Затонувший лес бесплатное чтение

Эмили Ллойд-Джонс
Затонувший лес

Переводчик Нияз Абдуллин

Редактор Мария Брауде

Главный редактор Л. Богомаз

Руководитель проекта А. Маркелова

Корректор З. Скобелкина

Компьютерная верстка О. Макаренко

Дизайн обложки Д. Изотов

Cover design by Jenny Kimura

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Великолепная, продуманная до мелочей история, пронизанная валлийским фольклором и мифологией.

KIRKUS

Романтические чувства, захватывающий сюжет и мрачная атмосфера.

PUBLISHERS WEEKLY

Отличная книга для любителей фэнтези всех возрастов.

SCHOOL LIBRARY JOURNAL

Бритни, которая читала мои первые рассказы, забиралась вместе со мной в старую медную шахту и не выкинула меня из окна третьего этажа, когда был такой шанс.

Пролог

ЧЕТВЕРО ДЕТЕЙ У ФЕРМЕРА были обычными, и, когда пятая дочь родилась с магическим даром, отец очень удивился.

Кроха смирно лежала на материнских руках и смотрела на этот мир ясными глазами. В первую же ночь фермер вышел с новорожденной на улицу погадать на судьбу. Дело это было ненадежным: знаки редко удавалось прочесть. Одни клали под таз улиток, а потом искали в блестящих дорожках слизи имя любимого дитятка. Другие рвали траву под священным деревом, третьи вешали на окно пучок пряжи и ждали, пока в него кто-нибудь попадется.

Вернее всего было бы пойти к ведьме, но на это у фермера не хватало денег.

Поговаривали, будто в городах магию извели. Тилвит-тег^[1] бежали, потому что на каждом углу там теперь железо, дороги замостили, да и просто людей развелось слишком много. Зато в глуши, среди полей, холмов и древних лесов, удивительные создания не перевелись. Родители с детьми отправлялись к ночи в чащу – посмотреть, что их ждет. Ходил слух, будто в соседней деревушке к одному новорожденному прилетела стая воронов и тот парень вырос лихим рубакой. Он сеял смерть на поле брани, и уже несколько князей зазывали его на службу… только вот кто-то подсыпал ему яда в эль.

Отец ждал, но птицы к дочери не летели, и не вспыхивал странными огнями закат. Фермер намеревался было вернуться в дом, но тут его окликнул знакомый голос. Пришла деревенская ткачиха и принесла в подарок девочке одеяло. При виде младенца женщина заворковала, однако не успел фермер пригласить ее в дом, как спустился туман и хлынул дождь. Привычное дело для здешних мест.

Отец хотел прикрыть ребенка рукой и вдруг заметил, что нужды в этом нет: струи дождя не касались ни девочки, ни его. Они словно бились о невидимую крышу, оставляя сухими их обоих. Ткачиха, стоявшая рядом, вся намокла, а взглянув на ребенка, ахнула.

– Забери ее в дом, – шепотом велела она фермеру. – Спрячь и никому ничего не говори.

– Что так? – удивился фермер.

– Если о том, какая она, прознает князь, – жестко сказала ткачиха, – он заберет ее себе.

– Для чего?

Ткачиха покачала головой:

– Не пускай ее купаться. Держи подальше от рек и ручьев.

Напуганный суровым предупреждением, фермер уступил. О той встрече он никому не поведал, а с дочерью стал обращаться, как будто ничего и не случилось.

Какое-то время все шло гладко.

Младшая дочь, на первый взгляд, ничем не отличалась от остальных детей: играла со своими сестрами и братьями, помогала загонять кур в курятник, кидала в подбиравшихся лис комьями грязи и болтала со всеми, кто приходил купить зерна. Держать взаперти здорового ребенка фермер себе позволить не мог: лишняя пара рук всегда нужна была.

Но время шло, и постепенно то, что так встревожило ткачиху, открылось.

Девочка оставалась сухой даже в грозу. Ей ничего не стоило отыскать в лесной чаще ручей и его исток. Она забавляла братьев и сестер, заставляя булькать и пузыриться лужи с грязью, а то и покрывая озерца льдом, по которому дети радостно катались. Она купалась в ручьях, меняя течение, а когда летний зной затягивался, поднимала из недр земли воду к пересохшим посевам. Отец просил не играть с магией, мол, это опасно, но дочь не слушала и наслаждалась своим даром.

Росла девочка своевольной: с нежностью вынимала яйца из-под теплых несушек, зато тут же вспыхивала, увидев зло. Однажды, когда при ней мальчишки постарше принялись измываться над бродячей собакой, схватила палку и попробовала разогнать их. Но хулиганы со смехом толкнули ее, да так, что она упала. Девочка хорошенько запомнила обидчиков, и целый месяц каждый из них, выходя из дома, увязал в раскисшей земле.

А когда ей было восемь, она спасла жизнь маленькому ребенку.

Почти месяц лили сильные дожди, и река вспенилась, поднялась. Мальчуган отбился от матери и, поскользнувшись, свалился в поток. Жадные воды подхватили и потащили его – так стремительно, что родители ничего не успели сделать.

Дочь фермера услышала их крики и босиком побежала к реке. Еще с берега почувствовала она мощь бурлящей воды. Не слушая отговоров, вошла в реку – пена у ее ног улеглась, течение вдруг затихло, замерло, – взяла малыша на руки и кое-как вынесла на сушу. Едва она ступила на берег, как река снова яростно заклокотала.

Родители мальчика без конца благодарили спасительницу, а свидетели зашептались, забормотали:

– Магия.

В этой девочке жила магия.

Слухи дошли до ближайшего города и до ушей тамошнего правителя. Князь Кантреф-Гвелода был молод и на трон воссел, когда занемог его батюшка. Он цену такой молве понимал: заклинатели – редкость, но не сказки. Его отец держал заклинателя металла, который запаивал печатные перстни на пальцах главных приближенных. Стоило же князю прознать о девочке – повелительнице воды, и он сразу отправил за ней главного шпиона.

Как-то днем фермер вернулся с поля: еще не отмывшись от присохшей земли, лицо потное – и во дворе заметил странного незнакомца. Одет он был ладно, как никто из деревенских, на указательном пальце левой руки поблескивал перстень-печатка, на поясе висели ножи. Тягаться с таким было все равно что приказывать буре остановиться.

В руки фермеру лег кошель золота – смягчить боль потери.

Девочка брыкалась и вырывалась, но шпион князя будто и внимания на это не обращал. Усадил ее на лошадь и умчался галопом. Девочка едва успела оглянуться напоследок, как они скрылись в лесу.

Княжеский посланец был осторожен, ему требовалось доставить девочку в замок – за крепостные стены, под охрану закованных в железо стражей. Он гнал коня, но от проторенных дорог держался подальше. Слухи о заклинательнице воды разошлись далеко за пределы Кантреф-Гвелода и достигли других правителей, которые нипочем не дали бы девочке попасть не в те руки. То есть ни в какие, кроме их собственных.

На второй день пути в дуб вонзилась стрела, и шпион, выругавшись, погнал коня резвее. Он мчался сквозь густой лес в надежде уйти от погони. Девочка зарылась лицом в конскую гриву и крепко зажмурилась.

Стрелу, что повалила скакуна, она не увидела, только кубарем полетела на землю и упала на мягкую подушку из мха. Зато шпион ударился головой о ствол дерева. Пока он лежал в беспамятстве, преследователь спешился. На нем была одежда цветов соседнего кантрефа^[2], на руках белели шрамы от клинков. Достав из-за пояса охотничий нож, он двинулся к девочке.

Попятившись, она споткнулась о древесный корень и упала. Сердце гремело у нее в груди молотом, она звала отца, мать, княжеского шпиона, хоть кого-нибудь…

Но никто не пришел.

И она поняла: никто и не придет.

Девочка вцепилась в мох, ощутила знакомую сырость напитанной дождем земли… и у нее мелькнула мысль.

Прежде она при помощи магии заботилась о растениях, забавляла братьев и сестер, выручала семью. Водная магия была добрым ручейком силы.

Однако сейчас, глядя на убийцу, девочка увидела его вены, похожие на реки; капельки слюны, которые он выплевывал с каждым выдохом; его глаза, слезившиеся от лихой погони.

Она вскинула перепачканную во мхе руку и воззвала к своей силе.

Оказалось труднее, чем приказывать родничку или луже. Железо в крови человека противилось магии. Но девочка стиснула зубы, призвала все капли воды, какие нашла в нем, – до последней – и направила их в легкие.

С губ мужчины сорвался жуткий хрип. Выронив бесполезный теперь нож, он стал хвататься за грудь и за горло, не в силах дышать.

Возможно, стоило отпустить его.

Но девочка разозлилась. Никто не защитил ее, все оставили. Отец продал шпиону, но и тот не уберег.

Оставалось только самой за себя постоять.

И ей это удалось.

Шпион отыскал ее подле трупа: она была немногим розовее мертвеца, но не плакала. И не противилась, когда соглядатай накрыл ее плащом и стал утешать. Она даже не слушала.

В тот день девочка уяснила, что вода может спасти жизнь – или забрать ее. Этот урок она уже никогда не забудет.

Часть I
Заклинательница

Глава 1

КОГДА ПОСЕТИТЕЛЬ ухватил Мер за руку третий раз, она прикинула, не утопить ли его.

Прикинула мельком: так садовник думает, не подстричь ли траву, или художник – не нанести ли новый мазок. Дело нехитрое – шевельнуть пальцами, и эль у гада потечет изо рта в легкие. А все потом скажут: позор, Рис своим языком подавился.

Хотя кто-нибудь все равно сообразит, что тут дело не чисто.

Только это и остановило Мер.

К тому же убивать Риса было бы неправильно. Неправильно, и все тут.

Мер высвободилась.

– Рис, – ледяным голосом сказала она, – я же просила подождать. Сейчас принесу тебе эля.

Рис остекленело поглядел на нее из-за стойки. Он сидел, сгорбившись над кружкой. Красный нос, на щеках темнеют веснушки, а в глазах читается хитрость и подлость. Мер и прежде знавала мужчин вроде него: недовольные собственной участью, они срывали злобу на тех, за кого заступиться некому.

– Не прошло и года, – буркнул он.

– Ты еще это не допил. – Мер кивнула на его кружку. Рис проследил за ее взглядом и прищурился.

Под вечер в «Серпе и сапоге» набиралась толпа. В таверну заглядывало много косарей и странников – пропустить кружечку эля и посплетничать. Мер проворно, пряча взгляд, отнесла несколько кружек за столик солдатам, сменившимся с караула.

– Простите, что заставила ждать, – тихо извинилась она.

– Не бери в голову, девица. – Это отозвалась женщина-стражник. Руки у нее были загрубелые, привычные к мечу. – Смотрю, тебе самой не помешало бы махнуть кружечку.

Мер вытерла пот со лба и тут же поправила волосы, убедившись, что они прикрывают уголок левого глаза.

В воздухе висел густой пар, пахло супом с ягненком. Еду подавали в щербатых плошках, которые натаскали из заброшенных домов. Все больше и больше бежало народу из окрестностей Гвелода, бросая пожитки. «Нам же больше достанется», – сказала как-то Карис. Коренастая, с сильными руками, коротко стриженная. Никто толком не знал, как ей удалось стать хозяйкой таверны, но спрашивать не решались.

Мер появилась в «Серпе и сапоге» три месяца назад и при себе имела пригоршню монет да мозоли на пятках. В таверну зашла, чтобы снять комнату на ночь, а когда через три дня не съехала, Карис спросила, есть ли ей вообще куда идти. Мер не ответила, и хозяйка сунула ей в руки две полные кружки эля, указав: «Столик в дальнем правом углу».

Так Мер и осталась. Разносила выпивку, подметала полы. Платили немного, зато отвели комнату наверху. В прежние времена в «Серпе и сапоге» располагался хлев, и на месте стойл в крепких деревянных стенах все еще торчали крюки и железные скобы. Внутри пахло мокрым сеном, а в щелях причудливо свистел западный ветер. Впрочем, Мер тут нравилось. За последние годы ей где только не довелось побывать, но таверна больше всего напоминала дом.

И была бы еще больше похожа на дом, если бы не пьянчуги.

Когда Рис в четвертый раз потянулся к Мер, она едва справилась с собой, чтобы не вывернуть ему руку.

– Ладно, ладно. – Девушка забрала его кружку. Налила еще и вернулась.

Рис сердито посмотрел на нее слезящимися глазенками:

– Давно пора. Тебе же платят, чтобы ты подавала это пойло.

– Смотри, как бы Карис не услышала, – ответила Мер.

Схватила старую тряпку и принялась натирать стойку, одновременно скользя взглядом по залу. В таверне сидели солдаты, несколько торговцев, в углу двое резались в кости. У всех было и питье, и еда, все выглядели довольными. Мер могла позволить себе короткую передышку.

Она прошла в кухню. Живот свело от голода, стоило услышать запах жира на жаровне. В небольшой комнате, закатав рукава, работал юноша, от пара его темные волосы завивались. Элгар был тихоней и держался замкнуто, зато умел состряпать ужин из пригоршни муки да вчерашних овощей.

– Что делаешь? – Мер опустила поднос на стол.

– Овсяные лепешки с пореем. – Элгар взял плошку с липким месивом и стал комочками выкладывать его на горячую каменную жаровню. – Как думаешь, людям понравится?

– За твои лепешки народ передерется, – заверила Мер, и Элгар застенчиво улыбнулся.

– Уже можно выносить? – спросила она.

Элгар кивнул:

– Лучше подавать теплыми. О, я и тебе кое-что оставил, вон там. Парочка лепешек и бараньи кости, из которых я суп варил. Думал, не откажешься.

– По-твоему, мне нравится кости глодать? – Мер облокотилась о стол.

– Я видел, как ты кормила собаку у фермы Хета, – зардевшись, сказал Элгар.

И то правда: Мер таскала объедки для старой пастушьей собаки из амбара неподалеку. Кормить ее стало некому – хозяев фермы забрала хворь. Мер увидела, как бедная псина бродит по полям, и в следующий раз, отправившись на прогулку, прихватила с собой куски хрящеватого, непригодного для рагу мяса. Поначалу собака принимала угощение, только если его положить на землю и отойти подальше, но с каждым разом вела себя дружелюбнее. Мер надеялась, что однажды она подпустит к себе.

Животные Мер нравились. В них была простота и невинность, не то что в людях.

– Почему не возьмешь собаку себе? – спросил Элгар. – Никто против не будет. Даже Карис согласится, разве что недельки две сперва поворчит.

Мер рассмеялась:

– Мне только собаку заводить…

– Ты же о ней заботишься. – Элгар ткнул в ее сторону деревянной ложкой.

– Это не навсегда. Только пока…

«…Пока снова не придется бежать», – подумала Мер. А вслух закончила:

– Пока ее не приютит кто-то другой

Элгар пожал плечами. Это Мер в нем и нравилось: лишних вопросов он не задавал. Может, потому что сам не любил, когда к нему с расспросами лезли?

Мер вынесла в зал поднос с лепешками, и несколько завсегдатаев сразу же обернулись на запах горячего съестного. Направившись к одному из столиков, она приготовилась отвечать, почем кушанье, и заверять, что это сущее объедение…

Но тут дверь таверны открылась. Из-за гомона в зале Мер не услышала скрипа старых петель, но почувствовала порыв холодного воздуха, принесшего запахи тумана и дождя. Отставив поднос в сторону, она подняла взгляд.

Сердце болезненно сжалось.

На пороге стоял мужчина. Русые волосы с проседью. Большие оттопыренные уши, рот, казалось, состоящий из одной только нижней губы. Зато в остром взгляде чувствовалась уверенность, которая притягивает людей. Красавцем новый гость не был, однако явно не горевал по этому поводу.

Его лица Мер не видела вот уже четыре года.

Ренфру.

Пряча от него глаза, Мер пробормотала сидящим за столиком: «Угощайтесь, лепешки за счет "Серпа и сапога"». Развернулась к двери спиной и поспешила к лестнице. Сенницу наверху разделили на гостевые комнаты, и висевшим на запястье ключом Мер отомкнула дверь в свою.

Никого внутри: солдаты ее не поджидали. Облегченно расправив плечи, Мер вошла и заперлась.

Комната была простенькая: старая, подвешенная к потолку деревянная рама с соломенным матрасом, свечка да котомка с пожитками. Вещи Мер так и не разобрала. Роскошь обосноваться тут она позволить себе не могла и вот сейчас закинула котомку за плечо.

Вниз не вернулась, решив уходить через окно.

Глубоко вдохнула, успокаиваясь; снаружи ее ждала мокрая от дождя крыша и обремененное тучами небо. Прыгать было высоко, но Мер знала, что справится.

Незастекленные окна загораживали ставни, которые открывали в солнечную погоду. Мер отодвинула щеколду и уже хотела распахнуть их… но ничего не вышло.

Мер ударила в ставни плечом. Было больно, однако они все равно не открылись.

Видно, снаружи их чем-то подперли, а значит…

В двери что-то щелкнуло, и Мер вихрем обернулась. Сердце заколотилось о ребра. Ренфру все предусмотрел: залез на крышу и, понимая, что Мер попытается сбежать через окно, подпер все ставни, а потом уже показался в таверне. Старый шпион был хорош в своем деле и не упускал ни единой детали.

А Мер сыграла ему на руку.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Ренфру, держа отмычки.

– Я же учил тебя, – ласково упрекнул он девушку, – всегда оставляй хотя бы два пути для побега.

Не успел шпион договорить, как Мер выхватила из-за спины нож и со всей силы метнула его. К этому ножу, к балансу между клинком и рукоятью, к тому, как он лежит в ладони, она приноравливалась месяцами.

Лезвие вонзилось в дверной косяк. Еще чуть-чуть, и Ренфру рассекло бы ухо, но шпион даже не вздрогнул.

– Мимо. – Он выдернул нож из дерева.

Мер не ответила. Она не целилась в него, лишь отвлекала внимание.

Тяжелые сапоги Ренфру блестели от дождя. Мер вытянула руку, закрыла глаза и обратилась к своей силе.

В старой книге из княжеской библиотеки она вычитала наставление: чтобы управлять чем-то, нужно отыскать это в себе. Слова оказались не пустыми. Заклиная воду, маг черпал из океана внутри себя. Если Мер использовала слишком много волшебной силы, то сама же себя иссушала, расплачиваясь потом стучащей в голове болью. Свою цену за магию платили все: заклинатели металлов слабели, потому что иссякало железо у них в крови; повелители огня мерзли; маги ветра попросту задыхались.

Запас воды хотя бы восполнить легко. Попил – и готово дело.

Примороженный к полу, Ренфру не смог даже ноги поднять.

– Я же учила тебя, – холодно произнесла Мер, – хочешь драться со мной – высуши сперва обувь.

С этими словами она подобрала котомку. Пожитков было немного: огниво, нож, смена одежды, фляга с водой и деньги. Только самое необходимое; остальное всегда можно купить или украсть. А ставни она сейчас выбьет.

– Мер, – произнес Ренфру и… рассмеялся. Тепло, от души, искренне. – Мне тебя не хватало.

Мер застыла. Глядя ему в лицо, она вновь ощутила себя ребенком: разрывалась между жгучим негодованием и жаждой похвалы, ведь с восьми лет он был для нее почти отцом. В груди защемило, нахлынули воспоминания, и Мер чуть не позволила себе смягчиться. Нет, так нельзя. Иначе не видать ей свободы.

– Я не вернусь, – сказала она, чувствуя, как грохочет сердце. Нельзя было разговаривать, как бы ни хотелось верить, будто Ренфру от нее нужно не то, о чем она думала. – Лучше сдохну, но к князю не вернусь.

– Убьешь меня? – равнодушно спросил Ренфру.

Мер колебалась всего мгновение:

– Нет. Но ты будешь торчать здесь, пока я не убегу.

Ренфру расслабился.

– Не пори горячку. Прежде чем решать, посмотри-ка на меня хорошенько.

Это походило на какую-то уловку, но все же Мер присмотрелась. Одежда заношенная, но тут как раз ничего странного: с чего бы щеголять в придворном наряде, если хочешь остаться неузнанным.

И внезапно она заметила: у Ренфру недостает пальца. Указательного – на левой руке. Именно на этом пальце у Ренфру всегда был крупный перстень-печатка, знак подчинения Гаранхиру. Отец князя заплатил круглую сумму заклинателю металлов, чтобы тот припаял перстни к пальцам главных приближенных. И снять такое кольцо можно было единственным способом.

Вместе с пальцем.

У Мер перехватило дыхание. Палец отрубили и прижгли самое большее год назад. Мер знала, как долго заживают ожоги.

– Видишь ли, – все так же мягко проговорил Ренфру, – ты не единственная, кто оборвал старые узы.

Невозможно. Ренфру служил владыкам Гвелода всю свою жизнь. Он был их тенью, ножом, ядом и сталью. Частенько уезжал с поручением от князя и возвращался с темными кругами под глазами, сбив костяшки кулаков. Случалось, и войн удавалось избежать, потому что оказывалось перерезанным нужное горло или выкраденным нужный свиток пергамента.

Поговаривали, будто у Ренфру нет сердца. Мол, на такие подлости способен лишь отъявленный негодяй. Но правда была куда проще и страшнее: Ренфру совершал все именно по велению сердца.

Одно дело человек с ножом, и совсем другое – если кроме ножа у него есть непоколебимая вера. Такой низвергнет целые королевства.

– Ты лжешь, – сказала Мер.

Ренфру покачал головой:

– Тебе я никогда не лгал.

Да. Порой Мер даже хотелось, чтобы Ренфру ей врал, лишь бы жизнь не выглядела столь жестокой. Впрочем, это еще не значило, что сейчас он честен до конца.

– Если ты говоришь правду, тогда вот что скажи. Ты знал? – резко спросила Мер.

Ренфру вопросительно склонил голову набок.

– О том, для чего князь использовал мою силу. – Голос Мер все же дрогнул. – Когда послал меня на войну. Ты знал?

Молчание затянулось, и внезапно Ренфру показался ей на десять лет старше.

– Нет, – ответил он. – Я не знал.

Из Мер словно выпустили воздух, словно глубоко внутри развязался тугой узел. Если Ренфру не знал…

Доверять ему по-прежнему было нельзя, но отпустить, наверное, – можно.

