесь каждый сам за себя, он и не должен был мне ничего с самого начала, но все равно вел меня по лесу все это время и поддерживал одной своей решимостью выжить. А потому сейчас я застыла в растерянности.

Наверное, только поэтому сквозь шум крови в ушах расслышала тихий плеск воды впереди.

«Беги к воде – она скроет следы» – молнией мелькнули в голове слова бабушки, и я рванула на звук.

Неширокий и неглубокий – по щиколотку – ручей обнаружился почти сразу за кустами, и я, не раздумывая, ступила в холодную воду и побежала вниз по течению. Но очень скоро поняла, что не то что бежать, а даже идти в ледяной воде по илистому дну и порожистому течению – плохая идея. С горечью подумала, что городской девочке выжить в лесу нереально, но тут же отогнала эти мысли. О каком выжить в лесу может идти речь, когда цель сейчас стоит просто выжить?!

Пришлось выбираться на другую сторону ручья. Зубы отбивали чечетку, но я стиснула челюсти и продолжила пробираться по его берегу. Мне казалось, что у ручья безопаснее. По крайней мере так я была уверена, что иду вперед, а не плутаю по лесу, возвращаясь назад прямо в руки охотников.

Чем дальше я шла, тем больше маленьких ручейков вливалось в речушку, вдоль которой лежал мой путь.

Не знаю, действительно мне удалось запутать следы, или охотники увязались за Карадом, но следующие полчаса я пробиралась по лесу, не слыша погони. Для жертвы в Большой охоте это большое достижение.

Я невесело усмехнулась. За всю историю Ковчега жертвам всего пару раз удалось убежать от охотников, и было это очень давно. Как только охотники поймут, что не могут найти бегуна, в небо поднимут дроны, которые будут облетать лесной массив в поисках жертвы. Конечно, засечь беглеца в лесу непросто, но дроны имеют шансы на успех. Идеальным для меня было бы в ближайшие час-два найти какое-нибудь более-менее надежное укрытие и пересидеть там до утра – бродить ночью в лесу опасно. Днем опасности тоже никуда не денутся – приносят же охотники с вылазок безобразные туши чудовищ, – но сейчас я хотя бы могу их увидеть, а ночью даже просто подвернуть неудачно ногу – раз плюнуть.

Я снова невесело усмехнулась. Оказывается, я неисправимая оптимистка: уже думаю о ночевке, хотя Большая охота в самом разгаре.

За невеселыми мыслями не сразу обратила внимание на усилившийся шум воды – речушка превратилась в широкую, хоть и мелкую каменистую речку, и я шла по самому ее краю, хоть и приходилось быть аккуратной, чтобы не поскользнуться – лезть в кусты дальше от берега не хотелось. Я прибавила шаг и скоро поняла, что плато впереди резко обрывается, образуя водопад.

Я застыла, глядя на обрыв и не зная, что делать, но решила все же подойти поближе к краю, чтобы осмотреть окрестности и оценить, где лучше спуститься.

С каждым шагом шум воды усиливался, как и опасность соскользнуть в бурлящий поток. Пришлось продираться сквозь кусты чуть выше от берега. На краю обрыва я выдохнула, выбравшись, наконец, на не заросший каменистый уступ.

Дыхание перехватило от открывшейся взору красоты: внизу раскинулось синее озеро, с высоты похожее на блюдце. Камни по его краям образовывали «корону», а ближе к середине оно было темно-синим, намекая на большую глубину. Сам водопад утопал в белой дымке брызг и переливался в лучах вечернего солнца. Такой красоты мне еще не приходилось видеть, и я застыла, любуясь и проникаясь ею.

Что-то заставило меня обернуться. Бывает так: стоишь и вдруг резко без причины оборачиваешься и обязательно сталкиваешься с чьим-нибудь внимательным взглядом.

Я встретилась взглядом с Лексом.

Он стоял на противоположном берегу метрах в тридцати и сжимал в руках пистолет.

Кровь застучала в висках, дыхание перехватило, а на глаза навернулись непрошенные слезы. Столько убегать, чтобы все равно попасться… и кому? Разве еще утром я могла предположить, что мой парень может стать моим палачом?

Я смотрела, как он медленно поднимает руку с зажатым в ней пистолетом, как направляет его на меня, и не могла поверить, что это происходит. Казалось, время замедлило бег. Ноги будто приросли к земле, а в голове билась лишь одна мысль: «Не верю… Не могу поверить…».

Внезапно кусты рядом с Лексом зашевелились, и из них вышел другой охотник. Он быстрым цепким взглядом оценил представшую перед ним картину и, усмехнувшись, сказал ему что-то подбадривающее. Но Лекс, покосившись на него, продолжал стоять, направляя на меня пистолет, и я видела, как он кусал губы.

Тогда второй охотник покачал головой и вскинул свой пистолет.

Неужели все?

Меня качнуло назад, сердце бухнуло в ушах. Я испугалась, что сорвусь с обрыва. Застыла на месте боясь шелохнуться и неотрывно смотрела на охотников. Знала, что кто-то из них выстрелит, и все равно не могла сделать и шагу.

Охотники не спускали с меня взглядов, и старший явно инструктировал Лекса, заставлял выстрелить и так увлекся, что перестал смотреть на меня. Лекс сосредоточенно ему внимал и будто ушел в себя, перестал кусать губы и сжав их в тонкую линию.

Внезапно он опустил руку. Я смотрела на него с неожиданно вспыхнувшей надеждой и благодарностью. Вот только взгляд у него был так холоден и безэмоционален, что я поняла – обрадовалась рано. Старший охотник понаблюдал за мной с усмешкой и внезапно сделал приглашающий жест рукой с пистолетом. Я непонимающе на него посмотрела, и он кивнул, подтверждая, что я не ошиблась – он не будет прямо сейчас меня убивать, а приглашает подойти.

