Идол бесплатное чтение

Идол

Наталья Шагаева

ГЛАВА 1

Богдан

Ещё одна ночь, похожая на десятки тех, что составляют мою жизнь. Жизнь, в которой каждый ночной бой решает, буду ли я в строю или какой-нибудь молодой боец скинет меня с Олимпа…

Сегодняшний бой с соперником, который любит попиариться на ринге, так сказать, поработать на публику. Я называю таких клоунами. Промоушен компании это нравится, и клоуны у них на хорошем счету, так что бой предстоит тяжёлый как физически, так и морально. Ненавижу циркачей. Ненавижу показные выступления и дерганье на радость публики. Я — Идол. И толпа будет скандировать именно мой спортивный псевдоним. Но его придумали мои пиарщики. Спорт тоже шоу, которое должно приносить деньги и развлекать публику.

И шоу начинается!

Сейчас главное — не перегореть.

Настрой на победу — это уже полпобеды!

Узкие коридоры до раздевалки, друзья и тренеры… гул голосов — что-то говорят, советуют, стараются приободрить и сохранить правильный настрой, но я уже этого не слышу. Всё окружающее как в тумане, и звуки доходят, словно из-под воды. Белым шумом. Наружу выползает мой внутренний зверь!

Бой и только бой!

Это состояние полного игнора всего человеческого — только инстинкт. Инстинкт выживания. Только на ринге я чувствую себя свободным. Свободным от внешнего мира со всеми его договорами и гонорарами. От всех этих двуличных шакалов, что окружают меня… Жажда денег на крови! Это единственное, о чем думает каждый из них, дружелюбно улыбающихся тебе в лицо!

За кулисье вбегает помощник тренера — маленький лысенький мужичок Жора, а это значит — мой выход. Каких-то пятьдесят метров — и я оказываюсь в эпицентре света прожекторов, оглушительной музыки и кричащих фанатов боёв без правил.

— Идол! — скандирует толпа.

Я не тщеславен, но мне льстит их фанатизм.

Ликующие предвкушающие сотни людей. Они пришли за зрелищем. Беспощадная бойня и кровь — вот что им сегодня нужно. И они это получат.

Перепрыгиваю через канаты — и вот я в углу ринга. Стараюсь не смотреть по сторонам, сосредотачиваюсь на центре арены. Опускаю взгляд в пол, пока ринг-анонсер рассказывает о моих победах и поражениях. Толпа ревет, пульс стучит в висках, а мне нужна минута полного погружения в себя.

Поднимаю голову, разминая шею, осматриваю толпу, и взгляд цепляется за огромные невинные глаза. Замираю, фокусируясь на глубине синих омутов. И все, в голове — полная тишина, все отходит на второй план. Это не глаза, это — космос. Такие большие, невинные, держат меня, не отпуская, погружая в себя все больше и больше. Девушка моргает, взмахивая длинными ресницами, выводя меня из транса. Скольжу взглядом по милому лицу: курносый носик, естественные пухлые губы слегка приоткрыты, кожа фарфоровая. Куколка. Такая нежная, хрупкая девочка. И я не понимаю, что эта невинность с синими глазами делает на боях без правил.

Черт! Это не тот настрой, который мне нужен! Куколка немного дезориентирует меня, ее бездонный синий океан поглощает. Никогда не видел таких глаз. Они нереальны. Трясу головой, скидывая с себя это наваждение.

Объявляют моего соперника. Оглушительная тишина, резкий пафосный голос ринг-анонсера режет слух….

— Чемпион Европы, чемпион мира по смешанным единоборствам, обладатель трех поясов по версии ММА в среднем весе…

…Аслан Исаев — звучит как страшилка для тех, кто вне ринга, но для меня это как приманка, на которую я всегда буду клевать, ибо отбирать титулы и пояса — это и есть жизнь. Моя жизнь!

А вот и сам Исаев, выходит под оглушительный выстрел фейерверков и какую-то только для него понятную музыку, прыгая и скалясь, приближается к рингу. Излишняя бравада и какие-то выкрики в мою сторону, ненавистный жест большим пальцем по горлу — визитная карточка Аслана. Толпа в восторге. Рев и ликование… Это шоу для зрителей, не для меня. Наверное, я должен обоссаться от страха, но меня это заводит. Внутренний зверь срывается с цепей и ведет носом, чуя запах крови.

Рефери подзывает нас к центру ринга, и мы, смотря друг другу в глаза с ненавистью и желанием уничтожать, слушаем о том, что ему нужен честный и красивый бой: не бить в пах, не кусаться и не трогать глаза. Расходимся по углам, рефери покинул ринг, звучит долгожданный гонг.

Всё тело одновременно со звуком превращается в мощную пружину, и я уже готов взорваться серией ударов в корпус и голову. Но соперник прыгает в ноги и пытается перевести бой в партер, делает захват, и я автоматически убираю опорную ногу и наношу сокрушительные удары в голову, шею. Руки работают на автомате, кажется, что соперник повержен, но это лишь видимость — его голова, как стальной шар, принимает все удары, и кажется, что я бью, как ребёнок. Хватка слабеет, и он всё-таки уступает и отпускает захват.

Отскочив назад, я жестом приглашаю его биться в стойке, а не валяться на ринге, ища возможность болевого приёма. Мы тут не за этим, а для того чтобы биться в кровь на кулаках в угоду всем присутствующим. Его сильная сторона — это борьба, и моя задача — не дать себя завалить. С ухмылкой подняв руки, Аслан призывает публику аплодировать ему, показывая, что все мои удары ему ни по чем. Клоун. Ухмыляюсь в ответ. Я знаю, что удары «копятся», и в один момент будет решающим, когда один удар переполнит чашу его стойкости, и Аслан рухнет.

Пока, циркач кривляется, я вновь сталкиваюсь взглядом с синими глазами, в которых застыл ужас. Девушка не сводит с меня глаз, кусая красивые пухлые губы, и дышит настолько глубоко, что я вижу, как под бежевым платьем вздымается небольшая грудь. Ей бы дома учить уроки или читать сказки, а не ходить на кровопролитные бои. Куколка вскрикивает и морщится, когда я пропускаю удар. И все виной ее чистые синие глаза. Я на секунды теряю ориентацию от силы удара и следом пропускаю серию ударов в корпус и голову. Синеглазая малышка сейчас станет виновницей моего проигрыша.

Ухожу в глухую оборону. Два удара приходятся в висок и подбородок, еще один рассекает бровь. Кровь стекает на глаз. Нужно держаться, дать ему веру в его превосходство и почувствовать вкус крови.

Исаев не останавливается, пробивает корпус коленом и попадает в печень — резкая боль на доли секунды сковывает меня, темнеет в глазах. Зажмуриваюсь, открываю глаза и вижу, как синеглазая девушка вскакивает с места и быстро моргает ресницами, морщась, словно ей тоже больно. Черт, малышка, я тебя найду после боя и накажу за то, что отвлекаешь меня.

Только не падать! Стоять! Эти слова бьются пульсом в голове. Толпа ревет, волна ликования проносится над рингом и ещё больше бодрит Аслана.

Вот этот долгожданный момент!

Момент, когда он мнит себя волком, раздирающим овцу под фанфары победы… Этот фокус всегда срабатывает с клоунами ринга. Левый хук проходит через защиту, и Аслан открывается — всё, как в замедленном кино. Мой кулак чётко ложится в челюсть, голова Аслана дергается, его ведет, и вот момент, которого меня чуть не лишила синеглазая кукла. Прыжок — и колено попадает точно в висок. Обмякшее тело под дикий рев толпы падает на настил. Наваливаюсь на него и по инерции чисто механически добиваю…

Рефери хватает меня сзади и не даёт ударить. Адреналин всё ещё поступает потоком в кровь, и уже я тот самый волк, которого нужно останавливать. Ни боли в мышцах, ни усталости, я перестаю чувствовать, как из рассеченной брови капает кровь, заливая белый настил — всё исчезает, как только противник падает. Это то чувство, ради которого я на ринге.

Тишина.

Слышно только ударяющий в голову пульс. Я вижу цель — потухающие глаза противника… хочется наносить удары нескончаемым потоком… Но это игра подсознания. Адреналин. Раж. Это даже не я сейчас на ринге, это внутренний зверь, которого выпустили наружу и накормили, но ему мало, он беснуется и хочет еще и ещё. Возникает опасение, что противник встанет, что всё было напрасно. Силы были потрачены — второго шанса не будет. И только рефери отрезвляет меня жестким захватом сзади… Ухо режет от крика «Стоп!» Я постепенно прихожу в себя от оглушающего рева толпы.

Тренера и помощники выскочили на ринг и неистово радуются моей победе. Все они понимают, что осознание всего произошедшего придет ко мне позже, сейчас я не принадлежу себе, и меня надо сдерживать — зверь еще не скоро притаится, мне нужен выплеск адреналина.

— …Победа! Победа! — раздается вокруг меня.

Аслана пытаются привести в чувство, пичкая его нашатырем… он приподнимается и потерянным взглядом смотрит на всё это безумие, находясь в прострации. Сотрясение и многочисленные гематомы — это лишь поверхность айсберга. Я нанес травмы, которые будут ещё не один месяц беспокоить и не давать полноценно тренироваться — это цена за право быть лучшим. Все пояса и титулы поверженного достаются сильнейшему.

А сегодня на пьедестале я!

Нет ни радости, ни огорчения… Усталость и боль от нанесенных ударов сменяет состояние эйфории… Рефери поднимает мою руку вверх и объявляет меня обладателем уже трёх поясов по версии ММА.

Я чемпион! Я Идол! Сканирующая толпа оглушает ликованием.

Делаю несколько благодарных поклонов. Стираю кровь с лица, и боль в рассечённой брови напоминает о синеглазой куколке. Ищу ее взглядом, автоматически кивая — принимая поздравления. Она теряется в толпе, но пытается прорваться вперед. Мы вновь сталкиваемся взглядами, и я уже рассматриваю девушку во всей красе. Хрупкая — тонкая талия, изящные руки с длинными пальцами. Высокая небольшая грудь, красивые ножки в черном капроне. Платье милое, с прозрачными рукавами, туфли на шпильках. Смотрит на меня во все глаза не моргая, переставая дышать, кусая губки. А я сам хочу ее укусить. Нет, я хочу сожрать эту красоту. Я хочу ее!

В голове моментально рисуется картина, как я врезаюсь в нее, распластав на столе, закинув стройные ноги себе на плечи, и трахаю на бешеной скорости, смотря в эти глубокие и синие, как океан, глаза. И ее невинный, наивный взгляд не останавливает меня, наоборот — заставляет моего зверя бесноваться. После боя мне всегда нужен алкоголь и секс — зверя нужно пресытить и утихомирить. Впереди месяцы тренировок и ожидание… когда созреет следующий претендент на место лучшего… Промоушен компания постарается подобрать бойца со скандальным прошлым и безудержной тягой прославиться. Им нужно Шоу! И они его получат!

Ухожу с ринга в сопровождении тренера и его помощника. За нами следом несется толпа, но их сдерживает охрана. Тренер молчит, зная, что сейчас мне бесполезно что-то говорить, и поздравления принимает тоже он, а я ухожу в раздевалку, где меня уже ждет медик.

— Наше место в клубе готово? — спрашиваю суетящегося Жору.

— Обижаешь, давно все забронировано. Все готово — стол, алкоголь, девочки. Мы готовились праздновать победу.

Ухмыляюсь их вере в меня. Я сам не был уверен в победе, а они уже организовали празднование.

— В первом ряду сидела девушка-фанатка, молодая. Шатенка с длинным каре, синими глазами, в бежевом платье. Ее хочу. Тащите ее тоже в клуб.

— А если не согласится? — усмехается Жора.

— Согласится, вопрос в цене. Она явно фанатка. Ну ты не хами и не применяй силу, попытайся уболтать.

— Хорошо, договоримся, — кивает мужик и выходит из раздевалки.

ГЛАВА 2

Алиса

Мне было всего тринадцать, когда я впервые его увидела. И уже тогда я влюбилась с первого взгляда. Так бывает… Смотрела на него, и по телу бежали мурашки, а в животе порхали бабочки. Непередаваемое ощущение для подростка, когда украдкой рассматриваешь мужчину и чувствуешь, как барабанит сердце, готовое выскочить из груди.

Богдан оказался братом моей подруги, который долгое время жил и тренировался за границей, а в двадцать три года вернулся на родину. Он старше меня на десять лет.

Тогда Богдан даже не обратил внимания на пигалицу рядом с его сестрёнкой. А я за несколько минут запомнила каждую деталь. Высокий, широкоплечий, в меру накачанный, с короткими темно-русыми волосами и красивыми серыми глазами. Черные татуировки на плечах и руках, выглядывающие из-под белой футболки, привлекали внимание, выделяя парня из толпы. Такой красивый, сильный и опасный, но главное — очень взрослый для меня. Я девчонка для него, ребёнок, на которого он даже не смотрит. Он, наверное, и не запомнил меня.

Мне нравилось в нем все: терпкий запах — такой глубокий, чувственный, который хочется вдыхать снова и снова — незабываемый аромат. Я искала его в парфюмерных магазинах, но не нашла ничего похожего. Он часто приезжал к родителям, и я, маленькая дурочка, караулила его на лавочке возле подъезда. Могла часами сидеть и смотреть на их окна, комкая подол юбки. Когда Богдан выходил, я наивно делала вид что занимаюсь своими делами, а сама бледнела, когда он проходил мимо. Жадно рассматривала, впитывая в себя каждый его жест — как трясет рукой, поправляя массивные часы, накидывает капюшон куртки и уверено идёт к спортивной машине. Я мысленно фотографировала его жесты и манеры, а потом по ночам воспроизводила их в своей памяти, мечтая. Глупо и по-детски представляла, что мы вместе: он держит меня за руку или талию, целует, обнимает. В моих фантазиях он подвозит меня до школы, и все мои одноклассницы завидуют мне. Я влюбилась настолько сильно и искренне, как может любить наивная девочка.

Шли годы, Богдан многого добился как боец и стал Идолом, как его прозвали в интернете. Я никогда не увлекалась спортом, тем более боями. Я вообще боялась крови и драк, но стала изучать все, что связано с Идолом. Смотрела каждый его бой, тренировки, интервью, статьи. Собрала все фотографии, которыми пестрил интернет. Каждый его пропущенный удар и травмы вызывали во мне дикую боль. Богдан даже не подозревал, что я существую и живу им последние пять лет. Иногда мне очень хотелось признаться ему в любви, написать о своих чувствах, чтобы Идол знал, что ему поклоняется маленькая девочка. Я писала огромные письма о том, что творится в моей душе. Писала. Но не отправляла… Мне было очень страшно, что он посмеётся надо мной, отвергнет, осудит или вообще сообщит всем о моих чувствах. Он был моей далёкой заветной мечтой и самой сокровенной тайной. Никто бы не понял чувств маленькой девочки, которая с ума сходила от мужчины старше ее на десять лет.

И чем старше я становилась, тем болезненнее и навязчивее была моя любовь. Он стал выкладывать фото с девушками, сначала называя их подругами, потом с одной и той же моделью Юлианой Сотниковой. Шикарная девушка, длинноногая, с пышной грудью, идеальным телом и красивыми русыми волосами. Настоящая модель, у которой были контракты с известными брендами. Мне до неё очень далеко. Юлиана источала сексуальность и женственность, а я по сравнению с ней — серая мышка. Ее соцсети пестрили фотографиями с Богданом. Они обнимались, целовались, не стесняясь камер. Они снимались в совместной рекламе нижнего белья. Идол с идеальным торсом, резко очерченными кубиками пресса, яркими татуировками на плечах и сексуальная девушка в полупрозрачном белье на черных шелковых простынях, в разных позах, имитирующих интимную близость. Это было очень красиво… и невыносимо больно. Они гармонировали как пара, даже через экран монитора ноутбука от них веяло сексом. Я, наверное, только тогда поняла, что действительно ребенок для этого мужчины. Я до сих пор почему-то помню её кружевное черное белье с бордовой вышивкой, оно въелось мне в голову.

Я возненавидела их за эту рекламу. Закрылась в комнате, сняла с себя всю одежду и долго изучала свое тело в зеркале, а потом рыдала полночи, заглушая вопли подушкой. Мое тело совсем не такое, как у модели. Я маленькая и худенькая — ребенок. А она женщина, на которую смотрит мой любимый мужчина.

В семнадцать лет я удалила все ссылки, видео и статьи — все, что могло напомнить о Богдане. Я даже прекратила общаться с его сестрёнкой Надей. Я вдруг резко повзрослела, поумнела и убедила себя, что это все детская блажь. Занялась учебой, завела новых друзей и даже парня. Мне казалось, я переросла эту фанатичную детскую любовь. Но, к сожалению, не смогла подпустить к себе парня слишком близко. Мне нравилось общаться с Адамом, проводить время, даже нравилось тепло его ладоней. Парень довольно симпатичный, спортивный, но я воспринимала его как друга. Я любила его, но не как мужчину… Мы целовались… скорее, я позволяла себя целовать, не чувствуя ничего, кроме тепла его губ. Никакого трепета, волнения, ни единой эмоции. Но я надеялась, что все изменится. "Можно влюбиться с первого взгляда, а можно со временем" — твердила я себе и отчаянно шла наперекор чувствам. И у меня почти получилось…

Это случилось, когда мне исполнилось восемнадцать. Я окончила школу, поступила в медицинский на бюджетной основе. Родители устроили мне праздник, разрешив отметить его в клубе с друзьями. Со мной был Адам и пара подруг. Было весело, легко, мы танцевали, и казалось, что у меня впереди только светлое будущее. Мой парень светился от счастья, от того, что вела себя раскованно, позволяя ему намного больше, чем раньше. Адам старше меня на два года, да и я не ребенок и прекрасно понимала, что парню нужен секс. Какой бы он ни был терпеливый, физиология берет свое, а я не хотела его терять. Он стал мне родным, близким, и все должно быть по-настоящему. Я решила, что отдамся ему в его день рождения. Преподнесу подарок в качестве своей девственности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда вечер в клубе подходил к концу, я увидела ЕГО. Богдан с Юлианой поднимались на второй этаж в вип-зону. Мне казалось, я не могу вдохнуть и выдохнуть. Все вокруг перестало существовать. Нет никаких друзей, клуба, моего парня и всего мира вокруг. Есть только ОН. Идол, которому поклоняется мое подсознание. Все вернулось в ту же секунду. Я сошла с ума только от одного взгляда на этого мужчину. Сердце вновь отбивало грудную клетку, и проклятые бабочки трепетали, вынуждая терять себя.

Прошло время, и он изменился. А самое отвратительное, что Богдан не стал хуже. Он неотразим. Все мужчины, которых я когда-либо видела, меркнут и становятся никем. Я никогда не разговаривала с ним, никогда не стояла рядом и не смотрела в глаза, но я зависима от этого человека. И это ненормально.

Я фиксировала его жесты: вот рука Богдана ложится на талию Юлианы, девушка усмехается и запрокидывает голову, встряхивая волосами; вот его ладонь с массивными часами и сбитыми костяшками скользит вниз, к бедру девушки, он слегка шлепает Юлиану, и она закусывает губу, сверкая карими глазами. Они скрылись за дверями, а я зажмурила глаза. Адам крутился вокруг, что-то говорил, спрашивал, все ли со мной хорошо, я кивала, жалуясь на головную боль, и просила проводить меня домой.

Со мной все плохо, гораздо хуже, чем я думала. Идол ворвался в мою голову, и я вновь чувствовала себя той маленькой девочкой с навязчивой идеей.

Нет, я пыталась жить как раньше, делая вид, что все хорошо, но в мой компьютер вернулись его фотографии, меня снова начали интересовать бои и личная жизнь Идола. Я опять сблизилась с Надей, только для того, чтобы знать немного больше о ее брате.

С Адамом мы отдалились, мне перестали нравиться его прикосновения и поцелуи, казалось, что я не должна это делать. Нельзя быть телом с одним мужчиной, а головой и душой с другим. Это измена. И я уже запуталась и не могла определить кому изменяла. Возможно, себе. Мне все больше и больше казалось, что я схожу с ума.

Я была в гостях у Нади, мы болтали, обсуждая подружек, платья, учебу, ее парня, и вдруг я увидела на журнальном столике два приглашения на бой. Я прекрасно знала, что это за бой. Он очень важен для Идола. И знала, что он состоится двадцать восьмого сентября, через два дня.

— Что это? Билеты на концерт? — спросила я, строя из себя дуру, хватая пригласительный. Самые лучшие места рядом с рингом.

— Нет, это Богдан оставил. Он всегда приносит нам с мамой билеты, даже на бои за границей вместе с билетами на самолет. Но мы никогда туда не ходим.

— Почему? Разве вы не хотите поддержать Богдана? — гладила билеты пальцами, задумывая что-то очень сумасшедшее.

— Мама не может смотреть, как его бьют. Да и я тоже. Мы не смотрим даже записи боёв. Нам звонит тренер и сообщает, что Богдан взял очередной пояс или титул. Мама вообще не любит этот спорт, она называет его «медленным убийцей». Постоянные удары в голову и по внутренним органам ни к чему хорошему не приведут, говорит мама.

Надя вздохнула, а я кусала губы. Я тоже не выносила, когда Идол пропускал удары, но смотрела каждый его бой. Там, на ринге, он другой. Он в своей стихии и на своем месте. Ему нравится то, что он делает, мне это интересно.

— Значит, вы не пойдете?

— Нет, конечно.

Подруга выхватила у меня приглашение и кинула на столик. А я не сводила с них взгляда.

Я стащила одно. Наглым образом в первый раз украла вещь, которая не принадлежит мне. Для того чтобы посетить важный для Богдана бой. Посмотреть на него на ринге вживую, а не на экране монитора.



ГЛАВА 3

Алиса

Когда смотришь бой на экране, кажется, что это все не по-настоящему, до подсознания не доходит реальность происходящего. Все воспринимается как шоу. Жесткое, кровавое развлечение. А находясь в огромном зале рядом с рингом, погружаясь в реальность, все воспринимается реальнее и острее. Мои чувства граничили с восторгом и щемящей болью. Бой настоящий! Удары сильные и жестокие! Кровь настоящая! И всем вокруг нравится это жестокое шоу! А я не могу оторвать глаз от Богдана. Случилось то, о чем я так долго мечтала — он обратил на меня внимание!

Мы встретились взглядами, и внутри что-то перевернулось. Его взгляд цепкий, тяжелый, он держит не отпуская. Стальные глаза погружают в транс. Богдан спокоен и уверен в себе. Его соперник, кажется, крупнее, сильнее и постоянно показывает свою ненависть и превосходство. А Идол лишь изредка ухмыляется, не принимая его всерьез. А мне так страшно, до замирания сердца. Словно я оказалась посреди побоища, которое никак не могу остановить. Все, что я могу — только смотреть и молиться за Богдана. Я видела сотни его боёв, и в большинстве он одерживал победы. Но, оказавшись в эпицентре и почувствовав энергетику, агрессию его противника, мне стало жутко.

Бой для меня проходил как в тумане, в замедленной съёмке, казалось, я ощущаю каждый пропущенный удар. Я до боли искусала губы и сломала ногти, впивая их в ладони, когда увидела его кровь. Кажется, кричала, вскакивала с места, повторяя вместе с толпой его имя. Жмурилась, сжимаясь, и вновь распахивала глаза. Никогда не думала, что буду настолько жестокой и испытаю восторг от того, что человека вырубят жесткими ударами. Идол был похож на зверя или машину для убийств. Казалось, он сорвался с цепи, и если бы Богдана не остановили, он бы добил противника.

Я визжала и радовалась вместе с болельщиками, когда его объявили победителем и подняли его руку. Он не забыл обо мне. Богдан меня запомнил! Я поймала Идола на том, что он ищет меня глазами. Или мне хотелось так думать… Но в это раз он осматривал меня нагло, горящим взглядом, не упуская ни одной детали, настолько пронзительно, что становилось горячо. В этот момент я окончательно убедилась, что больна Идолом. Он только на меня посмотрел, а я уже захлебываюсь от восторга.

Богдан покинул зал, стало тоскливо и пусто. Казалось, я потеряла что-то очень важное. Меня переполнили эмоции и впечатления. Я находилась на грани возбуждения и точно знала, что не смогу уснуть этой ночью. Я буду воспроизводить этот вечер в памяти снова и снова. А потом фантазировать, как бы он мог закончиться, если бы мы были вместе.

Вся толпа ринулась к выходам, а я так и сидела на месте, пытаясь прийти в себя. Восстановить дыхание и утихомирить барабанившее сердце.

— Добрый вечер. Можно посмотреть на ваш билет? — рядом со мной присаживается невысокий лысоватый мужчина неопределённого возраста. А у меня сердце уходит в пятки. Сейчас он заметит, что билет не принадлежит мне. И что тогда будет? Но я как примерная девочка, со страху вынимаю из сумочки пригласительный и протягиваю мужчине, молясь, чтобы все обошлось. Мужчина мельком смотрит на билет и отдает его мне, расплываясь в улыбке. — Поздравляю! Вам несказанно повезло — ваше место выиграло в лотерее, вы пригашаетесь в закрытый клуб на празднование победы.

— Что? — не понимаю, поднимаясь с места, и посматриваю на выход. Мне совсем не нравится этот мужчина, хочется быстрее покинуть это место.

— Богдан Беляев лично приглашает вас разделить с ним победу. Он был бы очень рад, если бы вы украсили его вечер, — поясняет мужчина. Имя Идола действует, как приманка. Здравый смысл просто вопит не соглашаться и поехать домой. Время позднее, и мама будет волноваться, а влюбленное сердце трепещет от того, что я смогу провести этот вечер в обществе Богдана. — Вижу, вам интересно это предложение? — ухмыляется мужик, осматривая меня блестящими глазами. Закусываю губы, борясь с желанием убежать. — Ну что вы, девушка, не переживайте, обещаю — вас никто не обидит. Пойдёмте, — мужчина хватает меня за руку и ведет к выходу.

Боже. Боже! Что я делаю?! Мне страшно, и одновременно внутри все трепещет от того, что я проведу вечер с Идолом. Мы выходим на улицу через черный выход, и только когда меня окутывает холодом, я понимаю, что забыла жакет. Но это уже неважно. Кажется, я не в себе. Это самый безрассудный поступок в моей жизни. И, возможно, самая большая ошибка. Но мои чувства и желания приблизиться к персональному богу выше разума.

Мужик доводит меня до огромного черного внедорожника, учтиво открывает дверь, помогает сесть и странно улыбается, заставляя меня нервничать. Он просит немного подождать и уходит.

Глубоко вдыхаю, оставаясь наедине с собой, осматривая необычный салон машины с противоположными сиденьями. Здесь пахнет Богданом — я ни с чем не спутаю его запах. Закрываю глаза, откидываюсь на спинку и дышу мужчиной, которого люблю. Я должна расслабиться, быть более раскованной, чтобы он воспринял меня как женщину, а не как ребенка.

Вздрагиваю, когда дверь открывается, и за руль садится какой-то парень. Он не реагирует на меня, не здоровается, включает музыку, не обращая на меня внимания. Ещё через несколько минут дверь открывается уже с моей стороны и напротив садится сам Богдан. Машина трогается. А я забываю, как дышать. Он впервые настолько близко ко мне, стоит протянуть руку — и я смогу его коснуться.

— Выключи музыку! — резко, с недовольством произносит он хриплым усталым голосом.

В салоне воцаряется тишина, она давит на меня. От Идола исходит аура мощи, вызывая страх и притягивая. В полумраке четко видны очертания его лица с пластырем на расеченной брови. Я не вижу серых глаз, но чувствую, что Богдан меня рассматривает. Я сама пользуюсь моментом, изучая его. На Богдане клубный пиджак с небрежно закатанными рукавами, под ним белая футболка, на груди болтается серебряная цепочка с подвесками в виде жетонов, черные джинсы. Поза расслабленная, ноги широко расставлены, он измотан, но все равно привлекателен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Имя? — немного хрипло спрашивает он, склоняя голову набок, играя телефоном, крутя его между пальцев.

— Алиса, — тихо отвечаю и закусываю щеку изнутри.

А он усмехается.

— Ну что, Алиса, поедем в Зазеркалье? — подмигивает мне. Киваю и медленно выдыхаю. — Сколько тебе полных лет?

— Двадцать…

— Лжешь, — вновь ухмыляется, ловя мой взгляд.

— Нет, просто я так выгляжу. Я маленькая, худенькая… Хочешь, покажу паспорт? — для убедительности заявляю, но на самом деле блефую. Мне восемнадцать, но я боюсь, что окажусь для него слишком молода.

— Не нужно, поверю тебе на слово. Но я очень не люблю, когда мне лгут, — резко поддаваясь ко мне, говорит он. Наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга. Он обхватывает меня за подбородок и притягивает к своему лицу. Богдан глубоко вдыхает, а я прикрываю глаза. Прикосновения его пальцев оставляют ожоги, голова кружится, дыхание спирает, а сердце уже стучит где-то в висках. Я словно резко опьянела. Меня завораживала его близость, запах, голос. Это безумие, но хуже не будет, поскольку я давно сошла с ума. Этот мужчина умеет поработить с первого взгляда. Чувствую, как он ведёт носом по моей щеке и глубоко вдыхает.

— Очень вкусная куколка, и откуда ты такая взялась? — задаёт вопросы, я слышу его голос, даже разбираю слова, но ничего не понимаю. Богдан усмехается и отпускает меня. Открываю глаза и ощущаю себя полной дурой. — Дай мне десять минут. Не скучай, — он откидывается на сиденье, запрокидывает голову и закрывает глаза.

А я пользуюсь моментом и пытаюсь запомнить каждую черту его лица и тела. Он глубоко и размеренно дышит, будто спит, а я ловлю себя на мысли, что мне страшно, но это будоражащий страх на грани с восторгом и предвкушением. Я боюсь Идола, как мотылек огня, но все равно лечу к нему.

Машина паркуется на стоянке клуба, в котором я никогда не была. Слишком дорогой для простой студентки, и вход здесь только для избранных. Богдан выходит из машины и подаёт мне руку. Нерешительно вкладываю свою ладонь, он вытягивает меня на улицу и молча ведёт за собой. Мы не идём к главному входу, а обходим здание и проходим в маленькую дверь. Быстро идем по коридору, поднимаемся на второй этаж по узкой лестнице и оказываемся в коридоре с синим неоновым светом.

— Богдан! — нас встречает мужчина лет сорока, в костюме и белой рубашке, которая в неоновом освещении кажется синей. Это действительно Зазеркалье. В этом месте все воспринимается иначе. — Можно поздравить?!

Богдан кивает, отпуская мою руку, и пожимает ладонь мужчины.

— Будто ты не знаешь, — усмехается Идол.

— Конечно, знаю, я ставил на тебя и немало заработал!

— А какой был коэффициент? — немного удивленно спрашивает Богдан.

— Ну, знаешь ли, по прогнозам Исаеву тоже сулили победу…

Я не понимаю, о чем они говорят, и чувствую себя неуютно, лишней. Мне здесь не место — твердит разум. Хочется сбежать. Но как это сделать, если мужчина моей мечты как никогда близок ко мне? Богдан даже не знакомит меня со своим собеседником, а тот совершенно не обращает на меня внимания. Мне бы, дуре, в этот момент понять, что я всего лишь аксессуар, как часы на его руке. Нет, часы дорогие, их, возможно, будут бережно носить несколько лет. А я — одноразовая вещь. Меня используют и выкинут. Только я, наивная и глупая, ещё этого не понимаю, находясь в эйфории, радуясь, что, наконец, приблизилась к своему Идолу.

ГЛАВА 4

Богдан

Первая волна эйфории сходит, и я начинаю чувствовать лёгкую усталость. Но малышка рядом бодрит. Секс перед боями снижает уровень тестостерона и снижает выносливость, поэтому я голодаю. Раньше я не верил в эту теорию, а потом проиграл бой, потому что накануне сорвался и полночи трахал девку. Поэтому на время подготовки я сексуально голодаю и коплю тестостерон, а после срываюсь в секс-марафоны.

Юлиане хватило нескольких раз моих выплесков, когда она не могла ходить и свести ноги. Иногда мне кажется, что Юлиана специально уезжает в рабочие поездки на время моего боя. У нас свободные отношения, и она спокойно относится к тому, что после голодовок я использую других женщин. Единственное ее условие — чистота и предохранение. Сегодня я буду кормить себя куколкой. Я еще ее не пробовал, но уверен, что она очень вкусная. Чего стоят синие бездонные глаза. Ее реакция на меня будоражит, и мой зверь бунтует, требуя взять девочку прямо сейчас. Но мне интересно с ней поиграть. Мне нужно понять — кто Алиса? Развязная женщина, скрывающаяся под маской наивной куколки, или глупая фанатка, готовая раздвинуть передо мной ноги, только чтобы прикоснуться? Кем бы она ни была — она осознано приехала со мной и прекрасно понимает, чем закончится вечер. А пока мне очень нравится, как куколка изображает из себя невинность. Это меня и цепляет. Хочу искушать эту девушку и вскрыть все ее пороки.

Сжимаю маленькую ладошку, заводя девушку в вип-зону. Отдельное помещение с диванами, сценой, шестом, зеркальными потолками и приглушенным светом. Хозяин клуба мой хороший знакомый. Болельщик, но больше азартный игрок, любитель тотализатора. Мои победы приносят ему деньги и удовольствие. Поэтому эта комната всегда наша. Тренер и Жора уже здесь, несколько помощников, шестерка из промоушена и парочка моих друзей. Куколка на секунды застывает, смотря на чисто мужскую компанию в отдельной комнате. Девочки, конечно, будут, но немного позже. На столе закуски, фрукты, крепкий алкоголь и несколько бутылок шампанского для них. Пора расслабить мою куколку — слишком напряжена. Иду к диванам, сажусь и тяну малышку за собой. Наливаю бокал холодного шампанского и отдаю Алисе.

У нас нет привычки произносить тосты или весь вечер чествовать меня, мы просто расслабляемся, отдыхаем в непринуждённой обстановке. Моя победа — это общая заслуга.

— Ну и как зовут украшение нашего вечера? — интересуется один из помощников.

Алиса растерянно моргает длинными ресничками, а я ухмыляюсь, качая головой, и демонстративно закидываю руки на спинку дивана позади девушки.

— Нет, это украшение моего вечера. Слюни подотри.

— Так всегда, все лучшее тебе, — с наигранной досадой отвечает Леха и наливает всем коньяка. Чокаюсь с малышкой, на секунды ловя ее нереально красивый взгляд. Бывает, в женщине возбуждают ноги, грудь, задница, даже пухлые губы, а в ней меня цепляют глаза, я хочу смотреть в них всю ночь. Ох, Алиса, надеюсь, ты выдержишь мой темп. Я дико голодный.

Замечаю, что девочка не пьет. Нет, так не пойдет, мне нужна ее раскованность.

— Пей, это очень вкусный женский напиток, — забираю из ее рук бокал и сам подношу его к ее губам.

Игра началась. Это все длинная прелюдия, потому что когда мы уйдем в приват-комнату, я буду не способен на предварительные ласки. Наклоняю бокал, заставляя ее пить с моих рук. Послушная девочка, глотает шампанское. Намеренно делаю наклон больше, и тоненькая струйка стекает с ее губ на подбородок. Убираю бокал и стираю большим пальцем напиток, подбираюсь к розовым губам, немного стирая помаду. Кажется, куколка забывает дышать, смотрит на меня, словно завороженная. Мне определенно нравится ее амплуа невинной девочки. Ей идёт эта роль — моего зверя это заводит.

Я подливаю куколке ещё шампанского и обсуждаю с тренером бой, в наш диалог вклинивается Жора, нахваливая меня. Не люблю лизоблюдов, но как помощник он незаменим. Жора может все и очень исполнителен. Деньги свои отрабатывает на сто процентов.

Двигаюсь вплотную к Алисе, водя пальцами по ее плечу. Мне нравится ее энергетика. Такая сильная реакция. Каждое мое лёгкое прикосновение вызывает в ней дрожь. Очень чувствительная девочка, и я пьянею больше не от коньяка, а от ее близости.

Дверь в випку распахивается, в комнату проходят три девочки. Элитные стриптизёрши, экскортницы, с удовольствием отдающиеся в привате. Если бы я не встретил Алису, то забрал бы себе Оксану — высокую пластичную блондинку. В комнате гаснет свет, и начинает играть громкая, немного эротичная и провокационная музыка. Это шоу от девочек. На небольшой сцене загорается красный свет, освещая только танцовщиц, которые, начинают представление. На девушках одинаковые костюмы, похожие на кожаные бикини, и высокие сапоги на шпильках. Они как сестры-близняшки — с одинаковыми причёсками и макияжем. У Оксаны в руках стек, она игриво шлепает им по задницам других девушек и ведет их за поводки на кожаных ошейниках. Небольшое доминирование, но больше эстетика и красивая игра девочек. Это пошло, немного грязно, но красиво. Алиса рядом со мной напрягается и залпом допивает шампанское.

— Что такое? Шокирует? — спрашиваю я, шепча ей на ушко, чтобы она расслышала сквозь музыку. Но на самом деле это повод сесть к куколке вплотную и в темноте касаться ее ушка, вдыхать нежный тонкий запах, чувствуя, как она дрожит. От нее пахнет свежестью, как после дождя с примесью цветов и меда.

— Ммм, я… хочу уйти… — выдает Алиса, а сама прикрывает глаза, когда я веду носом по ее виску. Наивная, думает, я ее сейчас отпущу.

— Это всего лишь шоу, просто постановочный танец. Посмотри на них, разве это не красиво? — шепчу, убираю волосы за ушко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это… развратно, — сглатывает она и кусает губы, но все равно смотрит, как Оксана в танце притягивает к себе девочку за поводок и целует.

— Тогда не смотри, это представление для других, — меняю тактику. — Мне плевать на этих девиц, я наслаждаюсь твоей красотой, — каждое мое слово — это небольшой поцелуй в ее ушко. Беру со стола ягоду винограда и подношу к ее губам, обвивая тонкую талию, притягивая Алису вплотную. — Открой ротик, Алиса, — выделяю ее имя, растягивая его. Вкладываю в ее губы ягоду. — Ты очень красивая, — наглею, прикусывая мочку уха, веду ладонью по талии и накрываю бедро.

Девочка, покорно съедает ягоду и замирает. Темнота, музыка и отвлеченное внимание окружающих делают свое дело. Создается иллюзия интимности, внутри меня кипит возбуждение. Девочка очень вкусная — не могу больше терпеть. Элитные шлюхи на сцене меня совершенно не интересуют, я хочу эту куклу. Беру со стола бокал, подношу к ее губам, заставляя выпить шампанское до конца, и вновь скармливаю ей ягоду, чувствуя, как по ее телу идёт дрожь, которая передается мне. Хватаю Алису за подбородок, притягиваю к себе, слегка сжимаю бедро и прикасаюсь к ее губам. Горячий всхлип мне в рот сводит с ума. Слегка кусаю вкусные губы, ее ладонь накрывает мою руку на бедре, потому что я сам не осознаю, как начинаю забираться под ее милое платье.

Все, терпеть больше нет сил. Тем более девочки заканчивают танец, и сейчас их начнут тискать. Допиваю коньяк, встаю с места и беру Алису за руку, помогая подняться. Молча вывожу ее из випки и веду в дальнюю приват-комнату.

— Мы куда? — немного пьяно спрашивает она.

Ухмыляюсь, открываю дверь, зажигаю свет и пропускаю девушку внутрь. Комната в приглушенном свете, горят только тусклые светильники и подсветка логотипа клуба. Большой кожаный диван, пара кресел, бар, низкий столик и резной комод, внутри которого много секс-игрушек. Все стерильно, но я предпочитаю ими не пользоваться. Даже презервативы у меня всегда свои, хотя здесь их полно на любой вкус. Пока девушка осматривает комнату, запираю дверь и снимаю с себя пиджак, кидаю его в кресло.

— Что это за комната? — спрашивает она, продолжая строить из себя наивную дурочку.

— Приват, — спокойно отвечаю, надвигаясь на Алису.

— Зачем мы здесь? — немного испуганно спрашивает она, отходя от меня, пятясь назад и вздрагивает, когда натыкается на комод.

Меня заводит эта игра. Есть в этом что-то первобытное. Ее амплуа девочки недотроги возбуждает. Подхожу к ней вплотную, хватаю за талию и сажаю на комод. Красивые синие глаза распахиваются и, кажется, заглядывают мне в душу. Я чувствую от нее флюиды настоящего неподдельного страха, об этом говорит ее напряжение и то, насколько сильно она кусает губы.

— Я обещал тебе Зазеркалье, Алиса, — голос хрипнет и срывается. Зарываюсь в ее мягкие волосы, а другой рукой задираю широкую юбку платья и раздвигаю стройные ножки, помещаясь между них. — Сейчас мы перешагнём грань реальности и окажемся в своем мире, где нет стеснения, запретов, и стёрты все границы нормальности и морали. Но это все останется между нами, куколка, — накрываю ее губы, целую, но отдачи не получаю.

Алиса не отвечает, пытаясь сжать ноги, но натыкается на мои бедра, хватает меня за плечи и сильно сжимает, будто я причиняю ей боль. Меня начинает злить ее поведение. К чему строить из себя целку? Это уже неуместно! Всасываю ее губы сильнее, проталкивая язык, сжимаю волосы на затылке. Девочка очень вкусная, мне сносит крышу от ее вкуса, запаха и нежного дрожащего тела, впиваю пальцы в ее бедро, понимая, что она в колготках, а мне хочется почувствовать ее кожу. Хочу ее полностью голой, в разных позах. Хочу ее на коленях, такую покорную, трахать сладкий ротик.

— Твою мать! — срываюсь, потому что девочка упирается мне в грудь и пытается оттолкнуть. — Расслабься! Хватит изображать невинность! Мне понравилось, но это уже перебор! Дальше делаешь всё, что я говорю! — рычу ей в губы, собираю в ладонь колготки на бедре и под ее вскрик разрываю с треском капрон.

— Не надо… подожди… — задыхаясь, шепчет она.

— Заткнись! — дергаю ее за волосы, открывая шею.

Целую нежную кожу, всасываю, веду кончиками языка ниже, а потом понимаю, что мне нравится ломать ее сопротивление. Меня это заводит ещё больше. Возбуждение зашкаливает. Член наливается кровью и пульсирует, требуя разрядки, иначе меня разорвет от долгого воздержания.



ГЛАВА 5

Алиса

Этой ночью я поняла смысл фразы «бойтесь своих желаний». Я хотела Идола — я его получила. Он касался меня, ласкал очень откровенно, целовал, но делал это жадно, грубо, необузданно. Его прикосновения не были похожи на ласки Адама. Ничего схожего, они как с разных планет. Мне нравится близость с Богданом, я просто задыхаюсь от того, что его стало так много в моей жизни, и одновременно мне страшно от его агрессивной настойчивости.