Мер ослабила действие магии, и корка льда, удерживавшая сапоги Ренфру, растаяла. Он поднял ногу и стряхнул с нее последние капли воды.

– Если ты не хочешь вернуть меня князю, – сказала Мер, – тогда зачем пришел?

У Ренфру дернулся уголок рта:

– Я скучал по тебе.

– И? – поторопила она.

– Мне нужен человек с твоим магическим даром, – закончил шпион.

Мер скрестила на груди руки и еще жестче посмотрела на Ренфру. Ясно ведь, что не просто повидаться пришел: он никогда не станет делать того, для чего не имеет хотя бы двух причин.

– Есть дело, – сказал шпион. – Последнее. Я щедро заплачу, и тебе удастся то, что пока не удалось.

– Это что же мне не удалось?

– Исчезнуть. С такими деньгами ты сможешь отправиться в любое место на островах, даже крепость себе выстроить. Или уплыть на материк. Ничего другого тебе не остается: бежать или сгинуть. Гаранхир позаботился об этом, когда…

Он потянулся к ее лицу, и Мер отпрянула.

Хотелось спорить, возражать, но Ренфру говорил правду: князь сделал все, чтобы Мер жила как загнанный кролик.

Мечты у нее были скромные. Хотелось дом с садом, место, которое полностью принадлежало бы ей. На окраине какой-нибудь деревни, неподалеку от рынка, где можно купить все что нужно. Когда Мер по ночам не спалось, она представляла себе свой дом и как она его обустроит.

Но, несмотря на страстную мечту о доме, прежде всего она искала другого. Безопасности. Спокойствия, которое согреет, словно плащ, и подарит уют.

– Последнее дело, – мягко повторил Ренфру. – И ты купишь себе свободу.

Мер присмотрелась к нему:

– Я своей силой больше не пользуюсь.

Сушка носков не в счет, так что Мер почти не соврала.

– Но меня ты ловко подловила, – напомнил Ренфру.

– Ты… исключение. – Облизнув губы, Мер ощутила соленый привкус пота.

Она закрыла глаза и отыскала всю воду в таверне, не только у себя в комнате, но и в зале: эль в кружках, пот, мельчайшие капли влаги в воздухе и на стеклах.

Если знаешь, где искать, то вода найдется повсюду.

– Почему я? – Мер чуть подалась вперед. – На севере живет еще один заклинатель воды. Говорят, он просился на службу к…

– Мертв, – перебил Ренфру. – Его ограбили и перерезали горло.

Этого Мер не знала.

– А что женщина к югу от…

– Тоже мертва. – Ренфру даже не дал Мер произнести имя. – Хворь… или же так все выставил отравитель. Кашляла не переставая. Старика, жившего близ порта на юге, можешь не называть: умер от чего-то похожего на разрыв сердца.

Грудь словно сдавило железным обручем. Было ведь всего трое таких, как Мер.

– Без тебя Гаранхир времени зря не терял, – негромко проговорил Ренфру. – Он посчитал, раз уж заклинатель воды не достался ему, так пусть ни у кого не будет.

Обруч на груди сжался еще сильнее.

– Это он выследил остальных?

Ренфру ответил спокойным и твердым взглядом:

– Ты последняя.

Мер оперлась о стену, чтобы не упасть. Последняя. Она последняя заклинательница воды на островах.

И тем она ценнее. Гаранхир и его противники станут охотиться за Мер, потому что, приняв сторону любого княжества, она изменит расклад сил. Теперь нигде не видать ей спокойствия. Если даже Ренфру не врет и щедро заплатит, то на его дело времени просто нет.

Нужно бежать. Сегодня же.

– Не могу, – сказала Мер. – Ренфру… прости, но…

– Мерерид. – Ее имя скатилось с его языка так мягко и знакомо. – Не надо извиняться. Уж этому ты могла бы от меня научиться. Никогда не извиняйся за то, что должна сделать.

Мер посмотрела на Ренфру. Он был ей отцом и не отцом, другом и врагом. Единственным человеком, чьего одобрения она искала.

– Мне надо бежать, – сказала она. – Если Гаранхир правда так отчаянно ищет меня, задерживаться нельзя. Удачи тебе, но помочь не могу.

Ренфру кивнул.

– Я все понимаю, дорогое дитя. – Он шагнул в сторону, освобождая путь к двери. – Будь осторожна.

Это на мгновение сбило Мер с толку. Она ждала, что Ренфру станет дальше уговаривать, а он принял ее выбор и уступил.

Благодарность в Мер боролась с негодованием: не хватало еще остаться в долгу. Вздернув подбородок, она закинула за плечо котомку, прошла мимо Ренфру и ступила на узкую лестницу. Спустилась, торопливо перемахивая через две ступеньки, не оглядываясь. Иначе сердце могло смягчиться, а шаг замедлиться. Этого себе позволить было нельзя. В бегах она лишь потому и умудрялась выжить, что не давала чувствам взять верх.

Отогнув полог из старого полотнища, Мер вышла в зал. Она старалась не поднимать головы в надежде прошмыгнуть в дверь, замеченная разве что редкими завсегдатаями.

Вдруг кто-то вцепился ей в локоть.

Котомка соскользнула с плеча и ударилась о бедро. Мер обернулась, ожидая увидеть Ренфру.

Но это был Рис. Багровый от выпивки и гнева и дружелюбный, как дикий кабан.

– Тебя где носило? – неразборчиво, будто пережевывая слова, проворчал он. – Мне выпить хотелось.

– Отстань, – попыталась вырваться Мер, но Рис со словами «Ты наливать должна» резко дернул ее к себе. Потеряв равновесие, она чуть не упала.

С котомкой на руке нечего было и думать освободиться, и тогда Мер вывернулась так, что заломила Рису запястье. Любой другой закричал бы от боли и отпустил, но выпивка, должно быть, притупила его чувства.

– Сгинь! – За спиной у Риса возник Элгар, вооруженный скалкой, и отшвырнул его в сторону.

Рис поморгал, ощупал затылок и зло посмотрел на повара.

– Ах ты, наглый, мелкий… – Он потянулся к поясу.

В этой округе все ходили с ножами, просто на всякий случай: вдруг понадобится остругать палку или вскрыть бутылку, а Рис был пьян и взбешен – недалеко до беды. Случалось, в таверне дрались, но до поножовщины не доходило.

Элгар, будто мечом, замахнулся скалкой:

– Убирайся, Рис, а не то…

– Чтобы кухарь так со мной говорил… – Вконец побагровев от злости, выпивоха бросился на него.

Мер сразу поняла, что Элгару несдобровать, а ведь он славный малый и хороший друг. Давал Мер объедки для собаки, всегда спрашивал, как дела.

Все получилось само собой: Мер поднырнула Рису под руку с ножом, ударила кулаком в локоть, а затем – плечом в живот.

Разоружить, обездвижить, убежать.

Это было первое, чему ее научили на уроках боя, и вспомнилась наука легко, как дыхание.

Рис засипел и рухнул на пол, а другой посетитель быстро подобрал вылетевший у него из руки нож. Мер выпрямилась, стряхнула с лица волосы, широко улыбнулась. Хотела убедиться, что Элгар не пострадал…

Но улыбка сошла с ее губ.

Повисла глубокая, тягостная тишина, как на кладбище, и Мер сообразила: когда она откинула волосы с левой щеки, все увидели уродливый след от поцелуя раскаленного железа. Клеймо с тем же узором, что на печатке у Ренфру, – герб правящей семьи Гвелода.

Мер будто сама вмерзла в лед, в желудке похолодело, руки отнялись. Народу в таверне собралось слишком много, прорваться силой не вышло бы. Мер учили, как уходить от опасности ловко – иглой, что пронизывает ткань. Из нее сделали тонкий инструмент, а не кувалду.

Ногой она толкнула табурет под колени солдату, который повалился на стоявшего сзади человека. Вместе они упали на стойку. Обернувшись на шум, остальные посетители отвлеклись от девушки, сидевшей на корточках, и Мер воспользовалась замешательством. Вскочила и кинулась к двери.

Но не успела сделать и трех шагов, как ее схватили.

Мер попыталась вырваться, но внезапно в голове сверкнула молния. Растянувшись на полу, Мер смотрела в потолок. Мысль о том, что ее ударили по затылку, казалась какой-то далекой, словно донесшейся сквозь плотный слой воды. Один из солдат оглушил Мер рукоятью меча – не дав выкрутиться, призвать хотя бы каплю силы.

Другой наклонился к ней и отдернул с лица волосы. Прошипел:

– Клеймо князя. Да у нас тут беглая узница, ребята.

– Нет, – кое-как выдавила Мер. Было больно: челюсть ныла, а в голове стучало. Однако третий солдат рывком поднял ее на ноги, отобрал котомку и заломил руки за спину.

Мер наяву очутилась в кошмаре, от которого так часто просыпалась в холодном поту. Ее охватило жгучее чувство беспомощности, хотелось шипеть разъяренной кошкой. Возвращаться к князю было нельзя, и Мер обратилась к воде в воздухе, попыталась вызвать туман, окутать им себя – напугать солдат и улизнуть.

Однако связь с магией оборвалась, потому что на запястья Мер легло железо.

Она пошатнулась и глянула себе за спину: державший ее солдат носил перчатки с железными накладками, и холодный металл высасывал волшебную силу – точно пиявка кровь. Магия не могла помочь Мер.

– Двигай, – грубо приказала женщина. Та самая, которой Мер с улыбкой подносила эль. Казалось бы, они поладили, но вот чем все закончилось.

В отчаянии Мер озиралась по сторонам. Она надеялась, что вот-вот спустится Ренфру и выручит ее. Но нет. Видимо, удрал сразу же, услышав шум. Ему, как и Мер, было что терять.

Посетители глядели на нее со смесью удивления, ненависти и непонимания, а Рис просто кипел – выпивка ему в ближайшее время здесь не светила.

Единственный, кто смотрел по-доброму, был Элгар.

– Мер? – произнес он.

А она даже не успевала извиниться перед ним или Карис. Не успевала поблагодарить за то, что хоть и на краткий срок, но обрела у них подобие дома.

– Позаботься о собаке на ферме Хета! – только и бросила она Элгару. В следующий миг ее вытолкали наружу, в промозглую ночь.

Глава 2

МЕР БЫЛО ВОСЕМЬ ЛЕТ, когда ее отдали Ренфру.

Тощий ребенок с непослушными золотисто-каштановыми патлами и грязными ногами. Она не спала ночами, вспоминая, как за ней гнался в лесу убийца, как смотрел на нее в момент расставания отец. Через восемь дней скачки Мер и Ренфру прибыли в княжеский замок, в Кайр-Витно, и в памяти у Мер остались только размытая зелень да грохот копыт. Путешествие окончилось, когда ее босые ступни коснулись холодного, чистого камня, и она увидала перед собой Гаранхира.

О князьях Мер слышала. Мама и папа, если вконец не уставали от дневных работ в поле, рассказывали детям сказки. Мер всегда казалось, что князья – существа не от мира сего, вроде дивного народца, не совсем осязаемые, заключенные в клетку слов и легенд.

Однако князь Гаранхир выглядел как любой другой человек. Темноволосый, гладкими чертами лица напоминавший хорька. Удивительно молодой, он принял бразды правления у заболевшего отца. Гаранхир лишь бегло взглянул на Мер; увидев, что она еще дитя, велел слугам увести ее. Детям в жизни князя места не было, свои дни он предпочитал проводить в комнате военного совета, у тяжелого дубового стола, заставленного резными фигурками и заваленного картами. Вот подрастет Мер, станет одной из этих фигурок, обретет достаточно сил, чтобы оказаться на доске, тогда и заслужит внимание князя.

Слуги обрядили ее в жесткое и неуютное платье, обули в башмачки, в которых было неловко ногам, и отвели ей – одной! – целую комнату. Прежде Мер иногда мечтала о роскоши уединения, но сейчас тосковала по братьям и сестрам, по матери и отцу, по всему знакомому и любимому.

В замке Мер спалось плохо. Близкий шум океана не давал уснуть, а всякий раз, как мимо двери проходил слуга, Мер вздрагивала. Тогда она повадилась бродить по ночному замку: в это время слуги не заставляли надевать неудобную обувь, а придворные не задавали неудобных вопросов. Мер скользила по коридорам, точно маленький призрак в ночной сорочке, подол которой пятнала грязь со двора.

Однажды ночью Мер, сама того не заметив, оказалась у двери в комнату военного совета.

Место запретное, дверь заперта, и ходу ей сюда не было.

В роковой день, в лесу, Мер почувствовала такую сильную ярость, что убила человека, вот и сейчас в ней проснулся тот же гнев. Обитатели замка ей не семья, и не им указывать, куда ей можно идти, а куда – нет.

Мер приложила к двери ладонь, дала своей силе просочиться в дерево.

Влага есть и в досках, а уж в этом замке – воздвигнутом на утесе близ моря, окутанном туманами и солеными брызгами – ее хватало с избытком.

Мер обратилась к крохотным капелькам на полу, на стенах и даже на своих босых ногах. Вода проникла в дерево, отчего доски набухли. Мер точно знала, что делает: у нее дома входная дверь постоянно застревала в проеме в дождливое время. Застонали, расходясь, дубовые волокна, а потом Мер извлекла из них вообще всю воду, отчего они сжались. Что-то щелкнуло.

Мер ухватилась за круглую ручку, надавила со всей мочи, и, скрипя о пол, просевшая дверь открылась.

Мер вошла. Пахло свечным воском и пергаментом, а ее шаги скрадывал мягкий ковер. Комната была прекрасна: стены украшали гобелены, изображающие родовые древа владык и героев, которые побеждали драконов. Мер озиралась, раскрыв рот; неудивительно, что князь проводил здесь так много времени. Будь у нее такая комната, она бы из нее не вылезала. Зачарованная богатством и великолепием убранства, Мер прошла дальше.

– Какая прелесть, – произнес чей-то голос.

От страха сердце так и сжалось. Чуть не упав, Мер развернулась и хотела бежать, пока не поймали, но чья-то рука ухватила ее за шиворот. Девочка впустую замолотила по воздуху ножками, точно угодивший в силок кролик.

Подняв взгляд, она увидела его.

Человека, что привез ее в замок, забрал ее у семьи. Ренфру. Княжеского соглядатая.

Впрочем, на шпиона он походил не сильно. Лицо – самое обыкновенное, уши – большие, оттопыренные. Зато взгляд, как у ястреба, острый и пристальный. Губы кривились в перевернутой улыбке.

– Дверь же вроде была заперта? – спросил Ренфру.

Мер хотела соврать, но мама учила всегда говорить правду, и она решительно кивнула.

– А, – протянул Ренфру, но обращался будто не к ней. – Войти-то ты вошла, но как думала сбежать?

Шпион опустил Мер на пол, и она пристыженно зарделась:

– Через ту же дверь.

Ренфру поцокал языком:

– Это твоя первая ошибка. Никогда не выходи тем же путем, которым вошла. Всегда оставляй хотя бы два пути для побега.

Мер смущенно воззрилась на шпиона. Она уже ждала наказания за то, что проникла в комнату военного совета, а Ренфру к такой дерзости, похоже, отнесся одобрительно. Опустился перед ней на корточки и заглянул в глаза.

– Я хотела посмотреть, что тут. – Мер упрямо вздернула подбородок.

– Знаешь, что вон на тех картах? – спросил Ренфру. – Или в тех заметках? Читать умеешь?

Мер покачала головой.

– А научиться хочешь?

Мер неуверенно заерзала на месте. Ей дела не было до карт и заметок, однако Ренфру предлагал хоть что-то. И пусть ее детский разум еще не постигал, чего потребует учеба, ей просто хотелось быть нужной хоть кому-то. Родители ее отдали, а князь и вовсе забыл. Соглядатай единственный ее заметил.

– Да, – ответила Мер.

Так началось ее обучение.

По прутьям клетки скатывалась вода.

Мер вслушивалась в тихий ритмичный звук капель. Если бы не оковы на руках, она бы эту воду пустила в ход и заставила расщепить доски тюремной повозки.

Однако железо делало ее беспомощной, как обычного человека.

Ее способности назывались по-разному.

Таких, как она, знать именовала лозоходцами, но к этому слову Мер питала легкое презрение, потому что умела нечто большее, чем просто находить воду. Горожане и торговцы говорили «водознатцы», что было немного точнее. Мер о воде знала все, даже о влаге в теле человека, которую могла использовать как оружие.

Однако жившие поближе к глуши, те, кто придерживался старых обычаев и верил в сказания, всякий раз, заслышав о таких, как Мер, оглядывались на горы на востоке.

Они говорили, что детей вроде Мер коснулись иные.

Магия – не людское дело. Она происходила от иного народца, была чем-то страшным и удивительным. На всякого, в ком обнаруживался дар, взирали со смесью недоверия и алчности. Поговаривали, будто иной народец иногда забредает в земли людей и в добром настроении дотрагивается до живота беременной женщины – одаривая дитя своей магией. Или же дело было просто в удаче, и сила перепадала кому-то по причуде судьбы.

Мер привалилась спиной к борту телеги и постаралась успокоить дыхание. Увезут ее утром – она подслушала разговоры солдат. Служивые хотели хорошенько выспаться, поэтому стеречь повозку остался только один из них. Впрочем, и его хватит. Можно было и вовсе часового не ставить – пока Мер удерживало железо оков.

Ей во что бы то ни стало надо сбежать. Не могла она вернуться к князю Гаранхиру и сказала Ренфру чистую правду: она скорее умрет.

Мер так крепко стиснула кулаки, что ногти впились в ладони.

Ночь выдалась ненастная. Тепло приходило теперь только после полудня, когда из-за серых туч пробивалось солнце. Осень была сырой, холодной и принадлежала Мер… но не сейчас.

Мер попыталась воззвать к своей силе, за что поплатилась острой болью в голове. Она поморщилась и зло посмотрела на оковы. Сокрушенно выдохнула. Могло быть и хуже. Первый раз, когда она сбежала от Гаранхира, все окончилось куда плачевнее. На каждом шагу ее преследовало отчаяние и по ночам мучили сны…

Тела, разбросанные у колодца; солдаты, сбрасывающие мертвых в воду.

…и все это случилось по ее вине.

Бывали дни, когда она думала вовсе не вставать из постели, хотела просто позволить измождению забрать ее. Чтобы ветер, дождь и боль в животе погрузили в сон без грез.

В конце концов спасла Мер вовсе не храбрость, а чистое упрямство.

Люди желали ей смерти.

И это зародило в ее своевольном сердце жажду жизни.

Поморщившись, Мер снова подергала цепи. Будь у нее проволока, она сумела бы вскрыть замок…

Снаружи донесся какой-то легкий звук.

Мер и не уловила бы его, если бы ее не учили прислушиваться. Кто-то приближался, и, судя по поступи, явно не солдат: шаги не сопровождались ни красноречивым лязгом доспехов, ни шорохом трущихся друг о друга звеньев кольчуги.

Во внезапно наступившей тишине Мер инстинктивно задышала чаще. Куда-то делся стороживший ее солдат, но при этом не ворча и не шаркая ногами – вообще бесшумно.

Мер удалось упереться ногами и крепче прижаться спиной к борту повозки. Больше она никак приготовиться не могла.

Дверь клетки распахнулась.

И внутрь шагнул Ренфру.

Мер облегченно расслабила плечи:

– Ренфру.

– Мерерид, – с упреком произнес он. – Ты только посмотри на себя. Связана, как курица, которая перестала нестись и готова пойти на бульон.

– Не совсем готова.

– И я этому рад. – Ренфру согнулся и сел напротив Мер, будто в уютное кресло, а не на лавку, к которой приковывают заключенных. – Как с тобой обращались?

– Как и следовало ожидать. Ни воды, ни еды. Меня отвезут к князю.

– Да, – сказал шпион. – Да, к нему. И меня бы отвезли, не лиши я охранника снаружи… способности нести караул.

Это как, интересно? Удушил или прижал к лицу пропитанную зельем тряпку? Ренфру обладал множеством навыков, среди которых значилось и смертоубийство, но им он не ограничивался.

Убийство одновременно и проще, и нет.

– Так ты пришел убить меня? – спросила Мер. – Было бы милосердно.

– Знаю, – с пониманием произнес Ренфру. – Князь заставил бы тебя служить ему. Ты для него всего лишь инструмент, который он использует и выбросит, когда заблагорассудится. А я, боюсь, стал оселком, на котором тебя заточили.

Мер заморгала, не зная, что и сказать. Чего-чего, а такого неловкого раскаяния она от Ренфру никак не ждала. Ренфру никогда не извинялся; он был шепотом и сталью, ядом и тенью. Он без колебаний совершал ужасные вещи. Мер даже сомневалась, способен ли он вообще о чем-то жалеть.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ты пришел?

– К тебе в таверну или в эту повозку?

– И туда, и сюда.

Уголок рта Ренфру дернулся в слабой улыбке:

– Причину я тебе уже назвал. Ты последняя, и ты мне нужна.

– Как заклинатель воды?

– Как ты сама. Ты была самой лучшей. Самой способной, самой даровитой – едва стала выше моего колена…

– Если думаешь купить мою преданность похвалами, – перебила Мер, – то знай, ничего не получится.

Ренфру тихо рассмеялся:

– Знаю. Но мне не твоя преданность нужна, только навыки. – И, уже без смеха, подался вперед, упершись локтями в колени. – Есть работа.

– Ты говорил, – напомнила Мер. – Только не сказал, что за работа.

– Мы собираемся свергнуть князя.

Мер онемела. Даже дыхание остановилось. Вдохнуть удалось с третьей попытки, а после четвертой она смогла спросить:

– Ты шутишь?

– Нисколько, – ответил Ренфру. – Я полностью честен. Слишком долго власть Гаранхира никто не оспаривал.

– Это невозможно, – возразила Мер. – Князя не свергнуть.

– Отчего? – спросил Ренфру тем же тоном, каким когда-то преподавал ей уроки.

Мер недоуменно уставилась на него:

– Да оттого, что стены Гвелода неприступны. Они заколдованы, их коснулась магия иного народца, как она коснулась и меня. Сам король Араун^[3] заключил сделку с прадедом Гаранхира.