Я окинула взглядом ухмылявшегося мужчину, своего бывшего парня, который только что набирался смелости меня убить, и поняла, что к ним идти нельзя. Не знала, что они задумали, но мне это явно не понравится. А после общения с отцами-основателями в голову лезли такие мысли, что хотелось броситься вниз с обрыва немедленно.

Я обернулась, посмотрела на острые камни у подножия водопада, снова повернулась к охотникам. Глядя на гаденькую улыбочку старшего и холодный взгляд Лекса, я верила в то, что если попаду к ним в руки, то пожалею, что не получила пулю в лоб.

Уступ, на котором я стояла, довольно широк, нырнуть в заросли я бы точно не успела, да и недалеко бы убежала от пули или тренированных охотников. Мне не оставалось ничего иного, как идти к ним.

Дойдя до конца уступа, я посмотрела в глаза Лексу. Показалось, что нас и не разделяют эти метры, сморгнула последнюю слезу по этому парню и, резко развернувшись, рванула к краю пропасти. Я не хотела умирать. Я хотела жить. Глупая надежда, что я смогу от них сбежать, прыгнув в водопад, билась на краю сознания, и я прыгнула.

Раздался выстрел и злой недоуменный возглас старшего охотника, относившийся точно не ко мне:

– Ты что творишь?!

Я еще успела с горечью подумать, что Лекс все же решил меня убить, когда по ногам ударила водная гладь.

Холодная вода обдала, словно кипятком, аж дыхание перехватило, тело сковало, и я камнем погружалась на глубину. Промелькнула мысль, что мне все же удалось перелететь острые камни, вот только как теперь выплыть, ведь плавать я не умею, еле-еле держусь на воде. В детстве несколько раз ходила с родителями в бассейн, но потом его закрыли.

Распахнула глаза, чтобы определить, где поверхность, и начала усиленно грести руками. Вот только воздуха в легких становилось все меньше, а поверхность, казалось, не приближалась – холод сковывал движения, паника душила, а когда краем зрения я увидела метнувшуюся ко мне откуда-то сбоку тень, из горла вырвался беззвучный крик, из-за которого я потеряла остатки воздуха в легких, а потом сделала вдох…

Глава 5. Все еще жива?

– Дыши! Дыши же! Я что, зря лез из-за тебя в холодную воду? – услышала я рассерженный мужской голос, когда сознание ко мне вернулось.

А потом меня вырвало водой.

Никогда не думала, что в человеке может поместиться столько жидкости.

Позади меня облегченно выдохнули, и я полуобернулась.

Рядом сидел темноволосый парень, с которого, как и с меня, ручьями стекала вода. Он устало облокотился о колени и прикрыл глаза.

– Пришла в себя? Пошли, нужно убраться отсюда как можно скорее, – и посмотрел наверх.

Я проследила за его взглядом и вздрогнула, осознав, что еще ничего не закончилось. Я прекрасно понимала, что охотники обязаны убедиться в моей смерти, а еще помнила, что они должны предоставить снимок, а лучше видео мертвой жертвы, и срезать с ее руки лоскут кожи со штрихкодом, который присваивается каждому жителю города с рождения и набивается в одиннадцать лет на его предплечье. Этот код служит паспортом, удостоверяющим личность, пропуском в другие секторы, на работу и даже в магазин. Так в Ковчеге заботятся о безопасности жителей и соблюдении социальных норм поведения.

Незнакомец встал, метнулся за оставленными невдалеке ботинками, курткой и рюкзаком, быстро, почти на ходу, обулся и помог подняться мне. Только вот у меня сил идти не было совсем. Ноги подкосились, и я повисла на нем всем весом. От неожиданности парень крякнул, но удержал меня и буквально поволок по камням к кромке леса.

Кто он такой? Откуда здесь появился? Почему помогает? Эти вопросы, наверное, должны были меня волновать, но сейчас я думала только о том, чтобы поскорее затеряться в лесу.

На плечи легла его сухая куртка, и я благодарно сказала:

– Спасибо.

Но он на это ничего не ответил, лишь дернул краешком губ в намеке на улыбку.

То ли благодаря сухой куртке на плечах, то ли я просто пришла в себя, но скоро силы начали ко мне возвращаться, и я отлипла от парня и уже шла самостоятельно. Вот только понимала, что далеко так не уйду. Меня начинала бить крупная дрожь. Тело требовало хоть немного тепла и поскорее снять мокрую одежду – никакие растирания руками не помогали почувствовать даже тень тепла, а куртка на плечах вскоре тоже напиталась влагой и уже не грела.

– Потерпи немного, скоро будет убежище, – парень поглядывал на меня с беспокойством и все время пытался помочь идти. Но я не хотела быть обузой. Только не сейчас. Я уже была обузой, и Карад меня бросил. Что делать, если меня сейчас оставит и этот странный парень, я не представляла. Разве что скрутиться калачиком под каким-нибудь деревом и попытаться хоть так сохранить крохи тепла.

Мысль показалось такой заманчивой, что я начала присматривать удобное местечко.

Словно угадав эти мысли, парень, несмотря на протест, все же приобнял меня за плечи и начал подталкивать вперед. Наверное, еще пару часов назад я бы от него шарахнулась, смущенная такой близостью, но сейчас лишь теснее прижалась. От него шло такое желанное тепло, что у меня не было никаких сил отстраниться.

Как мы дошли до совершенно незаметной со стороны землянки, я помнила смутно и урывками. Пробираться в нее пришлось, согнувшись пополам. Внутри было сумрачно, но тени предметов различить все же было возможно. Свет шел из небольшого продолговатого окошка под низким потолком, но и он скоро пропадет – вечер уже почти наступил.