Он жадно целует в шею, сжимая до боли бедро. И в этот момент я действительно чувствую себя ребёнком. Богдан взрослый мужчина, и я прекрасно понимаю, что ему нужно, но все происходит слишком быстро. Мне и больно, и страшно, и сладко рядом с ним. Наверное, нужно сказать, что я девственница, но я не могу произнести это вслух, я задыхаюсь от его близости. Он целует меня, прикасается, и уже неважно, как он это делает, главное — я прикоснулась к мечте.

Богдан отстраняется, и я тут же сжимаю ноги. Он снимает с себя футболку и отшвыривает ее на кресло. На его теле несколько синяков, и мне хочется провести по ним пальцами. Ему, наверное, больно. Но жалость к этому мужчине очень быстро пропадает. Он хватает подол моего платья и, сняв его с меня, отшвыривает к своим вещам. Боже, я трусиха. Это всего лишь девственность, и в моих мечтах именно мой Идол делал меня настоящей женщиной. А сейчас мне страшно и хочется сбежать. Все не так, как я фантазировала. Все совсем не так.

— Расслабься, я сказал! — рявкает он, смотря на меня горящими глазами.

Богдан ловко расстегивает мой бюстгальтер, срывает его с меня, и именно в этот момент мне становится холодно. Кожа покрывается мурашками, тело пробирает дрожь. Закрываю грудь руками, но Богдан откидывает их, и накрывает ее большими ладонями. Сжимает — больно. Совсем неприятно. Хочется домой к маме. Но я словно впадаю в ступор, понимая, что это случится, невзирая на мое нежелание. Закрываю глаза, когда Богдан цепляет мои трусики и медленно тянет их вниз, начиная глубоко дышать. Я обнаженная и открытая перед ним, боюсь распахнуть веки и посмотреть в глаза. «Пусть это случится», — повторяю про себя и зажмуриваюсь, когда чувствую, как его рука накрывает лобок. Вздрагиваю, когда наглые пальцы раскрывают складки и немного входят в меня. Мне не больно, скорее, неприятно и непривычно, и я с замиранием сердца жду, что будет дальше.

— Какая тугая, — его голос меняется и становится сиплым, будто Богдан простыл.

Он продолжает растягивать меня, добавляя второй палец. Всхлипываю, потому что немного больно. Богдан накидывается на мою грудь, всасывая и покусывая чувствительные соски. По телу проносится волна жара, и я паникую, потому что не испытываю ничего общего с удовольствием. Он опять отстраняется от меня и вынимает пальцы.

— Открой глаза! — тон приказной, и я слушаюсь.

Богдан подносит пальцы к моим губам и размазывает влагу. А мне хочется сжаться и закрыться. Набираю в грудь побольше воздуха, чтобы сказать, что я боюсь, но Богдан целует меня, слизывая мою влагу, и снова отстраняется, вынимая из кармана презерватив.

— Согни одну ногу в колене и поставь ее на комод! — снова приказывает, словно я дрессированная зверушка.

А главное — я не понимаю, что от меня требуют. Сглатываю, когда вижу, как мой Идол расстегивает ширинку, осматривая меня, словно хочет съесть. Опять зажмуриваюсь и сжимаю ноги, слыша шуршание упаковки. Проходит всего минута, и Богдан хватает меня за ногу, сгибает ее в колене и ставит на комод. Его член вжимается в лоно, и меня накрывает настоящей паникой. Он хватает меня за волосы, удерживает и прислоняется щекой к моей щеке.

— Можешь сопротивляться, меня заводит эта игра, — хрипло усмехается мне в ухо, обхватывает бедро, дёргает на себя и…

— А-а-а-а! — кричу от резкой пронзительной боли.

Кажется, в меня вонзили раскаленное железо. Очень больно. Распахиваю глаза, задыхаясь в немом крике и впиваю ногти в его плечи. Хватаю воздух, как рыба, чувствуя, как меня разрывает изнутри. Не могу вымолвить ни слова, ощущая, как из глаз потоком брызжут слезы. Мамочка! Почему так больно? Мне рассказывали, что это не так…

Боль сковывает, мы замираем. Богдан тоже не шевелится, лишь ещё сильнее сжимает мои волосы на затылке и отрывает от своей щеки. Я понимаю, что он видит поток моих слез из-под закрытых век, но остановить истерику не могу. Боль жаром отдает в живот и ноги, и я закусываю губы.

— Твою мать! Кукла! — яростно рычит мне в лицо, словно я в чём-то виновата. Может, в этом и есть моя вина, только я уже не способна анализировать. — Какого хрена ты не сказала, что целка?! — кричит мне в лицо. Как отвратительно звучит слово «целка». — Откуда ты вообще такая взялась?! — и все равно толкается в меня ещё глубже, грубо удерживая за бедро, не позволяя отстраниться. Молчу, пытаясь дышать и перетерпеть боль. — Сука! — последнее, что я разбираю.

Дальше все происходит словно в тумане. Я чувствую только жжение и его сильные толчки, все глубже и глубже. Кажется, что это никогда не закончится. Не выдерживаю, утыкаюсь Богдану в плечо и кусаю его. Раньше я представляла себе секс как что-то прекрасное, самое лучшее, что может произойти. А сейчас поняла, что это все ложь! Это невыносимо! Но я терплю, пытаясь выдержать и не рыдать в голос от каждого его сильного точка. Богдан ещё что-то рычит, как животное, но я совсем его не понимаю. Я расцарапала его плечи в кровь и прокусила плечо, но это его не остановило. Мне рассказывали, что больно только поначалу, а потом боль стихает. Со мной, видимо, что-то не так. Боль не стихает, а нарастает с каждым его движением, кажется, меня разрывает изнутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И вот когда я думаю, что больше не выдержу и громко всхлипываю от сокрушительных толчков, Богдан замирает глубоко внутри меня, содрогается и стонет на выдохе в мои волосы.

— Прости, куколка, невозможно было остановиться. Ты слишком сладкая, — шепчет в мои волосы, пытаясь восстановить дыхание. Его слова сейчас как издевательство. — Мне крышу сорвало, когда я понял, что ты настоящая, а не играешь.

Все, что я сейчас хочу — чтобы он вышел из меня, прекратив делать мне больно. Я вся в холодном поту, меня трясет, как в лихорадке. Поднимаю голову, но сквозь слезы ничего не вижу. Нахожу в себе силы, упираюсь в его сильную грудь и отталкиваю. Он отшатывается, словно пьяный, ловит мой подбородок и заставляет смотреть в глаза. Осматриваю его даже сейчас такого красивого, такого мужественного и понимаю, что несмотря на то, что он причинил мне боль, он все равно остаётся моим Идолом. И ненавижу себя за это. Я жалкая наивная дура, которую только что унизили, воспользовавшись, как вещью. Но мне не в чем его обвинить. Никто не тащил меня насильно на бой и никто не заставлял меня ехать в клуб с взрослым мужчиной. Обвинять стоит только себя…

Богдан сжимает челюсть и медленно из меня выходит, а я втягиваю воздух, потому что это тоже больно. Становится немного легче, но все равно саднит. Сжимаю ноги, прикрывая руками грудь, и кажется, что я не просто голая и уязвимая, с меня словно содрали кожу. Невольно опускаю взгляд и вижу его большой член с разводами собственной крови.

— Бл*дь! — зло цедит Богдан, стаскивая с себя презерватив. — Ну, сука, конечно, именно сейчас это должно было случиться! — нервно ругается он, стягивая с себя презерватив.

Не понимаю, о чем он. Опускаю взгляд, сползаю с комода, подбираю с пола трусики и бюстгальтер, пытаюсь быстро одеться. На внутреннюю сторону бедра стекают розовые капельки, и я хватаю с комода салфетки и стираю их с отвращением. Нет, мне не противно от Богдана — мне противно от себя.

Мужчина надевает на себя футболку и молча идет к бару, а я натягиваю платье и туфли, смотря на разорванные колготки. Не о таком первом разе я мечтала… А кто сказал, что он обязан осуществлять мои мечты? Это я что-то себе придумала. Это он моя фанатичная мечта. Это я знаю о нем все. А Богдан только сегодня меня впервые заметил и, видимо, принял за шлюху. Теперь мне больно от того, что он для меня Бог, а я для него шлюшка. Сажусь в кресло и закрываю лицо руками, упирая локти в колени. Мне бы сбежать домой и попытаться вычеркнуть эту ночь и этого человека из своей жизни, но я, дура, сижу и жду приговора, на что-то надеясь. Слышу, как он гремит льдом в бокале, тяжёлые шаги и шуршание кожи в кресле напротив.

— Сколько тебе лет? — четко и холодно спрашивает он.

Молчу не потому, что не хочу отвечать, а потому что в горле до сих пор стоит ком, который я не могу сглотнуть. Я больше не плачу, слез нет. Боль отошла на второй план, я просто боюсь, что у меня начнется истерика. Слышу, как он с грохотом ставит бокал на стеклянный столик, встаёт с кресла, и вновь звон бокалов. Тяжёлые шаги останавливаются рядом:

— Выпей воды. — Поднимаю голову и сталкиваюсь с холодным стальным взглядом. Беру стакан и только по выплескивающейся воде понимаю, насколько сильно у меня трясутся руки. Сжимаю стекло и залпом выпиваю воду. — Попытайся успокоиться и предельно честно отвечать на мои вопросы! — Киваю, продолжая сжимать холодный стеклянный стакан. — Итак, сколько тебе полных лет? — спрашивает таким тоном, словно он судья, а я обвиняемая, и от моих ответов зависит его приговор.

— Восемнадцать, — отвечаю я и отвожу взгляд в сторону.

— Пи*дец! — сквозь зубы проговаривает он. — Ну хоть под статью не подвела — и на том спасибо!

Поднимаю взгляд и смотрю на большую картину-пазл — обнаженная девушка с идеальной фигурой на черном фоне. Что-то в этой картине не так, а я пока не могу понять, что именно.

— Как ты оказалась на боях? Фанатка?

— И да, и нет, я не люблю кровопролитный спорт, но… — всматриваюсь в картину, пытаясь понять, что не так, что именно меня заставляет ее изучать. С девушкой определенно что-то не так… как и со мной сейчас. Вроде все на месте, а ощущение, что отобрали что-то очень важное.

— Алиса! — Богдан отвлекает меня от картины. — Что «но»?! — с раздражением спрашивает он.

— Я твоя фанатка. Мне важны бои только потому, что ты принимаешь в них участие. Я стала интересоваться ими только после встречи с тобой, — поясняю я, сжимая и вертя в руках бокал.

— Мы встречались? — с подозрением спрашивает он.

— Да, пять лет назад я увидела тебя впервые и… — вдыхаю, задерживая дыхание. Всматриваюсь в силуэт девушки на картине и понимаю, что идеальна она только на первый взгляд, но если присмотреться…

— Пять лет назад тебе было тринадцать! — слышу, как он встаёт и опять идёт к бару. В его голосе негодование.

— Ну и что? Какая разница сколько мне было лет?! Я живу во дворе, где живёт твоя мама и сестра, я была у них дома много раз. Видела твои вещи, твои детские фото. Ты часто приезжал и заставал меня с Надей, но не замечал… Мы часто сталкивались… — кусаю губы, скрывая, что специально его караулила. Сейчас мне стыдно за это.

— Ты понимаешь, что это ненормально?! — спрашивает он.

Конечно. Только не знаю, где грань этой нормальности… Ничего не отвечаю, продолжая изучать картину, и понимаю, что пазл собран неверно, его части намеренно переставлены.

— Как ты попала на бой?! Такие места просто так не продаются!

— Я украла билет у твоей сестры, — честно отвечаю, чувствуя, как на меня накатывает слабость, а все тело ломит, и пульсирует между ног.



— Замечательно, бл*ть! Просто отлично! — вдруг взрывается он, подскакивая с кресла, и начинает ходить по комнате.

Но мне не страшно. Хуже уже не будет. Его тяжелые шаги отдают головной болью, и я вновь сосредотачиваюсь на картине. На первый взгляд красивая девушка совершенно неправильная нелогичная внутри, собранная из кусков. Такая же, как я сейчас, когда внутри все переворачивается и сжимается. Богдан подходит ко мне, забирает бокал, наклоняется и опирается на подлокотники кресла, заключая меня в плен.

— Какого хрена ты поехала со мной. Зачем?! Неужели не понимала для чего?!

— Понимала, — тихо отвечаю, обращая внимание на его расцарапанные мной плечи. — Но я думала, что все будет по-другому, — отвечаю и тут же жалею, потому что Богдан цинично ухмыляется.

— А как ты думала? Хотела увидеть здесь кровать в виде сердца с лепестками роз? Меня на коленях с признаниями в вечной любви? — гадко усмехается он, иронизируя, втаптывая в грязь мои мечты. — Запомни на будущее: если ты садишься в машину к незнакомому взрослому мужчине и строишь ему глазки, то будь готова к тому, что тебя везут жёстко трахать! — зло кидает он и резко выпрямляется, отходит от меня и выходит из комнаты.

Осматриваю помещение, и слезы сами собой стекают по щекам. Больно. Очень больно от того, что он прав. Я сама во всем виновата. Но разве я жалуюсь? Встаю с кресла, подхожу к зеркальной стене, смотрю на себя и ужасаюсь: косметика размазана, черные дорожки от слез, губы распухшие, глаза красные, вся растрёпанная и помятая. Вздрагиваю, когда вижу в отражении Богдана. Он проходит в комнату, кидает на стол конверт и садится в кресло.

— Иди сюда, сядь… — указывает на кресло, и я покорно сажусь, складывая сжатые руки на коленях. — Сейчас тебя отвезут домой. По дороге заедете в круглосуточную аптеку. Купи себе таблетку, которую пьют «после». Не уверен, что с первого раза можно… но все же.

Ничего не понимаю и вопросительно смотрю на Богдана. Что он несёт?!

— Какие таблетки?!

— Да, бл*ть! За что мне это?! До такой степени глупая?! — Сглатываю, кусая губы от обиды. — У нас порвался презерватив. Есть такие таблетки, которые выпивают в таких случаях, чтобы не было нежелательных последствий. Я достаточно ясно объясняю? — Киваю, чувствуя, как кружится голова. — В общем, здесь деньги. За моральный ущерб. Это все, что я могу тебе дать. Давай договоримся сразу — ты не жертва насилия. В том, что произошло, ты виновата сама! Забудь меня! Но, думаю, что у тебя и так больше не будет желания искать со мной встреч. …

Кажется, ещё одно его слово — и у меня начнется истерика. Смотрю на конверт и не верю глазам. Меня смешивают с грязью. Собираю все оставшиеся силы, поднимаюсь с кресла, подхватываю сумку и иду на выход, пошатываясь. Слышу, как Богдан идёт за мной, но уже все равно. Я чувствую себя очень грязной, мне срочно нужно отмыться.



ГЛАВА 6

Алиса

Домой я ехала как в тумане, смотря в окно. Огни ночного города мелькали перед глазами, вводя в транс. Я не плакала, мне больше не было больно, я вообще не чувствовала себя. Я не знала, который час, да и мне было все равно. Абсолютная пустота внутри — как защитная реакция организма от срыва. Все, что я хотела — отмыться, лечь в кровать, закрыть глаза и представить, что этого дня никогда не было.

Машина останавливается около моего подъезда, а я, словно заторможенная, пялюсь в окно и не выхожу. Водитель меня не торопит, курит и терпеливо ждёт. Поднимаю глаза на второй этаж и вижу, что в кухне горит свет. Жакет так и остался в огромном зале, где проходил бой, колготок нет, а на улице дождь. Но разве это имеет значение?

— Нет, — сама себе отвечаю вслух.

— Что? — спрашивает водитель, посматривает на меня в зеркало, как на ненормальную.

— Ничего, — спокойно отвечаю, хватаю сумку и выхожу под дождь.

До двери всего несколько шагов, если пробежаться, можно не промокнуть. Но я останавливаюсь, пытаясь почувствовать холод. Любовь не такая красивая, как всем кажется. Она жестокая циничная тварь. Я точно знаю, что меня любит Адам, он в рот мне заглядывает и будет целовать ноги, если я попрошу, но я его не люблю. Я помешана на бесчувственном демоне, которому плевать на меня. Смешно? Любовь ещё та шутница.

Волосы и платье промокли, но холода я так и не почувствовала. Я захожу в подъезд, поднимаюсь на свой этаж, долго не могу найти ключи, перерывая содержимое сумки. Щелчок замка, и дверь распахивается — мама смотрит на меня заплаканными глазами. Она хватает меня за платье и силой втягивает в квартиру, закрывая дверь.

— Ты где была?! — кричит мне в лицо. — Почему не отвечала на звонки?! — а я не знаю, почему не отвечала. Вынимаю из сумки телефон и понимаю, что он разряжен, но я этого даже не заметила. — Отвечай на вопросы! — мама нервно трясет меня за плечи, требуя ответов. — Я обзвонила всех твоих подруг, отец ездит по городу в поисках тебя! — от мамы пахнет корвалолом. Она очень переживала, она задает ещё кучу вопросов, только я ни на один не могу ответить. Что я должна сказать? «Меня, дуру, лишил девственности взрослый мужчина и вышвырнул. И он не виноват, это я сама напросилась»? Хочется соврать, придумать какую-нибудь правдоподобную историю, но в голову ничего не приходит. Поэтому я молчу и смотрю в стену.

— Алиса! — кричит мама и даёт пощечину.

Мне не больно, но щеку очень жжёт. Прислоняю ладонь к лицу, и мы обе застываем. Я отталкиваюсь от двери, обхожу маму и иду в ванную. Запираюсь, срываю с себя одежду, слыша, как мама звонит отцу. Мои родители не живут вместе, они уже пять лет в разводе, но хорошо общаются. И я молю бога, чтобы папа не приехал и не устроил мне допрос. Я не смогу ответить ни на один вопрос.

Включаю душ, встаю под теплые струи воды и только тогда чувствую, что между ног еще саднит. Беру мочалку, выдавливаю на нее много геля для душа и начинаю себя мылить. Хочу отмыться от этого гадкого чувства использованной. Встаю под воду, закрываю глаза и вижу ЕГО. Кажется, я до сих пор чувствую его прикосновения. Их невозможно смыть, они въелись в кожу.

Мылась я очень долго, до покраснения кожи, но отмыться не удалось… Живот болит и немного тянет. И я не знаю, нормально это или нет. Плакать по-прежнему не хотелось. Хотелось шагнуть с отвесной скалы и вместе с птицами полететь, только не вверх, а вниз. Людей убивает не прыжок в бездну, а приземление, и чем жестче оно, тем фатальнее.

Прошло два месяца, и ничего не изменилось — я осталась все той же наивной дурой. Я не удалила с компьютера и телефона его фото и видео, я продолжала дружить с Надей и пить чай с его мамой. Мало того — я хотела его видеть и разными путями выспрашивала у Нади о Богдане. Я даже тайком, пока подруга была в туалете, переписала его номер телефона. Я по-прежнему ему поклонялась. Мне очень хотелось, чтобы он нашел меня сам. Ведь теперь он знает о моем существовании. В наивных мечтах мой Идол искал со мной встреч и просил его простить. И я, конечно, прощала, рисуя себе разные сценарии нашего будущего. И ведь я, наверное, должна была возненавидеть Богдана, вычеркнуть раз и навсегда из своей жизни. Но я ненавидела себя за то, что позволила этому случиться. Он принял меня за шлюху, заплатил мне денег. Я не взяла их, но все же…

Иногда я смотрела на себя в зеркало и мысленно ругала. Я понимала, что это все ненормально, но ничего с собой поделать не могла. Я так и осталась глупой наивной дурой, и это уже диагноз. Я все равно его люблю! Звонила Богдану несколько раз. Сказать мне было нечего, я просто молчала в трубку, слушая его голос.

Я заболела. Что-то с пищеварением. Меня стало тошнить по утрам. Бывало, не могла проехать и пары остановок до института, выбегала из автобуса и исторгла содержимое желудка. Днём мне становилось хорошо, словно и ничего не было. Но каждое утро повторялось то же самое. Мама ругала меня за кофе на голодный желудок, за плохое питание и быстрые перекусы, сетуя на то, что я заработала гастрит.

В один из дней, когда она почти насильно накормила меня завтраком, я тут же выплюнула его, побледнев и шатаясь от головокружения, и мама насильно утащила меня в поликлинику.

Терапевт записал меня к гастроэнтерологу, выписал таблетки от тошноты и направил на сдачу анализов. Поликлиники я не любила, поэтому результаты анализов поехала забирать мама, а я осталась дома заедать тошноту таблетками. Через какое-то время мне стало легче, проснулся зверский аппетит, словно я долго голодала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мама пришла, когда я с удовольствием уплетала тосты с сыром и ветчиной, запивая все чаем с вареньем. Она молча прошла в кухню, села напротив и долго смотрела на то, как я ем.

— Что, все так плохо? — спрашиваю я, потому что на ней нет лица. — Я чем-то больна? — Аппетит пропадает, поскольку мама бледнеет. Мне тоже становится не по себе. — Мам, не молчи!

— Когда у тебя последний раз была менструация? — почти мертвым голосом спрашивает она, встаёт со стула, наливает себе стакан воды и залпом его выпивает.

— Что? Причем здесь это? — я еще ничего не соображаю.

— Ничего, я просто отказываюсь в это верить! — вдруг повышает голос, с грохотом ставя стакан на стол. Она нервно открывает свою сумку, вынимает оттуда какие-то коробочки и кидает их на стол. — Я спрашиваю, когда у тебя последний раз шли месячные?! — ещё громче кричит она.

Опускаю взгляд на стол и понимаю, что это тесты на беременность. И тут до меня доходит… Начинаю лихорадочно соображать и понимаю, что вообще не помню, когда у меня последний раз была менструация — в депрессии и самокопании я обо всем забыла. В голове сразу возникает голос Богдана, когда он просил меня купить и принять таблетку «после». А моя память вычеркнули это из головы. Я опустела с того момента и ни о чем не думала. Становится страшно, меня окутывает паникой. Руки холодеют, сердце ускоряет ритм. Мама продолжает что-то кричать, ругая меня, а я стою в полном ступоре и смотрю на тесты. Этого просто не может быть! Нет! Нет! Нет!

— Иди делай тесты, немедленно! — мама хватает меня за руку, впихивает тесты и тащит в ванную.

Мне тоже хочется кричать, только от страха. Закрываюсь в ванной, раскладываю коробочки и смотрю на них. Не хочу ничего делать, не хочу ничего знать. Я в шоке, в полной растерянности, и чувствую себя очень одинокой. Со мной рядом мама, но кажется, что с этой проблемой я совершенно одна. И если я беременна, она меня убьет.

Читаю инструкцию и дрожащими руками делаю три теста. Складываю их на стиральную машину, жду, зажмурив глаза, и начинаю считать.

— Раз… — в голове вопят слова Богдана.

— Два… — «У нас порвался презерватив!»

— Три… — «Есть такие таблетки, которые выпивают в таких случаях, чтобы не было нежелательных последствий. Я достаточно ясно объясняю?»

— Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять! — В ушах барабанит пульс, в груди горит.

Боже. Боже. Боже. Пожалуйста! Пусть это будет какая-нибудь болезнь — только не беременность! Открываю глаза, смотрю на палочки, и все расплывается перед глазами. Меня вновь начинает тошнить. Падаю на колени перед унитазом и исторгаю завтрак, задыхаюсь, пытаясь глотнуть воздуха. На всех тестах положительный результат. Я беременна! Почему это случилось со мной с первого раза! Почему?!

Мама барабанит в дверь и требует ей открыть, а я не хочу. Я боюсь ее реакции. Мне хочется испариться, чтобы меня вообще не существовало.

— Алиса! Если ты сейчас же не откроешь, я позвоню отцу!

Подрываюсь и открываю замок. Я не хочу, чтобы об этом знал папа. Я вообще хочу умереть — так проще. Практически отталкивая маму, которая преграждает мне дорогу, забегаю в свою комнату, ложусь на кровать, накрываюсь одеялом и отворачиваюсь к стенке. Хочется заплакать. Нет, зарыдать навзрыд. Но слез нет. Глаза нещадно жжет, ком в горле, а слез нет.

— Кто он?! — в комнату влетает мама, не оставляя меня в покое.

Кажется, истерика должна случиться у меня, но кричит и почти плачет мама. Я ее понимаю. Я всегда была хорошей девочкой. Закончила школу с отличием. Занималась музыкой, играю на фортепьяно, поступила на бюджет. А тут… Трахнулась со взрослым мужчиной и сразу залетела. У мамы шок. Да и у меня тоже.

— С кем ты спишь?! — мама хватает меня за плечо и пытается развернуть к себе, но я не поддаюсь, смотря в стенку. Мне нечего ей сказать. Расскажу правду — мать поднимет скандал, и все дойдет до Нади и ее мамы. А я этого не хочу. — С Адамом?! — спрашивает мама.

Это логично, мама думает, что у нас отношения. Но я не могу так подставить парня и не хочу, чтобы Адам об этом знал. Мне ужасно стыдно.

— Нет! Я не знаю, кто отец. Я не знаю этого человека! — выкрикиваю я.

— В смысле «не знаешь»?! — мать теряет голос. — С кем ты трахалась?! — у мамы опять начинается истерика.

Она довольно сдержанная и культурная женщина и никогда не выражается, и слово «трахалась» звучит от нее шокирующе.

— Я познакомилась с ним в клубе, в тот день, когда поздно пришла. Я ничего про него не знаю! Оставь меня в покое! — выкрикиваю в стену и, ударяя по ней рукой, отбиваю себе ладонь. Зажимаю уши, когда мама начинает плакать и обзывать меня падшей.

— Растили гордость семьи, а получили шалаву! Какой позор!

Для нее я шлюха, и для Богдана тоже. Может, так оно и есть — со стороны виднее…

ГЛАВА 7

Алиса

Я несколько дней лежала в кровати и смотрела в потолок. Периодически засыпала на какие-то часы, и это было спасительное время, когда проблемы отступали. Ко мне заходила мама, сначала ругалась, что-то кричала, требовала ответов, потом уговаривала, плакала, обнимала меня, приносила еду, заставляла есть и пить, но мне ничего не хотелось. Иногда она просто сидела рядом и смотрела в окно. Я находилась в полной прострации. Я беременна от человека, которого люблю. Неважно, как зачат этот ребенок, важно, что он уже есть. Но Богдан не любит меня и вряд ли хочет этого ребенка. Для него я просто очередная девка, о которой он, скорее всего, уже забыл…

Мама куда-то ушла. В квартире стоит тишина, слышно, как тикают часы в кухне, урчание холодильника, звуки за окном, и как работает соседский телевизор. Прислушиваюсь к себе и понимаю, что устала. Веки тяжёлые, тело ноет, в голове туман. Как такое может быть, если я не встаю с кровати? Резко сажусь и тут же падаю назад от сильного головокружения и потемнение в глазах. Вновь поднимаюсь, уже медленно, пытаясь взять себя в руки. Беру со стола телефон, а там много пропущенных звонков и сообщений от Адама, Нади и ещё парочки подруг. Кручу смартфон в руках, встаю с кровати, иду в кухню выпить воды, подхожу к окну и всматриваюсь в хмурое небо.

Глубоко вдыхаю и набираю номер Богдана. Он должен знать, что я беременна. Какова бы ни была его реакция — он должен об этом знать! Кажется, я выхожу из прострации, как только слышу гудки в телефоне, сердце то барабанит, то замирает. Но мне не отвечают, сбрасывая звонок. Сглатываю, набираю номер ещё раз, сжимая телефон. «Абонент отключен или находится вне зоны доступа» — сообщает автоматический голос. А я, будто ненормальная, перезваниваю ещё раз, и ещё, и ещё, пока до меня, наконец, не доходит, что мне не ответят. Включаю голову, начинаю думать и понимаю, что у Идола сегодня бой в Берлине. В одном из интервью на спортивном канале Богдан рассказывал, что в день боя он отключается от мира, чтобы сосредоточиться на себе и поймать настрой. Я пишу ему сообщение, подбираю слова, чувствуя себя виноватой. Так оно и есть — я не выпила таблетку, и вся ответственность на мне. Но Богдан все равно должен знать. Внутри меня все равно живёт глупая наивная девочка, и она до сих пор на что-то надеется. Она наивно полагает, что все изменится, как только Богдан узнает, что я жду ребенка.

«Я не приняла таблетку “после”… Прости… Я беременна. Я совершенно не знаю, что делать, но чувствую, что мама заставит избавиться от ребенка, — пишу, но не отправляю, перечитываю текст, а потом зачем-то добавляю: — Мне страшно».

Дрожащими пальцами нажимаю на кнопку «отправить» и зажмуриваю глаза. Я полностью растеряна и не знаю, что делать. Впервые за свои восемнадцать лет не понимаю, какое будет мое завтра. Разворачиваюсь и иду в спальню. Ложусь на кровать и закрываю глаза. Может, я сошла с ума. Не бывает же так, чтобы человек ничего не ощущал. Полная пустота.

Закрываю глаза, и опять проваливаюсь в сон. Мне снится, что я лечу в бездну. Очень долгое падение в полной темноте, и вот когда я приземляюсь, то просыпаюсь от удара, подпрыгивая на кровати. Оглядываюсь и вижу в кресле маму. В комнате темно, горит только настольная лампа.

— Папа уже в курсе? — спрашиваю я, смотря в потолок.

— Нет, я не смогла ему сообщить. Да и не надо… У него давление, зачем ему эти переживания?

— Он все равно узнает, через несколько месяцев это сложно будет скрыть, — нервно усмехаюсь.

— Не смешно! — одергивает меня мать. — Я договорилась со Светой, завтра утром тебя положат в клинику, все сделают за один день. Вечером будешь дома.

— Что сделают? — голова не соображает.

— Алиса, ты ведь понимаешь, что нам не нужен этот ребенок? Просто… Господи! — вздыхает мама. — Тебе всего восемнадцать, ты только поступила в институт. У тебя вся жизнь впереди… — всхлипывает.

— Ты хочешь, чтобы я убила ребенка?!

— Боже! Ты только подумай, ну кому ты будешь потом нужна с обузой?! Не делай из меня монстра! Я же хочу, как лучше! — мама встаёт с кресла и начинает нервно складывать мои разбросанные вещи. — Ты подумала, что о тебе скажут родственники, соседи?

— Мы не в восемнадцатом веке! Всем наплевать!

— Это тебе так кажется. Сейчас люди злые. Да и не в них дело. Если бы по любви, и парень был ответственный, женился бы… А так не пойми от кого! Мало ли какая там наследственность!

— Мама, что ты несёшь?! — срываюсь я в крик.

— Не надо истерить! Подумай хорошо! Не ломай себе жизнь! Можешь считать меня чудовищем, но я настаиваю на аборте! Ты сама ещё ребенок! Не поедешь в клинику, помогать не буду! Про отца подумай — его удар хватит! Ты финансово зависишь от нас. Значит, и твою судьбу решаем мы! — кидает мне мать и выходит из комнаты, хлопая дверью.

Закрываю глаза, желая провалиться в темноту, но мне не везёт. Я не хочу делать аборт, но совершенно не понимаю, как буду жить дальше. Сажусь на кровати, голова кружится, но это, скорее, от слабости, чем от беременности. Беру телефон, перечитываю текст, который отправила Богдану, и вновь отсылаю ему сообщение. Точнее, копирую старое. Если Богдан мне не поможет, то я обречена. Что я могу? Уйти из дома? А кому я нужна в положении? Мама права — в душе я ещё маленькая девочка, которая боится остаться наедине со своими проблемами. Пытаюсь отвлечься, листая ленту в соцсети, но ничего не соображаю.

На телефон приходит ответное сообщение от Богдана, и я замираю. Мне страшно его открывать. От этого ответа зависит жизнь нашего ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Твоя беременность — это твои проблемы. Не перекладывай их на меня. Хочешь совет? Прислушайся к маме. Не пиши мне больше. Забудь о моем существовании. Ни ты, ни твой ребенок мне не нужны».

Впервые за несколько дней я что-то почувствовала. Меня пронзило острой душевной болью. Вдыхаю, а выдохнуть не могу. Ничего не могу, боль сковывает тело. Хочется умереть, только быстро. Раз — и нет никаких проблем. Меня не будет, и всем станет легче. Мне хочется кричать Богдану, что он чудовище, хочется сказать ему, что я его ненавижу. И одновременно хочется молить его о помощи. Пусть не любит меня, но спасет ребенка! Глаза наливаются слезами, и я решительно набираю номер Богдана. Мне уже все равно, что он подумает, пусть окончательно меня добьёт, вынесет приговор лично.

В телефоне раздаются частые гудки, словно абонент занят, но я в какой-то истерии набираю его номер снова и снова, пока до меня не доходит, что он добавил мой номер в черный список. Вот так просто. Ему всё равно. А с чего я решила, что будет по-другому? Я сама себе придумала Идола и возвела его на пьедестал. А он не бог! Он дьявол, который ломает судьбы.

Утром я проснулась по звонку будильника, поставленному мамой, оглядела комнату и увидела небольшую собранную сумку. Я приняла решение. Как мне казалось, осознанно и хладнокровно. Решительно приняла душ, оделась и вышла к маме с сумкой. Но посмотреть ей в глаза не смогла. Не знаю почему, наверное, боялась увидеть там приговор, который мне вынесли.

В клинику мы ехали молча, да и я бы не выдержала разговоров. Я просто смотрела в запотевшее окно и рисовала на нем узоры. Я впала в прострацию. Мыслей не было никаких, будто я и правда умерла, но по какой-то причине нахожусь в этом мире.

А в клинике меня встретили с улыбками. И это странно — улыбаться в месте, где совершают убийства. Но клиника платная, деньги заплачены, и они их отрабатывают. Меня разместили в одноместной палате с голубыми стенами с яркими бабочками. Пришел врач, мужчина лет пятидесяти, и начал задавать кучу вопросов о моем здоровье, записывая все с умным видом, потом появилась медсестра, маленькая молодая девушка, и взяла у меня анализы. А я смотрела на бабочек и думала только о том, как реалистично они прорисованы. Словно настоящие, мне даже казалось, что они летают. Вон та, с сиреневыми крыльями, стала моей любимой. Мне было жалко бабочек — они живут на больничных стенах и видят здесь жертв обстоятельств. Хотелось распахнуть окно и выпустить их на свободу. Но на улице декабрь, да и бабочки не настоящие.

— Алиса, пойдёмте, — за мной приходит та же милая девушка и с улыбкой зовет за собой. А мне хочется сказать, чтобы прекратила улыбаться! Это неуместно! Когда мы подходим к кабинету, меня вдруг накрывает паникой, страхом и желанием сбежать. — Не бойтесь, вам сделают УЗИ, — оповещает девушка, улавливая мое настроение.

Выдыхаю, прохожу в кабинет, где сидит тот же мужчина. Возле окна стоит простая кушетка и аппарат УЗИ. Доктор сидит за столом и что-то пишет. Никаких страшных инструментов, кресел и приборов.

Во время обследования ультразвуком я смотрю в потолок. Мне жутко смотреть на экран. Я убийца! Все здесь хладнокровные киллеры, работающие за деньги. Но они косвенные преступники, а я настоящая, потому что согласилась на это добровольно. Потому что только от меня зависит жизнь ребенка.

После УЗИ доктор попросил меня присесть на стул, а сам что-то долго что-то писал в бумажках. Потом достал какую-то таблетку, налил мне стакан воды и с той же тошнотворной улыбкой предложил ее выпить.

— Что это?

— Просто успокоительное. Сегодня мы с вами ничего делать не будем. Процедура назначена на завтра, — поясняет он мне.

Успокоительное — это хорошо, мне оно необходимо, иначе я сойду с ума. Выпиваю таблетку, и меня отпускают в палату.

Меня не беспокоили до вечера, потом та же девушка опять взяла анализы, доктор интересовался моим самочувствием и почему-то спрашивал, не тянет ли у меня живот.

Спала я плохо, мне снились кошмары, темные комнаты, страшные лица и много обездоленных грязных и плачущих детей. Было жутко, я плакала во сне, рыдала взахлёб, пытаясь убежать от этих детей. А потом увидела маленькую девочку. Совсем крошку. Она отличалась от всех. Красивая, здоровая, с красивой улыбкой, и бантиком на ободке. Девочка тянула ко мне руки. У нее волосы, как у меня, а глаза, как у Богдана. Хочу ее взять и вынести из этой жуткой комнаты, уже почти дотягиваюсь до ребенка, но одёргиваю руки, потому что она вдруг начинает громко плакать навзрыд.

— Алиса! Проснитесь! — меня вырывают из кошмара.

Открываю глаза, оглядываюсь и понимаю, что я все в той же палате с голубыми стенами и бабочками. Мне принесли ещё несколько таблеток. На вопрос, что это, ответили — обезболивающее плюс успокоительное. Я выпила их быстро. Боли я боюсь. И тут до меня доходит, что скоро все случится. А я не хочу! Я не могу! Просто не могу это сделать. В голове мелькает девочка с серыми глазами из сна. Она не дает мне покоя. Она плачет у меня в голове, и я зажимаю уши руками.

Неважно, что мама и Богдан не хотят этого ребенка. Главное, что его хочу я. Он уже есть. И я не имею никакого права лишать его жизни. Я вообще не понимаю, как быть матерью, но я не хочу никого убивать.

Решительно встаю с кровати, переодеваюсь, хватаю сумку и выхожу из палаты. Иду к выходу, но дорогу мне преграждает медсестра.

— Вы куда?! Вам нельзя выходить! Вы должны быть под наблюдением!

— Выпустите меня! Я передумала! — пытаюсь обойти девушку, но она хватает меня за руку. — Да отпустите вы меня! Вы не имеете права! Я не хочу!



— Так поздно уже! — кричит она мне, теряя любезность, и тащит к палате.

— Почему поздно?! — спрашиваю и в эту же минуту чувствую, как начинает тянуть низ. — Что вы сделали?! — кричу на всю клинику.

Мне стало по-настоящему страшно от безысходности, словно я попала в ловушку и выхода нет. Точнее, он только один — через убийство.

— Вы подписали согласие и уже приняли таблетки, процесс необратим! — заявляет девушка.

— Какой процесс?! Вы о чем?!

Я ничего не понимала. В моем представлении аборт — это кресло, страшные инструменты, чистка, боль, врачи.

— Что здесь происходит?! — Из кабинета выходит мой врач и окидывает нас удивленным взглядом.

— У Савиной истерика! — раздражённо поясняет девушка.

— Отпустите ее! — командует доктор и сам берет меня за плечи. А я смотрю на него умоляющим взглядом и хочу услышать, что ещё не поздно. — Пойдёмте в палату, вам нельзя так нервничать, — он тянет меня за собой, и я подчиняюсь. — Ничего страшного не происходит. Тянущая боль — это нормально, и выделения — это тоже нормально, все будет терпимо. Если что, мы сделаем вам обезболивающее, — монотонно и размеренно говорит он, словно я умалишённая.

А я все равно ничего не понимаю. Но чувствую ровно то, что он говорит: боль немного усиливается, словно при месячных, и чувствую влагу между ног. Из глаз покатились слезы, застилая глаза.

— Пожалуйста, остановите это! Пожалуйста! — прошу доктора, но он сажает меня на кровать и мотает головой, хмуря брови. А в моей голове начинает звенеть. — Как это произошло?! Вы же ничего не сделали! — не знаю, зачем я кричу, у меня опять истерика, и от этого ещё сильнее начинает болеть живот.

— Мы решили сделать вам медикаментозное прерывание, так безопаснее для вас. Это более щадящий метод.

— Это были не успокоительные? Зачем?! Зачем вы это сделали? Остановите это, пожалуйста! — кричу, надрывая горло, чувствуя, как начинают неметь губы и трястись руки. Из меня уходит жизнь, и я ничего не могу с этим сделать. — Зачем вы меня обманули?! — это было последнее, что я сказала доктору, но ответ так и не получила.

В голове опять возник образ девочки с серыми глазами. А она была очень красивой, и очень похожей на Богдана.

Была…

ГЛАВА 8

Алиса

Долгое время я ходила в музыкальную школу и неплохо играла на фортепьяно. В раннем детстве я ненавидела этот инструмент и преподавателя, которая лупила меня по рукам за неправильно наигранные ноты. Но с возрастом и сменой преподавателя мне стало нравиться. Живой звук инструмента под пальцами приводил в восторг и вызывал ощущение полета. Я любила играть Шопена. Всем он казался нудным и сложным, а я любила его ноктюрны, они вводили меня в какой-то транс и помогали расслабиться. В моем воображении музыка оживала и рисовала разные ассоциации: рассветы, закаты, голубое небо, лёгкий ветер или ураганы…

Я вернулась из клиники неделю назад и до сих пор не понимаю, зачем существую. Надо что-то делать, хотя бы простые движения: ходить, говорить, есть, пить, принимать душ… но я не вижу в этом смысла. Знакомая мамы выписала мне больничный на две недели. По словам мамы — «чтобы прийти в себя». А я стану прежней? Нет. Теперь я вообще не понимаю, какая я настоящая. Говорят, проще найти виновного, иногда даже необходимо кого-то обвинить в своих бедах — так легче. Но в моей ситуации никто не виноват, кроме меня самой.

Я сама нарисовала образ Идола и влюбилась в него. Я сама напросилась на встречу и близость. Я не приняла таблетку. Я позволила убить ребенка. Мама не причем, я всегда могла сказать «нет». Богдан тоже не виноват, для него я никто. Поэтому приговор в этом деле вынесен мне. Пришел час расплаты и выбор наказания. Я хочу смертную казнь. Мое преступление не такое тяжкое, возможно, у него есть смягчающие обстоятельства, но я не вижу больше смысла существования. Моей душе хочется вечного полета. Я хочу в другой мир с другими жизненными ценностями, где нет горя, предательства, боли и цинизма. Я хочу вечный покой.

Сажусь за старое расстроенное пианино в своей комнате. Открываю крышку и ударяю по клавишам, создавая режущий звук. Я не знаю, что сподвигло меня начать играть. Наверное, я устала плакать. Не могу больше выносить давящей на меня тишины. Но, скорее всего, разрывающая душу звенящая пустота и бессодержательность, сидевшая во мне последнюю неделю, которую чем-то надо заполнить. Пальцы пробегаются по клавишам и сами собой начинают играть один из грустных ноктюрнов. Закрываю глаза и вижу пред собой ливень, льющийся стеной из серых туч. Шквалистый ветер гнет деревья к полу, люди прячутся по домам, спасаясь от непогоды. Только маленькая девочка с растрёпанными волосами медленно бредет по дорожке, волоча за собой грязного плюшевого медведя. Музыка из-под моих пальцев становится громче и жестче. Девочка кажется мне знакомой, как будто я ее видела раньше. Она была частью меня, а теперь уходит в неизвестность, в небытие под проливным дождем и шквалистым ветром. Сердце разрывается — я никак не могу вернуть ее назад. Потому что этой девочки не существует. Теперь она живёт только в моей голове.