– А если я скажу, – произнес Ренфру, – что нашел способ, как разрушить стены?

– Я отвечу, что это перебор, даже для тебя. – Мер поерзала, звеня кандалами. Ноги уже коченели от холода. – Целые армии приходили к этим стенам, пытались проломить, взять приступом, сделать подкоп… Все безуспешно.

– Есть колодец, – тихо сказал Ренфру. – Он – сердце магии, что подпитывает стены. Его спрятали внутри Гвелода больше сотни лет назад. Все это время он хранил земли кантрефа, и без его магии княжество утратит защиту.

– Колодец, – повторила Мер, не в силах скрыть сомнение, – который подпитывает магию? Если все так просто, то почему никто это не использовал?

– Семья Гаранхира хранит все в тайне. А попытки были, – признал Ренфру. – Просто ни одна не увенчалась успехом.

– О-о… – Мер облизнула пересохшие губы. – И сейчас ты скажешь: «Я собираюсь стать первым».

– Я и стану им. Ведь у меня есть то, чего не хватало другим.

Кусочки мозаики встали на места, и Мер наконец поняла, почему Ренфру потратил столько сил и времени на ее поиски.

Колодец. Магический колодец.

– У тебя есть заклинатель воды, – тихо проговорила она.

У Ренфру заблестели глаза:

– Пока что это под сомнением.

Вот Мер и угодила в ловушку: вся беседа была искусно сплетенной паутиной. Силки Ренфру держали не слабее кандалов.

От мысли о возвращении в Кайр-Витно у Мер болезненно сжался желудок.

– И в этот момент, – сказала она, – ты предлагаешь мне сделку. Свобода в обмен на услуги.

Ренфру покачал головой:

– Нет, Мерерид. Согласишься ты помогать или нет, я все равно освобожу тебя от этих цепей. Убежишь – я не стану тебя останавливать. Но если примкнешь к моему делу… – Его глаза сверкнули, точно синее пламя. – На дне Колодца спрятаны сокровища. Идем со мной. Мы все украдем: и магию, и золото. У тебя появятся деньги, обоснуешься далеко, там, где из Гвелода тебя не достанут.

Вся эта история казалась Мер надуманной, неправдоподобной. Князь Гаранхир и его предки больше сотни лет правили, укрывшись в стенах Кайр-Витно. Трудно было вообразить, что кто-то сбросит князя с престола.

«Мы посланники порядка, – твердил ей всегда Ренфру. – Мы приводим все в надлежащий вид. Выигрываем войны, пролив лишь капли крови. Солдату, чтобы добраться до вражеского владыки, пришлось бы прорубиться через заслон из сотни воинов, а нам хватает поддельных бумаг, мимолетной улыбки или щепотки яда. И мы отнимаем всего одну жизнь».

Было время, когда Мер ему верила. Хотела верить и сейчас.

– Если я соглашусь на это последнее дело, оно и правда станет последним. Больше работать я на тебя не буду. А денег мне на побег понадобится много.

В глазах Ренфру загорелся яростный победный огонь, но шпион не улыбнулся. Казалось, победа его овеяна мраком.

– По рукам, – тихо сказал он.

– Значит, путь лежит в Кайр-Витно?

– Пока не совсем. Для начала я намерен нанять бойцов. Бывший шпион и заклинательница – это хорошо и прекрасно, но, если мы собираемся совершить все и остаться в живых, нам потребуются сильные помощники.

– Сильных помощников было бы проще нанимать без этого. – Мер потрясла цепями. Ей не терпелось сбросить с себя злое железо.

Улыбка Ренфру напоминала изгиб смертоносного клинка. Он полез в карман и достал украденное кольцо с ключами.

Глава 3

РОТ ФЕЙНА наполнился кровью.

Он прокусил губу и хотел уже облизнуть ранку, но вовремя напомнил себе, что так и надо: пусть все видят его окровавленные зубы.

Женщина, с которой он боролся, дала всего миг передышки, а потом снова ударила. Ее кулак с поразительной быстротой врезался ему в ребра, и Фейн упал на колено. Соперница обвила ногой его шею, повалила на пол и стала душить.

Раздался крик, хватка на горле ослабла. Фейн вдохнул и закашлялся. Сплюнул кровью на утоптанный земляной пол.

– Этот раунд за Блодейн! – ликующе проорал человек на перевернутом ящике. У него был повод для радости: он получит свою долю от ставок, и неважно, кто победил. Не меньше радовалась и голосила толпа; кто-то стоял, кто-то сидел – на самодельных лавках или прямо на полу.

Блодейн, волосы которой цветом напоминали горный снег, помогла Фейну встать. Он уважительно кивнул:

– Славный бой.

Блодейн ему очень нравилась. Две недели назад, когда он пришел в этот городок, почти без гроша, она первой заговорила с ним, несколько раз угостила обедом в таверне, пыталась расспрашивать о глуши, откуда он явился. И это она вызвала сегодня Фейна на поединок, потому что полоса поражений лишила его надежды на новые бои. Достойного соперника в нем не видели.

Блодейн покачала головой:

– Ты как пес, нагнавший добычу. Идем. Угощу тебя чем-нибудь, ополоснешь рот.

Лет десять назад здесь наверняка размещался молитвенный дом города Пентрев-ир-Эйгион, но теперь тут устраивали подпольные бои. В воздухе висел плотный запах влажного дерева и пота. Блодейн протолкалась через толпу к лоточнику, продававшему вчерашние пироги и напитки как зрителям, так и бойцам. Бросив торговцу монету, она взяла пару кружек. Протянула кружку Фейну, и он сделал большой глоток. Не эль – вода с медом и мятой. Затем они нашли местечко у стены, подальше от галдящей толпы. Шум стоял болезненно громкий: глумление и похвала, проклятия и песни, – но громче всего гудело железо. Железо тут было повсюду: в ножах, спрятанных в рукавах и голенищах сапог, в гвоздях, вбитых в стены в кольцах и ремнях, в мелькающих тут и там поддельных монетах и в пятнах крови на полу. Запекшаяся кровь гудела тише – шепот старых ран и боли. У свежей голос был резче, похожий на грай воронов, летящих за солдатами в битву.

Звуки смешивались в нестройное пение, и Фейн закрыл глаза.

После нескольких лет в лесу он представить не мог, каким громким бывает железо в людском городе. И он бы ушел, но нужно было ждать.

Одновременно проводилось самое меньшее два поединка: участники сменяли друг друга, деньги споро переходили из рук в руки – и в освободившийся круг вступили новые бойцы.

Бои в кантрефе считались незаконными, потому что налоги с выигрыша на ставках никто не платил. Но как ни выпалывали запретные забавы, они снова сорными травами всходили на этих землях тут и там. Отдушина для всякого, кто желал лучшей жизни и не боялся рискнуть сбережениями. Бойцы и сами могли набить мошну, если ставили на себя и не проигрывали.

И если не умирали.

Опасность только придавала увеселению остроты. Какая-то старуха играла на флейте и барабанчике, а зрители в промежутках между боями оживленно болтали.

Фейн посмотрел на Блодейн.

– Спасибо, – сказал он. – За угощение.

Женщина бросила на него задумчивый взгляд:

– Подумала, что должна тебе, раз уж ты сдал мне бой.

Фейн постарался не выдать удивления:

– С какой стати мне так поступать?

– Вот и я о том же хотела спросить. Ты ни разу не ударил меня. Даже не попытался. Только вид делал, что бьешься. Молотил кулаками по воздуху, но я-то обманные движения сразу вижу. – Блодейн поджала губы. – Это потому, что я женщина? Я ведь запросто могу отметелить тебя еще раз.

– Нет-нет, ничего такого, уверяю тебя. – Фейн мотнул головой. Ну, хоть тут не соврал.

Блодейн в несколько глотков осушила кружку.

– Ты ни разу не победил, – сказала она. – С тех пор, как появился тут, только и проигрываешь да теряешь деньги.

– Может, я не такой хороший боец, как остальные?

Блодейн постучала пальцем по пустой кружке.

– Знаешь, о чем я подумала? Ты затеял мошенничество. Будешь проигрывать, пока на тебя не перестанут ставить. Тогда все поставишь на себя и начнешь уже драться. Победишь и с полным кошелем двинешься в соседний город.

Фейн ошарашенно рассмеялся. Он много какие неприятности предвидел, но чтобы другой боец принялся вот так дознаваться… Этого он не ждал. Обычно люди в своих победах не сомневаются. Они либо слишком жадны, либо чересчур благодарны.

– Вас послушать, так я прямо заправский жулик, леди Блодейн.

Она пристально посмотрела на него:

– Ты здесь не просто так. Зачем ты пришел, если не побеждаешь в боях?

– А может, мне компания нравится? – улыбнулся Фейн.

– Или нравится битым быть. – Блодейн кивнула на его синяки.

– Может, я этого хочу? – ответил он откровеннее, чем надо бы.

Блодейн уставилась на Фейна, и он шумно выдохнул. Он привык изъясняться двусмысленно, используя правду и как щит, и как оружие, а вот люди так не умеют: они либо лгут, либо нет. Слишком долго Фейн пробыл в Аннуне, разучился говорить без затей. Какое-то время он еще мог притворяться таким, как все, но за две недели среди бойцов подустал.

При желании Блодейн легко бы доставила Фейну хлопот, но он надеялся, что до этого не дойдет. Она хотела что-то сказать, однако тут человек, стоявший на ящике, закричал:

– Вызов брошен! Еще никто не побеждал Блайта из Хавн-Глауога.

Блодейн резко вскинула голову. Еще мгновение назад дружелюбная и расслабленная, она подобралась, словно хищный зверь.

– Ну наконец. Я уж думала, не придет.

Фейн не сразу понял, о чем она, и ошеломленно спросил:

– Ты что, с Блайтом собираешься драться?

Блодейн даже не обернулась. Ее взгляд был прикован к мужчине, широким шагом направлявшемуся к одному из кругов. Толпа расступалась перед бойцом, да так спешно, что кто-то запнулся о соседа и сразу несколько человек повалилось на пол. Крикун тем временем продолжал перечислять невероятные победы и достоинства Блайта: выигранные схватки, силу рук, крепость кулаков и как Блайт однажды выжил, сцепившись с аванком^[4]…

Последнее – совсем уж сказки. Фейн хмыкнул бы, но ему сейчас было не до смеха.

– С ума сошла? – прошептал он. – Ты хоть знаешь, что это за человек? За что его прозвали Волком?^[5]

– Да, – просто ответила Блодейн. – Знаю. Зачем я, думаешь, сюда пришла?

Выходит, Фейн ошибался. Он-то считал, Блодейн здесь только ради денег, хотя ее манера боя, яростные, короткие выпады выдавали глубоко засевший гнев. Стоило раньше догадаться.

– Блодейн, прошу… Может быть, это для тебя важно, но…

Блодейн зло ответила:

– Жила-была маленькая девочка. Сирота. Ее, видишь ли, приютил мельник. Дал еду, одежду, кров. Но не прошло и месяца, как приехал Блайт из Хавн-Глауога. Он и его отряд наемников потребовали постоя на ночь и заняли мельницу. Когда же мельник воспротивился, Блайт поджег мельницу. Вместе с той девочкой.

Фейн ощутил горечь во рту.

– Мельник пошел к владыке кантрефа, – продолжала Блодейн. – Стал просить суда, но Блайт же отличный солдат, он же так хорош в бою. Сколько бы домов он ни спалил, сколько бы костей позади ни оставил, никто ему слова не скажет. Мельник – мой двоюродный брат, и теперь у него ни дома, ни пропитания. Он каждый день оплакивает ту девочку.

– И ты решила отомстить за его приемную дочь? Собираешься вызвать Блайта на поединок?

– Никто не хочет вставать у него на пути. Никто его не остановит. Пока он с дружками, мне его не достать. Зато в бойцовском кругу он мой. И я не стану смотреть, как эта скотина калечит других.

Блодейн протолкалась через толпу и ступила в круг.

Блайт из Хавн-Глауога больше походил не на человека, а на битюга. На голову выше Фейна, плечи и грудь бугрились огромными мускулами. При этом лицо у него было обезоруживающе приветливым: улыбка от уха до уха и блестящие синие глаза.

– Что это? – спросил Блайт и рассмеялся утробным смехом. – Иди-ка ты домой, девка. Тебе тут не место.

Блодейн молча подошла к молодой женщине, что записывала ставки на потертом листе пергамента. Положила перед ней кошель с монетами, развязав который женщина побледнела.

Крикун на ящике аж расцвел от возбуждения.

– Похоже, будет тот еще бой! – проорал он.

Блодейн повернулась к Блайту. Дралась она здорово, и Фейн испытал это на себе только что. Однако обветренное лицо Блайта не выражало ничего, кроме насмешки.

Ужас сковал внутренности Фейна. Он много поединков повидал, и однажды при нем боец даже умер – соперник, в обход запрета, пронес в круг нож. Но ни разу при Фейне никто, тем более тот, кого он считал другом, не выступал против громилы в три раза больше его.

Это было безумие, но Блодейн отвергала очевидное, решив, что, кроме нее, никто Блайта не остановит. Фейн восхищался ее отчаянной храбростью и в то же время негодовал – слишком хорошо знал, чем такое оборачивается.

Крикун тем временем дал отмашку.

Бой начался, и толпа завизжала. Блодейн сразу же перешла в нападение, не дожидаясь, пока Блайт атакует. Ударила низко, по коленям. Недурная стратегия: колени – уязвимые, главное – бить под верным углом; такие раны причиняют сильную боль и долго не заживают.

Однако Блайт был не просто здоровенным, но еще и быстрым. Он уклонился, и удар Блодейн пришелся в бедро. Тогда она, стиснув зубы, стала бить наемника по ребрам и в нижнюю часть живота. Несколько раз попала в цель, и Блайту пришлось закрываться предплечьем.

Блодейн повисла у него на руке и двинула коленом в бок. Раздался жуткий треск, и Фейн скривился: у Блайта было сломано ребра два – самое меньшее.

Люди по-разному воспринимают боль: одни падают, другие начинают рыдать или задыхаться. Блайт от боли только рассвирепел, сверкнув оскаленными зубами. Не зря его прозвали Волком.

Блодейн попыталась заломить ему руку за спину и поставить на колени, но Блайт легко стряхнул ее с себя.

Ударил по лицу.

Фейн вздрогнул. Кулак Блайта сломал Блодейн нос, да, похоже, и скулу: вся в крови, женщина теперь выглядела такой же жалкой, как Фейн во время своего поединка. Хотя в ее глазах по-прежнему пылал огонь.

Только ничего это не меняло.

Блодейн была бойцом, а Блайт – убийцей.

Ударом ноги он опрокинул ее на пол и, не сбавляя темпа, принялся молотить кулаками. Фейн слышал эти звуки даже сквозь гомон, глумление и похвалы зрителей, и его замутило.

Наемник явно собирался прикончить Блодейн.

И никто бы не помешал ему.

Блодейн ударила наудачу и попала противнику в глаз. Блайт отшатнулся, а она поспешила откатиться в сторону. Кашляя, приподнялась на локтях. С искаженным от боли лицом зажала бок. Что такое сломанные ребра и какую муку они причиняют, Фейн знал. Чудо, что Блодейн не осталась лежать. Испачканная в земле и крови, бледная, она смотрела на Блайта с решимостью и силой, которые в старинных сказаниях прославили бы ее как героиню.

Будь это старинное сказание, она победила бы. Хитростью отыскала брешь в защите душегуба и непременно свалила бы его, доказав, что правда и добро всегда торжествуют.

Но это было не сказание.

Блайт ударил так быстро, что Фейн едва заметил движение. Блодейн снова рухнула наземь, ахнув от боли, и уже не поднялась.

Толпа притихла, все затаили дыхание. Ждали неизбежного, последнего удара.

И он последовал бы – если бы Фейн, оттолкнув какого-то зрителя, не ступил в круг. Закрыв собой Блодейн, он пристально смотрел на Блайта.

Тот лишь мельком покосился на Фейна:

– В сторону, парень. Это не твой бой.

– Ты прав, – тихо, но твердо ответил Фейн, – и все же убить ее я тебе не дам.

Блайт наморщил лоб, изучая его. Фейн давно оставил привычку смотреться в зеркало, но знал, как выглядит: волосы и глаза черные, на щеках темнеет щетина, хотя он старался не забывать о бритье. Нос, сломанный несколько раз, верхнюю губу рассекает шрам.

Была в его лице какая-то незавершенность, будто скульптор, ваявший его, бросил работу на полдороге.

– Глаз, что ли, на эту девку положил? – ухмыльнулся Блайт и пожал плечами. – Разве можно отказать мужчине в драке?

Фейн снова облизнул губу, ощутив свежий привкус меди.

– Покинь круг, – сказал он. – И закончим.

Блайт взревел от смеха.

– Все и закончится, – посулил он и потянулся к Фейну, собираясь схватить его за рубашку.

Выбора не оставалось.

Героев не было.

Был только Фейн.

Первый раз, как он стал участвовать в подпольных боях, Фейн ударил по-настоящему.

Он вскользь задел Блайта по щеке – чиркнув костяшками кулака, – но магия уже вступила в силу.

Будто сломался сустав: лопнуло натяжение, и стало легко. Мир отодвинулся. Исчезли круг, толпа, ставки, крики, гудение железа, от которого шли мурашки по коже. Остались мускулы, кость, кровь и жилы.

Блайт попытался ударить в ответ, но Фейн легко нырнул ему под руку, схватил за другую и рванул на себя. Лишив противника равновесия, он заодно подтянул его ближе. Трижды врезал ему по сломанным ребрам – Блайт заорал так, что у Фейна заложило уши.

От боли Блайт пришел в бешенство и потерял бдительность. Согнулся, загородив бок, и приготовился атаковать.

Вот чем различались они.

Блодейн была бойцом, Блайт – убийцей.

Фейн был смертью во плоти.

Сейчас им владела его волшебная сила.

Фейн отдался ей полностью, став куклой на ниточках, превратившись в инструмент чужой воли. Он понимал, как наносит удары, но словно со стороны, словно вышел из тела. На несколько мгновений закрыл глаза. Не обязательно видеть, как ломаются кости, чувствовать соленый пот на губах или скользкую влагу на пальцах. Вместо этого он вызвал в памяти запах влажных дубовых листьев и аромат костра, вкус лесных ягод и прикосновение нежных пальцев, убирающих с его лица грязные волосы. И заключенную шепотом сделку, которая навеки его изменила.

Семь лет службы за семь людских жизней.

Две он уже отнял, эта станет третьей.

Когда Фейн открыл глаза, бой уже завершился.

С Блайтом было покончено.

Наемник бесформенной кучей лежал на полу. Бездыханный.

Все болело. Фейн не помнил, как Блайт достал его, однако нос снова кровоточил. Кожа на костяшках кулаков лопнула, легкие горели. Фейн шумно выдохнул, пытаясь успокоиться. Минуты, когда заклятье только отпускало, он ненавидел больше всего. Он будто возвращался в разоренный город: приходилось осматривать себя, проверять понесенный урон и что можно еще подлатать.

Фейн выпрямился и только сейчас понял, что в зале царит полная тишина. Ни криков, ни улюлюканья, ни похвалы, ни звона монет. Фейн подошел к принимающей ставки, и та отпрянула, насколько позволял табурет. Потупившись, не смея поднять взгляд, подвинула к нему деньги Блодейн и Блайта. Получилась приличная сумма. Фейн забрал все, вернулся к Блодейн и бросил выигрыш перед ней.

– Это твоему брату-мельнику, – тихо произнес он.

Блодейн посмотрела на него. Она не двигалась – от боли и, возможно, от страха. Она боялась, и это ранило Фейна – сильнее, чем ожидал. Но все же он понимал Блодейн.

Расправив плечи и глядя прямо перед собой, Фейн направился к двери, и толпа расступалась, как колосья – под ветром.

– Его коснулись иные, – прошептал кто-то.

– Нехорошо это, – тихо сказал еще кто-то.

– Не человек.

– Убил и глазом не моргнул.

– Нехорошо это.

Голоса становились громче, ропот наполнил все помещение. Фейн ускорил шаг. Нельзя было, чтобы дружки Блайта догадались, как он сейчас изможден и уязвим. От ножа в спину магия не спасет.

Он вышел в ночь.

В этот поздний час улицы были тихи. Туман поглощал свет луны, окрашивая город в оттенки серебра. Кое-какие люди все-таки попадались: зрители с боев – почти все едва держались на ногах, а лица прятали под капюшонами. Через дорогу на опрокинутых бочках из-под эля сидели трое и попыхивали трубками.

Услышав мягкий шорох, Фейн опустил взгляд. Его ждали, но опасаться не стоило – это был песик на коротких лапах, и, даже встав на задние, он еле доставал кончиками заостренных ушей Фейну до колен.

Корги спал, привалившись к пустой бочке для дождевой воды, уткнув мордочку в лапы, но при появлении Фейна вскочил и радостно завилял хвостом.

– Надеюсь, без меня ты ни у кого сапог не стащил? – Фейн потрепал песику уши. Тревор в ответ лизнул ему руку.

Один из курильщиков посмотрел на собаку и мрачно перевел взгляд на Фейна.

– Ты что за игры ведешь? – резко произнес он. – Хочешь обрушить на наши головы гнев иного народца? Зачем тащить в город их лазутчика?

Тревор обернулся и завилял хвостом, напугав говорившего. А уж когда песик сделал два шага в его сторону и тихо-тихо гавкнул, мужчина с перепугу чуть не свалился с бочки. Глядя попеременно то на Фейна, то на собаку, он затолкал еще дымящуюся трубку в карман и поплелся прочь. Остальные – следом за ним. Фейн посмотрел на Тревора:

– Ты ведь это нарочно, да?

Тревор вывалил язык, хвост у него от радости теперь и вовсе ходил ходуном.

– Да, – сказал Фейн. – Ты точно угроза для нас для всех.

Тревор тихонечко заскулил.

– Попрошайка, – ласково пожурил Фейн. – Пойдем. Перекусим чем-нибудь и на боковую.

Городок был небольшой, но даже в столь поздний час кое-где еще не закрылись таверны. Фейн уже хотел идти, но тут заметил, что за ним следят: из дома боев украдкой вышли двое. Первой – девушка. Даже под капюшоном виднелись медово-каштановые пряди, прикрывающие левую щеку.