– Вот, посиди тут. Я сейчас.

Парень усадил меня на какой-то грубо сколоченный топчан, а сам нырнул в лаз наружу. Сразу стало жутко холодно и страшно. Зубы застучали с новой силой, я обхватила себя руками, но это совершенно не помогало. Мной овладело какое-то отупение, которое никак не удавалось с себя скинуть. В какой-то момент показалось, что парень меня все же бросил, как Карад, но сил расстраиваться не осталось.

Когда он все же вернулся с большой охапкой хвороста, я не поверила своим глазам, а когда он сложил его в специальную выемку в полу и поджег искрой, скользнувшей прямо из его руки, подумала, что у меня начинаются галлюцинации.

– Потерпи немного, сейчас здесь станет теплее.

С каждой секундой пламя разгоралось все сильнее, и я протянула к нему руки.

«Как же хорошо…» – мысленно выдохнула, ощущая, как начинают от тепла покалывать пальцы, и даже глаза прикрыла, наслаждаясь этой болью. Звучит странно, как можно наслаждаться болью? Но сейчас я готова была обжечься, лишь бы согреться еще хоть немного.

Я услышала, как рядом чертыхнулся парень, и открыла глаза. Правда, сразу же захотела снова их закрыть, потому что он уже успел снять с себя кофту и тянул через голову липнувшую к телу майку. Стянув ее, наконец, увидел мой испуганный взгляд и взъерошил темные волосы.

– Одежда вся мокрая. Если оставаться в ней дальше, можно заболеть. Ты тоже раздевайся. У меня есть сухое сменное белье, – и тут же принялся рыться в своем рюкзаке. – На вот, – он протянул мне бежевую майку и начал расстегивать ремень на своих темно-зеленых брюках.

До меня дошло, что парень сейчас полностью передо мной разденется! Щеки вспыхнули – и откуда только в теле нашлось столько тепла, чтобы их зажечь румянцем? – и я тут же отвернулась, комкая в руках майку.

– Послушай, – парень явно подбирал слова, – нам правда нельзя оставаться в этой одежде. Ее нужно высушить. Я сейчас натяну здесь веревку, и к утру все успеет просохнуть. Поверь, если ты так и останешься сидеть в мокром, в скором времени наши голые задницы для тебя вообще перестанут иметь значение.

– П-почему? – внезапно вырвалось у меня.

– Потому что мертвому все равно! А в нашем случае подхватить воспаление легкие – раз плюнуть. Да и не нужны мне твои прелести! Чего я там не видел? – закончил он почти зло. – Ну?!

– Что ну?

Я понимала, что он прав, но…

– Раздеваться будешь? Или ждешь, когда заболеешь?

– Буду, – буркнула я. – Отвернись, – покосилась на него.

Парень стоял в одних сухих боксерах и привязывал к вбитому в стену крюку тонкую веревку.

– Я не смотрю, – продолжил он возиться с ней.

Я скинула с плеч куртку, постоянно косясь на парня, содрала с себя противно льнущую к телу кофту, мокрый лифчик и быстро надела сухую футболку. Не глядя на меня, парень протянул веревку к противоположной стене и начал привязывать ее к другому крюку.

До этого я никогда не была в более дикой и дезориентирующей ситуации. Но все же встала и начала стаскивать с себя штаны. Трусики хотела оставить, но они показались такими противными в сравнении с сухой майкой, что я не выдержала и, дико смущаясь, все же сняла и их. Утешало только, что майка оказалась такой большой, что я в ней утонула, и она надежно прикрыла все, что нужно.

На самом деле я не была такой уж стеснительной в плане демонстрации своего тела – готовилась же стать гурией. В каких только костюмах нам ни приходилось танцевать, где только мы ни переодевались, иногда даже в одной костюмерной с мальчишками. Но там это было частью представления, вернее, подготовки к нему. А здесь я находилась наедине с незнакомым парнем в какой-то непонятной землянке!

Я выдохнула и присела, комкая в руках трусики. Но ведь он сказал только что, что я ему не интересна как девушка. Сказал же? Может, все обойдется? В любом случае, я понимала, что жива сейчас только благодаря ему, и не собиралась впадать в истерику. Все истерики должны остаться там – за стеной города, а здесь нужно выживать, и я не хочу, чтобы и этот парень решил, что ему проблемы из-за меня совсем ни к чему.

Внезапно парень длинно сокрушенно выдохнул и посмотрел на меня в упор. Сделал два шага навстречу и присел на корточки напротив, заглядывая в глаза. Я только сейчас вгляделась в них по-настоящему и удивилась их глубокому зеленому цвету. Пожалуй, при определенном освещении они даже могут показаться черными. Никогда таких не видела!

– Послушай, я не собираюсь делать ничего такого. Поверь, у меня и так проблем выше крыши, чтобы еще связываться со встрепанными чуть живыми малолетками. Усекла?

– У-усекла, – кивнула я, не в силах отвести взгляда от его необычных глаз.

– Вот и хорошо, – и посмотрел на трусики в моих руках. – Повесь их над огнем. Они быстро высохнут, и сможешь их надеть.

Как только смысл его слов до меня дошел, щеки снова опалило жаром, и я поспешила перевести тему разговора:

– Послушай, а нас здесь охотники не найдут? Не думаю, что они не смогут пройти по нашим следам. И дым этот…

– Эта землянка построена очень грамотно. Дым от нашего костра стелется по самой земле и не привлекает внимания. А искать нас сегодня уже не будут.

– Почему?

– Уже вечер, а никто в своем уме по лесу в темноте ходить не станет. А вашим охотникам еще нужно успеть вернуться в город.