Со всей силы, напрягая пальцы, начинаю хаотично бить по клавишам, издавая ужасные режущие слух звуки. Бью, бью, отбивая пальцы и ладони, пытаясь выгнать эту девочку из своей головы. Зажмуриваюсь, мотаю головой, но в моем больном воображении девочка оборачивается и смотрит на меня невероятно серыми глазами. Глазами Богдана! Глазами того, кого я хочу забыть! Но это сильнее меня… По щекам опять катится теплая влага, капает на клавиши. Это уже не слезы, это остатки души, которая выходит из меня, оставляя вакуум.

— Алиса! Что ты творишь?! — мать забегает в комнату и отрывает мои ладони от клавиш, захлопывает крышку пианино.

Я сломалась. Впадаю в оцепенение. Мать что-то говорит, говорит, обнимает меня и плачет вместе со мной, но я ее не слышу, в моей голове нарастает гул. А потом меня кидает в неконтролируемую агрессию. Я ненавижу мать, ненавижу Богдана и весь мир. Но еще больше я ненавижу себя… А потом слышу треск… жуткий звук надлома. Так умирают надежды и иллюзии. Душа умирает, а тело остается жить в вечной звенящей пустоте.

Резко встаю, отталкивая мать. Нет, я ни в чем ее не виню и даже не упрекаю за то, что по ее настоянию меня обманули в клинике и подсунули таблетки. Я никого не сужу. Просто для меня больше ничего и никого не существует. Потеряны все ценности. Иду в ванную, умываюсь, не смотря на себя в зеркало — мне все равно как я выгляжу. Собираю растрепанные волосы в хвост, натягиваю толстовку и джинсы и иду в прихожую.

— Ты куда? — растерянно спрашивает мать.

— Прогуляюсь, — спокойно отвечаю и накидываю куртку.

— Подожди, я с тобой!

— Не надо, я ненадолго. Душно дома, хочу на свежий воздух.

— Тогда в магазин сходи, купи себе, чего хочешь, — мать торопливо вынимает из сумки крупную купюру и всовывает мне в руки.

Прячу деньги в карман. Потому что они мне пригодятся. Хватаю свою сумку и выхожу из дома.

На улице кружит красивый снег. Огромные хлопья попадают на ресницы, застилая глаза. Дышу полной грудью, но кажется, что вдыхаю серную кислоту. Горло жжет и болит, словно у меня ангина. Хочется пить и спать, но домой неохота. Присутствие и причитания матери давят на меня. Прохожу в уютную кофейню, заказываю большой стакан капучино и отворачиваюсь к окну, рассматривая красиво танцующие снежинки. Мне приносят напиток, и я грею замерзшие ладони о стакан. Не знаю, сколько так сижу в полной прострации, завороженная снегом и мелькающими людьми за окном. Раньше я жила мечтами о будущем, постоянно что-то планировала, выстраивала в голове завтрашний день, о чем-то фантазировала. А сейчас во мне пустота, ни одной мысли. Разве так бывает?

Напротив кафе ювелирный брендовый магазин. Улавливаю знакомую спортивную машину и всматриваюсь в нее. Из машины выходит мой Идол. Как всегда, статный, сильный, красивый, в одном свитере, несмотря на снег. Белые снежинки падают на его голову, и он смахивает их, рукой проводя по коротким волосам. Следом за ним из машины выходит его девушка. Красивая, высокая Юлиана. Она откидывает шикарные волосы назад, поправляет белую шубку и подходит к Богдану. Он обхватывает ее за талию и заводит в ювелирный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я закрываю глаза и чувствую, как ноет в том месте, где была душа. Они есть. Они счастливы и живут полной жизнью. А меня нет. И никто не виноват… Смотрю на двери ювелирного магазина, и в глазах резко темнеет, сердце замирает, мне хочется громко кричать, но я открываю и закрываю рот, хватая ртом недостающий воздух. Мне хочется уйти от реальности и забыться. Впасть в небытие, чтобы больше ничего не чувствовать. Соскакиваю с места, задеваю стаканчик и разливаю остатки кофе на стол. Выбегаю из кафетерия и бегу в сторону дома из-за всех сил. Задыхаюсь, но не останавливаюсь.

Забегаю домой. Мама в ванной. Льется вода, и она не слышит меня. Хорошо. Иду в ее комнату, вынимаю из прикроватной тумбы баночку с ее снотворным и прячу в кармане. Прохожу в кухню, открываю холодильник и достаю бутылку водки. Мама не пьет крепкий алкоголь, но всегда держит дома водку на всякий случай, чтобы что-то продезинфицировать или сделать лекарственную настойку.

— Алиса, это ты?! — кричит из ванны мать.

— Да, — спокойно отвечаю и иду в свою комнату.

Снимаю с себя всю одежду, надеваю любимую футболку и сажусь на кровать, открываю баночку и высыпаю себе на ладонь несколько таблеток…

— Алиса, ты обедать будешь?! — кричит мама. Слышу ее шаги по коридору и сжимаю таблетки в ладони, прячу водку и баночку под подушку. Мама заглядывает в комнату.

— Я пасту твою любимую сделала.

— Не хочу, я в кафе поела. Оставь на ужин, — выдавливаю из себя улыбку только для того, чтобы мать успокоилась и ушла. — Я хочу спать.

— Хорошо, — мать улыбается и прикрывает дверь.

Разжимаю руку и закидывая в рот две таблетки. Открываю водку и запиваю снотворное. Морщусь, задыхаюсь, но глотаю. Дышу глубоко и вновь закидываю в рот пару таблеток. Давлюсь, закашливаюсь, но глотаю. Из глаз непроизвольно начинают течь слезы. Нет, я не хочу себя убить. Я просто хочу отключиться от реальности. Чтобы ничего не чувствовать и ничего не слышать. Чтобы мне больше не снилась маленькая девочка с глазами Богдана, и я не слышала ее плач. Поэтому я глотаю ещё таблетки и уже пью водку, как воду, пока не начинает кружиться голова. Падаю на подушки, закрываю глаза, чувствуя, как уплываю, становится хорошо и легко. Нет никаких проблем, мыслей и переживаний. И я хочу быть в этом состоянии полного покоя вечно. Последнее, что чувствую — слезы, стекающие по щекам на подушку. Почему я плачу? Ведь сейчас мне как никогда хорошо… Наступает темнота…

— Марина, ты охренела?! — папин голос доносится глухо, но я разбираю слова. Хочу открыть глаза, но не могу. У меня невероятная слабость, словно я под наркозом. Обездвиженная, немая и очень-очень слабая, на грани потери сознания. — Какой аборт? Почему ты, бл*ть, не поставила меня в известность?! — рычит папа.

— Потому что это женские дела, и мы должны были решить их сами. А у тебя давление, — всхлипывает и плачет мама.

— Решили?! Решили?! Вот до чего довели твои решения! — папа старается говорить тихо, но в его голосе злость. — Если бы с Алисой что-то случилось, я бы придушил тебя, тварь!

Хочется открыть глаза и сказать папе, что со мной все хорошо, но я ничего не могу. У меня получается шевельнуть пальцами и немного приоткрыть рот. Шаги… голоса родителей удаляются, и наступает тишина. С трудом размыкаю веки и понимаю, что нахожусь в больнице. Побег из реальности не удался — меня вернули назад. Придется теперь отбывать вечность в тюрьме под названием жизнь.

Нет, прежняя я умерла, но возродилась совсем другая Алиса.

Я себя не узнаю, поражаюсь перемене, но я войду в новый образ и буду вполне довольна переменами.

ГЛАВА 9

Прошел год

Алиса

— А мне капучино с карамелью и чизкейк, — говорю Адаму, который идёт делать заказ. — Или нет… Стой! Панакоту, а нет… — задумываюсь и Адам, усмехаясь, закатывает глаза, но терпеливо ждёт, когда мое величество определится.

Хороший он все-таки парень. Другой бы на его месте не терял на меня столько времени и не ждал, когда я одарю его вниманием. Тем более я давно обозначила, что не хочу в принципе никаких отношений, кроме дружеских, но он все равно рядом. Нет, я, конечно, подозреваю, что у него есть интимная жизнь — физиология берет свое, но серьезных отношений он не заводит. А жаль, Адаму нужна милая нежная девочка, которой бы он отдал всю свою нерастраченную любовь.

— Савина, определись уже! — поторапливает меня парень.

— Ладно, возьми на свой вкус.

Адам цокает и уходит к стойке кафетерия, а я смотрю вслед, рассматривая его широкие плечи. Адам пловец, и фигура у него божественная. Он симпатичный, стильный, добрый, с чувством юмора — не парень, а мечта. Только не моя мечта… Мне хорошо наедине с собой.

— Да, папуля? — отвечаю на звонок, отворачиваясь к окну.

— Что с твоим холодильником? — вполне серьезно, даже строго спрашивает он.

— А что с ним?

— Почему он пуст?

— Опять несанкционированный обыск? — смеюсь.

Так вышло, что после больницы папа забрала меня к себе, мама не возражала, а мне тогда было все равно, где смотреть в потолок. Первые дни мы просто существовали вместе на одной территории и молчали. Мама навещала меня каждый день, плакала, за что-то просила прощения, обнимала, а я никак не могла понять, за что ее прощать… Мне вдруг стало все равно, кто виноват. Уже ничего не вернуть назад. И каждый должен брать ответственность за свои поступки. Но мое отношение к матери изменилось. На меня давили стены квартиры, в которой я родилась, стало невыносимо находиться с ней рядом и делать, что хочет она. Наверное, я плохая и неблагодарная дочь. Я не оправдала надежд и вложенных в меня сил. Но я вдруг поняла, что все, чем я жила и к чему стремилась, не принадлежало мне. Это мама хотела, чтобы я занималась музыкой, это мама решила, что мне нужно поступить в медицинский, и еще она решила, что мне не нужен ребенок… Нет, я не держу зла, не таю обиды, и не кричу, как ее ненавижу. В моем возрасте глупо обвинять родителя, когда есть своя голова на плечах.

Я изменила свой образ жизни. Это произошло не намеренно, все шло своим чередом. Теперь я живу одним днем. Порывами, эмоциями и спонтанностью, не откладывая на завтра то, что хочу сделать сегодня. Я ни о чем не мечтаю, никого не боготворю и не строю планов на будущее. У меня всегда есть один новый прекрасный день.

В один из таких дней я решила встать с кровати привести себя в порядок и приготовить нам с папой ужин. Потом на несколько месяцев это стало нашим ритуалом. Мы долго разговаривали о моей учебе, его работе — о чем угодно, только не о том дне, когда я хотела уйти из реальности. И я была благодарна ему за то, что не лезет в пустую душу, не расспрашивает, не обвиняет, не ругает и не решает за меня, что делать. Я рассказала ему все сама, просто так, в один из выходных я проснулась и захотела рассказать. Конечно, я не называла имен и мест. Мой рассказ был абстрактный, не обо мне, а о некой девочке, кукле, которую с детства одевали в красивые платья, холили, лелеяли и играли в нее, рисуя сценарии жизни. И о том, как кукла мечтала об Идоле и боготворила его. А он тоже в нее сыграл — свою игру. Но Идол не виноват, он просто не знает других игр и не приемлет правил. Есть любимые игрушки, а есть одноразовые, с которыми интересно играть только в определенный момент, а потом они становятся неинтересны. И никто не виноват — так устроены люди.

Папа только сказал, что ему жаль, что его не было в тот момент со мной рядом, и он винит себя за это. Он, конечно, сокрушался и требовал назвать имя моего Идола и даже не подозревал, что часто смотрит бои с этим человеком, болеет за него и восхищается. Я не поведала отцу, кто на самом деле его любимый боец. Иногда лучше не рушить образ, который мы себе рисуем и которым восхищаемся.

В один из дней я решила, что не хочу учиться в медицинском и перевелась в университет к Адаму. Теперь я изучаю маркетинг и рекламу, мне вдруг стало это интересно. Зачем мне это нужно и кем я стану в будущем — не задумывалась, потому что живу одним днем. Мама была жутко недовольна, но меня это уже не волновало.

Папа снял мне небольшую квартиру-студию возле университета. Я хотела переехать в общежитие, но он настоял на отдельном жилье. Я пыталась минимизировать его расходы и работала в небольшой кофейне. Мне нравилось делать людям кофейные напитки и рисовать на пенке, нравился запах свежемолотого кофе, корицы, карамели и выпечки. Но, к сожалению, платили там мало, и мой работодатель был больше заинтересован в дневных сменах, но из-за учебы я могла работать только по вечерам.

Поэтому сегодня мы с Адамом ждем мою однокурсницу в студенческом кафе. Алина работает в недавно открывшемся клубе, и у нее есть для меня работа в вечерние смены. Заканчиваю разговор с отцом, обещая хорошо питаться. И ругаю его за то, что он опять забил мой пустой холодильник.

— Давно ждете?

Запыхавшаяся Алина снимет куртку, шарф и вешает одежду на стул. Моя новая подруга — довольно эффектная блондинка. Спортивная, подтянутая, сексуальная, я бы даже сказала — порочная. Очень раскованная, но не вульгарная. Про таких говорят «в этой девушке что-то есть».

— Да нет, только подошли, — двигаюсь ближе к подруге.

К столику подходит Адам с двумя стаканчиками кофе и тирамису.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А мне?! — Алинка надувает губы и смотрит на Адама невинными глазками. — Ну, пожалуйста! Мне только кофе с соевым молоком. А я тебя поцелую! — заявляет Алина. — В губы! Давно хочу узнать, насколько ты вкусный.

Мы начинаем хихикать, а Адам уходит за кофе. Алинка убегает в туалет, я принимаюсь за десерт, с удовольствием облизывая ложечку, замечая, как Адам сглатывает и садится рядом. В такие моменты мне его искренне жаль. Ну не получится у нас ничего! У меня теперь стойкий иммунитет на мужчин. Мне вкусно просто играть, но не подпускать слишком близко. А с Адамом нельзя играть, ему нужно дарить себя.

— Нравится Алинка? — подмигиваю ему я. — Кстати, она сейчас свободна.

— Нравится, — честно отвечает он. — Но чисто визуально. А внутренне — нет, она бессодержательна, ну или то, что ее наполняет, не гармонирует со мной.

— Откуда тебе знать, что ее наполняет?! Скажу по секрету — она больше строит из себя глупую блондинку. Так же проще. Прикинулась дурочкой, и все сделают за тебя. А так Алинка идет на красный диплом и не собирается останавливаться. Думаю, с ней есть о чем поговорить. Ты только попробуй, — чувствую себя свахой, но Адама нужно отрывать от меня. И я не хочу, чтобы это было болезненно.

— Это не имеет значения, мне нравится твое содержание, — ухмыляется он, отпивая кофе.

— А я пуста, Адам. Поэтому… — замолкаю, потому что Адам демонстративно закатывает глаза, не веря, что я не могу ничего ему дать — ни душу, ни тело.

— Хочешь сказать, что ты ее не хочешь? — задаю провокационный вопрос, выгибая брови.

— Это всего лишь физиология.

— Ну, большинство отношений начинается с физического влечения, — смеюсь я, продолжая поедать десерт.

— Откуда тебе знать? У тебя не было отношений.

Закусываю губу, смотря парню в глаза. Но наш разговор прерывает вернувшаяся Алинка.

У меня начинается истерический хохот, когда Алинка приводит меня на собеседование в клуб «Зазеркалье».

— Прекрати, — подруга шлёпает меня по попе. — Ну что смешного? Нормальное название!

— Прости, — пытаюсь отдышаться. — Это мои тараканы. Я не всегда адекватная.

— Это я заметила, за это ты мне и нравишься… Сём, налей воды со льдом, — просит она бармена — худощавого высоко парня, который старательно натирает бокалы.

Мы сидим за стойкой в пока пустом клубе, где шуршит персонал, готовясь к открытию. Клуб небольшой, необычный, впечатляет антуражем. Круглая сцена посредине, вокруг нее удобные кресла и столики, на каждом светильник, а вокруг — матовые зеркальные стены — из-за них клуб кажется бесконечным.

— А я поняла, почему тебе весело? — Алинка протягивает мне воду. — «Алиса в Зазеркалье». По-моему, Герман только за это должен тебя взять. Ты даже похожа на ту Алису из детской книжки.

— Ага, видимо, папа любил эту книжку или мультик, — усмехаюсь, отпивая воду.

— В общем, соберись. Герман любит серьезных девушек. Будет задавать провокационные вопросы — отвечай уверенно, все, что думаешь. Он может подкатить — не ведись, это проверка на профпригодность, — подмигивает Алинка.

— Даже так? Как все серьезно! Прям кастинг, — смеюсь я. Допиваю воду, соскакиваю со стула и кручусь перед Алинкой. — А выгляжу я для этого серьезного дяденьки нормально? — на мне темно-серое трикотажное платье, плотные колготки, минимум косметики и длинные сапоги. Все довольно скромно, если бы не очень короткое и облегающее платье.

— Нормально выглядишь. И да, он покажет тебе нашу униформу и заставит в нее переодеться. Не посылай его, он всегда так делает, — смеется Алинка. — Переоденешься в туалете, покажешься ему — не более. Герману важно знать, как выглядят его официантки. Он любит шоу и антураж.

— Все, остановись, пойду сама посмотрю на этого эстета. Туда? — показываю на кованую с витражом лестницу.

— Ага, удачи!

Поднимаюсь наверх и попадаю в темный коридор, который освещают напольные светильники. Глубоко вдыхаю, пытаясь понять, где кабинет моего потенциального начальника. Дверей здесь много, все они очень странно подписаны. Медленно бреду по коридору, читая названия: «Малахит», «Опал» «Янтарь», «Оникс», «Рубин». Забавно и жутко любопытно, что внутри.

— Вы ко мне? — оглядываюсь, услышав немного хриплый, словно простывший мужской голос.

На меня надвигается мужчина лет сорока. Высокий шатен c модной сейчас щетиной, в джинсах, черной водолазке и пиджаке.

— Если вы Герман, то да, — улыбаюсь, но отступаю назад.

— Герман Маркович, — поправляет он меня, открывает безымянную массивную дверь и взмахом руки предлагает войти.

— Присаживайтесь, — мужчина указывает на кожаное кресло, а сам открывает жалюзи, за которыми стеклянная стена, открывающая вид на первый этаж клуба. Все как на ладони. Я даже вижу Алину, хохочущую с барменом.

— Да, мы их видим, а они нас нет, — комментирует мужчина.

— Любите все контролировать лично? — спрашиваю, смотря, как Герман снимает пиджак и садится в кресло, не отвечая на мой вопрос. Берет телефон, нажимает одну цифру и подносит его к уху.

— Света, принесите мне кофе без сахара и… — вопросительно смотрит на меня.

— Воды, — у меня пересыхает в горле. Нет, я не стала смелой, наглой, дерзкой или бесстрашной. В глубине души во мне сидит та же маленькая наивная дура. А мой новый образ это всего лишь игра. Роль, в которую я вжилась, потому что в данный момент мне так комфортно.



— …И воды. — Рассматриваю мужчину и понимаю, что где-то его видела. Очень знакомое лицо. Или он на кого-то похож, но никак не могу вспомнить на кого. Может, на актера?

— Мы раньше не встречались? — словно читая мои мысли, интересуется Герман.

— Нет, — отвечаю, хотя не уверена. Мужчина скользит по мне взглядом, словно не доверяет.

— И так, вы подруга нашей Алины и хотите в нашу команду?

— Совершенно верно, — киваю.

— Опыт работы?

— В этой сфере, к сожалению, нет. Я работала в кофейне. Но я быстро схватываю.

— Испытательный срок покажет… — В комнату входит девушка лет двадцати с подносом в руках. На ней очень короткая клетчатая юбка, сверху только клетчатый бюстгальтер, чулки с кружевной резинкой и туфли на огромной шпильке. Девушка подаёт кофе мужчине, мне воду и быстро выходит.

— Это форма официанток, — поясняет Герман. — Шокирует? Если да, то вы свободны, — небрежно заявляет мужик.

Алинка говорила, что работа немного необычная, но… прислушиваясь к себе. Шокирует ли меня это? Нет. Меня волнует нечто другое.

— Нет. Форма меня устраивает. Меня интересуют мои обязанности.

— Как и у всех — обслуживать клиентов, быть милой и улыбаться. А главное — продавать больше элитных напитков. — Киваю и задумываюсь. — У нас необычная концепция. Давайте представим ситуацию. Вы обслуживаете столик, за которым сидит довольно состоятельный клиент. Он вам приятен, сыплет комплиментами, оставляет щедрые чаевые и в конце вечера, пресытившись всем, заявляет, что хочет вас. Ваши действия?

— Отказываю! — категорически отвечаю я.

— А он не принимает отказов, настаивает уже откровенно, лапая вас.

— Дам пощечину, пошлю куда подальше.

— Неправильный ответ! Это наш постоянный клиент, и мы не хотим его терять.

— Чувствую подвох, только не могу понять в чем. Алинка говорила, что они только официантки и ничего большего.

— Тогда до свидания, Герман Маркович. Мне не подходит эта работа, — встаю с места и направляюсь к выходу.

— Сядь! — голос командный. Мне не страшно, но я слушаюсь. — Нельзя вообще позволять прикасаться к себе и делать непристойные предложения. Культурно отказываешься, улыбаешься и предлагаешь услуги других девочек.

— А если не понимает? Я продала ему много элитного алкоголя, он пьян и немного неадекватен?

— Улыбаешься, обещаешь, что вернёшься через пять минут, на самом деле прекращаешь его обслуживать. На крайний случай у нас есть охрана, которая предотвратит форс-мажоры. В нашем клубе есть четкие разграничения. Вы милы и обходительны, но в рамках обслуживающего персонала. Я не содержу бордель. Сексуальная форма это всего лишь приманка. Узнаю, что оказываете клиентам интимные услуги — уволю сразу же!

— Хорошо. Меня устраивает, — выдыхаю. Это всего лишь работа, и за нее хорошо платят.

— Итак, Алиса, ответьте на ещё один вопрос. Назовите ситуацию, в которой вам не удалось добиться успеха?

А вот и подкат. Или это очередная провокация?

— Ммм, — задумываюсь. — Любовь, — зачем-то отвечаю я, отворачиваясь к стеклянной стене, рассматривая большой зал. Возникает пауза…

— Любовь… — повторяет Герман — Вы ещё молоды. И у вас все впереди.

— Не думаю… — отвечаю я.

— Настолько разочарованы? — вопрос, скорее, риторический — он не ждёт ответа. — Печально, что вы так рано поняли, что любовь — всего лишь красивое прикрытие похоти.

— Не могу не согласиться.

— Вы приняты на испытательный срок. Ждём вас завтра. Алина введет вас в курс дела.

ГЛАВА 10

Богдан

Прошло два месяца после последнего боя. Я успел и восстановиться, и набрать форму, но приглашения от промоушен компании так и не поступило. Вторая неделя без тренировок и режима… Тренерский состав решил, что мне нужно отдохнуть, и я улетел на побережье загорать на песочке.

Отдельное бунгало с собственным кусочком пляжа, море, солнце, коктейли и Юлиана рядом в откровенном бикини морщит нос, пробуя местные напитки. Мы на террасе с прекрасным видом, сидим в удобных креслах, наслаждаясь морским воздухом, и молчим. Точнее, я пытаюсь релаксировать, но Юлиана не может закрыть рот.

— Нет, это разве смузи? Кто их учил его так делать? Ты только попробуй! А еда? И они утверждают, что у них работает лучший шеф-повар?! Но апогей всего — это хамский обслуживающий персонал!

— Тебе никто не хамил! — открываю глаза и отпиваю немного сока со льдом, пытаясь держать себя в руках.

— Словесно нет, но достаточно взглядов, поджатых губ и высокомерия в их глазах! — недовольно кидает Юлиана.

— Это потому что ты всех здесь уже достала своими недовольствами, включая меня! — срываюсь, разворачиваюсь к Юлиане, которая все-таки пьет чертов смузи. — Я отдал за этот отдых немаленькие деньги! И цена соответствует качеству! Бунгало высокого класса! У нас, сука, отдельный пляж! Готовят отлично, подстраиваясь под твои вкусы! Персонал выполняет все твои капризы! Сними, бл*ть, корону! И попытайся нормально отдохнуть или переживи свои недовольства сама! — с каждым словом повышаю голос, смотря, как Юлиана хлопает ресницами.

— Конечно, тебе то что?! Горничная тебе строит глазки, а ты открыто с ней флиртуешь! — у моей девушки начинается неожиданный приступ ревности, от которого мне смешно.

— Да, она милая девушка, которая делает мой отпуск лучше, в отличие от тебя! Ты чем-то не удовлетворена? — выгибаю брови и разочаровываюсь от того, что солнце уходит за горизонт, а мы теряем время на выяснения отношений.

— Да я всем не удовлетворена! — уже нервно и обиженно кидает мне Юлиана и с грохотом ставит стакан на стеклянный столик, расплескивая напиток. — Мне надоело терпеть твоё откровенное бл*дство! Мы вместе уже два года, но наши отношения на прежнем уровне! А я хочу большего. Я хочу иметь какой-то статус!

— Это тонкий намек на брак? — не могу сдержать ироничной ухмылки.

Никогда не видел Юлиану в качестве своей жены и женщины, от которой хочу детей.

Девушка делает оскорбленное выражение лица, нервно дергается, соскакивая с кресла и убегает в бунгало. А мне смешно! У Юлианы красивая фигура, своя грудь, идеальная кожа, ни одного изъяна! В сексе покладистая или инициативная — в зависимости от моих желаний. Но, как ни странно, я не видел свое будущее с этой идеальной женщиной. Тело, в конце концов, приедается, а за душой у нее нет ничего ценного, за что можно полюбить.

Поднимаюсь с кресла, захожу в бунгало и иду к бару. Юлиана сидит на диване и, завидев меня, закрывает лицо руками. Я никогда не бегаю за женщинами. Хочешь диалога — будь добра выслушать меня до конца и принять мою позицию. Наливаю себе немного чистого рома, разбавляю его льдом, делаю глоток, думая поплавать в бассейне.

— Ты ни разу не сказал, что любишь меня, — произносит Юлиана, когда понимает, что я не собираюсь с ней разговаривать.

Делаю глоток рома, разворачиваюсь и иду к девушке. Сажусь на диван напротив нее, откидываюсь на спинку и жду, когда Юлиана прекратит делать вид, что плачет, и обратит на меня внимание. Прислушиваюсь к себе, пытаясь понять, что я вообще чувствую к этой женщине. Похоть, сексуальное влечение — да, но уже не так остро, как раньше. Должно же быть что-то еще?

— Я предпочитаю не говорить о том, чего нет, — устало отвечаю, ожидая очередной истерики.

Хрен с ней, решила покачать права? Окей. Нужно расставить все точки.

— И ты так просто это говоришь?! Что тогда между нами происходит два года?!

— Взаимный пиар, неплохой секс и… — задумываюсь, — пожалуй, все. Не устраивает мое, как ты выразилась, «бл*дство»? Мы всегда можем громко и с пафосом разойтись, и на этом фоне ещё раз пропиарить друг друга, — допиваю ром и играю льдом в бокале, звеня им о стенки.

— И, кажется, раньше тебя совершенно не волновало, кого я трахаю в твое отсутствие. Что-то изменилось, моя меркантильная девочка? По-моему, тебя вполне устраивали наши взаимовыгодные отношения.

Юлиана, наконец, прекращает делать вид, что плачет, принимает сексуальную позу, словно ее снимают, и отворачивается к окну, вздернув подбородок. Актриса готова, сейчас начнется монолог. Иногда мне кажется, что она ничего не делает спонтанно или на эмоциях, а тщательно готовится ко всему и анализирует каждое слово. Пока актриса пишет в своей симпатичной голове речь, вновь иду к бару и наливаю рома.

— Да, меня вполне устраивало то, что между нами происходило, — начинает Юлиана, театрально смотря в сторону океана. — Заметь, это было выгодно нам обоим! — уточняет она, как будто я отрицаю. — Потому что чувств не было! Физическое влечение, страсть, хороший секс и постоянное мелькание в прессе — все, что мне было нужно. Поэтому мне было плевать, с кем ты спишь, главное, чтобы это никак не влияло на нашу легенду. Но потом ты, дорогой мой, обнаглел! — заявляет она, а я начинаю тихо закипать. — Твои шлюхи стали всплывать сначала слухами в желтых газетенках и на интернет каналах: «Богдан белов изменяет Юлиане Сотниковой!» Фото, как ты зажимаешь очередную блядь, комментарии хейтеров, жалость поклонников. Но это еще терпимо, адекватные люди понимают, что верить интернет-уткам нельзя. Я сама несколько раз умирала в таких статейках. Но когда это вышло за рамки виртуальных слухов!… — вскрикивает Юлиана и прикусывает губу, видимо, переживая внутреннюю бурю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ты имеешь в виду? — не понимаю, о чем она говорит. Я не святой, но никогда не позволял ничего большего, чем просто секс. Все девки одноразовые, никаких повторных встреч, дабы избежать навязчивости.

— Не перебивай меня! Это не имеет значения!

— Продолжай, — театрально кланяюсь, вновь падая в кресло. Не могу принимать ее монолог всерьез. Но пусть выговорится, а потом скажу я.

— В общем, я устала быть никем! Я хочу получить статус твоей невесты, жены. Я не хочу, чтобы нашу пару обливали грязью. Мне плохо от этого! Я хочу заткнуть всем рты! Ты знаешь, сколько нервных срывов у меня было?! Нет? Да тебе же наплевать на мои чувства!

Ее голос срывается, пришло время финального аккорда развернувшейся драмы. Юлиана падает на диванные подушки и зарывается в них лицом. Допиваю ром, вдыхаю, смотря на Юлиану, и понимаю, что на этом стоит завершить.

— Посмотри на меня! — требую, но она не реагирует. Подхожу к девушке, хватаю ее за плечи и насильно поднимаю, зарываюсь в волосы, сжимаю их на затылке, фиксируя, чтобы смотрела мне в глаза. — У меня нет, не было и не будет к тебе никаких возвышенных чувств. Была похоть, и то со временем и она стала испаряться. Да и у тебя, дорогая моя, чувств тоже нет, задели твое самолюбие, и ты спешишь доказать всему свету, что Сотникова — королева положения. Вот что для тебя важно! А мне абсолютно плевать! Переживи это, пожалуйста, сама, не выплескивая на меня эту чушь. От тебя я хотел легкости и ни к чему не обязывающих отношений. Ты красива как сопровождение на разные встречи. Ты сексуальна и развязна в сексе. Ты не выносила мне мозг, и я мог с тобой расслабиться. Вот что меня устраивало, — понижаю тон, смотря ей в глаза.

— Но… я так понимаю, пришло время расстаться. Если тебе так будет легче и выгоднее, можешь назвать меня на всю страну козлом и обвинить в измене. Обелишь себя в глазах общественности.

Отпускаю девушку, слегка толкая на диван, и выхожу из гостиной. Вновь иду к бару и наливаю ещё спиртного. Меня начинает раздражать присутствие этой женщины. Юлиана соскакивает с дивана, всхлипывая, бежит в комнату и начинает собирать чемодан. Делает она это все громко, намеренно оставляя дверь широко открытой.

— Ты относишься ко мне как к вещи! И всегда относился! И я больше не намерена это терпеть!

— Браво! Наконец, до тебя дошло! — усмехаясь, кидаю я.

Все правильно, если женщина начинает требовать то, что ты не можешь ей дать, пришло время расстаться. Беру бокал и ухожу на веранду, сажусь в кресло и глубоко дышу морским бризом.

Через час на мой телефон приходит сообщение от тренера: «У тебя бой через несколько дней. Срочно вылетай!»

Отдохнул, вашу мать! Хотя отдых был уже испорчен Юлианой. Форму я не потерял, но и не настраивался на бой. Ненавижу такие сюрпризы и спонтанные бои! И мне очень не нравится, когда такие решения принимаются без меня. Отставляю стакан со спиртным в сторону и просто дышу. Прикрываю глаза и выкидываю из головы Юлиану. Думаю лишь о том, что мне нужно в кратчайшие сроки прийти в форму. Как, бл*ть, тренер мог согласиться на бой в такие короткие сроки? На что он рассчитывал? Что я на отдыхе веду монашеский образ жизни?! Я бухал, валялся на пляже и трахал Юлиану. Не самые лучшие занятия за несколько дней до боя!

Я расстался с Юлиной — невелика потеря, но я чувствую себя опустошенным и разбитым.

Дышу глубже, погружаясь в себя, перед глазами проносятся мысли о тренировках, отдыхе, суете, последнем бое, истерике Юлианы и… синих невинных глазах. Цепляюсь за них, останавливая хаотичные картинки. Красивые бездонные глаза, нереальные, они поглощают меня, и я поддаюсь. А потом картинка меняется — те же глаза, только полные боли и слез, и это тоже чертовски красиво. Мне часто видятся эти глаза, они приходят из ниоткуда и так же уходят в никуда. Я помню маленькую невинную Алису. Нет, я не хочу ее вернуть, но забыть не могу. Иногда мне даже нравится зависать, вспоминая эти глаза. Такое маленькое приятное воспоминание, не более. Меня ещё никогда так не цепляли глаза, губы, запах и даже слезы…

На мои плечи ложатся женские руки, опускаются на грудь, царапая ногтями, окутывает цветочно-кокосовый запах, и синие глаза рассеиваются, как туман — Юлиана прогнала мое видение. Ее губы скользят по виску, щеке, скулам, а пальцы комкают футболку. Перехватываю ее руки и откидываю от себя. Встаю с кресла и иду в бунгало, слыша, как Юлиана идёт за мной.

— Повернись. Посмотри на меня, — просит томный голос.

Оборачиваюсь и вижу Юлиану в прозрачном белье. Резкая перемена настроения от «Я не намерена это терпеть» до «Посмотри на меня» даже не удивляет. Девушка поняла, что я не буду ее останавливать и мне плевать на ее истерики.

— Красиво, но совершенно бесполезно, — говорю и иду в комнату собирать чемодан.

— Ну, прости, не знаю, что на меня нашло. Ты прав, нам намного комфортнее в свободном формате. Давай забудем все, что мы друг другу наговорили и… — Юлиана заводит руки за спину и расстёгивает бюстгальтер.

— Ты бы лучше не тратила силы и по-настоящему собрала чемоданы, мы улетаем, у меня бой.

— Это значит, я прощена, и между нами все хорошо?!

— Это значит, что мы летим домой. У меня бой. А нам нужна пауза.

Возможно — затяжная, а может, мы вообще из нее не выйдем.



ГЛАВА 11

Богдан

От боя отказываться нельзя… И он будет! Слишком много заинтересованных. В аэропорту нас встречает всё тот же Жорик. Мужик суетится, что-то бормоча себе под нос, хватает сумку Юлианы и спешит к машине. По дороге он рассказывает мне о деталях боя и то, что он состоится через четыре дня.

— Ох*еть!? А что не прямо сейчас?! — сквозь зубы цежу я. — Я, бл*ть, почти две недели бухал, жрал и трахался!

— Богдан! — возмущается на заднем сиденье Юлиана.

Поворачиваюсь к ней и, видимо, мой взгляд заставляет ее замолчать. Девушка утыкается в свой телефон и, надувая губы, что-то пишет.

— С тренером говори, это его решение. Соперник не очень опытный, думаю, за три дня мы приведем тебя в форму. Сейчас сразу в зал, уже все собрались, только тебя ждут.

— Юлиана, тебя домой? — на автомате спрашиваю, обдумывая бой.

— Нет, можно меня к родителям отвезти?

— Нет. Это далеко. Времени нет! — кидаю, не слушая ее недовольное сопение.

В зале меня ждут наверняка те, кто вложил деньги в этот безумный марафон под названием «бои без правил». И если тренер согласился, значит, деньги немаленькие. И всем наплевать, готов я или нет, все считают только прибыль. Бои — это тоже бизнес, который приносит реальные деньги всем участникам. А я — выгодный товар. Пока на пьедестале, я востребован. Как только меня с него сместят, моя цена значительно упадет.

Прохожу в зал и замечаю тренера и двух незнакомых мужиков. Все оборачиваются ко мне и осматривают оценивающими взглядами, а я в ответ сканирую их. Брендовые костюмы, дорогие часы, запонки из белого золота — понятно, что музыку заказывают именно они. Тренер соскакивает с места и идет ко мне, но не успевает и рта открыть, как один из мужиков его пренебрежительно перебивает:

— О, это, я так понимаю, наш чемпион? — из него так и сочится ехидство.

Будто он не знает, кто я такой. Если они уже запланировали бой и готовы вложить деньги, то явно знают обо мне больше, чем я сам. Ухмыляюсь, беру стул, двигаю его ближе к мужикам, намеренно скрипя ножками, и вальяжно сажусь, взмахивая рукой и призывая их продолжать. Тренер стреляет в меня недовольным взглядом. А мне глубоко плевать, какой статус у этих мужиков, пресмыкаться я не собираюсь. Ненавижу такой тип людей, которые не умеют «выключать боссов». Если он управляет тысячью людьми и перед ним все кланяются, то это не значит, что я должен делать то же самое. Мое будущее не зависит от них. У нас взаимовыгодная сделка, и как раз их доход зависит от меня, от боя, который я должен выиграть, так что пусть молятся на меня.

— Я смотрю, он не в лучшей форме? — намеренно игнорирует меня и обращается к тренеру.

— Уставшие глаза… — констатирует другой.

— А чего вы ожидали, организовывая спонтанный бой? Я одиннадцать часов летел сюда из другой части света, — скалясь, заявляю.

— Что-то я начал сомневаться в твоей победе. Впереди очень значимый бой для нас, и мы хотим, чтобы ты выиграл! Поэтому у тебя пара дней, чтобы привести себя в надлежащий вид.

Мужик смотрит мне в глаза, и воцаряется тишина. Это своего рода игра в превосходство. У мужика властный тяжелый взгляд, но я давно мастер спорта по таким играм.

— Он будет в хорошей форме, — уверенно заявляет мой тренер. — У нас свои методы подготовки.

— Соперника покажите, и я вам скажу, хватит мне времени на подготовку или нет.

Мужик ухмыляется и называет довольно знакомое имя. Ну что я могу сказать, соперник довольно силен и перспективен, но имеет слабые места.

— Я согласен, стопроцентной победы не обещаю, но шоу будет.

Тренировки, спарринги, диета, накапливание тестостерона… Все расписано по минутам, даже мой сон строго контролируется. Мне повезло, что еще не нужно «гонять вес». Сушка мне сейчас ни к чему. И вот по традиции за день до боя я заканчиваю тренироваться в обед, чтобы набраться сил и настроиться морально. Обычно я бываю дома, сплю, читаю, изучаю слабые стороны соперника и делаю растяжку.

— На кого посоветуешь поставить? — ухмыляется Герман. Это его стандартная шутка, с которой он звонит мне накануне боя.

— На победителя, — усмехаюсь я и перевожу телефон на громкую связь, разводя себе на ужин протеиновый коктейль.

— Окей, я так и сделаю. Не шепнешь кто победитель?

— Бой не договорной, так что у всех есть шансы на победу. У кого-то больше, у кого-то меньше, — естественно, я уверен в своей победе. Всегда надо настраиваться на выигрыш, иначе ничего не получится.

— Ну, в принципе, другого ответа я не ожидал, — усмехается Герман. — Я звоню по нашим делам. Немец прилетел. У него мало времени, но он может с тобой побеседовать через час у меня в клубе. Я понимаю, что у тебя завтра бой, но это займет всего час времени. В общем, если интересно — подъезжай.

— Очень интересно, буду через полчаса, — скидываю звонок и иду одеваться.

Я долго ждал визита этого немца. Он мне нужен. Я не собираюсь всю жизнь биться — здоровье не позволит. И сейчас параллельно развиваю свой бизнес, а у немца есть для меня неплохая франшиза. Надеваю джинсы и белую футболку, сверху длинный кардиган с капюшоном и закатываю рукава. Хватаю в прихожей ключи от машины, портмоне и выбегаю из квартиры. На улице снег и лёгкий мороз, но я редко ношу массивную теплую одежду, если только знаю, что буду долго находиться на воздухе. А добежать до машины и забежать в клуб можно и так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

По дороге нагло вру тренеру, что скоро лягу спать и соблюдаю режим. Сергеич этого не одобрит, и я берегу его нервы. Полтора часа беседы за зеленым чаем — не навредят.

Прохожу в «Зазеркалье», здороваюсь с симпатичной блондинкой на входе, кидаю парочку комплиментов и делаю вид что огорчаюсь, когда девушка заявляет, что замужем.

Сегодня у Геры какая-то тематическая вечеринка в стиле бродвейского мюзикла. Девушки на сцене в блестящих черных платьях поют и сексуально двигаются. Им вторят «гангстеры». Забавно. Герман умеет креативить и привлекать народ. Что стоит форма его официанток! Коротенькие юбочки, чулки, туфли и бюстгальтеры. Нет, все не так пошло, как кажется, у Юлианы купальник в сто раз развратнее. Поднимаюсь по винтовой лестнице наверх, и мне навстречу выходит Герман. Пожимаем друг другу руки, я хлопаю друга по плечу и протягиваю пригласительные на бой.

— Спасибо. Но не стоило. Я в состоянии купить себе билет. Что я уже и сделал.

— Зря, — усмехаюсь я. — Ну возьми с собой кого-нибудь. Жену.

— Ты сейчас серьезно? Она упадет в обморок сразу после гонга.

Герман жестом руки указывает мне на комнату под названием «Опал», и мы входим внутрь. Хороший выбор для переговоров. Спокойные тона, приглушённый свет, огромный угловой диван с множеством подушек. Стол с каменной столешницей, но главное — зеркальный потолок, который в специальном свете делает комнату необычной и бесконечной.

— Тогда возьми любовницу, хапните адреналина, — сажусь на диван и откидываюсь на подушки.

— Ну что вы на меня наговариваете, господин Белов? — ухмыляется Герман, но билет забирает.

— Ох, извините, что опорочил ваше имя, можете вызвать меня на дуэль, — смеюсь я. — Ну и где твой немец?

— Терпение, сейчас подъедет, — Герман нажимает кнопку на стене, вызывая официанта, и начинает мне рассказывать, что стоит озвучить немцу, а о чем промолчать.

Когда в комнату входит официантка, стуча каблуками, я рассматриваю на планшете проект нового развлекательного центра. Чувствую на себе тяжелый взгляд. Меня немного сносит от него, словно меня пытаются убить им. Поднимаю глаза, рассматриваю красивые стройные ножки в черном капроне, юбку, едва прикрывавшую бедра. Плоский животик, нежную кожу, грудь — небольшую, но красивой формы… А потом на мгновение зависаю. Глаза. Синие, большие, с длинными ресницами, в которых опять тону. И я даже не пытаюсь сопротивляться — мне в кайф. Будоражащие ощущения.