Мужчина, который стоял за ней, был старше. Оба кутались в темные плащи и держались настороженно. На запястьях и в голенищах сапог у девушки шептало железо – скорее всего, ножи. Еще кусок металла, не такой острый, прятался у нее за поясом. Должно быть, какой-то ключ.

У мужчины ножей было не счесть, и, находясь в нескольких шагах от него, Фейн как будто стоял подле гудящего улья.

– Вам помочь? – спросил он, раскрыв ладони и чуть разведя руки в стороны.

Ответил мужчина:

– Ты бы помог, оставив Блайта в живых.

– Печаль-то какая, – неискренне пробормотала девушка.

– Соболезную о вашем друге, – сказал Фейн.

Мужчина фыркнул:

– Едва ли он был нам другом. Мы искали наемника. – Он задумчиво оглядел Фейна. – Как ты его убил?

Фейн ожидал чего угодно, но только не такого вопроса.

– В каком смысле?

Мужчина скривил губы в улыбке, вид которой навевал мысли о ножах и рыболовных крючках.

– Ты забил прославленного наемника так же легко, как я прирезал бы кролика, угодившего в силок.

Фейн утер кровь под носом:

– Это если кролики у тебя в деревне умеют врезать по морде.

Девушка от удивления аж прыснула и прикрыла рот ладонью.

– Я считал, что это невозможно, – не обращая на нее внимания, заметил мужчина.

– Ты бы в горы сходил, – ответил Фейн. – Там невозможное на каждом шагу.

Фейн все еще не привык к тому, как городские воспринимают магию. Им она казалась чем-то далеким, этакой небывальщиной. Зато те, кто жил в тени гор Аннуна, отмечали двери домов железом, пересчитывали ворон, угнездившихся на ближнем дереве, подносили к лесу корзины спелых яблок и хлеба в обмен на добрую погоду и наставляли детей, чтобы те не заключали сделок ни с кем, кого повстречают в чаще.

В глазах мужчины блеснул жадный огонек:

– Так тебя коснулись иные.

– Этого я не говорил, – поправил Фейн.

Сделав на прощание вежливый жест рукой, он было повернулся…

– Мы хотим нанять тебя, – сказал мужчина. – Есть работа, плата щедрая.

– Я не Блайт. И вряд ли мне понравится то, на что вы меня подряжаете.

Он выдохнул; во рту все еще стоял привкус крови, и хотелось чистой воды. Но не успел он во второй раз дать понять, что прощается, как Тревор подошел к девушке и обнюхал ей ноги.

– Ух ты, смотри, какой милашка. – Без малейшей опаски она опустилась на колено и дала Тревору обнюхать руки.

Песик лизнул девушке пальцы и чихнул.

Желудок у Фейна провалился в пустоту.

Тревор принялся радостно скакать вокруг девушки. Завилял хвостом и снова чихнул.

Магия.

Тревор чихал, только если чуял магию.

– Что-то не так? – насторожилась девушка, поймав на себе пристальный взгляд Фейна. Голову она старалась не поднимать, пряча за волосами левую половину лица. – Мне нельзя его трогать? Он твой? – Девушка перестала чесать Тревору уши, и он разочарованно сел.

– Нет, можешь гладить. Он сам по себе, – ответил Фейн. – Просто очень любит сыр, вот и таскается за мной повсюду.

– А он красавчик. – Девушка улыбнулась Тревору. Тот снова принялся лизать ей пальцы, напрашиваясь на ласку.

Фейн присмотрелся к незнакомцам:

– Кто вы?

– Меня зовут Ренфру, – представился мужчина. – А это Мерерид, – указал он на спутницу.

Мерерид рассеянно гладила мордочку Тревора. Песик чихнул еще раз, да так сильно, что плюхнулся на зад. Потом мотнул головой, тряся ушами.

Никаких сомнений: девушка обладала магическим даром. Судя по тому, как расчихался Тревор, дело не в амулетах, которыми можно задешево разжиться у вещуний, и даже не в позаимствованной силе, как у самого Фейна. Ее магия была подлинной.

– Предлагаю разделить с нами ужин, – сказал Ренфру, видя нерешительность Фейна. – Мы обсудили бы работу, на которую я собирался подрядить Блайта. Это, кстати, не убийство. То есть, если все пройдет гладко, убивать никого не придется.

– Весьма обнадеживает, – отозвался Фейн. – А с чего ты взял, что я прямо сейчас не пойду к страже и не расскажу, как вы пытались нанять меня для незаконных делишек?

– Ты же участвовал в боях, – напомнил Ренфру. – Законопослушные обыватели не бьются в подпольных поединках за деньги и славу. И, уж конечно, они не забивают насмерть, забавы ради, печально известных наемников.

Крыть Фейну было нечем.

– Я сделал то, что требовалось сделать, – сказал он наконец. – Простите, если не угодил.

Ренфру покачал головой:

– Никогда не извиняйся, славный парень.

Фейн открыл рот, чтобы ответить, но тут с грохотом распахнулась дверь дома, в котором проходили бои. Послышался гул разъяренных голосов.

Наверное, дружки Блайта. Долго же они тянули. Заливались, поди, крепкими напитками, прежде чем набрались смелости искать Фейна. А значит, пришла пора уходить.

– Что у вас на ужин? – спросил Фейн.

Глава 4

ПОСТОЯЛЫХ ДВОРОВ в этом городке было немало, но Ренфру обходил все таверны стороной, предпочитая держаться подальше от странников и тепла очагов. Он шел в тени, Мер следовала за ним в полушаге.

Есть привычки, которые не ржавеют. И страхи, которые никогда не оставят.

Мер смотрела под ноги, ловя шорох своих шагов и шагов нового знакомого за спиной. Его собака, пыхтя, семенила рядом; Ренфру, как всегда, двигался совершенно бесшумно. Одновременно Мер вслушивалась, нет ли погони – топота ног и гневных криков. Дружки Блайта станут искать его убийцу.

Она высунула руки из-под плаща, держа наготове ножи, которые, правда, так и не пригодились.

Наконец Ренфру вывел их на окраину города и остановился у одного из брошенных домов.

Мер ждала, что их гость на такие скромные условия не согласится, но Фейн и словом не обмолвился. И, пока корги принюхивался к отсыревшему дверному косяку, переступил порог. Казалось, он ни капли не боится оставаться здесь наедине с двумя незнакомцами. Либо он невероятно храбр, либо – что скорее – глуп.

Или же, подумала Мер, совершенно не сомневается, что сумеет постоять за себя.

Не сомневалась в этом и Мер – помня, что он сотворил с Блайтом.

В доме пахло гнилым деревом, из щелей торчал мох. Ренфру подошел к пустому, занавешенному старой тряпкой окну и хотел выглянуть, но Мер вцепилась ему в руку.

– План был не такой, – прошептала она. – Мы собирались нанять Блайта.

– Брось. – Ренфру говорил спокойно и тихо, чтобы слова не разлетались. – Знаешь ведь, как бывает: мы строим планы, а они берут и рушатся.

– Я надеялась, что за несколько лет вдали от князя и его интриг хоть что-то изменилось.

Ренфру мягко и немного грустно улыбнулся:

– Игра никогда не меняется. Как и необходимость быстро перестраивать планы. – Не моргнув глазом шпион легко освободился и сам перехватил руку Мер. Аккуратно напомнил, что шутить с ним по-прежнему не стоит. – Нам нужен боец, а этот парень не так прост, как кажется. Я десятилетиями наблюдал, как люди убивают людей, но такого таланта еще не встречал. Он идет с нами.

Мер посмотрела в угол комнаты, где Фейн, опустившись на колени, чесал собаку за ушами.

– А если откажется? – тихо спросила она.

Ренфру не ответил, но Мер и так понимала: раз человеку известно об их предложении, назад ему дороги нет. Слишком высоки ставки.

Она потерла сухие покрасневшие глаза. Дорога сюда отняла почти неделю, и без отдыха магия Мер сделалась медленной.

– Я устала, – пожаловалась Мер. – Захочешь заставить его молчать – делай все сам.

На лице Ренфру не отразилось ни гнева, ни раздражения.

– Надеюсь, усталость не помешает тебе развести огонь? Проверю, не увязался ли за нами кто.

Мер бросила на Ренфру недовольный взгляд и опустилась у очага на колени. Дверь за шпионом закрылась, и Мер осталась с Фейном наедине.

Со злостью выдохнув, она уставилась в очаг. Потом достала из котомки огниво, и через несколько минут сухие поленья уже ярко горели. Корги неспешно подошел и улегся рядом с ней. В мерцающем свете пламени его взгляд казался разумным. Или же Мер просто вообразила это себе. О корги ходили разные слухи: мол, они прислужники и посланники тилвит-тег. Мер этим россказням не доверяла. Если бы иной народец и засылал к людям лазутчиков, то уж точно не таких… слюнявых.

– Откуда он у тебя? – спросила Мер, давая собаке обнюхать руку. Корги потыкался мордой ей в пальцы, а потом, громко чихнув, облизал их.

Фейн потрепал ему уши.

– Тревор-то? Я наткнулся на него в лесу. Угостил сыром, и он решил, что меня неплохо бы сопровождать.

– Он симпатичный. – Мер невольно заговорила мягче и, вздохнув, подняла взгляд на Фейна: тот не стал присаживаться у огня, просто расслабленно стоял, опустив руки по бокам.

У него были суровые черты, как будто некий резчик вытесал его из особо твердого дуба. Солнце палило его кожу многие годы, зачернив предплечья, и от того шрамы проступали еще заметнее. Хуже всего пришлось рукам: костяшки много раз сбиты, ногти сломаны, а безымянный палец на правой руке явно сросся неверно после перелома. Черные волосы, черные глаза – один подбит. В жилистых руках и плечах Фейна чувствовалась большая сила.

Но никакая сила в мире не спасет, если Мер обратит против него свой дар. Из сырости в воздухе получится отличный лед, и, обездвижив Фейна, Мер может заморозить воду в крови и легких или заставить его захлебнуться.

Прикидывать, как убьет тех, кого встречает, было нехорошо, но из-за своей доброты она уже хлебнула лиха.

Вошел Ренфру и стряхнул с плаща капли тумана.

– Все в порядке, – сообщил он. – Полагаю, с моей стороны невежливо обсуждать дела на пустой желудок, но я бы хотел покончить с этим прежде, чем пойду подыскать ужин.

– Ты имеешь в виду «купить»? – Фейн слегка выгнул бровь.

– Он имеет в виду «украсть». – Мер не смутил укоризненный взгляд Ренфру. Раз уж втянул ее во все, то она будет попрекать его когда захочет.

Ренфру бурно выдохнул, будто маялся с непослушным ребенком.

– Тебе ведь нужны деньги, так? – обратился он к Фейну.

Фейн вопросительно взглянул на шпиона; в свете очага его кривой нос отбрасывал причудливые тени.

– С чего ты взял?

– В боях участвуют, только если нужны деньги или надо что-то доказать, – ответил Ренфру. – Тебе доказывать явно нечего, если вспомнить, как старательно ты отговаривал Блайта от боя.

Фейн привалился плечом к стене. К облегчению Мер, трухлявое дерево не обрушилось под его весом. Она бы предложила Фейну сесть на стул, но из дома вынесли все, даже мебель.

– Так что за работа? – поинтересовался Фейн.

Мер снова ощутила на себе взгляд Ренфру и на этот раз подняла голову. Что именно из плана шпион собирался раскрыть, она не ведала, поэтому решила молчать.

– Гаранхир, – сказал Ренфру. – Что ты о нем знаешь?

Корги поднялся со своего места у очага, сел у ног Фейна, и тот рассеянно почесал его за ухом.

– Князь Гвелода. Правит, сидя у себя в городе Кайр-Витно. Совершает набеги на соседний Гвинед.

Это он очень мягко изъяснился. Ни словом не обмолвился о трупах, спаленных фермах и отравленных колодцах.

– Он тиран, – просто произнес Ренфру, – который слишком юным пришел к власти и которому почти никто не перечил. Ему мало собственных земель, хотя он и ими-то не в состоянии управлять. Однако за ним стоит большая мощь. – Шпион скрестил руки на груди и подался вперед, как бы собираясь нашептать секрет. Даже Мер, знакомая со всеми его уловками, и та едва поборола искушение наклониться. Спокойная уверенность наделяла властью, которой не добьешься криком. – У него есть колодец, где спрятаны волшебные сокровища. Многие искали их, но никто не преуспел. Мы намерены эти сокровища добыть.

Повисла короткая пауза.

– Да вы обычные воры, – сказал Фейн.

– Поверь, не обычные, – вмешалась Мер. – Таких, как мы, ты больше не встретишь.

Фейн перевел испытующий взгляд с нее на Ренфру.

– И вы ждете, что я соглашусь? Прямо вот так?

– Ну, мы пришли сюда в поисках наемника, которому хватило бы услышать про «волшебные сокровища», – сказала Мер. – Будь ты жадным, все оказалось бы куда проще.

– Уж простите, что я не такой, – уныло пожал плечами Фейн. – Это, наверное, невыносимо.

Ренфру выставил перед собой ладони.

– Я видел, как ты дерешься, парень. Ты мог бы продать свои навыки армии любого кантрефа, и тебя приняли бы с радостью. Но раз ты до сих пор не пошел в наемники, значит, либо бежишь от чего-то, либо не желаешь выделяться. – Он пристально смотрел на Фейна. – Где твой дом?

– К востоку отсюда. Близ границ Аннуна. Деревенька, о которой вы даже не слышали.

– Семья? – спросил Ренфру.

– Мертва, – просто ответил Фейн. – Наемники убили.

Теперь стало ясно, почему смерть Блайта его не печалила.

– А что потом? – продолжил Ренфру. – Армия?

– Податься было некуда, и я отправился в горы. Служил тамошним жителям.

На мгновение Мер почудилось, что она неверно расслышала Фейна: в горах людских поселений нет, значит…

– Тилвит-тег, – догадался Ренфру, меняя позу. Кто-нибудь другой и не заметил бы, но Мер увидела, как он чуть согнул пальцы и расправил плечи, готовый, если что, схватиться за ножи, прикрепленные к внутренней стороне запястий. – Ты служил иному народцу?

Фейн ответил как ни в чем не бывало:

– Какая бы молва ни ходила, иные не похищают людей. Разве что иногда, – добавил он, подумав немного. – Чаще всего они просят людей о том, чего сами не могут. Условия честные, да и я имел дело только с лесными жителями, не со знатью. Короля их я так и не видел и с его придворными не говорил. – Он пожал плечами и тут же поморщился от боли. Все же ему на ринге досталось. Удивительно, как еще на ногах стоял.

– И что делал ты? – спросила Мер. – Дрался? – О тилвит-тег она знала мало, только то, что они без меры красивы, а в питомцах держат чудовищ. Ходили слухи о возлияниях, что длились веками, о войнах, в которых сражались при помощи магии и медоточивых речей, о великих чудесах и не меньших кошмарах.

Фейн сжал губы и посмотрел ей в глаза. В его взгляде Мер прочитала легкую усмешку.

– Я был железоносом.

Мер моргнула:

– Кем-кем?

– Все как я сказал, – ответил Фейн. – Иные не выносят прикосновения холодного железа. Его присутствие отравляет землю, ослабляет их магию. И да, железо в наших телах – тоже. – Он постучал себя пальцем по груди. – Всегда есть те, что ищут пути в Аннун. Кто-то погибает, кто-то не находит обратной дороги, и тела надо убирать, пока они не отравили магию. Тогда иные чарами дают людям способность искать железо и отправляют их в лес.

Мер и Ренфру переглянулись.

– Ты убирал трупы, – вывела она.

– А также цепи, замки, ключи, броню… – Фейн умолк на миг. – Но главным образом тела, да.

«Ну конечно, – подумала Мер, – из всех наемников нам попался именно тот, что был на побегушках у иных, бился так, будто на плече у него сидит сама смерть, и добывал пропитание уборкой трупов».

Ренфру смотрел на Фейна, словно жалея, что позвал его в дело, а Мер поняла, что этот малый нравится ей уже чуточку больше. Хотя, возможно, в ней говорило простое упрямство.

– Я был не единственный, – сказал Фейн, заполняя тишину. – Нас таких было много. Смертных, искавших кров и горячей еды, готовых выполнять работу, которую не могут выполнять сами тилвит-тег. Мне нравилась эта нехитрая жизнь в горах.

– Чем же именно, – спросил Ренфру, – тебе отплатили иные? Золотом? Чарами?

Фейн пошевелил пальцами, и в свете огня стали видны его окровавленные костяшки.

– Смертью, – ответил он.

Скажи это кто другой, и Мер рассмеялась бы, но голос Фейна никак не изменился, ни нотки гордости не проскользнуло. Так торговец называет цену товара. Впрочем, Мер вряд ли поверила бы на слово, да только под ногтями Фейна была кровь убитого им недавно человека.

– Ты владеешь магией, – заключила Мер. – Вот как тебе удалось убить Блайта.

Фейн стрельнул глазами в ее сторону:

– Некоторые с ней рождаются. Другие ее зарабатывают.

Мер постаралась не выдать удивления. Фейн говорил с ней как с равной, будто знал о ее даре. Но откуда? Может, он еще и способен видеть магию в других?

– Если тебе так нравилось жить у иных, что же ты от них ушел?

Фейн обернулся и посмотрел на восток. В сторону Аннуна, догадалась Мер.

– В горах я стал без надобности, – просто ответил он. – И я ушел. Бродил по сельской местности. Повстречал Тревора. – Он нежно погладил песика. – Нашел бойцовые круги.

– Тебе следует знать, что наемники из отряда Блайта довольно мстительны, – сказал Ренфру. – С ним они прилично набили карманы, грабя деревни на окраинах Гвелода. Ходит слух, что сам Гаранхир приплачивал Блайту за опустошение соседних кантрефов.

– И все же вы хотели его нанять, – напомнил Фейн. – Хотя знали о его верности князю.

Ренфру пожал плечами:

– Скажу очевидное, но наемники продаются. Ты же явно не питал особой любви к Блайту. Наемники вроде него будут и дальше резать людей на границах, пока владыки вроде Гаранхира хорошо им платят. Но если мы ослабим князя, ему придется отозвать войска. Возможно, он даже начнет договариваться о мире с соседями.

До Фейна начало доходить, и черты его лица сделались резче.

– Так вот что вы затеяли. Не просто обокрасть князя, а нанести удар его власти.

– Одно другому не мешает, – ответил Ренфру. – Ты поможешь людям вроде той девушки, которую спас. Да еще и останешься при барыше. Уверен, ты понимаешь, что задача, по сути, благородная.

Таков был дар Ренфру. Обладай он хоть толикой знаний о человеке – опутает паутиной речей хоть врага, хоть соратника.

– Надо полагать, работа не для глупых, – сказал Фейн. – Если такая сокровищница и впрямь существует, то разграбить ее наверняка пытались до вас.

Глаза Ренфру зажглись.

– Пытались. Но я ведь уже говорил, что тайник спрятан в Колодце. А у нас есть то, чего всем недоставало. – С этими словами он положил руку на плечо Мер. Жест был не то чтобы теплый; так заводчик показывает зубы лошади: гляньте, мол, какие крепкие и здоровые.

– Ты можешь отыскать Колодец? – спросил Фейн.

Мер посмотрела ему прямо в глаза:

– А иначе какой из меня водознатец?

Фейн нахмурился, но Мер выдержала и не отвела глаз. Если он примкнет к ним, ему должно быть известно о ее силе. А если отвергнет предложение… что ж, этого заброшенного дома живым ему не покинуть. Ренфру парня не отпустит. И еще она подумала, не догадался ли о том Фейн – не потому ли не присел у огня рядом с ней?

Тишину нарушал только треск, с которым горели, плюясь искрами, сухие поленья. Когда молчание стало невыносимым, Мер поерзала на месте.

– Ну ладно, – произнес Фейн. – Я с вами.

Ренфру довольно улыбнулся. Он протянул руку, и Фейн пожал бы ее, но тут Мер встала.

– Откуда нам знать, что ты сдержишь слово? – спросила она.

Кто-то должен был задать этот вопрос, а раз уж Ренфру играл роль доброго нанимателя, то изображать недоверчивость выпало ей.

Фейн ответил все тем же ровным голосом:

– Оттуда, что если я даю слово, то не нарушаю его. И если я клянусь в верности нанимателю, то скорее умру, чем предам.

В лжецах Мер разбиралась, ее как-никак растил шпион. Фейн не лгал; он говорил, будто укладывал тяжелые камни в основание собственной жизни.

– Что ж, ладно, – сказал Ренфру. – Еще вопросы есть?

Фейн немного подумал:

– Можно мне будет самому выбрать что-нибудь из сокровищ?

– Думаю, – кивнул Ренфру, – это легко устроить.

Глава 5

ЛЕСНЫЕ ПРЕДГОРЬЯ АННУНА всегда были полны странностей.

Старые деревья переплетались корнями, их кривые ветви не пропускали солнечный свет. Землю устилал ковер жухлых листьев, диких цветов и ягод, и только самые смелые отваживались охотиться даже на окраинах чащи. Все слышали рассказы о тех, кто, отправившись в лес за добычей, пропадал всего ночь, а возвращался постаревшим на десять лет. Некоторые смельчаки и вовсе не выходили назад.

Когда Фейн был еще маленьким, мама дала ему подвеску из кусочка железа на кожаном шнурке, велев носить на шее или запястье. Имелись и другие способы защититься: набить карманы черствым хлебом, можжевельником или принести дары лесным обитателям. Но Фейну, сыну замочника, в самый раз пристало носить железо. Оно ему нравилось, и папа обещал научить, как придавать металлу форму, как делать замки и ключи, которыми Фейн так восхищался.

Сдержать слово у отца не вышло.

Когда Фейну было одиннадцать, к ним пожаловал гость. Он не представился и не поздоровался, разве что улыбнулся поджатыми губами. Ему нужно было вскрыть одну дверь, явно не свою.

Отец отказался. И схватил тяжелую раскаленную кочергу, стоило незнакомцу посмотреть на сидевшего в углу Фейна.

Мужчина отступил, выставив перед собой ладони и еще сильнее поджав губы.