– Откуда ты знаешь?

– Что именно?

– Ну что я и охотники из города?

– Тоже мне великая тайна, – хмыкнул он, и его глаза в свете костра блеснули яркой зеленью. – Все ходоки знают, что из-за этой вашей Дикой охоты в эти дни рядом с городом лучше не появляться.

– Большой охоты, – автоматически поправила я.

– Тебе видней, – хмыкнул парень.

– А почему ты оказался здесь?

– Это мое дело, – отрезал он, помрачнев.

Встал, прошел к узенькому окошку и прикрыл его с нашей стороны дощечкой, чтобы свет не проникал наружу.

– Ты меня здесь не бросишь? – сглотнув, тихо спросила я.

Его широкие плечи, перетянутые жгутами мышц, опустились, но он не обернулся:

– Не брошу. Выведу к ближайшему поселению, а там сама будешь решать, куда тебе идти.

– Спасибо. За все…

Он дернул плечом и снова зарылся в свой рюкзак.

– На вот, пока укутайся. Только предупреждаю: я мерзнуть без одеяла ночью не собираюсь. Или отдашь его мне, или подвинешься.

Я кивнула, повесила свои многострадальные скомканные трусики над костром и, смутившись окончательно, закуталась в тонкий шерстяной плед.

Тем временем зеленоглазый пошарил под соседней лежанкой и вынул две рогатины с палкой. Установил их по бокам от кострища и подвесил выуженный из того же рюкзака котелок, в который залил воду из пластиковой бутылки.

– У нас будет чай?

Я чихнула, продолжая сотрясаться от дрожи, которая и не думала отпускать.

– Сейчас заварю сбор трав. Надеюсь, к утру от простуды ничего не останется. Он хорошо действует.

Я в это верила слабо, но предвкушение того, что совсем скоро я попью горячего, уже согревало мое промерзшее тело.

– А как тебя зовут? – я вспомнила, что до сих пор так и не узнала имени своего зеленоглазого спасителя.

– Ник.

– Мэй.

– Что ж, будем знакомы, – хмыкнул парень и криво улыбнулся.

Интерлюдия вторая. Лекс

Лекс стоял рядом со старшим охотником, смотрел на пустой обрыв и не верил, что Мэй прыгнула. То, что он подбил руку старшего, не дав выстрелить ей в спину, до него дошло не сразу, и возмущенный окрик застал его врасплох.

– Что ты творишь, щенок?! – шипение охотника заставило его вздрогнуть и осознать масштаб проступка, который он только что совершил.

Этот день Выбора потряс его на столько, что он до сих пор не мог прийти в себя и понять, что на самом деле он чувствует к девушке, которую еще утром мечтал видеть своей парой и которую уже через пару часов после церемонии возненавидел всей душой.

Она его обманула! Предала его доверие! Все это время она прятала свою порочную сущность, притворялась человеком и теперь заставила его страдать! Именно поэтому он с таким ожесточением гонялся за ней во время охоты. Ни за кем другим, а именно за ней.

Он шел по ее следу, как зверь, движимый инстинктами. Даже когда понял, что ее след обрывается у ручья, лишь повел носом по воздуху и на чистой интуиции пошел в нужном направлении. И шел так до тех пор, пока не увидел ее здесь, у обрыва.

Первым порывом было выстрелить и отомстить ей за боль и разочарование, разрывавшие его сердце. Но она стояла перед ним такая напуганная, такая хрупкая и, черт возьми, дико желанная, и он не мог заставить себя выстрелить. Стоял с наведенным на нее стволом и не знал, что делать. Не может монстр ТАК смотреть. Ее взгляд выворачивал ему внутренности, будто это не она притворялась человеком, а он чудовище, которое ее предало и собирается убить!

Но ведь это не так! Ему рассказывали совсем иное! Предупреждали от таких вот мыслей и опасности увидеть в бегунах людей, а не монстров, которыми они на самом деле являются.

Но все эти рассуждения разбивались об один ее взгляд…

Рассуждать здраво и привычно, упираясь в него, было невозможно. То, что казалось непреложным, вдруг не находило отклика в душе, а рассуждения сбоили, заставляя палец на курке дрожать.

Когда рядом появился старший охотник, Лекс даже не понял, какие чувства на самом деле испытывает: дикое облегчение, что кто-то другой сможет взять на себя ответственность за убийства монстра по имени Мэй, или такую же дикую панику от того, что он ее сейчас убьет. А когда тот начал уговаривать подождать с убийством девушки и – более того – помочь переправить ее в Ковчег для опытов, он просто подвис.

– Ну же! Убить ее мы всегда успеем, а отцы-основатели хотят провести какой-то там опыт, который может замедлить или даже прекратить мутацию.

«Замедлить или прекратить…» – эти слова вихрем ворвались в его сознание, разметав все мысли. Он вообще перестал понимать, как ему относиться к Мэй, а потому, как учили в академии, постарался выключить чувства и просто следовать приказам старшего.

Только сама Мэй играть по правилам не захотела. Наверное, эта ее порывистость, решительность и хрупкость и привлекли его, когда он впервые увидел ее на сцене.

– Я… Я н-не хотел, – наконец, ответил он на гневные выпады старшего охотника, которыми тот продолжал сыпать.

– Не хотел он! А теперь нужно спускаться вниз и искать эту тварь! А вдруг она выжила? Прикажешь и дальше бегать за ней по лесу?! Между прочим, нам уже нужно торопиться! Встречать ночь в лесу я не собираюсь!

– А… А как же опыты?