Помнит меня Алиса. И я, как ни странно, помню эту куколку. Я у нее первый, да и она у меня тоже. Не было у меня невинных девочек. Смотрю, и дыхание перехватывает. Она все такая же фарфоровая, вкусная, и на вид невинная. Есть, конечно, изменения — взгляд более тяжелый, с блеском, стервозный, губы яркие, макияж агрессивнее. Ну и само место работы говорит, что из Алисы явно вышла «плохая девчонка». Но это только образ, отчего-то кажется, что внутри она по-прежнему уязвимая глупая девочка. Может, потому что на мгновение с ее лица спадает маска безразличия и появляется нечто другое — очень болезненное.

— Алиса, принеси кофе, сырную нарезку, фрукты, ореховое ассорти. И… — Герман переводит взгляд на меня.

— Зелёный чай, — произношу я, не отрывая глаз от девушки.

Интересно, через сколько рук она прошла после меня? Хрен его знает, почему меня это интересует. Мне ведь все равно…

— Все, Алиса. — Девушка разворачивается, а я смотрю на ее попку, спину, плечи и понимаю, что у меня начинают гореть руки от желания к ней прикоснуться. Прошло больше года с нашей встречи, а эффект остался. Она уже не влюбленная фанатка, а я тот же мудак, который хочет ее трахнуть.

— Не покушайся на моих официанток, — привлекает мое внимание Герман.

— У тебя забыл спросить.

Немец приезжает вовремя, обсуждаем его предложение и мои финансовые возможности. Все идёт хорошо, пока в комнату опять не заходит Алиса с подносом в руках. Пытаюсь не смотреть на куколку, не думать о ней, но нихрена не выходит. Когда она ставит передо мной чай, наклоняясь к столику, я шумно сглатываю. Ее запах сводит с ума — такой же тонкий, нежный, и мне снова хочется ее сожрать. Только теперь по-взрослому, на всю ночь.

Немец что-то спрашивает, а я нихрена не соображаю, мысли совсем, сука, не о том! Она не смотрит на меня, глаза опущены, сосредоточена на сервировке, а я завис на ее губах. Хотелось грубо стереть ярко-красную помаду и вновь попробовать их на вкус. Я помню, как мне снесло башку от ее вкуса. Замечаю, насколько Алиса напряжена — она ставит перед Германом кофе, и оно немного выплескивается. Гера не обращает на это внимание, а девочка нервно стирает капли со стола. Перед самым уходом она все же поднимает на меня глаза, трудно было этого не сделать, когда я ее уже «облапал». Синий океан прекрасен, но не спокоен, в нем буря, шторм и немного боли. Я тебя обидел, моя куколка? Определенно — да. Но… я умелая сволочь, да и ты уже не девочка. Думаю, смогу сгладить неприятные для тебя воспоминания.

— Богдан?! — приводит меня в себя Герман. — Будь добр, вернись в нашу вселенную. Алиса, свободна! — грубо выставляет ее.

И мне, сука, не нравится, что он смеет повышать на девочку голос. Стискиваю челюсть и обращаю внимание на немца, пытаясь снова вникнуть в беседу…

ГЛАВА 12

Богдан

Переговоры с немцем проходят успешно. Мы обмениваемся контактами и договариваемся о еще одной встрече. Прощаюсь с Германом, он желает мне победы в предстоящем бою. Спускаюсь вниз и вместо того, чтобы уехать домой, ищу глазами мою Алису. Во мне просыпается что-то хищное и азартное. Хочу эту девочку, и я не привык себе отказывать. Пробегаюсь глазами по залу, но куколки не нахожу. Подхожу к бару, беру воду и сканирую зал. У официанток одинаковая форма, от которой у меня пестрит в глазах, но куколку я узнаю из тысячи. Через пятнадцать минут наблюдений вижу, как Алиса идет с подносом к служебному коридору.

Иду за ней. Она оборачивается, видит меня и ускоряет шаг. Ну нет, сбежать не удастся! Догоняю ее в коридоре, беру за локоть и хочу развернуть. Алиса на секунды застывает, а потом дергается и вырывается. С ее подноса падают и разбиваются вдребезги бокалы, осколки летят к нашим ногам. Мы смотрим на стекло и замираем. От нее пахнет, летом, цветами, свежестью, нежностью и теплом. И эта развратная форма не гармонирует с ее синими глазами, губами и запахом. Нет, она определенно сексуальна и красива, но это все не из ее мира.

В ее глазах растерянность и уязвимость, Алиса наклоняется, чтобы собрать осколки, но я не позволяю ей это сделать. Нагло хватаю за руку и тащу в ближайшую темную подсобку, которую освещает лишь свет фонаря. Мне плевать на приличие и ее личное пространство, я хочу вдохнуть ее запах, прикоснуться к фарфоровой коже и почувствовать вкус. Предстоящий бой, наше прошлое — все вылетает из головы. Есть только Алиса, и я ее хочу, словно помешался.

Захлопываю дверь ногой и прижимаю к ней девушку, вжимаясь в нее всем телом, не позволяя ей опомниться. Я чувствую, как она замирает на мгновение, прекращая сопротивляться, только тяжело дышит и сжимает мои плечи. А я кайфую от ее аромата, тела и дыхания. Голова кружится, сердце барабанит — и мне, черт побери, нравятся мои эмоции, давно меня так не сносило от девушки, я уже думал — все в прошлом, все приелось, или я стал циником до мозга костей.

Мы не двигаемся, только дышим друг другом, а по моему телу волнами разливается возбуждение, и каждая новая волна круче другой. Это дико, алчно, остро. Это напрочь срывает тормоза. Будоражащее ощущение обостряет все чувства и инстинкты.

Обхватываю тонкую талию, прикасаюсь к горячей нежной коже, чувствуя, как по ней бегут мурашки. Тянусь к сладким губам, слегка прикасаюсь, но не целую — пью её дыхание, и это лучше, чем секс, это близость на ментальном уровне, от которой меня ведет. Она со стоном выдыхает, и во мне что-то взрывается, разнося по телу жар.

— Моя девочка…

Сам не понимаю, что шепчу ей в губы — слова вырываются сами собой. Блуждаю по ее телу руками, ласкаю, вжимая ее в себя сильнее, чтобы почувствовала, как меня возбуждает.

Алиса приходит в себя, дергается и дает мне обжигающую пощёчину, вздрагивая от силы удара. Мне не больно, меня — больного пресытившегося извращенца — это возбуждает еще больше. Но я перехватываю ее руку, не позволяя ударить еще раз.

— Отпусти! — шипит, словно кошка. — Не смей меня трогать! — в голосе ярость, ненависть и боль. Алиса впивает ногти в мои плечи, царапая через ткань.

— Тихо, тихо, тихо, куколка. Согласен, я мудак, — ухмыляюсь ей в лицо.

— Отпусти! — повышает голос, стреляя злыми глазами, а меня это заводит. В ее синем океане буря, которая завораживает. В них столько эмоций и страсти! Безразличием и не пахнет. И это вкусно, сладко и чертовски горячо! — Иначе я буду кричать! — трепыхается, пытается меня оттолкнуть, естественно, потираясь о мое тело. Чувствует, мой уже каменный член и замирает.

— Да, куколка, это опасно, — усмехаюсь я и тянусь к ее губам, слегка прикасаюсь и замираю, ожидая сопротивления, но, как ни странно, девочка позволяет ее поцеловать. — Ах ты лиса, — посмеиваюсь ей в губы. — Нравится играть? — Крышу сносит напрочь, ее близость дурманит, и меня даже немного потряхивает от остроты ощущений. Провожу по ее губкам языком, слегка всасываю нижнюю. — Позволь мне сгладить все, что было в прошлом. В этот раз тебе понравится, — хрипло шепчу я и набрасываюсь на ее рот. — Сука! — вскрикиваю и отстраняюсь, когда Алиса неожиданно со всей силы вонзает зубки в мою губу и прокусывает ее в кровь.

Боль и металлический привкус отрезвляют, вынуждая отстраниться. Девушка выворачивается из моего захвата.

— Мое прошлое уже никогда не сгладить! — с ненавистью кидает она мне и показательно вытирает губы, словно ей противно. — Не смей больше ко мне приближаться!

Алиса открывает дверь и убегает, оставляя меня одного. Меня сносит от ее эмоций, гнева и ненависти. Утираю со рта кровь и усмехаюсь, облокачиваясь на стену. Ненависть — это тоже очень сильная и жгучая эмоция. Это не безразличие, люто ненавидят только тех, кто западает в душу.

День боя. И вроде всё, как обычно, но я чувствовал, что для длительного поединка не готов. Я не смог уснуть этой ночью. И все чертова кукла! Не хотел о ней думать, но эта девочка ворвалась в мою голову и гуляла в ней до утра, чем ужасно раздражала. Как это ни парадоксально, но это правда. Последний раз со мной было такое в девятом классе, когда я насмерть влюбился.

Полночи я смеялся над собой, закатывая глаза. Маленькая ведьма! Во мне что-то щелкнуло, когда Алиса меня «послала». И теперь мне во что бы то ни стало надо присвоить эту куклу себе и наказать ее. Сладко и долго наказывать.

Тренер делал ставку на быстрый бой. Если я не уроню соперника в первую трехминутку, то мои шансы на победу будут таять с каждой минутой. С такими мыслями я поднялся с кровати и отправился в кухню. Белковый коктейль, куриная грудка, зелень — мой сегодняшний завтрак. Но я включаю кофемашину и делаю себе эспрессо. Сажусь за стол и несколько минут сижу без движения, смотря в окно. Пасмурная погода, тяжёлые тучи и снегопад не радуют. В день боя всегда ухожу в себя, настраиваясь с самого утра. А сегодня я думаю совсем не о бое. Непрофессионально с моей стороны.

Как мальчишка, ей богу! Нужно взять себя в руки и настроиться, иначе не победить!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вибрирующий телефон возвращает меня в реальность — это подъехал Жора. Беру чашку с кофе и пью его, надевая спортивный костюм. Завтрак так и не тронул, и это хреново…

Я в зале — разминаюсь перед боем, слушая наставление тренера и поддакивающего Жору. Запах кожаных перчаток и пота. Часы, складывающиеся в годы изнурительного труда над собой. Это непередаваемое ощущение, которое помогает всё-таки выкинуть из головы Алису и сосредоточиться.

— Ну что, будем рвать сегодня? — спрашивает тренер, пытаясь приободрить меня.

— Да! Обязательно, — ухмыляюсь, но больше оскаливаюсь, будя в себе зверя, и направляюсь в раздевалку.

Всё как обычно. Суета нашей команды, контрольное взвешивание и короткое интервью какому-то спортивному каналу. Но в душе что-то не так, какая-то непонятная тревога и волнение. Нужно отгонять это состояние и включиться во всю эту суету. Напитаться энергией, прочувствовать инстинкт зверя. За час до боя делаю разминку, но кукла, бесцеремонно влезшая в мою голову, опять не даёт сосредоточиться. Как бы я ни гнал от себя мысли о ней, они возвращались короткими воспоминаниями. Яркими вспышками с тактильными ощущениями.

Нет! Всё! Забудь! Это всего лишь девка! Игрушка! Я наиграюсь ей позже! Впереди бой, и нет права на проигрыш!

Надеваю чёрный халат с капюшоном и серебряной надписью «Идол» и сжимаю кулаки. Тренер подходит ко мне и смотрит прямо в глаза, транслируя нужный настрой.

— Либо ты сегодня выигрываешь, сынок, и возводишь нас всех на пьедестал, либо ты сегодня нас всех… запомни — третьего не дано! Давай, сынок, не подведи! Я вложил в тебя все что мог и даже больше! Ты должен победить!

Молча киваю, не тратя силы на ответы. Дышу размеренно, сжимая и разжимая кулаки. Но, сука, впервые в жизни не уверен в своих силах.

Тренер разворачивается и указывает на выход. И вот эти незабываемые моменты, когда иду из раздевалки на ринг! Рев толпы, ликование фанатов боев без правил… Оглушительная музыка и бой барабанов. Сознание постепенно отключает лишние мысли, в голове только отработанная тактика и наставления тренера. Организм чётко вспоминает все действия, и сознание с каждым шагом превращает меня в зверя, жаждущего крови! И это мне нравится! Это состояние, ведущее к победе! По крови бежит адреналин и предвкушение крови! Я ловлю волну и уверенно шагаю к рингу! Вот он, светящийся, переливающийся в свете прожекторов ринг! Восьмиугольник из сетки, похожий на арену гладиаторов. Бой без перчаток и щитков, только два зверя в клетке, из которой выйдет на ногах только один!

Пульс учащается, адреналин ударяет в голову. Анонсер объявляет меня, перечисляя все мои титулы и регалии. Толпа ликует и ревёт! Шоу начинается!

Оглушительный бой барабанов и резкий всплеск фонтана фейерверков! Во всем этом безумии и эйфории появляется ОН. Мой соперник. Фигура титана и злобный взгляд. Играет мышцами на публику, демонстрирует огромные бицепсы, злобно рычит и показывает всем своим видом, что он тут единственный и непобедимый чемпион!

Мне неинтересны его кривляния, и я просто скольжу взглядом по присутствующим. Герман подбадривает жестами, ухмыляюсь ему, но улыбка спадает, когда вижу рядом с ним девушку. Алиса, мать ее! Агрессивная, похожая на Клеопатру. Стрелки на глазах, бордовая помада, черное платье с прозрачными рукавами, черный капрон, туфли на шпильке, и холодный взгляд, направленный на меня. Смотрю на Геру, и он выгибает брови, не понимая моего агрессивного посыла.

Меня сносит в другую параллель. В голове всплывает наш вчерашний разговор, когда я отдавал ему билет «Тогда возьми любовницу, хапните адреналина», «Ну что вы на меня наговариваете, господин Белов?» Он ее трахает?! Зверь начинает рычать и бесноваться внутри, но, к сожалению, его агрессия направлена не на соперника, который, энергично двигаясь, вскакивает на ринг, а на Германа! Перевожу взгляд на Алису. — Детка это такая месть, которую подают холодной? А ты у меня жестокая девочка. Или не у меня…

Отворачиваюсь, пытаясь вычеркнуть эту парочку из головы.

Соперник энергично двигается из стороны в сторону, не сводя с меня глаз — техника устрашения: смотреть прямо в глаза и скалиться. Я оцениваю его мышечную массу — он тяжелее и выше меня. Значит, в борьбу с ним вступать нежелательно, он медленнее из-за своей массы, значит, удар и отскок — моя главная тактика.

Рефери призывает к центру ринга и жестами показывает, что бить в пах и пальцами в глаза запрещено.

— Я хочу видеть честный и чистый бой! По углам!

Мы расходимся, и все покидают ринг, оставляя нас вдвоём.

Гонг!

Шоу началось!

А в моей голове другое шоу. Алиса и Герман в нескольких метрах от меня. Тело двигается по инерции и мышечной памяти, а мысли только о том, что принцип Германа — никогда не вступать в связи с подчиненными. Что же ты вдруг отступил от принципов? Понравилась девочка? Теперь понятно, почему ты рычал вчера, когда я завис на Алисе.

Соперник, не раздумывая, бросается на меня и с лету пытается сбить с ног, прижимая всем телом к сетке. Захват за пояс обеими руками и попытка приподнять меня для броска. А вот и мой первый провал! Что есть силы упираюсь в сетку и пытаюсь высвободиться. Подсечка опорной ноги — и он, теряя равновесие, ослабляет захват — это шанс высвободиться. Разжимая его руки, я выныриваю из-под него и на отходе наношу удар в голову. Он не чувствует его, разворачивается и, как разъяренный бык, несется на меня, но я уклоняюсь от этой кучи мышц. Наношу удар правой в голову — чётко в висок, но это только злит соперника. Он, мать его, будто литой из металла — даже не пошатнулся. И я понимаю, что дело не в сильнейшем сопернике, а во мне. Я, бл*ть, в раздрае от обращенных на меня холодных синих глаз.



Отскакиваю, ищу комфортное расстояние для нанесения серии ударов. Соперник становится в стойку и принимает мои условия — теперь мы будем биться в стойке. Вскинув руки и рыча, он призывает публику поддержать его. Зал неистово взревел. Ненавижу бездарные рисовки, поэтому ухмыляюсь и смотрю, как он неуклюже надвигается на меня, показывая, что масса решает всё!

Ныряю под его руку и бью в печень, выныриваю и наношу двоечку чётко в голову. Классика! Чуть отступив, туша теряет ориентиры, но, встряхивая головой, снова кидается на меня, пытаясь завалить, прижимает к сетке и обхватывает ногой мою ногу. Пространства для маневра нет, и я понимаю, что бой в партере неизбежен. Но дело не в этом, а в том, что я в таком положении, что невольно вижу куклу, которая следит за боем и усмехается, когда Герман ей что-то говорит.

Меня валят, пытаясь тушей прижать к настилу, локтем давят на горло, сбивая дыхание. Надо что-то делать, иначе мне конец. Короткими ударами соперник рассекает мне губу, и кровь заливает подбородок. И в этот момент я невольно обращаю внимание на Алису. Теперь в ее глазах тревога и даже страх, она комкает платье и кусает губы. Никогда не думал, что причиной моего падения станет синеглазая кукла. Мои бои не зависели от баб, я всегда умел переключаться. Бои всегда в приоритете, все остальное после.

Дыхание становится неравномерным, тело начинает слабеть под этой грудой мышц. Пытаюсь собраться и терпеть боль. Удары сыплются, и нет возможности сделать захват руки, приходится прикрывать голову. Меня методично избивают! Сквозь весь этот поток ударов слышно его тяжёлое дыхание и мой барабанящий пульс. Соперник выкладывается по полной, а у меня просто нет сил, ещё немного — и рефери может остановить бой. Нужно что-то предпринять, иначе мне засчитают поражение за пассивность…

Меня спасает гонг. Раунд завершен. Я ещё никогда не был так рад этому звуку. Рефери подскакивает и, прикрывая мою голову, кричит «стоп»! Наконец, это тело сползает с меня, зал в восторге ревёт и кричит. Поднимаюсь и чувствую, что у меня просто не осталось сил, но это не соперник размотал меня, а парочка в зрительном зале. Мой друг и куколка, которая сносит мне крышу. Прихожу в ярость от этого понимания, хочется спрыгнуть с ринга, схватить Германа за грудки и вытрясти из него правду об их отношениях. Но я сдерживаюсь, стреляя в парочку усталым вымотанным взглядом.

В углу тренер с пакетом льда и медик обрабатывают губу. Тренер что-то кричит, четко даёт указания, растирая льдом грудь и спину.

— Не давай себя свалить! Только на ногах, иначе шансов нет! Двигайся! Удар и отскочил, заставь его побегать — в этом твоё преимущество! Понял? Ты понял?

А я четко понимаю, кто виновник моих промахов — меня свалила волна неконтролируемой ревности. Неожиданно, но сокрушительно.

Удар гонга возвращает в бой. И мы снова на ринге вдвоём. Чувствуя преимущество и окрыленный победой в первом раунде, соперник решает всё закончить как можно скорее, не меняя тактики, и всё так же с разбегу пытается навалиться сверху и повалить. Хладнокровно выдерживаю паузу — жду его максимального приближения. Тело, как пружина, выстреливает и, отпрыгивая в сторону, проваливаю его. Соперник, не в силах остановить свою массу, падает на колени! Вот он — мой шанс! Другого не будет! Он на коленях боком ко мне на расстоянии удара. Отталкиваясь, что есть силы, в прыжке бью ему коленом в голову, заваливая тушу, и добиваю серией ударов, не останавливаясь, готовый взреветь от ярости. Соперник падает на спину и прикрывает лицо. Теперь я зверь, и я хочу крови!

Вкладывая в удары все оставшиеся силы, рассекаю его лицо и остановиться уже не могу — адреналин, жажда крови и неконтролируемая агрессия наполняют меня целиком. Последний удар — и рефери отталкивает меня…

В ушах стучит пульс, глаза заливает кровь. Вся команда выскакивает на ринг и обнимает меня. Это победа не только моя — это победа всех, кто вложил в меня свои знания и душу. Но меня она нихрена не радует. Сейчас мой зверь хочет иного боя, и ему наплевать, что Алиса мне не принадлежит. Это моя игра, а Герман в нее влез. …



ГЛАВА 13

Алиса

Толпа ревет, все чествуют Идола, а в моей голове крутится только одна мысль: Зачем я пошла на этот чертов бой?» Что это? Такой мазохизм или я сошла с ума?! Скорее, это малышка Алиса, влюбленная дурочка, решила вылезти и немного потосковать.

Увидела Богдана в клубе, и на меня обрушились тысяча чувств и эмоций. Они изматывали и рвали мою душу в клочья. Ненависть и обида все перекрывали, но где-то в самой глубине скулила на последнем дыхании любовь. Я накрывала на стол, ощущая каждой клеточкой тела его взгляд. Руки дрожали настолько, что я боялась опрокинуть чашки. Хотелось кричать ему: «Ну что ты смотришь на меня?! Ты уже убил во мне все живое?! Не смей так на меня смотреть?!» А он смотрел так, как я когда-то мечтала — с интересом, с блеском в глазах. Только мне всего этого уже не нужно…

Богдан прикасался ко мне, целовал, сжимал сильно, лишая дыхания, и я плавилась. Нет, это дурочка Алиска плавится и пищит от восторга. А нынешней мне были противны его касания, я ненавижу своего Идола. Он бог только для наивной малышки, которая никак не сдохнет внутри меня. А для меня Идол теперь что-то страшное, дьявольское, от чего надо бежать. Или безжалостно бороться. Я выбрала второе. На меня вдруг обрушилось понимание, что я хочу бить его в ответ, разочаровать, делать больно, играть с ним, как играл со мной, и оставить подыхать. Моя внутренняя девочка кричала, что так делать нельзя! Но я ее не слушала.

Вдыхала его запах, и по телу шел жар предвкушения, я испытывала огромное удовлетворение и прилив адреналина, когда со всей силы залепила Богдану пощечину, отбивая ладонь. Замерла с колотившимся сердцем, позволяя Идолу расслабиться, подпустила его близко и укусила, чувствуя привкус крови. Внутренняя влюбленная девочка испугалась, переживая за Богдана, и я хотела ее придушить. Он нарушил мое психологическое равновесие, и я хочу мести. Нет, я не хочу для него физической расправы или смерти. Я хочу его душевной боли.

Выбежала из подсобки, закрылась в туалете и долго умывалась холодной водой, споря со своей наивной половиной. Внутренняя дура кричала, что Богдан ни в чем не виновен. И я была с ней в чем-то согласна. Он не любил меня, я сама напросилась, сама отдалась и сама придумала мужчину, которого нет. Но я никогда не прощу ему то сообщение, где он цинично предложил мне избавиться от ребенка и просил не перекладывать его на него. Я бы с радостью забыла этот момент своей жизни, иногда мне хочется, чтобы у меня случилась амнезия, но, к сожалению, маленькая сероглазая девочка в моих снах не дает мне вычеркнуть из памяти мой грех, который я совершила. И я эгоистично хочу мстить Богдану.

Когда убирала в вип-комнате, нашла пригласительный на его бой. Хотелось порвать его и выкинуть, но его забыл Герман Маркович, и мне пришлось отнести билет ему.

— Ты не хочешь пойти на бой? — спросил он меня, задумчиво покручивая билет.

— Ммм, нет, уже не интересуюсь боями.

— Почему «уже»? А раньше интересовалась? — выгибая брови, поинтересовался Герман.

— Было дело, — усмехнулась.

— Ты все больше меня поражаешь. Откуда ты такая взялась? Всего девятнадцать лет, а в любви разочарована, боями интересовалась — когда только все успела?

Мужчина смотрел на меня с интересом, а мне нравилось с ним беседовать. Есть в нем что-то приятное. Может, я плохо разбираюсь в людях, но не чувствовала от него похоти или чего-то опасного. Герман в меру строг, требователен как начальник, но не противен. В его словах и действиях никогда нет подтекста. И глаза у него очень усталые, словно ему не тридцать девять, а девяносто, и на него давит какой-то груз, который нельзя скинуть.

Герман крутил в руках бокал с коньяком, смотрел на меня, но казалось — сам где-то далеко.

— Так сложилось, — выдохнула.

— Бывает. Жизнь — та еще сука. У меня есть лишний билет на хорошее место, а пойти не с кем… Моя рациональная сторона не хочется выбрасывать приглашения или перепродавать. Потому что тогда мне придется сидеть рядом с совершенно незнакомым человеком, возможно, он будет мне неприятен. Поэтому я приглашаю тебя посетить со мной бой.

— Герман Маркович, это приглашение выглядит двусмысленно. Поэтому я вынуждена вам отказать.

Герман закатил глаза:

— Никого подтекста здесь нет, просто приглашение. Можешь считать это корпоративном для сотрудников или поощрением за хорошую работу. Или приказом начальника, который не обсуждается, — усмехнулся мужчина.

Если минуту назад это приглашение казалось мне абсурдным, то сейчас уже хотелось пойти на бой Идола с Германом.

Игра началась. И я была в предвкушении. Я хотела еще его эмоций.

Смотреть на бой было тяжело. Нахлынули тяжёлые воспоминания, посетило дежавю. Внутренняя девочка вылезла наружу и во все глаза смотрела, как Идол проигрывает, и я никак не могла ее утихомирить до последнего момента боя, жмурилась, морщилась, когда Идолу наносили удары. Герман пытался меня приободрить, отшучивался, рассказывал, что это такая тактика вымотать соперника, а мне хотелось кричать: «Какая к черту тактика? Его же убивают!» И если вчера я испытала ненормальное удовлетворение от крови Богдана, то сегодня мне невыносимо больно.

Все прошло, когда Идол одержал победу. Внутренняя дурочка успокоилась и удовлетворенно выдохнула, позволив запихнуть мне ее куда подальше. Богдана награждали, поздравляли, он говорил благодарственную речь, а сам не сводил глаз с меня и Германа. Глаза злые, звериные, ревностные, убийственные, а во мне просыпается азарт. Ну что он мне сделает? Больнее и страшнее, чем раньше, уже не будет, поэтому я ничего не теряю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы знакомы? — вдруг спрашивает меня Герман, когда мы выходим на улицу.

— С кем? — делаю вид, что не понимаю.

Герман очень проницательный мужчина и многое читает между строк.

— С Идолом, — мужчина галантно открывает для меня двери, а сам заглядывает в глаза, которые я прячу.

— Нет, с чего вы взяли? Где я, и где Идол? Мне до него не дотянуться.

Мужчина прищуривается, а потом снисходительно улыбается, словно не верит мне. Он молча садится в машину, заводит двигатель и везет меня домой.

— Слишком много эмоций с его стороны к тебе, — произносит Герман, уверенно управляя машиной.

— Тут либо что-то личное, либо он на тебя запал.

— Скорее, второе.

— Тогда мой тебе совет, дружеский… — Герман задумывается. — Нет, это наказ начальника — не связывайся с ним, он использует девушек. Играет и выкидывает, — вполне серьезно, немного повышая для убедительности тон, произносит Герман.

Опоздал он со своими советами…

Адам усердно печатает на моем ноутбуке контрольную, а я сижу на подоконнике, мешаю кофе и смотрю на заснеженный двор и молодую девушку с коляской — лет двадцать, не больше, а уже мама. И я могла быть мамой… Не знаю, почему моя память постоянно возвращает меня к этой мысли. Кажется, я помешалась, но мне все равно, я просто рассматриваю девушку с коляской и мешаю сахар.

— Прекрати! Мешаешь сосредоточиться, — цокает Адам. — Твой сахар уже растворился десять минут назад.

— Прости, зависла, — откладываю ложку, продолжая смотреть в окно.

Компьютер Адама в ремонте, а ему срочно нужно напечатать контрольную, и я стараюсь ему не мешать. На парковку подъезжает машина, из которой выходит парень лет двадцати пяти и подходит к девушке. Он целует ее в губы, трёт замерзшие руки и забирает коляску. Они семья. Не то чтобы я когда-то хотела детей — мне ещё рано об этом думать, но в моей жизни уже был ребенок, а я его убила…

Закрываю глаза, мотаю головой, пытаясь вытрясти навязчивые мысли. В зоне спальни на кровати звонит мой телефон, и я соскакиваю с подоконника. Хватаю сотовый и убегаю в ванную, чтобы не раздражать Адама. Это Надя, сестрёнка Богдана. Я давно отдалилась от нее. Мы не ссорились, она хорошая девочка, по которой я скучаю, но, к сожалению, не могу с ней быть ближе по понятным причинам. Она тоже скучает и постоянно куда-то меня приглашает, а я отбиваюсь, как могу, сетуя на занятость. Вот и сейчас смотрю на дисплей и не хочу отвечать.

— Алло, — договариваюсь со своей совестью и отзываюсь.

— Приветик, — воодушевленно произносит Надя. — Не отвлекаю?

— Привет, нет.

— Тогда слушай меня. Если ты забыла — завтра у меня день рождения, мы празднуем в загородном доме, и я тебя приглашаю. Отказов не принимаю! Не приедешь — обижусь насмерть, — вполне серьезно говорит Надя.

Завтра я не работаю и вполне могу поздравить подругу, но…

— А кто будет?

— Из родственников только мама, но она поможет накрыть на стол и не будет нам мешать. Лерка будет, Маша, мой парень с другом и двоюродная сестра. И ты!

— И все?

— Да, а кого тебе еще нужно? Брат зайдет меня поздравить, но долго сидеть не будет — что ему с нами делать? — это то, что я хотела услышать.

— Надь, я, наверное…

— Если ты сейчас скажешь, что не приедешь, можешь больше со мной не разговаривать!

— Я хотела спросить, можно я приеду с другом?

Ну что же, второй раунд нашей игры, Идол. Ты готов? Хочу твоих эмоций.

— А друг симпатичный? — хихикает Надя.

— Это Адам.

— Тогда нужно, — воодушевленно заявляет Надя. Ей нравится Адам, я давно это заметила.

— Ага, подарю тебе его, — усмехаюсь я. — Хорошо, во сколько нам подъехать?

Надя просит приехать к трем часам, и мы прощаемся. Выхожу из ванной и распахиваю шкаф, выкидываю на кровать все платья, решая, какое завтра надеть. Кажется, в одном из интервью Идол говорил, что любит синий цвет. Прекрасно, у меня есть чем его порадовать.

— Ты куда-то собираешься? — спрашивает Адам, подходя и рассматривая мои наряды.

— Мы собираемся.

— Мы?

— Да, завтра мы едем к Наде на день рождения. Мне нужен личный охранник, чтобы никто не домогался, — усмехаюсь я.

— А что, такие будут?

— Как знать, как знать… — загадочно произношу я, откладывая синее платье с широкой юбкой в пол.

ГЛАВА 14

Богдан

Всегда знал, что подарить женщине. А вот что дарить сестрёнке на девятнадцатилетие — нет. Вроде не ребенок уже, игрушкой не отделаешься. С цветами все просто — Надюшка банально любит розы, и поэтому корзина розовых цветов стоит у меня в машине. А я стою посреди торгового центра и туплю. Уже советовался с мамой, чтобы та хоть намекнула, чего хочет сестренка. Но мама отмахнулась и сказала, чтобы я ее не баловал и не дарил ничего дорого. Чего вообще хотят девочки в ее возрасте? Айфон? Так у нее есть. Вспоминаю, что Надя ныла, что у нее тормозит ноутбук, и уверено иду в отдел бытовой техники. Выбираю белый тонкий ноут последней модели. Надеюсь, угадал, и ей понравится. Упаковываю его в красивую бумагу в магазине подарков, выбираю открытку, где уже написано поздравление, добавляю от себя пару фраз и выдыхаю.

Сажусь в машину и еду за город. У родителей там большой уютный дом — мой подарок на годовщину их свадьбы. Красиво там, тихо, и дышится легче. Надюшке тоже нравится. Там огромная летняя кухня с мангалом — круглый год можно устраивать барбекю, шашлыки. Мама в восторге от собственного сада, отец — от бани. А я счастлив, что угодил. Иногда я и сам езжу туда на пару дней. Один. Выключаю телефон и просто отсыпаюсь в полной изоляции от внешнего мира.

Подъезжаю, открываю ворота и паркую машину под навесом. Забираю подарок, цветы и иду в дом. Я ненадолго, просто поздравить, поесть маминой стряпни и назад в город. Мне сегодня нужно расслабиться и снять девочку. У меня давно не было секса, и я уже зверею от переизбытка тестостерона. С Юлианой не хочу даже общаться, не то что трахать ее. Не тянет меня больше к ней, даже в физическом плане. Так бывает, приелась она мне.

Прохожу в дом, слышу гул голосов и музыку в гостиной — празднование в полном разгаре, я опоздал. Мама встречает меня на пороге и качает головой, потому что я опять без куртки.

— Прости, мама, не нашел шапку, — усмехаюсь. На мне только черная водолазка и джинсы.

— Простынешь — вспомнишь меня! — строго говорит мама, перенося меня куда-то в детство. Усмехаюсь и обнимаю ее. Она отстраняется от меня, осматривая лицо, хмурится, замечая небольшую ссадину на щеке.

— Производственная травма.

— Шутник! Когда ты уже закончишь с этим делом?! — вопрос риторический.

— Это спорт, мам, и из него не уходят.

— Это не спорт! Все, ничего не хочу слышать! — мама почти топает ногой, вызывая мой смех. — Иди мой руки и поздравляй именинницу.

Оставляю подарки в прихожей, забегаю в ванную, мою руки, провожу мокрыми ладонями по волосам, оставлю рукава закатанными, обнажая татуировку, поправляю кожаный широкий браслет и выхожу. Надюша у нас девочка консервативная и предпочитает отмечать праздник дома за большим столом с вкусной едой и тортом. Поэтому празднуют в загородном доме — здесь больше места. У нас большая гостиная с камином и панорамными окнами.

Беру цветы подарок и прохожу в комнату, застываю в дверях, осматривая гостей. Девочки, мальчики смеются, попивая шампанское, Надюха раскрасневшаяся, красивая, рядом с ней сидит парнишка, заглядывая ей в рот — не нравится он мне. Но праздник портить я не собираюсь. Ей уже девятнадцать, а для меня она все та же рыженькая малышка.

— А-а-а-а! — визжит Надя, заметив меня. Соскакивает с места и кидается мне на шею.

— С днём рождения, стрекоза, — шепчу ей на ухо, чтобы никто не слышал, обнимаю сестру и замечаю, как входит Алиса.

— Это мне?! — сестра выхватывает у меня коробку, киваю ей на автомате, улыбаюсь, когда она садится в кресло, тут же распаковывая подарок, а сам осматриваю куклу.

На ней шикарное синее платье до самого пола. Широкая юбка из лёгкого шелка, пояс, подчёркивающий талию, длинные рукава. Все довольно скромно, но меня окатывает волной жара от ее сексуальности. Сегодня она в образе хорошей девочки: губки розовые, ресницы длинные, глазки невинные, огромные. Первая мысль — что она здесь делает? А потом вспоминаю, что кукла — подруга моей сестры. В голове идёт бегущей строкой ее рассказ с той ночи, когда я лишил ее девственности. Она не смотрит на меня. Садится за стол рядом с парнем и что-то ему говорит, мило улыбаясь.

— Спасибо! — ко мне вновь подлетает Надя и целует в щеку. — Цветы — просто нет слов! Мне такой огромный букет ещё никто не дарил! — восхищается она, а я продолжаю изучать девушку, которая лишила меня покоя.

В тот день после боя мы, как всегда, по традиции рванули в клуб. Только в этот раз я настоял на «Зазеркалье». Но Алисы там не оказалось, а вот Герман подъехал поздравить меня лично. Он долго уверял, что никаких отношений у него с такой молодой девочкой никогда не будет. И вообще он так проверяет сотрудников на вшивость. Я знаю, что Герман очень проницательный и не станет работать с кем попало — ему нужна какая-то связь. Но что-то раньше на младший персонал это не распространялось. Я чувствовал, что что-то здесь не так, такое поведение не характерно для Германа. Почему бы ему просто не признаться, что запал на девочку и хочет ее приручить, зайти издалека, прикинувшись другом? Не вижу смысла мне лгать. Нет, ревность во мне до сих пор бушует, но я люблю реальный бой, а не с тенью.

— Ну, пошли за стол, — тянет меня сестрёнка, и я подчиняюсь.

Девочки начинают хихикать, мальчики напрягаются. Но мое внимание приковано только к Алисе и парню, с которым она продолжает шептаться. И даже когда я намеренно сажусь напротив, все равно делает вид, что меня нет. Это раздражает, но будоражит, вызывая азарт. Ты реагируешь на меня девочка. Хочется поиграть? Так я давно в игре, а ты явный новичок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Надежда, ты уже большая девочка, поэтому… — поздравляю сестру, и в этот момент, когда все замолкают, моя синеглазая девочка, наконец, обращает на меня внимание.

Она крутит в руках бокал и прикусывает пальчик. Прям сама невинность, но глазки азартно блестят. Ну нет, кукла, сейчас ты моих эмоций не получишь, можешь не стараться! Выпиваю бокал шампанского и выхожу из-за стола. Ощущаю ее взгляд в спину, но не оборачиваюсь. В гостиной снова звенит гул голосов, а я иду в кухню к маме. Она кормит меня, и мы беседуем о насущных делах.

— Если не сильно занят, останься, пожалуйста, до вечера, пока отец на работе, я одна не могу их контролировать. Мальчишки вроде хорошие, но все же, — просит меня мама, наливая мне чаю. Да я и не собирался никуда уезжать. Киваю маме, предвкушая.

Через пару часов посиделки за столом переходят в танцы и вольное общение. Они приглушают свет и шушукаются по углам. Девочки постоянно бегают в туалет, мальчики — подышать воздухом и, видимо, обсудить девочек. Забавно, когда мне было девятнадцать, я вел себя так же, за исключением того, что уже тренировался в США.

Заглядываю в гостиную, останавливаясь в дверном проеме. Надя танцует с подругами, возле нее все вьется худощавый парень. Но ничего критичного. А вот Алиса сидит на диване с парнем, который явно к ней неровно дышит. Она закинула ногу на ногу, и платье красиво струится по полу. Замечает меня и прекращает улыбаться. Куколка думает, что все смотрится естественно, а мне видно, что она играет специально для меня. И я с удовольствием смотрю. Алиса что-то шепчет парню, который, как преданный пёс тут же подает ей тарелку с фруктовой нарезкой. Она старается на меня не смотреть, но выходит плохо, а я и не скрываю своего интереса и съедаю все, что она мне скармливает. Куколка берет ломтик апельсина и закидывает его в рот, облизывая губки и пальчики. Браво, это было красиво, возбуждает в сочетании с невинными глазками. Хочу ее! Хочу в этом платье. Хочу агрессивно разорвать верх, оголяя грудь, и задрать широкую юбку. Меня немного ведет от волны возбуждения. Алиса делает вид, что ей жарко, машет на себя ладонью и проводит пальчиком по шее, немного откидывая голову, и я тоже это съедаю. Вкусно. Но дело в том, что возбуждает она не только меня, но и парня рядом, который сглатывает от ее действий, но, надо отдать должное, держит дистанцию. Синеглазая девочка любит держать возле себя влюбленных мальчиков на коротком поводке?

В какой-то момент я ловлю ее взгляд и не отпускаю, девочка немного пьяна, сил сопротивляться нет. Она смотри мне в глаза и медленно опускает голову на плечо парня. Он воодушевлённо закидывает одну руку на спинку дивана позади Алисы, а вторую опускает ей на колено. Моя ревность усиливается, дыхание учащается, пульс уже стучит в ушах, но мы смотрим друг другу в глаза. Плохо ты знаешь мужчин, моя синеглазая девочка, мальчик, которого ты используешь, может пострадать, если мне сорвет крышу. Нам нужны жертвы?

В комнате меняется музыка на более медленную, Алиса прикрывает глаза, разрывая наш контакт. Она беззвучно повторяет слова грустной песни о любви, а парень наглеет, воспринимая нашу игру за призыв к действию. Он прикасается к ее волосам, поглаживает, наклоняется, вдыхая их запах. И кого мне в данный момент убивать? Его за вольность? Или тебя за провокацию?

Вдыхаю через нос и выхожу в коридор, иду в кухню и выпиваю стакан холодной воды. Не помню вообще, когда меня так накрывало. Какое-то дикое животное желание забрать то, что принадлежит мне. Меня отвлекает телефонный звонок от тренера. У нас новое расписание тренировок. Пока разговариваю, вижу, как в коридоре мелькает ее синее платье. Заканчиваю беседу и выхожу на улицу. Алиса стоит на крыльце в одном платье и тоже с кем-то говорит.

— Да, пап, я с Адамом. Нет, у меня все хорошо. Да, я поняла, — она не видит меня в сумерках. Подхожу вплотную, обхватываю стройную талию и показательно глубоко вдыхаю ее нежный запах. Моя синеглазая девочка замирает, но продолжает разговаривать с отцом. Веду ладонью по ее талии, плавно переходя на живот. — Да, пап, я поняла.

Скидывает звонок, пытается дёрнуться, но я сильнее стискиваю ее талию и перехватываю рукой тонкую шею, чувствуя, как сильно бьётся ее пульс.

— А ты у нас папина дочка? — усмехаюсь ей в ухо. Молчит, начиная глубоко дышать. Опять податливая и покорная, но я помню нашу последнюю встречу, поэтому держу ее спиной к себе и фиксирую шею.

— Отпусти! — шипит, как кошка, и я сильнее вжимаюсь пахом в упругую попку.

— А разве ты не этого хотела, когда провоцировала меня?

— Ты слишком самоуверен!

Возмущается, но начинает дрожать в моих руках, и что-то мне подсказывает — не от холода. Наклоняюсь, вдыхаю запах ее волос, прикрываю глаза и окунаюсь в блаженство. Хочется обладать ей полностью, ласкать и быть грубым. Хочется всего и сразу. А учитывая, что я сексуально голоден, мне плевать, что в доме мама, сестра и ещё куча народу.

— Ты кое-что мне должна, детка, — шепчу ей в ушко.

— Я ничего тебе не должна! — зло произносит она и цепляется за мою руку, сжимающую шею. Вонзает в кожу ноготки, но мне плевать. Меня заводит боль.

— Какая злая девочка, сколько эмоций. Такая вкусная, — слегка прикусываю мочку. — Что ты делала с Германом на моем бое? — спрашиваю и краем глаза вижу, как на улицу выходит парень, с которым пришла Алиса.

— Не твое дело! — продолжает шипеть моя куколка. Парень замирает позади нас, рассматривая, а я делаю вид, что не замечаю его. Смотри мальчик и запоминай.

— Слишком много совпадений и наших случайных встреч, не находишь? — немного ослабляю хватку на шее и начинаю гладить большим пальцем нежную кожу. — Хочешь поиграть?

Парень позади нас, похоже, шокирован, а я и не думаю останавливаться. Скольжу по приятной гладкой ткани платья ладонью по животу вверх, поглаживаю под грудью, ощущая, как сильно стучит ее сердце.