С тех пор, когда Фейн вспоминал его, первой всплывала та улыбка. В ней угадывалась немая угроза, которую Фейн тогда не распознал.

– Кто это был? – спросил он, когда незнакомца спровадили.

– Просто человек, – не разжимая зубов, ответил папа, – которому жадность ум выела.

На этом Фейн и забыл обо всем, потому что по малости лет ничего не понял.

Зато неделей позже, возвращаясь с другого конца деревни, куда его отправили за яйцами, Фейн увидал столб дыма.

Бросив яйца, Фейн ринулся к дому. Вернее, к пожарищу: дом обрушился, от него остались головешки и жуткая вонь паленого мяса.

А в стороне стоял тот самый незнакомец, что приходил неделей раньше. Фейн закричал, не понимая, отчего его никто не остановил, отчего…

Не сразу разглядел, что тот явился сам-пять и вся компания восседает на конях, при оружии. Незнакомец вскочил в седло, пробормотал что-то спутникам, и они поскакали прочь.

Фейн кинулся следом.

Перехватил его сосед.

– Они уехали, парень, – прошептал он на ухо мальчонке. – Беда, но твои мама, папа и брат… их больше нет. Идем же со мной, пошли…

Эти слова разъедали горше, чем дым. Люди, убившие его семью, скрылись, а Фейн ничего не мог поделать. Совсем ничего. И потому позволил увести себя.

Добрый сосед привел мальчика в дом: добрые руки отмыли его и приголубили, уложили в кровать, но у него даже глаз сомкнуть не получалось. И когда сделалось уж совсем тошно, Фейн вылез из постели и подошел к жене соседа. Та сидела у очага в кресле-качалке и чинила рубашку. Увидев Фейна, она озабоченно улыбнулась уголком рта:

– Не спится тебе?

Фейн покачал головой:

– Почему?.. Моя семья… почему так?

Хозяйка поджала губы и отложила шитье:

– Я не знаю. Но плохое… порой случается. С хорошими людьми.

У Фейна все сжалось в животе от гнева и возмущения.

– Это же не само случилось, – выпалил он. – Те люди. Зачем они сделали всё это?

Женщина со вздохом протянула руку, и Фейн шагнул к ней, позволив погладить себя по плечу.

Руки у хозяйки были нежные, но все же чужие. Не мамины.

– Эти люди – наемные мечи, – сказала она. – Такие частенько промышляют воровством. Думаю, они хотели, чтобы твой папа помог им попасть кое-куда, а когда он отказал, расправились… чтобы другим было неповадно.

– И их никто остановит? – спросил Фейн. – Кто-то ведь должен. Надо пойти к барону, он что-нибудь сделает. – Вельможа, владевший чуть ли не всеми окрестными землями, казался мальчику чем-то далеким, но сейчас он ухватился за соломинку. – Эта деревня принадлежит барону, не станет же он спокойно смотреть, как убивают здешних жителей!

Женщина убрала ему волосы со лба.

– Мой милый мальчик. Эти люди… – Хозяйка посмотрела на огонь. – Они сами служат барону.

Фейна как молнией поразило. Он вернулся к своей кровати в закутке, и женщина не стала его задерживать.

Впрочем, он не лег. Вместо этого улизнул из дому и покинул деревню. Он просто не мог оставаться на земле, где господин нанимает убийц, где нельзя отомстить за близких и где он сам оказался не в силах спасти родных.

Вдалеке, в полудне пути, вздымались горы Аннуна. Фейн устремился туда, босой, в старом истертом плаще. Не замечая грязи под ногами, все бежал и бежал. Его несла вперед ярость, какой он прежде никогда не испытывал. И наконец он влетел в окутанные туманом влажные дебри.

Фейн слышал рассказы про этот лес. Про детей-подменышей, про чудовищ, про бессмертные и жуткие создания. Но слышал и о том, как в обмен на миску молока и безделушки люди получают помощь; о героях, отправившихся к иным и разжившихся волшебными мечами. И он пошел к иным, потому что выбора не осталось.

Фейн блуждал по чаще два дня.

В конце концов, обессиленный, он рухнул на колени; в желудке было пусто, стертые ноги кровоточили. Потом он узнал, что именно кровь и привела к нему иных. Железо истощало магию, и лесные обитатели ощутили его ядовитое присутствие.

Фейна нашли лесные тилвит-тег. Они носили венцы из белого переступня, ожерелья из ягод рябины и одежду, сотканную из мха.

Если бы Фейн испугался, все могло бы закончиться иначе: его бы загнали, как зверя, или заперли в клетке древесных корней, – но иным, похоже, приглянулось его безрассудство.

Одна из дозорных шагнула к нему. У нее были браслеты из можжевельника и милое лицо, а вот глаза – какие-то неправильные. Там, где полагалось быть белкам, они чернели; это были глаза оленя или какого-то другого дикого создания.

Фейн уставился на деву, слишком пораженный, чтобы пугаться.

– Прошу, – прохрипел он. – Пожалуйста.

Дева опустилась перед ним на колени и улыбнулась. Отвела у него с глаз прядь грязных волос. Это прикосновение могло бы утешить, не источай ее пальцы холод.

– Зачем пожаловал, смертное дитя?

Фейн задышал быстро и сбивчиво:

– Семеро… Семеро сгубили моих родных. Я хочу… отомстить убийцам. – Произнести эти слова, эти проклятые слова его заставили безысходность и слепая отвага.

Дева кивнула, блеснув странными темными очами:

– И что ты предложишь взамен?

С пустыми руками в лес совались только потерянные и отчаявшиеся. Фейну было нечего предложить: ни миски молока, ни золотых вещиц; впрочем, он слышал, как людей принимают в услужение.

– Себя, – сказал Фейн. – На что ни сгожусь, все сделаю. Прошу вас.

Стоило тогда поторговаться, хорошенько взвесить слова, как купцы взвешивают серебро. Однако он был ребенком, у него болели ноги, урчало в желудке, а закрывая глаза, он видел пожарище на месте дома.

Фейн не мог оставить убийство семьи без отмщения.

Дева снова кивнула:

– Семь лет службы за семь человеческих жизней.

Фейн коснулся протянутой изящной руки с длинными пальцами и ощутил, как в нем пробуждается магия.

На следующий день после боя, когда Фейн проснулся, ребра саднили, а улегшийся поперек груди корги радостно пыхтел в лицо.

– И тебе доброго утра, – сонно пробормотал Фейн, почесывая Тревору спину. Песик со стоном перекатился на бок, но дышать легче не стало. – Ты же размером с половину пони. Слезай давай.

Беззаботно виляя хвостом, песик скатился с Фейна. Ну хоть кто-то просыпается в добром расположении духа.

В таверну Ренфру, Мер и Фейн не пошли и переночевали в заброшенном доме из опасений, что отряд Блайта станет искать Фейна. Поздний час и выпитое лишь подогрели бы их злость, а драться со всей бандой у Фейна желания не было. Собственно, так он всего за пару часов и превратился из бойца в наемного вора. Он много кем был: сыном, братом, юным подмастерьем замочника, железоносом, бойцом… Теперь стал убийцей, единственный верный спутник которого любил таскать чужие сапоги и вылизывать себе то, о чем не принято говорить.

Пережив такую потерю, кто угодно мог перестать осознавать себя.

Однако у Фейна еще оставалось его слово, которое он ни разу не нарушил и сейчас тоже не собирался. А значит, он отправится вместе с двумя ворами за сокровищами князя.

Услышав, как распахнулась дверь, Фейн поднял голову. Он сосредоточился, пытаясь уловить в комнате присутствие железа, но его было не много. Так, разбросанные по полу гвозди да обломки сорванных дверных петель. Дом прочесали в поисках ценностей, прихватив и металл – его всегда можно продать кузнецу.

А вот за дверью железо уже пело свою грубую песню. Оно было острым. Ножи. И еще небольшой кусочек металла – наверное, инструмент, ключ. Фейн расслабился, когда в дом вошла Мерерид. Из-под капюшона виднелась только нижняя половина лица и темно-медовые волосы.

– Ты ведь Мерерид, верно? – спросил Фейн.

Она посмотрела на него:

– Можно просто Мер. Ренфру ушел, но с утра прогулялся и принес нам это. – Девушка приблизилась. В руках она держала сверток с тремя пирогами. Фейн уловил запах козьего сыра и порея.

– Спасибо. – Он взял пирожок. Разделил угощение с заскулившим Тревором.

Жуя, Мер покосилась на Фейна.

– Уж больно у тебя мягкое сердце, – заметила она, – для убийцы.

Сухая корка вдруг встала Фейну поперек горла. Он несколько раз насилу сглотнул и спросил:

– Так куда Ренфру делся?

– Пошел разведывать нам путь в Кайр-Витно. – Мер опустилась на корточки у очага и поводила рукой над угольками. При этом она старалась не смотреть на Фейна прямо. – Слухи о твоем бое поползли. Снимемся отсюда как можно скорее, чтобы не привлечь еще больше внимания. Повезло, что дружки Блайта вчера напились и не смогли как следует поискать тебя. – Она стряхнула с пальцев крошки и одновременно откинула с головы капюшон.

Когда она закончила есть, Фейн вгляделся получше: волосы темно-медовые, а глаза – теплого карего цвета.

– Налюбовался? – спросила Мер. Сняла с пояса ножик для овощей и стала аккуратно чистить им ноготь на большом пальце.

– Могу и дальше смотреть, если хочешь, – ответил Фейн.

Мер продолжила ковырять под ногтем:

– Умеешь ты занятно выразиться.

– Это после жизни в лесу. Человеческие манеры там забываются.

– Да, говоришь так, будто ты не человек. – Она поморщилась и убрала ножик. Пристально посмотрела на Фейна. – Ренфру думает, что ты нам нужен, а вот я в этом не уверена.

Фейн сделал единственное, что пришло в голову: встал и подошел ближе. Мер застыла, словно кошка при виде кого-то больше себя, – готовая напасть или бежать. Фейн, стараясь двигаться медленно и легко, указал на нож.

– Можно посмотреть?

Мер колебалась, и Фейн прекрасно ее понимал: каких-то несколько часов назад он у нее на глазах убил человека.

И все же она ловко перевернула ножик рукояткой вперед и, держа лезвие двумя пальцами, протянула его Фейну.

– Спасибо. – Он выпрямился и погладил клинок.

Железо пело, словно струна арфы. «Железо твоей наделенной магией крови, – объясняли иные, – взывает к металлу во внешнем мире». Некоторые железоносы воспринимали его как свечение, кто-то ощущал его кожей как холод. Фейн слышал музыку, и этот нож пел чисто и ровно.

– Высокое качество. Скорее всего, руду добыли в южных шахтах. А будь я одним из иных, прикосновение к нему опалило бы меня. – Он вернул ножик Мер, и та убрала его в кожаный чехол. – Я человек, как и ты.

– Разбираешься в металлах? – спросила Мер.

– Я это железо с другого конца комнаты ощутил, – просто ответил Фейн.

В ее глазах промелькнула тревога:

– Так ты заклинатель? Повелеваешь металлами?

– Не совсем. Иные даруют своим искателям умение чувствовать железо. Дар не постоянный, и чары надо плести каждый год в солнцестояние. А приказывать железу, как истинный заклинатель, я не умею. Чутье нужно было мне для работы. – Он улыбнулся уголками губ. – Потому-то я и знаю, что на тебе еще четыре клинка, какая-то проволока в сапоге и, кажется, ключ на поясе.

Следовало отдать девушке должное: удивление она прятала хорошо.

– Я вам не нужен, – сказал Фейн. – Но может наступить момент, когда вы порадуетесь, что взяли меня с собой. – Он подобрал с пола сумку и направился к открытой двери. Тревор засеменил следом, и они вместе вышли за порог.

На востоке небо за горами посветлело, возвещая о наступлении утра. Фейн огляделся: кругом брошенные дома, вдалеке шумит океан. В этот час те, кто видел Фейна в бойцовом кругу, либо спали, либо так напились накануне, что попросту не узнали бы, повстречав его снова. Тревор негромко гавкнул, и Фейн поднял взгляд: широким шагом прямо к ним приближался человек.

В свете зари Ренфру вел за поводья медленно бредущую лошадь.

– Вижу, ты занят был. – Мер стояла в дверях, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. – Друзей завел?

Ренфру криво усмехнулся:

– Я одолжил этого мерина у встречного солдата. Он еще несколько часов не заметит пропажи. Довольно крепко спал.

– Да уж, не сомневаюсь, – поддела Мер. – После того, как ты подсыпал ему кое-чего в кружку.

Теперь Фейн окончательно убедился, что эти двое – не просто злоумышленники, сговорившиеся на время дела. Их объединяло общее прошлое: опыт, воспоминания и, наверное, дом. Они были друг другу семьей, пусть даже их и не роднила кровь.

– Еще я нашел в кармане у солдата вот это. – Ренфру показал клочок мятого пергамента в пятнах. Мер взяла его, пробежалась глазами по строчкам и побледнела. Фейн подался вперед, чтобы разглядеть рукописное объявление:

По велению князя: награда золотом за водяную ведьму, отравительницу и убийцу.

Внизу был портрет молодой женщины: длинные волосы, скрывающие левую половину лица; прямой нос, высокие скулы. Красивая, как куст шиповника в цвету, но такой красотой лучше восхищаться издалека.

Сходство не идеальное, но довольно близкое.

– Ненавижу, когда меня называют ведьмой. – Мер скомкала пергамент.

Ренфру коротко вздохнул:

– За твою голову назначена награда, дорогое дитя. Нам лучше сейчас разойтись. Если у князя есть остатки здравого смысла, он прикажет солдатам искать мужчину средних лет и молодую женщину. А вот у вас двоих больше шансов незамеченными проскользнуть в город.

– Ты ведь так и не сказал, как задумал провести нас в Кайр-Витно, – напомнила Мер.

– Решил, что моя помощь тебе не понадобится, – спокойно ответил Ренфру. – В конце концов, последние четыре года ты неплохо справлялась сама. – Он отступил на шаг и крепче сжал поводья лошади. – Ступайте в дом на Пряной улице. Второй за углом: красная дверь и могильницы цветут в саду. – Он похлопал лошадь по шее. – Мне надо найти еще одного человека. Через два дня встретимся на месте.

Мер нахмурилась:

– Еще наемник?

– Что-то вроде того. – Ренфру легко вскочил в седло. Слабо улыбнулся и, ударив лошадь пятками в бока, послал ее рысью.

Мер проводила шпиона взглядом.

– Второй дом за углом на Пряной улице. Красная дверь. Ладно, хорошо, – пробормотала она. Выпрямилась, натянула капюшон и с усмешкой обернулась к Фейну: – Это твой последний шанс сбежать из его дела. Остановить тебя могу только безобидная я.

Фейн тряхнул головой:

– Если в листке, где обещают награду за твою поимку, правда, то ты меня остановишь на раз.

Водяной ведьмой называли там Мер.

Подлинных заклинателей было мало. Считалось, что их коснулись иные, что магия у них врожденная. Некоторые заклинатели отправлялись к иным за советами и уроками, расплачивались годами службы за то, чтобы лучше понять свою силу. Фейн, пока был в Аннуне, встречал двух таких. Старика, что, выводя свистом рулады, прогонял бури, и ребенка, которого нашли посреди огня неопаленным.

Фейн посмотрел на Мер.

Она была той, что родилась с магическим даром, а он – тем, кто отдал за свой дар семь лет жизни.

Как знать, вдруг вместе они сумеют сотворить невозможное.

Глава 6

ПО ВОЛНАМ ОКЕАНА шла краденая лодка.

Скользила она плавно и быстро, ни приливы, ни ветер не чинили ей препятствий. Мер сидела у борта, опустив руку в воду и рассекая пальцами буруны.

Водами океана управлять оказалось не так просто, как пресными. Все из-за соли, которая не гасила магию, как железо, но ослабляла силы заклинателя. Мер высвободила свой дар, позволив ему ручейком уйти в пучину. Волны оттолкнули ее; океану не понравилось, что в его дела вмешиваются. Это было все равно что двигать гору, кидаясь всем телом на сплошной камень. В голове, отдавая в челюсть, в нос и глаза, забарабанила боль, но Мер натиска не убавила.

Она – последний живой заклинатель воды.

Настало время напомнить океану об этом.

Они подошли к Кайр-Витно с моря. Иначе туда было не попасть: неприступные стены Гвелода охранялись людьми князя. Однако за всем побережьем просто не уследить.

Изрезанных берегов Гвелода они достигли, когда день уже клонился к вечеру. Дикая красота зелени здесь уступала место утесам и замшелым камням. Мер направила лодку к галечному пляжу. Тревор, едва выскочив на сушу, принялся отчаянно лаять на чаек.

Если смотреть из города Кайр-Витно, то простиравшееся в низине княжество напоминало расшитый лесным узором зеленый гобелен. Близ берега виднелась россыпь островов, попасть на которые можно было только в отлив: дважды в день океан отрезал пути к ним. Налетавшие с моря ветры секли камни, заставляли изгибаться стволы деревьев, трепали полевые цветы, которые стелились по земле. Все, что росло здесь, имело сильные корни.

Но земля эта была прекрасна.

Мер вдыхала сладкий аромат цветов и острый запах морской соли. На других островах такого не найти, и Мер, против собственной воли, ощутила, как узелок тревоги в животе ослабевает.

Дом. Эта мысль звучала в голове песней сирены, сколько бы Мер ни пыталась ее задавить. Ее привезли сюда, забрав с отцовской фермы. Домом это место ей не было, но все же она считала его домом.

Мер его ненавидела.

И любила.

Но больше всего ненавидела то, что до сих пор любила его.

Долгое время они шагали молча. По неровному берегу тут и там были разбросаны дома, сушилось во дворах белье на веревках, из труб валил дым. Спускался вечер, и Мер поняла, что им придется искать ночлег. Ветер с туманом и морская соль пробирались под теплую одежду, а в желудке словно рычал дикий кот.

Заметив впереди очередной дом, Мер разглядела в одиноком окошке фигуры людей. Внутри наверняка было светло и уютно, пахло жареной картошкой с луком.

– Предлагаю поступить так, – сказала Мер. – Ты стучишься и спрашиваешь, далеко ли до соседней деревни, а я пока прошмыгну в окно.

Фейн поднял бровь:

– И украдешь нам ужин?

– Раз я оставляю монету, значит, это не кража.

– Возможно.

Мер зло посмотрела на Фейна:

– Нам нужна еда, если только ты не припрятал у себя под плащом голову сыра.

– Жди тут. – Не дожидаясь возражений, Фейн пересек двор и остановился у двери.

На стук вышла молодая женщина. У нее был округлый живот и собранные в неплотный узел волосы.

С такого расстояния Мер не слышала, о чем Фейн говорит с ней, но всего за несколько мгновений выражение лица женщины смягчилось. Она взглянула на Фейна, затем мимо него, на Мер. Мер потупилась и поправила волосы, скрывающие клеймо. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел отметину.

Наконец Фейн вернулся:

– Можно переночевать у них в сарае. Нас даже покормят.

Мер так и вытаращилась на него:

– Ты что, запугал их?

– Нет.

– Сунул денег?

– Нет. – Фейн явно не знал, то ли смеяться, то ли недоумевать.

– Тогда как вышло, что нас пустят переночевать в сарае?

– Я попросил, – пожал он плечами.

Мер покосилась на него, прикидывая, за кого его мог принять незнакомый человек.

– А… Должно быть, она решила, что ты бежишь от войны. Лицо у тебя…

Фейн коснулся синяка:

– По твоему потрепанному виду можно то же самое подумать.

Мер хотела огрызнуться, но сдержалась. Уже несколько дней она не мылась и не расчесывалась.

В дверях снова появилась молодая женщина. Кутаясь в шаль, она ласково улыбнулась.

– Мы не первый раз странников в сарай пускаем, – сказала она. – Мой двоюродный брат тоже лишился дома. Пришлось и ему полагаться на доброту людей, пока до нас не добрался.

– Спасибо, – чуть скованно ответила Мер.

Женщина взглянула на нее, но не с подозрением, а с грустью.

– Вы оба служили? – спросила она.

Фейн покачал головой:

– Нет, а что?

Женщина зорко посмотрела на него:

– Ты похож на солдата. Совсем как мой муж, когда его завербовали. И волосы острижены коротко. А она стоит как солдат.

В животе у Мер свело от тревоги. Она и не заметила, что привычно напружинилась, едва не хватаясь за ножи на поясе сзади. Усилием воли заставила себя опустить руку, чиркнув пальцами по бедру.

Хозяйка проводила их к сараю, отперла замок и извинилась, что внутри холодно.

В сарае хранились рыболовные снасти: на крюках висели сети, вдоль стены, к которой были прислонены весла, тянулась стойка с ножами для чистки рыбы. Мер так и тянуло туда, хотелось проверить лезвия, но она заставила себя обернуться к хозяйке и поблагодарить ее.

– И часто ты так? – спросила Мер, когда они с Фейном устроились на полу, с плошками бараньего каула на коленях. Мясо в супе было жестковато, но Мер с голоду даже не обращала на это внимания. – Очаровываешь дам, чтобы они дали тебе кров и накормили?

Чуть помедлив, Фейн ответил:

– Аннун я покинул почти без денег. По пути забредал в деревни, искал постоя, а в обмен предлагал нарубить дров или выполнить еще какую работу по мелочи.

Мер нахмурилась. Она и помыслить не могла о том, чтобы спать рядом с чужими людьми. Даже сейчас присутствие Фейна не давало ей успокоиться. Одно дело ночевать так, если Ренфру поблизости: какая бы запутанная смесь привязанности и презрения ни связывала ее и старого наставника, возле него хотя бы не страшно. Ренфру – это ловкие руки и острый глаз, уклончивые речи и флаконы с ядом у пояса, однако причинить вред Мер он никому не позволил бы. И совсем другое дело – оказаться наедине с молодым человеком, у которого на руках кровь, а за спиной – смерть. Держался он неизменно учтиво, но Мер по опыту знала: самые страшные чудовища – те, что не боятся света дня.

Мер села в углу, спиной к стене и лицом к Фейну. Тот съел половину супа, отдав остальное Тревору: корги умял все в три глотка и вылизал плошку, а потом взглянул на Фейна с надеждой на добавку. Губы Фейна дрогнули в теплой улыбке. Бормоча что-то неразборчивое, он погладил собаку по голове.