– Опыты?! Да пошли эти… опыты, знаешь куда?! – охотник зло сплюнул. – Я не собираюсь рисковать из-за них своей жизнью! Думаешь, эти прогулки по лесу такие безопасные? Это ты еще норлока не встречал, я уже не говорю про гризлера, иначе сейчас по-другому бы пел. Вот пришла бы девчонка нормально – отвели бы ее куда надо, глядишь, осталась бы жива. А так еще бы и завтра не пришлось за ней по лесу гоняться! – старший охотник снова сплюнул. – И, кстати, я о твоей промашке рассказать не забуду, так что не рассчитывай, что твоя выходка сойдет тебе с рук, новичок, – последнее слово он презрительно выплюнул и пошел к обрыву, чтобы оценить ситуацию.

Лекс, повесив голову, шел за ним следом. Не так он представлял себе свой первый выход за стену и такую долгожданную первую охоту. Его теперь ждет как минимум переаттестация. Отец, конечно, прикроет, но выход за стену Лексу теперь точно светит нескоро.

– Что за хрень?! – парень вынырнул из своих переживаний и проследил за взглядом охотника.

Они уже подошли почти к самому обрыву, но мужчина смотрел не вниз, на озеро, где Лекс ожидал увидеть распластанное на камнях тело Мэй, а на кромку леса.

И то, что Лекс увидел, заставило его похолодеть от ярости – его Мэй скрывалась в кромке леса с каким-то хмырем! Откуда он вообще взялся и как смеет так тесно прижимать его девушку к себе?! Логические мысли о том, что теперь она вообще-то чудовище, а не его Мэй, и что он совсем недавно намеревался собственноручно ее убить, как-то вышибло из его головы. С логикой у него сегодня вообще были большие проблемы. Но он точно знал, что никому не позволит вот так ее прижимать! Никому! А потому догонит и убьёт. Кого? Неважно. Главное – догнать! А там разберется.

Он уже развернулся, чтобы найти спуск, как в его плечо впились сильные пальцы.

– Эй-эй! Ты на солнце для начала посмотри! Я понимаю твое рвение, – гаденько ухмыльнулся охотник, – но помирать из-за твоей излишней ретивости не собираюсь…

– Я сам!

– …как и нести ответственность за твою смерть, – угрожающе закончил старший фразу.

– Но я должен…

– Никуда они от нас за ночь не денутся. – Лекс от этих слов дернулся, но охотник еще сильнее впился пальцами в его плечо. – Завтра найдем или их трупы, или следы. К тому же нам в помощь выделят дроны, а сейчас поздно. Мы и так далеко ушли от города, а в этой части леса у нас оборудованных убежищ нет. – Лекс понимал, что охотник прав, но не мог вот так простой уйти. – Послушай, парень, – правильно понял его нежелание уходить старший – давай так: я замолвлю за тебя словечко, чтобы завтра тебя выпустили на поиски вместе с командой, но сейчас ты берешь ноги в руки и шагаешь в город. Идет?

Лекс пристально посмотрел ему в глаза и кивнул.

Несмотря на сумятицу в мыслях и чувствах, он понимал, что усугублять свое положение нельзя. А Мэй… он найдет ее. Носом будет рыть землю, но найдет.

Интерлюдия третья. Отцы-основатели

Берган сосредоточенно смотрел в окно и сжимал губы в бессильной злости. Ноздри его подрагивали, а руки были сложены на груди.

Младший из отцов-основателей Гардеон, напротив, и не думал скрывать свои эмоции. Он ходил по кабинету брата из стороны в сторону и порыкивал:

– То есть как ты ее упустил?! Скажи мне, а? Вот как?! Как можно было упустить обычную девчонку?!

– Там был водопад, она прыгнула… – попытался оправдаться застывший навытяжку охотник, не ожидавший, что начальство так сильно разозлится из-за какой-то девки.

– Да хоть два! Ты хоть понимаешь, кого упустил?! – не проникся оправданиями шатен.

– Гардеон, успокойся. Мне кажется, ты несправедлив к молодому человеку, – раздался чуть укоризненный голос, и из сгустившейся в углу тени, где пряталась небольшая дверь, вышла высокая очень худая женщина с зачесанными в жесткий пучок светлыми волосами. – Дай ему рассказать, что случилось.

Расслабившийся после ее первых слов охотник, разглядел говорившую и тяжело сглотнул образовавшийся в горле ком страха.

– Госпожа Мирэк… – тут же уважительно склонился он перед женщиной, которую в Ковчеге в равной степени любили и боялись.

– Здравствуй, Майкель. Так что же случилось? Почему ты не смог привести девушку обратно в Ковчег?

– Мне помешали! – нашелся с ответом охотник, внезапно осознав, что если сейчас не переложит хотя бы часть вины на кого-то другого, то вполне может лишиться головы. Но ведь он и правда не один виноват в произошедшем!

– Кто же тебе помешал? – остановилась женщина напротив охотника, прямо глядя ему в глаза.

Это даже на мгновение сбило его с мысли. Он был высоким мужчиной и ему редко кто мог посмотреть вот так в глаза, находясь с ним на одном уровне.

– Новичок.

– Новичок? – бровь женщины взметнулась вверх.

– Так точно! – по-военному отчитался он. – Лекс Ниртэк, выпускник Академии охотников. Был допущен к охоте за выдающиеся результаты при сдаче экзаменов.

– Ниртэк? Сын главы охотников? – уточнила женщина

– Так точно!

– И что же он сделал?

– Он… – говорить, что парень не дал ему застрелить беглянку, сейчас было бы верхом глупости. – Он замешкался при задержании, и из-за этого девушка смогла сбежать.

– Замешкался, значит… – задумчиво протянула женщина, продолжая рассматривать его в упор.