— Я хочу, чтобы ты…

Не договаривает, выдыхает со стоном, когда я накрываю и сжимаю через платье сосок. Она — моя девочка! Внутри все переворачивается, по венам несётся дикое возбуждение от ее стона, посылая импульсы в пах. Крышу сносит напрочь, и я забываю, что за нами наблюдают.

— Алиса! — приходит в себя парень. Девочка дергается, пытаясь вырваться. — Что происходит?! — в его голосе недоумение и даже шок.

— Скройся! — рычу я, отвлекаясь на парня.

— Алиса, он тебя удерживает?!

Парень хватает меня за плечо, и я по инерции и мышечной памяти дергаю рукой и бью парня локтем в грудь. Алиса все-таки вырывается, разворачивается и смотрит, как морщится ее друг, хватаясь за грудь, но, надо отдать должное, берет себя в руки и заносит кулак, метя мне в челюсть.

— Адам, не надо! — вскрикивает Алиса, пытаясь встать между нами. Умная девочка, понимает, что я могу покалечить парня. Я не бью молокососа, просто ловко уворачиваюсь, усмехаясь оттого, что парень борется с воздухом. — Адам, прекрати! — испуганно кричит Алиса. — Он не держал меня насильно! — Слава богу, в доме громко играет музыка, и нас не слышат. Мне начинает надоедать этот парень и его бесполезные попытки меня ударить. Хватаю его за запястья и выкручиваю руку за спину. Это болевой прием, и парень сгибается, пытаясь облегчить боль.

— Богдан! Прекрати сейчас же! — зло кричит она, хватаясь за мою руку. — Иначе я подниму истерику.

Какая грозная девочка! Пытается мной манипулировать. Нет, моя хорошая, это ты затеяла эту игру, а я диктую правила:

— Сейчас ты берешь свои вещи и садишься в мою машину!

— Нет! — упрямо отвечает она с ненавистью в голосе.

— Тогда я выверну ему сустав, — я блефую и грязно шантажирую. А кто сказал, что я благородный принц?

— Алиса не… — парень пытается что-то сказать, но я заламываю руку сильнее, и боль лишает его речи.

— Хорошо! Отпусти его!

— Отпущу, как только сядешь в машину, — ухмыляюсь. Она кидает на меня злобный взгляд, шумно вздыхает и идёт в дом. Ослабляю хватку и наклоняюсь к парню.

— Учись уходить от захвата. На курсы самообороны, что ли, запишись. Полезный навык для мужчины. За девочку не бойся, ничего плохого я ей не сделаю. Мы уже давно знакомы. — Из дома выходит Алиса с сумкой и пальто в руках и покорно идёт к машине. — Могу и тебя в город подбросить, — предлагаю я и отпускаю парня.

— Сам доеду! Если с ней что-то случится, я сообщу ее отцу и в полицию! — пренебрежительно кидает он.

— С ней определенно что-то случится, но, обещаю, ей понравится.

ГЛАВА 15

Богдан

— Адрес?

— Чей? — спрашивает Алиса, продолжая хмуриться и смотреть в окно.

— Твой адрес, — нет, я не хочу просто доставить ее домой, я хочу узнать, где живет моя синеглазая девочка.

— Да конечно, прям сейчас я тебе сказала адрес, — язвительно ухмыляется, прищуривая глазки. — Папа учил меня не называть чужим дяденькам адрес.

— А не садиться к ним в машины не учил? — ухмыляюсь я. Мне нравится ее дерзость, потом вдвойне приятнее будет наказывать этот сладкий ротик.

— А что ты мне сделаешь? — это похоже на вызов.

Молча усмехаюсь.

— Адрес, Алиса, иначе увезу к себе домой.

— Возле метро останови, — упрямо отвечает она.

— Ну хорошо, ко мне так ко мне, — резко сворачиваю на перекрестке, направляясь к своему дому.

— Елунина тридцать шесть! — зло кидает она.

— Хорошая девочка. — Разворачиваюсь в другую сторону и везу Алису домой.

Девочка откидывается на сиденье, запрокидывает голову и закрывает глаза. Красивая. И я уже совсем не смотрю на дорогу. Мне хочется, чтобы она вот так запрокидывала голову во время экстаза, пока я врываюсь в нее. Черт, что ты со мной творишь, куколка? Вдыхаю глубже, переводя взгляд на дорогу, и прибавляю газу.

Паркуюсь во дворе дома, глушу двигатель и разворачиваюсь к Алисе. Она не реагирует, кажется, что спит. В свете подсветки приборной панели я вижу ее красивый силуэт, равномерно вздымающуюся грудь и на минуту зависаю, пожирая Алису глазами. Ее запах наполняет салон машины и дурманит. Хочется сожрать ее и одновременно заласкать. Такая бешеная тяга к этой девочке.

Отстегиваюсь, отодвигаю сиденье как можно дальше назад и немного откидываю. Обожаю трахаться в машине, есть в этом своя прелесть. Девочка сверху, полумрак, запотевшие окна, музыка из колонок. Включаю плейлист с чувственной музыкой и поддаюсь к Алисе. Провожу тыльной стороной ладони по ее нежной щеке, пальцами по чувственным губам, подбородку, шее, нащупываю пульс и ощущаю, как он учащается. Девочка замирает, прекращая дышать.

Хватаю ее за ворот платья и притягиваю к себе. Алиса распахивает глаза и смотрит в самую душу, но не сопротивляется. Безумно хочу ее отдачи! Чтобы отвечала мне, отдавая свою себя.

Притягиваю ближе и целую, лаская языком вкусные губы, всасывая их. Зверь рвется наружу, требуя быть грубее, кусать, сжимать, чтобы утолить бешеный голод, но я пытаюсь держать его на цепи. Она все принимает, но не отвечает, словно в коме. Хватаю девочку за талию, рывок — и под ее вскрик перетаскиваю к себе на колени. Сам устраиваю стройные ножки по обе стороны от моих бедер, лицом к лицу, максимально близко, чтобы дышать ей в губы и чувствовать нежное тело.

— Моя малышка, — сипло шепчу, потому что возбуждение зашкаливает. Зарываюсь в шелковые волосы и притягиваю ее к себе. Впиваюсь в губы, и зверь вырывается. Сжимаю талию и жадно целую, проталкивая язык, вынуждая ее открыть рот и впустить меня. Проходит минута, и девочка, наконец, оживает, обвивает мою шею, поглаживая пальчиками затылок. Выдыхает мне в губы и отвечает на поцелуй. — Вот так, куколка! — рычу я. — Моя сладкая девочка, — сам себя не узнаю, я никогда не отличался особой нежностью в сексе, а ее всю хочется зацеловать, заласкать.

Скольжу руками по спине, нащупываю замок платья и пытаюсь его расстегнуть. Хочется просто резко рвануть тряпку, чтобы разорвать к чертовой матери, но я боюсь спугнуть мою синеглазую девочку. Несдержанно спускаю платье с ее плеч, и она позволяет мне это сделать, на мгновения отрываясь от меня, разрешая оголить красивую небольшую грудь без бюстгальтера. Сам на мгновение отстраняюсь от Алисы, чтобы рассмотреть небольшие бусинки розовых сосков. С хриплым стоном дергаю ее за волосы, откидываю голову и уже покусываю и всасываю кожу на шее. Слышу ее тихие сладкие всхлипы и придерживаю за поясницу, когда девочка прогибается у меня в руках, невольно подставляя грудь моим губам. С удовольствием и вожделением пробую ее на вкус, втягивая в рот соски, ощущая, как они твердеют на моем языке. Прикусываю, чувствуя, как она содрогается в моих руках. Крышу сносит оттого, что девочка очень чувствительная и податливая. Не разрывая наш контакт, не прекращая ласки, путаясь в ее длинной юбке, задираю ее, нащупываю упругую попку и сжимаю. Алиса плавится в моих руках, теряя себя, выгибаясь, поглаживая мои плечи, шею, немного царапая ноготками.

Бл*ть! Так хорошо мне еще никогда не было! Ничего изощренного и развратного мы не делаем, а меня сносит от возбуждения до боли в паху. Весь кайф зарождается внутри и разливается по телу, ударяя в голову, и я словно в бреду, уже терзаю ее грудь, кусаю и тут же зализываю укусы. Забираюсь ей в колготки, проскальзываю в трусики, прохожусь пальцами по гладкому лобку и накрываю горячие нежные складочки. Алиса застывает, будто испугалась, стискивает до боли мои плечи и тяжело дышит.

— Тихо, малышка, расслабься. — Проникаю пальцами глубже, раскрываю складочки, притягиваю ее лицо к себе и дышу в губы. Скольжу по клитору — слегка, почти невесомо, и девочка вновь оживает, жалобно стонет мне в губы, а я жадно съедаю этот умопомрачительный стон. — Вот так, отпусти себя.

Наглею, подбираясь к узкому входу, и сам стону ей в губы оттого, какая она узкая, горячая и мокрая.

Размазываю влагу по ее клитору, скользя быстрее, ощущая, как Алиса содрогается от каждого моего движения. Девочка уже сама втягивает мою губу, а потом кусает, причиняя боль, и меня простреливает таким нехилым разрядом в тысячи вольт.

Алиса теряет контроль и забирает его у меня, в погоне за экстазом мы действуем на голых животных инстинктах. Я хочу остановить мгновение и остаться в нем вечно. Девочка сама отрывается от меня, со стоном утыкается мне в шею, опаляя кожу горячим дыханием. Массирую клитор, немного сжимаю пульсирующую вершинку, вдыхая запах ее волос, ощущая через одежду, как маленькие сосочки трутся о мою грудь. Тело болезненно ноет от перевозбуждения, член пульсирует, требуя разрядки, особенно когда Алиса содрогается на мне, немного ерзая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Все происходит быстро, девочка очень чувствительная, она застывает, а потом вскрикивает, кусая меня за шею, и начинает дрожать, кончая. Оставляю клитор и скольжу к входу, проскальзываю внутрь двумя пальцами, чтобы взвыть оттого, как сокращается и течет мне на пальцы. Да, вашу мать! Она идеальна! Словно создана для меня. В голове проносятся тысячи сценариев наших ночей, и, кажется, меня сейчас разорвёт, если я не окажусь внутри нее.

Немного отодвигаю ее от себя, быстро расстегивая ширинку.

— Привстань! — приказываю, потому что на просьбы и ласку я уже не способен, мне нужно сорвать с Алисы эти чертовы колготки! Но куколка напрягается и сглатывает, приходя в себя. Не-е-ет, только не приходи в себя, моя хорошая. Ты нужна мне вот такая пьяная мной и податливая. — Не бойся, малышка, — сам приподнимаю ее, хватаясь за колготки. — Больно уже не будет, доверься мне, — голос дрожит от предвкушения, и я, черт побери, пытаюсь себя тормозить, чтобы не напугать ее своим животным желанием. Я хочу, чтобы девочке было хорошо. Меня захлестывает какой-то ненормальной радостью оттого, что она по-прежнему ведет себя, как девственница. Алиса пытается отстраниться и ускользнуть от меня в какой-то панике, я прямо слышу, как в ее голове что-то щелкает.

— Тихо, тихо… как в первый раз уже не будет, — говорю, задыхаясь, но ее паника усиливается. Она всхлипывает, стискивает мои плечи и сжимает голову, приводя меня в растерянность. — Что происходит? — нервничаю, потому что контроля давно нет, мне нужно взять ее. Сейчас! Немедленно! И, кажется, я способен на насилие.

— Да отпусти меня! — вскрикивает она. — Мне плохо! Голова кружится, тошнит и в глазах темнеет. Ай! — хнычет.

И теперь начинаю паниковать я. Так бывает — признаки повышенного давления. Пи*дец! Сам ссаживаю ее с себя и пока застегиваю ширинку, соображая, что делать, ищу телефон, она хватает сумку, пальто, выскальзывает из машины и бежит в подъезд.

— Алиса! — вылетаю из машины и бегу за ней, но девочка уже открывает дверь. Я почти ее догоняю… Алиса на миг оборачивается, зло ухмыляется и захлопывает перед моим носом железную магнитную дверь. По инерции дергаю ее, хотя понимаю, что без ключа не откроешь.

— Маленькая сучка! — зло рычу я и херачу кулаком в дверь, не чувствуя боли.

Слышу, как стучат ее каблуки по лестнице, запрокидываю голову и начинаю смеяться, словно ненормальный. Так меня еще не динамили. Стою возле ее подъезда и, как дурак, смеюсь над собой. Член каменный пульсирует, упираясь в ширинку, меня реально трясет от возбуждения. Ох, Алиса, ты сама нарвалась! Я же мстительная сволочь. Следующий раз запру где-нибудь, нагну и буду сладко мучить. Хороший план, а сейчас мне что делать?! И ведь я не знаю ни ее телефона, ни номера квартиры, но у меня есть Надюша, у которой я выманю всю эту информацию.

Сажусь в машину, выезжаю со двора и направляюсь в центр. Разгоняюсь на скользкой трассе, маневрируя, объезжая нервно сигналящие мне машины, попадая под камеры. Похрену! Мне нужно хапнуть адреналина, чтобы отвлечься.

Салон наполняет запах ее духов и терпкого оргазма, и мне опять сносит крышу, хочется вернуться, найти маленькую сучку и затрахать, чтобы орала подо мной. Первая мысль — посетить клуб, где есть девочки и приваты, но понимаю, что не хочу шлюх, насколько бы они ни были дорогие и ухоженные. Позвоню Юлиане, она с радостью приедет и отсосет у меня, но ее тоже не хочу. Наша встреча станет намеком на прежние отношения, а я этого не хочу. Остается холодный душ и груша, которая висит у меня в квартире. Но для начала я позвоню сестренке, и пока она немного пьяна, возьму у нее телефон моей обломщицы. Твою мать! Мне двадцать девять лет, а чувствую себя пацаном, которому не дала девочка.

ГЛАВА 16

Алиса

Я бежала по лестнице, подворачивая ноги, чувствуя, как начинает щипать глаза, а к горлу подступает ком. Мне на самом деле плохо. Плохо оттого, что я отдалась его рукам, губам, шепоту, запаху и сильному телу. Маленькая глупая Алиска в какой-то момент вырвалась и забыла о той боли, что испытала. Игра не удалась, я проиграла… В голове вспыхивают его слова: «Больно уже не будет, доверься мне». Доверилась уже один раз! Больно было так, что до сих пор внутри что-то непрерывно ноет и скулит. Но, видимо, глупая девочка внутри меня хочет еще, и я ее ненавижу. За безвольность, за слепое поклонение этому мужчине. Хочется убить эту самую худшую версию меня.

Вбегаю в квартиру, зачем-то торопливо закрываюсь на все замки, будто за мной кто-то гонится. Облокачиваюсь на дверь, пытаясь отдышаться, только ничего не выходит — нет воздуха, кажется, я до сих пор дышу запахом моего Идола, он въелся в меня. Тело горит от его прикосновений, губы покалывает от поцелуев, а между ног мокро и пульсирует. И это тоже больно… Больно осознавать, что мне дико понравилось все, что он творил, и я хотела продолжения. Внутренняя маленькая дурочка опять хотела отдать ему всю себя без остатка. Чтобы он наигрался и выкинул.

— Тебе мало прошлого раза?! — словно ненормальная, кричу в пустоту, и из глаз брызжут слезы. Сползаю по двери на пол и закрываю лицо руками. — Дура ты! — рыдая, говорю сама себе.

Не хочу всего этого чувствовать, но ничего не могу с собой поделать. Меня скручивает в истерике, и тело горит, словно в агонии. Не хочу больше никаких игр, не хочу мести, не хочу его боли и эмоций, потому что больно только мне, а не ему. Лучше чувствовать себя пустой, чем напоенной ненавистью к Богдану, это разрушает меня, а ему все равно, он просто похотливое животное.

Не знаю, сколько прорыдала на полу возле входной двери, не помню, как поднялась на ноги, добрела до ванной и приняла душ, пытаясь смыть с себя его прикосновения. Я настолько эмоционально себя вымотала, что быстро выключилась, проваливаясь в спасительный сон.

Мне опять снилась моя маленькая сероглазая девочка. Сон, который преследует меня уже год. Она приходит ко мне в периоды эмоциональных срывов. Моя девочка снова горько плакала, утирая слезы маленькими ладошками. А у меня сердце разрывалось, я, как всегда, хотела ее утешить, но не могла этого сделать. Девочка не слышала и не видела меня. Она такая маленькая и одинокая в огромной серой комнате с обшарпанными стенами. Кажется, она застряла в этой страшной комнате без окон и дверей. И никто не сможет ее спасти, потому что ее не существует, она живет только в моей больной душе.

Просыпаюсь, по-прежнему чувствуя себя опустошённой, будто Богдан и мой сон вытянули из меня все жизненные силы. Пока умывалась, пришла к выводу, что как бы я этого не хотела, мое настроение и внутреннее состояние по-прежнему зависят от Идола. А я хочу вырвать его из сердца. Или спалить себя дотла, чтобы остался только пепел. Почему можно выпить таблетки и избавиться от ребенка, от маленького чуда, от жизни — самого ценного что может быть, а от дурных сжирающих душу воспоминаний таблеток нет? Несправедливо.

Надеваю черные брюки в обтяжку, черную блузку с белыми манжетами, сапоги, шарф, пальто. Не пользуюсь духами и косметикой, не надеваю шапку и не завтракаю — ничего не хочу, пустой сосуд не наполнить. Подхватываю сумку, накидываю капюшон и выхожу из дома. Останавливаюсь возле подъезда, смотрю на время в телефоне и понимаю, что рано вышла — до начала учебы еще целый час. Поднимаю голову к небу и ловлю руками огромные хлопья снега, которые таят на моих теплых ладонях. Перчатки я тоже забыла, но это уже неважно.

Решаю пройтись пешком и привести мысли в порядок. Перекидываю сумку через плечо, засовываю руки в карманы и медленно выхожу со двора. Несмотря на снегопад, на улице не холодно, дышится легко и я глотаю воздух большими порциями. В кармане вибрирует телефон, и я читаю входящее сообщение:

«Какой кофе предпочитаешь по утрам?» — сообщение совершенно с незнакомого номера, и я полагаю, что ошиблись номером. Засовываю телефон в карман, сжимая его в руке, и иду дальше, рассматривая снег под ногами. А сама думаю, что это мило — вот так с утра спрашивать у кого-то, какой кофе он хочет. Нужно, наверное, ответить, что ошиблись номером, иначе будет обидно, если адресат не получит сообщение. Не успеваю вынуть телефон, как приходит еще одно сообщение:

«Круассаны, булочки с маком, корицей, кремом, слойки, пончики? Что хочет моя девочка?» — как красиво звучит «Моя девочка». Столько заботы в простом перечислении сдобы. Улыбаюсь чужому счастью и пишу, что ошиблись номером. Бреду дальше и в какой-то момент слышу, что по обочине позади меня едет машина. Не выдерживаю, оборачиваюсь, и сердце ускоряет ритм — за мной едет Богдан. Сначала застываю на тротуаре, смотря на его самодовольное лицо, а потом отворачиваюсь и ускоряю шаг. Ну что ему от меня нужно?! Пусть оставит меня в покое! Не хочу! Наигралась! Иду все быстрее и быстрее, но он обгоняет меня и резко тормозит. Выходит из машины в одной белой толстовке с закатанными рукавами и перекрывает мне дорогу. Как всегда, красивый, спортивный и самоуверенный. Ухмыляется, словно поймал в ловушку. Разворачиваюсь и быстро бегу назад, но Богдан догоняет, хватает за руку и резко впечатывает в себя.

— Доброе утро, детка! — смотрит блестящими глазами и показательно глубоко вдыхает.

— Я тебе не детка! Отпусти! — вырываюсь, но наши силы неравны.

— Тихо, — шепчет, сильнее вжимая меня. — Я всего лишь довезу тебя до университета.

— Спасибо, в водителях не нуждаюсь! — повышаю голос, привлекая внимание прохожих, но все обходят нас стороной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Боишься? — ухмыляется гад. Размахиваюсь, чтобы врезать ему кулаком по плечу, но он перехватывает мою руку. С бойцом бороться бесполезно.

— Нет! Я ни хочу больше тебя видеть. Просто оставь меня в покое!

— То есть добровольно не сядешь в машину?

— Нет!

— Ну хорошо…

Мне совсем не нравится, как он усмехается. Вскрикиваю, когда Богдан просто хватает меня и в секунду закидывает на плечо.

— Отпусти! — колочу его кулаками по спине, но, кажется, он даже не чувствует моих ударов. Богдан закидывает меня в машину и захлопывает дверь. Дышу глубоко, пытаясь справиться с эмоциями, наблюдая, как он обходит машину, садится за руль и поворачивается. Он берет с подставки большой стаканчик кофе и протягивает его мне.

— Ты не ответила, какой любишь, поэтому взял капучино. — По инерции беру теплый стаканчик и грею замерзшие руки. Богдан удовлетворенно улыбается и берет второй стакан, опускает взгляд на мои руки и рассматривает их, продолжая искренне улыбаться. И маленькая глупая девочка опять вылезает наружу. Хочется кричать этой идиотке, чтобы не смела! — И ты не ответила насчёт выпечки, поэтому я взял все. — Богдан берет с заднего сиденья большой бумажный пакет, из него вкусно пахнет свежими булочками. Салон машины наполняют запахи кофе, ванили, корицы и чего-то еще. Желудок предательски урчит, и я отпиваю немного кофе.

— Ты хотел подвезти меня — поехали, — стараюсь говорить спокойно, уверенно и не смотреть на Богдана. — Я опаздываю, — поторапливаю его и отворачиваюсь к окну.

Водительское место наталкивает на воспоминания о том, что он со мной делал вчера. И ведь я впервые кончила от ласк мужчины, и оттого еще больше себя ненавижу.

— Врать нехорошо, Алиса, первая пара у тебя начинается через сорок минут. Университет недалеко, и, пока ты не позавтракаешь со мной, мы не тронемся с места.

— Откуда столько информации? — язвительно усмехаюсь.

— Места надо знать.

— Я не хочу есть. Что тебе от меня нужно? Продолжение вчерашнего вечера не будет, я была пьяна и не понимала, что творю. Ты и я — это большая ошибка. Не трать свое время, а то опять придется отделываться сообщениями… — не договариваю, кусая губы, и отпиваю кофе, пытаясь запить подступающий ком.

— Какими сообщениями? — в его голосе почти правдоподобное недоумение.

— А как ты хотел? Думал, после всего мы будем спокойно трахаться? И сделаем вид, что прошлого не было?! — повышаю тон, потому что мою пустоту опять заполняют эмоции: злость, ненависть, горечь и жалость к себе. Отворачиваюсь к окну и смотрю на снег, пытаясь успокоиться. Богдан несколько минут молчит, видимо, потому что нечего сказать. — Давай вычеркнем друг друга из наших жизней. Если у тебя получается цинично делать вид, что все в норме, то у меня нет! — Мне опять нечем дышать, я пытаюсь задушить мою внутреннюю дурочку, которая уже рыдает где-то глубоко внутри меня.

— Алиса, — тяжело выдыхает он. Никогда не поверю, что он вообще что-то чувствует, кроме похоти, поэтому мне смешно от его тяжелых вздохов. И я усмехаюсь, рисуя узоры на запотевшем стекле машины. — Я все понимаю. Наша первая встреча обернулась для тебя травмой. Но давай судить здраво. Я знать не знал, кто ты такая. Маленькая влюбленная фанатка, каких сотни. Тебя никто не принуждал и не насиловал. Ты сама села в машину, добровольно приехала в клуб и отвечала мне взаимностью. Так?!

— Ну, допустим, — отвечаю я и зажмуриваю глаза.

Мне совсем не хочется возвращаться в тот день, но, видимо, чтобы изжить из себя этого человека, нужно резать наживую, и я терплю.

— За кого я тебя должен был принять? — вопрос риторический, Богдан не ждёт ответа. — И ты должна была предупредить, что невинна. А когда я это понял, то мне сорвало крышу, и я не смог остановиться. Да, я повел себя как мудак — согласен, учитывая, что я значил для тебя гораздо больше. Но тогда я не мог по-другому или не хотел… не знаю. Я часто вспоминал тебя, твои глаза, и что-то теплое разливалось внутри. А потом увидел тебя в клубе — и переклинило. Сам не пойму, что со мной, но меня безумно к тебе тянет. Давай забудем прошлое и попробуем… — замолкает, усмехается сам себе. — Пойми, вот это все несвойственно для меня. Давай, я попробую загладить вину и оставить о себе хорошие впечатления?

Наверное, у меня начинается истерика. Мне хочется плакать навзрыд, но и смеяться во весь голос сквозь выступающие слезы. Становится невыносимо больно, как год назад, и так горько, что мне кажется, я чувствую на губах вкус полыни. Я же горела для него, я на все была готова, поэтому и села в машину и все позволила, терпела боль только ради того, чтобы прикоснуться к своему Идолу. А он не мог по-другому… Наверное, это все неважно, и Богдан прав — я сама виновата. Но маленькая девочка, снящаяся мне по ночам, не даёт спокойно жить, напоминает о грехах.

— У тебя все так просто! — уже сквозь слезы кричу я и откидываю голову на спинку сиденья, сжимая в руках стаканчик. Закрываю глаза, чтобы он не видел моих жалких слез. — Если ты можешь спокойно вычеркнуть из прошлого ребенка, которого я убила, то я нет! В моей голове он существует — эта маленькая сероглазая девочка, и она постоянно плачет.

Из-под прикрытых век всё-таки скатываются слезы, я забываю, что у меня в руках бумажный стаканчик, и сильно его сжимаю, проливая остывший кофе себе на колени….

ГЛАВА 17

Богдан

Она говорит мне про какую-то сероглазую девочку, я ничего не понимаю, в голове полная неразбериха. Нет, она не просто несет бред — ей чертовски больно, настолько, что я чувствую ее боль. Алиса не кричит, не рыдает, а просто тихо плачет. Но в этой тишине столько ужасающего шума, от которого у меня звенит в ушах.

— Стой! Какой ребенок?! — сам не понимаю, почему повышаю тон. Мне кажется, я упускаю что-то очень важное. Молчит, глотая слезы, а у меня начинает сдавливать грудную клетку. — Алиса! Какой ребенок?! — нервно повторяю вопрос. Понимаю, что в данный момент надо помягче с девочкой, но ничего поделать не могу. Мне рвут душу ее слезы и боль. Она зажмуривает глаза и мотает головой. Смотрю на смятый стаканчик в ее руках и на разлитый кофе. Забираю у нее стакан, отшвыривая его назад.

— Обожглась?

Мотает головой, зажмуривая глаза.

— Открой дверь, мне нужно на воздух! — всхлипывает Алиса и кажется такой маленькой, хрупкой, уязвимой.

— Нет, — завожу двигатель, разворачиваюсь и везу ее ко мне домой. Ей нужно успокоиться. Отчего-то кажется, что разговор будет долгим.

— Куда мы?

— Ко мне, — сдавленно отвечаю, сжимая руль. Где-то в подсознании уже сложилась вся картинка, но я отчаянно не хочу в это верить.

— Я не хочу к тебе, — по ее щекам катятся слезы. — Оставь меня в покое! — кричит, но вновь откидывает голову на спинку сиденья, словно выбивается из сил.

Я прибавляю газу и глубоко дышу. Не может быть! Просто не может быть! В машине вроде тепло, а меня до костей пробирает холодом и начинает потряхивать.

Паркуюсь напротив своего подъезда, выхожу из машины, открываю дверь со стороны Алисы. Протягиваю ей руку, но девочка не реагирует, словно не видит меня. Подхватываю девочку на руки, захлопываю дверь ногой и несу к себе в квартиру. Она безвольно, словно и правда неживая кукла, роняет голову мне на плечо, и я уже не понимаю, кого из нас трясёт.

Ставлю Алису возле двери, открываю замок, вновь беру мою девочку на руки и заношу в квартиру. Сажаю ее в гостиной на черный кожаный диван, сам снимаю с нее пальто, шарф и уношу в прихожую. Стягиваю с себя толстовку, отшвыриваю ее в сторону и иду к Алисе. В руках начинает звонить телефон. Это тренер — я опаздываю на тренировку, но мне сейчас на все плевать. Отключаю смартфон и отшвыриваю его на стол. Сажусь напротив Алисы на стеклянный журнальный стол. Она немного успокоилась, не плачет, просто сидит и смотрит на мои руки.

— Рассказывай с самого начала. — Молчит, вынимает из кармана брюк свой телефон и крутит его в руках. — Алиса, я не выпущу тебя отсюда, пока мы не поговорим!

— Что я должна рассказывать?! — теперь она начинает злиться, смотря на меня с ненавистью. — Ты и так все знаешь!

— Я ничего не знаю! — тоже кричу, подаваясь к ней, потому что кажется, что сейчас будет больно не только ей, но и мне. Она несколько секунд смотрит мне в глаза, и мы застываем.

— Боже, я отчаянно не могу понять, чего ты от меня хочешь. — Она что-то листает в своем телефоне, а потом протягивает его мне.

— Что это?

— Читай, освежи память, раз у тебя амнезия, — огрызается, шмыгая носом, и отворачивается от меня.

Беру телефон и читаю в нем открытую ветку сообщений…

«Я не приняла таблетку "после"… Прости… Я беременна. Я совершенно не знаю, что делать, но чувствую, что мама заставит избавиться от ребенка. Мне страшно».

Эмоций ещё нет. Полная прострация и принятие фактов. Сейчас больше шокирует, что внизу есть мой ответ:

«Твоя беременность — это твои проблемы. Не перекладывай их на меня. Хочешь совет? Прислушайся к маме. Не пиши мне больше. Забудь о моем существовании. Ни ты, ни твой ребенок мне не нужны», — перечитываю ответ еще и еще и, кажется, схожу с ума. Проверяю номер, но все сходится — он мой. В глаза бросается только одна фраза — «Мне страшно», и мне, сука, тоже становится страшно оттого, что кто-то решил судьбу этой девочки и моего ребенка за меня.

— Я не писал это сообщение, я вообще ничего от тебя не получал…

Не узнаю собственный голос. Кажется, осознание приходит только сейчас, и в груди начинает ныть. Тянусь к Алисе, чтобы взять ее за руки, но она отшатывается от меня, словно от прокаженного.

— Не надо! Не нужно лгать и изворачиваться — лучше молчи! И не трогай меня! Я ни в чем тебя не виню. Я сама забыла принять таблетку, потому что после нашей ночи находилась в полной прострации. Я сама не смогла категорично возразить матери! Я сама поехала в клинику и позволила… — Из ее глаз опять брызжут слезы, и Алиса закрывает лицо руками. — Она просто снится мне постоянно… Маленькая такая, красивая, глазки серые, огромные, и постоянно плачет. Меня изматывает этот сон… он меня убивает… — глухо, немного задыхаясь от слез, произносит Алиса, и я зажмуриваюсь. Сильно, до боли в глазах.

Не выдерживаю, встаю с места и ухожу в кухню, распахиваю окно, упираюсь кулаками в подоконник и глубоко дышу морозным воздухом, но кажется, что вдыхаю угарный газ. Внутри все горит, внутренности скручивает от обрушившейся на меня информации.

Теперь я смотрю на наше прошлое по-другому. Я видел только оболочку. А внутрь заглянуть не мог… или, скорее всего, не хотел… Я почти изнасиловал маленькую, глупую влюбленную в меня девочку. Использовал и выкинул. Вспоминал потом… Но больше ее красивые синие глаза как что-то приятное, не более. Девочка забеременела и просила у меня помощи. Ей было страшно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не вправе винить ее за аборт, не вправе осуждать родителей. Но почему ни один из них не попытался найти меня и ткнуть носом, потребовать объяснений, да даже для того, чтобы набить мне морду?! Почему это все не коснулось меня?! Ну и главный вопрос — какая тварь посмела ответить за меня на сообщение? Какая мразь решила судьбу моего ребёнка и этой девочки?! «Мне страшно. Мне страшно. Мне страшно…» — проносится в моей голове, и я стискиваю зубы до хруста и херачу со всей силы кулаком в подоконник, оставляя вмятину в пластике, но боли не чувствую.

Иду в гостиную и нахожу Алису, свернувшуюся на диване, она обнимает себя руками и просто смотрит в стену, уже не плача. Моя девочка и правда похожа на куклу, но только теперь сломанную мной. Ее телефон на журнальном столике, я беру его и будто мазохист снова перечитываю сообщения. «Мой» ответ…

Даже если предположить, что у меня был временный провал в памяти или я был сильно не в себе, я бы все равно так не ответил. И неважно, хотел бы я этого ребенка или нет. Я бы встретился с девушкой лично. Да, я циничная тварь. Но не до такой степени. Всматриваюсь в дату и время и пытаюсь вспомнить, что было в этот день год назад. Свой телефон я никому не отдаю, он всегда при мне.

Вспоминаю, что в этот день у меня был бой в Берлине — значимое событие, поэтому я помню число. Со мной ездила Юлиана, больше, конечно, для того, чтобы засветиться перед прессой, чем поддержать меня. Мой ответ пришел вечером, а учитывая, что в день боя я ухожу в себя и ни на что не реагирую, мой телефон вполне мог оказаться у нее. Юлиана любила поковыряться в моем телефоне. Все время что-то там выискивала. Больше некому. Никто из моей команды так бы не поступил. Никто!

Откладываю телефон на стол, опускаюсь перед Алисой на корточки и убираю волосы с ее лица, касаясь нежной кожи. Наклоняюсь, прикасаясь лбом к ее лбу, и дышу таким вкусным чистым запахом моей девочки. Дышу глубже, чтобы набраться сил и вывезти все это. И я даже не представляю, каково ей было год назад. Она никак на меня не реагирует, прикрывает глаза и глубоко дышит. Беру ее холодные ладони и немного сжимаю.

— Я понимаю, что в это трудно поверить, но это не я ответил на твое сообщение. Я ничего об этом не знал, — тихо шепчу ей. — У меня был бой в тот день… Нет, это не оправдывает меня, но… — Черт как сложно найти слова оправдания, когда его нет. Всегда отличался красноречием, а сейчас глотаю слова, которые дерут горло. — Прости меня, маленькая.

Мне действительно важно ее прощение. И я совсем не надеюсь его получить. В голове крутятся ее слова о маленькой, сероглазой, плачущей девочке и я глубоко вдыхаю, а выдохнуть не могу. Глаза жжёт, и я ненамеренно сильно сжимаю ее холодные ладошки.

— Уже неважно, Богдан. Ничего не вернуть назад. Неважно, верю я тебе или нет, прощаю или нет. Ничего не важно. Отпусти меня, я хочу домой. На меня давит твое присутствие. — Она отталкивает меня, и я поддаюсь, отшатываясь назад. — Если тебе от этого станет легче, то я ни в чем тебя не виню. Я сама виновата… — мертвым голосом произносит она и садится.

— Алиса…

— Не нужно ничего говорить! — обрывает меня и вновь закрывает лицо руками.

Поднимаюсь на ноги, прохожусь по комнате и чувствую, как внутри нарастает злость и агрессия. Зверь внутри беснуется, требуя расправы.

— Я сейчас уйду на некоторое время. Останься, пожалуйста, здесь, дождись меня.

— Будешь держать меня силой? — усмехаясь, спрашивает она.

— Нет, я оставлю ключи на тумбе в прихожей. Это просьба — пожалуйста, дождись меня, — искренне прошу я. Конечно, я мог не уходить, но нам обоим нужен глоток воздуха. А мне выпустить пар и найти Юлиану. Алиса молчит и рассматривает гостиную, словно только сейчас поняла, где находится. — Ванна там, полотенца чистые. В кухне заправленная кофемашина, в холодильнике еда. Мои футболки в комоде в спальне, — говорю ей, натягивая толстовку. Девочка, не отвечает, и мне только остаётся надеяться, что она меня слышит и не сбежит. — Пожалуйста, дождись меня, — повторяю и выхожу из гостиной.

Обуваюсь, беру ключи от машины, бумажник, оставляю на тумбе второй комплект ключей для Алисы, очень надеясь, что она им не воспользуется, и покидаю квартиру, запирая дверь. Сбегаю вниз, выбегаю на улицу и глубоко дышу, словно пробежал марафон. Беру в ладони пригоршню снега, умываюсь им и сажусь в машину. Набираю номер Юлианы.

— Ты соскучился? — мурлычет тварь. И я вдыхаю больше воздуха, чтобы не сорваться и не спугнуть ее.

— Очень! Где ты? Хочу тебя видеть.

— Я в Питере, в аэропорту, но через пару часов прилечу, — игриво отвечает девушка. — Хочешь меня встретить?

— Непременно! Не задерживайся!

ГЛАВА 18

Богдан

Чтобы не убить эту тварь прямо в аэропорту, я рву в зал. Нужно как-то скоротать пару часов и не сойти с ума. История серьезная, она цепляет меня гораздо глубже, пробивает душу насквозь. И я уже совсем по-другому смотрю на Алису и на свои поступки. Мне безумно хочется, чтобы она услышала меня и осталась в квартире. Я не вправе ее держать, мне хочется, чтобы она осталась добровольно.

Прохожу в зал, скидываю толстовку и без разминки начинаю колотить грушу. Вокруг меня бегает Жора, что-то тараторит, отчитывает за опоздание и игнор, но я не реагирую. Мне все равно, я выплескиваю боль и агрессию мощными беспорядочными ударами. Бью ещё и ещё, подключая ноги, до боли в мышцах, до звона в глазах, но не останавливаюсь, пока руки не прекращают слушаться.

Падаю без сил на маты, жадно глотая воздух. Пульс барабанит в ушах, кислород жжет лёгкие, но легче не становится. Буквально слышу, как внутри меня что-то ломается. В зале никого нет, я закрываю глаза, пытаясь прийти в себя, но неожиданно вижу перед глазами маленькую светловолосую девочку. У нее и правда серые глаза. Она не плачет, но очень грустная и обиженная.

— Твою мать! — соскакиваю с матов, беру полотенце, мочу его холодной водой и обтираюсь, пытаясь остыть. Как проекция нашего ребенка передалась мне от Алисы?! Она просто рассказала, и девочка пришла ко мне…

Надеваю толстовку, хватаю ключи и бегу к машине. До аэропорта доезжаю в полной прострации. Сейчас мне проще обвинить Юлиану и выместить свою боль на нее. Хотя я виновен не меньше. Нет, я не снимаю с себя ответственности, но Юлиана не имела никого права вот так цинично решать судьбу Алисы и моего ребенка, и за это я хочу ее уничтожить. Часовое избиение груши не помогло. Стоит мне только включить голову, и ярость вспыхивает с новой силой.

Долго ждать не приходится. Юлиана буквально вылетает в зал ожидания. Забирает чемодан, завидев меня, расправляет плечи и с улыбкой идёт ко мне. Осматриваю девушку — волосы, глаза, черты лица, фигуру, брендовые шмотки — и понимаю, что она действительно красива. Но тупая тварь, каких поискать. У нее в приоритете соцсети, подписчики и общественное мнение. Она этим живет и может уйти в депрессию от парочки плохих комментариев в ее сторону. Вот кто действительно кукла. Неживая, с искусственным мозгом, запрограммированным на примитивные действия.

— Приве-е-ет, — тянет она и подается ко мне. Отклоняюсь, не позволяя к себе прикоснуться. — Какой ты сегодня строгий, — смеётся девушка. Довольная, думает, я приехал снять наши отношения с паузы.

— Пошли! — забираю у нее небольшой чемодан и быстро иду к стоянке. Юлиана бежит за мной, звонко стуча каблуками. Что-то щебечет, но я не слышу, дышу полной грудью, чтобы не сорваться и не натворить дел. Мы садимся в машину, но никуда не едем, разворачиваюсь к Юлиане и прерываю ее трёп.

— Помнишь, год назад ты летала со мной в Берлин на бой? — спокойно спрашиваю и ловлю ее реакцию.

— Да, помню, — хлопает ресницами, делая вид, что ничего не понимает. — К чему этот вопрос? — с интересом спрашивает. Самое страшное, что, похоже, она действительно не помнит, что сломала жизнь Алисе.

— Ты взяла мой телефон и ответила на сообщение…

— Какое сообщение? — мастерски отыгрывает удивление, и меня срывает.

Хватаю ее за шею и притягиваю к себе.

— Мне писала девочка о том, что беременна, мать заставляет сделать ее аборт, и ей очень страшно, — вкрадчиво произношу, смотря, как расширяются ее глаза. — А ты ответила ей! И удалила все с моего телефона.

— Я ничего не читала и никому не писала! Если какая-то шалава забеременела от тебя, то не надо скидывать вину на меня! — возмущённо кидает она, и я сжимаю ладонь на ее шее.

— Не надо строить из себя святую невинность! Ты, тварь, поломала жизнь девочке и стала соучастницей убийства моего ребенка, — рычу в лицо, смотря, как Юлиана бледнеет, сжимаю шею сильнее, чувствуя, как девушка впивает ногти в мою руку, пытаясь глотнуть воздуха. Понимаю, что нужно ее отпустить, но убрать руку не могу. Юлиана уже хрипит и дёргается. Медленно разжимаю пальцы и отшвыриваю тварь от себя. Если я ее придушу, ничего уже не вернёшь назад, а брать ещё один грех на душу не хочется.

Юлиана жадно глотает воздух и начинает рыдать.

— Пошла вон!

Не хочу больше ее видеть, иначе реально придушу. Да и смысла в нашем разговоре больше не вижу. Она не признает себя виновной, не раскаивается и даже не приводит вменяемых доводов.

— Ты совсем двинулся! — верещит Юлиана. — Знаешь, что, это не я поломала кому-то жизнь, а ты. Я не трахалась с кем попало! Я хотела оградить тебя от навязчивых шлюх!

— Пошла вон! — кричу я, иначе она живой отсюда не выйдет. Юлиана права — я виновен в том, что вообще допустил такую ситуацию.

— Мудак! — кричит она мне в истерике, но, бл*ть, из машины не выходит.

Выхожу сам, обхожу машину, открываю дверь с ее стороны и вытаскиваю девушку насильно.

— Не доводи до греха, закрой рот и не попадайся мне больше на глаза — никогда!

Выкидываю ее чемодан и сажусь за руль. Девушка ещё что-то истерично вопит, но мне плевать, для меня эта тварь больше не существует.

Подъезжаю к маленькому ресторанчику с паназиатской кухней, заказываю много вкусного в надежде, что Алисе это понравится. Потом иду в кондитерскую и беру набор пирожных со свежими ягодами. Хочется побаловать девочку. Вообще хочется отдать ей все, что у меня есть. Странное чувство, но от него очень тепло на душе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Открывая дверь квартиры, я уверен, что Алиса ждёт меня. Но все стало ясно уже в прихожей — ее обуви, одежды, как и ключа от квартиры, нет. Но я в какой-то надежде заношу еду и сладости в кухню и прохожусь по комнатам. Возникает ощущение, что она ушла сразу после меня.

— Ну а чего ты хотел?! — спрашиваю сам себя, падая на кровать.

Закрываю глаза, пытаясь расслабиться, но ничего не выходит. Мне необходимо знать, где Алиса. С кем она, о чем думает, что делает. Парадокс в том, что меня вообще никогда так не волновала девушка. Я рассматривал их только как сексуальный объект.