На свете сыскалось бы мало чего, во что верила Мер. Инстинкты, сила воды под землей, способность человека к жестокости – и то, что о людях можно судить по тому, как они относятся к беззащитным. Она повидала добрых с виду людей, пинавших попрошаек, и тех, что казались злыми, но делились с бедняками монетой и приветливым словом. В конце концов, маска хороша, когда тебе что-то надо от окружающих. Так зачем надевать личину при нищих?

Фейн обращался с собакой с неизменной нежностью, и это располагало лучше любых его слов.

– Доброй ночи, – пожелала Мер, заворачиваясь в плащ.

– Доброй ночи, – ответил Фейн и снова погладил Тревора. – Постараюсь держать его при себе. Не то попытается привалиться к тебе.

Тревор издал тихое «гав», похожее на увещевание. Мер пожала плечами:

– Лишь бы не храпел.

– Он-то нет, а вот я – запросто. – Фейн улыбнулся, и в уголках его глаз залегли морщинки.

– Встречался мне ночлег и похуже, – сказала Мер и закусила губу.

Фейну незачем было знать, что она проводила ночи на холодном полу подземелья, среди крыс, не дававших уснуть. И что ее почти все время лихорадило, а незажившее тавро на скуле пульсировало болью.

Ребенком Мер без удержу носилась по отцовским полям, босая взбиралась на деревья, не ведая боязни, но с тех пор, как подросла и увидела людскую жестокость, страх следовал за ней тенью. Вот почему Мер не оставалась на одном месте надолго. Поначалу казалось, что страх удастся обогнать, спрятаться, но теперь она знала: от него не избавиться, пока Гаранхир за ней охотится.

Мер ненавидела и презирала страх, угнездившийся в ней. Она сняла с пояса маленький нож и сжала в руке затертую рукоять.

Страх, конечно же, не убить.

Зато тем, кто его вызывает, кровь пустить можно.

О городе многое можно сказать судя по его рынкам, стокам и гильдии воров.

Мало какой город потягался бы с Кайр-Витно. Основание замка было вытесано прямо в скале. Крепость возвышалась над городом, словно памятник каменному зодчеству, простоявший тут почти три столетия. Ходили истории, будто бы Кайр-Витно возвел кудесник, которого обманом завлек к себе на службу князь. Правитель подбросил монетку: мол, если выпадет загаданное, то маг воздвигнет для него крепость, не имеющую равных. Не подозревал маг, что и сама монетка обман – ведь обе ее стороны были одинаковы, – но слово свое сдержал. Построил крепость из камня на утесе, но затем проклял князя: коли магия возвела замок, она же в один день его и обрушит.

Последний раз эту историю Мер слышала в десять лет, от прачек. Им нравилось брать девочку с собой, когда Ренфру было не до нее; женщины угощали Мер всякими лакомствами с кухни, а взамен просили разогреть без огня воду. Мер садилась около них, слушая сплетни и старинные сказания. Теперь она думала, что тот кудесник из легенды – заклинатель камня, которого силой принудили служить. Это больше походило на правду, чем фокус с монетой и проклятие.

Мер с Фейном добрались в Кайр-Витно к полудню. Дороги, ведущие в город и из него, бурлили: купцы везли товар на повозках, стражники заступали на пост и присматривались к прибывшим с привычной настороженностью, нищие тянули за подаянием грязные руки. Были тут и те, кто не мог позволить себе жить в городе. Под внешними стенами всегда стояли наспех возведенные хижины, небольшие поселки, возникшие из отчаяния и нужды. Сколько бы стража ни сносила их, они появлялись снова и снова.

– Приобними меня, – тихо сказала Мер, когда они вышли к предместью. Удивленный взор Фейна она скорее почувствовала, чем увидела.

– Быстрее. Если стража ищет меня, то станут высматривать одинокую женщину, а не молодую пару с собакой.

– А-а-а, – протянул Фейн и обнял Мер за талию.

Рука у него была крупная и удивительно теплая, это Мер ощутила даже сквозь слои одежды. Сразу захотелось высвободиться, но она терпеливо стиснула зубы.

Решение было верным – у самых городских ворот Мер поймала на себе взгляд стражника. Однако со стороны они казались обычной парой: одежда поношенная, хоть и не дешевая, по пятам семенит упитанный пес. Они не походили ни на бедняков, ни на опасных людей – то есть на тех, кого стража постарается не пустить. Как и следовало ожидать, солдат кивнул в знак приветствия и переключился на шедших за ними.

Уже в пределах города Фейн убрал руку, и Мер задышалось чуть легче. А в следующее мгновение суета Кайр-Витно подхватила их.

Мер ощущала себя призраком, вернувшимся в старый дом. За время, что ее не было, город не изменился. Улицы по-прежнему петляли и кружили; слышались голоса детей, зазывающих посетителей в лавки хозяев; шныряли в толпе юркими угрями карманники; пахло мокрым камнем, солью и потом; продавались свежие сердцевидки^[6] и мидии. Каждую улочку в этом городе и каждый шажок по ней Мер помнила как рисунок вен у себя на запястье.

– Идем, – позвала она.

Накинув капюшон и опустив голову, Мер выглядела как обычная горожанка, что спасается от сырого морского воздуха. Когда какой-то воришка попытался залезть ей в карман, она схватила его за руку. Не то чтобы Мер носила ценности там, откуда мальчишка мог их легко свистнуть, просто ей понравилось удивление на его лице.

– Чисти-ка лучше кошели пожирнее, – посоветовала она.

Мальчишка – на вид ему было не больше одиннадцати – уважительно кивнул. Потом вырвался и, осклабившись, скрылся в толпе.

Фейн проводил его взглядом:

– Могла бы и не ограничиваться предупреждением.

Голос его прозвучал до того невыразительно, что Мер так и не поняла, восхищается Фейн или журит ее.

– Ну не стражу ведь было звать? – тихо сказала Мер. – Нам нельзя себя выдавать.

– Могла бы сломать ему запястье. При мне с карманниками так другие поступали.

Мер хмыкнула:

– За то, что он делал то, чему обучен? Люди ведь не просто так решают: а стану-ка я сегодня воришкой, какая волнующая мысль!

– Он сам выбрал кражу, – мягко напомнил Фейн.

– Люди такое вообще не выбирают, – уже резче ответила Мер. – Крадут, потому что очень голодны, и сломанное запястье кажется им сносной ценой за горячий обед. – Воспоминания о голоде никогда не покидали ее надолго. Вот почему Мер всегда носила пару монет в сапоге или зашитыми в подол нижней рубашки.

– Ты говоришь так, будто сама через это прошла.

– Я все делала, чтобы… – Мер еще сильнее понизила голос, не заботясь, слышит ее Фейн или нет. – Я все делала, чтобы выжить. И просить за это прощения не собираюсь.

Фейну хватило ума не ввязываться в спор.

– Ты знаешь, куда идти? – вместо этого спросил он и уступил дорогу женщинам, что, болтая между собой, несли на плечах корзины с бельем.

– Пряная улица. – Мер свернула на небольшую улочку, покинув гудящий торговый квартал. Они миновали шумную площадь, по краю которой стояли повозки. – Я знаю ее. Ренфру сказал, что в саду нужного дома растут могильницы.

– Могильницы, – повторил Фейн. – Странный выбор цветов.

– А ты предпочитаешь нарциссы?

Фейн покачал головой:

– На севере могильницы растут на курганах. Считается, если сорвать их, духи станут преследовать тебя как осквернителя.

– Что ж, надеюсь, в этом саду никто не похоронен, – ответила Мер. – Ты, наверное, считаешь нас, горожан, дураками, раз мы забыли старинные обычаи?

В стороне кучка прохожих слушала, как кто-то играет на кроте^[7]. Какое-то семейство топталось сбоку от музыканта, и Мер протиснулась между ними.

– Не то чтобы глупыми, – сказал Фейн. – Другими. Города вроде этого, где полным-полно людей и железа – в крови и повсюду, – они отторгают старые обычаи. Вот и задумываюсь, к чему такое приведет…

– То есть?

– Люди постоянно ищут новые земли. А с таким обилием железа и военной силы рано или поздно кто-нибудь вроде Гаранхира обратит взор на Аннун.

Мер даже приостановилась:

– Вот это была бы глупость. Тому же Гаранхиру пришлось бы вторгнуться еще и в Гвинед с Поуисом.

– Разве не к этим самым границам присматривается твой князь? – спросил Фейн.

Мер отвернулась и ускорила шаг.

– Он не мой князь, – отрезала она, и Фейн не стал продолжать.

Путь отнял у них полчаса. Мер дважды поворачивала назад, петляя по переулкам и вокруг домов, пока не уверилась, что за ними нет слежки. Наконец она увидела нужный дом. Выглядел он как особняк благородного человека: дорогой, изысканный и слишком похожий на сказочный.

Однако Мер прошла мимо, увлекая за собой Фейна. Тот удивленно уставился на нее:

– Это же вроде…

– О, да, он самый. – Мер глядела прямо перед собой. – Не смотри на дом. Хватит таращиться.

Фейн обернулся, но через пару шагов смекнул:

– Ты не доверяешь…

– Конечно же, нет. Это город Гаранхира. Если он поймал кого-нибудь из людей Ренфру или перехватил послание, то здесь ловушку и поставил бы. – Мер отдышалась. – Подыщем другой вход.

– А вдруг его не окажется?

– Что-нибудь придумаем.

Дойдя до конца улицы, она нырнула в проход между двумя лавками. Позади домов оказался узкий проулок. Очень узкий, и шастали в нем, наверное, только бродячие кошки да случайные тощие воры. Шурша плащом о старый камень, Мер втиснулась между стен. Фейн с пыхтением последовал за ней.

Они вышли к заднему двору нужного дома, и Мер, царапаясь о шипы, продралась сквозь тщательно ухоженную живую изгородь.

– В домах вроде этого, – бормотала она, – должен быть… – Она опустилась на колено меж двумя кустами и осторожно развела ветки в стороны. Под ними в земле обнаружился деревянный люк. – Винный погреб, если не ошибаюсь.

– А-а-а, – протянул Фейн. – Так вот наш вход.

Он тоже опустился на колени и провел мозолистым большим пальцем вдоль кромки замка. Ногти у него были короткие и обломанные, костяшки пальцев – в синяках.

– Железо старое, – определил Фейн. – И не отсюда.

Мер удивленно моргнула:

– Ты что, каждый встречный кусок железа оцениваешь?

– Будь это так, я бы о другом уже не думал. Песня этого железа слабая, как умолкающие, смутные голоса.

Из-под блузы Мер достала небольшой кожаный чехол. Обращаться с его содержимым она научилась чуть ли не в первую очередь, и этот урок стал для нее одним из самых полезных.

– Так у тебя и правда есть отмычка, – произнес Фейн при виде инструмента с тупыми зубьями.

Мер хмыкнула и начала вскрывать замок.

– Что-то мне это не нравится, – пробурчал Фейн.

– Какой же ты грабитель, если не можешь пробраться в дом, – прошептала Мер и улыбнулась, когда замок поддался.

Фейн подхватил крышку люка и распахнул ее. Снизу потянуло влажным холодом, а еще запахами старого дуба и вина.

Некоторое время они вглядывались во тьму.

Потом Мер, не дожидаясь Фейна, ступила на лестницу, и старое дерево застонало под ее весом.

Воздух тут был спертый. От винного духа в ноздрях защипало, и Мер зажала себе нос, чтобы не чихнуть. Когда глаза привыкли к темноте, она различила бочки и штабеля бутылок. Полки ломились от сырных голов и горшков с соленьями; руки у Мер так и чесались нахватать всего и, спрятав под плащом, убежать. Но если тут и правда живет связной Ренфру, то красть у него – не лучший способ знакомства.

Наверху запели половицы: кто-то шел по первому этажу. Скрипнула, открываясь, дверь.

Мер резко замерла и затаила дыхание.

– …Я вам не слуга, – бубнил мужчина.

В его ворчании слышался выговор южных портовых городов. Он шумно спускался по лестнице, бросив кому-то через плечо ответ, но при виде Мер с Фейном застыл на месте. Долгое время никто не двигался.

Потом мужчина схватил бутылку вина и запустил ею Фейну в голову.

Глава 7

У ФЕЙНА ПЯТЬ ЛЕТ УШЛО на то, чтобы понять, что за сделку он заключил.

Ему уже исполнилось шестнадцать. Свои дни он проводил, обыскивая границы леса Аннуна, минуя расставленные иными для людей колдовские силки при помощи дарованного ему чутья, а подходя к железу, слышал его пение. Порой попадались куски металла, порой и одинокие путники, но, что бы ни было источником звука, Фейн выносил это из леса.

За службу железоносам давали еще и кров с пропитанием. По ночам Фейн сидел у теплого очага, в кругу таких же людей, как он сам, и ел суп из зайца, приправленный крапивой с лесными грибами.

И думал о мести.

Семь лет службы за семь человеческих жизней.

Он собирался убить их – всех убить, – одного за другим. Наемников, повинных в смерти его семьи. Фейн хорошо запомнил их лица.

Иные наделили его магией, это он знал наверняка. Не только чутьем, но и даром бойца. Правда, проверить его Фейн еще не успел – не на ком было. Не на белках же с лисами и не на других железоносах. С ними он дружил, они ему улыбались, вместе они проводили за разговорами вечера.

Раз в год железоносов отпускали из лесу на несколько дней. Можно было сходить в близлежащую деревню, купить там одежду и обувку. Фейн до своего шестнадцатилетия свободные дни копил. К тому времени он здорово вымахал и окреп, чтобы биться. И вот он покинул Аннун и пешком отправился в путь по тропинкам, которых уже почти не помнил.

Вернулся в родную деревню.

Бродя по улочкам, он едва мог вынести неумолчное гудение железа. Ему стало ясно, отчего сюда не забредали иные: ржа, которая отравляла реки и просачивалась в почву, порождала у них бессилие. Вот почему Фейн с тех пор хмыкал, слыша, как матери пугают иными детей, мол, украдут они вас. Ни одно бессмертное создание не ступило бы в пределы людского селения.

Постепенно путь привел Фейна к родному дому.

Его так и не отстроили. Пепелище ржавело и гнило, постепенно уходя в землю. Через завалы камней и покрытого плесенью дерева Фейн прошел к очагу, сердцу дома, в котором рос. Опустился на колени и стал шарить в золе и грязи, пока не нашел то, что искал.

Кусочек металла. В нем ощущалось железо… и кровь. Это был осколок меча. Оружия одного из убийц его близких.

Фейн стиснул осколок в руке и закрыл глаза. Иные наделяли железоносов способностью отыскивать железо, определять, откуда оно. И Фейн сразу же понял, в какой части островов выковали меч. Но что еще важнее, он учуял, кому эта кровь принадлежала. Оставалось идти по ее слабому следу.

Дорога заняла два дня.

Фейн шел лесами и полями, пересекал небольшие ручьи и раскисшие дороги. Он спал, завернувшись в плащ, ел сушеное мясо и старые ягоды, позволяя себе делать привал не дольше чем на несколько часов. И наконец нашел того человека.

Фейн оказался в деревне, похожей на его родную. Повинуясь железному чутью, отыскал дом, пролез сквозь живую изгородь, проскользнул через возделанный садик и посмотрел в открытое окно. Он приготовился увидеть одного из убийц. Приготовился пустить в ход новообретенную магию и отомстить за близких. Но стоило заглянуть в дом, и у Фейна перехватило дыхание от удивления.

Наемник был не один. На колене у него, размахивая пухлыми ручонками, подпрыгивал ребенок. Другой – девочка лет пяти, играла на полу с деревянной лошадкой. В кресле-качалке сидела женщина и вышивала растянутый на раме гобелен.

Мужчина тихонько и ласково напевал колыбельную. Ту самую, что мама пела Фейну с братом, когда им снились плохие сны.

У душегуба есть семья. Фейн много чего себе наперед придумал, но этого ему и в голову не приходило. Он-то хотел подкараулить убийцу на дороге, все ему припомнить. Собирался использовать магию – славную, несравненную силу – и сразиться, как герой из старинных сказаний.

Но вот он глазел в окно, а внутри у него все сжималось от ярости и чего-то похожего на… тоску.

Да. Фейна обуяли тоска и стыд. Он вспомнил: мама велела драться, лишь если на кону не одна только гордость, – а тут на кону было пусто. Он не победит в войне, не получит награды, лишь утолит жажду мести. Причинив боль этому человеку, Фейн не изменит прошлого, не вернет утраченного. В мире только прибавится сирот.

Он отошел от окна. Протиснулся снова через кусты и, чуть не наступив на соседскую курицу, побрел прочь мимо косившихся на него селян.

Горе застило ему взгляд, было больно дышать: легкие жгло, но ком в горле не пропускал воздух. Фейн годами воображал, как отомстит за семью, и все оказалось впустую. Начался дождь, не помешало бы где-то укрыться, однако Фейну было на все плевать. Хотелось только скорее покинуть это место, вернуться в тишину, укромную чащу Аннуна.

Не успел он выйти за пределы деревни, как наткнулся на грабителей. Врезался в одного из них, слепой от дождя и боли.

Седобородый мужчина сжимал в покрытой шрамами руке большой нож, рядом стояла женщина.

– Ну, ну, – тихо произнес седобородый, будто успокаивал испуганную лошадь. – Гони монету. Отдай денежки, и мы тебя отпустим.

Фейн, едва соображая, уставился на этих двоих.

– Ч-что?

– Ты дурак? – накинулась на него женщина. Она была моложе своего спутника; серые глаза и гладкие золотистые волосы. – Давай сюды кошель, не то мой приятель тебе глотку вскроет. Даже не сомневайся.

Фейн безучастно смотрел на них. Он словно бы наблюдал происходящее со стороны, как зритель.

– Нет у меня денег.

Мужчина рассмеялся:

– Нет денег? Постоянно это слышу. Ври дальше, дружочек, но мы…

Первой напала женщина: ударила Фейна кулаком в живот. Пытаясь закрыться, он вскинул руку и задел ее плечо.

И в тот миг им впервые овладела магия.

Поначалу Фейн впал в восторг: он стал легче, быстрее, не чувствовал боли. Даже когда его полоснули над левым глазом, даже когда мужчина засадил ему коленом в живот. Фейн схватил грабителя за руку и вывернул ее – что-то с хрустом сломалось. Тут бы и сбежать, бросить их…

Но остановиться Фейн уже не мог.

Как ни старался.

Он напрягал руку, пытаясь сдержаться, но магия оказалась слишком сильна. Фейн повалил мужчину в грязь и ударил, так что лопнула кожа на костяшках кулака.

Он молотил грабителя, пока тот не перестал двигаться, а потом обернулся к женщине. Ее побледневшее лицо выражало ужас, но Фейн все не мог остановиться. Он не хотел причинять ей вреда, однако собственное тело ему не повиновалось. Фейн подавил вскрик, закрыл глаза и постарался отделиться от этого кошмара.

В себя он пришел, стоя на коленях. Кулаки кровоточили, в ушах звенело, а рядом на земле валялись грабители. Как ни чудовищно, но оба они были мертвы.

С трудом поднявшись на ноги, Фейн успел сделать три шага, и его вырвало на траву. Желудок свело, во рту стало горячо и кисло.

Слушая сказания о героях и рыцарях, Фейн никогда не представлял, что влечет за собой убийство человека. Он-то всегда думал лишь о сияющих мечах и благих помыслах.

Но рыцарем Фейн не был, и это было совсем не сказание.

Было только железо.

Оно пело всюду вокруг. Растекалось по рукам, пятнало лицо, волосы…

Фейна снова вырвало.

Когда спазмы отпустили, он укрылся под кроной старого дуба и осмотрел себя. Все болело, казалось, что он проснулся от жуткого сна. Но это был не сон, те двое погибли взаправду. Есть ли у них семьи? Ждут ли их дома голодные дети? Или они были просто лиходеями?

Фейн этого не знал и никогда не узнает.

Постепенно страх уступил место отчаянию, и Фейн перестал что-либо чувствовать.

Семь лет службы за семь человеческих жизней.

Две он уже отнял, но о том, чтобы забрать еще пять, и помыслить не мог.

Фейн взглянул на свои руки – в них теперь затаилась смерть – и, сидя под дубом, шепотом дал зарок: для себя он этой силой никогда не воспользуется.

В голову Фейну летела бутылка.

Он нырнул вбок и перекатился по жесткому, сырому полу. Руки прижал к себе, не решившись смягчить падение, чтобы никого не задеть ненароком.

Мер выхватила нож и бросила его. Серебристой молнией пронзил клинок тьму и воткнулся в дверную раму. Мужчина от неожиданности вздрогнул, издал удивленный возглас, но, оступившись, покатился вниз по ступенькам.

Мер выругалась и, дернув Фейна за руку, подтянула к себе. Ему уже показалась, что и его сейчас швырнут, как швырнули нож, но она принялась лихорадочно ощупывать его пояс. Фейн хотел сказать, что не носит оружия, однако Мер просто сорвала с ремня флягу, откупорила и выплеснула на пол воду.

– Давай назад, к выходу из подвала, – сквозь зубы велела Мер. – Живо, а с этим я разберусь.

И тут же вода на полу затвердела.

Мужчина успел подняться на ноги и, пошатываясь, двинулся на Мер, но поскользнулся. Прямо как на…

Как на льду, сообразил Фейн. Мер заморозила лужу.

Мужчина попытался встать и снова грохнулся. Не сводя с него глаз и при этом подталкивая Фейна, как упрямого барана, Мер стала отступать к выходу.

Так они, может, и выбрались бы из погреба, если бы небезызвестный корги не ринулся, восторженно виляя хвостом, к упавшему.

Все это время пес скакал меж ними, возбужденно тявкая, а тут взял да вцепился в его сапог и принялся стягивать с ноги. Упершись передними лапами и рыча, песик мотал головой, будто трепал конец веревки.

– Тревор, – позвал Фейн звенящим от тревоги голосом. – Идем!

Корги снова замотал головой. Решил, наверное, что помогает, или же ему очень, очень захотелось отведать на вкус хорошей кожи.