Охотник снова сглотнул и выдал всю информацию, которую успел разузнать:

– Мэй Савайя до прохождения церемонии Выбора была его девушкой.

– Даже так… – холодные серые глаза перестали его сверлить, и женщина отошла, направляясь к присевшему на подлокотник дивана Гардеону. – Вот видишь, Гарди, все оказалось гораздо сложнее и интереснее.

Берган на это заявление отвернулся от окна и посмотрел на брата и блондинку:

– Левайна, ты ведь поговоришь с мальчиком?

– Конечно, Берги, людьми с такими потенциалом, как у его отца, не разбрасываются. Это задание может стать его личным билетом в высшее общество Ковчега, – и, обернувшись к застывшему соляным столбом охотнику, добавила: – Намекни ему об этом после того, как я с ним поговорю. – Женщина улыбнулась, и на ее холодном лице появились довольно милые ямочки. – И не забудь рассказать о том, что бывает с теми, кто не оправдывает оказанное доверие. Свободен.

Взмокший от пережитого страха охотник развернулся и с облегчением покинул комнату, так и не сказав, что видел с девчонкой чужака – боялся, что живым из этого кабинета уже не вышел бы. Надо бы и новичка об этом предупредить, а то ведь…

Охотник передернул плечами, не желая даже додумывать эту мысль.

***

После ухода охотника троица пересела за столик, который тут же сервировали согласно их предпочтениям.

– Гарди, ты бы поменьше пил и пореже употреблял наркотики, – глядя, как он наливает себе полный бокал виски, упрекнула женщина. – Иначе очередной сеанс обновления придется проводить гораздо раньше.

– Тебе жалко потратить на меня немного своего времени? – почти искренне изумился мужчина.

– Мне жалко бесценных ингредиентов, которые нашим охотникам крайне сложно доставать, – спокойно отрезала Левайна. – А еще, подозреваю, это не понравится другим членам совета.

Шатен поморщился – как же его достали эти ограничения и подковерные игры в совете. Хотя… Пожалуй, без них в этом городе было бы совсем скучно.

– А ты и правда собираешься ввести мальчишку в высший круг Знающих?

– Я уже давно за ним наблюдаю, – женщина отпила из красивой фарфоровой чашки зеленый чай. – Хороший мальчик. Да и его отец о нем хлопочет.

– Знаю я, как он активно хлопочет в твоей постели, – хохотнул Гардеон, но под холодным прищуром серых глаз поерзал и постарался перевести тему разговора: – Мальчишке ведь, как и всем им, – он кивнул в сторону города, – нужно сегодня-завтра сделать инъекцию. Или ты хочешь… – многозначительно протянул он.

– Нет, рано пока. Вот докажет свою преданность, а там посмотрим.

– Левайна, ты ведь понимаешь, как нам важно заполучить эту девочку? – вмешался, наконец, в разговор молчавший до этого Берган. – А мальчишка еще слишком молод, может и взбрыкнуть.

– Ты во мне сомневаешься? – она насмешливо изогнула бровь.

Мужчина отпил из маленькой кружечки крепкий кофе и прикрыл глаза, наслаждаясь его горечью:

– Нет, Левайна, – но спустя секундную паузу добавил: – Пока ты не давала повода в себе сомневаться.

Женщина фыркнула, давая понять, что думает об этом «пока не давала повода», и закинула ногу на ногу:

– Конечно, Берги, – она снова взяла в руки чашку. – Это ведь не я отправила видящую за стену. Ведь так?

Выпад попал в цель, и Берган чуть заметно поморщился:

– Змея.

– Мне было у кого учиться, Берги.

Гардеон не удержался и хохотнул. Пикировки этих двоих ему всегда нравились.

Глава 6. Лес

Спалось мне ночью очень плохо. По крайней мере, в первую ее часть. И хотя я быстро отключилась – давало о себе знать физическое и нервное перенапряжение, – но беспокойные сны не давали покоя, и я постоянно просыпалась и вздрагивала. Один раз, похоже, кричала, потому что меня разбудил Ник и, не обращая внимания на мои очередные потуги отстраниться – хотя мы и спали под одним одеялом – крепко прижал к себе и прошептал на ухо:

– Не бойся, спи. Рядом со мной тебе ничего не угрожает.

Уж не знаю почему, но после этих слов я и правда расслабилась и смогла спокойно уснуть до самого утра, пригревшись в руках парня.

«Следуй за зеленоглазым, не бойся», – звучали во сне бабушкины слова…

А вот утром проснулась уже одна. Ника рядом не было, как и его одежды на веревке. Это я смогла увидеть в рассеянном утреннем свете, шедшем из окошка под потолком. Видимо, парень предусмотрительно убрал от него дощечку. И от осознания своего одиночества у меня все внутри похолодело. Вот так и взбодрилась: сразу и очень резко. Подскочила с лежака, на который он с вечера натаскал для тепла лапник, и принялась надевать свою высохшую за ночь одежду. В голове крутилась мысль, что я еще смогу догнать Ника и напроситься к нему в попутчики. Иначе… что делать в лесу и куда идти – я не представляла.

Одевшись, огляделась внимательнее и заметила прислоненный к стенке рюкзак парня. Из меня словно весь воздух выпустили, и я бухнулась обратно на лежанку – не ушел…

Некоторое время я сидела и просто приходила в себя после встряски. А потом натянула поверх своей одежды еще и его майку. Костер потух, и в землянке стало холодно – весна только-только началась, а в лесу, как оказалось, по утрам гораздо холоднее, чем в городе. А потом я еще и в одеяло укуталась, решив никуда не идти и ждать парня – не хватало еще с ним разминуться. И вообще, решила, буду делать все, чтобы не создавать ему проблем. Может, тогда он и правда выведет меня к какому-нибудь поселению, о котором говорил вчера?

