Караван бесплатное чтение

Она

Она взяла лист бумаги и, придвинув чернильницу, задумалась. Потом, макнув перо в чернила и быстро склонившись над столом, начала писать.

Я поднял воротник – в спину мне дул пронзительный ветер.

В городе за чугунной решёткой парка горели фонари, и на улицах были огни машин; люди ждали, когда загорится зелёный, толпясь на переходах. Была ночь, и шёл снег.

Я стоял у окна и, не отрываясь, смотрел на неё.

Она писала.

Вокруг неё было сотворённое светом пространство в ночи, столы и лампы. За некоторыми столами сидели люди.

Она писала.

Они ходили далеко за её спиной, выходили из дверей и входили в двери, набрасывая на ходу пиджак и рассеянно скользя взглядом по привычной картине стен, дверей, коридоров… они разговаривали на лестницах, и их голоса звучали на этажах…

Через три дня,– так работает почта,– я найду в почтовом ящике её письмо.

Ветер заносит снегом скамейки и постаменты на обледенелой набережной…

Острова и мосты

Я стоял, созерцая залитую холодным осенним солнцем панораму многоэтажных новостроек города на том берегу реки.

Вокруг был огромный пустой склон, край которого далеко внизу терялся в чёрном непролазном ольховнике. От выгоревшей земли тонкими струйками поднимался кисловатый дым.

– Как всё-таки условны наши карты,– услышал я свой голос.– Номинально здесь город, а там – пригород, а на деле всё наоборот.

Она подняла голову от костерка и улыбнулась мне.

– Там я живу. Вон там,– она поднялась и показала рукой.– Видишь?

– Где?

Она засмеялась и, подойдя ко мне, показала снова.

– Видишь, вон там, два крайних дома? За ними стоит третий.

– Да,– сказал я.– Теперь я больше не смогу говорить себе, что не знаю, где ты живёшь.

Она потупилась.

– Прости.

– За что?

Она молча повернулась и пошла вниз, возвращаясь к своему костерку.

– Да брось ты свою затею!

Я подошёл к ней.

– Здесь всё гнилое. На этих свалках даже дым воняет.

– Ну и что,– сказала она, не глядя на меня.– Это не свалка.

– Теперь уже нет. Потому что весь мусор сгорел.

Она сидела на корточках, держа ветку над ленивым язычком бледного, жиденького пламени.

– Ты обиделась?

– Я не знала, что для тебя это важно.

– Я не знаю, что для меня важно,– сказал я.– Завтра всё будет другим.

– Ты просто боишься,– заявила она.– Даже своего прошлого.

– Я боюсь не прошлого…

– Значит, будущего?

– Прошлое повторяется и, увы, не лучшим образом…

– Ты будешь приходить сюда и подолгу стоять вечерами, глядя на освещённые окна домов на той стороне реки,– произнесла она театральным речитативом.– И давай больше не будем об этом, ладно?

– Прошлое тут не причём,– сказал я.– И страх тоже.

– Значит, ты боишься меня,– она начала раздражаться.– И давай не будем всё портить! Хотя бы сегодня.

– Ладно,– согласился я.– Это будет не поздно сделать и завтра. Ты похожа сейчас на колдунью.

– Правда?

Она посмотрела на меня и засмеялась.

– Я колдунья,– сказала она, завывая, как это делают дети.– Я варю приворотное зелье. А придя домой, я разденусь и, натерев тело волшебной мазью, вскочу верхом на метлу и, взвившись в воздух, полечу облетать владения Князя Тьмы.

– Я не могу изменить себя,– сказал я.– Но завтра всё станет другим, даже если ничто не изменится.

Она перестала смеяться.

– Когда мы настоящие?– спросил я.

Она пожала плечами и отвернулась.

Мы молчали. Она смотрела в сторону.

– Скажи мне свой телефон.

Она отрицательно покачала головой.

– Зачем?

– Чтобы, стоя на этом берегу и глядя на освещённые окна города, я пытался вспомнить его.

– Банально,– сказала она со вздохом.

– Какие-то люди снова и снова взвешивают нашу жизнь, а не могут понять даже самого простого. Смешно, правда?

Она не ответила.

Я сказал: "Мы всегда найдём себе повод для страха".

Она опустила голову.

– И инструменты для боли,– продолжал я.– И темы для сна…

Она молчала.

– Но всё это неинтересно – ведь каждый раз оказывается, что мы боялись совсем другого.

Она заговорила:

– Город был разделён на две части рекой. И был король правого берега и королева левого берега. И они обвенчались…

– И перекинули через реку мосты,– подхватил я.– Но однажды в грозу река разлилась…

– Нет,– оборвала меня она.– Реки просто не стало.

– Река не может исчезнуть,– возразил я.

– Море не может исчезнуть. А река может проложить новое русло.

– Однажды был один могущественный правитель,– сказал я.– И вот, во сне он увидел прекрасную женщину…

– Я уже слышала эту историю.

Она поднялась на ноги, покачнулась, и я подхватил её.

– Голова закружилась.

Она высвободилась из моих рук.

– Ты проводишь меня?

У парома она обернулась ко мне и сказала:

– Сегодня вторник.

– Да. Я помню,– сказал я.

– Нужно на что-то решиться.

– Да.

– И что ты решил?

– Давай подождём до завтра.

– Больше нельзя ждать,– возразила она.– Ты должен решить это сегодня.

– Хорошо,– сказал я.– Я решу это сегодня.

Она кивнула и, быстро поцеловав меня в губы, ступила на палубу.

Я подошёл к письменному столу и, выдвинув нижний ящик справа, достал пистолет и задвинул ящик на место.

Как быстро сужаются круги, и времени остаётся всё меньше. И зачем-то каждый раз нужно делать всё заново, как если бы эта игра была чем-то большим, чем просто игрой. Как если бы могли существовать непрозрачные стены.

Она будет ждать звонка, а я даже не знаю номера её телефона.

Зачем-то это должно повториться снова. Но пока она не спохватилась, у меня ещё есть время.

Пока она ждёт моего звонка.

И это всё ещё мой остров.

Они

Они стекаются под своды, расписанные красками ночи, они движутся к воротам, сияющим как трон из глубины пещеры небес, вдыхая запах горящего воска, они медленно движутся,– шорох одежд, шарканье ног, лица,– собираясь как бисер на стеклянных нитях театра часовщика. Переливчатые формы шёлка, ароматы духов. На балконах зданий безжизненных окон идёт снег. Они движутся.

Звери меняют своё облик и, изгибая спины, скалятся. Буквы прожигают бумагу страниц и смешивают тексты.

Электричество плавит металл линий высокого напряжения, и он проливается огненным ливнем, ветер раздувает холодное пламя неона на мусорных свалках.

Они движутся. Снег перестал.

Они движутся.

Он

Он писал ей письма на жёлтой бумаге и каждое новое письмо подписывал иначе, нежели предыдущие, и поэтому она не знала, как его зовут. Она не знала, кто он, и где он живёт, потому что каждый раз он писал о себе разное и указывал новый обратный адрес. Она не знала, получает ли он от неё ответные письма, и в срок ли они доходят.

Впрочем, она никогда не писала даты.

Она вообще не писала ему сама. Когда ей приходило в голову отправить ему ответ, она просила какую-нибудь из своих подруг что-нибудь чиркнуть, неважно что. Или делала выписку из какой-нибудь книги или журнала.

Просто так.

Когда он перестал писать ей, она решила, что ему наскучила игра.

Она не знала, что он умер.