Мужчина взвыл – больше от негодования, чем от боли, – и уже замахнулся на Тревора, но Фейн кинулся к питомцу, оттолкнув по пути Мер.

Он принял удар, предназначавшийся псу, в плечо. От боли руку словно прострелила молния, но Фейн стиснул зубы, закрывая собой Тревора и одновременно оттаскивая его.

Стянув сапог, Тревор победно зарычал, а вот мужчина взвыл еще громче. Он поднялся, приплясывая на одной ноге. Схватил с пояса… охотничий нож.

– Паршивец, а ну отдай…

Время как будто замедлилось. Фейн знал: если отбиваться, то пора. Надо отвести в сторону руку с ножом, ударить так, чтобы оружие вылетело. Но, нанеся удар, он высвободит магию. И тогда ему уже не остановиться.

Пойдет ли он на такое? Убьет ли незнакомца?

Ответ Фейн знал.

Нет, с облегчением сказал он себе. Он не сможет. И не станет. Не станет и дальше. Кому бы ни служил, чьи бы приказы ни исполнял. Сила принадлежит только ему, и пока это зависит от него – он ни за что не даст ей снова собой овладеть.

Лезвие ножа мелькнуло в воздухе, и Фейн уже приготовился к нестерпимой боли… но удар так и не обрушился на него.

Мужчина вдруг растерял боевой пыл. Он стоял, занеся руку, и дергал плечами, словно пытался сбросить невидимые путы. Его лицо утратило яростное выражение, потом совершенно побелело.

Фейн даже не взглянул на звякнувший об пол охотничий нож, продолжая смотреть, как мужчина из бледного становится пунцовым. В его глазах читался неподдельный ужас.

За спиной у Фейна раздался тихий вздох.

Мер.

Вытянув перед собой руку, она сильно, до боли впивалась зубами в нижнюю губу. Однако внимание Фейна приковало другое. В пылу схватки девушка смахнула волосы с лица. Она стояла, гордо вскинув голову, глаза ее пылали. И слева на ее скуле Фейн впервые увидел рубец.

Нет, не рубец. Тавро. Фейн не сразу рассмотрел, что за рисунок образуют эти изгибы, – какой-то узел. Клеймо пленницы, собственности. Фейн закипел от гнева. О рабстве он знал не понаслышке, но даже иные – уж на что им была чужда человеческая жалость – не заклеймили его. Фейна удерживали слово и долг, однако он был уверен, что в конце концов заработает свободу и его отпустят. У него в голове не укладывалось, как человек может клеймить человека.

Услышав придушенное бульканье, Фейн снова обернулся. Мужчина оттягивал воротник рубашки, и тут до Фейна дошло, что делает Мер. Она не обманула, сказав, что магия ей нужна для выживания. Взгляд ее ожесточился, а зубы еще сильнее впились в губу.

Она убивала мужчину, однако Фейн не мог просто стоять и смотреть.

Он оказался между ними, не смея ни ударить кого-либо, ни пошевелиться. И сделал первое, что пришло в голову: подобрал с пола сапог, добытый Тревором, и запустил им в Мер.

Она отвлеклась, выпростав руку, чтобы поймать летящий в нее снаряд в отметинах зубов и собачьей слюне.

Мужчина рухнул на пол, судорожно хватая воздух. Закашлялся и обернулся к ступенькам.

– Славно, – просипел он. – Как раз вовремя…

Через секунду уже и Фейн услышал топот шагов наверху. В жилах у него с новой силой вспыхнул огонь, и сердце пустилось в галоп. Нужно было уходить, пока к этому человеку не подоспела подмога, пока не позвали стражу. Фейн свистнул, подзывая Тревора, который жадно смотрел на второй сапог, явно что-то прикидывая. Корги бросил на Фейна разочарованный взгляд.

Но выбраться из подвала они не сумели: на лестнице появились люди.

Одного из них Фейн узнал, хотя в резком свете фонаря видны были только оттопыренные уши и светлые волосы.

Ренфру стоял на лестнице, вскинув брови и скрестив на груди руки. На происходящее шпион взирал точно человек, заставший у себя в погребе крыс. То, что трое сцепились не на жизнь, а на смерть, он, похоже, не замечал, а если и замечал, то в расчет не принимал. Медленно спустившись, Ренфру прошел по льду и потянулся к бутылке на полке.

– Помнится, я просил принести красного, – обратился он к кашляющему мужчине. – А что до вас, – он посмотрел на Мер и Фейна, – то, может, не стоит нападать на других участников нашего маленького предприятия?

Мер раскраснелась, дышала бурно и неровно:

– Ренфру?

– Я же сказал войти в переднюю дверь, – попенял он.

– Надо было убедиться, что это не ловушка.

Мужчина, пунцовый теперь уже от гнева, поднялся на ноги:

– Никто не хочет объяснить мне, что происходит?

– Эмрик, – вздохнул Ренфру. – Я же предупреждал, что они придут.

– Ты не сказал, что они проникнут через винный погреб, – ответил названный Эмриком. – Я ждал, что они постучатся в дверь. А она… чуть меня не убила.

– Всего-то приморозила язык к зубам, – отмахнулась Мер. – Приятного мало, но не смертельно. Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже стал кормом для крыс.

Эмрика перекосило от ярости.

– Нахальная паршивка… – Он шагнул в сторону девушки.

Ренфру чуть слышно цокнул языком:

– А, вижу надо вас друг другу представить. Я займусь этим, когда мы все обсохнем и, возможно, как следует подкрепимся. Эмрик, вели слугам приготовить комнаты. И, пожалуй, принести собаке рубленого мяса. – Держа бутылку, Ренфру развернулся и стал подниматься по лестнице.

Трое остались пялиться друг на друга, пыхтя от злости, которая еще витала в воздухе. Затем человек по имени Эмрик протянул руку и сказал:

– Верните.

Никто не пошевелился.

– Верните мне сапог, будьте столь любезны!

Фейн подобрал погрызенный, обмусоленный сапог и протянул скривившемуся Эмрику.

– Благодарю, – холодно произнес тот, обулся и пошел вверх по лестнице. Всякий раз, как он наступал на левую ногу, слышалось отчетливое хлюпанье.

Фейн с Мер еще некоторое время подождали на месте. Тревор потерся о ногу Фейна и тихонечко заскулил, как бы задавая вопрос.

– У него все дела так проходят? – поинтересовался Фейн.

Мер опустила голову, и волосы, упав на лицо, снова закрыли тавро.

– Ты о том, что Ренфру всех держит в неведении? Да. Хотя обычно бутылок вина не так много. – Она обернулась. – Как плечо?

– В порядке. – Фейн подумал, не должен ли поблагодарить Мер, что защитила – и его, и Тревора, но вместо этого спросил: – Ты правда приморозила ему язык к зубам?

– Да. Всегда вызывает панику. Некоторым кажется, что они не могут дышать, хотя дыхание не перекрыто. Паника делает человека уязвимым, лишает способности постоять за себя. – Ее чуть заметно передернуло. – Идем. Посмотрим, куда же мы попали.

И она стала подниматься по лестнице. Спина прямая, шагает ровно, но Фейн и без железного чутья догадался, что в ее ладони зажат нож.

Глава 8

ОТ ПЫШНОГО УБРАНСТВА СПАЛЬНИ Мер стало не по себе.

Первое, на что она обратила внимание, были занавеси: плотные, вышитые тонкой нитью, великолепного красного цвета. Стоили они наверняка больше ее комнаты в «Серпе и сапоге». Да и остальное выглядело равно богато: кровать на крепком каркасе, перины вместо соломенного матраса, стол, мягкие ковры поверх половиц. Комната дышала удобством, о каком Мер уже давно забыла.

Однако Ренфру устроил логово тут, значит, так тому и быть.

Приняв ванну и переодевшись, Мер прежде всего оценила пути к отходу. Выбраться можно через кухню, подвал и, разумеется, через переднюю дверь. А еще на втором этаже есть окно с широким карнизом – если будет совсем туго, она улизнет через него. Успокоившись, Мер пошла вниз на звук голосов.

В комнате за длинным столом сидели четверо. Сам Ренфру, напротив него – Фейн, у ног которого грыз косточку Тревор; Эмрик и еще один, незнакомый, тип.

Мер села в дальнем конце стола. Кухарка, доброго вида женщина средних лет, налила ей чашку чая и предложила ломоть свежего бара брита^[8]. Поблагодарив ее, Мер взглянула на Эмрика.

Приятнее он казаться не стал; пепельная бледность выдавала в нем человека, проводящего свои дни взаперти. Эмрик был худ, но по безупречной коже и крепким зубам Мер поняла, что он в жизни не знал голода. Его, наверное, можно было счесть симпатичным, если бы ей нравились молодые люди, которые не отрываются от рукописей и амбарных книг. Однако Мер предпочитала мужчин, больше времени проводящих на воздухе.

– Ну вот, все в сборе, – произнес Ренфру. – Пора, думаю, вас друг другу представить как следует. – Его голос был тих и ровен, как замерзшее озеро, и тепла в нем ощущалось столько же. Шпион положил левую руку на стол, чтобы все видели отсутствующий указательный палец, и в комнате сразу стало тихо.

– Это, – Ренфру с ленцой указал на благородного господина, – Эмрик. Двоюродный брат какого-то там лорда, в доме которого мы сейчас и остановились.

Ренфру мог сколько угодно изображать неведение, но это была именно что игра. Он знал имя не только лорда, но также и его супруги, детей и каждого слуги. На службе соглядатаем долго не протянешь, если не обладаешь цепкой памятью и вниманием к деталям.

Мер кивнула Эмрику:

– Ну вот, мне уже не так совестно из-за твоего сапога. Теперь я знаю, что ты можешь позволить себе новую пару.

Эмрик поднес к губам чашку чая:

– Вряд ли муки совести тебе вообще знакомы.

Мер вбирала все детали: от его выговора и до швов на рукавах. Эмрик явно был не из Гвелода. Скорее всего, из какого-нибудь южного кантрефа, из семьи тех, кто вел дела с Гаранхиром. У некоторых вельмож и правда имелись летние дома в городе, и они платили налоги князю за безопасное место с видом на море, где можно провести теплые месяцы.

– А это Гриф, – продолжал Ренфру, указав на незнакомого человека.

Крепкий, широкоплечий Гриф был не сильно старше Мер и смотрел на нее немного кокетливо. Его чувственные губы не портил даже шрам в углу рта. А когда он потянулся за хлебом, Мер увидела, что руки у него все в рубцах. Значит, солдат.

– Рад встрече, – сказал Гриф. – Не обращай внимания на нашего хозяина. Слуги говорят, что он сущий ужас, пока не выпьет хотя бы трех чашек чая.

Эмрик невнятно забормотал, и Гриф молча наполнил ему чашку.

Ренфру не обратил на этот обмен любезностями внимания.

– Некоторых из вас я уже видел в деле, неоднократно, – он кивнул Эмрику и обернулся к Мер, – а прочих выбрал за репутацию или потому, что разглядел в них большую силу. – Поворот головы в сторону Фейна и Грифа. – Для тех, кто еще не знает, я раньше служил шпионом у Гаранхира. – Краем глаза Мер отметила, как резко посмотрел на него Фейн. – С князем мы, однако, расстались далеко не лучшим образом. – Шпион широко развел руками, показывая обрубок пальца. – К бывшему нанимателю я любви не питаю и не стану горевать, если его власть ослабнет. Как не станет и никто из вас, я думаю.

Мер демонстративно обвела присутствующих взглядом:

– Так это наш отряд? Боец, кузен господинчика, солдат, соглядатай и отравитель?

– А кто из вас отравитель? – Тон Грифа был таким беззаботным, будто он интересовался, кто приготовил обед.

– Смотря кого из нас спросить, – ответила Мер.

– Я не господинчик, – оскорбился Эмрик.

– Я сказала, кузен господинчика, – поправила Мер. – То есть намного, намного менее важный.

– Справедливости ради, я не солдат, – все так же непринужденно бросил Гриф. – Но ты не первая ошибаешься.

Мер хмуро уставилась на него:

– Кто же ты тогда?

– Смотря кого из нас спросить, – еще шире улыбнулся он.

– Наемный меч?

Гриф покачал головой:

– Опять не угадала.

– Телохранитель?

– Нет.

Мер прищурилась:

– Лжешь.

– Я никогда не лгу, – легко ответил Гриф.

– Смотрю, вы двое славно поладите, – пробормотал Ренфру, размешивая молоко в чашке чая.

– А я здесь не потому, что я чей-то там кузен, – сказал Эмрик. – Я ведущий знаток в…

– Ты забыл про собаку, – перебил Гриф, не обращая внимания на Эмрика. – Какая у нее роль?

Лицо Эмрика налилось затейливым оттенком красного, а Тревор знай себе сидел у Фейна под стулом, довольный брошенной костью.

– Обувной вор, – сказал Фейн.

– К тому же красавчик, – добавил Гриф. – Можно? – Он протянул руку, и Фейн согласно кивнул. Тревор обнюхал Грифу пальцы и лизнул их, застучав хвостом по полу.

Эмрик со звяканьем поставил чашку на блюдце:

– Все корги шпионят на тилвит-тег. Нельзя было его вообще в комнату пускать.

– Удивляюсь я тебе, – взглянул на него Гриф. – Вроде бы ученый малый, а в сказки веришь.

– Это не сказки, – возмутился Эмрик. – И в любом случае у большинства этих историй есть фактическое основание. О чем вы знали бы, потрудись кто-нибудь из вас спросить, зачем я тут.

На мгновение повисла тишина, и Ренфру подлил себе чаю.

Мер хранила молчание из чистого упрямства, наслаждаясь происходящим. Эмрик покраснел еще гуще.

– Ну ладно, ладно, – сказал ему Гриф с таким видом, будто успокаивал ребенка. – Не надо, не переживай. Так для чего ты здесь?

Эмрик тут же приосанился:

– Я ведущий знаток в области тилвит-тег, проявляющий особый интерес к древним артефактам. Главным образом к магическим ловушкам.

Тишина за столом стала давить сильнее.

– А, – гордо произнес Эмрик. – Теперь-то я ваше внимание привлек? Кроме Ренфру, никто из вас даже не думал о том, что может нас ожидать. Тилвит-тег – или иные, если вам больше нравится общепринятое название, – были изначальными хозяевами Колодца, и старинные тексты гласят, что свой волшебный тайник без защиты не оставили. Сказания о Колодце редки, но не то чтобы совсем неизвестны. Люди и прежде пытались добыть из него сокровища, однако терпели неудачу.

Ренфру кивнул:

– Эмрик прав. – Он сложил пальцы домиком и осмотрел собравшихся за столом, по очереди задерживая на каждом взгляд своих синих глаз. – Близ побережья этого города лежит россыпь маленьких островов. Колодец – на одном из них, и попасть туда по суше можно лишь во время низкой воды, когда открывается узкий перешеек, связывающий остров с большой землей. Княжеская стража следит, чтобы никто не мог пробраться этим путем. Сунемся на перешеек – станем мишенью для стрел.

– Так поплывем на лодке, – предложил Гриф.

Мер насмешливо кашлянула:

– Невозможно. Береговая линия – сплошь скалы и утесы. Мы с Фейном приплыли на лодке с юга, а причалив, еще целый день шли до Кайр-Витно.

– Как же нам тогда подойти к острову? – спросил Гриф.

Ответил Ренфру:

– Я поговорил с тем, чей промысел пересекать закрытые границы.

– Какой изящный способ сказать «я нанял контрабандиста», – пробормотала Мер.

Ренфру развел руками, повернув их ладонями кверху:

– Некоторые гроты в прилив, конечно же, затопляет, но среди нас есть кое-кто уже ходивший по ним. – И с видом фокусника, что являет зрителям чудо, он указал на Мер.

Впечатление было бы куда сильнее, если бы она в этот момент не вгрызлась в ломоть бара брита. Мер проглотила кусочек липкого хлеба, понимая, что в зубах у нее сейчас наверняка застряли сушеные фрукты, и широко улыбнулась. Эмрик скривился, пряча гримасу отвращения за чашкой чая.

– Она заклинательница воды, – сообщил прочим Ренфру. – Последняя оставшаяся в живых.

И Гриф, и Эмрик уставились на Мер.

– Право слово, – игриво улыбнулся Гриф. – Слыхал я о заклинателях, конечно, но чести видеть их вживую не имел. – Он коснулся предмета, висевшего у него на шее на кожаном шнурке. Это была крупная железная монета, старинный оберег от чар.

– Ты родилась близ Аннуна? – Эмрик окинул Мер оценивающим взглядом. – Твоему рождению сопутствовали какие-то знаки?

– Нет и еще раз нет, – ответила Мер. – Если мою мать и благословил кто-то из тилвит-тег, она об этом никому не говорила.

– Ты обращалась к тилвит-тег, чтобы постичь свой дар? – Эмрик суетливо подергивал длинными пальцами, словно ему не терпелось взяться за перо и пергамент.

– Нет, – сказала Мер. – Еще неделю назад я разносила напитки в таверне.

– Они ходят среди нас незамеченными, – пробубнил Эмрик себе под нос. – В городах, полных железа, это удается им уже не так ловко, но… – Он резко посмотрел на Тревора. – У них всюду есть глаза.

– Путь в нужный нам грот лежит через сточные тоннели, которые оканчиваются запертой калиткой. – Ренфру аккуратно вернул разговор к прежней теме. – Я знаю человека, который сбывает краденое, и он обещал мне связку ключей стражника. – Шпион еще раз повернулся к Мер. – Она отправится к этому человеку и выкупит у него ключ. Эмрик изучит легенды, где упоминаются ловушки, которые могли оставить в гротах иные. У Грифа свое поручение.

– А мне что делать? – тихо спросил Фейн.

– Твое время придет позднее. А пока… – Ренфру словно слегка поколебался в поисках ответа, а затем распорядился: – Ступай с Мер. Ты вылитый наемник, вот и побудешь им. – Откинувшись на спинку стула, он опустил руки на колени. – Дождемся полнолуния послезавтра. И на следующий день выдвигаемся.

– Весенний прилив, – догадалась Мер.

Ренфру кивнул:

– Время года, когда приливы самые высокие, зато отливы самые низкие. Вот в эту низкую воду мы гроты и пересечем.

Кусочки головоломки складывались в общую картину, и у Мер уже вырисовывался план – как когда она наблюдала за князем, обдумывающим перемещения войска. Впрочем, одно не давало ей покоя:

– Как-то все слишком просто. В гротах – да, придется туго. Знание о Колодце – тайное. И если нас ждут волшебные ловушки, то я понимаю, почему дело опасно. Но опасно не значит невыполнимо. Ты же сам говорил, что и прежде находились смельчаки. – Она пристально посмотрела на Ренфру. – Что ты от нас утаил?

За столом повисло неуютное молчание. Эмрик заерзал, у Грифа вид был больше заинтересованный, нежели настороженный, а Фейн просто нагнулся и погладил Тревора по спине.

– Исгитирвин, – сказал наконец Ренфру.

Мгновение никто не мог вымолвить ни слова, а потом все заговорили наперебой:

– …Исгитирвин, – ошарашенно повторил Эмрик. – Легендарный кабан? Но ведь не…

Гриф нахмурился:

– Я в легендах путаюсь. Исгитирвин – вроде кабан, а на самом деле проклятый муж, из волос которого надо извлечь гребень?

– Разве не ножницы? – спросил Фейн. – Или бритву?

– И то, и другое, и третье, – надменно и раздраженно оборвал Эмрик. – Из вас явно никто не изучал легенд. И речь вовсе не о том кабане. Вы говорите о Турх Труйте^[9]. – Он отдышался. – Исгитирвин также известен под прозвищем Белая Щетина, он – кабан кабанов.

– Не нравится мне это, – заметила Мер.

Эмрик продолжал:

– А Исгитирвин – волшебный кабан-великан, который съедал всякого рыцаря, посланного одолеть его. И гребни тут ни при чем.

– Мне это очень не нравится, – настойчиво повторила Мер и метнула в Ренфру колючий взгляд. – Так вот он, твой план? И с какой же, во имя павших королей, стати нам рассчитывать на успех?

– С такой, – ответил Ренфру, – что у нас есть лучший знаток в области волшебных ловушек. – Он кивнул в сторону Эмрика. – Есть знаток и в другой области. – Он кивнул в сторону Грифа. – Есть последний живой заклинатель воды. – Мер досадливо вздохнула, когда все взгляды снова обратились на нее. – И боец, наделенный волшебным даром убивать противников намного сильнее себя. С кабаном он совладает.

– Совладаю? – с легким удивлением переспросил Фейн.

– Кабан волшебный, – сказал Ренфру. – И ты тоже волшебный.

– У меня просто волшебная сила, – уточнил Фейн. – Это другое.

– Так вот как ты зарабатывал деньги бойцом? – с любопытством глянул на него Гриф.

Фейн тяжело выдохнул:

– Зарабатывал бы, если бы меня не нашли эти двое.

– А как мы вернемся, когда сделаем дело? – спросила Мер. – Тоже через гроты?

Ренфру ответил ей непроницаемой улыбкой:

– Разве я не оставляю хотя бы два пути для отхода?

– Коварные гроты, – принялась перечислять Мер, – возможно, магические ловушки… и кабан кабанов на страже Колодца. – Она сцепила пальцы и подперла ими подбородок. – А я-то думала, что будет трудно.

Глава 9

ПЕРВЫЙ РАЗ Мер увидела, как князь Гаранхир казнит предателя, в десять лет.

Проведя в замке два года, она навострилась шнырять по нему незамеченной. В этом она даже превзошла Ренфру: на ребенка-слугу никто дважды не взглянет. Пробиралась куда хотела и когда хотела, за одним исключением.

Ход в подземелья был заказан всем, кроме стражи и личных слуг князя. Однако Ренфру это не касалось: особая связка ключей у него на поясе открывала все двери в замке. Мер обижалась, что наставник держит ключи при себе; думала, с ней он должен делиться не только знаниями.

И однажды она эти ключи стащила.

Ренфру как раз преподавал ей историю кантрефов, когда загорелись конюшни. Раздраженно наморщив лоб, он выглянул в окно. Уроки неизменно проходили в башне, обращенной на запад, и там Ренфру хранил свои книги и бумаги. На столе у него царил безупречный порядок, разве что слуги оставляли запечатанные ярко-красным сургучом письма как сейчас – очень близко к краю. Огибая стол, Ренфру задел послания рукавом, и несколько сложенных листов пергамента упали на пол. Со вздохом он опустился на колено и стал собирать их.