Беру телефон, набираю ее номер, слушаю монотонные гудки. Алиса не отвечает. Набираю номер еще и еще, но все бесполезно. Пишу сообщение, подбирая слова, а потом все удаляю и откидываю телефон. Нельзя вернуть девушку словами. Нужно идти и брать.

Весь день хожу из угла в угол, думая только о ней. Вот так бывает, живёшь почти тридцать лет и думаешь только о себе. Имеешь планы, цели, мечты, но все они касаются только тебя. И в один прекрасный день все переворачивается с ног на голову. Но человек такая тварь, что не может понять этого, когда все хорошо. Меня нужно было нехило встряхнуть, чтобы я понял, что есть девушка, которая принадлежит мне.

Вечером принимаю душ, переодеваюсь, надеваю брюки и черную рубашку, застегиваю ремень и звоню Герману. После пятиминутного трёпа ни о чем задаю главный вопрос:

— Алиса сегодня работает?

— Кто? — делает вид, что не понимает, хотя голос меняется.

— Гер, давай без прелюдий. Просто скажи — работает она сегодня или нет? — надевая часы, спрашиваю еще раз.

— С чего тебя стал волновать рабочий график моих официанток? — немного язвительно спрашивает он. И меня, сука, это раздражает.

— Потому что мне нужна эта девушка!

— Какие громкие заявления, — усмехается Герман. — Так и знал, что между вами что-то есть.

— Да, между нами много чего есть. Советую не вставать на моем пути!

— Все-все, я понял. Да, работает Алиса, уже обслуживает столик.

— Хорошо, — скидываю звонок и еду в клуб.

В клубе сегодня аншлаг. Выступает какая-то популярная группа, оглушая своей музыкой. И среди этого хаоса я пытаюсь найти Алису. Моей девочке пора уходить из зазеркалья в страну чудес. Это место не для нее. Останавливаюсь возле бара, заказываю воду со льдом и в сотый раз осматриваю каждую официантку, но Алису не нахожу.

— Алиса сегодня работает? — спрашиваю у бармена. Идти к Герману не хочу, не нравится мне его интерес к девочке. Хочу забрать ее отсюда прямо сейчас.

— Она сегодня обслуживает вип-комнаты, — отвечает парнишка и указывает наверх. Киваю ему в знак благодарности.

Прохожусь по коридору, встречаю администратора, которая провожает меня в пустую комнату. «Рубин» — здесь все вульгарно, стены оббиты бархатом, малиновый свет, огромный бархатный диван, что-то похожее на балдахин, и круглый стеклянный стол. Но выбора нет, это единственная свободная комната.

— Кто обслуживает эту комнату? — интересуюсь у администратора.

— Алиса и Татьяна, кто в данный момент свободен.

— Я хочу Алису. И готов подождать, если она занята. И, девушка, огромная просьба — не говорите, кто ее ждёт, — предупреждаю, потому что я в этом клубе не впервые и меня все знают.

Администратор кивает, загадочно улыбаясь, и покидает комнату.

ГЛАВА 19

Богдан

Алисы нет довольно долго, но я терпеливо жду. Откидываюсь на спинку дивана, смотрю на колышущийся балдахин и глубоко дышу. А что я, собственно, хочу от Алисы? Кроме очевидного. Отношений? А какие они — настоящие отношения? Я не знаю, но определенно не хочу ее отпускать. Во мне сейчас сидит дикое желание присвоить девочку. Хочу, чтобы ездила со мной по миру, жила в моей квартире, спала в моей кровати, болела за меня на боях… и ещё много чего хочу, все мои фантазии даже не укладываются в голове. Эгоистично? Хочу опять только для себя? Да, возможно, но я хочу знать ее мечты и желания. А еще хочу если не стереть, то заменить боль на хорошие воспоминания. Хочется дать ей много — вопрос в том, захочет ли она принять это от меня?

— Добрый вечер, меня зовут Ал… — девочка замолкает, увидев меня. Поднимаю голову, заглядываю в холодные синие глаза, которые настороженно меня осматривают.

— Давай ты закажешь все, что хочешь, мы спокойно посидим и пообщаемся, — предлагаю я.

— Нам не о чем общаться. Все, что я хотела сказать — я сказала! Заказывайте, господин Белов, мне запрещено общаться с клиентами не по работе! — четко проговаривает она, словно заучивала эту фразу.

Осматриваю девочку и понимаю, что меня приводит в бешенство ее наряд. Еще несколько дней назад форма официанток мне казалась оригинальной, а сейчас я не хочу, чтобы на ее тело пялились, пуская слюни, сотни мужиков. Ей вообще здесь не место! Алиса должна получать образование. Куда смотрят ее родители?!

Встаю с дивана и надвигаюсь на девочку. Она отступает, а потом разворачивается, хватается за ручку двери, но не успевает ее открыть, поскольку я придавливаю ее ладонью, не позволяя убежать.

— Отпусти, ты не имеешь право меня держать! — шипит, как кошка, разворачиваясь ко мне. Запираю дверь и прячу ключ в кармане. — Мне нельзя оставаться наедине с клиентом, меня уволят!

— Прекрасно, пусть увольняют, ты не будешь больше здесь работать, — спокойно отвечаю, прижимаясь к девочке. Глубоко вдыхаю ее нежный запах и на мгновение прикрываю глаза.

— Не тебе решать, что мне делать! Отпусти, я буду кричать! — повышает голос и толкает меня в грудь.

И я понимаю, что диалога не получится. Нужно обезоружить девочку. Тем более мне очень хочется прикасаться к ней, невозможно удержаться. Внаглую обхватываю ее скулы, притягивая к себе и целую. Алиса замирает, теряясь на секунды, а потом кусает меня. Рычу ей в губы, слегка кусая в ответ, ловлю руки, которые меня колотят, поднимаю их над ее головой и прижимаю к двери. Сдавайся, моя девочка. Она хочет обхитрить меня, на несколько секунд позволяя целовать, всасывая ее вкусные мягкие губы, а потом пытается ударить коленом в пах. Но я ухожу от удара, подставляя ногу.

— Утихомирься! — усмехаюсь, отрываясь от ее губ.

— А то что?! Возьмёшь силой?! — дерзко спрашивает.

— Нет, маленькая, ты дашь мне все, что я хочу, сама.

Перехватываю ее запястья одной рукой, а другой веду от талии к бёдрам и назад по голой коже, чувствуя, как по ней расползаются мурашки.

— Я не хочу!

— Не хочешь? — переспрашиваю и накрываю грудь, поглаживая ее по кромке бюстгальтера.

— Нет, — уже тише и не так уверенно отвечает Алиса, начиная отдаваться моим рукам.

— Нет? — усмехаюсь, веду пальцами к шее, лаская нежную кожу, и возвращаюсь вниз, к ложбинке между грудей.

По глазам вижу, что ей нравятся мои прикосновения, тело отзывается, но губы упрямо говорят «нет». Отодвигаю чашечки лифчика, рассматриваю красивую грудь с бесстыдно торчащими сосками, темно-розовыми в малиновом свете. Девочка невольно прогибается и закрывает глаза.

— Отпусти, — вновь шепчут упрямые губы.

— Не могу, — шепчу ей в ответ, обводя сосок указательным пальцем. Ее дыхание учащается, а у меня учащается пульс. Бывают девушки, с которыми просто трахаешься, получая чисто физическое удовольствие, а с Алисой я кайфую от ее реакции, от эмоций, которые зашкаливают. Наклоняюсь, веду носом по ее щеке, дышу ею и немного сжимаю твердую бусинку соска, слыша, как девушка рвано выдыхает. Сам плыву и ослабляю хватку на ее руках. Хитрая лиса пользуется моментом и вырывается, впивая острые ноготки мне в плечи.

— Ох, Алиса, ты только заводишь меня ещё больше, — смеюсь я. Хватаю ее за талию, разворачиваю к двери лицом и вжимаю в нее, лишая возможности сопротивляться. — Расслабься, маленькая, — шепчу ей на ушко и обхватываю за шею. Не сжимаю, просто вынуждаю прогнуться и подставить мне свою прелестную попу, чтобы потереться об нее пахом, давая почувствовать свое возбуждение. — Отпусти себя и получи удовольствие со мной, — прикусываю мочку и провожу по ней языком. Девочка опять замирает, напрягаясь. Нарочито шумно вдыхаю запах ее волос и задираю короткую юбку, смотря на упругую попку в милых простых белых трусиках. Сжимаю попку, поглаживаю, раздвигая коленом ее стройные ножки.

Дыхание спирает от возбуждения, мне хочется ее в своей кровати, а не снова в клубе в вульгарной обстановке, но Алиса не даст мне такой возможности. Подбираюсь к низу трусиков, отодвигаю их в сторону и уже поглаживаю горячие нежные складочки, целуя пульсирующую венку на ее шее.

— Не надо, пожалуйста, — уже жалобно стонет она, а сама откидывает голову мне на плечо.

— Я не сделаю ничего плохого, — дышу ей в шею, немного прикусывая кожу. — Маленькая моя, — вместе с шепотом обвожу клитор, ощущая, как Алиса содрогается. Ослабляю хватку, веду рукой по животу вверх, накрываю грудь, перекатывая пальцами соски и массируя клитор. Вдыхаю запах нежности, чувствую дрожь по ее телу и рваные выдохи. Девочка подавляет стоны, и я намеренно нажимаю на клитор, вырывая из нее звуки удовольствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я хотел бы тебе много чего сказать, маленькая, — шепчу ей на ушко, пока она такая податливая и раскрытая, — но слова ничего не значат, — целую ее в плечо и приглушенно стону, ощущая пальцами прилив ее влаги.

— Ах, — выдыхает Алиса, уже не сдерживая себя, когда я сжимаю сосочек.

— Позволь мне быть рядом, прикасаться к тебе, дарить наслаждение, оберегать, заботиться… — растираю клитор, ощущая, как трясутся ее ножки. Мне самому хочется выть, поскольку возбуждение зашкаливает. Тяжко чувствовать, какая она горячая, мокрая, тугая и покорная и не находиться глубоко внутри нее. — Брось все, маленькая, поехали ко мне, — нашептываю, продолжая играть с ее сосками и массировать клитор, который уже пульсирует. — Хочу ласкать тебя, целовать, попробовать каждый кусочек твоего тела и долго, мучительно тебя присваивать, — ускоряю движения пальцев, растирая плоть. — Хочу, чтобы ты кричала от удовольствия подо мной. Хочу тебя всю себе. Не просто хочу, а навсегда!

Алиса задыхается, уже несдержанно красиво стонет, пытаясь сжать ноги, но я не позволяю, немного грубо их раздвигая коленом. Мне самому не хватает кислорода от возбуждения и болезненного желания.

— Богдан, — рвано, глотая воздух, так сладко произносит она, содрогаясь, кончая в моих руках, теряя равновесие. Но я стискиваю ее, сильнее прижимая к себе, и проскальзываю мокрыми пальцами внутрь, чтобы ощутить, как сокращаются ее тугие мышцы.

Меня самого сносит от возбуждения и немного шатает, я впитываю ее эмоции и пьянею. Подхватываю мою сладкую девочку и сажаю на стол. Хватаю за подбородок, целую дрожащие губы, поглощая последние стоны, наклоняюсь, веду языком по бархатной коже шеи ниже к груди. Ловлю губами бусинку соска, играю языком, а потом сильно всасываю, чувствуя, как ее пальчики, поглаживают мои плечи. Во мне борются дикое возбуждение и нежелание трахать ее в вип-комнате клуба, чтобы наш второй раз не ассоциировался у нее с первым. Поднимаюсь, поправляю ее бюстгальтер и укладываю себе на грудь, пытаясь дышать глубже.

— Бл*ть! — ругаюсь сквозь зубы. — Поехали ко мне, маленькая.

Мне не нужен ответ, я просто заглядываю в ее пьяные глаза, спускаю со стола и тяну Алису за собой. Главное, чтобы она пришла в себя и не сопротивлялась. Нет у нас дороги назад. Сдавайся, моя хорошая, я все равно не отпущу.

Мы выходим из комнаты, и я крепко сжимаю ее маленькую ладонь.

— Алиса?! — позади нас раздается голос Германа, и я стискиваю челюсть. — Куда это вы собрались?! — голос строгий, словно я его подчинённый.

— Гера, не сейчас, — отмахиваюсь, но чувствую, как Алиса начинает приходить в себя и упирается.

— Алиса, ты на работе! — кидает он, выводя меня из себя.

— Она больше здесь не работает! — заявляю и стискиваю ладонь, которую Алиса пытается вырвать.

— Алиса? — Герман переводит взгляд на девочку, не веря моим словам, но я не позволяю ей говорить.

— Гера, просто не лезь! — пытаюсь говорить спокойнее. — Она уходит со мной.

— Да я не против, пусть уходит. Только почему ты говоришь за нее? — прищуриваясь, спрашивает Герман. — Алиса?!

— Да отпусти ты меня! — вдруг оживает девочка и вырывает свою руку. — Я никуда не ухожу! — заявляет она.

Гера победно усмехается, и меня накрывает неконтролируемой ревностью. Алиса идёт к нему, но я грубо хватаю ее за запястье и притягиваю к себе. Не самое хорошее решение, чтобы расположить к себе девочку, но я уже себя не контролирую.

— Ты идешь со мной!

Хватаю ее, закидываю на плечо, прижимаю за задницу к себе и, не обращая внимание на ее крики, несу вниз по лестнице.

— Богдан! — нагоняет меня Герман.

— От*ебись! — почти рычу сквозь зубы и быстро иду к черному выходу.

Я заберу отсюда свою девочку, запру в своей квартире и буду выяснять с ней отношения, пока она не сдастся.



ГЛАВА 20

Богдан

Всю дорогу Алиса со мной не разговаривала, не сопротивлялась и не пыталась сбежать. И это настораживало. Тихая и покорная Алиса только в моих руках. Похоже, она что-то задумала. Я утащил ее из клуба без верхней одежды, и девочка обнимает себя руками, хотя в машине не холодно. Скорее всего, она закрывается от меня. А я хочу знать, что сейчас творится в ее голове.

Паркуюсь на стоянке возле своего дома, достаю из сумки на заднем сиденье свою толстовку и протягиваю Алисе. Не берет, продолжая смотреть в окно, будто меня нет.

— Ну, если ты хочешь опять идти на моем плече в одном бюстгальтере и с задранной юбкой, то я не против. Шокируем консьержа и соседей, — усмехаюсь я, и Алиса выхватывает у меня толстовку и надевает ее.

— А есть хоть один шанс, что ты отвезешь меня домой?

— Не сегодня, — качаю головой, выхожу из машины, открываю дверь для Алисы и подаю ей руку.

Она долго медлит, оглядывается по сторонам, словно ищет помощи, а потом устало вздыхает и подает мне руку. У нее очень горячая ладошка, хотя всю дорогу складывалось ощущение, что девочке холодно. Мы молча поднимаемся в мою квартиру.

— Чего ты хочешь от меня? — тихо спрашивает, скидывает туфли и идёт в гостиную, садится на диван и закрывает лицо руками.

— Я хочу тебя… — сажусь рядом с ней и чувствую, как ее немного потряхивает. — Тебя рядом со мной.

— Когда-то я об этом мечтала, — усмехается Алиса.

— А я не оценил… То сообщение отправила Юлиана. Я ничего не знал.

— Уже неважно. Ничего не вернёшь, — тихо отвечает Алиса.

Хочу ее обнять, беру за плечи, ощущаю дрожь, и мне это не нравится. Прикасаюсь тыльной стороной ладони к ее щекам и понимаю, что девочка горит.

— Солнце, у тебя температура?

— Не знаю, может быть. Отпусти меня домой, — устало просит она.

— Теперь точно нет. Раздевайся. — Встаю с дивана и нависаю над Алисой.

— Ты с ума сошел? — бормочет она.

— Ай-яй-яй, кто о чем думает, — усмехаюсь я, убирая волосы с ее лица. — Раздевайся — в смысле переоденешься в удобную одежду и ляжешь в кровать. Просто спать, если ты не поняла, — посмеиваюсь я.

— Я не хочу здесь спать, — пытается сопротивляться, но сил совсем нет.

— А я не спрашиваю, чего ты хочешь, — разворачиваюсь и в иду в спальню за футболкой.

Расправляю кровать, достаю из комода белую футболку и теплые носки. Иду в ванную открываю аптечку и беру градусник. Алиса уже лежит на диване, закрывая тыльной стороной ладони глаза, и меня, черт побери, это пугает. Уже не спрашиваю ее ни о чем. Просто подхожу, аккуратно сажаю и начинаю снимать одежду.

— Ну не надо, — хнычет, как маленькая девочка.

— Я просто переодену тебя. Ходишь почти голая, — вдыхаю, — вот и простыла на своей работе!

Снимаю с нее толстовку, пускаю с ножек чулки и не удерживаюсь, наклоняюсь поцеловать коленку.

— Ты сейчас напоминаешь мою маму, — вяло усмехается Алиса.

— Да, на ближайшие дни я тебе и мама, и папа, и брат, и любовник, — вырывается у меня.

— И, видимо, нянька тоже.

У нее красные щеки, а на теле выступают капельки пота. И она уже не сопротивляется, когда я снимаю с нее юбку и бюстгальтер, пытается обнять себя руками, но я не позволяю, натягивая на девочку футболку и носки. Подхватываю ее на руки и несу в свою кровать, где, в принципе, ей и место. Укладываю на подушки и вновь задираю футболку, которую Алиса пытается одернуть.

— Градусник, — показываю ей, и она покорно позволяет мне вновь сожрать её тело глазами.

Накрываю все это безобразие одеялом и сажусь с ней рядом. Вынимаю телефон и звоню своему доктору, который контролирует мое здоровье.

— Добрый вечер, Денис Андреевич. Извините за поздний звонок, у меня к вам огромная просьба — можете подъехать ко мне? — объясняю врачу, что помощь нужна не мне, а моей девушке, на что Алиса громко цокает. Денис Андреевич не отказывает и обещает подъехать в течение получаса. Забираю градусник и теперь цокаю я.

— Почти тридцать девять. У тебя что-нибудь болит?

— Да горло немного, и с утра ломило тело, но я не обратила внимания, думала, это просто… — не договаривает, прикрывает глаза и откидывается на подушку.

— Просто! Какого черта ты пошла на работу? Просил же остаться здесь!

— Не кричи на меня!

Замолкаю. А что я, собственно, разнервничался? Ухожу в кухню, ставлю чайник и делаю Алисе теплый чай с медом и лимоном. Когда возвращаюсь, нахожу девочку спящей. Ставлю чашку на тумбу, выключаю верхний свет, оставляю только прикроватный светильник. Сажусь с ней рядом, смотрю, как подрагивают ее реснички, приоткрываются розовые губы, и меня накрывает нежностью к этой девочке. Такое незнакомое, но очень сильное чувство, в котором меня топит. В голову некстати лезут мысли о том, какой бы был наш ребенок? И если бы он был, ему бы уже было несколько месяцев. И опять накрывает горечью. Алиса права — прошлого не вернуть и не исправить, нужно бороться за настоящее.

Денис Андреевич приезжает гораздо раньше и сразу идёт мыть руки. Мой доктор не похож на интеллигентного докторишку с умным выражением лица. Он похож, скорее, на старого байкера с бородой и татуировками на руках.

— Ну показывай свою девочку. — Провожаю его в комнату. — Прям фея, — шепчет он. — Твоя?

— Моя! — уверенно отвечаю. Мысль материальна. И я присвоил эту девочку, что бы она там ни думала.

— Не маленькая для тебя? — Доктор растирает холодные ладони.

— Маленькая, но моя, — усмехаюсь.

— Хорошенькая, не обижай ее. — Денис Андреевич направляется к Алисе, а я думаю о том, что уже обидел. — Просыпаемся, — будит он Алису, прикасаясь к ее плечу. Она испуганно щурит глаза и натягивает на себя одеяло. — Меня зовут Денис, я сегодня ваш доктор.

Девочка переводит на меня растерянный взгляд, ища поддержки. Киваю, и она заметно расслабляется, а меня накрывает нежностью от этого ее жеста доверия. Да, маленькая, я не сделаю тебе больше ничего плохого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Доктор осматривает и опрашивает Алису. Выписывает лекарства, обильное питье, хорошее питание, постельный режим и удаляется, обещая заглянуть послезавтра. Девочка опять засыпает, обнимая мое одеяло, и я запираю ее, а сам еду в аптеку и магазин. Она больна, а я чувствую себя счастливым идиотом. Ещё никогда не приходил в такой восторг от нахождения женщины в моей квартире. Юлиана меня раздражала, мне хотелось побыть одному и не слушать ее вечный трёп ни о чем.

Развожу Алисе порошок, пахнущий лимоном, беру спрей для обработки горла и иду в спальню. Бужу девочку, хотя очень жалко беспокоить ее. Она фокусирует на мне взгляд, а потом рассматривает комнату, будто не понимает, где находится.

— Выпей, пожалуйста, — поднимаю подушки, помогая ей сесть. Алиса послушная, берет бокал и начинает потихоньку пить. Такая красивая, кажется ещё моложе и ещё беззащитнее.

— Моя сумка осталась в клубе, там мои личные вещи и телефон. Папа будет звонить, и если я не отвечу, поднимет на уши всех, — тихо говорит она.

— Завтра утром я заберу твои вещи, — забираю у нее бокал и беру спрей.

— Открой ротик. — Алиса переводит взгляд на спрей и забирает его у меня, сама обрабатывает горло и отдает мне лекарство.

— Зачем тебе все это нужно? — хрипло спрашивает, откидываясь на подушки.

Вздыхаю, снимаю с себя рубашку и ложусь рядом с Алисой, закидывая руки за голову.

— Раньше я жил для себя и ради себя. У меня была цель — стать лучшим, взять очередной титул, выйти на определенный уровень. А все остальное — женщины, друзья, развлечения — на втором плане либо как инструмент чего-то достигнуть. Я не видел ничего вокруг, кроме того, что хочу. Цинично? Эгоистично? — задаю сам себе вопрос, но ответа не жду. Алиса лежит с закрытыми глазами, и я надеюсь, она меня слышит. — А потом все поменялось. Не знаю в какой момент. Я вдруг понял, что мои цели ничтожны… Если честно, до того, как ты сказала, что была беременна, я просто хотел тебя. Возможно, не на один день и не на два, но все же… А сегодня понял, что ты гораздо глубже во мне, чем просто похоть. Гораздо глубже… — Поворачиваюсь и вижу, что девочка спит. Целую ее в висок, тихо поднимаюсь и иду в душ.

Я лег спать вместе с Алисой, залез к ней под одеяло, обнял за талию и быстро уснул, вдыхая ее запах. Мне было абсолютно плевать, что могу заболеть, я хотел чувствовать ее тепло….

ГЛАВА 21

Богдан

Просыпаюсь от звонка. Мой телефон где-то в гостиной. Тихо встаю с кровати и бегу в гостиную, спеша ответить на звонок. Это тренер, и он очень зол. Вчера я пропустил тренировку и сегодня тоже на нее не собираюсь. Впереди нет важных боев, но я пытаюсь держать себя в форме. Обещаю ему, что позанимаюсь дома, выслушиваю нотации, бурчание и клятвенно обещаю появиться в зале завтра. Прохожу в кухню, включаю чайник, заправляю кофемашину и иду назад в комнату.

Алиса не спит, моргает сонными больными глазками, осматривая комнату. Щеки опять раскрасневшиеся, а взгляд стеклянный.

— Доброе утро, маленькая, — совершенно забываю, что на мне надеты только боксеры. Но я не из стеснительных. Беру с тумбы градусник и протягиваю Алисе. Девочка на секунды зависает на моих татуировках, скользит ниже по телу и откровенно рассматривает. — Алиса, я понимаю, что неотразим, но надо измерить температуру, — усмехаюсь, садясь рядом с ней.

Она поднимает глаза и, кажется, не совсем меня понимает. Трогаю ее щеки — она опять горит. Сам ставлю ей градусник и иду разводить лекарство. Возвращаюсь в спальню, поправляю ее подушки, помогая сесть прямо. Сейчас она похожа на маленькую уязвимую девочку.

— Выпей, солнце.

— Не хочу, — хнычет она.

— Надо, маленькая, — забираю градусник — показатели не радуют. — Выпей, пожалуйста. Иначе напою силой!

Алиса берет бокал и начинает пить, морщась. Обрабатываю ей горло, надеваю спортивные штаны и иду готовить завтрак. Пока варю кашу и делаю тосты, слышу ее лёгкие шаги и шуршание в гостиной. Выхожу в комнату и вижу, что Алиса переодевается в свои тряпочки из клуба. Она еле стоит на ногах, но продолжает упрямо одеваться. Останавливаюсь в дверях, облокачиваясь на косяк, внимательно наблюдая за ее действиями, и закатываю глаза, когда она еле как натягивает чулки.

— И куда ты собралась? — спрашиваю, и Алиса вздрагивает.

— Спасибо за помощь, но мне нужно домой. Ты не мог бы дать мне эту толстовку и вызвать такси? — Алиса мнет в руках мою толстовку, не решаясь ее надеть.

— Ты можешь брать в этом доме все, что тебе угодно. — Девочка кивает и надевает толстовку, натягивая ее пониже. — Но только я тебя никуда не отпущу. Пока ты больна, — добавляю, хотя хочется сказать «вообще не отпущу».

— Богдан, ты не имеешь права! — хрипит она и обессиленно присаживается на диван.

Я бы с ней поспорил, попытался убедить, но в мою дверь звонят, и Алиса сжимается. Я и сам никого не жду, поэтому, пока иду к двери, решаю послать всех к черту. Но не получается — на пороге стоит моя мать.

— Извини, что без предупреждения, я рядом была, увидела твою машину и решила заскочить, — тараторит она, торопливо раздеваясь.

Не успеваю ничего ей ответить, как мама убегает в туалет. А в прихожую выходит Алиса и начинает обуваться. Пытаюсь подавить злость, глубоко вдыхаю и беру девочку за руки.

— Стой, тебе нельзя на улицу! Сейчас я съезжу за твоим телефоном, и ты позвонишь папе.

— Дело не в этом, — хрипло шепчет Алиса. — Мне нужно домой, — пытается вырвать руки, но я не отпускаю.

— Я хочу, чтобы ты осталась, ты больна, и мне будет спокойнее, если ты будешь рядом со мной, — тоже шепчу ей в ответ, целуя в горячий висок.

— Ты все время говоришь, что хочешь ты! И ни разу не спросил, чего хочу я! — повышает голос и тут же закашливается.

— Чего ты хочешь, маленькая? — заглядываю ей в глаза.

— Я хочу домой!

— А я не могу тебя сейчас отпустить. Прости. Вот такая я эгоистичная сволочь.

Дверь в ванной распахивается, и выходит моя мама:

— Алиса? — удивленно поднимает она брови.

— Познакомься, мам, — отвечаю я.

— Так мы давно знакомы. Вы… — не договаривает, смотря, как я держу Алису за руки.

— Да мам, это Алиса, девушка, с которой я безумно хочу отношений. Она мне очень дорога. Сейчас она болеет, но упрямится и хочет ехать домой с температурой.

Алиса поднимает на меня глазки и смотрит со злостью. Усмехаюсь ей в ответ. А как ты хотела, моя хорошая? Ты не оставила мне выбора, пришлось подключить тяжелую артиллерию.

— Вот это сюрприз! — мама переводит на меня строгий взгляд, а потом улыбается, обращаясь к Алисе. — Милая, ты и правда плохо выглядишь. Я понимаю, мой сын не идеален, но он очень заботливый, — она подхватывает растерянную девушку за талию и уводит в комнату.

Да, мама всегда была на моей стороне! Иду в кухню, делаю завтрак, слыша, что мама болтает без умолку, и улыбаюсь, как идиот. Знал бы, давно бы маму пригласил.

Вместе с ней мы кормим Алису, поим чаем и заставляем принять таблетки. У обессиленной девочки нет сил нам противостоять, поэтому она все выполняет, но периодически стреляет в меня злым взглядом.

Алиса засыпает, я иду в душ, а мама принимается хозяйничать. Когда выхожу, на столе уже стоят оладьи со сметаной и свежий кофе.

— Итак, теперь рассказывай, как вышло, что — ты взрослый мужчина — и эта девочка вместе? — строго спрашивает, а мне хочется смеяться. По строгости и воспитанию у нас в семье всегда был главный отец, а мама мягкая и добрая. — Что смешного?! Она ещё девочка, подруга нашей Надюши. Нет, я ничего не имею против отношений, где мужчина старше, но когда все максимально серьезно! — Сажусь за стол, отпиваю кофе, съедаю оладушек под пристальным взглядом мамы, которая ждёт ответа. — А я тебя знаю, — отмахивается она. — У тебя сегодня Юлиана, а завтра ещё кто-нибудь…

— Мам, — перебиваю ее я. — Я не уверен, потому что ни черта не знаю об этом чувстве. Но мне кажется, я люблю Алису. Она хрупкая, маленькая, уязвимая, и меня топит в нежности к ней. Хочется дать ей так много и одновременно присвоить ее себе. Не знаю, не могу объяснить… словно внутри перевернулось все, и я стал мыслить по-другому, — трусливо упускаю в рассказе момент о том, что причинил девочке боль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— М-да… — вздыхает мама. — Ты никогда не знакомил меня с девушками. И уж тем более ни об одной так не говорил. Береги её, раз любишь. Не обижай.

Закрываю глаза в знак согласия. Если честно, я сам не понимаю, откуда это все возникло. Ну красивая, ну невинная милая девочка. Определенно, возбуждает и вызывает похоть, желание присвоить. Может, это вина за то, что причинил боль? Попытка все исправить? Но нет, все гораздо глубже. Алиса засела внутри меня, и мне спокойно, только когда она рядом.

Прошу маму посидеть с Алисой, а сам еду в клуб за ее вещами. Как назло, администратор упирается и не отдает мне вещи.

— Извините, Алиса нас не предупреждала. Пусть она позвонит мне лично, и я все вам отдам.

— Неоткуда ей звонить, — кидаю я и поднимаюсь наверх к Герману, хотя не планировал с ним встречаться.

Меня раздражает его чрезмерная забота о девочке. Прохожу в приоткрытый кабинет без стука, заставая Геру за распитием коньяка. Мужчина выглядит плохо, помятый, словно не спал ночь, крутит в руках бокал и смотрит в одну точку на стене.

— Хреново выглядишь, Герыч, — усмехаюсь и подаю мужчине руку. — Что-то случилось?

— Да так, есть некоторые проблемы, но все решаемо, — задумчиво отвечает он, смотря, как я сажусь в кресло.

— Может, чем помочь?

Герман смотрит мне в глаза и долго думает, а потом усмехается:

— Может быть… — Допивает спиртное и наливает себе еще. И это хреново, учитывая, что Герман вообще мало пьет, а сейчас только полдень.

— Да скажи, что случилось?

— Да не грузись. Все решаемо. Не справлюсь сам — тебя подтяну, — усмехается Герман. — Ты же не просто так приехал?

— Да, забрать вещи Алисы. Но твой администратор их не отдаёт.

— Я смотрю, у тебя прям все серьезно?

— Да, — настороженно отвечаю.

— Непохоже на тебя, — цокает он.

Мне может говорить об этом мать, и я с ней соглашусь. Но вот Гера не имеет права. Поэтому злюсь, скалясь.

— Советую не лезть в мои отношения! — взрываюсь.

— Спокойно! Я глубоко женатый человек и не претендую на девочку. Сейчас я позвоню Лилии, она отдаст тебе вещи.

— Вот и хорошо. Нужна будет помощь, звони!

Встаю и выхожу из кабинета. Герман всегда был вменяемым надёжным мужиком. А сейчас мне совершенно не нравится его интерес к простой официантке и вообще его поведение. Что бы там Алиса ни говорила, не позволю ей вернуться в это место!

Почти весь день Алиса проспала. Вечером я все же разбудил ее и почти насильно накормил, и напоил лекарствами. Алиса хмурилась, надувала губки, как ребенок, и не разговаривала со мной. Сил бороться и куда-то бежать не было и ей приходилось принимать мою заботу. Спать я опять лег рядом с ней. Она, конечно, пыталась отгородиться от меня, но я насильно притянул ее к себе, уткнулся в волосы и усмехнулся, когда девочка расслабилась в моих руках.

Посреди ночи меня разбудил ее крик.

Алиса мечется на кровати и плачет во сне так жалобно и надрывно, повторяя «прости меня, моя девочка». Меня самого охватывает паника, сердце надрывается и кидает в холодный пот. Хватаю девочку, прижимаю к себе, пытаясь разбудить. Трогаю ее щеки, лоб, но температуры нет. Это просто кошмар.

— Алиса, девочка моя, проснись! — зачем-то кричу, обхватывая ее лицо, и целую заплаканные глазки. Она, наконец, приходит в себя, хлопает ресницами, фокусируя взгляд на мне, а слезы все равно текут по щекам без остановки. — Что тебе снилось?

— Девочка, — всхлипывает она, закрывая лицо руками, начиная рыдать в голос, а мне хочется разбить себе голову об стену, но, к сожалению, Алисе это не поможет.

Эта боль и чувство вины засели в ней глубокой травмой. И я не нахожу ничего лучшего, как оторвать ее руки от лица и начать зацеловывать заплаканное лицо.

ГЛАВА 22

Богдан

Целую ее заплаканные глаза, припухшие губы, щеки, скулы и не могу остановиться, хочется впитать девочку в себя, поглотить, стать с ней одним целым, забрать всю боль себе — мне не привыкать, я умею переносить боль.

— Тихо, маленькая, отдай все мне… — шепчу ей в губы, подхватывая под поясницу, прижимая к себе.

Мои руки живут собственной жизнью, они гладят и сжимают ее тело через тонкую футболку. Мне окончательно срывает крышу, когда девочка сама льнет ко мне, прижимается, обвивает шею, зарываясь пальчиками в мои волосы, горячая, податливая, нежная и вся моя. Опять целую соленые губы, уже жадно всасывая, чувствуя, как девочка мне отдается, будто рушатся все ее барьеры, и она отрывается. Ее руки ложатся мне на грудь, и меня подбрасывает от прикосновения.

— Знала бы, что ты делаешь со мной… — хрипло говорю в губы и устраиваюсь между ее стройных ножек.

Алиса утыкается мне в шею и дышит… дышит, крепко сжимая. А во мне все переворачивается от переизбытка чувств, швыряет то в жар, то в холод. Хватаю футболку и тяну ее вверх, снимая с девочки, чтобы сойти с ума от вида небольшой груди в свете светильника, от торчащих сосков и частого дыхания. Она гладит меня по спине и плечам, похоже, сама, не понимая, что делает, а мне кричать хочется от ее взаимности. Перехожу на шею, ласкаю бархатную кожу языком и все время торможу свои порывы. Хочется любить ее сильнее, жестче, жадно, но я стараюсь быть максимально нежным. Веду кончиком языка по груди, обвожу ореолы и получаю в ответ тихий стон. Втягиваю в рот сладкий сосочек, и девочка выгибается в моих руках. Меня самого потряхивает от возбуждения, от ее запаха, от нашей близости. Я открыт перед девочкой как никогда и ни перед кем. Сейчас я не хочу секса, я хочу ее любить.

Веду ладонями по бокам, вынуждая Алису извиваться, цепляю резинку трусиков, стягиваю их, чувствуя, как девочка стеснительно сжимается. Не позволяю ей опомниться, срываю трусики, развожу ножки, сгибая в коленях, открывая ее перед собой. Спускаюсь ниже, хаотично покрывая поцелуями животик, лобок, касаясь языком нижних губ.

— Богдан, не надо, — жалобно просит она, пытаясь сжать ноги.

— Надо, маленькая, — раздвигаю языком складочки, целуюсь с ними. — Расслабься, закрой глазки и чувствуй, — говорю, обхватывая бедра, фиксируя их руками.

У меня мышцы сводит от желания ее попробовать. Втягиваю губами клитор, и стону вместе с ней удерживая Алису на месте. Бл*дь, вот как мне сдержаться и не растерзать ее? Боюсь сейчас выпускать зверя наружу и спугнуть малышку. Она очень нежная, и я не хочу напоминать ей о нашем первом разе.

Облизываю мою девочку, скольжу к влажному входу и назад к клитору, ощущая, как дрожат ее ноги. Всасываю пульсирующую вершинку, слышу сладкие стоны и с ума схожу от возбуждения.

Проскальзываю одним пальцем внутрь, хрипло стону от того, какая узкая и горячая. Не было у нее никого, она только моя!

В какой-то момент Алиса не выдерживает, начинает извиваться сильнее, возбуждение берет свое, и девочка себя отпускает, полностью мне отдаваясь. Она сама разводит ножки, хватается за мои волосы и откровенно стонет. А меня в пот бросает, и в паху болезненно пульсирует от понимания, что она вот-вот кончит в моей кровати. Я бы мог ее долго мучить, вылизывая сладкие местечки, но собственное возбуждение зашкаливает до предела, ещё немного такой пытки, и я кончу только от ее стонов и того, как она сильно сжимает мои волосы.

Кружу языком по клитору, который набухает у меня на губах, несколько движений пальцем внутри, и девочка застывает, выгибаясь на кровати, а потом сладко содрогается, сжимая мой палец мышцами лона.

Не позволяя опомниться, нависаю над Алисой, стягивая с себя боксеры, высвобождая налитый член. Накрываю ее рот, жадно пожирая стоны и одновременно подхватываю ножки под коленки. Вхожу, быстро проскальзывая в мокрое влагалище одним толчком. Глубоко, до конца, почти взвываю от того, как она меня сжимает. Замираю, зацеловывая ее вскрики, дышу ей в губы со свистом и усилием сдерживаю свое тело, не позволяя ему двигаться. Девочка расцарапывает мои плечи и тяжело дышит.

— Больно? — спрашиваю, убирая влажные волосы с лица. Молчит, кусая губы, смотря на меня взглядом с поволокой. Такие красивые синие океаны глаз, в которых я тону, захлебываюсь. — Алиса, — задыхаюсь, — скажи, что ты чувствуешь! — требую я.

— Немного больно, но сейчас прошло, кажется, что я растянута, — всхлипывает она.

— Расслабься, маленькая, я чувствую, как ты напряжена. Просто впусти меня, — уже сквозь зубы проговариваю я.

Потому что быть внутри нее и чувствовать, как она меня сжимает, это невыносимо хорошо, это лучше, чем я могу себе представить.

Вновь зацеловываю лицо, шею, трепещущий пульс. Ласкаю грудь, всасываю сосочки, чувствуя, как она расслабляется и снова плывет в моих руках. Беру подушку, подкладываю под ее бедра, закидываю стройные ножки себе на плечи и начинаю мучительно медленно двигаться.

— Смотри мне в глаза, — прошу, и она слушается, топя меня в своем взгляде.

Делаю первый толчок, улавливая ее дрожь, и целую ножки на моих плечах. Ещё плавный толчок и ещё, слишком медленно для меня, но я держу зверя на цепи, отдавая все Алисе. С каждым новым толчком она всхлипывает, и в какой-то момент всхлипы перерастают в стоны. Ускоряюсь, когда чувствую, как она полностью расслабляется и принимает меня до конца. Набираю темп, рвано дыша, медленно блуждая глазами по ее телу. И кажется, что я на грани оргазма не от размеренных толчков, а от ее вида. От искусанных пухлых губ, от волос, разметавшихся по подушке, от огромных глаз с проволокой, от кожи, покрытой капельками пота, от того, как она сжимает руками простыни, и от ощущения ее дрожащих ног на моих плечах.

Спускаю их, разводя шире, касаюсь клитора, усиливая ее ощущения, чувствуя, как стискивает мой пульсирующий член.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Богдан! — на выдохе произносит она.

— Да, маленькая, — массирую клитор сильнее, улавливая ее первые судороги.

— Богдан! — уже вскрикивает.

— Да, Алиса, — возбуждённо усмехаюсь, потому что она ничего не хочет мне сказать, а просто выкрикивает мое имя в момент экстаза.

И я перешагиваю грань, когда остановить собственный оргазм уже невозможно. Девочка выгибается подо мной, до боли стискивая мой член. Уже не кричит, тихо протяжно стонет, мечась на простынях, утягивая меня за собой. Выхожу из нее и с хриплым стоном изливаюсь ей на живот, чувствуя настолько остро, что меня немного сносит от волны удовольствия. Падаю на девочку, утыкаясь ей в шею, и сильно всасываю нежную кожу, оставляя на ней свою отметину. Алиса еще дрожит подо мной, но обвивает руками, поглаживая по спине. Мы так и зависаем, летая в блаженстве.

Проходит время, я приподнимаюсь, заглядывая в пьяные глазки, а потом целую, уже нежно и аккуратно, как самое дорогое, что у меня есть.

— Ты как, маленькая?

— Все хорошо, — тихо отвечает она, заливаясь краской. Это не девочка, а подарок. Она стесняется! В нашем развратном мире это редкость.

— Мне нужно в душ, — немного сипло шепчет она.

— Нет, тебе пока нельзя в душ, — усмехаюсь я.

И, как пьяный, немного шатаясь, поднимаюсь с кровати и иду в ванную. Мочу два небольших полотенца в теплой воде и приношу в спальню. Сажусь на кровать и под пристальным взглядом Алисы обтираю ее животик и вспотевшее тело. Девочка периодически капризничает, пытаясь сделать это сама, но я не даю.

Уношу полотенца в ванную, а когда возвращаюсь, нахожу Алису уже накрытую по горло. Ухмыляюсь, ложусь рядом с ней, трогаю раскрасневшиеся щеки, но температуры не чувствую. Подхватываю, девочку за талию и под ее писк укладываю себе на грудь, кожа к коже, полное ощущение единения. И мне хорошо, как никогда раньше. Чувствую, как она дышит мне в грудь, играет пальчиками по моей коже, и меня распирает от чувств.

— Алиса, год назад я жил в таком периоде, где все было иначе, мир казался совсем другим… приоритеты… — из меня начинает литься монолог, хочу, чтобы она если не простила, то хотя бы знала.

— Молчи, — шепчет, накрывая пальчиками мои губы. — Давай просто помолчим.

— Давай, маленькая, — выдыхаю я, целуя ее пальчики.

Утром пока девочка спит, я долго смотрю на нее и понимаю, что все, не отпущу ее больше. Вот её место, на моей кровати в моей футболке с запахом нашего секса. Наклоняюсь в желании поцеловать, а потом замираю в миллиметре от ее приоткрытых губ, не желая будить. Тихо поднимаюсь с кровати, натягиваю спортивные штаны и, выходя в гостиную, прикрываю дверь.

Беру телефон, ищу номер доставки. Заказываю букет белых лилий и прошу доставить букет как можно быстрее. Ставлю чайник и смеюсь над собой — никогда не был романтиком. Максимум мог отвесить пошлый комплимент и подарить что-то блестящее, и то если девочка гениально отрабатывает в постели, а сейчас сам себя не узнаю. Хочется любить, но ещё больше хочется взаимности. Алиса, Алиса, ты виновна в моей невменяемости.