Я даже не догадывалась, что за пределами Ковчега после катастрофы мог кто-то выжить и остаться человеком. Вирус, унесший миллиарды жизней, изменил этот мир до неузнаваемости. Те, кому посчастливилось выжить, мутировали в страшных чудовищ. Лишь у очень немногих оказался иммунитет к вирусу, и именно их собрали в Ковчеге отцы-основатели. Ходят слухи, что таких Ковчегов несколько, но это лишь слухи. Даже сейчас мы не зря каждый год проходим церемонию Выбора, проверяя себя на мутаген, а потом еще и делаем инъекции, которые убирают даже гипотетическую возможность его развития в крови.

Тут я запнулась в своих рассуждениях. Но у меня ведь его обнаружили. Так неужели я в любой момент могу стать чудовищем и растерзать Ника?

Нет, не может этого быть! Как человек… как я могу в один момент стать чудовищем?! Хотя нам рассказывали, что сначала человек сходит с ума, а потом уже начинает меняться физически. Но я не чувствовала ничего такого! И все же мутаген у меня нашли…

По телу побежали мурашки, и я зябко передернулась, с силой проведя ладонями по предплечьям, стараясь унять нервную дрожь.

– Уже проснулась? – скрипнув дверью, в землянке появился Ник. – Нужно уходить. Я как мог скрыл наши вчерашние следы, но мало ли.

– Скорее всего, по нашему следу пустят еще и дроны.

– Да, могут, – ничуть не удивившись, согласился он. – Поэтому мы будем очень внимательны. – И, порывшись в рюкзаке, нашел черную резинку. – На вот, собери волосы.

– Спасибо, – удивленно протянула я и посмотрела на его короткие волосы. – Чье это?

Ник бросил на меня быстры взгляд:

– Неважно. Пошли, – и закинул на спину рюкзак. – Одеяло пока накинь на плечи. На улице холодно.

Спорить я не стала, как и расспрашивать о происхождении резинки, а быстро заплела косу и проследовала за ним.

На улице и правда было прохладно, и я зябко передернула плечами, поправив одеяло.

Через метров сто он попросил меня немного подождать, а сам вернулся назад. Не знаю, что он там делал, возможно, снова заметал следы, но для меня было главным, что он за мной вернулся и повел дальше.

Утешало, что засечь нас в лесу дроном не так-то просто, если мы постоянно будем находиться под сенью деревьев и не выходить на открытые места. Пожалуй, нам сильно повезло с ранней весной, иначе это было бы еще сложнее.

– Ты отведешь меня к людям? – все же не выдержала я через некоторое время.

– Да.

– А их много? Людей.

Парень даже обернулся, чтобы на меня посмотреть:

– Достаточно.

– А как же мутанты?

Он остановился и тяжело вздохнул:

– Мэй, давай договоримся так: когда мы остановимся на отдых, я расскажу что к чему, а сейчас нам нужно двигаться как можно быстрее и тише и не отвлекаться. Ваши охотники слишком опасны, чтобы их недооценивать.

Я кивнула, и в этот момент мы услышали над головами чуть слышный гул.

– Дрон, – прошептала я одними губами, испытывая настоящий ужас и собираясь сорваться на бег.

Ник это явно понял и, быстро шагнув ко мне, прижал к себе и увлек к ближайшему стволу дерева.

– Все хорошо. За листвой он нас не заметит. Слышишь? – Его голос не сразу пробился в мое сознание, и я заторможено кивнула. – Вот. Умница. Приходи в себя.

Все это время я смотрела в его уверенные глаза и чувствовала, как меня отпускает.

– Прости, – наконец, прошептала я и уткнулась лбом в его грудь.

– Ничего. Пошли. Он уже улетел.

Еще с час мы бодро двигались по лесу, и я уже почти поверила, что мы так просто доберемся хотя бы до обещанного места привала, когда Ник настороженно замер и жестом приказал замереть.

Ничего не происходило, и я, не выдержав, тихо позвала:

– Ник?

Но он даже не обернулся, напрягшись еще больше. И я поняла почему – метрах в десяти от нас из листвы почти бесшумно показалось нечто. Больше всего оно походило на одно из чудовищ, которые притаскивали в город на всеобщее обозрение охотники. Вот только это было раза в полтора больше.

И я с кристальной ясностью поняла: нам от него не убежать.

Монстр, чем-то отдаленно напоминавший волка – по крайней мере, на него походила его морда с оскаленной пастью, из которой капала вязкая тягучая слюна, – наводил такой ужас, что ноги приросли к месту. В остальном, правда, монстр отличался от волка, так как двигался на задних лапах и прижимал к груди лапы поменьше. Но обманчивое впечатление их слабости портили острые длинные когти, похожие на ножи. Само тело казалось скрученным из тугих жгутов неестественно раздутых мышц.

По-моему, я даже перестала дышать, чтобы не спровоцировать его на атаку.

Но монстр принюхался и, словно почувствовав мой дикий страх, посмотрел прямо мне в глаза и бросился вперед, в один прыжок сокращая разделявшее нас расстояние.

Наверное, не будь я так напугана, зажмурилась бы, закричала, бросилась наутек, но я застыла на месте, не в силах отвести взгляда от приближавшейся смерти.

Но когда в чудовище из рук Ника рванул столб пламени, я отмерла, и мой крик смешался с утробным воем обожженного зверя. Он рухнул прямо перед нами и начал кататься по земле, с рыком пытаясь сбить с себя пламя.

Как я не сорвалась на бег и не унеслась в неизвестном направлении – не знаю. Наверное, какой-то частью сознания все никак не могла поверить в реальность происходящего.