Когда он потянулся под стол, что-то блеснуло у него на поясе. Мер жадной сорокой уставилась на связку ключей, маленькими пальчиками отстегнула ее и спрятала под рубашкой, пока Ренфру не видел.

Она уже ждала, что наставник заметит пропажу и отругает ее, но тот лишь потрепал воспитанницу по голове и, велев продолжать занятия, ушел.

Оставил Мер одну – с ключами от всех замков в замке.

Теперь можно было идти куда угодно и делать что угодно, но всего лишь несколько часов. Потом она, разумеется, положит ключи Ренфру под стол. Если повезет, он решит, что обронил их.

Вход в казематы располагался в западном крыле крепости. За несколько минут Мер подобрала нужный ключ – прислушиваясь, не идет ли кто, – а сердце молотом грохотало у нее в груди. Наконец механизм провернулся, и она открыла тяжелую дверь.

Ступеньки винтовой лестницы уводили все ниже, от спуска уже начинала кружиться голова, но вот за последним поворотом обнаружился утопающий в тенях коридор. На стене горел один-единственный факел. Мер снова вслушалась в тишину. До нее долетали рассказы об узниках в подземных темницах; она, как и все дети, обожала истории, от которых взрослых-то бросало в дрожь, и хотела убедиться, правда ли это.

Подкравшись к углу, она услышала голоса. Слабые, они эхом отражались от сырых стен. Мер подобрала подол платья и шла на цыпочках, как научил Ренфру, – готовая, если что, сорваться и убежать.

– …Не можешь ответить.

Она узнала голос князя. С Гаранхиром Мер разговаривала всего несколько раз, слышала, как он произносил короткие речи на пирах и по праздникам, беседовал с Ренфру в коридорах замка. Такой голос – мягкий, певучий – больше подходил барду, а не правителю. Мер раньше удивлялась, отчего Гаранхир не громогласен, подобно королям из легенд, но сейчас, слыша, как мелодично звучит его речь, будто приросла к месту.

– Я же сказал! – донесся второй голос. Его Мер тоже прежде слышала. Это был шпион, подчинявшийся Ренфру. Его еще отправили на войну у восточных границ. Он один из немногих здоровался с Мер, а не делал вид, будто ребенка в тени Ренфру нет. Иногда приносил ей сладости и цветочки. – Гвинед не согласится на войну с Аннуном. Их двор не станет рисковать… ни ради какого союза.

Раздался глухой удар. Это князь избивал шпиона. Прижимаясь к стене, Мер выглянула из-за угла.

Узник был подвешен за запястья, весь в поту и… в крови? Мер впервые видела, чтобы кто-то истекал кровью.

Она могла разглядеть темные лоснящиеся волосы, широкие плечи и спину князя Гаранхира. Но даже так хорошо представляла: лицо у него бледное и холодное.

– Вот потому я и приказал тебе действовать иным путем, – тихо произнес князь.

Шпион сплюнул на пол:

– Нет. На это я не пойду. Ни ради вас, ни ради Гвелода…

Гаранхир ударил так быстро, что Мер едва различила движение. Вот князь стоит перед узником, а вот он уже вонзил кинжал по самую рукоять ему в левый глаз.

Мер нырнула назад за угол, словно ударили ее. Дрожа, отступила. Страх сковал ей челюсти, и стало вдруг совершенно ясно, что здесь ей не место.

Девочка развернулась, чтобы убежать… и врезалась прямо в стоявшего у нее за спиной человека. Мер чуть не вскрикнула от удивления, но человек вовремя зажал ей рот и потащил прочь из казематов к лестнице. В свете факела она узнала Ренфру. Когда он отпустил ее, Мер, утирая рот, приготовилась, что ее отругают, если не хуже.

Холодные синие глаза Ренфру напоминали замерзшее озеро.

– Идем, дорогое дитя. – Он твердо сжал ей плечо. – Пора возвращаться к занятиям.

Потрясенная, Мер не стала сопротивляться. Она была просто благодарна Ренфру, что он не выдал ее князю.

И только спустя годы сообразила, что стащить те ключи удалось уж больно легко. Ренфру сам позволил ей это сделать. Он хотел, чтобы она все увидела. Посмотрела, что бывает за неподчинение. Чтобы выучила этот урок.

Правда, она так и не поняла, было ли то предупреждение или тонкий намек, мол, бежать стоило раньше.

Покидая дом Эмрика, Мер уже ничем не напоминала юную шпионку, некогда жившую в княжеском замке.

Чтобы скрыть клеймо, понадобилось немало усилий и красок для лица; примерно час Мер кропотливо подбирала нужный тон, но результатом осталась довольна. Губы она сделала потемнее, а волосы заплела в замысловатую косу. Надела богатое красное платье, в рукавах которого спрятала ножи.

У двери стоял Фейн в простой, чистой одежде слуги. Видно, Ренфру решил, что с его сломанным носом и руками в шрамах лучше не одевать его как вельможу.

– Тревор с нами не идет? – спросила Мер. Собака, несомненно, привлекла бы лишнее внимание, но ведь это такой славный спутник.

Фейн слегка покачал головой:

– Он спит.

– Надеюсь, ты попросил кого-нибудь из слуг выгулять его, когда ему захочется на улицу?

– Нет необходимости, – ответил Фейн. – Тревор и сам справится, его никакая дверь не удержит.

Мер взглянула на него, не понимая, шутит он или нет. Пусть многие и считали, что корги – слуги иных, она не знала, есть ли тут хоть доля правды. Она слышала, будто бы вороны и черные псы бывают вестниками магии, но корги, они же такие… милые. И улыбаются. А еще они заметные. Худшего сочетания качеств для шпиона не подобрать.

– Как думаешь, кто он? – спросила Мер.

Губ Фейна коснулась слабая улыбка:

– Обжора.

И с этим они вышли в город.

Рыбаки громко предлагали сердцевидок и устриц, пекари до отказа набивали лотки ячменным и ржаным хлебом, дети разносили корзины свежих цветов и трав, а какой-то парень обещал за пригоршню медяков предсказать будущее. Мер окунулась в людскую толчею, словно рыба в знакомые воды. Никто не обращал на нее внимания; к тому же она умела сливаться с толпой. Люди, как животные, хорошо чуют страх: суетливые и встревоженные выделяются сразу, – однако уверенная походка Мер, ее пристальный взгляд, видимо, отпугивали даже карманников… или они просто не хотели прогневать сопровождавшего ее верзилу.

Кайр-Витно был выстроен как спираль: на вершине утеса громоздилась крепость, а у подножия калачиком свернулся город. И чем дальше ты удалялся от замка, тем опаснее становилось: чаще встречались обветшалые дома и ямы на дорогах. Попадалось много прохожих с приколотой к одежде незамысловатой железной брошью.

– Знак гильдии воров, – пробормотала Мер, предвосхищая вопрос Фейна. – Те, кто толчется в сомнительных частях города, нацепляют его, показывая, что уплатили дань за защиту.

Фейн понимающе хмыкнул.

Нужная лавка примостилась между старой дубильней и заброшенным домом.

Здесь продавалось всего понемногу: с потолочных балок свисали пучки сушеных трав; проволока скрепляла тяжелые железные ключи без замков; на пыльных полках стояли горшки с соленьями и ягодами, а на спинке деревянного кресла плесневело старое седло. Человек за стойкой поднял на Мер с Фейном настороженный взгляд. Одежда болталась на его худых телесах, словно полощущиеся на ветру простыни вокруг усыхающего дерева. Руки дрожали, словно его мучила сильная усталость или злое похмелье.

– Здравствуйте, – вежливо кивнула Мер. Слой белил и румян скрывал ее клеймо, и можно было не тревожиться.

– Ха, – ответил мужчина.

Переводчик Нияз Абдуллин

Редактор Мария Брауде

Главный редактор Л. Богомаз

Руководитель проекта А. Маркелова

Корректор З. Скобелкина

Компьютерная верстка О. Макаренко

Дизайн обложки Д. Изотов

Cover design by Jenny Kimura

* * *

Великолепная, продуманная до мелочей история, пронизанная валлийским фольклором и мифологией.
KIRKUS

Романтические чувства, захватывающий сюжет и мрачная атмосфера.
PUBLISHERS WEEKLY

Отличная книга для любителей фэнтези всех возрастов.
SCHOOL LIBRARY JOURNAL

Бритни, которая читала мои первые рассказы, забиралась вместе со мной в старую медную шахту и не выкинула меня из окна третьего этажа, когда был такой шанс.

Пролог

ЧЕТВЕРО ДЕТЕЙ У ФЕРМЕРА были обычными, и, когда пятая дочь родилась с магическим даром, отец очень удивился.

Вернее всего было бы пойти к ведьме, но на это у фермера не хватало денег.

Поговаривали, будто в городах магию извели. Тилвит-тег[1] бежали, потому что на каждом углу там теперь железо, дороги замостили, да и просто людей развелось слишком много. Зато в глуши, среди полей, холмов и древних лесов, удивительные создания не перевелись. Родители с детьми отправлялись к ночи в чащу – посмотреть, что их ждет. Ходил слух, будто в соседней деревушке к одному новорожденному прилетела стая воронов и тот парень вырос лихим рубакой. Он сеял смерть на поле брани, и уже несколько князей зазывали его на службу… только вот кто-то подсыпал ему яда в эль.

– Забери ее в дом, – шепотом велела она фермеру. – Спрячь и никому ничего не говори.

– Что так? – удивился фермер.

– Если о том, какая она, прознает князь, – жестко сказала ткачиха, – он заберет ее себе.

– Для чего?

Ткачиха покачала головой:

– Не пускай ее купаться. Держи подальше от рек и ручьев.

Какое-то время все шло гладко.

Но время шло, и постепенно то, что так встревожило ткачиху, открылось.

А когда ей было восемь, она спасла жизнь маленькому ребенку.

Родители мальчика без конца благодарили спасительницу, а свидетели зашептались, забормотали:

– Магия.

В этой девочке жила магия.

В руки фермеру лег кошель золота – смягчить боль потери.

Стрелу, что повалила скакуна, она не увидела, только кубарем полетела на землю и упала на мягкую подушку из мха. Зато шпион ударился головой о ствол дерева. Пока он лежал в беспамятстве, преследователь спешился. На нем была одежда цветов соседнего кантрефа[2], на руках белели шрамы от клинков. Достав из-за пояса охотничий нож, он двинулся к девочке.

Но никто не пришел.

И она поняла: никто и не придет.

Девочка вцепилась в мох, ощутила знакомую сырость напитанной дождем земли… и у нее мелькнула мысль.

Она вскинула перепачканную во мхе руку и воззвала к своей силе.

Возможно, стоило отпустить его.

Но девочка разозлилась. Никто не защитил ее, все оставили. Отец продал шпиону, но и тот не уберег.

Оставалось только самой за себя постоять.

И ей это удалось.

Часть I
Заклинательница

Глава 1

КОГДА ПОСЕТИТЕЛЬ ухватил Мер за руку третий раз, она прикинула, не утопить ли его.

Хотя кто-нибудь все равно сообразит, что тут дело не чисто.

Только это и остановило Мер.

К тому же убивать Риса было бы неправильно. Неправильно, и все тут.

Мер высвободилась.

– Рис, – ледяным голосом сказала она, – я же просила подождать. Сейчас принесу тебе эля.

– Не прошло и года, – буркнул он.

– Ты еще это не допил. – Мер кивнула на его кружку. Рис проследил за ее взглядом и прищурился.

– Простите, что заставила ждать, – тихо извинилась она.

Мер вытерла пот со лба и тут же поправила волосы, убедившись, что они прикрывают уголок левого глаза.

И была бы еще больше похожа на дом, если бы не пьянчуги.

Когда Рис в четвертый раз потянулся к Мер, она едва справилась с собой, чтобы не вывернуть ему руку.

– Ладно, ладно. – Девушка забрала его кружку. Налила еще и вернулась.

Рис сердито посмотрел на нее слезящимися глазенками:

– Давно пора. Тебе же платят, чтобы ты подавала это пойло.

– Смотри, как бы Карис не услышала, – ответила Мер.

– Что делаешь? – Мер опустила поднос на стол.

– За твои лепешки народ передерется, – заверила Мер, и Элгар застенчиво улыбнулся.

– Уже можно выносить? – спросила она.

Элгар кивнул:

– По-твоему, мне нравится кости глодать? – Мер облокотилась о стол.

– Я видел, как ты кормила собаку у фермы Хета, – зардевшись, сказал Элгар.

Животные Мер нравились. В них была простота и невинность, не то что в людях.

Мер рассмеялась:

– Мне только собаку заводить…

– Ты же о ней заботишься. – Элгар ткнул в ее сторону деревянной ложкой.

– Это не навсегда. Только пока…

«…Пока снова не придется бежать», – подумала Мер. А вслух закончила:

– Пока ее не приютит кто-то другой

Сердце болезненно сжалось.

Его лица Мер не видела вот уже четыре года.

Ренфру.

Никого внутри: солдаты ее не поджидали. Облегченно расправив плечи, Мер вошла и заперлась.

Вниз не вернулась, решив уходить через окно.

Мер ударила в ставни плечом. Было больно, однако они все равно не открылись.

Видно, снаружи их чем-то подперли, а значит…

А Мер сыграла ему на руку.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Ренфру, держа отмычки.

– Я же учил тебя, – ласково упрекнул он девушку, – всегда оставляй хотя бы два пути для побега.

Лезвие вонзилось в дверной косяк. Еще чуть-чуть, и Ренфру рассекло бы ухо, но шпион даже не вздрогнул.

– Мимо. – Он выдернул нож из дерева.

Мер не ответила. Она не целилась в него, лишь отвлекала внимание.

Тяжелые сапоги Ренфру блестели от дождя. Мер вытянула руку, закрыла глаза и обратилась к своей силе.

Запас воды хотя бы восполнить легко. Попил – и готово дело.

Примороженный к полу, Ренфру не смог даже ноги поднять.

– Я же учила тебя, – холодно произнесла Мер, – хочешь драться со мной – высуши сперва обувь.

– Мер, – произнес Ренфру и… рассмеялся. Тепло, от души, искренне. – Мне тебя не хватало.

– Убьешь меня? – равнодушно спросил Ренфру.

Мер колебалась всего мгновение:

– Нет. Но ты будешь торчать здесь, пока я не убегу.

Ренфру расслабился.

– Не пори горячку. Прежде чем решать, посмотри-ка на меня хорошенько.

Вместе с пальцем.

– Видишь ли, – все так же мягко проговорил Ренфру, – ты не единственная, кто оборвал старые узы.

– Ты лжешь, – сказала Мер.

Ренфру покачал головой:

– Тебе я никогда не лгал.

– Если ты говоришь правду, тогда вот что скажи. Ты знал? – резко спросила Мер.

Ренфру вопросительно склонил голову набок.

– О том, для чего князь использовал мою силу. – Голос Мер все же дрогнул. – Когда послал меня на войну. Ты знал?

Молчание затянулось, и внезапно Ренфру показался ей на десять лет старше.

– Нет, – ответил он. – Я не знал.

Из Мер словно выпустили воздух, словно глубоко внутри развязался тугой узел. Если Ренфру не знал…

Доверять ему по-прежнему было нельзя, но отпустить, наверное, – можно.

– Если ты не хочешь вернуть меня князю, – сказала Мер, – тогда зачем пришел?

У Ренфру дернулся уголок рта:

– Я скучал по тебе.

– И? – поторопила она.

– Мне нужен человек с твоим магическим даром, – закончил шпион.

– Есть дело, – сказал шпион. – Последнее. Я щедро заплачу, и тебе удастся то, что пока не удалось.

– Это что же мне не удалось?

Он потянулся к ее лицу, и Мер отпрянула.

Хотелось спорить, возражать, но Ренфру говорил правду: князь сделал все, чтобы Мер жила как загнанный кролик.

– Последнее дело, – мягко повторил Ренфру. – И ты купишь себе свободу.

Мер присмотрелась к нему:

– Я своей силой больше не пользуюсь.

Сушка носков не в счет, так что Мер почти не соврала.

– Но меня ты ловко подловила, – напомнил Ренфру.

– Ты… исключение. – Облизнув губы, Мер ощутила соленый привкус пота.

Если знаешь, где искать, то вода найдется повсюду.

– Мертв, – перебил Ренфру. – Его ограбили и перерезали горло.

Этого Мер не знала.

– А что женщина к югу от…

Грудь словно сдавило железным обручем. Было ведь всего трое таких, как Мер.

Обруч на груди сжался еще сильнее.

– Это он выследил остальных?

Ренфру ответил спокойным и твердым взглядом:

– Ты последняя.

Мер оперлась о стену, чтобы не упасть. Последняя. Она последняя заклинательница воды на островах.

Нужно бежать. Сегодня же.

– Не могу, – сказала Мер. – Ренфру… прости, но…

Ренфру кивнул.

– Я все понимаю, дорогое дитя. – Он шагнул в сторону, освобождая путь к двери. – Будь осторожна.

Вдруг кто-то вцепился ей в локоть.

Котомка соскользнула с плеча и ударилась о бедро. Мер обернулась, ожидая увидеть Ренфру.

Но это был Рис. Багровый от выпивки и гнева и дружелюбный, как дикий кабан.

– Тебя где носило? – неразборчиво, будто пережевывая слова, проворчал он. – Мне выпить хотелось.

– Сгинь! – За спиной у Риса возник Элгар, вооруженный скалкой, и отшвырнул его в сторону.

Рис поморгал, ощупал затылок и зло посмотрел на повара.

– Ах ты, наглый, мелкий… – Он потянулся к поясу.

Элгар, будто мечом, замахнулся скалкой:

– Убирайся, Рис, а не то…

– Чтобы кухарь так со мной говорил… – Вконец побагровев от злости, выпивоха бросился на него.

Разоружить, обездвижить, убежать.

Это было первое, чему ее научили на уроках боя, и вспомнилась наука легко, как дыхание.

Но улыбка сошла с ее губ.

Но не успела сделать и трех шагов, как ее схватили.

Другой наклонился к ней и отдернул с лица волосы. Прошипел:

– Клеймо князя. Да у нас тут беглая узница, ребята.

Однако связь с магией оборвалась, потому что на запястья Мер легло железо.

Единственный, кто смотрел по-доброму, был Элгар.

– Мер? – произнес он.

Глава 2

МЕР БЫЛО ВОСЕМЬ ЛЕТ, когда ее отдали Ренфру.

Однажды ночью Мер, сама того не заметив, оказалась у двери в комнату военного совета.

Место запретное, дверь заперта, и ходу ей сюда не было.

Мер приложила к двери ладонь, дала своей силе просочиться в дерево.

Мер ухватилась за круглую ручку, надавила со всей мочи, и, скрипя о пол, просевшая дверь открылась.

– Какая прелесть, – произнес чей-то голос.

Подняв взгляд, она увидела его.

Человека, что привез ее в замок, забрал ее у семьи. Ренфру. Княжеского соглядатая.

– Дверь же вроде была заперта? – спросил Ренфру.

Мер хотела соврать, но мама учила всегда говорить правду, и она решительно кивнула.

– А, – протянул Ренфру, но обращался будто не к ней. – Войти-то ты вошла, но как думала сбежать?

Шпион опустил Мер на пол, и она пристыженно зарделась:

– Через ту же дверь.

Ренфру поцокал языком:

– Я хотела посмотреть, что тут. – Мер упрямо вздернула подбородок.

– Знаешь, что вон на тех картах? – спросил Ренфру. – Или в тех заметках? Читать умеешь?

Мер покачала головой.

– А научиться хочешь?

– Да, – ответила Мер.

Так началось ее обучение.

По прутьям клетки скатывалась вода.

Однако железо делало ее беспомощной, как обычного человека.

Ее способности назывались по-разному.

Они говорили, что детей вроде Мер коснулись иные.

Мер так крепко стиснула кулаки, что ногти впились в ладони.

Тела, разбросанные у колодца; солдаты, сбрасывающие мертвых в воду.

…и все это случилось по ее вине.

В конце концов спасла Мер вовсе не храбрость, а чистое упрямство.

Люди желали ей смерти.

И это зародило в ее своевольном сердце жажду жизни.

Поморщившись, Мер снова подергала цепи. Будь у нее проволока, она сумела бы вскрыть замок…

Снаружи донесся какой-то легкий звук.

Дверь клетки распахнулась.

И внутрь шагнул Ренфру.

Мер облегченно расслабила плечи:

– Ренфру.

– Не совсем готова.

– Как и следовало ожидать. Ни воды, ни еды. Меня отвезут к князю.

– Да, – сказал шпион. – Да, к нему. И меня бы отвезли, не лиши я охранника снаружи… способности нести караул.

Убийство одновременно и проще, и нет.

– Так ты пришел убить меня? – спросила Мер. – Было бы милосердно.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ты пришел?

– К тебе в таверну или в эту повозку?

– И туда, и сюда.

Уголок рта Ренфру дернулся в слабой улыбке:

– Причину я тебе уже назвал. Ты последняя, и ты мне нужна.

– Как заклинатель воды?

– Как ты сама. Ты была самой лучшей. Самой способной, самой даровитой – едва стала выше моего колена…

– Если думаешь купить мою преданность похвалами, – перебила Мер, – то знай, ничего не получится.

Ренфру тихо рассмеялся:

– Ты говорил, – напомнила Мер. – Только не сказал, что за работа.

– Мы собираемся свергнуть князя.

– Ты шутишь?

– Нисколько, – ответил Ренфру. – Я полностью честен. Слишком долго власть Гаранхира никто не оспаривал.

1 Один из видов фейри в валлийской мифологии. (Здесь и далее прим. переводчика.)

2 В средневековом Уэльсе – административная единица, имевшая свой суд.

Продолжение книги

Затонувший лес бесплатное чтение

Эмили Ллойд-Джонс Затонувший лес

* * *

Пролог

Часть I Заклинательница

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Пролог

Часть IЗаклинательница

Глава 1

Глава 2

Эмили Ллойд-Джонс
Затонувший лес

Часть I
Заклинательница

Часть I
Заклинательница