Делаю ей чай с медом, себе кофе, горячие тосты, масло, малиновое варенье — составляю все на поднос. В домофон звонят, и я спешу открыть, чтобы не разбудили Алису раньше времени. Быстрая доставка, надо сохранить их телефон. Нажимаю на кнопку, не спрашивая, открываю дверь и иду за деньгами. Но когда возвращаюсь в прихожую, вижу, как там раздевается Юлиана. Улыбается как ни в чем не бывало, довольная, словно ничего не было.

— Можешь одеваться назад! — сквозь зубы проговариваю. — Иначе вышвырну за дверь без одежды!

— Если ты забыл, то у нас контракт с брендом спортивной одежды, и завтра рекламный фотосет. Я пришла обсудить детали, — заявляет она и внаглую идёт в гостиную. Ставлю руку на дверной косяк, преграждая ей путь.

— А мне похрену. Снимемся отдельно.

— У нас парная фотосессия. Откажешься, заплатишь неустойку! — она повышает голос, а мне хочется его заткнуть.

— Я сам с этим разберусь. Покинь мою квартиру! — стараюсь говорить как можно спокойнее, видя, как на лице Юлианы появляется сначала недоумение, потом удивление, а следом злая язвительная ухмылка.

Оборачиваюсь и вижу Алису в гостиной. Девочка в одной футболке, натягивает ее ниже и смотрит на нас во все глаза не моргая. И мне, сука, хочется выть от того, что в ее глазах опять боль и отвращение. Ну конечно, не могло быть все так просто и легко!



ГЛАВА 23

Богдан

Все как в дешёвом мыльном сериале. Алиса смотрит на Юлиану и меняется в лице. В ее глазах столько эмоций и ни одна из них не оправдывает меня. Ну нет, малышка, все совсем не так, как тебе кажется!

— Когда водишь в дом шлюшек, хотя бы дезинфицируй после них помещение, — с отвращением кидает Юлиана и язвительно усмехается.

Медленно разворачиваюсь к твари и глубоко вдыхаю, напоминая себе, что не бью женщин. А хочется наотмашь залепить ей пощечину, чтобы разбить губы, из которых выливается грязь. Юлиана слишком хорошо меня знает, чувствует волну моей ненависти, поэтому разворачивается и быстро обувается. Не позволяю застегнуть ей сапоги, хватаю за шкирку и тащу к двери.

— Рот свой продезинфицируй! — вышвыриваю ее за порог, беру куртку, сумку и кидаю за дверь. — Ещё раз попадешься мне на глаза — уничтожу! — с отвращением сквозь зубы цежу и захлопываю перед ее носом дверь.

Юлиана ещё что-то визжит, угрожая, но мне плевать. Я запираю дверь и прячу ключ в кармане — что-то мне подсказывает, что Алиса захочет уйти.

Прохожу в спальню и нахожу ее сидящей на кровати. Она смотрит на свои руки и комкает футболку. Опускаюсь рядом с ней на корточки, беру за руки и медленно, успокаивающе, потираю большими пальцами запястья.

— Я расстался с ней задолго до этого дня. Это всего лишь яд, который вырывается из Юлианы, не принимай близко к сердцу, — сглатываю, потому что тяжело доказать, что честен, когда ничего не сделал для того, чтобы тебе верили.

— Я понимаю, — тихо отвечает она, пытается вырвать руки, но я не отпускаю.

— Алиса, — выдыхаю ее имя, подбираю слова, но в домофон опять звонят.

Это доставка. Отпускаю девочку и иду в прихожую.

Забираю цветы, расплачиваюсь и вновь запираюсь. Букет красивый, нежный, как и моя девочка. Иду в спальню и застаю Алису на том же месте. Освобождаю букет от упаковки, отшвыривая лишнее в сторону, оставляя только живые цветы. Опускаю букет ей на колени и вновь сажусь на корточки. Она смотрит на лилии и кусает губы, поглаживая нежные лепестки пальцами. Кажется, что именно сейчас переломный момент. Сейчас у нас только два пути: либо мы отпускаем прошлое и строим будущее, либо… Нет, не хочу даже думать о другом исходе!

Мы долгое время молчим, Алиса перебирает цветы, а я глажу ее ножки. Нам нужна эта тишина, иногда молчать гораздо комфортнее, чем что-то говорить. В какой-то момент на лепестки цветов падает капелька влаги. Беру Алису за подбородок и вижу, что девочка беззвучно плачет. Огромные синие глаза наполнены слезами — она красива, даже когда плачет. Забираю у нее цветы, откладывая их на кровать, сажусь рядом и обнимаю девочку, сильно прижимая, начиная раскачиваться. Алиса не сопротивляется, но и не отдает мне себя, просто подчиняется, как кукла, и меня вновь начинает ломать. Каких-то десять гребаных минут, брошенные слова Юлианы, и Алису опять отшвырнуло от меня на тысячи километров.

— Юлианы больше нет в моей жизни и никогда не будет, — тихо говорю Алисе, перебирая ее волосы. — Все, чего я сейчас хочу, это тебя рядом с собой. Дай мне шанс все исправить, — в голове ещё десятки слов, оправданий, но сейчас они лишние.

— Отпусти меня домой, — тихо просит она, высвобождаясь из объятий.

— Не могу, понимаешь? Плачь, ругайся, обвиняй меня, только оставайся со мной, — прошу, смотря, как она поднимается с кровати и уходит.

Пока Алиса умывается и переодевается, я хожу по спальне, не останавливаясь. Терять ее — я не собираюсь, но и держать силой тоже не вариант. Наверное, поэтому я избегал любви, потому что сложно, и задевает сердце очень глубоко.

Алиса выходит полностью одетой, стараясь не смотреть мне в глаза, и мнется посреди комнаты.

— Вызови мне, пожалуйста, такси, — устало сипло просит, и я на нервах беру с тумбы спрей для горла и вручаю ей в руки, намеренно игнорируя ее просьбу вызвать машину. Выхожу в кухню, ставлю чайник и выливаю остывший чай, чтобы сделать новый. Слышу, как девочка проходит в кухню и замирает.

— Спасибо тебе за заботу и внимание, — говорит она, наблюдая, как я делаю чай. А мне хочется кричать, чтобы не смела благодарить так, будто прощается. Но я стискиваю зубы и молчу, чтобы не наговорить лишнего. — Отпусти меня, пожалуйста.

И я срываюсь, с психом кидаю чайную ложку в раковину, подхожу и вжимаю ее в стену.

— Зачем тебе домой?! Настолько невыносимо со мной?! — Смотрю в бездонные океаны синих глаз и отказываюсь понимать, зачем нам расставаться. Обхватываю ее талию и сжимаю сильнее, вдавливая в себя.

— Мне нужно время, наедине с собой, — шепчет она и прячет от меня глаза, закрывая их.

— Оставайся здесь, я уйду! — почти рычу, понимаю, что не нужно усугублять ситуацию и пугать девочку.

— Нет, — мотает головой, кусая губы, так и не открыв глаза. — Отпусти меня, пожалуйста, и не ищи встреч, мне нужен кислород. Я задыхаюсь, ты поглощаешь все мое пространство.

— А я не могу! — стискиваю ее ещё сильнее и правда лишая дыхания. — Понимаю, что нужно разжать руки и дать тебе право выбора, но не могу… — Дышу ей в губы, глотая кислород.

Кажется, мы вместе задыхаемся, только я от того, что она хочет уйти, а Алиса от того, что я держу. Сам закрываю глаза, прислоняясь лбом к ее лбу, и дышу с ней одним воздухом. Не чувствую от нее отдачи, и меня сносит от эмоций, мне кажется, я ее теряю, так и не успев обрести. И, сука, это больно, почти невыносимо. Сердце заходится аритмией, и внутри нарастает приступ паники.

— Отпусти, — шепчет она и неожиданно обхватывает тёплыми ладошками мое лицо. Сама целует мои скулы, щеки, закрытые веки, а я поворачиваю голову и целую ее ладошки. Захлебываюсь, меня топит в ее нежности. — Мне нужно несколько дней… неделю, побыть одной. То есть без тебя… Пожалуйста, дай мне это время, — надрывно просит она. — Я так хочу, мне так надо…

И как мне ей теперь отказать?! Алиса аккуратно касается моих губ, а я жадно перехватываю поцелуй, зарываясь в волосы, всасываю сладко-соленые губы, сплетаю языки, лишая нас обоих кислорода.

— Зачем тебе уходить? — как идиот, опять задаю это вопрос между поцелуями, блуждая руками по ее телу. Нет никого сексуального подтекста, я просто хочу ее чувствовать. — О чем думать?! — дышу ей, глубоко втягивая сладкий запах.

— Я боюсь… — признается она.

— Нет… нет, маленькая, не нужно, как раньше не будет… — Хочу ещё много чего ей наобещать, но Алиса не позволяет. Отрывается от меня, слегка отталкивая. Отхожу от нее, предоставляя свободу, хотя очень хочется заключить ее в свой плен. — Я сам тебя отвезу.

— Нет, просто вызови мне такси! — настаивает девочка.

Закрываю глаза, дышу глубоко. Если женщина просит свободы, нужно ее дать. Беру телефон, набираю номер и вызываю ей машину. «Ожидайте пять минут», — произносит оператор. Что ж так мало? Хотя… перед смертью не надышишься.

Молча идём в прихожую, я помогаю надеть ей пальто, передаю пакет с вещами, в который сложил все лекарства.

— Лечись. Доктора завтра пришлю к тебе. — Девочка молча кивает, стараясь не смотреть мне в глаза. И в данный момент я благодарен ей за это. Иначе утону в ее синем омуте и никуда не отпущу, а это уже будет насилие. — У тебя есть ровно неделя. Ни больше, ни меньше. Неделя наедине с собой, — сообщаю ей. — Больше не дам! — выходит грубо, но я ничего не могу с собой поделать. — Потом пойду в наступление, маленькая!

А она грустно улыбается, кивая. Ну вот нахрен ей эта неделя?! Она же моя девочка!

Подаю ей сапожки, но Алиса вдруг убегает в комнату и быстро возвращается с лилиями в руках. Что я там ей обещал? Неделю? Вряд ли я сдержу обещание… Прости, малыш, неделя — это долго, мне уже сейчас выть охота. Ты всего пару дней со мной, а я уже смертельно влюблен.

Мне приходит сообщение о прибытии машины, и я накидываю куртку, чтобы проводить. Но и тут меня жёстко обламывают.

— Не провожай, — голос такой тихий и грустный.

Знать бы, что творится у нее в голове. Но я и правда веду себя эгоистично. Всегда должно быть право выбора. Открываю дверь, пропускаю Алису, а потом дергаю ее на себя и целую в висок, глубоко вдыхая. Это ещё не смерть… мы будем жить. И я все равно эгоистичная сволочь, не отпущу девочку.

— У тебя неделя! — напоминаю ей и отпускаю..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ГЛАВА 24

Алиса

Я ехала домой и не понимала, что со мной происходит. Казалось, мой мир перевернулся. С одной стороны, сбылись все мои глупые, но самые заветные и сокровенные мечты. А с другой — для того чтобы моя мечта сбылась, мне нужно было пройти через ад. Глажу нежные лепестки лилий, закрываю глаза и вспоминаю, как сладко с Богданом. Как его голос окутывает меня, как он умеет любить, его руки и губы, и это так сладко. В такие моменты я забываю прошлое, не думаю о будущем, просто растворяюсь в моменте и отдаю всю себя тому, кого безумно любила и продолжаю любить. Любовь не имеет гордости, не помнит боли, она просто живёт глубоко внутри и заставляет тосковать по любимому.

Моя внутренняя маленькая глупая девочка захлебывается в эйфории, когда Богдан по-настоящему любит меня. Мне и сладко, и больно в этот момент. Душа просто разрывается, грудную клетку сдавливает и постоянно хочется рыдать. Не могу забыть его серые глубокие глаза. В них было столько настоящих чувств ко мне, столько искренности и любви, что невозможно было не поверить.

Сопротивляться его напору не было сил. Он столько отдал мне за эти дни, что, кажется, хватит на всю жизнь. Но мне до дрожи страшно вновь довериться моему Идолу. Я так хочу ему поверить, но внутри грызет чувство, что он опять поиграет со мной, как с куклой, наиграется и выкинет подыхать. Мне не даёт покоя образ Юлианы, которая смотрела на меня брезгливым взглядом, будто тысячу раз заставала у Богдана дома таких, как я… Может, так оно и было…

Выхожу из такси и иду домой. Прохожу в квартиру, запираюсь, переодеваюсь в теплую пижаму. Включаю чайник, ставлю цветы в воду и вынимаю из пакета лекарства, купленные Богданом. Смотрю на медикаменты, и хочется рыдать во весь голос. Зачем он так за мной? Зачем эта ласка, забота, близость. Зачем?! Ударяю рукой по столу, отбивая ладонь. Я же должна его ненавидеть, а на деле… по-прежнему отчаянно люблю. Дура!

Наливаю себе чаю, сажусь за стол, подпираю подбородок и долго смотрю в окно. Меня накрывает тоской и диким отчаянием. Очень хочется его любви, но я дико боюсь боли. Во второй раз я не выдержу.

Мой телефон звонит, смотрю на дисплей и вижу номер Адама. Странно, он не общался со мной с момента, как я уехала с дня рождения Нади. И я прекрасно его понимаю. Нельзя нам дружить. Парень хочет большего, а я не могу ничего ему дать. Не умею я никого любить, кроме Идола.

— Да, — все же отвечаю на звонок.

— Говорят, ты болеешь. Что с тобой? — расстроенно спрашивает парень.

— Да, я простыла, но через пару дней буду в строю.

— Ясно… — возникает пауза, чувствую, что он хочет ещё что-то сказать, но не решается, и мы молчим. — У тебя… — подбирает слова. — Все серьезно с этим… — не договаривает, но я прекрасно понимаю, о чем он.

А мне хочется придушить саму себя. Почему я не могла влюбиться вот в этого прекрасного парня? И просто беззаботно жить. Почему меня, дуру, угораздило полюбить того, кого любить нельзя? Ненавижу себя за это, но ничего поделать не могу.

— Я не знаю, — выдыхаю, честно отвечая.

— Понятно. — Может, тебе что-то нужно?

— Нет, спасибо, у меня все есть, — отказываюсь я. — Принимать от Адама помощь, значит, дать ему ложную надежду. Очень не хочется терять парня как друга, но по-другому нельзя.

— Ну ты звони, если я буду тебе нужен, — звучит обреченно, словно он выпрашивает последний шанс.

— Хорошо, — отвечаю, и Адам сбрасывает звонок.

Откладываю телефон и склоняя голову, прижимаюсь щекой к холодной поверхности стола. Я впадаю в странное состояние, когда мир концентрируется только на одном человеке. Стоит отпустить себя, довериться Богдану — и сразу станет легче, но мне жутко страшно.

Через пару дней я пришла в норму. Съездила в университет, набрала кучу заданий за пропущенные дни и заскочила в клуб, чтобы понять, работаю я там ещё или нет.

— Герман не в духе, — сообщает мне наш бармен, старательно натирая бокалы.

— Тогда мне, наверное, не стоит сегодня с ним говорить, — оглядываюсь наверх, но окна начальника плотно закрыты жалюзи.

— Ну, когда не стоит, то лучше не стоит, — усмехается Семка.

Сначала долго соображаю, о чем он. А когда до меня доходит смысл его шутки, перевешиваюсь через барную стойку и бью Семку по плечу.

— Да я пошутил, — смеётся парень. — Все же взрослые люди. А насчёт Германа — сама решай.

— Алиса! — оборачиваюсь и вижу Германа на лестнице. — Зайди ко мне!

— Вот и решилось, — шепчу я бармену и слезаю со стула.

Герман уходит в кабинет, а я медленно иду за ним. Я нарушила много правил. Интим с Богданом в вип-комнате, ушла со смены и не выходила на работу несколько дней. А главное — я не знаю, что наговорил Богдан, когда ездил за моими вещами.

В кабинете Германа сильно накурено, стоит марево дыма и пахнет алкоголем. Сам Герман, как всегда, собран и опрятен, только под глазами залегли темные круги, словно он не спал несколько дней.

— Проходи, Алиса, и дверь за собой закрой.

Делаю так, как он говорит, и присаживаюсь на край кресла.

— Герман Маркович, я болела последнюю неделю…

— Как сейчас себя чувствуешь? — хрипло спрашивает, словно тоже простыл.

— Спасибо, уже хорошо.

— Хорошо, когда хорошо, — невесело усмехается Герман.

— Герман Маркович, вы простите меня… Так вышло, — пытаюсь оправдаться.

Я даже не пытаюсь держаться за эту работу, хотя платят здесь хорошо. Герман изначально очень хорошо ко мне относился, и я пытаюсь оправдаться перед ним.

— Я все понимаю, Алиса, — мужчина поднимается с места, наливает себе виски, добавляет льда и оборачивается ко мне. — Хочешь выпить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, спасибо.

— А зря, я бы на твоём месте выпил, тебе не помешает расслабиться, — не понимаю, к чему он клонит, поэтому смотрю на мужчину вопросительно.

— Я уволена?

— Эмм, ну, скажем, так… — Герман усмехается, и мне совсем не нравится наш разговор. Мужчину словно подменили, раньше он внушал мне доверие, а сейчас я посматриваю на дверь в желании поскорей уйти. — Ты сама не захочешь работать у меня…

— Не понимаю, — сжимаю ручку сумки, начиная нервничать.

Герман идёт к двери и запирает ее на ключ. Меня сковывает паника, и я впадаю в ступор. Со мной такое часто бывает, когда страшно. Но только раньше я боялась змей и пауков, а сейчас взрослого мужчину.

— Не бойся, если будешь вести себя хорошо и делать все, что я говорю, неплохо проведешь время, и никто не пострадает. — Не могу сказать и слова. Хотя, наверное, нужно закричать во весь голос, привлечь к себе внимание. Оборачиваюсь к окну, понимая, что там много людей. — Комната с хорошей шумоизоляцией, — словно читая мои мысли, говорит Герман, наливает «Мартини» и протягивает мне.

— Что вам нужно? — сжимаюсь, чувствуя, как сильно стучит сердце и сдавливает грудную клетку. Мне физически плохо, не хватает воздуха от страха. Обнимаю себя руками в попытке оградиться от мужчины.

— Да не бойся ты так, выпей, — я тебя не трону. Поедешь за город, посидишь там в комфортном доме, подышишь воздухом. Проиграешь на камеру.

— Отпустите меня, пожалуйста, — пищу я, теряя голос, холодея от ужаса. Смотрю Герману в глаза и понимаю, что вообще ничего не понимаю в людях. Я тупая доверчивая дура, и постоянно за это расплачиваюсь. — Помогите! Помогите! — кричу, словно сумасшедшая, во весь голос. Соскакиваю с места и начинаю колотить в дверь. Герман хватает меня в охапку и зажимает рот рукой, и меня передергивает от его прикосновений.

— Тихо. Не вопи. Я ничего тебе не сделаю. Я не насильник, не маньяк и не убийца. Ты просто мой инструмент для достижения целей. Успокойся, делай все, что говорю, и тебя никто не обидит.

Он сажает меня назад на диван и разжимает рот, а я чувствую, как трясутся и немеют губы.

— Зачем я вам нужна? Ни у меня, ни у моих родителей ничего нет, — заикаясь, говорю я. Мне кажется, я сплю, и мне снится очень плохой сон. Сейчас я проснусь, и все будет хорошо.

— Все что нужно, мне даст Идол. А ты — моя страховка и его стимул. Я давно за вами наблюдаю.

ГЛАВА 25

Богдан

Прошло три дня, и меня начало ломать без Алисы. Самому смешно, но мне не нужны другие женщины, мне нужна одна-единственная, и я не нахожу себе места без нее, будто чего-то не хватает. Странное чувство, неведомое мне до этого момента, от которого распирает. Наверное, так чувствует себя наркоман без желанной дозы. Мне нужен хотя бы глоточек моей девочки, совсем немного, чтобы я смог выдержать ещё пару дней. Похоже, я влип на всю жизнь. Помнится, я смеялся над своим другом в штатах, который не мог прожить и дня без своей девушки, постоянно ей звонил, писал и при любом удобном случае проводил с ней время. Я называл его подкаблучником, а теперь сам на его месте, и мне нихрена не смешно.

Я пытался отвлечься, изматывая себя тренировками, но по вечерам Алиса врывалась в мою голову и гуляла там до рассвета. На третий день я не выдержал. Какая, к черту, неделя?! Нельзя ей давать это время. Мне страшно, что девочка отдалится. Надо будет — буду всю жизнь делать так, чтобы пьянела от меня, отключая разум.

Проснулся утром, быстро принял душ, оделся и рванул к Алисе. Купил два больших стаканчика кофе, букет разноцветных гербер и ждал ее возле подъезда. По моим подсчётам она должна была спешить в университет. Но Алиса не вышла. Мой доктор сказал, что выписал ее и закрыл больничный. Странно, учитывая, что Алиса — примерная девочка.

Выхожу из машины и звоню в домофон, но мне никто не отвечает. Сажусь назад в машину и набираю номер Алисы. Она может быть где угодно, я плохо ее знаю, но внутри почему-то нарастает тревога. Телефон недоступен. Барабаню пальцами по рулю, посматривая на окна Алисы. Она сбежала от меня?

Срываюсь к университету, по дороге набирая номер Нади. Выясняю у сестрёнки, что она не видела Алису со дня рождения, но она присылает мне номер Адама — парня, который учится с ней.

Торможу возле универа, выхожу на улицу и понимаю, что вообще не знаю куда идти, здание огромное. Облокачиваюсь на машину и набираю номер Алисы ещё раз, но все бесполезно. Паника нарастает, и где-то внутри уже болезненно ноет. Но я убеждаю себя, что все хорошо. Сам не пойму, откуда во мне эта тревога, будто предчувствие.

Парень отвечает после третьего звонка. Долго не понимает, с кем разговаривает, но все же обещает выйти ко мне на улицу. А я продолжаю набирать ее номер, расстёгивая толстовку. На улице холодно, но я нихрена не чувствую. Не знаю, что со мной — бьёт мандраж, и на душе неспокойно. Возможно, она у родителей или куда-то уехала, и я зря паникую. Но гадкое предчувствие не покидает.

Адам сразу меня замечает, его выражение лица меняется на пренебрежительное, но парень все же тянет мне руку. В другой любой ситуации я бы съязвил, но сейчас мне не до смеха.

— Где Алиса? — сразу задаю интересующий вопрос.

Парень усмехается, выгибая брови.

— Если она не сказала тебе, где находится, то извини. — Сжимаю челюсть, глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться. Я бы, бл*дь, померился с ним в красноречии, вот только не хочу терять время. — И вообще, не собираюсь тебе облегчать задачу.

Парень разворачивается, чтобы уйти, и я срываюсь. Хватаю его за куртку, разворачиваю к себе и впечатываю в машину.

— Слушай меня внимательно! — хватаю его за грудки. — Я сейчас не собираюсь мериться с тобой членами. Я хочу знать, где Алиса?!

— Да откуда я знаю, в универе ее нет! Насколько я знаю, она болеет. Мы не общаемся!

Отпускаю парня.

— У нее есть другой номер?

— Нет, насколько я знаю, только один. А что случилось? — уже обеспокоенно спрашивает парень.

— Ее нет дома, и я не могу ей дозвониться, больничный у нее закончился, — объясняю, хотя главная причина моей паники необъяснимое предчувствие. — Знаешь телефон родителей, подруг?

Адам оказывается вполне адекватным парнем, которой волнуется за Алису. Он сам звонит подруге Алисы, но та знает не больше нас. Алиса на больничном! Парень даёт мне номер отца, и мы вместе ему звоним.

— Добрый день, я мужчина вашей дочери. Вы не могли бы сказать, где она находится? — спрашиваю я.

— Я не даю такой информации незнакомым людям. Если бы вы были мужчиной моей дочери, я бы вас знал!

Черт! Мне хочется разбить себе голову об машину. Я вообще никто в жизни этой девочки, я только принес ей боль. И я хочу все исправить. Только скажите мне, что с ней все хорошо! Пока я подбираю правильные слова, Адам забирает у меня телефон.

— Доброе утро, Вячеслав Михайлович… — Меня коробит от того, что какой-то пацан знает о моей девочке все. — Это Адам. Скажите, пожалуйста, с Алисой все хорошо? Мы не можем ей дозвониться.

Вырываю у парня телефон и ставлю на громкую связь.

— Да, Адам, она звонила мне вчера вечером и предупредила, что едет с Алиной за город. Телефон может быть недоступен, там плохая связь, но она обещала отзвониться завтра, — сообщает отец Алисы.

Меня немного отпускает. Паника беспочвенна, но коробит, что девочка всё-таки сбежала от меня подальше. Неделя! Сколько там ещё осталось? Четыре дня?

В карьере любого спортсмена, участвующего в боях с большими спонсорскими вложениями, рано или поздно наступает момент, когда ему делают предложение, от которого он не может отказаться. И я, как оказалось, не стал исключением. Мое предчувствие меня не обманывало. Только входя в зал, я об этом еще не знал.

Пока разминался, тренер ходил вокруг, делая вид, что проверяет инвентарь, и посматривал на меня, как провинившийся школьник. Я еще не знал насколько все плохо, поскольку голова была занята Алисой.

Встаю на беговую дорожку, дверь в зал распахивается и входят двое мужиков, которые спонсировали последний бой, но удивляет то, что с ними Герман, который совершенно не имеет к нам никого отношения. Он всего лишь болельщик и любитель тотализатора. Герыч азартен, но казино закрыли, и он переключился на тотализатор.

Посетители уверенно проходят в зал, присаживаются на скамейки и наблюдают за мной. Перевожу взгляд на тренера, но тот лишь опускает глаза и садится рядом с ними. Даже так?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— По какому поводу собрание? — спрашиваю, но смотрю в красные глаза Герыча, продолжая бег на дорожке. — Вещайте!

— Грядет турнир с серией в пять боев, — начинает один из мужиков из промоушена.

— Я в курсе, и я готов.

— Ты должен пройти пять поединков с досрочными победами, — продолжает один из мужиков. Помнится, они когда-то давно называли свои имена, но мне плевать — я не запоминаю имен тех, кто мне неинтересен.

— Но раз мы все здесь собрались, видимо, есть «но»? — перевожу взгляд на тренера, который тупит взгляд и вздыхает.

Похоже, только я не в курсе настоящих дел, и меня начинает это нервировать. Возникает многозначительная пауза, я схожу с дорожки, беру бутылку воды и присаживаюсь на край ринга, вновь заглядывая в глаза Герману. Не нравится мне его присутствие.

— В финале тебе нужно лечь! — Я сжимаю пластиковую бутылку, из которой выплескивается вода. А потом меня распирает смех. Они действительно думают, что я намеренно проиграю, испортив себе карьеру?! — Все деньги от боя пойдут тебе, соперник будет работать на имя.

— Я должен буду поработать над его именем! Вы серьезно?! — Один из мужиков стискивает челюсть, смотря на меня с презрением.

— Это необходимость, которая спасет наш клуб и даст возможность двигать наших бойцов дальше, — мямлит тренер, так и не посмотрев в глаза — на него тоже надавили, и я не осуждаю.

Но, сука, это не простой бой, это главный турнир! Мы вместе прошли с ним этот сложный путь к вершине. Сейчас неважны деньги, важны лишь победы! В этом и есть смысл спорта! Он должен это понимать!

— В противном случае твоя карьера закончится, и ни одна промоушен компания не захочет иметь с тобой дело. Это мы тебе гарантируем! — самоуверенно заявляет один из шакалов, который решил сдвинуть меня с пьедестала и поставить туда своего протеже.

— Нет! — категорически отвечаю. — Не все измеряется в деньгах. Я не буду играть по вашим правилам! — встаю с места и хочу покинуть зал.

Мне плевать на них. Я не боюсь угроз, и деньги сейчас не главное. Перекроют кислород — меня примут в другом клубе. В любом клубе, который я выберу. Этот турнир — мой!

— Я бы на твоем месте не торопился, — вдруг подает голос Герман. И я останавливаюсь, поскольку мне действительно интересно, зачем он здесь. — Посмотри с нами небольшой фильм. Для тебя снимали.

Разворачиваюсь и вновь сажусь на край ринга. Что бы они мне ни показали, я не изменю свое решение. Герман вынимает планшет, что-то листает, а потом протягивает мне. Беру его и вижу застывшее видео, снятое, похоже, в спальне. Запускаю его и замираю: в комнате с отделкой под дерево в кресле сидит, сжавшись в комочек, моя маленькая девочка. Глазки огромные, испуганные и заплаканные. Смотрит в камеру и обнимает себя руками. Внимательно осматриваю ее, но видимых повреждений не нахожу. Алиса просто испугана. Нажимаю на «стоп», отказываясь в это верить. Меня реально немного пошатывает, я теряю равновесие. В голове еще не укладывается полная картина, меня просто взрывает желанием убить всех в этой комнате за испуганные глаза моей девочки. Поднимаю голову и смотрю на друга… Нет, на мразь, скрывающуюся под маской друга. Откладываю планшет, медленно поднимаюсь, преодолеваю в три шага расстояние до Германа, хватаю его за грудки и рывком поднимаю с места. Никто не успевает опомниться, как я ломаю твари нос одним четким ударом. И только потом все подрываются, набрасываясь на меня со спины, пытаясь удержать.

— Где она?! Где?! Если хоть один волос… — рычу в лицо этой твари, откидывая всех назад. — Я убью тебя, мразь!

— Отпусти Германа и посмотри видео до конца!

В мой висок втыкается холодное дуло ствола, и я слышу щелчок предохранителя. Толкаю тварь, смотря, как он размазывает кровь из носа. С психом отталкиваю руку с пистолетом и беру планшет.

— С ней пока все хорошо, — звучит голос Германа за кадром. — В доме тепло и уютно. Здесь есть душ, еда и даже телевизор. Девочку никто не трогал. — Камеру опять наводят на Алису, которая отворачивается. — Но это пока! Все зависит от твоей сговорчивости. Не сделаешь так, как скажут — наше отношение к ней изменится. Девочка сладкая, похожа на невинного ребенка — таких любят в определенных кругах. — Стискиваю планшет до хруста пластика. Меня бросает в холодный пот, а в голове звенит только одна мысль — какого хрена я ее отпустил? — Посмотри на меня, Алиса! — Девочка поворачивает голову и кусает губы. — Скажи пару слов Богдану. — Она молчит, сглатывая, но в камеру уже смотрит по-другому — с надеждой. Да, маленькая, я тебя вижу. Я найду тебя и заберу. И никогда больше не отпущу!

Видео обрывается, а я стискиваю челюсть, почти кроша зубы. Закусываю щеки изнутри, прокусывая их в кровь. Я опять принес ей боль!

— Отпустите ее! Я лягу в турнире! — Воздуха катастрофически не хватает, и я задыхаюсь, чувствуя, как жжет лёгкие.

— Нет, она наша страховка и твой стимул. Ляжешь — получишь приз в качестве девочки!.



ГЛАВА 26

Алиса

Меня держали неделю где-то за городом. Везли сюда с завязанными глазами около часа. Германа уже не было, со мной остались два мужика лет сорока очень неприятной внешности, похожие на беглых зеков. От них пахло дешёвым табаком и спиртным. От одного их вида хотелось бежать сломя голову. Особенно пугал мужчина с рваным шрамом на щеке. Взгляд у него жуткий, от него пробирали мурашки. Они не трогали меня, наверное, потому что я сама делала на камеру, что они просили — меня вводила в ужас одна только мысль, что эти мужики ко мне прикоснутся, от того, что я далеко за городом одна с ними, и они могут сделать со мной все что хотят — накрывало паникой.

Меня заперли в комнате на втором этаже с решетками на окнах. Тут было все: удобная кровать, чистое белье, душ, даже телевизор и полка с книгами, а я просто сидела в кресле и смотрела, как меняется погода за окном, и день сменяет ночь. А ещё я боялась за Богдана. Поскольку это его шантажировали и мне неизвестно, чего от него хотели.

Два раза в день ко мне приходил мужик со шрамом и приносил еду. Мне ничего не хотелось. Я даже спать не могла от страха. Мне казалось, как только я усну и потеряю бдительность, со мной сделают что-то плохое. Так и засыпала в кресле, проваливаясь в темноту, а потом резко просыпалась в панике с колотящимся сердцем.

Я постоянно думала о Богдане. И с каждым днём меня накрывало паникой и страхом уже не за себя, а за него.

Они заставляли меня звонить отцу и говорить, что со мной все в порядке. Я не смела ослушаться. Мужик со шрамом смотрел на меня сальным взглядом, от которого волосы вставали дыбом, и хотелось вымыться.

Я была вымотана, и, несмотря на то, что целыми днями сидела в кресле, чувствовала себя очень уставшей и слабой. Тело ныло, постоянно болела голова. Были моменты, когда хотелось распахнуть окно и кричать, звать на помощь, только за окном сплошной лес, да и мне жутко от последствий, которые меня ждут. Когда смотришь фильмы, то постоянно думаешь, почему героиня не бежит от преступников и ничего не предпринимает. И только когда находишься на месте героини триллера, понимаешь, что страх убивает смелость. Инстинкт самосохранения включается на полную и заставляет подчиняться.

Через неделю я сломалась. Стало невыносимо сидеть в четырех стенах смотреть на зимний лес и понимать, что впереди неизвестность. Меня накрыло истерикой. Я рыдала, колотила кулаками в дверь и что-то кричала. Требовала, просила, молила, сама не разбирая слова. Мне казалось, что на меня давят стены, и в комнате кончается кислород. Я сходила с ума и сорвала горло, изводя себя до онемения губ. Но ничего не изменилось, я только довела себя.

Ко мне пришли через пару дней. Кинули на кровать спортивный костюм, велели переодеться и привести себя в порядок. Мы едем в город.

Богдан

Я пытался ее найти до главного боя, подключил все свои связи и рыл сам. Но все бесполезно. Злость, отчаянье и жажда мести придавали мне силы, и я укладывал всех досрочно в первом раунде. На меня ставили огромные деньги. На это и был расчет. Деньги крутились немаленькие, и если я лягу в главном бою, кто-то озолотится.

Герман, мразь, потерялся. Знает, тварь, что убью. Можно было подключить ментов, но мне было страшно за Алису. Они, сука, знали, на что давить. И если раньше у меня не было слабого места, то сейчас они его нашли. Не зря Герман проявлял к Алисе интерес. Только я, идиот, ревновал, а надо было оберегать мою девочку.

Меня лихорадило все эти дни, перед глазами стояла только Алиса, я практически не спал, выматывая себя поисками. Поэтому лечь в главном бою будет легко. Я не то что лягу в бою, я сдохну ради Алисы. Мне казалось, что это я именно та тварь, которая приносит девочке одни неприятности, и хотелось пустить себе пулю в лоб. Но, к сожалению, Алисе это не поможет.

Я не тренировался и не придерживался режима, я искал Алису, хоть что-то что могло привести меня к ней. И кусал кулаки, когда не мог ее найти.

За день до главного боя я пошел ва-банк и потребовал Алису.

— Я вообще не выйду на бой, если ее не будет в зале! — рычал я в трубку одному из мужиков.

— Мы пришлём тебе видео для стимула.

— Нет! Я должен видеть ее вживую. В зале, на первом ряду! Иначе ничего не будет! — я рисковал, но меня довели до отчаянья. Я должен был ее видеть и понимать, что с девочкой все хорошо!

— Не тебе диктовать нам условия. Но мы не звери. Будет тебе девочка в первом ряду. Но смотри, если что-то пойдет не так.… придется тебе искать другую бабу, — противно усмехается мужик и скидывает звонок.

Ещё никогда в жизни я не чувствовал себя настолько ничтожным, беспомощным куском дерьма. Я устрою им шоу и лягу!

День боя. Я хочу видеть Алису. Это все, о чем я сейчас думаю. Все вокруг дышит безразличием к предстоящему бою. Нет ажиотажа в зале, даже командный врач пришёл только к концу тренировки. Что очень на него непохоже, и только Жора ходит с поднятым настроением. Результат известен, понятно на кого он уже сделал ставку. Мой рейтинг из пяти, пять побед и все досрочные. У противника пять побед и ни одного досрочного, все бои с полной выкладкой и победа на грани проигрыша. Естественно на него ставить всё равно что выбросить деньги на ветер. Не знаю, на что рассчитывает промоушен, у их протеже нет будущего. Надо сосредоточиться на защите и максимально создать видимость жёсткого сопротивления. Черт, никогда не пытался играть в бою, но сейчас придется. Испытываю ли я разочарование по поводу боя? Нет! Уже нет! Все стало, как-то вдруг неважно, когда в приоритете Алиса. И мне не стыдно упасть лицом в грязь, мне вообще сейчас на все глубоко плевать. Во мне много ненависти и агрессии к окружающим, и я стараюсь не сорваться, чтобы не навредить моей девочке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пора выходить на ринг, все забегали и создают видимость предстоящего театра. С тренером не разговариваю, нет смысл в его наставлениях. Я его не осуждаю, у каждого своя мера и слабые места. Он болеет за клуб и не может его потерять. Вырастит себе другого чемпиона.

Знакомые до боли стены, выводящие в зал мерцающих огней и прожекторов. Гудящая толпа фанатов и болельщиков — все ждут финального кровопролития! Толпа скандирует «Идол»! Все в предвкушении моей победы… а я ищу глазами Алису. И нахожу… Задерживаю дыхание в желании кинуться к ней, вырвать из рук Германа и еще одного отморозка, между которыми она сидит, и закончить этот спектакль прямо сейчас. Я даже неконтролируемо дёргаюсь в их сторону, когда девочка всхлипывает, завидев меня, но вовремя беру себя в руки. Мне уже намекали на мать и сестренку. Рисковать нельзя.

Осматриваю Алису, заглядываю в огромные синие глаза и на секунду прикрываю свои. Это, сука, очень тяжело понимать, что девочка опять страдает из-за меня. Открываю глаза и сам не замечаю, как останавливаюсь возле ринга, смотря на Алису. Она такая маленькая, уязвимая, испуганная. Губы все искусаны, руки сжаты в кулаки, и огромные глаза смотрят на меня с надеждой. Да, маленькая, потерпи немного, я уже рядом, каких-то двадцать минут, и я тебя заберу. Буду на коленях стоять вымаливать прощение. Она такая бледная, сжимает пальчики, а мне хочется поцеловать каждый из них.

— Люблю тебя, — шепчу ей одними губами.

Не знаю, понимает ли она меня. Сейчас мне важно это ей сказать. Перевожу взгляд на Германа и передаю ему всю свою ненависть. И до ублюдка доходит, он отводит глаза.

Запрыгиваю на ринг, смотрю на прыгающего из стороны в сторону соперника. Он разминается и с ухмылкой поглядывает в мою сторону. Он точно знает, что сегодня будет купаться в лучах славы. Ну и что, нравятся тебе «театральные» победы? Меня бы тошнило от них. Рефери приглашает нас к центру ринга и объясняет правила, звучит гонг, бой начался… а мне впервые хочется, чтобы он побыстрее завершился.

Соперник выкидывает пару прямых ударов для разведки и тут же бьёт в бедро ногой. Удар не сильный, но со стороны очень даже эффектно. Зал ревет и требует продолжения! Двигаемся в стойке, он, держа дистанцию, расстреливает меня прямыми в голову и лоукиками. Растягивая удовольствие, не идёт на сближение и не хочет переводить бой в партер. Я просто обороняюсь, не нападая. Весь первый раунд прошёл в режиме обороны и полного моего бездействия. Гонг — раунд завершён! Толпа продолжает меня поддерживать. Но я всех разочарую…

Иду в свой угол, где тренер уже ждёт меня с кучей претензий и наставлений. Да я обещал шоу, да мне нужно бороться, чтобы бой смотрелся эффектнее. В этом мире не ценится просто спорт, всем нужно шоу. А я не хочу ничего изображать. В другом углу ринга сидит клоун, которому это нужно, вот пусть и выкладывается.

— Включайся в бой! Не будь таким пассивным, отвечай на серии и переводи его на настил, — тараторит тренер, а я лишь ухмыляюсь.

Скалясь, перевожу взгляд на Германа. На Алису пока не смотрю, потому что могу всех здесь уложить за ее синие испуганные глаза.

Гонг. Второй раунд! В другой ситуации мне бы хватило одного раунда, чтобы уложить этого соперника… И те, кто хорошо меня знает, не понимает, что происходит.

Тактику соперник не меняет и так же начинает с дальних прямых. Первая серия проходит, и тут же удар в корпус с ноги. Отскакивает и повторяет. И тут мне это надоедает. Я должен лечь, но кто сказал, что я не могу наказать этого клоуна за излишнюю самоуверенность? Пусть знает цену своей победе. Это не спорт братишка, ты ничтожество, раз на такое подписался.

Соперник замахивается, и я ухожу под руку, короткий боковой в голову проходит чётко и отбрасывает его на колено. Зал ревет, торжествуя, и тут я могу добить это ничтожество двумя ударами, тело уже кидается добивать, но я не могу! Нужна возня! Откидываю слабака назад и жестом приглашаю его в стойку. Никогда так не делал…

Соперник уверенно поднимается. Ели я проведу ещё одну контратаку, то по инерции добью его, выпустив зверя. Бросаюсь сопернику в корпус и пытаюсь повалить, подсечка опорной ноги, рывок, опрокидываю его на ринг и прижимаю. Даю ему возможность сопротивляться, но никакого сопротивления нет, он даже не пытается захватить руку или ногу, просто возится в желании выползти из-под меня и уйти в стойку. Но для меня это неприемлемо, надо удержать его на настиле. Делаю болевой захват на лодыжку и начинаю выворачивать. Получи, ничтожество, ты, конечно, уйдешь победителем, но боли хапнешь! Соперник оживляется и начинает интенсивно бить в голову, удар за ударом, не останавливаясь, молотит в надежде, что я отпущу его ногу.

Зал в восторге! Все любят чужую боль и кровь! Если продолжить удержание, то соперник может не выдержать и сдаться. Нужно подниматься…

Отпускаю ногу и вскакиваю в стойку. Нелогично с моей стороны, судьи и рефери могут что-то заподозрить. Но мне плевать, пусть потом промоушен в этом копается.

Зная, что бой куплен, соперник в виду своей тупости идет с открытым забралом, не меняет тактики — всё те же серии и удар ногой. Но я продолжаю играть и попадаю чётко в челюсть. Он не видел момента удара, а это нокаут… Его ноги подкашиваются… и в этот момент я оглядываюсь на Алису. Твою мать! Я заигрался! У меня почти останавливается сердце, когда соперник оседает, пошатываясь…

Выдыхаю, когда он чудом не падает, опираясь на канаты… Звучит спасительный гонг! Я не могу оправиться от испуга. В холод бросило не только меня, но и всю команду в моем углу. Никто не ожидал, что я заиграюсь. Это неосознанно, на автомате и рефлексах. Натренированный годами организм реагирует мгновенно, опережая сознание! Рефери разводит нас по углам. В глазах тренера страх и недоумение одновременно.