Ник еще какое-то время поливал монстра огнем, но потом устало опустил руки и покачнулся. Я поддержала парня и потянула его прочь от продолжавшего с воем кататься по земле хищника.

– Сейчас, – тихо сказал Ник, достал из кармана штанов кусочек рафинада и с хрустом начал его жевать. – Нужно закончить дело, – притормозил он меня и, стянув со спины рюкзак, достал топорик.

– Ч-что? – не поняла я его намерений.

– Нужно добить зверя, иначе он придет в себя и продолжит погоню. У норлоков слишком хорошая регенерация, и они ужасно мстительны.

– Н-не надо! – попыталась я удержать парня, но получила злой хлесткий взгляд и, всхлипнув, отступила.

Снова стало дико страшно. Даже страшнее, чем когда я увидела этого норлока. Но Ник подскочил к мутанту и, увернувшись от его острых когтей, несколькими точными ударами отделил голову хищника от тела, сноровисто вскрыл ему живот и, достав из другого кармана штанов пакетики, начал что-то в них складывать. От этого зрелища меня чуть не вырвало. Никогда прежде не видела ни как разделывают, ни тем более как потрошат животных, а тут…

Не выдержала и все же опорожнила скудное содержимое желудка. И, пока парень не закончил, старалась не смотреть в его сторону. Прислонилась лбом к дереву и прикрыла глаза, пытаясь убедить себя в том, что ничего страшного не произошло и не происходит. Просто я еще не знаю реалий своей новой жизни и ничего в ней не понимаю.

– Мэй, – наконец, позвал меня Ник, и я с опаской обернулась. Он уже стоял около своего рюкзака. – Достань воду и полей мне на руки, – попросил.

На дрожащих ногах я подошла, выудила бутылку и помогла смыть кровь. От внезапно вспыхнувшей мысли мои руки затряслись так, что я чуть не уронила бутылку и не разлила всю воду. Благо Ник во время ее перехватил.

– В чем дело? – нахмурился он. – Я понимаю, что было страшно, но нужно брать себя в руки. Некогда раскисать.

– Ник, – я сглотнула. – А он… оно было когда-то человеком?

– Что? – даже застыл он на секунду. – Как такой бред мог вообще прийти в твою голову?

– Но как же? – растерялась я. – Нам показывали таких и говорили, что это люди, которых изменил мутаген.

– Это? – он даже ткнул пальцем в сторону поверженного монстра. – Это и правда мутант, только его предки мутировали под действием радиации из обычного волка.

– Радиации?

– Ну, наш док утверждает, что тут не обошлось и без человеческого вмешательства в геном животных, но это уже мало кого интересует.

– Почему?

– Потому что как бы они когда-то ни появились, для нас это уже не имеет никакого значения.

– Почему? – отчего-то мне казалось, что знать такие вещи крайне важно.

Одно то, что норлок не человек, уже сняло у меня с души огромный камень – я в такого точно не превращусь, – потому мне были крайне важны любые детали.

– Слушай, давай уже отсюда уходить, а то мы так нашумели, что нас, наверное, было слышно и в твоем Ковчеге, – быстренько рассовав по кармашкам рюкзака пакетики с отвратительным содержимым, он надел рюкзак и пошел вперед.

– И все же, – меня все еще трясло, но я изо всех сил старалась держаться и дала волю любопытству.

– Мэй, а тебе не все равно, какой монстр тебя схарчит: которого создали люди или радиация?

– Но ведь если его создали люди, они могут это повторить!

– Не могут, – хмыкнул парень.

– И откуда такая уверенность?

– Если бы после катастрофы кто-то мог создавать таких монстров, уже бы давно создал и поставил их себе на службу.

– На службу?

– А иначе зачем их вообще выводить?

В словах парня был резон.

– Так, может, кто-то и поставил.

Он ненадолго задумался:

– Нет, вряд ли. Об этом все равно стало бы известно. Ходоки разнесли бы инфу.

– А зачем ты монстра… – я показала рукой неопределенный жест.

– Распотрошил?

– Да, – я сглотнула подкативший к горлу ком.

– Его внутренние органы очень ценятся в медицине и алхимии и за них в любом поселении можно получить хорошие деньги.

– Деньги? Вы пользуетесь деньгами? – удивилась я. – Я где-то читала, что люди раньше для расчётов использовали деньги, но не думала, что они еще где-то сохранились.

Хотя я ведь еще вчера даже не догадывалась, что за пределами Ковчега вообще живут люди.

– А чем же вы тогда друг с другом расплачиваетесь? – не меньше меня удивился парень.

– У нас на счету копятся баллы социальной активности. Ими мы и распоряжаемся.

– И как проверить, сколько у тебя этих баллов?

– Для этого достаточно любого коммуникатора или информационного стенда. Мы подносим к нему штихкод и все узнаем и можем проводить любые манипуляции. – Я даже постучала по месту на предплечье, где у меня набита татуировка.

– Так вот зачем у вас эти татухи. – Парень что-то знал о Ковчеге и живущих в них людях, но явно только какие-то крохи. – Н-ну-ну… – хмыкнул и покачал головой он.

– Что? – не поняла я его скепсиса.

– Ну и что сейчас ты будешь делать со своими баллами?

– Ничего, – буркнула я в ответ. – Меня уже нет в системе, как и моих баллов.

– Как у вас там все легко: есть в системе – нет в системе. Вкл-выкл. – Я не совсем поняла, что хотел сказать Ник, но расспросить его об этом не вышло. – Ладно. Что-то мы с тобой разболтались. Идем тихо. Старайся за мной успевать. Если почувствуешь, что выдохлась – скажи. А теперь вперед! – и ускорился так, что мне стало не до разговоров.