— Что ты творишь? Уходи в партер или падай на второй минуте, — шепчет мне на ухо Жора.

Все, как гиены, готовые разорвать. Вновь перевожу взгляд на девочку, которая, по-моему, уже искусала губы в кровь. Вот мой стимул проигрыша. Ты моя победа, малышка, а все остальное пусть горит в аду. Пора заканчивать.



Гонг! Третий раунд, он же последний. Соперник начинает атаковать, лоукик в бедро и тут же серия в голову, уклоняюсь влево и… тухнет свет. В глазах темно, я подставляюсь, позволяя себя бить, теряя ориентиры. Редкий момент, а вернее — впервые за свою карьеру я испытал свою же тактику на себе. Позволяю ударить себя коленом и оказываюсь лежащим на спине. Из носа хлещет кровь, голова идет кругом, но я улыбаюсь. Еще несколько минут, и все закончится.

Рефери поднимает мне голову, пытаясь привести меня в чувства. Прислушиваюсь к себе, понимая, что вполне могу подняться и продолжить бой. Но я не буду этого делать. Продолжаю изображать нокаут, валяясь на матах. Зал разочарованно ревет, призывая меня подняться. Нет, я больше не ваш Идол.

Соперник скачет вокруг, поднимая руки, досрочно объявляя себя чемпионом, а я смотрю в потолок и скалюсь, утирая кровь. Сука! Так сладко я еще не проигрывал. В жизни есть другие приоритеты.

Ко мне подбегает тренер, наш доктор, пытаясь остановить кровь. А я отмахиваюсь от них, соскакиваю с ринга, подхожу к Алисе, беру ее за руку и веду за кулисы, сильно сжимая маленькую холодную дрожащую ладошку. Это не по правилам, я должен был дождаться официального объявления победителя. Но мне плевать, я делал это только ради девочки, которая теперь в моих руках, и я больше никогда не упущу ее из виду.

ГЛАВА 27

Богдан

За нами бежал врач, тренер, помощники, но я никого не видел, кроме Алисы. Оказывается, так бывает, когда все, чем жил, к чему стремился становится на одну чашу весов, а маленькая девочка — на другую, и она значительно перевешивает. Меня колотит от выброса адреналина и от того, что я держу Алису в своих руках. Пропускаю девочку в раздевалку, отталкиваю всех и запираюсь. Никого не хочу видеть — только ее! Впервые в жизни боюсь потерять девушку. Впервые девушка значит для меня больше, чем сама жизнь.

Мы на секунды застываем, смотря друг другу в глаза. Делаю шаг к Алисе, а она кидается к чистым полотенцам и мочит их водой из кулера. Сажусь на лавку, наблюдая за ее метаниями, пытаясь восстановить дыхание. Девочка подходит ко мне, опускается на колени и начинает утирать кровь так аккуратно, но старательно, а из синих глаз скатываются беззвучные слезы.

— Зачем ты прогнал доктора? Впусти… Пусть тебя осмотрит, — всхлипывает она, а в глазах столько тревоги за меня и огромные слезы. Меня сковывает эмоциями, и некоторое время я только смотрю, как она заботливо утирает кровь с моего лица и тела. — Больно? — спрашивает, смотря куда-то мне в грудь.

Опускаю голову и вижу синяк, но не чувствую боли. Мне сдавливает грудь где-то внутри, и дышать нечем. Вижу, как сильно дрожат ее руки, и прихожу в себя. Забираю у Алисы полотенце и откидываю в сторону. Обхватываю ее лицо и стираю большими пальцами дорожки слез. Нет ни одной в мире девушки, которая может сравниться с Алисой. И она моя.

— Тихо, не плачь, все хорошо, я с тобой. Они тебя больше не тронут, — шепчу, собирая губами ее соленые слезы. — Что они тебе сделали? — рычу, осматривая ее с ног до головы.

— Нет, — мотает головой. — Со мной все хорошо. Тебе больно? — Алису держали в заложниках, а она переживает за меня.

— Мне не больно. Со мной все в порядке, — горько усмехаюсь и вновь тяну ее к себе, целую соленые губы.

Нас трясет, но мы не можем оторваться друг от друга. Целую, целую, целую, лишая нас кислорода, но оторваться от девочки не могу. Поднимаюсь на ноги, тяну ее за собой и прижимаю к стене. Зарываюсь в волосы, откидываю голову и лихорадочно зацеловываю шею. Алиса ахает, выгибается, цепляясь за мои плечи. А мне мало. Чертовски мало! Хочу чувствовать каждую клеточку ее тела.

— Я так испугалась, когда ты упал… так испугалась… — шепчет она, глотая воздух.

— Со мной все в порядке. Не думай об этом. Прости меня, маленькая, — шепчу ей, а сам блуждаю руками по ее хрупкому телу, то сжимая, то лаская. — Я больше не допущу… не позволю… не отпущу, — бессвязно шепчу, уже кусая ее губу и расстёгивая молнию на спортивном костюме.

Алиса опять начинает рыдать, уже в голос, хаотично поглаживая меня по спине. Останавливаюсь, тормозя свои ненормальные порывы. Она же маленькая девочка, которой ублюдки нанесли травму.

— Нет, не останавливайся, целуй меня, пожалуйста, — просит Алиса и сама тянется к моим губам.

И я целую, жадно всасывая губы, накрывая ее грудь, сжимая, потирая твердые соски через тонкую ткань бюстгальтера. А потом и вовсе отодвигаю его, высвобождая небольшую упругую грудь. Врываюсь в ее рот, сплетая языки, прижимаю к себе дрожащее податливое тело, чувствуя, как наше общее безумие разливается по венам.

— Люблю тебя, маленькая, — говорю, стягиваю с нее штаны вместе с трусиками и сжимаю упругую попу.

Нет, нам не нужен просто секс. Нам нужно раствориться друг в друге и понять, что мы единое целое, снять стресс. Она совсем не против, выгибается в моих руках и царапает мои плечи от нетерпения. И все, на адреналине и нерастраченном тестостероне после боя я перестаю себя контролировать. Спускаю шорты и с рычанием подхватываю Алису за бедра, прижимаю к стене и под ее вскрик насаживаю рывком на себя.

— Больно? — немного трезвею, прислоняясь лбом к ее лбу, тяжело дыша ей в губы.

— Немного, но не останавливайся, — со стоном отвечает девочка, обвивает мою шею и запрокидывает голову, ударяясь об стену. — Пожалуйста, двигайся. — Туго сжимает меня изнутри, что я почти кончаю, хрипло выдыхая ей в губы.

— Моя любимая девочка…

Начинаю медленно двигаться, вжимая Алису в стену. Нас трясет от возбуждения и горького привкуса нашей близости. Набираю темп, врезаясь в мою тугую, горячую, влажную девочку, утыкаюсь ей в шею и, словно в бреду, нашептываю нежности о том, какая она красивая, сладкая, маленькая и любимая, получая в ответ ее протяжные рваные стоны. Ускорюсь, насаживая ее быстрее и грубее, чувствуя, как Алиса расцарапывает мою шею. Теряю себя в ней, растворяюсь, теряя контроль и разум. Ничего вокруг нет. Только мы и наша безумная, дикая, немного горькая близость. Чувствую, как Алиса начинает содрогаться в моих руках, мышцы лона стискиваю член. Стонет моя девочка надсадно, со всхлипами, утягивая меня за собой. Алиса выгибается, я теряю равновесие от волны ее оргазма. Кончаю почти одновременно с ней, прекращая двигаться, давая нам почувствовать весь спектр экстаза.

Зажмуриваю глаза и скольжу губами по ее шее, то лаская, то всасывая нежную кожу. Наступает тишина, разбавленная только нашим дыханием и сердцебиением. Я впервые за неделю по-настоящему расслабляюсь. Да, мне ещё предстоит много узнать и разобраться с теми, кто меня подставил. Но сейчас нам нужно домой. Хочу закрыться с Алисой в квартире на несколько дней никого не видеть и не слышать. Жизнь кардинально меняется, и, наверное, все к лучшему. Я потерял титул, но приобрел гораздо больше.

Медленно отпускаю Алису, целую ее пьяные глазки, сам надеваю на нее костюм, даю ей свою толстовку с капюшоном и одеваюсь. Крепко сжимаю хрупкую ладошку и вывожу девушку из раздевалки. В коридоре людно, и я быстро, не обращая ни на кого внимания, веду мою девочку к черному выходу. Возле главного журналисты, а мне нечего им сказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дома Алиса позвонила отцу, вновь солгала, что осталась у подруги, но на этот раз по своей воле. Мы были вымотаны физически и морально, поэтому просто приняли душ и легли спать.

Мне снилась девочка. Та, о которой рассказывала Алиса: маленькая, круглолицая, с серыми глазами. Но в этот раз она не плакала и не грустила. Девочка бегала по светлой гостиной с лиловыми занавесками, играя с воздушным шариком. Все время смеялась и кричала, чтобы я смотрел на шарик. Сон был эмоциональным, из тех, когда просыпаешься с улыбкой на губах. Переворачиваюсь, но Алисы рядом не нахожу. На мгновение меня окатывает горьким разочарованием от того, что она ушла. Сбежала. Нужно было поговорить, убедить, что бояться нечего и я больше не допущу, чтобы с ней случилось что-то плохое. А потом меня накрывает паникой и страхом за нее. Соскакиваю с кровати, надеваю штаны и выхожу в гостиную. Чувствую запах свежего кофе, который ведет меня в кухню. Выдыхаю, когда нахожу Алису в кухне, смотрящей в окно. Она босая, в моей футболке на голое тело, пьет кофе из моей чашки и смотрит во двор.

Подхожу к ней сзади, обнимаю, обвиваю руками талию и глубоко вдыхаю запах ее волос. Любимая девушка пахнет особенно сладко.

— Привет, — шепчу ей в волосы, поглаживая живот.

— Привет, — голос грустный, немного потерянный.

— Ты как? — спрашиваю, прижимая к себе сильнее.

— Нормально.

Но по голосу слышно, что это не так. Невозможно чувствовать себя хорошо после того, как тебя похитили и удерживали силой. Я нихрена не психолог, и мне чертовски трудно подобрать правильные слова.

— Расскажи, что они делали с тобой. — Вчера в душе я осмотрел каждый сантиметр ее тела, но ничего не нашел, кроме своих засосов.

— Ничего, только угрозы, меня не трогали. Было страшно, но я переживу. Я боялась за тебя. Ты ведь специально проиграл?

— Какая разница? Главное, что ты рядом со мной и с тобой все хорошо.

Она поворачивается и рассматривает меня:

— У тебя лицо распухло и синяки, — поднимает руку и невесомо водит по моим травмам. — Больно? — так заботливо спрашивает, и мне становится очень тепло. Ловлю ее пальцы и целую каждый.

— Нет, мне не больно, это ерунда, бывали травмы и похуже.

— Хорошо, — выдыхает она и вновь отворачивается к окну, откидывает голову мне на плечо. Чувствую ее напряжение и немного раскачиваю нас из стороны в сторону. Мы словно танцуем, плавно двигаясь, смотря в окно.

— Но дело не только в этом? — спрашиваю, водя носом по ее волосам. Алиса сжимается, закрываясь от меня.

— Расскажи.

— Ммм… мы вчера… — не договаривает.

— Что мы вчера?

Она накрывает мои руки на ее животе и начинает их поглаживать:

— Мы не предохранились… опять, — добавляет она. И теперь я понимаю ее волнение. И это тоже сложно. Я понимаю все ее страхи.

— Я не специально. Но если так случится, и бог даст нам второй шанс, и ты меня простишь — я буду счастлив. — Голос сипнет, потому что мне очень важно, чтобы девочка мне поверила.

— Я понимаю. Но давай купим таблетку «после».

— Нет. Не нужно. Я понимаю, что ты не готова, и я правда вчера был не в состоянии себя контролировать. Но… мне снилась девочка, о которой ты рассказывала…

Алиса застывает, сглатывает, а потом оборачивается:

— Она плакала? — спрашивает, заглядывая в глаза, топя меня в своем синем океане.

— Нет, —

улыбаюсь, вспоминая сон. — Она смеялась.

— Смеялась?

Киваю, подхватываю ее за талию и сажаю на подоконник. Хватаю стройную ножку, закидывая себе на бедро.

— Да. — Тянусь к ее губам, но не целую. — Теперь все будет по-другому. Я никуда тебя не отпущу. Ты моя девочка. Верь мне.



ГЛАВА 28

Богдан

Я ушел из клуба и разорвал все отношения с тренером без объяснений для общественности. В прессе ходили слухи, что Идол не пережил проигрыша и сдулся. По одной версии я ушел в запой, по другой — стал наркоманом, поэтому, собственно, и поиграл. Кто-то даже предполагал, что бой был постановочный, договорной, но эту версию быстро отвергли. Люди любят трэш, грязь, и этим их с удовольствием кормят средства массовой информации. А я просто взял небольшой перерыв, чтобы собраться с мыслями и поменять ориентиры.

С Алисой я почти не расставался. Отвозил и забирал с университета, мы обедали вместе, гуляли, посещали разные места и ночевали у меня. Девочка упрямилась и рвалась домой, но отпускал я ее туда только для того, чтобы взять очередную партию вещей. Да, я хитрил, удерживая ее с собой. Сейчас я вне боёв, и девочке ничего не грозило.

Пару дней назад мы пили кофе в кондитерской, я баловал Алису любимыми десертами, кормил и иногда слизывал с ее губ сливочный крем. Нет, я не просто слизывал, я, как подросток, тискал ее и целовал сладкие губы при любом удобном случае. Нас застала моя сестрёнка. Надюша смотрела на нас с открытым ртом. А когда пришла в себя, то светилась, стреляя хитрыми глазками.

— Кто бы мог подумать?! Вот зачем ты про неё расспрашивал! Я так и знала! Я все расскажу маме! — тараторит Надя, поедая мороженое.

— Пока не надо, — перебивает ее Алиса.

— Рассказывай, — подмигиваю сестрёнке и притягиваю Алису к себе. Меня распирает от нежности к этой девочке, и я не собираюсь это скрывать. А она стесняется, краснея перед Надей, и это заводит ещё больше.

— Как так вышло, что вы сошлись? — с интересом спрашивает сестренка. — Где вы встретились?

Алиса напрягается и заглядывает мне в глаза. Нет, малышка, мы не скажем. Это наше личное.

— Много будешь знать… — усмехаюсь я. — В общем, маленькая ещё.

— А Алиса большая? Она моя подруга, ей столько же лет, сколько и мне! — возмущается Надя.

— Я в курсе. Маме передай — мы зайдем в субботу на обед.

Сестрёнка кивает, хихикая, а Алиса давится кофе:

— Я, наверное, не смогу в субботу. У меня… в общем, меня отец звал, и я пообещала. — Испугалась моя девочка.

— Замечательно, заедем к твоему отцу на обед, а к нам на ужин.

И мы так и сделали. Я хотел, чтобы она убедилась в моей серьезности и надёжности. Чтобы безоговорочно мне доверяла. Алиса пыталась отговорить меня, приводила какие-то доводы, но я не давал ей ни единого шанса.

Мне почти тридцать лет, но самой сложной встречей в моей жизни оказалось знакомством с отцом Алисы. Он смотрел на меня как на врага, хотя Алиса говорила, что ее папа мой поклонник. Отчасти я его понимал. Сколько бы Алисе ни было лет, она его дочь. И он ещё не знал, что это я мудак, из-за которого страдала его дочь.

Мы пили чай в напряженной обстановке. Алисе было неловко, ее отец не сводил с меня подозрительного взгляда, а я пытался разрядить обстановку неуместными шутками.

— Алиса, сходи, пожалуйста, в магазин купи то печенье, я совершенно забыл, как они называются, — просит отец.

— Я запишу.

— Нет, сходи, пожалуйста, сама, деньги, как всегда, в тумбе, — настаивает он. Алиса хмурится, но встаёт и выходит из кухни. Когда дверь за ней закрывается, мужчина поднимается с места, открывает окно и прикуривает сигарету. Он протягивает пачку мне, но я отрицательно мотаю головой.

— Ах да, ты спортсмен, — невесело произносит мужчина. — И насколько серьезно ты к ней относишься?

— Максимально. Я люблю вашу дочь и вижу свое будущее только с ней.

— Ты вроде взрослый мужчина, а она, по сути, ещё маленькая девочка. — Соглашаюсь с ним, киваю. — Но, несмотря на это, однажды ей уже разбили сердце. Были негативные последствия, она пыталась покончить с собой — наглоталась таблеток…

Несколько раз я был в нокауте, но то, что я чувствую сейчас, гораздо сильнее и болезненнее. Мне впервые за десять лет захотелось закурить вместе с отцом Алисы. Сильно затянуться, чтобы скрутило лёгкие и вытравило из меня весь кислород, но я удерживаю себя на месте, сжимая кулаки.

— …Я не хочу больше такого для своей дочери. И если бы она мне сказала, кто тот урод, который с ней так поступил — убил бы, — сквозь зубы цедит мужчина. А он уже убил меня. Моя девочка ещё и прикрывала меня. А не нужно было, может, тогда до меня бы все дошло. — Играть с ней не нужно. Я, знаешь ли, купил себе ружье для охоты. Но вот поохотиться не удалось… но если ты ее обидишь, я отстрелю тебе яйца.

— Сядете, — шучу я.

— За дочь сяду, — довольно убедительно произносит мужчина.

А я поднимаюсь с места, достаю из кармана маленькую бордовую коробочку, открываю ее и ставлю на подоконник. Там кольцо из переплетений белого и жёлтого золота с камушками. Красивое, нежное, как моя девочка.

— Неделю ношу в кармане, и все решиться не могу. Я — взрослый мужчина — боюсь, что меня пошлет маленькая девочка. Вот настолько все серьёзно.

Мужчина долго молчит, смотря на кольцо. А у меня на душе хреново. Алиса не просто сделала аборт, она хотела попрощаться с жизнью. До меня, наверное, только сейчас доходит, в каком отчаянье была девочка, и сколько боли я ей принес. Мне реально плохо сейчас, словно дали ощутимый удар под дых. Хочется кричать и биться головой о стены, чтобы хоть немного отпустило. А ещё хочется сделать Алису самой счастливой женщиной на свете. Она вроде бы со мной и почти каждый день отдается мне, но не до конца. Неудивительно… Вижу в окно Алису и прячу кольцо в карман.

— А с боями у тебя как? Совсем решил уйти? — интересуется мужчина. Его голос заметно теплеет и смягчается. — Даже у великих спортсменов бывают неудачи…

— Да дело не в этом. Есть небольшие нюансы, — уклончиво отвечаю я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Бой был договорной? — Молчу, ухмыляясь.

— Так и знал! — эмоционально произносит отец Алисы. — Там столько шансов у тебя было. Ты не мог поиграть…

Мужчина ещё что-то увлеченно говорит про бои, и я даже ему отвечаю, но мало соображаю. В кухню заходит Алиса, осматривает нас и прячет улыбку. Счастливая от того, что мы поладили с отцом, а я не могу отвести от нее глаз. В моей голове плотно зависла мысль, что она могла убить себя, и сейчас всего этого могло было и не быть, и я бы даже не узнал. Чувствую себя куском дерьма, недостойным этой чистой девочки.

Домой мы едем молча. Я не могу ничего сказать, в горле встал ком. Алиса хмурится и смотрит на меня с подозрением, а я пытаюсь справиться с эмоциями. Меня штормит. Она же с детства меня любит, а я, мудак, не разглядел, не почувствовал ее сразу, надругался и выкинул… Она хотела умереть! У меня тело начинает гореть в агонии от того, сколько она пережила.

Выхожу из машины, открываю дверь для Алисы и подаю ей руку.

— Иди ко мне, — сиплым голосом прошу и подхватываю девочку на руки, прижимаю ее к себе и несу домой.

— Богдан, что случилось? Все хорошо? — спрашивает, цепляясь за мою шею.

— Все хорошо, — киваю для убедительности и глубоко вдыхаю запах ее волос. Заношу Алису домой, сам снимаю с нее верхнюю одежду и несу на диван. Сажусь вместе с ней, откидываюсь на подушки и укладываю Алису себе на грудь.

— Прости меня, маленькая, — прошу, перебирая ее волосы.

— Разве не очевидно, что я давно тебя простила? Да и нет на тебе стопроцентной вины. Я просто была маленькой, наивной и глупой.

— В том то и дело, вся ответственность была на мне.

— Зачем ты начинаешь этот разговор? Ничего уже не исправить, — тихо отвечает она, переплетает наши пальцы, поднимает ладони вверх и рассматривает их на свету.

— Я хочу знать, расскажи, — целую ее в висок и вожу носом по волосам.

— Что рассказать?

— Как так случилось, что в тебе проснулись чувства ко мне?

— Я же уже рассказывала. Мне было тринадцать, мы с Надей сидели на лавочке возле ее подъезда, и тут приехал ты, — задумчиво произносит она, а я не помню, да и не мог я обратить внимание на ребенка. — Я рассматривала тебя украдкой, и мурашки по телу бежали. Такое непередаваемое ощущение, когда внутри все переворачивается, — усмехается Алиса и сжимает мою ладонь. — Ты был такой взрослый для меня, опасный, красивый, высокий, с невероятно пронзительными серыми глазами.

— Эй! — целую ее в ушко. — Прекрати говорить обо мне в прошедшем времени.

Алиса смеётся, и у меня у самого внутри все переворачивается.

— Естественно, ты не обращал на меня внимания… — задумывается, словно вспоминает. — Я тогда пропала. Собирала на тебя всю информацию, фото, видео с боями, все интервью и караулила возле подъезда.

— Я не помню тебя, — честно признаюсь.

— Я знаю… И так несколько лет. А потом черт меня дёрнул украсть тот билет у Нади. Пойти на бой, согласиться поехать в клуб лишь бы стать ближе к своей мечте, к Идолу. Я так тебя любила, — Алиса разворачивается и утыкается мне в грудь, пряча лицо. Молчим какое-то время, пытаясь отдышаться.

— А сейчас? — спрашиваю, зарываясь в ее волосы.

— Что сейчас?

— Любишь?

Молчит, прекращая дышать. Не отвечает, и это больно. Но теперь моя очередь, пытаться прикоснуться к своей любви. Это справедливо.

— А я, наверное, и не прекращала любить, — отвечает девочка, когда я уже не жду ответа.

И меня захлёстывает любовью, и топит в нежности к моей бескорыстной девочке. Она обнимает меня, обвивая за талию, крепко прижимаясь — и ничего больше для счастья не нужно.

Где-то в прихожей звонит мой телефон, я бы забил на всех, но я жду важного звонка. Целую Алису в губки и отсаживаю на диван.

Мне звонил мой человек из охраны клуба Германа. Я хотел застать тварь врасплох. Меня впустили в клуб через черный вход. Я тихо поднимаюсь на второй этаж и застываю перед дверью. Закатываю рукава толстовки, и думаю — может, не стоит, ведь каждому воздастся? А потом думаю — нет, может, это и грех, может, я не лучше всех этих шакалов, но я не смогу спокойно спать, пока не накажу.

Открываю двери, прохожу внутрь и застаю Германа за распитием коньяка. Встречаюсь с ним взглядом, ухмыляюсь и запираю дверь на ключ. У него хорошая шумоизоляция, охрана не среагирует. Полезно иметь знакомого начальника охраны, бывшего бойца.

— Добрый вечер, Герман Маркович, — прохожу вглубь кабинета.

— Ммм, мстить пришел, — усмехается Герман.

— Ну что вы, месть — это низко. Я пришел убивать.

— Ну, убивай.

Герман распахивает руки, приглашая меня приступать. Бесстрашный, значит. Или думает, я блефую.

— Ответь сначала на пару вопросов.

— Значит, все-таки будет диалог, — он пьян, оттуда и смелость. Знает же, что могу уложить его одним ударом.

— Зачем?

— Я по-крупному проигрался, — спокойно отвечает Герман и наливает себе ещё коньяка. Раньше он столько не пил, а сейчас выглядит хреново, будто спивается. Совесть мучает?

— И? Ты не бедный человек, у тебя два клуба.

— Все деньги в обороте, да и не нужны им были мои клубы. У них была определенная цель — ты!

— Почему не рассказал мне?

— У меня тоже есть жена и дочь, и они мне дороже всего. Так что прости, если ещё раз станет выбор, я опять выберу их. Поверь, я сделал все как можно мягче. Алису никто не трогал, просто удерживали в комфортных условиях. А твой проигрыш — всего лишь очередной этап, — немного заплетающимся языком говорит Герман.

— Может, мне тебе «спасибо» сказать?! — во мне закипает злость.

Выбор и выход есть всегда!

— Да не нужно благодарностей! — ехидно усмехается Герман.

Все, терпение закончилось. Диалог завершен! Вопросов у меня больше нет. Подскакиваю к Герману и прямым ударом в челюсть опрокидываю его на пол. Накидываюсь на него, нанося удары ещё и еще. Хочется выбить из него дух, уничтожить за то, что использовал мою девочку, чтобы решить свои проблемы, но останавливаюсь, когда понимаю, что Герман не сопротивляется. Он усмехается, утирая кровь, и смотрит на меня пустыми глазами. Ничтожество. Не привык я бить того, кто не сопротивляется. Хотя хочется переломать ему все кости.



— Ну что ты остановился? — сплевывая кровь, спрашивает Герман. — Давай, ты можешь лучше! — провоцирует меня, и я в ярости заношу кулак, но останавливаюсь.

Хватаю его за грудки и притягиваю к себе:

— Не хочу марать больше руки об такое ничтожество. Ты сам себя уже наказал — опустился до уровня твари, — отталкиваю его от себя, разворачиваюсь и иду на выход.

ГЛАВА 29

Богдан

Прошло три месяца, и я в новом клубе с новым тренером и командой. Мне не составило труда вновь влиться в бои. Идола почти везде принимают с распростёртыми объятиями. Месяцы тренировок. Мы делаем шоу из моего возвращения на ринг. И, конечно, это будет реванш. Идеальный расклад, все в выигрыше, промоушен зарабатывает на этом шоу деньги, тренер репутацию, я возвращаю имя. Да, против силы найдется сила посильнее.

Как бы парадоксально это ни звучало, проигрыш принес и мне долю славы — столько обо мне ещё никогда не говорили и не разбирали так ни один бой. Черный пиар — тоже пиар. Во всех спортивных изданиях, на ТВ каналах только и обсуждали моё поражение и восхождение на Олимп самородка, уронившего на ринге явного фаворита того безумного дерби. Все понимали, что за этим боем последует бой реванш, который принесёт кому-то большие деньги, а для кого-то просто желание вернуть свой титул. Но мне нужно было вернуть уверенность в себя и свои силы, тягу к жизни на ринге, без которой я не вижу своего существования.

Я чётко понимаю и осознаю, что придет тот момент, когда я не смогу противостоять более молодым и быстрым парням. Ничто не вечно, тем более в боях. Звезды загораются и гаснут. Это неизменный бесконечный цикл. Но я ещё поборюсь!

Больше месяца, с утра до вечера без выходных, я работаю до седьмого пота. Жёсткая диета и две тренировки в день. Никакого секса — это давалось труднее всего, особенно когда рядом со мной моя девочка. Я вою в подушку, когда вечерами вижу ее в кровати в короткой маечке и беленьких трусиках. Последний неделю холодный душ и отжимание уже не помогают. Алиса пытается меня утешить, обнимает, ласкает пальчиками, совершенно не понимая, что сейчас я состою из оголённых нервов, каждое ее прикосновение пробивает током. Но срываться нельзя. Поэтому неделю до боя Алиса гостит у отца.

Никто не понимал, для чего нужен такой режим, ведь бой был проигран по договорённости. Только мне мало было вернуться на Олимп, мне важно вернуться туда в отличной форме и оправдать имя Идола.

День боя. Я погружаюсь в себя. В новом составе ещё не все знают о моей традиции уходить в себя до боя, и кто-то постоянно нервирует. Взвешивание, наставления тренера, суета команды. Это всё возвращает в моё тело зверя. Алиса уже в зале с отцом. Моя девочка признавалась, что ей тяжело смотреть на бои, ей больно, когда мне наносят удары. Я просил ее не приходить сюда, но она не может оставить меня в такой важный день. И я благодарен ей за это. Она рядом, я чувствую ее любовь, и это придает мне сил.

Длинный коридор, в голове только стучит пульс, кровь бьёт в голову. Тысячи зрителей и сотни камер репортёров приветствуют моё появление. Ничто не меняется, всё одно и то же, все выходы как один. Но это не может надоесть и не приедается. Музыка, рев толпы — фанаты верны мне. Я опять на ринге, и он сегодня — мой!

Соперник уверен в своих силах. А зря, я бы на его месте нервничал, сегодня у него шансов не будет. Он прибавил в мышечной массе и здорово возмужал, заметно, что не терял время даром, но это ему не поможет. Пока он кривляется, призывая толпу его поддержать, я оглядываюсь на Алису.

Красивая. В белом платье, с розовыми губками. Символично, поскольку после боя я собираюсь сделать ей предложение. Смотрит на меня огромными синими глазами и, как всегда, комкает платье. Переживает. Подмигиваю ей — не волнуйся малышка, сегодня все будет хорошо.

— Люблю, — шепчет Алиса одними губами, но я понимаю, и меня захлестывает энергией.

Она почти никогда не говорит мне о любви, и сейчас это очень нужное слово.

Рефери жестом приглашает нас к центру ринга и быстро проговаривает правила. Взмах руки — началось!

Не форсируя события, соперник выбрал тактику разведбоя и двинулся по периметру ринга, обходя меня с правой руки. Приглашает поработать первым номером и встретить на атаке. Провожу пару лоу-киков, попадаю в бедро, лёгкая ухмылка на его лице говорит, что удар прошёл, и он пытается показать, что ему все равно. Бьёт навстречу прямым, боковой справа — удары проходят вскользь и обжигают кожу. Скользящие не страшны, но это первый звоночек, что он настроен серьёзно. А его неплохо выдрессировали! Противник отскакивает на удобную дистанцию и призывает к бою в стойке. Да будет его воля. Я ухмыляюсь. Посмотрим, как долго он устоит на ногах. Иду навстречу, прямой и тут же удар снизу чётко через защиту в подбородок. Его руки опускаются и открывают мне доступ. Бью боковым в висок, ноги как пружины, на автомате коленом в прыжке наношу удар в голову. Соперник успевает поднять руку, и удар проходит по скользящей. Отскакиваю, оцениваю за доли секунды его состояние — потерян, но не сломлен. Но это ненадолго. Уже не ухмыляется и не кривляется. Понял, что в этот раз не все так просто.

Иду на вторую атаку, прямой ногой бью в грудь, отбрасывая его на канаты, и тут же встречаю правой. Все четко, быстро, не позволяя противнику опомниться и прийти в себя. Ещё пару секунд он сломается. Соперник падает на колени и обеими руками хватает мою ногу — отчаянная попытка повалить меня.

Гонг!

Рефери подбегает и отталкивает меня. Гонг спасает его от сокрушительного поражения. Теперь важно не идти на поводу эмоций и сделать все красиво.

Слушаю наставления тренера, обтираюсь полотенцем, но постоянно оглядываюсь на Алису. Улыбаюсь ей, показывая, что у меня все хорошо. А она уже все губы искусала и измяла платье. Отец ей что-то говорит, подбадривает, а она его не слышит, следит за мной, не отрывая глаз. Так не пойдет, моя маленькая, будешь так волноваться, я больше не возьму тебя на бой. Мне очень дорого твое сердечко.

Второй раунд!

Двигаюсь противнику навстречу, вижу, что он пришёл в себя и готов атаковать. Бросается на меня и обманным маневром охватывает ноги, и мы по инерции оба падаем на настил. Он сверху наносит три удара подряд, два точно проходят в челюсть. Должно быть больно, но на адреналине я не чувствую этого. В глазах на секунды темнеет, но руки уже на автомате закрывают голову. Сейчас я не в выгодном положении, он колотит без остановки, в голову и корпус, чередуя удары.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Богдан! — слышу голос моей девочки через гул толпы.

Ну что ты, моя хорошая. Это не страшно, это просто бой!

Мне удаётся поймать его руку и схватить за шею. Нужно пару секунд для восстановления и уходить от захвата. Чувствую его тяжёлое дыхание, как адреналин рвёт его изнутри, и он пытается бить уже локтями. Пора выбираться из этой мясорубки. Пытаюсь взять в блок его предплечье, но он как чувствует исход — тут же вырывает руку и вскакивает в стойку. Сука! Жестом приглашает встать и биться на ногах. У меня сбивается дыхание и немного кружится голова, но я поднимаюсь и тут же выхожу на удобную дистанцию для удара. Серия, левый прямой, правый боковой, отскакиваю и повторяю серию. Соперник закрывается блоком и сводит руки, прикрывая лицо. Повторяю двоечку и добавляю с разворота удар локтем чётко в открытый висок! Да! Соперника пошатывает. А ты как хотел? Сегодня за тебя никто не просил. Наношу ещё пару четких ударов и одним мощным сбиваю его с ног. Соперник падает на спину, широко раскинув руки. Падаю сверху, бью что есть силы и понимаю, что это конец…

Конец его славы! Я забираю свое! Рефери наваливается и отталкивает меня. Толпа ревет, скандируя «Идол»!

Это победа!

Встаю на ноги и под рев толпы иду в свой угол. По крови разливается эйфория. Я вернулся, я в строю! Ко мне подбегает моя новая команда, поздравляют, ликуют. Это наша общая победа. В такие моменты голова идёт кругом, тестостерон выплескивается, и я переживаю триумф. Ощущение наркотического опьянения — на них тоже можно подсесть. Этакий легальный кайф.

Вокруг толпа, все ликуют, меня объявляют победителем, возвращают титул и пояс. Начинаются массовые поздравления от глав ММА и прочих лиц, а я жду, когда мне дадут слово, и волнуюсь, как мальчишка. Сегодня очень важный день, и победа здесь уже не причем.

И вот этот момент настаёт. Мне дают слово. Я быстро благодарю свою команду, фанатов, тренера и предаю все лавры им. А потом ищу глазами мою девочку.

— Я хочу пригласить сюда саму прекрасную девушку — Алису… — Она замирает и краснеет. — Иди сюда, малышка! — прошу, и весь зал замолкает. Нет, это не шоу, и я не устраиваю показуху. Я хочу кричать на весь мир, что эта девочка моя. И хочу, чтобы ей запомнился этот день. — Это она дала мне силы и уверенность на эту победу, — говорю, пока она медленно идёт ко мне. Мои помощники помогают ей подняться на ринг, и толпа расступается, пропуская ее. У нее искусанные губы, и в глазах блестят слезы. Переживала за меня. Моя девочка. Беру ее за руку и притягиваю к себе. — Смотри только на меня, — шепчу ей на ухо, глубоко вдыхая запах ее волос. От моей девочки пахнет моим любимым запахом счастья и тепла. — Алиса, — начинаю, смотря только ей в глаза, отстраняясь от толпы. Это несложно, потому что в синем океане можно утонуть. — Ты моя душа, моя жизнь и самая главная моя победа, — глотаю воздух, сжимая ладошку Алисы. Она не видит, но позади нее стоит один из помощников с огромным букетом лилий. — Я хочу, чтобы каждый мой день начинался и заканчивался тобой. Я хочу разделить с тобой эту жизнь… — С ее глаз срываются слезы, но Алиса улыбается, утирая их. Она уже все понимает. Забираю у помощника коробочку и открываю ее. — Ты станешь моей женой?

Задерживаю дыхание и слышу только, как барабанит мое сердце. Никогда не думал, что делать предложение так волнительно. Раньше мне вообще все это казалось смешным. Алиса плачет… зажимая рот рукой. Плачет и дрожит. А в огромном тысячном зале стоит абсолютная тишина.

— Да, — тихо шепчет она и улыбается сквозь слезы. — Да! — уже громко в микрофон произносит она, и я надеваю ей кольцо.

Зал взрывается аплодисментами, а я обнимаю Алису, целую соленые губы и прячу ее от толпы в свои объятья. Все, теперь я уверен, что она меня окончательно простила и принадлежит мне.

Цели, стремления, спорт, бои, победы и поражения совершенно неважны. Самое главное в жизни — иметь человека, который бескорыстно, искренне тебя любит и даёт силы бороться дальше.

ЭПИЛОГ

Алиса

Всегда мечтала иметь лиловые шторы, с тех пор как Богдан рассказал мне о сне с нашей девочкой. И вот сегодня я повесила их в детскую. Любуюсь своей работой, отступаю на несколько шагов и нечаянно наступаю на громко пищащую игрушку. Замираю, но дочь просыпается. Ну вот и выспались.

Яночка хнычет и поднимается на ножки, вставая в кроватке. Подхожу к ней, беру на руки и показываю новые шторы. Как быстро летит время, кажется, совсем недавно я узнала, что жду ребенка, и рыдала от счастья, а сейчас нашей доче уже годик.

— Смотри, — подхожу к окну, и даю Яне потрогать шторы. — Правда, красиво? — целую мою маленькую сероглазую девочку в щёчку и вдыхаю ее сладкий детский запах.

Наша дочь пахнет по-особенному: жизнью, счастьем, надеждой и любовью. Как только я узнала, что беременна, она перестала мне сниться, потому что наша девочка уже была со мной. Я даже не подозревала, что можно так любить ребенка. Яночка — наше все, для нас с Богданом — она и есть жизнь и плод нашей любви. Бог милостив, он простил нас и вернул нашу девочку.

Богдан — сумасшедший отец. Он души не чает в Яне. Он до безумия ее балует. У нашей дочери есть все. Иногда я даже ревную этих двоих. Потому что как только Богдан приходит домой, он не расстается с дочерью. Он разговаривает с ней, и та его внимательно слушает и даже отвечает на своем языке. Так забавно на них смотреть, особенно когда Богдан рассказывает Яне о серьезных вещах или о том, что, когда она вырастет, он купит ружье и будет отстреливать женихов. Он целует каждый ее пальчик, кормит, гуляет и купает нашу дочь. Богдан до безумия ею гордится и постоянно благодарит меня за ее рождение. Иногда мне кажется, что я сплю, и так не бывает. И если это так, я не хочу просыпаться.

Мы поженились летом, тихо спокойно, пригласив только близких. Мы долго скрывали этот факт от прессы, поскольку после того, как мой сумасшедший мужчина сделал мне предложение на глазах у множества людей, его слава задела и меня. А счастье любит тишину.

Как только я забеременела, Богдан купил нам этот дом. Небольшой, но уютный, с просторным двором, и разрешил мне обустраивать его, как я хочу. Он всегда говорит, что ему нравится то, что нравится мне. Он, конечно, лукавит, потому что не могут мужчине нравится темно-розовые подушки на нашем диване и цветы на обоях в спальне.

Богдан продолжает участвовать в боях, он ими живет, но я больше на них не хожу и не смотрю в записях. Очень сложно сохранить спокойствие, когда твоего мужчину жестоко бьют. Но бои — его жизнь, и он в них непобедим. Он взрослый мужчина и прекрасно понимает, что годы идут, и когда-нибудь ему нужно будет уйти из этого спорта, поэтому параллельно Богдан занимается открытием своей школы.

— А вот и бабушка, — вижу в окно маму, которая проходит во двор.

У нас сложные отношения. Нет, я не держу на нее зла и, конечно, люблю ее. Но… Что-то внутри не даёт опять открыть ей душу. Мама очень любит Яночку и рада, что у меня сложилась личная жизнь. Она часто приходит и помогает мне с дочерью, многому меня научила. Мама ладит с Богданом и даже рада, что я вышла замуж за известного спортсмена. Только вот она не знает, кто такой Богдан, так же, как он не знает, что это мама тогда сделала все, чтобы нашего ребенка не существовало. И я не спешу их в это посвящать. Пусть все останется в прошлом.

Выхожу с Яной из комнаты, ставлю ее на ножки и веду за руки встречать бабушку.

— Ого, самостоятельная барышня, сама идет, — умиляется мама и улыбается Яне.

— Да, мы такие, — отвечаю я.

— Сейчас я быстро вымою руки и возьму тебя, моя крошка, — говорит мама, когда Яночка спешит к ней. Мама убегает в ванную, а я иду в кухню. Сажаю дочку на стульчик для кормления, наливаю в стаканчик детского сока и даю Яне печеньку.

— Ну все, можешь идти заниматься своими делами, — говорит мама, проходя в кухню, и приглаживает Яне волосы.

— Да нет у меня никаких дел. Богдан на ужин обещал привезти итальянскую еду.

— Ну отдохни тогда, что я зря приехала? — выпроваживает меня мама.

Усмехаюсь и иду на выход.

— Алиса! — окрикивает она меня. Оборачиваюсь. — Ты у меня умница. Я рада, что ты счастлива и выбрала достойного мужчину.

Киваю ей и иду наверх. Не могу быть с ней до конца откровенной. Может, это пройдет, но на данный момент мне легче общаться с отцом. Прохожу в ванную, снимаю с себя одежду и встаю под душ. Когда у тебя маленький ребенок, то принять спокойно ванну становится роскошью. Намыливаюсь кокосовым гелем для душа и вздрагиваю, когда створки душевой резко открываются.

— О Боже, ты меня напугал! — шлепаю Богдана по плечу.

— Прости, я не хотел, — он разворачивает меня к себе спиной и вжимается грудью в мою спину, обвивая руками талию. — Привет, маленькая, — шепчет мне на ухо, а у меня, как всегда, все внутри переворачивается.

— Я скучала, — отвечаю, откидывая голову ему на плечо.

— Я тоже, — он ведет руками по моему мыльному телу, исследуя его.

И все, я уже не принадлежу себе. Я полностью его, с первого взгляда.

Да, путь к нашей семье был очень болезненный и мучительный, но я не переставала жить для этого мужчины. Так вышло, что моя первая детская любовь обрела силу и стала единственной на всю жизнь. Иногда кажется, что я больна Богданом. И если это так, то я не хочу выздоравливать. Его ответная любовь подкупает и дарит безграничное счастье. Невозможно устоять перед любовью этого мужчины, особенно мне — маленькой наивной девочке, которой я и осталась. Сейчас я доверяю Богдану, ни капли не сомневаюсь в своем муже и с гордостью и трепетом ношу звание жены.

У нас есть то, что всегда будет объединять. Пусть это горький опыт, но в итоге он сделал нас сильнее, а нашу любовь крепче.

Я люблю своего Идола, он по-прежнему мой Бог! Только теперь я люблю его более взрослой, осознанной любовью, и, кажется, она ещё глубже и сильнее, чем раньше.

Умейте прощать тех, кого любите, что бы ни произошло. Жизнь одна, и у нас нет времени растрачивать ее на злобу, месть и обиды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец